Великая Отечественная: на фронте, на Лубянке, на Урале

Через месяц после начала войны, 20 июля 1941 года, НКГБ был вновь слит с НКВД, во главе которого остался Берия. Он также был назначен членом Государственного Комитета Обороны, а с ш16 мая 1944 года стал заместителем председателя ГКО. Лаврентий Павлович курировал в этом качестве оборонную промышленность. 30 сентября 1943 года за успехи в области производства вооружения и боеприпасов ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Надо признать, что энергия Лаврентия Павловича немало способствовала тому, что Красная Армия имела в избытке танки и самолеты, мины и снаряды. Хотя и здесь не обходилось без приписок, и есть основания подозревать, что на бумаге производство некоторых видов вооружений могло быть завышено в полтора-два раза.

В первые месяцы войны Лаврентию Павловичу пришлось также заниматься дипломатией, что 22 года спустя на следствии ему поставили в вину, инкриминировав ни больше ни меньше как попытку сговора с Гитлером. А как обстояло дело на самом деле? 7 августа 1953 года бывший руководитель операции по убийству Троцкого П.А. Судоплатов писал из тюрьмы в Совет Министров СССР:

"… Примерно числа 25–27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда Народного Комиссара Внутренних Дел СССР Берия.

Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановить наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение Советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие Советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который, по сведениям НКВД СССР, имел связи с немцами и был им хорошо известен.

Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему:

почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР;

что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны;

устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек;

если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует.

Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вел не от имени Советского правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырех вопросов…

Берия… строжайше предупредил меня, что об этом поручении Советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены. Берия дал указание проследить по линии де-шифровальной службы, в каком виде Стаменов пошлет сообщение по этим вопросам за границу.

Со Стаменовым ну меня была договоренность, позволявшая вызвать его на встречу. На другой день, в соответствии с полученными от Берия указаниями, я позвонил в болгарское посольство, попросил к аппарату Стаменова и условился с ним о встрече у зала Чайковского на площади Маяковского. Встретив Стаменова, я пригласил его в машину и увез в ресторан "Арагви".

В "Арагви", как это было предусмотрено инструкциями Берия, состоялся мой разговор со Стаменовым. Разговор начался по существу создавшейся к тому времени военной и политической обстановки. Я расспрашивал Стаменова об отношении болгар к вторжению немцев в СССР, о возможной позиции в этой связи Франции, Англии и США и в процессе беседы, когда мы коснулись темы вероломного нарушения немцами пакта о ненападении… я поставил перед Стаменовым указанные выше четыре вопроса.

Все, что я говорил, Стаменов слушал внимательно, но своего мнения по поводу этих четырех вопросов не высказывал. Стаменов старался держать себя как человек, убежденный в поражении Германии в этой войне. Быстрому продвижению немцев в первые дни войны он большого значения не придавал. Основные его высказывания сводились к тому, что силы СССР безусловно превосходят силы Германии и, что если даже немцы займут в первое время значительные территории СССР и, может быть, даже дойдут до Волги, Германия все равно в дальнейшем потерпит поражение и будет разбита.

После встречи со Стаменовым я немедленно, в тот же вечер, доложил о ее результатах бывшему тогда наркому Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР. Во время моего доклада Берия сделал какие-то записи в своей записной книжке, затем вызвал при мне машину и, сказав дежурному, что едет в ЦК, уехал.

Больше я со Стаменовым на темы, затронутые в четырех вопросах, не беседовал и вообще с ним больше не встречался. Некоторое время продолжалось наблюдение за шифрованной перепиской Стаменова. Результатов это не дало. Однако это не исключает, что Стаменов мог сообщить об этой беседе через дипломатическую почту или дипломатическую связь тех посольств и миссий, страны которых к тому времени еще не участвовали в войне.

Больше никаких указаний, связанных с этим делом или с использованием Стаменова, я не получали Встречался ли лично Берия со Стаменовым, мне неизвестно. Мне организация подобной встречи не поручалась".

Мы сегодня тоже не можем с уверенностью сказать, имела ли встреча Судоплатова со Стаменовым какие-либо последствия. В своих мемуарах Судоплатов утверждал, будто болгарский посол был завербованным агентом НКВД, однако процитированное выше письмо 1953 года заставляет в этом усомниться. Ведь там Павел Анатольевич ни разу прямо не называет болгарского посла советским агентом. Скорее всего Судоплатов в мемуарах несколько преувеличил успехи своего ведомства и зачислил русофила Стаменова в настоящие агенты. Тайну же советских мирных предложений Гитлеру в первые недели войны, равно как тайну несостоявшегося нападения Сталина на Германию, мог бы прояснить личный архив Иосифа Виссарионовича. Но, как видно, архив этот основательно почистили его преемники. Даже в папке направлявшихся Сталину сообщений ТАСС — лакуна, приходящаяся на период с 14 апреля по 13 ноября 1941 года. Выходит, даже "тассовские" сообщения, на полях которых могли остаться красноречивые и саморазоблачительные резолюции, по всей вероятности, просто уничтожили. Если бы документы этого периода не уничтожили, а выделили в отдельную, особо секретную единицу хранения, то вряд ли бы оставили в том же самом досье документы конца 41-го и 42-го года.

Приходилось Лаврентию Павловичу заниматься и чисто военными вопросами. Правда, Берия, хоть и носил высокое звание Маршала Советского Союза, почти не выступал в роли полководца. Единственное исключение — его участие в битве за Кавказ в 1942–1943 годах в качестве представителя Ставки. Но орден Суворова 1-й степени, высшую полководческую награду, Берия получил в 1944 году не за это, а за "образцовое выполнение специального задания правительства" — организацию депортации чеченцев, ингушей, карачаевцев, крымских татар и других народов Северного Кавказа и Крыма.

Вместе с тем, ряд советов Лаврентия Павловича по военным делам Сталин порой охотно принимал. Наверное, он запомнил, что именно Берия в самый канун финской войны предупреждал его о плохом состоянии Красной Армии. Вскоре после 22 июня 1941 года Берия предложил назначить командующими стратегическими направлениями героев гражданской войны Ворошилова и Буденного. При этом никаких иллюзий насчет их полководческих качеств глава НКВД не питал. Берия прекрасно знал, как показал себя Ворошилов в войне с Финляндией. А Буденного год спустя во время битвы за Кавказ Лаврентий Павлович, как мы убедимся, очень резко критиковал. Но назначение хорошо известных народу руководителей Первой Конной на высокие посты преследовало прежде всего моральные цели, должно было укрепить в людях веру в победу, в то, что как и в гражданскую, Красная армия одолеет всех врагов. К тому же сами по себе стратегические направления в системе управления войсками представляли собой больше декоративные конструкции, не имевшие реальных рычагов воздействия на ход событий. Все решала Ставка во главе со Сталиным и более молодые командующие фронтами. Потом многие из них, такие как Жуков, Рокоссовский, Конев, Василевский, стали маршалами, Героями Советского Союза, были объявлены главными творцами стратегических решений, обеспечивших успех в битве с коварным врагом. Имя Берии же в связи с войной в положительном контексте не упоминалось никогда. Словно Лаврентий Павлович только тем и занимался в 1941–1945 годах, что сажал и расстреливал невиновных и депортировал "наказанные народы". А ведь все названные маршалы, по утверждению Серго Берии, были совсем не в плохих отношениях с его отцом. Рокоссовский вообще мог испытывать благодарность к Лаврентию Павловичу хотя бы за то, что тот освободил его из тюрьмы. Конечно, делалось все по решению Сталина, но и к исполнителю столь важного для своей дальнейшей судьбы решения Константин Константинович должен был испытывать добрые чувства.

Маршала же Жукова, по уверению самого Берии, он просто спас в конце июля 41-го, когда после поражения под Смоленском Сталин собирался поступить с Георгием Константиновичем, занимавшим пост начальника Генштаба, весьма сурово. И только просьбы Берии, Маленкова и Молотова побудили Сталина ограничиться удалением Жукова из Генштаба и назначением его командующим Резервным фронтом. Это все Лаврентий Павлович писал в письме тем же Маленкову и Молотову уже после ареста, и врать ему в данном вопросе не было никакого смысла.

Берию традиционно обвиняют в жестокости. Вот и в войну приписывают ему одни злодейства. Но посмотрим, а каковы были, например, советские маршалы, считающиеся положительными героями войны. В наших учебниках истории маршал Георгий Жуков предстает главным архитектором Великой Победы, действовавшим часто вопреки мнению Сталина. Он изображен как герой-страдалец, подвергшийся после войны незаслуженной опале со стороны того же Сталина и Хрущева. Да, он был суров, все делал ради народа, ради победы. И достоин вечной памяти и памятников на центральных улицах главных российских городов.

Я хочу процитировать только один документ, который безнадежно губит репутацию "народного маршала" и делает кощунственным всякое его прославление. Это — письмо начальника Главного политического управления Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота армейского комиссара 2-го ранга Ивана Рогова секретарю Центрального Комитета ВКП(б) Георгию Маленкову, датированное 5 октября 1941 года: "Начальник Политического управления Балтфлота издал 28.9.41 г. директиву за № 110/с, в которой указывает: "Разъяснить всему личному составу кораблей и частей, что все семьи краснофлотцев, красноармейцев и командиров, перешедших на сторону врага, сдавшихся в плен врагу, будут немедленно расстреливаться, как семьи предателей и изменников Родины, а также будут расстреливаться и все перебежчики, сдавшиеся в плен врагу, по их возвращении из плена".

Я немедленно запросил ПУБалт, на основании каких указаний издана директива, противоречащая указаниям приказа Ставки Верховного Командования Красной Армии № 270.

Член Военсовета КБФ т. СМИРНОВ и начальник ПУ КБФ т. ЛЕБЕДЕВ в своей телеграмме от 4.10.41 г. сообщают, что директива № 110/с составлена на основе шифрограммы командующего Ленинградским фронтом т. Жукова за № 4976, в которой сказано:

"Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны".

Народному комиссару ВМФ т. КУЗНЕЦОВУ и мне неизвестно, что по 2 приказа Ставки № 270 изменен.

Считаю, что шифрограмма № 4976 командования Ленинградского фронта противоречит указаниям приказа № 27 Cтавки Верховного Главнокомандования Красной Армии".

Напомню, что драконовский приказ № 270 от 16 августа 1941 года предусматривал только лишение семей попавших в плен красноармейцев государственного пособия и помощи. Жуков же готов был расстреливать даже грудных младенцев — только так можно понимать слова о расстреле всех членов семьи. Политуправление Балтфлота даже не решилось буквально воспроизвести жуковский текст, и смягчило его, указав, что после возвращения из плена расстрелу подлежат лишь перебежчики. Сталин, лично продиктовавший приказ № 270, в сравнении с Георгием Константиновичем выглядит истинным человеколюбцем. А уж Лаврентию Павловичу Георгий Константинович мог бы вообще дать большую фору. Берия хоть без нужды людей не губил.

Я не знаю, успели ли кого-нибудь расстрелять по зловещему приказу № 4976 за те несколько дней, что Жуков командовал Ленинградским фронтом, до срочного вызова в Москву после немецкого прорыва под Вязьмой. В прифронтовой полосе семьи пленных, по счастью, вряд ли сыскали за столь короткий срок. А вот десяток-другой красноармейцев, заподозренных в том, что они побывали в плену, расстрелять вполне могли.

Маленков ознакомился с письмом 8 октября, вскоре после катастрофы под Вязьмой, где были окружены силы трех фронтов. Никакой письменной реакции Георгия Максимилиановича пока не найдено. Не исключено, что в дни, когда члены Политбюро ломали голову над вопросом, удержим ли Москву, а Жуков с его чрезвычайной жестокостью казался им последней надеждой на спасение, никаких мер взыскания за людоедский приказ к нему применять не стали. Может быть, Маленков лишь пожурил тезку: не следует, мол, впредь превышать свои полномочия.

И после своего людоедского приказа Георгий Константинович без тени смущения, блестяще сыграв искреннее возмущение, говорил в б1956 году, уже после ХХ съезда, Константину Симонову: "У нас Мехлис додумался до того, что выдвинул формулу: "Каждый, кто попал в плен, — предатель Родины" — и обосновывал ее тем, что каждый советский человек, оказавшийся перед угрозой плена, обязан был покончить жизнь самоубийством, то есть, в сущности, требовал, чтобы ко всем миллионам погибших на войне прибавилось еще несколько миллионов самоубийц. Больше половины этих людей было замучено немцами в плену, умерло от голода и болезней, но, исходя из теории Мехлиса, выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в сорок первом или сорок втором, не лишили себя жизни… Трусы, конечно, были, но как можно думать так о нескольких миллионах попавших в плен солдат и офицеров той армии, которая все-таки остановила и разбила немцев. Что же, они были другими людьми, чем те, которые потом вошли в Берлин? Были из другого теста, хуже, трусливей? Как можно требовать огульного презрения ко всем, кто попал в плен в результате всех постигавших нас в начале войны катастроф?…"

И на самом деле толку от драконовских приказов, типа сталинского и жуковского, было чуть. После приказа № 270 последовали грандиозные котлы под Киевом и Вязьмой, в каждом из которых было пленено по 660 тысяч красноармейцев, после шифрограммы № 4976 было харьковское окружение с 240 тысяч пленных, и два окружения в районе Ленинграда — 2-й ударной армии весной и осенью 1942 года, в ходе которых были захвачены десятки тысяч пленных. Число красноармейцев, попавших в плен, определялось конкретной оперативной обстановкой, а отнюдь не масштабом и суровостью репрессий за сдачу в плен. Угрозы расправиться с семьей скорее могли побудить солдат к дезертирству. Кто потом установит, пропал ли он без вести или сдался в плен!

Странно убеждать нас, будто Жуков не просто верующий, но и человек, живший по христианским заповедям. Когда настоятель Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл писал дочери Жукова Марии об ее отце: "Чувствуется, что душа его христианская… Печать избранничества Божия на нем чувствуется во всей его жизни", то не знал о том, что маршал готов был истреблять даже грудных младенцев. Жукову нельзя ставить памятники, тем более сравнивать его подвиги с подвигами Святого Георгия. Если мы хотим сохранить в наших детях хоть какое-то нравственное начало, то в учебниках истории этот персонаж должен стоять не в одном ряду с Суворовым и Кутузовым, а рядом со Сталиным и Ежовым, Абакумовым и Берией. Разве что Лаврентий Павлович, который в Бога все-таки верил, детей расстреливать не призывал.

Публикация мной расстрельного приказа маршала Жукова в номере "Известий" от 29 сентября 2000 года вызвала ряд интересных откликов читателей, доказывающих, что отношение к красноармейцам на протяжении всей войны оставалось в духе этого приказа, действовавшего не более десяти дней. В частности, инвалид войны из деревни Лужки Тверской области Павел Соловьев утверждает: "Сегодня, через 55 лет мы обязаны здраво осмыслить все, что было. Мне было 17 лет, когда я попал на фронт. Около года я был на переднем крае этой войны, где смерть ежесекундно висела над головой, и человеческая жизнь не стоила ломаного гроша. Это была гигантская мясорубка, перемалывающая миллионы человеческих жизней. Причем надо признать установленный факт, что немцев погибло около пяти миллионов, а наших в пять раз больше". Он приводит случай из собственного боевого опыта на Курской дуге: "Мы стояли в обороне. Ночью со стороны противника слышался гул моторов, который становился все громче. Пополз слух, что это немецкие танки. И действительно, только рассвело, показались танки. Это было первое появление немецких "тигров". Они медленно приближались, стреляя на ходу. Позади танков шли автоматчики. У нас на огневой, как назло, мне оказалось бронебойных снарядов, были только осколочные. Командир приказал мне сбегать в тыл и поторопить доставку. Я сломя голову без оружия и пилотки побежал выполнять приказание. Тут я заметил, что по всему полю, пятясь, отступает пехота. Среди отступающих я заметил капитана, который матерясь пытался остановить солдат. Причем он расстреливал каждого, к кому подбегал. Я бежал прямо на него. В этой ситуации я не мог объяснить причину, зачем я бегу и куда. Он подбежал ко мне: "Где твое оружие, сволочь?" и в упор выстрелил в меня. Пуля просвистела над ухом. Я упал на землю и с ужасом ждал контрольного выстрела. Но капитан был уже далеко от меня. Он расстреливал каждого, к кому подбегал. Я поднялся и побежал на передовую в свой расчет. Снаряды нам подвезли. Мы отбили танковую атаку, потеряв 2/3 своего батальона. После боя меня бил озноб. Смерть тебя ждала не только впереди, но и сзади. О войне написано много. Но вся правда еще не написана. Для меня правдиво о войне писали только писатели Вячеслав Кондратьев, Василь Быков да еще Виктор Астафьев".

В свете этого свидетельства можно предположить, что шифрограмма № 4976 за те десять дней, что действовала, успела претвориться в жизнь. Как и приказ № 270, она призвана была запугать бойцов и командиров, но без реального претворения в жизнь угроза действует слабо. До семей пленных, конечно, добраться не успели, а вот расстрелять несколько десятков красноармейцев, обвиненных в том, что побывали в плену, вполне могли.

С. Афонский из города Кстово Нижегородской области резонно замечает: "Приказ есть приказ… Исполнять нужно именно его, а не комментарии к нему. Расстрелы заложников за те ли иные "преступления" против Советской власти применялись… сразу же после октября 1917 года. Создатель Красной Армии Троцкий специальным приказом ввел "заградительные отряды", назначение которых было в том, чтобы стоять позади атакующих подразделений и расстреливать из пулеметов отступающих…

Мне довелось работать с бывшим моряком Черноморского флота, капитан-лейтенантом, участвовавшим в высадке десанта на Малую Землю. Он рассказывал, что позади крейсеров с десантниками шли цепью катера заградотряда для того, чтобы расстреливать тех, кто вздумает повернуть вспять. Рассказывал он это в конце 60-х годов…

В 1945 году в Германии я сам видел на одной из железнодорожных станций эшелон из "телячьих" вагонов. Двери и окна их были наглухо заперты. День был жаркий, и от вагонов несло тяжелым зловонием. Сквозь доски пола лилась моча. Из вагонов слышались женские крики, плач, просьбы. Вдоль вагонов ходили часовые с примкнутыми штыками, никого близко к эшелону не подпуская. На вопросы не отвечали, как им и положено. Но их все-таки спрашивали настойчиво: "Кто в вагонах?" Кричали-то по-русски! Один часовой не выдержал: "Это немецкие шлюхи". Вот как: сначала отдали до Москвы Россию, а затем объявили шлюхами тех, кого фашисты увезли в Германию…

Известно, что Советский Союз, Россия понесли в Великой Отечественной войне гораздо большие человеческие потери, чем Германия. Счет их — на миллионы. Почему? Ведь в 1941 году немцы наступали, а согласно военной науке наступающие несут потери в три раза больше, чем обороняющиеся. Потом Красная Армия наступала, но тогда потери в живой силе были бы примерно равны…

Все вышеприведенные факты я назвал для того, чтобы показать: для приказа… Жукова были "исторические предпосылки", и практика его подтверждала.

Но пусть даже, допустим, его угрозы не осуществлялись: ни семьи пленных не расстреливали, ни самих пленных красноармейцев. И хорошо, если это осталось просто угрозой. Но во всяком случае она говорит о том, что даже наш самый великий советский полководец, самый талантливый и самый опытный, и умный, и т. д. ставку делал не на верность советского солдата родной коммунистической партии, не родному и любимому И.В. Сталину. Он даже не верил в его мужество и любовь к Родине. Он верил в страх солдата перед этой самой партией, которая в самом деле могла расстрелять и его самого, и его семью за то, что сама же поставила его в безвыходное положение. Или не воспитала в нем желания ценой собственной жизни защищать ее и свою социалистическую страну…

Ни осуждать, ни защищать Г.К. Жукова не собираюсь и не могу. Для этого нужно иметь достоверные и неопровержимые факты. У нас есть один главный и неоспоримый факт — Победа над фашистской Германией. Факт этот состоит из множества других фактов, из сложного переплетения взаимоотношений солдат и тех, кто ими руководил. Руководил как умел, имея свои плюсы и минусы, свое величие и ничтожество. Распоряжение расстреливать семьи сдавшихся врагу не делает ему чести. Но оно не делает чести и тем, кто вынудил его принять такое решение. Войска отступают. Почти бегут. Многие сдаются в плену 3 миллиона пленных красноармейцев. Их надо остановить. Сейчас же. Чем? Да хоть чем угодно — даже страхом, большим, чем страх личной смерти, страх за своих родных — за их жизнь. При этом упор делался не на том, что их могут уничтожить захватчики, а на том, что их убьют свои же!"

Преподаватель кафедры истории Казанской государственной архитектурно-строительной академии полковник в отставке, участник войны с трагического октября 41-го Петр Павлович Лебедев считает, что подлинность жуковской шифрограммы не вызывает особых сомнений не только потому, что публикация снабжена необходимыми архивными атрибутами, но главным образом потому, что хорошо вписывается в постоянно повторяющиеся требования беспощадно и в массовом порядке расправляться со своими же бойцами, поведение которых в бою не соответствует тому, какого ожидает от них "маршал победы". И Павел Петрович приводит другие примеры ничем не оправданной жуковской жестокости: "Известно письмо довоенного руководителя советского писательства В. Ставского, сигнализировавшего Сталину о "перегибах" в 24 армии фронта Жукова, когда за короткий срок было расстреляно до 600 человек "дезертиров и предателей" и лишь 80 человек представлено к правительственным наградам… И происходило это в период вроде бы успешной Ельнинской наступательной операции фронта. А вот пример "творческого осмысления" знаменитого приказа Сталина № 227, вводившего на фронтах заградительные отряды, опытом которого Жуков делится с верховным командованием в своем донесении о первых результатах тоже наступательной Ржевско-Вяземской операции, которой (правда, без большого успеха, но при огромных потерях) руководил сам "творец всех побед":

"Для предупреждения отставания отдельных произведений и для борьбы с трусами и паникерами за каждым атакующим батальоном первого эшелона на танке следовали особо назначенные военными советами армий командиры. В итоге всех принятых мер войска 31 и 20 армий успешно прорвали оборону противника". А в сталинском приказе, между прочим, говорится о другом предназначении этих отрядов. Впрочем, человеколюбивый вождь вряд ли упрекнул своего инициативного любимца, так же как, думается, вполне одобрил и творческое толкование приказа № 270 годом раньше Знакомство с приказами Жукова, свидетельства очевидцев его "полководческой" деятельности позволяют сделать вывод, что речь идет не о перегибах, не об эмоциональных срывах в критической ситуации, что хотя бы можно понять, а об особых приемах руководства войсками, которые можно было вы назвать террористическими. Вот требования только одного из многих подобного рода приказов Жукова, относящихся к Московскому сражению 1941 года:

"Безжалостно расстреливать виновных, не останавливаясь перед полным уничтожением всех бросивших фронт". Так как отступающих тогда под натиском мощного противника были десятки тысяч, а получить разрешение на отход от фронта и армии, да еще в письменной форме (как того требует Жуков в другом своем приказе) было немыслимо, то требование "полного уничтожения" своих же войск по существу могло означать открытие второго фронта уже за спиной отчаянно сражающихся с врагом своих же войск. И это "настоящий полководец и настоящий генерал", как считает Георгий Владимов, автор очень хорошей книги о войне и полководцах!

По моему мнению, Георгий Жуков обладал многими качествами выдающегося военачальника: железной волей, высокими организаторскими способностями, личным мужеством, но полководцем, да еще выдающимся, не был, особенно в нашем традиционном русском понимании.

Еще раз это проявилось уже после войны, когда кон был министром обороны. Все, кому довелось служить тогда на командных должностях, должны помнить жестокие, безжалостные расправы, сопровождаемые унижениями человеческого достоинства подчиненных, которые на личном примере культивировал "народный полководец". Расстреливать без суда он уже не мог, но скольким достойным людям поломал судьбу… Взять хотя бы судьбу выдающегося флотоводца Н. Кузнецова.

В конечном счете эти методы руководства войсками оказались малоэффективными даже с чисто прагматической стороны и нередко приводили к противоположному результату. Страх перед бессудными расстрелами вел к увеличению числа перебежчиков, для которых гитлеровский плен становился единственным спасением. Найденный в архивах документ, по моему мнению, вовсе не сенсация. Воспринимается же он как сенсация потому, что история войны загромождена всякого рода мифами, на охране которых стойко и агрессивно сражаются новоявленные цензоры… Свободные граждане свободной России… не нуждаются в мифах. Не нужны они и для "патриотического воспитания", ибо нет особой "патриотической "воспитательной" истории. Ценность истории, как и любой науки, в стремлении к обретению истины. В этом и ее воспитательный, патриотический потенциал. Равно вредны и "чернуха" и "белуха", если они служат интересам отдельных лиц или политической ситуации".

Стоит добавить к этому только то, что, когда речь шла о близких ему людях, Георгий Константинович проявлял неожиданную мягкость. Например, его бывший соратник по Халхин-Голу и бывший порученец Иван Михайлович Афонин, в 44-м, уже командуя корпусом, творчески развивая приказ № 227, ни с того ни с сего расстрелял начальника разведки дивизии. Так Жуков предлагал не предавать генерала суду военного трибунала, а ограничиться "мерами общественного и партийного воздействия". И Афонин благополучно довоевал до конца войны, командовал 18-м гвардейским стрелковым корпусом при освобождении Чехословакии, а потом еще участвовал в параде Победы!

По поводу генерала Афонина начальник Главного управления кадров Красной Армии генерал-полковник Ф.И. Голиков писал секретарю ЦК КПСС Г.М. Маленкову 30 апреля 1944 года: "Маршал Советского Союза тов. Жуков (шифровкой № 117396 от 28 апреля с. г.) донес на имя Народного комиссара обороны Маршала Советского Союза тов. Сталина о собственноручном расстреле командиром 18 стрелкового корпуса генерал-майором начальника 237 стрелковой дивизии майора Андреева.

Представляю Вам по этому вопросу копию моего доклада на имя тов. Сталина".

Сталину же Маленков сообщал днем раньше, 29 апреля: "Маршал Жуков Вам донес о собственноручном расстреле командиром 18 стрелкового корпуса генерал-майором Афониным начальника Разведывательного отдела 237 стрелковой дивизии майора Андреева.

Несмотря на то, что этот самочинный расстрел был совершен 12 апреля с.г., донесение было сделано только 28 апреля, т. е. через 16 суток.

Вопреки ходатайства маршала Жукова — не предавать Афонина суду Военного трибунала, а ограничиться мерами общественного и партийного воздействия, я очень прошу Вас предать Афонина суду.

Если, вопреки всем уставам, приказам Верховного Главнокомандования и принципам Красной Армии, генерал Афонин считает для себя допустимым ударить советского офицера, то едва ли он вправе рассчитывать на то, что каждый офицер Красной Армии (а тем более боевой) может остаться после такого физического и морального оскорбления и потрясения в рамках дисциплины, столь безобразно и легко нарушенной самим генералом.

К тому же после убийства Андреева едва ли можно принять на веру ссылку генерала Афонина на то, что Афонин пытался нанести повторный удар и вел себя дерзко. Что же касается положительных качеств генерала Афонина, из-за которых маршал Жуков просит последнего не судить, то генерал-полковник Черняховский дал мне на днях на Афонина следующую характеристику (устно): легковесный, высокомерный барин, нетерпимый в обращении с людьми; артиллерии не знает и взаимодействия на поле боя организовать не может; не учится; хвастун, человек трескучей фразы.

Тов. Черняховский (по его словам) все это высказывал об Афонине лично маршалу Жукову.

У маршала Жукова Афонин работал порученцем в начале 1943 года и в штабе группы на Халхин-Голе".

Интересно, что в своих мемуарах Георгий Константинович Жуков дал Ивану Михайловичу Афонину совсем иную характеристику. Вспоминая бои у Халхин-Гола, он писал: "Перед рассветом 3 июля 1939 года, старший советник монгольской армии полковник И.М. Афонин выехал к горе Баин-Цаган, чтобы проверить оборону 6-й монгольской кавалерийской дивизии, и совершенно неожиданно обнаружил там японские войска, которые, скрытно переправившись под покровом ночи через реку Халхин-Гол, атаковали подразделения 6-й кавдивизии МНР. Пользуясь превосходством в силе, они перед рассветом 3 июля захватили гору Баин-Цаган и прилегающие к ней участки местности. 6-я кавалерийская дивизия МНР отошла на северо-западные участки горы Баин-Цаган.

Оценив опасность новой ситуации, Иван Михайлович Афонин немедленно прибыл на командный пункт командующего советскими войсками… и доложил сложившуюся обстановку на горе Баин-Цаган. Было ясно, что в связи с неорганизованным отходом 6-й монгольской кавдивизии в этом районе никто не может преградить путь японской группировке для удара во фланг и тыл основной группировки наших войск".

Здесь Иван Михайлович предстает толковым командиром, способным правильно оценить обстановку. И не подумаешь, что это легковесный и высокомерный человек, не способный организовать управление войсками, зато способный ни за что ударить и пристрелить подчиненного.

Из письма Голикова картина происшествия проясняется. Афонин за что-то съездил по морде Андреева, майор не стерпел и дал сдачи. Тут бравый генерал, видно, понял, что в рукопашной здоровяка разведчика ему не одолеть, схватился за револьвер и пристрелил на месте строптивца.

Жуков заступался за Афонина, возможно, еще и потому, что незадолго до того, в марте 44-го, на 1-м Украинском фронте, который он принял после ранения Ватутина, у него был точно такой же инцидент, к счастью, закончившийся не столь трагически. Начальник инженерных войск фронта генерал Б.В. Благославов вспоминал, как Жуков, только вступив в командование, собрал командиров ночью она совещание. Там, на основании кратких докладов, одних он готов был представить к наградам, других снять с должности, третьих отдать под суд, а четвертых просто расстрелять. При этом маршал широко использовал непереводимые русские выражения и ко всем обращался исключительно на "ты", хотя брудершафт прежде ни с кем не пил. Благославов Жукову сразу же не понравился. Когда же генерал попросил обращаться к нему без мата и угроз, маршал выхватил маузеры Благославов в ответ схватился за парабеллум (оба предпочли трофейное оружие). Возникла неловкая пауза. Благославов напомнил Жукову, что ждет его выстрела. Это был не просто генерал, но генерал инженерных войск, человек куда более образованный, чем обычный пехотный генерал, и имевший хорошо развитое чувство собственного достоинства. Но дуэль не состоялась. Жуков сообразил, что за расстрел на месте столь высокопоставленного генерала его по головке не погладят. Это ведь не какой-нибудь командир полка или даже дивизии. Георгий Константинович убрал маузер в кобуру и пообещал, что расправится с Благославовым. Однако у Жукова не дошли руки до строптивого генерала, возможно, единственного в Красной Армии (другие и не такое сносили молча). Видно, пределы его власти не распространялись на бессудное снятие с должности командующих армиями и им соответствующих во фронтовом звене. Благославов благополучно закончил войну на прежней должности на 2-м Белорусском фронте у Рокоссовского, с которым у него сложились прекрасные отношения. Для чинов же пониже, вроде майора Андреева, подобное "сопротивление злу силой" обычно оканчивалось гибелью.

Вообще же сцены маршал Жуков против генерала Благославова или генерал Афонин против майора Андреева напоминают даже не вестерн средней руки, а рядовую разборку на бандитской малине, где паханы, в роли которых выступают Жуков и Афонин, утверждают свою власть над братвой — подчиненными офицерами и генералами. Над всеми же красноармейцами, офицерами, генералами и маршалами был главный пахан — Сталин. Генералы, командовавшие корпусами и выше, и маршалы его боялись, потому что только "отец народов" мог распорядиться их расстрелять, разжаловать или засадить в тюрьму (в штрафбаты генералов не посылали, опасаясь, что попадут в плен или перебегут к противнику). Офицеры и генерал-майоры, которые командовали дивизиями, Сталина не боялись и искренне любили, порой обращались к нему или к его фактическому заместителю по партии Маленкову с жалобами на притеснения и несправедливости со стороны вышестоящего начальства, а порой и с форменными доносами на это начальство. Зато офицеры боялись и нередко ненавидели своих непосредственных начальников — от командира роты до командующего фронтом, каждый из которых мог в любой момент мог их расстрелять или отправить в штрафбат. При этом, конечно, угроза со стороны собственного командира батальона была куда реальней, чем от далекого командарма и тем более командующего фронтом, шансам попасть которым под горячую руку было немного. Вот по отношению к своим солдатам командиры взводов, а в какой-то мере — и рот, вынуждены были быть более осмотрительными и без особой нужды их не расстреливать и в штрафные роты не отправлять — иначе от товарищей осужденных свободно можно было получить в бою пулю в спину. Исключением, как мы убедились, были лишь штрафные части и подразделения, где постоянный (офицерский) состав расстреливал переменный (штрафников) за милую душу. Все равно им завтра в бою погибать, а офицерам вместе со штрафниками в атаку не ходить, а стоять сзади в качестве заградотряда. В обычных же частях солдат расстреливали не непосредственные начальники, а вышестоящие — начиная от штаба батальона или заградотряды и комендантские роты из бойцов НКВД. Им-то пуля в спину не грозила.

Те красноармейцы, которые смогли вырваться из плена и окружения, попадали под крыло Лаврентия Павловича в фильтрационные лагеря. Порядки в этих лагерях немецкая пропаганда с удовольствием описывала в военной печати, чтобы побудить собственных солдат в плен не сдаваться: если уж русские так поступают со своими пленными, то что же они будут делать с взятыми в плен немцами. 21 июня 1942 года член Военного Совета Волховского фронта А.И. Запорожец направил Маленкову, Щербакову, Берия и Поскребышеву перевод статьи из немецкой газеты "Ди Фронте" от 10 мая 1942 года под красноречивым заголовком "Военнопленные враги. Как Сталин обращается со своими солдатами". Там достаточно резонно утверждалось: "Советы рассматривают всех военнопленных как изменников. Они отказалось от международных договоров, подписанных всеми культурными государствами — не существует обмена тяжелоранеными, нет почтовой связи между пленными и их родственниками.

Теперь Советы шли в этом направлении еще дальше: они взяли под подозрение всех избежавших или другими путями вернувшихся из плена своих же военнопленных (так называемых "окруженцев", многие из которых были отпущены немцами и скрывали нам факт пребывания в плену).

Властители Советов не без основания боятся, что каждый, кто очутился по ту сторону "социалистического рая", вернувшись в СССР, поймет большевистскую ложь. В каждом таком они видят опасного антисоветского пропагандиста".

Здесь же говорилось о фильтрационных лагерях для бывших пленных: "По приказу народного комиссара обороны все вернувшиеся из плена рассматриваются как "бывшие" военнослужащие, и у всех без суда и следствия отнимается их воинское звание.

Для этих бывших военнослужащих устраиваются сборные и испытательные лагеря, подчиненные НКО…

При отправке в сборные пункты у бывших военнослужащих отбирается холодное и огнестрельное оружие. Личные вещи, документы и письма остаются у арестованных. Приметы, номера части, как и место и время пропажи без вести, заносятся в особые книги. Почтовая связь для бывших военнослужащих запрещена. Все поступающие на их имя письма хранятся в комендатуре в запечатанных конвертах. Бывшие военнослужащие не получают ни жалованья, ни одежды.

Время пребывания в сборных, испытательных лагерях ограничено 5–7 днями. По истечении этого времени здоровые переводятся в особые лагеря НКВД, а больные и раненые — в лазареты. Отправка происходит под охраной отрядов НКВД. По прибытии в лагерь НКВД бывшие военнослужащие "подлежат бдительному наблюдению". Что понимается под этим особым наблюдением и где оно кончается — на сегодня уже хорошо известно".

Берия курировал и партизанское движение. Многими партизанскими отрядами командовали кадровые чекисты. Самый известный из них, благодаря своей книги "Сильные духом", — Дмитрий Николаевич Медведев. Он возглавлял отряд "Мстители", действовавший вблизи Ровно — столицы рейхскомиссариата Украина. Костяк отряда составляли сотрудники НКВД. С отрядом Медведева взаимодействовал легендарный разведчик Николай Иванович Кузнецов. Его основной задачей была, однако, не разведка, а совершение террористических актов против рейхскомиссара Эриха Коха и других высших чиновников оккупационной администрации. Фигура Кузнецова стала культовой, стала известна всей стране, а благодаря этому стал широко известен и отряд "Мстители".

Другие же чекистские отряды до сих пор остаются в тени. Тем интереснее рассказ командира одного из них, возглавлявшего не просто партизанский отряд, но отряд имени самого Лаврентия Павловича Берии. Оказывается, далеко не все партизаны были подлинными защитниками населения от немецких оккупантов.

Вот что рассказал комиссии по истории Отечественной войны при ЦК КП(б) Белоруссии 24 сентября 1943 года подполковник государственной безопасности Герой Советского Союза Кирилл Прокофьевич Орловский: "Я родился в 1895 году, в деревне Мышковичи Кировского района Могилевской области БССР. Белорус. Общее образование — среднее, партийное — высшее (окончил Комвуз народов Запада). Организатор красно-партизанских отрядов и диверсионных групп в СССР, Испании, Китае. Член ВКП(б) с 1918 года. Подполковник государственной безопасности. В Красной Армии служил с 1918 по 1920 г. В 1920 году окончил Первые Московские пехотные курсы командного состава. Звание Героя Советского Союза присвоено за активную боевую работу в тылу немецких оккупантов, в Барановичской и Пинской областях БССР.

В 1932 году за активную боевую работу в тылу белополяков правительством БССР награжден орденом Трудового Красного Знамени БССР. В 1937 г. за боевую работу в тылу армии Франко (Испания) награжден орденом Ленина и в 1943 г. присвоено звание Героя Советского Союза.

За 8- летнюю боевую и разведывательную работу в тылу противника мне приходилось нелегально свыше 70 раз переходить линию фронта и линию государственной границы с группой вооруженных своих бойцов.

Под моим руководством было уничтожено несколько десятков тысяч офицеров, помещиков, жандармов и полицейских, в то время как я потерял убитыми только 6 человек своих товарищей и несколько человек ранеными (насчет десятков тысяч уничтоженных врагов мы имеем дело не более чем с фантазией Кирилла Прокофьевича. — /Б. С./)…

Командирами отрядов были: имени Кирова — т. Ботин, имени Свердлова — т. Халецкий, имени Берия — я…

Кратко об отряде имени Кирова — организовал я отряд имени Кирова исключительно из евреев, убежавших от гитлеровского расстрела. Я знал, что передо мной стоят невероятные трудности, но я не боялся этих трудностей, пошел на это лишь только потому, что все окружающие нас партизанские отряды и партизанские соединения Барановичской и Пинской областей отказывались от этих людей. Были случаи убийства их. Например, "партизаны"- антисемиты отряда Цыганкова убили 11 человек евреев, крестьяне деревни Раджаловичи Пинской области убили 17 человек евреев, "партизаны" отряда им. Щорса убили 7 человек евреев.

Когда я впервые прибыл к этим людям, то застал их невооруженными, босыми и голодными. Они заявили мне: "Мы хотим мстить Гитлеру, но не имеем возможности".

После этого я не жалел ни своих сил, ни времени для того, чтобы научить этих людей тактике партизанской борьбы с нашим общим заклятым врагом. И я должен сказать, что затраченная мною энергия не пропала даром. Казалось бы, совершенно неспособные к вооруженной борьбе бывшие спекулянты, мелкие торговцы, ремесленники и др. — эти люди, желая мстить немецким извергам за пролитую народную кровь, под моим руководством за 2,5 месяца провели не менее л15 боевых операций, повседневно уничтожали телеграфно-телефонную связь противника, убивали гитлеровцев, полицейских и предателей нашей родины. Постепенно они стали не только дисциплинированными, но и смелыми, как в проведении диверсий, так и при ночных переходах из одного района в другой.

Наряду с диверсионной, организационной и разведывательной работой мною повседневно велась беспощадная борьба с бандитскими настроениями к местному населению со стороны некоторых бандитских "партизанских" групп в Барановичской и Пинской областях. Этому вопросу я не мог не уделить внимание, так как в каждой деревне были случаи пьянки, мародерства, изнасилования женщин, убийства, поджога хуторов и деревень со стороны бандитских групп, которые под видом партизан систематически терроризировали местное население и тем самым компрометировали народных мстителей — партизан, запугивали и отталкивали крестьян от помощи партизанам в их борьбе.

Могу привести несколько фактов:

По приказу командира партизанской группы бывшего военнопленного, сына кулака уроженца Калининской области Леонтьева Андрея в марте 1943 г. была сожжена деревня Новоселки Ганцевского района Пинской области (150 домов) только потому, что в деревне было 10–15 человек так называемой "самозащиты" (членов организованного по призыву немцев отряда самообороны. — /Б. С./).

В результате такого бандитского поступка половина мужского населения этой деревни перешли на службу к немцам.

Отдельные партизанские группы Семенова, Пугачева и др. систематически пьянствовали, расстреливали, грабили, насиловали женщин на территории Ляховичского, Клецкого районов Барановичской области.

Поэтому виновные в этом деле бандиты по моему требованию были расстреляны в июне месяце 1943 г.

Местное белорусское население, видя в лице партизанского отряда имени Берия своих защитников не только перед немецкими оккупантами, но и перед бандитскими элементами, скрывающимися в лесу под видом партизан, оставалось этим очень довольно.

Белорусское население оказывает всемерную помощь партизанам и больше того — в Минской и Пинской областях около половины мужского взрослого населения ушло в партизаны. Конечно, в семье не без урода — со стороны населения есть и предатели… Их насчитывается не больше 2–3 %. В это же время я видел довольно большое количество латышей, кубанцев и др., служащих в карательных экспедициях и ведущих беспощадную борьбу с белорусскими партизанами.

Приведу такой факт. На железной дороге Барановичи — Минск в конце июня 1943 г. была снята охрана австрийцев, как неблагонадежная, и заменена украинцами и кубанцами.

С белорусским населением Западной Белоруссии немцы в настоящее время заигрывают, относятся к ним лучше, чем к населению восточных областей Белоруссии. Выпускается довольно много газет на белорусском, немецком, польском языках. Газеты агитируют население о том, что немцы дали им хорошую жизнь, ликвидировали колхозы, разделили землю, но ни слова не упоминается в газетах о том, что за 2 года не завезено в Белоруссию и двух вагонов промтоваров и товаров первой необходимости.

Такой продукт, как соль, местное население и партизанские отряды вынуждены употреблять в пищу вываренный раствор из одного искусственного удобрения".

Кстати сказать, нет никаких оснований считать, что сам Лаврентий Павлович был антисемитом. К послевоенной кампании по борьбе с космополитизмом он не имел никакого отношения. Наоборот, вдохновителем этой кампании был Жданов, главный соперник Берии в борьбе за близость к Сталину. Также Лаврентий Павлович не был причастен к фабрикации дел "Еврейского антифашистского комитета" и "дела врачей", имевших явный антисемитский подтекст. Напротив, сразу после смерти Сталина он выступил инициатором реабилитации арестованных по делу врачей и предлагал реабилитировать уже осужденных и в большинстве расстрелянных членов ЕАК, но не успел довести это дело до конца из-за своего ареста.

Интересно, что самого Берию нередко считали евреем. Началось это еще во время войны в антисемитских брошюрах, издаваемых немцами на оккупированных советских территориях. Так, в претендующем на научность труде В. Лужского "Еврейский вопрос", изданном в Смоленске в 1943 году, утверждалось: "Антисемитизм, т. е. ненависть к еврейству, противоядие против разлагающего влияния еврейства, живет инстинктивно в каждой здоровой арийской нации. Антисемитизм — явление не книжное, а глубоко народное: это самооборона народного духа против еврейского засилья.

Сами евреи, и только они, повинны в том, что ариец питает к ним ненависть и презрение. Основной чертой каждого еврея, будь то капиталист, или мелкий торгаш, или служащий, является то, что он считает себя принадлежащим к избранному племени, а всех остальных людей — отбросами, "гоями" (иноверцами), обязанными ему повиноваться. Недаром еврейский ученый Иегуда Галеви сказал: "Израиль — сердце народов". В душе евреев живет уверенность, что настанет время, когда евреи достигнут мирового господства, скуют "гоев" одной цепью и заставят их работать на себя.

Беспощадность, с которой за счет прочего населения евреи выдвигают вперед своих соплеменников и проводят их к власти — это также одна из причин того, что врожденный, но не всегда осознаваемый инстинкт самосохранения арийского населения против еврейства вырастает в сознательный антисемитизм.

Еврей не любит заниматься производительным трудом. Ему свойственно стремление к паразитическому существованию за счет других народов. Из среды евреев выходят самые жестокие эксплуататоры. Очень редко можно встретить еврея-землепашца, еврея углекопа, еврея-столяра: физический труд евреи оставляют для "гоев". Сами они занимаются исключительно торгашескими и спекулятивными махинациями. В советской России евреи устроились на самых лучших, "тепленьких" местечках — в Москве и других городах, вытеснив русских людей".

Главным "демоном" России Лужский, вслед за нацистской пропагандой, представлял Лазаря Кагановича, даже принижая для этой цели роль Сталина: "Евреев в населении СССР — 1,7 процента, в партии (по переписи партии 1922 года) — 5,2 процента, в ЦК — 25,7, в Политбюро в целом в эпоху Ленина — 36,8 процента, к концу эпохи Ленина — 42,9 процента… Группа Кагановича захватила все руководящие посты в партии и прежде всего Политбюро, Оргбюро и генеральный секретариат партии, а также все важнейшие посты в Центральном Комитете партии… Сталин с его грубой энергией, беспощадной жестокостью и хитростью, с его примитивным духовным уровнем является наиболее подходящим человеком для поста "верховного вождя" и "отца народов" СССР. Его умственный горизонт ограничен, тем сильнее его выносливость и упорство. Ленин ценил твердость и практический ум Сталина и одновременно предостерегал от этого человека, который будет злоупотреблять властью. "Сей повар будет готовить весьма острые блюда", — писал Ленин в своем "Завещании"…

Каганович — типичный интриган и закулисных дел мастер. Наряду с его организаторскими талантами нужно отметить его необыкновенную хитрость, ловкость, большую работоспособность, хорошую память. Он, несомненно, умнее Сталина. Если грубый грузин — сердце клики Кагановича, то сам Каганович — ее мозг…

Каганович, как вождь победившей группы, беспощадно уничтожал тех своих соотечественников, которые не захотели отказаться от безуспешной, а потому вредной для всего советского еврейства троцкистской оппозиции…"

Здесь Лужский сознательно передергивает. Действительно, в первые послереволюционные годы в составе большевистской партии был повышенный процент евреев, а также поляков, — народов, наиболее сильно притесняемых царизмом, а потому особенно охотно вступавших в ряды революционных организаций. Однако с разгромом троцкистско-зиновьевской оппозиции и последующим оттеснением от власти и уничтожением большинства старых большевиков доля евреев в руководстве партии и страны резко упала. Это хорошо видно на примере высшего начальствующего состава НКВД. Если в 1934 году 31,25 процента высокопоставленных чекистов составляли евреи, а 4,17 процента — поляки, то к 1941 году поляков среди них не осталось, а доля евреев упала до 5,5 процентов. Зато возросла доля грузин — с 3,13 до 6,59 процентов, что было связано с приходом в НКВД Берии. На руководящих постах из евреев остался только Лазарь Каганович, да еще Лев Мехлис. Лужский также приписывал большую роль брату Лазаря Михаилу Моисеевичу Кагановичу, наркому авиационной промышленности, не зная, что еще 1 июля 1941 года тот застрелился после того, как был обвинен в участии в "право-фашистском заговоре" (так называли дело авиационных генералов, о котором шла речь выше).

В брошюре Лужского особый упор делался на "засилье" евреев в советских карательных органах: "В 1934 году старый чекист еврей Гершель Ягода становится во главе ГПУ. Его ближайшие помощники евреи: Агранов-Сорензон, Гай, Слуцкий, Шанин, Бельский, Могильский, Берман, Флирин и др. (ни один из них, кроме мифического Могильского, не пережил "ежовщины"; Шанин же, кстати сказать, был не евреем, а русским) ГПУ получает в рамках пятилетнего плана еще одну задачу: провести ряд строительных работ — каналов, автострад, железных дорог, имеющих большое стратегическое значение.

Строительство каналов: Беломорского, Москва — Волга и других сооружений, где использовался труд миллионов заключенных, повлекло яза собой колоссальные жертвы (от холода, голода к истощения) среди рабочих, а их еврейские руководители (Берман, Коган, Фирин) получили за такое смертоубийственное строительство ордена.

В сентябре 1936 года кончилась эра всемогущего Ягоды, запутавшегося в закулисной борьбе. Сменил его Ежов (русский, женат на еврейке), один из раболепствующих карьеристов клики Кагановича, вскоре сам впавший в немилость. В настоящее время НКВД находится в руках кавказского еврея Берия, сохранившего все традиции этого органа еврейско-большевистского террора, вплоть до "евреизации" его аппарата.

Не миновала тяжелая рука клики Кагановича и сельское хозяйство. Эпоха Сталина — Кагановича принесла с собой принудительную коллективизацию, т. е. уничтожение хозяйственной самостоятельности и собственности крестьян. Эта борьба против единоличного хозяйства русских крестьян с самого начала велась евреями. По приказу Лазаря Кагановича евреи Ягода и Бауман (секретарь ЦК по сельскому хозяйству в 1929–1934 годах, по национальности немец.) приступают к ликвидации лучших представителей крестьянства путем невероятных налогов, ссылки, заключения в тюрьму и расстрелов. Крестьянство с неслыханным мужеством боролось за свою землю и имущество.

В 1932- 33 году, опять-таки под руководством Лазаря Кагановича и при участии евреев Криницкого (руководителя Центрального управления МТС) и Яковлева-Эпштейна (тогдашнего наркома земледелия), открывается новый поход на крестьян. При МТС вводятся политотделы, в задачу которых входит неукоснительное проведение в жизнь всех сельскохозяйственных мероприятий еврейского правительства.

Результаты коллективизации известны. Она привела к падению сельского хозяйства и ужасному голоду в деревне в 1933 году, жертвой которого стали многие миллионы крестьян…

Нет никакого сомнения в том, что советское еврейство держит в своих цепких руках и печать. Евреи-редакторы, журналисты, критики заполнили редакции советских газет, журналов, агентств (ТАСС), отделы печати и издательства. Не всегда можно определить степень еврейского засилья в прессе, так как в советской прессе широко распространен метод псевдонимов. Старая конспиративная привычка дореволюционных большевиков иметь по несколько фамилий или прозвищ объединилась с еврейским стремлением к анонимности. Мало кто знает, например, что под русской фамилией Кольцов скрывается еврей Фридлянд, один из известных советских журналистов (благополучно расстрелянный в 1940 году.), под Бородиным — еврей Мандельштам (на самом деле — еврей Грузенберг, один из руководителей Совинформбюро, разделивший судьбу Кольцова уже после войны.) и т. д.

Не менее успешны для евреев их "завоевания" в области культурной жизни и искусства Советского Союза. Евреи Бродский и Кацман увековечивают на полотне лики еврейско-большевистских сановников, еврей-архитектор Иофан воздвигает Дворец Советов — символ еврейско-большевистского режима (так и не построенный из-за войны.), Гольдштейн, Ойстрах и другие виртуозы представляют музыкальное искусство в Советском Союзе.

В области науки влияние еврейства оказывается также весьма губительным… Во главе пресловутого союза воинствующих безбожников стоит еврей Ярославский-Губельман…

Общеизвестно, каким преследованиям большевики подвергли русскую церковь. За время господства еврейского большевизма "ликвидировано" свыше 40 000 священников, разрушено и разорено свыше 14 000 церквей… Из 900 монастырей старой России лишь один еще функционирует. В то время как православные церкви в СССР закрыты или превращены в антирелигиозные музеи, клубы, гаражи и т. д., евреи в своих синагогах беспрепятственно совершают служение своему Богу. Может ли быть более убедительное доказательство еврейского господства в церковно-религиозной жизни в СССР?"

Лужский убеждал своих читателей, что "после крушения либеральных иллюзий основным еврейским орудием для завоевания мирового господства остался большевизм. То, что не удалось с помощью финансового капитала и Лиги наций, должно было удастся с помощью большевизма и войны. В сентябре 1939 года мировое иудейство попыталось приступить к исполнению своего чудовищного плана и объявило национал-социалистической Германии, а в ее лице и всем молодым свободным народам Европы, войну. Однако железная рука вождя германского народа остановила иудейский меч, занесенный над народами Европы.

Сейчас на огромном протяжении Восточного фронта происходит гигантская борьба за светлое будущее человечества. В битвах, разыгравшихся на Восточном фронте, льется кровь германского солдата, сражающегося за освобождение Родины, а с нею и всей Европы, от страшного призрака еврейского коммунизма. В этих битвах льется кровь и обманутого русского солдата, не ведающего, что он творит, защищая клику Сталина — Кагановича. Борьба идет за сокрушение сильнейшего опорного пункта мирового еврейства. Вопрос может быть решен только — или-или. Или мировое еврейство, выиграв битву, захватит мир в свои руки и превратит цветущие города и села Европы в кладбище и в сады пыток, или восторжествует правда и народы новой освобожденной от еврейского ига Европы объединятся в дружную семью для построения на земле истинно социалистического общества.

Мы видим, что Провидение даст силы германскому народу в содружестве со всеми народами Европы уничтожить навсегда на земле кровавый еврейский кошмар и освободить мир от власти "золотого тельца", провозгласив единственной ценностью человечества — труд"

Сталин, в отличие от Берии, вряд ли читал опус Лужского, но еще во время войны начал действовать по нехитрым рецептам этой брошюры. В 1942 году озаботился национальным составом деятелей искусства и заменил руководство Московской и Ленинградской консерваторий и Большого театра на представителей "коренной национальности". А после 1945 года разобрался с сомнительными по пятому пункту руководителями средств массовой информации, учеными и театральными критиками, утвердив "русский приоритет" во всех отраслях знания. Евреям же отныне был закрыт путь в номенклатуру.

В годы войны Берия трижды выезжал на фронт. Два раза — в августе-сентябре 1942 года и в марте 1943 года на Кавказ в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования. Третий раз ему довелось сопровождать Сталина во время поездки в район Ржева на Калининский фронт в августе 1943-гос В качестве полководца Лаврентию Павловичу пришлось действовать лишь один раз в своей жизни — осенью 42-го на Кавказе. О том, сколь успешны были его действия, существовали диаметрально противоположные мнения, причем рубежом между ними закономерно стал день ареста Берии. Еще в д1950 году второй секретарь компартии Грузии М.И. Барамиля защитил кандидатскую диссертацию на тему "Выдающаяся роль т. Берии в обороне Кавказа" (издать ее отдельной книгой помешал арест в следующем году по так называемому "мингрельскому делу"). О полководческом искусстве Лаврентия Павловича в битве за Кавказ писал и генерал армии Герой Советского Союза И.И. Масленников, в 1939 году выдвинутый Берией на пост командующего пограничными войсками и заместителя наркома внутренних дел СССР, а в 1942–1943 годах командовавший Северной группой войск Закавказского фронта и Северо-Кавказским фронтом. В 1952 году в августовском номере журнала "Военная мысль" появилась статья Завьялова и Калядина "Битва за Кавказ". По поводу этой статьи Масленников направил специальное письмо начальнику Военно-научного управления Генерального штаба, где отмечал: "На странице 56, характеризуя мероприятия Ставки Верховного Главнокомандования СССР, авторы лишь вскользь и чрезвычайно бегло упоминают об огромной творческой работе и принципиальных политических организационных мероприятиях, которые осуществил товарищ Лаврентий Павлович Берия, создавший коренной перелом, изменивший всю обстановку, несмотря на чрезвычайно трудное положение, сложившееся на кавказских фронтах к августу 1942 года. Подобная характеристика деятельности товарища Л.П. Берия не дает исчерпывающей картины всех мероприятий, которые были проведены под личным и непосредственным руководством товарища Лаврентия Павловича Берия.

Л.П. Берия, владея сталинским стилем руководства, личным примером показал образцы большевистского, государственного, военного, партийно-политического и хозяйственного руководства Закавказским фронтом (август 1942 — январь 1943 гг.), блестяще претворил указание товарища Сталина".

В ходе следствия по уделу Берии военные, вполне естественно, о полководческом таланте поверженного маршала отзывались совершенно иначе. Генералы Генерального штаба Покровский и Платонов написали специальный доклад для следователей "К вопросу о преступной деятельности Берии во время обороны Кавказа". Там, в частности, утверждалось: "Для выполнения задачи обороны в восточной части Кавказского хребта 8 августа была создана Северная группа войск Закавказского фронта, командующим которой, видимо, по настоянию Берии был назначен генерал Масленников, до этого неудачно командовавший армией на Калининском фронте… Генерал Масленников, несомненно, пользуясь покровительством Берии, нередко игнорировал указания командующего фронтом и своими действиями задержал перегруппировку войск".

А генерал-лейтенант С.М. Штеменко, ездивший вместе с Берией на Кавказ во главе оперативной группы офицеров Генштаба, показал: "… В действиях Берии было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону. Прежде всего, Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом из НКВД, которой была поручена оборона перевалов… В эту группу входили люди, мало компетентные в военном деле…

Вторым действием Берии, дезорганизовывавшем оборону Кавказа, была замена ничем не опорочившего себя командующего 46-й армией генерала Сергацкова генералом Леселидзе. Такая ненужная замена командующего в напряженной обстановке никак не могла способствовать упрочению обороны… При пребывании Берии на Кавказе военное командование было фактически отстранено им от руководства. Берия в своей деятельности стремился опираться на сотрудников НКВД, большинство из которых было совершенно некомпетентными в военном деле.

По существу все эти действия Берии, связанные с обороной перевалов Главного Кавказского хребта, как главной задачей в тот период, наносили вред этой обороне и создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье".

Штеменко вторил бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев: "В Закфронт прибыли войска НКВД. Эти войска были на особом учете и в распоряжении Берии. Поэтому они не были использованы для боевых активных действий.

Я поставил перед Ставкой вопрос о передаче в распоряжение командования Закфронта хотя бы части войск НКВД, находившихся на территории Закфронта (15–20 полков). И.В. Сталин одобрил мою мысль, но присутствовавший при этом Берия резко воспротивился этому, допуская грубые выпады в адрес командования фронта. Из 121 тысячи войск НКВД, которые в большинстве своем бездействовали, Берия согласился передать в распоряжение Закфронта всего лишь 5–7 тысяч, и то по настоянию И.В. Сталина".

А ведь Тюленева командующим фронтом назначили по рекомендации Берии! 1 сентября 1942 года Лаврентий Павлович телеграфировал Сталину: "Командующим Закавказским фронтом считаю нужным назначить Тюленева, который, при всех недостатках, более отвечает этому назначению, чем Буденный. Надо отметить, что в связи с его отступлениями авторитет Буденного на Кавказе значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности безусловно провалит дело". Бывшего командарма Первой Конной Берия ставил невысоко, да и на его бывшего подчиненного конармейца Тюленева не возлагал слишком больших надежд. И, кажется, в своей оценке не ошибся.

Штеменко же, описывая позднее в мемуарах свою месячную командировку в Закавказье, хоть ми не упоминает ни соловом Берию (его функции он передает начальнику Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту П.И. Бодину), но и не находит, как будто никаких следов дезорганизации советской обороны. Вот как он описывает в мемуарах предшествовавший командировке вызов к Верховному Главнокомандующему: "Обратите особое внимание на бакинское направление, — сказал Сталин, обращаясь к Бодину… — Этих полковников надо будет взять с собой, когда поедете".

Дальше, по словам Сергея Матвеевича, события развивались следующим образом: "Лишь через несколько дней после вызова в Ставку, а именно 21 августа Бодин объявил мне: "Подготовьтесь, завтра в 4 часа поедете со мной на аэродром. Возьмите шифровальщика и нескольких направленцев"… Утром в назначенное время поехали в машине Бодина на Центральный аэродром. Там нас уже ждал самолет Си-47 Бодину представился командир корабля полковник В.Г. Грачев.

Летели в Тбилиси через Среднюю Азиюв Прямой путь туда был уже перекрыт немцами. В Красноводске приземлились вечером, а когда стемнело, пошли через Каспийское море на Баку, Тбилиси.

В Тбилиси сели почти в полночь и прямо с аэродрома направились в штаб Фронта. Город еще не спал. Многие улицы были ярко освещены и полны людей.

П.И. Бодин немедленно заслушал доклад начальника штаба фронта А.И. Субботина и объяснил, с какими задачами мы прибыли. Их было немало: уточнить на месте обстановку, наметить дополнительные меры по усилению обороны Закавказья и провести их в жизнь, создать резервы из войск, отошедших и отходящих в Закавказье с севера, а также за сечет мобилизации новых контингентов из местного населения и, наконец, ускорить подготовку оборонительных рубежей, прежде всего на бакинском направлении. В заключение Бодин обратился к командующему фронтом: "Известно ли Вам, что союзники пытаются использовать наше тяжелое положение на фронтах и вырвать согласие на ввод английских войск в Закавказье? Этого, конечно, допустить нельзя. Государственный Комитет Обороны считает защиту Закавказья важнейшей государственной задачей, и мы обязаны принять все меры, чтобы отразить натиск врага, обескровить его, а затем и разгромить. Надежды Гитлера и вожделения союзников надо похоронить…".

С чего это вдруг начальник Оперативного управления Генштаба начинает говорить от имени ГКО? И почему генерал-лейтенант, ничуть не смущаясь, делает выговор командующему фронтом маршалу Буденному? Да потому, что этот монолог в действительности произнес не Бодин, а Берия, в этом у меня нет никаких сомнений; генеральный комиссар госбезопасности мог не то что выговор маршалу закатить, а при необходимости стереть его в лагерную пыль.

Штеменко продолжает: "Практически наша деятельность здесь началась с того, что уже 24 августа в Закавказье было введено военное положение. Все войска, организованно отходившие с севера, сажались в оборону на Тереке, в предгорьях Кавказского хребта, на туапсинское и новороссийское направления. А те части и соединения, которые оказались обескровленными в предшествовавших боях, утеряли органы управления или вооружение, отводились в тыл. На главном бакинском направлении 28 августа стала формироваться 58-я армия. В районе Кизляра сосредоточивался сводный кавалерийский корпус.

После того как мы тщательно разобрались с обстановкой, было решено создать оборонительные районы оперативно важных центров. Всего таких районов насчитывалось три: Бакинский особый, Грозненский и Владикавказский. Начальники их получили права заместителей командующих армий, оборонявших подступы к этим районам.

На оборону Военно-Грузинской дороги целиком была поставлена стрелковая дивизия. Главные силы ее запирали вход в районе Орджоникидзе. Туда же перебрасывалась еще одна дивизия из Гори.

Много хлопот доставило бакинское направление. При выезде на место мы установили, что строительство оборонительных рубежей идет там очень медленно. Сил для этого явно не хватало. 16 сентября Государственный Комитет Обороны по представлению военных (точнее — Берии.) принял специальное постановление о мобилизации на оборонительное строительство в районах Махачкалы, Дербента и Баку по 90 тысяч местных жителей ежедневно. После этого дело пошло полным ходом. Днем и ночью строились окопы, противотанковые рвы, устанавливались надолбы. Помимо того, 29 сентября Ставка приказала осуществить здесь еще ряд мер по упрочению обороны и направила сюда целевым назначением 100 танков…

Не менее тревожная обстановка сложилась на Таманском полуострове и в Новороссийске… 1 сентября на базе Северо-Кавказского фронта там была создана Черноморская группа войск, подчиненная Закавказскому фронту. Через несколько дней в командование этой группой вступил генерал-лейтенант И.Е. Петров. Командующий 47-й армии и всем Новороссийским оборонительным районом Военный совет фронта предложил назначить генерал-майора А.А. Гречко (обоснованным считает замену прежнего командующего 47-й армией и член Военного Совета Закавказского фронта Л.Мы Каганович, утверждавший, что "в верхушке 47-й армии не было духа уверенности".), а руководителем обороны самого города Новороссийска — контр-адмирала С.Г. Горшкова (фактически эти кандидатуры выбрал Берия.). Это предложение Ставка утвердила. Результаты сказались немедленно. 10 сентября советские войска остановили врага в восточной части Новороссийска между цементными заводами и заставили его перейти к обороне.

Главный Кавказский хребет не входил в зону действий ни Черноморской, ни Северной групп. Оборонявшая его 46-я армия по идее должна была находиться в непосредственном подчинении командования фронта. Но потом при штабе фронта появился особый орган, именовавшийся "штабом войск обороны Кавказского хребта". Возглавлял его генерал Г.Л. Петров из НКВД. Надо прямо сказать, что это была совершенно ненужная, промежуточная Инстанция. Фактически этот штаб подменял управление 46-й армии.

С обороной гор дело явно не клеилось. Командование фронта слишком преувеличивало их недоступность, за что уже 15 августа поплатилось Клухорским перевалом. Вот-вот мог быть взят и Марухский перевал, вследствие чего создалась бы угроза выхода немцев на юг, к Черному морю. Допущенные оплошности исправлялись в самом спешном порядке. Срочно формировались и направлялись на защиту перевалов отряды из альпинистов и жителей высокогорных районов, в частности сванов. Туда же, на перевалы, подтягивались дополнительные силы низ кадровых войск. В районе Красной Поляны и к востоку от нее занял оборону крупный отряд полковника Пияшева, преградив противнику путь к морю. В горы выдвигались также вооруженные рабочие отряды. Против врага поднялась вся многонациональная семья народов Кавказа. На боевых рубежах и в тылу противника шла гибельная для непрошеных гостей борьба".

Отмечу, что все мероприятия по обороне Закавказья, принятые во время пребывания там Берии, Штеменко, очень квалифицированный генштабист и сорок пять лет спустя считал правильными. Сергею Матвеевичу не понравилось только создание штаба генерала НКВД Г.Л. Петрова (здесь сыграло роль соперничество двух ведомств). И назначение генерала К.Н. Леселидзе Штеменко не считал ошибкой. Может, потому и назвал его фамилию следователям, что Константин Николаевич умер в 44-м, и ничем повредить ему Штеменко не мог. Также и заменить в мемуарах Берию на П.И. Бодина было совершенно безопасно. Павел Иванович, оставленный начальником штаба Закавказского фронта, 1 ноября 1942 года вместе с группой офицеров попал под бомбежку в районе Орджоникидзе и на следующий день умер от полученных ран (во время той бомбежки был тяжело ранен и член Военного Совета фронта Л.М. Каганович). А ведь Штеменко имел возможность свалить все ошибки и неудачи на Берию. Поминал же Лаврентия Павловича в мемуарах маршал Жуков, разумеется, только в черных красках. Сергей Матвеевич, однако, предпочел бывшего шефа НКВД по имени не называть, но зато некоторыми деталями ясно показал посвященным, кто же в действительности летал вмести с ним на Кавказ. Потому что люди осведомленные знали, например, что полковник В.Г. Грачев был личным пилотом Берии.

Выходит, лукавил Штеменко перед следователями в 53-м, когда клеймил "врага народа" Берию за предательскую роль в обороне Кавказа. Наверняка опасался, что могут обвинить в близости юс Лаврентием Павловичем и притянуть к его делу. Ведь многие военачальники, быть может, не без оснований считали Сергея Матвеевича "человеком Берии". Вот и бывший начальник Генштаба маршал А.М. Василевский в 1976 году так характеризовал Штеменко в беседе с Константином Симоновым: "Это человек в военном отношении образованный, очень работоспособный, и не только работоспособный, но и способный, энергичный, с волевыми качествами… Когда Сталин послал на Кавказ Берию тс поручением спасти там положение после поражения Южного фронта, Берия просил рекомендовать, кого из работников Генерального штаба ему взять с собой, и мы ему порекомендовали Штеменко как молодого и способного штабного работника, он взял его с собой, и несколько месяцев Штеменко был с ним. Это, к сожалению, многое плотом определило и в его судьбе, и в его поведении". В июне 1952 года Штеменко был снят с поста начальника Генштаба и назначен заместителем командующего Приволжским военным округом во многом из-за близости с Берией. Сталин опасался усиления влияния "лубянского маршала" среди военных. Вместе с тем столь сильное понижение в военной иерархии не помешало избранию Сергея Матвеевича через несколько месяцев на XIX съезде партии кандидатом в члены ЦК КПСС. Поэтому нельзя расценивать устранение Штеменко, к которому Сталин, очевидно, сохранил доверие, как подготовку к устранению Берии с политической арены. Иосиф Виссарионович не хотел давать Лаврентию Павловичу слишком много власти, однако отнюдь не спешил отправить его в небытие.

Но вернемся к битве за Кавказ и посмотрим, как запомнилась поездка отца на фронт Серго Берии, который сам летел с ним в качестве радиста (возможно, он и был тем шифровальщиком, о котором пишет Штеменко): "Ярче всего отложилась в моей памяти оборона Кавказа… Мой отец был направлен туда как представитель Ставки, а я попал на Северный Кавказ с группой офицеров Генерального штаба, оказавшись в непосредственном подчинении Сергея Матвеевича Штеменко… как начальник радиостанции…

Из Москвы мы вылетали на самолете отца. Штеменко, он тогда еще был полковником, генерал-лейтенант Бодин, еще несколько офицеров…

Еще в Москве, за несколько часов до отлета отец приказал собрать с разных фронтов военнослужащих грузинской национальности… — средний командный состав. Скажем, командиров полков. Эти люди, считал отец, со своим боевым опытом, прекрасным знанием местных условий при формировании частей, которые должны были оборонять Кавказ, были просто незаменимы… Даже с нами уже летело несколько таких офицеров…

Летели через Баку. И здесь не обошлось без неприятностей. Самолет загорелся, и лишь мастерство полковника Грачева, личного пилота отца, позволило сбить пламя в воздухе. Ночью мы благополучно приземлились в Тбилиси… Не теряя времени, наша группа отправилась в Моздок, на подступах к которому уже шли бои.

Там отца уже ждал генерал-полковник Масленников, начальник погранвойск, заместитель наркома внутренних дел. По приказу отца незадолго до этого его вместе с несколькими пограничными частями перебросили по воздуху в этот район, где пограничники, не имея ни танков, ни противотанковой артиллерии, должны были встать на пути танковой армии Клейста…

Еще в Москве отец договорился со Сталиным, что части, которые в свое время были направлены в Иран… будут возвращены в Союз и использованы для обороны Кавказа. Отдельные противотанковые мобильные соединения из состава "иранских" частей должны были прибыть на место дней через десять, но это время надо было продержаться. Сил же для настоящей обороны… было явно мало.

Первоочередной задачей отец считал закрытие перевалов. Их сразу же перекрыли пограничные части и горнострелковая дивизия…

Все эти две недели, пока немцы не были остановлены и обстановка не стабилизировалась, отец находился там. И лишь когда убедился, что оборона надежна, уехал в Новороссийск…

Еще более тревожная ситуация сложилась на Южном фронте. Штаб фронта полностью утратил управление войсками и был деморализован. По согласованию со Ставкой и ГКО отец тут же освободил от должности командующего фронтом Семена Буденного…

Я видел Буденного, находящегося, как мне показалось, в состоянии прострации. Когда отец приехал к нему, тот начал убеждать: "Незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить!" Отец, хотя и знал, что как военачальник представлял собой маршал Буденный, был поражен. Командующий фронтом не мог внятно объяснить, где какие части находятся, кто ими командует. Когда он докладывал отцу об обстановке, тот сразу понял, что больше говорить не о чем. Прервав разговор, отец начал вызывать к себе командиров всех рангов и выяснять, что же там происходит в действительности.

На моих глазах делали карту боевых действий, а маршал Буденный сидел в сторонке с отсутствующим взглядом. Мне показалось, что он вообще толком не понимает, о чем идет речь…

Командующими армий тогда же отец назначил двух молодых командиров. Оба, насколько я тогда понял, произвели на него хорошее впечатление своей компетентностью и решительностью. Речь — о Константине Николаевиче Леселидзе (командующем 46-й армии.)… и о втором выдвиженце отца, Андрее Антоновиче Гречко (командующем 47-й армии, а в середине октября возглавившем под Новороссийском 18-ю армию, где начальником политотдела был будущий генеральный секретарь Л.И. Брежнев)…

В районе Новороссийска, а бои шли в самом городе, мы пробыли неделю… Отец использовал это время с максимальной отдачей. Помню один разговор, состоявшийся у него в штабе Южного фронта (вероятно, в действительности — Черноморской группы войск Закавказского фронта.) сразу же по приезде. Отец поинтересовался соотношением сил воюющих сторон. Тут и выяснилось, что бойцов вполне достаточно, но… во втором эшелоне. Просочились, доложили, из первого. Что ж, на войне всякое бывает, но где же командиры? Словом, кое-кому досталось, но порядок навели».

В целом рассказ Серго Лаврентьевича не противоречит свидетельству Штеменко. То, что предшественники Берии, что называется, «проспали» перевалы, признает в своих мемуарах и Иван Владимирович Тюленев: «Анализируя сейчас причины захвата врагом этих важных перевалов, следует сказать, что в этом была немалая доля вины командования и штаба Закавказского фронта, опрометчиво решивших, что перевалы сами по себе недоступны для противника. Некоторые из нас считали главной задачей войск фронта оборону Черноморского побережья, где были развернуты основные силы 46-й армии. А она, в свою очередь, неправильно организовала оборону перевалов и попросту "проспала" их. Врага нужно было встретить на склонах гор, а не ждать, пока он поднимется». Сам Тюленев был хорошо знаком Берии, поскольку командовал Закавказским округом в 1938 году, сменив Егорова, как раз в то время, когда Лаврентий Павлович был первым секретарем компартии Грузии. Становится также понятным назначение Леселидзе — Берия при обороне Кавказа собирался опереться прежде всего на грузин, потому и подбирал кадры грузинских офицеров, которыми должен был командовать грузинский генерал. Тут было не только вполне понятное национальное чувство Лаврентия Павловича, но и трезвый расчет. Многолетний опыт работы в Закавказье убедил Берию, что относительно более лояльны Советской власти из местных народов именно грузины. Сталин делал соотечественникам определенные послабления — меньше забирал из Грузии производимой продукции, больше давал поставок из централизованных фондов. В результате уровень жизни здесь был повыше, чем в Азербайджане и Армении, не говоря уж о горских республиках Северного Кавказа. К тому же немало грузин гордилось, что их земляк стал главой бывшей Российской империи. Поэтому и дезертиров в грузинских частях было меньше, чем в армянских и азербайджанских. Как раз накануне командировки Берии на Кавказ, 20 августа, Сталин отдал директиву командованию Закавказскому фронту, потребовав изъять из 61-й стрелковой дивизии и направить, как неблагонадежных, в запасные части 3767 армян, 2721 азербайджанца и 740 представителей «дагестанских народностей».

Когда знакомишься с материалами, связанными с пребыванием Берии на фронте, обращаешь внимания, что даже во время более чем пристрастного следствия 1953 года ему не смогли вменить каких-либо бессудных расстрелов или иных незаконных репрессий. Хотя тогда уже действовал грозный сталинский приказ № 227, Лаврентий Павлович предпочитал не расстреливать бойцов и командиров, а наводить порядок более цивилизованными методами Он старался расставить подходящих людей в качестве начальников, организовать меры по укреплению обороны. И нет никаких свидетельств, что Берия практиковал мордобой, чем грешили очень многие советские генералы и маршалы.

Что же касается обвинений, будто Берия с вредительскими намерениями не давал на фронт находившиеся в его ведении дивизии НКВД, то на процессе в декабре 53-го сам Лаврентий Павлович (или человек, на него похожий) так ответил на вопрос председательствующего маршала И.С. Конева: «Почему вы, имея в своем распоряжении более 120 тысяч человек войск НКВД, не дали их использовать для обороны Кавказа?» — «Я утверждаю, что недостатка в войсках там не было. Перевалы были закрыты. Я считаю, что мы провели большую работу по организации обороны Кавказа. Я раньше не говорил, почему я хне давал войск НКВД для обороны Кавказа. Дело в том, что предполагалось выселение чеченцев и ингушей».

Что ж, здесь с резонами Берии нельзя не согласиться. Красная Армия и без НКВД имела на Кавказе войск с избытком, только вот войска все норовили, не ввязываясь в бои, поскорее отойти во второй эшелону Дивизии же НКВД не были обучены боевым действиям на фронте против регулярной неприятельской армии. О планировавшейся же высылке северокавказских народностей Берия, конечно же, не мог ничего сказать командующему Закавказским фронтом Тюленеву, поскольку эта операция готовилась в большой тайне. Да и без подготовки к депортации (отложенной, в конце концов, на 44-й год) войскам НКВД дел на Кавказе хватало. Приходилось бороться с партизанскими отрядами ингушей и чеченцев, а также других местных народов, не прекращавших свои вылазки все годы Советской власти и видевших в немцах своих освободителей не только от Сталина, но и от Российской империи. В программных документах Особой партии кавказских борцов, объединявшей 11 народов Кавказа, но действовавшей преимущественно в Чечено-Ингушетии, ставилась цель борьбы «с большевистским варварством и русским деспотизмом», выдвигался лозунг «Кавказ — кавказцам!» (что предусматривало выселение русских и евреев) ей ставилась задача «обеспечить полную дезорганизацию тыла, остатков советской военщины на Кавказе, ускорение гибели большевизма на Кавказе и действовать во имя поражения России в войне с Германией», а впоследствии «создать на Кавказе свободную братскую Федеративную республику — государство братских народов Кавказа по мандату Германской империи». Еще в самом начале войны, 8 июля 1941 года Берия санкционировал войсковую операцию «для ликвидации чеченских банд», укрывшихся в Хильдихароевском и Майстинском ущельях Грузии, силами 6 полков внутренних войск, подкрепленных несколькими отрядами НКВД. Особенно усилилось повстанческое движение летом 42-го, с приближением к Главному Кавказскому хребту немецких войск. В дни пребывания Берии на Кавказе, в конце августа, чеченские отряды ликвидировали колхозы и советские органы в ряде селений в горной Чечне и вступали в бой с расположенными в райцентрах войсковыми гарнизонами. В конце сентября — начале октября вспыхнуло крупное восстание в Веденском и Чеберлоевском районах, в подготовке которого участвовали немецкие парашютисты. Всего на территории Чечено-Ингушской республики действовало до 25 тысяч повстанцев. Кстати, боролся с повстанцами нарком внутренних дел Чечено-Ингушетии капитан госбезопасности С.И. Албогачиев, как кажется, тот самый, что безуспешно пытался выбить признание у М.С. Кедрова в августе 39-го. В сентябре 43-го Албогачиева заподозрили в связях с руководителем повстанцев и создателем Особой партии кавказских братьев Хасаном Исраиловым (Терлоевым), между прочим, выпускником Коммунистического Университета трудящихся Востока, и отозвали в резерв. Албагочиев обратился к Сталину с письмом, где просил «использовать меня на самом остром участке, где работа была бы видна народному комиссару» (т. е. Берии). Письмо было направлено Лаврентию Павловичу со сталинской визой. Мы не знаем, как дальше был использован по службе Албагочиев и как отнесся он к последующей депортации своих земляков, но, похоже, его не репрессировали.

Против Советской власти боролись также карачаевцы и балкарцы, да и в Дагестане было неспокойно. В этих условиях Берия опасался отправлять части НКВД на фронт, не без оснований полагая, что тогда Северный Кавказ затопит волна восстаний. Единственный путь ликвидации повстанческого движения Берия видел в немедленной депортации чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев, иначе немцы, если бы им удалось прорваться через Главный Кавказский хребет, получили бы пополнение в десятки тысяч бойцов — убежденных противников Советской власти. Однако окружение германской группировки в Сталинграде в конце ноября 42-го резко изменило общую стратегическую обстановку в пользу Советского Союза, в том числе и на Кавказе, что позволило с депортацией повременить.

А как оценивались события на Кавказском театре военных действий с немецкой стороны в конце августа и сентябре 1942 года, когда там находился Берия? В дневнике начальника Генерального штаба германских сухопутных сил генерал-полковника Франца Гальдера на фронте группы армий «А», действовавшей на Кавказе, в этот период отмечаются в основном лишь «местные успехи». Единственным крупным достижением вермахта стало занятие Новороссийска. Немецкие войска ворвались в город 6 сентября, а к 10-му числу фронт стабилизировался на восточной окраине города в районе цементного завода «Октябрь». Однако советские войска держали под обстрелом город и Цемесскую бухту, что так и не позволило немцам пользоваться Новороссийским портом. Падение же Новороссийска было предопределено еще до прибытия Берии. С Керченского полуострова над городом нависала мощная германо-румынская группировка в 4 дивизии с достаточным количеством высадочных средств. Двигавшиеся от Ростова немецкие войска еще 16–18 августа вышли к Темрюку и станции Крымской, на 23 Августа взяли Темрюк. Падение Новороссийска было предопределено, но главной стратегической цели — прорваться в Закавказье немцы достичь так и не смогли. Как раз 9 сентября Гитлер уволил в отставку командующего группой армий «А» фельдмаршала Вильгельма Листа и принял решение в ближайшее время заменить начальника Генштаба Гальдера. Это было связано в первую очередь с остановкой наступления на Кавказ.

Справедливости ради подчеркну, что миссия Берии по стабилизации фронта облегчалась тем, что у немцев уже не оставалось сил для продолжения наступления к бакинской нефти, поскольку все больше войск поглощал Сталинград… Фельдмаршал Лист еще в середине августа докладывал Гитлеру, что «не может с имеющимися у него силами и при столь растянутых коммуникациях достичь поставленной ему Верховным Командованием оперативной цели» — захвата нефтеносных районов. Но, во всяком случае, со своей задачей Лаврентий Павлович справился и к Баку немцев не пропустил.

Только в 1944 году Берии пришлось заниматься давно задуманной депортацией северокавказских народностей. За эту полицейскую операцию он был удостоен полководческого ордена Суворова 1-й степени. Итог для «репрессированных народов» был трагичен. Тогда было выселено около 873 тысяч карачаевцев, калмыков, чеченцев, ингушей, крымских татар, а также греков, болгар и армян Крыма. Всего же, включая первые послевоенные годы, было репрессировано 62 нации и народности. Из них к октябрю 45-го в местах ссылки в Казахстане и Средней Азии в живых осталось только 741,5 тысяч человек. Не меньшие жертвы понесли и сотни тысяч немцев Поволжья, Украины и Крыма, депортация которых была осуществлена еще в 41-м году. Всего с начала 1945 и до конца 1950 года в местах спецпоселений умерло 288 тысяч человек, а родилось только 197 тысяч. Надо также учесть, что десятки, если не сотни тысяч спецпоселенцев умерли в 1941–1944 годах. Всего в стране к октябрю 1948 года было перемещено в спецпоселения 2247 тысяч человек, в том числе 1013 тысяч немцев, 364 тысяч чеченцев и ингушей, 57 тысяч карачаевцев, 32 тысяч балкарцев, 75 тысяч калмыков, 185 тысяч татар, болгар, греков и армян, выселенных из Крыма, 81 тысяч турок-месхитинцев, курдов и хемшинов (армян-мусульман), выселенных из Грузии, 97 тысяч так называемых «оуновцев» (жителей Западной Украины), 47,5 тысяч литовцев и 135 тысяч «власовцев». В 1949 году к ним добавился поток спецпереселенцев из Прибалтики, Западной Украины и Прибалтики, но этими депортациями Берия уже непосредственно не занимался.

Об операции по переселению чеченцев и ингушей Берия докладывал Сталину, что в ней участвовало 19 тысяч оперативных работников НКВД-НКГБ и «СМЕРШ» и около 100 тысяч солдат и офицеров войск НКВД, «стянутых с различных областей». Вот откуда, вероятно, взялись цифры в 120 тысяч военнослужащих в дивизиях НКВД на Кавказе в 42-м году, фигурировавшие во время суда над Берией. Между тем, Тюленев, как мы помним, говорил лишь о 15–20 полках войск НКВД, в которых, даже с учетом других отдельных частей, вряд ли насчитывалось более 40–50 тыс. бойцов и командиров.

Операция по депортации была проведена Лаврентием Павловичем по-чекистски грамотной. Накануне ее начала он сообщил Сталину основные идеи своего плана: «Было доложено председателю СНК Чечено-Ингушской АССР Моллаеву о решении правительства о выселении чеченцев и ингушей и о мотивах, которые легли в основу этого решения. Моллаев после моего сообщения прослезился, но взял себя в руки и обещал выполнить все задания, которые ему будут даны в связи с выселением. Затем в Грозном вместе с ним были намечены и созваны 9 руководящих работников из чеченцев и ингушей, которым и было объявлено о ходе выселения чеченцев и ингушей и причинах выселения. 40 республиканских партийных и советских работников из чеченцев и ингушей нами прикреплены к 24 районам с задачей подобрать из местного актива по каждому населенному пункту 2–3 человека для агитации. Была проведена беседа с наиболее влиятельными в Чечено-Ингушетии высшими духовными лицами Б. Арсановым, А… Г. Яндаровтым и А. Гайсумовым, они призывались оказать помощь через Уилл и других местных авторитетов.

Выселение начинается с рассвета 23 февраля с. г., предполагалось оцепить районы, чтобы воспрепятствовать выходу населения за территорию населенных пунктов. Население будет приглашено на сход, часть схода будет отпущена для сбора вещей, а остальная часть будет разоружена и доставлена к местам погрузки».

На следующий день нарком внутренних дел с удовлетворением доложил Верховному Главнокомандующему, что «выселение проходит нормально. Заслуживающих внимания происшествий нет. Имели место 6 случаев попытки к сопротивлению со стороны отдельных лиц, которые пресечены арестом или применением оружия. Из намеченных к изъятию в связи с операцией арестовано 842 человека».

Выполнив незавидную роль козлов-провокаторов, ведущие стадо на бойню, религиозные авторитеты и представители партийно-советского актива разделили участь соплеменников, только неделей позже 1 марта Берия доносил Сталину: «Сегодня отправлен эшелон с бывшими руководящими работниками и религиозными авторитетами Чечено-Ингушетии, которые использовались при операции».

Во время депортации войска совершали страшные преступления, но о них Берия предпочитал не докладывать Верховному. Так, 27 февраля 1944 года были заживо сожжены 700 жителей селения Хайбах Шатойского района — женщин, стариков и детей. Сожгли их в конюшне колхоза имени Берии Руководил акцией комиссар госбезопасности 3-го ранга Михаил Максимович Гвишиани, свекор будущего председателя Совета Министров СССР А… Н. Косыгин. Михаил Максимович отделался тем, что в 1954 году был лишен звания генерал-лейтенанта «как дискредитировавший себя за время работы в органах». А в 44-м он рапортовал Берии, личной охраной которого когда-то руководил: «Только для ваших глаз. Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции "Горы" вынужден был ликвидировать более 70т0 жителей в местечке Хайбах». Лаврентий Павлович действия подчиненного одобрил о осчастливил его радостной вестью: «За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах вы представлены к правительственной награде с повышением в звание. Поздравляю». Нынешние российские солдаты и офицеры, осуществляющие геноцид чеченцев в ходе Второй чеченской войны, имеют славных предшественников.

За один Хайбах Берия, равно как и другие руководители операции «Горы», включая будущего министра внутренних дел С.Н. Круглова и будущего председателя КГБ И.А. Серова, вполне заслужили высшей меры наказания. Вместо этого Лаврентий Павлович 9 июля 1945 года был удостоен высшего воинского звания Маршал Советского Союза, правда, не за военные победы, а за успехи на хозяйственном и карательном фронте. А Гвишиани за Хайбах и выселение чеченцев и ингушей получил полководческий орден Суворова 2-й степени, а Круглов и Серов — 1-й степени.

Насильственные депортации целых народов, безусловно, заслуживает осуждения. Однако не стоит закрывать глаза и на то, что среди некоторых народов СССР большинство действительно поддержало немецких оккупантов. Этому способствовала и расовая политика нацистов. Оккупанты рассматривали народы Кавказа, казаков, калмыков, татар, а также латышей фи эстонцев в качестве арийских народов. На них не распространялся унизительный статус «недочеловеков». Более того, указанные народы получили право создавать на оккупированных территориях органы самоуправления и военные формирования пост германским контролем. Столь же активно боролось против Советской власти большинство литовцев и жителей Западиной Украины, которых немцы, правда, не считали «арийцами». При этом в Литве и на Западной Украине был менее развит, чем в Эстонии, Латвии, на Северном Кавказе и среди ряда народов Крыма. Украинская Повстанческая Армия уже в 1942 году вела борьбу с немцами, а Литовская освободительная армия соблюдала по отношению к ним нейтралитет (немцы тоже предпочитали не трогать литовских партизан).

Реальный, но не осознаваемый выбор для народов СССР в годы войны заключался в том, чтобы сменить одну диктатуру на другую, некоторым казавшуюся менее жестокой. В этом отношении характерен пример северокавказских народов, искренне приветствовавших Гитлера и немцев как освободителей от векового российско-советского и большевистского ига. Не надо забывать, что Российская империя была колониальной державой. Многие ее народы ощущали себя такими же угнетенными и бесправными, как и народы английских и французских колоний в Азии и Африке. Народы Кавказа и Средней Азии, видя в Советской власти наследницу империи, не прекращали борьбу и в 20-е, и в 30-е годы, в основном под исламскими и сепаратистскими лозунгами. Закономерно, что германские войска кавказские горцы встретили как своих освободителей. Справедливости ради необходимо заметить, что о преступлениях Гитлера те же карачаевцы или балкарцы, преподнесшие Гитлеру золотую сбрую, не имели не малейшего понятия. Издававшаяся в Берлине газета северокавказских коллаборационистов «Газават» выходила под лозунгом «Аллах над нами — Hitler с нами». И этот лозунг отражал реальные чувства кавказских народов. Аналогичным образом в Италии и Франции партизаны-коммунисты боролись и умирали с именем Сталина на устах, не ведая о его преступлениях. Для многих северокавказских народов вспыхнувшая с новой силой после начала войны партизанская борьба стала естественным продолжением восстания 1930 года, жестоко подавленного советскими войсками.

«Газават» публиковал очерки истории Сопротивления Советам на Кавказе. Так, в номере от 11 августа 1943 года в передовице «Мы отомстим!» некто Гобашев задавал товарищам по борьбе риторический вопрос: «Не нам ли мстить, когда наш родной Кавказ за годы большевистской ежовщины похоронил в тюрьмах НКВД 46.000 лучших своих сынов, наших братьев и отцов».

В том же номере Н. Дербушев рассказывал о «народном герое Карачая» Кады Байрамукове, наделяя вождя карачаевцев всеми мыслимыми добродетелями: «В 1922 году восстание карачаевцев было подавлено, а его руководители и активные участники расстреляны. Погибли все братья Байрамуковы, кроме Кады, которому тогда было 12 лет. Джаутай Байрамуков погиб смертью героя во время перестрелки с большевиками в горах у Эльбруса, а Добай и Али были расстреляны в подвалах ЧК.

В 1930 году в Карачае началась коллективизация, по аулам прокатилась новая волна большевистского террора. Карачаевцы снова восстали. В первым рядах восставших был юный Кады Байрамуков. Повстанцы мужественно сопротивлялись, но что они могли сделать против высланных большевиками танков и самолетов! Восстание было подавлено, и снова земля Карачая обагрилась кровью лучших своих сынов. По счастливой случайности Кады Байрамуков не был расстрелян, как сотни других. Ему удалось бежать в горы. Долгие годы скрывался в горах, как затравленный волк, этот свободолюбивый герой.

В июне 1941 года в горах Кавказа прозвучала радостная весть: Германия начала войну против большевиков, Германия протягивает руку братской помощи угнетаемым большевиками народам Восточной Европы. Опустели аулы Карачая. Сотни, тысячи карачаевцев ушли в горы, и там под руководством Кады Байрамукова организовали повстанческие отряды. Крупнейший из этих отрядов, непосредственно руководимый Кады, вскоре вырос до 400 человек.

Далее, когда фронт был еще далеко, карачаевцы-повстанцы уже вели мужественную борьбу против большевиков, которым приходилось держать в Карачае многочисленные гарнизоны. Когда же фронт приблизился к горам Кавказа, действия руководимых Кады Байрамуковым повстанцев настолько активизировались, что они смогли отрезать для красных все пути отступления, в частности, Клухорский перевал (вот почему перевалы так быстро были захвачены немцами!), через который несколько тысяч красных пытались уйти в Сванетию. Сотни убитых комиссаров (не во исполнение преступного гитлеровского приказа о ликвидации комиссаров, а из-за искренней ненависти к ним местного населения.), тысячи пленных красноармейцев, большие отары отбитого у отступающих большевиков скота, огромное количество воинского снаряжения и оружия — таковы были трофеи повстанцев. При активной помощи карачаевцев германские войска заняли Карачай обходным движением без единого выстрела. По тропинкам, известным только сынам горам, вошли германские солдаты-освободители в аулы.

Во время пребывания германской в Карачае Кады Байрамуков организовал борьбу с большевистскими бандами, скрывающимися в лесах, и многие из них были целиком уничтожены (на этот раз партизанило славянское население и красноармейцы-окруженцы.). Начался отход германской армии с Кавказа, и аулы Карачая опустели. Вместе с германской армией ушла большая часть горцев, ушел и Кады Байрамукове.

Теперь он возглавляет Карачаевское освободительное движение. Под его непосредственным руководством гордые сыны Карачая готовятся к борьбе с большевиками не на жизнь, а на смерть.

Под священным знаменем Газавата мы или умрем, или снова вернемся в родной Карачай, — говорит Кады Байрамуков. И в его глазах горит непреклонная решимость. — Да, мы вернемся в наши аулы, — вторят вождю его испытанные друзья, ставшие под знамя Газавата — бойцы горского легиона».

Точно такие же события привели к сотрудничеству тс немцами основную массу балкарцев. Их борьбу описал на страницах «Газавата» офицер горского легиона Яб Халаев, бывший колымский узник. Он рассказал до восстании, вспыхнувшем 17–18 февраля 1930 года в Чегемском и Эльбрусском районах: «На знамени восставших было "Долой коммунистов и колхозы!", "Да здравствует свободная жизнь в свободной Балкарии"… На подавление восстания были вызваны отборные горные войска (за исключением мусульман-горцев) из Ростова-на-Дону, Орджоникидзе и других городов и только 20 апреля 1930 года удалось жестоко подавить восставших. В Чегемском ущелье, под Су-Аузу, 19 балкарских орлов под командой Кулиева около двух недель сражались против двух эскадронов красных войск и только отсутствие боеприпасов победило их. Отдельные войсковые группы жидов — Аркадина, Савицкого, Мурата и др., неся большие потери в людях, продолжали борьбу с партизанскими отрядами. Рассеять партизанские отряды удалось только путем жестокого издевательства над родными партизан (абреков). Последние, во имя спасения оставшихся в живых и влачивших жалкое существование родных, вынуждены были временно прекратить борьбу и пожертвовать собой. Парткомиссары, ссылаясь на статью Сталина "Головокружение от успехов", гарантировали свободу добровольно являвшимся партизанам. Но обещание свое не выполнили. В 1937-38 годах они уничтожили обманутых, т. е. всех участников восстания, их пособников щи вместе с ними ни в чем неповинных балкарцев. Но смирить балкарцев не удалось, балкарцы возненавидели коммунистов, колхозы и "остро отточенный меч" Сталина — ГПУ. Не горе, а злоба угнетала балкарских орлов, и они усердно готовились к битве. Клятву, данную у могил павших сынов Балкарии, балкарские патриоты выполняли честно, а особенно активно в 1941-42 годах с помощью освободительной армии Adolf а Hitler'а. Деятельность балкарских партизан — абреков и всего населения Балкарии хорошо известна германскому командованию».

Методы чекистов и красноармейцев в борьбе с горцами-партизанами ничем не отличались от тех, которые применяли немцы в борьбе с белорусскими и украинскими партизанами: захват в заложники и расстрел родственников повстанцев, сожжение непокорных аулов. В 44-м году и позднее также действовало НКВД и против украинцев, поддерживавших УПА.

Халаев привел пример гибели одного такого селения: «Тысячи балкарцев, кабардинцев, карачаевцев и других народов Северного Кавказа уничтожены большевиками в 1941-42 годах за то, что они желали поражения Сталина. Осенью 1942 года только в одном балкарском селе В. Балкария большевики убили 575 мирных жителей, причем убиты только старики, женщины и дети, которые не могли скрыться в горах. Их жилища дотла сожжены бандами НКВД. Поводом для этой кровавой оргии послужило то, что жители этого села восстановили мечеть и молились в ней за победу немцев.

Эти зверства бледнеют по сравнению с тем, что творят теперь с беззащитным населением особые отряды НКВД в районах Северного Кавказа». Но главные зверства были еще впереди. Тогда, в августе 43-го, безнадежную борьбу вели еще повстанцы Чечни и некоторых других районов. В «Газавате» приводилось свидетельство одного горца, в июле 1943 года перебежавшего из Красной Армии к немцам, а ранее наблюдавшего агонию чеченского восстания: «Я в Грозном был 10 июня 1943 года. Там идет страшное побоище. Вся Чечня горит в огне. Аулы днем и ночью беспрерывно бомбардируются советской авиацией. Все чеченцы изъяты из армии и возвращены в Чечню. Все чеченцы согнаны в 3 горных района, оцеплены красными войсками и обречены на гибель. Несмотря на неравенство сил, наши доблестные сыны гор — абреки, ведут отчаянную борьбу за их освобождение». Это была прелюдия депортации чеченцев в Казахстан в феврале 44-года.

Не избежали депортации также карачаевцы и балкарцы. Если в Чечне, до которой немецкие войска так и не дошли, под выселение попали как действительные участники партизанской борьбы, так и ни в чем не повинные мирные жители, то в Карачае и Балкарии жертвами депортации стали те, кто в лучшем случае сохранял нейтралитет или даже сотрудничал с Советской властью. Ведь все активные коллаборационисты покинули Балкарию и Карачай вместе с отступающей германской армией. Кстати сказать, им еще относительно повезло. После войны западные союзники выдавали мусульман Кавказа и Поволжья не столь активно, как русских и уроженцев восточной Украины и восточной Белоруссии. Те же, кто был выдан, либо расстреливались, либо отправлялись на 20 лет в ГУЛАГ. По утверждению английского историка Николая Толстого, «в 1946 году на Западе находилось предположительно около 80 тысяч мусульман, и непохоже, чтобы их насильно репатриировали». Позднее многие кавказские мусульмане перебрались в Египет, Турцию, Сирию и другие исламские страны и больше уже никогда не вернулись на родину. Возможно, поэтому в последующие годы, вплоть да нашего времени, сепаратистские тенденции среди карачаевцев и балкарцев оказались выражены слабее, чем среди чеченцев. Ведь в спецпоселениях, где шансов выжить было все-таки больше, чем в исправительно-трудовых лагерях, оказались многие активные участники чеченского повстанческого движения. Некоторым партизанам удалось скрыться в высокогорье и избежать депортации. В результате в Чечне сохранилась преемственность традиции борьбы за независимость, а в Карачае, Балкарии и Кабарде они были в определенной мере утрачены.

У кавказских горцев, в отличие, скажем, от украинских националистов, даже мысли не могло возникнуть, чтобы ориентироваться на помощь не Германии, а Англии фи США. Ведь в колониях Британской империи тоже вели борьбу за независимость десятки и сотни миллионов их единоверцев-мусульман. Египетскому президенту Гамалу Айбдель Насеру и его соратникам из движения «Свободные офицеры» никто впоследствии не ставил в вину контакты в годы войны со странами Оси. Если бы кавказские народы добились независимости, их бы тоже вряд ли кто попрекнул тем, что они принимали помощь от людоеда Гитлера. Здесь мы подходим к принципиально неразрешимому вопросу морального выбора отдельных народов и граждан СССР между Сталиным и Гитлером. Думается, что никто из них не может быть по большому счету зачислен ни в преступники, ни в праведники.

Необходимо отметить, что все депортации одобрялись ГКО по представлению Берии как главы НКВД. Например, 29 мая 1944 года он предложил выселить из Крыма болгар, армян и греков, мотивируя данную меру «активным участием» этих народов в поставках продовольствия для германской армии и созданием пронемецких полицейских формирований из представителей этих народов. Между тем, подобные деяния можно было ив той или иной степени вменить всем жителям оккупированных территорий. В отличие от крымских татар, нет данных о том, что среди армян, болгар и греков был повышенный процент коллаборационистов по сравнению, скажем, с русским и украинским населением Крыма. К тому же наиболее активные коллаборационисты как из числа этих народов, так и татар, успели эвакуироваться вместе с немцами. Тем не менее, 2 июня ГКО постановил провести депортацию из Крыма греков, болгар и армян.

Формально можно сказать, что Берия был инициатором этого и подобных ему репрессивных решений высшего правительственного органа. После полной или частичной реабилитации «наказанных народов» советская пропаганда стала возлагать ответственность за эти акции на одного Лаврентия Павловичах. Однако можно не сомневаться, что перед тем, как писать соответствующее представление, Лаврентий Павлович получил устное указание от Сталина, какие именно народы следует наказать.

Вождь уже начал проводить ту линию, которую сформулировал в тосте за здоровье русского народа 24 мая 1945 года на приеме в честь командующих армиями и фронтами: «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». «Провинившиеся» же народы подлежали депортации. Вместе с тем, бросается в глаза, что наказывались в первую очередь те народы, которые проживали на стратегических важных территориях Крыма и Кавказа. Данным территориям придавалась особая роль в свете грядущей конфронтации с Турцией. Любопытно, что в записке от 29 мая 1944 года Берия особо подчеркивал, что в период оккупации среди крымских армян вели активную работу лидеры дашнаков, приезжавшие будто бы не только из Берлина, но и из Стамбула. Сталин рассчитывал после победоносного завершения Великой Отечественной войны установить контроль над Черноморскими проливами и отобрать у Турции территории Армении и Грузии, уступленные ей в 1921 году.

Не меньшее сопротивление, чем на Северном Кавказе и в татарских районах Крыма, было оказано Красной Армии и войскам НКВД в Прибалтике. Однако там местное население было депортировано лишь частично. Можно предположить, что тут было несколько причин. В частности, сыграло важную роль следующее обстоятельство. Полностью выселять титульное население союзных республик, вхождение которых в состав СССР так и не признали многие государства мира, в том числе США, было неудобно во всех отношениях. В случае же с Западной Украиной полная депортация означала бы признание перед всем миром, что «добровольное присоединение» жителей этой территории к Советской Украине в 1939 году было фикцией. Кроме того, невозможно было допустить, чтобы сна значительной части территории Украинской ССР вообще не осталось украинцев. Дополнительным фактором, возможно, было то, что в Прибалтике и Западной Украине не ожидалось в ближайшем будущем острой конфронтации с бывшими союзниками по Второй мировой войне, а находившаяся к западу от этих территорий Польша была поставлена под советский контроль. Поэтому здесь Сталин решил пойти по более мягкому пути: депортации только наиболее активных антисоветских элементов ми поощрения миграции выходцев из России и Восточной Украины.

Справедливости ради скажу, что иногда Лаврентий Павлович смягчал участь депортируемых. Так, 31 октября 1944 года он одобрил предложение своего заместителя В.В. Чернышова и начальника отдела спецпоселений МВД М. Кузнецова в некоторых случаях удовлетворять просьбы бойцов и командиров Красной Армии об освобождении их родственников из спецпоселений, но при этом «не принимать широкой практики» и действовать исключительно в индивидуальном порядке. Ранее, 1 августа 1944 года, Берия согласился освободить из спецпоселений, но только после персональной проверки, татарок, армянок, гречанок и болгарок, которые имели русских мужей. Но это была капля в море.

По мере того, как стал ясен исход войны и близился ее победный финал, Сталин разбираться не только с народами, но и с отдельными членами высшего военного и политического руководства. Он исподволь начал готовить почву для устранения тех, кто выдвинулся в годы войны. Иосиф Виссарионович опасался, что в скором будущем они могут угрожать его безраздельной власти над страной. 8 декабря 1944 года Сталин как нарком обороны издал грозный приказ:

«29 мая 1944 года Главным маршалом артиллерии тов. Вороновым был представлен на утверждение зам. наркома маршала Жукова без предварительного одобрения со стороны Ставки Верховного Главнокомандования Боевой Устав Зенитной Артиллерии Красной Армии (две части).

18 октября 1944 года также без представления и без доклада Ставке Верховного Главнокомандования тов. Вороновым был вынесен на утверждение маршала Жукова Боевой Устав артиллерии Красной Армии.

Маршал Жуков без достаточной проверки, без вызова и опроса людей с фронта и без доклада Ставке указанные уставы были утверждены и введены в действие.

Проверка показала, что эти уставы в связи с поспешностью, допущенной при их утверждении, имеют серьезные пробелы, они не учитывают ряда новых систем орудий и не связаны с планом принятия артиллерии уставов Красной Армии.

Народный Комиссариат Обороны исходит из того, что устав, — это не приказ, имеющий силу на короткий срока Устав — это свод законов для Красной Армии на годы. Поэтому требуется перед утверждением уставов тщательная их проверка с вызовом товарищей с фронта. В таком порядке был утвержден Боевой устав пехоты. В таком же порядке надо было вести работу при представлении и утверждении этих уставов, чтобы не допустить ошибок и чтобы попусту не наказывать потом военнослужащих из-за нарушения дефективных уставов.

Приходится установить, что тов. Воронов пренебрег этим методом выработки и представления на утверждение уставов, а маршал Жуков забыл о нем.

В связи с этим: 1. Отменяю приказы № 76 и 77 от 29. V. 44 г. и № 209 от 18. X. 44 г. Заместителя Наркома Обороны СССР маршала Жукова об утверждении и введении в действие Боевого Устава Зенитной Артиллерии и Боевого Устава Артиллерии Красной Армии 2. Ставлю на вид Главному Маршалу Артиллерии тов. Воронову несерьезное отношение к вопросу об уставах артиллерии. 3. Обязываю маршала Жукова впредь не допускать торопливости при решении серьезных вопросов.

Приказываю: Для просмотра и проверки указанных выше уставов образовать комиссии: а) Комиссию по просмотру и проверке Боевого Устава Артиллерии б) Комиссию по просмотру и проверке Боевого Устава Зенитной Артиллерии Заместителю Наркому Обороны СССР тов. Булганину определить состав комиссий и представить мне на утверждение.

Настоящий приказ разослать всем командующим фронтов (округов), армий, начальникам главных и центральных управлений и командующим родов войск Наркомата Обороны».

Дело было, конечно, не в том, что главный маршал артиллерии Воронов по старой дружбе договорился тс маршалом Жуковым об ускоренном принятии артиллерийских уставов, и не в том, что принятые уставы были чем-то особенно плохи. Далеко не факт, что все недостатки, если таковые имелись, были выявлены и устранены специально назначенными комиссиями, и вовсе не обязательно, что принятые ими уставы оказались лучше тех, что предлагал Воронов. Сталину гораздо важнее было одернуть «зарвавшихся маршалов» и показать высшему комсоставу, которому и разослали приказ, кто в доме хозяин. Он ясно дал понять Воронову и Жукову, что, несмотря на все былые заслуги, готов снять их с занимаемых высоких постов при повторном проявлении малейшего самовольства.

Воронова Сталин держал во главе артиллерии Советской Армии вплоть до 1950 года, после чего назначил на почетный, но ничего не значивший пост президента Академии артиллерийских наук. А Жукова уже в 1946 году отправил в не слишком почетную ссылку командовать Одесским и Уральским военными округами.

Точно так же еще в годы войны Сталин начал исподволь ограничивать влияние Берии. Уже в апреле 1943 года у Лаврентия Павловича были отняты госбезопасность, опять оформившаяся в отдельный наркомат во главе с Меркуловым, и армейские особые отделы, оформившиеся в Главное управление контрразведки «СМЕРШ» во главе с Абакумовым. Последнее, особо важное в условиях военного времени, Сталин подчинил непосредственно себе, как наркому обороны.

Абакумов, вся войну возглавлявший военную разведку, сколько-нибудь впечатляющих успехов в борьбе со вражескими шпионами. Как свидетельствуют публикуемые в приложении материалы расследования деятельности особого отдела 7-й отдельной армии, по большей части шпионами объявляли ни в чем не повинных красноармейцев, из которых побоями выбивали признания, а потом расстреливали Вот по линии разведки, которую до мая 1943 года курировал Берия, дело обстояло лучше. «Красную капеллу», как условно называли в гестапо советскую разведывательную сеть в Западной Европе, немцам удалось ликвидировать к концу 1942 года. Однако в этом провале Берия не был виноват. Его предшественник в руководстве разведкой В.Н. Меркулов не позаботился об оснащении резидентуры за рубежом достаточным числом радиостанций в предвоенный период, полагаясь лишь на дипломатические каналы связи. Сыграло свою роль и то, что Сталин рассчитывал на успешный блицкриг и надеялся, что короткий перерыв в контактах с агентурой не приведет к большим последствиям. На практике же получилось так, что после 22 июня большинство наших разведгрупп либо оказались лишены возможности передавать ценнейшую информацию, либо вынуждены были замыкаться на немногие имевшиеся радиостанции, которые, из-за чрезвычайно интенсивной работы, легче стало запеленговать. А поскольку вся сеть оказалась замкнута на немногие радиоточки, провал одного радиста приводил к провалу большого числа агентов. Сам Берия, по утверждению Судоплатова, будучи профессионалом, такое нарушение элементарных правил конспирации вряд ли бы допустил.

Провалы в Германии и оккупированной Европе с лихвой компенсировались успехами по линии научно-технического, в том числе атомного шпионажа в союзных странах — Англии и США. Там местная контрразведка была ориентирована на борьбу с германской, итальянской и японской агентурой и почти не препятствовала нашим резидентам, действовавшим под дипломатическим прикрытием, налаживать контакты с агентурой. Надо отдать должное Лаврентию Павловичу: он очень быстро оценил важность разведсообщений по «урановой проблеме». Это способствовало назначению Берии в конце войны руководителем советского атомного проекта.

Курировать этот проект Лаврентию Павловичу Сталин поручил 3 декабря 1944 года, всего за пять дней до издания приказа с осуждением действий Воронова и Жукова. Можно предположить, что одной из целей данной акции было ослабить контроль Берии над НКВД. Подобным же образом Ежов был сначала назначен «по совместительству» наркомом водного транспорта, что помогло переместить в новый наркомат преданных Ежову лиц из наркомата внутренних дел и предопределило его падение всего через несколько месяцев. Но в случае с Берией имелось и принципиальное различие. Атомный проект — это не наркомат водного транспорта, во главе которого можно поставить хоть проштрафившегося политика, хоть кого-либо из лично преданных политиков из второго эшелона. Создание атомной бомбы было главной задачей, которую поставил перед страной Сталин после окончания войны. Только обладание ядерным оружием позволяло ему чувствовать себя «на равных» с США. Возглавив проект по созданию атомной бомбы, Берия на какое-то время стал самым влиятельным членом правительства, самым необходимым для Сталина министром. Именно его во главе проекта поставили совсем не случайно. Иосиф Виссарионович надеялся на административные способности Лаврентия Павловича, на его опыт использования узников ГУЛАГа и подневольных ученых из «шарашек» для решения больших народнохозяйственных задач. И не торопился отправлять его в небытие. Берия мог надеяться, что пока бомбу не сделают, его, вероятно, не постигнет судьба Ежова. Но, с другой стороны, если работы над бомбой сильно затянутся, или испытания закончатся неудачей, головы тоже не сносить.