И. Н. Данилевский

ПОПЫТКИ «УЛУЧШИТЬ» ПРОШЛОЕ: «ВЛЕСОВА КНИГА» И ПСЕВДОИСТОРИИ

В 1960 г. в Советский славянский комитет АН СССР поступила фотография дощечки с вырезанными письменами. Ее прислал биолог С. Парамонов, более известный под псевдонимом С. Лесной. Несколько лет он занимался изучением удивительного памятника письменности — так называемой «Влесовой книги». Фрагмент ее и был направлен на экспертизу в Славянский комитет.

Судя по сопроводительным материалам «книга» эта представляла собой дощечки с письменами на них. Они были обнаружены в 1919 г. полковником Белой армии А. Ф. Изенбеком в разграбленном имении где-то на Украине (предположительно в Харьковской губернии).

В холщовом мешке, куда они были собраны денщиком А. Ф. Изенбека, дощечки совершили путешествие в Бельгию. Там в 1925 г. Изенбек познакомил с ними своего нового приятеля, Ю. П. Миролюбова. Как пишет О. В. Творогов:

«…инженер-химик по образованию, Ю. П. Миролюбов не был чужд литературных занятий: он писал стихи и прозу, но большую часть его сочинений (посмертно опубликованных в Мюнхене) составляют разыскания в области религии древних славян и русского фольклора. Миролюбов поделился с Изенбеком своим замыслом написать поэму на исторический сюжет, но посетовал на отсутствие материала. В ответ Изенбек указал ему на лежащий на полу мешок с дощечками («Вон, там в углу, видишь мешок? Морской мешок? Там что-то есть». «В мешке я нашел, — вспоминает Миролюбов, — "дощьки", связанные ремнем, пропущенным в отверстия»). И с той поры Ю. П. Миролюбов в течение пятнадцати лет занимается переписыванием текста с дощечек. Изенбек не разрешает выносить дощечки, и Миролюбов переписывает их либо в присутствии хозяина, либо оставаясь в его "ателье" (Изенбек разрисовывал ткани) запертым на ключ. Миролюбов переписывал, с трудом разбирая текст и, по его словам, реставрируя пострадавшие дощечки («стал приводить в порядок, склеивать, склеивать…», — вспоминает Миролюбов). Он вспоминал также: "Я смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории… Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описания точных событий, имен, совпадающих со смежной эпохой других народов, описания династий князей и всякого такого материала исторического, какого в них не оказалось". Какую часть текста В[лесовой] К[ниги] Миролюбов переписал, С. Лесной установить не смог. В 1941 г. Изенбек умирает, и дальнейшая судьба дощечек неизвестна»[197].

Рассказ о знакомстве Ю. П. Миролюбова с сокровищем А. Ф. Изенбека удивительно напоминает другую историю:

«Старик извлек из своей набедренной повязки грязный, потрепанный парусиновый мешочек. Из него он вытащил нечто похожее на спутанный клубок бечевок, сплошь в узлах. Но это были не настоящие бечевки, а какие-то косички из древесной коры, столь ветхие, что, казалось, они вот-вот рассыплются от одного прикосновения; и в самом деле, когда старик дотронулся до них, из-под пальцев его посыпалась труха.

— Письмо узелками — это древняя письменность майя, но теперь никто их языка не знает, — тихо произнес Генри.

Клубок был вручен Френсису, и все с любопытством склонились над ним. Он был похож на кисть, неумело связанную из множества бечевок, сплошь покрытых большими и маленькими узелками. Бечевки тоже были не одинаковые: одни — потолще, другие — потоньше, одни — длинные, другие — короткие. Старик пробежал по ним пальцами, бормоча себе под нос что-то непонятное.

— Он читает! — торжествующе воскликнул пеон. — Узлы — это наш древний язык, и он читает по ним, как по книге».[198]

Настораживает совпадение деталей в этих историях: речь идет о холщовом мешке, в котором хранятся связки старинных письмен, и сегодня никто не может прочитать, но все знают, что в них рассказывается о древнейшей истории народа. Судя по всему, это не случайно. Ю. П. Миролюбов просто хорошо знал творчество Джека Лондона. И, когда фантазия ему отказала, использовал готовые образы.

Вернемся, однако, к «официальной» версии.

Содержание текстов, прочтенных Ю. П. Миролюбовым, оказалось просто потрясающим. Дощечки рассказывали историю славянских племен начиная с IX в. до н. э. («за 1300 лет до Германариха», готского вождя, погибшего в 375 г.) вплоть до «времени Дира», т. е. приблизительно до IX в. Итак, в распоряжение Ю. П. Миролюбова попал совершенно уникальный источник, повествовавший чуть ли не о двухтысячелетней истории русичей, заполненной бесконечными войнами с готами, гуннами, римлянами, греками, варягами и другими народами.

На таком фоне вовсе не кажется преувеличением, что дощечки были названы «колоссальнейшей исторической сенсацией». Под таким заголовком в ноябре 1953 г. сообщение о чудесной находке было опубликовано в журнале «Жар-птица», который ротапринтным способом выходил в Сан-Франциско. Однако его издатель, русский эмигрант А. Кур (генерал А. Куренков), явно не спешил приступить к публикации текстов дощечек. За следующие три года увидели свет лишь его собственные статьи, содержавшие не более сотни строк из «Деревянной книги». И только в марте 1957 г. в той же «Жар-птице» начали воспроизводить полные тексты отдельных дощечек. В 1959 г. журнал прекратил свое существование, и публикация их не была завершена.

Тем не менее С. Лесной продолжал изучать «Влесову книгу»: ее материалы вошли в последние пять выпусков его «Истории руссов в неизвращенном виде» (Париж; Мюнхен, 1953–1960) и монографию «Русь, откуда ты? Основные проблемы истории Древней Руси» (Виннипег, 1964). Им же было предпринято специальное исследование, посвященное дощечкам А. Ф. Изенбека: «"Влесова книга" — языческая летопись доолеговой Руси: История находки, текст и комментарий» (Виннипег, 1966. Вып. 1). С. Лесной и прислал в Москву, видимо, единственный имевшийся в его распоряжении «фотостат» одной из дощечек (условный номер — 16).

Экспертиза фотографии была поручена одному из самых авторитетных специалистов в области языковедения и палеографии Л. П. Жуковской. Итоги анализа были разочаровывающими. Во-первых, оказалось, что фотография сделана не с самой таблички, а с рисунка, изображавшего дощечку с письменами. Во-вторых, буквы, которыми была сделана «надпись», вызывали серьезные сомнения в подлинности. Они, хотя и имели довольно архаичный вид, отдаленно напоминали систему письма деванагари, с помощью которой с начала второй половины второго тысячелетия нашей эры записывались санскритские тексты. В-третьих (и это — главное), данные языка, на котором был написан текст, однозначно говорили о подделке: в нем сочетались разновременные явления различных славянских диалектов, чего не могло быть ни в одном реальном славянском языке.

Итак, фотография была фальсификатом.

Но, может быть, поддельна только фотография? Вопрос как будто должен был разрешиться на V Международном съезде славистов, проходившем в Софии в 1963 г. На нем С. Лесной собирался выступить с сообщением о «Влесовой книге». Доклад, к сожалению, не состоялся, поскольку докладчик в Софию так и не приехал. Но тезисы были опубликованы в материалах съезда.

После смерти С. Лесного интерес к «Влесовой книге» как в нашей стране, так и за рубежом угас. Оснований для сколько-нибудь серьезных оценок этого памятника было явно недостаточно. Тем не менее в единственной публикации, появившейся в период временного «затишья», таблички А. Ф. Изенбека были названы «выдающимся памятником письменности» (И. Кобзев).

С новой силой ажиотаж поднялся в середине 70-х годов, когда, как полагают, ряду отечественных литераторов и журналистов стали доступны вышедшие незадолго до того на Западе публикации текста «Влесовой книги» и его переложения, подготовленные С. Лесным. В многочисленных статьях, появившихся в «Огоньке» и «Новом мире», «Неделе» и «Литературной России», «Технике молодежи» и «В мире книг», усиленно популяризировалась идея о том, что ученые намеренно замалчивают поразительные данные уникального источника, в корне расходящиеся с общепринятыми в научном мире представлениями о древнейших судьбах славянских племен. При этом выдвигалось требование «полностью напечатать эту любопытную, хотя и не бесспорную рукопись» и провести ее обсуждение с «привлечением широкой общественности».

Мнение специалистов, продолжавших утверждать, что в данном случае мы имеем дело с низкопробной фальсификацией, игнорировалось. Объяснялось это, с одной стороны, тем, что советские историческая и филологическая науки в какой-то степени скомпрометировали себя излишней политизированностью, заданностью выводов, подчиненностью их сиюминутным потребностям партии и правительства. С другой стороны, без ответа оставался самый, пожалуй, главный вопрос: «Почему не печатается это заинтересовавшее многих сочинение?»

Ларчик же открывался просто: ученые не имели возможности ознакомиться с полным текстом копий Ю. П. Миролюбова. Лишь любезность инженера из французского города Руайя Б. А. Ребиндера (кстати, тоже русского эмигранта) позволила прорвать «информационную блокаду». Он прислал в Институт русской литературы АН СССР свою работу «Влесова книга», в которой был предложен новый перевод текстов Ю. П. Миролюбова, сделанный с учетом всех их изданий и прежних переводов. Однако полное представление о «Влесовой книге» ученые смогли получить только после завершения в 1984 г. многотомной посмертной мюнхенской публикации сочинений самого Ю. П. Миролюбова.

По этим материалам один из крупнейших отечественных текстологов О. В. Творогов написал уникальную в своем роде работу. Она увидела свет в 1990 г. в 43-м томе «Трудов Отдела древнерусской литературы». Здесь, наконец-таки, был полностью опубликован текст «Деревянной книги» (со всеми вариантами, сохранившимися в рабочих записях Ю. П. Миролюбова), а также его подробнейшее и всестороннее исследование. Эту публикацию О. В. Творогов сопроводил частью перевода «книги» Б. А. Ребиндера — безусловного сторонника ее древности. Это представлялось тем более необходимым, что, по мнению. В. Творогова (с которым, кстати, трудно не согласиться), точный перевод данного текста «вообще невозможен».

Для того чтобы дальнейший разговор о «Влесовой книге» был более предметным, приведу в качестве образца текст двух «дощк» Ю. П. Миролюбова с подстрочным переводом Б. А. Ребиндера, расшифровку С. Лесного, а также фрагмент поэтического переложения, предложенный неутомимым популяризатором идеи не только подлинности, но и гениальности «Влесовой книги», поэтом И. Кобзевым.

Дощечка 7а:

«слва бзем нашэм имемо исту віру якова не потребуе чловэненска жертва а тая се дэе о ворязи кіи убо въжды жряли ю іменоваше перунапаркуна а тому жряша мы же сме хом польна жретва даяте а одо труды наше просо млека а туц то бо покрпишем о коляді ягнчем а о русаліех в день яров такожде а красна гура ту бо то дяехомо во споминь гуре карпенсте а тонщас се іменова род наше карпене яко же стахом сме бяще во лэсэх то iмзмо назов древище а да полі сме бяшехом імено имахом полены ятако вшяко еже есе грьце ущекашеті нане иже сме чловенкожравцове а то лужева рэншь есь яко нэсте бо тако во iста а имеяхом iна повыке на тоть кі же хощашеть увранжидете iна реще злая а тому глоупен не се боре а тако есь а iна рэкоста такожде.

долзе се правихом родьмы а староцове венска рода ідша соудяті родице о перунь древы а такожде имяй тон ден игриштія пренд очесы старще а силу юну указенше? юнаще ходяй борзе спэваяй i плясавай о то і тон ден огннщаны идяшете о міслеву а прнашеща діщену строцем кіи діеляще туіу о пренче люды і волсві жрятву дэяй бозем хваленице а слву рэкета□ о щасе же годе а оявене воріягу избрящете сен кнезе вутцове а тьіі юнаще веденша до сэще зуре то бо роміе ны поглендаще а замыстлящете злая нань і пршедша со возе све а желзвэна броне а утце наны а тому бранихомсе долзе о нех а отрщахом».[199]

Дощечка 7б:

«сме тая од земе наше а роміе венде яко дрзi сме о жівоте нашем а понехъша на то.

тако грьціе хотяй одеренете ны о хорсуне а прящехомсе зуре протиборства нашіего а бя Боріа а пря велка трдесенте ляты а та понехьшія сен о ны тем бо грьціе ідша о тржища наше а рекоста намо омэнете краве наше на масть а ербло то во потребуще на жены а дете а тако сме мэнехомсе скоро до днес неды последеще грьціе іскашете да ослаби ны а то іискащаше одерень взенте а тому не ослабихомсе а не дахом сме земле ншше iако зме трояню сме не дахом сен роміема а да не встане обіденосзе дажбовем внуцем кіе же во арузех вразі дбаша а тако днесь не по хуле семо такожде оци неаше.

себе у сине море стятша до Берзе годь туіу а одержаща нань побэдену пісне хвалы а матыря спэващет оя красна птьіція яква несе пращурем нашем огнь до домы я а такожде ягнаице прездремо до тодь а боло сте на ны одержеща сылу а iмахом врязі ростятешете а гоньбу псину има нехате то глендь народе мое яков есе обезпещен а нардев а того не ошібещесе од раны твоая а не вржещесе до рядь або-сте сме вразема погонеле а біду сен дозбавязе а жітне інако імате бо сме бяшехом ста грда а неоделегла од е а тягчае поразе бенде по ны а сме по тем тысенщ пентесет ляты яко сме се хом многая борія а пря імяхом а такожде сме жіве діеке жретве юндщея а вевонце».[200]

Перевод Б. Ребшдера

Дощечка 7а:

«Слава нашим богам. У нас вера правая, которая не требует человеческих жертв. А это делается у варягов, которые издавна приносили жертвы, именуя Перуна Пер-куном, и ему жертвовали. Мы же смеем давать жертвы полевые от трудов наших: просо, молоко, жиры и на Коляду подкреплять ягненком, а также на Русалии, день весны, и на Красную горку. Это делаем в память нашего исходу от Карпат. В те времена наш род назывался карпами. Потому что от страха мы жили в лесах, наше название древичи, а на полях наше имя было поляне (…) А во времена Готов и появление варягов избирался Князь в вожди, и тот вел юношей в злой бой, и тут римляне, поглядев на нас, замыслили злое на них, и пришли с колесницами и со своими железными бронями, и напали на нас, и потому мы долго оборонялись от них, а отрщахомсме (отбились?)».[201]

Дощечка 7б:

«И римляне знали, как мы дорожим жизнями нашими, и оставили нас. И тогда греки захотели отобрать у нас Хорсунь, и мы сражались, чтобы не попасть в рабство. И борьба эта и сраженья великие продолжались тридцать лет, и они оставили нас (…)

И не отдадим землю нашу, как мы не отдали землю Троянову, и мы не дадимся римлянам, чтобы не посетила обида Дажьбоговым внукам, которые с оружием поджидали врагов, так и сегодня мы не заслуживаем хулы, как и отцы наши, которые, загнав готов к берегу моря, одержали там победу над ними. Песни хвалы и матерь (сва) поет, и эта прекрасная птица, которая несет пращурам нашим огонь в дома их».[202]

(связка дощечекъ) 1-ая дощечка. Лицевая сторона:

1. слва бозем нашем імемо істу віру іакова не потребуе человеченска жртва

2. а таіа се дэе о вріазе ніе убо вьждоі жріалі іу іменоваше перуна перку-

3. на а тому жріаша моі же смехом польна жретва даіате а одо трудоі наше

4. прсо млека туці то бо покрпішем о коліаді іагнчем а о русаліех в день

5. іаров такожде а красна гура ту бо то діаехомо во спомінь гуре карпенс-

6. те а тоншас се іменова род наше карпене іако же страхом сме біаше в л-

7. сэх то імено назов древіще а на полі сме біашехом імено поленоі тако в-

8. шіако еже есе грьце ушекашеті на не іже сме чловенкожравцове а то луж-

9. ева рэныц есь іако несте бо тако во іста а імеяхом і на повоіке на то-

10. ть кіже хощашеть увранжідете іна реще злаіа а тому глоупен не се боре

11. а тако есь а іна рэкоста а такожде долзе се правіхом родьмоі а староц-

12. ве венска рода ідша соудіаті родiце о перунь древоі а такожде іміаі т-

13. он ден ігріштіа пренд очесоі старще а сілоу іуну указенше іунаше ходіа

14. і борзе спзваіа і пліасаваі о то і тон ден огіщаноі ідіашете о міслеву

15. прнашеща діщену строцем кіі діеліаше туіу о пренче ліудоі і волсві жрі

16. атву дзліаі бозем хваленіце а слву рэкоста о щасе же годе а оіавене во-

17. ріагу ізбріашете сен кнезе вутцове а тоіі іунаше веденша до сэще зуре

18. то бо роміе ноі поглендаще а замстліащете злаіа на нь і прошедша со в-

19. озе све а желзвена броне а утце на ноі а тому браніхомсе долзе о нех а отрщахом

Обратная сторона: 7 Б

1. сме таіа од земе наше а роме венде іако дрзі сме о жівоте нашем а поне

2. хъша ноі на то тако грьціе хотіаі одеренете ноі о хорсуне а пріащехомс-

3. е зуре протібрства вашіего а біа боріа а пріа влка трдесенте ліатоі а

4. та понехънпа сен о ноі тем бо грьціе ідша о тржіща наше а рекоста нам

5. о оменете краве наше на масть а стрібло то бо потребуще на женоі а де-

6. теа тако сме менехомсе скоро до днес недоі последеще грьціе ісащете

7. да ослабі ноі а то іскащаше одерень взенте а тому не ослабіхомсе а не

8. дахом сме земе наше іако зме троіаніу сме не дахом сен роміена а да не

9. встане обіденосще дажбовем внцем кіе же во арузех врзі дбаша а тако дн-

10. есь не по хуле семо такожде оце неаше себо у море стіатща до берзе го

11. дь туіу а одержаща нань победену песне хвалоі а матоіріа слеващет о

12. іа крсна птоіціа іакве несе пращурем нашем огнь до домоі іа а такожде

13. іагніце прездремо до тодь а боло сте на ноі одержеща соілоу а іміахом

14. врзі ростіатешете а гоньбу псіну іма нехате то глендь народе мое іако

15. ве се обезпещен а нар дев а того не опйбецесе од раноі твоіа а не врже-

16. щесе до ріадь абосте сме врзема погонеле абіду сен позбіаваце а жітне

17. інако імате бо сме біашехом ста града а ме оделегла од е а тіагчае по-

18. разе бенде по ноі а сме по тем тоісенщ пентесет дзтоі сме сехом многа

19. іа боріа a npia іміахом а такожде сме жіве діеке жретве іунаше а вевонце

(А. Курт.)

«Расшифровка» С. Лесного:

«Боги русов не берут жертв людских и ни животными, единственно — плоды, овощи, цветы, зерна, молоко, сырное питье (сыворотку), на травах настоенные, и мед, и никогда живую птицу и рыбу, а что варяги и аланы богам дают жертву иную — страшную, человеческую, этого мы не можем делать, ибо мы Даждьбоговы внуки и не можем идти чужими стопами.

И вот грядет с силами многими Даждьбог на помощь людям своим, и так страха не имейте, поскольку, как в древности, так и теперь, оные (боги) заботятся… И вот был город Воронзенц, город, в котором уселись готы, и… русы бились, и тот город был мал, и также окрестности того были сожжены, и прах и пепел тех развеяли ветрами на обе стороны и место это оставлено… земля та русская… не забудьте ее — там ведь кровь отцов наших проливалась…».[203]

Поэтическое переложение И. Кобзева:

«Птица Матырьсва снова крылами бьет: злая рать браман рыщет по степи. Сквозь любую щель городских ворот все слышнее гул вражьей поступи! Черным дымом в небо плывут дома. Жаль вопит, обрекая мыкаться. До своих богов, коих скрыла тьма, скорбный голос спешит докликаться. И бог Влес, кто огонь очагам дает, нам идет подмогнуть в сражении! И дрожит браманский и готский род, вождь Гематрих бежит в смятении. Малой Калки брег их уводит вон, чтоб потом за Великой Калкою по иным степям, где струится Дон, кочевать им порою жаркою… Там навек рубеж промеж нас пройдет, даль укроет края последние. Лет четыреста будет драчливый гот разорять племена соседние. Ну, а наше дело — поля пахать, скот да шкуры, да тук выменивать, в городах с аланами торговать, чужеземный товар примеривать. Да к себе домой серебро свозить, брать колечки червонозлатые, да богов премудрых благодарить за такие лета богатые… Одолеть нам дает любую рать трех святых отцов сила властная: те святые — Ярь, да еще Колядь, да еще потом — Горка Красная. С ними в ряд — Овсень, с волосами ржи, да с глазами насквозь веселыми. Словно странники божьи сии мужи городами бредут и селами. И где тот хоровод пройдет, — словно вдруг от молвы пророческой, — затихают войны и мир грядет по чужой земле и по отческой».[204]

Знакомство с оригиналом явно свидетельствует, что мнение О. В. Творогова, будто текст «Книги» крайне неясен и невразумителен, а перевод его вряд ли возможен, имеет чрезвычайно веские основания. Высказывания же о том, что

«в дощечках Изенбека все оригинально и непохоже на нам уже известное»,

причем

«все это облечено в яркую словесную форму, изобилует метафорическими речениями, способными стать пословицей или поговоркой»,

представляется некоторым преувеличением. Достаточно вспомнить несколько строк из «Слова о полку Игореве», чтобы убедиться во «второй свежести» и формы, и содержания «Деревянной книги»:

«уже бо, братие, невеселая година въстала. уже пустыни силу прикрыла!

Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука,

вступила девою на землю Трояню,

въсплескала лебедиными крылы на синемъ море у Дону;

плещучи, упуди жирня времена».[205]

Итоги научного анализа «Влесовой книги» не оставляют никаких иллюзий. Все, начиная с внешнего вида «источника», первых противоречивых сообщений о его существовании и кончая редакциями текста в рабочих тетрадях Ю. П. Миролюбова, свидетельствовало об одном: перед нами крайне примитивная фальсификация, созданная самим первым исследователем «книги».

Казалось бы, тема подлинности (не говоря уже о достоверности сведений) «Влесовой книги» окончательно закрыта. Все точки над i расставлены. Однако, видимо, «идейные» мотивы, заставившие в свое время Ю. П. Миролюбова пойти на грубую подделку, живы и сегодня. Конечно, приятно думать, что

«славяно-русы… являются древнейшими людьми на Земле»

(как писал Ю. П. Миролюбов), или что

«история начинается… в Сибири»

(как это делал В. Чивилихин). Беда лишь в том, что для доказательства таких заявлений приходится прибегать к фальсифицированным источникам. А потому и после публикации О. В. Творогова не прекращаются обвинения ученых, доказывающих (к сожалению, чаще всего в специальных изданиях, к которым непрофессионал обращается редко) очевидные вещи, в отсутствии патриотизма. Некий Бус Кресень (который тут же спешит сообщить, что его зовут Александром Игоревичем Асовым) издает «реконструированную» «Влесову книгу» в качестве подлинного источника, сохранившего истинную историю славяно-русов, а журнал «Молодая гвардия» готовит публикацию уже упоминавшейся «Истории руссов в неизвращенном виде» С. Лесного, рекомендуя ее как исследование, опирающееся на «новейшие материалы». Массовым тиражом (100.000 экз.) опубликованы в Саратове «Мифы древних славян», в которых «Влесова книга» (с предисловием академика Ю. К. Бегунова) занимает почетное место. Сей скорбный список можно продолжить.

Впрочем, фальсификация источников — не единственный способ «удревнить» историю своего народа. Можно использовать с этой целью и источники подлинные. Тогда, однако, задача усложняется: подлинные источники, как правило, хорошо известны и изучены. Кроме того, к ним можно обратиться, чтобы проверить новую интерпретацию. Соответственно возрастает опасность быть, что называется, пойманным за руку. Попробуй в таких условиях «открыть» что-нибудь сенсационное, отбрасывающее начало истории этноса на тысячу-другую лет назад! Да и кое-какая квалификация для подобных «подвигов» требуется, чтобы не попасть в заведомо глупое положение. Именно поэтому немногие отваживаются на подобные эксперименты. И все-таки время от времени такие люди находятся.

Примером может служить книга Г. С. Гриневича, посвященная «праславянской» письменности. Автор ее, судя по его собственным словам, профессиональный геолог. Что касается филологической подготовки, то лучше всего о ней свидетельствует заявление Г. С. Гриневича:

«В дореволюционной России Ъ знак (!) употреблялся, можно сказать, к месту и не к месту».[206]

Подтверждается это совершенно сногсшибательным для лингвистического исследования аргументом:

«Все, наверное, видели старые вывески, на которых даже (! — И. Д.) фамилии владельцев каких-либо заведений кончались на Ъ знак: БАГРОВЪ, ФИЛИПОВЪ, СМИРНОВЪ и др.».[207]

Другими словами, автор «Праславянской письменности», видимо, даже не подозревает, что до реформы 1918 г. Ъ являлся не «знаком», а буквой, имевшей название («ер»), которой, в соответствии с правилами орфографии того времени, обязательно должно было заканчиваться на письме слово с «нулевым» окончанием (т. е. с согласным звуком на конце). После этого как нельзя более своевременным кажется тезис Г. С. Гриневича о том, что обычно «псевдодешифровщиками» неизвестных систем письменности являются не профаны (к коим, очевидно, совершенно справедливо относит себя автор данного трактата), а «заслуженные ученые, почтенные эрудиты».

Как бы то ни было, Г. С. Гриневич задается целью доказать, что праславянский язык — древнейший письменный язык на Земле, а не «вторичный» (?!), т. е. берущий начало из какого-то более древнего языка. Для этого были собраны чуть ли не все известные на сей день нерасшифрованные или не до конца ясные надписи, происходящие из самых разных концов Евразии — от долины Инда до Италии — и относящиеся к самому разному времени, начиная с V тыс. до н. э. В один ряд оказались поставленными знаменитый Фестский диск, надписи из Троицкого городища, критские тексты, написанные линейным письмом А и линейным письмом Б, этрусские и протоиндийские надписи, «и протчая, и протчая, и протчая», не исключая, естественно, и «образца книжного дела IX века» — «Влесовой книги».

Не повезло, кажется, только «кохау ронго-ронго» — таинственным письменам острова Пасхи. Да и то, скорее всего, лишь потому, что Г. С. Гриневич не знаком с трудами Питера Бака (Те Ранги Хироа), который, в отличие от Тура Хейердала, считает, что о-в Пасхи был заселен не с американского, а с азиатского побережья Тихого океана. Только это спасло знаменитых каменных гигантов от родства с «праславянами» Г. С. Гриневича. Ведь графическое сходство письменностей острова Пасхи и протоиндийской культуры давно уже отмечалось специалистами (чего нельзя сказать, к примеру, о знаках Фестского диска).

При «прочтении» текстов, правда, возникают довольно любопытные и — для «неподготовленного» читателя — несколько странные замены вполне ясных текстов невнятным набором «звуков». Надо обладать недюжинной фантазией, чтобы за сочетанием:

«…Йу аподавъа (е) давиаирежеще айурожере тъа (е)»

увидеть:

«Теперь, надежда вчерашняя. Давит воздух(ом) все немилосерднее. Аура приносит себя в жертву».[208]

Хотя и «переведенный» текст, признаться, остается не менее загадочным, чем «оригинал». И это все — вместо совершенно ясно читаемых на соответствующей иллюстрации имен изображенных на этрусском зеркале персонажей: «Атланта» и «Мелеагр». Кстати, сочетание этих действующих лиц вовсе не случайно, о чем знает всякий, кто знаком с античной мифологией и слышал о каледонской охоте.

Что же движет людьми, не жалеющими сил и времени для создания липовой «книги» или туманного прочтения ясного (или, наоборот, вовсе нечитаемого) текста? Зачем они занимаются фальсификацией исторических источников (а мы имеем дело именно с таким феноменом)? Судя по всему для того, чтобы «отыскать» в них информацию, в которой нуждаются их исторические построения или представления, не подтверждаемые источниками «нормальными».

Давайте почитаем, что они пишут о ранней истории славян.

Ю. П. Миролюбов утверждает, что «славяно-русы… являются ревнейшими людьми на Земле»,[209] причем «прародина их нахоится между Сумером (Шумером? — И. Д.), Ираном и Северной Индией», откуда «около пяти тысяч лет тому назад» славяне двинулись «в Иран, в Загрос, где более полувека разводили боевых коней», затем «ринулись конницей на деспотии Двуречья, разгромили их, захватили Сирию и Палестину и ворвались в Египет».[210]

В Европу, согласно Ю. П. Миролюбову, славяне вступили в VIII в. до н. э., составляя авангард ассирийской армии. Он пишет:

«…ассирийцы подчинили все тогдашние монархии Ближнего Востока, в т. ч. и Персидскую, а персы были хозяевами Северных земель до Камы. Ничего нет удивительного, если предположить, что славяне были в авангарде ассирийцев, оторвались от главных сил и захватили земли, которые им нравились».[211]

Поэтому, признается Ю. П. Миролюбов,

«придется поворачивать всю историю».[212]

Итак, рычаг был обнаружен. Оставалось отыскать точку опоры. И она была «найдена».

«Влесова книга» появилась в поле зрения научной общественности после того, как была написана большая часть процитированных строк. А ведь Ю. П. Миролюбов уже должен был знать о ней, когда рассказывал о похождениях предков основателей Древнерусского государства, но ни разу на нее не сослался.

А вот результат исторических штудий Г. С. Гриневича. Оказывается,

«славянские племена населяли обширные пространства Подунавья на юго-востоке Европы»

еще в V тыс. до н. э. На рубеже следующего тысячелетия произошли «значительные подвижки славян». Часть из них двинулась в Двуречье. С тех пор

«останки наших предков лежат в основании холма "Эль-Убайд", вокруг и поодаль которого вырастут со временем города Шумера и Вавилона. И мы обязаны помнить тех, кто научил строить эти города».

Вторая славянская «волна» двинулась на восток, и…

«в III тысячелетии до н. э. почти все Подунавье — Поднепровье будет охвачено высокоразвитой трипольской культурой».

Отсюда славяне отправятся на юг и там, в Пенджабе и долине Инда,

«создадут одну из трех величайших культур Древнего Востока — протоиндийскую культуру, на которой затем поднимется культура Древней Индии».[213]

Однако к 1800 г. до н. э. протоиндийская культура Харап-пы и Мохенджо-Даро внезапно прекратила свое существование. Г. С. Гриневич связывает это с тем, что примерно тогда трипольцы были вытеснены «восточными племенами» из Среднего Поднепровья. Отсюда славяне

«устремятся на юг, на Балканы, а затем далее — в Эгеиду».

Сюда же, но уже через Малую Азию пришли и «их соплеменники», «оставив свои города у подножий Гималаев».

«Все вместе, — считает Г. С. Гриневич, — на острове Крит они создадут могучую Критскую державу, искусство которой станет предтечей великого искусства Древней Греции».[214]

А после извержения вулкана на острове Санторин около 1450 г. до н. э. они покинут Крит и под именем этрусков поселятся в Италии.

Здесь, правда, фантазия покидает автора, и он вынужден признать, что дальнейшая история славян до того момента, когда они «в конце концов… вернутся на свои исконные земли», остается ему неизвестной. Но дату этого «конца концов» он называет (хоть и без каких-либо обоснований) — «не раньше IV–III в. до н. э.».

Неясны автору и причины столь грандиозных перемещений. Единственное объяснение, которое кажется ему достаточно серьезным, — это «охота к перемене мест».[215]

И вся описанная «историческая» картина нарисована на основании текстов, не более «прозрачных», чем цитировавшаяся «надежда вчерашняя».

Однако продолжим. Оказывается, у праславян на Крите удалось «обнаружить» следующую технику:

«наземные аппараты, по форме аналогичные современным вертолетам»,

а также

«летательные аппараты, аналогичные по форме и размерам (?!) современным ракетам»,

и автомобили, двигавшиеся со скоростью 200–300 км/ч,

«что вполне может отвечать скорости наземного аппарата с реактивным двигателем».[216]

При всех расхождениях — а они весьма существенны — точек зрения Ю. П. Миролюбова и Г. С. Гриневича есть, пожалуй, черта, которая роднит их. Оба они стремятся во что бы то ни стало доказать, что МЫ не только не хуже, но гораздо лучше ИХ. Все ИХ достижения — это НАША заслуга, и главная из них — МЫ древнее ИХ.

С точки зрения здравого смысла, правда, представляется несущественным «паспортный» возраст этноса. В конце концов, государства, располагающиеся на территориях, где зародились древнейшие цивилизации на нашей планете, вовсе не являются по этому случаю самыми влиятельными или уважаемыми в мире. Дело тут в другом.

Вот какими строчками завершает свой труд Г. С. Гриневич:

«…в новые места славяне несли культуру, в частности культуру письма, [поэтому] особый "склад характера" славян приобретает особенную особость (?!). И здесь, может быть, к месту будет вспомнить о "загадочной славянской душе", хотя книга совсем не об этом… Однако за словом и его смыслом всегда стоит нечто большее, то, что будит в каждом из нас не один только научный интерес, но и дает священное право славянину любить все славянское…».[217]

Значит, дело — в праве на любовь к своим предкам, которое, по мысли Г. С. Гриневича, можно получить (интересно, у кого?) только при одном условии: если удастся доказать, что наши предки — самые «древние». При этом цель оправдывает средства.

Полагаю, однако, что право на «любовь к отеческим гробам» никто и ничто не может дать или не дать. но просто есть. И не только у славян. Наши же авторы просто-напросто пытаются «улучшить» свою историю, чтобы получить право любить ее. Мысль эта, к сожалению, не нова.

С распадом СССР, а вместе с ним и «новой исторической общности, советского народа», начался невероятно болезненный, поскольку он касается лично каждого, процесс становления национального самосознания. Человек не может существовать без определения того, что представляет собою «мы», частью которого он является. А для этого необходимо, в частности, знать свое прошлое. Но именно реальное прошлое, а не тот миф (каким оно должно было быть), который давался в официальных установках. Наверное, поэтому на страницах книг, о которых шел разговор, то и дело мелькают фамилии историков, прославившихся своей официозностью. Они занимались не грубой фальсификацией источников, но искусной идеологической манипуляцией общественным сознанием, доказывая, например, что Киев был основан 1500 лет назад, в то время как археологические находки подтверждают существование здесь города «лишь» на протяжении 1000 лет, что, впрочем, тоже немало.

Примечания:

1

См. об этом: Асов А. И. Тайны «Книги Велеса». М., 2001 (далее — Тайны). С. 152–155,173, 187–189.

2

Асов А. И. Тайны «Книги Велеса». М., 2001. С. 2. См. наст. изд. С. 94—108.

19

См.: Миролюбов Ю. П. Славяно-русский фольклор. 1934. С. 123.

20

Велесова книга. С. 250–251.

21

См. об этом ниже, с. 47–85.

197

Творогов О. В. «Влесова книга» // ТОДРЛ. Л., 1990. Т. 43. С. 171.

198

Лондон Дж. Сердца трех // Лондон Дж. Соч. М., 1956. Т. 8 (доп.). С. 171.

199

Творогов О. В. «Влесова книга». С. 194–195.

200

Творогов О. В. «Влесова книга». С. 236–237.

201

Новые рубежи. 1985. 12.09.

202

Новые рубежи. 1985. 12.09.

203

Лесной С. «Влесова книга» — языческая летопись доолеговой Руси: история находки, текст и комментарий. Виннипег, 1966. Вып. 1. С. 29.

204

Кобзев И. Что же делать с «Влесовой книгой» // Новые рубежи. 1985.12.09.

205

Слово о полку Игореве: Древнерусский текст и переводы. М., 1981. С. 96–97. (Сокровища древнерусской литературы).

206

Гриневич С. Г. Праславянская письменность: Результаты дешифровки. М., 1993.

207

Гриневич С. Г. Праславянская письменность: Результаты дешифровки. М., 1993. С. 79 (сохранена авторская орфография).

208

Гриневич С. Г. Праславянская письменность: Результаты дешифровки. М., 1993. С. 194, 302.

209

Миролюбов Ю. П. Сочинения. Т. 9. С. 125.

210

Миролюбов Ю. П. Сочинения. Т. 7. С. 186–187.

211

Миролюбов Ю. П. Сочинения. Т. 4. С. 160–161.

212

Миролюбов Ю. П. Сочинения. Т. 7. С. 187.

213

Гриневич Г. С. Праславянская письменность. С. 255.

214

Гриневич Г. С. Праславянская письменность. С. 256.

215

Гриневич Г. С. Праславянская письменность. С. 257.

216

Гриневич Г. С. Праславянская письменность. С. 134–135.

217

Гриневич Г. С. Праславянская письменность. С. 257.