Хромосома 6 Одаренность

Как я ни боролся с собой, но первые главы этой книги посвятил генетическим заболеваниям. Теперь мне, навер­ное, в наказание нужно сто раз написать: ГЕНЫ НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫЗЫВАТЬ ЗАБОЛЕВАНИЯ. Мутация и генетическое заболевание — это не одно и то же. Только в некоторых генах в результате определенных мутаций про­исходит поломка, которая ведет к заболеванию. В большин­стве других случаев изменение гена не делает его хуже, а делает другим. Мы не можем сказать, что ген голубых глаз — это сломанный ген карих глаз, а ген рыжих волос — это не­правильный ген волос цвета каштана. Такие гены называют аллелями, т.е. альтернативными версиями одного и того же гена, среди которых нет ни плохих, ни хороших. Они все нормальные, но отличаются друг от друга.

После знакомства с простыми примерами наследствен­ности пришло время заглянуть в самые запутанные дебри генетического леса — наследование интеллекта.

Хромосома 6 — это лучшее место для начала изучения данной темы. Именно на этой хромосоме в 1997 году один бравый, или даже бесшабашный, ученый нашел «ген интел­лекта». Нужно быть смелым человеком, чтобы сделать такое заявление, зная, какая волна скептицизма и насмешек будет обрушена на твою голову. В основе такого скептицизма ле­жит не только то, что эту тему давно уже запятнали лже­ученые, работающие на политические заказы, но и просто здравый смысл. Мать Природа не доверила развитие нашей интеллектуальности слепым генам, отдав предпочтение вос­питанию, обучению, культуре и жизненному опыту.

Но именно о «гене интеллекта» объявил в 1997 году Роберт Пломин (Robert Plomin) со своими коллегами. Каждый год в летнем лагере в штате Айова в США собира­ются из всех школ Америки вундеркинды в возрасте 12-14 лет, показавшие незаурядные знания и успехи, близкие к гениальности. (В лагерь приглашается 1 % учащихся, пока­завших лучшие результаты тестирования с IQ в пределах 160.) Пломин предположил, что у этих детей идеальными должны быть все гены, которые так или иначе оказывают влияние на интеллект. Были взяты анализы крови, и группе Пломина удалось найти маленький специфический участок ДНК на хромосоме 6. (По правде говоря, поиск велся не во всем геноме, а именно на хромосоме 6, поскольку на ее осо­бую роль в приобретении интеллекта указывали исследо­вания других ученых.) Шаг за шагом продвигаясь по длин­ному плечу хромосомы 6, удалось найти участок, который у большинства гениальных детей отличался от среднеста­тистических показателей. Вновь, как и в случае с астмой, закономерность не была абсолютной. Просто у гениальных детей этот изменчивый участок хромосомы чаще изменял­ся в одну сторону. Изменчивая последовательность лежала в середине гена, которому дали имя IGFJl (Chorney М. J. et al., 1998. A quantitative trait locus associated with cognitive ability in children. Psychological Science 9: 1-8).

Развитие направления в генетике по изучению интел­лекта никогда не шло гладко. Пожалуй, в истории науки трудно найти большую глупость, чем та, что было сказана по поводу интеллекта. Прежде всего встает вопрос, кого от­нести к умным, а кого — к дурным. Я понятия не имею о сво­ем IQ. Я проходил тесты в школе, но никогда не спрашивал о результате. Первый раз я просто не понял, что тест сда­ется на время, поэтому не ответил и на половину вопросов. Может, это говорит о моей невнимательности, но причем тут интеллект. Здравый смысл и жизненный опыт убеждают меня в недостоверности измерения интеллекта в баллах.

Абсурдной кажется сама идея того, что такую сложную шту­ку, как интеллект, можно измерить у человека за полчаса.

Действительно, первые методы измерения интеллекта были очень примитивны и базировались на предвзятом отношении к вопросу. Пионером в этом направлении ис­следований был Фрэнсис Гальтон (Francis Galton). Он на­чал наблюдать за развитием детей в разных семьях с целью отделения врожденного интеллекта от приобретенного. Гальтон не скрывал своих убеждений: «Моя основная цель состояла в том, чтобы разобраться в разнообразии наследо­вания способностей у людей, а особенно в разных семьях и расах, чтобы на примерах самой природы проследить, как в эволюции человека более совершенные роды вытесняли на обочину отстающих, а также чтобы понять, не следует ли нам приложить усилия и поспособствовать естественно­му ходу эволюции, а не оставлять эти вопросы на произвол судьбы» (Galton F. 1883. Inquiries into human faculty. Macmillan, London).

Другими словами, Гальтон собирался выводить более совершенные породы людей наподобие выведения пород крупного рогатого скота.

Именно в США проверка интеллекта приобрела особен­но уродливые формы. Тесты на интеллектуальность в нача­ле прошлого века внедрил в американскую жизнь 1оддард (Н. И. Goddard), позаимствовав их у француза Альфреда Бине (Alfred Binet). Было предложено использовать те­стирование на иммигрантах, чтобы проверить, годятся ли они для Америки. 1оддард был не только уверен в том, что большинство иммигрантов «идиоты», но и в том, что про­фессионал сможет отделить умных от дураков, задав пару вопросов. Действительно, результаты были ниже среднего уровня или, как говорили, западно-американского уровня. Ну откуда еврейским мальчикам из Польши было знать, что сетка на теннисном корте натягивается посередине, если они смутно представляли себе, что такое теннис. 1Ъддард был абсолютно убежден в том, что интеллект, это врож­денное качество: «Уровень интеллектуального развития, которого способен достигнуть каждый отдельный человек, всецело зависит исключительно от качества хромосом, пришедших к нему во время зачатия. Этот уровень слабо зависит от всех остальных факторов, за исключением слу­чаев серьезных увечий, ведущих к потере врожденных спо­собностей» (Goddard Н. Н. 1920. — цит. по кн.: Gould S. J. 1981. The mismeasure of man. Norton, New York).

Неудивительно, что с такими взглядами Годдард допу­скал много перегибов. Он был довольно влиятелен в поли­тических кругах, поэтому добился разрешения тестировать всех приезжающих иммигрантов на острове Эллис. К нему вскоре присоединились единомышленники с еще более радикальными взглядами. Роберт Иеркс (Robert Yerkes) убедил армейский генералитет США в необходимости те­стирования миллионов новобранцев, отправляемых на Первую мировую войну. И хотя на результаты тестов никто не обращал внимания, Иеркс набрал достаточную мате­риальную базу для лоббирования идеи, что тестирование интеллекта должно проводиться в национальном масшта­бе во время приема на работу, чтобы быстро и надежно разделить людей на категории разного качества. Именно результаты тестирования новобранцев легли в основу де­батов Конгресса США в 1924 году о принятии акта, строго ограничивающего приток иммигрантов из стран Южной и Восточной Европы, которые интеллектуально «менее раз­виты», чем люди «нордического» типа, доминировавшие в США до 1890 года. В действительности в этих дебатах наука мало кого интересовала. Данный акт был типичным при­мером расовой предвзятости и национального протекцио­низма. Но тестирование Иеркса придало происходящему вид научности.

К истории евгеники мы еще вернемся в следующих гла­вах книги, печально только, что эта история привела к полному неприятию какого-либо тестирования интеллекта академическими учеными, особенно работающими в об­ласти социальных наук. Когда маятник истории незадолго до Второй мировой войны смел с трибун псевдонаучных расистов, на саму идею наследования интеллекта было на­ложено табу. Иеркс, Годдард и их соратники совершенно не принимали во внимание индивидуальные особенности развития и воспитания людей, доходило до того, что они предлагали дать ответы на тесты, написанные на англий­ском языке, людям, не говорящим по-английски или не уме­ющим писать. И глубокая убежденность в том, что знания и способности являются врожденными, не позволяла им критически отнестись к полученным результатам. Но чело­век как раз отличается от животных своей способностью к обучению. Показатели IQ сильно зависели от того, в какой среде воспитывался человек и чему учился. Очевидность этого влияния и брезгливое отношение ученых к расизму привели к тому, что идея наследования интеллекта вообще перестала рассматриваться.

В идеале наука должна двигаться по пути выдвижения многочисленных версий и гипотез, большинство из кото­рых затем отметаются как ошибочные. Но так почему-то не происходит. Точно так же, как в 1920-х годах в корне пресекались любые идеи о влиянии воспитания на врож­денные способности, в 1960-х годах научный мир отказы­вался признавать любые факты, указывающие на влияние наследственности на интеллект. Удивительно, но в вопро­сах воспитания и наследования интеллекта ученые гораздо чаще были в плену заблуждений, чем простые люди, руко­водствовавшиеся здравым смыслом. Любая домохозяйка знала, что воспитание необходимо, но при этом ни у кого не вызывал сомнений вполне очевидный факт наследова­ния способностей. Только ученых постоянно заносило то в одну, то в другую сторону.

Нет ни одного общепризнанного определения интел­лекта. Существуют такие понятия, как быстрота мышле­ния, способность к логическому мышлению, память, сло­варный запас, математические способности, усидчивость. Все это признаки интеллекта, но редко все они сочетаются в одном человеке. Гений может творить глупости в обыч­ной жизни, плохо разбираться в искусстве и неумело во­дить машину. Футболист, имевший посредственные оценки во время учебы в школе, способен мгновенно оценить об­становку на поле и сделать выигрышный пас. Музыкальный слух, способности к иностранным языкам и даже способ­ность понимать других людей не всегда сочетаются с мате­матическими и инженерными талантами. Ховард Гарднер (Howard Gardner) выдвинул идею множественной интел­лектуальности, согласно которой интеллект представля­ет собой сумму отдельных талантов. Роберт Штернберг (Robert Sternberg) предложил выделить три независимых типа интеллекта: аналитический, творческий и приклад­ной. При постановке аналитических задач дается четкое определение условий и указывается набор инструментов, необходимых для решения. Аналитические задачи имеют только одно правильное решение, не связанное с реальной жизненной ситуацией и каким-либо практическим приме­нением. Типичный пример аналитической задачи — школь­ные экзамены. Напротив, прикладные задачи, не имеющие четких предварительных условий, проистекают из жизнен­ных проблем. У таких задач может быть несколько реше­ний, имеющих разную степень эффективности. Уличный бразильский подросток может совершенно не знать школь­ной математики, но легко считать в уме, когда ему это нуж­но. С помощью IQ не удастся измерить способности жокея. Школьники Замбии легко справляются с тестами-голово­ломками, требующими пространственного мышления, но пасуют с ответами на бумаге, английские школьники — их прямая противоположность.

Школа уделяет особое внимание аналитическим, а не прикладным проблемам. Так же подбираются вопросы для тестирования IQ. Хотя форма и содержание тестов могут меняться, они всегда рассчитаны на людей определенно­го склада ума. Можно ли сделать вывод, что IQ — это слу­чайное число, не имеющее ничего общего с интеллектом? Несмотря на все недостатки и ограниченность IQ, что-то этот коэффициент все-таки измеряет. Если сопоставить результаты тестирования по разным тест-системам, то вы обнаружите четкую ковариацию. В 1904 году матема­тик Чарльз Спирмен (Charles Spearman) впервые указал на то, что дети, успевающие по одному предмету, обычно успевают и по другим. Могут существовать разные типы интеллекта, но между ними, безусловно, есть корреляция. Спирмен назвал этот коэффициент корреляции «общим интеллектом» и обозначил буквой g. Не все соглашались со Спирменом. Одни считали его «общий интеллект» лишь статистическим выкрутасом, другие, наоборот, верили в то, что наконец у слов «умный» и «дурной» появилось свое измерение. Дальнейшая практика показала, что коэффи­циент интеллекта g действительно больше других коэффи­циентов соответствует реальной успеваемости учеников в старших классах. Четкая зависимость была установлена между g и скоростью выполнения задач. Другими слова­ми, люди с более высоким коэффициентом g быстрее вос­принимают задачу и находят правильное решение. Кроме того, оказалось, что коэффициент общего интеллекта со­храняется неизменным на протяжении всей жизни, от 8 до 80 лет. Конечно, объем знаний меняется, но вычисленная статистически общая интеллектуальная способность оста­ется неизменной. Есть данные о том, что даже способность грудного ребенка быстро реагировать на внешние стимулы коррелирует с высокими показателями IQ во взрослом воз­расте, хотя трудно представить, каким образом такие ис­следования были проведены. Тем не менее с уверенностью можно сказать, что есть прямая зависимость между общим интеллектом и оценками школьников на экзаменах, а также их способностью более полно усваивать школьный матери­ал (Neisser U. et al. 1996. Intelligence: knowns and unknowns. American Psychologist 51: 77-101).

Это не оправдывает фатализм во взглядах на образова­ние. Большие различия в общей успеваемости учеников разных школ и разных стран четко указывают на огромное значение хорошо поставленного обучения школьников. «Гены интеллекта» не могут работать в вакууме. Для разви­тия и реализации врожденного интеллекта нужны постоян­ные внешние стимулы.

Давайте все же попробуем, каким бы глупым и предвзя­тым это не казалось, принять за основу предположение о том, что интеллект можно измерить с помощью набора тестов и выразить коэффициентом общего интеллекта g. Действительно интересен факт, что, несмотря на все по­грешности и несовершенства системы тестирования, вы­числяемый коэффициент доставался стабильным и соизме­римым в ряде независимых исследований. Если достоверная статистическая зависимость между IQ и некоторыми генами прослеживается даже сквозь «туман несовершенных изме­рений», как сказал об этом Марк Филпотт (Mark Philpott), то это тем более доказывает, что генетическое наследова­ние интеллекта действительно существует (Philpott М. 1996. Genetic determinism. In Tam H. (ed.). Punishment, excuses and moral development Averbury, Aldershot). Кроме того, в настоя­щее время используются значительно более объективные тесты, в которых делается поправка на национально-куль­турные особенности и профессиональную специфику.

В 1920-х годах, во времена расцвета вульгарной евгени­ки, не было никаких экспериментальных подтверждений наследования интеллекта. Была лишь слепая вера радете­лей за генетическую чистоту, основанная на голых предпо­ложениях. Сегодня у нас уже есть результаты научных на­блюдений за совместным развитием родных и приемных детей. Правда, эти результаты, как вы увидите далее, хотя и подтверждают некоторую наследуемость способностей, оказались довольно неожиданными.

В 1960-х годах в Америке близнецов-сирот часто разде­ляли с самого рождения и отдавали на воспитание в разные семьи. Обычно так поступали без какого-либо умысла, но известны случаи, когда одержимые ученые заранее плани­ровали и осуществляли такие эксперименты, чтобы про­верить (а точнее, всем доказать), что на развитие ребенка влияет исключительно воспитание и окружающая среда, но никак не гены. Наиболее известный случай произошел в НьюЙорке, когда один психолог-фрейдист с наклонно­стями инквизитора разделил при рождении двух девочек,

Бет (Beth) и Эми (Amy). Эми была отдана на воспитание бедной, страдающей ожирением и комплексами неполно­ценности женщине, не отличавшейся любовью к приемной дочери. Не трудно предугадать, что Эмми, в соответствии с теорией Фрейда, выросла нервной и замкнутой. Однако имелось одно обстоятельство: Бет повторяла свою сестру в мельчайших деталях, несмотря на то, что выросла в се­мье богатой, общительной, любящей и радушной женщи­ны. Не было отмечено никаких существенных отличий в характере и способностях Эми и Бет, когда они вновь вос­соединились через 20 лет. Вместо того чтобы доказать ис­ключительность воспитания в деле развития личности, экс­перимент показал могучую силу инстинктов, заложенных в нас (Wright L. 1997. Twins: genes, environment and the mystery of identity. Weidenfeld and Nicolson, London).

Наблюдения над разделенными близнецами, начатые сто­ронниками детерминизма воспитания и окружающей среды, были продолжены учеными, находящимися по другую сто­рону баррикады, в частности Томасом Боучардом (Thomas Bouchard) в университете Миннесоты. Начиная с 1979 года он разыскивал по всему свету разделенные пары близнецов и сводил их вместе, по ходу дела проводя тестирование IQ. Другие ученые в это же время проводили наблюдение над приемными детьми, сравнивая их IQ с показателями прием­ных родителей и их родных детей. Сведя результаты всех ис­следований и просуммировав данные о десятках тысяч лю­дей, ученые составили таблицу, показанную ниже. Цифры обозначают процент корреляции: 100% — полная идентич­

ность, а 0% — совпадения в пределах случайности.

Повторное тестирование одного и того же человека            87

Однояйцовые близнецы, выросшие вместе                          86

Однояйцовые близнецы, выросшие раздельно                     76

Разнояйцовые близнецы, выросшие вместе                         55

Родные братья и сестры                                                        47

Родители и дети, живущие в одной семье                             40

Родители и дети, живущие раздельно                                   31

Приемные дети, выросшие вместе                                         0

Случайно выбранные люди                                                     0

Неудивительно, что максимальная корреляция обнаруже­на у однояйцовых близнецов, выросших вместе. Поскольку они имеют одни и те же гены, одну утробу и одну семью, их показатели неотличимы от результатов, полученных при повторном тестировании одного и того же человека. Разнояйцовые близнецы, появившиеся из одной утробы, но генетически не более сходные друг с другом, чем обычные братья, уже не показывают такого совпадения в развитии. И все же уровень совпадений выше, чем у братьев и сестер, родившихся в разное время. Это свидетельствует о том, что события, происходящие в первые месяцы жизни, или еще до рождения, когда дети находятся в утробе матери, оказывают влияние на все последующее развитие человека. Не менее впечатляют результаты сравнения уровня развития прием­ных детей, выросших в одной семье, — 0%. Одинаковое вос­питание и обстановка не оказывают никакого влияния на IQ (Scarr S. 1992. Developmental theories for the 1990s: develop­ment and individual differences. Child Development 63:1-19).

Важность внутриутробного развития была признана только недавно. В соответствии с проведенными исследова­ниями 20%-я корреляция в развитии интеллекта близнецов объясняется тем, что они родились из одной утробы, тог­да как у обычных братьев и сестер тот факт, что у них была общая мать, дает только 5%-ю корреляцию в развитии ин­теллекта. Различие объясняется тем, что близнецы в прена- тальный период оказывались под влиянием одних и тех же факторов, которые определили их дальнейшее развитие, т.е. наше развитие до рождения оказалось почти в четыре раза важнее всего последующего воспитания и обучения. Другими словами, даже та часть нашего интеллекта, за раз­витие которой отвечает воспитание, а не природа, всецело зависит от условий, в которых мы находились в утробе ма­тери. Развиваясь, ребенок выполняет программу, заложен­ную в нем природой, но выполнение этой программы идет через воспитание. Именно потому, что ребенок развивает­ся по индивидуальной программе, не следует делать скоро­палительных выводов о его способностях, пока ребенок не вырос (Daniels М. et al. 1997. Of genes and IQ. In Devlin B. et al. (eds). Intelligence, genes and success. Copernicus, New York).

Но все это противоречит здравому смыслу. Неужели наше развитие не зависит от прочитанных книг и отношений в семье и школе? В действительности тут нет явного противо­речия. В конце концов, разве нельзя объяснить наследствен­ностью тот факт, что в одной семье умные родители и дети любят читать книги, вместо того чтобы утверждать, что именно чтение книг сделало их умными. За исключением на­блюдений за развитием родных и приемных детей, пока не проводились никакие дополнительные исследования, кото­рые могли бы четко разграничить наследственное развитие и семейное воспитание. Результаты наблюдений над родны­ми и приемными детьми свидетельствуют в пользу генетиче­ской предрасположенности к умственному труду. Но и здесь возможна ошибка: слишком узок был социальный слой, в котором проводились исследования. В основном это были белые американские семьи среднего класса с очень малой долей бедных и негритянских семей. Но все американские семьи среднего класса почти не отличаются по числу прочи­танных книг, условиям жизни и качеству обучения в школе. Возможно, поэтому влияние книг, учебников и семейного воспитания нивелировалось в этих исследованиях.

Все эти исследования показали, что примерно полови­на нашего интеллекта наследуется, а около 40% находится под влиянием среды обитания, которую мы разделяем с нашими братьями и сестрами, т.е. под влиянием семьи. На остальные 10% приходится пренатальное влияние, школа, хорошие друзья и дурные компании. Но и с этим нельзя полностью согласиться. Как ваш интеллект, так и влияние на него наследственных факторов, могут меняться. По мере того как мы растем и набираемся опыта, влияние ге­нов на наш интеллект тоже растет. Что? Но это же полная чушь! Тем не менее факты показывают, что если развитие ребенка лишь на 50-55% определяется наследственностью, то интеллектуальный уровень взрослого на 75% зависит от врожденных способностей. По мере того как мы взросле­ем, постепенно реализуется наша программа развития, ко­торая сбрасывает с себя, как шелуху, постороннее влияние. Когда мы вырастаем, мы выбираем ту среду обитания, ко­торая больше соответствует нашим внутренним тенденци­ям, вместо того чтобы подстраиваться под существующие реалии, как в детстве. Мы можем сделать следующие выво­ды: наследуется не ум, а способность к развитию, причем внешние факторы не столько влияют на внутреннее разви­тие человека, сколько подталкивают его к поиску места, где бы он находился в гармонии со своим внутренним миром. Наследственность не означает неизменность.

Фрэнсис Гальтон, о котором мы уже говорили в этой гла­ве, приводил одну очень интересную аналогию: «Дети часто забавляются тем, что бросают в небольшие ручейки веточ­ки и наблюдают, как несет их течение. Вот сучок остановил­ся, зацепившись за какое-то препятствие, потом за другое, затем его подхватил поток и стремительно понес вперед. Можно придавать особое значение тому или иному событию и рассуждать о том, какую большую роль в судьбе сучка сы­грали непредвиденные случайности. В это время все сучки будут уноситься ручьем вдаль, и если взять достаточно боль­шой промежуток времени, то их средняя скорость будет со­вершенно одинаковой». Усиленная школьная программа и дополнительные занятия, безусловно, повлияют в лучшую сторону на развитие интеллекта ребенка, но лишь в краткос­рочной перспективе. После завершения школы интеллекту­альные способности будут выравниваться, достигая с возрас­том того уровня, который был установлен природой.

Если вы согласились со справедливостью критики того, что роль наследования интеллекта была преувеличена в экс­периментах, ограниченных одним социальным классом, тог­да вы должны признать, что роль наследственности возрас­тает в современном обществе, где различия между классами постепенно стираются. Действительно, по иронии судьбы в обществе, где успех человека определяется его способно­стями, а не происхождением, именно происхождение, т.е. унаследованный интеллект, начинает играть особо важную роль. В прошлом жизнь впроголодь и тяжелый изнуритель­ный труд приводили к тому, что бедный человек не дости­гал уровня, уготованного ему природой. Сегодня благодаря тому, что в развитых странах решена проблема по обеспече­нию всех слоев общества достаточной и доступной пищей, различия в способностях и достижениях индивидуумов можно объяснить только различиями в наследственности. Другое дело, можно поспорить о том, насколько соответ­ствуют друг другу способности, успех и интеллигентность, на которую как раз и влияют качество школы и семейного воспитания. Общество равных возможностей не делает лю­дей одинаково воспитанными, скорее наоборот. И все же, следует признать правильность парадоксальной идеи: в об­ществе равных возможностей гены играют большую роль.

Наследственностью можно объяснить различия в интел­лекте у отдельных людей, но не групп людей. Интеллект на­следуется примерно одинаково у разных народов и рас. Но логически не верным будет предположить, что если разли­чия в IQ между людьми на 50% определяются наследствен­ностью, то в основе различий среднего IQ между неграми и белыми или между европейцами и выходцами из Азии также лежит генетика. Проведенные исследования, резуль­таты которых опубликованы в книге The bell curve (Кривая колокола) тоже не подтвердили это предположение. Есть отличие в значениях IQ негров и белых в пользу послед­них, но нет данных о том, что это наследуемое различие. Действительно, в процессе наблюдений за развитием тем­нокожих детей, усыновленных белыми семьями, не было отмечено достоверных отличий в IQ между темнокожими и белокожими детьми (Herrnstein R. J., Murray С. 1994. The bell curve. The Free Press, New York).

Если интеллект наследуется, то должны быть гены, вли­яющие на него. Трудно предположить, сколько таких генов может быть в геноме. Одно ясно, что это должны быть из­менчивые гены, т.е. они должны быть представлены в гено­мах людей в разных вариантах, иначе генетическое наследо­вание интеллекта никак не проявит себя. Действительно, в геноме могут находиться гены чрезвычайно важные для раз­вития интеллекта, но одинаковые у всех людей. Такие гены не могут объяснить различий в интеллекте с точки зрения наследования. Например, у меня пять пальцев на руке, как и у других людей, потому что это предопределено генетиче­ски. Если мы соберем всех людей, у которых меньше паль­цев на руке, то 90% или даже больше составит результат несчастного случая, а не наследственности. Мы установим, что наличие четырех пальцев на руке — это не наследуемый признак, даже несмотря на то что развитие конечностей у зародыша контролируется генетически. Другими словами, генетическая предопределенность и наследование— это не одно и то же. Наследственные признаки мы можем изу­чать только в том случае, если между ними есть отличия. Так, Роберт Пломин в серии экспериментов с ДНК детей- вундеркиндов выявил изменчивый ген. Это не означает, что данный ген — самый важный для развития интеллекта. В ге­номе наверняка есть гораздо более важные гены, влияющие на развитие мозга, но именно поэтому они консервативны и редко меняются или не меняются никогда.

Ген IGFJi, найденный Пломином на длинном плече хро­мосомы 6, на первый взгляд не очень подходит на роль «гена интеллекта». До открытия Пломина этот ген был знаменит своей связью с раком печени. Его можно было бы назвать «геном рака печени», если следовать неправильной тради­ции именовать гены по болезням, которых они в действи­тельности не вызывают. Когда-нибудь ученые установят, яв­ляется ли функция подавления рака печени основной у это­го гена, а влияние на интеллект — побочной, или наоборот. Биохимическая функция белка, кодируемого этим геном, почти ничего не говорит нам о его назначении: «внутри­клеточное транспортирование фосфорилированных фер­ментов лизосом от комплекса Гольджи и клеточной стенки к лизосомам». Это всего лишь транспортный фургон. Ни слова об ускорении шевеления извилинами мозга.

Ген IGFJi имеет гигантские размеры — 7 473 буквы, но этот текст разбит на фрагменты на участке хромосомы длиной в 98 ООО пар нуклеотидов. Смысловые фрагменты разделены бессмысленными интронами (точно так же, как текст журнала постоянно прерывается навязчивой рекламой). Посредине гена есть участок повторяющихся элементов, причем количество повторов склонно менять­ся у разных людей. Возможно, этот вариабельный участок оказывает влияние на уровень интеллекта. Поскольку про­дукт этого гена косвенно связан с инсулином и процессами усвоения сахара, возможно, тут есть определенная связь с данными о том, что люди с высоким IQ отличаются более эффективным потреблением углеводов мозгом. В исследо­ваниях добровольцам предлагалось освоить компьютерную игру «Тетрис». У людей с высоким IQ при этом отмечалось более интенсивное потребление глюкозы мозгом. Но это лишь предположение. Ген Пломина, если в ходе дальней­ших исследованиях вообще удастся подтвердить его связь с интеллектом, может оказывать влияние, используя для этого множество других опосредованных путей (Haier R. et al. 1992. Intelligence and changes in regional cerebral glucose metabolic rate following learning. Intelligence 16: 415-426).

Важность открытия Пломина состоит в том, что впервые удалось перейти от косвенных доказательств наследуемости интеллекта, базирующихся на сравнительном анализе раз­вития близнецов и приемных детей, к прямому изучению ковариаций отдельных генов и уровня интеллекта. Одна ва­риация гена почти вдвое чаще встречается в геномах талант­ливых детей в лагере штата Айова по сравнению со средни­ми значениями для всей популяции — результат, который вряд ли можно объяснить случайностью. Но влияние этого гена на интеллект ограничено. Его воздействием можно объ­яснить повышение коэффициента IQ лишь на 4 балла. Этот ген точно нельзя назвать геном гениальности. По результа­там исследования в Айове Пломин выделил еще десяток ге­нов — кандидатов на роль стимуляторов интеллекта.

Возвращение к идее наследования интеллекта все еще вызывает чувство брезгливости и неприятия в научных кругах. Уж очень резонансной была практика вульгарной евгеники в 20-х и 30-х годах прошлого столетия. Например, Стефан Джей Гоулд (Stephen Jay Gould), критикуя новую волну увлечения наследованием интеллекта, отмечает: «Частичное наследование низких показателей IQ может быть исправлено улучшенной системой образования, а мо­жет и нет. Сам факт наследования не дает никакого ответа на этот вопрос». Действительно, проблема может оказаться в том, что люди, узнав о наследовании интеллекта, воспри­мут эту идею слишком пессимистично относительно роли и важности воспитания. Обнаружение мутаций, лежащих в основе таких проблем с обучением, как, например, дис­лексия, не дает права учителям отказываться от подобных учеников как безнадежных. Наоборот, это должно быть стимулом для поиска особых методов обучения детей, стра­дающих дислексией (Gould S.J. 1981. The mismeasure of man. Norton, New York).

Действительно, ведь даже Альфред Бине (Alfred Binet), который разработал первый тест интеллекта, говорил, что данное тестирование предназначается не для того, чтобы обосновать первенство одаренных детей, а для того, что­бы вовремя выявить отставание в развитии детей и уделить особое внимание их развитию. Пломин приводит самого себя как пример удачной работы системы тестирования. Он был единственным из огромной чикагской семьи, состо­ящей из тридцати двух родных и двоюродных братьев и се­стер, кто получил высшее образование. Он благодарит судь­бу за то, что его высокие показатели тестирования в школе убедили родителей выделить деньги на учебу в колледже. Американская гордость за свою систему тестирования рез­ко контрастирует с британским неприятием этой системы. Не долго просуществовавший и завоевавший дурную славу своей необъективностью эксперимент с экзаменом Кирила Барта (Cyril Burt) — это, пожалуй, единственный случай, когда в систему британского образования было допущено тестирование интеллекта. Если в Англии о тестировании вспоминают как о величайшей глупости, в результате кото­рой талантливые дети отправлялись в школы второго уров­ня, то в США тестирование рассматривают как путевку в жизнь для талантливых детей из бедных семей.

Следует раз и навсегда понять, что смысл наследования интеллекта состоит вовсе не в разделении людей на группы разного качества. Противопоставление Гальтоном приро­ды и обучения не должно найти ложного толкования, как, например, в идеях измерения интеллекта и потенциальных способностей человека путем измерения пропорций его тела. В середине прошлого века всерьез рассматривались теории, согласно которым люди с высоким IQ отличаются от остальных большей симметричностью ушей. Мерилами интеллекта также выступали общая симметричность тела, ширина стопы и лодыжки, длина пальцев, размер грудной клетки и высота лба. Глупость состояла не в поиске корре­ляций, а в том, что их применение было обязательным для вынесения вердикта.

Интерес к замерам пропорций тела с целью использо­вания их в качестве показателей общего развития возро­дился в 1990-е годы. Асимметричность нашего тела впол­не естественна. Например, сердце у большинства людей находится в грудной клетке слева от средней линии тела. Но асимметричность отдельных частей тела совершенно индивидуальна. Например, левое ухо может быть немного больше чем правое, или наоборот. Степень асимметрич­ности может выступать показателем воздействия разных стрессов на организм во время развития: инфекции, токси­ны, плохое питание. Можно предположить, что у людей с высокими показателями IQ тело действительно более сим­метрично, поскольку организм в утробе и в детские годы подвергался меньшим стрессам или лучше справлялся с ними. А устойчивость к стрессам — это наследуемый при­знак. Таким образом, «гены интеллекта» совсем не обяза­тельно должны быть связаны с развитием мозга. Те гены, которые оказывают влияние на устойчивость организма и его способность противодействовать инфекциям, также опосредованно влияют на уровень интеллекта. Вы наследу­ете не интеллект, а способность развить свой мозг до опре­деленного уровня при благоприятных условиях. Можно ли при этом четко противопоставить природу и обучение?

Видимо нет (Furlow F. В. et al. 1997. Fluctuating asymmetry and psychometric intelligence. Proceeding of the Royal Society of London, Series В 264: 823-829).

В подтверждение того, что наследуется не интеллект, а способность к развитию, можно привести известный эффект Флинна. Ученый и политик из Новой Зеландии Джеймс Флинн (James Flynn) обратил внимание на то, что показатели IQ возрастают с каждым годом во всех странах мира со средней скоростью 1 балл за десятилетие. Почему так происходит, трудно сказать. Возможно, это та же при­чина, которая ведет к увеличению роста людей, — лучшее питание в детстве. Например, когда в одной из деревушек Гватемалы рацион питания детей был обогащен белками за 10 лет показатели IQ существенно возросли — эффект Флинна в миниатюре. Но показатели IQ продолжают ра­сти также в развитых странах, где проблема с питанием уже давно решена. Вряд ли объяснением может послужить совершенствование образования. Различные нововведе­ния в школах оказывают лишь временный эффект, при­чем не всегда положительный. Кроме того, IQ возрастает значительно быстрее, чем меняется система образования. Мышление изменяется также качественно. Наибольший прогресс наблюдается в ответах на вопросы, требующие абстрактного мышления. Улрик Нейссер (Urlic Neisser) по­лагает, что эффект Флинна связан с насыщением нашей по­вседневной жизни многочисленными визуальными источ­никами информации: цветными фотографиями, рекламой, фильмами и пр., — что часто замещает собой получение информации из текстовых источников. Развитие ребен­ка сейчас в большей степени находится под воздействием зрительных образов, что способствует более быстрому раз­витию интеллекта (Neisser U. 1997. Rising scores on intelli­gence tests. American Scientist 85: 440-447).

Но как увязать эффект Флинна и другие влияния внеш­ней среды на интеллект с данными, полученными в экспе­риментах с близнецами и приемными детьми, которые сви­детельствуют о доминирующем влиянии наследственности

на интеллект? По словам Флинна, тот факт, что за послед­ние 50 лет средний уровень IQ возрос на 15% говорит либо о том, что в 1950-х годах было больше тупиц, либо о том, что сейчас стало больше гениев. Поскольку о культурном ренессансе в наши дни говорить не приходится, Флинн за­ключает, что в IQ нет ничего генетически наследуемого. Интересно также замечание Нейсера о том, что повыша­ется не общий уровень интеллекта, а лишь его части, на­ходящейся под влиянием быстро изменяющейся внешней среды. Но это не исключает того, что базовая предрасполо­женность к умственному развитию может наследоваться. За два миллиона лет развития общественно-культурных от­ношений людей человеческий мозг мог обогатиться (путем естественного отбора) в дополнение к наследуемым фор­мам интеллекта способностями развиваться под влиянием передающихся из поколения в поколение знаний и тради­ций. Развитие ребенка происходит как под влиянием внеш­них факторов, так и в соответствии с заложенной в нем ге­нетической информацией. Причем, взрослея, человек все в большей степени старается найти в окружающем мире соответствие со своими склонностями или изменить его. Если у человека руки работают лучше, чем голова, он ищет им применение, тогда как «книжный червь» будет искать книги. Гены определяют склонности, но не способности. В конце концов, даже более простые вещи, например близо­рукость, обуславливается не только генетически заданной формой глазного яблока, но и привычками, работой, окру­жающей средой. Чтобы прекратить спор, длящийся уже столетие, следует признать, что «гены интеллекта» дарят человеку не гениальность, а путь к ней.

Последние открытия подтверждают теорию наследования интеллекта. Недавно был открыт новый ген DTNBP1, опять таки на хромосоме б, мутации в котором приводят либо к гениальности, либо к шизофрении (Burdick К. Е. et al. 2006. Genetic variation in DTNBP1 influences general cognitive abi­lity. Human Molecular Genetics 15: 1563-1568). Интересно, что мутации в смежных с ним генах связывают с развитием дислексии и проблемами с чтением, о чем речь пойдет в следующей главе.

Представление о том, что гены определяют строение тела, не ново и давно всеми признано. Сложнее принять тот факт, что поведение особи также контролируется гена­ми. Но я постараюсь убедить вас, что на хромосоме 7 лежит ген, в котором записан не внешний признак, а поведенче­ский акт — инстинкт, причем очень важный инстинкт, ле­жащий в основе человеческой культуры.