ОН МОГ ЗАРАБОТАТЬ 1 МЛРД за два дня и потерять 800 млн за полтора часа. Щедрость, с которой он перекачивал деньги мировых бирж в страны за железным занавесом, казалась подозрительной даже его собственным сотрудникам. ОНИ НАИВНО ПОЛАГАЛИ, ЧТО ЕГО МУЧАЕТ СОВЕСТЬ.

До падения Берлинской стены он поставлял копировальные аппараты диссидентам из Восточной Европы и уговаривал коммунистические правительства изредка отпускать ученых за границу. На его, Сороса, деньги. Он считал, что таким образом готовит создание «открытого общества» в социалистическом лагере.

Когда занавес подняли и лагерь разбежался, Сорос снова оказался при деле.

Его боготворили диссиденты, вошедшие тем временем в правительства. Он консультировал свежеиспеченных банкиров, еще путавших дебет с кредитом. К нему на прием рвались ученые, с ужасом наблюдавшие за тем, как новорожденная рыночная экономика сжирает субсидии на научные исследования. Он раздавал долларовые гранты с таким видом, будто Государственный монетный двор и казначейство Соединенных Штатов принадлежат лично ему. Что, в свою очередь, породило неприятные слухи.

Рассказывали, что он работает на разведку. Правда, неизвестно, на какую. В США считали – на советскую. В СССР говорили – на ЦРУ. В Румынии думали, что он – агент венгерского правительства. В его родной Венгрии полагали, что Сорос является неотъемлемой частью жидо-масонского заговора.

Вообще-то, Соросы носили гораздо более простую фамилию – Шварц. Что однозначно свидетельствовало о еврейском происхождении. Один из предков Джорджа Сороса пожертвовал национальной гордостью во имя спокойствия – и поменял фамилию.

Когда немцы вошли в Венгрию, фамилию пришлось менять заново – чтобы привести ее в соответствие с поддельными документами, в которых не только фамилия, но и национальность была... приукрашена.

Жизнь юного Сороса в оккупированном Будапеште приобрела детективную окраску – ночью он прятался в подвалах, днем всячески избегал встреч с армейскими патрулями. Симпатия к воинам-освободителям не помешала ему после войны отправиться получать образование в Лондон. И затем до 1969 года заниматься биржевыми спекуляциями для богатых клиентов. Большого состояния эта деятельность не принесла. Зато – массу полезного опыта и связи.

К 1969 году он был обладателем небольшого стартового капитала и детально проработанной жизненной философии.

Сорос был и остается, по-видимому, единственным удачливым финансистом, который стал философом до того, как заработал свой первый миллион. Обычно это происходит в обратной последовательности. Вопросы, которые его занимали, формулировались крайне абстрактно и касались теории хаоса и равновесия.

Соросу удалось применить свою философию на практике и добиться вполне реальных прибылей. Практическое воплощение его абстрактных построений называлось фонд Quantum. И стоило в 1969 году каких-то $4 млн. Quantum объединил состоятельных и влиятельных финансистов, увлеченных биржевой игрой. Главным их достоинством была способность быстро и без шума получать многомиллионные кредиты. Деятельность фонда не имела никакого отношения к столь любезной Соросу филантропии.

Каждая тысяча долларов, вложенная в Quantum в 1969 году, стала в 1994 двумя миллионами. С 1979 по 1981 год размеры фонда увеличились с $100 млн до 400 млн. В 1993 году фонд вырос на 61,5 %.Сверхприбыли Джордж Сорос извлекал из сверхрисков. Он полагал – и не без оснований, – что тенденции биржи можно предугадать, если не обращать внимания на научные прогнозы. И использовал собственные и заемные средства акционеров Quantum для проведения агрессивной и стремительной игры на повышение или на понижение.

От коллег Сороса отличала крайняя самоуверенность. Его философское открытие состояло в том, что в мире финансового хаоса именно это огорчительное свойство натуры приносит наибольший успех.

Однажды, в 1974 году, играя в гольф, он услышал о том, что американо-японские отношения в очередной раз осложнились. До закрытия биржи оставалось полтора часа. Сорос велел своему маклеру за полтора часа продать весь пакет акций японских фирм. Маклер умолял его предварительно подумать, просчитать последствия, посоветоваться с экспертами. Сорос приказал не тратить времени на интеллектуальный вздор и продавать, продавать, продавать. На следующий день Соединенные Штаты ввели ограничения на торговлю с Японией, курсы акций обвалились в политическую пропасть.

Именно самоуверенность позволяла ему действовать с такой скоростью, что он ухитрялся принять два решения в то время, когда все прочие еще не приняли и одного. Таким образом, если Джордж Сорос совершал ошибку, то замечал последствия и исправлял их до того, как конкуренты успевали сделать хотя бы один телефонный звонок.

Вторым пунктом в его биржевой философии значилось, что в хаос можно влить внушительную сумму денег. Тогда хаос примет организованную форму и принесет прибыль. Назвать это выдающимся открытием мешает лишь то обстоятельство, что биржевые игроки успешно использовали подобную практику на протяжении десятилетий. Соросу принадлежит всего лишь честь удачной формулировки.

Но, как это обычно бывало с Соросом, удачно сформулировав некоторое абстрактное соображение, он не менее удачно его применял. Настолько удачно, что вызывал определенную озабоченность у американского правительства. Последнее, в отличие от Сороса, не считало хаос нормальным состоянием свободного рынка. Однажды Соросу даже пришлось писать туманную объяснительную записку некоей правительственной комиссии. Ей чрезвычайно не понравились его энергичные действия образца 1986 года.

Сорос обнаружил многообещающую компанию Computer Sciences Corporation, которая собиралась выбросить на биржу свои не менее многообещающие акции. За месяц до этого обнадеживающего события Сорос заполучил пакет из пятидесяти четырех тысяч акций компании. За несколько дней до торгов он устроил паническую распродажу всех 54 тыс. Цены упали, Сорос хладнокровно собрал урожай в виде 165 тыс. резко подешевевших акций.

Сам он при этом предпочитал оставаться в тени. После двух десятилетий головокружительной финансовой карьеры Джордж Сорос ни малейшей известностью не пользовался. Место для своего нью-йоркского офиса он выбрал так, чтобы оставаться подальше от пресловутой Уолл-стрит. В Quantum в качестве вознаграждения за свою биржевую деятельность Сорос получал пятнадцать процентов от годового дохода фонда. Но даже не был членом совета директоров. Правда, сам фонд был зарегистрирован на Антильских островах, подчиняющихся голландскому законодательству. По которому, говорят, у директора меньше прав, чем у швейцара.

Относительной анонимности Сороса пришел конец в сентябре 1992 года. После того, как один из его королевских ходов спровоцировал национальный финансовый кризис в одной отдельно взятой стране.

Обнаружив, что фунту стерлингов нездоровится, Сорос быстро сделал заем на $9 млрд. И поставил все на падение фунта. Национальный банк Англии делал отчаянные попытки спасти родную валюту. Но $9 млрд, оказавшись в игре, быстро организовали хаос в нужном направлении. Фунт продолжал падать уже просто потому, что против него была поставлена такая сумма. Через несколько дней правительство было вынуждено смириться с очевидным и девальвировать фунт. Англия вылетела из Европейского валютного союза. Quantum записал на свой счет $1,5 млрд прибыли. За Джорджем Соросом закрепилась репутация человека, «который непорядочно поступил с фунтом стерлингов».

Количество заработанных им денег Сороса беспокоило. Он считал, что это, как бы это выразиться, многовато, что ли. Возможно, даже вредно для здоровья. Американское законодательство позволяет своим гражданам тратить на благотворительные цели не более пятидесяти процентов дохода. Сорос был и остается единственным гражданином США, полностью и регулярно исчерпывающим этот лимит.

Превратив Quantum в систему фондов общей стоимостью в $11 млрд, Джордж Сорос решил проверить, что произойдет, если вливать большие суммы денег не в финансовый, а в политический хаос. Например, в Восточной Европе. Или в Африке. За несколько лет целые континенты были наводнены Фондами Сороса.

Единственное государство, в котором Фонд Сороса отсутствует, – государство Израиль. Что принесло миллиардеру многочисленные обвинения в антисемитизме. На самом же деле Соросу просто не нравится идея еврейской государственности. Он ее и не поддерживает.

В 1994 году 89 филиалов работали в 26 странах.

Теперь они уже не имеют никакого отношения к игре на бирже, ибо преследуют строго филантропические цели. Впрочем, филантропия в исполнении Сороса по характеру отчасти напоминает его же биржевую политику. Отличаясь скоростью, агрессивностью и спонтанностью. Филиалы Фонда возникают как из-под земли буквально за одну ночь и немедленно начинают распределять гранты на осуществление образовательных, научных и культурных программ. В правление своих фондов на местах Сорос упорно назначает только местных специалистов. И полагает, что это, возможно, слегка и повышает уровень коррупции, зато стимулирует эффективность.

Правда, однажды это щедрое легкомыслие дало очевидную осечку. Как нетрудно догадаться, дело было в Москве. С изумлением обнаружив, что доллары, выделенные на научные программы, оседают в подозрительных банках, и без труда уловив смысл понятия «крутить деньги», Сорос пришел к выводу, что соотношение коррупции и эффективности в данном случае оставляет желать лучшего. После этого состав московского правления сильно и внезапно переменился. Если исключить этот конфузный инцидент, можно сказать, что крупнокалиберная филантропия протекает почти безукоризненно.

$15 млн – на развитие демократии в Южной Африке. $250 млн – на создание новых образовательных программ для России.

$230 млн – финансовая поддержка для созданного им же самим Центрального европейского университета с центрами в Праге и Будапеште.

$50 млн – гуманитарная помощь Боснии. Еще $100 млн для России – на развитие фундаментальной науки.

При таком размахе, разумеется, возникает вопрос о намерениях. Так как вера в бескорыстное великодушие в богатых странах уже умерла, а в бедных – еще не народилась.

Некоторые утверждают, что делать пожертвования приятнее, чем платить налоги.

Другие подозревают изощренную стратегию захвата будущих рынков.

Третьим кажется, что Сорос мучается комплексами и чувством вины за свои спекулятивные акции. Прочие уверяют, что у Сороса мания величия и жажда мирового господства.

Скорее всего, он просто хочет спасти человечество. Предварительно его купив.