ЗОВ ЛУННОГО ЧЕЛОВЕКА

Немецкий географ Ратцель сказал однажды, что корень культуры народа не уходит в почву вертикальным стволом, но широко ветвится в различных направлениях. Необычное сравнение истоков национальной культуры с корнями, справедливое в подавляющем большинстве случаев, можно применить к гренландской культуре с оговорками. Нижняя, теряющаяся во мгле веков часть этого "корня" вряд ли имела боковые побеги - эскимосы были отрезаны расстояниями или барьером холода не только от далеких очагов цивилизации Азии и Европы, но и от более близких древних культурных центров Америки Мексики и Гватемалы. Зато верхняя, наиболее близко расположенная к нашему времени часть "корня" мощно ветвится.

Культура гренландцев не составляет более исключения в широком процессе международного культурного общения, в ходе которого происходит, как известно, взаимообогащение различных культур. Поскольку в новое время основным субъектом культурного обмена с Гренландией была Дания, то сложилось не вполне обычное положение, когда населению острова, географически относящегося к Америке, все более присуща современная культура не американского, а европейского типа.

В искусственно "закрытой" Гренландии традиционная культура, застывшая на пределе возможностей общества каменного века, стала мертвым каноном, тормозившим как народное творчество, так и процесс прогрессивного культурного обмена. К настоящему же времени древняя традиционная и современная составные части гренландской культуры переплелись весьма тесно, и с каждым годом это взаимопроникновение углубляется. Однако данный процесс не зашел настолько далеко, чтобы воздвигнуть непреодолимые трудности в выделении чисто эскимосских и заимствованных европейских черт культуры Гренландии.

Вследствие огромных размеров Гренландии и достаточной удаленности отдельных групп этноса друг от друга, а главным образом из-за различий в экологических условиях, традиционные эскимосские промыслы были не везде одинаковы. Отсюда и различия в их материальной культуре. Таких форм культуры несколько: полярная (район Туле), арктическая (западный берег севернее Полярного круга), субарктическая (к югу от Полярного круга) и переходная из арктической в субарктическую (район Ангмагссалика). С позиции общеэскимосской культуры наиболее типичной является арктическая форма. Ее характерные черты - охота на тюленя со льда зимой и весной, каячная охота (ранее - охота на кита) летом, осенью - охота на оленей, ловля форели в ручьях и озерах. Полярная культура возникла на основе охоты со льда, поскольку вода открывается здесь лишь на 1,5-2 месяца. Когда Туле "открыли" европейцы, оказалось, что здесь давно прекратились охота на оленя и ловля рыбы, эскимосы прочно забыли и каяк и умиак. Вновь эти полезные орудия труда вошли в обиход лишь после переселения в полярный дистрикт нескольких семей с западного берега. Субарктическая норма культуры представлена прежде всего орудиями труда, нужными на охоте в открытой воде. Жилища здесь группируются у проливов и фьордов; в период охоты нет необходимости в дальних переездах со всей семьей, как в Туле, поэтому собачьи упряжки менее распространены, да и сами сани вдвое меньше, чем полярные. Именно с этой формой культуры раньше всего познакомились европейцы в XVIII в., отчего она стала более известной и превратилась в некую норму эскимосской трудовой деятельности и быта, что в общем не совсем справедливо.

Общеэскимосская материальная культура имела почти во всех составляющих ее частях непосредственное отношение к морю, морским промыслам, из которых на первом месте стояла охота на тюленя. Для того чтобы добраться по льду до открытой воды или доставить добычу домой, эскимосы использовали сани, запряженные собаками. Гренландские сани по сравнению с нартами народов советского Севера шире и короче, они более приспособлены для поездок в сложных условиях, где путь часто преграждают скалы и торосы, поэтому и собак в них запрягают не цугом, а веером - отсюда их бoльшая маневренность. Полозья гренландских саней, слегка поднятые спереди, сзади загибаются под прямым углом и соединяются на уровне груди человека поперечной планкой это помогает удержать груз на крутых подъемах и облегчает управление. Материал для изготовления саней - доски из плавника [50], скрепленные ремнями из шкуры тюленя. Они подвижны в сочленениях и лишь слегка изгибаются на неровном льду или выступах скал, там, где жесткая конструкция не выдержала бы. Управляют собаками эскимосы в отличие, к примеру, от ненцев не шестом-хореем, а многометровым бичом с короткой ручкой, которым владеют в совершенстве, без промаха попадая в нужную собаку на расстоянии 20 м.

Более массивные, чем нарты, эти сани имеют положительную плавучесть и не тонут даже со значительным грузом, а это важно в ледовых походах.

Еще более высокого уровня технологического совершенства достигли эскимосы в сооружении каяков. Каяки произвели весьма сильное впечатление на первых европейцев в Гренландии - о них говорится уже в "Саге о Винланде" [51], - ибо не многие "примитивные" народы мира могут похвалиться тем высоким мастерством, с которым эскимосы строят каяки и управляют ими. Легкий и гибкий планочный набор каяка целиком обтягивается шкурой, так что открытым остается лишь деревянное кольцо вокруг проема для гребца. Когда же он затягивает шнуры подола кожаной куртки вокруг этого кольца, шнуры капюшона - вокруг лица, а завязки рукавов - у запястий, то представляет собой как бы единое целое с каяком. Он может даже перевернуться с ним без особых последствий: один удар веслом - и суденышко снова выравнивается, а внутри его ни капли воды! Стремительность, лаконизм и элегантность линий обводов каяка столь же замечательны, как бесшумность и быстрота его хода.

Второй тип лодок - десятиметровый беспалубный умиак, или "женская лодка", в предвоенный период все реже использовался для охоты на китов, в основном на нем перевозили грузы или отправлялись в гости. Вдоль бортов умиака привязывались пузыри, что способствовало его остойчивости. Сейчас настоящих умиаков не осталось, термин же применяют к деревянным баркасам.

При охоте на китов на носу умиака стоял лучший охотник с тяжелым гарпуном в руке. Вообще гарпунов в Гренландии существует несколько типов, но все они с поворачивающимся поперек входного канала раны наконечником. Длина древков варьирует от коротких - для бросания с каяка - до десятиметровых, используемых в парной охоте, когда у отверстия во льду стоит охотник с гарпуном, а его товарищ лежит, глядя в другое отверстие и приманивая тюленя свистом и шевелением гарпуна. Довольно длинен гарпун для весенней охоты, когда тюлени выползают греться на лед. Охотник, одетый в шкуру, движется по льду, с удивительной точностью копируя тюленя, пока не подберется к лежбищу на расстояние, равное длине гарпуна. Для бросания гарпуна употребляется деревянная копьеметалка - орудие, употребляемое еще только в Австралии и Новой Гвинее [52]. Поскольку основную ценность в безлесной Гренландии представляет древко гарпуна, то его сочленение с наконечником устроено таким образом, что при резком движении раненого зверя оно отделяется и всплывает; наконечник же, привязанный ремнем к пузырю из шкуры тюленя, остается в теле животного.

При охоте на мелких тюленей используют маленький гарпун "блэреспюдет" с цельным древком и более длинным, с несколькими крючьями, наконечником. Непосредственно к древку крепится и небольшой пузырь. После того как тюлень загарпунен, в него копьеметалкой бросают тонкие дротики, также с отделяющимся древком; добивают зверя охотничьим ножом.

В последнее время на тюленя с каяка охотятся только с винтовкой. На передней части каяка при этом устанавливается рама с белой ширмой, которую издали легко принять за кусок льда.

Ловля тюленей сетями издавна практиковалась как со льда, так и на открытой воде, но настоящее свое развитие она получила с XVIII в., когда появились дешевые сети из Европы.

С каяков же охотились эскимосы на оленей, подстерегая их в местах переправ через проливы или озера и бросая в них дротики. На суше с этой целью использовались стрелы и лук. С уходом в начале XIX в. оленей с прибрежных частей острова исчезло и это старинное оружие, изготовлявшееся с большим искусством из китового уса или дерева и дважды оплетенное шнуром из жил.

Традиционное хозяйство гренландцев отвечает требованиям почти непрерывной борьбы с холодом, ведущейся в условиях полного отсутствия обычных топливных ресурсов и строительных материалов, когда для того, чтобы разжечь скупой огонь в жилище, нужно найти, выследить и убить осторожного зверя, а неудачный сезон охоты еще недавно означал верную смерть от холода жителей всего селения. Отсюда - высокое совершенство, которого эскимосы достигли не только в охоте, но и в изготовлении жилья и одежды.

Видов одежды немало: от почти невесомых камлеек и женских летних брюк, похожих на шорты, до многокилограммовых одеяний из шкур белого медведя, в которых нелегко передвигаться, но можно часами подстерегать тюленя у отдушины. Шитье надежных, красивых, удобных предметов одежды и обуви важнейшая обязанность женщины, от их качества зависит удача, а часто и жизнь охотника, поэтому гренландская пословица гласит: "Слава охотника - в руках его жены!"

Самая распространенная одежда - тюлений анорак с капюшоном, сшитый из двух слоев шкуры, меховые штаны и камики. Под анорак надевается рубашка из меха тюлененка, лисы или из птичьих шкурок. В Туле анораки шьют из лисы, на восточном берегу - из лисы или собаки. Там до сих пор штаны шьют из медвежьей шкуры.

В хорошо протопленных помещениях эскимосы ходят почти обнаженными: женщины носят лишь кожаные треугольные передники вроде бикини, мужчины плотно облегающие кожаные шорты. Летом на улице мужчины ходят в коротких, до колен, меховых брюках.

Охотясь на китов, мужчины облачались в "мех для прыжка" - одежду, напоминавшую комбинезон, сшитый из высушенных кишок или скобленой кожи и совершенно водонепроницаемый. В такой одежде, затянутой у лодыжек, кистей и вокруг головы и надутой через трубку на груди, охотник мог прыгать в воду, подплывать к убитому киту и приступать к его разделке на плаву. Иногда так добивали копьем еще живого кита.

Одежда украшалась бисером (очень скупо) и разноцветными меховыми аппликациями. Особенно красивыми были женские сапоги высотой до середины бедер. Шкуры для шитья сапог и другой одежды выделывались крайне примитивно из-за отсутствия в Гренландии источников дубящих веществ. Чаще всего ограничивались тем, что шкуры мяли долгие часы, предварительно соскоблив с них жир [53]. Исключение составляли использовавшиеся для детской и нижней одежды птичьи шкурки: жир с них осторожно скусывали и обсасывали их - так соединялось приятное с полезным! [54].

Традиционные жилища гренландцев, как и других народов Севера, двух видов - летнее и зимнее. Первое делается из конусообразного деревянного каркаса, обтянутого шкурами; второе может быть из камней или снега - в полярной области; в других местах его строят лишь из камней или дерна, иногда плавника, имеются остатки жилищ, сложенных из частей скелета кита. Короче, жилища строились до недавнего времени только из местного материала, от чего в немалой мере зависели его форма, величина и т.д. Кроме того, само расположение жилища диктовалось условиями охоты, рыбной ловли, климатических особенностей района и др.

В полярных и арктических областях стойбища располагались в глубине заливов и фьордов (где можно охотиться со льда) или у устьев речек. В субарктической области зимние жилища группировались у шхер или проливов. Как на севере, так и на юге стойбища были небольшими - в 1920-х годах более половины их насчитывало до 50 жителей, а четверть - лишь 25 и менее человек.

Наиболее типичным жилищем для "большой семьи" была прямоугольная в плане полуземлянка (задняя часть ее нередко заглублялась в склон горы). Крыша из дерна опиралась на потолочную балку, покоившуюся на ряде столбов-опор. Общие спальные нары, расположенные вдоль стен, делились перегородками из шкур на отделения для "малых семей" (просторными они не были - отсек шириной в 1 м 25 см был достаточным для одного мужчины, двух его жен и 6 детей). На низких подставках перед каждым таким отделением горела жировая лампа.

Лампы делались из камня в форме полумесяца. Куски жира располагались вдоль сильно выгнутой задней стороны, а вдоль передней насыпался мох. Уложенный правильно, он горит ровным сильным пламенем, почти не давая копоти. Над лампой постоянно висел котелок с тающим льдом; еще выше, под самым потолком, подвешивалась деревянная рама с натянутыми ремнями, на ней сушили одежду.

Зимой полярные эскимосы строят снежные хижины [55] из кирпичей, выпиливаемых в плотном снегу. Их укладывают спиралью с постепенным сужением витков кверху, отчего постройка приобретает форму купола. Затем швы заделываются снегом, устраивается вход (подкопом - так лучше сберегается тепло). После того как внутри разведут огонь, а стены слегка оттают и "схватятся" морозом, хижина становится настолько прочной, что на нее может даже влезть человек.

Переход эскимосов-охотников от торфоземляных зимних и временных летних хижин, расположенных на местности крайне разбросанно, к более современным, размещенным более концентрированно жилищам был тесно связан с процессом перехода от охоты к рыболовству. И в настоящее время облик поселений отличается в зависимости от занятий жителей. На севере и востоке Гренландии, где охота на тюленя сохранилась, люди живут в мелких стойбищах. Напротив, в рыболовецких районах западного побережья, где наиболее развита промышленность и экономика предъявляет жесткие требования к концентрации населения, находятся самые крупные поселки острова.

Перемены в жилищных условиях произошли во всех типах поселений эскимосов, но наиболее впечатляющи они в крупных стойбищах и поселках. Здесь жилище среднего гренландца - отдельный домик, построенный в любом годном для этого месте (планов застройки не существовало до начала 1970 г., да и сейчас они обязательны лишь для "перспективных" поселков и городов). В крупных стойбищах обязательно имеется магазин, в котором, по выражению французского этнографа Малори, "есть все - от хозяйственного мыла до пишущей машинки". В прибрежных поселках есть бетонный причал, необходимый не только для рыбачьих, но и для транспортных и пассажирских судов. Во всех стойбищах кроме зданий Королевской торговой компании (магазин, склад, засолочный пункт и пр.) и обязательных школы, детсада и церкви имеется клуб (Дом собраний); в больших поселках, кроме того, есть амбулатория или больница, электро- и радиостанция.

Поселки городского типа еще 20 лет назад представляли собой группу зданий Королевской торговой компании близ порта, здесь же, как правило, располагались школа и церковь; больница находилась обычно несколько поодаль; наконец, по периферии поселка шел жилой пояс, состоявший из индивидуальных домиков, раскрашенных в яркие, праздничные тона. Дорог не было вовсе, их заменяли тропки между домами.

В настоящее время картина сильно изменилась. Быстрый рост городского населения и связанные с ним проблемы привели к необходимости планирования городской застройки. Нужно было не только залатать прорехи, оставшиеся в наследство от колониальной эпохи, но и строить дома "наперегонки" с быстрым ростом населения: в 1970 г. в Готхобе (Нууке) жило 7 тыс. человек, сейчас эта цифра поднялась до 25 тыс. Одновременно со строительством промышленных предприятий в городах появились здания водопроводных и электростанций, модернизировались школы и дошкольные учреждения. Возникли функционально новые учреждения - клубы и "мастерские свободного времени", молодежные клубы, кинотеатры, возникли жилые комплексы со своей службой сервиса. Такое расширение строительства сделало необходимым создание дорожной сети, а быстрая концентрация населения - возведение многоэтажных домов, имеющих горячее водоснабжение и канализацию. Большие дома нередко строят из железобетонных блоков, доставляемых из Дании. В настоящее время строительство небольших домов на 1-2 семьи ведется только на окраинах поселков.

Строительство в Гренландии имеет ряд особенностей. Вечная мерзлота не позволяет использовать здесь фундаменты обычного типа, их приходится либо погружать в толщу невспучивающегося балласта (галька и песок) с дренажом, либо изыскивать скальные основания, что надежнее; свайные фундаменты здесь непопулярны. Весьма затрудняет мерзлота проводку водной и канализационной сетей, они требуют не только изоляции в грунте, но нередко и электроподогрева.

В условиях практического отсутствия грунтовых вод города приходится снабжать водой из запруженных рек и озер; при этом принимается во внимание необычно мощное льдообразование зимой в подобных, как правило неглубоких, водоемах. Лед представляет серьезную помеху и при строительстве причалов.

Значительно удорожает строительство то обстоятельство, что все материалы, кроме песка и воды, приходится доставлять из-за океана. Оттуда же приезжают квалифицированные строители (которым платят кроме зарплаты командировочные, "полярные", предоставляют бесплатное жилье и т.д.), что также обходится недешево. Поэтому строительство жилого дома в Гренландии стоит вдвое дороже, чем в Дании.

Датские инженеры-строители считаются хорошими специалистами по работам в Арктике, и обязаны они этой репутацией гренландскому опыту. Однако опыт пришел не сразу, вначале было множество неудач. Так, в Нарссаке с его чрезвычайно сильными местными ветрами несколько домов просто сдуло в море; универсам в Сисимиуте изогнулся без всяких видимых причин в виде змеи - под ним растаяла мерзлота, и огромное здание пришлось разобрать.

В результате подобных ошибок и просчетов на ветер было выброшено немало миллионов крон. Но неудачи эти ничтожно малы по сравнению с тем, что осталось людям.

Большинство гренландских семей живет в одноэтажных домах. Но крупные поселки принимают все более привычный глазу европейца - но не гренландца вид. Вдоль асфальтированных улиц появились многоэтажные жилые дома, супермаркеты, современные здания общественных учреждений. В многоэтажных домах, где живут и датчане и эскимосы, имеются помещения, оборудованные для машинной стирки и сушки белья, в подвалах находятся так называемые черные кухни (на них сушат рыбу, вытапливают тюлений жир и т.д.), помещения для велосипедов.

В настоящее время, характерное кризисом в рыбной промышленности, наблюдается тенденция к некоторому спаду темпа жилищного строительства.

Проследив историю гренландского жилища от древних времен до наших дней, вернемся вновь к традиционной культуре. Один из ее важных элементов орудия труда и охоты. Они когда-то изготавливались из костей морских животных и отточенных камней; в Туле, где нередки находки метеоритов, орудия делались из железа. Характерно, разделение орудий на мужские и женские, примером тому ножи: привычной для нас формы - мужские и лунообразные, с рукояткой посередине, - женские "улу". Этими ножами женщины скоблили шкуры, резали мясо и т.д. Резьба по кости, камню, металлу, дубление шкур считались мужской работой.

Как было сказано, гренландцы в докапиталистический период истории острова жили маленькими, далеко друг от друга разбросанными общинами, основную социальную ячейку которых составляла "большая семья". Как парадоксально это ни покажется, но на острове, не разделенном никакими границами, общины были крайне изолированы друг от друга. Все познания групп эскимосов в области природы, занятий, общественных отношений ограничивались тем крошечным мирком, в котором они обитали: он мог быть довольно значительным в пространственном отношении, но его обитатели не имели представления о других областях своей огромной родины, о других братьях по крови. Все гренландцы были, безусловно, при этом одним народом, говорившим на одном языке и имевшим общие черты в материальной и духовной культуре. Основная причина этой поразительной схожести - не только происхождение разбросанных на тысячи километров друг от друга эскимосских групп от общих этнических корней, но и одинаковый экономический базис, на котором основывалось гренландское общество.

Структура традиционного эскимосского общества неизбежно находила свое отражение и поддержку в их религиозно-философских взглядах, мифах, отражавших не только профессиональный, но и социально-психологический опыт, излагающих этнические и другие нормы поведения. Датский эскимолог К. Брикет-Смит говорит: "Там, где кончаются точные знания, начинается сказка, но переход этот почти незаметен". Особенно поражает отсутствие этой границы при знакомстве с мировоззрением гренландцев, не всегда делающих различия между реальными и сверхъестественными силами, когда в единый монолит сплавляется миф с опытом.

Основанная на морских промыслах экономика отражается в поверьях эскимосов, где мощно звучит, доминирует над другими тема моря. С морем так или иначе связаны все центральные герои гренландской мифологии [56]. Зимой эскимосы просят Морскую женщину укрепить ледовый покров, летом - открыть море для охоты на каяках. К "духу воздуха" обращаются с просьбой о тихой погоде, ибо осенне-зимние штормы - бедствие, скопление пакового льда у берега - катастрофа, поскольку гренландцы не могут подобно эскимосам Америки и Азии помочь себе сбором растительной пищи или хотя бы обменом у соседних народов шкур на пищу. В мифах почти стерлись имевшие раньше хождение среди всех эскимосов предания о "лунном человеке" - покровителе земного плодородия и охоты на сухопутных зверей.

Кстати, логика эскимосов издавна поражала европейцев своей кажущейся абсурдностью. Приведем пример такого логического построения: если эскимосу нужно навестить друга, живущего на противоположном берегу залива и он запланировал поехать туда на собаках вдоль берега, а в день отъезда оказалось, что можно отправиться более коротким и легким путем - по молодому льду через залив, то гренландец вообще остается дома. Причина такого странного, на наш взгляд, поступка следующая: глупо ехать по берегу, когда путь напрямик короче. Но и напрямик ехать для настоящего мужчины и охотника стыдно, тем самым он поступится своим планом, т.е. подчинится в чем-то природе, пойдет на компромисс с самим собой и т.д. Впрочем, это вовсе не помешает ему выехать на другой день (напрямик, естественно), но теперь это будет его решением, принятым по зрелому размышлению!

Мы никак не можем согласиться с мнением некоторых западных этнографов о том, что мышление гренландцев - мышление отсталого народа, отличающееся от мышления "цивилизованных" (т.е. евро-американских) народов. Весь духовный мир эскимосов (в том числе религия, мораль, общественное мнение) образовывался в иных, резко отличных от европейских условиях; вся совокупность их представлений о мире поэтому иная, как отличается и их опыт в борьбе за существование, методы такой борьбы от наших. Другими словами, склад ума эскимоса совершенно такой же, что и у европейцев, он мыслит, как мы, и выводы наши совпадают, но при одном важном условии - если будут одинаковыми и посылки, а это случается далеко не всегда.

Наряду с глубокими и тонкими знаниями о природе (по точности своей сближающимися с научными) сознание эскимосов вмещает и фантастические представления о мире, т.е. всевозможные суеверия, мифические объяснения ряда явлений и т.д. Неверным будет утверждение, что подобный склад ума отличен от европейского - и европейцы прошли эту стадию духовного развития (верующие же люди и поныне отчасти находятся на ней). Порождение подобных представлений - плод коллективного мышления, так же как реальные познания результат индивидуального опыта. Это разделение в сознании человека (на фантастическую и реальную части) характерно не только для эскимосов. Другими словами, мы не можем по этому признаку разделить типы сознания на "эскимосский" и, скажем, "евро-американский".

Другое дело - соотношение таких представлений в системах эскимосского и европейского мировоззрений. Бесспорно, в духовной жизни эскимосов фантастические представления играют гораздо большую роль, чем у нас. Но и это различие объясняется не извечно неодинаковой структурой мышления, качественно резко отличающимся складом ума, а лишь несхожим образом жизни, определяющим, как известно, и духовный мир человека.

Эскимосы жили (а на севере в районе Туле и сейчас живут) в крайне сложной, жесткой экологической ситуации, на пороге человеческих возможностей. Они окружены суровой, исполненной опасностей, враждебной человеку природой. Этот маленький мужественный народ привык издавна в борьбе за существование надеяться только на свои силы; охотники должны были рассчитать каждый свой шаг, не оставлять без внимания ни одну, пусть ничтожнейшую, частицу информации об окружающей природе, незнание или пренебрежение которой могло оказаться роковым если не тут же, немедленно, то в будущем. Из века в век выживали не только самые сильные, но и самые эрудированные в своей области и многосторонне развитые члены общества. Впрочем, бывало и так, что погибал великий охотник, знавший больше любого соплеменника, все, казалось бы, предусматривавший и все делавший правильно. Такое событие было нелегко объяснить, точно так же как и длительные неудачи в охоте, когда, несмотря на искусство и старания мужчин, под угрозу ставилось само существование всего стойбища. Объяснение этих и подобных явлений было необходимо, вся история эскимосов - это история непрекращавшегося накапливания опыта, сбора, обработки и использования информации - процессов, ставших второй натурой народа, его надеждой и спасением в безбрежных ледяных просторах. В описанных же случаях никакого объяснения не было. Охотники не могли выстроить всю цепь случайностей (или закономерностей), приведших к смерти охотника или голоду, ведь они не знали всех сложных законов миграций морского зверя (не совсем ясных нам и сейчас). Но объяснение должно было найтись, и его находили если не в реальном мире, то в фантастическом. Так из относительного бессилия, беспомощности человека перед лицом природы рождались, а потом и развивались суеверия, мифы, ритуалы.

Трудно с точностью определить, какая часть подобных представлений была объективно полезна в жизни охотников каменного века, какая нейтральна и какая попросту вредна. Да это и не столь важно для понимания облика народа. Важнее здесь другое. Сам факт создания подобного духовного мира свидетельствует о том, что человек не покорялся даже самым грозным, таинственным и труднообъяснимым явлениям, а пытался бороться с ними, дерзко вторгаясь в область непознаваемого, более того, делая открытия и ставя их себе на службу. Смерть охотника или голод были, при всей их повторяемости, чрезвычайными событиями, и в ответ на них использовались экстраординарные меры - магические обряды, заклинания, "тесное" общение с "потусторонними" силами, короче, весь арсенал накопившихся у шаманов средств. При этом магические и реальные меры употреблялись одновременно. Эскимосы не знали, где кончаются первые и начинаются вторые, - они тесно переплетались, отражая нерасчлененность, взаимопроникновение фантастического и реального в мировоззрении гренландцев [57].

Моральные установки эскимосов также имели своим источником жесткую необходимость подчинения членов общины правилам, при условии соблюдения которых эта община только и могла выжить. Когда-то подобные (или схожие) правила были обязательны и для европейцев, однако со временем они менялись вместе со сменой социально-экономических укладов. В Гренландии же, где общество оставалось на уровне каменного века, естественно, застыли в неизменном виде и эти правила. Так, европейцы утратили с веками строгие ритуальные предписания, связанные с приемом пищи, можно сказать, мы стали есть "в вольном стиле". В традиционном эскимосском обществе эти предписания сохранили свою силу, они действительны, как и много веков назад. Зато новые, введенные европейцами понятия кажутся старикам-эскимосам лишенными смысла в отличие от впитанного с молоком матери и во многом необходимого в традиционном обществе кодекса правил предков.

Указанные правила, предписания, табу имели единственную цель - благо коллектива. Закону стойбища должны были подчиняться все; личные интересы индивидуумов ежечасно и ежеминутно приносились ему в жертву. Как весьма многозначительно шутит К. Биркет-Смит, "самостоятельное мышление было еще более редкой птицей в Гренландии, чем на наших широтах". Поэтому в корне неверны утверждения некоторых авторов, которые, касаясь социальных перемен, связанных с победой новых экономических отношений, рисуют старое гренландское общество как в высшей степени гармоничное, гуманное, демократическое и даже сожалеют о его распаде. Законы этого общества были жестоки, а нарушения их часто карались смертью [58].

Наиболее точную оценку степени свободы для каждого члена такого общества дает поэтому не буржуазная наука, нередко склонная призывать к возврату к старому, застывшему, консервирующему традиционные законы и культуру образу жизни, а марксистская, справедливо утверждающая, что в глубинах этого образа жизни "человек в известном смысле был еще более порабощен, чем при рабовладельческом строе... корни того, что называется рабской покорностью, возникли значительно раньше рабства. Это не принуждение, а добровольное подчинение, при котором даже не брезжит помысел или ощущение какого бы то ни было протеста" [59].

Тем не менее было бы ошибкой полагать, что нормы и правила поведения внушались, предписывались исключительно с позиций силы, возможно, гораздо большее значение здесь имело традиционное воспитание. Вначале мать, затем остальные члены семьи внушают эти правила ребенку, причем делается это ненавязчиво, угрозы отнюдь не в ходу [60]. Огромное значение в воспитании играет фольклор, светский и культовый (впрочем, это разделение часто весьма условно). Наиболее простая и реалистичная фольклорная форма - так называемые рассказы. Это повествование, для которого характерна вольная композиция, нередко весьма значительный размер (рассказ может длиться практически бесконечно, так как к одному сюжету совершенно естественно присоединяется другой; чаще всего это бывает в пургу или другие периоды длительного бездействия). Сюжетов рассказов множество, излюбленные - о приключениях охотников, о людях необычного поведения, об убийствах, состязаниях, голодных периодах, путешествиях, культовых мистериях.

Обычно рассказывает один из членов семьи, известный своей памятью и жизненным опытом. Как правило, это происходит по вечерам (гренландцы, как и чукотские эскимосы, наиболее обильную и длительную трапезу устраивают не в обед, а в ужин). Причем хороший рассказчик произносит текст монотонно и не делая пауз. Хоть рассказы и несут в себе большой воспитательный заряд, но никогда не приводятся "к случаю", как притчи у других народов, - молодежь здесь сама должна извлечь рациональное зерно из длительного, часто многопланового повествования.

На празднествах более употребительны полуфантастические, вернее, приукрашенные вымыслом рассказы о местных знаменитостях или давних происшествиях (тоже локальных); такие легенды принято называть "сагн" [так], т.е. "сказания".

Наконец, имеются предания более широкого, универсального масштаба, которые по их культовой роли не без оснований именуют мифами. Среди них есть общий для множества народов миф о потопе (эскимосский Ной спасся не в ковчеге, а забравшись сразу на высочайший нунатак). Интересен миф о происхождении света и смерти. Вначале была тьма, но не было смерти, и люди переполнили землю, и не стало им хватать пищи. Тогда две старухи, обладавшие "силой в словах", вознесли молитвы: одна - о приходе света и смерти, другая - о неизменности мира. Верховное божество вняло просьбам обеих, и тьма стала чередоваться светом, а жизнь - смертью.

Любопытно, что в мифах эскимосов совершенно не отражены происхождение мира, земли. Земля существовала извечно, но была пустой, пока с небес не сошел человек, говорится в них, и не соединился с ней. В результате этого брака родились два мальчика, один из которых со временем стал мужчиной, другой - женщиной, от них и пошел род людской.

Подобные мифы обычно служат основой религии. У гренландцев комплекс их можно назвать религией с известной оговоркой: если у других народов религии свойственно наличие догм, являющихся "последним словом" в отношении сколь угодно сложных проблем, то таких догм у эскимосов нет. Зато имеются отдельные положения, возводимые на фундаменте опыта и поэтому динамичные, относительные, находящиеся в непрерывном развитии и совершенствовании.

В отношении же центральной идеи религии вообще, идеи бессмертия, ее трактовки эскимосы сближаются скорее с буддизмом, чем с христианством, поскольку считают смерть необходимым условием для возрождения и новой жизни в облике животного, человека, принявшего имя умершего, или в детях.

Жизнь в мифах рассматривается как попеременное пребывание всего живущего на земле и в царстве мертвых, в этом смысле жизнь и смерть идентичны. Так же диалектично характеризуются свет и тьма, тепло и холод, добро и зло. Кстати, добра и зла в нашем, этическом, понимании здесь не существует - они слились воедино. Добро в мифах - это все то, что не мешает чередованию противоположностей, т.е. проявлению их глубинной взаимосвязи. То, что препятствует извечному диалектическому развитию, - зло, ибо, прерывая круговорот жизни, оно препятствует возрождению. Это же ведет к самым страшным последствиям - с умершими происходят неестественные изменения, они превращаются в привидения; не до конца идет процесс преображения - и появляются монстры (полулюди-полузвери) и т.д. Подобные неестественные по своей сути несчастья воспринимаются с ужасом, гораздо более сильным, чем страх перед смертью. Собственно, и миф о приходе света и смерти можно рассматривать как прекращение неестественного покоя, единообразия, замену его чередованием противоположностей. Кстати, свет и смерть не были, согласно этому мифу, созданы: они где-то существовали, но правильное их чередование с тьмой и жизнью наступило только в результате молитв. Установившийся правильный порядок и есть результат победы доброго над злым началом в мире.

Довольно сложно учение о душе. Самого определения понятия "душа" у эскимосов нет, она не едина, а множественна (чаще всего троична). Та часть ее, что зовется Тарнек, является носителем самосознания и разума; она может временно покинуть тело, если на то будет воля шамана (имеется в виду гипнотическое состояние); Анерек поддерживает тепло и дыхание в теле (куда он девается после смерти - неясно). Наконец, душа имени человека, Атек, земной мир вообще не покидает, но переселяется в новорожденного, получающего имя умершего. Тарнек улетает из тела через 4-5 дней после смерти, но попадает в одно из загробных царств (небесное или подводное) лишь через год, когда очистится от земных "соков". Теоретически Тарнек может вернуться в любое живое существо, но в большинстве мифов она переселяется в людей.

Что же касается загробных царств, то для эскимосов предпочтительнее подводное, однако попасть туда может лишь тот, кто погиб в море или был брошен в волны после смерти. Но и на небо попасть неплохо - между двумя царствами нет характерного для других религий противопоставления ада и рая. Самое страшное - недопуск в оба царства (это случается после нарушения одного из важнейших табу), тогда умерший становится призраком. В Восточной Гренландии бытуют верования в "скальных людей" (кивитут) - призраков, сохранивших телесность, но приобретших способность летать, становиться невидимыми, понимать язык животных, читать мысли людей и т.п. Кивитут люди, принявшие качества умерших, затем покинувшие общество и обреченные на скитания в пустыне. Им также закрыт вход в оба загробных царства.

Неоконченность, незавершенность системы верований эскимосов проявляется ярче всего именно в учении о душе. Хотя в мифах ясно говорится об уходе ее из тела, тем не менее гренландцы не только хоронят своих близких на высоких местах с красивым видом на море (явно надеясь этим доставить радость мертвым), но и кладут им в могилу предметы домашнего обихода, мячи [61] и др.

Души пребывают в загробных царствах, пока для них не появится место обитания на земле в виде новорожденного; для этого души еще до родов на землю переносит Лунный человек. Он же заботится впоследствии о росте и силе новорожденного, его духовном развитии, вообще это добрый дух, залог вечного продолжения рода эскимосов на земле. Лунный человек - покровитель детских душ в загробном мире, он охраняет их там, но может отпустить одну или более с шаманом для бездетных женщин стойбища.

Другой добрый дух - Морская женщина. Ее дом стоит на дне моря, его охраняет пес чудовищных размеров. Если смелый охотник задумает навестить ее, то он должен с ней бороться, а когда одолеет - очистить ее волосы от сора (который есть не что иное, как следы нарушенных человеком табу). Тогда Морская женщина дивно похорошеет и в благодарность пошлет к стойбищу стада тюленей. Оба духа имеют сильное влияние на климат: Лунный человек - на снегопады, Морская женщина - на ледовую обстановку и ветер.

Собственно злых духов или божеств в эскимосских верованиях нет, однако эскимосы весьма опасаются ведьм, которых подразделяют на два вида: илиситсут, наносящих телесные повреждения, и кугсуит, могущих превратить счастливую судьбу в несчастную. Качествами ведьм наделяются люди. В отличие от них так называемые тупилаки - существа искусственного происхождения, их изготовляют ведьмы или колдуны из костей различных животных, "вдыхают" в них жизнь и научают всевозможным злодействам. Впрочем, рассказывают и о тупилаках, обращавших свои гнев на их "творцов" и убивавших их, любопытная перекличка с чешской легендой о великане Гoлеме [62].

Еще одно отличие эскимосского культа - верующие здесь не молятся, это за них делают лица, сведущие в магии и общении с духами, а именно шаманы и "мудрые люди". "Мудрым людям" поручалось выбирать амулеты, которые могли помочь в том или ином случае, отвести беду, насланную ведьмами, и пр.

Шаманы используют в отличие от "мудрых людей" силы не магии, а духов-помощников. Период обучения шамана (иногда очень длительный) заканчивается, когда он сможет "умереть и вновь ожить". После этого считается, что он одержим силой, которую обязан использовать на благо соплеменников, иначе она убьет или самого шамана, или кого-нибудь из его близких. Обязанностей же на шаманов возлагалось множество: они должны были ставить диагноз и исцелять больных, отвечать на вопросы о судьбе пропавших без вести, вообще на любые вопросы, посылать свою душу в "полет" в отдаленные местности, на дно моря или луну (если не было зверя). Но такие поручения "выполняли" немногие из гренландских шаманов. Большинство же лишь лечило больных да давало различные советы, будучи по сути обычными знахарями.

"Полеты" совершались только внутри помещения при потушенном свете: шаман впадал в транс и оповещал криком собравшихся о том, что с ним происходит во время "полета". Иногда "полеты" приурочивались к праздникам, в этом случае они выполняли роль несколько необычного, захватывающего развлечения.

Праздники устраивались по самым различным поводам. Достаточно было хорошей охоты, приезда гостей, встречи охотников из двух соседних стойбищ и начиналось веселье с обильным угощением, песнями, состязаниями, "полетами" шамана и т.д. Эскимосы собирались в праздничных одеждах, в это время было запрещено охотиться.

Центральным событием праздника зачастую становилось состязание певцов. Как правило, состязующиеся были близкими друзьями, но, несмотря на это, они позволяли себе выступать друг против друга с едкой сатирой, хотя и в веселой форме. Однако не все песенные состязания носили столь безобидный характер: в случае серьезной ссоры прибегали к "песенному бою". После того как истец "закалял" свое лицо (бился о привязанный череп тюленя, стараясь его раздавить), он вызывал ответчика при многих свидетелях и начинал обличать его в песенно-импровизационной форме. Противник должен был встречать улыбкой смертельно обидные слова и отвечать тем же. После подобной встречи обида, как правило, гасла, противники обменивались женами и примирительными подарками [63]. В будущем они становились "ивингарит", т.е. "друзьями песенного боя", что давало повод к частым дружеским встречам.

Более спортивный характер имели состязания в гребле, в бросании различных предметов в цель, переворачивании в каяке, перетягивании каната. В мяч играли ногами, став в круг, при этом нужно было не допустить падения мяча на землю, что довольно сложно, так как мяч, изготовленный из шкуры тюленя и набитый полосками кожи или травой, тяжелее надувного. Иногда играли в футбол, при этом в игре участвовало все население двух стойбищ, полем для игры становилось все побережье между ними, длина поля могла достигать и многих километров. Длилась игра от восхода до заката.

Традиционное искусство эскимосов нашло свое выражение прежде всего в украшении одежды, при этом за неимением других красок, кроме желтой и бурой (их варили из коры плавника), в аппликациях широко использовались естественные (белый и черный) цвета шкуры морского зверя. Расшитыми изделиями из шкур начали торговать еще в XVIII в., как и небольшими моделями каяков; издавна были известны такие произведения эскимосского искусства, как вырезанные из камня и кости амулеты и куклы, а также маски из различных материалов. Впрочем, общее количество последних было всегда столь невелико, что трудно назвать это искусство народным. Широкое развитие камне- и косторезного искусства началось лишь в последние годы XIX в. В качестве материала мастера использовали бивни моржа, нарвала, кости, оленьи рога, валуны. Наиболее известны за рубежом стали с начала XX в. статуэтки тупилаков, их резали на продажу полярные эскимосы, чей культ до этого тупилаков не знал...

Менее традиционным видом искусства в Гренландии являются живопись, акварель и гравюра. Наиболее известным художником XIX в. был эскимос Арон из Кангека, "отец гренландской живописи", создавший несколько циклов иллюстраций к гренландской истории, преданий и мифов в технике акварели и гравюры. Мастерская композиция, максимальное использование возможности цвета и линии - причина постоянного использования его творческого наследства в литературе Гренландии и о Гренландии на протяжении уже более ста лет.

Ряд акварелей, дающих живое представление о старом охотничьем обществе, его жизни и окружающей природе, был создан в середине XIX-XX вв. И. Гормансеном и Я. Даниэльсоном. Схожие мотивы - в живописных работах П. Росинга, П. Петерсена, X. Люнге, Е. Росинга (здесь и далее речь идет только об эскимосских деятелях культуры).

Первым известным эскимосским скульптором, выдвинувшимся еще в 1920-х годах, стал Э. Бертельсен. Он соединил в своем искусстве уверенную и точную технику с безудержной фантазией, гротеск - с юмором. Скульптуры его земляка К. Петруссена свидетельствовали не только о богатом воображении автора, но и о его упорной работе над формой. Эти художники, работавшие в XIX - первой половине XX в., были, бесспорно, высокоодаренными мастерами, но и единственными, кто смог целиком посвятить себя искусству. Начавшаяся в послевоенный период политика датской помощи непосредственно на судьбах эскимосского искусства почти не отразилась. Общая сумма дотаций на создание скульптурных и художественных мастерских была невелика. Положительную роль в поддержке талантливых эскимосских художников сыграли организованные в Готхобе (Нууке) Союз гренландского народного искусства и Общество друзей Ланнсмузея. Эти организации не только пропагандировали эскимосское искусство и организовывали выставки в Гренландии, Дании и за рубежом, но и материально помогали талантливым художникам и скульпторам.

В 1960-х годах гренландская мелкая пластика, станковая каменная и деревянная скульптура становятся известными в Европе благодаря нескольким выставкам. Число самодеятельных художников растет, искусству отдают свободное время целые семьи (например, известного в наше время скульптора К. Кристофферссена - его отец, мать, дочь и два сына также плодотворно трудятся уже много лет). При известной тематической цельности авторы отражают различные стороны гренландской действительности или сюжеты эскимосских преданий, их произведениям свойственно поразительное богатство стилей, способов раскрытия схожих тем, подходов к разрешению задач искусства. И критики и датская общественность, осведомленные о слабой поддержке государством художников, проявили озабоченность из-за возможности перерождения по-настоящему талантливых, больших мастеров в ремесленников, массой поставляющих на рынок изделия из клыка и меха, ничего общего с искусством не имеющие, стандартную продукцию "сувенирной индустрии".

Большое значение в росте профессионализма художников имела Графическая мастерская Готхоба, благодаря которой традиции форм и цвета гренландского изобразительного искусства получили, без преувеличения, новую жизнь. Мастерская, ныне ставшая базой повышения квалификации художников всего острова, была создана в 1972 г. как художественное училище и одновременно клуб творческих работников. В мастерской преподают не только крупнейшие гренландские художники; нередко на кафедры поднимаются члены копенгагенской Академии искусств. Несколько выпускников Графической мастерской уже учатся в академии, другие организуют подобные школы-клубы в гренландской провинции. Области, в которых работают бывшие студийцы, весьма разнообразны - они стали профессиональными плакатистами, граверами, иллюстраторами, организаторами выставок и кружков, некоторые обратились к технике почтовой марки и т.д.

После того как X. Эгеде создал эскимосскую письменность, им была выпущена в 1739 г. первая книга на эскимосском языке. Это была "Азбука", активно использовавшаяся им и его последователями в борьбе с неграмотностью. Профессиональным ученым-лингвистом стал его сын Пауль, издавший в 1750-1760 гг. Эскимосско-латинский словарь и "Эскимосскую грамматику".

Художественная литература появляется несколько позже: в 1810 г. Р.И. Брандт, гренландский чиновник, также учивший эскимосов читать на их языке, издал сборник коротких диалогов, построенных на местном материале и посвященных актуальным для эскимосов темам. Его перу принадлежат также роман и басни, переведенные и изданные в 1839 г.

Начиная со второй трети XIX в. можно говорить о почти постоянном обновлении гренландского книжного рынка. При всем разнообразии жанров (биографии великих людей, сентиментальные романы, нравоучительные новеллы, притчи, романтическая поэзия, гимны и пр.) общим в этой литературе, переводимой с других языков или обработанной И. Мерхом, К. Кьером, П. Крагом, а позже и другими энтузиастами, было одно - она подбиралась с учетом вкусов читателей, а при необходимости реалии изменялись так, чтобы смысл происходящего в книге был до конца понятен читателям, незнакомым с европейской культурой [64].

После того как в 1775 г. были открыты учительские семинарии, куда принимали только эскимосов, грамотность населения повысилась. Между тем литература не всегда точно отражала гренландскую действительность, иногда важные жизненные проблемы эскимосского общества находили в ней поверхностное отражение.

Положение изменилось после приезда Х. Ринка, основавшего в 1860 г. первую эскимосскую газету - "Атагаглиутит" ("Чтение"). В газете и ее типографии работали едва ли не первые представители эскимосской интеллигенции - получивший в Дании специальности печатника и литографа Л. Меллер и художник Арон; редактором стал также учившийся в Копенгагене эскимосский учитель и переводчик Р. Бертельсен. Сотрудники редакции широко привлекали к работе в газете местное население. Эскимосы выступали на ее страницах как с литературным, так и с публицистическим и изобразительным материалом. Немногие из постоянных авторов газеты стали большими мастерами (как, например, Арон или Унгаралак). Значение газеты было в том, что она явилась первым рупором национального меньшинства в датском королевстве, будучи одновременно и массовым источником информации о событиях в Гренландии и в меньшей степени - в Европе.

Неоценима и та культурно-историческая роль, которую сыграла газета. В ее номерах с 1884 г. регулярно печатались воспоминания и устные рассказы о языческой старине недавно обращенной в христианство Восточной Гренландии. Их авторами были Хансерак, Рюттель, К. Россинг, Х. Лунд, Ю. Ольсен и др. Необычным было и то, что редакция решительно отвергла предложение миссионеров о сотрудничестве и печатала только светский материал.

В начале XX в. в Северной Гренландии начинает выходить журнал "Авангнамиок" ("Северянин"), на юге - "Сиюмут" ("Вперед"), на востоке "Сукагссаут" ("Инициатор"). Некоторое время издает свой журнал "Таркигссут" Ауго Люнге, ставший впоследствии известным литератором.

Из значительных изданий второй половины XIX - начала XX в. можно назвать сборник 105 стихов и песен К.Ю. Спиндлера "Эринюгкат иутидлит 105" (эта книга была необычайно популярна во всех уголках Гренландии, песни из нее стали народными) и четырехтомное двуязычное издание эскимосских мифов и преданий "Калатдлит окалугтуаллиат" - труд всей жизни Х. Ринка.

Началом современной эскимосской прозы принято считать роман М. Сторха "Мечта" (1914 г.). Действие романа происходит в стойбище, жители которого вдруг переносятся в 2105 год. Повествование становится остросатирическим, причем критике подвергаются как датчане, так и гренландцы.

В 1908 г. было основано Гренландское литературное общество, в которое вошли 17 крупных эскимосских авторов. Под эгидой общества издавались произведения М. Сторха, первые труды Кнуда Расмуссена (краткие описания путешествий, двухтомная "Этнография" и др.), Ф. Люнге ("Жизнь Х. Эгеде") и др.

Весьма необычным по жанру был роман А. Люнге "300 лет спустя" (1931 г.), детективный сюжет которого завершался в 1972 г. и в котором наряду с весьма точными и колоритными зарисовками современной автору Гренландии отражены его представления о светлом будущем острова.

В более поздних романах учителей П. Петерсена, Ф. Нильсена (ныне директор Гренландского радио), К. Хейман, новеллах рыбака П. Гундела, О. Сандгрен помимо чисто художественных достоинств ценны чрезвычайно живые и правдивые картины из жизни охотников и рыбаков со всеми различиями, присущими ей в отдельных областях острова. Эти произведения пользовались большой популярностью в довоенной Гренландии именно благодаря своей народности и безыскусной правдивости. Не менее популярным стало новое трехтомное собрание мифов и преданий, записанных К. Люнге, "Окалугтуант окалвалавило" (1938-1939 гг.), как и первая история эскимосов Б. Люнге [так] (1935 г.), и воспоминания шамана Аутдларутаса, изданные поэтом и прозаиком К. Поульсеном (1951 г.).

Крупнейшим эскимосским поэтом первой половины XX в. был Х. Лунд (1875-1949 гг.). Обладая большим поэтическим талантом, будучи одаренным художником и композитором, Х. Лунд особенно активно поднимал в своем творчестве вопросы будущего Гренландии. Своими стихами он звал к борьбе с архаизмами в обычаях и предрассудками в морали, к возделыванию земли и разведению скота, к сохранению эскимосского языка в чистоте и превращению его в государственный. Публицистический заряд, присущий его лучшим творениям, попал точно в цель, возможно, потому, что Х. Лунд был и политиком, защищая интересы земляков, как член ланнсрода. Лирические же произведения, часто положенные им на свою музыку, внешне далеки от жгучих проблем острова. Они проникнуты любовью к родному краю, как и его великолепные акварели, темой для которых чаще всего служило побережье в безветренную погоду. В 1939 г. Лундом было написано стихотворение "Наша древняя родина", одухотворенное идеей общности всех эскимосов и ставшее национальным гимном гренландцев.

Ученик Р. Бертельсена, поэт и композитор И. Петерсен, отразил в своем творчестве все проблемы Гренландии середины XX в. С одной стороны, он прославлял свою родину, эскимосский образ жизни, традиционные этику и эстетику, с другой - признавался в любви к "Матери-Дании", принесшей "свет своим гренландцам-детям, без которого они уже не мыслят жизни". Он призывал молодых эскимосов активно бороться за прогресс родины, овладевая для этого датским языком, приобщаясь к культуре братского народа, других стран мира. В публицистике И. Петерсена мы находим ряд положений, аналогичных разработанному в советской филологии учению о единстве мирового литературного процесса и общих закономерностях развития всемирной литературы.

Традиционные мотивы характерны для творчества П. Ольсена: поэт обратился к языческому, наиболее древнему периоду народного творчества, воспевая в своих поэмах подвиги героев эскимосских преданий (цикл о Кагссакссуке).

В военные годы вышел сборник стихов Ф. Нильсена "Небо, земля, море и все остальное". Поэт стал известен не только в Гренландии, но и в оккупированной фашистами Дании благодаря стихотворению "Страна моя, страшишься ли ты ночи?", в котором он звал к твердости в борьбе с врагом. Некоторые стихи Нильсена (например, "Что получил я от тебя?") предостерегают от культурного сближения с Данией - таково мнение литературной критики Гренландии.

К одному из древнейших видов искусства, корни которого уходят в магические действа людей каменного века, принадлежит эскимосская драма. Утратившая в значительной мере связи с фольклорным творчеством, она тем не менее остается народной в своей тематике. Впрочем, в некоторых пьесах авторы откровенно обращаются к феериям языческой древности (работы 1930-х годов К. Хейльмана).

Ряд пьес, написанных Х. Люнге в более современном ключе, был переведен на датский язык (первая - "Отец и сын" - еще в 1937 г.) и ставился на датской сцене. Драмы "Любить свою родину", "Ее получит тот, кто будет первым" отмечены глубоким психологическим проникновением в любовную коллизию, мистическую красоту язычества, борьбу страстей. "Наварана" по-новому раскрывает духовный мир женщины, которая, согласно легенде, предала свой народ и была им уничтожена. Исполненная впервые в Юлианехобе в годы войны, драма воспринималась как призыв к верности своей родине перед чужеземной угрозой. Первая эскимосская опера "Красавица", либретто и музыку к которой сочинил Х. Люнге, также высокопатриотична: в ней языческие, колдовские силы одерживают верх над чужеземным тираном, апофеоз пьесы торжество любви юной Кунерон и ее избранника, олицетворяющих эскимосский народ.

В послевоенные годы стал известен благодаря своему сборнику эпической поэзии "Во мраке язычества" В. Вилладсен. Драматические сюжеты двух первых частей книги (избиение эскимосами переселенцев-норманнов и пережитки кровной мести в Восточной Гренландии в XX в.) были использованы им для страстного протеста против стремления обособиться, заковать себя в рамки мертвых традиций, не допустить сближения с иными культурами.

Творчество молодых поэтов М. и К. Ольсенов отражает мировоззрение гренландцев нового типа, получивших образование в Дании и многое заимствовавших от высокой культуры датского народа. Более конкретные проблемы современности (в основном недостатки, пороки в новых, европейского типа городах) освещены в творчестве А. Петруссена. Схожие темы (двуязычие, моральные сдвиги, некоммуникабельность) волнуют А. Меллера, А. Люнге, О. Корнелиуссена.

В целом состояние гренландской литературы кратко и точно охарактеризовал в предисловии к своей книге "Наша проза и поэзия до 1956 г." К. Бертельсен: "Современная форма повествования развилась у нас под влиянием датской культуры. Стихотворные формы также пришли от датчан, многие стихи имеют датскую мелодику. Язык современной поэзии не нов, но что касается его ритмичности и цели поэзии в целом, то у нас они стали общими".

Однако закономерность культурного обмена, которая в общем ясна старшему поколению, не всегда принимается молодыми, не знавшими тяжелого прошлого, видящими в современности прежде всего ее недостатки и нередко пытающимися найти идеал в утопии, в отказе от борьбы за прогресс Гренландии:

"Прочь от этих высоких домов,

Прочь от этих людей-чудаков.

Дождь? Пустяк - я в дорогу готов!

Свистну я, как шаман, во всю мочь

И уеду в ненастную ночь,

И уеду из города прочь".

(М. Хег, перевод В. Возгрина)

В настоящее время в Союз писателей Дании входит 50 эскимосов. Премия Союза в 1979 г. была присуждена молодому гренландскому прозаику И. Росингу за цикл исторических повестей и публикаций антологий народной поэзии и прозы.

Готхобский Институт эскимологии и творческая интеллигенция Гренландии уделяют большое внимание сбору и популяризации народной музыки. Каждое лето вдоль побережья, от стойбища к стойбищу, кочуют фольклорные экспедиции. Наиболее наглядный результат их деятельности - вышедший в 1980 г. альбом пластинок "Музыка стойбищ".

Кроме древней, уходящей корнями в ритуальные песнопения эскимосской музыкальной традиции в настоящее время внимание музыковедов все больше привлекают ансамбли, делающие попытки синтезировать народные мелодии и современные ритмы. Ведущее место среди многих ансамблей занимает молодежная группа "Суме", талантливые авторы и исполнители которой большое внимание уделяют и постоянной упорной работе над текстовым материалом. Уже вышли две пластинки группы с песнями "борьбы против империализма, за прогресс", который молодежь не отделяет от социалистического пути развития, ибо, как поется в одной из их песен, "не быть Гренландии свободной, пока не отменят частную собственность!".

Из других творческих коллективов в области современного джаза ныне успешно работает оркестр "Пиитсуккут"; более традиционны в своем репертуаре ансамбль "Иннеруулат" и женская группа "Килут". Молодежный ансамбль "Мик" постоянно выступает на Датском телевидении и в телепередачах других скандинавских стран - успех к нему пришел после победы на фестивале Сен-Ремо.

Профессиональный драматический театр "Тукак", когда-то начинавший с переводных пьес, в настоящее время строит свой репертуар исключительно на пьесах эскимосских драматургов.

Книгоиздательское дело на острове находится в руках принадлежащего местному правительству "Гренландского издательства". Издательство располагает собственной типографией, в которой в 1957-1977 гг. было напечатано только на эскимосском языке 200 книг; за последующие два года было всего выпущено 260 книг, из них художественных - 41 (24 - на эскимосском, 9 - двуязычных и 8 - на датском), по географии и истории острова - 36, об искусстве Гренландии - 16, социальных исследований - 21 и т.д. Книги на эскимосском выходят, кроме того, в Дании - в 1973 г. их вышло 40 названий.

На двух языках ведет вещание Гренландское радио (соотношение времени 4:1 в пользу эскимосского языка). Содержание передач состоит на 75% из местного материала, на втором месте "Новости мира", на третьем - информация о Дании. Прямое вещание (с помощью кабельных ретрансляторов в Марморилийке и Ангмагссалике) доступно для всех населенных пунктов, кроме Туле и Скорсбисунна, куда магнитоленты передач доставляются авиацией, вследствие чего здесь новости запаздывают на несколько часов. Кроме того, с января 1981 г. копенгагенская "Радиогазета" на длинных волнах также выходит на двух языках.

Радиовещание в Гренландии ведется около 14 часов в день; треть этого времени занимают музыкальные передачи, 16% - новости, 10% - литературные и культурные передачи, 10% - датское радио, 7% - молодежные и детские передачи. С 1958 г. Гренландский радиоцентр размещается в современном здании, где располагает 4 студиями, концертным залом, музыкальным фондом в 20 тыс. пластинок и крупнейшим в мире архивом магнитофонных записей эскимосских песен, преданий, мифов, рассказов, записанных в стойбищах.

Готхобский киноцентр подчинен Гренландскому союзу просвещения. В его задачу входят покупка и распространение фильмов между 73 киноточками острова; 97% населения может смотреть фильмы в своем городе, поселке, стойбище.

Телевизионная сеть охватывает 17 городов и поселков острова, абонемент довольно дорог - 90 крон в месяц; его имеет лишь пятая часть семей этих городков. Записи большинства передач поступают из Дании. Лишь пятую часть передач готовят на месте (в основном - учебные).

Обращаясь к важной теме просвещения в Гренландии, необходимо отметить, что путь к массовой эскимосской школе был длителен и нелегок. О создании сети приходских школ мечтал еще Х. Эгеде, однако лишь спустя век после его смерти можно было отметить первые успехи на этом поприще. Основной трудностью всегда был недостаток учителей. Только после многих лет работы двух учительских семинарий (Готхобской и Якобсхавнской) директор одной из них смог заявить в 1856 г., что население Гренландии в целом может читать и писать.

Несмотря на это достижение, гренландская школа конца XIX - начала XX в. оставляла желать лучшего. Дети занимались в тесных, холодных, плохо оборудованных помещениях, учили их в основном лишь чтению и письму, скромные успехи гренландского просвещения были достигнуты лишь за счет тяжелого и крайне низко оплачиваемого труда первых эскимосских учителей катекетов, бывших настоящими подвижниками. Лишь в 1925 г. начальная школа была дополнена еще двумя классами, а в семинариях произошло разделение на преподавательский и "реальный" потоки.

Следующее значительное изменение в школьном деле произошло в 1950 г. Согласно новому закону, школа отделялась от церкви, вводилось обязательное семилетнее образование. Для выпускников открывались двухлетние курсы, готовившие их к поступлению в четырехлетнюю реальную школу, аналогичную датской. Датский язык был одним из предметов в начальных классах, а в старших на нем преподавали все предметы, кроме эскимосского языка и закона божия. Усиление роли датского языка произошло в результате настойчивых требований родителей выучить их детей языку, могущему стать средством контакта с окружающим миром и общей основой для культурного развития страны. Но часть гренландской общественности не была удовлетворена подчиненным положением в школе эскимосского языка; проблема эта бурно дебатировалась на всех уровнях в течение последующих 15 лет. Выработанный в ходе дискуссии школьный закон 1967 г. предусматривал возможность получения десятилетнего образования, срок обучения в реальной школе сокращался до 3 лет, приготовительные классы остались двухлетними, прием в них был открыт для выпускников 6-7-х классов. Система дошкольного образования предусматривала учреждение подготовительных групп везде, где заявление подадут не менее 10 местных жителей. Для детей из мелких стойбищ расширялось строительство школ с интернатами. Эскимосский язык становился языком преподавания, но предусматривалась замена его датским в начальных классах, если того пожелает родительский комитет или в случае нехватки говорящих по-эскимосски преподавателей.

Повышались требования и к эскимосским учителям - они должны были теперь иметь кроме семинарского десятилетнего, или "реального", образования специальную четырехлетнюю подготовку, причем один курс проходить в Дании. Такое образование давало им права, равные с правами датских учителей.

Новые требования, увеличив сроки подготовки учителей, ухудшили положение с преподавательским составом, которого и без того не хватало в связи с резким увеличением относительного количества детей в 1950-1960 гг. Не изменилось и ненормальное положение с национальным составом преподавателей - датчан было в два с лишним раза больше, чем эскимосов (1968 г.), отчего в большинстве школ преподавание велось на датском. В наиболее удаленных стойбищах по-прежнему часто преподавали малоквалифицированные учителя или просто грамотные люди без профессиональной подготовки.

В настоящее время количество школ и интернатов относительно соответствует потребности населения в получении среднего общего образования: среднее число учеников в классе не менее 16 человек; всего на острове около 100 школ на 13 тыс. учеников и 4 интерната для старших учеников средней школы [65]. Большинство учителей - датчане, не знающие или слабо знающие эскимосский язык (в 1974 г. из 900 педагогов 500 говорили только по-датски). В настоящее время положение меняется благодаря деятельности педагогических семинарий (только Готхобская (Нуукская), в которой занимаются 240 эскимосов, выпускает в год 100 преподавателей), а также Нуукского педагогического института.

Основная проблема гренландского образования лежит ныне в программно-методической плоскости. Содержание и функциональное направление учебных программ находятся в зависимости от основной цели обучения, характеризующейся здесь известной двойственностью. С одной стороны, программа должна базироваться на гренландских предпосылках (это означает усиленное изучение эскимосского языка и культуры), с другой - школа должна обеспечить для учеников возможность обучения в вузах Дании. Ситуация такова, что усиление внимания к одной из сторон неминуемо повлечет упадок другой. Сейчас уже подавляющее число юношей, выросших в городах и поселках, не имеют навыков ни в управлении собаками, ни в охоте. Но усилить упор на преподавание традиционных эскимосских ремесел без урезывания "современной" части программы невозможно. Сокращение же "европейских" предметов программы повлечет за собой неравноправие эскимосского выпускника по сравнению с его датским сверстником в отношении дальнейшего образования, перспектив в работе и т.д. В настоящее время обсуждается законопроект, цель которого решить эту проблему, а также привести систему гренландского образования в соответствие с недавно достигнутым статусом самоуправления. Проект предусматривает обязательное девятилетнее (без учета одного дошкольного класса) образование. Для желающих продолжать обучение будут учреждены еще два класса, где особое внимание должно уделяться профориентации. Сдача экзаменов здесь будет дифференцированной в зависимости от того, где и какого рода образование желает получить выпускник десятилетки. Проблему с организацией десятилеток на периферии предполагается решить созданием (на базе имеющихся в городах и поселках школ) филиалов-колледжей в каждой коммуне, чтобы старшеклассники не теряли ни времени на ежедневные поездки, ни возможности жить с семьей, что весьма важно для сохранения традиционной культуры общества. С этой же целью намечено повысить значение родного языка, на котором будет вестись все образование. Датский язык будет изучаться в качестве первого иностранного языка, второй (английский) язык будет изучаться лишь в колледжах. Общий уровень знаний, даваемый новой программой, должен быть аналогичным датскому, предоставляемому "народной школой" (не дающей права поступать в вузы без дополнительной подготовки и сдачи так называемых студенческих экзаменов).

Предусматривается создание в Гренландии нескольких "курсовых школ" (11-й и 12-й классы), где основное внимание будет уделено важнейшим предметам, входящим в "студенческий экзамен". Такое отделение "курсовых школ" от основной школы должно, по мысли эскимосских педагогов, препятствовать влиянию датской школы на гренландскую в области как объема, так и содержания программы. Новая программа устранит ряд трудностей, до сих пор считавшихся непреодолимыми, поскольку общественность требовала, чтобы школа в одно и то же время не отчуждала учеников от общества, к которому они принадлежат, и готовила их к жизни в обществе будущего.

Существенным дополнением к гренландской системе образования является возможность завершить его в Дании. Широкое распространение эта практика получила в 1950-х годах в основном в области профтехобразования по причине неразвитости гренландской системы подготовки рабочей силы. С 1970 г., в особенности после открытия центральной профшколы в Готхобе, число эскимосов, обучающихся в Дании, резко упало.

В настоящее время в различных датских средних профтехучилищах постоянно обучается 600-800 молодых эскимосов. Все виды обучения и обеспечения их бесплатны. В Хеллерупе имеется Центральный клуб гренландского землячества, учрежденный еще Х. Ринком более 100 лет тому назад, - "Гренландский дом".

История гренландского здравоохранения (если мы исключим из нее знахарскую деятельность шаманов) имеет свои истоки в эпохе первых датских миссий на острове. Лекари миссий были невысокой квалификации; иногда в случаях эпидемий заразных болезней сюда выезжали опытные датские доктора. Визиты их были недолгими, но, используя последние достижения тогдашней медицинской науки, они часто оказывали местному населению довольно действенную помощь. Как свидетельствует К. Биркет-Смит, смертность среди эскимосов в начале XVIII в. резко уменьшилась. Самой опасной эпидемией столетия оказалась оспенная (конец XVIII в.), но всего лишь через три года после того, как англичанин Дженнер сделал сообщение об открытии им противооспенной вакцины, прививки были широко проведены в Гренландии и привели к тому, что опасность повторения эпидемии исчезла.

Постоянные должности государственных врачей были учреждены в Гренландии лишь в 1838 г., но вначале было два-три доктора на всю огромную территорию острова. Врачи должны были не только лечить, но и готовить из числа эскимосок акушерок для направления их в отдаленные стойбища.

Первая больница была возведена в Готхобе в 1856 г., в ней было три палаты и вмещала она 8 больных. Постепенно подобные больницы появились и в некоторых других пунктах острова, но строительство их велось крайне медленно из-за недостатка средств. Так, в Якобсхавне больницы не было до 1904 г., и больные лежали в кое-как приспособленной для этого церкви XVIII в. Еще острее ощущалась нехватка врачей - к этому времени их было всего 6, медсестер не было совсем. Нагрузка на врачей была огромной. Смертность (главным образом от туберкулеза) в 1920-х годах достигла 32 человек на тысячу. Эта старейшая болезнь гренландского населения приобрела в XX в. угрожающие масштабы (очевидно, в связи с переходом на непривычную, бедную протеинами, жирами и витаминами и богатую консервантами "магазинную пищу", и на европейскую тканевую одежду, и на еще менее подходящую к местным условиям обувь) [66].

Лишь начиная с 1950-х годов можно говорить о качественных переменах в гренландском здравоохранении. На территорию нового амта датского государства прибыла комиссия, признавшая нецелесообразность модернизации примитивных амбулаторий. Было решено целиком обновить всю больничную систему. Для руководства как строительством, так и работой больниц было образовано Управление здравоохранения Гренландии, которое распоряжалось отпускаемыми средствами, исходя из местных нужд.

В 1963 г. общее число больничных коек достигло 650, врачей - 46; вдоль побережья курсировали два парохода с рентгеновскими кабинетами. В крупных стойбищах появились и медсестры, оказывавшие первую медицинскую помощь. Окружной врач должен был посещать входящие в его участок стойбища, но участки были велики, так что некоторым врачам приходилось за год проезжать на санях расстояния свыше 12 тыс. км. Летом задача облегчалась "врачебными катерами".

В 1960-х годах начал функционировать больничный центр на базе значительно расширенной Больницы королевы Ингрид в Нууке. Там пациент может получить практически любую медицинскую помощь. Однако до сих пор практикуется отправка особо сложных больных в стационары Дании; в 1976 г. число таких пациентов достигло 390.

В системе детского здравоохранения в настоящее время насчитывается 16 (по числу округов) поликлиник-больниц, 8 детских амбулаторий-консультаций и 5 санаториев.

Перед здравоохранением Гренландии стоит еще немало проблем. Смертность грудных детей (70 человек на тысячу) аналогична датским показателям в 1920-х годах, но в три раза выше, чем в современной Дании. Причина этого не в необеспеченности населения детскими врачами (их сейчас на тысячу человек столько же, сколько в Дании), а в неблагоприятных экономических условиях, а также в холодном климате. На это указывает медицинская статистика - в Гренландии опасность умереть в детском возрасте от травм на транспорте ниже, чем в Дании, а от воспаления легких - в 60, от менингита - в 100 раз выше. Если в Дании в среднем 15% госпитализированных - дети, то в Гренландии их - половина от всех лежащих в больницах.

Другие необычные данные медицинской статистики [67] в Гренландии, а также вопросы изменений в человеческом организме под влиянием сурового климата явились причиной начавшихся в 1968 г. обширных медицинских исследований на острове. Вначале они велись под эгидой международного "Северного комитета сотрудничества в арктических медицинских исследованиях", от которого в 1970 г. отпочковалось "Датское общество медицинских исследований в Гренландии". Это общество содействует гренландскому здравоохранению не только в теоретических вопросах и планировании, но и в практической деятельности врачей.

В настоящее время основной проблемой для гренландского здравоохранения является не тяжелый климат и даже не удаленное положение острова от медицинских центров Европы, а сильная рассредоточенность малочисленного населения. Многие стойбища не только далеки от поселков, но и отрезаны от них бoльшую часть года. Другие проблемы - во многом результат проблем социальных, а не чисто медицинских (алкоголизм, распад семей и др.).

Анализируя упомянутые в данной главе изменения в различных областях гренландской культуры, их направленности и перспективах развития, нельзя не прийти к выводу, что культурные преобразования, это неизбежное следствие перемен в социально-экономической основе, не делают столь же неизбежной отмену традиционных культурных ценностей. Гренландцы прилагают большие усилия к тому, чтобы сохранить те из них, которые не входят в прямое или косвенное противоречие со всем современным укладом. Более того, этот уклад, как и в других развивающихся странах, представляет новые возможности к оживлению, развитию тех традиций, что имеют в принципе гуманный и демократический характер.

"Всякая нация может и должна учиться у других", - писал Карл Маркс в предисловии к первому тому "Капитала" [68]. Гренландская культура, с одной стороны, обогащается в процессе культурного контакта эскимосского и европейских народов, с другой - обретает более прочную базу в результате социально-экономических и научно-технических заимствований. Тем самым она впервые получает реальную возможность превращения из объекта воздействия на нее европейской культуры в одного из участников процесса культурного творчества не только в национальном, но и в мировом масштабе. Пока это только тенденция к сдвигам в сторону эквивалентности культурного обмена. Но с каждым годом, с каждой новой эскимосской книгой или международной выставкой, с развитием туризма в Гренландии и т.д. эта тенденция становится все более стабильной и уверенной.