УЧИМСЯ ЦЕНИТЬ ДЕНЬГИ

«Однажды ночью я проснулась, включила свой радиоприемник и услышала заявление о том, что Сэм Уолтон - самый богатый человек Америки. И я подумала: «Надо же, Сэм Уолтон. Да он ведь учился в моем классе! - И обрадовалась».

ХЕЛЕН ВИЛЬЯМС, бывшая учительница истории и риторики в средней школе Хикмана, Колумбия, штат Миссури

Мне кажется, что за успех всегда приходится расплачиваться. Этот урок я усвоил самым болезненным образом в октябре 1985 г., когда журнал «Форбз» назвал меня так называемым «богатейшим человеком Америки». Ну что ж, можно было с легкостью представить себе, как все эти нью-йоркские журналисты и телерепортеры начнут интересоваться: «Кто такой?» и «Где он живет?». Следующим, что мы узнали, было то, что репортеры и фоторепортеры начали стекаться в Бентонвилль. Полагаю, для того, чтобы поснимать меня, утопающего в бассейне, полном денег, которые, по их представлениям, у меня были, или же чтобы поглазеть, как я прикуриваю большущие, толстенные сигары от стодолларовых купюр, в то время как разбитные девицы исполняют на берегу зажигательные танцы.

Честно говоря, не знаю, чего ожидали эти господа, но я совершенно не собирался идти им навстречу. Вот они и обнародовали невероятно волнующие сюжеты из моей жизни, например: я сижу за рулем старого грузовичка, в кузове которого находятся клетки для моих охотничьих собак; или: я в фирменной бейсболке «Уол-Март». Или: я стригусь в парикмахерской у городской площади. Некто с камерой или фотоаппаратом проскользнул даже туда и сфотографировал меня в парикмахерском кресле, и этот снимок был напечатан в газетах по всей стране. Кроме того, друзья мои, нам никогда и не снилось, что затем на нас обрушится настоящий шквал звонков и писем со всего света с просьбами о деньгах. Некоторые из просителей являлись даже собственной персоной. Я уверен, что многие из них просили денег на доброе дело, однако вместе с тем не было, казалось бы, ни одного безмозглого, бездумного прожектера или интригана в мире, который не обратился бы к нам за финансовой поддержкой. Помню одно письмо от какой-то женщины, которая не постеснялась написать: «Я всегда мечтала о доме за 100 000 долларов, но никогда не могла себе позволить приобрести такой. Не дадите ли Вы мне эти деньги?». Это продолжается до сего дня: нам пишут или звонят с просьбами о новой машине, деньгах на отпуск или стоматолога, на все, что только взбредет им в голову.

Ну, я по натуре очень дружелюбный человек, всегда не прочь поговорить с прохожими на улице и все такое прочее. Моя жена Хелен тоже общается, как только может, принимает участие во всевозможных общественных мероприятиях, и жизнь наша всегда проходила у людей на виду, мы никогда не чурались окружающих. Однако в какой-то момент нам всерьез показалось, что пресловутое объявление нас «богатейшими людьми Америки» разрушит весь наш жизненный уклад. Мы всегда старались внести посильную лепту, но тут вдруг ни с того, ни с сего все почему-то решили, что мы начнем платить за всех и вся. А вездесущие журналисты будут звонить нам домой в любое время суток и грубить, услышав наш отказ. Меня бесило то, что все, о чем хотелось поговорить этим людям, сводилось к финансам моей семьи. Им неинтересна была даже «Уол-Март», а ведь ее история, как мне кажется, - одна из самых интересных страниц деловой жизни в мире в наши дни. Однако им даже в голову не приходило хотя бы из вежливости поинтересоваться нашей компанией. У меня сложилось впечатление, что большинство представителей средств массовой информации, да и некоторые типы с Уоллстрит тоже, считали нас или шайкой неотесанных мужланов, торгующих носками с кузова грузовика, или же какими-то мошенниками, специалистами по мгновенным прибылям и махинациям с акциями. А когда они все же писали о компании, то или все перевирали, или же просто-напросто смеялись над нами.

Вот почему семья Уолтонов почти инстинктивно наложила строгий запрет на разглашение сведений о личной жизни любого из нас, хотя мы и продолжали жить открыто, и не отказались от привычки постоянного общения с покупателями в наших магазинах. К счастью, здесь, в Бентонвилле, наши друзья и соседи защищали нас от многих любителей копаться в грязном белье и смаковать подробности чужой личной жизни. Однако меня подстерег на теннисном турнире, в котором я участвовал, парень из «Лайфстайлз оф зе рич энд фэймэс», а Хелен поговорила с журналисткой одного из дамских журналов. Средства массовой информации обычно изображали меня как этакого дешевого, эксцентричного затворника, кого-то вроде дикого горца, спящего в окружении своих собак, несмотря на то, что в какой-нибудь пещере у него припрятано миллиардное состояние. Вот и написали после биржевого краха 1987 года, когда акции «Уол-Март», как и все, что было на рынке, тоже резко упали, что я потерял полмиллиарда долларов. Когда они спросили, так ли это, я ответил: «Это всего лишь бумага», - и они остались таким ответом страшно довольны.

Однако теперь мне хочется объяснить некоторые аспекты моего отношения к деньгам, раз уж это к слову пришлось. В конце концов, наши финансы, так же, как и финансы любой нормальной американской семьи, - это только наше дело, и больше ничье. Разумеется, мое отношение к деньгам по большей части обусловлено тем, что рос я в очень тяжелые для нашей страны времена: мое детство пришлось на период Великой Депрессии. И глубинка, откуда мы все родом - Миссури, Оклахома, Канзас, Арканзас - в ту «Эру Великой Засухи» очень сильно пострадала. Я родился в Кингфишере, штат Оклахома, в 1918 году и жил там примерно до пяти лет, однако мои самые первые воспоминания относятся к Спринфилду, штат Миссури, где я начал ходить в школу, а более поздние - к небольшому городку Маршалл в штате Миссури. После этого мы жили в Сельбине, штат Миссури, где я поступил в среднюю школу, а позже - в Колумбии. Там я окончил среднюю школу и поступил в колледж.

Мой папа, Томас Гибсон Уолтон, был невероятным трудягой. Вставал он рано, работал до упаду и отличался невероятной честностью. Многие вспоминают о нем как о чрезвычайно цельной личности. А еще была у него страсть - он обожал меняться, заключать всяческие сделки, причем их предметом могло быть все что угодно: лошади, мулы, крупный рогатый скот, дома, фермы, да хоть автомобили. Однажды он обменял нашу ферму в Кингфишере на другую, вблизи от Омеги, штат Оклахома. В другой раз променял свои наручные часы на борова, так что в тот раз у нас на столе было мясо. А еще я никогда в жизни не встречал человека, который так умел бы вести переговоры и торговаться, как мой отец. Он обладал необычайным чутьем и твердо знал, когда следует остановиться, никогда не переступая пределы дозволенного. Как правило, они с противной стороной расставались друзьями, однако на меня наводили оторопь предложения, которые выдвигал мой папа, настолько они были невыгодными. В этом, видимо, и заключается причина того, что я - не лучший в мире специалист по переговорам: я никак не могу скинуть тот самый последний доллар. К счастью, мой брат Бад, почти с самого начала ставший моим партнером, унаследовал папин талант торговаться.

У папы никогда не было никаких поползновений насчет создания самостоятельного, собственного дела. Кроме того, он был убежденным противником привычки брать деньги в долг. Пока я рос, он перепробовал массу занятий. Он был и землекопом, и фермером, и оценщиком по займам под залог сельскохозяйственных построек и угодий, страховым агентом и агентом по недвижимости. Несколько месяцев подряд, в самом начале Депрессии, он был и вообще без работы, и, наконец, пошел работать в фирму своего брата, «Уолтон Моргидж Компани», представительство «Метрополитен Лайф Иншуренс». Папа работал с должниками «Метрополитен», большая часть которых давно просрочила сроки своих платежей. В двадцать девятом, тридцатом и тридцать первом годах ему пришлось изъять сотни ферм у замечательных людей, семьи которых владели этими землями с незапамятных времен. Иногда он брал меня в эти поездки с собой, и я ощутил весь трагизм ситуации. Работа у папы, прямо скажем, была неблагодарной, однако он старался выполнять ее так, чтобы как можно меньше задеть чувство собственного достоинства тех фермеров. Должно быть, все это производило на мою детскую душу большое впечатление, хотя не могу припомнить, чтобы я уже тогда твердил себе нечто вроде: «Я никогда не стану жить в бедности».

Мы никогда не считали себя бедняками, хотя у нас точно не было никаких денежных излишков, и мы старались изо всех сил, чтобы заработать пару долларов то здесь, то там. Например, моя мать, Нэн Уолтон, во времена Депрессии решила начать торговлю молоком. Я поднимался ранним утром и доил коров, мама обрабатывала молоко и разливала его по бутылкам, а я под вечер, после футбольных тренировок, доставлял его по назначению. У нас было десять или двенадцать клиентов, которые платили по десять центов за галлон. Самое приятное заключалось в том, что мама снимала сливки и делала мороженое. Это просто чудо какое-то, что, учитывая количества, в которых я его поглощал, меня не прозвали Жирным Сэмом Уолтоном.

Мне было лет семь-восемь, когда я начал продавать журнальную подписку, а начиная с седьмого класса средней школы и все время учебы в колледже я занимался доставкой газет на дом. А еще я выращивал и продавал кроликов и голубей - в то время это было широко распространено среди мальчишек в провинции.

Я с самого раннего возраста усвоил, что для нас, детей, очень важно помогать обеспечивать семью всем необходимым, быть скорее добытчиками, чем потребителями. Разумеется, попутно мы учились, как много и тяжело нужно трудиться, чтобы получить на руки хотя бы доллар и что, коль скоро уж ты его получил, это кое-чего да стоит. Мои мать и отец были полностью едины в одном, а именно в своем отношении к деньгам: они просто-напросто не бросали их на ветер.

БАД УОЛТОН:

«Людям непонятно, отчего мы остаемся такими консервативными. Они поднимают ужасный шум вокруг того, что Сэм, будучи миллиардером, водит старенький пикап, покупает свою одежду в «Уол-Март» или отказывается летать первым классом.

Дело в том, что мы просто-напросто были так воспитаны. Если на тротуаре валяется пенни, многие ли выйдут на улицу специально для того, чтобы поднять его? Клянусь, что я - выйду. И подниму. И знаю, что Сэм поступит точно так же».

К тому времени как я покинул родительский дом, будучи готовым к самостоятельной жизни, мне уже было крепко привито уважение к деньгам и умение их ценить. Однако мои знания о деньгах и финансах, вероятно, были достаточно далеки от научного подхода, невзирая на то, что у меня была степень по бизнесу. Впоследствии я познакомился с родными Хелен, и слушать, что говорит ее отец, Л.С. Робсон, уже само по себе было образованием. Он оказал на меня огромное влияние. Это был гениальный торговец, одна из наиболее убедительных личностей, каких мне когда-либо доводилось встречать. И я уверен в том, что его успех в качестве торговца и бизнесмена, его знание финансов и права, а также его философия оказали на меня очень сильное влияние. Мой характер, в основе которого лежит стремление к борьбе и конкуренции, ничуть не пострадал: я видел его успехи, и они приводили меня в восторг. Я сказал себе: быть может, и я однажды достигну такого же успеха, как он.

Робсоны очень умно вели свои финансовые дела: отец Хелен организовал свое ранчо и семейные предприятия на принципах партнерства, а Хелен и ее братья были его деловыми партнерами. Все они поочередно вели бухгалтерские книги ранчо и занимались подобными вещами. У Хелен была степень бакалавра в области финансов, что в те времена было необычно для женщины. Как бы то ни было, мистер Робсон посоветовал нам построить свои семейные финансовые дела таким же образом, и мы последовали его совету, начиная с 1953 года. То немногое, что у нас было в то время, мы вложили в партнерское предприятие с нашими детьми, которое впоследствии превратилось в корпорацию «Уолтон Энтерпрайсиз».

Все эти годы наше предприятие, «Уол-Март», шло именно к партнерскому стилю управления. Следовательно, совет директоров, то есть мы, наша семья, принимает решения, основываясь на консенсусе. Иногда мы спорим, а иногда - нет. Однако мы контролируем суммы, выплачиваемые каждому из нас, и все получают поровну. Все эти годы дети получают столько же, сколько Хелен и я. Единственное исключение я сделал для своего сына Джима, который получает сейчас заработную плату в качестве главы «Уолтон Энтерпрайсиз». Таким образом, мы в «Энтерпрайсиз» всегда предпочитали накапливать средства, а не швырять их направо и налево, чтобы жить на широкую ногу. И мы определенно получили все, в чем нуждались, а, по-моему, даже более того.

Партнерство оправдывает себя несколькими различными способами. Во-первых, оно позволяет нам контролировать «Уол-Март» по-семейному и сохранять ее целостность, а не распродавать, как придется, по частям. В настоящее время мы продолжаем владеть 38 процентами акций компании, а это для кого угодно необычайно крупная доля, если учесть масштабы «Уол-Март», и одновременно - лучшая защита от всяческих любителей устраивать поглощения. Такое может сделать любая семья, у которой есть вера в нерушимость своего единства, в свою целостность и в потенциал роста своего дела. Перераспределение собственности было сделано настолько давно, что нам не пришлось ни оформлять дарственную, ни платить налоги на наследство. Стоящий за всем этим принцип очень прост: лучший способ сокращения суммы государственных налогов - тратить свои капиталы прежде, чем их сосчитают.

Это оказалось великолепным ходом с точки зрения как философии, так и стратегии, и мне в те времена действительно было бы не додуматься до этакого, если бы не совет отца Хелен. Нельзя было назвать чрезмерной заботу о сплочении семьи и сохранении чувства равновесия, соотносимого с принятыми у нас понятиями. И эта забота являлась частью плана.

ХЕЛЕН УОЛТОН:

«Это было очень мудро с финансовой точки зрения, однако был и другой аспект: отношения, установившиеся между детьми и вообще внутри семьи. Возросло их чувство ответственности по отношению друг к другу, и это - неопровержимый аргумент».

А потом в 1985 году явились люди из «Форбс» и говорят, мол, я -богатейший человек Америки. Ну что ж, действительно, если умножить стоимость акций «Уол-Март» на все, чем мы владеем, тогда, быть может, и получится, что у нас есть 20 или 25 миллиардов долларов, или сколько бы они там ни сказали. У нашей семьи могут быть такие капиталы, вот только я их никогда и в глаза-то не видел. Во-первых, мы с Хелен владеем всего лишь 20 процентами нашего семейного валового дохода от «Уол-Март». Во-вторых, пока я имею с фирмой хоть что-то общее, а я уверен, что это отношение продлится, по крайней мере, до следующего поколения, большая часть акций «Уол-Март» останется там, где она сейчас находится. Деньги нам не нужны. Мы не собираемся покупать яхту. И, слава Богу, мы никогда не ощущали необходимости в том, чтобы пойти и купить себе какой-нибудь остров. У нас просто нет потребностей и стремлений такого плана, на которых уже разорилось множество компаний. Некоторые семьи помаленечку приторговывают своими акциями, чтобы жить красиво, а потом вдруг - хлоп! И глядь, уже кто-то другой перекупает их дело. Одна из причин, побудивших меня к написанию этой книги, заключается вот в чем: я хочу, чтобы мои внуки и правнуки прочли это много лет спустя и запомнили: если кому-то из них вздумается пускать семейное достояние на ветер, я с того света вернусь и устрою им веселенькую жизнь. Так что не смейте даже думать о всяких глупостях!

Нет, я не пытаюсь здесь прибедняться. У нас на самом деле, вот уже в течение многих лет, есть немалые средства. И они были у нашей семьи еще даже до того, как мы «раскрутили» «Уол-Март» на полную катушку. Дело вот в чем: деньги для меня никогда не значили слишком много, даже в том смысле, чтобы иметь их на счете. Богатство, на мой взгляд, это когда у нас дом - полная чаша и нам в нем хорошо живется, когда хватает места для того, чтобы держать моих охотничьих собак, выращивать их и кормить, есть, где охотиться, играть в теннис, есть средства на то, чтобы дать детям достойное образование. И в этом смысле наша семья богата. Мы не дурачки какие-нибудь. Мы не живем как люмпены, какими некоторые любят изображать нас. Все мы обожаем летать, и у нас есть неплохие самолеты, но хотя за эти годы у меня было восемнадцать самолетов, я никогда не приобрел ни один из них прямо с конвейера. Наша семья собирается вместе в хороших местах вроде отеля «Риц-Карлтон» в Нэйплзе, штат Флорида, или в «Дель Коронадо» в Сан-Диего. Дом, в котором мы живем, был построен по проекту И. Фэя Джонса, который живет на одной с нами улице в Файеттвилле и является всемирно известным последователем Френка Ллойда Райта. И даже несмотря на то, что наш дом кажется мне слишком дорогостоящим, приходится признать, что он очень красив, но красив простой, неброской красотой.

Мы не стыдимся того, что у нас водятся деньги. Мне просто не кажется, что жизнь на очень широкую ногу - это прилично. Где бы то ни было, а уж тем более здесь, в Бентонвилле, где люди зарабатывают свои деньги тяжким трудом и где всяк по одежке протягивает ножки. Я не уверен в том, что вообще понимаю смысл всяческой канители и показухи. С какой бы это, к примеру, стати мне получать приглашение на свадьбу Элизабет Тейлор где-то там, в Голливуде? Мне все еще не верится, что мой поход в парикмахерскую мог всерьез хоть кого-нибудь заинтересовать, не вижу в этом ничего сенсационного. Интересно, а куда же мне еще надо было отправиться стричься? Почему я езжу на грузовичке? А что, может, мне своих собак в «Роллс-Ройсе» катать?

Теперь я готов допустить, что та самая журнальная статья и вся эта шумиха, созданная вокруг нас, принесла, быть может, не один только вред, хотя я долгие годы ненавидел всю эту возню. Во-первых, я считал, что подобные публикации испортят мне отношения с моими акционерами на местах. Однако обнаружил что, Господи, Боже ты мой, они воспринимали все это чуть ли не так: «Видите? Ведь это с нашей помощью он туда попал. Это хорошо, что о нем пишут!». Мне кажется, что теперь мои посещения магазинов некоторым образом значат для них больше, чем раньше. Я отметил большую разницу в том, как они реагируют на меня, с тех пор, как я попал в список самых богатых людей Америки и таким образом стал, можно сказать, некой государственной личностью. Ну и, разумеется, мои покупатели, похоже, тоже получили много удовольствия и теперь охотно просят у меня автографы на долларовых купюрах и тому подобный вздор.

ЧАРЛИ БАУМ, давний партнер «Уол-Март»:

«Я знаком с Сэмом с тех пор, как он открыл свой первый магазин в Ньюпорте, штат Арканзас, и убежден в том, что деньги, в некоторых отношениях, для него являются предметом, можно сказать, почти нематериальным. Это НЕ ДЕНЬГИ вдохновляют его, а стремление быть всегда на пике. Сейчас деньги доводят его до безумия. Недавно он позвонил мне в шесть утра, чтобы спросить: - Как приохотить внука к труду, если ему прекрасно известно, что никому из них никогда в жизни не придется туго?»

Ну а теперь, раз уж речь зашла о «Уол-Март», то могу заявить однозначно: я обхожусь фирме дешево. Думаю, именно поэтому «Уол-Март» приобрела свой первый реактивный самолет только после того, как мы приблизились к уровню продаж в 40 миллиардов долларов и расширились аж до Калифорнии и Мэна. И даже тогда пришлось буквально связать меня и затащить куда надо, чтобы сделать эту покупку. В поездках мы занимаем двухместные номера, хотя когда я начал стареть, мне, наконец, пришлось начать останавливаться в отдельном номере. Многое из того, что происходит в найти дни в компаниях высокого полета с их высшим административным составом, получающим неоправданно раздутые зарплаты, очень расстраивает меня. Ведь эти «крупные шишки» на самом деле, пользуясь своим высоким служебным положением, грабят компанию и не заботятся ни о ком и ни о чем кроме себя. Это - одна из главнейших бед современного американского бизнеса.

Бременами мне задают вопрос: почему сейчас, когда дела «Уол-Март» идут столь успешно и у нас 50 миллиардов годовой прибыли, у нас такие скромные запросы? Это очень просто: потому что мы знаем цену деньгам. Мы существуем для того, чтобы донести эту истину до своих покупателей, а это значит, что мы не только предоставляем им качество и высокий уровень обслуживания, но и бережем их деньги. Всякий раз как «Уол-Март» тратит хотя бы один доллар необдуманно, это бьет по карману нашего клиента. Всякий же раз как мы экономим им хотя бы один доллар, мы продвигаемся еще на один шаг вперед в конкурентной борьбе, а именно туда мы всегда и планировали попасть.