Глава 2

Крис Мэйо открыл глаза: занимался рассвет. Поблескивали серебристые рельсы, мокрая от дождя трава расстилалась до самого горизонта. Юноша немного посидел неподвижно, глядя в окно, пытаясь сообразить, где находится, и прислушиваясь к дыханию лежащего на кровати раненого.

Насколько Крис себя помнил, он всегда вставал до первого света. Дело находилось всегда: если не землю пахать, так рыбу ловить, если не стога складывать, так торф резать. Больше всего он любил резать торф, хотя работа была не из легких. Бедные верхние слои следовало откладывать в сторону, чтобы добраться до черного, легко крошащегося разлома: хорошее топливо залегало, как правило, глубоко.

Ирландец поднялся на ноги, разминая затекшие мускулы и почесывая голову. Он поглядел на раненого. Лицо бедняги осунулось, дыхание вырывалось с трудом… собственно, эти хрипы и дыханием-то не назовешь.

Крис подошел к плите, отыскал в груде серого пепла несколько тлеющих угольев и подкормил их растертой промеж ладоней корой, а затем сосновыми щепками. Пламя разгоралось. Он подбросил дров, закрыл заслонку и подошел к бочке с водой. Краник выцедил несколько жалких капель.

Подхватив деревянное ведро, Крис отправился к колодцу и зачерпнул воды. Рядом лежал оловянный ковшик. Ирландец осторожно отпил глоток: хорошая вода, вкусная, солоноватая малость, но вкусная. Чтобы наполнить бочку, пришлось десять раз прогуляться туда и обратно. Покончив с бочкой, юноша наполнил и ведро, ведь никогда не знаешь, когда вода понадобится, а остаться без воды Крису не улыбалось. В конце концов, этому немудреному правилу ирландец следовал всю жизнь. Если ведро опустело — наполни. Если опустел ящик для дров — наполни и его тоже.

На небе вспыхнули розовые разводы. Крис окинул равнину придирчивым взглядом. Давеча, отдыхая под тополями, он слышал журчание воды; теперь, оглядевшись по сторонам, юноша решительно направился к деревьям. Под сенью листвы царила тишина, на земле валялось немало сухих веток, поломанных бурями. Выходит, о дровах и растопке можно не беспокоиться.

Мэйо отыскал крохотный ручеек и прошел по нему с четверть мили до распадка в холмах, где источник брал свое начало: из трещины под камнем бил прозрачный родник.

Юноша снова огляделся, но ровным счетом ничего не увидел и не услышал. Даже птицы молчали.

Когда Крис возвратился в хибару, раненый все еще спал. Ирландец поджарил грудинки, сварил кофе и позавтракал. Покончив с мясом, он обмакнул заплесневелые галеты в жир и сжевал и их. Кофе был превосходен.

Крис Мэйо отличался крепким телосложением и недюжинной мощью. При росте в пять футов и десять дюймов он весил около ста девяноста фунтов. Всю свою жизнь ирландец вкалывал как вол; руки его, привыкшие к лопате и к тяжестям, огрубели и налились силой. Допивая кофе, юноша размышлял о том, что следует делать.

Из обрывков разговоров ирландец понял, что рельсы заканчиваются где-то далеко на западе, а ближайшее придорожное поселение находится милях в ста отсюда. Форт Сандерс, вот как оно называется! В сорока милях к западу лежит болото, из которого проходящие поезда качают воду, но там ничего нет, ровным счетом ничего, только трясина да прибрежные камыши.

Что в такой ситуации следует делать, юноша совершенно не представлял. Он понятия не имел, когда подадут следующий поезд, ибо поезда, подвозящие к концу линии стройматериалы и продовольствие, можно было пересчитать по пальцам. Следующий поезд мог прийти сегодня или завтра, а мог и через неделю. А оказался-то Крис в чужом краю, в краю, подобного которому он отроду не видел. Ничего общего с покойными зелеными холмами Ирландии; только шелестящие под ветром травы да сам ветер… Ох уж этот ветер! Дует не переставая: ласковый такой, легкий ветерок, однако не стихает ни на минуту — виданое ли дело! Крис вышел во двор и поглядел в сторону горизонта сквозь дрожащее знойное марево. Вдали сходятся рельсы; на небе ни облачка. Буря как налетела внезапно, так и прошла. Ну что ж, хоть какое-то сходство с Ирландией: обитателям зеленого острова к резким сменам погоды не привыкать.

Юноша снова вернулся к раненому: тому, похоже, стало хуже. Он что-то бормотал про себя, вроде как спорил, протестовал, нес какую-то бессмыслицу. Крис Мэйо прислушался, стараясь понять, что же все-таки произошло.

Кто-то пытался убить этого человека… зачем? Не индейцы, нет; кто-то другой. Зачем? Вряд ли у станционного смотрителя завалялось что-то ценное; как бы то ни было, станцию убийцы не ограбили. Может статься, их спугнул прибывающий поезд? Возможно; но почему тогда они до сих пор не вернулись? А если речь идет вовсе не об ограблении? И нападающие преследовали совсем иные цели? Но какие?

Ирландец до мозга костей, Крис задумался о политике. Политические раздоры, восстания — здесь ирландец чувствует себя как рыба в воде. С Англией его соплеменники постоянно на ножах, да и промеж себя тоже. Племена и кланы то и дело грызутся между собой. Может быть, и здесь та же история?

Крис Мэйо никогда не считал себя умником. Работать он умел, драться — тоже. Он освоил простейшие навыки, необходимые рабочему: легко поднимал тяжести, ворочал неподъемные бочки и ящики, умел отразить удар и вывести противника из строя. Юноша имел некоторое представление об истории своей родины, однако в том, что касалось Америки и ее политической жизни, пребывал в полнейшем неведении.

Недавно здесь закончилась война; уж об этом-то Крис знал. Война шла между штатами: штаты никак не могли решить, остаться ли им одной страной или разделиться на две; и еще что-то там говорилось о рабстве.

Работорговцев Крис не жаловал. Ирландия до дна испила чашу сию, впрочем, как и многие другие страны. В давние времена побережье Ирландии немало пострадало от набегов датчан, да и алжирцев тоже, ибо рабство процветало во всем мире до тех пор, покуда не изобрели машины, способные заменить труд людей. Так было и в Африке: Мэйо где-то слышал об этом. Племена дрались между собою, а пленников обращали в рабов или продавали на сторону… так было испокон веков, и, надо полагать, во всем мире.

Но теперь американская война закончилась. Немало ирландцев сложило в ней свои буйные головы: Крис знавал ребят, что плавали за океан и сражались на стороне Севера. Однако война уже завершилась, и нелепо предполагать, будто неразбериха на станции имеет к ней хоть какое-то отношение.

Так что же все-таки произошло? Ограбление? Рабочим, занятым на строительстве железнодорожных путей, надо каким-то образом платить; стало быть, деньги надо переправлять на Запад, к концу магистрали; может быть, в этом все дело? Но зачем тогда убивать станционного смотрителя? И раздевать его догола?

Погоди-ка! А что, если налет на поезд должен произойти как раз в этом месте? Это предположение показалось Крису вполне правдоподобным, однако оставались некоторые неувязки. Устремив отрешенный взгляд в пространство, юноша размышлял, как можно осуществить подобное рискованное предприятие. Важно узнать, что грабители задумали; но еще важнее — придумать, как отсюда убраться. Вот именно — убраться. Одно дело — добыть деньги, другое — уехать туда, где их можно не без удовольствия потратить. А куда отсюда уедешь?

Карт Америки Крис никогда не видел; представления юноши о географии страны основывались главным образом на рассказах одного из спутников, Мика Шаннона: Мик три года прослужил в американской армии. К югу простирались земли, населенные индейцами. В восточной части Америки жили индейцы дружественно настроенные, а в западной части -индейцы свирепые и злобные… кстати, Дикий Запад — как раз к югу отсюда. Еще дальше находился Техас, где, судя по слухам, могло случиться что угодно.

К северу раскинулись пустынные равнины; там тоже кишмя кишели индейцы, счастливые обладатели ножей для снятия скальпов. А где-то на западе протянулась гряда гор.

Так куда же направятся бандиты, если речь и в самом деле идет об ограблении поезда? И, что куда более важно, где они теперь?

Крис подумал об этом и сразу же пожалел: ведь в ожидании прихода поезда люди эти наверняка обосновались где-то неподалеку, а это означает лагерь, опорный пункт.

Крис вернулся к своему подопечному: глаза раненого были открыты и глядели в потолок. Крис постоял у кровати, поразмыслил минуту и объявил:

— Сварю-ка я бульон. Тебе, браток, не худо бы подкрепиться.

Взгляд раненого обратился на молодого ирландца; в широко распахнутых глазах застыл ужас.

— Крис Мэйо меня зовут, — сообщил юноша. — Я от поезда отстал. Ехал к концу магистрали; думал, там для меня работа найдется: рельсы подтаскивать да молотком махать, вот какие дела.

Ирландец поворошил дрова в плите и настругал в горячую воду, что осталась от завтрака, немного вяленого мяса. Помешав в котелке, Крис отнес бульон раненому и принялся кормить его с ложки. Тот съел ложек шесть, а затем слабо покачал головой.

— Тебя избили, — сообщил Крис, — изрешетили пулями и раздели догола.

Незнакомец остановил на ирландце невидящий взгляд, губы его беззвучно шевелились, тщетно стараясь что-то выговорить.

— Я нашел тебя у задней двери, — сообщил Крис. — Ты добрел до дома под проливным дождем. Мне думается, что тебя сочли мертвым, оттащили подальше и спрятали. Вряд ли индейцы, а?

— Нет.

То было первым его словом. Раненый закрыл глаза.

Мэйо заколебался. Бедняге необходим покой, но неизвестность может погубить их обоих.

— Что произошло? — спросил Крис.

Незнакомец покачал головой. Крис присел на корточки.

— Сколько их было? — настаивал юноша. — Ты мне лучше скажи. А то ведь они могут и вернуться.

Раненый открыл глаза.

— Поезд! — прошептал он хрипло. — Шерман!

— Сколько их? Кто они?

— Их мно… много. Девять, десять… нет, больше. — Раненый попытался приподняться, опираясь на локти. — Сообщить… необходимо сообщить! Помоги мне!

— Ты приляг, приляг. Спокойно, браток, спокойно. Тебе нужен отдых. Время еще есть…

— Нет! Нет времени! Поезд!

— Речь идет об ограблении?

— Шерман… это Шерман. — Голос раненого прервался, бедняга потерял сознание и бессильно откинулся на постель.

Шерман? Крис ровным счетом ничего не знал о грабителях Запада. Кто бы ни был этот Шерман, телеграфиста он перепугал до смерти. Мэйо прошелся из угла в угол, затем выглянул в окно и в который раз окинул взором травяную равнину. Они вернутся, причем целой бандой, и попытаются остановить поезд… но когда? Когда приходит поезд и на черта этот поезд им сдался?

— Криспин Мэйо, — проговорил ирландец вслух, — твое ли это дело? Уноси-ка отсюда ноги, покуда жив, схоронись вон там, за деревьями. Ты тут ни при чем. Ты приехал из графства Корк прокладывать железнодорожные пути, и лучше бы тебе заняться именно этим, и ничем другим.

Однако не скотина же он бессердечная, чтобы бросить раненого на произвол судьбы. Крис подошел к телеграфному ключу и постучал, но на этот раз ответной трели не раздалось. Аппарат молчал. Юноша попытался снова… безуспешно.

Крис извлек на свет револьвер и осмотрел его, стараясь понять, как эта штука заряжается. Очень скоро смышленый ирландец разобрался, что к чему.

Он ходил от двери до двери, время от времени выглядывая наружу, но все было спокойно. Жара и тишина. Крис стянул с себя черную куртку. Поизносилась, однако, порядком. Он причесался перед осколком зеркала. Мокрые и приглаженные, волосы его казались почти черными, но на самом-то деле отливали в рыжину: увидеть это можно было только в солнечных лучах.

На нем была рубашка в белую и красную полоску с резинками на рукавах. На руках вздулись мускулы: на прокладывании путей такие мускулы пришлись бы к месту. Ирландец отер пыль с грубых сапогов и попытался отряхнуть штаны. Затем он снова выглянул за дверь и посмотрел в окно.

Жара и тишина. Крис с сожалением воззрился на тополиную рощу, подумывая о тенистой прохладе, но выходить из дома побоялся.

Он перевел взгляд на револьвер у пояса и, слегка рисуясь, прошелся вразвалочку взад и вперед. Ах, видели бы его в эту минуту! Ах, видела бы его Мейри!

Ирландец снова вернулся в дом и поискал какого-нибудь чтива. Подвернулись газета месячной давности и книга Оливера Оптика, причем даже новая. Называлась она «Храбрый старина Солт».

Ирландец развернул газету. Так: реклама патентованных средств; в Дакоте свирепствуют индейцы сиу; тип по имени Скандалист Джо Лоу кого-то ухлопал; одни говорят, уже второго, другие утверждают, что третьего. Пропала девушка и двое детей… Крис снова тыкнул пальцем в заглохший телеграфный ключ, но тщетно.

Мэйо вышел за дверь и направился к платформе. Один-одинешенек, затерянный в этой безбрежной, глухой тишине, он стоял на дощатом настиле, всматриваясь в даль, туда, где сходились рельсы. Затем перевел взгляд на провода. Кабель протянулся в обе стороны, насколько хватает глаз: на вид целехонький, но Крис-то знал: провода перерезаны. И тут его осенило: чтобы остановить поезд, достаточно разобрать рельсы на некотором расстоянии от станции.

Краем глаза ирландец заметил какое-то движение и резко обернулся. Вдалеке на равнине возникла черная точка. Затем вторая… нет, целых четыре… пять…

Они подходили дюжинами, эти огромные гривастые твари. Ничего подобного Крис в жизни своей не видел: неуклюжие, извалявшиеся в грязи черные зверюги вроде коров шли и шли, порою задевая за угол хибарки. Пока тянулся день, число их все прибывало и прибывало; с наступлением ночи все стадо расположилось на ночлег тут же, не обращая ни малейшего внимания ни на хижину, ни на ее обитателей.

В ту ночь Криспину Мэйо так и не довелось уснуть: гигантские твари стонали и мычали, сшибались рогами и вообще вели себя неспокойно. То и дело какая-нибудь зверюга поднималась на ноги, «потягивалась и принималась чесаться об угол дома, причем так яростно, что хижина ходила ходуном.

Было уже за полночь, когда раненый пришел в себя. Крис подсел к нему.

— Все в порядке. Ты — парень крепкий, дня не пройдет, как ты снова встанешь на ноги.

Невнятное бормотание смолкло.

— Кто здесь? Кто это? — Голос прозвучал отчетливо и резко.

— Да я это. Ну, тот самый ирландец, что отстал от поезда.

— Поезд! — Голос больного сорвался на крик, так что Крис испугался было, как бы его подопечный не вспугнул спящих зверюг. — Они охотятся за поездом. Они замышляют убийство!

Раненый снова забормотал что-то и пронзительно вскрикнул пару раз. «Наше счастье, что стадо расположилось на ночлег в нескольких сотнях ярдов, — подумал Крис. — А не то ведь всполошились бы, как пить дать, и снесли бы хибарку за здорово живешь».

Крис Мэйо прошелся по комнатам. Повсюду царила тишина. Ирландец не находил себе места: он отлично знал, что раненому помочь не в силах, и сообщить кому бы то ни было, в какой передряге оба они оказались, тоже не может. Оставалось только ждать следующего поезда да уповать на то, что подопечный его не скончается раньше и что негодяи, кто бы они ни были, больше не вернутся. Ирландец уселся на пол и откинулся к стене, но сон не приходил.

Так прошло несколько часов. В ночном безмолвии раздался выстрел. Крис обалдело вскочил на ноги, затем рухнул на четвереньки, пытаясь впотьмах нашарить винтовку. Снова прозвучал выстрел, на этот раз в некотором отдалении, затем загрохотали копыта. Мэйо пинком распахнул заднюю дверь и в лунном свете увидел, что стадо тронулось с места.

Выскочив наружу, Крис закричал во все горло и отчаянно замахал красным фонарем: ирландец нарочно оставил его зажженным, на случай, если понадобится остановить какой-нибудь поезд. Затем, вытащив револьвер, он выпалил в надвигающуюся безликую массу. Огромный бык рухнул на колени шагах в тридцати, неуклюже попытался подняться, но новый выстрел уложил зверюгу наповал.

Крис снова разрядил револьвер: еще один зверь споткнулся, однако удержался на ногах. Размахивая фонарем и громко крича, ирландец сумел-таки, отчасти благодаря упавшему быку, заставить нескольких свернуть в сторону. Отступив на шаг, Мэйо помедлил у двери и выстрелил еще раз. Пуля попала в цель: еще одно животное рухнуло наземь.

Засунув револьвер в кобуру, Крис схватил винтовку, стоявшую в углу у двери, и выпустил пуль шесть, однако без малейшего успеха. Огромный бык перемахнул через одну из неподвижных туш, со всего размаху налетел на угол дома, так что хибара покачнулась и едва не рухнула, и на всех парах промчался дальше.

Ирландец снова выстрелил в упор, но зверь помчался напролом, словно Крис всего лишь дохнул ему в морду.

Стадо прогрохотало мимо, разделяясь на несколько потоков там, где путь преграждала хижина или упавшие тела. Крис повертел в руках револьвер, стараясь понять, как эта штука перезаряжается. Справившись, ирландец заглянул через дверь в соседнюю комнату. Раненый приподнялся на локте.

— Что происходит? — спросил он.

— Да все эти черные коровы, пропади они пропадом. Кто-то в них выстрелил, они и поскакали сломя голову прямо на нас.

Раненый снова откинулся на подушку.

— Бизоны. Эти твари зовутся бизонами. Дом так ходуном и заходил. Я подумал, что крыша рухнет. — Несчастный лежал неподвижно, дыхание вырывалось с хрипом. — Ты кто такой?

— Я отстал от поезда. Сколько можно повторять?

— Ты умеешь обращаться с телеграфом? Надо послать сообщение.

— Не умею, но это не важно. Аппарат молчит. Связь оборвалась: полагаю, что кабель перерезан.

— Очень может быть. Скорее всего, они и рельсы разобрали.

— Я тоже так подумал, — отозвался Крис. — Но кто заварил всю эту кашу? Эти люди охотятся за тобой?

— Нет. — Раненый не сводил с Мэйо глаз, пытаясь собраться с мыслями. Этого человека он видел впервые, однако похоже было на то, что незнакомец говорит чистую правду. Квадратный котелок, потертая, но тщательно вычищенная куртка, тяжелые сапоги… Сразу видно, что не с Дикого Запада. — Это проклятые ренегаты-южане. Они хотят захватить поезд. Я слышал, как мерзавцы переговаривались промеж себя, — после того как они захватили меня спящим и огрели по голове и решили, что я отдал концы. — Телеграфист помолчал. — Они в меня стреляли — там, во дворе, когда обнаружили, что я еще жив. А потом оттащили подальше, чтобы спрятать тело. Они хотят убить кого-то из пассажиров поезда; думается мне, что генерала Шермана.

— Он что, такая важная шишка?

— А то! Шерман прошел победным маршем от Атланты, что в Джорджии, до самого моря, оставляя за собою сожженные плантации, разобранные железнодорожные пути, разоренные города. Генерал перебил хребет мятежному Югу; война закончилась, можно сказать, только благодаря ему.

— Так Шерман — один из пассажиров поезда?

— По крайней мере, негодяи так считают. Известно, что генерал едет на запад с инспекцией, или что-то в этом роде.

Раненый закрыл глаза и замолчал, размышляя про себя. Впрочем, сколько бы он ни тревожился, сколько бы ни ломал себе голову, повлиять на ситуацию он никоим образом не может. Если кабель перерезан… а аппарат ведь до сих пор молчит… то оба они беспомощны. Притом он понятия не имеет, где и как ренегаты надеются захватить поезд. Телеграфист перебирал в уме все возможности, пока беднягу не сморил сон.

Криспин Мэйо подошел к двери и выглянул наружу. Темно — хоть глаз выколи. Впрочем, при свете звезд он различал смутные очертания двух убитых бизонов. «Еда», — подумал Криспин. Разглядывая гигантские туши, он попытался представить себе, что такая гора мяса означала бы для него в различные времена в Старом Свете.

Уж там-то он бы знал, что делать, уж там-то он бы во всем разобрался; но здесь все так непривычно, так ново. Зловещие «они», уж кто бы там они ни были, не позволяли о себе забыть. Он, Криспин, в эту свару затесался случайно, сам того не желая, и в исходе ее нимало не заинтересован. Ренегаты-южане уже попытались убить обитателя хибарки, а обратив стадо бизонов в паническое бегство, они, должно быть, рассчитывали уничтожить следы преступления, стереть с лица земли и недобитого телеграфиста, и саму станцию. Но Крис Мэйо-то здесь при чем?

Станционный смотритель, конечно, пришел-таки в сознание, но эти несколько кратких мгновений, на которые Крис так рассчитывал, ничем ему не помогли. Постепенно ирландец начинал понимать, что помощи и впрямь ждать неоткуда и не от кого. Он оказался в самом водовороте событий, и похоже было на то, что живым из этого водоворота не выберется. Прости-прощай мечты о возвращении домой к Мейри Кинселле с ее нахально вздернутым веснушчатым носиком!

Ох уж эти дерзкие, глупые мечты! А он-то надеялся вернуться разодетым в пух и прах, с увесистым золоченым кольцом на пальце, в экипаже, запряженном парой горячих вороных… уж он всем бы утер носы! Ну что же, ежели удастся выбраться из этой передряги живым, он будет считать себя счастливчиком.

Он, Крис, намерен драться. Именно так, драться. Он уже давно решился, а ворчал так просто, по привычке. Другого ' выхода нет и не предвидится. Крис не без гордости оглядел огромные черные туши. Он взял в руки оружие — и уложил-таки неприятеля. В то же время некий опасливый внутренний голос подсказывал ирландцу, что, в конце концов, бизоны шли стеной, как можно было промахнуться? «Не теряй головы, парень, — сказал он себе, — не заносись; один раз повезло — в другой может и не повезти».

Снова настало утро, а вместе с ним снова пришло ощущение необъятного простора: над головою синел необозримый купол неба, до самого горизонта раскинулась бескрайняя равнина, везде, насколько хватает глаз, — травы да ветер. Перед мысленным взором Криса возникла родная ирландская деревушка: в этих привольных прериях она бы непременно затерялась, словно ее и не было. Да что деревушка, вся Ирландия бы затерялась.

Юноша прогнал эту мысль и осмотрелся вокруг: в тесной хибарке все было маленькое, компактное, все — такое понятное и знакомое. Но стоило выйти за дверь — и при одном только взгляде на овеянные ветрами пространства у ирландца дух захватывало. Впрочем, следовало признать, что почва в здешних краях богатая. Крис просеял землю сквозь пальцы… Тут можно растить и ячмень, и рожь, и пшеницу, да и картофель, пожалуй…

Крис сидел рядом с раненым, когда до слуха его донесся приближающийся стук копыт. Револьвер висел на поясе под курткой, винтовка стояла у двери. Ирландец направился было к выходу, но тут же передумал. Незачем этим людям знать, что он один. Да и вообще разумнее ничем не выдавать своего присутствия до тех пор, пока в том не возникнет необходимость.

Всадников было трое: небритые, грязные, сомнительного вида проходимцы, один — в плохо пригнанной серой шинели, вроде тех, что носили солдаты Конфедерации (об этом Крис слышал от Мика Шаннона). Увидев, что над трубой слабо курится дым, бандиты остановились в нескольких ярдах. Они поглядели на бизонью тушу, что так и осталась лежать за станцией, затем один из всадников медленно объехал вокруг дома. Затаившись, Мэйо ждал, что будет дальше.

Наконец-то раздался оклик:

— Эй, есть там кто?

Мэйо скорчился у окна, наблюдая за чужаками. Отвечать он, естественно, не стал. Бандиты позвали снова, затем один направился было к дому, но второй отозвал приятеля.

— Умирает… — уловил Крис, а затем: — Ты же сам видел… сомневаться не приходится.

Бандиты посовещались промеж себя (Крису не удалось уловить ни слова), а затем все трое поворотили коней и поскакали на восток. Ирландец долго глядел им вслед и только спустя несколько минут после того, как всадники исчезли, поднялся на ноги.

Мэйо отыскал широкий нож и вышел во двор освежевать бизона. Работать мясником Крису было не привыкать; дома, в Ирландии, ему частенько приходилось забивать собственный скот и самому разделывать туши. Он развесил часть мяса в доме, затем принялся жарить бифштекс.

Юноша непроизвольно нахмурился, пытаясь сообразить, что следует предпринять. Эти бандиты, что покушались на телеграфиста, всенепременно добьют беднягу при первой возможности, а заодно порешат и его, Криса, не говоря уже о тех, кто в поезде. Ирландец ровным счетом ничего не знал о Шермане, однако не дело это, чтобы банда каких-то проходимцев терроризировала невинного человека. Что же все-таки ему, Крису, предпринять?

Внезапно ирландца осенило. Юноша наморщил лоб, обдумывая пришедшую в голову мысль и так и этак. В груде инструментов он отыскал лопату и серп, вышел из дома, перешагнул через рельсы и расчистил среди сухой травы небольшую площадку. В центре площадки Крис сложил немного сена, затем набрался храбрости и сходил к тополям за веточками, корой и сухими сучьями. Запасшись топливом, Мэйо занялся костром. Поблизости штабелями лежали неиспользованные шпалы: ирландец позаимствовал несколько штук на свои нужды… «Лежни» — вот как их еще называют. Крыша хибары была покрыта толем; вокруг валялись не пошедшие в дело куски и обрезки. Ирландец собрал и их и заботливо отнес в дом: там, по крайней мере, они останутся сухими, даже если опять хлынет дождь.

Крис зажег красные фонари — на всякий случай. Воспользовавшись содержимым одного из фонарей, ирландец обильно полил растопку керосином и положил рядом несколько шпал, чтобы бросить их в костер, едва огонь загорится, -ежели, конечно, и впрямь придется прибегнуть к подобным мерам.

Место для костра он выбрал по другую сторону основной магистрали, сразу за запасным путем, где земля слегка понижалась, — чтобы огонь, не дай Бог, не перекинулся на хижину. Из окна дома костер было невозможно увидеть.

Ирландец с аппетитом сжевал бизоний бифштекс: вкусное мясо, сочное. Подкрепившись, юноша возвратился в хижину: пациент его крепко спал. Крис Мэйо уселся на стуле рядом с бесполезным телеграфным ключом и уставился на безлюдную равнину, чувствуя себя затерянным и одиноким. Он чертовски устал: сказались бессонные ночи, тревога о раненом и страх перед ренегатами. В том, что бандиты вернутся, Крис нимало не сомневался.

Наконец, порядком соскучившись от ничегонеделания, ирландец выдвинул ящики стола и принялся рыться в бумагах. Среди документов отыскалась странная на вид карта: ничего подобного Крис отродясь не видывал. Юноша долго разглядывал чертеж, пока не понял, что перед ним — профиль полотна железной дороги, где, помимо всего прочего, обозначены высоты над уровнем моря. Ирландец уже собирался было затолкать карту обратно в ящик, как вдруг заметил нечто, приковавшее его внимание.

К востоку от тополей уровень земли повышался; несмотря на то, что на первый взгляд местность казалась абсолютно плоской, дорога шла на подъем. Тут Крис вспомнил, что локомотив и впрямь замедлил ход, подъезжая к станции, а миновав тополя, притормозил настолько, что не обогнал бы и пешехода. Отсюда и далее, согласно карте, дорога постепенно выравнивалась.

Если всадники намереваются догнать состав и вскочить в поезд на ходу, так места удобнее не сыщешь. Крис не сомневался, что бандиты все предусмотрели заранее: участок, где поезд замедляет ход, наверняка им отлично известен.

И на западе, и на востоке расквартированы воинские части. Ренегаты, конечно, знают, что, едва о похищении генерала Шермана станет известно, вслед бандитам вышлют погоню, да такую, какой равнины Дикого Запада доселе не видывали.

Так что же? Они, вне всякого сомнения, народ отчаянный, ежели решились на такое, и, стало быть, сражаться им не привыкать. Однако бандиты наверняка тщательно спланировали отступление. А это значит, что им понадобится время. А для этого, во-первых, нужно вывести из строя телеграф, а во-вторых, сделать так, чтобы поезд не смог доставить роковые вести в обитаемые края. Выходит, надо либо разобрать рельсы, либо перебить кондукторскую бригаду. Это даст бандитам необходимые несколько дней форы; за это время они успеют рассыпаться по равнине и вновь воссоединиться далеко отсюда.

Крис нарубил как можно больше мяса, затем обвязал тушу веревками и с трудом отволок ее подальше от хижины, туда, где запах не будет ощущаться. Второй убитый бизон оказался чересчур тяжелым, и ирландец махнул на него рукой: пусть лежит, где лежал, со временем он придумает, как от этого подарка избавиться.

Криспин Мэйо снова повернулся к равнине и застыл как вкопанный, глядя во все глаза. К нему приближался всадник, ведя второго коня в поводу. Второй конь, в свою очередь, тащил что-то за собою.

Ирландец выжидал, не трогаясь с места. Всадник подъехал к станции, и Крис увидел, что перед ним — индеанка с ребенком. Конь в поводу волок за собою нечто вроде самодельных носилок: два шеста волочились по траве. Завидев Мэйо, индеанка натянула поводья.

Женщина поглядела сперва на Криса, потом на бизона.

— Еда, — сказала она, показывая на себя и на ребенка.

— Сейчас, — кивнул Крис. — В доме полно жратвы.

Только теперь он заметил, что на натянутом между двух шестов одеяле лежит краснокожий. Едва Мэйо подошел к нему, краснокожий открыл глаза и неспешно потянулся к томагавку, торчащему за поясом.

— Да лежи ты, — отмахнулся Крис. — Эта штука тебе не понадобится. Один увечный у нас уже есть.

Женщина пристально наблюдала за Крисом. Ирландец повернулся к ней.

— Раненый в доме, — пояснил он.

Индеанка сняла ребенка с седла и спешилась сама. Она собралась было разводить костер, но Мэйо покачал головой и знаком указал на хижину. Женщина вошла в дом, вскорости возвратилась, отрезала мяса с туши второго бизона и снова скрылась за дверью. Крис зачерпнул ковшом воды из колодца и поспешил к раненому индейцу.

Мгновение поколебавшись, индеец принял ковш из рук бледнолицего и жадно напился. Крису пришлось сходить к колодцу во второй раз; индеец снова осушил ковш. У колодца лежало корыто; Крис подвел к нему лошадей. У одной на лопатке багровел след от пули.

Женщина вернулась с мясом, присела у носилок и протянула кусок раненому. Крис понятия не имел, как с индеанкой разговаривать. Он призадумался и наконец сообщил:

— Здесь плохое место. Идут плохие белые.

Женщина подняла взгляд; Крис продолжил:

— Плохие белые люди его стрелять. — Он указал на хижину. — Думать, что мертвый, бросить.

Женщина указала на индейца:

— Его тоже стрелять. Мы ничего не делать. Они все равно стрелять; его стрелять, меня стрелять.

— Как вы спаслись?

— Бежать… прятаться.

— Как далеко эти люди? — спросил ирландец.

Индеанка пожала плечами.

— Недалеко. Много воинов, много ружей. Стоят лагерем.

Крис присел на заднее крыльцо и вытер вспотевший лоб.

— Они придут сюда, остановят поезд. Хотят убить генерала… вождя, — пояснил ирландец. Индеанка вроде бы поняла. — Вождь едет на поезде, — на всякий случай добавил Мэйо.

Индеец ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусок. Мальчуган жевал точно так же, не сводя с Криса огромных и печальных черных глаз.

— Вы поехать? — умоляюще спросил Крис. — Вы сказать белым людям? Вы ехать на запад?

Женщина что-то сказала индейцу; тот резко оборвал свою спутницу. Тон его голоса не оставлял места надежде. Индеанка покачала головой и указала сперва на себя и на раненого, затем на юг.

— Запад? — снова взмолился Крис. — Вы — сказать людям с железной дороги. Людям на паровозе. Вы — сказать солдатам. — Ирландец пошарил в кармане и извлек на свет три серебряных доллара. — Я давать… вы отвозить известия?

Женщина поглядела сперва на серебро, потом на индейца. Краснокожий воин поднял глаза на Мэйо.

— Брать — нет, — изрек он. — Твое. — Жестом он дал ирландцу понять, чтобы тот убрал деньги.

— Ты — брать, — безнадежно настаивал Крис. — Ты — купить подарок для маленького. — Ирландец вручил три серебряных доллара женщине и ушел в хижину.

Он устал как собака, вспотел от жары и совершенно извелся от страха. Больше всего на свете ирландцу сейчас хотелось оказаться подальше от этого места. Почему нет поездов? Неужели никому даже в голову не приходит задуматься, почему телеграф вышел из строя? Что за идиотская страна!

Крис снял куртку, повесил ее на спинку стула и поправил кобуру с шестизарядным револьвером: пусть будет под рукой. Индеанка сосредоточенно свежевала бизона. «Да хоть бы всю тушу забрали!» — раздраженно подумал Крис. И черт его дернул уехать из графства Корк!

День тянулся бесконечно. Через какое-то время ирландец вышел из дома, притащил ворох шпал и соорудил из них некое подобие баррикады по обе стороны стен. Стены хибарки — защита никуда не годная, пули прошьют их, словно бумагу. Вот железнодорожные шпалы — дело другое. Крис трудился не покладая рук на протяжении нескольких часов, складывая шпалы штабелями. Окончательно вымотавшись, он присел отдохнуть. Пот заливал глаза, руки огрубели от шероховатого, расслаивающегося дерева.

За это время индеанка успела уехать, забрав с собой мужа и ребенка. Крис пожалел, что не попытался откупить у женщины одного из коней. Верхом он ездит недурно. Когда-то он работал помощником конюха при усадьбе неподалеку от дома. У хозяев усадьбы конюшня была что надо. Уж и накатался же Крис на этих горячих и статных ирландских скакунах!

Ирландец состряпал себе ужин из бизоньего мяса, грудинки и бобов. Затем сварил немного бульону для раненого: тот пришел в себя, однако по-прежнему был плох. Мэйо скормил бедняге несколько ложек; больше тот съесть не смог.

В душе Криса шевельнулось нехорошее предчувствие. Ренегаты попытались убить телеграфиста; когда выяснилось, что тот вроде бы жив, они пугнули бизонов. А теперь время явно поджимает. Если поезд и в самом деле придет, то очень скоро. Стало быть, сегодня ночью бандиты попытаются уничтожить станцию.

Крис вымыл посуду и стал готовиться к штурму. Будь он один, он предпочел бы убраться из дома, даже если бы знал, что наверняка погибнет в прерии. Но он был не один.

Крис ждал — но никто так и не появился. Как только стемнело, он взял в руки винтовку и прошелся вокруг дома, разведывая обстановку. Около костра ирландец положил толь.

Крис Мэйо стоял у дверей станции, когда услышал паровозный свисток.