Глава XXVII. Таможни и господствующая экономическая школа

Господствующая экономическая школа не делает различия относительно влияния протекционной системы между производством земледельческим и производством мануфактурным; она несправедлива, когда ссылается на вредное влияние протекционной системы на земледелие как на доказательство того, что она вызывает те же последствия и в фабрично-заводской промышленности.

Школа не делает различия относительно насаждения мануфактурной промышленности между теми нациями, которые не имеют необходимых для этого условий, и теми, которые призваны к развитию фабрично-заводской промышленности по условиям их территории, благодаря совершенному развитию земледелия, по их цивилизации и настоятельной потребности в обеспечении их будущего благосостояния, их независимости и могущества.

Школе неизвестно, что при неограниченной конкуренции с нацией, сделавшей огромные успехи в мануфактурной промышленности, нация, отставшая от нее, хотя бы она обладала уже всеми необходимыми для этого условиями, никогда не может без протекционной системы развить вполне свою мануфактурную силу и достичь полной национальной независимости.

Она не хочет принять во внимание в данном случае влияние войны; она в особенности не заметила того, что война создает вынужденную запретительную систему и что таможенная запретительная система есть не что другое, как необходимое продолжение этой меры, созданной войной.

Она указывает на благодеяния свободы внутренней торговли и желает этим воспользоваться для доказательства того, что нации только благодаря абсолютной свободе международных торговых сношений в состоянии достичь высшего благосостояния и могущества, хотя история всюду доказывает совершенно противное.

Она утверждает, что меры покровительства обеспечивают туземным фабрикантам монополию и ведут к их равнодушию, между тем как на самом деле внутренняя конкуренция во всех странах вызывает между ними соревнование.

Она желает нас убедить в том, что протекционная система оказывает покровительство фабрикантам и заводчикам за счет земледельцев, между тем как можно доказать, что земледелие от развития внутренней фабрично-заводской промышленности приобретает неизмеримые выгоды, в сравнении с которыми жертвы, выпадающие на долю земледелия вследствие протекционной системы, совершенно ничтожны.

Главное основание против покровительственных пошлин школа желает видеть в издержках на таможенную администрацию и в том вреде, который происходит от контрабанды. Отрицать этого вреда невозможно; но можно ли принимать его в расчет, когда дело касается мер, имеющих такое огромное влияние на существование, могущество и благосостояние нации? Может ли тот вред, который происходил от содержания постоянных армий и войн, служить основанием для того, чтобы нация отказалась от собственной защиты?

Когда утверждают, что ввозные пошлины, превышающие страховую премию контрабандной торговли, служат лишь к поддержанию этой незаконной торговли и не оказывают покровительства внутренним мануфактурам, то это может иметь значение лишь по отношению к дурной таможенной администрации, недостаточно округленной и незначительной территории, только по отношению к пограничному потреблению и к высоким пошлинам на предметы роскоши незначительного объема. Опыт всех стран, напротив, показывает, что при хорошо организованной таможенной администрации, при расчетливо назначенных таможенных тарифах, в больших, хорошо округленных государствах контрабандная торговля не создает значительных препятствий к достижению цели протекционной системы. Но что касается издержек на таможенную администрацию, то значительная часть их покрывается финансовыми пошлинами, а школа не настаивает на том, чтобы эти последние пошлины не имели места у великих наций.

Наконец, школа не отвергает всякое таможенное покровительство.

Адамом Смитом в трех случаях допускается таможенное покровительство внутренней промышленности: во-первых, как мера возмездия (реторсия), в том случае, когда другая нация стесняет наш вывоз и когда есть надежда, что наши репрессалии принудят ее к отмене ограничений; во-вторых, для национальной защиты, когда страна при свободной конкуренции не может сама производить необходимых для этой цели мануфактурных изделий; в-третьих, как способ уравнения, когда иностранные продукты облагаются меньшими налогами, чем туземные.

Сэй отвергает покровительство во всех этих случаях, но он допускает его в четвертом случае, именно — когда есть основание полагать, что какая-либо ветвь промышленности через несколько лет сделается настолько прибыльной, что не потребует более покровительства.

Итак, именно Адам Смит желает ввести в торговую политику принцип реторсий, принцип, который может вызвать самые бессмысленные и гибельные меры, в особенности когда репрессалии, как того желает Смит, должны подлежать отмене, как только другая нация соглашается на отмены установленных ею ограничений. Предположим, что Германия прибегла бы к репрессалиям против Англии за ограничение ввоза в Англию из Германии хлеба и леса посредством воспрещения доступа к себе английских мануфактурных изделий и, таким образом, искусственно посредством этих репрессалий вызвала бы к жизни свою фабрично-заводскую силу: неужели Германия должна снова допустить разорение своего промышленного здания, сооружение которого стоило таких жертв, потому только, что Англии угодно было бы снова открыть свои границы для доступа немецкого хлеба и леса? Какая бессмыслица! Германия сделала бы в десять раз лучше, если бы она спокойно перенесла все ограничительные меры со стороны Англии и позаботилась бы воспрепятствовать развитию тех мануфактурных сил, которые возникли без таможенного покровительства, исключительно в силу запрещения ввоза в Англию, вместо того чтобы содействовать их оживлению.

Принцип реторсий целесообразен и применим лишь настолько, насколько он соответствует принципу промышленного воспитания нации и когда в применении он служит вспомогательным средством для этой цели.

Да! действия наций благоразумны и полезны, если эти нации на устанавливаемые Англией ограничения ввоза их земледельческих продуктов отвечают ограничением ввоза к себе английских мануфактурных изделий, но только тогда, когда нации призваны к насаждению собственной фабрично-заводской промышленности и могут утвердить ее навсегда.

Вторым исключением Адам Смит на самом деле оправдывает необходимость покровительства не только тем мануфактурам, которыми удовлетворяются военные потребности, каковы, например, оружейные и пороховые заводы, но и всю покровительственную систему в том смысле, как мы ее понимаем; ибо эта система, создавая свойственную нации фабрично-заводскую промышленность, влияет на увеличение ее населения, ее материальных богатств, механической силы, ее самостоятельности и всех умственных сил, а поэтому и на увеличение средств национальной обороны в несравненно большей степени, чем покровительство одним только оружейным и пороховым заводам.

То же самое нужно сказать и о третьем исключении. Если налоги, которыми обложены предметы нашего производства, дают основание к обложению таможенными пошлинами менее отягощенных налогами заграничных продуктов, то почему же другие убытки, которые терпит наше мануфактурное производство сравнительно с иностранным, не дают основания к защите внутренней промышленности от влияния разорительной иностранной конкуренции?

Ж. Б. Сэй хорошо понимал непоследовательность этих исключений, однако и прибавленное им исключение не лучше. Ибо у нации, которая по своим естественным условиям и развитию призвана к насаждению фабрично-заводской промышленности, почти все отрасли промышленности должны сделать ее прибыльными под влиянием настойчивого и сильного покровительства, и смешно, в самом деле, предоставлять нации для усовершенствования какой-либо важной отрасли промышленности или целой группы отраслей лишь несколько лет, подобно какому-нибудь мальчику, которого отдают в учение к сапожнику на несколько лет, чтобы он затем сам сделался сапожником.

В своих постоянных восторженных речах о неизмеримых выгодах абсолютной свободы торговли и о невыгодах покровительственных таможенных пошлин школа обыкновенно ссылается на примеры некоторых народов: Швейцария может доказать, что промышленность может развиться и без таможенного покровительства и что абсолютная свобода международной торговли является самым верным основанием национального благосостояния. В судьбе Испании хотят показать всем нациям, которые ищут помощи и спасения в протекционной системе, страшный пример гибельных последствий такой системы. Примером Англии, столь пригодной, как мы это показали в одной из предыдущих глав, для того чтобы быть предметом подражания и соревнования для всех тех наций, которые призваны к развитию собственной фабрично-заводской промышленности, примером этой Англии наши теоретики пользуются только для подтверждения своего положения, что способность к фабрично-заводскому производству есть дар природы, которым одарены исключительно известные страны, — такова, например, способность к производству бургундских вин, — и что Англия преимущественно перед всеми странами земли получила назначение к развитию мануфактур, фабрик и обширной торговли. Рассмотрим указанные примеры несколько ближе.

Что касается Швейцарии, то прежде всего нужно заметить, что это не нация, по крайней мере, не нормальная или великая нация, а только конгломерат муниципалитетов.

Она лишена морских берегов, заключена между двумя великими нациями, и потому у нее совершенно отсутствует стремление к развитию собственного мореходства и непосредственных торговых сношений со странами жаркого пояса, она не может и помышлять о морском могуществе, об основании или приобретении колоний. Основание своего настоящего благосостояния, во всяком случае, очень умеренного, положено Швейцарией в то время, когда она принадлежала еще Германской империи. С того времени ее достаточно щадила война; капиталы ее могли увеличиваться из поколения в поколение, тем более что ее муниципальные правительства не требовали от нее почти никаких налогов. В то время как остальная Европа в последние века переживала бури, вызванные деспотизмом, религиозным фанатизмом, войнами и революциями, Швейцария являлась убежищем для всех, кто хотел спасти свои капиталы и таланты, и, таким образом, она приобретала значительные средства извне. Германия никогда не закрывала строго своих границ для Швейцарии, и потому большая часть мануфактурных продуктов последней имела сбыт в Германию. Ее промышленность, наконец, никогда не была национальной, обнимающей предметы общего потребления, она вырабатывала большей частью предметы роскоши, которые легко провозить контрабандным путем не только в соседние, но и в отдаленные страны. Далее, положение Швейцарии особенно благоприятно и как бы привилегированно для посредничества в торговле. Уже одна возможность легко знакомиться с языками, законами, институтами и отношениями трех соседних наций должна была обеспечить для швейцарцев особенные преимущества как для посредничества в торговле, так и во всех других отношениях. Гражданская и религиозная свобода и распространенность просвещения вызывали бодрость и дух предприимчивости, а недостаточность земледелия и естественных источников побуждали швейцарцев к эмиграции в другие страны, где они военной службой, торговлей, промыслами всякого рода составляли себе состояние для того, чтобы перевести его в свое отечество. Если при этих особенных обстоятельствах скоплялись материальные и умственные капиталы для создания собственных отраслей промышленности, для производства предметов роскоши, если такая промышленность могла существовать без покровительственных пошлин посредством сбыта за границу, то отсюда нельзя еще заключать, что великие нации, поставленные в совершенно иные условия, могут следовать такой же политике. В ничтожности налогов Швейцария имеет преимущество, которое великая нация может приобрести только тогда, когда, как Швейцария, распадется на муниципалитеты, а вместе с тем и предоставит свою национальность полной возможности чужеземного нападения.

Что Испания поступала бессмысленно, запрещая вывоз драгоценных металлов в то время, когда она сама занималась их добычей в избытке, согласится всякий разумный человек. Ошибочно было бы, однако, приписывать упадок промышленности и национального благосостояния Испании тем затруднениям, которые она создавала для ввоза мануфактурных товаров. Если бы Испания не изгнала мавров и евреев и никогда не имела инквизиции, если бы Карл V признал религиозную свободу, если бы священники и монахи занялись народным образованием и их несметные богатства были секуляризованы или, по крайней мере, уменьшены до размера, который обусловливается необходимостью, если бы было преобразовано феодальное устройство аристократии, а монархия была бы ограничена, если бы, одним словом, развитие Испании вследствие политических реформ получило то же направление, какое оно получило в Англии, и если бы тот же самый дух пробудился в колониях, — то запретительные и покровительственные меры в Испании привели бы к тем же результатам, к каким они привели в Англии, тем более что во время Карла V Испания была впереди Англии и Франции во всех отношениях и уступала только Нидерландам, промышленный и торговый гений которых посредством таможенного покровительства мог быть привлечен в Испанию, конечно, в том случае, если бы испанское государственное устройство содействовало эмиграции из-за границы талантливых людей и капиталов, вместо того чтобы выталкивать их за границу.

Каким обстоятельствам обязана своим мануфактурным и торговым верховенством Англия, мы уже показали выше (гл. V).

Свобода мысли и свобода гражданская, государственное устройство и превосходство политических установлений — вот что главным образом дало возможность английской торговой политике разработать естественные богатства страны и развить производительные силы нации. Но кто решится оспаривать у других наций способность возвыситься до такой же степени свободы? Кто решится утверждать, что природа отказала другим нациям в естественных условиях, необходимых для развития мануфактур?

В последнем случае часто указывали на громадные богатства в Англии каменного угля и железа как на доказательство того, что призвание Англии заключается преимущественно в развитии фабрично-заводского производства. Что в этом отношении природа с особенной благосклонностью одарила Англию, вполне верно: однако на это можно заметить, что относительно этих материалов природа и к другим нациям не была мачехой, что большей частью лишь недостаток хороших путей сообщения препятствует этим нациям эксплуатировать свои богатства, что другие нации владеют нетронутой еще силой воды, которая дешевле силы пара, что в случае необходимости недостаток в каменном угле может быть заменен другими горючими материалами, что многие страны обладают неисчерпаемыми средствами для производства железа и что сырье можно приобретать путем обмена.

В заключение несколько слов о торговых трактатах для взаимной отмены таможенных концессий. Школа отвергает такие трактаты как ненужные и вредные, мы же в них видим самое действительное средство для постепенного смягчения взаимных торговых стеснений и для постепенного перехода наций к свободе международной торговли. Те результаты, которые видал мир от подобных трактатов, правда, не могут особенно ободрить. В предыдущих главах мы показали, какие опустошения произвел Метуэнский трактат в Португалии и Эденский во Франции. В этих печальных результатах от взаимного облегчения таможенных пошлин нужно, по-видимому, искать главное основание того отвращения, которое питает к торговым трактатам школа. Очевидно, их принцип абсолютной свободы торговли встречает опровержение в самой действительности, так как, согласно этому принципу, всякий договор должен быть благодетельным для обеих наций и не может вызывать разорения одной нации и обеспечивать неизмеримые выгоды для другой. Если мы исследуем причины такого различного влияния, то найдем, что Португалия и Франция вследствие этих трактатов отказывались от тех успехов, которые они уже сделали в мануфактурной промышленности, и от тех, которые они могли сделать в будущем, в пользу Англии — для того чтобы этим путем увеличить вывоз своих земледельческих продуктов в Англию; что тем не менее обе эти нации вследствие заключенных трактатов с высшей ступени культуры опустились на низшую. Но отсюда следует только, что нация поступает бессмысленно, если она, заключая торговый договор, приносит в жертву иностранной конкуренции свою фабрично-заводскую промышленность и обязуется навсегда остаться на низшей ступени земледелия; но отсюда вовсе нельзя заключать, что вредны и негодны и те трактаты, которые содействуют взаимному обмену земледельческих продуктов и сырья или взаимному обмену мануфактурных изделий.

Выше мы доказали, что свобода торговли земледельческими продуктами и сырьем полезна для всех наций на всех ступенях культуры, из чего следует, что всякий торговый трактат, которым смягчаются или отменяются стеснения и ограничения такой торговли, должен оказать благодетельное влияние на обе договаривающиеся нации; таким был бы, например, трактат между Францией и Англией для содействия взаимному обмену вин и водки на невыделанное железо и каменный уголь; или трактат между Францией и Англией на содействие взаимному обмену вин, масла и сушеных плодов на зерновые хлеба, шерсть и скот.

Согласно приведенным нами прежде соображениям, покровительство лишь настолько полезно для благосостояния нации, насколько оно соответствует ее промышленному развитию; что всякое преувеличение в покровительстве вредно; что нации лишь постепенно могут достичь полного развития своей фабрично-заводской промышленности. Поэтому две нации, стоящие на различных ступенях промышленного воспитания, со взаимной выгодой могут посредством трактатов допускать взаимную отмену пошлин на те или другие предметы.

Так, нация менее развитая, если она еще не в состоянии с выгодой для себя производить мануфактурных изделий высшей обработки, каковы, например, хлопчатобумажные и шелковые товары, может тем не менее удовлетворять потребности опередившей ее нации в мануфактурных изделиях общего потребления.

Еще более должны быть допустимы и полезны подобные договоры между нациями, которые находятся приблизительно на одной и той же ступени промышленного развития и между которыми, следовательно, конкуренция не может действовать слишком сильно или разрушительно, или обеспечить монополию одной из сторон, но, как во внутренней торговле, может лишь возбуждать взаимное соревнование и содействовать совершенствованию и уменьшению цены. В таком положении находится большинство континентальных держав. Франция, Австрия и германский таможенный союз, например, могут ожидать лишь благодетельных результатов от установления умеренных пошлин, точно так же и взаимная отмена пошлин между этими странами и Россией привела бы к обоюдным выгодам. Чего нужно бояться в настоящее время, так это только преобладания Англии.

С этой точки зрения оказывается, что верховенство Великобритании в мануфактурной промышленности, в торговле, в мореплавании и в колониальных владениях является в настоящее время главным препятствием к сближению наций между собой, хотя нужно признать, что Англия, стремясь к этому преобладанию, невероятно увеличила производительные силы человечества и продолжает их увеличивать.


Примечания : 

…Самый перевод полон ошибок и неточностей, затрудняющих пользование книгой. «Метуэнские договоры (Methuen-Vertrage), — читаем мы в одном месте, — могут заключаться только в таких странах, где кабинетное мнение — все, а общественное мнение — нуль» (стр. 32). Не всякий читатель догадается, что под «Метуэнским договором» следует разуметь торговый договор, заключенный с Португалией в 1703 году английским министром Мэтюном и чрезвычайно выгодный для Англии; об этом упоминается в одной из дальнейших глав книги. «Кабинетное мнение» поставлено вместо «мнения кабинетов» (Meinung der Kabinette — стр. ХХХIV нем. изд. 1883 г .) — что далеко не одно и то же. На странице 43 [2-е изд., стр. 27] сказано: «трудно, конечно, также утверждать», тогда как по смыслу оригинала надо было поставить слово: «отрицать». В Лондоне существовали будто бы какие-то «Штальгофские купцы», ганзейцы, имевшие контору под названием Штальгофа (стр. 72 [2-е изд., стр. 47]) или «в Штальгофе» (стр. 73 [2-е изд., стр. 48]); здесь немецкий перевод английского выражения (steel-yard, Stahlhof — буквально «стальной двор») принят за особое английское название. Далее, римские пандекты «распространили кровавую (?!) заразу на континенте» (стр. 104 [2-е изд., стр. 70]) вместо: «юридической чумы», как значится в подлиннике (Rechtspest); вероятно, переводчик хотел сказать «правовая зараза». В оригинале говорится о «прежних потребителях французских сельских хозяев», а в переводе сказано: «прежние потребители земледельцы» (стр. 196 [2-е изд., стр. 132]). Переводчик говорит об «отражении индивидуальной свободы» (стр. 389), когда надо было сказать «уничтожение» или «отрицание».

Между прочим, автору приписывается такое совершенно неправдоподобное рассуждение: «Причины антипатий суть в то же время и причины симпатий. Менее сильные (нации) симпатизируют слишком сильным, угнетенные — завоевателям, континентальные державы — [425] морскому владычеству, страны, бедные промышленностью и торговлей, — тем, которые стремятся к промышленной и торговой монополии, страны цивилизованные — менее цивилизованным, страны монархические — странам вполне или отчасти демократическим» (стр. 431). Понятно, что в подлиннике выражено нечто прямо противоположное: слабые и угнетенные нации проникаются чувствами взаимной симпатии против завоевателей, монопольных держав и пр. (стр. 332 нем. изд.). Автор говорит о важности того принципа, чтобы нейтральные державы признавали только действительную блокаду, а не номинальную, словесную (стр. 339 нем. изд.); в переводе же значится наоборот, что «нейтральные державы должны уважать не одну только действительную блокаду того или другого порта, но, по одному только заявлению, и блокаду против всего морского побережья» (стр. 440).

Многие имена и названия, даже общеизвестные, до того исковерканы в переводе, что узнать их трудно. Вместо знаменитого Юма, постоянно цитируется какой-то неведомый «Гум» (стр. 71 и др. [2-е изд., стр. 47 и др.]); острова «Гвернезей и Иерзей» (стр. 100 [2-е изд., стр. 67]) должны обозначать Гернсей и Джерсей; неудобочитаемый «Арквригт» (стр. 108, в примеч. г. Трубникова) — вместо Аркрайта; Беринг, Пригар, лорд Кастлеридж, Бюрке, «Мельбургское министерство» — вместо Боуринга, Причарда, лорда Кастльри, Борка, министерства Мельбурна.

Очень жаль, что книга Листа появилась у нас в столь неопрятном виде и что издание русского перевода не попало в более компетентные руки.

Л.Слонимский

Вестник Европы

1892. No. 1. С. 418—425









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх