Г. Зиновьев, Л. Троцкий

В политбюро ЦК ВКП (Б), в президиум ЦКК, в ИККИ [244]

На объединенном заседании Политбюро и Президиума ЦКК от 8 сентября 1927 г. нам не было предоставлено достаточно времени, чтобы мы могли высказаться полно по затронутым на этом заседании вопросам. После речи тов. Сталина, как это уже стало традицией, прения были закрыты — дабы мы не могли ответить на «обвинения», выдвинутые Сталиным.

Мы вынуждены поэтому отправить в П/олит/б/юро/ нижеследующие наши письменные объяснения. Мы просим приложить их к стенограмме заседания от 8 сентября и выражаем надежду, что эта стенограмма действительно скоро увидит свет (в практике последнего времени, к сожалению, бывало и так, что если стенограмма невыгодна для тов. Сталина, то она просто не выпускается).

Если будет сделана попытка заявить, что мы уже опоздали с присылкой настоящих объяснений (прецеденты тоже бывали), то мы заранее просим настоящее наше заявление разослать, по крайней мере, членам и кандидатам ЦК и ЦКК и ИККИ.

Чтобы подкрепить как-нибудь попытку сокрытия от партии нашей платформы, тов. Сталин сослался на то ее место, которое говорит, что «в кругах руководящего большинства... ныне вынашивается такой примерно «план»: 1) признать долги, 2) более или менее ликвидировать монополию внешней торговли, 3) уйти из Китая... 4) внутри страны — правый маневр», т. е. еще некоторое расширение нэпа.

Сталин делает из этого такой вывод: если капиталисты это прочитают, они начнут вдвойне нажимать на правительство СССР. Остановимся на этом вопросе.

1. Когда Сталин говорит, что оппозиции «плевать» на интересы СССР или что установился общий фронт «от Чемберлена до Троцкого», или что оппозиция состоит из «пораженцев», то этим он, видите ли, не ослабляет СССР! Буржуазия всего мира в одно прекрасное утро узнает из газет, что в СССР пораженцами или «союзниками Чемберлена» являются: Каменев, Зиновьев, Раковский, Троцкий, Радек, Лашевич[245], И. Н. Смирнов, Серебряков[246], Муралов, Белобородов, Евдокимов, Бакаев, Сафаров и т. д. и т. д. Члены Центрального комитета, товарищи, занимающие сегодня или занимавшие вчера виднейшие советские посты, почти все представители СССР за границей — Каменев, Глебов-Авилов[247], Раковский, Пятаков, Крестинский[248], Антонов-Овсеенко[249], Копп[250], Ауссем[251], Мдивани[252], Канатчиков[253] и с ними вместе тысячи рабочих-большевиков (ныне оппозиционеров) — все являются пораженцами или «условными оборонцами»!! Разве же не ясно, что именно эти преступные утверждения наносят величайший ущерб нашему государству, ослабляя международное положение СССР?

2. Наша платформа с начала и до конца проникнута мыслью об укреплении диктатуры пролетариата и его государства внутри и извне. Всякий враг, который прочитает нашу платформу, убедится, что Сталин наше «пораженчество» выдумал. Вызванные этой выдумкой фальшивые надежды врагов рассеются как дым. Следовательно, наша платформа одним этим уже будет способствовать укреплению СССР.

3. Речь тов. Чичерина[254] на последнем Объединенном пленуме была с начала до конца мелкобуржуазной, капитулянтской речью. Между тем, тов. Чичерин одновременно и наркоминдел и член ЦК. Свой доклад он делал по поручению Политбюро. Политбюро не опровергло его. Первый докладчик Политбюро, Бухарин, ограничился лишь «оговорками».

Пленум не осудил Чичерина. По речи тов. Чичерина враги могут и будут делать выводы о готовности правительства СССР идти на всякие уступки. Эта речь не печатается в газетах, но из НКИД всегда просачивались за границу подлинные настроения Чичерина.

4. Сам Сталин на Объединенном пленуме[255] говорил: «В самом деле, почему бы мы не могли пойти на некоторые уступки французам, заплатить, скажем, больше денег, чем предполагали мы до сего времени? Почему бы мы не могли пойти на некоторые уступки американским капиталистам или даже польским капиталистам? Чего могут стоить нам эти уступки в целом? Они могут стоить каких-нибудь 60—80 млн. рублей за год» (Стенографический отчет, выпуск 1, с. 123). На пленуме называлась гораздо большая цифра. В докладах после пленума сторонники Сталина стали уже прямо зондировать почву в ячейках насчет того, как отнесутся рабочие к признанию долгов.

Разве все это не факты? Разве все это остается тайной для врагов?

Тов. Сталин подробно доказывает, что с точки зрения хозрасчета «выгоднее» заплатить столько-то миллионов в год, чем воевать. И находятся члены ЦК, которые усиленно поддакивают Сталину, доказывая, что для Чемберлена и КО дело именно в «монете». Это — обывательская постановка вопроса.

«Хозрасчет» тут так же мало поможет, как в китайской революции «орграспред». Только обыватель может сводить классовую борьбу, всю борьбу мирового империализма против СССР «к монете». Чемберлен, конечно, любит «монету». Но Чемберлены готовят теперь войну с гораздо большей программой: уничтожения советской власти. Вот на какую опасность должны мы ориентировать рабочие массы.

Ленин не отвергал частичных уступок капитализму, когда этого требовалось для проведения какого-либо большого маневра, направленного против капитализма. Но это ленинское маневрирование имело всегда своей предпосылкой два обязательных условия:

1) Твердый пролетарский тыл. Ленин, давая вовремя верную оценку общего мирового положения, не скрывал перед рабочими ни всех трудностей положения, ни, в частности, опасностей самого маневра. Пролетариат понимал и смысл и цель ленинской внешней политики и обеспечивал ЦК сознательную поддержку. 2) Уступки капитализму допускались, поскольку они были нужны для осуществления одного общего большого плана внешней политики партии и совласти, и без такого плана, рассчитанного на ряд лет, на целый этап, теряют весь свой смысл в системе обороны пролетарской диктатуры.

Ни того, ни другого условия нет налицо во внешней политике теперешнего Политбюро. Сталинская внешняя политика не имеет за собой никакой единой объединяющей идеи, вернее сказать, у нас за последнее время нет вообще никакой продуманной внешней политики, никакого большого политического плана оттяжки войны. При таких условиях уступки капитализму наверняка обеспечивают нам все связанные с ними невыгоды и жертвы, не гарантируя тех выгод, которые могли бы их оправдать. Следуя принципам ленинской внешней политики, оппозиция не против известных уступок капитализму для оттяжки войны, но назревающие в части партийных кругов настроения за уступки вообще, без гарантий, необходимых для ленинского маневрирования, могут привести к непоправимым ошибкам. Надо изменить внутреннюю политику, чтобы уступки во внешней политике, если они окажутся неизбежными, себя оправдали и были понятны каждому рабочему, каждому бедняку и середняку нашей страны.

Чтобы оттянуть, отсрочить войну, нужна не готовность к капитуляции, а — прежде всего — сплочение наших собственных сил, укрепление себя правильной классовой политикой внутри, сплочением и усилением Коминтерна, правильной политикой в международном рабочем и национально-революционном движении. Другими словами, нужно прежде всего положить конец политике раскола и «мартыновщине». Тогда и только тогда есть шансы на время откупиться от войны такой ценой, какую допускал Ленин. Это и изложено в нашей платформе.

5. Тов. Сталин настойчиво пускает в оборот злобную и глупую выдумку насчет того, будто оппозиция «хочет войны», «жаждет войны» (см. Стенографический отчет пленума, выпуск 1). Всякий умный враг (а враги не сплошь состоят из дураков) неизбежно спрашивает себя: зачем Сталину понадобилось перед лицом всего мира утверждать, будто сторонники оппозиции (в том числе, повторяем, почти все полпреды) «жаждут войны»? Это утверждение настолько неправдоподобно и нелепо, что должен быть, очевидно, у Сталина какой-то особый умысел, для прикрытия которого нужны такие утверждения. Очевидно — так будет рассуждать сколько-нибудь проницательный враг — Сталин собирается принять любые условия буржуазии, но боясь критики слева и возмущения рабочих, заранее опорочивает оппозицию травлей, будто она «жаждет войны».

6. Тов. Сталин заявлял на заседании 8 сентября, что если нашу платформу напечатать, то будто бы вообще станет невозможной борьба за отсрочку войны. Он делал вид, будто открытая критика правых уклонов (капитулянтства) в международной политике у нас вообще никогда не допускалась.

А между тем вот что сказано в брошюре того же Сталина «Вопросы и ответы» (9 июня 1925 года). Говоря об опасности стабилизационных настроений (тогда Сталин это еще понимал), Сталин предостерегает против «пути национализма и перерождения». Сталин пишет:

«Поддержать освободительное движение Китая. А зачем? Не опасно ли будет? Не рассорит ли это нас с другими странами? Не лучше ли будет установить нам «сферы влияния» в Китае совместно с другими «передовыми» державами и оттянуть кое-что от Китая в свою пользу? Оно и полезно и безопасно...

Поддержать освободительное движение в Германии? Стоит ли рисковать? Не лучше ли согласиться с Антантой насчет Версальского договора[256] и кое-что выторговать себе в виде компенсации?.. Сохранить дружбу с Персией, Турцией, Афганистаном? Стоит ли игра свеч? Не лучше ли восстановить «сферы влияния» кое с кем из великих держав? и т. д. и т. п.

Таково националистическое «умонастроение» нового типа, пытающееся ликвидировать внешнюю политику Октябрьской революции и культивирующее элемент перерождения...

...Едва ли можно сомневаться в том, что давление капиталистических государств на наше государство громадное, что работникам нашей внешней политики не всегда удается устоять против этого давления, что опасность осложнения создает нередко соблазн вступить на путь наименьшего сопротивления, на путь национализма» (И. Сталин, «Вопросы и ответы», 1925, ее. 13-14).

Итак, летом 1925 года Сталин еше понимал эти опасности и прямо говорил о том, что в наркоминделе они гнездятся, понимал, что это есть «ликвидация внешней политики Октябрьской революции».

В проекте платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) мы говорим примерно то же. Мы утверждаем, что теперь не только «работники внешней политики», но и сам Сталин поддается этой капитулянтской идеологии.

7. Основная неправильность всей нынешней позиции сталинской группы в этом вопросе сводится к следующему. По Сталину выходит так, что нельзя вообще критиковать политику Сталина, нельзя вообще говорить вслух о неустойчивости Сталина в борьбе с буржуазией, потому-де, что буржуазия узнает об этом и усилит свое давление на СССР. В чем суть этой позиции? В отождествлении группы Сталина с партией и с СССР. Выходит так, что никто не смеет в партии предупредить партию об излишней податливости Сталина по отношению к домогательствам буржуазии, ибо каждый голос критики, направленный против ошибок Сталина, будто бы ослабляет СССР. Ну, а ошибки Сталина не ослабляют СССР? Или надо заранее решить, что Сталин не делает ошибок и что он может бесконтрольно вершить судьбы партии и страны, не созывая два года съезда и не давая перед съездом критиковать свою политику под тем предлогом, что критика грубейших ошибок Сталина ослабляет СССР!

8. Когда захолустный крестьянин, прослышав о концессиях, написал Ленину письмо в том смысле, что советское правительство опять как будто начинает возрождать власть капиталистов, Ленин подробно разъяснил, что это не так, но тут же прибавил, что самый факт тревоги и критики со стороны крестьянина есть настоящая гарантия того, что капиталисты и помещики не вернутся в СССР. Гарантию против уступок эксплуататорам и силу для отпора мы всегда видели внизу, в трудящихся массах, в пролетариате, и, прежде всего, в массах нашей собственной партии. От своих прав контроля, проверки, исправления и направления политики всех своих органов партия не отказывалась. За два года неограниченного руководства группа Сталина наделала таких ошибок, которых история нашей партии не знала вообще и которые нанесли ряд ударов и международной революции и международному положению СССР. Пытаться теперь зажать рот критике этих ошибок значит забыть, что источником нашей силы в борьбе с мировой буржуазией является не сталинская верхушка, а партия.

9. Ярче всего и грубее всего уродливость нынешнего положения проявилась на вопросе о китайской революции. Коминтерн не сделает шагу вперед, если не изучит опыт китайской революции до конца и со всех сторон. Изучить опыт китайской революции значит изучить прежде всего цепь убийственных ошибок Сталина—Бухарина—Мартынова. Отказываться от этой работы или препятствовать ей значит преграждать коммунистическим партиям пути действительной большевизации, т. е. действительной подготовки к прямой борьбе за власть. Между тем, дискуссия по основным вопросам китайской революции запрещена под тем не только ложным, но совершенно реакционным предлогом, будто обсуждение вопросов китайской революции может повредить интересам СССР. Выходит так, будто интересы СССР противоречат внутренним и неотразимым потребностям мирового пролетарского авангарда в уяснении себе своих собственных путей. Сталин говорит: «Не смейте обсуждать причин тягчайших поражений китайской революции, т. е. не касайтесь моих ошибок, потому что вас слушает мировая буржуазия». Ссылкой на мировую буржуазию Сталин пытается зажать рот Коминтерну в вопросах, от которых зависит судьба Коминтерна. Чистейшей ложью являются утверждения, будто дело идет о каких-либо дипломатических или военных секретах. Прежде всего не надо забывать, что это — секреты между СССР, с одной стороны, Чан Кайши, Фен Юйсяном, Ван Цзинвеем — с другой. Все эти секреты давно известны мировому империализму. Но главное-то в том, что оппозиция ни в малейшей мере не собиралась и не собирается подвергать публичному осуждению какие бы то ни было военно-дипломатические секреты. Речь идет о политической линии, о революционной стратегии, об основных лозунгах за время китайской революции. И — только об этом.

10. Никто не обвиняет Сталина в том, что он готов сегодня принять безоговорочно все и всякие требования буржуазии. Но вся его политическая позиция, т. е. его систематическое сползание на мелкобуржуазны рельсы, неизбежно делает его все более непримиримым против противников слева и все более податливым по отношению к домогательствам справа.

Оппортунистическое сползание неразрывно связано с недооценкой революционных сил и с переоценкой сил, качеств и способностей буржуазии и ее агентов и пособников. Именно этими чертами характеризуется вся политика тов. Сталина. В Китае он ставил ставку на Чан Кайши, на Фен Юйсяна, поддерживая полное закабаление компартии буржуазному Гоминьдану. Он требовал доверия к жалкой, дряблой, мелкобуржуазной Ухани, сея недоверие к идее создания рабоче-крестьянских Советов в Китае. В Англии он надеялся на Перселя и Хикса, поучая рабочих, что эти лакеи буржуазии могут помочь оградить СССР от опасностей войны. А внутри страны? Знаменитый лозунг —»Огонь налево», и в то же время заявление, что нельзя говорить о кулацкой опасности, иначе у нас этого бедного, незащищенного кулака немедленно «разденут». Что это как не капитуляция перед растущей буржуазией?

11. А ведь во всех перечисленных выше случаях дело еще не шло о «настоящей» мировой буржуазии. Китайская буржуазия сильна только по отношению к своим собственным безоружным рабочим массам (безоружным по вине ложного руководства). Персель есть только лакей буржуазии, служащий ей для определенных поручений. Русский кулак есть лишь неокрепший буржуа в стадии «первоначального накопления». Если Сталин склонен теоретически и политически капитулировать перед ними во все критические моменты, как непререкаемо свидетельствует опыт, то почему, собственно, партия должна слепо верить, что Сталин никогда и ни в каком случае не капитулирует перед могущественной буржуазией, когда эта последняя нажмет по-настоящему? На каком основании Сталин, отягощенный ошибками и поражениями, осмеливается требовать от партии слепого доверия, которого никогда не требовал Ленин и которое по самому существу своему несовместимо с характером пролетарской партии?

На собрании ПБ и Президиума ЦКК от 8 сентября, далее, поднят был большой шум по поводу наших слов относительно коминтерновской левой, которая, по нашему мнению, даст отпор Шмералям[257], Мартыновым и КО. По этому поводу заговорили об образовании нами «фракции в международном масштабе» и т. д.

Чтобы создать большую ясность также по этому вопросу, мы видим себя вынужденными указать на следующее (ограничиваемся пока некоторыми, наиболее характерными фактами, оставляя за собой право вскоре вернуться к более обстоятельной оценке положения в отдельных секциях Коминтерна).

Германия. Игра Сталина—Бухарина привела уже к тому, что руководство германской компартией попало целиком в руки архиправой группы Эрнста Мейера[258]. Мейер является заведомым оппортунистом -представителем подлинного «социал-демократического уклона». Никакой серьезной связи с рабочими массами у Мейера никогда не было. Это — типично верхушечный бюрократ, которых в Германии много. Мей-ер в Циммервальде шел с Мартовым и Аксельродом против Ленина. Мейера сняли с германского ЦК еще при Ленине. Мейер интриговал в 1922 году против партии вместе с «известным» Фрисландом[259], перебежавшим затем открыто на сторону социал-демократов. Мейер в 1922 году плелся в хвосте социал-демократии в вопросе о кампании по поводу убийства Ратенау[260]. К Мейеру полны недоверия рабочие-коммунисты. Мейер в 1926 году во время VI расширенного ИККИ в Москве вызывающе заявил: «Не я иду к ЦК, а ЦК идет ко мне».

И вот этому Мейеру Сталин и Бухарин отдали руководство германской компартией! Он сейчас фактически секретарь Политбюро. Группа Тельмана играет только «декоративную» роль.

В письме в Политбюро ЦК ВКП(б) от 1 сентября 1927 г. сказано, что переписка его с нами по вопросу о германских левых есть переписка «по важнейшему вопросу о судьбе германской компартии». Что правда, то правда! В этих нечаянно оброненных словах действительно содержится правильное определение сути дела. Вопрос идет не о тех или других хороших или плохих качествах двух-трех человек, которых несправедливо пытаются обвинять в «ренегатстве» и т. п., вопрос идет о судьбе германской компартии — и, стало быть, в значительной степени, о судьбе Коминтерна, ибо германская компартия после ВКП есть важнейшая партия Коминтерна.

Вот уже скоро два года, как политику Исполкома Коминтерна, а через него и политику ЦК германской компартии, определяют Сталин и Бухарин. Каковы же результаты этих двух лет? Каково положение германской компартии теперь?

Влияние германской компартии в профсоюзах в течение последнего времени падало.

Германская компартия при нынешнем ее руководстве оказалась совершенно неспособной выполнить свой долг по отношению к движению безработных. Она все больше отрывалась от массы безработных. Она сбивалась в вопросе о безработице на социал-демократическую точку зрения.

Парламентская тактика германской компартии при нынешнем ее руководстве становится все более и более оппортунистической. Выступления коммунистических депутатов в местных муниципалитетах, в ландтагах и в рейхстаге все меньше отличаются от выступлений социал-демократов. В речах и предложениях коммунистических депутатов ныне нет и следа революционного парламентаризма.

Влияние партии на парламентских выборах — местных и общереспубликанских — в ряде случаев уменьшилось.

И все это несмотря на то, что объективная обстановка была чрезвычайно благоприятной для коммунистической партии. Германская компартия при нынешнем ее руководстве не только не сумела успешно противостоять социал-демократии, не только не сумела разоблачить перед массами все растущую контрреволюционность социал-демократических вождей, но в ряде случаев прямо отдала массы социал-демократам. Группа Урбанса—Рут Фишер—Маслова имеет не менее 12 000 сочувствующих внутри германской компартии. Основным ядром ее являются старые рабочие-большевики, исключенные из КПГ, составляющие по всей стране многие сотни человек. Кроме этой оппозиции, существуют еще довольно многочисленные оппозиционные группы в Берлине, в Лейпциге и в других крупных центрах рабочего движения. Еще на днях ЦК КПГ ни за что, ни про что исключил из партии виднейшего лейпцигского деятеля тов. Фохта, близко стоявшего к Веддингскои оппозиции[261].

Нет никакого сомнения в том, что по крайней мере половина членов партии настроена в той или другой степени оппозиционно. Выборность внутри партии фактически отменена. Нынешний мейеровский ЦК держится исключительно поддержкой «сверху», т. е. поддержкой ЦК ВКП.

Что же удивляться, если все это привело к громадному падению престижа германской компартии в рабочих массах? Что же удивляться, если такая политика приводит к расколу партии, к образованию второй коммунистической фракции в рейхстаге (12 исключенных депутатов; сюда, конечно, не относятся господа Корш, Кац и КО, с которыми ни в парламенте, ни вне его группа Урбанса ничего общего не имеет)? Что же удивляться, если на местах образуются параллельные организации?

Способна ли германская компартия в ее нынешнем виде, ослабленная и расколотая, попавшая в руки отъявленного оппортуниста Мейера, не пользующегося никаким доверием германских революционных рабочих, выполнить свою историческую миссию в случае возникновения войны? Как это ни печально, на этот вопрос приходится ответить категорическим «нет».

Германской компартии нужно вернуть подлинное единство, нужно помочь ей устранить от руководства опаснейших оппортунистов вроде Мейера, которые способны привести ее прямо к катастрофе того же типа, какую германское рабочее движение пережило 4 августа 1914 г.[262] Нужно сделать это, пока не поздно. Прямым безумием является выталкивание из германской компартии сотен и сотен старых кадров рабочих-большевиков. Это и есть тот путь, по которому повел было германскую компартию в Гейдельберге Пауль Леви[263], когда он был еще коммунистом. И Ленин, и все мы тогда считали, что это — верный путь к тому, чтобы погубить германскую компартию. Теперь германскую компартию ведут быстрыми шагами именно по этому пути. Выталкивание старых кадров рабочих-большевиков из партии ведет кратчайшим путем к превращению германской компартии в партию «независимых»[264], «левых» социал-демократов.

Такова действительная горькая правда «о судьбе германской компартии».

Германские левые обратились, как это известно из газет, в ИККИ с просьбой о приеме их назад в Коминтерн — на условиях подчинения всем решениям Коминтерна, закрытия их фракционного журнала и т. д. Германские левые заявили, что они поддерживают те пожелания и условия, которые мы выдвинули в нашем заявлении от 8 августа 1927 г. Надо пойти им навстречу, это будет спасением для КПГ.

А Сталин и Бухарин просто замалчивают это заявление, скрывая его от нашей партии! Мы протестуем против этого.

Во Франции объективные условия для успеха коммунизма очень благоприятны. Но большевистского руководства нет. Руководство все больше попадает в руки правых, в руки оппортунистов.

В Политбюро уже попали такие «борцы», как Марион[265], недавно пришедший к нам от социал-демократов молодой «деятель» типа Фросара[266]. В «Юманите»[267] никаким большевизмом и не пахнет. Достаточно познакомиться с тем, как писала эта большевистская газета о венском восстании, как подобострастно она оценивала успех австрийских социал-демократов на выборах и т. п. Некоторые успехи, которые партия имела, одержаны не благодаря, а вопреки «руководству».

Во французской компартии и официальное большинство, и оппозиционное меньшинство распылены и лишены идейной оформленности. Все оттенки оппозиции очень многочисленные, отражают необходимость отпора неправильному политическому курсу ИККИ и ЦК ФКП, но не все оппозиционные группы выражают этот отпор правильно. Так, например, Суварин[268], несмотря на крайне резкий характер своей полемики против Сталина, переходящий нередко допустимые пределы, по ряду важнейших вопросов колеблется по-су-ществу между линией оппозиции и линией Сталина: например, по вопросу о разрыве Англо-русского комитета, по военной опасности и проч. Абсолютно не нашими, глубоко неправильными являются взгляды Суварина на роль террора против контрреволюционеров в СССР. Но сами эти и подобные ошибки и уклоны являются в значительной мере результатом неправильного курса большинства ЦК ФКП и ИККИ.

Но оппозиционные (ленинские) силы во французской компартии растут и постепенно сплачиваются. Рабочие все больше убеждаются, что нынешние правые вожди губят дело революции. Не прошло во Франции незамеченным то обстоятельство, что ЦК ФКП при вступлении Чан Кайши в Шанхай весной 1927 года послал приветствие этому палачу как «вождю китайской коммуны». Китайского Галифэ[269] ЦК КП Франции принял за китайского коммунара!

Положение внутри КП Франции вопиет о том, что нужно скорее выправлять линию ИККИ, вернуться к Ленину.

В Чехословакии руководство полностью перешло в руки правых, как Шмераль, Хайс[270] и КО. Эти махровые оппортунисты прямо «положили ноги на стол». Они уже неприкрыто ведут партию на путь социал-демократии. Вся чехословацкая печать считает это чем-то само собой разумеющимся. Но эти махровые оппортунисты уже вызывают возмущение лучшей части рабочих-коммунистов.

В Англии часть цекистов открыто критикует справа даже половинчатые резолюции УГП пленума ИККИ. А ИККИ молчит. У него существует только «огонь налево».

Тов. Подлит[271] на съезде в Эдинбурге вносил резолюцию протеста против Чемберлена за то, что этот последний разорвал с СССР. Но как мотивировал Подлит этот протест? Он мотивировал его тем, что Чемберлен причиняет вред «нашей» (т. е. английских империалистов) внешней торговле! А ИККИ, конечно, молчит. У него существует только «огонь налево».

В Польше руководство отдано Барскому[272], Прухняку[273], т. е. правым из правых. Поднявшееся в партии недовольство подавлено. Даже центристская группа, протестующая против выдачи партии с головой правым, объявлена на осадном положении.

В Америке ЦК передан в руки Ловстона[274] (американский Гейнц Нейман). Выбран в ЦК и Пеппер.

Этих примеров достаточно.

При таком положении вещей коминтерновская левая сорганизуется неизбежно. Уже в ряде партий это сплочение сил ленинцев началось, было бы печально, если бы этого не было.

Недавние замечания тов. Нина[275] (заместитель Лозовского[276]) и члена ЦК французской компартии Трэна[277] (к которому примкнули еще два члена ЦК) в духе оппозиции в этом отношении тоже симптоматичны.

Коминтерновская левая сплотится и будет бороться против правых. Она исправит линию руководства. Оставить Коминтерн в руках Мейеров, Марионов, Шмералей, Ловстонов, Пепперов, Мартыновых, Рафесов — значило бы поставить крест на ленинском Коминтерне. Этого не будет.

Нас обвиняют в том, что мы якобы не определили своего отношения к группе «пятнадцати». Это ложь. На последнем Объединенном пленуме ЦК и ЦКК Каменев от нашего общего имени сказал: «Мы заявляем по этому поводу, что группа «пятнадцати» есть особая самостоятельная группа, за которую мы не несем ответственности, как и она не несет ответственности за нас».

В чем наши взгляды отличаются по существу от взглядов группы «пятнадцати» — это видно из сопоставления наших двух отдельных платформ. Нужно только оба этих документа напечатать, чтобы дать возможность партии судить о них.

Статьи тов. Дашковского[279] партия не знает. Кричат против «дашковщины». Но мы врагом партии считаем «слепковщину». Исключение из партии тов. Дашковского считаем, во всяком случае, столь недопустимым, как и исключение ряда оппозиционных товарищей в Питере и по всему СССР. Мы видим в этом только терроризирование партии накануне партийного съезда.

Партия ко всему привыкла в последнее время, но все же она несомненно надеялась на то, что партийный съезд, собираемый после почти двухлетнего перерыва[280], в очень сложной и трудной обстановке, при наличии внутри партии серьезных разногласий по крупнейшим вопросам, будет подготовлен так, как подготовлялись всегда в нашей партии съезды в аналогичных условиях. Она надеялась, что все разногласия будут выявлены, сформулированы, отданы своевременно на суд каждого партийца и каждой парторганизации, что выборы в связи со съездом, начиная с низовых звеньев партии, состоятся после того, как каждому члену партии из дискуссии в партийной печати и на собраниях будет ясна картина всех разногласий. Возмутительная передовица «Правды» от 11 сентября кладет конец этим естественным надеждам широких масс партии. Передовица проводит совершенно неслыханное ограничение прав членов партии на сознательное участие в партсъезде.

Эта передовица никого не обманет из тех, кто знает историю нашей партии, и историю всех важнейших партийных дискуссий. Из трех самых крупных дискуссий в партии первая, по вопросу о Брестском мире[281], велась с конца декабря до половины марта. Ленин приветствовал точную формулировку разногласий в тезисах тогдашних «левых» коммунистов и не боялся обсуждения вопросов сверху до низу всей партией, начиная от центров и кончая самыми отдаленными парторганизациями в стране. Дискуссия о профсоюзах[282] велась более трех месяцев. Когда стало ясно, что предотвратить ее нельзя, Ленин добивался опроса всех членов партии, и ленинский ЦК добросовестно посылал на все конференции представителей спорящих сторон, лояльно выполняя свой долг перед партией. Партдискуссия 1923 г.[283] продолжалась три с половиной месяца — в печати и на собраниях. Теперь разногласия серьезней, чем были при Ленине. Мы не требуем трех месяцев дискуссии. Но мы требуем своевременного опубликования документов. Вместо продолжения традиций нашей партии в деле добросовестной апелляции ко всем членам партии, с предоставлением каждой организации необходимого времени и всех материалов спора, партии предлагается теперь втиснуть «дискуссию» в срок одного месяца (на деле, вероятно, пару недель), с рядом других неслыханных и издевательских ограничений.

1. В нашем письме от 6 сентября[284] мы доказали, что дискуссию срывают репрессиями и календарными фокусами. На это письмо мы не получили никакого ответа. Да и ответить нечего. Фактически при наших расстояниях и всяких опаздываниях начало обещанной «дискуссии» произойдет после выборов на конференции, а в ряде районов после созыва самих конференций.

2. Ограничение дискуссии внесением «контртезисов» нарушает право каждого члена партии предложить свой порядок дня, изменяющий или дополняющий тот, который намечен Центральным комитетом. Член партии, вносящий новые пункты в порядок дня, не сможет технически довести до сведения съезда свои предложения по этим новым пунктам, если одновременно не получит возможность изложить печатно и устно, что предлагает по этим пунктам и почему.

3. Если даже стать на путь бюрократического крючкотворчества передовицы ЦО [285], то и тогда всем очевидно, что обсуждение политотчета ЦК почти за два года его работы есть тем самым обсуждение всей его политики за это время, по совокупности. В партийном уставе нет и быть не может никаких ограничений, как именно члены партии находят более удобным для себя и для дела обсуждать деятельность ЦК.

В политотчете ЦК за два года неизбежно будут затронуты вопросы: о стабилизации капитализма, о социализме в одной стране, о китайской революции, об Англо-русском комитете, о линии Коминтерна, об опасности войны, о положении рабочего класса, о дифференциации в деревне, о роли частного капитала, о бюрократизме, о внутрипартийном положении. Именно этим вопросам, естественно, и посвящена наша платформа (которую можно назвать и «контртезисами»). Вот почему вся «аргументация» передовицы «Правды» шита белыми нитками.

4. Ссылка на то, что в истории нашей партии не было случая, чтобы какая-либо группа членов партии вносила перед съездом партии платформу по всем вопросам, является абсолютно неправильной. Ленинское руководство гарантировало партию от ошибок в общей линии руководства, и никому не приходило в голову писать бесполезные платформы по всем вопросам. В истории нашей партии до сих пор не было прецедента, чтобы ЦК, освободив себя на два года от контроля партии, наделал бы ошибок по всем основным вопросам общей политики нашей партии.

5. Попытки передовицы ЦО предписать членам партии, по каким вопросам они могут критиковать свой ЦК, а по каким нет, также не имеет прецедентов в истории нашей партии. Каждый член партии, который возьмет на себя труд сравнить трусливую и крючкотворскую передовицу от 11 сентября со статьями ЦО перед съездом в ленинский период ее истории, увидит воочию, как жалко, беспомощно и смешно выглядит теперь сталинская группа перед лицом миллионной партии и перед рабочим классом, когда ей приходится отвечать за свои ошибки и неудачи. Фраза насчет «делового обсуждения» вместо разбора принципиальных ошибок есть старый, давно всем известный прием всех оппортунистов, старающихся увильнуть от принципиальной критики своей ложной общей линии. Ленин тоже умел ценить деловую работу — но на основе правильной политической линии. В большевистской партии самый «деловой» способ обсуждения ошибок оппортунистов всегда заключался в том, чтобы уяснить рабочему классу внутреннюю связь данных ошибок и безжалостно вскрыть их социальные корни.

6. Оппозиции нет надобности дожидаться тезисов ЦК, чтобы подвергнуть критике ошибочную политику ЦК между двумя съездами. Мы знаем наперед, что будет преподнесено партии в этих тезисах. Они будут заключать в себе попытку прикрыть оппортунистические дела левыми или полулевыми словами. Весьма вероятно, что эти тезисы широко «используют» ряд мыслей и предложений из нашей платформы с тем, чтобы отделаться только их фразой. Это не помешает авторам тезисов возводить на нас обвинения, прямо противоречащие тому, что мы говорим в платформе. Самый же документ, из которого будут сделаны позаимствования и из которого будут приводиться цитаты в «грубой и нелояльной» полемике против нас, попытаются скрыть от партии.

Передовица показывает, что группа Сталина решила никакой дискуссии не допустить и XV съезд составить из одних секретарей. Мы не теряем надежды, что партия этого не допустит. За доведение до сведения всех членов партии наших подлинных взглядов, изложенных в нашем проекте платформы, мы будем бороться всеми доступными нам партийными средствами.

Г. Зиновьев, Л. Троцкий

12 сентября 1927г.

Верно: В. Гринберг (подпись)