Когда-то на южном берегу Геллеспонта (Дарданеллы) стоял древний город Троя, стены которого, по преданию, воздвиг сам бог Посейдон. Этот город, который греки называли Илионом (отсюда — название поэмы Гомера «Илиада»), лежал на морском торговом пути из Малой Азии к Понту Евксинскому (Черному морю) и славился своим могуществом и богатством. Последним правителем Трои был мудрый старец Приам.

Около 1225 года до н. э. воинственные греческие племена ахейцев объединились для большого военного похода в Малую Азию. Под предводительством царя Микен Агамемнона ахейцы, переплыв Эгейское море, осадили Трою. Только на десятый год, после ожесточенных битв, им удалось завладеть неприступным городом и разрушить его…

Будет некогда день, и погибнет священная Троя,
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.

Царь Трои Приам и множество горожан были убиты, царица Гекуба и Прочие троянские женщины были проданы в рабство вместе со своими детьми. Только небольшому отряду троянцев во главе с младшим сыном Приама Энеем удалось вырваться из горящего города. Сев на корабли, они уплыли куда-то в море, и их следы впоследствии находили в Карфагене, Албании, Италии. Потомком Энея считал себя Юлий Цезарь.

Никаких письменных документов или свидетельств о Троянской войне не сохранилось — только устные предания и песни бродячих певцов-аэдов, воспевавших подвиги неуязвимого Ахилла, хитроумного Одиссея, благородного Диомеда, славного Аякса и других греческих героев. Несколько столетий спустя великий слепой певец Гомер, взяв за основу сюжеты песен, ставших к тому времени поистине народными, сложил большую поэму под названием «Илиада». Долгое время поэма передавалась из поколения в поколение из уст в уста. Еще через несколько столетий был записан ее текст. Пройдя через несколько тысячелетий, войдя в жизнь множества поколений людей, эта поэма давным-давно стала частью мировой литературной классики.

Литературной — и все? Да. По крайней мере, до XIX столетия никто никогда не рассматривал «Илиаду» как исторический источник. В восприятии «серьезных ученых» и не менее серьезных обывателей это была всего лишь древнегреческая мифология, эпос. И первым человеком, кто поверил «сказкам слепого Гомера», стал немец Генрих Шлиман (1822–1890).

Еще ребенком он слышал от отца рассказы о героях Гомера. Когда он подрос, то сам прочел «Илиаду». Тень великого слепца смутила его душу и завладела им на всю жизнь. Несчастье множества людей состоит в том, что они не верят в сказки. Но юный Шлиман поверил Гомеру до конца. И еще в детстве Генрих Шлиман объявил отцу: «Я не верю, что ничего не осталось от Трои. Я найду ее».

Так ариаднина нить легенд повела его в глубины тысячелетий…

Впрочем, есть все основания полагать, что вышеприведенный рассказ, взятый из автобиографии Шлимана, целиком выдуман им самим, и Троей и Гомером он увлекся гораздо позднее, уже в зрелом возрасте. Этого маленького ростом человека (1 м 56 см) — увлекающегося, по-ребячески любознательного и в то же время скрытного и сосредоточенного — постоянно терзала жажда знаний. Удачливый коммерсант и миллионер, полиглот, археолог-самоучка и мечтатель, одержимый идеей отыскать Трою Гомера, — все это Генрих Шлиман, жизненный путь которого настолько богат приключениями и бурными поворотами судьбы, что только одно их описание заняло бы целую книгу. Судьба его не просто удивительна — она уникальна!

С томиком Гомера в руках летом 1868 года Шлиман приехал в Грецию. На него огромное впечатление произвели руины Микен и Тиринфа — именно оттуда начался поход на Трою вОйска ахейцев во главе с царем Агамемноном. Но если Микены и Тиринф — реальность, то почему бы не быть реальностью Трое?

«Илиада» стала для Шлимана путеводителем, который он всегда держал при себе. Приехав в Турцию, на берегах древнего Геллеспонта он долго искал описанные в поэме два источника — горячий и холодный:

До родников добежали, прекрасно струящихся
Два их Бьет здесь ключа, образуя истоки пучинного Ксанфа
Первый источник струится горячей водой. Постоянно
Паром густым он окутан, как будто бы дымом пожарным.
Что до второго, то даже и летом вода его схожа
Или со льдом водяным, иль со снегом холодным, иль с градом.

((«Илиада», XXII песнь))

Описанные Гомером источники Шлиман нашел у подножия холма Бунарбаши. Только оказалось их здесь не два, а 34. Тщательно осмотрев холм, Шлиман пришел к выводу, что это все же не Троя. Город Приама находится где-то поблизости, но это не он!

С томиком Гомера в руках Шлиман исходил все окрестности Бунарбаши, сверяя едва ли не каждый свой шаг по «Илиаде». Поиски привели его к холму 40-метровой высоты с многообещающим названием Гиссарлык («крепость», «замок»), вершина которого представляла собой ровное квадратное плато со сторонами в 233 м.

«… Мы прибыли к огромному, высокому плато, покрытому черепками и кусочками обработанного мрамора, — писал Шлиман. — Четыре мраморные колонны сиротливо возвышались над землей. Они наполовину вросли в почву, указывая место, где в древности находился храм. Тот факт, что на большой площади виднелись остатки древних строений, не оставлял сомнений, что мы находились у стен некогда цветущего большого города». Осмотр холма и привязка местности к указаниям Гомера не оставили никаких сомнений — здесь скрыты развалины легендарной Трои…

Справедливости ради надо отметить, что Шлиман был не первым, кто намеревался искать Трою на южном берегу Дарданелл. Еще античные авторы знали, что Троя находилась где-то в окрестностях холма Гиссарлык. Геродот писал о том, что царь Ксеркс, владыка Персии, останавливался здесь и местные жители поведали ему историю осады и взятия Трои. Потрясенный Ксеркс принес в жертву тысячу овец и приказал жрецам окропить стены Трои вином в память великих героев прошлого.

Александр Македонский, остановившись в Трое, совершил ритуальный обряд: облив себя маслом, бегал голым вокруг «гробницы Ахилла» и надевал на себя древнее оружие, хранившееся в местном храме Афины Троянской.

Юлий Цезарь застал здесь одни руины — за сорок лет до этого город был разрушен римлянами. Он воздвиг на развалинах Трои алтарь и воскурил благовония, прося богов и древних героев помочь ему в борьбе с Помпеем.

Безумный император Каракалла, побывав в восстановленной под именем Нового Илиона Трое, пожелал воссоздать здесь сцену скорби Ахилла по погибшему Патроклу. Для этого он приказал отравить своего любимца Феста, соорудил огромный погребальный костер, лично убил жертвенных животных, возложил их вместе с телом убитого «друга» на костер и запалил его.

Император Константин, посетивший в 120-х годах н. э. руины Трои, пожелал основать здесь столицу Восточной Римской империи, но затем его выбор пал на Византии — так появился Константинополь.

Много воды утекло с тех пор. Постепенно точное местонахождение Трои было забыто. В 1785 году француз Шуазель-Гуфье, предпринявший несколько экспедиций в северо-западную Анатолию, сделал вывод, что Трою надо искать в районе Бунарбаши, в десяти километрах от Гиссарлыка. В 1822 году шотландский журналист Макларен опубликовал статью, в которой утверждал, что Троя — это холм Гиссарлык. Тот же Макларен лично побывал на месте в 1847 году, а в 1863 году снова издал свой труд, подтвердив высказанное ранее предположение. На Гиссарлык Шлиману указал и американец Френк Калверт, британский консул в Дарданеллах и тоже большой поклонник Гомера, выкупивший половину Гиссарлыка в свою собственность. Калверт еще в 1863 году пытался убедить директора греко-римской коллекции Британского музея в Лондоне снарядить экспедицию на Гиссарлык.

Раскопкам предшествовало томительное ожидание разрешения на их проведение. Когда же в апреле 1870 года работы в конце концов начались, стало ясно, что перед Шлиманом стоит очень нелегкая задача: чтобы добраться до руин «гомеровской» Трои, ему предстояло пробиться через несколько культурных слоев, относящихся к разным временам, — Гиссарлыкский холм, как оказалось, был настоящим «слоеным пирогом». Уже много лет спустя после Шлимана было установлено, что всего на Гиссарлыке имеется девять обширных напластований, вобравших в себя около 50 фаз существования поселений различных эпох. Самые ранние из них относятся к III тысячелетию до н. э., а самые поздние — к 540 году н. э. Но, как и у всякого одержимого искателя, у Шлимана не хватало терпения. Если бы он вел раскопки постепенно, освобождая пласт за пластом, открытие «гомеровской» Трои отодвинулось бы на много лет. Он же хотел добраться до города царя Приама немедленно, и в этой спешке он снес культурные слои, лежащих над ним, и сильно разрушил слои нижние — по этому поводу он сожалел потом всю жизнь, а ученый мир так и не смог простить ему этой ошибки.

Наконец перед глазами Шлимана предстали остатки огромных ворот и крепостных стен, опаленных сильнейшим пожаром. Несомненно, решил Шлиман, что это — остатки дворца Приама, разрушенного ахейцами. Миф обрел плоть: перед взором археолога лежали руины священной Трои…

Впоследствии оказалось, что Шлиман ошибся: город Приама лежал выше того, который он принял за Трою. Но подлинную Трою, хоть и сильно попортив ее, он все же откопал, сам не ведая того, — подобно Колумбу, не знавшему, что он открыл Америку.

Как показали новейшие исследования, на Гиссарлыкском холме находилось девять различных «Трой». Самый верхний слой, разрушенный Шлиманом — Троя IX, — представлял собой остатки города римской эпохи, известного под именем Новый Илион, существовавшего, по крайней мере до IV века н. э. Ниже лежала Троя VIII — греческий город Илион (Ила), заселенный около 1000 года до н. э. и разрушенный в 84 году до н. э. римским полководцем Флавием Фимбрием. Этот город славился своим храмом Афины Илийской, или Афины Троянской, который посещали многие знаменитые люди древности, в том числе Александр Македонский и Ксеркс.

Троя VII, существовавшая около восьмисот лет, была довольно незначительным поселком. Зато Троя VI (1800–1240 гг. до н. э.) скорее всего и являлась городом царя Приама. Но Шлиман буквально пронесся сквозь него, стремясь докопаться до следующих слоев, так как был убежден, что его цель располагается гораздо глубже. В результате он сильно повредил Трою VI, но наткнулся на обгорелые руины Трои V — города, существовавшего около ста лет и погибшего в огне пожара приблизительно в 1800 году до н. э. Под ним лежали слои Трои IV (2050–1900 гг. до н. э.) и Трои III (2200–2050 гг. до н. э.) — сравнительно бедных поселений бронзового века. Зато Троя II (2600–2200 гг. до н. э.) была очень значительным центром. Именно здесь в мае 1873 года Шлиман сделал свое самое важное открытие…

В тот день, наблюдая за ходом работ на развалинах «дворца Приама», Шлиман случайно заметил некий предмет. Мгновенно сориентировавшись, он объявил перерыв, отослал рабочих в лагерь, а сам с женой Софьей остался в раскопе. В величайшей спешке, работая одним ножом, Шлиман извлек из земли сокровища неслыханной ценности — «клад царя Приама»!

Клад состоял из 8833 предметов, среди которых — уникальные кубки из золота и электра, сосуды, домашняя медная и бронзовая утварь, две золотые диадемы, серебряные флаконы, бусины, цепи, пуговицы, застежки, обломки кинжалов, девять боевых топоров из меди. Эти предметы спеклись в аккуратный куб, из чего Шлиман заключил, что когда-то они были плотно уложены в деревянный ларь, который полностью истлел за прошедшие столетия.

Позднее, уже после смерти первооткрывателя, ученые установили, что эти «сокровища Приама» принадлежали вовсе не этому легендарному царю, а другому, который жил за тысячу лет до гомеровского персонажа. Впрочем, это никак не умаляет ценности сделанной Шлиманом находки — «сокровища Приама» являются уникальным по своей полноте и сохранности комплексом украшений эпохи бронзы, настоящим чудом Древнего мира!

Как только ученый мир узнал о находках, разразился грандиозный скандал. Никто из «серьезных» археологов и слышать не хотел о Шлимане и его сокровищах. Книги Шлимана «Троянские древности» (1874) и «Илион. Город и земля троянцев. Исследования и открытия на земле Трои» (1881) вызвали в научном мире взрыв возмущения. Уильям М. Колдер, профессор античной филологии университета штата Колорадо (США), назвал Шлимана «дерзким фантазером и лжецом». Профессор Бернхард Штарк из Иены (Германия) заявил, что открытия Шлимана не более чем «шарлатанство»…

Действительно, Шлиман был археологом по призванию, но не обладал Достаточными знаниями, и многие ученые до сих пор не могут простить ему его ошибок и заблуждений. Однако как бы то ни было, именно Шлиман открыл для науки новый, до сих пор неизвестный мир, и именно он положил начало изучению эгейской культуры.

Исследования Шлимана показали, что поэмы Гомера — не просто прекрасные сказки. Они — богатейший источник знаний, открывающий всякому, кто пожелает, немало достоверных подробностей из жизни древних греков и их времени.

Стоит отметить, что отношение самого Шлимана к гомеровским описаниям с течением времени изменилось. «Гомер с поэтической свободой все преувеличил», — записал он в дневнике, когда убедился, что раскопанная им Троя куда меньше той, о которой говорилось в «Илиаде».

Всего Шлиман провел в Трое четыре большие кампании раскопок (1871–1873, 1879, 1882–1883, 1889–1890). Начиная с третьей, он уже стал привлекать к раскопкам экспертов. При этом мнения специалистов и мнение Шлимана часто расходились. Раскопки Трои продолжались в 1893–1894 гг. — Дерпфельдом, доверенным сотрудником самого Шлимана, а с 1932 по 1938 год — Бледженом.

Что же представляла собой в действительности гомеровская Троя?

Это был крупный городской центр эпохи позднего бронзового века. На гребне Гиссарлыкского холма в те времена возвышалась мощная крепость с башнями, протяженность стен которой составляла 522 метра. Стены Трои были сложены из крупных известняковых плит толщиной 4–5 м. В одной из башен, имевшей 9-метровую высоту, был устроен подземный колодец, высеченный в скале на глубине 8 м. За кольцом стен находился дворец правителя (Приама?) и «Арсенал» — большое (26x12 м) сооружение, в развалинах которого было обнаружено 15 глиняных ядер для камнеметов. Жилые дома Трои строились из камня и кирпича-сырца. В городе проживало в ту пору около 6 тыс. человек.

Судя по некоторым данным, главной причиной гибели «Трои царя Приама» явилась не война, а нередкое в этих местах землетрясение. Возможно, что пострадавший от природного катаклизма город подвергся набегу ахейцев, окончательно разрушивших и разграбивших его. Об этом, кстати, косвенно говорит и Гомер: бог Посейдон, строивший стены Трои, был обманут троянцами и за свою работу не получил условленной платы. Поэтому Посейдон на протяжении всей Троянской войны был врагом Приама и союзником ахейцев Но Посейдон был не только богом моря — его именуют «колебателем земли», то есть вызывающим землетрясения! Снова легенды перекликаются с историей…

В течение последних ста лет древние стены раскопанного города, подвергавшиеся постоянному воздействию дождей и ветров, стали крошиться и трескаться. Кроме того, они пострадали от разросшихся кустарников и других растений, чьи корни, словно буры, начали врезаться в камень. Лишь в 1988 году удалось остановить губительный процесс разрушения — международная группа археологов, возглавляемая немцем Манфредом Корфманом, вплотную занялась консервацией древних стен. Начиная с 1992 года 75 ученых разных профессий из 8 стран мира, объединившись под знаменем совместного проекта «Троя и Троада. Археология местности», продолжают исследования холма Гиссарлык и его окрестностей.

В октябре 1995 года состоялось новое открытие — в древней Трое существовала письменность! По найденной бронзовой печати с хеттскими иероглифами (1100 г. до н. э.) Манфред Корфман пришел к заключению, что Троя — тот самый город, о котором упоминается не только у Гомера, но и в древнейшем хеттском эпосе. Корфман уверен, что последние находки в крепостных укреплениях — бесспорное доказательство истинности гомеровской Троянской войны.

Существует и еще одна точка зрения: немецкий археолог Цангер, ссылаясь на известный текст Платона, утверждает, что Троя — это Атлантида. В доказательство он приводит наличие окружающего город рва, затопленного в древности и обнаруженного еще в 1994 году. Платон в своих сочинениях описывает Атлантиду, омываемую кольцами искусственных водоемов. Два поперечных канала, совсем недавно обнаруженных в прибрежных горах, выходящих в большой бассейн, могли служить рейдами, очень удобными для стоянки судов у входа в порт Атлантиды.

Так или иначе, но раскопки и исследования Трои продолжаются. Ариаднина нить легенд ведет в глубины истории уже новое поколение ученых.

«Златообильные» Микены… Легендарный город, где правил победитель троянцев, «владыка мужей» царь Агамемнон. Именно сюда, следуя указаниям Гомера, отправился Генрих Шлиман после того, как раскопал на Гиссарлыкском холме руины древней Трои. И снова ариаднина нить легенд не подвела его.

В 1876 году, 54 лет от роду, Шлиман приступает к раскопкам в Микенах. 1880 году он открывает сокровищницу царя Минин в Орхомене. В 1884 году он начинает раскопки в Тиринфе. Так шаг за шагом из глубины времен стала проступать и приобретать очертания древняя цивилизация, которая до этого была известна только из сказок слепого Гомера. Эта цивилизация была распространена на всем восточном берегу Греции и на островах Эгейского моря, а ее центр, вероятно, находился на острове Крит. Шлиман обнаружил только ее первые следы, но открыть ее истинные масштабы было суждено Артуру Эвансу.

Троя, судя по описаниям Гомера, была очень богатым городом. Микены же были еще богаче. Именно сюда Агамемнон и его воины доставили богатую троянскую добычу. И где-то здесь, по мнению некоторых античных писателей, находилась гробница легендарного царя Агамемнона и его друзей, убитых вместе с ним.

Память о «владыке мужей» Агамемноне, одном из самых могущественных и богатых правителей Древней Греции, никогда не угасала. Великий Эсхил посвятил ему свою знаменитую трагедию. Около 170 года до н. э. в Микенах побывал греческий географ Павсаний, который описал величественные руины города. Теперь у развалин дворца Агамемнона стоял Генрих Шлиман.

В отличие от Трои, здесь его задача во многом облегчалась тем, что Микены не нужно было искать. Место, где находился древний город, было видно совершенно отчетливо: остатки огромных сооружений вырисовывались на вершине господствующего над окружающей местностью холма.

Греки-ахейцы строили свои города на высоких холмах. В отличие от критских, их окружали крепостные стены циклопической кладки. Это придавало им суровый и весьма внушительный вид. Впоследствии греки дали таким поселениям название «акрополь» — «верхний город».

Неприступный акрополь Микен защищали стены протяженностью 900 м и толщиной от 6 до 10 м. Они сложены из огромных, весом в 5–6 тонн, грубо отесанных глыб. Перед главным входом во дворец — «Львиными воротами» — до сих пор в изумлении застывают все, кому довелось их увидеть. Это грандиозное сооружение как будто воплотило в себе несокрушимую мощь Микенского государства.

Ворота, сложенные из четырех огромных монолитов, украшает треугольная плита с рельефными изображениями двух львиц, охраняющих вход во дворец В центре плиты высится колонна — священный символ микенских царей.

От ворот дорога поднимается на вершину холма, где некогда располагался царский дворец. В его центре был устроен мегарон — пиршественный зал размерами 12x13 м, с очагом посередине. По сторонам очага стояли четыре колонны, поддерживавшие крышу с отверстием для выхода дыма. Вокруг мегарона располагались жилые комнаты, кладовые, коридоры и ванные.

Шлиману удалось найти и исследовать девять купольных гробниц (в свое время их принимали за печи для выпечки хлеба). Самая известная из| них носила название «Сокровищница Атрея» — по имени отца Агамемнона. Это было подземное куполообразное помещение высотой более 13 м, своды которого были сложены из огромных камней, держащихся лишь силой собственной тяжести. Гробница глубоко врезана в склон холма, к ней ведет открытый коридор — «дромос», длиной 36 и шириной 6 м. Десятиметровой высоты вход в гробницу когда-то украшали колонны из зеленого известняка и облицовка из красного порфира. Внутри — круглое помещение диаметром 14,5 м, перекрытое куполом диаметром 13,2 м. «Сокровищница Атрея» вплоть до сооружения римского Пантеона (II в. н. э.) являлась самым большим купольным сооружением Древнего мира.

Греки верили, что эта гробница — хранилище несметных богатств микенских царей: Пелопса, Атрея и Агамемнона. Однако поиски Шлимана показали, что все девять гробниц в Микенах были разграблены еще в древние времена. Где же скрываются сокровища Агамемнона?

Найти эти сокровища Шлиману помог уже упоминавшийся древнегреческий географ Павсаний, автор «Описания Эллады». В его тексте Шлиман отыскал одно место, которое считал неверно переведенным и неверно интерпретированным. И именно это указание стало отправной точкой поисков.

«Я приступил к этой большой работе 7 августа 1876 года вместе с 63 рабочими, — писал Шлиман — Начиная с 19 августа в моем распоряжении находились в среднем 125 человек и четыре телеги, и мне удалось добиться неплохих результатов».

«Неплохими результатами» Шлиман называет пять шахтовых гробниц, относящихся к XVI веку до н. э. и расположенных вне крепостных стен. Уже первые находки, сделанные здесь, намного превзошли своим изяществом и красотой аналогичные находки Шлимана в Трое: обломки скульптурных фризов, расписные вазы, терракотовые статуэтки богини Геры, формы для отливки украшений, глазурованная керамика, стеклянные бусы, геммы…

У Шлимана отпали последние сомнения. Он писал: «Я нисколько не сомневаюсь, что мне удалось найти те самые гробницы, о которых Павсаний пишет, что в них похоронены Атрей, царь эллинов Агамемнон, его возница Эвримедон, Кассандра и их спутники».

6 декабря 1876 года была вскрыта первая могила. В течение двадцати пяти дней жена Шлимана Софья, его неутомимая помощница, рыхлила землю ножом и просеивала ее руками. В могилах были найдены останки пятнадцати человек. Они были буквально засыпаны драгоценностями и золотом, дорогим оружием. В то же время имелись совершенно явные следы поспешного сожжения тел. Те, кто хоронил их, даже не дали себе труда дождаться, пока огонь полностью сделает свое дело: они просто забросали полу-сожженные трупы землей и галькой с поспешностью убийц, которые хотят замести свои следы. И хотя драгоценные украшения свидетельствовали о соблюдении погребального ритуала того времени, могилы имели такой откровенно неприличный вид, который мог уготовить своей жертве только ненавидящий ее убийца. Этот факт перекликается с древним преданием об Убийстве Агамемнона его неверной женой Клитемнестрой.

«Я открыл для археологии совершенно новый мир, о котором никто даже и не подозревал», — писал Шлиман Клад, найденный им в гробницах микенских владык, был огромен. Лишь много позже, уже в XX столетии, его превзошла знаменитая находка гробницы Тутанхамона в Египте.

В первой могиле Шлиман насчитал пятнадцать золотых диадем — По пять на каждом из усопших; там же были обнаружены золотые лавровые венки. В другой могиле, где лежали останки трех женщин, Шлиман собрал более 700 золотых пластинок с великолепным орнаментом из изображений животных, медуз, осьминогов, золотые украшения с изображением львов и других зверей, сражающихся воинов, украшения в форме львов и грифов, лежащих оленей и женщин с голубями. На одном из скелетов была золотая корона с 36 золотыми листками. Рядом лежала еще одна великолепная диадема с приставшими к ней остатками черепа.

В открытых им гробницах Шлиман нашел бесчисленное множество золотых украшений, украшения из горного хрусталя и агата, геммы из сардоникса и аметиста, секиры из позолоченного серебра с рукоятками из горного хрусталя, кубки и ларцы из чистого золота, выполненную из золота модель храма, золотого осьминога, золотые перстни с печатями, браслеты, тиары и пояса, 100 золотых цветов, около трехсот золотых пуговиц. Но самое главное — он нашел золотые маски микенских царей и золотые нагрудные дощечки, которые должны были защищать усопших от врагов в потустороннем мире. Золотые маски запечатлели черты лиц древних владык Микен. Самая великолепная из них впоследствии получила название «маска Агамемнона». Впрочем, как и в случае с «кладом Приама», шлимановская датировка находок была неверна: не останки Агамемнона оказались в микенских гробницах — там были захоронены люди, жившие примерно на 400 лет раньше.

Вслед за Микенами Шлиман исследовал руины Тиринфа — города, считавшегося родиной Геракла. Его окружали такие же циклопические стены, что и в Микенах. Древнегреческий географ Павсаний сравнивал их с пирамидами. Рассказывали, что Проитос, легендарный правитель Тиринфа, призвал на помощь семь циклопов, которые и выстроили ему эти стены, отчего этот тип кладки (огромные глыбы без соединяющего их раствора и держащиеся только за счет своего веса) получил название циклопической. Впоследствии такие же стены были сооружены в других городах, и прежде всего в Микенах.

Во время раскопок Тиринфа Шлиман наткнулся на стены дворца, превосходящего своими размерами все когда-либо до этого виденное. Он возвышался на известняковой скале, словно средневековый замок. Стены его были выложены из каменных блоков длиной в два-три метра, высотой и толщиной в метр В нижней части дворца, там, где находились хозяйственные постройки и конюшни, толщина стен составляла семь-восемь метров. Наверху, где жил правитель, стены достигали одиннадцати метров в толщину, высота их равнялась шестнадцати метрам.

До сих пор о планировке ахейских дворцов, относящихся к эпохе Троянской войны, ничего не было известно. В Тиринфе же миру явился настоящий «гомеровский» дворец с залами, колоннадами, мегароном и пропилеями. Здесь можно было увидеть остатки банного помещения (пол в нем заменяла цельная известняковая плита весом в 20 тонн) — того, в котором герои Гомера мылись и умащивали себя благовонными мазями. Все помещения дворца были побелены, а стены украшали расписные фризы, протянувшиеся на высоте человеческого роста.

Одна из росписей представляла особый интерес: на голубом фоне был изображен могучий бык. Бешеные глаза, вытянутый хвост свидетельствуют о дикой ярости животного. А на быке, держась за его рог, то ли подпрыгивает, то ли танцует человек… Знакомый мотив, берущий свое начало во дворцах Крита, Ассирии, Месопотамии и уходящий корнями в культуры древних земледельцев Анатолии и Ближнего Востока.

Своего наивысшего подъема Микены достигли между XVI и XIII веком до н. э. — параллельно с угасанием Крита. Но уже спустя сто лет, в середине XII века до н. э., Микенское государство было сметено нашествием с севера: дорийцы — народ, родственный ахейцам, но находившийся на более низкой стадии развития, огнем и мечом прошлись по Пелопоннесу. Из всех центров микенской цивилизации перед первым натиском устоял только акрополь Микен, но и он пал в конце XII века до н. э.

Остров Крит расположен в самой крайней точке огромной горной дуги, протянувшейся через Эгейское море к Малой Азии, — маленький темный камень на «винноцветной» ладони моря. Легенды и мифы Древней Греции прославили этот остров сказаниями о влюбленных богах и героях, прекрасных царевнах и о первом полете человека в небо.

На Крите, в пещере горы Дикта, родился верховный бог Олимпа Зевс — сын «Великой матери» Реи. Она бежала сюда, спасая своего сына от людоеда-отца, титана Кроноса, пожравшего всех своих остальных сыновей, опасаясь, что один из них, согласно предсказанию, свергнет его. Пчелы приносили маленькому Зевсу мед, коза Амалфея кормила его своим молоком, нимфы охраняли его. До сих пор сохранилась эта огромная пещера, вход в которую скрыт зарослями тамариска.

Сюда, в обетованный и цветущий край, перенес Зевс по морю, превратившись в златорогого быка, похищенную им красавицу Европу — дочь финикийского царя. И здесь, на Крите, Европа родила от Зевса сына — будущего правителя острова, Миноса.

Легенды рассказывают, что Минос был столь жесток и высокомерен, что боги в наказание послали ему сына-чудовище. Это чудовище явилось плодом не менее чудовищного греха, совершенного женой Миноса — Пасифаей. Она отличалась неслыханным сластолюбием. Зная это, бог морей Посейдон подослал к Пасифае белоснежного быка, от которого она и родила Минотавра, человека с бычьей головой, питавшегося человечьим мясом.

Минотавр жил в огромном дворце — Лабиринте, построенном на Крите знаменитым зодчим Дедалом, с бесчисленными коридорами, столь хитроумно запутанными, что ни один смертный, раз попав во дворец, уже не мог выйти оттуда и погибал в пасти Минотавра. Каждые девять лет жители заморских земель, подвластные Миносу, присылали семь юношей и семь девушек в жертву Минотавру.

Отважный герой Тесей, сын афинского царя Эгея, убил Минотавра и, совершив этот подвиг, благополучно выбрался из Лабиринта по клубку ниток, который дала ему влюбленная красавица Ариадна, дочь царя Миноса.

С Крита взлетели Дедал и Икар на крыльях из перьев, скрепленных воском, но Икар слишком высоко поднялся к солнцу, воск растаял, и он упал в море, в память о нем названное потом Икарийским.

На Крите великий Геракл совершил свой седьмой подвиг — укротил знаменитого критского быка, переплыл на нем море и доставил быка в подарок афинскому царю Эврисфею…

Бесчисленны художественные произведения, созданные на эти сюжеты и в античном мире, и в эпоху Ренессанса. Имена их героев по сей день остаются нарицательными. И возможно, этим легендам так и суждено было остаться легендами, если бы однажды на Крит не приехал сорокалетний хранитель Оксфордского музея Артур Джон Эванс. Тогда, в 1900 году, он не знал, что пройдут годы и он станет всемирно известным ученым, почетным и действительным членом всевозможных академий и обществ, имя которого на протяжении многих лет не будет сходить со страниц газет и журналов. Именно ему, Артуру Эвансу, за исключительные заслуги перед наукой получившему от английского короля титул сэра, суждено было открыть одну из величайших цивилизаций древности, получившую название крито-минойской.

К тому времени, когда Эванс прибыл на Крит, он уже имел репутацию серьезного ученого, знатока древнеегипетской письменности. На острове Эванс собирался выяснить одну малозначительную проблему, связанную с чтением некоторых иероглифов.

В первый же день пребывания на острове он посетил развалины города Кносса. Невдалеке от руин, относящихся к античному времени, он увидел земляные бугры, которые, как подсказала ему интуиция археолога, таили в себе остатки каких-то древних строений.

23 марта 1900 года Эванс приступил к раскопкам. Он сам впоследствии говорил, что не очень надеялся на крупные открытия. Все, однако, обстояло иначе. Убедиться в этом Эвансу и его помощникам пришлось в течение ближайших нескольких дней.

Буквально через несколько часов в раскопе появились очертания древнего здания. Двумя неделями позже изумленный Эванс стоял перед остатками строений, покрывавших площадь в два с половиной гектара.

Между тем дела призывали Эванса в Лондон. Но результаты раскопок его заинтересовали, и он решил, что вернется на следующий год, чтобы заняться тайной открытого им здания. Тогда он еще не мог себе представить, что на разгадку этой тайны ему потребуется не один год, а полвека…

Вернувшись на следующий год на Крит, Эванс провел здесь почти сорок лет. Шли годы, а работам все не было конца. Сорок лет в разных местах острова — на севере, на южном побережье, на востоке — копал Эванс, ибо поверил, и настолько, что заявил об этом публично, — что обнаруженное им здание — не что иное, как развалины легендарного Лабиринта.

Говорят, Эванса однажды спросили, почему он, не колеблясь, заявил о том, что открыл «Дворец Минотавра», хотя никаких достоверных фактов, подтверждающих правоту его слов, еще не было. Эванс ответил: «Я поверил в ариаднину нить истории — мифы». Ему возразили: «Но ведь они слишком красивы, чтобы показаться истиной?» Тогда Эванс сказал: «Любой самый красивый узор на ковре вышит обычной нитью, скрученной из овечьей шерсти. Так говорят на Крите. Я забыл про фантастические узоры и увидел нить, скрученную из фактов…»

Теперь, спустя семьдесят лет, мы снова можем повторить эти слова. Легенды не обманули Эванса. Он нашел не только огромный дворец, размеры которого могли вызвать к жизни сказания о Лабиринте, — он нашел дворец, в котором жил Минотавр.

… Загадочному зданию, казалось, не будет конца. Все новые и новые стены вырастали из-под земли, образуя причудливые переходы, сложную систему комнат, залов, внутренних двориков, световых колодцев, кладовых, и нельзя было предугадать, что откроет следующий взмах лопаты. Проходили годы, Уже были вскрыты тысячи и тысячи квадратных метров дворца, а из-под земли поднимались все новые и новые стены. В этом дворце были водоотводные каналы, великолепные банные помещения, вентиляция, сточные ямы.

Сейчас в любом труде, посвященном истории Крита, можно увидеть детальный план этого «Дворца Миноса», сделанный в результате раскопок Эванса, его учеников и коллег. 16 тысяч квадратных метров составляла его площадь. В нем было множество залов, пристроек, кладовых, соединенных бесконечными лестницами, коридорами, переходами. Своей общей планировкой Кносский дворец напоминал дворцы в Тиринфе и Микенах, более того — находился с ними в явном родстве, несмотря на то, что внешне он весьма от них отличался. В то же время его гигантские размеры и роскошь подчеркивали, что Тиринф и Микены могли быть только второстепенными городами, столицами колоний, далекой провинцией.

На первый взгляд план Кносского дворца поражает архитектурным хаосом — столь бессистемно, казалось бы, лепятся друг к другу его бесчисленные комнаты, залы, переходы, дворики. Но в основе этого создаваемого почти тринадцать столетий хаоса лежал единый замысел, которому следовали из поколения в поколение все критские зодчие. В основе Кносского дворца лежала сложнейшая, тонко продуманная архитектурно-художественная композиция, целью которой была попытка передать в архитектуре понятие бесконечности времени.

Коридоры и переходы Кносского дворца изогнуты, перспективу их невозможно охватить взглядом с одного места — она открывается только в движении Здесь нет привычных дворцовых анфилад — комнат и залов, нанизанных на единую ось. Помещения дворца как бы заходят друг за друга, и взгляду каждый раз неожиданно открываются все новые и новые пространства. Да и сам дворец не представлял собой единый объем. В отличие от дворцов Вавилона и Ассирии, отгороженных от города стенами и стоящих так, чтобы человек мог единым взглядом охватить их, Лабиринт являлся непосредственным продолжением хитросплетения кривых улочек города, его нельзя было воспринять сразу целиком.

Вокруг центрального двора — огромного прямоугольника размерами 60x30 м — были расположены здания со стенами из полых кирпичей и с плоскими крышами, которые поддерживались колоннами. Парадный вход находился с юго-западной стороны. К нему вела широкая крытая каменная лестница Покои, коридоры и залы были расположены в таком причудливом порядке и предоставляли посетителю так много возможностей заблудиться и запутаться, что всякому, кто попадал во дворец, должна была поневоле прийти в голову мысль о лабиринте Она должна была появиться даже у того, кто никогда в жизни не слыхал легенду о царе Миносе и о построенном Дедалом Лабиринте — прообразе всех будущих лабиринтов.

Из-за палящего зноя во многих помещениях дворца не делали окон. Вместо этого была устроена хитроумная система световых колодцев — источников косвенного освещения, которые следует причислить к чудесам древности. С первыми лучами зари дворцовые покои заливал свет, но прохлада царила во всех помещениях дворца даже в самые знойные дни Воздух в них проникал через специальные вентиляционные устройства, а разветвленная и хорошо организованная подземная водоотводная система выводила дождевые и бытовые стоки. Трубы, уложенные с определенным уклоном, входили одна в другую и скреплялись цементом. Система была устроена так продуманно, что едва ли не в любом месте ее можно было, в случае необходимости, легко и быстро отремонтировать.

О том, что в архитектуре Кносского дворца все говорит о стремлении сделать каждодневную жизнь как можно комфортнее, говорят и вращающиеся двойные двери, и великолепные помещения для омовений, водоотводные каналы, бесчисленные мастерские и кладовые… Белые стены, темные сверкающие колонны, суживающиеся книзу, — и ничего громоздкого, давящего.

Когда рабочие раскопали небольшое помещение, в котором было устроено углубление в три метра длиной и два метра шириной, к которому вели вниз восемь ступеней, Эванс решил, что обнаружена ванная комната. Но рядом оказалось еще одно помещение, размерами примерно 4x6 м. С трех сторон в этой комнате у стен стояли каменные лавки, в четвертой стене — западной — была дверь, а возле обращенной на север стены археологи увидели нечто совсем неожиданное: высокий алебастровый трон — трон древнего правителя Крита!

Теперь можно было не сомневаться: они находились в самом центре дворца — в Тронном зале царя Миноса.

Трон покоился на высеченных из камня стеблях каких-то растений, связанных в узел и образующих дугу. Он был весьма удобным- сиденье точно следовало формам человеческого тела. Высокая спинка с изображениями морских волн накрепко приделана к стене На стене тронного зала находились изображения двух лежащих грифонов. Их лапы вытянуты вперед, головы гордо подняты Между фигурами грифонов — гибкие стебли и цветы папируса.

Три коричнево-черные блестящие колонны, сужающиеся книзу, отделяли тронный зал от помещения, в котором стояла ванна В его отделке господствовал красный цвет.

Впоследствии Эванс восстановил Тронный зал. Ему пришлось перекрыть его и многие другие помещения крышей, чтобы предохранить от дож-Дя драгоценные реликвии. В таком частично восстановленном виде и ныне предстает перед путешественниками Кносский дворец на Крите Не дворец-крепость, а просто дворец — со всем великолепием, связанным с этим понятием Вокруг дворца — высокие горы со сверкающими снегами на вершинах, цветущие равнины, зеленые оливковые рощи под синим небом. А за ними — теплое море, которое бороздят корабли критского царя… Жемчужиной, оправленной в синеву небес, должна была казаться столица Миноса приближающимся к острову морякам. Ее голубовато-белые стены и Колонны, казалось, излучали блеск роскоши и богатства.

Главным украшением дворцовых покоев была живопись. Стены залов покрывали великолепные фрески, краски которых остались спустя тысячелетия столь ярки и свежи, что, казалось, были нанесены лишь вчера. «Даже наши рабочие чувствовали их волшебное очарование», — писал Эванс. В сравнении с искусством Египта и Месопотамии эта живопись раскрывает перед нами совершенно новый волнующий мир.

В живописи Кносса господствовало буйное сверкание красок, жилище должно было служить не только обителью — оно было призвано услаждать глаз. Здесь царили культ земной радости, освобождающий человека от страха перед роком и таинственными силами природы, обожествление красоты, в которой — оправдание, высший смысл жизни. Этим древний критянин предвосхитил древнего эллина.

Первыми среди народов, художественное творчество которых дошло до нас, критяне радостно залюбовались видимым миром — с восхищением, со страстным желанием запечатлеть земную красоту. Критская цивилизация не знала войн. Искусству Крита абсолютно чуждо прославление военных вождей и триумфаторов, здесь нет сцен кровавых битв и верениц пленников. Главная и единственная тема — мирная, цивилизованная жизнь. На фресках изображали юношей, собиравших на лугах крокусы и наполнявших ими вазы, и девушек среди лилий. У этих людей вполне европейское обличье. При этом мужчин было принято изображать с красновато-коричневой кожей, а женщин — с молочно-белой.

Вот они танцуют в роскошных садах, пируют, держа в руках серебряные кубки и золотые чаши, оживленно беседуют, сидя в непринужденных позах на садовых скамейках. В их взорах и выражениях лиц — истинно французский шарм. «Парижанкой» назвал Артур Эванс одно из изображений молодой женщины, обнаруженное в Кносском дворце. Кажется невероятным, что эти люди жили несколько тысячелетий назад.

Еще одна любимая тема критских художников — море. Пленительны изображения летающих рыб, дельфинов, рыб — мотивы, почерпнутые из мира морских глубин. Эти мотивы очень часты и в живописи, и в замечательной критской керамике, как, например, в знаменитой «Вазе с осьминогом». Каждодневное созерцание моря, море как источник главных земных благ — все, что связано с морской стихией, отражено в содержании и стиле критского искусства, будь то фреска или раскрашенный керамический сосуд.

Среди многочисленных фресок, скульптур, рельефов, изображающих то учтивые беседы изящных женщин с изнеженными мужчинами, то диких животных и птиц, то морскую флору и фауну, один образ встречается с удивительным постоянством — образ быка.

Бык изображался на скульптурах и фресках, на сосудах, кольцах, в мелкой пластике, на изделиях из слоновой кости и глины, золота, серебра и бронзы. Сосуды для религиозных возлияний изготовлялись в виде бычьих голов, а алтари украшались бычьими рогами.

Наиболее ярко образ быка в критском искусстве выступает в ритуальном роге-ритоне, найденном в Кносском дворце. Ритон выполнен в виде бычьей головы из черного стеатита с глазами из горного хрусталя. При взгляде на этого мощного и благородно-величественного быка невольно вспоминается тот самый бык, чей образ принял повелитель богов Зевс, который потому и вызвал доверие Европы, что он был прекрасен.

Фрески дворца в Кноссе запечатлели странный обычай, отголоски которого сохранились сегодня только в Испании и Португалии — игры с быком.

… Заполнены трибуны стадиона. Внешне он удивительно напоминает современный. Перед нами — классический образец тех спортивных и театральных сооружений, которые, как считали до Эванса, подарили миру древние греки, но которые, как теперь выяснилось, были ими заимствованы у критян — наряду с борьбой, с боксом, быть может, даже с олимпийскими соревнованиями и многим другим.

Зрители на стадионе пришли наблюдать за играми с быком…

… Во весь опор в стремительном порыве мчится великолепный бык. Голова у него опущена, шея выгнута, хвост задран. А спереди, обеими руками схватившись за рога, повисла на них девушка…

… Огромный бык несется в неистовом галопе. Его удлиненная фигура мощной массой заполняет почти всю фреску. А перед ним, за ним и на нем самом — стройные акробаты, проделывающие самые опасные упражнения: юноша, на мгновение опередив движение быка, оперевшись на его рога, делает стойку над бычьей головой. Сзади быка, приготовившись, вытянув вперед руки, стоит белокожая женщина. И все в этой композиции так живо, порывисто и непринужденно, что воспринимаешь ее как легкую и веселую игру — веселую, несмотря на явную опасность для игроков…

Что это — изображение простой игры, гимнастических упражнений критян? Но действительно ли это была игра? А может быть, это — документальное свидетельство того, о чем повествует миф о Минотавре? Могла ли эта легенда объяснить содержание рисунков? Может быть, действительно существовал на Крите религиозный обряд, во время которого священному быку бросали на растерзание афинских юношей и девушек, и на этих фресках изображено жертвоприношение Минотавру, чье имя, возможно, буквально означало «бык Миноса»? А за этим кровавым ритуалом в окружении своих придворных наблюдал сам правитель Кносса с маской священного быка на лице — Минотавр…

Бык, бык, всюду — бык… Бык в мифах (бык-Зевс, бык Пасифаи, Минотавр, бык Геракла). Бык в произведениях искусства. Бык на фресках Кносского дворца. Не является ли это доказательством того, что на Крите в какой-то период его истории был распространен древний земледельческий культ быка, ставшего прообразом Минотавра? Или, быть может, наоборот: от легенды о Минотавре, уводящей совсем в далекое прошлое, ведет след к этим игрищам с быками, к изображениям быков?

Кстати — а что нам известно о религиозных культах, бытовавших в ту пору на Крите?

Практически ничего. На Крите не обнаружено ни одного сколько-нибудь значительного художественного памятника, прославляющего какое-либо божество. Неизвестно даже, существовали ли у критян храмы.

Между тем у критян несомненно какая-то религия была. В мелкой пластике встречаются изображения божеств, а в живописи — культовых церемоний. Но ясно, что не религия — главная тема критского искусства.

Высказывалось предположение, что критяне собирались для религиозных церемоний в особых «священных» рощах. Но факт остается фактом: они не стремились запечатлеть в грандиозных постройках, в стенных росписях или в мраморе и граните свое представление о божестве. Не значит ли это, что само религиозное представление было у них более расплывчатым и менее самодовлеющим, чем у вавилонян и у египтян?

Известно, что для того чтобы наладить земледелие в краях, где плодородие почвы напрямую зависело от разливов рек, египтянам и вавилонянам приходилось осуществлять грандиозные ирригационные работы. Обуздание стихии требовало обращения к богам. Работы с привлечением большого числа людей требовали их организации — так появились государства со стоящими во главе их обожествленными правителями.

На Крите можно было обойтись без этого: мягкий климат способствовал земледелию во все времена года, обилие плодов земных — зерна, винограда, оливкового масла и меда — обеспечивалось, при сравнительно легком труде, самой природой. И даже море со всеми его опасностями и коварством, равно как и частые на Крите землетрясения, кажется, не побуждали критян обращаться к богам, чтобы добиться их благорасположения. Древние критские художники не возвеличивали и вождей — опять-таки примечательное явление, свидетельствующее о каких-то особенных чертах критской цивилизации.

Как объяснить это? Мы не знаем. Современная наука не располагает сведениями, проливающими свет на картину мира и верования древних обитателей Крита За исключением одного-единственного — быка. Минотавра, питавшегося человеческим мясом. И в этой мрачной легенде, и в каких-то неясных отголосках ритуального каннибализма, существовавшего у минойцев наряду с изображениями беззаботных юношей и девушек, срывающих цветы на лугах, усматривается некая параллель с миром элоев и морлоков, описанным Гербертом Уэллсом в романе «Машина времени»…

Что же это была за странная цивилизация?

«Мы вступили в совершенно неизвестный мир, — писал Эванс. — Каждый шаг вперед был шагом в неизвестное. Дворец затмил все то, что мы до этого знали о европейских древностях».

Сообщения о сенсационных раскопках на Крите появлялись во всех газетах и журналах Европы. Из непостижимых глубин тысячелетий вставала великая цивилизация — столь древняя, что уже для современников Гомера она была тысячелетней легендой. И когда Эванс по праву первооткрывателя дал этой цивилизации имя «минойская» — имя, взятое из легенды о царе Миносе, — никто не посмел оспорить его.

Сэр Артур Эванс умер в 1941 году в возрасте девяноста лет, заслужив признательность человечества замечательным открытием великой цивилизации, подлинно беспримерным по своему значению О своих исследованиях Эванс рассказал в четырехтомном труде, в котором разделил всю историю крито-минойской культуры на три основных периода: раннеминойский, уходящий в бронзовый век (III–II тысячелетия до н. э.), среднеминойский (примерно до 1600 г. до н. э.) и позднеминойский — самый короткий, заканчивающийся примерно 1250 годом до н. э. Период расцвета критской культуры Эванс отнес ко времени перехода от среднеминойской к позднеминойской эпохе — то есть примерно к 1600 году до н. э., предположительному времени жизни и царствования Миноса.

Под слоями с культурой бронзы на Крите, как и в других местах, оказались слои со следами неолита — новокаменного века, то есть того времени, когда металл был еще неизвестен, а все орудия и утварь выделывались из камня, кости и дерева Эванс отнес эти следы к X тысячелетию до н. э. Другие ученые оспаривают его мнение: они считают эту дату сомнительной и относят находки Эванса к V тысячелетию.

Греческий миф повествует о том, что Европа была похищена быком-Зевсом от берегов Азии и увезена им на Крит. Ретроспективно Европа и Крит сходятся в одну точку: именно крито-минойская цивилизация стоит у истоков всей европейской культуры…

Древнейшие следы этой цивилизации прослеживаются еще на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. Разрозненное и редкое до тех пор население Крита неожиданно и резко возрастает, а на восточном побережье острова появляются крупные поселения — Палекастро, Псира, Мохлос, Гурния. Видимо, это объясняется тем, что в это время по неизвестным пока причинам на остров хлынула волна переселенцев из Малой Азии.

Почти одновременно появляется множество новых поселений и на юге острова. Восемь веков длился этот период, названный раннеминойским. За эти века коренное и пришлое население Крита как бы разбилось на три обособленные группы. Но, судя по всему, между собой критяне не враждовали — следов крупных междоусобных войн археолога на поселениях этого времени не нашли.

Народ, населявший остров, любил море, во многом был связан с ним. Моряки, рыболовы, скотоводы, пахари составляли значительную часть населения Крита Они обрабатывали плодородные равнины острова и собирали богатые урожаи, разводили сады и виноградники, пасли скот. Критяне были искусными ремесленниками, они строили хорошие суда, отлично Умели обходиться и с камнем, и с бронзой, и с железом, и с золотом, знали гончарный круг, обработку дерева, ткачество. Только относительно высокая! техника, высокое для своего времени развитие ремесла, сельского хозяйства могли послужить фундаментом для критской культуры.

В конце III тысячелетия, примерно в XXII веке до н. э., на острове появляются первые дворцы, а поселения становятся городами — первыми городами-государствами в Европе. Сколько их было в это время, сказать пока нельзя.

Наиболее могущественным из них стал город Кносс на северном побережье острова. Из Кносса через весь остров — с севера на юг — до города Комо была проложена широкая дорога, связавшая разобщенные сельские поселения. Именно в это время и были заложены первые камни легендарного Лабиринта. И отныне почти на тысячелетие вся судьба не только Крита, но и большей части материковой Греции оказалась связанной с историей и судьбой этого гигантского дворца.

Кносский дворец был самым большим на Крите, но отнюдь не единственным. Сейчас уже хорошо известно, что примерно в 2000 году до н. э. в разных уголках Крита — Фесте, Малии, Гурнии — были воздвигнуты дворцы с большим числом комнат, со складскими помещениями, с мастерскими. Стены дворцов украшали великолепные фрески.

Такие огромные дворцы, как Лабиринт, могли появиться лишь в обществе, где используется труд рабов. Археологические раскопки свидетельствуют о том, что уже в конце III тысячелетия до н. э. на Крите начало складываться древнейшее на территории Европы рабовладельческое государство, имевшее свою письменность и свою регулярную наемную армию (открыта фреска, на которой изображен отряд воинов-негров во главе с белым командиром). Первоначально состоявший из нескольких самостоятельных городов-государств (таких же, какие возникнут спустя тысячелетия в Древней Греции), Крит затем оказался целиком подчиненным власти кносского царя.

Весь остров, как выяснили исследователи, был покрыт сетью дорог, сходившихся к Лабиринту и охранявшихся сторожевыми постами. Владыки Крита имели огромный мощный флот, надежно оберегавший подступы к острову, — только этим можно объяснить Отсутствие крепостных стен вокруг критских дворцов и городов и сторожевых крепостей на побережье.

Критский флот безраздельно господствовал в Средиземноморье, подчинив власти кносских царей «многие земли». Упоминания о могучей Критской державе встречаются не только в легендах. О грозном царе Миносе, царствовавшем на Крите, о его мощных эскадрах, о том, как критяне послали экспедицию на Сицилию, писал «отец истории» Геродот. Греческий историк Фукидид писал в своей «Истории»: «Минос раньше всех, как известно нам по преданию, приобрел себе флот, овладел большей частью моря, которое называется теперь Эллинским…» — и добавлял, что правители земель, покоренные Миносом, по первому требованию его поставляли галерников для критского флота. Аналогичные сведения сохранились и у Аристотеля: положение державы Миноса во время ее расцвета, сообщал он, было таково, что царю удалось овладеть едва ли не всеми островами и странами Эгейского моря. И как впоследствии в разных концах земли, там, где проходил Александр Македонский, появлялось множество «Александрии», так и в эпоху владычества Крита на Пелопоннесе, Сицилии и других островах Средиземноморья, даже в Аравии, появляются города и поселения, именуемые Миноями. Может быть, к этому времени и следует отнести сказание о страшной дани, наложенной на Аттику царем Миносом, — семь юношей и семь девушек ежегодно?

Свой золотой век Крит переживает между 1600 и 1400 годом до н. э. Эгейское море стало Критским морем. Богатство и мощь Крита обеспечивались его безраздельным господством на море. В то время, когда Египет и Месопотамия строили речные суда с округлым дном, кораблестроители Крита спускали на воду килевые корабли. Устойчивые и крепкие критские корабли бороздили Средиземное море из конца в конец. Вторая половина XVI века до н. э. была золотым веком Крита: после того как минойские военные корабли очистили море от пиратов, мощь Критского царства стала несокрушима.

Критская держава стояла в одном ряду с такими колоссами Древнего мира, как Египетское, Хеттское и Вавилонское царства. Как и ныне, Крит в те времена был крупным экспортером вина и оливкового масла. Во дворце Миноса Эванс нашел кладовые. Там стояли богато орнаментированные гигантские сосуды — пифосы, некогда полные масла Их общая емкость составляла 75 тыс. литров.

Крит являлся центром средиземноморской морской торговли. Само географическое положение острова — между Европой, Северной Африкой и Малой Азией — отводило ему значительную роль в международных торговых сношениях того времени. Изделия критских мастеров археологи находят в долине Тигра и Евфрата, в Пиренеях, на севере Балканского полуострова, в Египте. На фреске гробницы одного из приближенных фараона Тугмоса III изображено торжественное прибытие послов Крита, а древнее название Крита — Кефтиу — часто встречается в египетских папирусах.

Оказалось, что раскопанные Шлиманом циклопические крепости-города в материковой Греции — Микены и Тиринф, поразившие исследователей своим богатством и мощью, — первоначально были всего лишь провинциальными населенными пунктами минойской державы. Эгейское море никогда не было непреодолимым барьером между континентами. Это доказал еще Шлиман, когда он обнаружил в Микенах и Тиринфе предметы из различных отдаленных стран. Эванс же нашел на Крите африканскую слоновую кость, египетские статуи и керамику, изделия из Месопотамии.

Хозяйственное и экономическое единство связывало острова Эгейского моря и обе греческие метрополии — Микены и Тиринф. Метрополия в Данном случае не означала материк, ибо очень скоро было установлено, что настоящим материком (в том смысле, что творческий импульс исходил именно отсюда) был Крит. Но в греческих мифах о Крите трудно распознать зерно истины, и они долго почитались всего лишь свидетельством какой-то духовной связи между Элладой и островом, где царствовал Минос, сын Зевса и Европы. О том, что царь, а быть может, несколько царей с таким именем правили Критом, известно не только в мифологии, но и из трудов греческих историков.

Казалось бы, ничто не могло поколебать могущество Крита. Но в конце II тысячелетия до н. э. происходит катастрофа — загадочная, до сих пор до конца не объясненная. В развалины превращаются города Кносс, Фест, Агиа-Триада, Палекастро, Гурния. Одновременно, словно в один день, в один миг. От тысячелетиями копившейся мощи не осталось ничего. Великая империя пала — как Минотавр под мечом Тесея…

Проблема происхождения и гибели народа, населявшего Крит, и поныне остается главной проблемой для всех археологов, для всех ученых, занимающихся древнейшим периодом античной истории. Кто же все-таки был создателем критской культуры, строителем замечательных дворцов Кносса и других городов и поселений острова? Кто жил на Крите до прихода туда греков?

Согласно Гомеру, остров населяли пять различных народов — критяне, кидоны, ахейцы, дорийцы, пеласги. По сведениям Геродота, критский царь Минос не был греком, однако Фукидид свидетельствует об обратном. Артур Эванс склонялся к гипотезе об африканско-ливийском происхождении населения Крита. Дерпфельд, бывший сотрудник Шлимана, полагал, что критское искусство зародилось в Финикии. Есть гипотеза о том, что предками критян являлись хетты, выходцы из Малой Азии, и критяне говорили на языке, близком к хеттскому, — то есть были индоевропейцами. Есть и прямо противоположная точка зрения — цивилизация Крита создана не индоевропейцами. Эдуард Майер, крупнейший знаток античной истории, писал, что критяне, вероятно, пришли не из Малой Азии. Высказывалось предположение, что вся критская культура является лишь частью ахейской, т. е. греческой. Однако многое говорит за то, что греческая цивилизация была в то время значительно ниже критской.

Нитью Ариадны, которая вывела бы из этого лабиринта, могла стать письменность. На Крите обнаружено несколько тысяч табличек со знаками линейного письма, в том числе архив Кносса. Эти знаки различны — существует линейное письмо «А», более древнее, и линейное письмо «Б», относящееся к XV–XTV вв. до н. э. Последнее представляет собой тексты на греческом языке, записанные критскими знаками и в критской манере слогового письма. Это может означать только одно: в XV веке до н. э. Кноссом правили говорившие на греческом языке чужеземцы. Что касается линейного письма «А», то попытки его расшифровки до сих пор не увенчались успехом.

Возможно, древнейшие жители Крита говорили на языке, который исследователи называют «минойским» и который не был ни греческим, ни вообще индоевропейским и не состоял в родстве ни с одним из известных науке языков. Расшифровка письма «А» помогла бы не только приподнять завесу над некоторыми тайнами древних письменностей, но и выяснить ряд нерешенных вопросов, связанных с историей Крита.

Дополнительную сумятицу вносит еще один тип критского письма — иероглифический. Памятником этой письменности является знаменитый терракотовый диск диаметром в 15 см, найденный в 1908 году в одном из боковых строений дворца в Фесте. Уже более полусотни лет тревожит он воображение ученых. На Фестском диске помещено более двухсот никому не понятных знаков, расположенных по спирали. Они разделены радиальными линиями на группы. Слова? Предложения? Надпись на диске, скорее всего, слоговая, то есть отдельные знаки обозначают слоги, а не буквы. При этом установлено, что знаки выдавлены с помощью специальных штампов. Неужели эти штампы изготовили только для одного-единственного диска?

Нет ответа.

Столь же неясным, как происхождение народа, населявшего Крит, и его письменности, предстает конец Критского царства. Он был неожиданен и мгновенен. Что погубило великую цивилизацию? Страшное землетрясение? Извержение вулкана? Или вражеское нашествие, сокрушившее мощь критского флота? Ученые предлагают множество различных гипотез, по-разному объясняющих внезапную гибель могущественной островной державы. Но все эти гипотезы слабо обоснованы фактами.

Артур Эванс ясно различил три периода разрушения, с временным разрывом около 200 лет. При этом дворец в Кноссе дважды отстраивался заново, в третий раз от него остались одни развалины.

Уже до этого на острове происходили какие-то катастрофы, скорее всего землетрясения. Первая катастрофа произошла около 1700 года до н. э. Дворец в Кноссе был разрушен. Мы можем только гадать о причинах этого. Версия о том, что это сделали какие-то вражеские племена, не особенно доказательна. Скорее всего, виновато землетрясение. Ведь дворец в Фесте тоже погиб, но позднее. Впрочем, не исключено, что он был разрушен тогда же, но просто не до такой степени.

Около 1600 года до н. э. жизнь вновь налаживается. Это было время второго, главного, периода расцвета Крита. Из руин восстанавливаются старые дворцы: они перестраиваются и улучшаются.

Спустя двести лет пришел конец. Буквально в одно мгновение произошло что-то ужасное. Едва ли не до основания были разрушены целые города. Весь остров лежал в развалинах, был покрыт кровью и пеплом. После этого удара Крит уже не поднялся.

Эванс считал, что разрушение минойского дворца явилось следствием какого-то мощного природного катаклизма. При раскопке Кносского дворца он обнаружил те же признаки внезапной и насильственной гибели и разрушения, какие были в Помпеях, погибших в результате извержения Везувия: брошенные орудия труда, оставшиеся незавершенными различные изделия и произведения искусства, внезапно прерванная домашняя работа.

Крит — один из наиболее подверженных землетрясениям районов Европы. Поэтому гипотеза Эванса сводилась к тому, что только сильное и внезапное землетрясение могло до такой степени разрушить дворец Миноса, что на его месте нельзя было построить уже ничего кроме двух-трех жалких хижин. Катастрофа произошла около 1400 года до н. э. (с разницей плюс-минус пятьдесят лет). Эта дата вычислена приблизительно на основе данных, полученных при раскопках соответствующих культурных слоев на Крите, и последних упоминаний о Крите египтян времен Аменхотепа Ш (1401–1375 гг. до н. э.).

А вот месяц, когда произошла катастрофа, ученые называют почти точно: конец апреля — начало мая. Определить это помогли следы пожара, обнаруженные на остатках стен критских зданий. Оказывается, в это время дул сильный ветер, который сносил дым пожарищ почти горизонтально к северу. Такой ветер на Крите дует только во второй половине апреля — начале мая.

Вероятно, города Крита были разрушены мощным землетрясением. Как следствие этого возник пожар. «Люди, — пишет Эванс, — были захвачены врасплох. Судя по следам, все произошло чрезвычайно быстро. Вот, к примеру, тронный зал кносского владыки. Он был найден в состоянии полнейшего беспорядка. В одном из углов лежал опрокинутый большой сосуд от масла, рядом нашлись какие-то культовые сосуды. Вероятно, царь поспешил сюда, чтобы в последний момент свершить какую-то религиозную церемонию. Но не успел ее, очевидно, закончить. Следы насильственно прерванной работы видны и в домах ремесленников, художников».

Еще в 1939 году греческий археолог Спиридон Маринатос высказал предположение о том, что главной причиной упадка и гибели минойской цивилизации стала редкая, гигантская по масштабам природная катастрофа. В 130 км к северу от Крита, в группе Кикладских островов, лежит маленький остров Тира (Санторин). Геологи уже давно установили, что в древности здесь произошло извержение вулкана и землетрясение, повлекшее за собой проникновение морской воды внутрь вулканического конуса, и, наконец, колоссальной силы взрыв самого Санторина, уничтоживший большую часть острова. Это случилось около середины II тысячелетия до н. э.

В результате пострадала значительная часть Эгейского архипелага, включая остров Крит. Мощная волна-цунами, вызванная взрывом вулкана, произвела ужасающие опустошения во всех бухтах и гаванях островной минойской державы и таким образом практически уничтожила критский флот. И тогда на ослабленную страну с материка двинулись полчища иноземных завоевателей — греков-ахейцев. Они нанесли решающий удар критской культуре. Раскопки показали, что и в Кноссе, и в Фесте, и в других местах — везде были разрушены и сожжены дворцы и поселения.

В последние годы наука нашла новые доказательства в пользу того, что именно ахейцы завоевали Кносс. Можно предположить, что легендарная победа Тесея была символическим изображением победы, одержанной прибывшим с материка завоевателем, который разрушил дворец Миноса. Как бы то ни было, факт остается фактом: около 1400 года до н. э. рухнула власть Миноса. Начался распад державы легендарного царя.

Но вот что удивительно — в мифах о Тесее, Ариадне и Минотавре нигде не сказано, что юный герой разрушил «Дворец Миноса», поработил или покорил минойское царство — он только убил Минотавра, освободил Афины от дани критскому царю. По-видимому, это свидетельствует лишь об экономическом и политическом освобождении материковой Греции от Крита (что, кстати, не исключает физического уничтожения династии критских царей). И данные раскопок свидетельствуют, что, когда пало могущество Крита и началась новая эпоха в истории народов Эгейского мира, жизнь в критских городах не прерывалась.

Легенда и здесь, подобно нити Ариадны, ведет по лабиринту действительности…

Дворцы и скульптуры, фрески и украшения, вся блестящая материальная культура, созданная крито-минойской цивилизацией, дважды сыграла огромную роль в формировании европейской и мировой культуры и искусства.

В первый раз — в период своего расцвета, когда она стала началом, основой многого из того, что и поныне дорого всем нам, передав свои знания и искусство пришедшей ей на смену древнегреческой, эллинской, цивилизации.

Второй раз — когда археологи извлекли на свет погребенные веками и, казалось, навсегда забытые следы этой культуры, когда «не помнящее родства» человечество было внезапно потрясено высоким совершенством заново открытой древней культуры и как будто стало припоминать свою кровную связь с ней, то называя «парижанками» пленительных критянских женщин, изображенных на стенах Кносского дворца, то сопоставляя все лабиринты мира с Лабиринтом Минотавра.

Что за загадочный народ населял Крит? На каком языке он говорил? Каким богам поклонялся? Увы, все это покрыто тайной. Но независимо от этой тайны и от того, были или не были критяне в кровном родстве с греками, памятники критского искусства приносят нам из глубины веков неопровержимое свидетельство, что Крит был подлинной колыбелью древнегреческой, а значит и всей европейской цивилизации. Во всяком случае, мы не знаем другой колыбели, еще более ранней.

… То, что было, превратилось в легенду. И осталось ей, потому что муд-Рые легенды, в которых жестокость бессильна перед любовью, рождающей Мужество, навсегда остаются с людьми — ибо в них истина, рожденная Историей.

Небольшой остров, входящий в группу Кикладских островов, что на полпути от Крита к материковой Греции, в разное время носил разные имена. Сейчас его называют Санторин — по имени его небесной покровительницы, Святой Ирины. Древние греки именовали его Тира, что значит просто «Земля». В древности его называли также Стронгили («Круглый») и Каллисте («Прекраснейший»).

Добраться сюда можно только морем. У путешественника, подплывающего к острову Санторин, возникает ощущение, будто встающая перед ним величественная панорама создавалась какими-то потусторонними силами. В центре огромной лагуны, протянувшейся на десять километров с севера на юг и на семь километров с востока на запад, дымятся два черных островка обгоревшей лавы — Каимени и Палайа Каимени. Отвесные скалы на востоке острова, напоминающего по форме полумесяц, поднимаются из воды на высоту почти триста метров. На столько же уходит вниз дно лагуны, так что на якорь тут не станешь. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: лагуна Санторина — это заполненный водой кратер огромного вулкана, а окаймляющие его острова — остатки некогда окружавшей кратер стены. Фактически судно пересекает огромную чашу все еще живого вулкана. Последнее его извержение произошло в 1956 году, в результате чего за одну минуту погибло две тысячи домов.

Остров Санторин покрыт толстым слоем окаменевшего вулканического пепла и пемзы, столь толстым, что сейчас добыча пемзы ведется тут индустриальным способом. И под этим слоем скрыты многочисленные свидетельства трагедий, разыгравшихся здесь в древности.

Этим загадочным островом ученые заинтересовались еще в XIX столетии. В 1866 году французский вулканолог Фуке исследовал Санторин и соседний островок Тирасию. В 1870 году другой французский ученый, археолог Горсей, провел на Санторине первые пробные раскопки. Оба специалиста, не сговариваясь, пришли к одному и тому же выводу: в эпоху бронзы на Тире-Санторине существовала весьма высокоразвитая для своего времени цивилизация. Но остатки этой цивилизации погребены под мощным слоем вулканического пепла! Какая же трагедия разыгралась здесь?

Исследования Фуке и Горсея показали, что то, что ныне представляет собой архипелаг разрозненных островков, в древности являлось единым островом, диаметр которого составлял около 18 км. Его венчала конусообразная гора высотой 1500 м- вулкан Санторин (сейчас пик Святого Ильи, его высота — 566 м). Раскопки Горсея обнаружили здесь каменные орудия, расписную керамику, жернова, миски и ступы, выдолбленные из окаменевшей вулканической лавы. В некоторых сосудах уцелели остатки ячменных зерен, горох, чечевица. Были найдены кости коз и овец. Судя по находкам, древние жители Санторина пользовались гирями, знали меры веса и длины, умели возводить своды. В одном из раскопанных домов была обнаружена даже фресковая роспись.

Первые результаты исследований Сангорина были обобщены в книге «Санторин и его извержения», опубликованной Фуке в 1879 году. Ученый утверждал, что в эпоху бронзового века на острове существовала довольно высокая цивилизация, которая погибла в результате одного или нескольких катастрофических извержений вулкана Санторин. Эти извержения в итоге разрушили и сам остров.

Это открытие, хотя и любопытное, не содержало в себе ничего сенсационного. Сенсация состоялась лишь много лет спустя, и ее появление связано с именем греческого археолога Спиридона Маринатоса.

Еще в 1932 году, когда Маринатос был хранителем древностей на Крите, он предпринял первые самостоятельные раскопки на этом острове. Он нашел следы критской античной гавани с царской виллой, украшенной когда-то великолепными фресками. Внимание археолога привлекли огромные каменные блоки, какой-то циклопической силой сорванные с места. Среди развалин строения, которое некогда было сложено из этих плит, ученый обнаружил толстый слой пемзы.

Пемза, как известно, является продуктом вулканических извержений. Следовательно, если здание засыпало пемзой, то это только результат извержения. Но на Крите нет и никогда не было действующих вулканов. Ближайший же находился только на острове Санторин…

Сэр Артур Эванс, открывший миру великую крито-минойскую цивилизацию, считал, что могуществу Крита положила конец какая-то грандиознейшая катастрофа — например, землетрясение. С этого времени начался упадок Крита. А что, если это было не землетрясение?

После соответствующих анализов и консультаций с геологами Маринатос выдвинул предположение, что вулканические осадки попали на Крит в результате извержения на острове Тира, и катастрофа, которая привела к гибели критскую державу и чьи следы ясно прослеживались на всем острове, вероятно, связана именно с этим колоссальным по своим масштабам извержением.

«Честно говоря, — писал Маринатос впоследствии, — у меня не было иллюзий насчет того, что новая гипотеза будет принята на веру, без достаточно весомых доказательств». Требовалось найти факты, подтверждающие достоверность этих предположений. И Спиридон Маринатос нашел их.

Но произошло это не сразу. В 1940 году фашистская Италия напала на Грецию. В Европе заполыхала Вторая мировая война, и вернуться к своим исследованиям Маринатос сумел только в 1964 году.

К этому времени он уже располагал новыми фактами. В 1956 году вслед за случившимся на Санторине извержением вулкана здесь произошло очередное землетрясение. В результате обвала в одном из карьеров открылись остатки древних построек, человеческие кости и зубы, фрагменты обугленного дерева. Радиокарбонный анализ показал, что эти находки относятся к 1400 году до н. э. плюс-минус сто лет. Катастрофа на Крите произошла приблизительно в это же время — около 1500 года до н. э.

Маринатос уже был убежден, что тайну гибели крито-минойской цивилизации надо искать на Санторине. В 1967 году, после трех лет разведок пробных шурфовок, ученый приступил к раскопкам крупного древнего поселения, расположенного на южной оконечности Санторина, близ современного селения Акротири.

«Осенними и зимними утрами из Акротири виден берег Крита — не просто Крита, а матери цивилизации, частью которой была и колония Тире! Как же тут было промолчать интуиции? Конечно, надо начинать раскопки на юге острова!», — писал Маринатос.

Уже через нескольких часов работы в руки археологов попали первые черепки явно критского происхождения, а затем из-под земли стали появляться внутренние стены разрушенного дома. Толстый слой белого вулканического пепла, как саван, покрывал развалины. В толще пемзы и окаменевшего пепла вертикально торчал обуглившийся ствол дерева — оно было живым в тот миг, когда его залила раскаленная лава…

Так состоялось второе важнейшее открытие в истории крито-минойской цивилизации. Маринатос обнаружил остатки настоящих минойских Помпей: руины каменных жилых домов, дворцов и святилищ II тысячелетия до н. э., погребенные под слоем вулканического пепла и пемзы толщиной до пяти с половиной метров. Это был город с населением в 30 тыс. человек, со зданиями в два-три этажа, с отопительной системой, использовавшей теплые воды вулканического острова, с многочисленными мастерскими и складами. Большая часть этого города после катастрофического извержения вулкана погрузилась в воду…

Чем дальше вели раскопки археологи, тем яснее вырисовывались перед ними улицы древнего города. Дома здесь напоминали критские постройки: удобные, просторные, с большими окнами, с ванными комнатами, всячески украшенные. Некоторые дома имели вестибюли со скамьями, были и дома с лоджиями.

Высокие оштукатуренные коридоры вели во внутренние комнаты со множеством выступов и ниш. Помимо жилых покоев, здесь были кухни с угловыми печами, посудными шкафчиками, кадками, большими глиняными ларями. В одном из домов археологи нашли целый набор совершенно целой расписной глиняной посуды — вазы, тарелки, кувшины. В другом доме были найдены обломки ткацкого станка.

Но все находки, сделанные на Санторине, бледнеют в сравнении с фресками, открытыми при расчистке одного из зданий, общая площадь которых составила 13,5 кв. м. Написанные яркими, даже спустя три с половиной тысячи лет не потерявшими своей первозданной свежести красками эти фрески, без всякого сомнения, превосходят все, что до сих пор было обнаружено в районе Средиземноморья. Одну из них назвали «Фреска принцев». На ней изображены боксирующие юноши, их черные волосы свисают длинными прядями из-под голубых головных уборов. Некоторые исследователи считают, что эта фреска создана месопотамским художником, так как на Крите никогда еще не находили изображений голубых головных уборов, а клинописные шумерские таблички предписывали, чтобы волосы высокородной знати всегда изображались ляпис-лазурью.

На одной из фресок Санторина изображены пальма и голова юноши-африканца, на другом — синяя обезьяна. Как выразился профессор Маринатос, «обреченный народ Санторина обладал несомненным даром создавать божественные произведения здесь, на Земле».

Как установили раскопки Маринатоса, цивилизация Крита была тесным образом связана с культурой Кикладских островов. Капитаны древних судов грузили на Кикладах — своеобразном международном зерновом центре — пшеницу, обсидиан, медь, олово, искусно изготовленные кувшины и мраморные статуэтки. Керамика, сработанная на Кикладах в XVIII веке до н. э., была обнаружена во Франции и на острове Майорка, что рядом с Испанией.

Катастрофа разразилась около 1500 года до н. э. Весь центр Санторина взлетел в небо, и море тотчас же ринулось внутрь зияющего кратера. К подземным толчкам присоединились раскаленный пепел и вулканическая пыль, сжигавшие все на своем пути. Огненный град, упавший на землю, превратил ее в необитаемую пустыню. В результате катаклизма образовалась гигантская волна-цунами, снесшая на своем пути все гавани и затопившая обширные районы Средиземноморского побережья.

Взрыв вулкана Санторин стал причиной одной из самых крупных известных нам природных катастроф. Для сравнения можно взять знаменитое извержение вулкана Кракатау, происшедшее в августе 1883 года. Звуковая волна, рожденная им, трижды обежала земной шар. Пепел, поднявшийся в воздух, превратил день в ночь в радиусе до двухсот километров Плавающая пемза слоем почти в сорок сантиметров покрыла море.

Кратер Санторина в пять раз больше кратера Кракатау, а толщина пепла на Санторине, лишь там, где были проведены раскопки, достигает от 4,8 до 5,4 м. Все эти данные заставили ученых предположить, что сила взрыва на этом острове была в три, а то и в четыре раза больше, чем в Кракатау.

Судя по археологическим и геологическим данным, извержение Санторина совпадает по времени с одной из величайших предполагаемых катастроф, случившихся в Древнем мире, — гибелью крито-минойской цивилизации. Работы ученых самых различных специальностей — археологов, геологов, вулканологов — позволили заключить, что последствия взрыва Санторин для Крита, расположенного всего в 130 км от него, были ужасны. Удар огромной волны-цунами пришелся в основном по северным и восточным берегам Крита. Был уничтожен критский флот, разрушены дворцы, города и деревни, мощный слой вулканического пепла покрыл некогда плодородные поля. Подсчитано, что это по крайней мере на десять лет вывело из оборота огромные площади сельскохозяйственных земель, в результате чего экономика Крита была полностью разрушена.

Разрушения коснулись не только самой метрополии. Вулканический пепел засыпал и все острова южной части Киклад, юг острова Родоса, распространился от Санторина в юго-восточном направлении на многие сотни километров. Раскопки американских археологов на острове Кос засвидетельствовали, что следы катастрофы дотянулись и сюда. Так, ученые раскопали здесь руины большого здания (22x17 м), несомненно относящиеся к тем временам, когда произошло бедствие на Крите. Аналогичные свидетельства обнаружены на острове Родос. Найдены остатки разрушенного минойского здания в Трианде. И везде одна и та же дата: середина XV века до н. э. Эту же дату дают анализы геологических проб, взятых с морского дна в ходе океанографических исследований в Восточном Средиземноморье. Все пробы содержат древний вулканический пепел, возраст которого составляет 250 веков. Слой этого пепла обнаруживается даже в 700 км от Тиры-Санторина.

Итак, тайна гибели минойского Крита оказалась раскрыта. Но открытия профессора Маринатоса позволили ученым высказать и еще одно, дополнительное предположение: а не отразилась ли катастрофа, произошедшая в Восточном Средиземноморье около 1500 года до н. э., в знаменитом мифе Платона об Атлантиде?

Вокруг этого мифа всевозможными любителями «непознанного» наворочено и продолжает наворачиваться столько всяческой белиберды, что один из ученых еще в XIX веке сказал, что россказни об Атлантиде представляют собой каталог человеческой глупости. Геологи и геофизики, многие годы всем тщанием исследующие Мировой океан, и в частности дно Атлантического океана, не обнаружили никаких вещественных доказательств существования Атлантиды. Точно так же не может быть и речи о какой-то «высокоразвитости» мнимой цивилизации «атлантов». В мифе Платона речь идет всего лишь о цивилизации бронзового века, причем довольно архаичной и куда более отсталой, чем время самого Платона. Но ведь крито-минойская цивилизация была именно такова!

Еще в 1872 году французский ученый Луи Фигье, опираясь на открытия фуке и Горсея, сделанные ими на Санторине, предположил, что платоновскую Атлантиду следует искать в Эгейском море. Вероятно, что прообразом Атлантиды мог послужить Санторин, часть которого действительно была «в один миг и один час» затоплена морем.

Эта гипотеза затем не раз появлялась на страницах печати и научных трудов в самых различных версиях. В 1913 году ее поддержал крупный английский археолог профессор Фрост, впервые использовавший в своей работе результаты раскопок Артура Эванса на Крите. Погибшая цивилизация «атлантов», подчеркивал Фрост, обнаруживает значительные черты сходства с культурой минойского Крита. После Второй мировой войны горячими сторонниками этой гипотезы стали многие греческие ученые, которые выступили с утверждением, что в рассказе об Атлантиде нашла свое отражение какая-то сильнейшая катастрофа, потрясшая все Восточное Средиземноморье и докатившаяся до Египта Но такой катастрофой мог быть только взрыв вулкана Санторин!

Этой же версии придерживался и Спиридон Маринатос. Еще в 1948 году он выступил с докладом, в котором обосновывал мысль, что в основе платоновской легенды об Атлантиде лежат события, относящиеся к истории различных народов: «Исторические коллизии, стихийные бедствия, происходившие на протяжения добрых 900 лет (с 1500 до 600 года до нашей эры), оказались в основе единого исторического мифа».

После раскопок Маринатоса на Санторине эта теория получила еще более широкую поддержку. В 1969 году в Лондоне почти одновременно вышли две монографии: «Гибель Атлантиды», принадлежащая перу океанографа Дж. Люса, и «Атлантида За легендой — истина», написанная директором Афинского института сейсмологии А. Галанопулосом и известным английским археологом Э. Бэконом (последняя книга переведена на русский язык[5]). В той и другой книгах были обобщены все имеющиеся на тот момент данные, относящиеся к прошлому и настоящему Санторина. Конечный вывод, к которому приходят авторы обеих книг, идентичен: очень похоже, что колоссальное извержение вулкана и последовавшие землетрясения и сильнейшие цунами нанесли смертельный удар минойскому Криту. И все эти события легли в основу платоновского мифа об Атлантиде.

Справедливости ради надо сказать, что эта гипотеза встретила и возражения у целого ряда специалистов. Мы не будем приводить все аргументы «за» и «против» — это выходит за рамки нашей книги Важно другое — открытия профессора Маринатоса дали науке необыкновенно ценный и важный материал, проливающий свет на многие страницы человеческой истории, до этого казавшиеся темными и загадочными. К сожалению, трагический случай оборвал жизнь этого выдающегося археолога: в 1974 году Спиридон Маринатос погиб во время раскопок, засыпанный неожиданно обвалившейся землей.

Олимпия расположена в северозападной части полуострова Пелопоннес, в живописной долине реки Алфея, у подножия горы Кронос. Этот город издавна был известен как крупнейший религиозный центр Греции, где почитался культ Зевса Олимпийского. Храм с оракулом Зевса в Олимпии являлся одним из самых популярных и почитаемых святилищ Эллады. Само название Олимпия связано со священной горой Олимп — обиталищем богов.

В период расцвета Древней Греции Олимпия имела всеэллинское значение. К здешнему оракулу Зевса Олимпийского обращались за советом греки самых различных областей античного мира. С этим священным городом связаны имена многих древних историков, философов, ораторов — Сократа, Платона, Демосфена. Именно здесь вернувшийся с Востока Геродот читал перед лучшими представителями греческого общества главы своей «Истории». Олимпия была своеобразным историческим архивом, хранящим свидетельства о многих крупнейших эллинских событиях. Но прежде всего слава этого города определялась проводившимися здесь с 776 года до н. э. раз в четыре года общегреческими спортивными состязаниями в честь Зевса — Олимпийскими играми, начало которых было положено в основу греческого летосчисления.

Знаменитый греческий поэт конца VI–V вв. до н. э. Пиндар писал об Олимпии: «Нет другой звезды благороднее солнца, дающей столько тепла и блеска в пустыне неба. Так и мы прославляем те, что из всех игр благородней, — Олимпийские игры». Олимпия являлась центром, объединявшим различные, порой враждовавшие друг с другом греческие племена. Сюда съезжались не только греки Балканского полуострова, но и жители городов-колоний, расположенных вдали от метрополии — на Апеннинском полуострове, в Сицилии, Африке и других районах Средиземноморья. Они привносили в Олимпию особенности своих культов и обычаев.

Слава Олимпии не угасала вплоть до крушения античной цивилизации. С принятием христианства Олимпия пришла в упадок. Последние Олимпийские игры состоялись здесь в 369 году. Известно имя их победителя — армянского принца Вараздата. В 394 году игры были запрещены, а в 395 году н. э. Олимпия была разгромлена и разграблена готами Алариха. В 426 году остатки великолепных построек Олимпии были сожжены и разрушены по приказу византийского императора Феодосия II.

Памятники святилища разрушались не только людьми, но и природой. Губительные землетрясения в IV веке уничтожили храм Геры и каменные стены, защищавшие город от наводнений. Теперь ничто не сдерживало стихию рек, и половодья стали регулярно уничтожать развалины храмов и спортивных сооружений, оставляя каждый раз толстые слои речных наносов. Постепенно руины Олимпии оказались скрытыми под шестиметровым слоем земли.

О существовании Олимпии люди знали из письменных источников и в Средние века, и в новое время. Однако место, где находился этот священный город Эллады, в точности никто указать не мог. Некоторые ученые, исходя из чисто теоретических рассуждений, высказывали даже уверенность, что Олимпия располагалась у подножия горы Олимп. Поэтому неудивительно, что задача поисков Олимпии встала уже в первые годы зарождения археологической науки.

Еще в 1723 году французский историк Б. Монтфакон высказал мысль о больших ценностях, которые могут быть открыты в Олимпии. Но первые находки на месте этого древнего святилища были сделаны только в 1766 году, когда путешествовавший по Греции англичанин Ричард Чэндлер обнаружил вблизи горы Кронос фрагменты стен огромного храма и обломки капителей колонн. Жители окрестных деревень разбирали эти руины, используя камень для собственных строительных нужд.

Открытие Чэндлера вызвало большой интерес в научном мире. Сюда зачастили ученые и путешественники из разных стран. В 1787 году француз Фавель впервые описал руины храма Зевса Олимпийского в том виде, в каком они тогда находились. В 1788 году Бартелеми издал первый план Олимпии. В 1811 году Олимпию осматривал большой знаток античных древностей англичанин Чарлз Коккерель, а в 1813 году был составлен новый, подробный план руин Олимпии.

В 1829 году французская экспедиция под руководством Дюбуа начала здесь первые раскопки. В развалинах храма Зевса археологи нашли обломки Мраморных плит с изображениями коней Диомеда, быков Гериона, Геракла, борющегося с критским быком, фрагменты рельефов, посвященных победе Геракла над немейским львом и стимфалийскими птицами. Эти находки были отправлены в Лувр. После этого в исследовании Олимпии наступил сорокалетний перерыв.

В 1875–1881 гг. раскопки Олимпии вели германские археологи Э. Курциус и Ф. Адлер. На протяжении шести лет сотни рабочих вскрывали огромную площадь, покрытую многовековыми наносами. Результаты превзошли все ожидания: сто тридцать мраморных статуй и барельефов, тринадцать тысяч бронзовых предметов, шесть тысяч монет, до тысячи надписей, тысячи глиняных изделий были извлечены из земли Находок было так много, что в 1887 году в Олимпии был выстроен специальный музей, где экспонируются произведения искусства, найденные в развалинах Олимпии.

После состоявшихся в 1896 году в Афинах первых Олимпийских игр интерес к Олимпии во всем мире резко начал расти. С 1906 года раскопки древнего города возобновились и продолжались с перерывами до 1929 года. Ими руководил видный немецкий археолог В. Дерпфельд, издавший в 1935 году книгу «Древняя Олимпия», ставшую итогом многолетних исследований.

Раскопки Олимпии велись и в последующие годы, они продолжаются и в наши дни. Сегодня уже известно, что начало человеческой деятельности на территории Олимпии восходит к III тысячелетию до н. э. На месте святилища Зевса археологи нашли сосуды эпохи ранней бронзы. Однако остатков сооружений самого раннего периода Олимпии не сохранилось. Дошедший до наших дней архитектурный ансамбль Олимпии в основном сложился в VII–IV вв. до н. э. На священном участке площадью около 3 га размещались главные святыни города — храм Зевса Олимпийского и святилище Герайон Пелопса.

Центром Олимпии являлся храм Зевса, сооруженный в 468–456 гг. до н. э. архитектором Либоном из Элиды. Его строительство связано с решающей победой греков над персами при Платеях (479 г. до н. э.) и принятой вслед за этим программой возрождения греческих святынь. Храм Зевса Олимпийского воплощал в себе один из лучших образцов греческого храма ран-неклассического стиля.

Выдающуюся роль в истории искусства Древней Эллады сыграли скульптурные украшения храма Зевса, исполненные из паросского мрамора в 470–456 гг. до н. э. Имена их создателей неизвестны. Найденные при раскопках в XIX веке, эти скульптуры хранятся сегодня в музее Олимпии.

На метопах храма были изображены двенадцать подвигов Геракла, на восточном фронтоне — миф о возникновении состязаний на колесницах. Сюжетом композиции западного фронтона является борьба кентавров с лапифами. В основе этих сцен лежит миф о том, как предводитель племени лапифов Пейрифой пригласил на свой свадебный пир богов, героев и соседнее племя кентавров — полулюдей-полулошадей. Опьянев, кентавры попытались похитить женщин лапифов, в том числе и невесту Пейрифоя Дейдамию. Герои вступили с ними в схватку.

Скульптуры занимают все поле фронтона, длина которого превышает 26 м, а высота — 3 м. В центре композиции скульптор поместил фигуру бога солнца и искусств Аполлона, который в итоге и принес лапифам победу. Властным жестом руки он указывает на кентавров. Лицо бога дышит сдержанной силой и уверенностью в победе. Слева изображен вождь лапифов Пейрифой, сжимающий меч, рядом с ним — Дейдамия, которая отталкивает локтем вцепившегося в нее кентавра Баритона. Справа от Аполлона стоит афинский герой Тесей с двойным топором — его удар вот-вот обрушится на голову кентавра… Исход схватки еще не решен, но очевидно, что победа будет на стороне греческих героев: их лица спокойны и мужественны, тогда как лица кентавров искажены яростью и злобой.

Сюжет этот был многократно использован греческими художниками как олицетворение торжества культуры (лапифов) над варварством (кентаврами). После победы греков над персами эта мифологическая сцена на фронтоне храма Зевса Олимпийского приобрела особое звучание.

Храм в Олимпии славился огромной хризоэлефантинной (из золота и слоновой кости) статуей Зевса работы великого скульптора Фидия. Слава этой статуи в античном мире была исключительно велика. Более шестидесяти писателей древности упоминали этот выдающийся памятник. В списке семи чудес света древности, составленном Антипатором Сидонским (II в. н. э.), ему отведено второе место.

Зевс-Спаситель, Высокооблачный, Ты, восседающий на Кроновом холме, Ты, осеняющий широко текущий Алфей И святую пещеру Иды! С мольбою Под посвист лидийских флейт Припадаю к тебе, — взывал к Зевсу Олимпийскому поэт Пиндар.

Древнегреческий географ Павсаний, автор «Описания Эллады», так описывает созданную Фидием статую: «Бог сидит на троне; его фигура сделана из золота и слоновой кости; на его голове венок как будто бы из ветки маслины. В правой руке он держит Нику (Победу), тоже сделанную из золота и слоновой кости, на ней повязка и венок на голове. В левой руке бога скипетр, изящно расцвеченный различными металлами, а птица, сидящая на скипетре, — это орел. Из золота же у бога его обувь и его плащ; на этом плаще изображены животные, а из цветов — полевые лилии». Павсаний подробно рассказывает о троне Зевса, исполненном из золота, драгоценных камней, черного дерева и слоновой кости, уделяя большое внимания его украшениям, живописным и рельефным сценам. Остов созданного Фи-Дием колосса был деревянным, лицо и руки из слоновой кости, одежда из золота, глаза — из драгоценных камней. На пьедестале статуи была высечена надпись: «Фидий, сын Хармида, афинянин, создал меня».

Окружавшие трон барьеры были расписаны братом Фидия, художником Паненом, который работал вместе с великим мастером. Среди изображений на картинах Панена Павсаний упоминает Атланта, держащего свод неба, а также Геракла, Тесея и Перифоя; пишет он и о фигурах Эллады и Саламина с корабельными носами в руках, о Геракле, побеждающем немейского льва, о Гигшодамии, о Прометее, закованном в цепи, которого освобождает Геракл, о Пенфесилее и Ахилле, о Гесперидах, несущих яблоки.

Статуя Зевса поразила римского завоевателя Греции Павла Эмилия. По распоряжению императора Калигулы ее собирались перевезти в Рим, причем Калигула приказал заменить голову Зевса своей собственной. Эта перевозка не состоялась. При Юлии Цезаре статую восстанавливали после ее повреждения молнией.

Судьба этого великого произведения Фидия в точности неизвестна. В письменных источниках упоминания о нем встречаются до 384 года. После этого все сведения о Зевсе из Олимпии исчезают. По некоторым сведениям, статуя была перевезена в Константинополь. Византийский историк Кед-рен сообщает, что статуя находилась в 175 году в одном из дворцов Константинополя и сгорела там при пожаре. В 426 году н. э. император Феодосии II издал эдикт об уничтожении языческих построек, и храм Зевса, как утверждают источники, был сожжен, а его остатки разрушены землетрясениями. Следов алтаря Зевса не нашли даже археолога. Зато в 1954 году им удалось сделать другую чрезвычайно интересную находку: остатки мастерской, где Фидий работал над своей знаменитой статуей.

Мастерская скульптора располагалась в западной части святилища. Она отчасти повторяла план самого храма: двойной ряд колонн делил помещение на три нефа. Точно такими же, как в храме, были расположение мастерской относительно стран света и освещение статуи через дверной проем. Мощные фундаменты, способные выдержать огромную нагрузку, свидетельствуют, что стены мастерской по высоте не уступали стенам самого храма.

При раскопках в мастерской археологи нашли остатки не пошедшей в дело слоновой кости, обломки бронзы, небольшие кусочки золота и полудрагоценных камней. Здесь же была обнаружена глиняная форма-матрица высотой 38,5 см, по-видимому, предназначавшаяся для изготовления складок одежды Зевса. Но самым неоспоримым свидетельством присутствия здесь великого скульптора стал небольшой чернолаковый кувшинчик, на донце которого была процарапана надпись: «Я принадлежу Фидию».

Храм богини Геры (Герайон), построенный в конце VII века до н. э., находился на периферии священного участка храма Зевса Олимпийского. Когда-то храм Геры, а также портик Эхо и двенадцать богато отделанных сокровищниц служили обрамлением центральной святыни города. От существовавших здесь храмов до наших дней дошли фундаменты, остатки колоннады, часть стен с фрагментами керамических украшений.

К югу от священного участка находятся остатки булевтерия (зала заседаний совета старейшин) — комплекса каменных построек VI–V вв. до н. э. Из других общественных сооружений до нашего времени сохранились остатки гимнасия, театра и Теоколейона (дома жрецов). В IV веке до н. э. был сооружен храм Матери богов — Метроон.

В Олимпии открыто много значительных памятников исторического и художественного характера. Все они отличаются мощью и величием, суровой простотой и монументальной торжественностью. Почти все раскопанные объекты оставлены на месте и, хотя и полуразрушенные, ныне красуются под привычным для них небом, на той же земле, где они были созданы. Не исключено, впрочем, что пока нераскопанные участки еще таят множество интересных и важных открытий.

«На Италию обрушиваются беды, каких она не знала никогда или не видела уже с незапамятных времен: цветущие побережья Кампании где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом…», — записывал римский историк Корнелий Тацит. Не только он, но и все его соотечественники были потрясены разыгравшейся в 79 году н. э. трагедией: несколько италийских городов, в том числе цветущие Помпеи, погибли в результате извержения вулкана Везувий…

На протяжении многих столетий Везувий считался вполне мирным. Воспоминания об его извержениях давно отошли в область легенд и преданий — наподобие мифа о восстании гигантов, сыновей богини Геи, заточенных олимпийскими богами в подземелье, в результате чего произошло извержение, сопровождавшееся землетрясением. Но вот уже долгие века Везувий не проявлял себя как действующий вулкан, и люди спокойно селились у его подножия. Так в VIII веке до н. э. здесь образовалось небольшое поселение, которое, как предполагают, принадлежало роду Помпеев, которых навсегда закрепилось за городом.

Несколько веков пролетело над Помпеями. Город расцветал и приходил в упадок, изведал многие военные невзгоды, но беда пришла отгул откуда никто не мог ожидать.

В полдень 5 февраля 62 года н. э. жители города неожиданно услышали зловещий гул. Затем один за другим последовали подземные толчки необычайной силы. В некоторых местах образовались глубокие пропасти, в одну из которых провалилось овечье стадо в шестьсот голов. В Помпеях и других городах Кампании обрушились храмы, портики и жилые дома, в груды развалин превратились богатые виллы в окрестностях города.

Везувий проснулся.

Это первое пробуждение вулкана не вызвало большой тревоги. Успокоившись, горожане вернулись к своим очагам, а римский сенат издал специальный декрет о восстановлении пострадавших в результате землетрясения городов. Жители Помпеи, не подозревая, что самое страшное еще впереди, строили и украшали свой город, занимались торговлей и наслаждались отдыхом в поросших оливковыми рощами окрестностях Везувия, который ни единым дымком не выдал своего пробуждения…

Между тем давление внутри вулкана нарастало. В начале августа 79 год жители городов Кампании вновь почувствовали слабые подземные толчки. В Помпеях куда-то пропала вода из колодцев. 20 августа толчки усилились, послышался зловещий подземный гул. Земля начала дрожать и трескаться, на море появились волны. Неожиданно все утихло.

Тихо было и два следующих дня — 22 и 23 августа. Но, несмотря на это, в воздухе буквально стояло предчувствие катастрофы. Выли и лаяли собаки, мычали и беспокойно метались в хлевах коровы. Наиболее осторожные и предусмотрительные жители начали покидать свои дома.

Утро 24 августа выдалось необычайно жарким. Солнце светило вовсю, но до того момента, когда день превратился в ночь, оставались уже считанные мгновения…

Землю потряс подземный толчок невероятной силы, сопровождавшийся оглушительным грохотом. Вершина Везувия раскололась на две части, и из образовавшегося жерла поднялся огненный столб. Как из гигантского орудия в небо летели огонь, куски пемзы, пепел, камни, комья земли и шлака. Адский дым и пепел скрыли солнце. Со склонов Везувия по направлению к морю хлынули потоки раскаленной грязи. Вылетавшие из жерла вулкана каменные бомбы разрушали дома, горячий пепел засыпал развалины.

Большая часть жителей успела спастись бегством. Из двадцати тысяч, составлявших население города, погибла примерно одна десятая часть, то есть две тысячи человек. Погибли те, кто не успел выбраться из города, кого оставили силы, кто не мог расстаться со своими пожитками.

Во время извержения погиб знаменитый римский писатель Плиний Старший, автор «Естественной истории». Его племянник, также известный римский историк и писатель Плиний Младший, был очевидцем произошедшей катастрофы:

«Был уже первый час дня: день стоял сумрачный, словно обессилевший. Здания вокруг тряслись: мы были на открытом месте, но в темноте, и было очень страшно, что они рухнут. Тогда наконец решились мы выйти из города; за нами шла потрясенная толпа, которая предпочитает чужое решение своему; в ужасе ей кажется это подобием благоразумия. Огромное количество людей теснило нас и толкало вперед.

Выйдя за город, мы остановились. Повозки, которые мы распорядились отправить вперед, находясь на совершенно ровном месте, кидало из стороны в сторону, хотя их и подпирали камнями. Мы видели, как море втягивается в себя же; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его от себя. Берег, несомненно, выдвигался вперед; много морских животных застряло на сухом песке. С другой стороны в черной страшной грозовой туче вспыхивали и перебегали огненные зигзаги, и она раскалывалась длинными полосами пламени, похожими на молнии, но большими.

Немного спустя туча эта стала спускаться на землю, покрыла море, опоясала Капреи и скрыла их, унесла из виду Мизенский мыс. Стал падать пепел, пока еще редкий; оглянувшись, я увидел, как на нас надвигается густой мрак, который, подобно потоку, разливался вслед за нами по земле.

Наступила темнота, не такая, как в безлунную или облачную ночь, а какая бывает в закрытом помещении, когда потушен огонь. Слышны были женские вопли, детский писк и крики мужчин: одни звали родителей, другие детей, третьи жен или мужей, силясь распознать их по голосам. Одни оплакивали свою гибель, другие молили о смерти; многие воздевали руки к богам, но большинство утверждало, что богов нигде больше нет и что для мира настала последняя вечная ночь…

Чуть-чуть посветлело; нам показалось, однако, что это не рассвет, а приближающийся огонь. Огонь остановился вдали; вновь наступили потемки; пепел посыпался частым тяжелым дождем. Мы все время вставали и стряхивали его, иначе нас закрыло бы им, и раздавило под его тяжестью. Мрак наконец стал рассеиваться, превращаясь как бы в дым или в туман; скоро настал настоящий день и даже блеснуло солнце, но желтоватое и тусклое, как при затмении. Глазам еще трепетавших людей все представилось изменившимся: все было засыпано, словно снегом, глубоким пеплом».

Через сорок восемь часов там, где красовались города Помпеи, Геркуланум, Стабии, где в яркой южной зелени утопали белоснежные виллы патрициев, расстилалось серое и безжизненное поле. В радиусе восемнадцати километров все было уничтожено и покрыто пеплом и застывшей грязью! Едкий запах серы наполнял воздух. Склоны Везувия оголились, а из почерневшего жерла поднимались тяжелые газы…

О восстановлении Помпеи не могло быть и речи. В первое время после катастрофы уцелевшие жители возвращались на развалины, пытаясь отыскать уцелевшие имущество и погибших родных. По распоряжению властей несуществующего города на площади форума были раскопаны и унесены статуи богов и почетных граждан. Однако, со временем пробиться сквозь отвердевшую породу становилось все более затруднительным. И через многие годы само имя Помпеи было забыто, а на том месте, где стоял город, зеленели луга и цвели сады.

В XVII веке на руины Помпеи случайно наткнулся итальянский инженер Доменико Фонтана. Он не сумел понять масштабов своей находки, даже найденная им латинская надпись «Помпеи» не убедила его: Фонтана полагал, что нашел всего лишь усадьбу римского полководца Помпея.

Раскопки погибших городов, погребенных под многометровым слое вулканических выбросов, начались в 1738 году по инициативе неаполитанского короля Карла III и его супруги, королевы Марии-Амалии. Работами руководил испанец Рокко де Алькубиерре. Целью поисков Алькубиерр были только предметы искусства, поэтому говорить о каком-то системном изучении им Помпеи не приходится. Несколько позднее руководство раскопками взял на себя маркиз дон Марчелло Венути, хранитель королевской библиотеки. На развалинах древнеримского театра, обнаруженного пс двадцатиметровой толщей застывшей лавы, ему удалось найти три мрамор ные статуи одетых в тоги римлян, колонны и бронзовое изваяние коня. Текст одной из надписей сообщал имя открытого города: Геркуланум.

Спустя десять лет, 1 апреля 1748 года, первый удар заступа положил начало освобождению Помпеи. Этот город находился на значительно меньшей глубине, чем его собрат по несчастью Геркуланум. Уже в первую неделю раскопок, которыми руководил Рокко де Алькубиерре, была найдена великолепная большая стенная роспись. 19 апреля исследователи наткнулись на первые свидетельства разыгравшейся здесь трагедии: скелет человека, погибшего во время извержения. Он лежал, вытянувшись в последнем отчаянном стремлении вырваться из объятий смерти, а из его рук, застывших в судорожной хватке, выкатилось несколько золотых и серебряных монет.

Рокко де Алькубиерре и не подозревал, что ему удалось наткнуться прямо на центр Помпеи. И вместо того, чтобы продолжать копать дальше, он наскоро собрал первые попавшиеся ему находки, засыпал раскоп и перешел на другое место.

Надо сказать, что раскопки Алькубиерре и его современников и тем более предшественников, по существу, мало чем отличались от разграблений «Археологи» того времени смотрели на руины древних городов как на своего рода карьеры, в которых добывались произведения античного искусства, предназначавшиеся для украшения частных галерей сильных мира сего. Первым человеком, выступившим против такого варварского метода и фактически заложившим основы археологии как науки, стал немецкий ученый Иоганн Иоахим Винкельман (1717–1767), профессор греческого языка Ватиканской библиотеки и президент Общества любителей древности в Риме.

Посетив Помпеи и Геркуланум, познакомившись с найденными там произведениями искусства, Винкельман решительно выступил против хищнических методов раскопок. В своем «Послании об открытиях в Геркулануме» (1762) он впервые выступил с разъяснением истинного значения подобных находок для истории и культуры. Спустя два года появился другой, главный, труд Винкельмана — «История искусства древности», где он впервые изложил историю развития античного искусства. Наконец, летом 1767 года в Риме была издана знаменитая работа Винкельмана «Неизвестные античные памятники» в двух томах. Книги Винкельмана положили основание научному исследованию древностей и оказали решающее влияние на развитие археологии. Недаром день рождения Винкельмана — 9 декабря — археологи всего мира отмечают как день рождения археологической науки.

Но пока молодая наука еще только-только начинала завоевывать себе место под солнцем, «гробокопатели» продолжали вести случайные и бессистемные раскопки Помпеи. Только в 1807 году руководство исследованиями было поручено ученому — Михаилу Ардити. Он впервые составил план раскопок и начал вести работы по определенной системе. В последующие годы раскопки приобретали все более масштабный характер, а в 1868 году, после объединения Италии, город был объявлен исторической ценностью, и под руководством археолога Джузеппе Фиорелли началась его полная расчистка.

Через двенадцать лет из-под груд затвердевшего пепла появились целые кварталы домов с улицами и переулками. Итальянские ученые даже сумели восстановить многое из разрушенного, так как рухнувшие колонны и перекрытия лежали рядом с теми местами, где им полагалось быть. Пустоты от сгнивших деревянных конструкций заливали гипсом, и полученные таким образом слепки служили образцами для изготовления новых балок, которые устанавливались в старые гнезда.

Раскопки показали, что Помпеи были погребены под двойным слоем вулканических пород: в начале извержения город был засыпан кусками пемзы, образовавшими слой толщиной до 7 м, а затем пеплом на высоту 1–2 м. Археологи обратили внимание на образовавшиеся в слоях затвердевшего пепла пустоты. Когда их, по предложению Дж. Фиорелли, заполнили гипсом, они оказались точными слепками тел людей, погибших во время катастрофы. Засыпанные пеплом, их останки истлели со временем, образовав пустоты в форме человеческих тел…

Места гибели, позы, в которых застыли погибшие, выражение их лиц, лежащие рядом предметы, останки домашних животных — все это помогло исследователям в мельчайших подробностях, вплоть до имен погибших,) воссоздать реальную картину последних часов города.

Извержение вулкана началось в тот момент, когда многие жители Помпей находились за столами: кто-то собирался завтракать, кто-то справлял: поминки по умершему родственнику. Все участники этих поминок так и не успели покинуть дом и остались возлежать вокруг стола.

Жрецы храма Исиды встретили утро последнего дня за скромной трапезой, состоящей из яиц и рыбы. Когда началось извержение, они бросились спасать статую Исиды и священную утварь. Первый из жрецов, с тяжелым полотняным мешком на спине, наполненным реликвиями, погиб недалеко от храма. Остальные, кое-как подобрав рассыпавшуюся утварь, двинулись к Треугольному форуму, но тут на них обвалились колонны портика. Раненые жрецы попытались найти убежище в ближайшем доме, который и стал их общей могилой.

Настоящим кладбищем стала площадь у Геркуланумских ворот. Тела погибших, многие из которых были обременены домашним скарбом, лежали здесь чуть ли не вповалку. Среди них оказалась мать с тремя детьми, — младенца она прижала к груди, накрыв куском ткани, а две девочки бежали рядом, уцепившись за ее платье.

Многих горожан погубила привязанность к вещам. Помпеянин Публий Корнелий Тегет, не пожелавший расстаться с бронзовой статуей, был засыпан вместе с ней. Владельцы «дома Фавна» потеряли время на упаковку золотых кубков и блюд. Опомнившись, они обнаружили, что их дом до самой крыши покрыт пеплом…

Десятки жителей пытались найти спасение в подвалах домов, которые стали их братскими могилами. В одном доме найдены останки тридцати четырех человек. Один из погибших здесь мужчин притащил в подвал козу на веревке. На шее животного висел колокольчик.

В подвале «виллы Диомеда» надеялись переждать опасность восемнадцать человек, в том числе двое детей. Хозяин дома был найден у самого выхода. В руке он сжимал серебряный ключ, которым в последний момент пытался отпереть дверь. Рядом с ним погиб его раб, несший фонарь и мешок с фамильным серебром…

Гипсовые отливки, запечатлевшие эти душераздирающие сцены, сегодня можно увидеть в музее Помпеи и среди реставрированных развалин города, который сегодня сам по себе является огромным музеем под открытым небом. На его улицах зримо оживает прошлое, и кажется, что вот-вот из-за ближайшего угла выйдут люди в римских тогах или отряд легионеров…

Широкие — от 7,5 до 9 м — улицы города вымощены лавовыми плитами. Вдоль улиц расставлены фонтаны, украшенные рельефами с изображениями различных богов. На перекрестках стоят алтари, на которых сохранились окаменевшие остатки последних жертвоприношений.

От древности до наших дней в различных центрах Древнего мира хорошо сохранились храмы, гробницы, крепости. Но только в Помпеях и Геркулануме, засыпанных пеплом Везувия, почти полностью уцелели жилые дома, где протекала повседневная жизнь горожан: знатных патрициев, ремесленников и торговцев. Эти дома считаются самым ценным открытием в Помпеях.

Во многих домах Помпеи сегодня восстановлены вторые этажи с легкими лоджиями и балконами. Нижние этажи, в которых размещались лавки и таверны, прячутся от солнца под черепичными навесами. Особенно много лавок и ремесленных мастерских находится в районе улицы Изобилия — главной торговой магистрали Помпеи, где всегда было шумно и людно. Противоположность ей составляла улица Меркурия, пролегавшая в фешенебельном аристократическом районе города. Ее начало отмечает арка императора Калигулы.

В центре Помпеи расположен величественный форум. Вокруг его колоссальной, вымощенной каменными плитами прямоугольной площади, окруженной с трех сторон колонным портиком, находятся главные общественные и культовые здания города: храм Юпитера, обращенный позднее в Капитолий, крытый продуктовый рынок — мацеллум, святилище городских богов-ларов, базилика и храм Аполлона Стреловержца.

Главная святыня города — храм Капитолийской триады (Юпитера, Юноны и Минервы), построенный в середине II века до н. э. Его руины высятся на северной стороне форума. Фоном для них служит силуэт Везувия, принесшего городу столько бедствий. От некогда величественного храма сохранился массивный цоколь высотой 3 м, на котором стоят остатки колонн входного портика и стен. В храме стояла огромная статуя Юпитера, голова которой была найдена археологами и теперь хранится в Национальном музее в Неаполе.

Ансамбль форума дополняют две триумфальные арки: арка Друза и арка Тиберия (Германика). Сквозь широкий пролет арки Тиберия видна расположенная в начале улицы Меркурия третья арка — императора Калигулы.

Среди сооружений Помпейского форума выделяется здание, известное под именем «Евмахия». Археологи, раскопавшие эту монументальную постройку в 1817–1821 гг, были поражены роскошью отделки и обилием мраморных статуй. Над входом в здание обнаружена надпись: «Евмахия, городская жрица, построила вместе с сыном своим Марком Нумистером Фронтоном халкидик, крипту и портик в честь Августейшего согласия и сыновней любви». Долгое время назначение Евмахии оставалось загадкой. Сперва полагали, что это какой-то храм, но последующие исследования доказали, что это — биржа помпейских сукновалов, самой многочисленной ремесленной корпорации в городе.

Второй форум в Помпеях, известный под именем Треугольного (его площадь имеет форму вытянутого треугольника), сооружен на месте древнего святилища, построенного еще греками-колонистами, облюбовавшими здешнее побережье в VI веке до н. э. Греки построили здесь величественный храм, очень напоминавший храм Геры в Пестуме, от которого до наших дней уцелело только пятиступенчатое основание. Площадь Треугольного форума, украшенную фонтанами и статуями, окружал стоколонный портик, от которого сохранилось девяносто пять колонн.

Пожалуй, только в Помпеях сегодня воочию можно познакомиться с повседневным бытом горожан римской эпохи. Только здесь можно увидеть десятки и сотни мелочей, из которых складывалась их жизнь. Многие из этих мелочей узнаваемы, многие вызывают улыбку или недоумение, многие просто непонятны. Вот, например, выложенная из гальки на пороге дома надпись «Have!» («Здравствуй!»), приветствующая всякого входящего. Или мозаичное изображение рычащей собаки на цепи с надписью «Cave canem!» («Берегись собаки!»). Многие дома Помпеи сегодня носят названия, данные им археологами по находкам, сделанными в этих постройках: дом Хирурга, к примеру, назван так по найденным здесь хирургическим инструментам, дом Лабиринта — по мозаике, изображающей борьбу Тесея с Минотавром в Лабиринте. Великолепные мозаики обнаружены во многих домах Помпеи. Среди них наиболее известны мозаики «дома Фавна», названного так по бронзовой статуе танцующего фавна, установленной во внутреннем дворике. За свое долгое существование этот дом принадлежал нескольким владельцам, одним из которых был Публий Сулла, племянник знаменитого римского диктатора.

В некоторых домах Помпеи сохранились росписи, относящиеся к разным периодам. Сюжеты большинства росписей взяты из древнегреческой мифологии, многие из них являются повторениями прославленных произведений греческой живописи, не сохранившихся до наших дней. Самым лучшим образцом помпейской живописи являются росписи виллы Мистерий. Эта вилла находится за пределами Помпеи, в уединенном месте, на склоне холма, спускающегося к Неаполитанскому заливу. Как предполагают исследователи, хозяйкой виллы была жрица Диониса. Культ этого бога, в свое время весьма распространенный в Италии, был запрещен специальным указом римского сената. Вероятно, это обстоятельство побудило жрицу Диониса поселиться не в Помпеях, а в городском предместье, подальше от любопытных глаз и длинных языков. Среди шестидесяти комнат ее роскошной виллы выделяется «Зал дионисийских мистерий». На его стенах изображен ритуал посвящения в таинства культа Диониса. В этих великолепных росписях представлено двадцать девять персонажей, среди которых, как считается, есть и портрет хозяйки виллы. Богатая палитра, необыкновенная светозарность и прочность красок до сих пор остаются секретом помпейских живописцев.

Это открытие, подобно многим другим, произошло совершенно случайно. Весной 1828 года некий тосканский крестьянин вышел пахать землю. Во время пахоты его бык, тянувший плуг, неожиданно по самое брюхо провалился в какую-то яму. Передние ноги быка были сломаны, и до слез расстроенному крестьянину не оставалось ничего другого, как сбегать домой за ружьем и пристрелить несчастное животное. Вытаскивая тушу быка из злополучной ямы, крестьянин обратил внимание на то, что провал был чрезвычайно глубок и расходился куда-то в стороны. Заинтересовавшись, он взялся за лопату…

К вечеру в его руках была целая гора драгоценностей: золотые вазы и кубки, массивные золотые серьги, кольца, браслеты. Таинственная яма оказалась древним захоронением. Для Тосканы и соседних областей Италии это не являлось редкостью. Здесь и раньше делали подобные находки, хотя захоронения, как правило, оказывались разграбленными еще в древности. А тут впервые было найдено настоящее сокровище!

Открытие безвестного крестьянина послужило толчком к развитию настоящей «золотой лихорадки». Дело дошло до хозяина здешних мест — Люсьена Бонапарта, князя Канино, родного брата Наполеона Бонапарта. Разогнав всех самодеятельных кладоискателей, он взял дело в свои руки. За два года нанятые им специалисты вскрыли несколько сотен гробниц и извлекли из них около двух тысяч античных ваз, сотни золотых украшений, статуэток, сосудов, кубков, браслетов. Вскоре во всей Тоскане не осталось ни одного невскрытого захоронения, а вся Европа оживленно обсуждала Животрепещущий вопрос: как и за счет чего так неожиданно разбогател Люсьен Бонапарт?

Раскопки в Тоскане вызвали интерес не только при европейских дворах, но и в среде ученых. Люсьен Бонапарт продал часть своей коллекции ряду музеев Франции, Англии, Германии, Италии. С этого, по сути, началось научное изучение древностей этрусков — народа, чья блестящая культура во многом стала предшественницей Древнего Рима.

Так кладоискательство открыло путь к научным раскопкам. Как оказалось, «сокровища Люсьена Бонапарта» были добыты в некрополе Вульчи — одного из самых богатых и значительных городов древней Этрурии. Описания сделанных здесь находок десять лет подряд заполняли страницы научных журналов. В последующие, 1830–1840 гг., раскопками были открыты другие центры этрусской цивилизации — Тарквинии, Черветери, Кьюзи. Именно в Тарквиниях были найдены великолепные расписные гробницы. Несколько позднее археологи отыскали ныне знаменитые гробницы Барберини и Бернардини в Пренесте, потрясшие мир роскошью найденных здесь золотых изделий и тончайших украшений из слоновой кости.

«С последним ударом кирки камень, закрывавший вход в склеп, разлетелся на куски, и при свете наших факелов мы увидели уходящие вглубь своды, чей покой на протяжении двадцати веков не был никем потревожен. Все здесь находилось еще в том самом виде, как в тот давний день, когда склеп был замурован. Античная Этрурия предстала перед нами такой, какой она была во времена своего величия. На погребальных ложах воины в доспехах, казалось, отдыхали от боев, участниками которых им пришлось быть — против римлян или наших предков галлов. Очертания тел, одежды, материи, краски были видны несколько минут, затем все исчезло по мере того, как свежий воздух проникал в склеп, где наши мерцающие факелы едва не погасли из-за отсутствия кислорода. Прошлое восстало перед нами и тут же исчезло, подобно сновидению, исчезло словно для того, чтобы наказать нас за наше дерзкое любопытство… По мере того как эти хрупкие останки превращались в прах, воздух становился более прозрачным. И тогда мы увидели себя в компании других воинов, на этот раз детищ художников Этрурии. Казалось, в колеблющемся свете наших факелов ожили на всех четырех стенах огромные фрески, украшавшие склеп. Они вскоре привлекли все мое внимание, ибо показались мне самым значительным в нашем открытии…»

Так описывал раскопки одной из этрусских гробниц французский археолог Ноэль де Вержер. Именно он и его коллега итальянец Франсуа Тоскан стояли у истоков этрусской археологии. Тоскан излазил и исследовал чуть ли не все этрусские могильники — в Популонии, Руделле, Кортоне, Кьюзи, Тарквиниях, Вульчи. Вержер прославился прежде всего тем, что составил первый сводный труд об Этрурии и этрусках, не потерявший своего значения и в наши дни. Так полузабытая древняя цивилизация была вовлечена в сферу научных интересов.

Нельзя сказать, что об этрусках наука того времени не знала совсем ничего. Еще римский император Клавдий написал историю этого народа, дошедшую до наших дней в довольно больших отрывках. В XV веке монахдоминиканец Аннио де Виттербе написал «Историю этрусских древностей», а сто лет спустя ирландец Томас Демпстер выпустил в свет фундаментальнейший труд, содержащий свод всех сохранившихся от античности сведений об этрусках, перечень и описание известных в то время этрусских древностей. Этрускам был посвящен и ряд научных трудов, созданных учеными XVIII века. Тем не менее только после открытий в Тоскане этрусская цивилизация стала обретать «плоть и кровь», а этрусские древности приобрели новое значение.

С середины XIX столетия посещение этрусских гробниц стало обязательным пунктом в программе пребывания всех путешественников о Италии. В 1909 году в этрусской гробнице Волумниев, находящейся недалеко от Перуджи, побывал Александр Блок. «Она проста, — писал о гробнице Блок. — На глубине нескольких десятков ступеней — в скалистом холме, над порталом, поросшим зеленой плесенью, не светит каменное солнце меж двумя дельфинами. Здесь пахнет сыростью и землей. Под вспыхнувшими там и здесь электрическими лампочками начинают мерцать низкие серые своды десяти небольших комнат и изваяния многочисленного семейства Волумниев, лежащие на крышках своих саркофагов. «Немые свидетели» двадцати двух столетий лежат удивительно спокойно. На пальце руки, поддерживающей голову и опирающейся на две каменные подушки, — неизменный перстень. В другой руке, тихо положенной на бедро, традиционная плоская чаша — патера с монетой для Харона. Платье просторное и удобное, тела и лица — грузные, с наклонностью к полноте… Знаменательные украшения этой подземной «квартиры»: все, что нужно семье некогда неукротимого Публия Волумния сына Кафатии, чтобы молитвенно лежать в смертной дремоте, считать века на земле, над головой, молиться, как при жизни, и терпеливо ждать чего-то; на потолках и гробницах — скорбные и тяжелые головы медуз; голуби по сторонам их — знак мира; два крылатых и женственных Гения Смерти, подвешенные под потолком среднего зала. Каменные головки высунувшихся из стены змеек — стража могил…»

Сегодня взяты на учет, описаны, сфотографированы руины сотен этрусских построек, разысканы остатки этрусских городов, раскрыты и изучены огромные некрополи. Достаточно хорошо известна и история этрусков, и причины гибели их цивилизации. Не до конца ясно, пожалуй, лишь происхождение этого народа — по поводу него в научном мире еще продолжаются споры. Несомненным представляется то, что этруски (другое название — тиррены или тирсены) были выходцами из Малой Азии, переселившимися на Апеннины в ходе первого переселения народов на исходе бронзового века. Древнеегипетские источники называют тирсенов в числе «народов Моря», в 1212–1151 гг. до н. э. нападавших на Египет. Легенды рассказывают, что предки этрусков во главе с Тирреном, сыном Антиса, короля Лидии, высадились в Тарквиниях. Впоследствии Тарквинии была одним из самых значительных и богатых городов Этрурии, здесь были приняты важнейшие Религиозные и государственные установления этрусков. От самого города До наших дней не уцелело почти ничего, зато археологи нашли здесь огромный некрополь протяженностью около 5 км. Другой этрусский город располагался на месте современной итальянской деревни Черветери. Именно в Черветери находится одно из самых знаменитых кладбищ этрусков. Этот «город мертвых» занимает более 350 гектаров.

Более двух веков экономическим и политическим центром этрусской конфедерации являлся Вульчи. Именно отсюда началось открытие этрусских древностей. В 1820-х гг., во времена Люсьена Бонапарта, здесь насчитывалось около шести тысяч гробниц. Сейчас их сохранилось не более десятка — все остальные уничтожены кладоискателями. От самого города сохранились лишь остатки крепостной стены и полуразрушенный скальный храм. Чуть больше уцелело от города Вейи, где некогда располагался большой, широко известный в Италии храм. Вал, которым был окружен город, еще и сейчас кое-где угадывается. Этот город пришел в упадок уже к началу нашей эры, и современник императора Августа писал: «Некогда ты был могущественен, на твоей площади стоял золотой трон. А сейчас в твоих стенах слышен лишь звук пастушьего рожка, и там, где лежат твои мертвые, сбирают урожай злаков».

Руины некрополей, остатки древних городских стен, фрески, кое-где древние горбатые каменные мостики и водосбросы, проделанные в скалах, остатки городских ворот можно увидеть и в других местах Центральной Италии. Античная Этрурия охватывала не только Тоскану, но и некоторые районы Умбрии и весь северный Лациум — территорию в 200 км с севера на юг и примерно в 150 км с запада на восток, между Тирренским морем, рекой Арно и Тибром. Этрусские города и поселения располагались и на прилегающих землях.

В свое время сенсацией стало открытие «этрусских Помпеи» — города Спины, адриатического порта этрусков, погребенного под многометровыми наносами песка и ила. О том, что этот город некогда существовал, было известно давно. Товары сюда стекались чуть ли не со всех концов тогдашнего мира: с Балтийского моря доставляли янтарь, с Востока — ткани, домашнюю утварь, оливковое масло, египетское дерево, благовония. Этрурия вывозила через Спину вино, хлеб, железные и бронзовые изделия.

В древности порт располагался в трех километрах от моря, с которым его соединял канал, прорытый в русле одного из рукавов реки По. Однако постепенно песчаные наносы и отложения ила заставили море отступить. Город стал угасать. К I веку н. э. Спина, затянутая болотами и занесенная илом, исчезла.

Мало кто из археологов верил, что удастся когда-нибудь разыскать Спину. И тем не менее город был найден, и произошло это благодаря упорству итальянского археолога Нерео Альфиери. На поиски Спины ушло более тридцати лет. Еще в 1922 году в дельте реки По, в болотах Комаккио, был случайно найден греко-этрусский некрополь. Можно было предполагать, что неподалеку находится и сам город. Поиски велись вплоть до 1935 года. Было найдено более тысячи захоронений, но города так и не нашли. Прерванные из-за обострения международной обстановки и начавшейся войны поиски возобновились в 1953 году и спустя три года увенчались успехом: Спина была все-таки найдена!

Руины города занимали площадь примерно в 350 гектаров. Первые же раскопки дали замечательные результаты. Были найдены фундаменты домов, тысячи расписных ваз, в основном греческих, сосуды, относящиеся к Увеку до н. э. В 1955–1958 гг. Нерео Альфиери вскрыл в Комаккио две тысячи могил, впоследствии их число дошло до четырех тысяч.

В противоборстве с греками, умбрами, лигурами, сабинами и другими племенами, населявшими Италию, этрусское государство наращивало свою мощь. И к середине V века до н. э. лишь Карфаген да материковая Греция — страны, лежавшие далеко от его границ, оставались для него реальными соперниками. И вряд ли правители Этрурии могли предполагать тогда, что главным, смертельно опасным ее соперником станет один из ее собственных городов: отнюдь не самый значительный и не самый большой. Четыре века спустя Рим превратится в грозное государство и захватит все Апеннины…

Влияние этрусков на Рим несомненно. Искусные металлурги, судостроители, торговцы и пираты, они плавали по всему Средиземноморью, усваивали традиции различных народов, создавая при этом свою высокую и своеобразную культуру. Мы знаем, что изобретательскому таланту этрусков римляне обязаны многим в гидравлике, в ирригации, что этруски изобрели якорь и что легион, знаменитая боевая единица римлян, был известен уже этрускам. Именно у них римляне заимствовали архитектуру храмов с облицовкой, ремесленную технику, практику строительства городов, тайные науки жрецов-гаруспиков, гадавших по печени жертвенных животных, вспышке молнии и удару грома, и даже обычай отмечать победу полководцев триумфом. В Этрурию посылали учиться юношей из знатных семей, через Этрурию проникали в Рим греческие культы и мифы. И традиции этрусской культуры сыграли немаловажную роль в формировании культуры Древнего Рима.

Примечания:

5

5 А Г Галанопулос, Э Бэкон Атлантида за легендой — истина М, Наука, 1983