Финал

Прежде чем понять, когда и как умер "лубянский маршал", я хочу предоставить слово его тюремщику — коменданту штаба Московского округа ПВО майору Хижняку. Вот что он сообщил в интервью газете "Вечерняя Москва" 28 июля 1994 года:

"… Вышли из здания (Совмина. — /Б. С./) генералы Москаленко, Бакеев, Батицкий, полковник Зуб, подполковник Юферев — адъютант командующего, полковник Ерастов. Среди них Берия. В автомашину слева от Берии сел Юферев, справа — Батицкий, напротив Зуб и Москаленко. Тронулись. Впереди — "ЗИС-110", за ним — автомашины с пятьюдесятью автоматчиками. Минут через сорок-пятьдесят приехали на гарнизонную гауптвахту…

Двадцать седьмого меня вызвал командующий (К. С. Москаленко. — /Б. С./) и сказал, что мне поручен уход за Берией. Я должен готовить пищу, кормить его, поить, купать, стричь, брить и, по его требованию, ходить с дежурным генералом на его вызов… Когда командующий сказал, что я прикреплен к нему, мне сказали: "Несите пищу". Пошли генерал Бакеев, полковник Зуб, и я понес пищу… Хорошая пища, из солдатской столовой. Он сидел на кровати, упитанный такой мужчина, холеный, в пенсне. Почти нет морщин, взгляд жесткий и сердитый (было отчего сердиться!/ — Б. С./). Рост примерно 160–170 сантиметров. Одет в костюм серого цвета, поношенный. Сперва он отвернулся, ни на кого не смотрел. Ему говорят: "Вы кушайте". А он: "А вы принесли карандаш и бумагу?" "Принесли", — ответил командующий. Он тут же начал писать… Когда я дал ему кушать, он эту тарелку с супом вылил на меня — взял и вылил (для майора Хижняка солдатский суп, наверное, был хорош; Берия же привык к более изысканной пище и, скорее всего, воспринимал то, что ему принесли, как лагерную баланду; да и аппетит после всего происшедшего у Лаврентия Павловича, точно, исчез — от переживаний и произошел нервный срыв. — /Б. С./). Все возмутились. Строго предупредили. Но бумагу и карандаш ему оставили. В тот раз есть он вообще не стал…

Я был ежедневно, до двенадцати раз в сутки. Скоро его перевели в штаб округа на улице Осипенко, 29. Там мы пробыли три-четыре дня, а потом там же перевели в бункер большой, где был командный пункт, во дворе здания штаба…"

На вопрос корреспондента, сколько продолжался суд над Берией, Хижняк ответил: "Больше месяца. Ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Они работали с 10 до 18–19 часов. Конечно, с перерывом на обед". Бывший комендант опроверг также распространенные слухи, будто перед расстрелом Берия на коленях просил пощады: "Не было этого. Я же с самого начала до конца был с ним. Никаких колен, никаких просьб… Когда его приговорили, мне генерал Москаленко приказал съездить домой (Берия жил на углу улицы Качалова[14] и Вспольного переулка) и привезти Берии другой костюм (до того он был все время в сером, в каком его арестовали в Кремле). Я приехал, там какая-то женщина. Я сказал, кто я такой. Мне надо костюма Она мне его подала. Черный…

Я переодел его. Костюм серый я сжег, а в костюм черный переодел. Вот когда переодевал, он уже знал, что это уже готовят его.

С двумя плотниками мы сделали деревянный щит примерно метра три шириной, высотой метра два. Мы его прикрепили к стенке в бункере, в зале, где были допросы. Командующий мне сказал, чтобы я сделал стальное кольцо, я его заказал, и сделали — ввернули в центр щита. Мне приказали еще приготовить брезент, веревку. Приготовил… Готовили весь вечер… Привел я его. Руки не связывали. Вот только когда мы его привели к щиту, то я ему руки привязал к этому кольцу, сзади".

По словам Хижняка, перед казнью Берия вел себя "ничего": "Только какая-то бледность, и правая сторона лица чуть-чуть подергивалась… Я… читал в газетах и книгах, что перед казнью завязывают глаза. И я приготовил полотенце — обычное, солдатское. Стал завязывать ему глаза. Только завязал — Батицкий: "Ты чего завязываешь?! Пусть смотрит своими глазами!" Я развязал. Присутствовали члены суда: Михайлов, Шверник, еще Батицкий, Москаленко, его адъютант, Руденко… Врача не было. Стояли они метрах в шести-семи. Батицкий немного впереди, достал "парабеллум" и выстрелил Берии прямо в переносицу. Он повис на кольце.

Потом я Берию развязал. Дали мне еще одного майора. Мы завернули его в приготовленный брезент и — в машину. Было это 23 декабря 1953 года, ближе к ночи. И когда стал завязывать завернутый в брезент труп, я потерял сознание. Мгновенно. Брыкнулся. И тут же очухался. Батицкий меня матом покрыл. Страшно жалко было Берию, потому что за полгода привык к человеку, которого опекал… (опека, согласимся, несколько своеобразная)".

Подчеркну, что картина, которую рисует непосредственный свидетель расстрела "лубянского маршала", разительно отличается от того жалкого конца Берии, который приписывает ему народная молва — воющий от страха, захлебывающийся слезами узник и урезонивающий его маршал Конев: "Палыч, сам же время тянешь!"

Прежде чем попробовать разобраться, что в свидетельстве Хижняка — правда, а что — нет, я хочу процитировать два документа, касающиеся смерти Берии и тех, кого судили вместе с ним. Вот первый документ:

"Акт 1953 года декабря 23-го дня. Сего числа в 19 часов 50 минут на основании предписания председателя Специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года за № 003 мною, комендантом специального судебного присутствия генерал-полковником Батицким П.Ф., в присутствии Генерального прокурора СССР, действительного государственного советника юстиции Руденко Р.А. и генерала армии Москаленко К.С. (за участие в аресте Берии Кирилла Семеновича пожаловали следующим чином. — /Б. С./) приведен в исполнение приговор Специального судебного присутствия по отношению к осужденному к высшей мере наказания — расстрелу Берия Лаврентию Павловичу". И подписи: "Генерал-полковник Батицкий. Генеральный прокурор СССР Руденко. Генерал армии Москаленко".

А вот второй документ:

"Акт. 23 декабря 1953 года замы министра внутренних дел СССР тов. Лунев, зам. Главного военного прокурора т. Китаев в присутствии генерал-полковника тов. Гетмана, генерал-лейтенанта Бакеева и генерал-майора тов. Сопильника привели в исполнение приговор Специального Судебного Присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года над осужденными:

Кобуловым Богданом Захарьевичем, 1904 года рождения,

Меркуловым Всеволодом Николаевичем, 1895 года рождения,

Деканозовым Владимиром Георгиевичем, 1898 года рождения,

Мешиком Павлом Яковлевичем, 1910 года рождения,

Влодзимирским Львом Емельяновичем, 1902 года рождения,

Гоглидзе Сергеем Арсентьевичем, 1901 года рождения,

к высшей мере наказания — расстрелу.

23 декабря 1953 года в 21 час 20 минут вышеуказанные осужденные расстреляны.

Смерть констатировал — врач (роспись)".

Попробуйте, как в известном тесте на внимательность, найти десять или больше значимых различий, кроме фамилий осужденных, между этими двумя однотипными документами. Прежде всего можно сказать, что в одном Хижняк был точно прав — врача при казни Берии не было. Потому что под актом о расстреле Лаврентия Павловича нет подписи доктора, констатировавшего смерть. Это — первая бросающаяся в глаза странность. Как же так, в отношении второстепенных участников заговора позаботились все оформить в полном соответствии с юридическими нормами, честь по чести, а смерть главного заговорщика даже забыли удостоверить врачебной подписью. Неужели только затем, чтобы дать почвы для слухов, будто бы расстреляли не Берию, а кого-то другого, тогда как живой же Лаврентий Павлович скрывается то ли в Аргентине, то ли в Швеции?

Чувствуется, что акт о Берии составляли торопливо, пропустив, в частности, год рождения осужденного. А ведь это тоже важно для однозначной идентификации личности казненного. Вдруг в стране существуют два Лаврентия Павловича Берии, различающиеся лишь датами рождения!

Вот насчет присутствия при расстреле Берии членов Специального Судебного Присутствия (прости, читатель, за невольный каламбур) Хижняк, думаю, ошибся. Во всяком случае, в акте о приведении приговора в исполнение они никак не упомянуты. Разве только как зрители пришли поглазеть на казнь некогда грозного "лубянского маршала", попросив не заносить их имена в протокол?

Есть и другая странность. Первый акт подписали, кроме непосредственного исполнителя приговора генерала Батицкого, прокурор Руденко и генерал Москаленко. Известно, что двое последних были единственные, кому Президиум ЦК доверил допрашивать Берию во время следствия. Больше никого из прокуроров, следователей и генералов к преступнику, знающему самые большие государственные секреты, во время следствия и близко не допускали. Только майор Хижняк ухаживал за Лаврентием Павловичем как сиделка за больным, но не имел права даже словом с ним перемолвиться. Подпись генерального прокурора Руденко на акте о расстреле Берии вполне уместна. Не вызывает, казалось бы, вопросов и подпись Москаленко: Кирилл Семенович был одним из членов Специального Судебного Присутствия, судившего Берию. Странно, однако, что акт пришлось подписывать Москаленко, а не председателю Судебного Присутствия маршалу И.С. Коневу. Неужели Иван Степанович отказался? Вроде нет. В архиве сохранилось предписание Конева коменданту специального судебного Присутствия генерал-полковнику И.Ф. Батицкому немедленно привести в исполнение приговор в отношении осужденного Л.П. Берии и представить акт. На этой бумаге имеется резолюция: "Приговор приведен в исполнение в 19.50 23.12.53 г. Батицкий". Предписание, что характерно, отпечатано на машинке, а акт о расстреле Берии почему-то написан от руки. Присутствовать же при том, как исполняется его предписание, маршалу почему-то не захотелось. Хотя вроде был человек не робкого десятка. Может, бывший подчиненный генерал Москаленко да генеральный прокурор Руденко настоятельно порекомендовали Коневу поберечь нервы и не присутствовать при казни?

Вызывает удивление и то, что у Батицкого, Руденко и Москаленко не было времени подождать два часа, чтобы подписать второй акт — о расстреле остальных осужденных. Они предпочли доверить это лицам куда менее значительным — заместителю министра внутренних дел Луневу и заместителю главного военного прокурора Китаеву. А кто был непосредственным исполнителем приговора над Кобуловым, Меркуловым и др., из текста документа не ясно. То ли расстреливали осужденных сами Лунев и Китаев (что маловероятно, — не царское это дело — при их должностях), то ли упомянутые во втором акте генералы Гетман, Бакеев и Сопильник, то ли безвестные офицеры комендатуры.

Вспомним, что члены Специального Судебного Присутствия, председатель ВЦСПС Н.М. Шверник (которого, по мнению Лаврентия Павловича, "народ не знает") и секретарь Московского обкома партии Н.А. Михайлов, как утверждает Серго Берия, заверили его, что на суде был не его отец, а совсем другой человек. Справедливости ради отмечу, что еще один член суда, председатель Совета профсоюзов Грузии М.И. Кучава, в беседе с автором книги "Тринадцать "железных" наркомов" генералом МВД В.Ф. Некрасовым заявил, что на судебном заседании присутствовал сам Берия, а не его двойник. Только Лаврентий Павлович был без своего знаменитого пенсне, и обнаружилось, что он страдает косоглазием. Между прочим, если сохранилась медицинская карта бывшего шефа МВД, можно попытаться проверить, действительно ли он косил. Что любопытно: бывший глава грузинских профсоюзов не заметил, чтобы Берия за время пребывания в тюрьме заметно похудел. Это тоже настораживает: неужели Лаврентий Павлович не понимал, что его ждет, и сохранил отменный аппетит, тем более что питаться приходилось из солдатской столовой (как у нас кормят солдат — известно).

А теперь вернемся опять к рассказу Хижняка. Бывший комендант почему-то уверял корреспондента, что суд на Берией длился больше месяца. И эта одна из наиболее существенных ошибок в свидетельстве бывшего тюремщика "лубянского маршала". Ведь в действительности Специальное Судебное Присутствие под председательством Конева уложилось меньше чем в неделю — с 18 по 23 декабря 1953 года. Интересно, куда это водили Берию ежедневно в течение месяца с 10 до 19 часов, с часовым перерывом на обед, когда Берию возвращали в бункер, где он опять встречался с Хижняком (как можно понять из текста интервью, на суде майор не присутствовал)?

Рискну высказать вот какое предположение. Протокол первого из публиковавшихся до сих пор допросов Берии датирован 23 июля, протокол последнего — 26 августа. О существовании более поздних по времени протоколов пока что ничего не известно. Может быть, после 26 августа Берию вообще не допрашивали? Если так, то получается, что допросы Лаврентия Павловича длились чуть больше месяца. Не на суд провожал каждый день в 10 часов утра Хижняк Берию, а на следствие. А когда допросы решили прекратить, Берию расстреляли без всякого суда. И произошло это скорее всего в конце августа или в сентябре.

При таком предположении многие детали рассказа Хижняка получают свое рациональное объяснение. Никакого пальто или шубы Берии не понадобилось, раз его возили не на суд, а на допросы. В августе и в легком костюмчике не замерзнешь. Другое дело — крутые декабрьские морозы, которые в декабре 53-го были за 20 градусов ниже нуля. Тогда бы Лаврентий Павлович без теплой одежды элементарно околел бы еще до начала судебного заседания. И еще. Комендант утверждает, что Берию расстреляли в том же бункере, в котором держали в заключении. Между тем в здании Верховного Суда было свое расстрельное помещение, активно использовавшееся Военной Коллегией еще с 30-х годов. В этом помещении, очевидно, расстреляли и подельников Берии. Во всяком случае, Хижняк ничего не говорит, что их казнили в пресловутом бункере. Зачем же потребовалось казнить Лаврентия Павловича отдельно от Меркулова, Влодзимирского и остальных?

Хижняк утверждает, что Берию расстреляли "ближе к ночи". В акте же, подписанном Руденко, Москаленко и Батицким, стоит не такое уж и позднее время — 19.50. Никак не скажешь, что ближе к ночи Хижняк утверждает, что приготовления к казни заняли несколько часов, "весь вечер": пока изготовили деревянный щит и металлическое кольцо, пока съездили за новым костюмом и переодели в него Берию. Между тем судебные приговоры по такого рода делам, как правило, приводились в исполнение немедленно. Вот и на предписании Конева содержалось требование о немедленном исполнении приговора. Когда год спустя судили коллегу Берии — Абакумова, бывшего шефа МГБ расстреляли буквально тут же после вынесения смертного приговора, сразу как вывели из зала суда. Тогда Хрущев и его соратники действительно опасались, что бывший шеф КГБ, узнав о смертном приговоре, может наговорить или, хуже того, написать, много лишнего, и тянуть с расстрелом не стали ни одной лишней минуты.

С Берией же, если верить Хижняку (а не верить вроде нет оснований) возились несколько часов. Может быть, конечно, щит для расстрела стали мастерить загодя, еще до вынесения приговора. Что ж, ничего невозможного в этом нет. И Руденко, и Москаленко, и другие члены Спецприсутствия прекрасно знали, каким будет приговор. Но вряд ли до вынесения приговора стали бы решать чисто технические детали: как расстреливать Берию — отдельно или вкупе с другими осужденными (щит с кольцом явно был рассчитан только на одного человека). А уж облачать Лаврентия Павловича в другой костюм во время заседания никогда бы не стали. И почему, спрашивается, Москаленко пришла в голову фантазия перед расстрелом переодевать Берию из серого в черное? Не все ли равно, в какого цвета костюме на тот свет идти? Ведь подельников Берии как будто не переодевали, за что же Лаврентию Павловичу такая честь?

А вот за что. Думаю, Хижняк запамятовал одну деталь: не серый костюм ему пришлось сжигать впоследствии, а черный. Запамятовать немудрено: сразу после казни с непривычки майор грохнулся в обморок. Серый костюм же никто не сжигал, ибо он был нужен для человека, которому предстояло сыграть роль Берии на суде. Двойник наверняка имел внешнее сходство с Лаврентием Павловичем, хотя, конечно, не абсолютное. Вот пусть присутствовавшие на суде участники и свидетели ареста Берии убедятся: перед ними тот самый человек, в том же самом сером костюме, в каком его брали на Президиуме ЦК. А чтобы неполное сходство не так бросалось в глаза людям, знавшим Берию, двойника посадили на скамью подсудимых без пенсне. Рассчитывали, что несходство отнесут насчет отсутствия традиционного атрибута внешнего облика "лубянского маршала". Ведь в очках и без очков человек часто смотрится совсем по-разному. Кстати, Хижняк, возможно, ошибся, когда утверждал, что на второй день после ареста видел Берию в пенсне. Ведь в письме коллегам по Президиуму от 1 июля Лаврентий Павлович жаловался: "Т-щи, прошу прощения, что пишу не совсем связно и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенсне (очков)". Пенсне, очевидно, отобрали, чтобы узник не мог с помощью осколка стекла вскрыть себе вены. Правда, пенсне могли отобрать не в первый день ареста, а на второй или третий.

У Хрущева, Маленкова и других членов Президиума были веские основания не оставлять Берию в живых до суда. Лаврентий Павлович очень много знал такого о каждом из членов высшего партийного руководства, что они никак не хотели доводить до сведения коллег. Недаром сразу после ареста Берии по распоряжению Хрущева был уничтожен архив бывшего шефа МВД. Специальная комиссия сожгла, не разбирая и не читая, 11 мешков документов, о чем составила соответствующий акт. Но сам Берия наверняка знал содержание многих пикантных бумаг на память и на суде мог попробовать "врага в могилу взять с собой", огласив многие малоприятные факты из биографий "дорогих" Никиты Сергеевича, Георгия Максимилиановича, Вячеслава Михайловича и прочих, вооружив членов Президиума "жареным материалом" против соперников в разгорающейся борьбе за власть. Опыт с Ежовым подсказывал, что, признав все на следствии, обреченный на смерть мнимый заговорщик может отречься от своих признаний на суде и начать резать правду-матку. Потому допрашивать плененного "лубянского маршала" Хрущев поручил надежным людям — Руденко и Москаленко, в личной преданности которых не сомневался. Но даже им, как кажется, Никита Сергеевич не доверил расспрашивать подследственного о мнимом заговоре и о деятельности Берии в качестве члена Президиума и главы карательного ведомства по отношению к действующим кремлевским вождям. Вопросы, которые задавали Роман Андреевич и Кирилл Семенович, касались вещей безобидных, не имеющих политической остроты. Речь шла об авторстве книги, посвященной истории большевистских организаций Закавказья, похищения и убийства жены маршала Кулика (самого маршала три года уж как расстреляли), любовных похождений Лаврентия Павловича, его службе в мусаватистской контрразведке. Причем, удивительное дело, на следствии Берия, если верить опубликованным показаниям, все отрицал, а на суде порой признавал даже то, чего в действительности не было. Перед Специальным Судебным Присутствием он покаялся, что "неправильно" поступил, издав книгу о большевиках Закавказья (будто с докладами Хрущева и Маленкова дело обстояло иначе!). На процессе Лаврентий Павлович заявил: "Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако… даже находясь на службе там, не совершил ничего вредного". Отчего было ему не сказать, что к мусаватистам был послан по заданию Орджоникидзе (это ведь установило проведенное по поручению Сталина расследование), и что никогда он службы в мусаватистской контрразведке не скрывал, честно писал об этом в автобиографии!

Между тем даже от следователей Руденков и Москаленко и от рядовых членов ЦК члены Президиума утаили даже такой сравнительно безобидный для себя факт, как поездку Берии в ГДР. А на суде ведь могли всплыть такие эпизоды и подробности, по сравнению с которыми действия Лаврентия Павловича в Восточной Германии показались бы цветочками. Так что были все основания заткнуть ему рот еще до суда.

Тут есть одно возражение: вот Маленков, Каганович и Молотов, когда в июле 1957 года на пленуме их клеймили Хрущев и его сторонники, так и не рискнули рассказать товарищам по партии о причастности этого же Хрущева или Микояна к массовым репрессиям. Однако тут имелось принципиальное различие между положением Берии и членов "антипартийной группы". Хрущев рассказал на XXII съезде КПСС, что когда противники Хрущева поняли, что их дело проиграно, то Каганович позвонил ему, Хрущеву, и попросил не делать с ними того, что сделал бы Сталин. Никита Сергеевич успокоил Лазаря Моисеевича: "Ты меня не за того принимаешь!" Но, надо думать, дал понять Кагановичу и другим членам антипартийной группы, чтобы они не были слишком разговорчивы на пленуме, иначе ему придется вспомнить опыт Иосифа Виссарионовича. Тем не менее Молотов, Маленков и Каганович на пленум пришли как свободные люди, не под конвоем, и это вселяло в них надежду, что если не будут слишком уж клеймить Никиту Сергеевича и вспоминать неприятные для него эпизоды из прошлого, то их не только не расстреляют, но даже не посадят. А вот арестованного Берию даже на пленум не привезли, и иллюзий, что ему сохранят жизнь, к концу следствия у Берии не должно было остаться. А человек, которому нечего терять, на суде мог сказать столько гадостей про "дорогих товарищей" по Президиуму ЦК, что выпускать его на суд было опасно. Но и расстреливать без суда было не очень удобно.

Наиболее вероятным мне кажется такая версия смерти Берии. Лаврентия Павловича застрелили в бункере штаба Московского военного округа в конце августа или в сентябре 1953 года без какого-либо приговора суда, сразу по окончании следствия. И неслучайно протокол о расстреле подписали те, кто вел следствие — прокурор СССР Р.А. Руденко и генерал армии К.С. Москаленко. Застрелил же Берию генерал Павел Федорович Батицкий. Не исключено, что в будущем отыщутся протоколы допросов Берии, относящиеся к периоду после 26 августа 53 года. Тогда время смерти "лубянского маршала" надо будет датировать на несколько дней позднее последнего допроса. Крайний срок здесь — 17 декабря, потому что 18-го уже начался суд. Но я думаю, что так долго тянуть с Берией не стали.

Почему же суд провели несколько месяцев спустя после смерти главного обвиняемого? Потому, что неведомому двойнику требовалось время, чтобы выучить роль, да и от назначенных Берии в соучастники Кобулова, Меркулова и прочих необходимо было получить показания, чтобы хватило материала для судебного спектакля. Они-то больших кремлевских тайн не ведали и опасности не представляли.

Могут еще возразить: а Абакумова-то благополучно довели до суда и даже процесс назвали открытым (правда, все изъятые у Виктора Семеновича документы, как и документы Берии, тут же уничтожили — от греха подальше, а о том, насколько абакумовский процесс был открытым, мы уже убедились). Но вспомним: на дворе тогда был конец 54-го, первая острая схватка между наследниками Сталина уже миновала, а для новых еще не настал черед. Год назад расстреляли Берию и близких к нему чинов МВД. Абакумов, основательно или нет, но винил в своем аресте Лаврентия Павловича. Теперь, думал Виктор Семенович, появился шанс выставить виновником всего происшедшего Берию, а его, Абакумова, как жертву бериевского произвола, по меньшей мере, не расстреляют. Тем более что процесс открытый (бывший министр МГБ не знал, что вся публика в зале суда "бравая и присяжная"). Вот и не стал Абакумов говорить лишнее, а когда опомнился, было поздно. Только заикнулся о письме в Политбюро, как уже получил пулю в затылок. Берия же до этого сам распоряжался ликвидацией Ежова и хорошо понимал, что обвиненному в заговоре шефу МВД пощады не будет. Хрущев, Маленков, Молотов и другие, у кого руки по локоть в крови, миндальничать не собираются. Вот и мог напоследок подложить своим палачам большую свинью, чтобы умирать было не так обидно.

Но если на суде был не Берия, а его двойник, почему же этот двойник отказался признать себя виновным в том, в чем он, собственно, обвинялся: в заговоре и измене Родине? Остальные грехи, вроде книги по истории большевизма в Закавказье и амурных дел, были не более чем острой приправой. Ведь заявил же будто бы подсудимый в последнем слове: "Я должен сказать Вам, что изменником и заговорщиком я никогда не был и не мог им быть. У меня и в мыслях не было, и я не помышлял даже, чтобы ликвидировать советский строй щи реставрировать капитализм…" Думаю, что в данном случае архитекторы процесса пошли по пути наименьшего сопротивления. Сколько-нибудь убедительного сценария "бериевского заговора" они придумать так и не смогли. А в заговоре непременно должны были участвовать и другие подсудимые. Если бы признался их шеф, то они, отрицая свое участие в подготовке переворота (а признаваться им не было никакого резона — по этим статьям меньше "вышки" получить было невозможно), вынуждены были бы задавать Берии вопросы, на которые постановщикам процесса трудно было бы найти правдоподобные ответы. Мог получиться конфуз. Хотя процесс и был закрытый, но трансляция заседаний суда шла в кабинеты всех членов Президиума ЦК, чтобы не волновались и собственными ушами услышали: Лаврентий Павлович ничего дурного о них не сказал.

Еще одним важным доказательством того, что Берию расстреляли до начала суда, может служить следующий факт. Сохранился акт о кремации тел шестерых чекистов, которых судили вместе с человеком, похожим на Берию. Но акта о кремации тела самого Лаврентия Павловича в архивах так и не нашли. Может быть, поэтому в народе возникли легенды, будто тело Берии без остатка растворили в какой-то очень сильной кислоте — чтобы даже горстки пепла не осталось от палача и изменника. Вероятнее всего, дело обстояло гораздо проще, без жуткой экзотики в стиле готического романа и современных "ужастиков". Труп Берии кремировали, но поскольку происходило это значительно раньше, чем 23 декабря, и на погребение осужденного после исполнения законного приговора никак не походило, то оформили всю процедуру как кремацию неизвестного или записали тело на другую фамилию.

Мою гипотезу о том, что Берия был убит еще до суда, и на процессе вместо него присутствовал двойник, можно попытаться подтвердить анализом материалов следствия и суда, для чего необходима их полная публикация (или хотя бы свободный доступ исследователей к документам по делу Берии). Удачу может принести и поиск следов человека, который, вероятно, сыграл перед Специальным Судебным Присутствием роль поверженного "лубянского маршала" в Серго Берия утверждает, что в 1958 году в Свердловске, где они с матерью находились в ссылке, "нам подбросили в почтовый ящик снимок, на котором был запечатлен мой отец, прогуливающийся по… Буэнос-Айресу. В Аргентине он никогда не был… Через несколько месяцев в почтовом ящике оказался журнал "Вокруг света"… на снимке был запечатлен… Лаврентий Павлович Берия, прогуливающийся с дамой по площади Мая в… Буэнос-Айресе… Фотография действительно была датирована 1958 годом". В случае если мое предположение о времени и обстоятельствах расстрела Берии верно, то загадка разрешается просто. Двойнику Лаврентия Павловича, так или иначе связанному со спецслужбами, ничего не стоило через пять лет после гибели "лубянского маршала" оказаться в Аргентине.

И в случае, если будет доказано, что Берию расстреляли без суда, то приговор по его делу придется отменить — приговаривать к какому-либо судебному наказанию покойников ау нас все-таки не принято.

Разумеется, Лаврентий Павлович не был изменником Родины, т. е., вернее, по отношению к своей "малой родине" — Грузии. Берия может считаться изменником, поскольку он по мере сил способствовал поглощению независимого Грузинского государства Советской империей. Но ведь судили его в декабре 53-го совсем не за эту измену, а за совершенно фантастический заговор против членов Президиума ЦК. Да еще объявили английским шпионом (поскольку де мусаватистская контрразведка была тесно связана с англичанами). Сегодня очевидно, что ни азербайджано-мусаватистским, ни грузино-меньшевистским, ни просто британским шпионом Берия никогда не был. Также ясно, что он не планировал никакого государственного переворота. Поэтому Лаврентия Павловича следует признать невиновным в тех преступлениях, которые ему инкриминировались на суде. Зато бывший глава НКВД виновен в фальсификации уголовных дел и необоснованных репрессиях, в осуществлении депортации "наказанных народов", в массовом уничтожении польских офицеров и интеллигенции, представителей имущих классов и интеллигенции Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии, в многочисленных депортациях "наказанных народов" (хотя решения о расстрелах и депортациях принимал не он, а Сталин). Виновен он, вполне возможно, и в преступлениях поменьше — изнасилованиях и злоупотреблении служебным положением. Последнее, согласно утверждениям, прозвучавшим на Июльском пленуме, выразилось в принуждении к сожительству целого ряда женщин и девушек, в том числе несовершеннолетних. Однако если и злоупотреблял Лаврентий Павлович своими служебными возможностями, то только в амурной сфере. Ни большого богатства, ни роскошных дворцов, как тот же Багиров, он так и не нажил. Хотя по мелочи порой и грешил. Например, в 1947 году, зная как заместитель председателя Совета Министров о предстоящей денежной реформе, Лаврентий Павлович все свои сбережения в размере 40 тысяч рублей заблаговременно поместил в сберкассу, чтобы избежать конфискационной переоценки. Кстати, по тем временам, 40 тысяч — сумма небольшая. Ее едва хватило бы на приобретение малолитражного автомобиля. Не много же скопил Лаврентий Павлович за более чем четверть века беспорочной службы. Вот к моменту ареста материальное положение Берии значительно упрочилось. У него изъяли сберегательных вкладов на сумму 363 тысячи рублей. Но легальное происхождение этих денег не вызывает сомнений. В качестве заместителя Предсовмина Берия имел ежемесячно зарплату в 8 тысяч рублей и не облагаемую налогом дотацию в 20 тысяч рублей. Кроме того, в 1949 году и в начале 50-х годов за руководство атомным и водородным проектом он был удостоен двух Сталинских премий в 150 и 100 тысяч рублей. Да, к концу правления Сталина партийная верхушка, в отличие от всего советского народа, действительно стала жить зажиточно, не так, как в 30-е и в первую половину 40-х годов.

А вот если будет окончательно и твердо установлено, что Лаврентия Павловича Берию расстреляли до суда, то ситуация в правовом отношении кардинально изменится. И проблема юридической реабилитации Берии предстанет с совершенно неожиданной стороны. Хочешь — не хочешь, но прокуратуре придется тогда полностью реабилитировать "лубянского маршала". Нельзя же признать законным приговор, вынесенный посмертно на суде, где обвиняемый никак не мог присутствовать, поскольку уже отошел мир в иной. Если же все-таки и в этом случае приговор в отношении Берии оставят в силе, то откроется широкое поле для посмертных судебных процессов. Подсудимых хватит с избытком. Тут и Иван Грозный, и Петр Первый, и Ленин, и Сталин, и Маленков, и Хрущев, и Дзержинский, и Менжинский, Молотов, Жданов, Микоян, да и на Брежнева, Андропова и Черненко, глядишь, найдется достаточно материала, чтобы приговорить их к высшей мере наказания — пожизненному заключению. То-то покойники порадуются, что смертная казнь у нас отменена. Хороший сюжет для театра абсурда!

Правовые основания вынесенного Берией приговора подверг сомнению даже бывший главный военный прокурор СССР генерал-лейтенант юстиции А.Ф. Катусев:

"В действиях Берии после смерти Сталина просматривалось лишь желание расширить сферу своего влияния, потеснить соперников, однако для обвинения в заговоре это, конечно, не довод.

Ни обвинительное заключение, ни приговор по данному делу не называют доказательств того, что Берия сотрудничал с иностранной разведкой до момента разоблачения и ареста, если не считать утверждений, будто он, например, "выручил английского шпиона Майского, приказав прекратить следствие по его делу". Вздорность подобного обвинения очевидна, ибо посол СССР в Великобритании, а затем заместитель наркома иностранных дел академик И.М. Майский давно и полностью реабилитирован.

Столь же бездоказательно и обвинение в том, что Берия сеял вражду и рознь между народами Советского Союза. Из материалов дела усматривается, что с весны 1953 года Берия выдвигал на руководящие должности в системе МВД на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике преимущественно национальные кадры и требовал, чтобы новые руководители непременно владели языком народа той республики, где они работают. Разве это означало сеять рознь и подрывать дружбу с русским народом?

Совсем уж абсурдно, с точки зрения закона, выглядит утверждение, будто Берия и его подчиненные занимались "шпионажем для захвата власти". Уголовным кодексом предусмотрена такая форма измены Родине, как шпионаж, т. е. передача, равно как похищение и собирание с целью передачи иностранному государству, иностранной организации или их агентуре сведений, составляющих государственную или военную тайну. Судом признаки состава этого преступления не установлены, да и обвинения по статье 58-6 УК РСФСР (в редакции 1926 года) осужденным не предъявлялись и не вменялись.

Обвинения Берии в совершении террористических актов против преданных Коммунистической партии и народу политических деятелей объективно нуждается в переосмыслении в свете целого ряда вновь открывшихся обстоятельств, начиная с выступления Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС и кончая выводами Комиссии Политбюро по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начала 50-х годов…"

С выводами Катусева нельзя не согласиться. Но вот беда, нашим прокурорам непереносима сама мысль о том, что придется реабилитировать не просто плохого, а очень плохого человека, у которого руки по локоть в крови. И поэтому Катусев предлагает: "Вина Берии… не становится меньше, все равно он в крови с головы до ног. Но квалификация его преступных деяний должна быть иной — она уже не может основываться на статье 58-8 УК РСФСР (в редакции п1926 года), ибо неправомерно говорить о терроре с контрреволюционным умыслом, если уничтожение ни в чем не повинных советских граждан производилось Берией и его подручными по прямому указанию главы государства. В данном случае преступления Берии и других осужденных подлежат квалификации по статье 193-17 п. "б" УК РСФСР тех лет, где за систематическое злоупотребление властью, повлекшее за собой особо тяжкие последствия, тоже предусмотрен расстрел".

А вот с таким предложением я категорически не согласен. Ведь никаких обвинений в злоупотреблении властью, повлекшим за собой тягчайшие последствия, в 1953 году никто Берии не предъявлял. Предъявить их ему сегодня — значит, фактически заново судить "лубянского маршала", и судить, естественно, посмертно, что противоречит всем нормам юриспруденции. Ведь тогда, по справедливости, надо судить посмертно по обвинениям, которые им не смели предъявить при жизни, и всех членов сталинского Политбюро — у них руках крови ничуть не меньше, чем у Берии. Устроить этакий посмертный Нюрнберг для Маленкова и Хрущева, Жданова и Кагановича, Молотова и Ворошилова, Микояна и Калинина… И, конечно же, для самого Сталина. А дальше покатится снежный ком… Придется посмертно судить всех секретарей обкомов и республик, чекистов, наркомов и прокуроров, функционеров среднего звена и так далее, вплоть до исполнителей неправосудных смертных приговоров… Придется судить и деятелей позднейшей эпохи. Вот только один пример. В 1959 году в Мюнхене был убит лидер Организации украинских националистов Степан Бандера. Это было сделано по приказу высшего партийного руководства и тогдашнего главы КГБ А.Н. Шелепина. В сущности, это убийство по своей юридической квалификации ничем не отличалось от вмененных Берии и его подчиненным на следствии похищении и убийстве жены маршала Кулика и инсценированном под автокатастрофу, аресте и убийстве советского посла в Китае Бовкуна-Луганца и его жены. Но тогда так и просится посмертный приговор Александру Николаевичу Шелепину за злоупотребление властью, повлекшее особо тяжкие последствия.

Но что самое интересное, Военная Коллегия Верховного Суда России, рассматривавшая в 2000 году вопрос о реабилитации Берии и его товарищей по процессу 1953 года, к мнению Катусева не прислушалась и в отношении Лаврентия Павловича ничего переквалифицировать не стала, оставив в силе прежний приговор. Тем самым сохранили юридическую силу все фантастические обвинения в заговоре с целью захвата власти. Подельникам Берии, если так можно сказать, повезло больше. Некоторым из них вменили теперь лишь злоупотребление властью и признали, что в 1953 году их не следовало казнить, а ограничиться 25 годами лагерей. Замечу, что суд неконституционного Специального Судебного Присутствия, проходивший в отсутствие адвокатов, вряд ли можно счесть правым. И это обстоятельство, подчеркну, ставит под сомнение достоверность добытых в ходе следствия и процесса Берии и его товарищей доказательств вины подсудимых.

Юридическая реабилитация, если она когда-нибудь и произойдет, ни в коем случае не будет означать моральной реабилитации. Перед Божьим судом Лаврентию Павловичу есть за что ответить. Я же в заключение хотел бы поразмышлять, как сложилась бы судьба Советского Союза и самого Берии, если бы затеянная им перестройка удалась. Предотвратил бы маршал распад СССР? Вряд ли.

Бериевские реформы дали бы больше прав республикам и подняли бы роль национальных языков и культур. Это усилило бы центробежные тенденции. В том же направлении действовало бы и предложение Берии посредством перераспределения власти на местах закрепить сложившийся при диктатуре Сталина фактический приоритет союзного Совмина над Президиумом ЦК. Реальные рычаги управления, считал Лаврентий Павлович, должны быть сосредоточены в Совминах республик и облисполкомах, а республиканские ЦК и обкомы пусть ведают только идеологией. Теоретически в условиях коллективного руководства такая реформа могла бы и пройти. Ведь ни один из четырех главных сталинских наследников не обладал всей полнотой власти и не имел безраздельного контроля ни над партийным, ни над советским аппаратом.

Кончились бы затеянные Лаврентием Павловичем реформы тем же, чем и горбачевская перестройка. Советский Союз распался бы лет на тридцать раньше, чем это произошло в действительности, и коммунистический строй на его территории прекратил бы свое существование.

Был ли Берия сторонником рынка, и насколько справедливы обвинения его в стремлении реставрировать капитализм? Полагаю, что к концу жизни Лаврентий Павлович, как истинный прагматик, осознал банкротство экономической системы социализма. Берия видел, что и в атомном и в ракетном проектах, которыми ему приходилось руководить, шло копирование соответственно американских и немецких образцов. Вспомним, что и в беседе с Сахаровым он признавал превосходство США в деле организации производства. А вот что говорил Берия сворим секретарям П.А. Шарии и Г.А. Ордынцеву о ГДР: "Как же мы могли бы создать объединенную Германию из капиталистической Западной Германии и социалистической Восточной? Нужно делать Германию буржуазно-демократической республикой. Не нужно строить социализм в ГДР, не нужно насаждать колхозы, от которых крестьяне бегут на Запад…" В разрядке отношений с капиталистическими странами и прекращении "холодной войны" он готов был пойти даже на возвращение Японии Южно-Курильских островов, чтобы способствовать улучшению советско-японских отношений. Вероятно, и в СССР Берия попробовал бы как-то преобразовать колхозы и постепенно освободить экономику от идеологических догм. Но даже если бы он в этом преуспел, пожинать плоды реформ скорее всего стали бы другие, а не он сам.

Ставил ли Лаврентий Павлович своей целью крах СССР? Сомнительно. Слишком уж значительный пост занимал он в Москве, чтобы удовлетворить постом главы независимой Грузии — единственная должность, на которую он мог бы претендовать, после того как все народы Советского Союза разошлись бы по национальным квартирам. Такой именно путь прошел ближайший соратник Горбачева Э.А. Шеварднадзе, но никто, кажется, кроме совсем уж оголтелых сторонников национал-коммунистической идеи, не подозревает его в том, что он загодя планировал развалить Советский Союз, чтобы сесть президентом в Тбилиси. Да и власть Берии, даже только как председателя тогдашнего Спецкомитета, была гораздо большей, чем власть нынешнего грузинского президента.

Если бы в результате бериевской перестройки СССР перестал существовать, его народы на три с лишним десятилетия раньше освободились бы от пут социализма и начали бы движение к нормальной рыночной экономике с гораздо лучших позиций, чем в 91-м году. Гораздо больше людей, особенно на недавно присоединенных западных территориях, не утратили бы еще капиталистического отношения к труду и предприимчивости, интеллектуальная элита в большей мере сохранила бы связь с дореволюционным прошлым, да и изоляция страны от внешнего мира длилась бы всего тридцать, а не шестьдесят с лишним лет. Наверное, при таком развитии событий и Россия, и Грузия сегодня были бы гораздо более благополучными странами, чем оказалось на самом деле.

По мнению столь компетентного свидетеля, как бывший начальник секретариата МВД и одного из бериевских спичрайтеров академика Грузинской Академии наук П.А. Шария, Лаврентий Павлович был "государственный работник несоветского типа, признающий за основу государственного руководства преимущественно организационную технику и кабинетно-закулисные комбинации в расстановке кадров. Если к этому добавить ограниченность общетеоретического, а стало быть, и политического кругозора Берии, с одной стороны, и безусловные чего организаторские способности, с другой стороны, нужно признать логическим последствием всей его предшествующей карьеры то, что он после смерти Сталина зарвался, возомнил себя чуть ли не всемогущим человеком и потерял чувство критического отношения к себе".

С точки зрения академика-диматчика, "ограниченность общетеоретической подготовки" могла означать только незнание марксистско-ленинских догм или нежелание им следовать. Сегодня такое Берии скорее бы занесли в актив. Убежден, что подавляющее большинство населения Западной Европы и Северной Америки, не исключая высших государственных руководителей, имеют очень слабое представление о марксистской теории (если вообще имеют), равно как и о любых других теориях, и нисколько от этого не страдают.

Ну, а насчет своего всемогущества Лаврентий Павлович никогда не заблуждался. Потому и единственный шанс на то, чтобы удержаться в верхнем эшелоне власти, видел в союзе с Маленковым. В итоге Берия, как и в чем-то схожий с ним Троцкий, оказался хорошим администратором (правда, только в тоталитарной системе), но никудышным политиком. На местах власть и при Сталине оставалась в руках партийных секретарей, хотя каждого из них в любой момент могли прислонить к стенке. После смерти диктатора секретари обкомов и республиканских ЦК только воспрянули духом, как Берия затеял основательную перетряску партийного руководства по национальному признаку. Да и друга Георгия сон порядком напугал своей неуемной активностью, а Хрущев умело подогрел этот страх, внушив недалекому Маленкову, что Берия метит на его место первого лица государства. В итоге на этом месте оказался сам Никита Сергеевич, которому другие наследники в марте 53-го неосмотрительно уступили контроль над партаппаратом. Георгий Максимилианович же в 57-м оказался в "антипартийной группе" и был низвергнут с Олимпа власти. Но все это произошло потом. А летом 53-го падение Берии приветствовали и члены Президиума ЦК, и местная партийная элита.

Наверное, та характеристика Берии, которую, по словам его помощника А.Н. Поскребышева, дал Лаврентию Павловичу Сталин, близка к истине. Она содержится в речи Поскребышева, подготовленной к Июльскому Пленуму 1953 года, но так и не произнесенной. Сразу скажу, что многое в этой речи не вызывает доверия. Александр Николаевич, в ноябре 1952 года лишившийся поста секретаря Президиума ЦК, винил в своем падении Берию (основательно или нет — другой вопрос). И охотно мазал Лаврентия Павловича черной краской (хотя иначе тогда говорить о Лаврентии Павловиче публично никто не мог). Так, Поскребышев утверждал, будто "Сталин крепко ругал себя за то, что согласился с предложенной Берией кандидатурой Абакумова в качестве руководителя МГБ". Но мы-то помним, что бериевской кандидатурой на пост главы органов госбезопасности тогда, в конце 45-го, был вовсе не Абакумов, а Рясной. Абакумов же в тот момент, как глава "СМЕРШ", непосредственно подчинялся Сталину как наркому обороны Сталину, и не приходится сомневаться, что именно Иосиф Виссарионович и предложил его кандидатуру на пост министра госбезопасности. Абакумов как раз и начал с того, что стал чистить "дорогие органы" от людей Берии. Еще Серов в письме Сталину от 8 февраля 1948 года вспоминал: "Насколько мне известно, в ЦК ВКП(б) делались заявления о том, что Абакумов в целях карьеры готов уничтожить любого, кто встанет на его пути. Эта истина известна очень многим честным людям. Несомненно, что Абакумов будет стараться свести личные счеты не только со мной, а также с остальными своими врагами — это с тт. Федотовым, Кругловым, Мешиком, Рапава, Мильштейном и другими. Мне Абакумов в 1943 году заявил, что он все равно когда-нибудь застрелит Мешика. (Павел Яковлевич Мешик был заместителем Абакумова в "СМЕРШе" и человеком, близким к Берии; то, что Абакумов хотел столь круто с ним обойтись, еще раз доказывает, что уже в 43-м Виктор Семенович с Лаврентием Павловичем были на ножах. — /Б. С./). Ну, а теперь на должности министра имеется полная возможность найти другой способ мести. Мешик это знает и остерегается. Также опасаются Абакумова и другие честные товарищи". И "честные товарищи" опасались не зря. Абакумов всех их выжил из МГБ. Поскребышев не мог не знать всего этого. Но предпочел творить заданную Хрущевым и Маленковым легенду о "дружбе" Берии с арестованным двумя годами ранее Абакумовым. Но вот другое поскребышевское утверждение, на мой взгляд, заслуживает доверия: "В целом тов. Сталин характеризовал Берия так: Берия мнит себя большим политическим деятелем, но он не годится на первые роли, ему можно доверить лишь участок хозяйственной работы".

Конечно, сам Иосиф Виссарионович позаботился о том, чтобы в его ближайшем окружении не осталось людей, способных играть первые политические роли. Так что Берия до смерти вождя только и мог проявить себя как толковый администратор, но никак не политик. Однако надо признать, что в развернувшейся после смерти Сталина борьбе за власть Лаврентий Павлович как политик оказался гораздо слабее Маленкова и особенно Хрущева. Замыслив радикальные политические и экономические реформы и сделав первые шаги по их осуществлению, Берия сильно напугал номенклатуру, но при этом не озаботился поиском союзников, как среди партийно-хозяйственного актива на местах, так и на самом верху. Чекист-реформатор полагался только на дружбу с Маленковым, но в политике, как известно, личная дружба немного стоит. "Дружить" здесь можно только против кого-то. Берия же пытался "дружить" с Маленковым не против Хрущева или Молотова, а против партийно-номенклатурной системы в целом. "Дружбу" против кого-нибудь из "дорогих товарищей" по Президиуму ЦК Георгий Максимилианович наверняка бы одобрил. Другое дело — "дружить" против системы, плоть от плоти которой был Маленков. Существования вне ее он не мыслил, и управлять иначе, чем при Сталине, не умел. Неудивительно, что Маленков легко "сдружился" с Хрущевым, Молотовым и другими членами Президиума против Берии.

А вот какую оценку Берии дал бывший министр сельского хозяйства Н.А. Бенедиктов: "Да, пороки у него имелись, человек был непорядочный, нечистоплотный — как и другим наркомам, мне от него натерпеться пришлось. Но при всех своих бесспорных изъянах Берия обладал сильной волей, качествами организатора, умением быстро схватить суть вопроса и быстро ориентироваться в сложной обстановке". Думаю, она близка к истине. Добавлю только, что в советской системе прагматизм Берии вкупе с чекистским прошлым обрекли его на гибель.

Я в основном соглашусь с мнением Г.В. Костырченко: "Все они — Суслов, Михайлов, Чесноков, Игнатьев, Шепилов, Маленков — закончили свой земной путь в преклонных летах и в своих постелях, и их не мучили угрызения совести за организацию и проведение антигуманной акции в далеком 1953-м (имеется в виду "дело врачей". В этот список можно смело добавить Хрущева, Молотова и Кагановича, не имевших непосредственного отношения к делу "убийц в белых халатах", но запятнавших себя не меньшими преступлениями. — /Б. С./). В отличие от них основной инициатор освобождения незаконно репрессированных врачей — Берия умер трагической и позорной смертью. Консерваторы в партийном аппарате (к ним единодушно примкнули и либералы. — /Б. С./) не простили ему того, что после кончины Сталина он позволил себе ряд самостоятельных и смелых решений и поступков, которые резонно были восприняты Хрущевым и другими членами президиума ЦК как заявка на диктаторскую власть (почему на диктаторскую? Ведь все решения Лаврентий Павлович проводил через Президиум ЦК. И нет никаких данных, что Берия готовил военный переворот. — /Б. С./) К тому же они опасались, что, проводя по своему усмотрению расследование преступлений власть имущих в период правления Сталина и используя для этого находившиеся в его распоряжении архивные материалы, Берия в конце концов вполне может обвинить каждого из них в беззаконных действиях".

И в самом деле, целый ряд послевоенных, равно как и предвоенных беззаконий, никак не был связан с именем "лубянского маршала". Он действительно мог оказаться чист, как вслух выразил опасение Андреев. Тут и громкие процессы второй половины 30-х годов, и "военно-фашистский заговор" Тухачевского, и та часть Великой Чистки, которая затрагивала работников центрального аппарата. Спускаться ниже, на уровень регионов, Берии было бы рискованно. Ему могли припомнить репрессии в Грузии. Зато после войны практически все громкие дела вершились без участия Лаврентия Павловича — тут и "дело авиаторов", и "дело артиллеристов", и "ленинградское дело", и "мингрельское дело", и преследование "безродных космополитов". Даже предвоенное "дело о заговоре в ВВС" проходило без прямого участия Берии, поскольку им занимались НКГБ и Особые отделы, в тот момент не входившие в состав НКВД. Что же касается преступления, в которых участвовал Берия, будь то расстрел польских офицеров и гражданских пленных в 1940 году или массовые депортации целых народов в годы Великой Отечественной войны, то здесь его соучастниками выступали и другие члены Политбюро. Кстати, нельзя исключить, что жертв Катыни Лаврентий Павлович тоже готов был реабилитировать, учитывая, что в 40 году он, как кажется, был противником их казни, а теперь, в 53-м, собирался по-иному, чем при Сталине, выстроить отношения со странами Восточной Европы. Катынь, в конце концов, можно было попытаться списать на одного Сталина. Естественно, подобное решение могло бы быть принято только после того, как на Сталина была бы возложена ответственность за репрессии 30-50-х годов. Судя по тому, как Берия обставил реабилитацию "кремлевских врачей", со временем он собирался прямо обвинить в беззакониях Сталина. Но не успел. Характерно, что Хрущев даже после XX и XXII съездов так и не рискнул признать публично советскую ответственность за Катынское преступление. Может быть, в частности, потому, что на Украине поляков расстреливал близкий к нему Серов.

На личный счет Берии можно было отнести только очень немногие фальсифицированные дела, вроде расстрела Мейерхольда, Бабеля, Кольцова и некоторых других, сложным образом пристегнутых к мнимому "заговору Ежова". Тут следствие шло по прямому указанию Сталина, а смертный приговор не предварялся решением Политбюро. Но даже после ареста Лаврентию Павловичу эти дела не инкриминировали. Ведь тогда пришлось бы затрагивать и тему репрессий 1937–1938 годов, хотя бы в связи с ролью Ежова. Члены Президиума ЦК делать этого в тот момент еще не собирались.

Берия, казалось бы, получил в свое распоряжение мощное орудие против Молотова, Маленкова, Хрущева и других в виде архивных материалов по фальсифицированным делам. Неужели Вячеслав Михайлович, Георгий Максимилианович и Никита Сергеевич были столь наивны, недальновидны, прямо сказать, глупы, чтобы дать в руки соперника столь мощное оружие? Ведь к 1953 году дураков в руководстве уж точно не осталось. Они гораздо раньше в расход пошли. Иосиф Виссарионович был классный селекционер. Ему нужны были люди преданные, но в то же время неглупые. Нет, думаю, все дело в том, что Берии отдали МВД только в рамках заранее рассчитанной многоходовой комбинации, направленной на устранение грозного противника. Ведь воспользоваться компроматом Лаврентий Павлович мог только после того, как полностью поставил бы аппарат органов под свой контроль. А это требовало много месяцев, если не лет. Такого срока ему никто отпускать не собирался.

Возможно, в последние дни жизни, сидя в бетонном мешке, Лаврентий Павлович вспомнил свои слова о том, что "у нас в турме места много", и пожалел о них. Понял, что ощущали те, кого его ведомство отправляло на смерть.

Оплакали Лаврентия Павловича только семья и ближайшие родственники. Как сообщал 25 августа 1953 года глава грузинских коммунистов А.И. Мирцхулава, сам ранее находившийся под следствием по делу о мингрельской националистической группы и реабилитированный Лаврентием Павловичем, "после разоблачения преступных антипартийных и антигосударственных действий Берия проживающие в Тбилиси и других городах и районах Грузии его близкие родственники занимаются невыдержанными, злостного характера разговорами, являются источниками распространения разных провокационных слухов. Мать Берия — Берия Марта, глубоко верующая женщина, посещает церкви и молится за своего сына — врага народа. После разоблачения Берия участились подозрительные встречи родственников на ее квартире". Мирцхулава предлагал выслать родных и близких своего вчерашнего благодетеля за пределы Грузии, хотя вся вина их была лишь в родстве с тем, кого пленум ЦК признал врагом народа.

Высылку родственников Берии и его товарищей по несчастью осуществили уже после суда, постановлением Президиума ЦК летом 1954 года. Им воспрещалось жить в Закавказье, на Северном Кавказе, в Москве, Ленинграде и ряде других городов. Но и год спустя родные Лаврентия Павловича не угомонились. 19 сентября 1954 года глава КГБ И.А. Серов докладывал ЦК КПСС, что высланные в Свердловскую область, Красноярский край и Казахстан мать Берии, его племянник и племянница и двоюродные сестры Лаврентия Павловича вместе со своими мужьями "продолжают и ныне восхвалять Берия, утверждать о его невиновности и высказывать недовольство решением об их выселении". Интересно, кто бы был доволен, если его ни с того ни с сего выгнали бы из родного дома и забросили в сибирскую или казахскую глушь! Тем не менее двоюродную сестру Берии Е.Д. Кварацхелия-Антадзе и ее мужа А.Н. Антандзе привлекли к ответственности "за злобную антисоветскую агитацию".

Также и жену и сына Берии в ноябре 1954 года, освободив из заключения, отправили в административную ссылку в Свердловскую область, в принудительном порядке сменив фамилию "Берия" на "Гегечкори". По мысли Хрущева, Маленкова и других советских руководителей, самой фамилии поверженного врага не должно было остаться на земле.

Интересно, что один из тех, кто был официально расстрелян вместе с Берией, быть может, в действительности уцелел. Р.И. Пименов вспоминал: "В отличие от Штейнберга (бывшего офицера военной разведки. — /Б. С./), Мамулов не тужился сохранить замашки высшего света ни в одежде, ни в еде, ни в образовании. Глядя на него, нельзя было подумать, что до своего ареста он ежедневно прогуливал на поводке личного крокодила — эту пикантную подробность сообщил или придумал неутомимый сплетник Штейнберг. Мамулов же проговорился куда более важным известием: за несколько лет до моих с ним бесед, когда еще держали в одиночке по мотивам секретности, его раз ошибочно вывели на прогулочный дворик, уже занятый другим секретным заключенным. К своему остолбенению, Мамулов узнал в нем высокопоставленного генерала, "которого знала вся страна", который числился, по газетным сведениям, расстрелянным по делу Берии. Тот немедленно отвернулся, спрятав свое лицо, надзиратель заорал на Мамулова: "Выходите!" — и вывел его на другой, причитавшийся ему дворик. Ошибиться Мамулов не мог: он куда как хорошо знал этого человека! Фамилию его он отказывался мне назвать, как я ни просил и как ни изощрялся в перечислении известных мне фамилий от самого Берии до Рюмина и Рухадзе. Он непритворно жалел, что проговорился: ему казалось, что разглашение такой государственной тайны может отягчить его собственную судьбу".

Очевидно, в данном случае Мамулов имел в виду кого-то из тех, кто официально был расстрелян вместе кс Берией, т. е. Влодзимирского, Меркулова, Деканозова, Гоглидзе, Мешика или Богдана Кобулова. Но из всех перечисленных лиц "известным всей стране" мог быть только генерал армии Всеволод Николаевич Меркулов, бывший заместитель Берии на посту наркома внутренних дел, а потом — нарком госбезопасности и по совместительству — драматург. Его фотографии часто печатались в газетах, а пьесы шли на сцене столичных театров. И его-то Мамулов как раз знал очень хорошо. Он вообще считался меркуловским выдвиженцем. Вот как американский историк польского происхождения Тадеуш Виттлин, автор первой биографии Берии, описывает лубянскую резиденцию Лаврентия Павловича в конце 30-х годов: "Берия занимал пять смежных комнат. Первая предназначалась для машинисток, вторую и третью занимал заместитель Берии Меркулов. Четвертая комната была в распоряжении помощника Меркулова Мамулова, который также был личным секретарем Берии. В комнате Мамулова были две противоположные двери, левая вела в комнаты Меркулова, а правая — в комнату народного комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берии". В течение многих лет Мамулов виделся с Меркуловым практически ежедневно, и ошибиться ему было, действительно очень трудно. Ломать же комедию перед Пименовым с воскрешением одного из расстрелянных бериевцев Степану Соломоновичу не было никакого смысла, тем более что фамилию он так и не назвал, а о том, что воскресшим мог быть Меркулов, правозащитник так и не догадался. Правда, Всеволод Николаевич Меркулов, как мы уже убедились, фигурирует в списке тех, в отношении которых приговор был приведен в исполнение, и чьи тела кремировали. Однако можно допустить, что вместо Меркулова тогда расстреляли для ровного счета кого-то другого из приговоренных к высшей мере наказания. Не исключено, что за Всеволода Николаевича заступился кто-то из высшего партийного руководства, может быть его земляк Анастас Микоян (оба были родом из Азербайджана), и Меркулову сохранили жизнь, тем более что после войны он с Берией уже никак не был связан, занимая малозначительные посты начальника Главного управления советским имуществом за границей и министра госконтроля. Сколько-нибудь свежим компроматом на партийных вождей Всеволод Николаевич не располагал. Кто знает, может, рано или поздно Меркулова выпустили из тюрьмы и он тихо доживал свой век под чужой фамилией? А может, умер позднее в тюрьме или все-таки был расстрелян, но уже после 1953 года? Или Мамулов все же обознался и спутал Меркулова с кем-то другим? Наверное, эта загадка никогда не будет до конца разрешена.

Лаврентий Павлович Берия вряд ли относится к категории людей, "делать жизнь с кого". Впрочем, если попытаться воссоздать не в жанре жития, а честно, не закрывая глаза на все поступки того или иного исторического лица, и особенно политика, очень мало найдется в мире тех, кто достоин подражания. И меньше всего это относится к товарищам Берии по Политбюро, включая, конечно, самого Сталина. Пожалуй, если начать сравнивать Лаврентия Павловича с Иосифом Виссарионовичем, сравнение выйдет в пользу первого. Сталина интересовала только власть как некая абсолютная категория. Берия же, может быть, готов был использовать свою власть и для того, чтобы делать добро людям, как он его понимал. После смерти Сталина настал, как он думал, подходящий момент для того, чтобы облагодетельствовать советских граждан. И нельзя сказать, что Лаврентий Павлович намеревался творить прогресс варварскими средствами, поскольку нет данных, что он готовил физическое устранение своих товарищей по Президиуму ЦК, собирался их сажать или расстреливать. Наоборот, как мы помним, Берия приказал уничтожить орудия пыток и выпустил на волю сотни тысяч заключенных. Но, тем не менее, почти не найдется в мире людей, готовых оплакать его трагическую гибель.

Вроде бы явно несправедливые обвинения, по которым он был осужден, вызывают жалость к "лубянскому маршалу", а благие намерения сделать более либеральным советский общественный строй порождают сочувствие. Однако десятки тысяч людей, загубленных Берией, мешают сполна отдаться этим чувствам. Как, впрочем, все либерально-оттепельные движения того же Маленкова или Хрущева никак не должны заставлять нас забывать о совершенных ими преступлениях, равно как о преступлениях Молотова, Кагановича, Микояна и других членов сталинского Политбюро.

"Бериевскую оттепель", когда выпустили тех, кого не успели расстрелять при Ежове, вряд ли правомерно целиком относить на счет Лаврентия Павловича. Кого и когда сажать или выпускать, решал в конечном итоге Сталин. Что же остается за Берией? Безусловно, главным достижением его жизни стало осуществление советских проектов по созданию атомной и водородной бомб. Но во благо или во зло это пошло нашей стране? На этот вопрос разные люди дают разные ответы. Я лично думаю, что ост обретения Сталиным и его преемниками ядерного и термоядерного оружия было больше вреда, чем пользы. Да, столь мощное средство устрашения в принципе устранило опасность оккупации территории СССР и его правопреемницы России иностранными агрессорами. Сейчас это особенно пригодилось, когда всерьез встала опасность китайской колонизации российского Дальнего Востока. Но зато благодаря бомбе коммунистический режим продержался несколько десятилетий, углубив экономическую отсталость страны и еще более развратив души людей. С другой стороны, шансы на применение против Сталина ядерного оружия американцами даже в случае, если бы он не обрел бомбы, все равно кажутся маловероятными. Такой удар мог бы последовать только в случае массированного советского вторжения в Западную Европу, а на такое вторжение в условиях американской атомной монополии Сталин никогда бы не решился. Преемники же Иосифа Виссарионовича мыслили по большому счету лишь об удержании завоеванной сферы влияния, с минимальным ее расширением за счет некоторых колониальных и зависимых стран. Лишь однажды попытка Хрущева установить ракеты с водородными боеголовками на Кубе действительно поставила мир на грань термоядерной войны. Ясно, что отсутствие у советской стороны оружия массового поражения в принципе бы исключило возникновение подобного кризиса. Оккупация же лишенного ядерного и термоядерного оружия, а значит, не способного к широкомасштабной агрессии Советского Союза войсками НАТО представлялась крайне маловероятной. Гораздо дешевле и выгоднее было, не прибегая к дорогостоящей оккупации, поставить его природные ресурсы на службу западной экономики, что фактически и произошло в 70-е и 80-е годы. Без атомной и водородной бомб наша страна быстрее и на более выгодных условиях вписалась бы в мировое хозяйство и к сегодняшнему дню хоть частично преодолела бы свое катастрофическое отставание от экономически развитых стран.

Какие же действительно добрые дела останутся за Лаврентием Павловичем Берией в Большой Истории? Безусловно, руководство военной промышленностью, а во многом — и всей экономикой в годы Великой Отечественной войны. Его организаторский талант и деловая хватка внесли немалый вклад в советскую победу в этой схватке, проигрыш которой грозил гибелью нашему народу. Останется среди заслуг Берии и мартовская амнистия 1953 года. Обычно акцентируют на связанные с ней эксцессы. Между тем нельзя отрицать, что благодаря этому гуманному акту сотни тысяч людей, посаженных, в общем-то, за пустяки, смогли вернуться к нормальной жизни. Берия стал инициатором отказа от нерентабельного, полурабского труда заключенных и добился прекращения ряда разорительных строек-гигантов. И от этих нововведений те, кто погубил "лубянского маршала, так и не смогли отказаться. И, наконец, реабилитация арестованных по делу врачей и по мингрельскому делу, состоявшаяся весной 53-го года по личной инициативе Лаврентия Павловича. Пусть с мингрельцами Берия имел и личный интерес — как-никак были арестованы его давние товарищи. И пусть потом, после ареста Берии, кое-кто из освобожденных, в частности, бывший глава госбезопасности Грузии А.Н. Рапава, были вновь арестованы и расстреляны. Но хотя бы 30 тыс. возвращенных по инициативе Лаврентия Павловича на родину ранее высланных жителей Западной Грузии чего-то да стоят! Что из сделанного Берией перевесит на весах судьбы — ведомо одному Богу.

Закончить же книгу хочу одним забавным анекдотом про Сталина и Берию.

Берия: "Иосиф, тут фильм про тебя сняли, говорят, хороший. Пойдем посмотрим?"

Сталин: "Ну, пойдем".

Выходят после просмотра из зала. Сталин: "Да, слушай, Лаврентий, хороший фильм получился. Только знаешь что, тот актер, который меня играет, уж очень на меня похож. Надо бы его расстрелять…"

Берия (/в растерянности/): "Иосиф, а может, мы того… этого… усы ему сбреем?"

Сталин: "Ну, или так".

Что характерно, в этом диалоге Лаврентий Павлович выступает как своего рода гуманист, умеряющий людоедские аппетиты Иосифа Виссарионовича. В народной памяти, по крайней мере сейчас (анекдот как будто недавний), Берия явно не выступает в роли главного злодея, уступив здесь пальму первенства Сталину.

Примечания:

1

Во всех справочниках С.С. Мамулов числится генерал-лейтенантом. Но Р.И. Пименов, приводя дату производства своего сокамерника в генерал-лейтенанты, упорно называет его, с его собственных слов, генерал-полковником. Не исключено, что это звание было присвоено Мамулову в первые недели после смерти Сталина, когда Берия назначил его начальником секретариата МВД. 10 апреля 1953 года Мамулов получил новое назначение — зав. отделом партийных, комсомольских кадров и члена Бюро компартии Грузии. Вероятно, Берия готовил его на пост лидера грузинских коммунистов, но падение Лаврентия Павловича привело Мамулова не на высший партийный пост в Грузии, а во Владимирскую тюрьму.

14

Малой Никитской. — Б. С.