7

К Полине Яковлевне я так и не заглянул ни в этот день, ни на следующий. Принтера не видать во дворе, да и своих забот навалилось воз и маленькая тележка — не до чужих псов.

В среду вечером я опять потащился с мусорным ведром во двор. И чёрт его знает, откуда столько отходов набирается, — не успеваешь оттаскивать.

Мусорные контейнеры в дальнем углу нашего двора занимали обширную площадку, теснилось их штук десять. Я направился к самому дальнему, из которого мусор ещё не вываливался. Железный короб стоял почти впритык к деревянному забору, заросшему кустами и высокой травой. Я уже опрокинул ведро, постучал по краю контейнера, вытряхивая дочиста, и уже повернулся уходить, как вдруг что-то как бы подтолкнуло меня. Я невольно заглянул в проём между мусорным баком и забором. Сердце у меня притиснуло.

Там лежал Принтер.

Он был ещё жив. Правый глаз запёкся кроваво-студенистой плёнкой. Из ноздрей медленно высачивались алые капли и падали на лапы. Трава под его мордой краснела уже застывшими и ещё засыхающими пятнами, над которыми клубился рой мух. Бока собаки судорожно вздымались и опадали. Ошейник с серебряными бляхами исчез.

— Принтер! Принтер! — вскрикнул я, тронул его за холку.

Пёс медленно приоткрыл уцелевший глаз, сквозь смертную муть глянул на меня и начал поднимать голову. Но лишь чуть оторвал её от лап, растягивая красные паутины, покачал ею из стороны в сторону, словно укоряя кого-то, и вновь бессильно уронил. Хвост его еле шевельнулся, вильнул. Чувствовалось, у бедного пса отбиты все внутренности, переломаны кости.

Я стоял над ним, сглатывая спазмы в горле. Я не знал, что делать. Пёс устало закрыл глаза, со свистом втягивая и втягивая живительный воздух, а взамен выпуская из себя капля за каплей жизненную кровь.

Я вытер кулаками глаза, подхватил ведро и кинулся к подъезду. Сейчас вышибу дверь, схвачу эту паршивую суку за волосы, притащу на помойку пускай полюбуется!

Мы столкнулись у лифта. Она несла мусорное ведро.

— Вот! Как раз! — рявкнул я, испугав ее. — Пойдёмте, пойдёмте, я вас провожу! Я вам что-то интересное покажу — жутко интересненькое!

Полина Яковлевна, ошеломлённая напором, молча цокала каблучками за мной. Узкая юбка сдерживала, мешала — я буквально тащил её за локоть.

Принтер на сдавленный вскрик Полины Яковлевны разлепил веки, глянул на нее мутным зрачком, хотел, видно, рвануться, вскочить, но лишь предсмертная судорога скрутила его. Пёс вытянулся по земле, содрогнулся и издох. Глаз его так и остался открытым, он смотрел на бывшую хозяйку с неизбывным мёртвым недоумением. Из чёрного носа медленно высачивалась последняя капля крови.

Полина Яковлевна застыла столбом, нелепо держа на отлёте полное ведро.

Я повернулся и пошёл. Не хотелось ничего ни говорить, ни слушать.

Дома я подхватил у порога Фирсика, зарылся лицом в его густую тёплую шерсть.

И — заплакал.

1995 г.