Глава XLV. О ТРАДИЦИОННОЙ НЕПОГРЕШИМОСТИ

Мы должны теперь сказать несколько слов об иерархии инициатических функций, и потому следует также рассмотреть другой вопрос, особо с ней связанный, — о доктринальной непогрешимости; впрочем, мы можем это сделать, встав на точку зрения не только собственно инициатическую, но в целом традиционную, включающую как эзотерический, так и экзотерический уровни. Для лучшего понимания того, о чем идет речь, надо прежде всего принять за принцип, что непогрешимой, собственно, является сама доктрина, и только она, а отнюдь не человеческие индивиды как таковые, кто бы они ни были; и если доктрина непогрешима, то потому, что она есть выражение истины, самой по себе абсолютно независимой от индивидов, которые ее принимают и понимают. Гарантия доктрины заключена в ее «не-человеческом» характере; кроме того, можно сказать, что любая истина, какого бы она ни была уровня, если ее рассматривать с традиционной точки зрения, носит тот же характер; ведь она является истиной только потому, что связана с высшими принципами и производна от них как более или менее непосредственное их следствие или применение в определенной области. Истина не создана для человека, как думают современные «релятивисты» и «субъективисты», а, напротив, навязывается ему, но не «извне» — на манер «физического» принуждения, а «изнутри»; ведь очевидно, что если человек вынужден «признать» ее как истину, то потому, что «знал» ее до этого, т. е. она проникла в него и реально им усвоена.[305] В самом деле, не надо забывать, что любое истинное знание является по преимуществу и в той мере, в какой оно реально существует, отождествлением познающего с предметом познания, — отождествлением еще несовершенным и как бы «отражательным» в случае чисто теоретического знания и совершенным — в случае знания действительного.

Отсюда следует, что любой человек будет непогрешим, когда он выразит истину, которую познал реально, т. е. с которой он отождествился;[306] но в силу этого отождествления он будет представлять, так сказать, саму эту истину отнюдь не как человеческий индивид; строго говоря, в подобном случае следовало бы сказать, что не он выражает истину, но скорее истина выражает себя через него. С этой точки зрения непогрешимость ничуть не кажется чем-то экстраординарным или исключительным, либо представляющим какую-то «привилегию»; фактически кто угодно может обладать ею в меру своей «компетентности», т. е. того, что он знает в подлинном смысле этого слова;[307] вся трудность заключается, естественно, в определении реальных пределов этой компетентности в каждом отдельном случае. Само собой разумеется, что пределы эти зависят от степени знания, которой достигнет существо, и они тем обширнее, чем выше эта степень; следовательно, ясно также, что непогрешимость на определенном уровне знания отнюдь не повлечет за собой непогрешимости на другом, более высоком или глубоком уровне; например, если применить сказанное к самому общему разделению в традиционных доктринах, непогрешимость в экзотерической области никоим образом не влечет за собой непогрешимости в области эзотерической и инициатической.

Выше мы рассматривали непогрешимость в ее связи со знанием, т. е. в целом как свойственную существу, обладающему этим знанием, или, точнее, состоянию, которого он тем самым достиг, и при этом не как данное существо, но в той мере, в какой в этом состоянии он реально отождествился с соответствующей частью истины. Кроме того, можно сказать, что эта непогрешимость имеет отношение лишь к существу, которое ею обладает; она составляет неотъемлемую часть его внутреннего состояния и не требует признания со стороны других, если такое существо не облечено некоей особой функцией, точнее, функцией обучения доктрине; это поможет избежать на практике ошибок в применении, которые всегда возможны в силу только что указанных нами трудностей в установлении «извне» пределов этой непогрешимости. Но, с другой стороны, любой традиционной организации присуща непогрешимость иного рода, которая связана исключительно с функцией обучения, на каком бы уровне оно ни осуществлялось, ибо это приложимо одновременно к обеим областям — экзотерической и эзотерической, причем каждая из них рассматривается, естественно, в ее собственных пределах; и прежде всего, здесь можно особенно ясно видеть, что непогрешимость отнюдь не свойственна индивидам как таковым, ибо в этом случае она совершенно независима от того, кем является сам индивид, осуществляющий функцию, о которой идет речь.

Здесь надо обратиться к тому, что мы уже сказали ранее по поводу действенности обрядов: она прежде всего свойственна самим обрядам, поскольку они являются средствами осуществления духовного влияния; обряд действует, следовательно, независимо от каких-либо достоинств совершающего его индивида, и даже от того, осознает ли он эту действенность.[308] Необходимо только, если обряд из числа тех, что закреплены за конкретной функцией, чтобы индивид получил от традиционной организации, с которой он связан, полномочия по его совершению; никакого иного условия здесь не требуется, а если могут понадобиться, как мы видели, некоторые особые качества, то они, во всяком случае, не имеют отношения к обладанию определенной степенью знания; они просто дают возможность как бы осуществлять духовное влияние через посредство индивида с тем, чтобы особенности конституции последнего не чинили этому препятствий. Человек становится тогда «носителем» или «передатчиком» духовного влияния; только это и важно, ибо перед таким влиянием преимущественно сверхиндивидуального порядка, и при исполнении функции, которой он облечен, его индивидуальность уже не идет в счет и почти полностью стирается. Мы уже подчеркивали важность этой роли «передатчика», особенно в случае инициатических обрядов; эта же самая роль выполняется применительно к доктрине, когда речь идет о функции обучения; и между этими двумя аспектами, а следовательно, между соответствующими функциями, имеется в действительности весьма тесное соотношение, вытекающее непосредственно из характера самих традиционных доктрин.

В самом деле, как мы уже объясняли в связи с символикой, невозможно установить абсолютно четкого различия, а тем более разделения, между тем, что относится соответственно к обрядам и к доктрине, — следовательно, между совершением первых и обучением второй; даже если они внешне составляют две различные функции, однако по сути имеют одну и ту же природу. Обряд всегда содержит учение в себе самом, а доктрина в силу своего «не-человеческого» характера (который, напомним, передается особым образом, в чисто символической форме выражения) несет в себе также и духовное влияние, так что они поистине составляют лишь два взаимодополняющих аспекта одной и той же реальности; и последнее можно отнести в целом не только к инициатической области (ее мы особо коснулись вначале), а ко всему традиционному уровню. В принципе, можно не проводить никакого различия в этом отношении; фактически здесь может быть только одно различие, а именно: поскольку в инициатической области основной целью является чистое знание, то и функция обучения на какой-либо ступени, как правило, должна быть доверена только тому, кто обладает действительным знанием предмета (тем паче, что внешний характер обучения здесь менее важен, нежели результат внутренний, достижению которого оно должно способствовать у обучаемых), тогда как исполняющий подобную функцию на экзотерическом уровне, где непосредственная цель иная, вполне может обойтись просто теоретическим знанием, достаточным для того, чтобы выразить доктрину понятным образом; но в любом случае не это главное, по крайней мере в плане непогрешимости, связанной с самой функцией.

С этой точки зрения можно сказать следующее: факт регулярного облечения определенными функциями позволяет сам по себе и без прочих условий[309] исполнять те или иные обряды; аналогичным образом, факт регулярного облечения функцией обучения сам по себе влечет возможность действительно исполнять эту функцию, а для этого он должен обязательно даровать непогрешимость в пределах исполнения данной функции; и причина этого по сути в обоих случаях одна и та же. С одной стороны, она состоит в том, что духовное влияние присуще самим обрядам, являющимся его носителями, а с другой стороны — в том, что само это духовное влияние присуще также и доктрине, — уже потому, что оно является, по сути, «не-человеческим»; следовательно, оно всегда, в конечном счете, действует через индивидов — при совершении обрядов или при обучении доктрине — и именно благодаря ему эти индивиды, кто бы они ни были, обретают способность эффективно исполнять возложенную на них функцию.[310] Разумеется, в этих условиях лицо, облеченное функцией преподавания доктрины, может выступать отнюдь не от своего собственного имени, но единственно от имени традиции, которую оно представляет и, в известном смысле, «воплощает», ибо только она одна действительно непогрешима; покуда дело обстоит так, индивид существует лишь в качестве простой «опоры» того или иного положения доктрины, играя при этом роль не более активную, нежели та, какую бумага, на которой напечатана книга, играет по отношению к идеям, которым служит носителем. Если, впрочем, ему случается говорить от своего собственного имени, то тем самым он отходит от исполнения своей функции и выражает лишь простое индивидуальное мнение; в последнем же его никоим образом нельзя назвать непогрешимым — не более, нежели любого другого индивида; следовательно, сам по себе он не пользуется какой-либо «привилегией»; ибо с того момента, как проявляется и утверждается его индивидуальность, он тотчас же перестает быть представителем традиции и становится обычным человеком, чье значение, как и любого другого, определяется — в доктринальном отношении — мерой знания, которым он реально обладает, не стремясь навязывать кому бы то ни было своего авторитета.[311] Стало быть, такая непогрешимость связана единственно с функцией, а отнюдь не с индивидом, поскольку вне исполнения этой функции или же в том случае, если он по какой-либо причине перестанет ее исполнять, в нем не остается ничего от этой непогрешимости; и здесь мы находим пример того, о чем говорили выше, — а именно, что функция, в противоположность степени знания, поистине ничего не прибавляет к тому, чем существо является само по себе, и ни в чем не изменяет его внутреннего состояния.

Мы должны еще уточнить, что доктринальная непогрешимость в нашем понимании обязательно ограничена (как и сама функция, с которой она связана), причем многими способами: прежде всего, она может осуществляться только внутри традиционной формы, к которой относится эта функция, и утрачивает смысл применительно ко всему тому, что принадлежит любой другой традиционной форме; иными словами, никто не может выдвигать претензию судить об одной традиции от имени другой; подобная претензия была бы ложной и необоснованной, ибо от имени одной традиции можно говорить лишь о том, что касается ее самой; в целом это очевидно для любого, кто не привносит сюда каких-либо предвзятых идей. Далее, если функция принадлежит определенной сфере, она дарует непогрешимость лишь тому, что относится к этой сфере, которая может быть, сообразно обстоятельствам, заключена в более или менее узкие рамки: так, например, не покидая экзотерической области, можно представить себе непогрешимость, которая в силу частного характера функции, с коей она связана, касается не всей доктрины, а только той или иной ее ветви; тем более любая функция экзотерического порядка не могла бы даровать никакой непогрешимости и, следовательно, никакого авторитета в сфере эзотерической; и здесь любая попытка противоположного свойства, которая означала бы, впрочем, переворачивание нормальных иерархических отношений, не могла бы иметь никакого значения. Необходимо всегда отмечать оба эти различия — с одной стороны, между разными традиционными формами, а с другой — между областями экзотерической и эзотерической,[312] во избежание всякого заблуждения и ошибки в определении сферы действия традиционной непогрешимости; вне законных пределов, соответствующих каждому случаю, непогрешимости не существует, поскольку нет и того, к чему ее можно по-настоящему применить. Мы сочли необходимым задержаться на этом, поскольку знаем слишком многих людей, которые склонны не понимать этих важных истин: либо потому, что их горизонт ограничен единственной традиционной формой, либо потому, что в самой этой форме им известна только экзотерическая точка зрения; все, о чем можно их попросить, дабы прийти к взаимопониманию, — чтобы они знали и признавали пределы своей компетенции, не дерзая вторгаться на чужую территорию, что впрочем, повредило бы им самим, ибо они доказали бы тем самым безнадежную неспособность к пониманию.

Примечания:

3

Мы можем привести в качестве примера «аскетики» «Exercices spirituels» св. Игнатия Лойолы, дух которых, бесспорно, мистичен столь мало, сколь это возможно; по меньшей мере вероятно, что он отчасти вдохновлялся некоторыми инициатическими методами исламского происхождения, но, разумеется, применяя их с совершенно иной целью.

30

Отсюда происходят выражения типа «дать свет» и «принять свет», употребляемые для обозначения инициации в ограниченном смысле, т. е. духовной трансмиссии от инициирующего к инициируемому. Относительно Элохим отметим, что приписываемая ему семиричность связана с учреждением инициатических организаций, которое должно отображать сам космический порядок.

31

Примеры этой так называемой «идеальной» связи, посредством которой кое-кто хочет оживить традиционные формы, полностью исчезнувшие, см. в книге: «Царство количества и знамения времени», гл. XXXVI; мы вернемся к этому далее.

305

Мы говорим, что человек ассимилирует истину, поскольку таков обычный словесный способ передачи, но вполне можно было бы сказать наоборот: что он сам ассимилируется этой истиной; значение этого замечания станет понятно впоследствии.

306

Уместно было бы только сделать оговорку относительно того, что выражение или формулировка истины могут быть неадекватными и что даже всегда так и бывает в известной мере; но это отнюдь не затрагивает сам принцип.

307

Так, возьмем самый простой пример: ребенок, если он понял и усвоил элементарную математическую истину, будет непогрешим всякий раз при очередном изложении этой истины; но, напротив, он не будет непогрешим, если станет повторять вещи, которые просто «заучил наизусть», но отнюдь не усвоил.

308

Напомним, что это верно для экзотерических обрядов, открыто признаваемых и католической доктриной, как и для обрядов инициатических.

309

Когда мы говорим «регулярно», то это обязательно означает обладание требуемыми качествами.

310

Именно это воздействие духовного влияния в случае обучения доктрине обозначается на языке католической теологии как «схождение (assistance) Святого Духа».

311

Все это в точности соответствует католическому понятию «папской непогрешимости»; удивление вызывает лишь та особенность, что доктринальная непогрешимость всецело приписывается функции, осуществляемой исключительно одним индивидом, тогда как в других традиционных формах обычно признается, что все те, кто исполняет регулярную функцию обучения, причастны этой непогрешимости сообразно объему их функции.

312

Прибегая к геометрической символике, можно было бы сказать, что первым из двух этих различий доктринальная непогрешимость определяется в горизонтальном плане — ибо традиционные формы как таковые располагаются на этом уровне; а вторым — в плане вертикальном, ибо здесь речь идет об иерархически расположенных друг над другом областях.