Глава VII

КРЕСТ И РАСПЯТИЕ

sci_history Александр Виллевич Тулупов Дети Арктиды. Северные истоки Руси

Что заставило человечество отказаться от земледельческой традиции Гипербореи, от «амброзии и нектара» райского сада и пасть до мертвечины, превратившись в скотоводов? Каин и Авель, разрушение арийского Рая, гибель Гипербореи, исход Ариев, битва Атлантиды и Арктиды — это всего лишь ничтожная доля вопросов, на которые ответил автор этой книги.

ru oberst_ FictionBook Editor 2.4 24 July 2010 4A8FC0F3-0639-4CA9-B717-2B512050A607 1.0

1.0 — создание файла

Дети Арктиды. Северные истоки Руси Эксмо: Алгоритм Москва 2009 978-5-699-38394-8

А. В. Тулупов

Дети Арктиды. Северные истоки Руси

Глава I

СЕРП КРОНА И ЖЕЗЛ ЗЕВСА

В Теогонии Гесиода, в начале творения из Хаоса возникла твердая Земля-Гея, затем сама Гея сотворила из себя звездное небо — Уран. Гея с Ураном рождают титанов и одному из них, Крону, Гея сотворила «то самое, первое в мире», первый в мире серп, благодаря которому Крон «оскопил», лишил власти Урана и стал отцом поколения богов. В этом главном космогоническом мифе не только индоевропейцев, но и всей пятой расы, четко указывается, что первое сделанное руками и даже не людей, а первоначалом, прабогом, был земледельческий серп. Не царский скипетр, не жреческий жезл, не воинское копье, а именно крестьянский серп для жатвы. И это одновременно стало первым орудием-оружием, которым Крон, уже как воин, достал себе победу и стал отцом-царем богов. Впрочем, есть другой вариант мифа, судя по всему, более древний, в котором Уран добровольно, «по возрасту» (также как и Ра в Египте), уходит на покой царствовать на некие небеса, оставляя Землю преемнику. Серп в руках Крона в данном случае является символом преемственности, указующим путь земледельческой цивилизации.

Этот миф имеет и продолжение: Крона с помощью молнии, символа кшатриев, смещает Зевс, но Крон остается богом-царем Рая, седьмого Неба и именно эпоха Крона остается в мифе, во всеобщем «коллективном бессознательном», Золотым веком на Земле. Уже у седого Крона вместо серпа в руках коса, следующий земледельческий символ, и можно сказать, что миф еще раз подчеркивает, что и второй космологический рукотворный артефакт был земледельческим орудием. Но коса Крона для греков уже орудие смерти, греки, люди уже скотоводческой традиции, потеряли истинное значение символа и, возможно, это связано с первым и главным противостоянием в истории человечества — Каина и Авеля, в греческом варианте — титаномахии между рогатым Зевсом в козлиной шкуре и Кроном, с солнечной короной и косой. И хотя титаномахия по версии греков закончилась победой Зевса, но в результате именно греки вынуждены были бежать до самой Эллады, а их громовержец, изгнанный со священной горы Меру, подыскивать новую обитель, Олимп. Коса осталась в памяти индоевропейцев символом смертельного орудия, потому что в их «коллективном бессознательном» прямо связывалась со смертельными врагами, земледельцами Севера.

Крон зафиксирован в мифе как первый царь на Земле, царь Золотого века и земледельческой Расы, не знавшей войн, болезней и даже смерти. Пока не произошла первая революция, первый «военный мятеж», или, как назвал это Генон, «контринициация кшатриев», и не наступил бронзово-железный век Громовержца и скотоводческой расы. Примечательно, что еще до Зевса, в самой древнейшей из известных цивилизаций, шумерской, серп оставался атрибутом царской власти. После Зевса появляется жезл, первый атрибут скотовода, палка пастуха.

«И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец. В конце времен Каин принес от плодов Земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего. И призрел Господь на Авеля и дар его, а на Каина и на дар его не призрел». С этого начинается Бытие нового человечества, история человечества — это история Каина и Авеля, точнее, история борьбы Каина и Авеля, история двух начал цивилизации на Земле, двух Традиций, борьбы двух человеческих видов, солярного и лунного, Homo-земледельца и Homo-скотовода. И убийство Авеля это конец истории, но только в метафизическом смысле, в историческом смысле все с этого только начинается. Библия сильно и осмысленно лукавит, Каин не убивал Авеля буквально, физически (откуда бы взялись тогда эти скотоводы?^[1]), в древнееврейском источнике этот пассаж буквально звучит «…и восстал Каин на Авеля, брата своего, и он пал». Глагол «восстать», который переводчики заменили на «убить», имеет еще два основных значения — «подняться, возвыситься». Каин «возвысился», а Авель «пал» в буквальном и метафизическом смысле. Именно Авель стал первым убийцей на Земле, он первый принес кровавую жертву, первым пролил кровь, кровь невинной божьей твари. Начало Библии — это не только начало истории, но вместе с ней и ее эпилог: Авель должен пасть.

Традиции имеют и географическое разделение. Согласно Библии «И пошел Каин от лица Господня и поселился в земле Нод, на восток от Едема». (Быт.4:16), «земля Нод» переводится как «земля странствования», но и «Нод» и «восток» фиксируется уже в Септугианте, в ранних переводах с древнееврейского нет четких указаний, в частности у Ефрема Сирина «изыде Каин от лица Божия, и вселися в землю Нуд прямо Едему». «Нуд» уже не имеет внятного трактования в древнееврейском, а понятие «прямо» в древнейших традициях Ближнего Востока, египетской и шумерской, указывало на Полярную звезду. Известно, что основные ветхозаветные тексты восходят к шумерско-вавилонским первоисточникам, существует вавилонский текст, восходящий к еще более древнему шумерскому источнику III тысячелетия до н. э., о загадочной истории и о конфликте между двумя братьями, земледельцем и скотоводом, приведшей к «падению», гибели последнего. В шумерском языке глагол «пасть» также означает и «погибнуть». Шумерского Каина звали точно также: Ка-Ин, он переселился в страну Дун-Ну, на севере. Загадочную страну Дун-Ну можно трактовать с шумерского как «страну Дня», но в чем исключительность этого дня, если только он не северный, не полярный? У «подобия божьего» похоже и борьба была продолжением подобия. Этимологически «ка-ин» то же, что и «кр-он», звук «р» в проблемных, с точки зрения «р», языках, в частности семитских, замещается глухим «а», например, в самом картавом языке, английском, уже сама буква «r» обозначается звуком «а». Так что Каин, родоначальник земледельческой расы, первый вождь, в Традиции проецируется на небесного царя Крона, бога Золотого века и гиперборейского Рая на Земле. В древнерусском языке сквозь тысячелетия сохранилась память о главном, корень «кън» означает «род», и само слово «корень» одной этимологии с «Крон», и значение его до сих пор близко к началу начал, «из чего все растет», к Роду («каких корней будешь?», «сидеть на корню» — сидеть на родовом месте).

И «ав-ель» тоже означает «от рода», но от другого, буквально «тот, кто от Эла», и в определенном смысле мы получаем продолжение борьбы Крона, солнцебога, с Элом (он же Яхве), лунным богом всей скотоводческой традиции.

В «великой легенде» масонства и других эзотерических традициях есть особая версия антагонизма Каина и Авеля, Каин не был единокровным братом Авеля, он был первенцем Евы, но не от Адама, а от одного из Элохим, «Духа Огня» — Самаэля («Самаэль» — бог или дух Сама(са) — Шамаша, шумерского и позднее вавилонского бога Солнца). Даже Бытие (4:1) не скрывает: «И она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа». В апокрифическом Откровении Адама: «Тогда бог, который сотворил нас, сотворил сына от себя и Евы, твоей матери». В гностических текстах отцом Каина выступает ангел света, огненный херувим, некто Эблис-Денница, в римской традиции Люцифер («несущий свет»). В библейской традиции он же «змей», соблазнивший Еву буквально, с помощью плода с древа познания. В апокрифическом, но одном из самых древних, евангелии от Филиппа: «Вначале появилось прелюбодеяние, затем убийца, и он был рожден от прелюбодеяния. Ибо он стал сыном змия. Поэтому он стал человекоубийцей, как и его отец, и он убил своего брата».

«Огненный» Каин был ненавистен главному демиургу Яхве, и солнечная линия Каина действительно (по словам Змея-Дракона, «…и откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло») представляла угрозу «лунной» линии Адама-Авеля, и потому далее вся Библия, вся Новая История — это только скотоводческая история и лунная традиция глиняного отца Адама, скотоводческого вождя Авеля и их продолжения Сифа.

Тайна Яхве в его имени, откуда такая невероятная таинственность в «YHWH» — «то, что существует»? Что это за бог, что вывел «hebrew», «пришлых», из Египта во главе с Моисеем и сделал из них иудеев, монотеистов от Яхве? Египетская цивилизация, земледельческая и солярная, знала некоего лунного бога Йах, в поздних текстах он отождествлялся с богом Луны Хонсу и даже Тотом. Очевидно, что он был на заднем дворе египетского мира богов, где верховное место бога Солнца было незыблемым, и единственный путь отвоевать его был поиск новой «обетованной» земли с новым «избранным» народом. Известно, что египтяне считали себя «избранным народом, угодным богу Ра», остальным отказывая даже в праве на посмертную жизнь.

Авеля будет вести Луна (Яхве в своем Ветхом Завете прямо запретил поклоняться Солнцу и звездам) и лунный серый блеск, производная от солнечного, «белого» света. И энергию жизни он будет получать тоже лишь производную от «белой» энергии, уже «серую», пожирая кровавую плоть, производную от фотосинтеза, и для этого он обречен убивать все живое, сам обреченный быть смертным.

Каин, или земледельческий тип, с рождения и до смерти связан с Солнцем, его главная пища растительная, и энергию жизни он получает через фотосинтез напрямую от фотонов Солнца. В Традиции он сам от Солнца, в нем не было еще земной глины, «праха», он был продолжением бога и родоначальником царской линии, вообще высшего типа, на Земле огнедышащих, «солнечных» Дра-Конов (от имени Каина «Qayin» берут корни «Князь», «König», «Queen» и даже высшая иудейская каста «Коэнов», в шумерском «Ка-ле-не» — «князья»), и с тех пор главной целью последователей Яхве-Иеговы была и есть месть и дискредитация солнцебогов и «солнечного» человека, для пущего страха с наклеенной меткой линии Дракона-Змея, линии полубогов и высшего человеческого типа.

Для древних, до торжества Яхве и ветхо-новозаветной традиции, все было вполне очевидно: «Они славили Каина как зачатого могучей силой, которая действовала через него. Напротив, Авель был зачат и произведен низшей силой и, следовательно, оказывался низшим» (Тертуллиан). Высшая, «огненная» линия Каина проходит красной линией во всех традициях; насколько она принципиальна, подтверждает и то, что она сохранилась и в позднейшей традиции, исламской. В Коране устами Отца-Иблиса он говорит Аллаху: «Я лучше его, ты создал меня из огня, а его создал из глины». Есть любопытное место в «Житии Адама»: «Каин родившись, сразу же вырос, побежал и принес траву». В русских сказках до сих пор сохранился сюжет о чудо-ребенке, который «рос с каждым часом» и за день становился героем, царем — мифологическим вождем. Тот же Гвидон в пушкинской «Сказке о царе Салтане»: «И растет ребенок там / Не по дням, а по часам». Вдвойне интересно, что с точки зрения лингвистики «Гвидон» это то же, что и «Куаидом»=«Qyain». Первое, что сделал Каин — «принес траву». На угаритском, на котором дошло до нас «Житие Адама», слово «трава» имеет общее значение «растение», «все, что растет», а «принести» — «создать, добыть, произвести». Сам Ка´ин есть «создающий», «созидающий», «Каин» в иврите от корня «кана», имеющего также значение «создавать». Если рассуждать логически, то его враг и антипод Авель, будет «разрушать» жизнь жертвенной плоти.

Еще один весьма характерный ветхозаветный эпизод, связанный с этим, — так называемая «печать Каина». Людям за тысячу лет уже внушили, что это нечто позорное, хотя мало кто знает, что это такое на самом деле. «И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его». Это знамение (скорее знак или знамя, чем печать) ни много ни мало — крест в круге, самый древний солярный знак, печать солнечного бога, родовая метка, знамя человека «солнечного». Сознательно или нет, но уже в первых переводах с древнееврейского опущено место с описанием самой «печати», есть лишь упоминание о ее защитной функции и на каком она была месте — «на лобном месте», на челе. Но некоторые крупицы знания о запретном знаке все-таки сохранились: в иудейском трактате «Берешит раба» знак Каина описывается как «сияние, подобно блеску Солнца», в апокрифическом «Житии Адама» говорится: «Ева родила Каина, и он был сияющим».

В русской мифологии эта «печать» до сих пор известна — «а во лбу звезда горит» — у Царь-Девицы, Царевны- Лебедь, Василисы Прекрасной, у хранительниц Рода. Славяне и в жизни носили обруч или перевязку на голове с очельем, колечком на лбу, а в кольце чаще всего четырех- или восьмиконечный крест, являвшийся, безусловно, солярной меткой. Удивительно, что ее сохранили до сих пор потомки индоариев, земледельцев Севера, современные индийцы, последователи ортодоксального брахманизма, «растительноядные», каковы были и должны быть потомки Каина. Красный кружок на лбу уже не находит внятного объяснения в самой индийской традиции, его называют и «третьим глазом Шивы», и точкой чакры, но главное функциональное его значение определено и осталось тем же — это метка высшей иерархии, метка «дваждырожденных», с защитной функцией, как и у Каина.

Конечно, никакой ветхозаветный бог не клеймил земледельцев, возможно, это была первая инициация человека на земле. Род Севера таким образом отождествлял себя с солнечной расой, земледелец — всегда солнцепоклонник. Ветхозаветная инициация скотовода появилась значительно позже и обрезание крайней плоти в главном, сакральном смысле инициирует человека «плотоядного», призванного своим богом убивать и питаться плотью — «все движущееся, что живет, будет вам в пищу» — это первая заповедь ветхозаветного бога «новому» человеку, Ною^[2], еще задолго до Моисея и «десяти заповедей». До сих пор остался в исламской традиции древнейший обряд, когда на празднике, посвященном обрезанию мальчика, его крайнюю плоть отдают на съедение вместе с праздничным угощением почетным гостям, в этом священное таинство «повязывания плотью», крещение плотоядных. Почему именно «крайняя плоть»? Скорее важна сама «символическая» плоть, и это единственное место, которое можно достаточно безболезненно и незаметно удалить, не уродуя тело. Не отрезать же ухо или рубить палец в самом деле! В инициации же Каина место расположения «знамения» есть самое главное и символическое: во-первых, лоб — это самая верхняя точка человеческого тела, «верхняя к Солнцу», во-вторых на «лобном» месте находится шишковидная железа, самый загадочный орган для современной медицины. Загадочность его состоит в том, что он особо ни за что не отвечает в плане физического здоровья, но при этом является важнейшим органом, поскольку природа или Создатель поместила его в наиболее надежно защищенном месте, за самой прочной у человека — лобной — костью. Видимо, там находится главное ядро, «boot»-сектор той операционной системы, под которой можно понимать нашу генную программу, именно там определяется наш путь и рисуются наши мировые линии. Разница между «печатью» Каина и «обрезанием» Авеля в элементарной разнице инициации тела и инициации духа, плотского, «слишком человеческого» и духовного, «искро- божественного».

В брахманистской традиции, наследнице традиции северной, «третий глаз Шивы», или Аджна-чакра, в первом значении есть некий энергетический центр человека. «Аджна» можно перевести как «приказ, власть» и как «знать, слышать, узнавать». В традиции осталось указание на то, что брахманы, которым удалось открыть «третий глаз», получают не только всякого рода чудесные свойства, вроде ясновидения, но и способность видеть «божественный свет», открывать канал «божественной энергии».

Когда-то Каин и его род, «солнечный человек», обладали «печатью» и этим каналом, и, несомненно, этот канал вел к Солнцу.

У солнцебогов и богов плодородия и растительности Адониса, Осириса, Таммуза, Аттиса, Митры, Диониса — на лбу угольчатый крест, свастика.

В плиоценовых слоях найдены женские черепа с выжженными рубцами на лбу в виде буквы «Т».

Отрицание Каина в ветхозаветной традиции объясняет еще одну загадку, почему именно и только эта традиция объявляет своим врагом, врагом своего единственного и даже всемогущего бога того, «кто несет Свет» — Люцифера.

В масонских мистериях Каин относится к указанным в Библии божественным сыновьям (Нефилим) земных женщин, и именно они несут в себе божественный огонь: «Ангел Света, родивший Каина, обращается к его потомку Хираму: «У тебя родится сын, которого ты не увидишь; многочисленные потомки его увековечат твой род, станут выше адамового рода и приобретут владычество над миром; много столетий будут они посвящать свое мужество и дарования на пользу вечно неблагодарного рода Адама, но, наконец, лучший сделается сильнейшим и восстановит на земле поклонение Огню. Твои сыны, непобедимые в твоем имени, уничтожат тиранство Адоная. Слушай, сын мой, Дух Огня с тобою!»»

Можно спорить, что есть масонство, и очевидно, что оно вне Традиции, но как все эзотерические течения является звеном в передаче информации, Памяти цивилизации.

Вопрос «почему и откуда взялся человек разумный?» покрыт мраком, одинаково темным для эволюционистов и креацианистов, но определенно можно сказать, что он начал свою разумную жизнь с огня, собирательства и охоты.

От собирателей пошла северная раса группы крови А, вегетарианцы и земледельцы, сам термин «собиратели» в семантике явно ближе к «создающим», чем к «разрушающим». Охотники дали начало расам группы крови 0, это линия плотоядных, скотоводов и кочевников, те, кто призван убивать, разрушать жизнь и питаться ею. Но замечательно, что до сих пор как само собой разумеющийся научный факт признано, что хомо сапиенс изначально был именно охотником, с изначальной нулевой группой, и лишь позже он, вернее некая его часть, неким естественным путем то ли эволюционировала, то ли деградировала до земледельца и до группы А. Как и почему — не объясняется, видимо, из-за того, что логических объяснений просто нет. Но есть неопровержимый факт: производительность труда первобытного охотника (да и не только первобытного) заведомо выше земледельческого труда, тем более с первобытными каменными орудиями, с огромными энергетическими затратами на корчевку леса под пашню при подсечном земледелии и при полной зависимости от погодных условий. В этнографической монографии Л. Вишняцкого «От пользы к выгоде» даже есть количественные оценки: «Присваивающая экономика (назвать «убийство» «присвоением» чужой жизни! — Авт.) эффективна не только в том смысле, что она вполне обеспечивает первобытных людей всем необходимым для жизни, но также и в том, что достигается это за счет весьма скромных физических усилий. Подсчитано, что в среднем «рабочий день» охотника составляет от трех до пяти часов, и этого, оказывается, вполне достаточно».

Может ли это сравниться с повседневным и изнуряющим, «от зари до зари», земледельческим трудом? И ради чего? Ради более однообразной, скудной и определенно менее калорийной растительной пищи. Если охотнику или позже скотоводу достаточно убитого кабана или свиньи на месяц, то бедный пахарь должен каждый божий день добывать себе в поте лица хлеб насущный. И в самом «хлебе» есть еще один принципиальный энергетический пороговый барьер: земледелец почему-то не выбрал простой и логический растительноядный путь — собрать и съесть что растет, например морковку или банан. Он именно земле-«делец», он выбрал самый затратный и трудоемкий путь возделывания злаковых, хлеб надо не только вырастить (а значит, выкорчевать лес, вспахать, посеять, проборонить), его надо сжать, обмолоть, выпечь. Это все до сих пор называется «страда», от того же корня, что и страдать. С очевидностью можно утверждать, что зерновое питание на вершине пирамиды энергетических и человеческих ресурсов. Почему был выбран максимально затратный путь — это отдельная загадка, и мы поговорим о ней позднее, но возвращаясь к главному вопросу — какой идиот охотник или скотовод согласится поменяться с крестьянином? «Естественное» преобразование плотоядного охотника в растительноядного земледельца представляется антинаучным абсурдом. Переход от охоты к зерновому земледелию не имело ни эволюционной, ни практической и вообще никакой целесообразности и мотивации. Это ничем другим, как тем, что изначально это были разные типы, точнее, человеческие виды, объяснить нельзя. Также утверждается в Бытии: был Каин, и был Авель. И, кстати, это Каин-земледелец был первенцем, и если и было какое-то естественное преобразование, то скорее это Каин обленился, «пал», и стал охотником. Или из-за падения до скотоложества с неандертальцами и кроманьонцами стал одним из них, только чуть умнее, заменив охоту на скотобойню.

Пришло когда-то время первой «производственной революции», перехода от присваиваемой формы к производящей. Собиратель вершков и корешков стал пахать и сеять, охотник на мамонта и кабана стал ставить загоны. Но мало что изменилось до сих пор, земледелец любит по-прежнему собирать ягоды и грибы, охотник лишь сменил копье на карабин с оптическим прицелом. Однако есть и нюансы: собирателю проще было перейти от поиска диких корней к выращиванию их на своем участке, такой переход был естественным и логичным, менее затратным. Охотнику было сложнее, из-за того, что он «присваивает» чужую жизнь, это уже инстинкт, другая кровь и другая генетическая установка, в частности отсутствие до сих пор гена, ответственного за синтез определенных аминокислот, из-за чего он вынужден потреблять их с чужой плотью. То, что это инстинкт, подтверждает следующий факт: до сих пор существует некая неандертальская раса «присваивателей»-охотников, они везде, это и мясники, и банкиры, и воры, и президенты. Хотя сама охота давно потеряла первоначальный смысл, пища в магазине есть любая, и она обходится дешевле, чем охота, но охота — инстинкт, потому что они убивают ради удовольствия, ради радости крови, ради того, чтобы назвать убитое животное мое.

Убийство человека человеком абсурдно. Можно еще понять каннибализм, для плотоядного в буквальном смысле не так принципиальна разница между человечинкой и свининкой, хотя даже среди хищников такое редко встречается. Зато с разумной точки зрения все очень понятно: убить, чтобы присвоить. Земледелец по определению занят производительным трудом, ему нечего присваивать, кроме земли и энергии солнца, чтобы вырастить хлеб. Что производит скотовод? В буквальном смысле земледелец это тот, кто что-то делает на земле, «пашет» (до сих пор в русском языке «пахать» в более общем значении «трудиться»), скотовод же тот, кто «водит» скотину (вот откуда, видать, пошли «вожди»), и как же подсчитать производительность труда пастуха? Скотина самодостаточна, родится и плодится с божьей помощью и без человека, и ему, «разумному», большого разума не надо, ему больше нужна воля и сила, абсолютные качества охотника, чтобы защитить свою скотину от хищников и себе подобных, а также быть способным присваивать новые пастбища или зерно у земледельца для прокорма своей скотины. Скотоводу, чтобы жить, надо убить. Убивая животных, чтобы есть, он уже убивает себе подобных чтобы иметь и быть. Власть, насилие, убийство — это то мироустройство, в котором живет скотовод-кочевник и в котором только и может выжить.

Удивительно, необъяснимо, как и почему разум человеческий стал требовать плоти и крови? Было это великое совращение и великое падение? В библейском раю человек был вегетарианцем, не видел крови и не знал смерти и лишь после изгнания стал плотоядным, грешным и смертным. В Авесте говорится, что первый человек Йима потерял бессмертие, когда отказался от вегетарианства. В Золотом веке у Гомера, когда боги жили среди людей и когда не было болезней и смертей, все питались амброзией и нектаром. Какая катастрофа должна была произойти, чтобы человек, «подобие божье», ради мертвечины отказался от рая и бессмертия?

То, что вегетарианство не диета, не изобретение защитников животных, не благая буддистская заповедь, но некий изначальный физиологический закон, доказывают сотни миллионов не питающихся плотью индуистов и буддистов, донесшие до нас память о древнейшей северной расе ариев-земледельцев. Доказывает это и тот банальный медицинский факт, что физиологически человек может нормально жить, питаясь хлебом, овощами, фруктами, ягодами, но умрет, если ему давать только мясо. Есть одна маленькая «дьявольская мелочь» в человеческой физиологии, говорящая о многом. Это цинга. Цинга — именно человеческая болезнь и это болезнь с летальным исходом, если ее не лечить. Вот только лечится эта болезнь элементарно, простым витамином С (аскорбиновой кислотой). Но суть в том, что человек не может самостоятельно синтезировать этот витамин в своем организме, в отличие от приматов и других млекопитающих^[3]. Этот витамин находится в растительной пище, он производится только под действием фотосинтеза.

Мы едим, чтобы получать энергию, солнечную энергию, потому что на земле другой нет, разница в «пищевой цепочке» земледельца и скотовода в том, что первый получает энергию фотосинтеза напрямую, в «чистом виде», воплощенную в растениях, а второй — уже «пережеванную» скотом. Так же как с водой: можно пить «чистую» воду, а можно и ее производную — мочу, кока-колу, водку, — и почувствуйте разницу. В пищевой цепочки, кроме первой производной, есть и вторая производная: дерьмо. Так вот разница, химическая, органолептическая, энергетическая и т. д., между морковкой и колбасой неизмеримо больше, чем между колбасой и дерьмом. Ценители настоящей колбасы должны ценить, что она упаковывается в кишки, которые предназначены природой для дерьма.

Но кроме органики есть кое-что и поважнее. Земледелец — «творец», он земной бог фотосинтеза, он «собирает» солнечные фотоны, «растит» энергию жизни. Скотовод ничего не творит, он паразитирует на «солнечной» жизни, он паразитирует как овод и гнус на своем скоту, но вдобавок еще и убивает скот. Он враг «солнечной» жизни, а значит — враг Солнца. «Вегетарианец»-«овощеед» сугубо индоевропейский термин, плоский и гастрономический, лишь подчеркивающий непонимание сути, в санскрите соответствующий термин «сакахара» сохранил главное зерно — «друг Солнца» («сака» — «друг» и «хари» — «солнце»).

Не случайно все скотоводческие традиции привязаны к Луне. Может, главная парадигма индоевропейской традиции в словах Плутарха: «Солнце из созвездий второе после Луны».

Выбор пути — это выбор энергии. Энергия фотосинтеза — солнечная энергия, земледелец — «питающийся Светом», дитя Солнца. Энергия мертвой плоти как вторая производная, скотовод — «питающийся Тенью», раб мертвого блеска Луны. Традиция однозначно говорит о первоначально «богоподобном» типе человека, который, как и его боги, не мог питаться плотью и кровью. Это падение остается главной тайной бога и человека. Что заставило человека отказаться от «амброзии и нектара» и пасть до мертвечины? Слишком очевидно, что, отказавшись от плодов райского сада ради плоти, человек потерял свою «божественность» и стал просто земным плотоядным млекопитающим, разумным приматом Homo sapiens. Можно ли представить, что такой выбор сделан добровольно, «в ясном уме и трезвой памяти»? Или на то была тоже божья воля, вот только что это были за боги?

Мы не знаем причину исчезновения Арктиды и гибели рая на Земле, очевидно, что катастрофа носила системный, планетарный, характер. Возможно, станут известны некие геофизические причины — движение земной коры, кувырок полюсов, сдвиг земной оси, но это лишь верхушка айсберга.

Конец Золотого века — это уже не совсем земные дела, во всех традициях он связан с некой «Великой Битвой Богов». У греков это титаномахия, битва олимпийских богов с титанами, положившая конец правлению Крона и вызвавшая переселение, если не изгнание греков и их богов откуда-то с севера на юг, в Элладу. Ведическая традиция рассказывает о борьбе Индры с Вритрой, богов и асуров, и хотя Индра и победил дракона Вритру, некоего бога земли, Ригведа не говорит, чем закончилась вся битва богов и асуров. Махабхарата («Великая Битва») это история битвы кауравов и пандавов, предков ведических индийцев, которые проиграли и вынуждены были оставить поле битвы и даже родину. Авеста — тоже память о некой грандиозной битве «наверху», между асурами и дэвами, результат этой схватки неизвестен, в поздней традиции зороастризма битва продолжается уже между главными врагами, Ахура-Маздой и Ангро-Манью, по сей день.

Германская мифология знает о войне Ванов и Асов, где первые определенно боги земли и плодородия, а вторые невнятно — просто «As» — боги. И опять же, мифы не говорят о чьей-то победе, но Один, предводитель асов, вынужден покинуть родину, Асгард — город богов — и пуститься в нелегкий путь в поисках нового пристанища.

Библейская традиция помнит о войне небесного воинства во главе с архангелом Михаилом против некоего земного воинства: «И произошла на небе война, Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли» (Откровение, 12.7–8). Очень загадочная история «падения» Денницы, некоего «носителя света», Люцифера, которого ветхо-новозаветная традиция соотносит со Змеем-Драконом. Речь о победе и/или конце войны тоже не идет, несмотря на свое всемогущество Яхве продолжает битву с «Князем мира сего». Змей и дракон всегда олицетворяли хтонические силы, силу самой земли, а «Князь мира сего» буквально подтверждает, что война шла или идет с богами самой Земли, с Каином. Или, что то же самое, с богами земледельцев?

Все мифы, описывающие эти войны, принадлежат «проигравшим», именно скотоводам-кочевникам, потерявшим связь с Раем. Но даже Библия, священная книга скотовода, подтверждает его «грехопадение», утверждает его «первородный грех» и уже как следствие — изгнание из рая и всю последующую его нелегкую плотоядную скотоводческую жизнь. Сам же грех в том, что человек поверил другому богу, «змию», обещавшим ему знание и могущество. Плод древа познания это, конечно, чистая символика, человек «съел», получил в себя нечто из рук другого бога и… и он изменился и, что не менее важно, изменился вокруг весь мир. Явно речь идет о неком внутреннем, физиологическом, видоизменении человека, изменении «вида» homo. Что-то вроде генной инженерии, перепрограммировании человека. Если кому-то не нравится Рай или кто-то захочет просто уничтожить нашу уникальную планету, самое простое и гениальное — подсадить человека, хозяина земли, на плоть, сотворить сверххищника, каннибала планетарного масштаба. «Подсадить» — вполне медицинский диагноз, в результате разложения в мертвой плоти вырабатываются токсины, которые вызывают в живом организме чисто наркотический эффект, подобный эффекту от алкалоидных ядов и никотина. После сытного мясного обеда человек настолько отравлен выбросом этих токсинов, что переходит в определенное наркотическое состояние, полусонное и полуживое, он доволен, ему ничего не хочется и т. д. Эти токсины задуманы дьявольски гениально, они целенаправленно убивают флору кишечника, которая нужна прежде всего для переваривания растительной пищи, и в результате потом человек уже не может насытиться ничем иным, кроме плоти. Тот, кто ест мясо, знает эту наркозависимость, знает, что чувство голода не забить никакими овощами и фруктами. «Гениальность» токсинов в загадке, которую биологическая наука до сих пор не может разрешить: как в уже мертвом теле, когда уже не работает ни мозг, ни другие центры жизнедеятельности, клетки практически сразу начинают вырабатывать трупный яд, токсины разложения. Или это центральный мозг перед своим концом посылает последний и главный приказ клеткам, или в самих клеточных ядрах есть свое ядро, которое живет и после смерти хозяина с одной-единственной целью: включить последний раз механизм выработки ядовитых белков-наркотиков. Не столько интересен механизм, сколько интересна сама цель, а вот она никак бы не могла обойтись без чьей-то божественной воли. У человека, в отличие от других плотоядных, есть определенное табу в его плотоядной диете, он не ест просто мертвую плоть, она должна быть убитой. Даже если скотина умерла не от болезни или старости, а от какого-то несчастного случая, мясо ее уже считается нечистым, несъедобным. С точки зрения желудка это непринципиально. Принципиален сам сакральный акт убийства, пролития крови. Богу Авеля был угоден именно жертвенный дар, именно кровавая жертва. Позже он даже объяснит почему: «Потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает» (Левит, 17). Это есть великое откровение Завета, это и есть Традиция: не столько тело жаждет плоти, сколько душа — крови.

С тех пор душа Авеля жаждет, и с тех пор ежедневно гибнут не только миллионы божьих тварей, таких же полноправных жителей Земли, но и главная тварь с удивительной настойчивостью и методичностью уничтожает себя. Невозможно понять, зачем и почему было убито 50 миллионов в последней (но лишь по счету) мировой (именно мировой!) войне, но она уже стирается в памяти человечества, становится очередным историческим эпизодом. Война была, есть и будет, это структурная составляющая системы, жаждущей плоти.

Рай был разрушен, и началось падение, падение во всех смыслах, в том числе с Севера на Юг. Исход Расы с Севера был результатом великой катастрофы, но и само падение к Югу привело к последовательной цепи катастроф. Может, первая и главная из них — смешение с кроманьонской и неандертальской расой охотников, как первый и главный результат снятия генетического запрета на АДФ-энергию плоти, на переход к кровавой пище. Суть этой катастрофы — метизации Расы, растворение божественного в животном, появление чего-то среднего, чего-то ложного. Великая и божественная мудрость была в том, что ген, отвечавший за запрет АДФ-энергии плоти, отвечал и за программу продолжения рода, конкретно за запрет «скотоложества». Вполне допустимо считать скрещивание подобия божьего с неандертальцем из отряда приматов актом скотоложества^[4]. Божественная мудрость выражается в банальной истине: кто неразборчив в еде, неразборчив во всем.

Лучший тому пример это брахманы, высшая каста потомков индоариев до сих пор отличается ортодоксальной строгостью в вегетарианстве и в межкастовых браках. Связь с мясом или шудрой означает смерть при жизни, смешение же с «неприкасаемым» неандертальцем приводит к тому же результату, к полной потере «божественности», себя и всего рода.

Но раз мы еще существуем, значит, победа новых богов не была полной, а падение — окончательным, значит, произошло разделение на тех, кто пал и покатился дальше на юг, и на тех, кто устоял и продолжает держаться.

Глава II

АРИЙ — «ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ» И «ВРАГ»

Существовали ли «арии» как таковые? Или это чисто кабинетный термин? Само слово никогда не употреблялось самими «арьями» в качестве своего родового имени. Термин пришел в Европу из индийской литературы, где он обозначал пришлых индоиранцев, которые считали себя «благородными», светлокожими, прямоносыми, в отличие от местных дравидов. Сами древние арийцы отождествляли себя по племенам — бхараты, кауравы, пандавы, дарада. Индийцы называли свою родину и до сих пор называют свою страну тоже «Бхарата».

Более того, в самых архаичных местах Ригведы и Авесты одно из значений корня «ari» — «враг», так и сохранившееся в санскрите. В Яштах есть упоминание о войне с «арийцами»:

Такую дай удачу,
Благая Ардви-Сура,
Чтоб нами побежден был
Отважный воин Туса,
Чтоб воинов арийских
Мы поражали сотню
На пятьдесят ударов,
На сто ударов — тыщу,
На тыщу — мириад,
На мириад — без счета.

У иранской ветви индоариев «арий» также означал «благородный», но оно также не было самоопределением, этим термином индоиранцы прежде всего отделяли себя от туземных племен, тот же смысл в греческом «аристократ». Но те же греки не считали себя никогда «ариями», для них это понятие тоже было скорее враждебным, Ар(ес) явно чужой в греческом пантеоне, и, как бог войны, он явно ассоциировался с враждебными племенами. То же самое относится и к римскому Марсу. Но кто мог быть этим племенем, которое так досадило грекам и римлянам, что те в память о противоборстве назвали в их честь самого воинственного бога? Ясно одно: та, главная, война или войны происходили на севере, откуда греки и были вынуждены отступить в будущую Элладу, на это указывает и то, что тот же корень и в названии севера «arctis» и самого тотемного животного севера медведя — «arc». Ариями могли быть те северные племена, главный бог которых имел тот же корневой слог «ар».

Из всех известных кельтских, скандинавских и славянских богов сразу выделяется Яр-Ярило, верховный и самый архаичный солнцебог славян, к тому же бог-воитель. У греков Pa-Яр это Эр(ос), один из первобогов или даже первобог, высиженный из мирового яйца. Для греков он слишком древний и уже почти чужой, он не входит в состав олимпийцев, Гесиод относил его к первоначалам мира вместе с Хаосом, Геей и Тартаром. Еще одна проекция Ра — Уран, также уже чужой для греков. Другая связь прагреков с праславянами прослеживается в Аполлоне, он, так же как и Арес, «чужой» среди олимпийцев, а именно с Крайнего Севера — «гиперборейский», более того, сезонный, на зиму он возвращается к себе на север и, так же как Арес, не имеет какой-либо объяснимой этимологии внутри греческого языка. Но зато Аполло легко выводится из (К)упало, и оба они не только по корням, но и по сути одно, оба олицетворяют солнечное божество, причем в самом его светлой, летней ипостаси. Аполлон жил в Греции с мая по сентябрь, более того, его мать, богиня Лето, уже полная «гиперборейка», и имя ее уже полностью гиперборейское, а именно славянское и объяснять его излишне. Стоит добавить, что ее дочь и сестра Аполлона Артемида тоже несет в себе гиперборейский корень «ар», и ее имя также не имеет приемлемой греческой этимологии. Орион и Орфей, еще два известных греческих героя с характерным звучанием и историей. Окончания — ион, и — фей чисто греческие, а вот корни опять напоминают нам о севере. Ор(ион) — титан-богоборец, из враждебного олимпийцам, новогреческим богам, лагеря. Ор(фей) — солнцепоклонник, — почитавший главным богом Гелиоса (не олимпийца) и близкого ему по духу и крови Аполлона.

Орфики были последние традиционалисты на Западе, последний орфик Аполлон Кларийский сказал: «Я возвещаю Всевышнего Бога: Зимнее Солнце — Аид, вешнее — Дионис всемогущий, Летнее — Гелиос, солнце же осени — нежный Адонис».

Корень «ар» в санскрите имеет еще одно значение — поднятие, движение вверх. Что конкретно имелось в виду? Восходящее Солнце, Ра, отсюда же «заря, рассвет (свет Ра), ра-дуга, расти», санскритское «jarya» — «заря» и английское «rise, sunrise»? Или подниматься, «расти» — о растении, основе жизни.

«Арий» в первоначальном значении это и «земледелец», и «солнцепоклонник». Древнерусские «оратай», «ратай», «пахарь» (буквально землепашец), «ярь» (хлеб) — здесь говорит и сама этимология корня «ar» из ведического «земля»^[5]. Прямая логическая связь «ра» — «ар» из: если «ра» это «вверх» — небо, Солнце, то перевертыш «ар» это «низ» — земля. Эта же этимология в английском «earth» и старонемецком «aerde». Корень «ар» имеет и прямую солярную этимологию в ведических «ari» — «колесо солнца, солнечный диск» и «hari» — «золотой, желтый». Важно, что индоевропейцы Ригведы и Авесты нигде не называют себя ариями, это для них некое отвлеченное понятие, уже старое и почти забытое (одно из значений «арьяна» в санскрите «чужой»), означающее нечто «благородное», возможно, как память о Золотом веке Севера, когда они все были «благородными» земледельцами-солнцепоклонниками. Объяснимо и то, что в некоторых, наиболее архаичных местах Ригведы арии воспринимаются даже как враги, и если учесть, что индоиранцы были «мигранты», вынужденные по каким-то причинам искать лучшей жизни, то «арии» для них были уже те, кого они бросили, или те, кто их выбросил. Вспомним, что Махабхарата, «Великая битва» пандавов и кауравов, говорит, что именно пандавы, предки индоиранцев, потерпели поражение на поле Куру и вынуждены были оставить священную родину Бхарату.

В русском языке главный «арийский» корень «яр-ар-ра» сохранился наиболее цельно и сохранил в себе главные ключевые значения земледельческой, солярной, традиции Севера — солнце, земля, огонь и сам родовой человек. Ярило, заря, шар (Солнце); ратай, пахарь, работа, ярь (др. русское хлеб), яровой, орало, край (Земля); ярый, яр (др. русское огонь), пар, жар, вар, гарь (огонь); парень (младший мужчина), боярин-барин (благородный мужчина), рыцарь (воин-мужчина), царь (верховный мужчина), старик (род). А также рай, дар, радость, разум и многое еще; плюс полный набор глаголов с корнями «ар-ра» (расти, брать-бороться, врать-варить, драть-дарить, играть-гореть, жрать-жарить и т. д. со всеми согласными), и это богатство семантического гнезда говорит и о фундаментальности корня, и об изначальной архаичности.

А что у индоевропейцев? В германском языке осталась память об «ариях» в слове и понятии «armen» (буквально ar-men — люди-арии) в значении «бедный, нищий, жалкий». Это замечательная метка стереотипа поведения скотовода, кочевника, всадника-кшатрия, для которого всегда безлошадный земледелец беден и жалок. И это не только «германское», в Риме, матери Запада, «rusticatio» — «деревенская жизнь, земледелие» и «rusticitas» — «невежество, униженность» почти совпадают. У англосаксов «slav» — «славянин, земледелец» и «slave» — «раб». В западной индоевропейской цивилизации красной нитью проходит это высокомерно-уничижительное разделение на «высших», тех, что «верхом», и «низших», тех, что «на земле». Даже народная культура не знает героя-крестьянина, хоть чем-то близкого Илье Муромцу, Вольге или Микуле Селяниновичу, это всегда рыцарь, охотник, в крайнем случае, ремесленник.

Русская традиция не знала вообще кастового разрыва, в Древней Руси было четкое разделение только на «людей», то есть свободных членов общества, и «смердов», несвободных, рабов. Но изначально, со времен еще княжеской Руси, смердами становились в основном «плененные», люди другого племени, продажа в рабство «людей» происходила только в исключительных случаях. Поэтому разделение действительное было не внутреннее, кастовое, но только внешнее, племенное, на «своих — чужих», «наших» и «не-наших».

Арии — это земледельцы, а земледельцы — это славяне, точнее, земледельческое ядро северной расы получило в дальнейшем самоназвание «славяне», и самая инертная, оседлая ее часть, ядро ядра, оставила за собой самое архаичное — «русские», как притяжательное к «Расеи», к началу начал Ра. Во всех основных славянских земледельческих понятиях заложено высшее начало и корень «Ра-Ар»: др. русск. ратай, оратай (серб. ратаi, орач; чеш. rataj, orac; польск. ratar, oracz) — пахарь, земледелец. Раять (др. русск.), орать (северн. русск) — пахать. Древнерусское оранье, оратва, орьба (серб, оране; чеш. orani; польск. oranje) — вспахивание; рало — плуг; ярина — земля для посева, орка (северн. русск.) — пашня. Этот корень настолько ключевой для земледельческой расы Севера, что его сохранили и индо- германцы в руне , древнескандинавское название: Ар (Ar) — урожай.

Хетты считаются первыми индоевропейцами, которые появились в Малой Азии. Они не были индоиранской ветви и именно от них, считают лингвисты, перешло к «европейским» индоевропейцам большинство земледельческих и скотоводческих терминов. Примечательно наибольшее сближение со славянскими языками: akuo — конь, kago — коза, auig — овес, rughio — рожь, lino — лен, kulo — колоть, копье, gueran — жернов, sel — село, hatta — хата, sur — сыр, klau — ключ, medu — мед, bar — зерно, хранить зерно (амбар).

Индоевропейцев раскидало по всей Европе и половине Азии, и если взглянуть на современную карту расселения индоевропейцев от Ирландии до Индии, то центром этой дуги была и есть Великая Русская равнина, Русь. Самым пассивным, «ленивым», индоевропейским элементом являются славяне, и самым инерционным ядром — русские, наименее сдвинувшиеся с Севера. Русский — изначальный архетип земледельца, он анти-кочевник. Если все остальные, без исключения, индоевропейцы — индоиранцы, хетты, греки, латины, кельты, германцы — после исхода долго и трудно искали свои вторые родины и все они отметились в истории войнами, завоеваниями, взлетами и падениями, всем, что так близко кшатрию-воину, архетипу кочевника, то славян как бы и не было в истории. Во всей этой исторической суете они тихо-мирно и исторически незаметно пахали землю. Историю пишут завоеватели-кочевники, в том плане, что благодаря им что-то происходит в истории, земледельческая цивилизация самодостаточна, она замкнута на Солнце и землю и по сути своей инертна и архаична, как архаичны и постоянны солнце, ландшафт и среднегодовая температура. И прежде всего это отражается в языке, язык как информационное зеркало бытия, отражает всю динамику этноса: изменение ареала-ландшафта, климата, соприкосновение с чужими языками. Все это естественное состояние образа жизни скотовода и кочевника. Земледелец существует во времени и в прямой связи с Солнцем, он статичен и консервативен, как смена дня и ночи, как смена сезонов, равноденствий и солнцестояний, т. е. настолько, насколько постоянно само Солнце. Кочевник существует в пространстве, в поисках новых пастбищ, скота и добычи, он уже оторван от якоря-солнца, ему ближе и понятней луна в своем постоянном движении. Движение в пространстве дается собственной и чужой кровью, и кочевнику трудно удержать своих богов и свой язык, ибо самое страшное для них, для богов, это смешение крови. Феномен индоевропейцев и в том огромном пространстве, по которому они растеклись, и в той не менее огромной дисперсии или деградации языка, которую мы наблюдаем сейчас. Язык имеет удивительное и исключительное свойство человеческого феномена — он только регрессирует, во всяком случае в доступный обозрению исторический период. В индоевропейском кругу самым примитивным безусловно является «новейший» индоевропейский, так называемый английский, образовавшийся ко второй половине первого тысячелетия как дворовое индоевропейское эсперанто из вульгарной латыни, припущенное англосаксонскими корнями и небольшой добавкой от кельтов и викингов. В нем самый примитивный синтаксис и грамматика, лишь рудименты падежей, родов, склонений и еще более убогая фонетика, полная деградация ключевого «р», каша, точнее, жареная картошка во рту, очевидный регресс к неандертальской звуковой гамме. И с формальной точки зрения это уже не язык, известный немецкий филолог Мюллер вообще не включал его в германскую группу, считая современный английский смешанным романо-германским жаргоном. Именно легкость, то есть примитивность объясняет его универсальность и массовость, воистину это язык поп-, то есть масс-культуры. Английский язык — это крайний по наглядности пример, все остальное идет по тому же пути, можно сопоставить старославянский и русский, готский и немецкий, латинский и итальянский. Язык человеческий загадка того же плана, что и разум, но у языка загадочно его антиразвитие, путь от сложного к простому, деградация. Внутри этой загадки — загадка сфинкса, язык пирамид Гизы, который возник, мягко говоря, странным образом, вдруг и во всей своей полноте и сложности, и также странно уже к Среднему Царству деградировал к мертвому, стал языком мертвых или избранных. Вывод простой: язык это дар, а не эволюционная заслуга. Божественный дар, а не человеческая заслуга, но если и человеческая — то человека другой эпохи, ибо современная история лишь останки остатков. Это понимали еще египтяне, когда говорили, что именно Тот, бог мудрости и письменности, дал им иероглифы.

Архаика языка, его многообразие и сложность форм говорят о близости к первоисточнику. В индоевропейской семье именно славянские языки стоят особняком ввиду своей тяжеловесной и дремучей грамматики, полным, если не избыточным набором склонений, родов, лиц, падежей, времен, окончаний, предлогов. Уже даже санскрит, древнегреческий, латинский в сравнении с древнерусским явно оптимизированы, не говоря уже о немецком или итальянском рядом с русским. Возможно, самым простым аргументом архаики русского является сохранение им самой архаичной азбуки по принципу «один звук — одна буква», даже родственные славянские языки, подпавшие под латиницу, чешский, польский — уже потеряли эту основу. Кроме самой структуры языка славянские стоят в стороне от всех остальных индоевропейских относительно малым общим множеством корневых слов. Если германские и романские имеют до 20 % слов общей индоевропейской этимологии, то у славянских это показатель на порядок меньше. Это касается и общего ядра с индоиранскими языками, тохарским и хеттским. На самом деле включать славянские языки в общую семью индоевропейских языков не совсем корректно, точнее будет сказать, что у славянского языка и у всех индоевропейских языков была общая праиндоевропейская семья и первое разделение было на славянскую ветвь и так называемую индоевропейскую. Причем, и это самое главное, в этом разделении индоевропейцы «ушли», а славяне «остались». Остались не потому, что славяне, а потому что осталось самое инертное, самое консервативное и самое «земледельческое» ядро северной расы, уже с поздним самоназванием «славяне». Разделение на языки было вторичным, первичным было разделение на стереотипы поведения, на сверхтипы инстинктов. Это разделение на пассивный, «ленивый», славянский тип с доминирующим инстинктом самосохранения и на активный, «продвинутый» индоевропейский тип с преобладанием инстинкта собственности.

В чем самая принципиальная разница между славянскими языками и индоевропейскими, прежде всего, с германскими? Разница в месте и значении глаголов, а точнее, понятий, «иметь» и «быть». Индогерманец в девяти из десяти предложений начинает свою речь и мысль с «я имею… — I have… Ich habe…» Русский всегда скажет: «У меня есть жена (книга, машина…)». Немец, англичанин и прочие никогда, но только: «Я имею жену (книгу, машину)». Русский при встрече спросит: «Как ты?» Немец однозначно: «Was hast du?» Преобладание, причем абсолютное^[6], в новых индоевропейских языках вспомогательного глагола «иметь» над «быть» это не только и не столько приоритет глагола, это приоритет Традиции, точнее Контртрадиции кшатриев, вождей, неустоявших перед властью и собственностью, восставших против Жречества и всей иерархии Севера. Это еще и победа Собственности над Бытием и Власти — над Духом.

Сущность бога в его имени, и древние знали это, а также то, что знание истинного имени бога дает высшее знание и высшую власть даже над богом, можно вспомнить египетскую историю о том, как Исида, чтобы спасти Осириса, выведала настоящее имя у бога Ра и получила могущество и власть над ним и над миром. Тем же собственно занимается и иудейская Каббала — поисками истинного имени Яхве, что есть всего лишь «погоняло», означающее на древнееврейском YHWH — «то, что существует». Имя бога было самым сакральным в жизни человека, самым первым табу, и требовало самого осторожного и трепетного отношения, и мы до сих пор, хотя и не осознавая, несем в своих языках их древнейшие имена как местоимения третьего лица — Тот, кто не я, не ты и не мы, а тот, кто там, наверху — Он. Местоимения «то(т)» и «он» являются древнейшими, можно сказать столь же древними, сколь и сама последняя раса, сакральными, табуированными именами изначальных богов у всех племен Расы.

«То(т)» в русском языке («That, the» в английском, «der, die» в немецком, «la(e)» в романских) указывает на египетского Тота, а его более европейский вариант, Гермес (Hermes), или даже ближневосточный первоисточник El, Elohim, остался как «er» в немецком, «he(r)» в английском и «il» во французском. Разница, и смысловая и сакральная, у этой пары богов повторяет разницу между личным и указательным местоимениями третьего лица, это отличие ближнего и дальнего, первого и второго, своего и чужого. В русском языке «тот» указывает на что-то дальнее, неблизкое и не родное, а вот «он» гораздо более конкретное, значимое и даже при этом звуке хочется поднять указательный палец вверх, буквально на небо, весьма инстинктивный и потому древнейший жест. Это разделение от начала начал, одно из них связано с Элом-Тотом-Гермесом и с Западом/Югом и второе восходит к Северу/Востоку, к Ан-Оанн-Урану. Эти два противоположных направления ведут за собой две противоположные стихии. Тот, Моисей, Иисус — все по мифу вышли из воды, и можно сказать, что точкой отсчета этих традиций везде фигурирует всемирный потоп, как нить, связывающая с Атлантидой. Ядро этих традиций безусловно в ветхозаветной традиции El-Elohim. Еще Генон подчеркивал, что иудаизм — «традиция западного, именно атлантического происхождения, никак не связанная с Единой Традицией».

«Моисей» имя египетское, означающее «тот, кто из воды», «Сын воды». Иудейская традиция есть традиция Моря, еще точнее, Потопа — «Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились в облаке и в море» (I Кор.). Новый Моисей, Христос, вливает в старые иудейские меха ту же воду, подслащивая ее новым вином. «И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды; и се, отверзлись ему небеса» у Матфея и совсем неожиданно у Иоанна: «Один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода». Почему вода не только на Христе, но и внутри него? Христос сам от воды, и вода сама от него, и не та ли это вода?

Мережковский комментирует точно: «Новый человек, Иисус, рождается из вод Потопа», и интуиция поэта совсем оголяет христианство: «В этом смысле крещение есть древнейшее, допотопное, Атлантидное таинство». Вспомним Платона, что-то очень напоминает: …Освятив все жертвенные части быка и очистив столб от крови, наполняли ею кратер и окропляли друг друга… …И пили кровь, и посвящали фиалы богу… И, наконец, Христос: «И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя».

Христианское крещение, точнее инициация водой, была известно еще в Египте и Древней Греции как метка культа Сета и Посейдона. В корне своем инициация водой это атлантическая традиция, и существующее все еще христианское крещение — это существующая до сих пор матрица Атлантиды. Кроме сути, показательна и сама форма христианской инициации, показательно унизительная. «Инициатор», то есть поп, берет за череп пятерней и буквально «топит» с головой новопосвященного в реке или проруби. Символическое движение «вниз», ко дну, непременно чтобы по макушку с головой, отрезая таким образом от Солнца и воздуха, энергии и пространства. И делается это символически троекратно, что во всех традициях является необратимым обрядом (как в детской сакральной присказке «на первый раз разрешается, на второй предупреждается, а на третий запрещается»), чтобы необратимо утопить в водах Иордана и Атлантиды.

Но вот в русском языке «крещение» означает совсем не то, что в остальном христианском и «индоевропейском» мире. Греческое «baptismos» означает «погружение, потопление». Именно «потопление», а не какое-нибудь омовение, обмывание, окропление и т. д., и в этом зерно новой старой традиции — потопление в «водах Атлантиды». В русском приходится неизбежно добавлять «крещение водой», поскольку само «крещение», как и «крест, крес» к воде никакого отношения не имеет, скорее обратное, «крес (кресало)» на древнерусском — «огонь», солнечный огонь. В одном письменном памятнике «солнечном кресом» прямо назван поворот солнца на лето, а «кресинами» пребывающие дни, и также «кресом» у славян называется поворот солнца на зиму, день Купала и купальский огонь. «Крест», и не только в русской, а и во всех традициях всегда есть то же «огненное» Солнце. Так что «крещение» по-русски означает буквально «облучение, осветление, обжигание». В русских деревнях повсеместно новорожденного прежде всего проносили над очагом или клали в еще теплую русскую печь, это и называлось крещение. И лишь после отдавали попу помочить. Тогда как в самой христианской, точнее, ветхозаветной традиции огня боялись «как огня» — «не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь» (Втор. 18–10).

Русский «огненный» дух не смогла до конца залить и палестинская традиция. В староверческой среде сохранилось устойчивое отношение к огню как к наиболее сакральной стихии. Так, ветхие иконы, книги, рукописи, предметы, соприкасавшиеся со святыней и т. п., согласно церковному установлению, следует предавать огню. Примечательно, что даже в православной христианской традиции на каком-то «коллективном бессознательном» уровне отношение к «баптистам», последователям Иоанна-«Топителя», всегда было явно негативное, а в народе к «сектантам» даже враждебное. Притом, что в остальном христианском, и прежде всего англосаксонском, мире они здравствуют и процветают.

Первая стихия, в которую приходит новый человек — воздух, он и означает начало жизни, первое движение младенца вздох, он открывает рот, он плачет, он кричит, он вдыхает воздух, он «крестится» воздухом, это первая и главная инициация. Воздух это пространство, Космос. Вторая стихия и инициация это свет, огонь, Энергия. Рожденный открывает глаза и должен увидеть свет или огонь, это крещение солнечное, поэтому в иерархии важно рождение от восхода до заката, важно увидеть божество, «креститься» солнцем, если же рождение произошло ночью, то обязательно подносили ребенка к очагу, огонь на Руси считался продолжением Солнца на земле, «сварожичем». Следующая стихия земля, родная планета, родина, ребенка прикладывали к Матери-Земле, Материи. И наконец последняя стихия инициации — вода, текучее и неумолимое Время. Ребенка обмывали, очищали, «крестили» водой. И каждая стихия давала новорожденному свою силу и защиту. Нашу эпоху можно назвать «железным» веком, Кали-югой, апокалипсисом, во всех традициях это последняя ступень перед концом, а значит, и новым началом, и это подтверждается тем, что у человека осталась последняя опора, вода, христианство и инициация водой как новая и последняя традиция готовит прежде всего к смерти и указывает на новое воскресение, конец и вновь начало, как вечное возвращение к Золотому веку, к гармонии на четырех опорах-стихиях, к че- тырехликому Роду.

Сакральная инициация и вся идеология атлантической Традиции параллельно с водной стихией также связана с Луной. Тот, Гермес — бог Луны и мудрости («Her-mes» означает «господин Луны»), но проводник «лунной мудрости» на Земле и есть вода. Есть гипотеза, что причиной Потопа была именно Луна, известно, что она сейчас отдаляется от Земли, но был момент, когда ее траектория проходила на критическом расстоянии от Земли, на критическом в том смысле, что гравитация Луны захватила Океан, и огромная волна Потопа «окрестила» Землю. С тех пор, от приливов до христианского крещения, «вода» подвластна Луне.

Тогда как Ан (Он) ведет за собой огонь и олицетворяет Солнце. В русском языке сохранилось изначальное родство всех этих трех понятий, в словах Со(л)н-це, древнерусское Сол-онь, ог-онь, корень все тот же — «-он». В праязыке слог «о(а)н» означал «свет, светило, солнце». Древние египтяне еще помнили это, их главный город, первая столица, греческий Гелиополь — «город Солнца», назывался «Он» и означал «Отец Всего». Также и почти во всех индоевропейских языках в имени Солнца осталось имя первобога, например в германских языках Sonne, Sun. В германских языках самое главное слово это артикль, что-то вроде рудиментарного указательного местоимения, и очевидно, что неопределенный артикль (an, ein) явно более рудиментарный и древний и указывает в свою очередь на самую древнюю, изначальную первосущность (Он, Ану, Уран), тогда как определенный артикль (that-the, der, le) предназначен для более употребительного, более конкретного, я бы сказал более земного и прагматичного по эпохе бога.

Солнце и огонь являются главными понятиями и первоосновами языка для всех народов, но чем севернее, точнее, чем ближе к Арктике, Гиперборее, тем первичнее и ближе к богу как высшему источнику жизни. В русском ог-он(ь) два первослога и если «он» указывает на высшее и начальное, что-то вроде отчества, то первый слог дает конкретное, нарицательное имя бога, восходящее к ведийскому Агни. Интересно, что почти все индоевропейские родичи, а точнее соседи, потеряли эту изначальную божественную суть огня, и если само явление сохранило связь в языках — «пламя», «flamme», «flame» — то в самом понятии корень резко меняет направление, в «feuer», «fire», «piro» сидит опять тот же «er». Чем дальше от севера и ближе к западу и Атлантике, тем дальше от огня и ближе к воде, и потому вполне понятно, откуда «wass-er», «wat-er», если «wass», «wat», это просто жидкость, Н₂0, то второй корень указывает на значимость, божественность понятия, связь с неким первобогом «ER».

Показательно, что в русском языке есть все-таки связь этого корня с водной стихией и он несет ярко негативный аспект — «море, мор, мороз — мерзость», вообще в славянских языках корень «ер» занимает особенное место, он явно редкий и, значит, чужой и в то же время несет весьма значимые понятия, причем главным образом негативные — «черта, черт (тот, кто за чертой), черный, серый, хер, ермо, дерьмо, смерть, смерд, дверь, держать», и это говорит о его древности, о временах соприкосновения с носителями традиции «ER».

В германских языках это основной корень, он и во всех ключевых понятиях: «Feuer, Wasser, ather, born, birn, sterben, Kinder, Eltern, Herr, Hero, Erbe, Stern, Berg, Meer, Ber, Pferd, Verb, Sommer, Herbst, Winter» и т. д. Еще раз стоит отметить «Hero, Herr, sir» как очевидные указатели на высший приоритет «ER». Он также в таких первопонятиях, как «Mutter, moth-er, fath-er, Vat-er, Brud-er, broth-er, daught-er, Tocht-er, Schwest-er, sist-er». Понятно, что такие начальные основы языка — общие для всей Расы, но, что очень важно, в русском языке отсутствует второй корень чужого или другого бога — вод(а), мат(ь), бат(я), от(че, ец), брат, дочь. В «матерь» сидит калька с латинского и с немецкого, пришедшая на Русь с христианским культом богоматери, в старославянском нет этого двойного корня, скорее это «мат-яня, маманя, бат-яня, пап-аня» — опять же «прилагательное» к Ан. А в «сестра» «Er» переходит в свою противоположность «Ра». В германских языках «er» придает неодушевленным понятиям одушевленность, человечность — «fish-er, farm-er, Bau-er, Tischl-er, Mull-er» и т. д., разве нет в этом чего-то божественного, словно этим звуком вдыхается жизнь? В древневерхненемецком «человек» — это «wer».

Вероятно, большинство англо-немецких фамилий несут это божественное окончание, хотя между англосаксонской и чисто германской ветвью есть одна принципиальная разница: в немецких фамилиях на втором месте стоит окончание «-mann, man», в английских его практически нет, это еще раз подтверждает главное «направление» — чем ближе к западу и Атлантике, тем дальше от «ан» и тем ближе к «er». Примечательно, но не случайно, что главный корень и в континенте «Eur-оре». Вряд ли очередная возлюбленная Зевса так уж была знаменита, скорее ближе к истине Герман Вирт, когда выводит единого атланто-нордического бога Вральда из праслога «ur-» или «er-». В западной традиции «европейское» есть всего лишь ностальгическое «атланто-нордическое», сам греческий миф о Европе и Зевсе это указание на преемственность, эстафету Традиции. Дочь царя Агенора является внучкой Посейдона-Сета, сам Зевс превращается в «белого быка», священного быка Атлантиды, и переносит на своей спине Европу через море на Крит, где и соединяется с ней и рождает новых царей, новой атланто-индоевропейской линии. «Европа» означает «широкоглазая», что является эпитетом Луны, наместник которой на Земле есть бог Тот-Гермес. В дальнейшем одним из знаковых моментов «европейской» традиции будет полное вытеснение и замещение северных верховных солнцебогов.

Индо-германское раздвоение также показывает неопределенность русско-немецких отношений, с одной стороны, у нас есть один общий и, может быть, самый важный корень и потому некое притяжение неизбежно, но, с другой стороны, между нами всегда будет незримая нить фронта там, над нами, наверху и, увы, также неизбежно и регулярно, но уже явно и беспощадно, здесь, на земле. Но это еще не «гибель богов», двусмысленность немецкого состояния очевидна, и в частности она всегда проявляется в том, что им волей или неволей всегда приходится воевать на два фронта и с Атлантикой тоже. Еще очевидный вывод: мы и англосаксонская, чисто атлантическая цивилизация никогда не имели и не будем иметь ничего общего, от взаимной аннигиляции нас спасает только германский буфер. Возможно, именно от немцев будет зависеть последний день, Рагнарек, кто пересилит в них, Herr или Mann^[7]. Сама германская традиция указывает, что германцы-Асы в последней битве со злом будут стоять рядом с Ванами. Несмотря ни на что, германцы сохранили имя своих предков — «Ahnen». Но если все-таки они предпочтут остаться людьми «Herr»'а, то, возможно, об этом и говорил великий Гёте — «Судьба покарает немцев, потому что они предали себя и не захотели быть тем, что они есть».

Глава III

РУСЬ И СУРЬЯ

По вопросу этимологии и происхождения самоназвания «русь» и «русские» до сих пор нет единого ответа, зато мы можем похвастаться их обилием. Основная, «индоевропейская», версия исходит из того, что первоначально оно означало не этническую, а социальную группу, а именно «дружину». В Европе, где, понятное дело, преобладает «норманнская» теория, лингвисты предпочитают выводить этимологию «русь» от древнескандинавского «drots», которое семантически соответствует славянскому «дружина», оба слова в конечном итоге восходят к древнеарийскому корню «dreu», означавший «твердый, крепкий» и от него в славяно-германских языках развились понятия «древний, здоровый, друг, дружина, военная свита», так что «русь» при желании можно свести к дружине со скандинавским оттенком, точнее, варяжской дружине. Еще один вариант исходит из опять же древнескандинавского «roths», означающего «грести, быть в морском походе», но по сути это мало что меняет, кроме замены «варяжской» на «викингскую» дружину. Дело еще больше запутывают финны и эстонцы, древнейшие соседи и славян, и скандинавов, называя Швецию чуть ли не Русью — «Ruotsi». Но для самих шведов «Русь» («Rusk») явно стороннее и чужое понятие, в Швеции нет даже близкой топонимики, а для славян шведы могут быть те же варяги (от самоназвания «Sverige»), но Нестор запутывает еще больше, перечисляя потомство Иафетово: варяги, свей, норвеги, словене и русь. Сами варяги на вопрос греков, откуда они, отвечают совсем загадочно: «Мы из Туле», что надо понимать, как что-то северное, арктическое, гиперборейское. Так или иначе, приходится допускать, что «Русь, русские» это нечто отличное от славян и норманнов и даже нечто более древнее (к слову будет напомнить, что «русский» той же этимологии что и «древний»). Это третье подсказывает слогема «р-с», гораздо более древняя, чем скандинавские производные «drots, roths» или даже индоарийское «dreu». Гораздо ближе к ней «rsi» — жрецы (риши-раши) ведических ариев. В Ригведе и Авесте также упоминаются земля Руса, река Раса и племя Расьяне. В санскрите есть еще глагол rus, ruh, означающий «расти, подниматься», это может относиться и к долго восходящему полярному Солнцу, и к растению. Близость и звуковая, и этимологическая «рус» и «рас» («расти, растительность») очевидна, так что еще одна возможная грань «русского» — «раститель, земледелец».

И совсем уже нелепо цепляться за какую-то речку Рось. Впрочем, с одной рекой связь вполне возможна, и это, конечно, Волга, которую Авеста называет Рха, Рса или даже Ра (древнеиранский приглушенный звук h в названии Rha может звучать и как «х», и как «с», и как просто выдох). Еще более откровенно — Русийа, как именуется она в арабском источнике XII века. Мы не только рус-ские, но и рус-ые, и что тут первичное уже не так важно. Вероятно, уже изначально основная масса племени имела русый, то есть светлый (др. иран. «ruhs» — «светлый», отсюда же этимология ведических «rsi», риши — «светлые, святые»), цвет волос, причем явно отличный от других соседей, и он стал со временем четким идентификатором племени.

Возможно все еще проще, известно, как древние любили слова-перевертыши, и Рус, Русь, Русья по значению, также и в соответствии с лингвистикой, можно отождествить с Сур, Сурья, самым праиндоевропейским солнцебогом, а русских как род расы со своим главным родовым богом, то есть как род солнцепоклонников. До сих пор в самом центре Руси течет река Сура, приток Волги-Pa, до сих пор одно из самых распространенных и чисто русских имен Шура, причем мужское и женское, что говорит о глубокой архаичности.

Русь, Расея, Россия — гласные «у, а, о» равноценны или, другими словами, не принципиальны, они лишь связующие между «Р-С». Именно в этих двух символах-звуках наш смысл и наше начало. Один из возможных ответов можно найти, как ни странно, по ту сторону баррикад. В древнегерманских рунах звук «р» обозначала руна , а звук «с» руна . Первая означала «восходящее, растущее солнце» (англ. «rise, sunrise»), вторая «убывающее, закатное солнце» (англ. «set, sunset»). И то же самое в Древнем Египте, в самых ранних источниках Ра означал именно «ра»-стущее солнце, его восход, а вот солнце заката олицетворял бог Сет (солнце «садится», «sunset»). В целом Р-С и сама Русь может символизировать путь Солнца и два его отрезка, от рассвета до зенита и далее до заката, но в первоначальном, северном смысле — от восхода солнца в весеннем равноденствии до летнего солнцестояния и его заката от высшей летней точки до осеннего равноденствия. «Русь — Расея» это обожествленное время жизни, это божественный полярный год. В северной традиции время, полярный цикл, вечное возвращение Солнцебога есть форма Бога, может единственная наблюдаемая, она во всех частях времени, Яр = Jahr (год), яра (др. русск. — весна), jour (день), uhr, hour (час), era (век, эра)); год = God; An(лат.) = Он. Греческий Кронос, первый царь Севера, и есть Время = Хронос.

Возвращаясь к «баррикадам», следует отметить, что руна  в более поздних источниках уже не упоминается как «заходящее солнце заката», а дается как «sig» — победа. Надо ли это понимать как победу над Ра, солнцем восхода?

Язык — это главный оставшийся у нас после всех потопов и катастроф источник информации о нас же самих, археологические и письменные артефакты слишком хрупкие и временные, к тому же именно в языке закодирована информация о том, кто мы и откуда. Похоже, язык — это данность, готовый инструмент и этот инструмент чисто слоговый. «Логос» — это «голос», это набор кубиков-слогем, которые мы складываем, перекладываем, и каждый язык — это всего лишь свои правила игры в конструктор. Набор этих слогов определен и ограничен, и каждый несет свою перво- идею, зашитую в глубинах нашего генома. Мы мыслим не словами, а первоидеями, слова лишь необходимость из-за потери телепатии. Шумерский язык, самый древний из известных письменных языков, чисто слоговый, он в этом плане ближе всех к первоисточнику или одному из первоисточников. Все наше языковое изобилие связано с чисто энтропийными процессами, от поколения к поколению, от штампа к штампу калька стиралась, правила игры размывались и попросту забывались, увеличивалось число «мутаций». Одним из главных и сокрушительных ударов по цельности первоязыка была потеря гласных в поздних алфавитах, начиная с иероглифического, который кстати был делом рук Тота-Гермеса, и далее финикийского, древнееврейского. Весьма хитрый и гениальный ход: такая письменность сохраняет смысловую информацию, но теряет «лицо», звуковую идентификацию, что-то вроде современного компьютерного кода из нулей и единиц — читать можно, но сказать нельзя. «Полногласность» — это начальное условие Логоса, и наиболее бережное отношение к гласным сохранили самые архаичные санскрит и славянские языки.

Ключевая информация заложена в самоназвании и, точнее, в самоопределении, назвать себя — это открыть себя. Вначале уточним современные понятия «русский, Русь», первое летописное название «Роуська земля» возвращает к начальному корню «ро(а)у-ра», в древнерусском языке сочетание «оу» скорее письменно-литературное, от полугреков, каких было немало среди первых христианских грамотеев на Руси. Настоящий, «устный», сохранил изначальную слоговую структуру праязыка, где гласные и согласные чередуются, и ему несвойственны гласные дифтонги, как в греческом, или длительные, как и двойные гласные, в германских или угро-финских языках. «Роуська» это «русь, расея» (гласные «а» и «у» взаимопереходящие), а вот вполне искусственное «Россия» появилось впервые в XVIII веке, вместе с удобной теорией о родине на реке Рось. В народе, до которого не доходили ученые изыскания, всегда знал только «Русь-Расею». Впрочем, с точки зрения лингвистики, корни «ру-ра-ар-ур» тождественны, хотя и имеют право на параллельное существование. Эту параллель можно объяснить северной прародиной белой расы, нам известно только греческое ее название — Гиперборея или Арктида, греки тоже пришли оттуда со своим прабогом Ураном, также и древние египтяне, точнее, царская и жреческая часть со своим богом Ра, ведические арии принесли с собой богов, которые чуть ли не все имели в себе корень «ра»-«ру» — Брама, Пуруша, Индра, Варуна, Митра, Рудра, Вритра, индоиранцы — Ангра-Майнью, Ахура-Мазда, Ариман. Русские остались ближе всех к Северу, возможно, поэтому у них нет своей Арктиды-Гипербореи, для них она как была, так и осталась Расея, стРана, сторона Ра.

Это не была некая отдельная ветвь Севера, скорее устояли те, кто захотел или смог остаться или, наоборот, кто не захотел или не смог бежать на Юг, поэтому в этой новой старой общности сохранился весь Север, и Сол-Кол и Яр-Ар-Ру-Ра и Он-Ан, вот только нет и не могло быть Запада и Юга: Ер-Ир, Эл-Ил. Стойкость, или инертность, также объясняет и стойкость и инертность русского языка, его архаичную слоговость, приоритет гласных, сложность и явную грамматическую избыточность по сравнению со всеми другими индоевропейцами, что тоже следствие архаики.

Показательны параллели и с самым архаичным из известных на сегодня шумерским языком, также чисто слоговым. Шумерское «лу» — человек, работник, буквально «прирученный»; «лу-лу» означает «вновь созданное существо» или «полученный в результате смешения». Русское «ляля» не имеет никакой внятной этимологии, но буквально означает то же самое — «вновь созданное существо». Сюда же «люля» как место, где находится «вновь созданное существо», странные и чисто русские припевки «ой лю-ли, ай лю-ли». Шумерское «лу-ба» означало «любовь», а «ба-ба» было одно из имен богини Нин-Ти, «дарующая жизнь», именно она по шумерской мифологии вынесла первого «лу-лу». Шумерское «сар» означало «царское число», а именно 3600, и обозначалось большим кругом, то же аккадское «шар». Шумерское «Дин» — река Евфрат, «Д-н» — индоевропейская слогема воды, осталось в русском «дно». «Уру-ду» металлургический термин медных руд — русское «ру-да». Префикс «ку-» указывал на чистоту металла или руды — русское «кузня». У касситов, потомков шумеров, населявших Иран, нашли бронзовое изображение богини в русском кокошнике и сарафане. Шумерское «зи» означало «жизнь», «кур» — «гора, курган», «на-бу» — «небо», «ша-ла-ва» — «девушка». И почти нетронутые шумерские имена: Нина, Нонна, Инна, Анна, Люба, Сана(я), Мана(я).

Архаичность языка подтверждает и сугубо русский мат, как реликт древнейшего культа Великой Богини, плодотворящей и требующей оплодотворения. Древнеегипетские Исида (Иштар-Астарта), изображавшаяся с гипертрофированной вульвой, осталась в памяти-мате как ее символ («п….»), и Ху, один из первобогов, который держит в руках пенис, сохранился в русском «х..», «хер» — Хер(мес), (H)Er главный бог враждебной ветви ренегатов-индоевропейцев, еще один египетский первобог Геб (и древнегреческая Геба), оставившие корень и смысл соответствующему глаголу. Индоевропейское «иеб(хр)», означающее акт оплодотворения, сохранилось почти буквально только в русском мате. Именно в русском мате, делающем акцент (на первый взгляд) на неадекватное отношение к «матери», осталась информационно-генетическая память о ключевом переходе расы от матриархата к патриархату и связанное с этим низложение места женщины в обществе. И такие ругательства, как «бес», «бабай», «п(ж)опа», имеют тот же источник, что и древнеегипетские демоны Бес, Бабаи и главный враг Солнца змей Апоп. Этимология самого русского «мата» тоже показатель архаики, она общая с древнеегипетской параллелью «маат» — «правда», и древнеиндийской «мат» — «слово». Русское «правда-матка», «резать правду-матку», «говорить матом» — говорить правдивым словом. Архаика и уникальность русского мата одна из составляющих особой архаики и явной обособленности русских даже в кругу индоевропейских народов.

Вообще так называемое «просторечье» и есть самые архаические зерна языка. Устная традиция языка является главной связующей нитью всей Традиции, и она гораздо «чище» сохраняет связующую нить поколений, тогда как письменный язык и письменная традиция весьма уязвима (рукописи рано или поздно сгорают) и слишком зависима от временных факторов. Наглядный и недавний пример — Россия XVIII–XIX вв., когда самая грамотная часть общества на французском писала и говорила лучше, чем на русском и эта вырожденная знать потеряла бы все свои истоки без арин родионовных, без не владеющих письмом, но говорящих по-русски крестьян. Резервация в крепостничестве, «темность» и неграмотность народа имели один очень важный, даже спасительный плюс. Русский был отрезан от уже чужой письменной традиции, он законсервировался в своей, родной и непрерывающейся устной. Само слово «Россия» показательный пример, оно как раз плод «письменности» и появилось на Руси только в XVII в. трудами книжных грамотеев, тогда как в народе, т. е. в устной традиции, всегда была только Русь-Расея. Сила устной традиции всегда питалась изначальной верой в «магию» слова, и вся раса знала силу произнесенного слова, особенно это видно по Ведам, которые в основном и есть заклинания и заговоры. Но только русская устная традиция сохранила до настоящего времени веру в «магию» слова, подтверждение этому — в живучести заговоров, особенно в северной Руси. Русские заговоры, самые архаичные пласты языческих молитв, сохранились лучше всего в ее северо-восточном ареале, примыкающем к полярной области.

Почему так важно уяснить доиндоевропейскую архаику русского языка? Потому что это основное указание на «инертность» уже не языка, а всего этноса, его явно оседлый, некочевой образ жизни, и главное — духа, его близость к географическим истокам и как главное следствие — к генетической и духовной Традиции. Кочевые народы меняют не столько географию, климат, чужеродных языком и кровью соседей, они, прежде всего, теряют нить Традиции. Угасание северной традиции имеет явно западное направление, ближе к Атлантике уже полностью исчезают всякие архаичные пласты и в языке, и в обрядности.

В русском «солнце, ярило, коло, купало» — среднего рода, так как высшее божество, начало всех начал, не может быть женского или мужского рода, иначе «начало» подразумевало бы альтернативу, оно то самое, первоначальный андрогин, из которого возникли мужское и женское, свет и тьма, день и ночь. Небо в русском тоже среднего рода, и это говорит о том же, что предки наши видели источник всего сущего не на земле, а там, наверху.

Самые древнейшие звуки и самые священные, идущие с нами с самого нашего начала, — это междометия, и в них неким чудесным образом, на самом глубоком генном уровне заложены то ли имена наших создателей, то ли первая речевая реакция на внешний мир, что в общем-то может быть одно и то же. О-о, О-х, А-а, А-х, Й-а, О-г-о, Б-о-о, или с конечным придыханием Б-о-х, от них мы имеем звукосочетания высшего: Он, Ан, Я, Яр, Ог-онь, Бог. Эта почти полностью сохранившаяся тождественность междометий с именами богов есть одно из главных указаний на архаичность русского языкового ядра. Следующие «главные» звуки в языке это местоимения и предлоги, и в русском главные местоимения Я и Он, главные идентификаторы человека в мире, сохранили связь человеческую и божественную. Предлоги в русском также можно назвать самыми архаичными, поскольку они главным образом остались однозвуковыми (в, к, у, с, а, и, о, на, до, за), первичными. Показателем архаики русского языка является его «полногласность», «певучесть», сохранившаяся опора на гласные, звуки которых физиологически изначальнее, примитивнее более трудных для произношения согласных. От этого и характерная слоговость языка, его нацеленность всегда за согласным поставить гласную, в отличие от остальных современных индоевропейских языков, которые эволюционировали по пути оптимизации звуков, точнее, энергетических затрат на них, а гласные наиболее энергоемкие звуки, требующие дыхания-духа. Интересно, что даже в современном русском такого не происходит, «млеко, крова, град, древо, злато» и т. д. существуют, но тем не менее не замещают «молоко, корова, город, дерево, золото», хотя западным славянским языкам, граничащим с индоевропейскими, уже не удалось устоять (пол. krowa, mleko; чеш. krava, mleko; лит. karve). Сохранилась архаичность и внутри языка, это не истребимое даже телевизором и газетами «оканье» Северо-Восточной Руси. «О-о» из междометий можно назвать первым среди равных, это и восхищение, и поклонение, и ужас, то, что и вызывает неизведанное и божественное. В этом смысле «маскали» с их «аканьем» явно более поздняя волна, возможно, именно славянская, южная и западная (господствующее «а» у белоруссов и кривичей). То, что литературный язык остался такой, какой есть, то есть сохранивший архаичное «о», говорит о силе инерции и древности языка и Традиции Северо-Восточной Руси. Принципиально важно подчеркнуть именно это место в России, ибо что значит сохранить древность, архаику языка (и не только языка)? Это, прежде всего, означает сохраниться. Сохранить себя, своих богов, свою землю. Означает статическое существование на протяжении всего исторического времени. Язык, как и многое другое, портится от движения и смешения, это и есть вавилонская башня. Те же индоарии, которые когда-то говорили на санскрите, теперь довольствуются хинди и фарси, стоило германцам англам и саксам осесть на новом острове, и из германского языка получилось английское эсперанто. Русский язык остался наименее поврежденным, потому что русская география наименее изменилась, потому что русские оказались наименее подвижные или наиболее ленивые. Русские если и не остались автохтонами первоначальной праиндоевропейской прародины, то сдвинулись от нее на самый возможный минимум, и то потому, что там, в Приполярье, Гиперборее, Арктиде, жить и пахать землю стало невозможно.

Далее по архаике: в русском или наименее поврежден, или даже совершенно сохранился и самый главный бог Ригведы, во всяком случае, по количеству обращений, бог огня Агни (во множественном числе и сквозь тысячелетия полное сохранение — «огни», но слышится как «агни»). Древнерусское «агнец» не имеет отношения к овцам и баранам, это только одно из нарицательных божественных имен. Да и главные слова ариев «Риг-Веда» и «Авеста», означающие «ведать речь» и «весть», именно в русском сохранили свой буквальный смысл (др. русск. глагол «рек» — изрекать, речь).

Славянский язык самый сложный по внутренней структуре, самый «гласный» по внешней в индоевропейской системе, он самый архаичный, и это знают даже западные «индоевропеисты». П. Фридрих, американский лингвист, пишет, что славянский язык лучше всех других индоевропейских языков сохранил древнейшие индоевропейские названия деревьев, и делает логичный вывод, что праславяне жили в той же природно-климатической зоне, что и праиндоев- ропейцы, но почему-то боится докончить мысль: праславяне = праиндоевропейцы, но честно признает, что и «после общеславянского периода носители различных славянских диалектов в существенной степени продолжают жить в подобной области».

Германский авторитет А. Мейе писал: «Древнеславянский язык продолжает без какого-либо перерыва развитие общеиндоевропейского языка: в нем нельзя заметить тех внезапных изменений, которые придают столь характерный вид языкам греческому, латинскому, кельтским, германским. Славянский язык — это индоевропейский язык, в целом сохранивший архаический тип».

Примечательно, что В. Я. Пропп уже по мифологическому материалу выявил, что русская сказка дает более архаичный материал, чем античные источники. Немецкий филолог Т. Пеше еще в XIX веке установил, что в индоевропейских языках есть общие названия только для северных животных и растений (медведь, волк, береза, дуб) и таких явлений, неотделимых от Севера, как зима, снег, лед. Также арийцы знали золото, серебро, медь. Из северной прародины Пеше исключил Западную Европу, поскольку в списке ядра отсутствует бук. Бук, кстати, замечателен тем, что определяет границу раздела русской и индоевропейской, и даже славянской, географий. Исключается также вся степь. Пеше пришел к выводу, что прародиной индоевропейцев могла быть только Великая Русская равнина. И еще, самое главное: чем питались предки? Вывод Пеше поразителен — арийцы выращивали гречиху и рожь. Кто до сих пор любит и ест гречку? Только русские, в Европе вы ее не найдете. Пшеничный хлеб в Северо-Восточной Руси не родится, и его стали есть только пару сотен лет тому назад, когда освоили более южные широты. Само слово «хлеб» в древнерусском означало ржаной хлеб. Желудок — это тоже часть архаики.

Главный вывод из всего этого — славянский язык и, в наибольшей степени, русский отличаются от всех иных индоевропейских языков непрерывным эволюционным развитием. Это означает, что русские избежали индоевропейского разрыва, остались наиболее близки к прародине, к началу языка, к первоначальному ландшафту, климату, питанию, всего тому, что и составляет Традицию. Очевидно, что архаика языка означает архаику самих носителей языка.

К русской архаике можно добавить и русское трепетное отношение к звездам. Это явно антихристианский трепет, как верно заметил Розанов, «о звездном небе нет ничего в Евангелии». Зато много в русских сказках: Иван Царевич, Царь-Девица и даже Баба-Яга с Кощеем имеют ярко выраженные космические черты. Замок у Кощея «выше неба», Баба-Яга летает то ли с реактивным, то ли с антигравитационным двигателем, а у главной героини «во лбу звезда горит», у героя «на лбу месяц, по краям звезды, по локти золотые руки и по колени золотые ноги, на голове золотые чубы». Это в точности соответствует антским фигуркам VI–VII вв. пляшущего бога с позолоченными волосами, руками до локтей, ногами до колен. И точно так же рисовали Даждьбога, Ярилу, Купалу, Аполлона, — «На Купалу Солнце пляшет».

Русский космизм и в звездах на куполах церквей (только на русских и египетских куполах храмов изображались звезды), и в первом в космосе русском, и в главном — прямой связи загробной жизни — «того света» с солнцем, небом и звездами. В причитаниях об умершей «…К красну солнышку девица во беседушку. К светлу месяцу она в приберегушку!..» Представление о неведомой стране, в которую ведет долгий, далекий и трудный путь — характернейший мотив сюжета о загробных странствиях: …На путь бо иду долгий. …И во страну иду чужую, / Идеже не вем, что срящет мя… Небосвод, солнце, луна и звезды в различных сочетаниях на надгробиях средневековых славянских могил. Характерен еще один космический символ — десница, устремленная в небо. Могильные старые русские кресты, до сих пор характерные для старообрядцев, православных, наименее попорченных христианством, — кресты, закрытые коническими плашками, нечто иное, как архаическая форма выражения космической идеи — стрелы, обращенной к небу (или ракеты?). У заволжского старообрядчества сохранился дохристианский обычай дежурить первые ночи на могиле первым родичам и разжигать на ней костер, огонь всегда считался у славян проводником души в небесную Сваргу («сварга» и «звезда» одной этимологии). Со звездами связано жизненное начало человека, у каждого человека есть своя звезда, при рождении она появляется, а по смерти падает с небосвода. Севернорусская причеть: …Как звезда стерялась поднебесная, / Улетела моя белая лебедушка, / На иное безвестное живленьице!»

Может, самая архаическая народная традиция — провожать на «тот свет», русское «тот свет», как ничто другое, подтверждает, архаичную веру в загробную жизнь. Смерти нет, есть возвращение в другой свет, «тот».

По народным воззрениям пребывание души на земле — временное, о земном бытии говорили «быть в гостях». Об умирающем говорили «домой собрался», а гроб в деревне до сих пор зовется «домовиной». На Русском Севере жизнь определяли так: «Мы здесь-то в гостях гостим, а там житье вечное бесконечное будет». Чтобы облегчить душе «вернуться», в месте, где лежит покойник, открывали двери, окна или заслонку в печи. Само понятие «душа» и то место, которое она занимает в русском языке, говорит и о мистицизме, и о русском космизме. Для него душа понятие простое и очевидное, как и то, что она вечна и нетленна. Для Европы загадочность русской души именно в этом, для европейца очевидно всегда было другое, первичность личности, Ego, и материи, у него вообще нет слова «душа», а есть «дух» (Geist), что в русском космосе совсем не одно и то же. В русском космосе нет Ego, и «личность» понятие поверхностное, вообще отсутствующее до XIX века, и почти такое же буквальное, как «физическое лицо», почти такое же иноземное, как «индивидуальность». Русский знает, что душа вечна, также как и то, что личность, «индивидуальность», смертна. В сказаниях Русского Севера водная преграда, разделяющая мир живых и мертвых, называется «Забыть-рекой». Пересекая ее на сороковой день после смерти, душа забывает все, что с ней было в мире живых, так уходит в «забвение» личность. У русских именно на сороковой день до сих пор совершается обряд окончательных проводов души умершего, умершей «личности».

Русскому духу чужд чисто западный ужас смерти, ужас западного экзистенциализма, и причина все в том же разрыве «коллективного бессознательного», в отсутствии в западном полярного пласта духа и традиции Воскресения. Только Север дает знание и экзистенциальный опыт того, что Ночь, Тьма вслед за смертью Бога, Солнца, неизбежны, но еще более веру, что Заря, Свет и сама жизнь, как производная, с еще большей неизбежностью возродятся вместе с воскресающим Богом, Солнцем.

Еще о «мистическом», а скорее, об архаическом: для русского вода — река, море, океан — является границей между мирами живых и мертвых. В народном сознании вода всегда опасная стихия, в воде обитает нечистая сила. В русском языке «море» из того же источника, что «мор» и «смерть». Возможно, исток этого в северном «коллективном бессознательном», в том, что Солнце в полярную ночь опускалось в море, в чертоги Вритры и что именно стихия воды стала причиной гибели Гипербореи. Похожие проблески остались и у древних греков, у которых река Стикс отделяет царство мертвых от живых.

Глава IV

НОЧЬ РОЖДЕСТВА И ЗАРЯ ВОСКРЕСЕНИЯ

Русское отношение к Солнцу, может, и есть то самое древнее и архаичное, на неком первичном клеточном уровне, то самое «коллективное бессознательное», что напоминает о зените пятой, северной расы. Маленькая, но замечательная деталь, только в славянских языках солнце имеет неразрывное ласкательное окончание «це», «се» (польск. Slonce, чеш. Slunce, серб. Sunce). Русский, кажется, последний, кто пронес, как свечу, в христианском мраке «языческие» праздники, и все эти праздники посвящены Солнцу. «Славяне веруют, — писал еще в середине XIX века знаменитый этнограф И. И. Срезневский, — в божественность солнца, называют его святым, владыкою неба и земли, призывают его на помощь. Славяне всегда больше всего почитали солнце, его называли праведным, чистым, светлым, святым. Избегали указывать на него пальцем, поворачиваться к нему спиной, считали его добрым, справедливым, защитником людей». Арабский писатель Ибрагим бен-Весиф-Шах сообщал, что славяне обоготворяли Солнце и что один из славянских народов праздновал «семь праздников, названных по именам созвездий, важнейшим из которых был праздник солнца».

Уникальна и поразительна Масленица, то, что никак не удалось попам в черном замутить своими палестинскими святыми, хотя и удалось оторвать от праздника весеннего равноденствия Солнца и привязать к мутной и непостоянной Луне. Где еще есть такой праздник нового Солнца? То же можно сказать о самой древней и самой сакральной пище солнцепоклонников, о русских блинах. Глиняные славянские сковороды начала первого тысячелетия нашей эры отмечены косым крестом, на них пеклись «солнечные блины». Еще одна грань между русским и европейцем — в пропасти между тысячелетним блином и безродным гамбургером.

Самый архаичный праздник белой расы в новой эре стал ядром христианской Пасхи, хотя, конечно, иудейская Пасха-Песах не имеет отношения к великому празднику весеннего возрождения жизни, это был лишь один из великих подлогов новых богов новой эры по подмене главного праздника солнцепоклонников. Как известно, изначально христианская и еврейская Пасхи совпадали, разделение произошло лишь в IV веке по решению церковных умников, кстати, тогда же христиане отказались и от еврейского обрезания. Невозможно из исторической и генетической памяти было выбить нечто главное и не менее опасное для нового и чужого бога, также как и убедить или научить радоваться жизни и праздновать на пустом месте, и то, что Пасха остается в памяти до сих пор, говорит о той огромной первооснове, о той генетической памяти о Севере, которую сохранила северная раса. Именно там родился и сложился культ единственно великого, умирающего и непременно воскресающего бога Солнца, дарующего и поддерживающего жизнь на земле. Мало кто обращает внимание, что в евангельской традиции день воскресения Христа указывается как 14 день месяца ниссана, что по юлианскому календарю соответствовало 22 марта — восходу, «воскресению» полярного Солнца.

В западной традиции праздник Пасхи (Easter, Ostern) сохранил древнегреческий первоисточник, имя богини Эос, причем для греков она уже архаична, явно в тени Зевса и олимпийцев, сами греки подзабыли ее место и значение, лишь орфики, самые «архаичные» греки, вспоминали ее как божество зари и рассвета.

Несомненно, Эос того же источника, что и Усень-Авсень и праздник Eos-Easter-Пасхи — замечательно сохранившаяся память о величайшем празднике северной расы Весеннего Равноденствия, празднике Зари. Также замечательно, что если все христианские праздники — это праздники «ночи» (любимые «всенощные»), то именно Пасха на Руси по-прежнему встречается с рассветом, со встречей нового Солнца, это осталось неубиваемым в «коллективном бессознательном».

Еще с Древней Греции петух, чей крик возвещает зарю, был посвящен богу Солнца, Аполлону, который на зиму отправлялся на Север, «умирал» для греков, и возвращался, «воскресал», к лету. И он не был олимпийцем, он был для греков чужаком, гиперборейцем.

Все традиции и религии, в основе которых идея смерти и воскресения бога, безусловно, есть наидревнейший архетип Севера, для которого альфа и омега бытия — полярный закат, «умирание» Солнца и полярный рассвет, «воскресение» Солнца, единственного и всемогущего божества, от которого зависело быть или не быть жизни на этой земле. Удивительно, что эти религии возрождаются с какой-то «космической» регулярностью и силой, и даже там, где о Севере не знают, не знали или давно забыли. Египетский Осирис, шумерский Таммуз, ближневосточный Адонис, греческий Дионис и даже Аполлон и, наконец, Христос потеряли прямую, чисто северную, связь с Солнцем но некие гармоники Полюса все еще видятся в их образах и слышатся в их именах. Osir(is) и Christ(os) несут главный солярный корень «с-р, к-р». Адон(ис) и Дион(ис) этимологически восходят к египетскому Атону, что означает на древнеегипетском солнечный диск. Образ Христа в православных храмах — от лика его расходятся лучи, именно так изображался Даждьбог. В средневековых источниках Христа называют «лик солнца на земле», что отождествляет его с тем же Атоном.

Любопытная деталь, египтяне связывали своих солнце-богов Ра, Гора с соколом и изображали их сокологоловыми. Такая же «странность» сохранилась и в русской традиции. Кроме египтян, только у русских замечен бог с нечеловеческой головой — сокоголовый Рарог, бог огня и света. Египетский Ра и славянский Рарог оба имеют соколиные тотемы. СоКол — явно русский тотем, арабы называли славян «сакалибы», византийцы — «склавины». Чисто русское выражение «сокол мой ясный» в буквальном понимании не имеет смысла, сама птица не может быть «ясной», первоидея опять в солнце, в «солнце ясном». Древнейший символ солнца, крылатый диск, имеет те же корни, что и птичий, «соколиный» — полярное летнее солнце стоит высоко в небе, оно парит как «сокол». Точнее, связь обратная, сокол может парить высоко в небе, как стоящее летнее солнце, «как Коло», «с Коло», «соКолом».

И главное общее для Древнего Египта и Древней Руси есть сам бог Ра. По свидетельству летописей Прокопия Кесарийского, Гемольда и биографа Оттона, древнейшие славяне верили в единого бога, почитая его «Владыкою Неба» и называя его великим богом, «старым» богом, прабогом.

«Весна» в русском одной этимологии с «ясный, светлый», весна означала появление «ясности, света». Это чисто северное, полярное, когда свет, ясность существуют сами по себе, как бы отдельно от Солнца, предвосхищая его. Того же корня и русский Авсень, наидревнейший бог Зари. До сих пор русское коллективное бессознательное пронесло даже через христианские шоры нераздельно пасхальное «светлое воскресение», «светлое» именно и прежде всего в прямом, а не переносном смысле, «воскресение света». Тот же разрыв «коллективного бессознательного» и в названии самого священного дня недели. Для Запада это «день Солнца», день самого светила (sunday), день между днем Сатурна (Saturday) и днем Луны (monday), причем эта традиция уже нового времени, идущая от Рима. 7 марта 321 года Константин своим указом повелел чтить седьмой день недели как «достопочтенный день Солнца», — день не сына Божьего, а день языческого поклонения этому светилу. Этот же император установил 25 декабря праздник «Непобедимого Солнца», который позже христиане назначили как Рождество Христа, и ему Запад обязан ошибке в три дня от действительного рождения солнца. На Руси же главный день недели не от одной из планет, пусть самой великой на звездном небе, а от великой тайны, Мистерии Севера, вечном рождении звезды и бога. Поэтому главный праздник на Руси Пасха — праздник Воскресения, как день «воскресение» с большой буквы.

Западнославянский бог утренней зари — Ютробог, по-лужицки jutro — заря и jutry — Пасха. Они приняли Пасху согласно славянскому «коллективному бессознательному» буквально и абсолютно верно, это утро года, северного года, это Заря. Немецкий историк Экхардт описал идола Ютробога с лучами вокруг головы и огненным кругом на груди, очевидный архетип восходящего солнца. Также изображали на Руси Ярилу и именно его чествовали в главный праздник Масленицы, в день весеннего равноденствия. «Яр-Ярило» той же этимологии, что и «заря», а на Севере можно услышать и «зарило», в санскрите совпадение полное «jarya» — «заря». Ярило изначально и был первобогом зари, но в главной своей ипостаси новым, возрождающимся Солнцем, «воскресающим в свете, огне новой зари», и именно его архетип мы до сих пор празднуем в «светлое воскресение» Пасхи. Может показаться странным, почему праздник Пасхи никогда не приходится на весеннее равноденствие, но чаще всего на вторую половину апреля? Это связано с хитрой иудейской арифметикой первого новолуния после равноденствия, да к тому же православная церковь отделила себя на неделю от иудейской Пасхи, в итоге православная Пасха не менее странным образом крутится около второго, чисто весеннего, праздника Ярилы. Не менее архаичного, чем и первый, указания на него встречаются в самых ранних древнерусских источниках, причем даты указываются неоднозначные, в Северо-Восточной Руси он 28 апреля, в средней полосе есть и 19, и 23 апреля, очевидно, что этот праздник связан уже с воскресением не Солнца, а самой жизни, растительности. В православной традиции слегка подретушировали имя, но суть осталась: «На Юрия (Егория) землю открывают». В этот день крестьянин начинал пашню, это был его праздник. В это время возрождался фотосинтез, земля давала основу жизни, энергию Севера.

И если первый и, наверное, главный праздник Ра-Ярилы был больше сакральным, больше жреческим, то этот был больше «земным» чем небесным, главным земледельческим. Но он не был от этого менее «святым», более того, он настолько был значим в русском родовом сознании, «коллективном бессознательном», что даже индоевропейская верхушка не посмела посягнуть на «Юрьев день» как на самый святой праздник русского земледельца. Даже Иван Грозный это понимал, и лишь Петр I, голландско-индоевропейский голем, переступил черту, поставив окончательно новозаветный крест на последней свободе крестьянина и, видимо, в качестве окончательной победы вывесив трехцветный индоевропейский флаг над новой Россией.

Мы все родом из Рая, и этот рай находился когда-то на Севере, там, где после «вечной» ночи наступал величайший праздник возвращения света, солнечного огня, с воскресающим Солнцем. Древнерусское «крес» означает огонь, и «воскресение» означает «возгорание, рождение» огня, огня солнечного. Когда северная раса спустилась в постледниковье в умеренные широты, праздник воскресения Солнца трансформировался в праздник весеннего солнца, когда воскресает уже природа, когда оживает земля и требует оплодотворения, и для земледельца этот праздник означал начало новой жизни земли, нового сева. Даже для православного Пасха связана не с просвиркой, кислым скотоводческим хлебом (якобы телом) и ближневосточным зельем из неизвестного Северу винограда (якобы кровью) распятого бога «из колена Иудина, из дома Давида», а с куличом, древнейшим фаллическим символом плодородия Ярилы-Солнца, и крашеными яйцами, еще более архаичным символом зарождения жизни. И то, и другое не имеет никаких параллелей в Библии. Попы особенно рьяно старались именно на этот праздник навести лунную тень, оторвали его от движения Солнца, привязав к лунному календарю. Теперь даже самый правоверный православный не поймет, когда ему это праздновать, пока попы где-то что-то не подсчитают и не сообщат. Вся христианская затея с Пасхой была начата с одной целью — вытравить из памяти Восход Солнца, воскресение солнцебога, заменив на «воскресение» Распятого, сделать из детей Солнца, «Даждьбожьих внуков», «рабов божьих».

Важно и характерно то, какое место занимают два главных христианских праздника Пасха и Рождество в русской (православной) и западной ветвях христианства. Хотя оба являются праздником Солнца, но значение и место их противоположны. На Западе главный праздник несомненно рождественский, тогда как на Востоке — пасхальный. И дело не в церковных пристрастиях, а в том же «коллективном бессознательном», родовой памяти народа. Праздновать рождение Солнца в зимнее солнцестояние естественно только в умеренных широтах, там, где естественно само событие, там, где всегда и находились Европа и Атлантида. Можно сказать, что стержень всей индоевропейской традиции, от переднеазиатского праздника Таммуза, римского дня Непобедимого Солнца и до христианского Рождества, основан на «Мистерии Зимнего Солнцестояния». Как прямо и честно говорит Герман Вирт, «самой священной и самой возвышенной мистерии северной души». Вот только «север» этой души никак не дотягивается даже до 68-го градуса северной широты. Для «атланто-нордической» души, как любит выражаться Вирт, Полярный круг, где и начинается Север, есть недосягаемый потолок и, может, потому ненавистный рубеж, мир Льда и Холода, где живут некие злобные великаны Хримтурсы. Вся германо-скандинавская мифология основывается на исходном постулате, что все, весь мир, боги и люди, произошли изо Льда. Это подтверждает, что индо-германская ветвь уже не имела источником Арктиду, земледельческий рай, она образовалась значительно позже, уже на севере Евразии, куда раса вынуждена была спуститься после гибели Рая и Великой Зимы.

Для Руси, несомненно, главное в Весеннем Равноденствие, в Заре. И главные праздники, сам Новый Год, Масленица и Воскресение, сдвигаются на весну. Это может быть только в приполярных широтах, где зимнее солнцестояние ненаблюдаемо, и главное ожидаемое событие, безусловно, восход Солнца. Можно достаточно точно рассчитать ареал расселения той ветви северной расы, последователей Ра-Яр-Ярилы, которая позже самоопределилась как славянство. В славянской традиции, и особенно в русской, сохранился один из ключевых архетипов Севера, сакральные 40 дней, четко связанные с неким переходным периодом между этим и «тем» светом. Наши сорокадневные поминки указывают на невозвратную точку перехода на «тот свет», на переход в другой мир и новое состояние. Не менее важно, что в русской традиции сохранилось поверье, что человек уже как бы умирает, душа отделяется от тела, буквально, как говорится, «начинает пахнуть покойником» за сорок дней до физической смерти. Почему именно за 40? В русской традиции сохранился след двух архидревних праздников, двух ключевых точек полярного календаря, день Сварога 14 ноября и Сретенья 2 февраля. Сварог, пожалуй, самый архаичный бог русской мифологии, именно он чаще всего выступает как бог-отец, то есть как предок самих богов, но, что не менее важно, в мифологии с ним связано понятие «ночи», «ночи Сварога». Это некая вселенская тьма, всеобщая смерть, не только в мире людей, но и в мире богов. 14 ноября наступала полная полярная ночь и до великой точки перехода, до зимнего солнцеворота, было ровно сорок дней, и с этого момента еще сорок дней до наступления полярного утра 2 февраля. То, что Сретенье выступает как христианский праздник, не должно вводить в заблуждение прежде всего потому, что все главные христианские праздники замещают «языческие», для того они и придуманы. Со Сретеньем поступили предельно просто, поскольку этот праздник жестко связан с коловоротом и его никак не привязать к Луне, чтобы отвязать от Солнца, его просто назначили как «сороковой день» от рождения Христа, как встречу его с неким Симеоном, чтобы оправдать название праздника. «Сретенье» от древнерусского «среча», что означает «пересечение, встреча», в самой православной традиции про встречу с Симеоном знали разве что попы, в народном сознании праздник по-прежнему был «встречей зимы с летом». Какая это искусная христианская казуистика с числовой эквилибристикой говорит и тот факт, что сам праздник Сретенья был назначен (!) Вселенским собором только в IV веке, тогда же и рождество Христа было назначено на зимнее солнцестояние, до этого в ранней христианской традиции оно связывалось с 22 сентября, иудейским новым годом, и, разумеется, ни о каких 40 днях и ни о какой «встрече» речи и не могло быть. В самом источнике новозаветной традиции, Ветхом Завете, священное число 40 связано с исходом евреев из Египта, когда Моисей 40 лет водил их по пустыне, некий период от «египетской смерти» до нового рождения на «земле обетованной». Но Моисей был египетский жрец, а для египетской традиции число 40 может быть самое сакральное. Но иудеи в новом рождении, уже став «избранным народом», не знают этого магического числа. Его не знает, или уже давно утерял, индоевропейский Запад. Для католиков и протестантов это уже некое абстрактное «тайное» число, и в народной традиции отсутствуют какие-либо следы, прежде всего поминки на сороковой день, которые все еще уникально стойко держится в русской традиции. «Уникально», потому что это потеряно даже в индийской и иранской традициях, прямых наследниках ведической. Священное число «сорок» уникально было только в еще одном месте, в Древнем Египте, и здесь оно тоже связано с некой ночью между смертью и воскресением Осириса. Сакральное число 40 связано с не менее ключевым числом Традиции, числом 72, именно на семьдесят второй северной широте полярная ночь наступает в день Сварога за сорок дней до коловорота и заканчивается в Сретенье. Это место, линия Кольский полуостров — Таймыр — Новая Земля (Матка), были, вероятно главным и наиболее длительным промежуточным этапом исхода расы с Севера, где как раз произошла главная катастрофа, разделение на инертное, наиболее консервативное земледельческое ядро и на «продвинутую» надстройку из ренегатов-кшатриев, которые двинулись дальше на Юг, чтобы стать индоевропейцами. Почему именно 72-я параллель? Видимо, это была максимальная широта, где возможно было земледелие.

Масленица, Комоедицы, главный и священный праздник Севера, это праздник Зари, от момента появления кромки солнечного диска до нового дня, когда бог-солнце во всей своей красе и силе уже не покидает мир людей и богов до следующей ночи. И очевидно, что кульминация проводов полярной ночи и встречи нового Солнца, приурочивалась к весеннему равноденствию, главной временной точке отсчета за Полярным кругом, когда начинается новый день, равнозначный году. Поэтому и позже, после исхода из Арктиды, древние русские продолжали отсчитывать Новый год с весеннего равноденствия, тогда как отмечать новый год сразу после зимнего солнцеворота присуще было только западно-атлантической расе умеренных широт, где солнце никогда не скрывается за горизонт. Поэтому в русском «коллективном бессознательном» сохранилась привычка полярного «лето» исчисления, подразумевающая тождественность «год=лето», поэтому в русской традиции Новый год никогда не связывался с зимнем коловоротом. Индоевропейская привычка праздновать Новый год даже не с новым солнцем, а только через семь дней, первого января, идет от ветхозаветной традиции, в которой истинным рождением считалось не просто физическое появление на свет, а инициация в Завете, с момента приобщения к Богу, с обрезании плоти на седьмой день. Бог Нового Завета рождается 24 декабря, затмевая собой рождение нового солнца, но новый год, то есть новая жизнь, начинается после его рождения в Ветхом Завете. Кстати, сами христиане отказались от обрезания лишь в IV веке.

Индоиранцы сохранили традицию отмечать Новый год с весеннего равноденствия и даже перенесли ее через древних персов в ислам, где до сих пор один из главнейших праздников — Наврус, персидский Новый год, 22 марта. В буквальном переводе «нав-рус» (nov ruhs) означает «новый свет» или «новый день», что говорит о том, что иранский Новый год буквально сохранил память о полярном годе-дне. То, что это наследие Севера, подтверждает и его не-исламский, даже анти-исламский характер. О нем вообще ничего нет в корне ислама, в арабской семитской традиции, о нем не упоминает пророк Мухаммед, и известно, что еще в Средние века с ним боролись как с языческим наследием. И не менее важно, что он сохранился именно в Иране и в областях к западу и северу от него, на территории проживания древних иранцев.

Новый год на Руси отмечался всегда весной, 1 марта, и был перенесен на 1 сентября только с окончательной победой ветхозаветной традиции, которая и принесла с собой празднование иудейского Нового года. Но даже церковь праздновало именно «новолетие», «молебным пением по новолетию». Кульминацией новогоднего богослужения и праздника в целом было «действо нового Лета», отправлялось оно на площади перед храмом между утреней и обедней (на рассвете) при огромном стечении народа. В Москве в празднике главными лицами были патриарх и царь. Завершалось действо провозглашением царем здравицы народу и ответной здравицей ему на многие лета. Для русского, северного, «коллективного бессознательного» Новый год это очевидно новое Лето, отсюда чисто русская тождественность год=лето, с тех самых пор, когда было только одно время года, лето, остальное ночь, тьма, небытие. И естественно, что торжество «новолетия» уже исчезло после перенесения праздника на сентябрь и январь. Что собственно нового встречать?

Перенос Петром встречи Нового года в 1699/1700 году на 1 января было переносом индоевропейской традиции, которая была привязана к зимнему солнцестоянию и уже не знала, что в это время года самая глубокая полярная ночь, самое небытие. Тождественность понятий «лето» и «год» как годовой цикл вытекает из того, что полярная ночь, то есть зима, выпадает из жизненного цикла, для жизни остается только время от «рассвета и до заката». Не было тогда времен года, какие могут быть времена у лета? Весна и осень оформились позднее, в новых условиях, в новых, более умеренных широтах, изначально они означали всего лишь переходный период, когда солнечного диска еще нет, но солнечный свет уже есть, то есть зарю. Именно в русском «весна» и «осень» этимологически тождественны и вышли из Авсеня и Усеня, одних из самых архаичных славянских божеств утренней и вечерней Зари. Авсень, Овсень, Усень, Таусень согласно «Славянской мифологии» — «божество, возжигающее солнечное колесо и дарующее свет миру», т. е. приводящее с собой утро дня или утро года, весна — утро полярного года-дня.

На самом деле утро, или весна, это заря рассвета, а вечер, или осень — заря заката, которые на Севере могут длиться неделями. По сути весна-Авсень и осень-Усень означают «ясно», то есть светло, но без солнечного диска. Той же этимологии и главный корень «вос-» в «восходе», «востоке», «воскресении», «возрождении», «возвращении» и т. д. У римлян Аврора несет в себе значение ауры, ореола, буквально «света без Солнца». Но и разница между значением этого ключевого понятия у нас и у индоевропейцев принципиальная. Одно из самых основных понятий, символов языка в слове «все, все, all, alles», и это одно из скрытых, табуированных имен бога, и если для Запада это все тот же антиполярный Al-El, то для нас сокровенное северное Авсень-Весна.

В русском родовом сознании понятие зари лежит настолько глубоко и неубиваемо, что наверняка существует ген, отвечающий за сохранность жизненно важного архетипа. На самой поверхности это колхозы «Заря», коровы Зорьки, высший эпитет «зорька моя ясная», игра «Зарница», газеты «Вечерняя Заря», улицы Красных зорь и т. д. Еще глубже, в одних и тех же в заговорах, но в разных вариантах, высшей силой может выступать как «мати Богородица» так и «Заря-заряница, красная девица». Явно Богородица вторичнее, лишь очередное христианское замещение, подчеркивающее место и значение архетипа. В славянском фольклоре утренняя заря зовется оком божьим. Самое архаичное божество, с самым северным корнем «ар-яр»; этимологически можно представить «заря» как «за Ра» — то, что следует за Солнцем, на самом деле считалось, что это око Солнца, «взор» Ра, отсюда же и «зариться», «зреть», «зоркий», «дозор». Древний заговор: «Заря зарина, заря скорина, возьми с младенца зыки и рыки дневные и ночные» показывает, что заря несет в себе образ верховного божества. Народная русская традиция поражает (в сравнении, прежде всего, с индоевропейской) тем, сколько сказок, песен, заговоров связано в ней с «Зарей-заряницей, красной девицей». Вот примеры зачинов некоторых заговоров, записанных исследователями в различных губерниях России в середине XIX — начале XX веков:

«Заря-заряница, красная девица, утренняя Ирина, Дарья полуденная, придите, возьмите денный крик и полуденный полукрик, отнесите его в темные леса, в далекие края, за синие моря…» (Саратовская губ.). «Заря-заряница, красная девица, возьми ты криксу рабе (имя) и денную, и ночную, и полуночную, и полуденную… Спокой и смиренство дай…» (Орловская губ.). «Зоря-зоряница! Возьми бессонницу, безугомонницу, а дай нам сон-угомон» (Архангельская губ.). «Заря-заряница, красная девица, Возьми свои ночницы / От раба, младенца (имя рек) / Отдай сон, дрему, доброе здоровье» (Псковская губ.). Заря в народной традиции обладает животворящей силой, и она питает человека с момента рождения. Самым здоровым образом жизни на Руси всегда считался подъем с утренней зарей, даже рассветная роса считалась чуть ли не живой водой, пройтись утром «по росе да по заре, что заново родиться». И наоборот, не зарядиться Зарей, «проспать солнце, наспать болезнь».

Царь-Девица в русской мифологии и есть божество Утренней Зари. «А во лбу звезда горит» — явное указание на Утреннюю звезду, Денницу. Заговор: «Заря-зорница, красная девица, сама мати и царица… Среди ночи приди ко мне хоть красной девицей, хоть матерью-царицей». Она и Царь-Девица и Мать-Царица. Для русского Заря — мать Солнца, Заря рождает Солнце, именно из ее недр в течение долгого полярного периода появляется светило. Для русского заря всегда «прекрасна», желанна, даже божественна, «зорька моя ясная» — одно из высших эпитетов в русском подсознании.

И в основном индоарийском мифе Индра убивает дракона Вритру (или змея Ахи) и освобождает корову света и спасает из заточения богиню зари.

Один из удивительных феноменов архетипа зари в русском родовом сознании сохранился в таком, на первый взгляд простом косметическом украшении, как женские румяна. Красные румяна и осветляющая пудра использовались еще в Древнем Египте, но это было еще не косметическое, а некое ритуальное средство, искусством изготовления которого владели сами египетские жрецы, и это подсказывает, что феномен этот гораздо глубже простого украшательства и загадка его где-то в великой тайне всей египетской цивилизации. К закату Египта это стало действительно косметикой, и в таком виде ее узнали греки и римляне. Что это было иностранной модой, а не частью собственной традиции, говорит и то, что первое время все было «импортное» и весьма дорогое, ежегодно тратились огромные деньги на покупку мазей и кремов из Египта. Но, судя по всему, египетские жрецы не раскрыли главных своих секретов «непосвященным», поэтому в эпоху расцвета Римской империи и упадка Египта римлянки вынуждены были изобретать что-то собственное и стали применять свинцовые белила и суриковый краситель, что естественно имело катастрофические последствия. Это еще раз показывает, что это было не более чем модой, а не элементом традиции. А также то, что это не затронуло широко и глубоко женские массы, это было больше аристократической блажью. Более того, в более поздней европейской традиции, причем также вне народной среды, появилось противоположное явление, мода на бледный, «аристократический» вид, и теперь уже глотали уксус, чтобы избавиться от всякой низкородной румяности. Причем, если в Европе еще были какие-то всплески моды на румяна, то в атлантических краях, в англосаксонской среде это однозначно считалось дурным тоном, плебейством, а естественный румяный цвет чуть ли не болезнью, вызванный горячкой. Европейская традиция действительно не знала, в чем красота красных щек и вообще красного цвета.

Но почему даже в XX веке на Руси (имеется в виду в русской деревне) женская красота не представлялась без набеленного лица и ярко накрашенных румян? Причем даже в весьма утрированном виде, когда деревенские красавицы, незнакомые с пудрами и тенями, обсыпали лицо мукой и натирали щеки свеклой, малиной и даже бодягой, так что они буквально горели, «озарялись». Иностранцы причисляли это к прочим «русским варварским обычаям». Секретарь австрийского посольства И. Корб в конце XVII века писал с сожалением, что «лица русских женщин приятны, но природную красоту они портят румянами», немецкий путешественник Адам Олеарий в своем «Описании путешествия в Московию» (1643) повторялся о русских женщинах: «Они слишком красивы для этих мрачных мест, стройны и слишком много красятся». И до сих пор в очень цивилизованной Европе считается, что русские женщины самые «накрашенные» в мире, что пудрятся и румянятся не в меру, хоть уже и французской косметикой.

И все-таки, почему румяна и белила, и почему именно северная, истинная, Русь? Возможно, ответ в заговоре «Слова девицам на почет от молодцов», записанный Н. Виноградовым в начале XX века в Петрозаводском уезде Олонецкой губернии: «А и пусть я, раба Божия (имя рек), буду краше красного солнышка, белей светлого месяца, румяней зари утренней и зари вечерней». Большинство русских заговоров начинаются «Заря-заряница, красная девица…», которые можно равнозначно понимать и как «красная девица = заря-заряница», для русского так и осталась нетронутой тождественность полярной зари, красы, красоты.

Может, потому Европе был роднее и приятнее бледный, «лунный» блеск, что всегда в душе хранилось родное, «скотоводческое», кратко сформулированное еще Плутархом: «Солнце из созвездий второе после Луны».

Исключительно русское и однозначно полярное отождествление понятий «свет» и «мир», мир это свет и свет это есть мир, индоевропейцы не понимают наше буквальное и очевидное «на всем свете», «жить на свете», «сжить со свету». И еще именно славянское «белый свет» («на всем белом свете», «чтобы света белого не видеть») и «белый день» («среди белого дня», «за весь белый день»). Некая неразрывность понятий «белый свет-день» (не солнечный, но белый) это тоже полярное «коллективное бессознательное», как память о долгожданной заре, когда солнце еще не встало, но свет, а значит, и день уже появился. Также особенно славянское «святость света», от «святое» = «светлое», поскольку слова «свет» (светить) и «свят» (святить) этимологически тождественны. Более того, в старославянском было изначально одно слово «свътъ», несущее оба значения, так что в языке-логосе изначально зафиксировалось полярная божественность, «святость» «света». Даже индоиранцы потеряли эту связь, в авестийском остался северный корень в «spenta» со значением «святой», но уже разделенный от «светлый» — «ruhs». Доминанта «света» красной нитью в русской мифологии и фольклоре: свет мой солнышко, свет мой ясный, светик, свет-имярек, светлый князь, ваша светлость, высший свет, Светлана, Светлояр, Светозар, Световит, Вадим свет-Владимирович и т. д. Даже русское православие смогло сохранить главное в своем главном празднике, Светлая Пасха, Светлое Воскресенье. Почему не «святая»? Потому что это лишь производное от «светлого», и потому что сам праздник это Воскресение Света. В санскрите «швета» означает не только «светлый, белый», но и «блестящий», — явно полярный феномен зари.

Еще один славянский полярно-лингвистический феномен — слово «красный», в индоевропейских языках, даже в санскрите, нет тождественности понятий «красный» и «красивый». Само слово «красный» идет от «крес, кресить» — огонь, гореть, светить и изначально связывалось с солнцем и зарей — красно солнышко, зорька красная. Определение цвета было вторичным, сам цвет в древнерусском обозначался как рдяной, рудрый (это и есть общее индоевропейское с rot, red). «Красный» стал определением цвета и высшего эпитета, «красоты», как буквальный перенос русско-славянского, и безусловно полярного, восприятия солнца и зари.

Ведический бог дня Dy-aus буквально по-русски по значению и звучанию — «сияющий, ясный день», без прямой связи с солнцем, изначально относился к переходным фазам полярного года, к приполярным весне и осени. В русском остался корень «aus», «яс(ный)» в «весне» и «осени» как память о ясных полярных днях, но уже без видимого солнца, как память о ведической заре Ушас и русских Авсень и Усень.

Самые почитаемые боги Ригведы, Инд-Ра (День, принесенный Ра — Солнцем) и Ушас (Заря). В более поздних гимнах Вед значение и почитаемость Ушас затухает, а Индра превращается в верховного бога-громовержца. Это вырождение, очевидно, связано с исходом или отступлением ведических ариев в чужие, умеренные и южные, широты, где заря исчезает, но появляется гроза. Литовский «диевас», индийский «дьяус», римский «деус», германский Тиу, скандинавский «Тивар» все от одного праиндоевропейского «светлого дня», в санскрите еще сохранилось «div» — светить, блистать. Божественность этого понятия возможна лишь в приполярных областях, где существуют периоды, когда солнца еще нет, но светлый день уже есть. Отсюда русский Див (или Дий), бог Дня, и русское «диво», чудо, «диво дивное», чудесное и божественное явление, день без солнца. Эта разрывность понятий солнца и света и разделяет славян и индоевропейцев на две расы, на два мира. Индоевропейская общность возникла, очевидно, после исхода из полярной Арктиды уже в приполярных областях, но самое парадоксальное, что они не сохранили, если вообще имели, верховного солнцебога. У славян тоже был второй этап и свой «Див», но он явно на заднем плане главного пантеона, где большинство славянских богов были и остались «солнечными» — Сварог, Святовит, Белбог, Ярило, Коляда, Коло^[8], Даждьбог, Купало, Хоре, Кострома.

Сам «бог» стал уже нарицательным именем Высшего, Всевышнего, и по высоте, «небесности», и по значению, но изначально был и сам Бог, дохристианское верховное божество, возможно родо-племенной бог именно славянской ветви. В договоре Руси и Византии 945 года, когда Русь еще не знала ни Христа, ни Яхве, он стоит рядом и даже впереди Перуна: …да будет достоин умереть от своего оружия и да будет проклят от Бога и от Перуна за то, что нарушил свою клятву». Русский, еще языческий, князь Святослав четверть века спустя, в 971 году, будет клясться так: «Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от Бога, в которого веруем». А веками ранее Прокопий Кесарийский (VI в.) писал о «склавинах и антах», предшественниках восточных славян: «Они считают, что один только Бог, творец молний, является владыкой над всем». И наконец, еще в начале XIX века в Тульской губернии стояло языческое капище Бога и Божени.

Его знают и Веды, это один из первобогов Адитьев, B(h)aga. И «бог», и «bhaga» в источнике своем восходят к арийскому, праиндоевропейскому, «bha» — «светило, звезда» (церковнославянский, точнее, старославянский до сих пор в православных церквях пишет имя бога как «бга»), первоначально являвшемуся одним из табуированных имен солнца как бога «светлого, светящего» (в санскрите сохранилось «bhas» — «светить, блистать»). От него и авестийский «baga» и санскритское «bhaga», но индоиранцы уже забыли суть имени, у них остался лишь эпитет «удача, благо, счастье», но этот эпитет сохранил главное, сокровенное северное, которое заключалось в том, что самым великим благом и удачей было появление, возвращение Солнца. Русское «бога ради» буквально совпадает с древнеперсидским «желанием удачи» — «Baga radii».

Само «солнце» во всех индоевропейских языках (sonne, sun, sol, soleil, surja) восходит к ведическому «sur» — «светить, блистать», то есть с тем же значением, что и «bha». У иранцев «Сура», в прямом значение «бог», у ведических индийцев «Сурья» — божество солнца.

В итоге — говоря «Бог», мы имеем в виду «Солнце», и говоря «Солнце», мы говорим «Бог».

Ведическое Солнце — «Surja», составное от «su-» — «свет, сверкать» и «rja-» — «царствовать», имеет параллель «Шу-Ра» и в Египте. Бог Шу один из первобогов, и значение его уже в додинастическом Египте было полузабыто, его считали богом воздуха, но в некоторых источниках его называли богом дня или света, так что связка Шу-Ра и в Египте означала «дыхание, свет Ра», то есть Солнце как эманацию, лик бога. Что в позднем Египте получило уже собственное обожествление как Атон, буквально «солнечный диск». У иранцев Авесты «Сура» было распространено и как имя, и от них же оно перешло к семитам как «соломон» и в мусульманский мир как «сулейман», но в буквальном виде осталось в древнерусском «шура». Очевидно, что это имя не русское и не индоиранское, это прарусскоиндоиранское, северное. В русском сохранилась и архаично северная универсальность рода, оно, «имя», и женское и мужское, а значит никакое, «среднее». У индоевропейцев солнце потеряло свою божественность и, как следствие, стало в разных языках рядовым объектом то женского (нем. die Sonne), то мужского рода (фр. Sole). Солнце как высшее божество не может быть ни «мужским», ни «женским», иначе подразумевало бы альтернативу, оно — «все», божественного среднего рода.

Для Масленицы как древнего праздника-встречи Зари не менее важна и продолжительность события. Сейчас это неделя, но это опять издержки христианизации, борьба с открытым языческим праздником привела к тому, что Масленицу урезали до 14 дней, а затем и до седмицы. Из сохранившихся раннесредневековых источников известно, что на Руси Масленицу, или Комоедицы, праздновали не менее месяца. Но изначально этот древнейший праздник Севера начинался с окончания полярной ночи 2 февраля (русского Сретенья) до весеннего равноденствия, и в русской народной песне родовая память сохранила это: …я думала, Масленке семь недель, а осталось Масленке один день…». Период Масленицы прямо связан с полярной зарей, с момента появления краешка светила на горизонте до появления его полного круга-блина. Сакральной пищи солнцепоклонников, поглощение которой есть священный обряд Масленицы, как приобщение к Солнцу, к верховному божеству, и невероятный разгул языческой Масленицы, которую так и не удалось задавить христианскими рясами и кадилами, напоминают нам о той великой радости наших великих предков по возвращении нашего великого божества.

В Масленицу человек кликал, то есть звал, солнце, это до сих пор делает православный в первый день Пасхи. Смотреть на «играющее» солнце выходили на пригорки, влезали на кровлю и пели: «Солнышко, ведрышко, / Выгляни в окошечко / Твои детки плачут / Пить-есть просят. / Солнышко, покажись, / Красное, снарядись!» Эти нехитрые стихи надо понимать буквально, они донесли до нас наше самое глубокое, древнее, сокровенное родовое. Сейчас нам уже непросто осознать, зачем весной, когда на всей Русской равнине солнце светит ярко, просить его «выглянуть в окошечко», «показаться и снарядиться», и особенно почему «детки плачут, есть-пить просят». Это не что иное, как сохранившаяся молитва новому, восходящему после великой полярной ночи животворящему Солнцу.

У русских Масленица еще и старуха, ее возили на санях, затем хоронили. В то же время на сани водружали столб, увенчанный колесом-солнцем, иногда этот столб служил мачтой поставленной на сани лодки, и тогда это сооружение напоминало солнечную ладью на скалах Скандинавии бронзового века. Может, самый архаичный обряд самой Масленицы — это праздник молодоженов, которых сначала катали на санях и потом зарывали в снег и чуть погодя выкапывали, символизируя смерть и воскресение. Тот факт, что обряд Масленицы — это и похороны Смерти, еще раз показывает главное, гиперборейское. Рождение нового Солнца — это одновременно умирание тьмы, символической Зимы-Смерти. Масленица воистину великий русский и гиперборейский праздник, истоки его в глубине тысячелетий. Профанацией будет считать его только «проводами русской зимы», в Северной Европе зимы тоже морозные, а в Средневековье морозы там были еще более крепкие, но ни скандинавы, ни финны, никто из северных соседей не знал или не сохранил главной идеи этого праздника. Есть, правда, карнавал в Венеции, некий странный островок в сугубо «рождественской» Европе. Странность проясняется, если вспомнить что этот праздник принесли с собой венеды, те же ваны-славяне.

Название Масленицы известно лишь с XVI века, до этого праздник отмечался как Комоедицы и был жестко привязан к возвращению Солнца 22 марта. Само название Комоедицы ближе к сути, чем просто Масленица, и значит «поедание Кома», по нашему блинов. Это сейчас мы считаем блины штуками, а на Руси их измеряли горками, или «комами», поедание которых всей общиной и было главной сутью праздника встречи нового Солнца. Это тоже один из чисто северных архетипов, сакральное поедание «плоти Бога» как возвращение Бога, как растворение в Боге. Отголоски этого в культе растерзанного Диониса и в христианской просвирке — «вкушайте плоть мою».

Важно отметить, что Комоедицы еще связывались с пробуждением после зимней спячки медведя, и именно в таком же древнерусском имени этот праздник когда-то был известен и у древних греков, что говорит о его всеобщей и древнейшей традиции. Сам медведь животное исключительное, его можно считать самым архаичным млекопитающим Севера, автохтоном Арктиды. Об этом говорит и его сохранившаяся и в умеренных широтах генетическая программа: жить по Солнцу и спать в полярную ночь, а теперь в зиму. Эту программу нельзя объяснить отсутствием зимой тепла, а не света, хотя бы потому, что в эпоху Арктиды среднегодовая температура там была выше +10 градусов, да и прочие хищники (волки, лисы, рыси) доказывают, что дело не в холоде. Древнерусское имя «бер» («берлога»), германское «bear» той же этимологии, что и греческое «борей», и в самом же греческом языке понятия «медведь» и «север» весьма близки — Arc и Arctis.

Рядом с медведем можно поставить только пчел, таких же солнечных и гиперборейских созданий, которые также до сих пор живут по полярному времени, ночь — зима и день — лето. В северном человеке тоже спит наидревнейший ген, который вдруг иногда возрождается, и тогда человек засыпает странным полумертвым сном. Летаргический сон чисто медицинский термин, но медицина не может сказать об этом ни одного внятного слова. Из всех млекопитающих только человек и медведь сохранили эту «странную» способность.

Возможно, вся тайна человека в спящих генах и главная тайна в том, что большинство человеческих генов, чуть ли не 90 %, спящие. Нынешняя цивилизация Кали-юги цивилизация «спящих», если не умирающих. Наше «коллективное бессознательное», наше родовое сознание, еще живо только благодаря этим 90 %, уже спящим, но еще не умершим. Сам феномен сохранения Традиции связан исключительно с генетической памятью, человек передает потомству не только цвет глаз, но прежде всего эстафету информации. В этом собственно и есть методология познания. «Знание есть припоминание» (Платон).

Сразу за Масленицей следует Великий пост, и это тоже от Севера, внутри ветхозаветной традиции, откуда вышло христианство, сакральное голодание по абсолютно чуждому. Великий пост, может, есть наша самая главная память о Севере, о гиперборейском земледельческом Рае, который не знал животной пищи. Не менее важная составляющая родовой памяти — это и отказ от половой жизни, объяснение этому в том, что дети, зачатые в период поста, рождаются в самую полярную ночь, появляются в мир без света, без Солнца, в богооставленный мир. Если православный в пост съел скоромное, то этот грех он мог и отмолить, наложив всякие епитимьи, но известно, что вплоть до XX века священники даже отказывались крестить детей, зачатых в пост, и это была не отдельная практика, а каноническое уставление. Первые свадьбы на Руси после поста праздновали на Красную Горку, в начале мая, то есть дети заведомо рождались после Сретенья, 2 февраля, и они уже встречали Солнце. Современные инсинуации о том, что это скорее пост души, чем тела — не более чем христианское вырождение традиции, чисто кабинетное и теологообразное. Главный смысл именно в отказе от плотского, и в смысле пищи, и в смысле тела. Впрочем, остальное христианство выродилось еще при Лютере, который уже в XVI веке отменил все посты как некую глупость, и это сильно подчеркивает в очередной раз, что в коллективном бессознательном индоевропейцев уже отсутствовала память о Севере.

Еще одной важной полярной реминисценцией остался русский северный кокошник. Исключительно северный архетип сохранился удивительным образом в головном уборе женских божеств в индуизме, что еще раз показывает правоту полярной теории об истоках индийской традиции. Это не европейская корона, цельный завершенный круг, который тоже олицетворяет Солнце, но солнце полное и цельное, ежедневное и круглогодичное, русская корона-кокошник это сегмент восходящего Солнца, память о полярной заре, о долгожданном восходе-возвращении, или воскресении бога Солнца. Понятие зари исключительно важное, можно утверждать ключевое, в понимании исторической традиции полярной расы и в индоевропейских языках оно имеет место быть только в славянских и уже мертвых языках Вед и Авесты. Надо четко сознавать принципиальную разницу между зарей и рассветом, восходом Солнца, заря есть самостоятельное и отдельное событие, ненаблюдаемое в умеренных и южных широтах. И что важно, в русском языке, как и в санскрите, слово «заря» является гораздо более древним и первичным, чем те же «рассвет» и «восход», которые уже сами по себе составные и вторичные от основных понятий «свет, ход», и они так и просят дополнения «утренний рассвет, восход Солнца», тогда как «заря» цельно и самодостаточно. О значимости и древности понятия говорит и богатство оттенков: «заря, зарница, зорька, зарево, жар, стожары», и производных от этого слов «взор, дозор, узор, заряд, зариться, прозорливый». Опять же, в русском до сих пор живет чисто полярное множественное число «зори», что никак не может относиться к одномоментным среднеширотным рассветам или закатам. И точно так же, как в Европе отсутствует символ зари, кокошник, в германских языках само это слово отсутствует, точнее, переводится через ближайшие составные понятия «красное утро» или «восход Солнца» («morgenrot», «sunrise», а английское «dawn» той же этимологии, что и «day, dine»). Еще в романских языках осталось это слово как память о римской богине зари Авроре (аура, ореол — заря перед появлением солнечного шара). Но сама римская традиция это совсем другая история и отдельная тема и сейчас что-либо говорить о романской группе европейцев в вопросе традиции не имеет смысла из-за той пропасти между первоисточником языка и его новыми наследниками, точно так же, как нет смысла искать галлов или римлян среди французов и итальянцев. Корни латинского языка это все, что оставили от Римской империи и ее традиций сожравшие ее изнутри бывшие рабы, средиземноморские семиты. Это также объясняет буйный разгул иудеохристианской традиции среди уже «божьих рабов», новых романских народов, и полное отсутствие в романском католичестве Реформации, то есть всякого сопротивления.

В русском остались все ведические боги-демоны, с которыми борется Индра — Вритра, Валу, Нипру, Шушна, Ахи. Вритра, главный враг Индры, укравший небесные воды и огонь, это главный «вор». От Валу осталось «валить» (Индра в итоге «завалил» Валу), от Нипру — разговорное «нипруха», от Шушны — русский языческий Шишок и разговорное Шиш. Ахи, а точнее Аши (Ахи — англоязычный перевод) перешел в древнейший архаичный образ великого змея Яши. Почему эта память так важна оказалась для русских? Во многих местах Ригведы говорится, что после победы над этими богами тьмы Индра выводит на небо зори и Солнце, что является священным для русского бессознательного. Как уже говорилось, точно так же осталось в родовом сознании отношение к морю, море — это мор, мрак, смерть, и это опять не относится ко всей индоевропейской среде. В Ведах ясно указано, что битва Индры над Вритрой происходит в «далеких областях, где Вритра окружен водою», в Авесте борьба Тиштрии против Анаоша происходит тоже в море, и именно туда, в чертоги Вритры, уходило Солнце в полярную ночь.

Праздник Пасхи, или, лучше сказать, «Светлого Воскресения», как до сих пор говорят на Руси, связан с возрождением жизни в природе после полярной ночной смерти, отсюда и символы: яйцо-зародыш и кулич-фаллос, это ярко выраженный земледельческий праздник, можно добавить, и ярко выраженный русский праздник. Это одно из дополнительных указаний на то, что русский всегда и изначально был земледельцем, земля была основа его бытия, и, может, и от этого тоже он меньше всех и труднее всех из северной расы сдвинулся со своей изначальной родины, в отличие от своих родичей или соседей индоевропейцев-кочевников, не привязанных к земле, «почве». Вот и разбрелись они от юга Европы до севера Индии, а теперь уже от Канады и до Новой Зеландии. Примечательно, что именно в русском языке сохранилась связь почвы как «земли» и почвы как «основы».

Тяга к земле, к «почве», все еще глубоко сидит в нашей подкорке, как нечто неуничтожимое нашего «коллективного бессознательного». Наши «6 соток» с грядками и парниками — это тоже необъяснимый для Европы феномен, невозможно представить индоевропейца, в выходные дни ковыряющегося в земле, скорее и наверняка он будет стричь любимый газон, и в этом его «коллективном бессознательном» нечто забавно общее с его любимым скотом: раз лошади и овцы «стригут» траву, значит, это правильно и даже красиво. И дело не в том, что наш горожанин голодает и не проживет без своей картошки и морковки, просто такой вселенский закон, такая Рота, что земля должна родить, трава должна цвести, и по этому же закону в России, слава богу, никогда не будет английских газонов и, увы, голландских полей тюльпанов.

И то, что пресловутые 6 соток это не от «советского» стереотипа поведения, а именно от русского, говорит то, что и до Советов во всех русских городах (кроме нерусского Петербурга) всегда цвели сады и огороды и никогда газоны и цветники. Есть царское Уложение 1649 года «О посадских людях», где в главу 19 была включена статья «Об огородах на Москве и городах» и где регламентировалось устройство огородов и выгона для скота в городах. Действительно, «Москва — большая деревня», как и вся Россия.

Западная линия индоевропейцев имеет свой главный праздник, зимнее солнцестояние, или рождение нового Солнца, в римской традиции праздник Непопедимого Солнца, в христианской терминологии Рождество. Дате 25 декабря мы обязаны Юлию Цезарю, точнее, ошибке в 4 дня его календаря в вычислении зимнего солнцеворота, но важнее суть праздника одного дня, одного момента самого солнцеворота. В славянской традиции это празднование Коляды, солнцебога, точнее, солнца-младенца, отсюда и старое название коловорот, но важно принципиальное отличие его в том, что это не праздник, а празднование, растянутое по времени от 25 декабря по 6 января, дошедшее до нас как языческие святки (последний патриарший запрет на поклонение Коляде был издан в 1684 г., а борьба со Святками, с их чисто языческими обрядами, продолжалась до последнего времени). Не случайно в них много общего с Масленицей, всякая чертовщина, ряженье в козла и медведя. Скорее всего это отголоски следующего, и весьма значительного, этапа исхода, когда наши предки спустились в околополярные широты Кольского и Канинского полуостровов, где им пришлось перестраиваться под новый жизненный цикл, когда полярная ночь сузилась до двух недель. Важно, что индоевропейцы Европы знают только сам праздник Рождества, то есть сам момент зимнего солнцестояния, но у них нет периода, Святок, каких-либо реминисценций о даже кратковременной полярной ночи.

Глава V

РУСЬ И ИНДОЕВРОПА

Второй, и явно второстепенный по значимости после Рождества, праздник христианского Запада, Пасха как Воскресение, имеет явно поздние христианские, точнее, митраистские корни и неизвестен в самой западной традиции до принятия христианства. И во всей западной линии северной расы не сохранились, если они вообще когда-то были, какие-либо полярные реминисценции в фольклоре, обрядах, быту. Все это и есть та черта, а точнее, пропасть, которая отделяет ее от восточной, славянской традиции и которая сама по себе не была никогда ни для кого большим секретом. Все без исключения из западных мыслителей или деятелей, от Гегеля и Маркса до Гитлера и Черчилля, не скрывали своего отношения к славянскому Востоку, причем это вовсе не какое-нибудь кабинетное умотворчество, а нечто патологическое, нечто глубинное и тяжелое, теряющееся во мраке веков и подсознания. Индоевропейская русофобия есть вещь в себе, независимая от эпохи и государственного строя России, она не лечится, она только вырезается хирургическим путем в Ледовых побоищах и Курских битвах. Русофобия это «самость» индоевропейцев, стержень их индоевропейского «коллективного бессознательного». Возможно, как сублимация комплекса вечно побежденных и навечно изгнанных, возможно, с той самой первой Курской битвы, при Курукшетре, когда их окончательно погнали с Севера.

Вообще поразительно, как точно и ясно выражает Запад истинную причину славяно-индоевропейского разрыва в своей абсолютно «бессознательной» ненависти к нам. Гегель называл славян «неисторическим народом», и он прав, потому что они не участвуют в их истории, они лишь живут на земле и пашут эту землю, история происходит, то есть происходят исторические изменения, благодаря скотоводам-кочевникам, такую историю делают и пишут такие, как Гегель. Карл Маркс смотрел дальше и глубже: «Московиты узурпировали имя Россия. Они не являются славянами; они вообще не принадлежат к индо-европейской расе; они — пришельцы». Если Маркс еврей, то это самый умный еврей и, разумеется, гораздо умнее всех наших «норманнистов» и прочих западников, мечтателей-утопистов. Еще один авторитетный еврей и к тому же сионист, Андрей Амальрик, добавляет, что мы еще и смертельно опасные пришельцы: …славянское государство поочередно создавалось скандинавами, византийцами, татарами, немцами и евреями — и поочередно уничтожало своих создателей». На самом деле дельный совет всем русофобам и западникам — не лезьте и даже не пытайтесь, все равно уничтожат. Индоевропейцы тоже понимают, что вместе нам никогда не быть, слова Серрано Суньера, министра иностранных дел франкистской Испании, словно прочитаны из индоевропейского ДНК: «Уничтожение России — требование Истории и будущего Европы…» Историю с большой буквы надо понимать не просто со Средневековья, Древнего Мира или даже неолита, а именно как Метаисторию с начала исхода, с момента разрыва Расы на Индоевропу и Русь. Эта патология, этот индоевропейский инстинкт не есть некое откровение и для русского, об этом просто, как само собой разумеющееся писал Ф. М. Достоевский в своем «Дневнике писателя»: «Эти люди ненавидят Россию, так сказать, натурально, физически: за климат, за поля, за леса, за порядки, за освобождение мужика, за русскую историю, одним словом, за все, за все ненавидят».

Просто и скромно выразился немецкий философ Шубарт: «Русские и европейцы являют по отношению друг к другу «совершенно другой мир». Впрочем, одно европейское исключение я знаю в лице Ницше, который считал, что вырождающуюся Европу может спасти славянский мир, да и то, видимо, потому, что сам был по крови славянином».

Русь платила Западу тем же, ни Чаадаевы, ни Петр I ни на йоту не сократили эту пропасть, мы до сих пор разные, принципиально разные, настолько разные, что мы никогда не будем вместе. И чтобы ответить на вопрос почему, для этого и надо знать историю. Сразу возникает вопрос: а были ли мы когда-нибудь вместе? Та же западная наука относит время образования индоевропейской общности приблизительно к третьему тысячелетию до н. э., но это далеко не научный факт, а скорее общая договоренность. Отсутствие полярных корней у европейской ветви в отличие от восточной, славянской и индоиранской, отодвигает возможную общую точку не на одно тысячелетие назад, скорее это десятки тысяч лет. Если нашей общей прародиной была все-таки Гиперборея, то исход индоевропейцев должен был произойти гораздо раньше, чем оттуда ушли славяне и индоиранцы, настолько раньше, чтобы хватило времени забыть о ней. И тогда причиной исхода была не климатическая катастрофа, восточная ветвь оставалась там еще не одно тысячелетие, вплоть до пятого-шестого тысячелетия до н. э., это была война, большая война, война богов и людей, та главная и первая война, отголоски которой мы видим на протяжении всей русско-европейской истории. Очевидно, что ушли те, кто проиграли. Это первая и главная наша победа для проигравших до сих пор является началом всех антирусских комплексов. И вообще пропастью между нами, нашими богами, нашими «коллективными бессознательными» — «то, что русскому хорошо, немцу смерть», и наоборот.

Но это в том случае, если мы все-таки были когда-то вместе. Предположение, что мы все родом из Севера, не более чем предположение. Чуть ли не все германские традиционалисты одержимы некой идеей «атланто-нордической» родословной, и на первом месте всегда «атланто-». Хотя Герман Вирт и пытается совместить несовместимое, Атлантиду и Гиперборею, Север и Запад, для всех остальных «ариософов» Атлантида священна и незыблема, и даже вполне реальна, как у Платона или в «Хронике Ура Линда». В отличие от более чем мифической, даже сказочной Гипербореи. Тогда как для русского духа «норды» и «атланты» и все их словосочетания совершенно пусты и бессмысленны. Хотя попадаются и наши доморощенные ариософы, от Чаадаева до Дугина, с навязчивой идеей перетянуть нас за уши из Востока на Запад, из провинции Азии в метрополию Европу, с великими потугами присоседиться к «атланто-нордам», но это настолько все провинциально и выморочно, что можно даже не считать болезнью, разве что чуть-чуть, вроде атлантического насморка.

Русь всегда была чужда Европе, и никогда и ни в чем европеец не признавал русских за своих, точно так же воспринимал эту не дистанцию, а пропасть и сам русский. Вспомним Александра Невского, который пошел на сговор с Ордой, Азией, но бился насмерть с тевтонами, Европой. От этого еще один феномен, отторжение русского православия ко всему западному христианству, даже к исламу и иудаизму православие было более терпимым, чем к «латинствующим». Причем, это началось сразу и как-то даже «чересчур», основатель Киево-Печерского, первого и главного русского монастыря, Феодосий Печерский в своих Поучениях (около 1069 г.) писал: «Вере же латынской не приобщаться, не соблюдать их обычаев, и от причастия их отвращаться, и никакого учения их не слушать, и всех их обычаев и нравов гнушаться и блюстись; дочерей своих не давать за них замуж, ни у них дочерей брать; ни брататься с ними, ни кланяться им, ни целовать его; и из одной посуды не есть, и не пить с ним, и не брать у них пищи. Им же, когда они просят у нас есть или пить Бога ради, давать есть и пить, но из их собственной посуды. Если же не будет у них посуды, давать и в своей, только потом, вымыв, сотворить над ней молитву». Тут уже что-то нерелигиозное, и далеко до христианского человеколюбия, терпения и какой-либо любви к ближнему, это нечто инстинктивное, родовое — не есть с ними, не скрещиваться с ними — это буквально отношение к касте «неприкасаемых», не столько другой веры, сколько другой расы. Характерна и аргументация Феодосия, про веру упоминает только раз, что «она неправая», главный же их ужас в том, как они «живут»: «Ибо неправо они веруют и нечисто живут: едят со псами и кошками, пьют свою мочу и едят ящериц, и диких коней, и ослов, и удавленину, и мертвечину, и медвежатину, и бобровое мясо, и бобровый хвост. В говенье мясо разрешают во вторник первой недели поста. Чернецы их едят сало… И много еще другого, что плохо у них, неправо и развращенно; погибели полны и вера их, и дела; чего и жиды не творят, то они делают». Про мочу и бобровый хвост это явно физиологическое, что-то глубинное, на клеточном уровне, но никак не религиозное. «Ни дочерей не отдавать и не брать их дочерей» — это уже родовое, даже расовое, и тоже не от Бога и, тем более, его любви к ближнему. Запад «хуже жидов», и потому ни о какой общей вере, истории, крови, вообще ни о чем речи быть не может.

Когда Л. Н. Гумилев говорит, что русский суперэтнос никогда не принадлежал европейскому суперэтносу, по сути он конечно прав, но по форме звучит как-то абстрактно, даже если научно. К тому же глагол «принадлежал» не совсем уместен. Оттого и возникли два суперэтноса, мягко, или научно, говоря, «некомплиментарных», что раздел произошел сразу и навсегда, одни выбрали «иметь», другие «быть», это два основных и ортогональных друг другу инстинкта. Русь и Европа — это два разных мира, два разных космоса, живущих в разных измерениях. Даже противоположность не так страшна, все-таки плюс и минус можно сложить или умножить, но ортогональность всегда дает только ноль. Математически точно выразился Киплинг: «Восток и Запад два полюса, и они никогда не сойдутся вместе».

Это невероятно, замечательно, парадоксально, что Россия за 300 лет Романовской династии уже казалось на все 99 % стала наконец «принадлежать» Западу, построена новая, нерусская с нерусским именем, столица на максимально приближенном к Западу и Атлантике месте, власть говорит на хорошем французском или немецком, но на плохом русском, сплошь иностранные фамилии, сплошь протестантские и католические заведения, границы открыты, даже мы стали почти «своими» в Париже и Берлине, наконец «мы» в «индоевропейском суперэтносе», и вдруг в историческое одночасье, откуда ни возьмись какие-то «большевики» все снова обнуляют. Нет ни Романовых, ни «блистательного» Петербурга, ни «ваших благородий», вообще никого нет. Но есть великая «отечественная» и «священная» война с Западом, есть «железный занавес», есть снова два полюса и все то же великое противостояние.

В новейшее время мы снова видим потуги новейшей элиты притянуть себя за уши к Западу, и это лишь очередной раз доказывает, что ее, «элиту», этих вождей, рудиментов-кшатриев, история ничему не учит.

Наиболее ясным аргументом в пользу того, что Русь-Расея последняя из сохранившихся территорий ближе всех к первоисточнику, это ее пронесенное сквозь века солнце-огнепоклонничество. Если признать, что истоки белой расы надо искать на севере, и еще точнее, за Полярным кругом^[9], то именно Солнце было и будет для всех ее ветвей главной объединяющей силой и указующим символом. Для русского Солнце является самым древним и самым стойким архетипом, и сознательным и бессознательным, несмотря на вековое давление Степи, на эпидемию иудо-христианской болезни, ни на откровенно межвидовую борьбу на выживание с проатлантической цивилизацией европейских ренегатов.

Глава VI

РАТАИ И КШАТРИИ

После гибели Арктиды северная раса двигалась к югу двумя главными ветвями, и разделение-расслоение происходило непрерывно по мере удаления от Севера. Консервативное жреческо-земледельческое ядро, его можно назвать кельто-славянским, спускалась поэтапно через Кольский и Канинский полуострова. Реформаторское крыло кшатриев, воспользовавшись «историческим» моментом, устроило мятеж, или, как говорит Генон, «контринициацию», и двинулась, а точнее поскакала, ведь именно они подарят Евразии лошадь, вдоль Урала по кратчайшей прямой на Юг. До Аркаима спустилось основное ядро кшатриев, будущие индоевропейцы-скотоводы; славян, то есть земледельческой основы, там уже не было, но и юг Урала не стал родиной ни для кого, инерция поиска лучшей жизни набрала силу, и корней как таковых уже не осталось, после привала в Аркаиме произошло следующее разделение — к Причемноморью двинулась западная романо-германская ветвь индоевропейцев — предки греков, латинов, германцев, а дальше на юг азиатская ветвь, индоиранцы, тохарцы и хетты. Нелинейность, разделение на сословия или касты можно считать изначальной структурой северной расы, и у каждой касты свой стереотип поведения. Та часть, которая осталась, несмотря на тяжелую среду обитания, и которая дала начало славянской ветви, образовалась из самой инертной массы земледельцев и основного и консервативного по самой своей сути ядра жречества, главная часть кшатриев-воинов составила западную ветвь индоевропейства, в Азию двинулась часть ариев, ведомая жрецами-реформаторами. До окончательного разделения западная и азиатская ветви долгое время, вплоть до Аркаима, существовали вместе, уже после отделения праславянства, и этим объясняется, что у индоевропейцев много больше общего между собой, чем со славянским типом. Разделение по типам объясняет исторический феномен отсутствия жречества как касты в западной ветви и слабость воинского сословия в славянской. И у эллинов и у римлян много богов и храмов, но уже нет профессионального жречества, зато каждый мужчина потенциальный воин, и обе цивилизации существовали по большому счету за счет завоевательной экспансии и исчезли сразу, как только ослабла воинская прослойка. Германская раса также жила войной и «без царя в голове» и потому так долго рыскала в поисках какой-нибудь родины. Германский тип наиболее «чистый» вариант типа с отсутсвующей первой, жреческой кастой и с наиболее мощной второй, воинской. Исключительный феномен западного мира кельтская раса, сохранившая первую касту и ее первое место в иерархии, и именно они бились до конца с атлантической волной северной расы, и именно их уничтожали с странным упорством некой сверхидеи и римляне и германцы. Кельты также занимают особое место в северной расе, как и славяне, их язык имеет также мало общего с индоевропейцами, как и славянский. Историк Классен вообще относил кельтский язык к славянской группе. Кельты, колты, сколоты — была явно общая связь кельтского и славянского миров, кельтская ветвь пошла не с индоевропейцами через Аркаим, а со славянами через Кольский полуостров и уже дальше самостоятельно на юго-запад до Причерноморья, откуда их позже оттеснили славяне в глубь Европы. Славяне вобрали в себя основной земледельческий и жреческий типы, но лишились промежуточного, самого динамичного сословия, воинов и вождей. Это и определило архаичность, даже отсталость, инертность внешней жизни и мощную духовную составляющую жизни внутренней. Славянство незаметно в истории, это один из его феноменов, и объясняется это тем, что оно не умело воевать, а делало во все времена истории то, что умело — пахало землю. Мы не знаем славянских завоевательных походов, мы слышим о славянстве тогда, когда оно защищается от захватчиков. Причем из-за слабости, даже ничтожности второй касты любая война становится народной. Именно в русском «ратай-пахарь» и «ратник-воин» единого корня и одного целого, именно в русском вся терминология воинской касты нерусского, даже антирусского чужого корня, от солдата и сержанта до генерала и маршала. Все известные войны на Руси начинались поражением дружин ли, войск ли и заканчивались победой ополчения. Батый да Мамай били всех князей до тех пор, пока сам народ это терпел, как известно в войске Дмитрия Донского регулярные княжеские дружины составляли лишь малую часть, главная сила была в топорах да в дубинах.

И вся следующая история с тем же началом и концом. Поляки в Смутное время берут Москву, и только ополчение Минина и Пожарского спасает Русь, Наполеон после Бородина (надо наконец признать — и победы над царской армией) берет Москву, и только потом начинается настоящая война, крестьянская, не дворянская. Русско-японскую войну 1905 года регулярная армия проиграла, можно сказать не без позора, и проигрывала Первую мировую. Земледельцу противна война, он лишен воинственности, это его изначальный стереотип поведения, но у него всегда в НЗ есть ярость, когда у него пытаются отнять его все, его землю и право пахать эту землю. Кульминацией русской истории, когда предельно очевидно стало ясно, кто есть кто этот русский, явилась Гражданская война, когда до постыдного стало очевидно, насколько слаба и ничтожна всегда была в русском типе вторая каста, ее вожди, цари, воины. Царь и еще один царь отреклись и, как в русской сказке, забились под лавку, верхушка от первого свиста Соловья-разбойника разбежалась по европам, так называемая Белая армия, которая до этого не могла выиграть даже у немцев, с позором за год сдала Россию. То, что она просто проиграла крестьянину в войне, это еще не беда, потому что у нее никогда не было и не могло быть шансов, но то, что она открытой войной пошла на свой народ, Род, и сбежала с земли, которую она, эта каста, обязана по сути своей, по крови своей, по инстинкту своему защищать всегда и во всем, это уже ее катастрофа, и, возвращаясь к началу, подтверждает, что славянин, русский — это ратай, пахарь, это сверхтип земледельца, в этом соль земли русской, все остальное, то есть все остальные кшатрии и князья — это жалкие остатки иерархии от великого раскола северной расы после гибели Арктиды.

Новейшая история России еще раз доказывает это. Красная армия побеждала, пока крестьянин бился, как он думал, за свою землю, но как только она снова попыталась стать профессиональной кастой, так произошло то же, что происходило прежде. Не смогли побить даже финнов, а потом страшно и бездарно за два месяца отдали немцам пол-России вплоть до Москвы и Волги, вплоть до момента, когда русский землепашец почувствовал, что опять «тронули кожу его», его землю и его веру. Религию русский легко сбросил с себя в 1917 году как чужую для него христианскую кожу, а веру… Это закон жизни: надо сеять хлеб и пахать землю, рожать продолжателей Рода, встречать и провожать Солнце, просто жить. В решающий момент русско-германского (а точнее славянско-индоевропейского) клинча опять именно крестьянское ополчение вырывает победу, опять же несмотря на классную выучку немецких генералов и полную бездарность собственных.

Ущербность второго сословия в русском сверхтипе красной нитью проходит в русской истории ущербностью власти. С чего собственно начинается летописная история Руси? С призвания Рюрика — «…земля богатая, да порядка в ней нету…», изначально некому было держать порядок, то есть власть. Не важно уже, кто был Рюрик, факт в том, что не было своих рюриков и слоя, откуда эти рюрики появляются. Приглашать чужих вождей, это ли не приговор собственным? Вся история дворянства и царской власти на Руси, второй русской касты, убеждает именно в том, что она с самого начала и всегда была чужой и чуждой русскому типу. Очень точно сказано в конце ее могильщиками — «…бесконечно далеки они от народа…», но и в начале своем они не были близки ни духом, ни телом.

Как таковая русская аристократия погибла много раньше, главный удар был нанесен Грозным, а Петр добил окончательно. Смертельное и изначальное противостояние русского боярства, собственно русской второй касты (др. русск. «болярин» — большой, белый, великий «яр» ин), и царско-княжеской власти уже доказывает антирусскость последней.

До Рюрика Руси как бы и не было, то есть ее не было слышно и видно, то есть она спокойно занималась своим мирным делом, пахала землю. Земледельческому типу вождь или царь по сути без особой надобности, вождь это тот, кто ведет (также нем. «führer»), а земледельца вести не надо, он твердо стоит на своей земле, его ведет одно Солнце, он статичен, во всяком случае пока позволяют солнце и земля, то есть климатические и почвенные условия. Вождизм, институт власти жизненно важен для кочевника и скотовода, для которого движение это жизнь. Его жизнь определяет путь, направление, и ему нужен тот или те, кто указывает и ведет. Рюрика пригласили в Новгород разобраться в некой местной, локальной разборке, весь авторитет Рюрика состоял в его дружине, то есть в буквальной силе, и с этого момента и до самого своего конца только на власти и насилии держалась царско-княжеская каста на Руси. Инстинкт власти не довольствуется малым, Рюриковичам стало мало Новгорода, и они прошлись по всей Руси, древнерусская история это история междоусобиц, княжеских разборок и братоубийственных войн, и это все не имело ничего общего с укладом жизни и стереотипом поведения русского земледельца. Рюриковичи были чужаками, сама княжеская власть была чужой, славянство всегда держалось идеей земледельческой общины, это была ее исторически естественная форма жизни, ее вече это одно из самых архаичных наследий северного рая. Княжеская власть нанесла еще один удар по русскому типу, она ударила по жречеству, главной и первой духовной касте. Жрец для русского всегда был выше власти, выше царя, и это тоже наследие северного архетипа. Волхвы, как главные носители традиции, ни при каких условиях не могли пойти на компромисс с ренегатами, надо помнить что раскол северной расы после гибели Арктиды как раз и произошел по второй касте, которые «ушли» и отошли от традиции, именно эта ветвь пошла на запад, дав миру индоевропейцев и спустя тысячелетия, придя с Запада, Рюрики бьют по Руси и по самой северной традиции. В силу этой же традиции компромисс был невозможен, русский лишь терпел княжескую власть, главным авторитетом оставались волхвы. Владимир это понял, и даже его явно искусственная попытка создать свой, также искусственный, пантеон языческих богов была априори бессмысленной, и тогда, будучи по форме вождем Руси он сделал самый подлый шаг, призвав против нее чужого бога и чуждую традицию Юга. С этого предательства пути второй касты и самого русского типа окончательно расходятся. Власть и народ отныне имеют разные истоки и разные пути, демократия на Руси становится принципиально невозможной, но возможным стало рабство и полное вырождение правящей касты, закончившееся всеобщим коллапсом в 1917 году. Чрезвычайно показательны начала и концы христианских династий на Руси, Рюриковичей (Владимир — Грозный) и Романовых (Петр — Николай II). Владимир убивает братьев и заливает кровью языческий Новгород, Грозный убивает сына и Окончательно добивает старорусскую демократию в Новгороде. Грозный, последний Рюрикович, это явная и кровавая агония чужеродного тела в русском организме, сам гибнет в припадке, пролито море крови и убит собственный сын, род пресекается, а это самое страшное наказание за земные дела. Петр, главное начало династии, принимает кровавую эстафету, также убивает сына и отмечает проклятием род, вслед убивает тысячи душ для воздвижения самого антирусского города, в конце получает мучительную смерть. И последний Романов, уже со всем выводком, окончательно и даже ритуально позорно казнен. И то, что конец поставлен в центре Евразии, на Урале, имеет свой великий сакральный смысл. Пусть даже это было сделано руками иудеев, они в этом искали свою, но мелкую месть. Как хорошо сказано, что иногда зло, слепо делая свое дело, искореняет еще большее зло. Царская власть на Руси, как квинтэссенция пришлой второй касты, была застрелена, сожжена кислотой и брошена в чрево земли, это был ее сакральный конец и в сакральном месте, рядом с Аркаимом, откуда когда-то и началось ее падение.

На примере Романовых русская история самым наглядным образом показала трагедию всей северной расы, разрыв и историческую битву ее земледельческого ядра с воинской кастой. Если Рюриковичи еще держались по инерции традиции, еще сородич не мог стать рабом, еще браки были родовыми, еще инородцы были кастой «неприкасаемых», даже разговаривать с ними можно было только через толмачей, немцы были просто «немые», просто никто, то Романовы пошли на полный разрыв. Главный удар нанес Никон, тоже инородец, по остаткам жреческой касты. Почему вдруг возник непримиримый Раскол, в сущности от не слишком принципиальных деталей, никак не затрагивающих основ иудо-христианства, почему так важно было поменять два пальца на три и крестный ход вести против Солнца, а не посолонь? Никонианству важно было иметь водораздел, чтобы окончательно разделаться с белым священством, по духу и генотипу еще связанному с белым жречеством Севера. Известно, что до реформы православие вобрало в себя не только свое самоназвание (славить «правь» — духовный мир предков), но и практически без изменений все обряды и праздники земледельцев-солнцепоклонников ведической Руси. Стремление Никона подвести православие под новогреческий эталон связывалось исключительно с Югом, всегда инстинктивно чуждым и враждебным. Староверы это последняя гармоника ведической Руси, и «старую Веру» можно понимать буквально. Символично, что староверы сохранили внешний и внутренний дух волхвов, они не бреются, не пьют, не курят, не блудят, как попы, и главное, они сохранили родовой инстинкт, родовую кровь, до сих пор в старообрядческом доме всякому инородцу, хоть русский, хоть православный, даже воду дадут в особой кружке, для «неприкасаемых». А уж смешивать кровь с такими всегда оставался смертным, родовым грехом. Замечательно, что староверы после Раскола во многом буквально вернулись к «старой вере», прежде всего они отказались от священничества, службу теперь ведет старший в роду, то есть глава рода и жрец, и вождь, и это корень иерархии Севера. Само поповское сословие оформилось на Руси именно после Раскола, этимология слова уже говорит о многом, она общая со старым русским «попа» («поставить на попа» — поставить кверху задом) и изначально было простым ругательством, презрительным названием новых служителей новой веры в языческой Руси и до новейшего времени сохранилось и в народном фольклоре, и в литературной классике, мягко говоря, неуважительное отношение к попу как личности и к поповству как сословию. Чего стоит одна русская примета, что встреча с монахом или священником не к добру^[10], вроде черной кошки, и даже не грех плюнуть три раза. И это на «жреца», высшую касту. Русский язык кругом велик и хорошее дело «попом» не назовет, и это было всегда и это сохранила и передала великому Пушкину (см. сказку «О попе и работнике его Балде») великая и простая русская крестьянка Арина Родионовна.

Далее, староверы отказались от монашества, самой страшной заразы, которую принесла на Север традиция Юга. Это добровольная, сознательная, зомбированная враждебным эргрегором, кастрация уже не духа, а самого тела. Здоровые носители крови, но дух которых повержен чужой верой, отказываются продолжать род, это ли не истребление Рода и преступление против него? Для земледельца, который может выжить только в роду, для солнцепоклонника, для духа Севера любовь свята, а род священен. Староверы сумели до последних времен сохранить еще старый, «языческий» культ семьи, культ детей, традицию рода. Староверы донесли до нас родовую память, ведь именно они уберегли от попов «Голубиную книгу», от них мы знаем наши былины и сказания, обрядовые песни и плачи, только их можно еще увидеть в настоящих северных кокошниках и сарафанах, и лишь от них можно услышать настоящую русскую, не московскую, не дворовую, речь. Как наследники северной Традиции, они не отказались от бороды, как продолжатели земледельческой цивилизации они сохранили женскую трехлучевую косу, древнейший, еще гиперборейский, символ пшеничного колоса и изобилия.

После Никона, который загнал староверов в леса и на место первой касты насадил поповство, пришел черед и второй касты, Петр окончательно вырубил из-под нее русский корень. Прежде всего, из-под царской власти. Дать имя, значит, дать жизнь, и наоборот. Назвав себя нерусской кличкой императора, Петр совершил символичный акт цареубийства, русского цареубийства. Все, что ни сделал Петр после возвращения с Запада, было символично, было подчинено определенной цели, и этой цели новый император добивался с какой-то нечеловеческой, дьявольской, и даже механической одержимостью. Словно некто в Европе завел в нем пружину, заложил цель и отправил обратно в Россию, дав ему в руки символический трехцветный атлантический флаг для новой России.

Петр первый нарушил родовое табу, он продолжил род от «немой», неправославной, дворовой девки, то есть трижды отрекся от рода и продолжил его опять же девкой. До этого он казнил единственного сына, наследника по русской крови. Это было выполнением главного пункта программы, подменить не только царя на императора, но и саму русскую кровь. И с тех пор у Романовых было свое табу, они никогда не продолжали свой род от русской по крови женщины, в результате у последнего Романова русской крови было только 1/126 часть, то есть нисколько. Не менее важно, что сами Романовы были пришлого роду, с Запада, с Литвы, и что родовое имя их Роман Кобыла, что тоже символично в схватке земледельческой цивилизации Руси и скотоводческой цивилизации Запада. Конец династии трижды символичен, последний царевич генетический вырожденец, больной гемофилией, это плата за 125 частей немецкой, «немой», крови, императорскую семью уничтожили полностью и окончательно, не оставив даже спор после огня и кислоты, и наконец сделали это не в их цитадели Петербурге, атлантической язве на теле Руси, а в центре Евразии, на Урале, принеся их как родовых врагов в священную жертву. В целом история уже российских, но не русских «императоров» это показательная агония чужеродного тела на теле Руси. Петр, умерщвляет сына и род и умирает поганой смертью, внук Петр III убит по наущению жены-немки, Павел также убит, и теперь уже в роду Романовых проклятие отцеубийства, Александр I лишен рода и умирает как холоп, Николай I оказался на троне по случаю, но начало хорошее, с виселиц, и конец достойный, ходили слухи, что, не выдержав позора, отравился, о том же есть записи его лекаря. Его первенца Александра II опять убивают, Александр III умирает в 53 года от больных почек, и, наконец, последний, Николай II, казнен сакрально страшной смертью. Смерть скорее символическая, физически род кончен, на последнем отпрыске уже проклятие гемофилии.

Но вернемся опять к началу конца, к петровской программе. Следующей задачей стояло создание плацдарма, оплота вторжения, Москва для этого дела не годилась, она была еще под защитой эргрегора, и боярская знать под ним была несокрушима. Петр строит новую русскую столицу с немецким названием, где он прорубает не окно в Европу, а дыру в Россию. Место тоже было выбрано «по программе», в болоте, точно на уровне моря, а точнее, Атлантики. Первое, что сделал Петр, вернувшись с Запада, установил в Кронштадте (2 гласных на 7 согласных — каково для русского языка и уха?) нулевой ординар, точку отсчета для новой России, тем самым показательно «опустив» новую Империю до «нуля», до вод Атлантиды. Все древние русские центры ставились на местах, где холмы, возвышенности или утесы были непременным условием, ибо всегда строились вокруг капища, которое всегда стояло на самом высоком месте, ближе к небу, выше к Солнцу, богам. Место же для новой крепости «святого Петра», рыбака Симона из Галилеи, было место, свободное от русского эргрегора, где до сих пор могли жить только чухонцы, раса охотников. Питер географически находится в сфере влияния Гольфстрима, а значит, и атлантического эргрегора, здесь в атмосфере господствуют атлантические циклоны, подавляющее число дней в году дует западный ветер, здесь Солнце и огонь не властны, здесь территория стихии воды. И здесь должна статься новая столица новой России, новое сердце Руси, Великой Русской равнины, которая, всегда была во власти Солнца, где господствуют арктические антициклоны, где дуют северные и восточные ветры, которая оставалась последним оплотом северной расы под родным эргрегором Арктиды.

Для выполнения всей этой дьявольской программы нужны были новые кадры, Петр настойчиво завозил всяких немцев, но Петр понимал, что в России что-либо сделать можно только своими руками, народ генетически никогда не примет интервенцию и он исполняет следующий пункт программы, создает новую касту.

Брить бороды — это не просто его европейская блажь, обезьянниченье Европой, это сакральный акт обрезания бороды того же значения, что обрезание «крайней» плоти в традиции Юга. Этим актом Петр обрезал бояр, второе сословие от Севера, от Традиции, это был свой знак, метка «свой-чужой», точно так же, как обрезание у кочевников. И понятно, почему Петр не стал брить народ, он и был для него «чужой». Для окончательного решения боярского вопроса он придумал «графов» и «баронов», впрочем, вряд ли он был гениален, скорее гениально исполнителен. Новое дворянство из новостриженных и новообрезанных через несколько поколений полностью уничтожит вторую касту с русским духом и даже генотипом.

Более того, оно продаст в рабство весь свой народ. Последним, и может главным, пунктом петровской программы было историческое решение отдать русские земли в вечное владение «новым русским» и, самое главное, отдать в рабство новому сословию русского крестьянина, последнего наследника и защитника северной Традиции. Именно реформатор, либерал, «просвещенный европеец» Петр ввел «императорским» указом крепостное право, даже Иван Грозный не посмел отменить Юрьев-Ярилин день, и при нем русский земледелец имел право владеть своим уделом, своей землей. И разве после этого петровская реформа не вражеское вторжение, в результате которого отобрана земля и весь народ отдан в рабство?

Но победа Петра это его проклятие. Умирает он в страшных муках, то ли от рака, то ли от сифилиса, возможно он стал первым сифилитиком на Руси, до него Русь этой заразы не знала, это заслуга его любимых «немок». Убив единственного сына, он пресекает на себе род по мужской линии, что всегда считалось на Руси проклятием Рода и всех родовых богов.

История «императорства» на Руси есть лишь показательная верхушка айсберга, русского «дворянства» как явления, как рецидив противостояния второй касты с земледельческим ядром. И насколько показателен и страшен стал конец «князя», настолько же бесславна и позорна оказалась кончина всей его «дружины». Невероятно, за историческое мгновение, лишь за два года Гражданской войны, и под полный и абсолютный ноль исчезло с тела России дворянское сословие. «Исчезло, как класс» сказали большевики, сказано абсолютно точно, в данном случае класс и каста одно и то же. История Гражданской войны удивительно бесславна для «белого воинства», и особенно унизителен ее финал, когда «белая гвардия» из остатков всего российского «благородия» штурмовала не большевистские редуты, а иностранные корабли, только бы не оказаться один на один с собственным народом. История еще раз показала, что вторую касту, вечно вторую и вечно стремящуюся стать первой, история ничему не учит. По свидетельствам Махабхараты, за забвение долга своей варны, отступление от Дхармы, вселенского закона Рта-Роты, и патологическую личную жадность Парашу-Рама «трижды по семь раз очищал землю от кшатриев».

Триста лет дворянства на Руси ничтожный срок в истории русской цивилизации и всей борьбы всадников Запада и земледельцев Севера, но весьма показателен и даже полезен, и не надо забывать, что борьба продолжается. Русская воинская каста изначально была замешана на нерусском, именно индоевропейском, типе. Начиная с Рюрика и его дружины шло вторжение в русский, чисто земледельческий тип инородного тела скотовода-кочевника Запада. Петр пытается сделать этот процесс необратимым, именно при нем окончательно сформировывается вторая каста, причем официально именуемая первым сословием, что уже есть вызов Традиции Севера. Новое сословие уже не совсем русское, оно даже плохо говорит по-русски, с явным немецким акцентом, выглядит тоже не по-русски, вместо бород напудренные парики, на ногах каблуки (изобретение конника-кочевника, бессмысленное для пешего землепашца), оно уже полностью и окончательно по форме и содержанию оторвано от русской традиции. Что общего у «российского» дворянства с «русским» боярством? Старая, столбовая, знать еще одевается по-русски в кафтаны, сарафаны, кокошники, знает русские песни и танцы, соблюдает «народные» обряды и праздники, дети еще слышат русские сказки и колыбельные, боярство оставалось до последнего в лоне Традиции. Дворянство после них выглядит иностранцами, просто «инородцами». Из петровского опуса «Юности честнаго зерцала»: «Младые отроки должны всегда между собою говорить иностранными языки, дабы тем навыкнуть могли, а особливо, когда им что тайное говорить случится, чтоб слуги и служанки дознаться не могли и чтоб можно их от других незнающих болванов распознать» — Петр по выражению Достоевского «рассек надвое» Россию, «другими» становится сам русский народ, он теперь сплошь из «незнающих болванов». После немецкой волны наступает французская, английская. Немыслимо, «родовая знать» отказывается от своего языка, первейшего и главнейшего носителя традиции. Дворянство общается между собой на другом, более «родном» для себя языке, сначала немецком, потом французском, русский для них теперь язык холопов, русская культура теперь варварская, «азиатская». «Просвещенная» Европа — вот отныне идеал и мать родная. Невероятно, пушкинская Татьяна, хрестоматийный тип русской женщины, по-русски говорит хуже, чем по-французски: «Она по-русски плохо знала, / Журналов наших не читала, / И выражалася с трудом / На языке своем родном». Танцует нечто не выговариваемое — «котильон» (помните опять у Пушкина «как вам не стыдно танцевать по-русски… барышням вашего круга надо приличия знать»), в домашней библиотеке одни ричардсоны, но у нее хоть няня говорит на чистом русском, у князя Болконского, этакого классического «русского благородного типа», только французская гувернантка (и немецкий учитель) и у его сына тоже, и она, естественно, не рассказывает русских сказок и не поет русских колыбельных. Про Пушкина можно точно сказать: не было бы Арины Родионовны, не было бы и его, и он, во всяком случае, писал по-русски. «Граф» Толстой написал великий роман в четырех томах, но для кого? Простой русский человек там ничего не поймет, там четверть страниц чужими буквами на чужом языке. Это не беда Толстого, он всего лишь великий художник, это катастрофа целого сословия. Так не любить и даже презирать родную почву, все истоки, родную культуру как среду жизни, что отказаться от языка, как от последней, ненужной связи с этой жизнью? В России существовали параллельно и независимо две жизни, две культуры и две цивилизации, дворянская и народная, и разница между ними была огромна. Ни в какой другой индоевропейской стране не было буквально во всем такого разрыва между собственно народом и верхним сословием. Русская «знать» настойчиво, даже с некой одержимостью, стряхивала с себя все русское, отказывалась от языка, отказалась от песен, танцев, от одежды, от архитектуры, от всего Русского Дома. Со времен Петра с плебейской одержимостью дворянство тянулось на цыпочках, пытаясь всеми силами дотянуться до Европы и оторваться от своей Азии. Голубая, я бы сказал, родовая, мечта русского дворянина — это прожить состояние, то есть русское имение с русскими душами, в Париже или Италии, или Швейцарии. Желание понятное, оно родовое инстинктивное, это бессознательная родовая тяга к истокам. По сути это были големы, матрица Запада на Великой Русской равнине. Русь для всех них так и осталась, как брезгливо заметил классик: «Азия-с!»

Даже великая русская литература XIX века была дворянской литературой, литературой для внутреннего потребления, для себя и про себя. Русскому крестьянину, даже если бы он был грамотен, попросту далеки как инопланетяне, дворянские гнезда, анны каренины, чичиковы, раскольниковы. Точно так же, как Карениной и Чичикову русские былины, сказания, сказки, песни, плачи, все то, действительно истинно родное, чем жил русский крестьянин, единственный, говорящий и мыслящий на родном языке. «Бесконечно далеки они от народа», значит, и от традиции, от родовой памяти, от всяких корней, как всякая «пятая колонна», и в этом был приговор дворянству, бывшей дворне, попросту дворовой служивой «прослойке» между земледельцем и князем, уже оторванной от земли и с тех пор с плебейской одержимостью рвущейся еще дальше от нее, но так никогда и не ставшей белой костью. Оторванная от всех корней, отказавшаяся от питающего источника Рода, прослойка-сословие неизбежно вырождалось. Если вначале, на первой волне, еще что-то осталось, были Суворов, Кутузов, Орлов, Ушаков, Строганов, Шувалов, то в конце от них остались лишь чичиков, манилов, плюшкин, ноздрев, коробочка и наконец чеховские дачники. Судьба мелкопоместного дворянства второй половины XIX века это медицинский диагноз наследственной болезни, это физиологическое вырождение искусственно выведенной касты «господ», изначально лишенной высшего русского типа. Самое простое, как и очевидное, доказательство тому находится в Русском музее, в галерее портретов русской аристократии. Это попросту шокирующее зрелище: все эти «благородия» невзрачны, тщедушны, чернявы и кучерявы, ничего, что хоть чем-то и как-то, хоть каким-нибудь местом или геном напоминало об Иване-Царевиче и Василисе Прекрасной. Больше всего меня поражает посмертная маска Петра, этого демиурга всех этих големов, маленькая, просто ничтожная головка и это при таких конечностях! В любой крестьянской земледельческой семье рождение такого уродца посчитали бы проклятием Рода, божественным наказанием за грехи родителей. Известно, что одним из движущих мотивов стрелецкого мятежа было то, что в народной среде и даже в высших сословиях считали Петра недостойным престола, подменным «немчином», аж чуть ли не сыном Лефорта. И то посудить, был ли похож на русскую сестру, царевну Софью, и русского отца, царя Алексея, этот дегенерат с непропорциональными конечностями и маленькой головкой? И откуда могла взяться у русского по крови такая любовь к «немчинам»? В первый свой «новый год» своей новой эры 1 января нового 1700 года он устроил переодевание дворянства: «Повелел монарх носить мужескому полу верхнее саксонское и французское, а камзолы и нижнее платье немецкое, и женскому — немецкое». Новой своей второй касте понасаждал немецких генералов, что при том же его отце могло быть помыслено только как измена. И опять же эта болезненная страсть к «немым» девкам, своим немкам.

Именно с Петра русское «благородие» и по виду и по роду своему всегда было нерусским элементом, даже антирусским. Это, может, и объясняет историческую загадку, как в одно историческое мгновение, словно мыльный пузырь, исчезло с лица русской земли все высшее ее сословие. Удивительно именно, что так быстро и так полностью, почти до смешного — пришел лесник с хворостиной и разогнал всех охотников до самой «европейской матери». После 1917 года первым дело сбежали все «благородные» сливки, напрашивается банальное «как крысы со своего корабля», только корабль был не свой, а «чужой», и побежали они к себе, в Европу, на свою атлантическую родину. Остатки были сметены за два года Гражданской войны, и бежали они еще более позорно, морем, как крысы. Большевики победили, потому что разбудили главное, даже терминология их была весьма точна, «классовая борьба» и «классовые враги», читай «кастовая борьба и кастовые враги». Большевики были лишь детонатором, они довели до сознания русского земледельца, что класс это будь или каста, но час врага пробил. Почему сгорели практически все и дотла дворянские усадьбы, почему в одночасье исчезла вся дворянская культура, почему еще долго после революции жалкие остатки боялись признаться в «благородном» происхождении? Можно назвать это классовой или кастовой ненавистью, но так поступают на Руси именно с врагом, врагом-захватчиком, врагом-поработителем. Подтверждение тому, как вместе с ними также мгновенно и полностью исчезли из русской жизни немецко-французско-английские фамилии, а ведь до революции Петербург был на четверть немецким, французских шляпников или парикмахеров можно было отыскать в любой уездной дыре, русские города были расцвечены вывесками с иностранными фамилиями, вся городская культура была уже с явным западным акцентом. Правда, вместо них появилось много еврейских фамилий, но и их время было недолгим, но это уже другая история. К этому хочется еще раз вспомнить слова специалиста по русскому вопросу Андрея Амальрика: «…славянское государство поочередно создавалось скандинавами, византийцами, татарами, немцами и евреями — и поочередно уничтожало своих создателей».

Еще один, не менее важный исторический факт этого исторического перелома, безусловно такая же мгновенная и бесславная смерть первого сословия и самого христианства на Руси. Не странно ли, что русский крестьянин разорял не только дворянские гнезда, но с не меньшим усердием и христианские церкви? Народ, которого дворянские мыслители называли самым религиозным народом, народом-«богоносцем», срывал с церквей кресты, устраивал в них склады и конюшни, взрывал их, сжигал иконы и расстреливал попов. Так поступают тоже только с врагами. Враг он всегда «чужой». Революция показала главное, скрытое, но явное: христианство на Руси всегда оставалось «чужой» верой. Насаженное князем Владимиром, оно так и осталась в корне своем княжеской затеей для княжеских целей: делать княжеских холопов из божьих рабов. Новая вера нужна была новой касте, и она всегда оставалась ей верной и преданной и только ей. Большевики просто назвали православие прислужницей помещиков и буржуазии, и что можно на это возразить? Большевики так неожиданно, даже для себя, легко победили не потому, что Маркс такой умный (и он, кстати, не верил, что в России возможна революция), а коммунизм такой хороший, а лишь потому, что они наконец воззвали к тому, что русский земледелец всегда знал и чувствовал, что русская земля это его земля, а помещики и попы это враги на его земле. И хотя большевики считали, что революция — дело «передового рабочего» класса, февраль никогда бы не закончился октябрем, если бы не заполыхали дворянские имения и не полетели кресты с христианских церквей.

Почему христианство так хорошо легло на индоевропейство? Почему чужой бог чужой расы, распятый на позорном столбе, так легко расправился с десятками греческих, римских, германских и прочих богов? Ответ можно найти только в разрезе Традиции, именно она есть фундамент, на который надстраиваются храмы и пантеоны. К началу «новой эры» вся Индоевропа окончательно стряхнула с себя «прах» земледельческой традиции Севера, и прежде всего потому, что окончательно стала «всаднической». Новые кшатрии ушли от солнцебога к громовержцу с бычьими рогами, главным богатством которого стало стадо рогатых. Греческий Зевс, римский Юпитер, германский Тор, кельтский Таранис стали некими дежавю, и действительно — это все не главные, всего лишь подражатели или последователи. Первый рогоносец, дошедший до нас, угаритский Илу, первоисточник семитских Эл-Яхве-Саваофа. И все последующие авторитеты семитской скотоводческой традиции, Авраам, Моисей, Давид, изображались с бычьими рогами, Исаак даже «бодался» с Господом, за что и получил имя «Израиль». Так что Иисус появился в правильный момент, когда «фундамент» стал общим, и цель новой мессии была не возводить что-нибудь новое, а лишь влить «новое вино» в старые меха.

С точки зрения Традиции все христианство сворачивается в парадигму «новый бог явился миру в хлеву, и первыми пришли к нему поклониться пастухи», а вся Благая Весть к Откровению Луки: «В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю Вам великую радость, ибо ныне родился Вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот Вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях. Когда Ангелы отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось, о чем возвестил Нам Господь. И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи. И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как Им сказано было». А им было сказано дважды: «Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам». Объяснение, что в Палестине живут главным образом пастухи и овцы, лишь подчеркивает, что Бог вышел из самого главного хлева, из сердца скотоводческой Традиции.

Новая религия выпестует и новое жречество, отныне жрец станет Pastor — пастухом, а пастух жрецом — Pastor, а главный первосвященник пастухом в квадрате Ра-Ра. Индоевропейские меха уже были подготовленные и вполне старые, давно уже у индоиранцев gopatin — пастух стал Господином, кшатрием, а кшатрий скотоводом-пастухом. Новое вино предназначалось и для «пастухов», и для «кшатриев — ночных стражников», оно стало священной «братиной» победителей скотоводов Юга и побежденных кшатриев Севера. Вся западная индоевропейская цивилизация это цивилизация «контринициированных» кшатриев, особо выпукло это показывает соль и сливки индоевропейцев, германская раса. В древних германских языках мужчина обозначался словом weapmen, а женщина — weavemen, то есть мужчина это буквально «человек с оружием (weapons)», а женщина — «человек, который ткет (weave)», слово men изначально означало не просто мужчин, а людей вообще^[11]. Новая, уже палестино-христианская, инициация Запада уже полностью заслуга weapmen — «ночных стражников». Не зря они сразу и с гордостью стали называть себя «воинством Христовым», «воинами во Христе». Во всем Евангелии только у Иоанна есть сюжет о копье Лонгина, и есть много указаний на то, что он был вставлен в Новый Завет в позднейшие, уже христианские века Рима. Ни бог, ни царь новых старых кшатриев не мог, не должен был умереть на позорном столбе, он может принять мученическую смерть, но последним, хоть и символическим, ударом должно быть копье, оружие кшатрия. Знаменательное откровение в Откровении Иоанна «воззрят на Того, Которого пронзили». И Великий Один был распят на священном древе и был пронзен копьем, и только после этого ему отворился путь в небеса, в кшатрийский рай, в чертоги Вальгаллы.

Если не принимать всерьез первые века христианства, когда это была городская секта рабов и люмпена, не вылезавших из пещер и катакомб, то настоящая христианизация Европы началась «сверху», с римских и даже «солдатских» императоров. Закономерно, что основную массу неофитов составляли римские легионеры, именно с тех пор осталось латинское «paganus» как «язычник», но как раз в те времена означало просто «штатский» люд, в противопоставление «военному», а в прямом значении «сельский», «не городской». Более варварские племена, кельтские, германские, славянские, шли бы к новой вере еще неизвестно сколько, и дошли бы когда вообще, если бы не затащили их туда короли, князья, бароны, графы и прочее, и больше с помощью меча, чем креста. На Руси свершилось это совсем одиозно, даже с неким русским размахом, Владимир просто княжеской волей назначил нового бога, скинул в Днепр «языческих» богов и без всяких церемоний, проповедей и священников согнал туда же всех киевлян «покреститься». Конечно, не без помощи дружины, и ведь именно она, кшатрийское ядро на Руси, была христианским троянским конем. Да и первая христианка была не кто-нибудь, а княгиня Ольга, хотя следует добавить, что была она не совсем русской, как, впрочем, и полукровка Владимир. Самих священников, «ловцов душ», стали завозить уже после крещения Владимира, но все дальнейшее «окропление» и «потопление» Руси, особенно в деревне, на земле, проходило под тем же княжеским мечом и царским указом. Потому на Руси крещеный люд, как только сбросил князей, царей, весь «класс» и касту кшатриев в 1917 году, сразу же скинул и их «царя иудейского».

Глава VII

КРЕСТ И РАСПЯТИЕ

В одночасье на заре эпохи Водолея русский земледелец скинул с себя чужого господина и отрекся от чужого Господа, и уже понятно, почему это произошло одновременно.

Какой главный исторический итог русской революции? Исчезли как «класс», как тип, как генотип два «верхних» российских, но не русских сословия. И стало так важно, жизненно важно в новом русском обществе «рабоче-крестьянское» происхождение. А что есть рабоче-крестьянское происхождение? Это и есть русский тип, отсталый, если сравнивать с Европой, архаичный земледельческий, если сравнивать с «новыми» индоевропейцами, и самый северный, среди всех осколков Расы.

Это не была «Великая Октябрьская социалистическая революция», это не был большевистский переворот, эта формальная производная исчезла через 70 лет, просто исторический миг, осталась лишь просто «русская» революция.

И может быть, самым невидимым, но самым сакральном итогом революции оказалось то, что все следующие поколения отрезаются от инициации традиции Запада, от иудохристианской матрицы Атлантиды. Крещенье под негласным запретом, «моченых» давит государственная машина, им закрыт путь наверх, они становятся мелкой сектой изгоев, и они уже прячут свой знак «обрезания» водой, кривой крест, символ смерти. Большевики не дали ничего взамен, но это и не была религиозная или сакральная революция. Нам недоступны цели высших сил, в лучшем случае их производные. Мы прошли очищение, и XX век может быть для нас только карантином, нас только готовят, и главное еще впереди.

Трудно объяснимо, почему так внезапно и жестоко русская революция расправилась с «жреческой» кастой, почему самая ортодоксальная христианская страна, страна церквей и монастырей, первая в индоевропейском мире по абсолютному числу, как и числу на душу населения попов, монахов, святых, старцев, чудотворцев, юродивых, икон, церквей и т. д., стала в несколько лет, исторический миг, первой в том же индоевропейском мире атеистической, а точнее антихристианской страной?

Почему так легко и просто «народ-богоносец», русский крестьянин, отказался от Христа? Ответ прост: русский крестьянин так и не стал «христьянином». Как точно заметил один русский мыслитель, русское православие было лишь формой, оболочкой, за которой скрывалось архаичное, языческое самосознание Руси. Поп за тысячу лет христианства на Руси так и не стал жрецом. Христианство, троянский конь традиции Юга, так и не смогло пролезть в русскую деревню. Являясь в истоке своем религией римских рабов, религией городских трущоб, оно всегда и оставалось «городской» сектой, оторванной от почвы, от земли, прослойкой рабов и их хозяев-кшатриев. Крестьянин же всегда был самодостаточен, несмотря на тяжелейшие жизненные условия, он выживал только благодаря себе, своей земле и солнцу. Христианство как побочная ветвь ветхозаветной традиции Юга это религия Авеля, скотовода-кочевника, она ничего не могла дать земледельцу, как вода ничего не может дать огню, она может его затушить или исчезнуть сама. На Руси она в конечном итоге испарилась, превратилась в ничто. Это еще раз доказывает, что Русь в сердце своем всегда оставалась верна Северу, оставаясь архаически «языческой».

Только на Руси сохранилась практически в неприкосновенности такая языческая «цитадель», как баня. В ней не бывает икон и крестов, здесь не крестятся, когда идут в баню, снимают крест. Особенно показательно, что в банный день нельзя ходить в церковь. Церковь всегда отвечала тем же, называя баню «нечистым местом». Но для русского баня всегда «святое» место, и «тот, кто не ходит в баню, не считается добрым человеком». В деревне крестьянин мог годами не появляться в церкви, но если он не посещает баню, в этом сразу отметят что-то бесовское. И главное, до последнего времени в деревне русская женщина рожала в бане, новый род появлялся в близком ему, «родном» месте.

Не надо забывать и тот исторический факт, что Русь среди белой расы сдалась последней, лишь через тысячу лет после появления христианства и даже позже, поскольку от крещения Владимира до крещения всей Руси прошло не одно столетие. И она уже первой, еще в том же тысячелетии, освободилась из плена «рабства божьего».

Замечательно и невероятно, но в XIX веке в России, где криком кричали, что это самое «православное» государство, с самым большим числом церквей и монастырей, где живет «народ-богоносец», умалчивали, что подавляющее большинство крестьян за всю свою жизнь ни разу не побывали в церкви. Статистика 1891 года показала, что сел, т. е. там, где были церкви, было не более 4 % от общего числа деревень в России. Еще более замечателен тот факт, как их загоняла туда государственная и церковная машины, разумеется, без особых успехов. Первый загонщик, ясное дело, был индоевропейско-христианский реформатор Петр I, по указу которого с крестьян, не ходивших на исповедь и причастие («небытейщики»), взимали штрафы, в первый раз 5 коп., во второй гривну и в третий раз 15 коп., небытие на исповеди влекло за собой также ограничение в правах, такие люди не могли избираться на должности. Более того, кроме штрафа «…подавать ведомости в губерниях губернаторам и им по тем ведомостям таковым чинить наказания». Но, видимо, наказывать приходилось бы слишком многих, и тогда в 1722 году вышел еще указ, по которому присылать для наказания к гражданскому начальству следовало только в третий (!) раз. Но и указы Петра были не указ, раз в 1737 г. Анна Иоанновна еще одним именным указом приказала, чтобы все православные с 7 лет ежегодно исповедовались и причащались на Великом посту, в противном случае предписывалось брать штрафы без послабления. Опять мало что меняется, и опять указ 1765 года, уже Екатерины II, о «небытейщиках», которым уже кроме штрафов грозят реальные наказания «…коим за то положенных денежных штрафов за скудностью и нищетою платить будет нечем, употреблять по усмотрению губернаторскому в работы казенные и полицейские, и в той работе содержать по 2 недели и сверху того оным в работу употребляемым давать в пищу только хлеб и воду. А телесного наказания им не чинить. За помещичьих и владельческих людей и крестьян, кои за неисповедь штрафов платить будут не в состоянии, взыскать те штрафы с помещиков их и владельцев, а в небытность оных с приказчиков и старост, а за дворцовых и экономических с управителей казначеев и старост же, с воинских, сухопутных и морских нижних чинов, с их жен и детей так же, как и с поселян». Вряд ли очередной указ добавил православности русскому крестьянину, есть архивная запись, где архангельский архиерей сообщает в 1783 году ярославскому и вологодскому генерал-губернатору Мельгунову, что из 215 762 прихожан обоего полу на исповедь в Великий пост не пришли 79 224 человека, более трети. Даже среди духовных лиц Архангельской губернии было 67 «несознательных», которые обошлись без исповеди и причастия.

Кнут, понятное дело, для духа не указ, и власть наконец поняла бесполезность этой затеи, в 1801 году вышел императорский указ «О наказании людей Грекороссийского исповедания за уклонение от исповеди и Святого причастия вместо денежного штрафа церковным покаянием». Общее отношение крестьян к христианской вере вполне определенно описывается в «Быте великорусских крестьян-землепашцев» князя В. Н. Тенишева (конец XIX века): «Нельзя не заметить, что молодое поколение несравненно холоднее и безучастнее относится к делам веры, а число непричащающихся с каждым годом увеличивается» (с. 62); «Крестьяне ходят в церковь редко, особенно мужчины. Относятся к церкви без усердия, скорее с нерадением. …В будни на службе — лишь церковный староста. …В церкви ведут себя довольно свободно, особенно на венчаньях, так что священнику приходится напоминать: «Не в кабак пришли, а в храм Божий». Молятся мало, да и родители не внушают детям необходимость творить молитву» (с. 148); «Св. Писание крестьяне читают редко и молитв знают мало» (с. 149); «Крестьяне — «хамовая порода», по словам корреспондента, к священнослужителям относятся без уважения, но при этом оскорбить их опасаются» (с. 152).

Крестьянин в деревне, где не было церкви, то есть в 96 % по статистике 1891 г., мог вообще ее ни разу не увидеть, а попа лишь дважды, при крещении и отпевании, но и то, и другое — не по собственной воле.

Первый, кто сделал это по собственной воле, Креститель Руси Владимир, кончил показательно плохо. К слову, это был и первый бастард-властитель на Руси, первый программер, сын варяжского князя и рабыни хазарки-иудейки. В 30-е годы XVII века по указанию митрополита Петра Могилы в Киеве производились раскопки Десятинной церкви, разрушенной во времена Батыева нашествия, и был найден мраморный саркофаг-гробница с именем Владимира Святославича, а в нем кости со следами глубоких разрубов и отсеченной головой. Вряд ли русский Креститель успел причаститься, собороваться, отпеться и так далее, чтобы получить путевку в христианский рай.

После крещения водой Русь «открестилась» от полярного эргрегора, и началась катастрофа: в «Повести временных лет» — «В те же времена (1065 год) было знаменье на западе: звезда великая, с лучами как бы кровавыми, с вечера всходила она на небо после захода Солнца, и так было семь дней. Знамение это было не к добру. После этого были усобицы многие и нашествия поганых на Русскую землю, ибо эта звезда, как бы кровавая, предвещала кровопролитие. Перед тем временем и Солнце изменилось и не стало светлым, но было как месяц, о таком солнце невежды говорят, что оно съедаемо. Знамения эти бывают не к добру, мы вот почему так думаем. Так же случилось в древности, при Антиохе, в Иерусалиме: внезапно по всему городу в течение сорока дней стали являться в воздухе всадники скачущие, в золотых одеждах, и это предвещало нашествие рати на Иерусалим. Потом при Нероне цесаре в том же Иерусалиме над городом воссияла звезда в виде копья: это предвещало нашествие римского войска. Так же было при Юстиниане цесаре: звезда воссияла на западе, испускавшая лучи, и прозвали ее лампадой, и так блистала она дней двадцать, после же того было звездотечение на небе с вечера до утра, так что все думали, будто падают звезды, и вновь солнце сияло без лучей: это предвещало крамолы, болезни, смерть людей. Знамения ведь на небе, или в звездах, или в солнце не к добру бывают, но знамения эти ко злу бывают: или войну предвещают, или голод, или смерть». Странно, что Нестор не назвал самое кровавое знамение, Вифлеемскую звезду, после которой Юг двинулся на Север, Вода стала заливать Огонь и Луна заслонять Солнце.

Сам Нестор неожиданно обрывает летопись 11 февраля 1110 года грозным знамением — столпа огненного от земли до небес, заслонившего крест: «Том же лете бысть знамение в печерстьем монастыре в 11 день февраля месяца: явися столп огнен от земля до небеси, а молнии осветиша всю землю, и в небеси прогреме в час 1 нощи, и весь мир виде. Сей же столп первее ста на трапезници каменей, яко не видети бысть креста… Но надо знать, что христиане, называя распятие крестом, как всегда, лукавят: крест всегда был и остается символом огня и солнца, а кривой, извращенный крест, распятие — это символ смерти, позорной смерти.

Перед самым походом Батыя читаем в Лаврентьевской летописи: «В лето 6738 (1230) 3 мая во время святой литургии при чтении святого Евангелия в соборной церкви святой Богородицы во Владимире, затряслась земля, и церковь и трапезная, и иконы задвигались по стенам, и паникадила со свечами и светильниками заколебались, и люди многие изумились, и думали каждый, что закружилась голова, и говорили об этом друг другу, ибо не все поняли это чудо; было же это во многих церквах и домах господских, было и в других городах, и в Киеве было еще большее потрясение. А в Печерском монастыре каменная церковь Святой Богородицы расступилась на четыре части, и находились здесь митрополит Кирилл, и князь Владимир, и бояре, и множества киевлян, и люди сошлись: ибо был праздник дня святого Феодосия; и трапезная каменная была потрясена, яства и питенья были снесены, все то было раздроблено падающими сверху камнями, также столы и скамьи. …Также и в Переяславле Русская церковь Святого Михаила расступилась надвое, и пали своды трех закомар, и разбились иконы и паникадила со свечами и светильники. И то было по всей земле в один день, один час, в час святой литургии». Судя по эффектам, описываемое землетрясение было не менее 6 баллов, но Великая Русская равнина находится на одной из самых устойчивых тектонических плит, да и не надо быть геофизиком, чтобы понимать что для русского землетрясение понятия сверхъестественное. Далее в летописи еще невероятнее: «Того же месяца в 10 день, восходящее солнце имело три угла, как коврига, потом казалось как звезда, и так исчезло, потом через некоторое время вновь зашло своим чередом. Того же месяца в 14 день, во втором часу солнце начало исчезать на глазах у всех людей, и осталось его мало, как месяц трех дней, и начало снова наполняться, и многие думали, что по небу идет месяц, поскольку было полнолуние, а другие думали, что солнце идет вспять. …В тот же день и час еще более грозно было в Киеве: все видели, что солнце стало месяцем и появились столпы красные, зеленые по обе стороны солнца, также с неба сошел огонь, как большое облако над рекой Лыбедью; люди все уже не надеялись сохранить жизнь, думали, что наступил уже конец».

Речь идет не о простом солнечном затмении, так как в полнолуние его быть не может, а об исключительном и невероятным, именно чудесном явлении на Солнце. И столь же грозном знамении. Далее по истории следуют двести пятьдесят лет татарского ига. Первое и главное, что сделал новый бог с новыми божьими рабами, это приучил к покорности и смирению. В летописи совершенно новая реакция нового русского менталитета на сокрушительное поражение от татар: …И сказали оба князя: «Это все навел на нас Бог за грехи наши, ведь говорит пророк (чей?): «Нет у человека мудрости, и нет мужества, и нет разума, чтобы противиться Господу». Как угодно Господу, так и будет. Да будет имя Господа благословенно в веках». И дальше летописец продолжает: …Свершилось великое зло в Суздальской земле, и не было такого зла от крещенья, какое сейчас произошло». На Русь обрушились беда и позор, но благоверные князья благословят иудейского божка за это? Эта прививка рабской покорности определила историю новой Руси — христианской России, прежде всего крепостничество и вырождение аристократии, как высшего типа.

Падение второй касты — это ее возвышение до первой. Северная традиция, традиция иерархии, где наверху всегда жрец, он же и царь, в первоначальном понятии этого слова, в котором «царь» не воинский вождь, не главный «начальник» и не господин, а глава рода, отец рода, отсюда и русское «царь-батюшка». Можно выразиться иначе, что традиция Севера — это традиция духа, и потому духовный вождь, точнее, учитель всегда был главой рода, воин всегда оставался по правую руку. Даже этимология слов «жр(ец)» и «цар(ь)» тождественны, слогемы Ж-Р, Ш-Р, З-Р, С-Р, Ц-Р, К-Р, Ж-Л, З-Л, К-Л одного и самого архаичного, корневого гнезда, от которого вышли, кроме «жрец» и «царь», еще также «солнце», «заря», «золото», «желтый». Явный признак солярности подтверждает, что царь, наместник бога, а именно бога Солнца на земле, вождь и господин, прежде всего, духовный. Вождь земной — это вторично, и он мог стать им только после появления врага земного. Во времена Арктиды, золотого, буквально «солнечного», века на земле врагов, у расы Севера не было, не было нужды и в воинской касте, и в воинских вождях.

Гибель Арктиды это не просто геологическая катастрофа Земли, это был системный космический кризис, и это уже другая тема, но в проекции Земли он прошел и по северной цивилизации. Явно последовало падение авторитета жречества как главного хранителя миропорядка и судеб родины и во время исхода с Севера в тяжелых условиях борьбы за выживание на новых территориях среди чужих и враждебных рас авторитет воина как защитника и спасителя резко возрастает. Но, как во всяком деле, главное вовремя остановиться. Север в корне своем — это оседлая, земледельческая цивилизация, а кочевничество, поиск лучшей родины — это чуждая и разрушительная стратегия. Но вторая каста, почуяв вкус власти и сбросив авторитет жречества, уже не смогла остановиться. После Аркаима произошел последний и окончательный раскол Арктиды, в смысле всей северной традиции. Оставив Аркаим и став отныне «индоевропейцами», они оставили и все корни Севера. Более того, та ветвь, что ушла на запад, на заход Солнца, пришла к Атлантике и без стержневой первой касты не смогла устоять перед новой матрицей Атлантиды, ветхозаветной иудейской традиции Юга. Та же часть, что пошла на юг, индоиранцы, тоже не смогли устоять и сохраниться среди чужих рас и звезд, распылились, растворились и почернели до персов и индийцев.

Гибели Арктиды предшествовал раскол северной расы по вопросу исхода и всего дальнейшего пути развития, вторая каста, взявшая на себя и роль первой, считала, что битва проиграна, гибель Севера окончательна и потому остается только Юг. Другой путь исхода из Гипербореи избрала основная масса жречества и земледельцев, они вышли на ближайший материк^[12] от Кольского полуострова до северного Урала, и это не было побегом, а лишь вынужденным отступлением с верой в скорое возвращение. Это была ветвь Севера оформившаяся в славянство, замешанное на земледельческой и жреческой кастах и с почти полным отсутствием воинской. Одно из откровений о той эпохи мы читаем в русской летописи «Слово о рахманах и о весьма удивительной их жизни»: «У них же близ рая нет… ни царя, ни купли, ни продажи, ни вельмож…» Значит, были времена на Руси, когда не было ни бездельников, кто не сеет и не пашет, ни начальников и господ. Все они подались на Юг, в теплые края за теплыми местами. В «Махабхарате» тоже сохранились удивительные строки, характеризующие отношение ариев к своей древней прародине:

Северная часть земли всех других чище, прекрасней,
Живущие здесь, там возрождаются добродетельные люди,
Когда, получив (посмертные) почести, они уходят…
Когда взаимно друг друга пожирают полные
Жадности и заблужденья,
Такие вращаются здесь и в Северную страну не попадают.

С тех пор сохранилось одно, может быть, частное, но важнейшее отличие славянского и индоевропейского сознания, а именно понятие первопредка, первочеловека. Во всех индоевропейских языках существует «Ману» или «манн», который есть и «человек» и «мужчина» и который в германской мифологии является первопредком, но это определяющее понятие отсутствует в славянском, более того, сам корень несет очень замечательное значение «манить» или той же этимологии — «обмануть». В русской мифологии «ман, манило, маниха» это обманные духи, которые любят «манить» и «блазниться», то есть морочить, обманывать и пугать людей, а «ман» в народных поверьях выступал как лжец-обманщик. Для индоевропейцев раскол это как бы нулевая точка отсчета, Ману, их вождь и первопредок, дал им новую жизнь, новую родину, новую веру. Для славян Ман(у) лишь отщепенец, и история на нем никак не начинается, а всего лишь извивается.

Характерная для индоевропейцев тождественность мужчины и человека подтверждает в индоевропейце кшатрия-воина и скотовода-кочевника, ибо в кочевнической цивилизации мужчина это все. Немецкое «mann», английское «man», французское «homme» и тем более «cavalier», которое еще и «всадник». Славянское понятие «чело-(в) — ек», отбрасывая суффикс «-ек» и связывающую согласную «в», указывает изначально на самое главное в самом себе, «чело»^[13], и это в свою очередь указывает на жреца, а не на кшатрия как основу человеческого общества и как на главное состояние человека. И можно повторить, что жречество необходимо и неизбежно в оседлом, земледельческом обществе, где закон все, где все закономерно, где все подчинено законам Солнца, и оно разлагается и уничтожается в обществе кочевника-скотовода, где все непостоянно, где все неопределенно как Луна.

То, что индоевропейцы принадлежат кочевой скотоводческой цивилизации и никак не земледельческой оседлой, вытекает из того, что невозможно при ином менталитете и образе жизни распространить индоевропейские языки на половину земного шара. Очевидные примеры из новейшей истории: англосаксы продемонстрировали классический захватнический скотоводческий поход в Северную Америку, первое, и главное, что они сделали, съели всех бизонов и развели лошадей, ковбой на коне всегда останется символом Америки. Аналогично поход в Австралию: бизонов там не оказалось, и стали одержимо разводить овец, и так, что чуть не оставили континент без травы.

Можно поспорить с Геноном, когда он называет евреев не иначе как представителями «извращенного кочевничества»; во-первых, для северной традиции кочевничество уже извращение, а во-вторых, евреи ничем не хуже, как и не лучше, индоевропейцев и, прежде всего, англосаксов. Пусть евреи лучше умеют стричь купоны, чем овец, и в этом их вырождение, или извращение, но зато они сохранили хоть какие-то принципы кочевничества, они сохранили кровь и род, Традицию «извращенного кочевничества», наконец, а англосаксы извратили кочевничество абсолютной беспринципностью. Что у них есть «святого»? Род, родина, кровь, раса, традиция, бог? Все, что они сохранили, последний их принцип и заповедь — «потребляй».

Глава VIII

ХЛЕБ ПРОТИВ КРОВИ

Одно из имен бога, Отца небесного, в имени того, кто нас породил, отца земного. Отец, батя, fatter (нем.), атта (хеттск.) — того же источника, что и Аттис — верховный бог хеттов, первых индоевропейцев Малой Азии. Точнее его имя Ат или От, окончание — ис приделали, как всегда, греки. Но на небесах этимологию «ат, от» найти не удается, есть только одна зацепка, в египетской «Книге Мертвых» Осирис называется Осирис-Бата или Осирис Дух Хлеба. «Дух Хлеба» можно перевести и как «хлебная душа, хлебная сущность». Мы произошли от нашего Бати, от Хлебного Духа, от Хлеба как Сущности. Предки, отцы наши, всегда знали очевидное, мы есть то, что мы едим, мы сделаны батями нашими, хлебными духами.

В Ригведе есть описания особых древних обрядов — жертвоприношений, именуемых «обряды наших отцов» и установленных по Ригведе с глубокой древности. «Наши отцы» — это имена древнейших жреческих родов и один из этих родов по Ригведе Ат-арван. Арван, или раван (Атараван — первый авестийский жрец-огнепоклонник, о котором говорится в Авесте), означает собственно «жрец», ра-ван, служитель Ра или человек Солнца, а Ата уже имя собственное. То, что род Ата был главенствующий род Севера, говорит русское «от-ец, от-че», хеттское «атта» и более поздние западные «pat-er, fatt-er», но не менее важно и то, что род это был земледельческий, «хлебный». «Атарван» в буквальном смысле означает «отец арванов», «арван» или «раван», кроме более позднего авестийского «жрец» означал буквально «человек Ра» и «земледелец». В северной традиции понятия «человек» и «земледелец» были «равны». Корень «ван» в старорусском «вено», что означало «жатва», «поле», а современные понятия «венец», «венчание» тоже пришло со старорусских времен, но тогда венец означал венок из колосьев ржи или пшеницы (до сих пор в некоторых северорусских говорах «вено» — это зрелый колос ржи) и венчание был обряд женитьбы, когда молодые одевали на голову друг друга «венок» из «вено». Этот чисто земледельческий обряд перешел в православный, но с заменой понятий, «венец» стал короной. Именно в православном, в западном, «индоевропейском» обряде понятия «венчания» нет, там исключительно обряд взаимного кольцевания. Похож на чисто скотоводческий обряд, так «окольцовывают», метят свою скотину. В русскую традицию перешло и земледельческое «венчание» на царство, корона пришла на Русь с Запада и сравнительно недавно, до «императоров» русские князья и цари «венчались» шапкой Мономаха, да и российская императорская корона по форме это тоже «шапка», напоминающая сноп, пшеничный венец в квадрате.

Финно-угры, древнейшие наши соседи на Севере, определили русских наиболее точно — «Vena, Venaja». Как раса охотников, финны отметили самое принципиальное отличие своих соседей, не промышляющих в лесу, а пашущих в поле. Так что «Ваньки» мы, а это прежде всего «земледельцы».

Мы есть то, что мы едим, и в этой простой и гениальной фразе заложены и образ жизни, и образ мышления, своя особая генетическая программа и само зерно традиции Севера, традиции Солнца и Огня. Мы, русские, есть хлеб, есть зерно, суть материи, соединенное с огнем, суть энергии. Поедая хлеб; мы причащаемся к Солнцу и Огню. Злаки — продукт солнца, фотосинтеза, как и вся растительная пища, но она исключительна еще тем, что ее не едят сырой. Можно съесть морковку, салат, банан и так далее, даже едят сырое мясо и рыбу, но зерно не едят, если не пронести его через огонь, не испечь из него Хлеб.

«Вторым хлебом» на Руси называют картошку, и это тоже чисто русский феномен, и объясняется он так же — картошка единственный овощ, съедобный только после огненной обработки.

«На севере при усиленном химизме дыхания, хлеб особенно необходим. Мясо для русских не заменяло хлеба. Они почти нисколько не ценили изобилие животной пищи и только хлеб считали главизною всего и «самой животины». В случае неурожая или какого-нибудь недостатка хлеба, русские испытывали страшные бедствия, несмотря на изобилие животной пищи» (А. Щапов. «Русское слово», 1865). «Усиленный химизм» оставим на совести автора, почему-то соседи по Северу, угро-финны или скандинавы таким химизмом не обладают. Это говорит о другом, о главном и даже не столько о земледельческом стереотипе поведения русского человека, сколько о земледельческом и северном генотипе, земледельце на клеточном уровне. Не случайно автор указывает, что именно «на севере», это одна из главных русских загадок и один из ключей к пониманию, что Русь принадлежит Северу, а Север, Гиперборея, это земледельческая цивилизация.

Так называемое «Нечерноземье», самая Русь, как и вся Северо-Восточная Русь, относится к так называемой «зоне рискованного земледелия», и, очевидно, чем севернее, тем рискованнее. Но тогда не понятно, почему чем южнее, тем больше замещает животная пища растительную. Загадка, почему в Черноземье и за Доном, в «житнице» российской, потребление хлеба на душу населения, меньше чем, например, в Вологодской губернии, и так было всегда. Известный публицист А. Журавский писал в 1911 году: «Многие ли знают, что на Печоре уже более 400 лет (в Усть-Цильме) существует хлебопашество? Многие ли знают, что, даже по данным официальных статистических отчетов, урожаи здесь выше, чем в 50 % остальной России». Он же отмечал, что в Пермском и Вятском крае производилось более четверти миллиарда пудов зерна, хотя пахотная земля составляла здесь 7 % всей пахотной земли Европейской России. Причем земля более скудная, а климат для земледелия экстремальный. В 1912 году в окрестностях г. Вельска был обнаружен скороспелый вид пшеницы, а самая скороспелая пшеница в мире найдена на Онеге! Откуда они там появились и кто их выводил? Известный статистик XIX века Иван Федорович Штукенберг в своем «Описании Архангельской губернии» (СПб., 1857) свидетельствует: «Несмотря на скудную растительность Канинской земли, на границах ее в небольшом количестве встречается дикая рожь. На бывшей в Архангельске выставке земледельческих произведений эта рожь была представлена в виде зерен, муки и печеного хлеба. Здесь же встречается дикий горох, дикий чеснок, употребляемый самоедами и годный в пищу, ягоды четырех сортов». Он отмечает далее, что академик Лепехин еще в XVIII веке сожалел о том, что никак не используется растущий здесь дикий лен. Как объяснить на Севере Руси скороспелую пшеницу и дикорастущие рожь, горох и лен, когда заведомо известно о том, что за последние два тысячелетия рожь, горох и лен, и тем более пшеница, здесь не выращивались и более того — самоеды, по утверждению Лепехина, а затем и Штукенберга, употребляли в пишу только дикий горох и чеснок, не имея представления о ржи, льне и пшенице. Единственный, как и естественный, ответ: это наследие Севера и естественно для русских есть то, что они выращивали всегда и везде еще со времен Гипербореи.

Тайна Севера одним осколком и в тайне злаков — ржи и пшеницы.

Известно, что пшеница, которую мы имеем, никогда не существовала в диком виде, и нет никаких свидетельств, что она произошла от какого-либо более примитивного растения.

Уже в каменном веке в Европе возделывали целых пять различных сортов пшеницы, самый известный вид древнейшей пшеницы, египетская, появилась в Египте вдруг и сразу, вместе с новой земледельческой цивилизацией. Дарвин считал, что пшеница и другие злаки происходят от различных видов, уже исчезнувших, или выражаясь яснее, неизвестных сегодняшней науке. И добавляет: «Человек должен был возделывать хлебные злаки с очень древних времен». Укажем — «с Гиперборейских», начала пшеницы потеряны, потому что потерян континент, на котором существовала древнейшая и самая развитая земледельческая цивилизация.

И не странно ли, что загадочные дикие злаки нашли на земле со странным названием «Канинской»?

Если верить Библии, Каин — это тот человек, которого имел в виду Дарвин.

Когда после гибели Арктиды раса отходила с севера на юг, и когда одна часть, будущие индоевропейцы, шла или бежала, не останавливаясь, другая часть расы, ее земледельческое ядро, вынужденно отошла до максимально допустимой широты, где возможно было земледелие, и «Канинская» земля была одним из рубежей отступления, на котором славяне задержались достаточно долго, настолько, насколько позволила климатическая обстановка. Они ушли дальше, но лен и пшеница остались и выжили, хоть и одичали.

Хлеб на Руси есть все, именно в славянских языках он, старославянское «жито», отождествляется с самой жизнью. В языке сохранилась его изначальность, жито, зерно, как и солнце, среднего, то есть изначального, еще никакого рода. Разделение на мужское и женское было вторичным и даже второстепенным, самое древнее и самое главное остается ничьим, «средним», и самим собой. Зерно, хлеб, каравай, корж, колобок (также древн. нем. hleib, korn, cereals, grass) содержит главный северный и солнечный корень К(с) — Р(л), это снова подтверждает «зерно» традиции Севера: земледелец=солнцепоклонник.

Русский ест больше всего хлеба, и не только среди индоевропейцев, вообще в мире, причем это не зависит где он, в Черноземье, хлебном раю, или на Русском Севере, в «зоне рискованного земледелия». Также русский феномен — обилие караваев, ковриг, коржей, бубликов, сушек, баранок, сухарей, пряников, козуль, ватрушек, пирожков, пирогов, расстегаев, кулебяк, вареников, блинов и прочего, чего просто нет в индоевропейской (как, впрочем, и в любой другой) кухне. До сих пор русский любое блюдо ест с хлебом, что для европейца не более чем часть русской отсталости, даже варварства. Английский путешественник Р. Ченслор, будучи в Москве во времена Ивана Грозного, был поражен, как много хлеба съедала Москва: «Каждое утро вы можете встретить от 700 до 800 саней, едущих туда с хлебом», а приглашенный на обед к царю, был поражен не только количеством поданного и съеденного хлеба, но и его разнообразием. К примеру, немцы или англичане за обедом едят очень мало хлеба или вообще не едят. Хлеб для европейца еда второстепенная и не несет никакой сакральности. По статистике, англичанин в конце XX века съедал в год 60 кг мучных продуктов, тогда как русский в разы больше, около 250 кг. Такая разница не может быть «особенностью» национальной кухни, это уже особенность национального разрыва, системного разрыва русской земледельческой и индоевропейской скотоводческой цивилизаций.

На Руси, накрыв стол скатертью, хозяйка в первую очередь ставила на него хлеб и соль. Независимо для обычной трапезы или праздничной. Хлеб и соль на Руси почитали как символ благополучия и достатка, «хлеб на столе, и стол престол, а хлеба ни куска, и стол доска». Более того — он считался знаком божьей благодати. «Хлеб — дар божий, батюшка-кормилец».

Еще один системный показатель в разнице самого хлеба. Русский хлеб — это, прежде всего, квасной хлеб, индоевропейцы его практически не знали, они до сих пор в основном едят пресный или кислый хлеб. Принципиальная разница в том, что дрожжевой хлеб вкуснее, но он быстро портится, но для земледельца, у которого хлеб главная и потому ежедневная пища, первое важнее другого. Пресный хлеб черствеет, но долго хранится и здесь второе гораздо важнее первого для скотовода-кочевника, у которого хлеб второстепенен и нет ни потребности, ни даже возможности в походных условиях разводить каждый день — канитель со свежим тестом и новой выпечкой. Известный норвежский этнограф А. Риддерволд признается, что скандинавы вплоть до XIX века не знали дрожжевого хлеба и рецепт его переняли от русских через квенов (жителей Финляндии), мигрировавших в Норвегию. «Национальный» хлеб наших ближайших индоевропейских соседей скандинавов, самых что ни на есть «индоевропейцев», это пресные плоские лепешки из ржаной или ячменной муки с отверстием посередине, их пекли сразу на несколько месяцев. Лепешки нанизывали на тонкую жердь и хранили в кладовой. Русскому менталитету не понять, как можно есть полугодовой хлеб. Интересно, что пресные лепешки до сих пор остаются основным хлебом всех кочевых рас и Запада, и Востока. На Руси такой род хлеба вообще не известен, более того, есть черствый хлеб считалось последней чертой, за которой уже предел бедности. Характерно, что и в самом языке слово «пресный» имеет негативный оттенок, нечто ниже среднего («пресное лицо, пресный вид»), и с точностью до наоборот в германском той же этимологии «fresh, frische» нечто свежее, достойное для германца.

И самое откровенное по этому поводу мы находим в святая святых скотоводческой традиции, в иудаизме, где прямо звучит запрет на «квасной хлеб». И объяснение дается забавное, но такое же откровенное, что во время исхода из Египта с Моисеем евреи не успели заквасить хлеб, и потому им пришлось есть хлеб пресный. Но любопытно, если они просто «не успели», значит, в Египте (древнейшая земледельческая цивилизация уже ела дрожжевой хлеб) они могли его есть и ели, но на новом месте, став уже новым «избранным» народом, есть его стало нельзя. Новый бог запрещает это, но почему? Наиболее простой ответ, это сакральный водораздел, метка инициации, — «вы теперь не египетские земледельцы, вы другие и «избранны» для другого, хлеб для вас перестал быть священен, мое и ваше богатство скот». Воистину скотоводам в их походной кочевнической жизни не до заквасок и прочих церемоний с хлебом.

То ли дело сыр. В горных районах Австрии и Швейцарии, где скотоводство до сих пор в основе образа жизни, еще в XX веке животный сыр заменял растительный хлеб, а пекли главным образом опять же сухие лепешки из пресного теста впрок, а перед едой размачивали в молоке, похлебке или даже в горячем сале(!).

В Голландии официально зарегистрированы более 300 сортов сыра, в Швейцарии более 400, во французской кулинарной книге начала XX века говорится о 600 сортах, а на другом полюсе, в России, в классической «Книге о вкусной и здоровой пище» находим два сорта доморощенного (пошехонский и костромской) сыра и 524 сорта хлебных изделий. К слову сказать, Русь сыра вообще не знала, это Петр I привез среди прочей голландско-европейской заразы «голландский» сыр, табак и водку. До него «сыром» на Руси называли творог или брынзу.

Хлеб для русского не только главная, но еще и — «хлеб да соль!» — сакральная еда. О сакральности хлеба, сакральности от Солнца, для славянина говорит и то, что до сих пор на Русском Севере круглый ржаной хлеб называют ярушником, и пекли его в основном из яровой ржи, ярицы. На юге Руси хлеб нового урожая называли збожье или богатье. В словаре Даля «збожье это добро, богатство; Божий дар, особенно зерновой хлеб». Сакральное отношение к хлебу до конца сохранили старообрядцы, осколки Древней Руси. У беспоповцев нет обряда венчания, его заменяет обряд обручения, в котором дружка заворачивал в полотенце вместе с иконой хлеб и обводил этим свертком головы молодых, при этом происходило и само обручение кольцами. Потом этот хлеб сушили и долго хранили. Другой священный обряд, похоронный, также указывал на священную роль хлеба. Как только человек умирал, на стол в передний угол избы клали хлеб и в течение 40 дней каждый день его заменяли свежим, считалось, что без хлеба человек не может существовать как на этом, так и на «том» свете.

На Руси всегда были три священные клятвы — хлебом, предками и Солнцем. С хлебом на Руси встречают, хлебом и провожают. Тот же Р. Ченслор так описывает обед у Ивана Грозного: «Прежде чем были поданы яства, Великий князь послал каждому большой ломоть хлеба. Причем разносивший называл каждого, кому присылалось, громко по имени и говорил: «Иван Васильевич, царь Русский и великий князь Московский, жалует тебя хлебом». При этом все должны были встать и стоять, пока произносились эти слова». Так же он подмечает, что царь, прежде чем разрезать хлеб, крестится. Староверы до сих пор, прежде чем есть, освещают хлеб крестом. В этом нет ничего христианского, это сакральное отношение к хлебу гораздо древнее и глубже. Крест в славянской традиции всегда был символом Солнца, и найдены формы для выпечки хлеба еще бронзового века, по которым видно, что славяне и тогда украшали свой хлеб крестом.

Глава IX

ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ И СОЛНЦЕПОКЛОННИК

Если «христианин» тот, кто «крестится», то вряд ли этот христианин знает, что крестное знамение (равносторонний крест: лобная точка, летнее солнцестояние, или высшее солнце, третий глаз Митры, — «солнечное» сплетение, зимнее солнцестояние, рождение Митры, — и две плечевые точки, равноденствия) не имеют никакого отношения ни к новозаветной, ни к ветхозаветной традициям. Там нет даже намека на «святое знамение». Это прямое наследие митраизма, дохристианской солнечной традиции Ближнего и Среднего Востока. Освещая себя крестом, человек обращался к Солнцу и к солнцебогам, Митре или Яриле.

И само русское слово «крестьянин» не имеет отношения ни к христианину, ни к христианству, оно еще с самых-самых земледельческих истоков, его сохранили Веды: в санскрите крестьянин, земледелец — «кресшик, kresjik». «Крестьянин» как был, так и остался «огне-», «солнцепоклонник».

Крест всегда и во всех традициях был солярным знаком. И это вдвойне верно для полярного солнца, для которого существует чисто физический эффект: солнце в самой низкой точке над горизонтом и при сильных морозах в своем круге выдает крест! В полярных широтах наши предки могли наблюдать после полярной ночи восходящее солнце на горизонте по нескольку дней, и именно с тех пор крест в круге и свастика стали ключевыми символами Традиции Севера. Перевод санскритского «свастика» — «дарующий благо» несет в себе буквальный смысл «блага, счастья» нового Солнца. Русское «счастье», древнерусское «свастие» этимологически тождественны «свастике». «Круг» означал видимую форму Солнца, «корона» этимологически тождественна «солонь», так что сочетание «солнечная корона», также как и «красно солнышко», вроде масла масляного. То же можно сказать о «солнечном крае», в русском сохранилось это уникальное архаичное слово «край», означавшее «подсолнечную землю», позже, уже вдали от Севера, оно приняло и второе значение «границы, края Земли», как память о том далеком северном Крае, солнечном Рае. Уникальность его и в том, что другие индоевропейские языки не знают взаимосочетания понятий земли и солнца, видимо, они забыли или не знали страны полярного дня.

Корона как символ высшей власти напоминание нам о первых временах, когда боги жили среди нас, и это были солнечные боги. В западной традиции корона и тиара исключительно кастовый головной убор, полагающий некую божественность, над-земность, тогда как в русской традиции это совершенно народный, но праздничный головной убор, женский северный русский кокошник буквально повторяет символическую «корону». Связь короны, праздничного кокошника и солнечно-божественного подтверждается тем, что все главные русские праздники, на которые и носились кокошники, посвящены Солнцу — Коляда, Масленица, весенний и летний Ярила, Купало, также как и все главные боги русской традиции — это солнцебоги: Ра, Яр, Ярило, Сварог, Святовит, Белбог, Рарог, Коляда, Хоре, Даждьбог, Купало, Кострома. Индоевропейцы странным образом растеряли солнцебогов, как и праздники солнца, и даже оставшийся на зимнее солнцестояние потерял ярко выраженные солярные черты. Германский праздник «Юла» скорее праздник некоего «разворота», просто цикла, чем именно «коловорота». Герман Вирт вообще называет это великой «Мистерией зимнего солнцестояния», солнце здесь некая вторичность, важная, но деталь «стояния», а сам бог «Юл» — «Ал» — «Вральда» даже и не солнцебог, а умопомрачительное моно — всевышнее и единое. И хотя индоевропейцы своим умом до монотеизма не дошли, все их главные боги-«громовержцы» не солнечные и не небесные, а что-то среднее, «околоземное». Это подсказывает, что индоевропейская традиция и раса сложились уже вне Севера, после распада, уже в других, умеренных широтах, где солнце потеряло свою уникальность и божественность и его место заняла гроза. А древняя, уже неосознанная родовая память сохранила корону как атрибут высшей, божественной, власти, как незатухающее «коллективное бессознательное» о солнечных царях и солнечной династии. В одном из мифов о Ману, прародителе индоевропейцев, говорится, что он был сыном Сурьи, бога Солнца.

Если тебя встречают с караваем ржаного хлеба и щепоткой солью и ты отламываешь его и вбираешь в себя, этим самым ты причащаешься, входишь в истоки, в Традицию. Христианское причащение — как всегда, замещение подлинника и, как все христианское, — извращенное. Пить кровь, то есть вино? Бр-р! Да еще с «плотью Христовой», кислым «скотоводческим» хлебом.

В египетской «Книге Мертвых» об Осирисе: «Плоть твою люди вкушают». Иудохристиане это не поняли или, скорее всего, сознательно извратили, следуя «скотоводческим» инстинктам. В «Книге Мертвых» Осирис именуется Bata, «Дух Хлеба». Люди, следуя Богу, вкушают Хлеб, плоть Его. Хотя, поменяв суть, саму форму христиане сохранили, все-таки просвирки делаются из хлеба, хоть и из кислого скотоводческого, а не из мяса.

У русских сохранился на генетическом уровне земледелец как расовый тип, и именно в этом главное отличие даже от ближайшего славянского мира. Дьявол, как известно, кроется в деталях, мелочах, и самая поразительная отличительная «мелочь» между русским и украинцем или белорусом — это сало. Даже в Москве или в Питере купить такое не просто, лучшее, то есть настоящее, скорее всего найдете на рынке у тех же приезжих соседей, а к северу и востоку от столиц^[14] это уже экзотика на уровне ананаса, тогда как к югу и западу сало с хлебом это как наше хлеб с маслом. Русские всегда во все времена своей истории меньше всех из белой расы ели мяса на душу населения^[15] и больше всех хлеба, и это уже генетика. Народное, именно русское, православие, в котором христианство больше форма, чем суть, сохранило чисто «языческие» запреты на кровавую пищу, это и два постных дня каждую неделю, и четыре больших поста в год. Разве это по-индоевропейски и по-христиански, если сравнить со всем остальным христианским индоевропейским миром, где само понятие поста было забыто уже тысячелетие назад? Сам феномен поста безусловно происходит из ядра земледельческой, северной традиции. Как позыв «спящих» земледельческих генов, память Каина, реминисценция об утраченном рае. Не случайно, что именно православие Руси до последнего держалось традиции, тогда как индоевропейские христиане пост так и не приняли. Первое, что сделал реформатор Лютер в XVI веке, это отменил все посты как «чуждые христианскому духу» (!), впрочем, и до него повсеместно индоевропейские миряне выкупали себе индульгенцию на право есть мясо.

Они и представить себе не могли, что русский крестьянин не то что в пост, но и в оставшиеся ему скоромные дни может обходиться без мяса. Есть сохранившаяся запись доклада ярославскому генерал-губернатору конца 80-х годов XIX века, где объясняются причины сложности очередного сбора подушной подати, и там указывается, что положение крестьянина таково, что «он может год и более не иметь в пищу мясо». Конечно, он был беден, но это был и не голод, голода в Северо-Восточной Руси не было ни в XIX, ни даже в XX веках, более того, рождаемость была выше, чем в Европе, и численность населения росла быстрее, значит, хватало здоровья и пищи и для более мощного воспроизводства. «Растительноядность» Северной Руси это абсолютная норма, не зависящая от достатка или отсутствия животной пищи, объяснение этому в самом русском человеке, его чисто «русский химизм», как выразился А. Щапов еще в 1865 году. Вот что писал другой известный этнограф П. С. Ефименко в 1877 году в «Материалах по этнографии русского населения Архангельской губернии»: «Непременная и основная пища жителей уезда — растительная. Главную пищу составляет, во-первых, насущный черный хлеб, то есть ржаной и ячменный. Испеченный из раствора ржаной муки называется хлебом, а поштучно ковригами. …Прочие жизненные продукты называются харчем. Вообще на харчи крестьяне не взыскательны: был бы им хлеб. …Надобно заметить, что в простые дни мясные кушанья употребляются у редких крестьян, да и в праздничные немного, ибо говядину, баранину и дичь они распродают по стороне. …В воскресные дни и праздники особенно едят ржаной хлеб. Мясо употребляется редко, и большей частью овечье или телячье. В пищу не употребляют медвежины, зайца, козла, свинины; из птиц кур и петухов». И самое замечательное: «Говядину едят редко и мало, по непривычке к мясной пище, и покупают ее только к народным праздникам».

Еще одна парадоксальная деталь: русский (можно опустить дополнение «крестьянин», так как даже по переписи населения 1897 года в России свыше 86 % проживало в деревнях) еще в XX веке ходил в лаптях и онучах. Для европейца это тоже бедность, даже крайняя, он вообще не знал, как это можно носить. Это только «растительноядный» русский мог и на ноги одеть что-то растительное, и бедность тут опять была особого рода. Россия уже в начале XX века вышла на третье места среди промышленных держав, она была первой по производству и экспорту зерна и, самое главное, сливочного масла тоже. Одна Вологодская губерния производила сливочного масла больше, чем вся Голландия. Значит, животноводство было, и его было достаточно много, но почему не хватало кожи для сапог и они были всегда «барским» атрибутом и так невероятно дороги — порой за них можно было обменять ту же корову? А все потому, что на Руси не могли или не хотели убивать маленьких телят на мясо и кожу, лучшая кожа для обуви, как известно, телячья, на Руси просто никогда не разводили быков, которые годны исключительно для мяса и кожи. В крестьянской России, с самым мощным аграрным сектором в Европе, кожевенная промышленность была одной из самых отсталых. Впрочем, как была, так и осталась, и это обнадеживает.

К лаптям с онучами следует добавить еще одно чисто русское изобретение — валенки^[16]. Русские зимы совсем не европейские, но и здесь русский смог обойтись без кожи, а значит, и крови, и хотя валенки не «растительного» происхождения, они не требуют сдирать с кого-либо шкуру.

На Руси же и в советское, постхристианское и уже без всяких постов время, основная проблема и жизни, и экономики было опять же мясо, и это не издержки социализма, в конце концов выращивать быков проще, чем строить атомные станции или ракеты, это была и есть глубокая внутренняя системная проблема по сути все еще земледельческой цивилизации. И в постсоветское время, когда Россию после петровской измены снова толкают на Запад, несмотря на все другие очевидные сдвиги в экономике, у нас по-прежнему и, как всегда, нет своего мяса, если свое зерно мы уже продаем, то мясо в основном чужое. В 2007 году Россия вошла в лидирующую пятерку экспортеров зерна и одновременно в первую тройку (!) импортеров мяса. Она вообще единственная страна в мире, которая продает избыток зерна, но вынуждена покупать недостаток мяса. Это не экономический парадокс, это экономическое проявление нашего «коллективного бессознательного». Развитие животноводства на Руси это, надеюсь, нерешаемая проблема, поскольку это не проблема экономики и бизнеса, это вопрос генотипа и стереотипа поведения земледельца.

Символически он закодирован в кладези нашего родового сознания, в русских сказках, в частности в той, где Иванушка пытается выпить воды из коровьего копытца, но сестра его предупреждает: «Теленочком станешь»; затем из лошадиного копытца — и снова предупреждение: «Жеребеночком станешь!». И, наконец, в третий сакральный раз он не слушает предупреждение и, испив из козьего копытца, символически умирает и воплощается в козленочка, в свою же жертву. Сакральный запрет на убийство и четкое предупреждение, что животная пища приводит к самоуничтожению и переходу в низшие миры.

В «Повести временных лет» в самом начале есть показательная характеристика «хороших» и «плохих» народов, первые это те, кто живут по закону предков, вторые — по собственному обычаю. Для русского сознания того времени ценность человека в равной степени зависела и от того, что он ест. Первых в числе достойных летописец называет «ктириян»: «Законъ же и у ктириянъ, глаголемии върахмане и островичи, иже от прадедъ показаньемь и благочестьемь мясъ не ядуще, (Таков же закон и у бактриан, называемых иначе рахманами или островитянами; эти по заветам прадедов и из благочестия не едят мяса)». Первые среди худших их соседи «инды»: «Ибо явъ таче прилежащим к нимъ индомъ: убийстводъица, сквърнотворящии, гнъвливи паче естьства; паче же ядять яко пси. (Эти — убийцы, сквернотворцы и гневливы сверх всякой меры; и даже едят, как псы.)» И после этого мы считаем себя цивилизованнее и просвещеннее наших «дремучих» предков? Мало кто знает, что в Древней Руси не ели ни коров, ни даже свиней, животная пища была в рационе, но прежде всего это были дичь и рыба. Когда Феодосий Печерский в своих «Поучениях» особо пытается унизить латинскую веру, он добавляет: «…чернецы их едят сало». Одно из обличений узурпатора Лжедмитрия заключалось в том, что он не соблюдал постных дней и ел телятину, которая на Руси считалась нечистой пищей: «…а в среду и в пяток телчья мясо и прочая нечистоты ясти» — из памятника Смутного времени.

Никонианская церковь сделала все, чтобы свести историю Древней Руси к крещению Владимира, но остались те, кто отторгнул «православие», и не только потому, что это ересь, а главным образом ради сохранения уклада и традиции русской жизни. До новейшего времени в староверческих скитах даже в скоромные дни говядина и свинина были под запретом, и это не от ветхозаветных пророков или новозаветных апостолов, те как раз с удовольствием «вкушали плоть» (понятие поста вообще чуждо всякой скотоводческой традиции), это шло словом от своих старцев, тем от волхвов, а тем уж, образно говоря, от жрецов Севера. Это шло от своего духа, мясо не принимало тело.

На Руси всегда был северный культ коровы и абсолютно был чужд атлантический культ быка. Быков в русской деревне специально не держали и тем более не разводили, за единичным исключением — для размножения. Собственно бычки, как отбраковка, были единственным потребляемым мясом. Совершенно другое отношение к корове, в деревне в старину корову не забивали на мясо, даже в случае болезни или старости, ее продавали, иногда чисто условно, главное, что нельзя было ее убивать на своем дворе, своими руками. И даже в случае срочного забоя хозяева не потребляли это мясо, а раздавали по деревне. В самые голодные годы во все времена корова оставалась священным НЗ, крестьянин мог продать себя в батраки, фиксировались случаи продажи детей, но корову не трогали. Корова также считалась обязательной частью приданого невесты, корова вообще в русских обрядах и фольклоре связывалась с женщиной, она так же, как женщина-мать, своим молоком вскармливает детей. В русском есть термины «молочные» или «сводные» братья и сестры, в зависимости от пола общего родителя, и в буквальном смысле мы все «молочные братья и сестры», дети Коровы. В культе коровы на Руси есть что-то трогательное и архаичное, она остается членом семьи земледельца, только в русской традиции все еще при рождении телки ей дают личное имя, да еще какое — Буренка, Зорька, Машка и пр. Корову нельзя «обижать», ее нельзя бить плетью, как лошадь и быка, и пастух, когда гонит стадо, всегда ударяет рядом с коровой, и если будет замечен в оскорблении коровы, ему отказывали, сама же хозяйка имела право наказывать непослушную корову веточкой, но делала это без злобы и, разумеется, без боли для животного. Еще от законов Ману: «Никогда нельзя причинять вреда учителю, толкователю Вед, отцу, матери, коровам, брахманам», как видим, корова стоит сразу за матерью и даже впереди брахмана.

В этом священном животном сидит и сакральный солярный корень К-Р, корова по славянской мифологии имеет непосредственное отношение к Солнцу, в одном мифе именно небесная корова Земун родила солнце, а в другом солнцебог Хорс передал нашим предкам священное животное. О сакральности, в смысле солярности, коровы говорят и ведические законы Ману: «дающий землю сам получает землю, дающий золото — долгую жизнь…, дающий корову — мир солнца», или: «брахман очищается, дотронувшись до коровы или посмотрев на солнце».

Священное животное нельзя убивать и тем более есть, и мяса коровы не существует, точнее, оно табуировано, если есть баранина, курятина, свинина и т. д., то для коровы это «говядина» (также в немецком «rind»-«cuh», в английском «beef»-«cow»). Если «корова», «cuh», «cow» очевидно одного источника, то «говядина», «rind», «beef» не имеют ничего общего и, скорее всего, образовались исторически недавно, после падения с Севера и распада расы, когда пали до того, что посягнули на священное животное, но богобоязнь осталась и придумали замену понятий — «мы едим не корову, а совершенно другое, неизвестно что, какую-то говядину». Те, кто не пал так низко, потомки ведических индийцев, до сих пор не знают такого слова, как «мясо коровы».

Если у русского мясо на последнем месте, то на первом, после, конечно, хлеба, молоко и молочные продукты и в этом еще одна принципиальная земледельческая деталь, черта, отделяющая его от индоевропейцев. Не странно ли, что Запад не знает сметаны, творога, простокваши, ряженки, кефира, варенца, в индоевропейских языках нет даже слов, обозначающих столь естественную и весьма древнюю пищу земледельца. Сметана, которую все-таки можно купить в Европе, появилась там лишь в XX веке и называется «кислые сливки», что само говорит о вторичности понятия, популярный у европейцев йогурт тоже болгаро-славянское заимствование XX века. Основной кисломолочный продукт у индоевропейцев это безусловно сыр, если русские научились делать просто сыр (даже два, «пошехонский» и «костромской»), то европейцы знают, кажется, больше 600 сортов. Причем русские не столько научились, сколько их насильно приучил, как и ко многим другим западным «ценностям», Петр I в XVII веке.

Корова это «оседлое» животное, естественная спутница оседлого земледельца, и сыр это не ее продукт, первый сыр был, как нам рассказали еще древние греки, козий и овечий, и он до сих пор остается для индоевропейца самым «ценным» и «дорогим», не только по стоимости. Сыр это изобретение кочевника-скотовода, которому очень важно иметь в походной жизни не скоропортящийся продукт, и сыр идеален в этом смысле, тогда как земледельцу ничто не мешает питаться ежедневно свежими молочными продуктами. Эта разница в питании не только глубокая, но и древняя, уходящая ко времени разрыва северной расы на славянскую и индоевропейскую ветви, приведшую уже к глубоко генетическим изменениям. Известно, что для расщепления белков, особенно твердых сыров, необходимы особые ферменты, которые достаточно вырабатываются в индоевропейском желудке, но значительно меньше в славянском, поэтому сыр никогда не был и не станет значимым продуктом у славян. Крайний пример — коричневый норвежский сыр, национальная гордость норвежцев, «самых-самых» индоевропейцев, и варится он в говяжьем желудке, по сути это молоко с мясом. Чтобы его съесть, надо не только взять у коровы молоко, но и убить ее, чтобы взять желудок, и это опять указывает на пропасть, разделившую Север на индоевропейцев и славян.

Следующая «дьявольская» мелочь — европеец не знает каши, пищи номер один для русского желудка: «щи да каша — пища наша». Вслед за сметаной вы не купите в обычном европейском магазине гречку, пшенку, манку, перловку, те злаки, что земледелец выращивает для себя наряду с рожью и пшеницей, но везде вы найдете овсянку и всевозможные «мюсли». Овес — это главный продукт для кочевника, для которого лошадь всегда важнее коровы, которая, кстати, не ест овса. Но индоевропеец ест даже сырой овес! Как истый кочевник, как и его продолжение, его конь. Сакральное и гениальное изобретение «мюсли» (а попросту — замоченный сырой овес) захватило весь Запад, и это не мода, это генетический отклик на нечто забытое, но родное. Заметим опять сакральное «ка» в только славянских «гречка, пшенка, манка» и т. д., как и в самом слове «ка-ша», каша как душа живота, жизни.

От той же пропасти и разница места и роли коня в жизни русского и индоевропейца. Русский конь это «пахарь», это тягловая лошадь, которая пашет землю и возит хлеб. Русского крестьянина трудно представить «верхом», он всегда «рядом». Конь это еще та грань, которая разделяет русский Север и славянский Юг, сильно замешанный на кочевнике-степняке. На Севере никогда не занимались коневодством как таковым, «владимирский тяжеловоз», истинная лошадь земледельца, кажется единственная русская порода, зато на Юге и на Западе какое изобилие пород, почти такое же, как и собачье, а собака такое же продолжение скотовода, как и конь. Русскому внутренне чужды кочевые забавы лошадиных скачек, для него лошадь исключительно помощник в его тяжелом земледельческом деле, и заставлять ее еще скакать и прыгать, значит, издеваться над ней. Как только прогресс освободил лошадь от тяглового труда, она практически полностью исчезла из русской жизни. Сейчас в России всего 2 ипподрома, один в столице, второй в Пятигорске, но это уже Юг, степь.

Примечательны записи этнографа Жатковича (1895 год) в прикарпатской Руси: «Русины не любят держать лошадей, в средней зоне в нескольких деревнях подряд нет ни одной лошади. Русины говорят, что деревни, где много лошадей, бедные, потому что лошадей покупают только те, которые не могут купить волов». И далее: «Нехорошо везти покойников на кладбище на лошадях, как евреев. Лошадь нечистое животное. Вол — самое чистое животное». В чем такая пропасть между ними? Оказывается, в том, что вол пашет землю, он тащит плуг, а лошадь лишь телегу. Еще одна красивая цитата, слова крестьянки у Жатковича: «У лошади нет дыхания, она не верит в бога… Вола нельзя запрячь в телегу, нет такой упряжи».

Русины, это удивительный осколок Древней Руси на краю славянского мира, даже язык, из всех существующих, сохранил максимальную близость к древнерусскому. Живя в самой украинской части Украины, они сохранили свою идентичность, будучи отрезанными от Руси столетиями, и сейчас язык их имеет больше общего с великорусским, чем с украинским.

Зато какое место до сих пор занимает лошадь у индоевропейца! Это до сих пор показатель принадлежности к высшему классу для касты кшатриев. Для индоевропейской аристократии иметь конюшню ценой в несколько «мерседесов» и «порше» значительно важнее обладания «железными» конями. Индоевропейская аристократия это конная аристократия, кшатрии, в средневековом варианте — рыцари, в римском — всадники, для которых конь это все (в Риме плебеям запрещалось иметь коня). На Руси аристократия села на коня только после Петра, и только потому, что Петр произвел революцию в русской аристократии по западному образцу, он поменял боярство, родовую русскую знать, на дворянство, «служивых людей» при боярстве и при дворе, на тех, кто «служит», как служили всадники, варяги, рыцари, уже понятно не за «идею», то есть традицию, а за «службу». Боярская «идейная» знать, земледельческая знать, она не воспитывается на коне, тогда как новые «графы», «бароны», как и их европейские оригиналы, скачут и гарцуют. Характерная пестрота индоевропейской аристократии — короли, принцы, герцоги, графы, бароны, виконты, — говорит о доминирующей составляющей второй касты в индоевропейской ветви, ее избыточность, перенасыщенность приводит к внутренней, вторичной иерархичности. На Руси был только князь, изначальная суть которого — вождь земледельческой общины, он не второй касты, которая ушла с Севера, он вышел из первой, «водить» того же корня, что и «ведать», а русское «князь» сохранило корень и значение «каин», библейского родоначальника и первого вождя земледельцев. В русской традиции сохранилась сакральная связь «царь-батюшка», он же великий князь, он не властитель-господин, а вождь-отец. В русской традиции трудно представить «царя-батюшку» гарцующим на коне, тогда как для романо-германской традиции немецкий, французский, английский, испанский и т. д. король не представим без королевского коня.

На Руси полностью отсутствовало такое явление, как рыцарство, всадничество, ввиду того же отсутствия второй касты. На конях была княжеская дружина, но основа ее — пришлые варяги с Запада, можно утверждать, что и верховой конь появился на Руси вместе с Рюриком и его дружиной. Это, кстати, говорит и о том, что Рюрик не был «русским». Новгородцы потому и пригласили чужака, что на Руси попросту не было своих «кшатриев», своих всадников. Русь всегда воевала своим ополчением, и все ее победы добывала пехота, земледелец в пешем строю. Все княжеские конные дружины наголову разбивались татарами-кочевниками, пока на Куликовом поле не появился мужик с дубиной и топором, он же скинул в Чудское озеро тевтонских конных рыцарей, и во всю последующую русскую историю конь оставался атрибутом и забавой пришлой военной касты. Единственная известная «русская» верховая порода, орловский рысак, всего лишь рядовой арабский конь, обрусевший по прихоти графа Орлова. Он вообще был первый конезаводчик на Руси, до него никому не приходила в голову такая вроде бы элементарная идея, как разводить лошадей. Невероятно, но факт, до XVIII века в России вообще не было своих упряжных лошадей, для выезда использовались только привозные, иностранные.

Пожалуй, самым простым и очевидным доказательством того, что индоевропейцы первые, истинные скотоводы-кочевники, является тот факт, что именно они дали миру лошадь. Ни Европа, ни Азия не знали лошади до индоевропейцев! И это была не просто лошадь, а именно «быстрая лошадь» («acer»), степная, годная только для езды верхом, для кочевания, но никак не для земледелия.

Конь на Руси всегда связывался с Югом, сначала с кочевниками, потом с казачеством, вспомним времена Смуты, которая была по сути разбоем конного казачества в сердце Руси. Но казаки — это не Русь и не великороссы, это особая прослойка «обрусевших» степняков, начиная со скифов, половцев, хазар, вместе с «остепневшим» русским Югом.

Революция 1917 года начисто смела чужую, выродившуюся вторую касту, и вместе с ней исчез с Руси и ее кастовый атрибут, конь, он остался лишь на своем историческом Юге.

Мифологический образ коня в русской традиции двоякий, есть белый конь с явно солярными чертами, считалось, что он несет солнце по небу и сам Ярило представлялся всадником на белом коне, и есть черный конь, хтоническое существо, связанное с землей, со смертью и загробным миром, он проводник на «тот свет». В народных поверьях конь способен предвещать судьбу, прежде всего смерть. В старину коня считали детищем как Белбога, так и Чернобога, двойственность — следствие того, что земледелец знал своего, белого, коня, который помогает ему пахать землю и, значит, жить, и чужого, черного, на котором появляется враг-кочевник, несущий смерть.

Еще одна «мелочь» — конина и конская колбаса. Известно, что это вполне обычная пища скотовода-кочевника, и в индоевропейской Европе она еще в XIX и в начале XX века была обычным продуктом, и до сих пор в Германии вы можете легко купить такую колбасу в магазине. Пища — самый верный биологический показатель расы, потому что за ней стоят тысячелетия эволюции. На Руси (как всегда, имею в виду Северо-Восточную, земледельческую Русь) конины не знали, как не знали коня (как и вола, искусственное и чисто южное изобретение), а лошадь — это святое, это пахарь, это хлеб, убить ее считалось преступлением и тем более на мясо, даже в самый голодный год лошадь оставалась неприкосновенной.

Кошка и собака занимают разные, если не противоположные места в жизни земледельца и скотовода, но есть общее для всех в поговорке «как кошка с собакой», читай как «пахарь с кочевником». В этом еще одна грань водораздела между русским Севером и Востоком и индоевропейским Западом и Югом. Собака неотъемлемая часть образа плотоядной жизни скотовода и охотника, тогда как для земледельца она имеет явно второстепенное значение. Какое обилие собачьих пород дала Европа, какое изобилие овчарок, сторожевых, гончих, легавых! Но мы не знаем ни одной русской породы, кроме просто собаки, дворняжки, выродившегося волка, есть еще так называемая «русская борзая», но это исключительно дворянское извращение для барской забавы, в русской деревне такой собаки не было. Отношение русского крестьянина к собаке было весьма прагматичное и без особого пиетета, ее, пожалуй, единственную не пускали в избу, тогда как пускали кошку, птицу или даже скотину, кормили последней, бегала собака по деревне сама по себе и плодилась тоже сама по себе, разводить искусственно считалось глупостью или дворянской блажью. Из записок Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева «Быт великорусских крестьян-землепашцев» по Владимирской губернии: «Из домашних животных есть коровы, лошади, овцы, кошки, собаки, впрочем, последних держат только пастухи». Собака не занимала место «друга человека», пастуха может быть, но что такое пастух в русской деревне? Это последний человек в деревенской иерархии, по каким-то причинам не годный для работы на земле, или еще недоросший юнец, или уже немощный старик. Примечательно, что собака почти неизвестна в русском фольклоре, тогда как ее первоисточник волк один из главных героев русских сказок. Русский познакомился с собакой позже всех, уже после контактов или столкновений с кочевниками, и он явно не принимал участия в «убиении волка», чтобы получить собаку. И само слово «собака» имеет тюркское происхождение. В мифологии известны «песиголовцы», чудовища с человеческим телом и собачьей головой, примечательно, что «песиголовцами» на Руси называли и вражеских кочевников, возможно, оттого, что они одевали на голову для устрашения собачьи шкуры. В Ведах упоминается собака как священное животное Ямы, хозяина ведического ада. Германского Одина всегда сопровождают два огромных пса, главные атрибуты главного индоевропейского пастуха. Назови русского «псом» или «собакой» (ни волком, ни медведем, ни тем более кошкой, хотя чем они лучше собаки?), также как «скотом» или «скотиной», и это будет ругательством, и это не объяснить, потому что это из того самого «коллективного бессознательного», потому что они от Авеля.

Место собаки в русской жизни в еще более выпуклой и уродливой форме проявилось в нашей городской культуре. Пожалуй, нигде в индоевропейском мире нет столько бездомных, голодных и несчастных животных, даже в почти европеизированных Москве и Петербурге. Также уродливо выглядит быстро меняющаяся мода на всяческие экзотические породы, от китайских хохлатых до американских бойцовых. Для русского крестьянина мысль разводить карманных собачек для красоты или бойцовых для забавы представляется просто глупой, если не бесовской.

Но вот кошка для земледельца, русского, животное особое, и оно занимает особо важное место в его укладе жизни и в его иерархии стоит явно выше собаки. Очевидно, что мышь для земледельца намного опаснее волка (и с точностью до наоборот для кочевника-скотовода). Этот парадоксальный, «коллективный бессознательный», а попросту инстинктивный страх перед обыкновенной мышью до сих пор сидит в большинстве из нас, особенно это проявляется в детстве, когда мы наиболее близки к родовому инстинктивному и еще наименее заэкранированы рефлексии «сознательного». Разве это не удивительно, что дети боятся маленьких безобидных мышек, буквально инстинктивно кричат от одного их вида и вместе с тем, тискают, буквально обожают кошек, настоящих хищников с когтями и зубами, в раз двадцать больших, чем мыши? Аналогично реагирует, буквально визжит от страха и женщина, главный хранитель «коллективного бессознательного». Просто естественное поведение, потому что это есть самый «архетип» стереотипа поведения земледельца.

Дальше, если собака для русского условно «грязное» животное, ее не пускают даже в избу, то кошка это «чистое» и ей позволено спать на самом чистом месте в избе, на печке. В русской деревне не в каждом дворе есть собака, но кошка обязательно^[17], по русской поговорке «без кошки не изба». «Кошка и есть все добро дома. И коли переезжают, то кошку на лапоть садят и везут в новый дом», и это именно русская традиция — первой пускать в новый дом кошку^[18], она для русского не просто домашнее животное, а член семьи. Считалось, что она охраняет любящего ее хозяина от «всякой напрасной беды», кошку клали в колыбель перед первым укладыванием младенца, чтобы он лучше спал. В русских сказках это один из самых архаичных персонажей, прежде всего это Кот-Баюн, кот — непременный спутник наиархаичнейшей Бабы-Яги, Праматери, и «кот ученый», что «песнь заводит и сказку говорит». Мифологически пушкинское «лукоморье» это и есть священная и древняя земля («лукоморье» поврежденная веками транскрипция «млекоморья», Молочного моря) Севера, а «дуб зеленый с златою цепью» олицетворяет мировое древо. В сказках кошка всегда помогает человеку, она может говорить человеческим языком, рассказывать сказки или петь колыбельные, с кошкой же связано множество примет в повседневной русской жизни, как она спит, умывается, где греется и прочее. Русская кошка, как никакая другая, обладает таким набором ласкательных имен (к примеру, в английском только «cat», в немецком может только стандартное уменьшительное «-chen»), и это не только от свойственного русскому языку обилия суффиксов. Например, в «ко-ша» сидит корень «ко», один из самых основных в языке, дающий важнейшее семантическое гнездо со всеми согласными (корова, коза, колесо, кол, колос, копна, коса, ком, конь, кон, конец, корень, кость, кощь), это говорит об архаичности, изначальности понятия. Добавим, что в этом гнезде и «коло, солнце».

Известная теория, что человек приручил собаку раньше, чем кошку, абсолютно ложная для русской традиции, но абсолютно верная западная теория, для индоевропейца собака очевидно первичнее кошки. В самой индоевропейской Европе кошка появилась сравнительно поздно, только к I веку нашей эры, ее не знали в скотоводческой Элладе, во «всадническом» Риме она завелась благодаря колонистам из азиатских провинций (кошка на знаменах Спартака как символ врага Рима), и вплоть до X–XI веков она оставалась редкостью в Западной Европе.

В западной народной традиции к кошке отношение заметно иное, чем в славянской, местами противоположное, там она явно уступает место собаке. В английских и немецких сказках кошка просто животное, она не говорит по-человечески, не совершает человеческих поступков, эта роль переходит к собаке, более того, в западной традиции кошке присущи функции демона. В Британии кошку отгоняют от новорожденного, особенно когда он спит, считается, что она может навредить ему и даже высосать жизнь, вспомним, что на Руси кошка спит в колыбельной, и это на благо младенцу. Принципиально, что в западной народной традиции кошку можно убить, например, если она перепрыгнула через покойника, считается, что она становится вампиром. Существует, опять же английское, заклинание, в котором для исполнения желания описывается, как надо поджаривать на вертеле несколько кошек. И главное, только в кочевнической по своей сути и духу цивилизации возможно было массовое истребление кошек в виде ритуального сжигания на кострах, которое мы знаем по средневековой Европе. Знаменательно, что в Париже именно 23 июня, в день святого Иоанна, происходило нечто сакральное: на главной площади на столбе сжигали мешок с двумя дюжинами кошек и все, от короля до нищего, с ликованием взирали на это зрелище. При Генрихе IV кошек было помиловали, но новый король Людовик XIII, взойдя на престол, возобновил этот «ритуал». Сам факт этого священнодейства в день летнего солнцестояния, в земледельческий праздник Великого Солнца, напоминает «черную мессу» сатанистов в главный христианский праздник. Как поклонники дьявола плевали в Христа в пасхальную ночь, так скотоводы сжигали священную кошку земледельца в праздник Солнца.

Это немыслимо для русской, даже православно-христианской, традиции. На Руси есть поверье: кто убьет кошку, тому семь лет не видать счастья в жизни. На Севере у крестьян сохранилось представление, что кошку не то что убить, а даже бить «грешно» — обидишь домового; и обратное: «кто любит, бережет кошек, того этот хитрый зверь охраняет от всякой беды».

Существует удивительный медицинский факт, так называемая айлурофобия — навязчивый страх перед кошками. Эти люди не боятся собак, не боятся главного хищника, самого человека, но боязнь кошек у них на бессознательном уровне, а если более точно — в скотоводческом «коллективном бессознательном». Неудивительно, что ею страдали такие герои, как Наполеон Бонапарт, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Чингисхан, Муссолини, Адольф Гитлер. Полководцы, вожди, то есть вершина, квинтэссенция, сверхчеловек скотовода-кочевника, которому не сидится на месте, «на земле», которому всегда нужны новые «стада» и новые «жизненные пространства».

Кошка есть некая лакмусова бумажка Традиции, некий абсолютный водораздел между Каином и Авелем. В истории человеческого противостояния был показательный эпизод, когда отношение к кошке показало, кто есть кто. В 525 году до н. э. очередной вождь и завоеватель персидский царь Камбиз в решающей битве с египтянами приказал своим воинам привязать к щитам вопящих кошек. Египтяне тогда предпочли сдаться, нежели поднять руку на священное животное. Но дело, конечно, не в предпочтениях, их земледельческое «бессознательное», их «Я», их высший приоритет воли не позволил нарушить священный союз, тогда как индоиранцы окончательно признали свое скотоводческое «Эго», показали окончательное «окочевнивание» и «оскотоводство» всего индоевропейства.

Кошка — еще одна нить, связывающая Север, Русь, с другой земледельческой солярной расой, с Древним Египтом, и именно отношением к кошке. Она священна и неприкосновенна, даже великий Ра не может без нее обойтись. В «Текстах Пирамид» читаем: «Но чаще всего злые силы и исчадия, стремясь уничтожить Солнце, нападают на Ладью Вечности в облике змей. Однако Ра и его спутники неизменно повергают врагов. Одного из злодеев — гигантского разноцветного змея — Ра убил под священной сикоморой Гелиополя, приняв обличье Великого Кота». В стране Ра за убийство кошки полагалась смерть. Европа скотоводов на другом полюсе, там кошка была объявлена животным дьявола, там даже сжигали их на кострах, по-христиански одержимо и так, что целые селения оставались «чистыми» от кошек. Средневековая Европа поплатилась за это крысами, чумой и третью населения. Когда вымирают целыми селами и городами, это уже не инфекция, это воля, точнее гнев Всевышнего.

В Книге скотовода, Библии, кошка не упоминается ни разу, более того, когда Яхве указывает Ною «взять каждой твари по паре», кошка не подразумевается, ее не было в Ноевом ковчеге. Объяснение тривиальное, ее просто не знала скотоводческая ветхозаветная традиция. Потом, чтобы как-то объяснить ее появление, возникла легенда, в уже поздних талмудических трактовках, о том, как расплодившиеся грызуны чуть было не уничтожили все запасы ковчега, и Ной погладил по лбу льва, и из носа царя зверей появилась кошка.

Замечательно, что после земледельческой цивилизации Древнего Египта кошка так и не прижилась на Ближнем Востоке, цитадели скотоводов-кочевников, с тех пор она бездомная бродит по улицам. В сердце этой цитадели, в Израиле, до сих пор кошка в доме такой же абсурд, как удав или павлин.

Не менее примечательно, что для элиты современной скотоводческой цивилизации, англосаксов, кошка на глубинном уровне осталась анти-образом, который «гуляет сам по себе». Чего стоят замечательные слова Киплинга — «каждый настоящий мужчина, увидев кошку, должен бросить в нее камень». Под «настоящим мужчиной» надо понимать именно англосакса, на худой конец индоевропейца. В англосаксонском «фольклоре», масскультуре, на которой воспитывается их новое поколение, главная роль отводится образу врага кошки, Микки-Маусу, а сам образ кота антигероизирован, он глупый, злой и бесполезный. Западная извращенная привычка разводить для декорации всевозможных домашних кошек, в том числе ушастых, голых, безносых и т. п., говорит о том, что они не понимают (может и не понимали), что такое кошка, откуда она и зачем. Для русского земледельца на всей огромной Русской равнине существует одна порода, одна кошка, та, которая ловит мышей. До сих пор деревенскому человеку непонятна городская блажь разводить кисок в квартире на диване, для него естественно, что кошка живет рядом с ним, но также естественно и то, что она должна ловить мышей. И это отношение гораздо полезней для кошки, если она не хочет выродиться в нечто, получающее подзатыльники от «микки-мауса». Впрочем, в оправдание городских домашних кошек, которые валяются на диване, можно сказать, что они на «заслуженном отдыхе», на почетной пенсии после тысячелетий честного и благородного труда на благо земледельца.

У домашней кошки есть одно уникальное свойство, отделяющее ее не только от остальных кошачьих, но и от всех животных: она мурлыкает, она так специфически реагирует на контакт с человеком. Очевидно, что это чисто эволюционное приобретение, безусловный рефлекс. В природе он бессмыслен, он нужен, чтобы приручить человека. Эволюционно этот звук был настроен так, чтобы человеку было комфортно, приятно, очень приятно. Также объясняется, почему «мяу» котенка так близко по частотному диапазону со звуками кричащего ребенка. Земледелец шел к кошке, он дал ей кров и защиту, потому что это был верный союзник в борьбе с его главными врагами — грызунами, но и кошка шла к земледельцу, к дому, где всегда было зерно, а значит, и грызуны и где всегда можно было найти добычу. Но чтобы попасть в этот дом, надо было быть не просто хищником, диким зверьком, а войти в доверие, приглянуться и особенно детям, страх у которых еще инстинктивный, природный. Поразительная, в отличие от всех других животных, прирученных человеком, кошачья чистоплотность, ненавязчивость, даже независимость и, конечно же, ласкающее слух «мур-р». Это гениальный эволюционный ход, но для эволюции требуется время и, самое главное, этого времени требуется гораздо больше, чем те смехотворные несколько тысяч лет, которые прошли, как утверждает официальная наука, с одомашнивания кошки. Для биологической эволюции таких высокоорганизованных млекопитающих, как кошачьи, требуется времени на порядок больше, и это еще раз доказывает, что домашние кошки необозримо старше собак (у них все еще условные рефлексы, простая дрессировка), но также и то, что спутник кошки, земледелец, необозримо архаичнее скотовода-кочевника, спутника собаки. Последнее, что можно к этому добавить — «кот» и «мышь» единственные животные, имена которых осталось неизменным практически во всех языках белой расы (Katze (нем.), cat (англ.), gato (исп.), chat (фр.), catus (лат.), Maus (нем.), mouse (англ.), mus (лат.), муш (санскр.)) со времен единства. Ни конь, ни пес не обладают такой древней и единой родословной, и это понятно, они появились уже много позже распада Севера, после падения индоевропейца до скотовода-кочевника. Общекоренные для всего Севера кошка с мышкой — это еще один факт, подтверждающий, что северная раса, белая раса, в начале своем и в сути своей раса земледельцев, раса Каина.

Из чего сделан человек? Из воздуха, который мы вдыхаем, из солнечных лучей, которые мы поглощаем, из воды, которую мы пьем, из пищи, которую мы едим. Если воздух и солнце это то, что нас объединяет, то вода и пища — возможно, то главное, что нас разъединяет.

Мясная пища, бекон, ветчина, колбаса, даже на завтрак, на начало дня, на начало жизни, на еще чистый желудок, для европейца уже жизненно, генетически необходимо, и это генетическая программа кочевника и скотовода. Для русской деревни первая половина дня по определению всегда постная, это каши, овощи, молочные продукты, пища мясная по утрам считалась «барской» блажью, но в целом и русскому дворянству было несвойственно плотоядство.

И, наконец, самая дьявольская «мелочь», которая делает пропасть между русским-земледельцем и индоевропейцем-кочевником бесконечной, это сырое мясо. Представить его на русском столе принципиально невозможно, по опять же принципиально генетическим причинам, связанным с конституцией, русский желудок просто не переварит его, если, конечно, его не вырвет. Но вы до сих пор можете увидеть в немецком магазине бутерброд с сырым фаршем или «мясо по-тюрингски», в итальянском «карпаччо», а также национальное английское (может, единственное собственно англосаксонское) блюдо — кровавый бифштекс, лишь чуть, поджаренное сырое мясо, еще с кровью.

Далее, грибы, еще одно системное отличие желудка и стереотипа поведения скотовода и земледельца. Индоевропеец не собирает грибов и лесных ягод, и пища эта для него скорее из ресторанной, чем из «домашней» кухни. Тем более что для него грибы — прежде всего трюфели и шампиньоны, которые на русский слух и вкус — пища малоприятная, да и видано ли есть вслед за свиньями да с навозной кучи? Да и зачем, когда в русском лесу более сорока видов съедобных грибов, названий которых, кстати, даже нет в индоевропейских языках. Лесная ягодно-грибная пища — это самая домашняя, самая народная русская кухня. Очевидно, что она для русского еще более древняя и архаичная, чем хлеб и злаковые.

Разделение homo на подвиды земледельца и скотовода уходит далеко в палеолит, к главному выбору пути существования и всего будущего бытия, к собирательству или охоте, к энергии фотосинтеза или крови.

Стара истина, что человек есть, то, что он ест, но мало кто о ней помнит. Мало кто осознает банальный медицинский факт, что все человеческие клетки делятся и умирают и что через каждые 12 лет человек рождается «заново», он уже состоит из новых, уже совершенно других клеток. Но откуда могут взяться эти материальные субстанции, конечно, не из воздуха и солнечного света, а только из тех клеток, которые мы засовываем себе в рот. Если мы питаемся хлебом, то становимся «хлебной душой», «духом Осириса», если плотью, то перелицованными свиньями, баранами, петухами, быками с человеческим лицом.

Скотовод и земледелец — это два разных класса позвоночных, два разных вида млекопитающих, и разница между ними в том, что скотовод обречен убивать, а земледелец свободен от этого проклятия.

На Руси, а именно в русской деревне, никогда не было профессиональных охотников, охота всегда считалась барской, а в новейшее время — городской забавой. Из записок XIX века Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева «Быт великорусских крестьян-землепашцев» по Владимирской губернии: «Летом ходят в лес за грибами, ягодами, а также «по траву», которую сушат и продают в аптечный магазин. Охотничий промысел отсутствует»; следующий корреспондент: «Охотой и рыбной ловлей занимаются мало»; еще запись: «В лесу собирают только грибы. Охота и рыболовство не развиты.»; от другого корреспондента: «Из диких полезных животных есть только лоси, из хищных животных есть медведи, волки, лисы. Промысловая охота не развита во всем Меленковском уезде»; еще от следующего: «Из всех девяти деревень Ильинского прихода занимается охотой лишь одна семья, все же прочие считают охоту «пустой забивкой ног»».

Даже из практических нужд, живя в самом суровом европейском климате, русский крестьянин не носил шкуры ли, меха зверей. Русский никогда не любил оружия, он не носил кинжал, как финн, он не знал, что такое кольт, он вообще последний узнал порох. Русский фольклор, даже народные сказки не знают героя-охотника, тогда как у европейских детей охотник — это главный герой. Вспомним один из самых распространенных сюжетов русской сказки, где герой как только пытается убить медведя, волка, сокола и даже рыбу, они сразу «одушевляются», говорят человеческим языком и в конечном итоге являются помощниками, но не жертвами. Русский волк или медведь никого не ест, даже лиса никак не может задрать петуха, в русских сказках вы не найдете звериной крови, даже человеческой там больше, и это самое поразительное отличие от немецких, французских и английских сказок. В русских сказках о зверях какое-то странное, до боли знакомое чувство, какого-то колхоза, лесного коллективного хозяйства. Помните, «кто в тереме живет»? Или как удалось вытащить репку? Русский все еще несет в себе генотип и стереотип поведения человека-собирателя, антиохотника, прапредка земледельца.

Собирательство естественным образом подразумевает и бортничество, мед еще одна характерная грань, разделяющая славянство и индоевропейство. Русский единственный сохранил само слово с общих арктических времен (на санскрите оно звучит точно так же «med»), русский язык не знал слово «сахар», и русская деревня последняя из северной расы узнала загадку «сладкий, но не мед». Сахар на Руси вплоть до середины XX века считался заморским, барским лакомством и был всегда дороже меда. Если сахар на Руси мерился на головки и фунты, то мед исключительно на ведра и бочки. Не было русской деревни без пасеки и со времен летописных Русь всегда была главным экспортером меда в Европу. Реконструкция индоевропейского языка показывает, что индоевропейцы знали мед, точнее, напиток из меда, но у них не было названия пчелы, то есть дикий мед они собирали, а вот пчел не разводили, что естественно при кочевой жизни. Европейцы, конечно, тоже знали мед, но он никогда не был и не есть определяющий элемент их кухни, его место точно определяют те 5 грамм запечатанного в пластик меда, который вам подадут в европейской гостинице на завтрак. Европейская кухня не знает медовых пряников, сбитня и понятии «мед» в значении медовухи. Отличие русского от европейца не только в том, что он ест, но и в том, что он пьет. Русский всегда, по крайней мере, до тех пор, пока Петр не завез из Европы водку, а затем установил на нее госмонополию, пил мед^[19]. Он совсем не знал вина и плохо знал пиво, как его понимают сейчас. «Пиво» на Руси значило буквально «то, что пьется» и было, по сути, вторым названием более архаичной, ведической «браги». А главной и долгое время единственной на Руси брагой была медовая, по-нашему медовуха, а по-старорусски просто мед. Пиво, как ячменная бражка, пришла на Русь массово лишь в XIX веке вместе с немецким влиянием, на Руси ведь ячмень сеяли, если ничто другое не росло, на пару, это была четвертая или пятая культура, и это понятно, ячмень как пища для земледельца малоприятен, но он весьма важен для скотовода. Индоевропеец выращивал ячмень, конечно, для скотины, но не выбрасывал остатки и отходы, он научился делать из них свое любимое, национальное индоевропейское, пиво. Именно пиво и никак не мед, скотоводческой по духу и началу своему индоевропейской цивилизации пчеловодство противоестественно, ибо по началу своему подразумевает собирательство, а по духу оседлый образ жизни. Индоевропейцы, как и положено скотоводам, предпочитают ячмень (пиво и виски), но не знают кваса, пожалуй, самого архаичного ведического (вспомним бога Квасуру), и, как бы сказали сами европейцы, аутентичного напитка Севера. Хотя что может быть проще, примитивнее ржаной бражки? Впрочем, что близко земледельцу, то далеко кочевнику, и наоборот. Русский так и не додумался до хитромудрых кока-пепси-колы, фант, лимонадов и прочих газировок. И так было всегда, что русскому близко, то для немца далеко, и в этой корневой русской пословице вся правда о земледельце и скотоводе.

Нельзя не сказать еще об одной «мелочи», от которой русскому здорово, но немцу-европейцу — не очень, это баня. Кажется, русская баня была всегда, она стоит рядом с самыми архаичными героями сказок, Бабой-Ягой и Иваном-Царевичем, в русских сказках Иванушка требует от Бабы-Яги сначала попарить его в баньке, накормить, напоить да спать уложить, а затем уже расспросы вести. О русской бане есть упоминания уже в самых ранних письменных источниках, касающихся Руси, и в «Повести временных лет» (945 год), и в уставе Киево-Печерского монастыря (966 год), и в хронике X века арабского путешественника Ибн-Даста. Какое место занимала баня, или по-старорусски «мовня», уже тогда в жизни русского, можно судить по договору с Византией (относится к 907 году), в котором русичи специально оговаривали, «что русские послы, прибывшие в Константинополь, будут «творити мовь», когда только захотят». Известный русский историк Н. И. Костомаров пишет, что баня у русских была первой потребностью — как в чистоте, так и в своего рода наслаждении, самым главным лекарством от всех болезней: «Коль скоро русский почувствует себя нездоровым, тотчас… идет в баню париться». Баня была обязательна для молодоженов в первый день после свадьбы, таков был обряд, в этой же бане русская женщина рожала детей. И спустя тысячи лет в почти каждой русской деревне^[20] рядом с почти каждым русским домом стоит русская баня, порой даже более крепкая и справная, чем иная изба. Строить такое капитальное сооружение с таким «традиционным» содержанием возможно только при абсолютно оседлом земледельческом образе жизни. И это уникально, ничего похожего мы не видим во всей Индоевропе, там не состоялось даже слово, логос, этого явления. Все, что там появилось, это заимствованная финская «сауна». И то только в новейшее время, широкое распространение она получила в Европе лишь после Второй мировой воины. Этот «сухой пар», очевидный новодел, свидетельствует, что для европейцев баня так и осталась чуждым явлением. На самом деле и для финнов это не есть нечто традиционное и аутентичное. Прежде всего, само это слово, столь близкое сердцу каждого поклонника сухого пара, переводится с финского как «комната из дерева». Сам финский мир надо разделять на две части, восточнофинский (карельский), исторически всегда находившийся в сфере влияния Руси, и западнофинский, который можно назвать и восточношведским. Западно-финская сауна, которая действительно была комнатой из дерева, в значительной степени применялась для сушения, копчения и хранения рыбы, мяса. Восточно-финская же сауна, которая находилась под влиянием великорусских бань, была меньше и использовалась главным образом действительно для мытья. Но распространение сауны среди финнов началось лишь с начала XIX века, и все дело в том, что с XI века по 1809 г. они находились под властью индоевропейцев, шведов, и самое замечательное, что шведы королевским указом ни много ни мало запрещают сауну. Под еще более замечательным предлогом «потребления большого количества дерева и опасности возникновения пожаров, угрозы распространения глазных и кожных болезней».

Очевидно, что если в самой шведской традиционной, народной культуре баня занимала бы хоть какое-то место, то и в королевскую голову вряд ли могло прийти подобное. Да дело и не в шведском короле, вся Европа не моется. Королева Испании Изабелла (конец XV в.) с гордостью признавалась, что за всю жизнь мылась всего два раза — при рождении и в день свадьбы, дочь французского короля погибла от вшивости, папа Климент VII и король Филипп II умирают от чесотки, английский герцог Норфолк покрылся гнойниками, все попросту отказывались мыться якобы из религиозных убеждений. На Руси тоже христианство, но русским попам не приходит в голову запрещать бани (хотя надо отдать им христианское должное, называют они их «поганым местом») и тем более мыться. Русские послы при дворе Людовика XIV писали, что их величество «смердит аки дикий зверь». Может поэтому русские цари, как пишет историк П. И. Страхов, имели обычай, встречая иноземных послов и гостей, вначале приглашать их в баню. Самих же русских по всей Европе считали варварами за то, что те ходили в баню, и извращенцами за то, что ходили как минимум раз в неделю. Впрочем, и у нас не без урода, и у нас был царь, который не любил мыться, не трудно догадаться, что это был «император» Петр, великий индоевропейский просветитель. Вспомним, как написал немец Олеарий после посещения Московии в 30-х годах XVII века, что русские узнали в Лжедмитрии чужестранца по тому, что он не любил бани. Петр кроме всех прочих европейских нововведений еще по-надевал на русские головы парики, которые и были придуманы умными европейскими головами, чтобы спрятать немытые волосы и хоть как-то защитить их от вшей, для того-то их постоянно пудрили и душили. И именно Петр ввел значительные налоги на частные бани, а общественные вообще закрыл. Невероятно, но в Европе, где на чистоту смотрели с отвращением, вшей называли «божьими жемчужинами», и люди настолько отвыкли от водных процедур, что доктору Ф. Е. Бильцу в популярном учебнике медицины конца XIX (!) века приходилось уговаривать народ мыться. «Есть люди, которые, по правде говоря, не отваживаются купаться в реке или в ванне, ибо с самого детства никогда не входили в воду. Боязнь эта безосновательна, — писал Бильц в книге «Новое природное лечение». — После пятой или шестой ванны к этому можно привыкнуть… Можно привыкнуть — к концу XIX века! Но дело совсем не в отсутствии «привычки», беда вся в том же стереотипе поведения скотовода-кочевника. За тысячелетние скитания по Евразии вода всегда оставалась большой проблемой и для его лошадей и скота, и как продолжение для него самого. Он не знал водных процедур, но по-своему он тоже «мылся», и у него была своя гигиена. Татаро-монголы ведь совсем не мылись, имеется в виду водой, но они обмазывали себя бараньим салом, а потом все тщательно соскабливали. Индоевропейцы были все-таки более прогрессивны, по крайней мере, европейская знать, кшатрии из кшатриев, натирали свое тело всякими благовонными маслами и мазями. Правда, в основе своем все эти масла и мази имели тот же расплавленный животный жир, сало, необязательно баранье, но в отличие от татар они не утруждали себя соскабливанием всего этого. Пахло не очень, и прогрессивный и просвещенный индоевропейский ум изобретает «кельнскую воду», одеколон, и тысячи других всевозможных духов. Именно индоевропеец и только индоевропеец мог сделать парфюмерию и косметику фундаментальной составляющей своей экономики. Примечательно, что вместе с парфюмерией появилась примерно в то же самое время при дворе Людовика XIV новая мода на «аристократическое грассирование», на гнусавый прононс, и есть подозрение, что мода вынужденная, что новые модники просто элементарно пальцами (или прищепками) зажимали себе нос или переходили к назализации звуков. Смысл и того, и другого в том, чтобы перекрыть носоглотку, носовое дыхание, что имеет только одно внятное объяснение — чтобы хоть как-то защититься от вони. Мода стала привычкой, привычка натурой, и это вполне может объяснить странный феномен «назализации» европейских языков, так резко отличающий их от славянских. Впрочем, у славянских языков тоже есть свой мини-феномен: в польском видим переход «р» в «ж» и даже в полувокализованное твердое «л», это можно списать на то, что именно Польша подверглась максимальному европейскому влиянию, это ее бесконечные разделы, ее почти римский католицизм и даже французский король на троне.

Индоевропеец не знал «текущей», проточной, воды, он не ощущал, что ее может быть много, он не оседал по берегам рек, он их лишь «пересекал», в реконструкции индоевропейского языка нет слова, означающего «плавать», но есть глагол «per» в значении «пересекать водную преграду», он даже не знал рыбу, не было ее в его словаре. И, разумеется, он не мог знать, что такое «мыльня, мовня», она же баня, он вообще не мог ничего сооружать на берегу реки, в исконно русском месте для русской бани. Он поил свой скот из корыта или чана, и оттуда все индоевропейские водные процедуры. Римские термы это по сути большой чан, потому и воду там не меняли, потому и Галлен не советовал ходить в термы со свежими ранами, ибо это часто приводило к гангрене.

Облагороженное корыто, ванна, чисто европейское изобретение, причем в начале своем вода в ней также не менялась, а лишь доливалась, и в ней не было даже донного слива, а душ, то есть проточная вода, стал применяться лишь в XX веке. Само английское «bath» в первоначальном значении «корыто», итальянское «bacino», французское «bassine» — «таз». Есть странная на русский взгляд мелочь во многих голливудских фильмах, когда герой или героиня вылезает намыленный из ванны и… вытирается полотенцем. Это не прокол сценариста или режиссера, это в подкорке и того и другого, видимо, с тех самых времен, когда намыливали себя жиром ли, маслом ли, салом ли, и далее обтирались либо скоблились.

До сих пор «чисто английское» — раковина с затычкой и манера мыться не под струей воды, а из фарфорового «тазика». Надо ли говорить, что в России на такой хитроумный «аглицкий манер» желающих мыться мало, но у нас тоже есть свое, «чисто русское» — рукомойник, до сих пор популярный дачный умывальник с пимпочкой. Разница между английским умывальником и русским рукомойником в разнице стоячей и проточной воды, в пропасти мертвой и живой воды, в разрыве стереотипов поведения оседлой жизни земледельца и кочевнической скотовода.

Такой же системный разрыв и в отношении к стихии огня. Русская печь также уникальна в индоевропейском мире, как и русская баня, уникальна своей фундаментальностью. Она не только грела и кормила, на ней спали и в ней даже мылись. Русская печь свободно вмещала внутри двоих взрослых, а наверху спали четверо, это было фундаментальное сооружение и в пространстве, и во времени, на ней рождалось и умирало не одно поколение, изба сгнивала меняли венцы, изба сгорала, строили новую, но печь стояла. Очевидно, что такое сооружение мог позволить себе только земледелец, крепко привязанный к земле, месту, пространству, к Традиции^[21]. Русская печь, возможно, есть самое «традиционное», непоколебимое в земледельческой традиции.

Индоевропеец не знал и не мог знать ничего подобного, в его кочевой жизни годился только открытый очаг, самый примитивный и самый мобильный огонь еще со времен неандертальцев. Для индоевропейца открытый очаг тоже есть свое самое «традиционное», которое он пронес сквозь века и сохранил до сих пор в своем любимом камине, все тот же походный костер, но в камне и с трубой, непременный атрибут любого мало-мальски приличного европейского или американского дома. Даже огромные средневековые замки и королевские дворцы отапливались только очагами или каминами, тогда как Зимний дворец отапливался печами. В России камин, конечно, знали, но это было очередное дворянское подражание своим старшим индоевропейским братьям. Современная мода на походные костры — лишь очередная европейская новомодная блажь и больше для антуража, декора, чем для пользы.

Традиция огня это еще и традиция пищи, очаг идеально подходит, чтобы жарить, коптить мясо, что есть определяющее в культуре питания скотовода, русская печь может лишь варить, парить, томить «щи да кашу, пищу нашу». В русском языке нет слова, прямо соответствующего немецкому «braten», английскому «fry» или «grill», первоначально «жарить» означало печь на жару, но никак не на открытом огне. Растительная и молочная пища вообще не терпит жарки, и жареная картошка это тоже чисто европейское изобретение, в России картошку только варили или запекали, жарить научились только тогда, когда появились керосинки, газовые плиты, тоже все чисто индоевропейские изобретения.

Почему у немцев такие замечательные дороги и автомобили, а мы не научились делать ни того, ни другого? Хотя и сделали ракету и проложили дорогу в космос? Дороги — это системная проблема и потребность всей системы человеческого общества, и она никак не связана с интеллектом или трудолюбием каких-либо его членов. Для земледельческой системы, основа которой оседлое родовое общество, дороги не являются жизненно важной и необходимой структурой. Грубо говоря, земледелец и его род и не одно поколение рода может прожить и не выезжая из деревни. Разве что в соседнюю деревню за невестой или на ярмарку за сапогами, но это не та цель, из которой можно сделать стратегическую проблему. Для скотоводческой системы, основа которой всегда было кочевничество, дороги, пути, по определению есть системная структура. Кочевник существует больше в пространстве, земледелец во времени, и для того, чтобы иметь пространство, скотоводу-кочевнику нужны линии. Чтобы иметь пространство, надо быть в движении, и индоевропеец со времен исхода, или изгнания с Севера, уже не может остановиться. Инерция стереотипа переходит в инерцию мышления, и когда индоевропеец слез с коня и колесницы, он придумывает велосипед, автомобиль, паровоз, самолет — все для того, чтобы «per», «пересекать». И в этом ему не было и не будет равных, и это еще раз показывает, что германская раса с «мерседесами» и автобанами — это сливки и соль индоевропейской, или, как они сами любят себя называть, индогерманской расы.

У русского никогда не было «индогерманской» потребности скакать на коне и иметь колесницу, поэтому у него и не будет немецких дорог и «мерседесов», и даже лучшее, что он попытался сделать, «ВАЗ», имеет индоевропейское происхождение. Но русский сделал другое, совершенно другое, он сделал ракету, и он проложил дорогу к звездам. Но разве индогерманец не мог сделать это первым, как тот же автомобиль или паровоз? Конечно, мог, он не глупее, и руки у него растут правильно, даже правильнее, но беда его в том, что для этого нужен другой источник воли и другая жажда. Помните у Розанова — «откуда это у нас, совсем не христианская тяга к звездам?», может, потому, что все наши боги от Солнца и мы его внуки, Даждьбожьи.

Следующая «дьявольская мелочь», педерастия, не менее наглядно подтверждает различные истоки скотоводческой индоевропейской и земледельческой русской традиций. Для Запада это всегда было неотъемлемым «грехом», хотя греховность — уже христианский ярлык. Вспомним древних греков, средневековых рыцарей и их оруженосцев, тех же монахов, у них это было обычным, а значит, естественным явлением. Сейчас в Европы законодательно (!) разрешены гомосексуальные браки, и дело не в морали или этике, дело все в чисто кочевническом генотипе и стереотипе поведения индоевропейца, в их педерастическом «коллективном бессознательном». Кочевник, скотовод, воин, всегда в своем «походном» существовании испытывал недостаток женщин, его половая агрессия вынужденно меняла ориентацию, и за тысячи лет блуждания по Евразии у индоевропейца это засело уже в подкорке. Для русского, для земледельца, в жизни которого женщин всегда было больше, чем мужчин («потому что на десять девчонок» по славянской статистике «девять ребят»), это явление чуждое, просто экзотическое. На Руси о содомском грехе узнали из Библии, а первые упоминания о нем появляются в русских источниках лишь с XV–XVI веков, причем зараза проявляется именно с проводниками ветхозаветной традиции, духовенством. Историк Н. Гальковский в книге «Борьба христианства с остатками язычества Древней Руси» (1916 г.) указывает, что «Уставы преп. Евфросина и преп. Иосифа Волоцкого запрещают допускать в монастырь подростков мужеского пола», и откровенно сообщает, что «этому ужасному пороку был подвержен даже глава русской церкви митрополит Зосима… и близкие царскому двору люди». Ворота педерастии открываются, как только прорубается окно или дыра из Европы: «Со времени Петра Великого противоестественные пороки не подвергаются общественному обличению, как это было в эпоху Грозного. Очевидно, более просвещенное русское общество гнушалось столь низкого порока, хотя слабости относительно седьмой заповеди водились за многими, в том числе за самим Великим Преобразователем. Необходимо отметить, что все высказанное обличителями пороков русского общества должно быть относимо прежде всего к высшему слою русского общества и к жителям больших городов, особенно Москвы». Но индоевропейская революция первого императора и главного педераста затронула только первую и вторую касту: «Народная словесность свидетельствует, что наш народ чрезвычайно высоко чтил и чтит нравственную чистоту и верность»; «народная жизнь свидетельствует, что нравственное начало всегда было сильно и крепко у русских людей».

В деревне этого порока не знали и не знают, в городской культуре это явление тоже из ряда вон, вроде СПИДа, как метка «неприкасаемых». Само государство, российское, потом советское, законодательно преследовало это как уголовное преступление.

И уж совсем непредставимо, ни в сознании, ни в подсознании, чтобы славянские боги-небожители, солнечные боги, могли быть заподозрены в подобном. Тогда как главный скотоводческий бог индоевропейского мира Зевс (Зевс в козлиной шкуре, Зевс с козлиными рогами, главное богатство Зевса не что-нибудь, а именно стадо овец) имеет все, что плохо лежит. Вспомним красивую (для продолжателей Зевса, греков, естественно) историю его любви к Ганимеду, любовь его сына Геракла к Абдеру, сыну Гермеса. А также множество историй, где он в неком зверином облике соблазнял женщин также в якобы облике лани, коровы, лебедя. Перенос «коллективного бессознательного» на своих богов явление естественное, а «коллективное бессознательное» скотовода замешано и на скотоложстве тоже. Библия, главная книга главной скотоводческой традиции, кишит содомией и Гоморрой, и если в конечном итоге Талмуд, а за ним и Евангелие, вынуждены громогласно наложить запрет на педерастию и скотоложство, то это явно означает чрезмерность явления, на которое уже нельзя закрывать глаза. Но стереотип поведения — это эволюционный продукт, за которым тысячелетия скотоводческой жизни, и нравоучениями его не изменить. Известно немало поучений уже средневековых отцов католической церкви против тех же «библейских» грехов и именно для благородного сословия, рыцарей. Новые индоевропейские всадники так и остаются старыми кочевниками-кшатриями, для которых слуга да скот всегда были «ближе к телу».

Но самое главное в подкорке индоевропейца — это кровь, запах крови, жажда крови. В первом приближении первобытный человек начинал с собирательства и охоты и именно с этого началось разделение на два подвида, человека земледельческого, травоядного, и человека скотоводческого, плотоядного. Первая революция в производительности труда произошла, когда собиратель перешел к культивации земли, а охотник понял, что откормить свинью и быка проще, чем гоняться за кабаном и мамонтом. Охотник, потом скотовод, потом кочевник, чтобы жить, убивал всегда, с самого своего начала, и это не просто стереотип поведения, это уже генотип, программа существования. Разделение на подвиды подтверждает разделение на две основные группы крови, известно, что у кочевых и скотоводческих рас преобладает группа крови 0, у них уже нет гена, отвечающего за механизм синтеза жизненно важного белка, этот белок они получают только с мясом. Тогда как земледельческая раса — это народы с группой крови А, этот вид очевидно высшего типа, поскольку у них есть такой ген и такой механизм, они свободны от мяса и от убийства. Строго научный факт, не получивший должного объяснения, понятие группы крови, жесткое разделение на группы крови, есть единственно у человека среди всех существ на земле. Проблема в том, что это не медицинский показатель, а именно видовой, можно пересадить печень и даже сердце, но смешение крови приводит к самоуничтожению, это все равно, что влить кровь свиньи или обезьяны.

Статистика подтверждает преобладание группы А(II) у славянских народов и, что особенно важно, на Русском Севере, хотя соседи по северу (финны, коми, эскимосы) уже с первой группой 0. И обратное, среди германской расы (опускаю из индоевропейской группы романские народы, поскольку там давно и явно уже преобладает южносемитский генотип) доминанта группы крови 0. К слову сказать, самый высокий процент (до 90 %!) первой группы у индейцев Северной Америки, у которых сакральный запрет пахать землю и которые питаются исключительно мясом. Плотоядная раса убивает не только животных, чтобы жить, инерция крови не останавливается и перед человеческой жизнью. Такой простой и очевидный факт: все войны, все великие переселения народов на земле — это захватнические войны скотоводов-кочевников. Как просто ты можешь убить животное, так же легко убить и себе подобного, отобрать и съесть то, что ест он. Всегда «производительность труда» была выше всего у воина, того, кто обладает орудием убийства, по сути охотника и мясника. В современную эпоху индоевропейцу, несмотря на так называемую мораль, гуманность, устав ООН и прочие достижения разума, все равно спокойно не сидится, как только исчезло поколение Второй мировой войны, начали пробиваться Вьетнам, Югославия, Ирак. Сублимация «крови» — мощный источник всей индоевропейской культуры. На чем построена вся современная западная литература, кино? На «элементарном» убийстве, 99 процентов «духовной» пищи индоевропейца это детективы, триллеры, вестерны, боевики, блокбастеры, ужастики и тому подобное, где кровь уже стала пятым элементом, а убийство элементарным явлением. Феномен англосаксонской культуры, безусловно, детектив, для всего мира английская литература это Конан Дойл, Диккенс, Агата Кристи и полчища подобных, облизывающихся, наслаждающихся кровью. Феномен русской культуры в священности, святости крови. Главный, если не единственный русский детектив, «Преступление и наказание» Достоевского, не ищет убийцу, он очевиден и примитивен, но доказывает, что кровь никчемной старухи так же священна, как и кровь «наполеона» Раскольникова. Русская литература вплоть до XX века вообще не знала такого жанра, как детектив. Смерть в русской литературе это всегда редкость и всегда «через чур», за некой чертой, на грани святотатства. Смерть Ивана Ильича, Болконского или Карениной у Толстого это картина великой тайны жизни, переходящей в великую тайну смерти.

Современная российская, но уже не русская, литература тоже пытается писать, как занятно и хитро можно убивать, но это все жалкое подобие и провинциальное подражанье, нам никогда не догнать Англию по количеству и качеству детективов, боевиков, триллеров и т. п. Современная музыка индоевропейцев это тоже на 99 процентов поп-, хард-, панк-, металл-, рэп- и прочий рок, музыка агрессии, жажда плоти и крови. Бездуховность западной традиции имеет вполне простое объяснение: практически во всех религиях и традициях мира существует аксиома — кровь это дух («Душа тела в крови, — говорил Господь Моисею, — не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякого тела есть кровь его»;), а дух это кровь, и, отбирая тысячи лет чужую кровь, неважно, у коровы или у человека, индоевропеец растворяет свой дух в тысячах своих жертв. Великий закон Солнца гласит — невозможно безнаказанно убивать беззащитную тварь. Как бы легко и просто это ни было. С каждой новой жертвой мы приближаем себя к духовной, то есть «вечной», смерти.

Вегетарианство индоарийцев инстинктивно, как вообще инстинктивна реакция человека на вид крови. Всякая этика и нравственность, попросту рефлексия поведения, лишь внешняя форма внутренней сути, сущности инстинктов. Связь между принципом ахимсы и духовностью Востока самая прямая и короткая, там, где пренебрегают чужой жизнью, опустошают собственную. «Каждому воздастся…», и возмездие неизбежно, закон кармы лишь выражение арифметики Космоса, известной нам как третий закон Ньютона, любое действие всегда вызывает противодействие. Ответ будет, и отвечать придется, как бы ни казалось после сытного, но кровавого бифштекса, что жизнь удалась.

Для индоевропейцев тем более это закон, оставленный еще их «отцом» Ману: «Сколько волос на шкуре убитого животного, столько раз убивающий животных из прихоти принимает насильственную смерть в будущих рождениях».

В чем, собственно, проблема двух цивилизаций, вернее двух путей человеческой цивилизации? Казалось бы, если земледельцы хотят есть хлеб, а скотоводы мясо, это их личное дело, в конце концов, на земле всегда жили и процветали и травоядные, и плотоядные хищники^[22].

Но проблема в том, что человек, убивающий на земле, будет убивать и в космосе. Это просто невероятно, но как только индоевропеец переступил космический порог, первое, что ему пришло в голову, это звездные войны. Все американские книжки и кино о космосе про борьбу с неким космическим врагом, про войну с марсианами, о захвате земли инопланетянами, убивают уже не десятками или тысячами, а целыми планетами. Уже детей воспитывают мультиками и компьютерными игрушками, как надо убивать тех, кого еще не видели, не знаем. Этот страх перед Космосом имеет явную сублимацию крови, пролитой на земле. Индоевропеец будет точно так же очищать новую планету от индейцев, как он это делал в Америке. Американский конгресс уже рассматривает перспективу «звездных войн» и программу разработки космического оружия. Разум бессилен перед инстинктом скотовода-убийцы, он не понимает, что космос это обитель богов, это абсолютный порядок и что гармонию не позволено будет нарушить никому, и уж тем более мясникам с планеты Земля.

Гармония космоса это гармония энергии, это проблема выбора пути Вселенной, хватит ли «светлой» материи и энергии для сохранения самого космоса или Все будет расширяться, разрушаться и растворяться в Ничто, во Тьме? В космосе идет своя битва между светом и тьмой, между хаосом и порядком, творением и разрушением, и у разума тоже стоит свой выбор. Как и сказано в Левите, не плоть просит плоти, а душа требует крови, программа работает на убийство, разрушение, энтропию. Человек еще не знает своего могущества, даже господь не без страха осознал, что «он стал одним из нас», что он не только разрушит земной рай, но рано или поздно научится разрушать планеты и звезды.

Разум, великая космическая сила, созданный еще более великой силой, как оператор между материей и энергией, и пойдет ли он по «светлому» Каинову пути, «созидая» звезды, или будет проливать кровь, энергию, убивая жизнь и разрушая материю, ведомый некой страшной силой к безжизненной и холодной вселенной, к тьме, к Аду?

Увы, это также означает, что главная и окончательная битва Каина и Авеля, битва Севера и Юга, Востока и Запада, на Земле неизбежна. Пока человек, сын бога, будет убивать, убивать божественную сущность, ему закрыт путь наверх, в небеса, в космос.

Пока жив скотовод, человек будет убивать себе подобных. Не странно ли, что изощренный западный интеллект так и не смог дотянуться до элементарной восточной мудрости, выраженной в древнем китайском стихотворении:

Уже много сотен тысяч лет (!)
Мясо, положенное тушиться в горшок,
Бывает причиной ненависти и негодования,
Которые трудно погасить.
Если вы хотите знать, почему множатся
Армии и почему воюют в мире,
Прислушайтесь к жалобным крикам,
Которые доносятся в полночь со скотобойни.

Вегетарианец не прольет чужую кровь, кровь для него высшее табу, его инстинкт это его мораль, а не наоборот, он не ест плоть не потому, что это неправильно, аморально, но только потому, что это «противно», противно его духу, его физиологии, его божественному началу. Это первичней всякого воспитания, дрессированных рефлексов и всяких заповедей «не убий», и это в первоисточнике человека, в его первопроблеме Каина и Авеля. Даже в библейской, Авелевой, традиции рождались очевидные откровения, один из основоположников талмудизма, еврейский мудрец и философ Йосеф Альбо объяснял, что Каин считал людей и животных равными, поэтому не видел за собой права убивать скот, и, исходя из этого, сделал следующий логический шаг: если люди и животные в действительности равны, то тот, кто лишает жизни скот, сам достоин смерти, чем и оправдывал в своих глазах убийство брата. Правда дальше, как и полагается, мудрец обвиняет Каина, что он приравнял человека к животному, за то и был проклят. Не стоит забывать, что и Библия, иудейская, скотоводческая традиция, говорит, что первый человек был вегетарианцем и только после падения (!) и изгнания из рая он стал питаться мертвечиной, стал убийцей.

Но вегетарианцы все-таки остались, и это может быть самым главным доказательством, что рай на Земле был, что был Золотой век, когда люди жили рядом с богами и были богоподобны. И все дороги к тому раю ведут на Север. Вегетарианство как явление среди людей уникально, и оно уникально еще тем, что присуще только северной традиции и проявляется только в северной расе. Индоарии донесли и сохранили на юге Евразии, может, самое главное наследие Севера. Ортодоксальный брахманизм, многоликий индуизм и даже буддизм как религии вторичны, всех их объединяет одно и главное зерно Традиции, жизнь от энергии Солнца, но не от мертвой плоти. То, что они в течение тысячелетий удержали себя от падения, говорит о великой силе и инерции Традиции.

Удержались не все. Все индоиранцы и почти треть индоариев пали под ветхозаветную традицию, приняв ислам. Русь тоже не устояла, но надо помнить, что русское православие, единственное в охристианевшейся северной расе, сохранило понятие поста и ограничения в повседневной жизни использования животной пищи. В высшей степени это касается старообрядчества, вобравшего в себя древнерусское жречество, а русские волхвы, как и ведические брахманы, не питались плотью. А староверы позволяли себе мясо только 49 дней в году, и то это была в основном дичь и никогда говядина. Что есть пост? Это добровольный, осознанный отказ от мясной и даже вообще животной пищи, причем без всякой особой религиозной, христианской, мотивации. Не зря «самые-самые» христиане, католики и еще более склонные к Ветхому Завету протестанты так и не восприняли идею поста. Это явление явно вне- и дохристианское, оно неизвестно у семитов, оно вообще отсутствует в других расах и чуждо какой-либо традиции, кроме северной земледельческой.

Разделения на расы, народы, племена не главное, поскольку вторично. Первое и главное, как всегда, было в самом начале, а вначале были Каин и Авель, человек разделен только на два вида, один хранит жизнь и питается Светом, лучами Солнца, от фотосинтеза, другой живет под страхом смерти и питается жизнью, трупами.

Разделения на религии и учения не главное, поскольку вторично. Первое и главное, как всегда, было в самом начале, а «в начале было Слово» и «Слово было Бог», а Слово и есть Традиция, поэтому Традиция превыше веры, религий и учений, коих много, а Традиция есть одна, Традиция Рая на Земле, Традиция Севера.

Противостояние Каина и Авеля и есть История, и история цивилизации говорит, что компромисс между ними невозможен. Это борьба двух человеческих родов, борьба межвидовая, биологическая, космическая. Авелю, чтобы есть и чтобы быть, надо убивать, это его «Я», его Ego, его программа, и, с космической точки зрения, не важно, убить ли скотину, человека, цивилизацию или планету, это все возвращение к Хаосу, тьме, к максимуму энтропии и холодной Вселенной. Для земледельца порядок, гармония во Вселенной необходимое условие для фотосинтеза, Каину, чтобы есть и быть, необходимо и достаточно, чтобы, попросту говоря, Солнце каждый день вставало над землей и так продолжалось вечно.

В этой борьбе должен быть конец и должен быть победитель, и в Библии есть достаточно ясный ответ, Каин «убивает» Авеля, но это убийство символическое и знаковое. Речь идет не о буквальном убийстве, переводчики Ветхого Завета написали то, что хотели услышать. В буквальном значении Каин в своем начале «возвысился» над Авелем или, иначе, Авель «пал» перед Каином, и в этом надо видеть не только наше, человеческое, начало, но и нашу «земледельческую» правду, нашу силу, нашу победу.

Глава X

РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Что первое сделали большевики? Окрасили Россию в К-РАсный цвет, заменили кривой крест на гиперборейскую звезду и перенесли столицу из Петербурга в Москву. Что есть Октябрьская и действительно Великая революция 1917 года? Пробуждение и возвращение к полярному и солнечному эргрегору? Разумеется, ни большевики, и никто другой из участвовавших в битвах на пороге эры Водолея, не могли ничего об этом знать, как не может знать ни одна клетка в организме о поступках и целях самого человека, но есть знаковые символы, новые метки, обозначившие направление. Почему новая Россия вся стала вдруг и именно «красной»? Символ «красного», то есть солнечного, во всех областях жизни — Красная армия, Красное знамя, Красная звезда, Красная площадь, вплоть до колхозов «Красный путь» или «Красная заря» и заводов «Красный треугольник» или «Красный подшипник». Красный цвет доминирует в политике, жизни, быту. Уничтожение распятия, извращенного креста, и связанного с ним черного, «поповского», цвета. Октябрьскую революцию скорее можно назвать Великой антихристианской, чем социалистической революцией, коммунисты сделали свое дело и ушли, но успели переломить хребет христианству на Руси.

«Воинствующий атеизм» коммунистов был направлен против попов, против самой церкви, и по сути был зовом самого глубинного «коллективного бессознательного», был рецидивом Веры, и, как показала история, во спасение Рода.

В чем конечный результат Красной революции? Уже нет коммунистов, почти не осталось красного цвета, государственная община разрушена и разворована… По сути единственный и непреходящий результат революции в том, что Россия очистилась от внутренних и потому главных врагов, от иудохристианской первой и индоевропейской второй каст. Двадцатый век, на пороге эры Водолея, стал для Руси чистилищем, большой чисткой от чужой и собственной грязи и необходимым самоочищением перед великим переходом в новую эру, к «новой Заре».

Россия стала чисто «крестьянской» страной, ведь даже купечество и собственная буржуазия сбежали от русской революции. Все, что мы сейчас имеем, город, промышленность, наука — это плод русской деревни, пусть даже в 3-м — 4-м поколении, что для самой традиции ничто. Еще один великий знак, первый человек, побывавший в космосе, обители богов, родился в смоленской деревне, сын русской крестьянки и крестьянина и в имени и в фамилии которого как бы случайно звучат те же корни Ра-Ар. Русское, солярное, имя «Юра» не имеет никакой связи, даже этимологической, с греческим «Георгий» (в котором главный корень «geo» — «земля»), оно было известно на Руси задолго до того, как родился греческий святой. «Юра» одно из самых архаичных даже не славянских, а русских имен, также как и «Шура», которое тоже никак не связано с искусственно прилепленным «Александр». Прилепляли при крещении попы, для которых не было, да и не могло быть таких святых, как Юра и Шура. Можно добавить, что и фамилии Королев и Гагарин тоже с солярным корнем.

Еще большевики перевели Россию на декретное время, и мы до сих пор живем по нему, как бы не замечая. Чего это вдруг новая власть вздумала в самом своем начале (а это был один из первых декретов Советской власти), как бы торопясь не успеть, в самое тяжелое для себя время, будить Россию на час раньше, еще ближе к восходу Солнца? Мы знаком и часом отделили и отдалили себя от Европы, это был не только политический, но и прежде всего символический разрыв с Индоевропой. И мы приблизили себя к Заре. Как любили выражаться большевики, может, особо не вдаваясь в суть, «Вперед, к заре Нового мира».

Возвращение священного огня на Русь. Теперь вместо церкви человек идет к открытому перед солнцем капищу: в каждом городе и даже городишке на самом лучшем, «лобном» месте появляется священное место, где горит огонь, и его называют «вечный (!) огонь». И уже не важно, что там рядом написано о революционерах и павших солдатах, человек видит огонь, и он идет на огонь. Почему молодожены так легко отказались от смрадного кадила и теперь несут цветы к священному огню? Эта новая, а на самом деле очень и очень старая традиция Севера, когда человек ни один свой праздник не мыслил без жертвоприношения Солнцу и его частице на земле — огню, это самое-самое наше «мистическое», наше «коллективное бессознательное»^[23]. Еще — главный «вечный огонь» у Кремля в Москве (и множество других по стране) в пятиконечной гиперборейской звезде, наидревнейшем архетипе Севера, Полярной звезде. Сент-Ив д'Альвейдр сказал, что «у русского народа мистицизм в крови и что ему не надо ничему обучаться», в этом и ответ, откуда и почему именно пятиконечная «красная» звезда, откуда вдруг возродился культ огня, кто научил этому большевиков, а они весь народ. «Мистицизм в крови» означает силу «коллективного бессознательного», того самого родового сознания, невидимого, но все еще мощного. Поэт, как продолжение народного сказителя, всегда был ближе к этому сознанию: «Пойми великое предназначенье / Славянством затаенного огня: / В нем брезжит солнце завтрашнего дня / И крест его — всемирное служенье» (М. Волошин).

Почему новая идеология так усиленно и целенаправленно (даже если и слепо) прививала культ огня и солнца с самого детства? Что такое красный пионерский галстук как не языки пламени? Как не знак огне-солнце-поклонников? Замечательно, что в советское, «красное», время лучших из нового поколения принимали в пионеры в особо торжественном ритуале на лобном месте у священного, «вечного» огня. Это и есть инициация в высшем смысле Традиции. Важная деталь, тогда не принимали, а именно посвящали в пионеры. Это было «посвящение» Огню, инициация огнем. Огромные пионерские костры на пионерских праздниках и в пионерских лагерях, главный детский журнал «Костер», главная детская радиопередача «Пионерская Зорька», главная детская игра «Зарница», главная детская песня «…пусть всегда будет Солнце…». Какое это имеет отношение к марксизму?

У пионеров был свой гимн и главная строка в нем «…всегда будь готов». К чему должно быть готово поколение, крещеное огнем? Пионерское приветствие «Будь готов! — Всегда готов!» сильно напоминает, но главное, предвосхищает во времени: «Heil! — Sieg Heil!» А сам пионерский жест? Откуда большевики взяли именно это, чтобы ладонью вверх и большим пальцем к «печати Каина», к шишковидной железе, каналу защиты? Сакральный обрядовый жест, так же как фашистский, ладонью вперед, но только он его предупреждает, и во времени, и в астрале. Именно первое поколение пионеров, которым было до 25 лет, пролило главную кровь в Великой войне. Да, это была великая битва, но Атлантида опоздала, Россия, как наследница Севера, успела за невероятно короткий исторический срок сбросить с себя индоевропейскую надстройку и ветхо-новозаветное жречество, успела причаститься огнем и Север, там наверху, успел прийти ей на помощь.

Как только Российская империя рухнула, какая первая общенациональная идея охватила Красную Россию? Это был Северный полюс. Уже не было Ленина, еще не было Сталина, но в 1926 году был издан декрет ЦИКа, декларирующий, что границы СССР замыкаются на Северном полюсе (!) и проходят по линиям долготы до середины Берингова пролива на востоке и до точки сухопутной границы на западе. Удивительно, зачем большевикам Северный полюс? Удивительна была и реакция индоевропейского мира, он просто этого не заметил, посчитав видимо за глупость новых варваров. В самом деле, кому нужен был тогда этот полюс со своими льдами? Но вот еще нищая и бедная крестьянская страна всем миром строит новые ледоколы и самолеты ради в общем-то бесполезного и бессмысленного жеста, покорения, а точнее, возвращения (ибо покорять там нечего) Северного полюса. Особенно странно это выглядит на фоне остальных северных наций, гораздо более богатых и разумных. Ни Европа, ни Канада, ни тем более Штаты не понимали и не имели такой блажи. И тем не менее, новая Россия сделала это, что по тогдашним масштабам было сравнимо с покорением космоса, вся страна болела за Папанова, Челюскина, Шмидта, Чкалова и встречала их как национальных героев, как позднее Гагарина, и все мальчишки мечтали о севере и о полюсе, как позднее будут мечтать о космосе. Великая война возвращает к земным делам, но, оправившись, Россия первой прокладывает дорогу в космос и к полюсу, первый в мире атомный ледокол достигает самой великой, самой священной и самой загадочной точки, врат Севера, «пупа Земли». Никто не задается вопросом, зачем столько титанических усилий и ресурсов для достижения некой точки во льдах, потому что понимают, знают — знает «коллективное подсознательное», что надо быть, и надо быть первым. Самым сложным в экспедиции было доказать свое первенство в физическом мире, в Яви, и с атомохода спускают в точку полюса специально изготовленную металлическую плиту с гербом страны, которую не сможет унести подводным течением. Этакая многотонная весточка от благодарных потомков, что память жива и свеча не угасла. В целом, странное мероприятие, не имеющее ни экономического, ни военного, ни научного смысла. Даже в новой России, снова почти павшей перед индоевропейцами, происходит подобно «бессмысленное», в 2007 году с ледокола спускаются водолазы и водружают государственный флаг на дно океана на ту же священную точку.

Это был один из главных знаковых символов новой эпохи и одновременно древней северной традиции. К этому же знаку относится идея, безумная, даже блаженная, прежде всего на индоевропейский взгляд, русского философа Н. Ф. Федорова перенести русскую столицу на Север, на полуостров Рыбачий. Само название работы говорит обо всем: «Северная будущность России» — «…Столица, перенесенная на перешеек между Мотовскою губой и Варангским заливом, имея передовой пост на мысу 70° с.ш. получит многообразное значение: заменит С.-Петербург, освободит Россию от западного влияния. Перемена в перенесении находит свое наглядное выражение. Как есть полюсы геометрические, магнитные, термические, так будет полюс социальный — полярная столица».

Интуиция мыслителя близка к сакральной точке северной расы, 72° с.ш., и это самый символический знак, здесь та самая земля, где полярная ночь длится 40 дней от дня Сварога (14 ноября) до рождества Коляды-Ярилы (православный Филиппов пост) и 40 дней после, до начала Масленицы (праздник Сретенья — встречи Весны 2 февраля).

Великий и священный период 40 дней, 40 дней от смерти до воскресения Осириса. Сорокадневный христианский пост, сороковой день поминания усопшего, впрочем это вне ветхозаветной традиции, это как раз от северной, «языческой». Еще до христианства на Руси знали, что душа умершего 40 дней томится на земле, пока не «воскреснет» в мире предков, Прави. Сорок дней полярной смерти Солнца это приблизительно 72° с.ш., Кольский полуостров — Ямал (ведийский Яма) — Обская губа. Авестийское «арья-варта», «страна арьев», которую они называли «Хайрат», а ведические индийцы «Бхарата», «у великой реки Даити, впадающей в большое соленое озеро Воурукарта, арии поселились и основали государство, которое они стали называть царством Хайрат». Река Байдарата, впадающая в Обскую губу, у якутов Ледовитый океан — море Арат, а Воурукарта уж очень напоминает Воркуту. Топонимы «варта» наиболее часто встречаются именно на северном Урале и в Западной Сибири (Вартовское, Нижневартовск). Выделяется присутствие лексемы «яр» на Таймыре (Ярто, Ярото, Яраяха, Ярудей) и в целом по северу Сибири (Красноярск, Белый Яр, Красный Яр, Яры, Уяр, Тас-Ярях, Яр-Сале, Чунояр, Яркино, Ярцево, Урай, Юровск, Нарьян-Мар).

На санскрите «jarya» — «заря», и эти древнейшие топонимы есть память о том, что именно здесь появлялся Яр-Ярило, бог Весны-Зари и нового Солнца. Вспоминаются великие строки Махабхараты:

Здесь по полугодиям встает златокудрое солнце.
И наполняет словами мир, именуемый Суварна.

Почему нас так тянет на Север-Суварну? Как у Тютчева: «О Север, Север чародей, иль я тобою околдован, иль в самом деле я прикован к гранитной полосе твоей…» Мы до сих пор не знаем, почему с такой неистовостью уже тысячи лет тысячи перелетных стай с каждым новым Солнцем возвращаются на Север, но кажется мне, что наша тяга «наверх» из той же великой северной тайны.

Из ближайшего исторического периода только между 11-ю и 8-ю тысячами лет до н. э., во время потепления в арктическом регионе наступило время, пригодное для проживания, и именно тогда предки ариев-земледельцев зачем-то возвращаются в Заполярье из более южных областей, отделившись от остальной расы на несколько тысячелетий. Зачем? В умеренных широтах климат стал еще более благодатным, ледники отступили, девственные леса, луга и озера кишели живностью. Но тем не менее, явное уменьшение находок орудий труда и предметов первобытного искусства в тех же умеренных широтах относится именно к этому периоду.

С точки зрения наиболее консервативного ядра кризис выглядел как деградация, а те, кто смирился и приспособился к новым условиям, — как ренегаты-отступники. В то же время, традиционалисты-консерваторы не могли не понимать глобальность и необратимость изменений, но ценность Традиции была для них безусловно выше бессистемного, пусть даже относительно благополучного существования. Быть может, часть из них ощущала даже нечто подобное религиозному чувству богооставленности позднейших эпох. Разность в образе жизни неминуемо вела к разнице стереотипа поведения, а значит, к размежеванию и конфронтации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что какие-то группы людей, пытавшихся сохранить инерционное и более «духовное» существование, могли, постепенно удаляясь от своих более конформистских сородичей за отступившим ледником, достичь северной оконечности материка и закрепиться на ней. Это переселение, в отличие от спонтанного рассеивания оставшихся, осуществлялось максимально большими группами, под руководством каких-то вождей, имевших не столько воинский (как в поздний период), сколько духовный, жреческий авторитет.

Гипербореи — самое инерционное ядро Арктиды, первые консерваторы, первые и истинные традиционалисты.

Главными знаковыми символами новой советской эпохи несомненно явились красный цвет, красная звезда, серп и молот и новый герб. Сам герб содержит тоже немало замечательных знаков, прежде всего это пятиконечная звезда и солнце, причем это именно восходящее солнце, а звезда восходит именно над Северным полюсом. Не случайно проекция земного шара повернута так, чтобы на «лобном» месте показать полюс. К чему это большевикам и Солнце, и полюс? Во-вторых, обрамляющие земной шар колосья пшеницы, явное и даже буквальное выражение земледельческой цивилизации, хотя сами большевики не очень жаловали крестьян, считая своей опорой рабочий класс. А призыв герба и всей новой эпохи может звучать и так: «Пролет-АРИИ всех стран, соединяйтесь!», тем более что само это иностранное слово для тех же рабочих и крестьян было малопонятно, но зато было близко ударение на раскатистом «А-Р», видимо, как отголосок того самого «арского-расского» земледельческого «коллективного бессознательного». И на земном шаре стоит еще печать серпа и молота, причем серп накрывает молот, а не наоборот, острие серпа явно уходит к точке Северного полюса, и туда же указывает наконечник молота. И вся эта фигура сама по себе свастична с наклоном в 45 градусов, что наводит на явную параллель с фашистской свастикой, но важно, что ее предупреждает. Серп и молот с проекцией на Север закрывает Русь на гербе как охранная печать, как щит, в преддверии великой битвы с Западом.

Почему Красная Россия главным своим символом выбрала пятиконечную звезду? Самый простой ответ: позаимствовав по случаю новую царскую форму (сделанную, кстати, по эскизам «языческого» живописца Васнецова), так называемую «буденновку» с красной звездой на лбу, а вместе с ней и саму звезду. Вспомним, что в традиции «звезда во лбу» и есть та самая «печать Каина», случайно ли это? В таких глобальных исторических процессах случайностей быть не может. Откуда и что есть пятиконечная звезда? Ее главный символический смысл в направленности, именно в избранности направления «вверх», а «вверх» это всегда было для северной расы Север, а точнее, полюс^[24]. Пятиконечную звезду знали уже в Древнем Египте, и именно там она первоначально была символом не просто звезды на небе, а именно Полярной звезды. По самым ранним египетским мифам душа фараона возвращается на Полярную звезду, и над головой умершего фараона в гробницах изображалась пятиконечная звезда, позднее память о Севере угасает (хотя и в позднединастическом Египте сохраняется миф о том, что древние боги-цари пришли в Египет с севера), и уже душа фараона связывается с Орионом, а пятиконечная звезда символизирует просто звезду на небе. Из-за прецессии под Полярной пятиконечной звездой надо понимать не именно альфу Малой Медведицы, а звезду, которая определяет север и полярную ось, которая всегда «наверху». Большевики не знали звезды до 1917 года, они лишь «вовремя», и может быть «случайно», подхватили ее из рук, также, возможно, «случайных» Васнецова и Николая II. И еще: сами большевики не могут объяснить, откуда и зачем взялась свастика на первых советских деньгах. Можно уверенно сказать, что ни Николай II, ни Ленин, ни министры финансов не имели какой-либо глубокой задней мысли, это тоже произошло «случайно», возможно, по прихоти того неизвестного художника, кто их придумал, или так захотелось какому-то члену какой-то комиссии. Это уже не так важно, важно, что этим был кем-то и кому-то дан знак. Большевики лишь были орудием в руках высшей воли, мы никогда не видим и не знаем прямой воли Высшего, нам доступны лишь производные того, что вершится там, наверху. Но Традиция говорит: «что внизу, то и наверху»; наука утверждает: «микрокосм и макрокосм тождественны»; мы должны помнить, что битва идет и на земле, и на небе, и на небесах не все безоблачно, мы бьемся, чтобы победили наши боги, а наши боги бьются и за нашу победу.

Перенос столицы, сердца России, из Петербурга в Москву трудно объяснить минутной слабостью большевиков, якобы испугавшихся Юденича. У Юденича было мало шансов с его пятнадцатитысячной армией, и, как показали дальнейшие события, его потуги оказались жалкими, то ли дело Деникин, Корнилов и весь «Белый» Юг России. И Москва была заведомо в большей опасности, чем Питер, и Белая армия была практически в одном шаге от Москвы, и у большевиков тогда действительно серьезно встал вопрос об отступлении и переносе «центра» новой России. Но белые разбежались по европейским углам, и Москва вернулась. Петербург, самый нерусский, анти-русский город, всем своим видом и все своим духом, всей своей сыростью олицетворял Запад, Атлантику. В чем самая главная пропасть между Питером и Москвой? Роза ветров в Петербурге имеет преимущественно западное направление, и он питается энергией теплых атлантических циклонов, он стоит на болоте, «на воде», количество солнечных дней в году не более 30 %. Все остальное, архитектура, менталитет, дух — лишь производные. Петербург абсолютно искусственный город, химера на теле России, созданная Петром Великим, великим индоевропейским зомби. Химерность его сразу стала бить в глаза и даже в нос, когда, потеряв подпитку из России, он стал на глазах разрушаться, смердеть, превращаться в фантасмагорический имперский город-призрак, провинциальный город-музей. Москва это центр Великой Русской равнины, над которой господствуют северные антициклоны, и энергетика ее солярная, а остальное тоже уже производное.

В чем главный «смысл» большевиков? Какую главную задачу они выполняли и выполнили? Выбор высшей воли был весьма жестким и кровавым, но, видимо, единственно спасительным, только тоталитарный кулак, только сжатая в единый кулак Русь, а в ее лице и Север, мог отразить «Drang nach Osten» Запада, а в его лице Атлантиды. Ленин и Сталин, разрушая старый мир и строя новый, на самом деле успели всего за двадцать лет (!) прежде всего очистить Русь от ее пятой индоевропейской колонны, дворянства и прямой атлантической нечисти — немцев, французов и прочих, и главное сцементировать страну, уже неважно сейчас под какой идеей или флагом, перед новым и самым страшным ударом Запада. Сталин и Ленин ушли, но они сделали свое дело, и Россия выстояла, хоть и самой тяжелой за свою историю ценой. Большевики уничтожили империю, уничтожили треть населения, это страшная арифметика, если только не высшая математика всевышних сил. История не знает «если», но абсолютно точно, ни Николай, ни царская, то есть дворянская, армия, ничто не могло бы спасти Россию в этой последней битве с тевтонами. Семнадцатый год был нужен, чтобы был сорок пятый. Гитлер не Наполеон, он пришел не повоевать, это была и не война, это межвидовая смертельная схватка человеческих видов, Каина и Авеля, скотоводов и земледельцев, Арктиды и Атлантиды, Запада и Востока, заката и восхода. И Авель снова пал!

В этой схватке были две главные битвы, Сталинградская и Курская, и обе они были на ключевых рубежах Расы, на Волге, священной Ра, и Курском поле — Курукшетре^[25]. Есть еще и определенная, символическая очевидность: это была битва пятиконечной звезды Гипербореи, которую как бы вдруг водрузила на свое знамя Русь, и свастики, которая так же вдруг и беспричинно стала знаменем новых тевтонов. На самом деле, под Сталинградом и на Курском поле «красная звезда» боролась не со «свастикой», а с немецким вермахтом, новыми тевтонами. Символом же вермахта, как и самого рейха, так и остался «Adler», германский орел, тевтонский, римский, греческий, новоатлантический — американский, и самый главный индоевропейский скотоводческий тотем. Причем он трижды был изображен на новом тевтоне: нарукавная нашивка, нагрудная и головная на фуражке, символически он держит руки, сердце и голову, то есть власть его абсолютна. Это тот орел «тысячелетнего рейха», которого скинул с вершины рейхстага русский солдат, все тот же «ратай-ратник», и уже под орлом, в когтях этого орла, была свастика. Хищник символически держал знак Севера и Солнца как добычу, готовый принести ее в жертву.

Для германской традиции свастика всегда была тайным, чисто эзотерическим, знаком, то есть вне самой народной традиции. Ее никогда не вышивали на рушниках и занавесках, не вырезали на фронтонах домов, как на Русском Севере, не пекли печений-козулей свастичной формы как на русскую Масленицу и даже не использовали в виде декора, как это делали строители древнерусских храмов. Самих названий свастики в русской традиционной культуре было великое множество (коловрат, посолонь, ярга, яровик, солнцеврат, полезень, святодар, цветок папоротника, святоч, огнивец и др.). По подсчетам омского автора В. Н. Январского, их насчитывается целых 144!

Сами имена, ее логосы, в германских языках незначительны и абстрактны («Fylfot» — «многоножка», «гаммадион» — буквально «крест буквой Г», «hakenkreuz» и даже по-немецки примитивно прямолинейно «Judenheisskreuz» — «антисемитский крест») говорят о том, что свастика как символ была для традиции понятием отвлеченным, посторонним, если не чужим. Сам Гитлер не любил называть это свастикой, для него это был Hakenkreuz, всего лишь «загнутый крест». По свидетельству Конрада Хайдена, биографа Адольфа Гитлера, символ свастики появился рядом с ним на первом публичном выступлении в 1921 году: «Новое красное знамя с черной свастикой в белом диске было развернуто в первый раз. Эффект был столь ошеломляющим, что даже сам Гитлер был приятно удивлен». Как он напишет позднее: «Гитлеру понравилась новизна и какая-то энергетика этого символа. «Это то, что надо для Нового Рейха», — сказал Гитлер». Надо добавить, что фюрер сделал древнейший символ еще «новее», перекосив на 45 градусов, поместив в круг на красном фоне. Конечно, ничего случайно с такими историческими последствиями не происходит. И конечно, Гитлер не был бесноватым дегенератом, это был человек огромной интуиции и с огромным даром германского «коллективного бессознательного», но он так и не осознал до конца (даже сам главный идеолог свастики Хаусхофер считал ее символом «грома и огня»), в чем суть «новизны» и, главное, какая именно «энергетика» в этом солярном символе. Эта энергетика дала ему бурное начало, но и привело к страшному концу. Свастика не могла быть, куда ее ни рисуй, орудием против Севера, она всегда по определению и ключ к нему, и самый прочный замок. Гитлер и Третий рейх были без сомнения воплощением самого тевтонского духа, духа и дела Deut-Тота, матрицей Атлантиды в Индоевропе, но свастика для них была троянским конем Севера. Ни Гитлер, ни Гиммлер, главные почитатели свастики, никогда не понимали, зачем и почему они это носят, отсюда бессознательное беспокойство, всякого рода судорожные попытки найти ответ, экспедиции в Тибет, на Кавказ, тибетские монахи в ставке в Берлине, разочарование и страх, запрет и гонение всех тайных орденов и даже астрологов. Принципиально, что свастика не была знаменем Нового Рейха, она была знаменем партии, партии «социализма», пусть и с приставкой «национал-», и главным хранителем знамени и самого символа был по должности и по сути Борман. Самая загадочная, даже мифическая, личность рейха, ни вокруг одного германского лидера нет столько мифов и легенд, существует даже такая, что он был советский агент, и важно, что эта легенда исходит от англоамериканской разведки. Никто не узнает, правда ли это, но это и не так важно, достаточно назвать его «агентом влияния Севера», или в данном историческом случае Востока, что одно и то же. Его фамилия тоже непростая деталь, «Бор-ман» это «человек Бора», то есть Борея, Севера и, главное, он несет линию «mann» в «ger-man» cкой расе, в противоположность «herr» — другим главным носителям знака: «Гитл-ер», «Гиммл-ер» и «Гер-инг». Есть свидетельство откровения Бормана после решения фюрера идти на Восток — «это конец Германии». Не секрет, что именно Борман был лидером партии сторонников войны с Англией и США, не секрет и вражда Бормана и Гимлера, лидера партии сепаратного мира с англосаксами. Борман преклонялся перед Бисмарком, который «сделал Германию», но который был убежден, что «Drang nach Osten» это ее погибель. И которому принадлежат слова, достойные германского гения: «У Германии нет врагов на Востоке, но они есть на Западе».

Но роль и место Бормана это частный вопрос, а вот роль и значение свастики во взлете и крахе нового германского рейха ключевая. Никто не может сказать, почему в самые решающие моменты самых решающих битв на Востоке Гитлер становился явно неадекватен и принимал явно иррациональные решения, которые приводили в смятение генералов и в конечном итоге — к военным катастрофам. Это из области иррационального, почему вдруг фюрер действительно становился «бесноватым», словно какая-то неведомая сила закрывала его разум, затемняла дух и отрезала источники интуиции. Хотя в начале войны, до русской кампании, Гитлер показал себя гениальным военачальником с действительно гениальной интуицией. Самые показательные и ключевые моменты «Drang nach Osten»: первоначально операция «Барбаросса» была утверждена на две недели раньше, но именно Гитлер вопреки мнению Генштаба настоял на дате 22 июня, то есть после летнего солнцеворота, уже в «темное время» года, разворота Солнца в ночь и время правосторонней свастики, время разрушения и самоочищения; уже через два месяца после взятия Смоленска перед вермахтом прямой и свободный путь на Москву, Сталин уже сам понимает, что город не отстоять, сибирские дивизии еще далеко, Жуков не успевает, начинается эвакуация столицы, но в решающий момент Гитлер вдруг останавливает наступление и решает брать Киев, чем приводит в замешательство всех генералов. Вермахт мог уже по инерции докатиться до Москвы, и фюрер практически своими (или не своими) руками сорвал взятие русской столицы, более того, он обескровил группу армий «Центр», перебрасывая лучшие части на Юг. Что-то двигает его на Волгу, и он убеждает генералов, что Сталинград важнее Москвы. Битва на Волге — это великая битва, но кроме великого героизма русского солдата в ней есть и нечто необъяснимое. В послевоенных мемуарах генералов вермахта красной нитью проходит главная мысль: по всем законам военной науки, по всем законам кшатриев, армия Паулюса не могла не взять Сталинград. Попытки объяснения сводятся к тому, что лишь бездарные и противоречащие друг другу приказы Гитлера, нерасторопность Генштаба, бездействие Паулюса привели 300 тысяч немецких рыцарей в котел, на очередное Ледовое побоище. В наших источниках все попроще, воля к победе и гений наших генералов. Но где была эта воля к победе, пока нас не загнали до священной Pa-Волги? А бездарность наших военачальников, не выигравших ни одно сражение до этого и сдавших пол-России, оправдывается лишь поговоркой «победителей не судят».

Сталинградская битва по продолжительности и ожесточенности боев, по количеству участвовавших людей и боевой техники превзошла на тот момент все сражения мировой истории. Сто тысяч квадратных километров, 2 миллиона человек, до 2 тысяч танков, более 2 тысяч самолетов. По результатам эта битва также превзошла все предшествовавшие в Новой истории. Под Сталинградом русские бились не просто с немцами, а уже с индоевропейцами, советские войска разгромили пять армий: две немецкие, две румынские и одну итальянскую. Враг потерял убитыми, ранеными, плененными более 800 тысяч солдат и офицеров^[26]. Участники битвы вспоминали о необъяснимом внутреннем подъеме перед сражением и вообще о странной атмосфере вокруг, воздух, «эфир», был как бы наэлектризован, пахло «войной» и какой-то особенной энергией, «было уже не страшно умирать», как написал в своей книге участник битвы Н. Некрасов. А в войне, как известно, побеждает тот, кто не боится погибнуть. Надо добавить, что вся советская операция на Волге — Ра-Ранхе — шла под кодовым названием «Уран», древнегреческой кальке Ра. И еще один аспект «северно-гиперборейской атмосферы» всей русско-германской битвы проявился в природе, известно, что зимы 1941/42 и 1942/43 годов были самыми суровыми за все XX столетие. И не странно ли, что фюрер подвел (или опять же, его подвели) все главные свои наступательные операции на Восточном фронте под самые «русские морозы». Смоленск был взят ранней осенью, и по планам германского Генштаба взятие Москвы должно было быть завершено до начало холодов, но Гитлер остановил наступление, взял ничего не решающий Киев и только в декабре двинулся на Москву.

Одним из главных оправданий перед ставкой в провале наступления на Москву немецкие генералы совершенно серьезно и обстоятельно по-немецки, выставляли «русскую Зиму». У солдат в фуражках и полуботинках отмерзали уши с конечностями, танки не заводились, орудия заклинивало, в «Барбароссе» было предусмотрено, возможно, многое, но точно не валенки и не зимняя смазка для танков. Также Сталинградская битва началась в декабре и закончилась 2 февраля (начало древнерусской Масленицы, Сретенья — встречи Зари). Паулюс докладывает, что чуть ли не главными противниками армии являются «холод и голод», Геринг обещает Гитлеру по воздуху прорвать окружение и обеспечить армию всем необходимым. Но двигатели самолетов еле заводятся, и они еле долетают, полевые аэродромы не успевают очищать от непрерывного снега, в результате наступает не просто военная, а какая-то тотальная катастрофа. Это была настоящая «русская зима»! А что такое морозы? Это не просто низкие температуры, это прежде всего северо-восточные ветры, арктические антициклоны, дыхание, «Дух» Арктиды. И для кого-то он смертелен, воистину, «что русскому хорошо, немцу смерть».

Кадры сталинградской кинохроники — сдающихся стройными колонами немецких дивизий — одни из самых впечатляющих за всю войну. Худые, сгорбленные, грязные, обросшие и обмороженные германские кшатрии, обмотанные рваными тряпками ноги и головы «новых тевтонов», вызывают фантасмагорическое чувство смеси ненависти и жалости, особенно рядом с немецкими кадрами берлинских военных парадов, на которых «новые арийцы» в блестящих мундирах чеканят шаг. В немецких воспоминаниях о Сталинградском сражении знаковое место, кроме холода и голода, занимают ужасы мириадов вшей, буквально: «Невозможно было застегнуть пуговицы на рубашке». Кроме простых человеческих страданий в этом есть что-то сакрально-божественное, кармическое, для германских воинов, благородных кшатриев, это сродни ткнуть их носом в дерьмо, а по ведическим законам это означало автоматически и навсегда перейти в «неприкасаемых шудр».

Как ни странно, «внечеловеческий» аспект этого решающего момента подтвердил Черчилль в своем заявлении после Сталинграда: «Ни одно правительство в истории человечества не было бы в состоянии выжить после таких тяжелых и жестоких ран, которые Гитлер нанес России… Россия не только выжила и оправилась от этих страшных ран, но и нанесла немецкой военной машине смертельный урон. Этого не смогла бы сделать ни одна другая сила в мире».

Почти по Гоголю: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»

После Сталинграда Гитлер объявил траур и впервые приспустил «орла». Его неадекватность прогрессировала, в ключевые моменты принятий решений он проявлял странную одержимость, у него развивался глазной тик, тряслись руки, он переходил на крик, словно опять некая сила вторгалась в его разум. Странно, но фюрер не любил носить военную форму, во всяком случае в своей ставке он всегда был в простом кителе и без тотемного орла, но всегда с повязанной свастикой. Уже через полгода он подвел себя и «высшую расу» к последней и главной черте, к Курскому полю, к полю Куру, там, где когда-то кауравы в сердце своей земли разбили кшатриев в такой же Великой Битве, «Маха Бхарате». Спустя тысячи лет «новые кшатрии» собирают новую скотоводческую орду^[27] для новой битвы, знаковой операции «Цитадель». Невиданное по масштабам сражение собрало с обеих сторон свыше 4 миллионов человек, более 13 тысяч танков, около 12 тысяч самолетов, и это была действительно крупнейшая битва в истории человечества со времен Махабхараты, где говорится, что на поле Куру погибло более миллиарда человек и осталось в живых лишь несколько миллионов. Примечательно, что в Махабхарате есть прямые указания, что и первая Курская битва была сражением невиданных «железных колесниц» и «летающих вайтманов», изрыгающих огонь, дым и смерть. В мемуарах немецких воздушных «асов» есть сообщения, где говорится, что небо настолько было затянуто дымом, что было невозможно было даже видеть самолет противника и тем более отличить его от своего, оружие применялось практически вслепую, и, тем не менее, «неким странным образом самолеты люфтваффе поражались сверху». В те времена не было еще понятий о НЛО, но в воспоминаниях очевидцев той битвы есть странные места о непонятных, невиданных до этого «явлениях на небе» и опять же, как и при Сталинграде, о «странном воздухе», не только из пороха, дыма и огня, со странным запахом самой атмосферы.

Известно, что советская авиация только после Курской битвы завоевала господство в воздухе и прочно удерживала его уже до конца войны. Конец войны стал очевиден и для германских скотоводов-кшатриев, но прежде всего стал очевиден конец самого германского вождя, фюрер стал слабеть и телом, и духом, к концу войны в пятьдесят с небольшим лет он выглядел дряхлым стариком, сгорбленным, с трясущимися руками, речь его переходила от шепота к неврастеническому крику, он становился немощнее и, главное, «тщедушнее», дух его иссякал, уже не было того фюрера, который приводил в экстаз стадионы и площади, заряжал энергией своих генералов. Наоборот, словно некая другая сила полностью подавила его и явно вела к самоуничтожению.

После краха рейха свастика полностью исчезает, как бы уходит, сделав свое дело, более того во всей Индоевропе она вне закона, связь с ней грозит тюрьмой, и это замечательно, потому что теперь вся Европа, и Германия тоже, во власти англосаксонского, то есть атлантического, эргрегора. Притом, что сам Adler, германский орел, главный государственный символ Третьего рейха, остался неприкосновенным и судя по новому гербу, еще больше распушил крылья. Борман оказался вдвойне прав, сказав, что это конец Германии. Оказался прав когда-то и, может быть, самый «сумрачный германский гений» Гете: «…Злосчастный народ, он плохо кончит, потому что он не хочет понять самого себя, а каждое непонимание самого себя вызывает не только поношения, но и ненависть мира и создает внешнюю угрозу… Судьба покарает немцев, потому что они предали себя и не захотели быть тем, что они есть».

После новой Курукшетры серп и молот со звездой как бы гаснут, снова растворяются во времени, сделав свое дело. После войны, то есть главной победы, коммунистическая идея уже как бы затухает, не то чтобы она была совсем плоха, просто она сделала свое дело и снова ушла, точнее, отошла на время.

Логичен вопрос о конечном результате главной победы. Германия воссоединилась, стала главной европейской силой, финансовой и промышленной, полностью под колпаком англосаксонского «Северо-Атлантического» союза. «Красной России» больше нет, новая Россия слаба и раздавлена, ей всучили вместо красного, огненного флага трехцветный атлантический, вместо солнца с серпом и молотом посадили двуглавого орла-уродца, русский дух кажется окончательно растворился в индоевропейской поп-культуре, вновь повылезали из всех щелей ряженые попы с кривыми крестами, неужто и впрямь козлиное умопомрачение Иванушки достигло критической отметки и Авель «поднялся» над Каином?

Последняя «Великая битва» выиграна, но главная битва будет всегда внутри нас: будем ли мы приносить жертвы чужому богу и «очищаться кровью», как завещано было Авелю, или останемся «последователями Солнца» — «сака-хара», «питающимися светом», как и следует потомкам Каина и внукам Даждьбога.

В «Махабхарате» есть комментарии и на эту тему, где говорится, что вторая битва при Курукшетре будет окончательной, знаменующей конец Кали-юги, но после нее будут еще 60 лет сумерек, самого темного времени перед рассветом, и вот уже после них появится новая Заря.

Россия полетела в Космос, Россия поняла, что впереди ее ждет главный враг — новая и последняя матрица Атлантиды, последний рубеж Авеля, Америка.

«Куда несешься, Русь? Дай ответа! Не дает ответа…» — хотя географически направление очевидно — на Север. Отброшен весь Юг (Казахстан, Средняя Азия, Кавказ) и весь, даже славянский, Запад — Прибалтика, Украина и Белоруссия, все западные и южные славяне (поляки, чехи и т. д.) окончательно ушли под атлантический эргрегор. Так называемый центр масс в XXI веке Русь перенесла на Урал, даже приполярный Урал. Разве это не возвращение? И разве это отступление?

Одна из загадок, и, может, самая главная в русской истории, в некой «неприкосновенности» русской территории. И в самой этой территории. Взгляните какой огромной дугой и огромным радиусом с центром на полюсе простирается русская земля от Кольского полуострова, границей с Индоевропой, до Берингова пролива, границы с Америкой-Атлантидой. Какие битвы и какие испытания выдерживала эта земля на протяжении всей кровавой русской истории. Русь, имперская Россия, советская Россия и вновь Россия выстояли, несмотря ни на что, не пустили врага ни с Юга, ни с Запада, ни с Востока. Где сейчас эти половцы, гунны, монголы? Сколько раз ломились тевтоны, шведы, поляки, французы, немцы, вся Европа на Восток, и сколько раз в ответ русский крестьянин шагал по столицам этой Европы? Удивительное, чисто русское, как от каждого натиска в ответ крепла Русь. И как точно Черчилль, один из главнейших врагов России, вынужден был сказать: «Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, и по восстановлению, на которые она каждый раз оказывалась способна». И так же точно это выразил Л. Толстой, когда сказал о русской истории (точнее, о великой русской загадке), «что все в ней образовывалось в пользу русского народа».

Почему в русской географии, истории, культуре Север это все? Почему для Расы так важен Север? Холодный, безжизненный, явно более враждебный к современному человеку, чем Юг? Почему память о Севере сохранилась во всех осколках Традиции?

Меру — пристанище богов — находится на севере, в Ригведе о горе Меру говорится, что она пронизывает землю насквозь, образуя на южной полусфере свою противоположность, «дурную Меру», прибежище демонов. В «Махабхарате» говорится, что на собрании богов они сидели лицом к северу. На санскрите север «уттара», что также означает «верхний, высший». Римляне почитали север, так как считали, что его небеса расположены «выше и ближе к жилищу Юпитера». Греки помнили, что Крон все еще царствует далеко на севере над Молочным морем и знали, что там же родина Аполлона. Старшая Эдда рассказывает, что Один с «северной части неба» озирал мир. В Традиции «пуп земли» это и есть Северный полюс. Даже в чисто южной, иудейской традиции остались шумерские отголоски Севера. В Библии Исайя говорит: «Взойду на небо, и сяду на горе в сонме богов, на краю севера». Псалтирь (7 псалом): «Ибо не от востока и не от запада и не от пустыни (юга) возвышение», остается только Север.

Полюс всегда оставался во всех традициях некой вершиной мира, и понятие «Русь» и в географическом, и в геополитическом, и в сакральном смысле есть последний рубеж Севера, «подножие вершины». Как тут не вспомнить слова Серафима Саровского: «Русь — она есть подножие престола Господня! Русский человек должен понять это и благодарить Бога за то, что он русский». Бог дал русскому самую прочную почву и опору, землю, в самом буквальном геофизическом и геополитическом смысле. Русский и сибирский щиты являются самыми устойчивыми на нашей планете, по сравнении с нами весь остальной мир сидит на пороховой бочке, у нас самые богатые минеральные, энерго- и биоресурсы, у нас половина чернозема и треть пресной воды. Потепление климата будет катастрофой для Индоевропы, Атлантика возьмет «своих», исчезнут Англия, Скандинавия, Франция, Средиземноморье, Солнце начнет сжигать Юг, и он будет превращаться в пустыню, и только «подножие Севера», Россия, получит божью благодать.

Эта огромная, великая и священная территория дана русскому народу-земледельцу, последнему хранителю Севера, для защиты и охраны последней линии обороны цитадели Севера. Слова русского солдата, крестьянина и земледельца, «велика Россия, а отступать некуда, за нами Москва», это частность, в сокровенном «коллективном бессознательном» всегда подразумевалось: «за нами Святая Русь, Светлая земля, Суварна, Север». Это невероятно, как крепко сидит в нашем «коллективном бессознательном» приставка «святая» — «святая земля, Святая Русь» это и в русских сказках, и в православных молитвах и в советских агитках. Святая это и священная и светлая, это память о Свете Севера. И этимология тождественна — «свят-свет-север».

Может, мы здесь только и для того, чтобы выстоять, может, прогресс и благополучие не наша самоцель, Россия никогда не была и, видимо, не будет самой «передовой» державой, это еще одна наша загадка, почему, несмотря на интеллектуальный потенциал и природные ресурсы, мы их не реализовали, видимо, наша главная цель и участь — держать «передовую» по всем линиям фронта, держать, пока стоит ночь Сварога, пока Даждьбог спит мертвым сном. Может, только для того, чтобы нести и донести свечу, пока не наступит новая Красная Заря. И если мы выстояли и все еще несем, значит, не зря, значит, Заря неизбежна.

Общий индоевропейский миф о грядущей гибели-обновлении мира и богов в огне. Эсхатологическая идея Севера: мир после гибели Арктиды стал грязным и порочным и его ждет гибель и очищение в мировом пожаре. В новом мире после последней битвы со злом будет царствовать царь-Солнце. Индийский Калкин, тибетский Гэсэр, скифский Колаксай, красный всадник, аватара солнечного Вишну, в русских сказках Солнце — красный всадник, зороастрийский спаситель, сын Заратуштры, Хварачитра — «солнце-рожденный», скандинавский Бальдр. Индоевропейский бог солнца не только грядущий обновитель мира, но и настоящий царь блаженной страны, земного рая — Швета-двипа, Шамбала, Беловодье, греко-скифская Гиперборея, иранская Кангса. Именно оттуда — с Севера — выведет на последнюю битву свою рать спаситель мира, Солнце-царь. В северной традиции власть имеет солярно-огненную природу. У иранцев огненное воплощение власти именовалось «фарн», сияние-нимб. Недостойный может завладеть престолом, но не фарном. Европейская корона, символ власти, тоже когда-то имела солярно-огненную природу, но после мятежа кшатриев нимб-фарн исчез, и пришлось заменить его примитивным обручем, но обязательно из золота, вечного и желтого металла — как примитивизация солнечного блеска-фарна.

Авеста точно объясняет, как закончился Золотой век и почему солнечный фарн деградировал до золотой короны. Конец связан с грехопадением царя Йимы, когда он объявил себя богом, отказался от вегетарианства, научил людей убивать скот и приносить кровавые жертвы, и тогда лишился фарна, связи с солнцем, и был свергнут и убит царем-драконом Ажи (Аги). Мифологически здесь сказано о падении и измене второй касты, мятеже кшатриев, как причине конца Золотого века и династии «Солнечных» царей.

Глава XI

ДЕД И БАБА

Земледелец северной расы по истокам своим и по природе своей общинный тип, родовой. Чисто физически он может жить, выживать, только сообща в общине, только всем родом. Прежде всего, северное земледелие по определению рискованное занятие, неурожайные годы неизбежны, и выжить в таком испытании может помочь только община. Хуторской, частнособственнический уклад противоестественен Северу, и, во-вторых, земледелец не может позволить себе держать наемное воинство, поэтому выжить в борьбе против кочевничества он может только всем миром, всем родом. В этом еще одна грань пропасти между русским и индоевропейцем, на Руси всегда была и будет сильна общинная, «коммунистическая» идеология, это неотъемлемая внутренняя структурная составляющая русского типа, и это лишь подтверждает его преемственность от северной земледельческой расы. Эта идеология внутренне связана с древней Верой, в русском сознании, в русской семантике как нигде еще занимает главенствующее место понятие Рода. Значимо, что в языке незыблемой осталась тождественность рода как человеческого племени, с Родом как верховным богом, родоначальником, начальником рода. У русского родовое сознание, он появляется на свет — он родится, его родят, иначе, выводят в Род, деторождение по-русски — «продолжение Рода». Банальное сокращение «роддом» имеет то же древнейший сакральное значение «дом Рода», русские — народ, земля его родина, близкие ему люди это родные, это родственники, чужие ему это у-роды, судьба его то, «что на роду написано». Феномен коммунизма, то есть попытки вернуться к родовой, точнее народной, общине, мог воплотиться именно здесь, именно у русского генетически заложены вместе понятия «мое» и «народное», у индоевропейца все это вызывает естественным образом отторжение, у него вообще не осталось такого понятия «род», «народ», с тех пор как он покинул «родину» в поисках лучшей скотоводческой жизни, остались только «люди» («leute», «people»), арифметическая сумма, количество, не переходящее в качество. Кочевнику не нужна община, в отличие от хлеба, продукта человеческого труда, скот как продукт эволюции вполне самодостаточен, питается самостоятельно, рождается тоже, а убить его и уж тем более съесть лучше, конечно, «индивидуально». Для скотовода род сузился до семьи, мой дом и моя семья — вот моя крепость и моя родина, индоевропеец всегда будет демократом и либералом, это его внутреннее структурное качество, стереотип поведения кочевника- скотовода. Он так же, как во времена кочевничества, будет «легок на подъем», ибо родина для него там, где стоит его личный дом, там, где хорошо лично ему, его семье. Во всех индоевропейских языках родовое понятие «родина» съежилось до семейного выражения «земля отца (или матери)» — fatherland, motherland и т. д. Стоит посмотреть на карту мира и убедиться, что уже не осталось ни одной щели, куда бы ни забились индоевропейцы. Потеря «родины» это потеря якоря и Традиции, и все это вытекает из потери связи первого и третьего поколений. При кочевом образе жизни старшее поколении становится все более обременительным и неизбежно теряет свое родовое и даже родственное значение. У индоевропейцев уже потеряны «бабушки» и «дедушки», от них остались только «большие мама и папа», grossmutter и grandfather, составные, а значит, второстепенные и позднейшие термины. А ведь именно через бабушек и дедушек к внукам и внучкам проходит связующая нить поколений и самой Традиции, сами понятия «баба» и «дед», сохранившиеся у славян-земледельцев, имеют изначальное сакральное значение в Традиции. Первые слова русской сказки «жили-были дед да баба» имеют буквально первейшее значение, можно сказать, что именно с них начинается славянский род. Дед (Дидо, Дзяд) одно из самых архаичных божеств славянского пантеона, прямо связанного с миром предков, возможно, изначально это глава предков, пребывающих в Нави. О его «начальности» говорит и то, что он известен и как Дед-Всевед (или Дедо-Господь) — солнце, божество весенних гроз. Соль славянской архаики (как и у наиархаичнейших египтян) в том, что все боги — ипостаси солнца.

Баба это древнейшая Праматерь, Богиня-Мать, сохранившийся реликт матриархата, это тоже глава предков, но уже по материнской линии. Примечательно, что шумерская богиня Нин-ти, которая буквально являлась праматерью человечества, имела еще другое имя, и по-шумерски оно звучало так же — Баба. Важно, что в русской традиции «баба» это не просто женщина и, тем более, не девушка, а именно рожавшая женщина и еще в фертильном возрасте, способная к деторождению.

Русская Баба-Яга сохранила немало общего с шумерской Бабой, у которой было еще одно имя Нин-хурс-аг, и не только окончание, но и умение летать по воздуху, гипертрофированные груди и связанная с этим плодовитость, злобный и сварливый характер, но при этом способность оставаться помощницей и даже спасительницей человеческого рода. Корень «яг» в санскрите в главном своем значении «жертва», и наша Баба-Яга дословно «жертвенница», «женщина, приносящая жертву», но также и «жертвующая собой», что по смыслу совпадает с подвигом первой матери первого человека на Земле.

В русском обществе все еще держится родовая традиция начального воспитания и передача первоначальной родовой информации от Бабы и Деда внукам и внучкам. У каждого из нас, или подавляющего большинства из нас, была, или должна была быть, своя Арина Родионовна. В земледельческой традиции женщина несет не меньшую трудовую нагрузку, чем мужчина, она только на время родов и вскармливания младенца дает себе передышку, и в советское и в постсоветское время, когда Россию из деревни загнали в город, русская женщина все равно не может позволить себе, в подавляющем большинстве, посвятить себя воспитанию детей, и это в целом благо, потому что только к зрелости, если не к старости, человек накапливает в себе родовую память, знания и традицию.

К этому можно добавить еще одно знаковое отличие славянской традиции от индоевропейской — минорат, привилегии младшего в наследственном праве и наиболее важной чертой его являлось наследование младшим дома и соответственно родового очага. Младший сын традиционно оставался со стариками, заботился о них до самой смерти, именно он получал от них максимум опыта, уклада жизни и родового знания, и именно он хоронил родителей, совершал принятые традицией поминальные жертвоприношения, что наряду с наследованием родового дома и очага как таковыми и определяло его особую роль в культе предков, он оставался хранителем культа предков. Отец умирая, всегда благословлял «младшего на корню сидеть». Все русские сказки сохранили основу, где все главные герои, Иван-дурак, Иван-царевич и просто Иванушка, обязательно младший сын, более того, старшие сыновья даже противопоставляются ему и нередко рисуются в отрицательном аспекте. Это связано, видимо, с тем же, что они раньше уходят из дома, «от корня» и получают меньшую долю соков этого корня, меньше Традиции. В известной русской сказке отец перед смертью завещает трем сыновьям по одной ночи дежурить у него на могиле, первым должен идти старший, но он уговаривает младшего Ивана идти вместо себя, так же поступает и средний брат, в итоге именно младший получает от отца, символически от «предков», самое главное наследие.

Сказки сказками, но до сих пор на некоем ментальном уровне у русских младший или просто поздний ребенок считается самым любимым и даже самым умным. По русским традиционным представлениям, ребенок, родившийся в семье последним, обладает магической силой. Возможно, это не только ментально, возможно, и на клеточном уровне передается и генетическая информация, и информация вообще, то есть опыт родителей, а значит и предков, и соответственно поздние, значит, младшие дети уже с рождения более «традиционно» запрограммированы. Опять же, все иначе в западной традиции, где наследует старший, более того, в аристократии, то есть высшем, «всадническом» сословии, младший не получает титула, родового герба, то есть даже символически отрезается от предков.

Наши бабушки и дедушки все еще нянчатся и воспитывают внуков и внучек, это происходит в инерции традиции, проще говоря, «с любовью», тогда как у индоевропейцев Запада этот краеугольный камень традиции полностью отсутствует. Его камень в парадигме «сделай себя сам», для этого не нужны узы, и даже «цепи» традиции, для этого нужна «свобода» для себя и как продолжение свобода от ближних и дальних. Индоевропейцы отбросили за ненадобностью не только дедок и бабок, но и внуков, остались лишь грамматические термины «дети детей» (grandchild, children's children, Kindeskinder).

В русском осталась и следующая родовая цепь Пра-(дед, баба), уже полностью утерянная индоевропейцами, уже никак не сказать «gross-grossfatter», приходится объяснять придаточными предложениями. Корень «пра» один из древнейших реликтов, восходящий к истокам северной расы, он в ведическом предке богов Бра(х)мане (транскрипция «бра» это чисто английская, в реальном санскрите первая буква более глухая, произносится с придыханием и потому ближе к «п», чем к «б») и в египетском Ра (учитывая, что точное произношение древнеегипетского письма нам неизвестно), или даже первичнее Ра. В самом слове «первый», также как и «правый», корень «пра».

Также только в славянских языках, но наиболее полно именно в русском, сохранились архаичные понятия, указывающие не столько на родственные, сколько на родовые отношения — сват, кум, деверь, шурин, свояк, золовка, зять, теща, тесть, свекровь, невестка. Подобная система связей была еще в санскрите, и как раз это поразительное совпадение русских и санскритских корней (свояк — свака, свекор — свакр, сноха — снуша, шурин — швашурья, деверь — деврь, зять — зата) показывает важность именно родовых отношений в древнем арийском обществе, когда два маленьких рода, две семьи из большого Рода, связывались именно родственными отношениями, это укрепляло Род и было фундаментом земледельческой общины. Русские до сих пор понимают кумов, сватьев, зятей и т. д. именно как своих родственников. В русской традиции резко осуждалось кровосмешение, которым признавалась связь с родственниками вплоть до шестого колена, причем очень показательно, не только по кровному родству, но и по свойству. Это осталось и в православной традиции, грехом считался брак с родственниками и по духовной линии, между кумовьями, крестниками и их потомством. Хотя с буквальной генетической точки зрения это не может быть кровосмешением, зато резко расширяет границы и возможности рода, возможно поэтому земледельческий род, русский народ, обладает такой землей и такой стойкостью.

С другой стороны, на другом индоевропейском полюсе, у романо-германской ветви родовые отношения полностью исчезли, остались лишь позднейшие, практически юридические термины «sister-, mother-, brother- in-low» и прочее, они члены семьи, но не рода, и только по формальному закону, но не по природной крови. В западной традиции уже отсутствует запрет на родственные браки по «духовной линии», более того, сняты табу на связи по второй и третьей крови, например, между двоюродными и троюродными братьями и сестрами, что явно сближает их с чисто скотоводческой семитской традицией. Библия при внимательном прочтении — это полная история кровосмесительства, начиная от Авраама. Это объяснимо, при кочевом образе жизни у скотовода весьма ограниченный выбор, весь его род суживается до кочевого племени, которое по природе своей всегда ограниченно.

Столь же логично, что у них более сильными стали «домовые» связи, те, что «внутри своей крепости», или своего кочевого обоза, — тети, дяди, племянники, кузины. Примечательно, в русском языке «племянник(ца)» явно архаичнее, термин указывает еще на принадлежность к «племени», а не к семье, он так и не развился до индоевропейского уровня, также в русском вообще не состоялся термин «кузен, кузина», это понятие громоздкое, трехсложное (двое-(трое)родная сестра, брат), как бы застывшее в своем основании и все еще подчеркивающее степень рода.

Это все указывает на архаику земледельческой общины, где культ предков и родовые отношения были во многом важнее семейных уз, ибо, повторяясь, северная земледельческая раса могла выжить только Родом, отдельная семья, хутор, были обречены.

Возможно, самым главным отличием русского православия от индоевропейского христианства и есть сохранившийся в цельности культ предков. Возможно, маленькая, но самая яркая деталь этого культа есть русский феномен колокольного звона. Еще в XVII веке Ян Рейтельфельс сообщал, что в дни Пасхи русские горожане «по обычаю звонили в колокола не переставая… что в ушах гудело». Колокол это чисто языческое, от предков, чуждое, незнакомое палестинской традиции, по поверьям колокольный звон призван был утешить души предков. Вообще из русского христианства, православия, культ предков просто выпирает. Поминки, поминания, панихиды, молебны, отпевания, соборования, вся эта богатая, даже чрезмерная по сравнению с западным христианством обрядность чужда ветхозаветной традиции, откуда вышло христианство, вся она чисто языческая. Любой русский, даже не сильно православный, зайдет в церковь, чтобы поставить свечку «за упокой» своих покойных родных, и это скорее, чем «за здравие» живущих. Русский сквозь христианство пронес веру в предков в поминках о них на девятый и сороковой день, чего не сохранилось в западном христианстве, как вообще в новозаветной традиции. Также обилие местных святых и старцев, склонность к обожествлению простых смертных в православии, в отличие от самого «индоевропейского» христианства — протестантизма, есть проявление глубинного и архаичного культа предков.

В этом культе принципиально важным было сжигание покойника, так душа возвращалась к своей огненной, то есть солнечной, природе. Ветхозаветное погребение в земле шло от «глиняного», земного происхождения человека и возвращения его к «праху», к ничто.

Для Севера погребение как земное пожизненное заключение, как запрет на возвращение к Солнцу. Еще один славянско-индоевропейский водораздел, если на Руси «предков», как называли покойников в Древней Руси, сжигали почти до середины второго тысячелетия нашей эры^[28], то в Европе последние захоронения такого типа отмечены в конце бронзового века. И греки, и римляне, и вся христианская Индоевропа разлагалась в прах, возвращалась в «глину», сжигали на кострах только чумных да ведьм, «слуг дьявола», и то, что сжигание, «кресение» по-древнерусски, являлось позорной смертью, подчеркивает пропасть этого водораздела. Примечательно, что у финно-угров, расы охотников, смерть в огне считалась самым ужасным концом — концом Существования.

Для родового сознания принципиальны и детали: по законам Авесты человек после смерти должен быть положен лицом к солнцу, созерцание мертвым солнца очищает его от всех содеянных им грехов. Принципиальный вопрос в Авесте — «Когда прошло лето и наступила зима, а человек умер — как поступить с умершим?» Умереть в «плохую» половину года, после летнего и до зимнего солнцестояния, то есть в ночь, считалось наказанием, но человека все равно не хоронили до возвращения солнца, ибо были уверены, что душа должна вернуться к солнцу («…и тогда пусть положат мертвого лицом к Солнцу»). Иначе она считается потерянной среди предков, она уходит во тьму к темным силам.

Культ предков питался несомненно чисто полярной идеей переселения души, точнее, ее «воскресения» в новом теле, с явной параллелью воскресения солнцебога, регулярного возвращения главного предка — Солнца. В русской традиции смерти как таковой нет, мир мертвых это лишь «тот свет», а не этот «белый свет».

Примечательно, что идея реинкарнации еще раз роднит славян и индоариев, но она чужда всем западным индоевропейцам, от древних греков до германцев, и это еще раз отделяет их от Севера. Это они подтвердили на церковном Пятом Вселенском Соборе в 533 году, когда изъяли из новой индоевропейской религии понятие о переселении душ.

То, что Север был изначально чисто земледельческой расой, подтверждает феномен индоариев. Индоевропейцы, индоиранцы и индоарии, ушли с Севера общей волной, но почему потом произошел разрыв на Запад и Восток? Почему только самые ортодоксальные «индоевропейцы», самые близкие к Ведам индоарии, остались растительноядными? Причин, конечно, было много, но одной из знаковых точек разрыва, образно говоря, было отношение к корове. Очевидно, что священность коровы это не блажь новых жрецов-браминов и что это не могло возникнуть во время перекочевки с Севера, очевидно, что наоборот, во время походной жизни, когда нет земледелия и урожая, самый простой выход переключиться на животную пищу, что собственно и выбрали индоевропейцы и иранцы, точнее будет сказать — тот, кто не удержался, не выдержал, изменил вере и предкам, тот и ушел на Запад, тот и стал индоевропейцем. Индоарийский феномен вегетарианства, которому тысячелетия и у которого неизвестно начало, потому что начало бессмысленно искать в Индии, этот уклад, эта философия и религия пришли с Севера, все это самое «историческое» доказательство измены и падения индоевропейцев. Последними из индоевропейцев, кто еще хоть что-то помнил о Севере, были греки, но и они сохранили самое главное: «Гиперборейцы питались исключительно древесными плодами, не употребляя мяса» (Гелланик, 485–400 до н. э., греческий историк.); «Гипербореи совершенствуются в справедливости, не употребляя в пищу мяса, но питаясь древесными плодами» (Пифей, 380–310 гг. до н. э., греческий географ, астроном и математик.); «Люди, живущие там, питаются просом и другими злаками, плодами и кореньями; а где есть хлеб и мед, там из них приготавливается и напиток» (Страбон, 64 до н. э. — 24 н. э., греческий историк и географ).

Еще один феномен Севера донесли индоарии до Индии в сохранившемся культовом отношении к Полярной звезде (Дхруве), хотя она в Индии практически невидима и находится на краю горизонта. В среде высших каст до сих пор есть традиция, предписывающая новобрачным совершать после свадьбы обряд поклонения Дхруве. Шпиль мавзолея Тадж-Махал упирается в далекую Полярную звезду. Помнят они и полярный год в «Законах Ману»: «Солнце отделяет день и ночь, человеческие и божественные… У богов день и ночь — год, разделенный надвое, день период движения солнца к северу, ночь период движения к югу». И не забыли главное, великую битву и начало Исхода: в Махабхарате упоминается битва богов, дэвов и асуров, и происходит она над Молочным океаном. Молочный — это Ледовитый океан, и еще буквально несколько сот лет тому назад так он назывался в древнерусских источниках.

Странная вражда соседей и ближайших родственников, индоариев и индоиранцев, которые пришли вместе и у которых были еще недавно общий язык и общие боги, имеет главную причину в смене индоиранцами образа жизни с земледельческого на скотоводческий.

Древние иранцы — это всадники, они верхом на коне, тогда как индийцы только запрягали колесницы и крайне редко садились на коня. Зороастр скорее не реформатор, скорее махровый реакционер, который пытался возродить традицию у «окочевнивающихся» иранцев, у него сказано, что самое достойное занятие ария — земледелие, а кочевники даже проклинаются. Примечательно, что именно в Авесте сохранилось откровение, что первый человек Йима потерял бессмертие, когда перестал быть вегетарианцем, то есть стал скотоводом.

Именно у древних иранцев поменялись боги (дэвы) и демоны (асуры) местами, произошла религиозная революция, упростившая многочисленный пантеон ведических богов до пары Ахуры Мудрого и Ангра Злого. Очевидная примитивизация мировоззрения до дуализма добра и зла, света и тьмы, следствие очевидной дегенерации образа жизни скотовода-кочевника, который вынужден жить убийством скота или врага. Для него бытие суживается до примитивного дуализма жизни и смерти, ему, чтобы жить, надо убивать, и с точки зрения Крови переступить жизнь животного или человека — это переход одного уровня. Если земледелец самодостаточен, его основа жизни — фотосинтез, то есть энергия солнца и враг для него понятие внешнее, не нужное, то для кочевника-скотовода враг неизбежен и необходим, это и есть его дуальность. Для скотовода уже его скот враг, потому что его рано или поздно надо убить, скоту нужны новые пастбища, для этого надо отобрать и/или убить, кочевник уже не умеет пахать землю, он может лишь отобрать хлеб или завести раба. Непримиримость и дуализм: господин или раб, свой или враг — неотъемлемое внутреннее свойство всех скотоводческих цивилизаций, вплоть до последней иудеохристианской.

Индоевропейцы не-земледельцы, это изначально было некое новообразование после исхода белой расы с Севера, когда ее часть дрогнула в новых тяжелых условиях перед соблазном просто убить и просто съесть готовый кусок мяса и так просто выжить. Дрогнули те, кто был дальше от земли и ближе всего к соблазну, кто сел на коня и кто держал в руках меч, каста кшатриев, ставшая ядром индоевропейства. Инициация кровью и стала той самой «контринициацией кшатриев», мятежом, приведшем к расколу и падению Расы. Тяжкое преступление даже по Законам Ману: «Члены варн, уклонившиеся от свойственных им занятий (karman), подвергнувшись дурным перерождениям, становятся слугами дасью («дасью» — низшие злые духи, впоследствии раб или туземец). Уклонившийся от своей дхармы кшатрий — становится духом катапутана, питающимся трупами». Преступление, за которое последовало пожизненное проклятие, карма скотовода-кочевника, обреченного всю жизнь питаться мясом, то есть трупами.

Индоевропейская ветвь или очень быстро «забыла» земледелие, или никогда его не знала и, скорее всего, второе. В отличие от развитой пастушеской терминологии во всех: индоевропейских языках земледельческие термины общие для Азии и Европы, крайне редки. Согласно Шредеру индоевропейцы знали только три времени года, холодный период (зиму), весну и жаркий период (лето) и не имели названия для времени сбора урожая, осени. Он пишет: «В эпоху своей общности они были полукочевыми пастухами, которые только иногда задерживались на одном месте. Переход к регулярным занятиям земледелием произошел уже после отделение и ухода в Азию индоариев», далее: «Многие земледельческие термины были заимствованы первыми индоевропейцами у земледельческого народа, который в эпоху неолита занимал Балканы и всю Центральную Европу, распространяясь на север вплоть до Магдебурга в Саксонии». Кто эти неолитические земледельцы, если не праславяне?

У индоевропейцев не было обозначений для рыбы, в Ведах и Авесте никогда не говорится о ловле рыбы, странное отвращение к рыбе у греков гомеровских времен (в современной Греции, полуостровной стране, все так же) — показатель не оседлого менталитета и желудка. Они знали напиток из меда, но не имели названия пчелы, то есть знали дикий мед, но не разводили пчел, что тоже соответствует кочевому homo.

Индоевропейцы знали лошадь, но не просто лошадь, а это была «быстрая лошадь» (asva, acer), не тучная северная лесная лошадь, а именно степная, то есть именно та, что пригодна только для езды верхом, для кочевания и никак для земледелия. Нет также общего термина для обозначения моря или озера. Хотя у индоевропейцев был термин для лодки, но отсутствовали глаголы, обозначающие плавание. Корень «per» — «пересекать» используется в этой связи, и Шредер доказал, что лодка у индоевропейцев использовалась только для того, чтобы пересекать водные потоки. Они не задерживались ни на земле, ни у воды, им постоянно нужна была новая добыча, их скоту — новые угодья.

Загадка славянства начинается в славянском языке, в его архаичном и столь же мощном источнике. Западные славяне лишь отчасти собственно славяне, на этой территории проживали кельты, германцы, балты, но к Средневековью они все считают себя славянами и говорят на славянском языке. Всю степь и лесостепь Европы столетия населяли ираноязычные племена — сарматы, скифы, аланы, печенеги, но к VII веку это уже сплошь «славяне», после гибели Хазарского каганата славяне вдруг появились за Доном и Кубанью. Северо-восток Европы — это угро-финский ареал, и славяне вернулись сюда только в VI–VII веках, а к X веку все уже говорят на одном языке, причем это не американский вариант, где индейский язык исчез, потому что индейцев попросту истребили, славяне сами ни с кем не вели войн, можно сказать, что главным их оружием был язык, иными словами дух. На Балканах сложился, пожалуй, самый горячий, этнический котел, там были готы, геты, даки, фракийцы, иллирийцы, карпы, и туда накатывались волны и с востока и с юга, и именно славян была малая часть, но к новому времени все называют себя славянами, хотя и самоназвания — сербы, хорваты — имеют иранские корни, и в антропологии они явно ближе к иранскому Востоку, чем к русскому Северу, а болгары вообще волжские тюрки. Главной ареной Великого переселения народов была территория Руси, мало кто помнит названия племен от гуннов до угров, но в итоге славянский язык доминирует на Севере Евразии.

Язык — это мощное информационное поле, дополняющее генетические программы и способное активно влиять на его носителей. Это очевидно, что американский котел всех — англичан, негров, немцев, романцев — сделал американцами, еще «более» англосаксами через английский язык. Видимо, главное ядро традиции находится в этом самом информационном поле, языке, в самом безопасном хранилище, никакая материальная культура, никакие материальные артефакты в силу своей недолговечности и уязвимости не обеспечат преемственность духа, то есть традиции. Преемственность, как показывает история, держится на устной традиции, на традиции слова — «В начале было Слово». Письмо тленно, раз материально, также как и памятники, храмы и города. Исчезли, канули в Лету шумерская, египетская, эллинская, кельтская, германская традиции, но живет иудейская, а ведь Тора и в еще большей степени Талмуд и Каббала — это устная традиция. Еще более древняя ведическая традиция сохранилась благодаря не столько санскриту, сколько браминам, жрецам-рассказчикам.

Русский язык есть неотъемлемая часть информационного поля Севера, поэтому русский язык доминировал и будет доминировать над Севером Евразии. Можно сказать и иначе: раз именно «русское» информационное поле закрывает Север, это также означает, что именно «русские» (опять же прилагательное, но не нарицательное) являются наследниками и защитниками Традиции Севера.

Глава XII

ОН ИЛИ ТОТ

Загадка бога в его имени. Само это понятие божественного происхождения, богам, как проявлению божественного порядка во вселенной, необходима идентификация, для поддержания того же порядка. Боги главные «собственники» во вселенной, а собственность появляется тогда, когда появляется имя собственника. У древнего человека до встречи с богами были только «вместо-имения», «я» да «ты», да и зачем человеку имя, если женщины общие, дети тоже. Для человека имя изначально имело только сакральный, божественный смысл, оно могло принадлежать только богу. Но назвать имя бога, значит, вызвать его — «воззвать к богу — призвать бога», то есть великую, необъяснимую и страшную силу. Во всех традициях имя бога всегда тайна или табу. Сущность бога в его имени, и древние знали это, а также то, что знание истинного имени бога дает высшее знание и высшую власть даже над богом. Можно вспомнить египетскую историю, как Исида, чтобы спасти Осириса, выведала настоящее имя у солнечного бога Ра и получила могущество и власть над миром. Тем же, собственно, занимается и иудейская Каббала, поисками истинного имени Яхве, что есть всего лишь «нечто», на древнееврейском «YHWH» — «то, что существует».

Какого племени бог Яхве — большой вопрос. Тем более, Адонай и Яхве — не имена бога, а затабуированные имена единого бога. Атон и Яг — солнце и луна в египетском словаре. Солнце и Луна это «утчат» — глаза Ра, Гора, Неб-Нечера и любого другого главного воплощения бога в данный момент.

Мы до сих пор, хотя и не осознавая, несем в своих языках древнейшие затабуированные имена своих богов как местоимения третьего лица — Он, Тот. Тот — кто не я, не ты и не мы, а тот, кто там, наверху — Он. Местоимения «тот» и «он» являются древнейшими, можно сказать столь же древними, сколь и сама последняя раса, сакральными именами первых богов у всех арийских племен. «То(т)» в русском языке, «that, thout» в английском, «der, die» в немецком, указывает на египетского Тота, а его более европейский вариант Her-mes, или даже первоисточник, ближневосточный El, остался как «er, herr» в немецком, «he» в английском, «el» во французском. Разница, и смысловая и сакральная, у этой пары богов повторяет разницу между личным и указательным местоимениями третьего лица, это отличие ближнего и дальнего, первого и второго, своего и чужого. В русском языке «тот» указывает на что-то дальнее, неблизкое и не родное, той же этимологии древнее «тать» — «чужой», «враг», или литовское «tauta» — «чужой народ, иноплеменники». А вот «он» гораздо конкретнее, значимей, и даже при этом звуке хочется поднять указательный палец вверх, весьма инстинктивный и потому древнейший жест.

«Тот» и «Он» это разделение того же порядка, только высшего, там, наверху, как на Каина и Авеля у нас здесь, внизу, на Земле, и оно восходит к началу начал, одно из них связано с Тотом-Гермесом-Элом и с Западом-Югом (Атлантидой) и второе идет от Севера-Востока (Арктиды) к Ан(у) — Оанн-Крон.

В северном начале ярко светит Солнце, «оно» и есть начало. Город и столица Ра древнеегипетский Он, русское Сол-н-(це), или древнерусское Сол-онь, немецкое Sonne, тоже сохранили начальный корень. Но египетский Тот, или греческий Her(mes), или германский Herr, Er, или тот же ближневосточный вариант El, Elohim, озадачивают явной безликостью, это нечто ниоткуда или очень далеко отсюда, от Земли. Они не обладают солярностью и даже какой-либо «небесностью», более того, Эл, он же Яхве, в своем Завете уже явно запрещает «поклоняться солнцу и звездам». Кто они и откуда? Все восходящие к ним традиции, от атлантической до иудейской, отмечены «приземленностью», приоритетом материального во время земной жизни, и неким тупиком традиции, беспомощностью и пустотой после окончания земного существования. Все попытки построения рая на небесах и вообще какого-либо продолжения загробной жизни явно поздние и искусственные заимствования.

Но главное в южной, ветхозаветной традиции El(r), которая восходит к западной, атлантической Er(l) — это феномен монотеизма. Феномен абсолютный, потому что единственный на земле. Прежде всего, он чужд Северу, его не знала ведическая традиция, позже славянская, индоиранская, греко-римская, кельтская. И феноменально то, как вся Индоевропа в новую эру отдалась новому и абсолютному богу. Но новому ли? И для кого? Новый «ветхий» Яхве до прихода индоевропейцев был хорошо забытым старым атланто- нордическим El-Er. Главный традиционалист атланто-нордов Герман Вирт и комментатор «Хроники Ура Линда», атлантонордической Библии, заявляет, что он был вначале, а значит, всегда Великий Бог, «с дошедшим до нас именем Wralda, древнейшим символом которого был ». Вирт называет это знаком «Юла» (Ul) и дальше открывает все: «Слово «Вральда» образовано из праслога ur- или wr-, обозначающего Начало Века, Начало Зона, а также из праслога — ald = «Время», «Вечность», сохранившееся в имени Бога — AL», и далее: «Элиас (Elias-Lohengrin) — это средневековая христианизированная форма имени Бога-Ила (il-Gott), Бога зимнего солнцестояния, зовущегося также ul- и al». «Германами», «племенем Гера», назвали немцев римляне, но были у немцев и более близкие и древние соседи, кельты, которые называли их «алеманы» — «племенем Ала». Так до сих пор называют французы Германию — «Allemagne». У Вирта, главного «ариософа» атланто-нордической расы и верного последователя Великого Бога, есть замечательный пассаж: «Содержащаяся в имени «Вральда» частица — Ал = «Бог» сохранилась также в форме «alu» (зимнесолнцестоянческая форма, соответствующая «ul»); Он именуется также и как «hag al», что значит «Бог Хаг». В германских языках так и сохранился Великий Бог Запада в слове «Все» («all, alle»), это и понятно, поскольку в монотеизме «все» может воплощать только единый бог. Вирт точно замечает и о «солнцестоянческой форме», он, конечно, прав и тогда, когда говорит о «главной священной мистерии атланто-нордической души» в зимнем солнцестоянии. Именно это «коллективное бессознательное» атланто-нордической души перенесло Рождество нового проводника старого Великого Бога на 24 декабря и сделало главным священным праздником, но именно и это делает бесполезными попытки Вирта совместить несовместимое, Атлантиду и Арктиду, Запад и Север, ибо здесь зимняя точка, «знак Юла», не актуальна и потому никак не может быть сакральной. А кто такой «Бог Хаг» — «тот, кто все оберегает»? Не странно ли, как совпадает по звучанию и смыслу «нордический» «hag al» с семитским «кагал»? Это общеизвестно, но все-таки процитируем нордического жреца Вирта: «Символом Его является руна , носящая имя hagall. Знак или  является символом Того «Мирового Сторожа», Который однажды создал этот мир». Этот же символ мы видим в Магендовиде , семитской руне Бога, того же самого El. Не странно ли также, что именно у немцев так распространены фамилии с окончанием «el» — Хагель, Меркель, Френкель и прочие. Это вообще странно, что при таком видимом антагонизме так много общего в германском и еврейском. Именно немецкие земли выбрало еврейское ядро при колонизации Индоевропы, еврейский европейский «идиш» — это разновидность древневерхненемецкого диалекта, большинство еврейской диаспоры носят немецкие фамилии, от Ротшильдов, Рокфеллеров, Голдман&Саксов до Бронштейнов и Цукерманов. Даже Гитлер, великий вождь новых нордо-атлантов, как, впрочем, и верхушка «фюреров», Геббельс, Гиммлер, Геринг, Риббентроп, на удивление ближе к семитскому дегенеративному фенотипу, чем к Одину или Зигфриду. И именно феномен фюрера подтверждает самое главное общее нордических «арийцев» и ближневосточных иудеев, это абсолютный монотеизм. Не внешне формальный, а истинный, инстинктивный, сидящий глубоко в «коллективном бессознательном». Только из глубин такого «бессознательного» мог сформироваться такой культ «вождя», фюрера, «арийской мессии», беспрецедентный во всей индоевропейской традиции. Когда и дети и старики в экзальтации, можно сказать в неком религиозном экстазе, тянут руку и кричат «Хайль Гитлер», то это уже не списать на страх и террор. Все соглашаются с тем, что в начале Третьего рейха Германия испытала необычайный «национальный» подъем, причем экономический и военный были лишь следствием внутреннего, «родового». Вот феномен другого вождя, Сталина, держался на страхе, как раз на подавлении «коллективного бессознательного», да и в России не кричали «Хайль Сталин!». Одно из значений «heil» — «священный, святой», и в самой этимологии «(h)eil» отчетливо выступает Великий Бог Вирта «Al» и Единый Бог Израиля «El».

Слишком явно и глубоко пересекаются мировые линии «избранных арийцев» и «избранного народа», слишком иррационален феномен антисемитизма и самого еврейства, чтобы решить эти вопросы в пределах новейшей истории и новейшей географии. Эти Традиции могли иметь общее начало только в одном месте — в Атлантиде.

Навязчивая идея большинства германских традиционалистов (Гербигер, Шпанут, Виланд, Гюнтер, Хаусхофер, Вирт и др.) привязать свои «атланто-нордические» истоки к Атлантиде общеизвестна. Эта навязчивость говорит как раз не об умозрительных спекуляциях, а о том, что пробивается родовое, та самая главная родовая память, что сидит в наших «спящих генах». Это «коллективное бессознательное» пробивается на всех уровнях, а не только кабинетно-традиционалистском. Как замечательно буквально назван самый главный союз «новых» нордо-атлантов, ядро которых англосаксонское — НАТО, то есть «North-Atlantic organisation». Замечательно и то, что главная и единственная ее цель — Россия, наследница Арктиды, и это тоже родовой комплекс.

Иудейская традиция тоже матрица Атлантиды, но сами иудейские традиционалисты не любят рассуждать на эту тему. Хотя здесь преемственность гораздо прозрачнее. Бог Тот, бог Луны, «бог, который пришел с Запада», как его называли в Египте, тогда как линия Pa-Гор связывалась с Севером, тот самый греческий Гермес, индоевропейский Теос, германский Ал и ближневосточный Эл. И его верховный египетский жрец Моисей, который передал, точнее, вернул, ковчег Завета, новой матрицы Атлантиды, новому «избранному народу». Невероятно для иудейского монотеизма, что евреи Египта еще в IX–VII веках до н. э продолжали поклоняться Тоту (он же Хнум, он же Хонсу, лунный бог).

Что есть артикль в языке? Для меня, как русского, хоть и владеющего немецким и английским, от школы и до сих пор самая большая проблема это определенный и неопределенный артикли, проблема в том, что хотя я их и вызубрил, но попросту забываю, и дело в том, что я так и не усвоил их не-грамматические значение и смысл. Артикль это не грамматика, это самая древняя калька самого древнего коллективного бессознательного, самое архаичное затабуированное имя бога. Под неопределенным артиклем скрыто самое главное, самое древнее, уже самое неопределенное начало и во всех индоевропейских языках ein (нем.), an (англ.), un (фр.) и т. д., это тот же древнеегипетский Он, шумерский Ан. Он один для всех (местоимение «он» и числительное «один» все «одно») со времен праединства, с него началось человечество. А вот появление определенного (индоевропейского!) артикля это позднейший этап разделения Традиций, именно с этого момента индоевропейцы отошли от Севера, стали скотоводами, ведомыми атланто-ближневосточным El-Er — le (романск.), der (нем.), ther (ст. англ.)

По сути, самое главное отличие славянских языков от индоевропейских и есть артикль, то есть отсутствие такового. Артикля нет и у санскрита, литовского, то есть у всех языков, близких к архаичному северному ядру. По сути не важно, развитие это или антиразвитие языка, абсолютно и определенно это нечто новое, нечто другое в языке. «Язык — душа народа», и вопрос артикля это не вопрос грамматики, это вопрос к «коллективному бессознательному», к этой самой душе. Если в славянском хоть какую-то рудиментарную функцию неопределенного артикля выполняет числительное «один», то определенного артикля нет и следов. Очевидно, что он явно более позднего происхождения, чем неопределенный и появился у индоевропейцев уже после разрыва с Севером и со славянством, когда они попали уже под власть нового бога и чужой Традиции. Собственно, появление и четкое разделение неопределенного и определенного артиклей у индоевропейцев было следствием появления нового, «определенного» бога и неизбежного разделения его со старым, уже «неопределенным».

Где в языке (кроме артикля и местоимения) еще может быть закодировано имя бога? Именно в порядковых числительных, а если точнее, само число есть отражение пантеона богов, его иерархии. В индоевропейских языках все достаточно очевидно: ein, zwei, drei; one, two, three; uno, due, tre; unus, duae, trea — главенствующее место за Ан (Он), но в славянском языке опять принципиально другое, здесь сохранились два начала, два первенства, Один и Ра — один, два, три и раз, два, три. Причем первое место верховного бога Ванов «один» более поздний пласт, чем архаичное от Ра «раз», и, возможно, само разделение первого места связано с разделением праславян и прагерманцев, «пеших» земледельцев и «всадников»-скотоводов, Ванов и Асов (санскритское «asva» — «быстрая лошадь, авестийское «asgat» — «всадник»). Русскому духу и языку ближе считалка «раз, два, три» чем «один, два, три», и «один» все-таки ближе к неопределенному артиклю, например, в выражениях «один человек» или «в одном месте, в один день», и это совпадает с пластом, характерным для всех других индоевропейских языков: «ein-ein», «an-one», «en-uno».

Первое место, или верховенство бога неба Ан-Он — это обще- и пра-индоевропейское, но только в русском он делит первое место с Ра, но в русском «Ра(з)» более архаичен чем «Один-Он».

Этимология «один» не очевидная, но явно не германская, как, впрочем, и сам верховный германец Один, который стоит явно особняком, если не чужаком в германском пантеоне. Ганс Гюнтер, немецкий философ и германист: «Сколь многое в германском боге Одине представляется нам не индогерманским и не характерно германским! Один со своей «смесью возвышенности и обмана» это не индогерманский и не германский образцовый бог, а его почитание не характеризуется чертами индогерманской и исконно германской религии. В этом боге есть нечто чужое, не нордическое». Гюнтеру никто так и не возразил, но более странно другое, подчеркивая «истинную негерманскость» и даже «ненордичность» Одина, Ганс Гюнтер ничего не говорит, кто и где есть истинно германо-нордический бог.

Если быть до конца последовательным, то надо признать, что и готы, которых согласно «Старшей Эдде» сам Один когда-то привел с территории юга Русской равнины на север Европы, тоже не «истинные германцы» и не «нордического духа». Готы принесли с собой не только Одина, но и богов земли Ванов Фрею, Фрейра, Бальдра, которые у Гюнтера также «… не являются исконно германскими богами и богинями», а с ними в общем-то и вся древнегерманская мифология и религия. Само слово «бог» (Gott, God) у германцев есть самоназвание готтов, сами немцы (deut-schen) были из другого индоевропейского колена с верховным богом Tot (Deo, Theos, Teut). Похоже, готы имели когда-то близкое отношение к Ванам, богам земли, и общие корни с земледельцами-русами вместе с общим богом, поскольку God и Господь по существу и по этимологии одно и то же. Любопытна взаимная инверсия Яр-Jahr, God-год, возможное объяснение в мифе об окончании войны Ванов и Асов, когда произошел обмен богами-заложниками, о чем и упоминается в германской мифологии. У солнцепоклонников Севера годовой цикл очевидным образом отождествлялся с солнечным (вспомним славянское год=лето), и сам круговорот как «вечное возвращение», эманация солнцебога в мире. У римлян остался самый архаичный год=An от самого архаичного первобога Он, Ану, Уран.

Надо добавить, что практически все главные общие корни, связывающие немецкий со славянскими языками (leute-люди, liebe-любовь, hleib-хлеб, kat-кот, wolf-волк и пр.) имеют именно готское происхождение.

Русское «один, господин, господи», как и готское «ghod», имеют тот же источник, что и переднеазиатский «Адон» (греческий Адонис), который восходит к египетскому солнцебогу Атону. Это, конечно, не означает, что Один это изобретение фараона-солнцепоклонника Эхнатона, тем более что Атон означает просто «солнечный диск», вернее, что земледельческая цивилизация фараонов, уникальная среди соседей-кочевников, имеет солярные северные корни. Вспомним, легенды Древнего Египта говорят, что первые боги пришли в Египет с Севера. Это были великие «боги Нетеру». Этимология этого слова неизвестна, возможно «Не-те-ру» (это лишь интерполяция, в древнеегипетском письме нет гласных, поэтому точнее будет «Н-Т-Р») связано с латинским «natura», что совпадает изначально с древнегреческим понятием «космос». Хотя их считали сотворившими себя, было общепризнанным, что у них существует какая- то особенная связь с другой страной — сказочной и далекой землей, называемой в древних текстах Та-Нетеру, Страна Богов. Из Текстов Пирамид:

Эти северные небесные боги,
которые не могут погибнуть — он не погибнет,
которые не могут устать — он не устанет,
которые не могут умереть — царь не умрет.

В эпоху эллинизма были особенно популярны Адонии — праздник в честь Адониса, проводимый 24 июня каждого года, в день Солнцебога, в день наивысшего солнца и в самый наивысший, наибольший «А-день». Русское «день» и по этимологии, и по смыслу максимально близко к Адонису, а точнее, к источнику — финикийское dn («адон», «господь»), божество, связанное с периодическим умиранием и возрождением природы. В Александрии после праздника, на следующий день, с причитанием и плачем статую юного Адониса несли к морю и погружали в воду, символизируя возвращение его в царство смерти. Та же самая идея умирания одновременно бога и «дня» мы видим в празднике Ивана Купалы, в утоплении Купалы или сжигании Ярилы после самого длинного дня. Это некое воспоминание чисто северной, даже полярной, идеи божества солнечного света, дня и гениального откровения — отождествления его с солнечным диском (Атоном), с солнцебогом и их общим умиранием и воскрешением.

Понятие «первый» также возникло из божественной иерархии, и здесь полное единение (erst, first, primus, пратхам, перст, перший) — очевидно, еще во времена единства существовал прото-Перун, но кто это был? По этимологии и первенству близок Варуна, тем более в некоторых древних источниках существует и форма «Паруна». Он же Уран, при том, что древние греки не знали буквы «П». Значение Варуны уже размыто, но то, что в начале начал, там, на Севере, и он был одним из солнцебогов напоминают строки Ригведы: «Бог Варуна качал на небе солнце, словно на качелях».

Славяно-балтский Перун-Перкунас, претендовавший на «первенство» — верховенство в пантеоне, мог быть и первым громовержцем Индрой, которого Веды именуют еще как Parjanya, «тученоситель». Но скорее Перун стал громовником значительно позже, очевидно, что для русских северных широт гроза не могла являться главенствующим, как и дождь, «божественным» явлением, Перун мог быть первым, если он нес в себе главное, огонь и солнце. Известно, что в северном Новгороде Перун еще был божеством огня, как небесного, так и земного, и, лишь спустившись до южного Киева, его небесный огонь сузился до молнии. В новгородском диалекте перуном называли огонь, а русское парить имело значение жечь — «солнце парит», и диалектное парун — летний зной. В санскрите осталось «paru» со значением солнце, огонь, жар. Русский Перун явно ближе к «парящему» и «палящему» Солнцу, а гроза уже как вторичное явление, как прямое следствие жара Солнца. Праздник Перуна, праздновавшийся на сороковой день после летнего Ярилы (сейчас это второе августа), был праздником солнцебога «палящего» и «огнедышащего». Известно, что в ярко выраженном континентальном климате именно в это время наступает атмосферное затишье и погода главным образом определяется прямой инсоляцией, «парящим» Солнцем, и при отсутствии атмосферных вихрей, циклонов и антициклонов, «палящий» солнечный зной вызывает усиленное испарение земной поверхности, а влаги в ней в северных широтах более чем достаточно и она, поднимаясь в холодные верхние атмосферные слои, неизбежно вызывает грозовые явления.

В русском Перун также этимологически соответствует Белуну, который восходит несомненно к Бел-богу — опять солнцебог! «Первый» = «белый», «великий»(«п=б=в», «р=л»), а первый «первый», которого мы знаем — фараон, от древнеегипетского «per» — «великий». «Белый», «великий» это всегда эпитеты солнцебога, буквально это подтверждает греческий Гелиос-Helios, начальная «Г(Н)» не должна смущать, поскольку в древнегреческом не было звука и буквы «Ь».

Адам Олеарий повествует: «Новгородцы имели идола, называвшегося Перуном, богом огня, ибо русские называют огонь «Перун». Божество это имело вид человека с кремнем в руке, похожим на громовую стрелу или луч. В знак поклонения этому божеству содержали неугасимый ни днем, ни ночью огонь. И если служитель при этом огне по нерадению допускал огонь потухнуть, то наказывался смертью». В славянской традиции священность огня вытекала из убеждения, что земной огонь есть продолжение огня солнечного.

Но почему Перун стал громовержцем? Знаменательная дата 2 августа, Перунов день, «день громовержца», и именно в этот день еще в древнегреческих полисах ежегодно проводился праздник, посвященный одновременно Гелиосу и богу-громовержцу Зевсу. Происходило постепенное замещение уже архаичного, общеродового первобога Гелиоса на нового, уже племенного, греческого Зевса. Гелиос для греков был чужаком, он не был олимпийцем, он из рода титанов, греки лишь использовали его, как впоследствии христиане или «новые индоевропейцы» использовали авторитет Сола, Митры, Коляды. Кто сейчас помнит, что 25 декабря Рождество не Христа, а Митры, Коляды, римского Сола — непобедимого Солнца, что только в IV в. император Константин назначил 25 декабря, римский праздник Непобедимого Солнца, днем рождения нового бога, «Спасителя»?^[29]

Метаморфоза солнцебога Белуна в громовержца Перуна, а бога дня и света Дьяуса-Питара в опять же громовержца Зевса-Юпитера связана со сменой географии, а именно уходом индоевропейцев с Севера в умеренные и южные широты. В этом смысле индоевропейцев можно определять как племена «громовержца», у которых верховный бог (Индра, Зевс, Юпитер, Тор, Таранис, Таргитай, Перкунас) заместил архаичное солярное божество. И в этом еще одно принципиальное расхождение русского и индоевропейского пути: у вторых солнцебог или уже размыт и почти незаметен, как Бальдр у германцев, Луг у кельтов, или отошел на задний план, как Савитар у индоариев, Гелиос у греков, Сол у римлян, тогда как в русской традиции практически весь пантеон продолжают занимать солнцебоги Яр-Ярило, Хоре, Даждьбог, Коляда, Купало, Кострома и тот же Перун-Белун — лишь новая маска Белбога.

И самый «седой» в пантеоне Сварог, уже размытый в памяти до неопределенного бога неба, тоже олицетворяет светило. «Hvar» в древнеиранском есть солнце и глагол «ga» означает движение, то же русское «гать» — дорога и английское «go» — двигаться. «Свар-га» это «дорога Солнца», то есть Небо. «Свар-ог» и буквально означает «бог Солнца».

Даждьбог несомненно солнцебог, но вряд ли буквально «дающий бог», скорее реликт праединства, о нем осталось санскритское «дах (dah)» — «сиять, гореть». Даждьбог всегда с сияющими вокруг себя лучами. Ипатьевская летопись: «Солнце-царь, сын Сварогов, еже есть Даждь-бог». В раннем христианстве нового сына Бога называли ликом Солнца на земле и также изображали «солнцеликим», в православных храмах все еще рисуют лик Христа излучающим солнечные лучи. То, что Даждьбог один из самых архаичных богов, говорит сохранившееся, почти уже междометие с забытым значением, наше «дай бог!», также еще живые новгородские поговорки «покучись Дажьбогу, управит понемногу» и «полно тосковать, Дажьбог все минет».

Самый «русский» и самый «гиперборейский» в пантеоне солнцебогов — многоликий Ярило. Скорее всего и самый архаичный, он до сих пор среднего рода, как «начало» всех начал, андрогин. Самый «сказочный» из русских солнцебогов, значит, наиболее крепко сидящий в русском мифологическом подсознании. Ярило воистину самый русско-народный из всех языческих богов, он воин и земледелец, как русский крест-янин, «солнце-огне-поклонник». Голову Ярилы покрывает венок из весенних цветов, сам он светлоглазый и со светлыми кудрявыми волосами. В его руках, по разным представлениям или в разных ипостасях этого бога (солнца, плодородия, небесного воина), или копье (с ним он стал Георгием Победоносцем), или молния и солнечный щит (культ Яровита), или в правой меч, а в левой солнечный луч, или в правой руке отрубленная голова, в левой ржаные колосья (наиболее ярко выраженная идея русского ратника-ратая). Он и всадник на белом коне, и юноша со свирелью, и даже старик — соломенное чучело, и именно ему посвящено наибольшее количество праздников в году. Прежде всего, главный Ярилин день на макушке лета, летнее солнцестояние, когда он набирает всю свою мощь, но в ту же ночь ее теряет, как только солнце скатывается вниз. Но в северной древности и славянский год начинался с Ярилиного дня, именно так назывался в русском календаре день 21 марта, последний главный день Масленицы. Именно этого Ярилу отразила мифологическая память в пьесе Островского «Снегурочка». Именно в честь него назван его месяц — март. Римский Марс, он же греческий Арес, явно «языческий», чужой и воинственный для греков и римлян, и даже для их Зевса и Юпитера, крепко остался в памяти как главный бог чужого и, видимо, враждебного племени. Вспомним, что Ар, если отбросить греческое окончание, воевал на стороне троянцев против греков и вместе с гиперборейцем Аполлоном, который тоже не имеет внятной этимологии в греческом языке, зато легко узнаваем в русском солнцебоге Купало.

Следующий день Ярилы, уже Яра-Оратая-Пахаря, отмечался 15 апреля, когда вскрывалась первая пашня, а еще через неделю 23 апреля — Ярило Вешний, или день Усеня, самой Весны, праздник первых ростков под новым солнцем. 27 апреля снова празднуют Ярилу, видимо, как окончательную победу весны, и именно этот день сохранился в памяти наиболее прочно и перешел в Юрьев день, и далее в святого Георгия-Егория. Самый сакральный и архаичный смысл весеннего Ярилы зафиксирован в записях этнографа П. С. Ефименко еще в 1877 году в «Обычаях и верованиях крестьян Архангельской губернии»: «На Егория (23 апреля) заря с зарею сходятся, т. е. солнце не успеет закатиться за горизонт, показывает на востоке свое сияние». Можно утверждать, что Егорий-Ярило это тот же главный праздник Ярилы 21 марта, принесенный из полярных широт после исхода в приполярные, в результате сдвинутый во времени, но сохранивший главный смысл «воскресшего» и уже неумирающего, не заходящего светила. Именно поэтому Пасха стала главным «православным» праздником, что легла на самое сокровенное, «ярилино», коллективное бессознательное, и поэтому она крутится вокруг второй половины апреля, чтобы закрыть, заэкранировать это главное, сокровенное.

Самый «языческий» праздник, Семик, 4 июня, который не имеет никаких связей в ветхо-новозаветной традиции, и которому не удалось подыскать ни одного христианского события и палестинского святого, тоже наирусский день Ярилы. Б. А. Рыбакову удалось установить этот языческий срок дня Ярилы, в расшифрованном им календаре IV века знаком молодого деревца отмечен день 4 июня. Именно в этот день, по свидетельству М. Горького, в Нижнем Новгороде провожали Ярилу, скатывая с горы огненное колесо. В записях немецкого путешественника Герборода от 4 июня 1121 года: «Сегодня день Ярилы, бога Солнца и плодородия. Славяне справляли этот праздник массовыми игрищами и плясками: «Приблизившись… мы увидели около 4000 человек, собравшихся со всей страны. Был какой-то праздник, и мы испугались, увидев, как безумный народ справлял его играми, сладострастными телодвижениями, песнями и громким криком»». В тот же день справляли день Яровита поморяне. В храме Яровита в Поморье висел священный золотой щит, который символизировал Ярило-солнце. Западные славяне в Ярилин день чествовали также Йешу-Перуна (Змея-Перуна). Перун (Белун) это та же ипостась, но уже «змеиная», солнцебога. В русском фольклоре солнце известно и как «Царь-Змей».

Кроме весеннего равноденствия и летнего солнцеворота, следующее по значимости место в солнечном году занимает зимний солнцеворот. В Северо-Восточной Руси праздник зимнего солнцестояния еще в прошлом веке называли рождеством Ярилы. 24 декабря Лада рожала Божича (Даждь-бога) и Коляду, иногда их замещают Перун и Ярило. Судя по сказке «Три царства» все три сварожича рождались в одну «рождественскую» ночь. 21 марта Земля-Лада рожала весеннего бога Ярилу, зачатого в купальскую ночь, тогда же отмечался праздник воскресения Перуна. В зависимости от местности в конце апреля (в Ярославской губернии, «Ярилиной» вотчине, к примеру 27 апреля, как и во всей Северной Руси) отмечался уже весенний праздник Ярилы, а 26 октября осенний праздник Ярилы. Насколько это был глубоко родовой праздник, говорит прежде всего то, что новой религии не удалось вытравить его из народной памяти и пришлось заместить неким греко-византийским Юрием-Георгием. Но и новый Георгий-Победоносец остался тем же воином-земледельцем, и даже в новой иконографии ничего не смогли с ним поделать, он, так же как Ярила, на белом солнечном коне с копьем или солнечным лучом, с солнцем на щите, попирающий змея-дракона Аши-Вритру. Смогли лишь златокудрого, «солнцеволосого» Ярилу зачернить в средиземноморского брюнета Георгия. Москва, главный город Руси, тоже Ярилин город, основанный Юрием Долгоруким на Ярилином капище, и герб Москвы практически в точности повторяет самого русского солнцебога, пахаря-воина, как его изображали в дохристианской Руси. В Москве день Ярилы-Юрия-Георгия отмечают 23 апреля, отсутствие четко привязанной даты связано, видимо, с тем, что весенний Ярило — это главный праздник земледельца, когда наконец пробуждается великая животворящая сила природы, возрождается земля, зерно прорастает, и для Руси этот момент естественным образом отодвигался к северу. Есть очень сильное подозрение, что именно этот главный северный земледельческий праздник стал в силу своей мощи в северном «коллективном бессознательном» главной мишенью для удара ближневосточной Традиции и основой для христианской Пасхи. То, что она оторвана от Солнца и суетится каждый год вслед за суетливой Луной, имеет глубокий смысл, она действительно закрывает собой главный момент и праздник земледельца на всем современном пространстве Севера, на всем севере Евразии.

Ни один бог Руси не имел такого календаря, как Ярило, и это было связано с тем, что он был не только и не просто солнцебогом, он являлся главным родовым богом земледельческой Руси, и именно он вел земледельца по солярному циклу, и поэтому у него нет аналогов в скотоводческой Индоевропе.

На Руси верили, что Ярило весной отпирает небесным ключом землю, росу, небесный цвет, или рай. И что есть царство, где люди умирают на зиму и воскресают в Юрьев (Ярилин) день. Потому православная Пасха и заняла такое место в русской жизни, что она легла на самый «ярый», самый полярный языческий праздник в русском «коллективном бессознательном». То, что Яр-Ярило и есть главный бог Весны-Зари и нового Солнца, подтверждает и санскритское «jarya» — «заря».

Самым «славянским», еще пра-русско-индоевропейским богом следует признать самого «бога», который есть ведический «Bhaga», авестийский «Baga». У персов baga точно так же — Господь, «бог», а ведическое bhaga — счастье, удача, красота. Но в основе понятий bhaga и baga более первичное — bha (ba) — звезда, светило, солнце. Понятие настолько архаичное, что ставшее междометием русское «бога ради» полностью совпадет с древнеиранским «Baga radii», в этимологии «податель блага, света, счастья», Baga уже как один из первобогов Адитьев и безусловно тоже солнцебог. Очевидно, что на Севере главное «б(л)аго», обеспечивающее жизнь после полярной ночи, есть свет. Возвращение, воскресение светила рассматривалось как главные счастье и удача. Южные славяне праздник зимнего солнцестояния все еще называют «Божичем», о нем поют, что он ездит на белом коне и, что прямо связано с благом и удачей, «золотит ворота, открывает пир». Он тождественен восточнославянскому Коляде, белорусы рисовали Коляду в конце святок 6 января всадником на белом коне, а рождественский огонь, олицетворявший возвращение «солнечного огня», тоже называли «божичем». Он же переднеазиатский Митра, солнцебог на белом коне и «хранитель договора», но договора не в человеческом земном смысле, как примитивно стали понимать уже далекие от Севера древние иранцы, а Договора с Богом-Солнцем, что непременно вернется на «белом коне», солнечном диске, после полярной ночи. Это был самый великий и самый «ветхий» из всех Заветов.

Действительно, странно, что у индоевропейцев просто нет своего бога Солнца! Греческий Гелиос — чужак из титанов, ему нет и приемлемой этимологии в греческом языке, но есть очевидная в славянском Белбоге. В греческом нет буквы «б», и они заимствовали его как могли, видимо, от критского «abelios». Солнцебог Апполон тоже чужой, из Гипербореи, и также внегреческой этимологии. У римлян и его не осталось, есть второстепенный Sol, который не входит даже в официальный пантеон. В германской мифологии есть странный бог Бальдр, которого можно при большом желании представить как солнечного, но, во-первых, он не «истинный германец», он из Ванов, и, во-вторых, и его убивают «истые» Асы Хемд с Локи, то есть выводят из пантеона. Кельтский Луг такой же второстепенный, как и неопределенный, «Luhs» скорее бог света, чем самого Солнца. В скандинавской иерархии Соль, хоть и являлась божеством, но Снорри, автор обеих «Эдд», относит ее в группу богинь, известных как asynja, которые хоть и приравнивались к богам, но все же не относились к той категории, что Один, Тор и Фрейя.

Индоевропейское замещение солнцебога громовержцем вполне объяснимо в новых, географических, условиях, где день и солнце становятся ежедневной банальностью, и на передний план выходит новая стихия, гром и молния, незнакомая в приполярных широтах. Но удивляет то, что нет ясного понимания, кого замещали и замещали ли кого. А был ли «мальчик», был ли у индоевропейцев когда-нибудь солнцебог, верховный бог Солнца?

Миф о небесной охоте известен по всей Северной Евразии, но небесная охота Громовника на Солнечного оленя — миф исключительно индоевропейский, и он как раз объясняет уже противостояние солнцебога и громовника как разрыв и противостояние двух основных ветвей Расы, индоевропейцев, бежавших на Юг, и славян, сохранивших верность Северу. В славянской мифологии мы не находим подобного мифа. Примечательно, что и у иранцев небесным охотником остается бог Солнца. В святилищах Митры на фресках изображен Митра-всадник, преследующий двух оленей (Близнецы), льва (Лев), кабана (Овен) и змею (в древнеиранской традиции также как и в шумерской, созвездие Рака ассоциировалось со змеей), но главный подвиг Митры — убийство быка (Телец). Подвиг солнцебога Митры отображает битву богов там, наверху, а убийство Быка — гибель Атлантиды. Тогда как индоевропейский миф Небесной Охоты отображает обратное.

Также славяне и иранцы считали царя земным подобием Солнце-Царя небесного, его посланником, но не богом. Русское «царь» само восходит к «сар-сур-сол», также как иранское Хвара и индийское Сурья — солнце. На Руси чтили царя не доброго и не жестокого, но праведного, «ведующего Правь», законы небесные. Когда Лжедмитрий вступал в Москву, его величали «солнышком праведным», но, почуяв обман, сожгли его в огне.

Следующие по иерархии боги белой расы совпадают: два, три; zwei, drei; two, three; due, tre; dva, tri (санскр.). Второе место по праву занимает демиург, русский «Твор»-ец всех тварей. В русском этимология «два» и «второй» совпадает с «Творцом», и по смыслу Творец всегда был вторым именем Бога или даже его второй ипостасью. Древнерусский Див (откуда и «два») не имел какого-либо четкого определения или места в русском пантеоне, он был тот самый, почти забытый, демиург. «Диво» родительный падеж от Дива («дивово»), буквально некое «творение», чудо, которое сотворил Див. Ведический Тваштар, тоже почти забытый демиург, Творец, тот, который сделал свое дело и может уйти.

Западное крыло индоевропейцев, крыло Deo (Theos, Zeus, Deos, Teut), видимо, изначально были люди бога под номером «два» — «duo-deo, two-teut, zwei-zeus», или бога «второго», «вечно второго» Тота.

Третьим идет еще более архаичный и размытый Триглав, Троян или ведический Трита, имя которого означает буквально «третий». Значения этих божеств уже утеряны, но некая «трехликость», трехчастность, бога остается несмываемой меткой северной традиции.

То же христианство сохранило два краеугольных камня северной традиции, идею воскрешения Солнцебога и идею Троицы-Тримурти. Странная в общем-то парадигма троичности бога («един в трех лицах»?) упирается в некий божественный «Дух». Споры и даже битвы по поводу третьего члена божественной троицы продолжались в христианстве почти тысячелетие. Павел и Петр, основатели церкви, были еще «двуперстниками», Троица — это победа восточной Византии и это принципиально. Как таковой Триглав чужд не только южной ветхозаветной традиции, но и всей западной европейской, нигде от эллинской до германской традиции не прослеживается сама идея троичности божества. В определенном символическом смысле индоевропейцы-скотоводы (став скотоводами) потеряли Дух. Очевидно, что победа Троицы в христианстве, это определенная победа восточного «язычества» над христианством.

В славянской традиции троичность бога еще сохранила свои следы, в остальных она уже окончательно утеряна. И то, что она сохранилась в славянской, самой архаичной традиции, и уже в ней она представляется глубоко архаичной, почти размытой, говорит о том, что троичность является древнейшим пластом северной традиции и Триглав-Тримурти скорее не третий по божественной иерархии, а третий по глубине эпох. На Руси «века Трояновы» означали именно самую что ни на есть древность. Это подтверждает также сохранившаяся на Руси память о трехглавом драконе, Змее Горыныче, о великом некогда Ящуре, этимология которого совпадает с нашим Пращуром. Даже «В Слове о полку Игореве» Русь все еще «земля Трояней». В апокрифическом «Хождении Богородицы по мукам» указано, что Троян почитался наряду с Перуном, Хорсом и Велесом. Интересно, что в сербской мифологии Троян буквально с тремя головами, так же как западнославянский Триглав.

Трехглавость и троичность — в индоевропейской мифологии черта злых богов и чудовищ: Ажи(ахи) — дахака, Триширас (враг Индры, по-русски трехглавый змей, Змей-Горыныч), Герион (трехглавый великан, побежденный Гераклом), Геката, Цербер, индийский Шива-разрушитель. Славянские «триглавы» — бог Триглав, Троян. В сербских и болгарских легендах Троян — чудовищный трехликий царь, тремя ртами пожиравший людей, скот и рыбу. Троян «ночной» бог, как-то он не успел вернуться до рассвета и растаял от солнца, явное указание на антисолярность, «лунность». У Триглава повязка на глазах, он не замечает человеческих грехов, ему посвящен черный конь. В немецкой хронике головы у Триглава серебряные (Луна и загробный мир), и в руке держит полумесяц. Триглав в паре со Святовитом, как Чернобог и Белбог. В некоторых хрониках XVII–XVIII вв. Триглав описывается как богиня Луны Тригла, и весьма примечательно, что на месте его храмов христиане ставили церкви Богоматери, лунного божества.

Еще более глубинная символика четырехчастности, четырехликости восходит к самым глубинным корням северной традиции. Главные символы, четырехлучевой крест, свастика — именно полярные архетипы. Святовит или Арконский бог, Збручский идол или Род, имеют четыре грани, причем на верхнем, «небесном, ярусе или Прави — бог четырехлик — божество с солярным символом на груди (Яр, Даждьбог), богиня с кольцом в руке (Утренняя Заря), бог-всадник (Перун), богиня с рогом (Лада), на среднем ярусе, Яви — хоровод людей, а вот на нижнем ярусе, Нави — подземный мир уже с трехликим богом, стоящим на коленях и держащим землю (Чернобог). Заметим, что Збручский идол стоял на вершине горы Богит, окруженный кольцом из 8 священных костров, и главная грань его обращена на север.

В Махабхарате четко связана деградация четырехчастного с деградацией самого мира: «Полностью на четырех частях держится Дхарма и Правда в Крити-Югу (Золотой век). Тогда не бывает Кривды, все без нее происходит. В последующих югах из-за развития Кривды четверть Дхармы убывает. Из-за воровства, Кривды, обмана беззаконие возрастает».

После трехликого бога пришел примитивный дуализм бога и дьявола, Белбога и Чернобога, Ахура-Мазды и Ахримана, а сейчас, в Кали-юге, мы дошли уже до ветхозаветного монотеизма.

Имя бога записано также в самоназвании человеческого рода. В начале начал, когда никто не мог и помыслить, что человек произошел от обезьяны или вылеплен из глины, когда божественная природа человека была абсолютным «коллективным бессознательным», самоидентификация человека вытекала из конкретной божественной природы, из принадлежности личному и родовому богу.

Если «русские» прилагательное-притяжательное от линии Ра-Ру, русский не скажет о своей земле литературно «Россия», а именно буквально, как и тысячу лет назад, — Русь, Расея, земля Русская, земля Ра, то более общее «славяне» от еще более общего Ан(Он), но тоже с прилагательным «сла-, сло-, сол-». Сла-вяне, Сло-вене, Соло-ваны = (в)анны, линии Солнца, славные, не потому что хорошие, а потому что солнечные ваны (хотя «хорошие» — тоже «солнечные», хороские). Соловане = солоне, Солонь — др. русск. Солнце.

По-древнерусски «солнце» могло писаться как «сълнце», так и «сълънъце», «слънце», в польском так и осталось «slonce». Глагол «слоняться» первоначально и был производным от «слон-це» и относился только к светилу, «солнце слъняется по небу» — от одного края и до другого, но не заходит, — «слоняется» только полярное солнце. Можно сказать, что «солнце» это то, что «слоняется» по небу. Вспомним очень похожее в Ригведе: «Бог Варуна качал на небе солнце, словно на качелях». От «слъ» происходит и «славяне, сло-вене», где «вяне, вене» архаичное родовое имя Ванов, Земледельцев, позднее означавшее просто люди-человеки (кресть-яне, двор-яне, киев-ляне и т. д.), так что самоназвание «славяне» это самоопределение «солнечных ванов», солнцепоклонников-земледельцев, людей Сол-Ана.

Германцы также прекрасно сохранили свою богопринадлежность, свою «божественность». «Deut-sche», буквально «дот-ские», означает линию Тота, их латинское имя «teutons», тевтоны, еще ближе к истине, по-египетски имя Тота звучало «Теут». И с другого боку — «germans», а в римском первоисточнике «her-mann», люди Гермеса. Немцы с немецкой аккуратностью и педантичностью донесли до нашего времени имя своего господина «Herr». Заметим, что у русских, в линии Ра, этот «хер» уже ругательство и оно, конечно, не относится именно к немцам, оно гораздо архаичнее, исходит из первичного разрыва ER(EL) — РА(ЯР).

Но германцы, может, и «избранные», но не единственные. Греческий «Theos» и романо-латинский «Deo», как еще в XVII веке доказал Джамбаттиста Вико, применивший метод историзации мифов, неразрывно связаны с египетским Теут-Тот. Так что куда ни кинь, в Европе всюду один клин, один бог-отец, Тот-Теос-Гермес. Что ядро всей Традиции Запада в традиции Теоса-Тота-Гермеса, указал еще Климент Александрийский (150–215 н. э.) — «Наиболее ученые среди эллинов отождествляют Гермеса с Логосом», то- есть с верховным началом. Тождество и в самом языке, «иеро» — «божественный».

И хотя формально это некий ветхозаветный Яхве, но обращаются к нему так же, как во времена пирамид. Более того, Моисей, первый проводник и жрец Яхве, вышел из Египта, где он был жрецом, посвященным в тайны Тота, и еще неизвестно, от какого именно бога он получил скрижали и ковчег. Само имя Яхве ничего не означает, точнее, означает только «тот, кто существует».

Сами «deut-sch» — «деут-ские» («sch» такое же окончание как и «ский», оно же осталось у северных германцев sven-sk, nor-sk, dan-sk, так что дойчи, как и русские, не нарицательное имя, а прилагательное, только прилагаются к разным богам) были лишь одним, может, самым многочисленным германским племенем, но людьми H(g)era себя никогда не называли. Так, «ger-man», называли римляне одно из племен, обитавших за Альпами на границе империи. Тевтоны-германцы показывают странную метаморфозу, «двуликость», странного бога Тота-Гермеса и подтверждают тоже, в общем-то, странное утверждение древних греков о тождественности египетского «бога мудрости» и греческого, а затем и римского, покровителя торговли, «бога товарно-денежных отношений».

Her(r), как Господин, не имеет индоевропейской этимологии и никаких аналогов даже в индоевропейском пантеоне, нельзя его сравнивать и со славянским Яром-Ярилой, ярко выраженным солнцебогом. Немецкий Хер и греческий Гермес не имеют даже признаков солярности, более того, в Древней Греции его связывали с Луной, а в Египте Тота-Гермеса называли «богом Луны» и в ранних текстах отождествляли с лунными Хонсу и Хнум. Это вообще главная загадка индоевропейцев (или ключ к их разгадке): никто из них не сохранил верховного солнцебога! Их господин не северных корней, он вообще удивительно обезличен, про Гермеса знаем, что он посланник богов, без особого места, министр без портфеля. Покровитель торговли? Но в Золотой век богов торговли еще не было, да и трудно представить это занятие божественным. Явно Гермес, как и фригийский Ере, остаток и отголосок древнего и могущественного, но чужого бога. Чужой не только для Севера, но даже для Европы. Найти его можно на Ближнем Востоке, в Шумере, это Владыка земли Эн-иль. «Эн-» это отчество, имя же Ил, или Эл, что на всех семитских языках есть Господин. Господин, Владыка, Хозяин и все, без особых примет, качеств и функций небесности и тем более солярности, это главное его свойство несут в себе его лики — Аллах, Эл-Яхве и Ал-Ер «атланто-нордов». Удивительна его «безликость», он до сих пор запрещает иудеям и мусульманам рисовать свое изображение, открывать свое имя (YHWH — «то, что существует», ALL-АН — «единственный господин»), запрещает поклоняться Солнцу и Небу. Это он дал начало Традиции Юга, Традиции Авеля, и это он «сделал» ариев-индоевропейцев, превратив их в авелей, индогерманцев, точнее индо-ел-манцев.

Вернемся к началу начал, когда Яхве принял кровавую жертву Авеля и отринул плоды Каина. Вроде бы этот сюжет не имеет какого-либо отношения к самим «индоевропейцам» и даже к их новой религии, евангелическому христианству, но почему же тогда именно столь ветхозаветная сцена принятия Богом жертвы Авеля, всеми почти забытая, сохранена именно индоевропейцами и, причем, в самых священных местах, в своих храмах. В Англии на барельефе зала капитула собора в Солсбери (XIII век), во Франции на витраже собора в Шалон-сюр-Мари и, наконец, на бронзовой двери церкви Санкт-Михаэль в немецком Хильдесхайме божья рука указывает на жертву Авеля. Более того, в европейском средневековом искусстве и литературе образ Авеля является прообразом самого Христа, а, самое священнодействие христианства — евхаристия — символизация жертвы Авеля своему Богу, а смерть самого Авеля как предвестие вершины христианства, распятия Христа. Нововетхозаветная традиция безоговорочно признает свою преемственность от скотоводческой Традиции Эла-Авеля, индоевропейцы в своем самом «коллективном бессознательном» всегда были и остаются авелями, и у них всегда был один Тот Бог, которому они всегда будут приносить кровавую жертву, поедая плоть.

Кельты солярной линии Сол-Коло, возможно, ближайшие к сколотам, которые считаются славянским племенем. Кельты-колты вообще отдельная загадка, они ушли от славян на запад, но и индоевропейцами не стали. Примечательно, с какой неистовостью уничтожали кельтов на своем пути индоевропейцы — римляне, германцы, норманны. Похоже на межродовую ненависть и межвидовую схватку, то же, что потом они пытались делать со славянами. Но у кельтов в Европе уже не было Солнцебога, остался Луг, бог света, но он уже на втором плане и солярные черты его уже размыты. Хотя, несомненно, он несет в себе память о главном, Lugh=Ruh, Ра.

Греки тоже могут многое рассказать о катастрофе северной расы и бегстве ее части на Юг и Запад. Маленькая загадка: почему эллины стали греками? Известно, что это самоназвание и сама земля Greece появились в эпоху Византии, и эллины стали людьми Гермеса, курирующего торговлю и капитал именно во времена начала расцвета товарно-денежных отношений. Слава о торговых талантах греков распространялась на весь Древний мир. Но сначала были именно Элл-ины, люди верховного бога EL, он же индоевропейский ER, бог скотовода Ав-еля. «Ab-» в семитских языках притяжательный префикс и означает принадлежность «к —», так что Авель это тот, «кто от Эла». Эллины стали первыми, а потому главными ренегатами-индоевропейцами, падшими скотоводами. Овцы стали главным богатством и Зевса, и всех его подданных.

Англичане от некого племенного божка Eng, упоминаемого в древнесаксонских хрониках, и судя по тому, что одно из значений «eng» это «узкий, вытянутый», можно предположить, что это было еще и племенной меткой «узко-» или «длинно»-головых, каковы до сих пор англосаксы. Также когда-то и «рус»-ские стали «рус» ыми.

Индийцы когда-то были племенем Индры, который сам, Инд-Ра, изначально был богом света, точнее, светлого дня, и имя его буквально «день Ра». Очевидно, он из пантеона Севера и день Ра — это безусловно полярный день, но сами индийцы образовались уже после распада пантеона и исхода из Севера, когда Индра становится громовержцем, богом новой, доселе неизвестной стихии южных и умеренных широт.

Глава XIII

ЧАС БЫКА

Что еще принципиально отличает индоевропейцев Запада, кроме смены солнцебога на громовержца, это абсолютно чуждый Северу культ Быка. Впрочем, эти два явления взаимосвязаны, звенья одной цепи, цепи Запада-Атлантиды. Меченый жрец Тота Моисей: «лицо было его рогато» в еврейском подлиннике, в Вульгате «fades cornuta», с бычьми рогами у Микеланджело. Меченые «рогатые» индоевропейцы и их рогатые боги: Зевс, Тор, Таранис, Один, и уже охристианившиеся тевтонские рыцари продолжают носить рогатые шлемы. Культ Быка, жертвоприношение быка, самое прямое наследие атлантической традиции, традиции изначально антиполярной и антиземледельческой. От этой атлантической заразы сохранили северный иммунитет только славяне. Когда бы ни была написана «Велесова книга», написано в ней все правильно, и главная в ней тема — это именно борьба славян «с быкоголовыми». Вспомним, что знатные русичи и даже варяги, о происхождении которых спорят до сих пор, брили голову и оставляли на ней центральную косу, а это уже было меткой колоса и Коло, а славянскую женщину до сих можно увидеть с трехлучевой косой, символом пшеничного колоса. Этого «коллективного бессознательного» мы не увидим ни у эллинок, ни у римлянок, ни тем более у поздних индоевропеек, более того, прорывается время от времени свое «бессознательное», когда видим странную моду на рогатые прически и головные уборы на полотнах Брегеля или Кранаха.

Атлантическое, скотоводческое, начало в западной традиции особенно отчетливо заметно в ближайших к Атлантике территориях. В Испании оно проявилось в гипертрофированной уродливой форме. Коррида — это несомненно трансформированные остатки культа жертвоприношения быка. «Коллективное бессознательное» до сих пор возводит до полубожественного ранга тореодора, наиболее «смачно», ударом между рогов, убившего несчастную скотину. Как некогда жрец, пустивший кровь священного быка, в священном храме Посейдона-Сета, бога Атлантиды.

Платон описывает священный праздник Атлантиды, ловлю жертвенного быка десятью царями Атлантиды: «Раз в пять или шесть лет десять царей Атлантиды сходились в Посейдоновом храме, чтобы совещаться о делах правления, а также испытывать друг друга, не переступил ли кто закона, и если переступил, того судить. Но до суда клялись они друг другу в верности так: выпустив на волю Посейдоновых быков из ограды святилища, выходили на лов без железа, с одними сетями и кольями (чем не тореадоры?); изловив же быка, приводили его к столбу и заклали на нем, на самых письменах закона. Освятив все жертвенные части быка и очистив столб от крови, наполняли ею кратер и окропляли друг друга… После того, черпая золотыми фиалами кровь из кратера и возливая ее на огонь, клялись судить по закону… И пили кровь, и посвящали фиалы богу… «Пили кровь…» — говорит Енох о нефилимах. У Мережковского: «Атлантида погибла, но боги ее спаслись».

Эта священная кровь тянется красной нитью, точнее, рекой, за всеми индогерманцами — древнегреческие ритуальные буффонии (быко-убийства), римские гладиаторские бои с быками, протянувшиеся сквозь века до испанской корриды, германская страсть надевать голову убитого быка, носить священные рога (викинги, тевтоны, крестоносцы) вместе с Одином, Тюром, Тором.

Еще более атлантическая Англия не убивает публично быков, но именно они остались родовой жертвенной пищей. Что есть английский бифштекс «с кровью»? В правильном исполнении это свежайший кусок мяса с еще теплой кровью, лишь слегка, скорее как дань цивилизации, поджаренный. С точки зрения желудка это еще не пища, но с точки зрения Традиции это уже жертвоприношение. Еще один замечательный очаг атлантической скотоводческой традиции, уже в сердце Европы, — Тюрингия. Она донесла до нас не только имя рогатого скотьего бога Тора, но и его жертвенную сакральную пищу, «мясо по-тюрингски», просто сырое мясо. «Культурному» человеку трудно представить, что высококультурный немец может не только зарезать быка, но и тут же съесть его, без страха осквернить себя кровью. Культура это условный рефлекс, а «коллективно бессознательная» жажда крови это безусловный инстинкт Традиции. Все скотоводческие расы, независимо от уровня культуры, от монголов Азии и индейцев Северной Америки до индогерманцев Европы и семито-хамитов Африки, жаждут Крови.

У Северной Америки особый «атлантический» статус. Во многих традициях красная раса считается потомками или наследниками атлантической, и неудивительно, что индейцы Северной Америки наиболее «чистая» сохранившаяся скотоводческая раса. У них практически стопроцентно первая группа крови, они питаются только мясом, их Традиция запрещает(!) пахать землю, явное наследие антиземледельческой традиции, доведенное до абсурда. Также не удивительно, что на территории этого эргрегора как на дрожжах взросли новые атлантисты, новые англосаксы, главной пищей которых остался родовой «стейк». Штаты по праву Традиции первые в мире по количеству потребляемого мяса в год на человека (185 кг), и прежде всего «быка», говядины.

Что есть настоящий «американец»? Это, конечно, «ковбой», и если по-русски это пренебрежительное «пастух», то для американца это звучит гордо, это герой, не только вестернов, ковбойскую шляпу с гордостью носят президенты, миллиардеры, техасские старушки. Ковбой-пастух— это соль Америки, ее суть, и наоборот, фермер-крестьянин — это просто фермер, это низшее сословие Америки, и, чтобы хоть как-то «подняться», он тоже носит ковбойскую шляпу. Пренебрежительное отношение к человеку на земле стало и определяющей основой рабовладельчества в Штатах, этого скотоводческого рецидива в общем-то достаточно просвещенной англосаксонской протестантской среде. Белый человек это «всадник», он должен сидеть на коне, а ковыряться в земле должен не-человек, в данном случае черный — это краеугольный камень, даже скала, Традиции скотовода-кочевника. Вспомним начало западной, индоевропейской цивилизации, Рим, где изначально мир был разделен надвое: на «всадников», граждан Рима, и на пеших, «плебеев», которые должны были кормить и обслуживать «верхнее» сословие. Известно, что «безлошадные», плебеи, получили гражданство к закату Рима, но они никогда не могли стать патрициями.

И самый последний тому пример, это крепостничество на Руси, когда тоже пришлое «всадничество», дворянское сословие, тоже вполне просвещенное, записало в рабов всех земледельцев, словно порабощенных врагов из другой расы, рода, племени.

Замечательно, как в индоевропейской традиции близки, если не тождественны, понятия «мужчина» и «всадник». В испанском языке caballero означает и то и другое, французское chevallier, то есть всадник, также и «благородный мужчина», дворянин, откуда и псевдорусское кавалер. Ну, и американский всадник «cowboy» — тоже «мужчина благородного рода». Диаметрально противоположно на Руси — русский мужчина это «мужик», а это всегда означало также «крестьянин, пахарь». В южнорусском казачестве (тоже что-то вроде доморощенного «всадничества») до сих пор осталось презрительное «мужик» для русских, тех пеших, которые лишь в земле ковыряются. Зато в крестьянской русской традиции, где вообще любое занятие, не связанное с земледелием, считалось малодостойным, пастух, единственный всадник на селе, обладал самым низким статусом. В абсолютно непредвзятом, сухом и формальном описании «Быта великорусских крестьян-землепашцев» Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева конца XIX века есть запись: «Гнушаются очисткой, снятием шкур с палых животных, более или менее презрительно относятся к чистке печных труб и пастушескому труду. Пастушеством, по мнению местных крестьян, могут заниматься только люди, не способные ни к какому другому труду; «живодер» же попросту бранное слово. Даже для подростков пастушество зазорно, им позволительно заниматься мальчикам до 12–13 лет, но и в таком возрасте охотников мало».

В пастухи выбирали не имевших своей земли или не способных к обычной крестьянской работе, для них в деревне было свое жалко-снисходительное: «неумственные». Но и не во всякой деревне находились такие, потому и брали из чужаков, односельчанину было не только позорно, но и почти смертельно, смертельно в смысле продолжения рода. Выйти замуж за пастуха было последнее дело, «быть тебе, Машка, за пастухом!» было вроде ругательства или проклятия от матери негодной девке. Хотя браки и случались, но только если это были тоже своего рода изгои — старые девки, вдовые, не совсем здоровые. Интересно, что в деревенской традиции пастуху во время выпаса скота, а это не один месяц, воспрещалась близость с женщиной и даже с женой, если она была. Видимо, это отголоски коллективного бессознательного, когда на Севере считалось занятие скотоводством делом «неприкасаемых», которым просто не положено продолжать род. Из того же источника русское ругательное «скот», «скотина». И, разумеется, обратное у индоевропейцев: американский пастух, «cowboy», это настоящий «мачо»-мужчина, общеиндоевропейское pastor, «пастырь», в начальном значении просто «пастух», перешло в сверхуважительное «отец, наставник». Уже и у первых павших ренегатов, индоиранцев, «gopatih» — «господин, владыка», дословно означает «повелитель коров», то есть пастух.

Из той же родовой памяти на Русском Севере осталось поверье, что у пастуха обязательно есть демонические помощники, мелкие бесы, кое-где определенно «рыжие» чертенята. К слову, отношение к рыжим у русских («сам ты рыжий!», «рыжий да красный — человек опасный», «рыжих во святых нет», «с черным в лес не ходи, с рыжим дружбы не води») — еще один аспект нашего коллективного бессознательного, необъяснимый, но вполне осознанный, даже на государственном уровне. Петр I, наверное, единственный правитель в мире, издавший указ о запрещении брать рыжих на государственную службу и свидетельствовать в судах, с весьма значительным аргументом: «…понеже Бог шельму метит!»

И оказалось, что этот наш «аспект» из действительного нашего «коллективного прошлого», когда раса, на своем пути исхода с Севера, столкнулась с неандертальской расой охотников. Генетики установили, что возраст гена «рыжести» от 50 до 100 тысяч лет, и это есть наше «неандертальское», он нам достался от неандертальцев, точнее, от порочащих связей с ними. Еще один медицинский факт, «рыжие» почти стопроцентно имеют группу крови 0, как и положено расе охотников, известно, что неандертальцы питались исключительно мясом и даже практиковали каннибализм. Неандертальцы никуда не исчезли, они лишь растворились. Факт, что у русских, как и славян в целом, процент рыжих самый ничтожный среди белой расы, а в Северо-Восточной Руси их днем с огнем не найти^[30]. Максимальный процент среди белой расы именно у англосаксов, обитателей Британских островов, осколков Атлантиды, а также в их метастазах — Северной Америке и Австралии. Даже у индоевропейцев в законах Ману есть замечательное место: «Не следует брать в жены девушку рыжую, болезненную, безволосую, слишком волосатую, красноглазую». Среди неиндоевропейцев, оказывается, самые «рыжие» живут в Израиле, тоже атлантические родственники англосаксов, неспроста Иосиф Аримафейский, брат Иисуса, переселился именно в Англию, возможно, и он был рыжий, как и его брат, новый «царь иудейский». Среди евреев тоже есть свой феномен, целое племя, точнее, колено Вениамина, было рыжим, и, что еще более сближает их с англосаксонскими родственными душами, было левшами.

Был и свой неандертальский, «звериный», бог. В Древнем Египте единственно рыжим был Сет, противник солнцебогов Осириса и Хора. «В третий день родился Сет, сын Геба, бог в виде человека со звериной мордой, с красными глазами и красными волосами, повелитель стихийных бедствий и войн, бог мертвой пустыни. Он появился из бока матери Нут раньше положенного срока».

В египтологии планета Меркурий (Тот-Гермес) имеет два названия — Звезда сумерек и Сет. Также Созвездие Тельца в Египте считали созвездием Сета. Альдебаран связывался с Сетом, как Сириус с Осирисом. Бык и свинья — священные животные Сета, можно сказать, что «рыжий бог», враг Солнцебога, является племенным богом скотоводов, продолжателей дела охотников-неандертальцев, которые обязаны всю свою жизнь лить кровь этих животных во славу и жертву своему богу. И, наконец, эллинистическая традиция четко связывала Сета с Посейдоном, богом-отцом Атлантиды, матерью Запада. И сам Платон описывал жителей Атлантиды с красными волосами и даже кожей. Генон просто и без сомнений заявляет, что «атлантическая традиция была традицией красной расы».

В свете северной традиции индоевропейцев Европы только германская раса еще сохранила какие-то производные-гармоники, но и из нее надо вычесть чуждый даже для нее англосаксонский аппендикс. Прежде всего, потому, что в том, что мы понимаем под англосаксонской цивилизацией, голой материалистической цивилизацией, отсутствует вообще какая-либо традиция, ибо любая традиция — это априори традиция Духа, традиция божественного в человеке. Мы не касаемся кельтской традиции, которая была изничтожена в Британии англосаксами точно так же, как индейская в Америке. Традиция существует, коли существуют носители этой традиции. Но кто есть «англосаксы»? Кто живет на острове Британия, на котором давно нет ни бриттов, ни кельтов? Хороший ответ могли бы дать сами «атланто-нордисты», в священной книге которых, «Хронике Ура Линда», сказано: «Напротив нашей тогдашней западной границы располагалась Британия и ее окрестности. Британия была страной опальных (Bannlinge), которые провинились и вовремя унесли ноги. Живших в Британии особым образом клеймили: опальным на лоб наносили красную «В», а всем прочим злодеям — голубую». Почему именно «В»? Вполне возможно, что понятие «Bastard» имеет свое начало в этой метке. В самой германской, «атланто-нордической», традиции англосаксы это низший тип, «отбросы-Bannlinge» германской расы. Также как потом англосаксонские отбросы, уже вторые производные низшего типа, растекутся от Америки до Австралии. Примечательно, что красно-голубые клейма так и не смоются со всех англосаксонских государств. Хотя в «германской семье» не принято говорить об уродце, но все равно никак ни скрыть эту необъяснимую, даже кричащую разницу между пусть «сумрачным», но могучим «германским гением» и каким-то жалким, слабым — «gentle»-менским интеллектом ни англов, ни саксов. Как еще не вспомнить нордического гения Кнута Гамсуна: «Я выбираю Гитлера не потому, что мне нравится Гитлер, а потому, что я ненавижу англичан».

Сам английский язык есть нечто нетрадиционное, аморфное, язык-бастард. Этот остров не насиловали только ленивые, этим занимались все соседи — скандинавские викинги, германские племена англов и саксов, голландский Вильгельм Оранский, нормандский Кромвель, и что замечательно, каждый завоеватель, я бы даже сказал любой, брал эту землю. Отсутствие стержня — это собственно и есть отсутствие традиции. Тот факт, что в английском языке треть составляют французские, то есть латинские корни, ставит под вопрос и стержень самого языка: то ли он германский, то ли он романский, то ли какое-то эсперанто. Отец немецкой филологии Мюллер даже не включал английский язык в германскую группу, считая его попросту неким жаргоном.

Поражает в Англии отсутствие какой-либо традиции во всех проявлениях своего общежития, все как-то даже не по-европейски голо, например, что есть национальная английская одежда? Пиджак, галстук, а что дальше? Национальные былины, сказки, песни, если это не портовые куплеты и морские байки колониальных времен? В лучшем случае Шекспир или «Алиса в стране чудес». Национальная еда? Нечто необъяснимое, как и английский юмор. Есть что-то забавное в слабости англичан к своим «английским» традициям, как и в самих собачьих бегах, дамских шляпках при лошадиных скачках, королевских повозках, лордах в припудренных париках и прочем скоморошьем консерватизме. Если посмотреть на это с какой-нибудь научной точки зрения, например, Фрейд нашел бы в этом элементарную рефлексию, сублимацию настоящей исторической традиции, и был бы прав. Почему в соседних Шотландии и Ирландии никто так не пыжится и не тянет себя за волосы, чтобы показаться «традиционней»? Потому, что там не пустое место и там остались кельтские корни и попросту ни к чему городить огород с какими-нибудь «чисто английскими традициями». Неиссякаемая ирония англичан по поводу килта и волынки коренится в их неиссякаемом, неутолимом комплексе своей безродности. В Англии весь аристократизм вертится вокруг лошадиных скачек и умения держать вилку, потому не понимают разницы между аристократией и элитой, высшей кастой, которая собственно закончилась с бриттами и кельтами.

Традиция всегда традиция Духа, который и является стержнем расы и проводником воли богов, и потому слабость традиции прежде всего выражается в импотенции духа. Суть Традиции наиболее ясно выражает закон перехода количества в качество, и если англичанам нужно 300 лет, чтобы вырастить английский газон, то для рождения духа, хранилища традиции, нужны тысячи лет и миллионы жертв. Именно это объясняет необъяснимый на первый взгляд разрыв между духовным уровнем культуры самой Европы и англосаксонской культурой. Каких художников, композиторов, писателей и поэтов дала миру Англия? Есть что-нибудь соразмерное с да Винчи, Бетховеном, Толстым? Зато какая патологическая страсть к газетам, детективам, песенкам в три ноты под барабаны и электрогитары, какая поп-культурная плодовитость. Без всякой статистики понятно что по числу глянцевых журналов, детективов, рок- и поп-групп как на душу населения, так и в абсолютном измерении, Англия величайшая держава. И это очень закономерно, что она диктует моду в масс-культуре.

Индоевропейская культура в своем голом виде, в виде англосаксонской поп-культуры, просто кричит о своем скотоводо-кочевническом коллективном бессознательном. Что главное в ее музыке? Безусловно ритм, повторяющиеся циклические звуки. Не странно ли, как идеально вписались барабаны и ударные инструменты в современную индоевропейскую музыкальную культуру, хотя весьма трудно назвать барабан традиционным инструментом белой расы. Ритм это то, что всегда сидит в коллективном бессознательном скотовода-кочевника, у него уже на молекулярном уровне генной памяти сидят галоп, аллюр и прочая иноходь, синкопы копыт и каблуков. Почему немцы так обожают марши? И почему настоящие русские песни такие заунывные, тягучие, одноголосные и хоровые? Ноль ритма, инерция покоя и статика.

Но маленькая Англия со всеми своими островными комплексами не стоила бы столько внимания, если бы не породила огромного монстра-уродца дядю Сэма. Если Англия была бастардом Европы, то Америка это выродок Англии, где вообще нет никакой традиции и на этом огромном голом месте, где есть только огромная масса, инерция и энергия низшего типа, рождается самая главная угроза северной традиции, а значит, и белой расе. Именно благодаря англосаксам произошел главный пробой между Севером и Югом, англосаксы оказались на удивление непритязательны и нечистоплотны в расовом отношении. Метисизация, точнее, окончательная бастардизация белых англосаксов в Америке носит уже необратимый характер. Черный Юг нагнул Америку и уже нагибает Европу. Страшный метис, не знающий, что такое корни и традиция, рвется на Север. Война России и Америки — это последняя битва Арктиды и Атлантиды, но, как и в первой битве, победы не будет, но будет аннигиляция, чтобы очистить место для новой расы. Иван-Царевич сломает иглу Кощея, но смерть Кощея — это и смерть мира.

Возвращаясь к новой Атлантиде, американским Штатам, видим все те же производные культа Быка, маркеры крови и не только знаковые мелочи вроде стэйка или родео, красного и синего цвета — вся Америка, как никакая другая часть Земли, разукрашена в цвета Атлантиды, в цвета стихий воды и крови, в цвета Посейдона и Сета, но и в главной определяющей производной традиции Крови — это отсутствие традиции Духа. Американская «бездуховность» есть уже некая банальность, стереотип, но за этой верхушкой айсберга великое разрушающее начало, огромная сила всей Традиции убийства живого. Невидимая подводная часть айсберга — это сама утонувшая Атлантида. Америка это не армия, не доллар, не слон с ослом, Америка — это ее культура, точнее масс-культура, другой у нее просто нет. В том, что способен родить американец — комиксы, боевики, вестерны, триллеры, блокбастеры, экшены, фэнтэзи, поп, рок, панк, джаз и тому подобное, — выражается только одно главное и единственное «коллективное бессознательное» — рефлексия убийства и разрушения. Во всех традициях, даже иудейской и чисто скотоводческой, кровь связывается и даже отождествляется с Духом, кровь это вместилище божьего духа или Души. Лить кровь, человеческую или нечеловеческую, божьего дитя или божьей твари, — это выпускать дух, это ницшеанское воля к смерти, это уход в ничто, снова на дно океана. Средний американец уже живой труп, но зараза, американская, точнее атлантическая культура, уже пандемией охватывает весь мир. Она как великая пустота, Ничто, как вакуум всасывает в себя все живое, все, в чем теплится великий Дух. И новой Арктиде, России, предстоит еще великая битва за свою кровь и душу с поднявшейся Атлантидой. Каин вновь поднимется над Авелем, но мы должны знать, что наша душа и кровь — это наше главное оружие против быка Атлантиды. Это доказывает и вся русская история, и если только мы изменим духу и крови, станем, например, вместо ржаной корки грызть кровавые стейки, вместо русских сказок давать детям американские мультики, мы погибнем. Такое предупреждение и есть суть сказки об Аленушке и братце Иванушке: станет пить неразумный Иван из кровавой лужи и превратится в козла, в быдло и сволочь, ничтожество по сравнению с Быком. Американская культура, от гамбургера до Голливуда, возбуждает ту жажду, которая приведет к лужице с кровью. Хотя, судя по тому, что сейчас творится на Руси, Иванушка уже отхлебнул. Но в той же сказке-притче рассказывается и о спасении — Достоевский это об Аленушке сказал: «Женщины спасут Россию».

Разделение северной расы на славян-земледельцев и индоевропейцев-скотоводов породило в этих цивилизациях различие места и роли женщины, которые сохранились до сих пор. Как уже сказано, кочевники-скотоводы это прежде всего «мужская» цивилизация, где естественным образом мужчина это «все». Это идет от начала начал, когда северная раса раскололась. «Новые» индоевропейцы состояли главным образом из мужского ядра северной расы, воинов и вождей, тогда как основное женское ядро осталось вместе с земледельцами и жрецами. Женщина и жрец по логике и природе своей есть самое инертное и консервативное в обществе, женщина девять месяцев носит и год кормит, для нее стабильность — условие существования. А жрец — это прямая связь с предками и богами, значит, со своей землей и своим небом, и то и другое не терпит измены. Земледелец-муж также привязан к «почве»-земле и сдвинется с нее, только если она перестанет родить. И мы до сих пор видим в славянстве, что самое главное, ценное и прекрасное в нем заложено в женском генотипе, и что есть нечто недостаточное, нечто утерянное в мужском. Считается, что славянская женщина — самая красивая и трудолюбивая, а мужик — лентяй или пьяница. В русских сказках Василиса или Прекрасная или Премудрая, Иван же большей частью — дурак. В русском сознании вполне укладывается, что «она коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», а вот «он» как-то не очень. Конечно, героев всегда хватало, но в народном сознании фиксируется именно стереотип, «среднее арифметическое». Наиболее выпукло это выступает в наших умирающих деревнях, где доживают свой век русские старухи, а стариков нет, а если и остались мужики, то спившиеся. Увы, это медицинский факт, что русский мужчина живет меньше женщины^[31]. Показательно и то, что, по статистике Олимпийских игр, наши спортсменки принесли больше медалей, чем мужчины.

Но более значима даже не физиология, а то, что русская женщина, кроме генотипа, несет еще до сих пор зерна традиции Севера. Из всех белых женщин только русская сохранила обрядовые сарафан и кокошник, она до сих пор вышивает восьмиконечные звезды и свастики на рубахах и рушниках, пожалуй, только в русских деревнях еще можно увидеть девочку или женщину с косой, одним из самых архаичных и магических элементов женщины Севера. И можно ли это сравнить с нашей мужской косовороткой, балалайкой и гармошкой? Все русские обрядовые традиционные песни и танцы — женские. Наше мужское — убогая гармошка с балалайкой, убогие частушки, кабацкие песни и всякая цыганщина. Заметим, что европейская женщина давно уже ничего не поет и не танцует, она вообще и внешне и внутренне стремится снять грань с мужским. Болезненная одержимость эмансипацией, переодевание в мужские штаны и куртки, отсутствие бедер, грудей, длинных волос, все это не только физиологическое вырождение женского, но и вырождение родового.

Есть божественная мудрость природы, именно для северной расы и особенно для русского типа, в том, что в человеке две женские хромосомы на одну мужскую. Причем мудрость еще и в том, что в мужской Y-хромосоме генов почти нет — всего 27 генов на 50 миллионов нуклеотидов, тогда как в остальных 45 хромосомах примерно 30 тысяч генов, в среднем по 670 генов на женскую Х-хромосому, то есть в 30(!) раз больше, чем в мужской. И самое главное — что женская генеалогическая информация только дается мальчикам и на них терминируется, но девочкам-то передается, а те передают ее своим детям, как девочкам, так и мальчикам. Так что сыновья эту информацию только держат для себя, но не хранят для рода. Евреи тоже знали эту мудрость, когда в своем законоуложении, Галахе, утвердили, что еврейство определяется по матери. Иудейская традиция одна из самых мощных и живучих в истории, и она также связана с традицией преемственности по Х-хромосоме.

Божественная мудрость природы, или Рода, в том, что мужчины выполняют некую временную, сиюминутную задачу, на одно поколение, женщины же — хранительницы и продолжатели рода, Традиции. Может, по этой мудрости, русский мужик при своей кажущейся неказистости и никчемности и нужен для того, чтобы пахать землю, чтобы кормить русскую женщину, давать ей рожать и защищать от врагов.

У индоевропейцев зеркальная до наоборот картина, вся главная начальная суть в мужском начале, в Y-хромосоме. После раскола и исхода, когда основная, консервативная, а значит, и лучшая женская половина осталась, воин-кшатрий захватывал не столько новые народы, сколько новых жен. И если он давал новому поколению свое имя, то кровь в него вливала другая женщина, другого рода и другой расы, и та же мудрость природы — две женские хромосомы на одну мужскую. И уже не важно, что индоевропеец уничтожал своих врагов, воинов-производителей или даже все вражеское мужское население, результат все равно был в пользу Х-хромосомы. Точно по той же пословице «неважно, чей бычок, теленок все равно будет наш», может, «наш» не в прямом родовом земном смысле, но в смысле эргрегора, небесного Рода. Индоарийцы почернели до дравидов и персов, хетты просто исчезли в семитском море, эллины покорили Азию и стали новогреками-старотурками. Рим владел миром, и покоренные им семитские средиземноморские племена стали романской Европой. Общество, основанное на второй касте воинов, общество, основа и богатство которого скот, вырождено на священное табу священной крови, и это кровь сородича, и кровь врага, и кровь животного. И эта традиция кочевника, лишенная священного табу, ведет к потере крови, к самоуничтожению. Мы видим путь-дугу кшатрия-индоевропейца после Аркаима — Центральная Азия, Средний Восток, Передняя Азия, юг и запад Европы и полное самоуничтожение за несколько тысяч лет, остался последний осколок, германская раса и север Европы. Но ядро традиции осталось неизменно. Англосаксов не спас даже остров, сила традиции сильнее, и они поплыли мешать кровь по континентам. Удивительно даже для кочевника, с какой легкостью белый мужчина растворялся в крови черных женщин, поразительно, что англосакс везде, в Африке, Австралии, Индии, Америке находил свой дом и родину. Именно благодаря им метисизация приняла планетарный масштаб, но феномен США подтверждает закон священной крови и программу самоуничтожения. Но если англосаксы сами уже продукт метисизации, то главное ядро германской расы, германцы, тоже дождутся своего часа. Точка бифуркации наступила после Второй мировой войны, когда они сами, в здравом уме и ясной памяти, пригласили турка для «поднятия экономики». И мы опять видим, как мужчина-воин, тевтон, кшатрий неразборчив в крови, подавляющее количество смешанных браков — это немец и турчанка, тогда как обратный процент ничтожен, белая женщина генетически более консервативна и традиционна, именно она принимает в себя и выносит через себя чужую программу, чужой генокод. В ней явным образом работает инстинкт сохранения вида, расы. Именно этот инстинкт заставил главное женское ядро северной расы остаться и не бежать на юг после гибели Арктиды. И именно женское ядро составило основу славянского, самого инертного, самого архаичного ядра северной расы.

Земледелец связан с Солнцем не только духом, но и телом. Вся его земледельческая жизнь проходит при свете солнца и под самим солнцем. Встает он рано вместе с солнцем на рассвете и ложится рано, с солнцем на закате, а между ними ведомый в поле под открытым небом, под оком солнца. Всю свою жизнь он пронизан солнечными квантами, он существует и может существовать только в электромагнитном поле (инфракрасном, ультрафиолетовом, нейтринном и т. д.) Солнца, как и все то, что он выращивает. Крестьянина трудно представить в шляпе и темных очках, ему невозможно понять, зачем надо защищаться от солнца и света. С другой стороны, невозможен ковбой без ковбойской шляпы или хотя бы бейсболки с огромным козырьком. Неизвестно, кто придумал вуаль и солнцезащитные очки, но точно это были европейцы. Почему скотоводы не жалуют Солнце? Странная привычка сохранилась у испанцев, скотоводов-тореодоров, — фиеста. Они в дневное время закрываются в своих пещерах и не высовываются на солнце. Якобы отдыхают, якобы слишком жарко, но от чего именно, от каких непосильных трудов они отдыхают и почему негры в Африке, индейцы в Америке, японцы в Японии, где будет пожарче, находят, чем себя занять в это время? Зато мало кто из европейцев сохранил привычку ложиться вместе с Солнцем, скорее наоборот, с закатом жизнь на Западе разгорается с новой силой. И это не издержки урбанизации и городской культуры, это инерция стереотипа поведения. Для кочевника дневные переходы утомительны и опасны, для скотовода важнее «ночное», когда скот выгоняют на поля, днем же скот прячется в стойлах. Вместе с ним на фиесту уходит и он, скотовод-кочевник.

Среди белой расы есть рыжие, как уже говорилось, особенно много их среди англосаксов, «скотоводческой элиты», и меньше всего у славян, и вот эти рыжие в самом деле боятся Солнца как огня, они не загорают, а сгорают, от солнечных лучей у них самый большой процент рака кожи. Видимо, потому, не просто европейцы, а европейцы в квадрате — англосаксы — придумали широкополые шляпы и темные очки, привычку обедать после заката, как и их скот, и уходить, как скот, в «ночное», в клубы, на балы, кабаки, дискотеки — «от заката и до рассвета». Стереотип поведения — жить не от солнца и дня, а от луны и ночи, у новых атлантов такой же, как у старых, иудейских. Время у англосаксов от р.м. или а.м. — до или после полуночи, и нынешняя манера вести отсчет от полуночи, 0 часов, пошла от иудейской традиции. Сравните, на Руси всегда говорили «столько-то пополудни, дополудни», и земледелец всегда вставал с первыми лучами солнца и ложился вместе с ним. Противоположный стереотип, связанный именно с солнцем, а не луной.

Читая русскую классику, поражаешься той разнице, даже пропасти, в образе жизни крестьянства и дворянства, словно это иноплеменники или даже инопланетяне. Земледелец встает до зари и встречает солнце, барин спит до обеда, земледелец ложится с закатом, у барина только начинается жизнь, он «запрягает лошадь» и вперед — балы, карты, кутеж. Кочевник, но уже с явными признаками вырождения.

Глава XIV

РАБ ИЛИ СЫН

Главный перелом в русской традиции произошел с принятием христианства, несущего в ядре своем традицию Юга: раб божий и его Господь. Евангелическая надстройка Нового Завета над Ветхим с чисто северной идеей отца и сына была лишь вынужденной косметической мерой, но дьявольски хитроумной вирус, замаскированный под своего, чтобы блокировать выработку антител в организме Севера, как реакцию на чужую, ветхозаветную традицию монотеизма. Очевидно, что без северной идеи воскресения бога, без идеи человек — сын бога, Юг не смог бы пробиться на территорию Севера. Одно из главных показателей всей христианской истории — это бесконечная борьба христианства с самим собой, католики против протестантов, и вместе — против восточных ортодоксов, постоянная грызня вперемежку с религиозные войнами, внутренние ереси и секты, но главное — вся эта грызня вокруг и внутри только Нового Завета, и никто и никогда из них не посягал на главное и святое — Ветхий Завет.

Христианам было позволено делать то, что нельзя иудеям и собственно для этого они и были придуманы. Новая традиция сколько угодно могла рассуждать, спорить, убивать по вопросу троицы, святого духа, воскресения и всего остального, но Яхве-Иегова всегда оставался неприкасаемой темой, он — главный и, самое главное, единственный бог. Ветхозаветная традиция, то есть Традиция монотеизма, конечно не еврейское изобретение, она стара как мир, возможно, она старее, чем сама Земля. Но надо отметить, что на Земле эта традиция оказалась уникальной, единственной и неповторимой, несмотря на кажущуюся простоту и доступность. Ни одна эра, ни одна цивилизация, ни до, ни после, не знала единобожия (разумеется, речь идет не о верховном боге, а о единственном)! Проявившись в Палестине в историческое время, буквально несколько тысяч лет назад, последняя традиция оказалась и самой агрессивной, всего за несколько тысячелетий она захватила все континенты, все расы и почти все народы, остались более или менее чистыми только Япония, Китай и часть Индии. Причем само ядро, ветхозаветный иудаизм, оставалось недоступным и неприкасаемым, вся экспансия шла через порожденных големов, на север и запад через христианских, на восток и юг через исламских. Еще одна уникальность данной традиции в том, что в основе ее традиция власти, а не духа и основной целью всегда являлась реальная и вполне конкретная власть на Земле, прежде всего, над телом, символическим обрядом инициации (крещения) водой у христиан и вполне физическим обрезанием у семито-хамитов. Категория души, которая сама по себе явно чужда самодостаточному единому богу, устояла только в христианстве, но лишь как дань и уступка общей индоевропейской традиции, в которой власть над личностью всегда вызывала отторжение. Раввины всегда были больше старостами, чем жрецами, первосвященники всегда стремились быть большими начальниками, чем сами цари, и это стало одной из причин того, что евреи, став иудеями, потеряли государственность. Попы были запрограммированы на то же самое, вспомним, как они с самого начала не поделили власть и разодрали Римскую империю на Рим и Византию, а заодно и христиан на католиков и православных, дальнейшая история папства и патриаршества — это история борьбы за власть, примитивную, светскую.

Начало традиции Юга известно достоверно, оно зафиксировано в Ветхом Завете как начало всего, начало мира, это произошло 6578 лет назад в Шумере. Странно, что единый и единственный бог не имеет имени кроме YHWE, что на древнееврейском означает «то, что существует», в православии он прячется под именем Бога, одного из древних славянских богов, у католиков его зовут Pater Deus (Бог отец), то есть римский Юпитер (Deus Pitar) или греческий Зевс — византийский Teos, египетский Тот, у германцев по простому Gott, Lord, что есть лишь «хозяин, господин», оттуда же русское «господь». С чего бы такая таинственность, а может бесфамильность, я бы сказал безродность? Даже Каббала возникла как секта для Поиска божьего имени.

Но одно имя нам известно и самое первое, которое шумеры прекрасно знали, это Эн-Иль, второй сын после Эн-Ки верховного бога неба Ана, который несомненно имел больше прав стать основателем единобожия, но не имел таких претензий на эту планету в отличие от его сына. Ил занимал в шумерской мифологии уже особое место, именно он был инициатором идеи утопить все человечество за непослушание и даже настоял на этом на совете богов, и только его брат Ки спас человечество, предупредив шумерского Ноя, Утнапиштима. В дальнейшем его злобность и непримиримость к землянам только увеличивалась, и похоже, дело дошло до навязчивой идеи все-таки уничтожить своих подопечных. Ил — это единственное известное имя основателя ветхозаветной традиции Юга (на иврите сохранилось значение «ил» как «божественный») и в этом слоге, в его информационном поле, есть вызов Северу и полярным богам, прежде всего Ра. Именно с тех пор во всех языках белой расы происходила невидимая внутренняя борьба двух начал и двух звуков, знаков и символов, «Л» и «Р». Особое фонетическое отклонение в индоевропейских языках, так называемая «картавость», необъяснима с чисто физиологической точки зрения. Почему именно «р» вызывает такие трудности и почему «л» так навязчиво старается ее заместить? На самом деле это одно из самых явных внешних признаков самого глубинного внутреннего вырождения белого человека, иначе говоря, перерождения в нем примеси того первого «лу-лу», которого шумеры считали первым рабом-големом, созданным по приказу Эн-Иля. Известно, что каждый ген отвечает за комплекс признаков, и картавость это лишь незначительная видимая метка, но, может, самого значительного гена, перепрограммирующего стрелку Традиции с Севера на Юг или, в наше время, с Востока на Запад. Надо признать, что современная белая раса со времени «лу-лу» зашла уже очень далеко, это явно видно по вырожденным этносам англосаксов, французов и даже немцев. Особенно отчетлива почти полная потеря буквы и духа «р» в крайне западной, американской цивилизации. Причем вырождение прогрессирующее, известно, что немцы еще во времена Гёте держали «р» и даже старофранцузский и староанглийский языки сохраняли иммунитет к носовому сопливому «р». Но в историческом итоге Индоевропа пала перед L, перед Элом, и закрыла для себя путь к Ра. Символично, что в латинице, языке-душе индоевропейцев, «L» есть антипод, есть перевернутое, сброшенное «r». Источник «L», как и оплот EL, несомненно на Ближнем Востоке. Фонетика семитской речи, акустические и артикуляционные свойства языка не позволяют полнокровно использовать рычащий звук «Р» в еврейском и арабском. Между тем, у ближайших соседей, но уже земледельцев, египтян слов, звучащих как рычание, было немало. Это объяснимо, обращение к «Ра» обязывает, тогда как скотоводы семито-хамиты речью бесконечно воспевают «El, Allah, Elohim».

К настоящему времени только русский язык сохранил настоящее северное и индоарийское «ра» скатистое «р», какое знал еще санскрит и даже уже в других славянских языках, в частности польском, «р» чувствительно приглушен и потерял силу. Немцы, романцы и англосаксы проявляют чудеса фонетической эквилибристики в стараниях отделаться от «р». Если в начале слова надо все-таки что-то произносить, то выдается нечто невнятно-гнусавое, в конце слова звук просто опускается, не замечается, словно его и нет. Не странное ли отношение «новых арийцев» к самому арийскому звуку? Как могут германцы назвать себя «ариями», если не могут произнести это слово? Ключевое «р» в еще одной «арийской» загадке, в кличе «Ура! — Hurra!», очевидно, что он общеиндоевропейский, точнее праиндоевропейский, на уже неком инстинктивном, бессознательном уровне. И уже никто не может точно определить его значение, как и загадку того же уровня из четырех «г» — свастику, но очевидны их истоки, Север, это самый «традиционный» клич ариев, «воззвание к Ра», ключ к Традиции Севера. Но вот еще «дьявольская» мелочь, в великой войне за «арийскую идею» «новые арийцы» не кричали «Ура!», понятно, что они и не могли воспроизвести этот звук, но у них не было и позывов, не было такого пункта в уставе вермахта. Не было его и у Красной армии, но ни одна атака не обходилась без раскатистого рокочущего «Р». Вообще русская атака, и на Курском поле, и в Гражданскую войну, и у Суворова с Кутузовым, и на Ледовом побоище, и на Куликовом поле, и на Курукшетре и так далее, потому что у этого нет начала, потому что это нельзя придумать, это рождается с нами, это самое из самого «коллективного бессознательного». С точки зрения чистой фонетики «у» это вдох, настройка резонатора, чтобы потом со всей силой и всем выдохом воззвать «Ра!», попробуйте без «у» выдавить «ра» и получите краткий слог без мощи и рокота.

Русский единственный из северной расы, который «начинается» с «Р». Это его метка, его принадлежность, попробуйте озвучить прилагательное от «Р» и получите «р-ский», но по законам русской фонетики вам придется добавить гласную — «ру-ский, ро-ссийский, ра-сейский».

В русском сохранилось еще очень важное, это внутреннее, физиологическое отторжение картавости, понимание неспособности к «р» как очевидного отклонения, чуть ли не уродства, и, наверное, Россия единственная страна в мире, где существуют детские врачи-логопеды, которые существуют именно для того, чтобы специально исправлять у детей больное «р». Это не просто звук или буква, это знаковый символ, это метка ария, для которого жизненно важно уметь обратиться к своему богу, воззвать к Ра, к Роду, и для которого производные от Ра — Рай, Род, Русь, Родина — есть генетически ключевые понятия. Ра древнейшее, первое, еще арктическое обращение к Солнцу и «арий» — это изначальное самоназвание земледельцев-солнцепоклонников Севера. В древних языках северного корня, санскрите, русском, кельтском корень «ра-ру» был связан с Солнцем и если проследить всех ведических богов, то все они, за единственным исключением Агни, несут в себе магический корень «Ра-Ру»: Пуруша, Брахма, Индра, Варуна, Митра, Рудра, Сура, Савитар, Твастар, Ахура Мазда; и всех их объединяет главное, все они солнечного рода^[32], рода Ра.

Парадигма «р»-«л» удивительным образом связана с парадигмой «правый»-«левый». В германских языках также правая сторона держится на «р» («right, recht») и левая на «л» («left, link»), и сохранилось даже общее соотношение «правый» = «правильный, верный, right, recht» и «левый» с определенно негативным значением. Картавость, как физиологическое отклонение, имеет еще одну параллель, связанную с «p»-«right» вырождением, леворукость, и в ней тоже показательна разница восприятия нормы у нас и европейцев. Для русского слабость правой руки и сила левой такая же аномалия, как слабость звука «р» и сила «л». На Руси, если замечают, что ребенок пытается управляться левой рукой, сразу чуть ли не бьют его по руке, стараются сделать его «правым». Неспроста в русском языке «левое» явно негативной этимологии. Тогда как на Западе это вообще не считается отклонением, и, что замечательно, самый большой процент левшей, почти каждый пятый, рождается у англосаксов, «атлантистов». И для них это не только не отклонение от нормы, а даже норма элиты, семь из последних десяти президентов США и трое из пяти премьер-министров Англии были левши. Наименьший процент леворуких у нас, Лесков гениально это подметил в своем «Левше», это явление для нас уникальное, из ряда вон, во всех отношениях.

Нельзя пройти мимо еще одной «дьявольской мелочи» языка, загадочной буквы «ф». Если индоевропейцы «потеряли» «р», то славяне со своей стороны почему-то не нашли «ф». Лингвисты знают, что она появилась в индоевропейских языках совсем недавно, это самая молодая буква, а точнее будет сказать, что это приобретение самых молодых индоевропейских языков. Ее не знали ни славянский, ни литовский, ни санскрит, наиболее близкие к архаическому ядру праязыка Севера. Но мы достаточно точно знаем, где и когда она появилась — у древних иранцев. Если Веды и ранние тексты Авесты ее еще не знали, то уже после полного разрыва индоиранских связей и формирования древнеиранского этноса она занимает важное, даже ключевое место, в конечном итоге превращая язык Заратустры в «фарси». Все последующие появляющиеся индоевропейские языки, греческий, латинский, германские уже «ф» ундаментально стоят на «ф». Даже в современном русском словаре закладка на букву «ф» самая тонкая, и можно легко показать, что все слова с этой буквой заимствованные. Точно известно, что она появилась на Руси во время христианизации вместе с византийским влиянием, когда все первоисточники переводились с греческого, да и все книжники, грамотеи и новые пастыри были греками. В кириллице ее обозначили как «фърт», или глагол «фърети», разумеется, также заимствованные из греческого, со значением «оплодотворять». Видимо настолько была чужда эта буква русскому слуху и духу, что само значение позже перешло в вульгарное «пороть, порево, порнуха». И настолько тяжело давалось это «фырканье», что он заменял «ф» на «хв», и настолько же неприятно, что появилось, возможно, единственное незаимствованное, с «ф» — «тьфу», «фу!». Впрочем, «фыркать» это тоже именно русское, но что же по сути оно означало? Фыркают лошади, и, возвращаясь к истокам загадочной буквы, индоиранцы тем и отличились от индоариев, что сели на лошадь. Именно тогда, во время победного взлета «ф», Заратустра пытался остановить падение древних иранцев, проклиная кочевников и призывая к тому, что единственно достойно ария — к земледелию. Но иранцы, как и все индоевропейцы, предали завет, оторвались от земли и вскочили на лошадь.

С этой буквой связан еще один ираногерманский феномен, числительное «четыре». Во всех языках северной расы порядковые числительные имеют общую этимологию, как и полагается для ключевых, первичных понятий, но — за исключением четверки. В «старых», архаических языках, славянском, санскрите, литовском, ничего не изменилось, «четыре» = «чатур» = «keturi», но в «новых» языках, с новой буквой «ф», уже — «four, fer, vier». Очевидно, что сама буква  в латинице есть символические четыре конца (или ноги). Источник и смысл новых «four, fer, vier» можно найти в новом чисто индогерманском алфавите, рунах футарка, которые имеют уже мало общего с графикой санскрита или со славянской азбукой. Руна  «Feoh», дающая новый звук «ф», имеет главное значение «домашний скот» и второе — «богатство», она в буквальном виде перешла в поздние германские языки со своим буквальным значением, «vieh» (нем.) — «скот», «faer» (швед.) — «баран», «pferd» (нем.) — конь. Идея новой руны вполне прозрачна, это идиограмма конской головы, в таком же виде она в заглавной латинской букве «F», а прописная  сильно напоминает всадника на коне. Значение новой «скотной» буквы и аксиома «богатство» = «скот»^[33] подчеркивается ее местом, это первая руна первого этта^[34]. Место славянской «Азъ», так что в плане Традиции еще раз подтверждается, что «f» и «скот» это «Я» индогерманца.

Нельзя не заметить, что сама руна  есть лишь слегка видоизмененная руна  — «As» («Азъ»), которая имеет ни много, ни мало, традиционное значение «Бог». Метаморфоза четверки и появление новой буквы, той, что «фыркает» и имеет «четыре ноги», — это не простая грамматическая деталь, это великая веха в истории, точнее, в распаде северной расы, маркер окончательного формирования индоевропейства, белой расы скотоводческой Традиции.

Кроме истории, языка, самой Традиции, есть еще и такая чисто физиологическая «дьявольская» мелочь, как антропология, разделяющая Север и Юг, Восток и Запад. Антропология северной расы четко брахицефальна. Долихоцефалы явно чуждая примесь в индоевропейской расе, и основная ее популяция находится на крайнем западе Евразии, у атлантической граничной зоны Европы. Англосаксы — вот явные носители этого типа, причем даже их соседи по острову, шотландцы и ирландцы, в которых что-то осталось от кельтов, имеют заметно другой антропотип. Долихоцефальность есть знаковый признак атлантической расы, долихоцефальность доминирует среди краснокожей расы Северной Америки, негроидов Африки, семитов, и, к слову сказать, горилла и шимпанзе «длинноголовые». Из древних цивилизаций только Египет оставил нам культ яйцеголовых, тогда как шумеры круглоголовы. К слову, эзотерическая традиция определенно указывает на Древний Египет как преемника атлантической традиции и на то, что первые боги Египта и были спасшиеся боги Атлантиды. Иудейская традиция вышла из Египта вместе с Моисеем, верховным египетским жрецом, и, как указывает масонская традиция, «посвященным» в тайные знания Тота. Древние иудеи (и современные евреи тоже) долихоцефальны даже на фоне остальных семито-хамитов Ближнего Востока, долихоцефалов в общей массе. Именно атлантические долихоцефалы, англосаксы, стали проводниками иудейской традиции среди индоевропейцев. В масонской традиции считается, что после смерти Христа его брат Иосиф Аримафейский прибыл именно на Британские острова, где проповедовал до самой смерти. Именно англосаксонские имена (а как известно, имя — это главная инициация), в подавляющем большинстве ветхозаветные, даже такие «чисто английские» как Джон, Джек, Билл, Марк, Джером, Мэри, Сара и т. д., а национальный символ, государственный флаг, в Штатах именуется «uncle Sam» — дядя Самуил, и в Британии «union Jack» — союз Иакова. Англосаксы практически «очистились» от саксонских и, тем более, кельтских имен, в сравнении с ними остальные германцы еще сохранили «родные» имена. У славян, особенно у западных, доля библейских имен значительно меньше, и что замечательно, в новейшее время имеется тенденция к их исчезновению, в основной массе имена теперь заканчиваются на «-слав», или гласную.

Современная теория о том, что якобы «арийцы», настоящие индоевропейцы, и вообще высшая раса должны быть долихоцефальна, есть долихоцефальная глупость, или долихоцефальный комплекс. Эволюция и история показали, что первый человек разумный, открывший Космос, как и человек, открывший туда дорогу, Гагарин и Королев, были яркими брахицефалами. Да и просто арифметика утверждает, что наибольший объем, в данном случае мозга, дает шар, а не эллипсоид. С точки зрения той же эволюции, если мы признаем, что начались с обезьян, то стоит напомнить, что высшие приматы, орангутанг, горилла, шимпанзе, «долихоцефальны» и, значит, брахицефалия является более поздним приобретением, а значит, и более эволюционным.

Хороший ликбез о долихоцефальном мифе есть в книге «Арийцы» Э. Чайлда, авторитетного ученого, к тому же англосакса. Некоторые ее основные положения: «Неолит своим появлением в Европе обязан населению нового антропологического типа, пришедшего из Азии — «неолитических брахицефалов» — праиндоевропейцев»; «В энеолитическую эпоху явно эта брахицефальная раса заложила основы бронзового века. Эта раса известна также своей цивилизацией под названием «следопыты» или культурой «колоковидных кубков»». «Следопыты» — потому что они повсеместно искали руды и драгоценные металлы, и первые изделия из них, найденные в Центральной Европе в погребениях этой культуры. Далее: «Именно брахицефальные «следопыты» распространили индоевропейский язык по всей Европе»; и — «В Британии использование металла было введено короткоголовыми пришельцами с континента, которые строили круглые курганы (весьма отличающихся от неолитических длинных курганов) и своих мертвых предавали земле». Важно, что в Европе уже присутствовали средиземноморские и северные долихоцефалы (на побережье Атлантики). И далее: «Антропологи полагают, что горный барьер, протянувшийся с запада на восток и разделивший Евразию на две части, делит и области, где развивались две основные человеческие расы: к югу от хребта жили евроафриканские долихоцефалы, а к северу евразийские брахицефалы», «физический тип праиндоевропейцев больше всего напоминал тип пракельтов — высоких блондинов, брахицефалов».

Тейлор, еще один не менее известный антрополог, утверждает, что «первые индоевропейцы были высокие блондины, но при этом короткоголовые. Этот тип представлен среди древних кельтов и современных славян, кроме того, его выявляют среди умбро-латинов». Профессор Риджвей включил в этот список еще и ахейцев Греции. Далее Чайлд пишет: «Недавние исследования показали, что сфакиоты Крита, которые, видимо, являются прямыми потомками дорийцев, принадлежат к той же самой группе брахицефалов. Кроме того, и азиатские блондины (иранцы, скифы, сарматы, тохарцы) оказывается, принадлежат к тому же самому типу брахицефалов, что и славяне»; «европейские брахицефалы разделились на две части: низкорослые и темные, с одной стороны, высокие и светловолосые — с другой. Обе эти ветви были азиатского происхождения. Первая из них включала в себя предков финнов и басков, а вторая, которая обосновалась в северной части Центральной Европы, превратилась в индоевропейцев. С другой стороны, длинноголовые жители севера не были (!) изначально индоевропейцами, а стали ими только посредством контактов с брахицефалами». Ставлю восклицательный знак, ибо это принципиальное утверждение — долихоцефалы Европы были прежде индоевропейцев, они или автохтоны, неандертальская ветвь каменного века, или пришли до арийцев и пришли с другой стороны, ни с севера или востока, откуда шли индоевропейцы. Стопроцентно согласен с мифологами Третьего рейха, это остатки «атлантов». Тейлор с особым ударением отмечает, что «древние германцы исказили индоевропейский язык, свидетельством чего являются изменения в произношении согласных…, …достаточно вспомнить о знаменитых звуковых изменениях, на которые уже указывали Фик, Тейлор и Бендер. Такие фонетические изменения подразумевают, что древние германцы в очень значительной степени были смешаны с неиндоевропейскими народами». Ученый не решается сказать открыто, что индоевропейский язык для германской ветви не родной, и пытается объяснить необъяснимой деградацией: «Но чтобы избегнуть этого противоречия, можно вслед за де Мишели отделить индоевропейцев от жителей Северной Европы и вспомнить о том, что наиболее чистым индоевропейским языком является тот, на котором все еще разговаривают литовцы и от которого германские языки отошли необъяснимо далеко. Но мало того, что прагерманский язык явно деградировал с фонетической точки зрения, культура самых ранних обитателей Скандинавии не соответствует тем сведениям, которые при помощи сравнительного языкознания мы можем получить о прародине и примитивной цивилизации индоевропейцев». Проще говоря, прародина прагерманцев не соответствует прародине индоевропейцев. Там же: «Представители скандинавской расы были скотоводами, так как кости животных находят в их курганах», и это понятно, не понятно главное, что это за раса такая, «скандинавская». У самой «Скандинавии» есть оригинальный ответ от готского «skadana» (стадо) и «awiâ, aujô» (прибрежная полоса, луг), так что Scadanavia «страна у моря, полная скота».

Рогатые тевтоны, у которых и боги с бычьими рогами, которые и сами до сих пор поедают сырое бычье мясо, и есть еще неплохо сохранившиеся «атланты».

Атлантический культ быка и крови чужд северной расе, и среди современных «белых» он присутствует опять же на самом атлантическом западе, на Атлантике и за Атлантикой, в «сфере влияния» Сета-Посейдона, для которого на сакральном уровне и приносится жертвенный бык. Для англичан, даже немцев, испанцев, итальянцев («карпаччо») употребление в пищу сырого или полусырого мяса с кровью имеет в себе глубокие древние, атлантические, корни, совершенно чуждые северной расе, особенно и прежде всего русскому типу, для которого мясная пища явно вторична, а сырое мясо противоестественно. И даже соседи атлантистов, скандинавы, те, кто ближе к Северу и Востоку, не восприняли ни в быту, ни в обрядах эти противоестественные и явно дегенеративные атлантические позывы.

Славяне среди бела дня на капище, у огня, под Солнцем и небом, выпрямившись, с распростертыми вверх руками. Они говорят — мы не рабы божьи, мы дети божьи, Даждь-божьи внуки. Вспомним слова Гесихия из Александрии (V в. н. э.): «Гиперборейцы почитают небесный свод и совершают жертвоприношения под открытым небом».

Руки, поднятые вверх, к Солнцу — так везде от Индии до Севера Руси изображают на вышивках, сосудах, орнаментах богов и богинь. В отличие от иудейской (иудеи, христиане, мусульмане — все согбенные, ниц, на коленях) традиции. Христиане все праздники и литургии проводят под темным сводом, в полутьме, ночью, при свечах и под Луной, припавшие к земле и падшие на колени. Они кричат — мы рабы божьи, взятые из праха и в прахе сгинувшие.

К небу воздеты руки богини-оранты на неолитических изображениях и русских вышивках. Так в египетском храме изображена богоматерь Исида, такова же Богоматерь-Оранта в Софии Киевской, и для всякого язычника это образ Лады-Леды, матери Ярилы, Даждьбога, Аполлона. Для язычников человек — сын Неба-отца и Земли-матери, верхнего и нижнего миров, сын бога, полубог. Для ветхозаветной традиции — раб из праха, голем из глины.

Из всех индоевропейцев только славяне и древние иранцы называли дивами (дэвами) демонов, а верховного «бога» именовали словом, восходящим к индоевропейскому «бха- га» — счастье, удача.

В Древней Руси бог именовался также Родом. «Чьего Рода будешь?» — главный вопрос на Руси. Род имел и ипостась громовержца, на древнерусском шаровая молния — «родиа», символическое солнце. Обычные молнии для младшего громовника, Перуна. Переход «д»-«г» фонетически закономерен, отсюда Род-Рог, Pa-рог, Род-Ра, индийский Рудра, Род восходит к Ра. У словаков Род именовался Пра-богом, Ра-богом.

Согласно легенде об основании Гамбурга местные славяне-язычники почитали бога Хаммона, или Святобога. «Хаммоном» в античные времена называли египетского Амона-Ра. Хаммон-Святобог изображался тоже с соколом (!), попирая ногами змея.

Святогор, «святой Гор», донес до нас самую древность, самую седую память о богах, живших рядом с нами, и главное о великом времени, когда боги ушли, но успели передать нам силу, меч-кладенец и веру. Святогор, самый древний и главный великан в русской традиции, дает нам ключ к пониманию великанов не только по росту и размеру, но и по преемственности традиции^[35]. В русском языке, в подкорке осталась память о Ванах и великанах — «великих анах», о библейских исполинах и временах, когда «боги жили среди людей». Даже в самоопределении «славяне» читается «славные (в)аны», окончание «яне» на древнерусском означает люди, человеки — «россияне, северяне, дворяне, христиане» и т. д., то же, что и «man» и «men» в германских языках. Сюда же можно добавить античные славянские племена венедов, вандалов и антов и то, что до сих пор ближайшие и древнейшие с послегиперборейских времен северные соседи финно-угры называют Россию страной Ванов — Venaja, а русских — Vana или Vena.

В русском имени «Ваня» (западнославянское «Ян», «Яна») тот же корень и та же память, и уж никак не от «Иоанна», это всего лишь христианский колпак на Вана-Ивана, также как Георгий на Юру и Александр на Шуру, хотя и библейский Иоанн тот же «Ван-Ан», только с другого боку, от шумерского Ану и означает с еврейского «тот, кто от бога (Ана)». Даже в древнееврейском осталась неуничтожимая связь корня «ан» с божественной сущностью, не говоря уже об индоевропейцах, Ману у индийцев, андр у греков, man, mann, human у германских и романских народов, но здесь «ан» несет значение уже не бога, а человека, скорее первочеловека. Тот же корень придает величия в японском — сан, китайском — ван, монгольском — хан, армянском — джан, индийском бра(х)ман, голландском van, немецком fon, испанском don, польском пан, русском сан, сановник, вообще божественности в sankt (saint), angel. Можно говорить о евразийской универсальности этого корня, но характерно его затухание к западной (атлантической) границе континента и замещение его на корень «er». Если у немцев сохраняется параллель «herr» и «mann», то пограничные к Атлантике французы и англичане окончательно отошли к «messier, mister, sir». Опять некое исключение из индоевропейского правила — русские, у них вообще отсутствует такая «ан»-маркировка некоего высшего типа. Простых объяснений тому два: или в этом племени изначально отсутствовали представители верхнего типа «анов», или, наоборот, они все были «слав(ные)яне», в обоих случаях снимался вопрос иерархии и значение самой метки. Но зато сохранилась в единственном роде чисто северная иерархия по «Ар-Яр», «большой Ярин», старорусское «бол-ярин», позднее боярин, обезличившиеся в барин. Более общие уважительные, но также исключительно русские, «суд-арь» и «го-сударь», аналог индоевропейского «man»-«мужчина» — русское «парень» или севернодиалектное «паря», указывают на линию Ра-Яр.

Определенная загадка в месте и соотношении первоначал Ан-Он и Ра-Ар. Оба они имеют небесно-солярную природу и местами даже взаимозаменяют друг друга, но если Pa-Яр это явно от Севера, то Ан-Он имеет глобальный, над-индоевропейский характер.

Иван-Ван — первобог? Самый архаичный греческий бог это Фан(ес), или даже первосущность человек-рыба Оанн(ес), отбрасывая греческое окончание и учитывая, что в греческом нет буквы «в», имеем опять Ивана. Фанес — божество света, больше греки о нем ничего не помнят, отождествляли его с Эр(ос), то есть Ван отождествляется с Ар. Он высижен из серебряного яйца, он привел вселенную в движение, он демиург, создал землю и небеса, двуполый андрогин с золотыми крыльями за спиной, у него четыре головы, атрибут всех первобогов Севера (Свентовит, Радегаст, Род, Брама). Фанес — первобог орфиков, можно сказать самой древнейшей секты солнцепоклонников. В дионисийских празднествах, посвященных умирающему и воскресающему богу, главный клич был «Эван!», аналогия «Ур-ра!». У русских до сих пор в «коллективном бессознательном» кроме главного «урра» сохранилось и как междометие «эвон!». Такая же связь Иван-Яр(ило), в Северо-Восточной Руси, где Иванов день называли Ярилою. У египетского Ра был двойник, или его душа — бог Бену, у них общий фетиш — фаллос. Этимологически Бену тот же Ван, город Ра, греческий Гелиополь, — египетский Оан (Он, Ан), учитывая сложности звуковой транскрипции египетского письма можно трактовать как город Вана.

Глава XV

РОД СЕВЕРА

Существуют две основные загадки в истории человечества (я имею ввиду под историей то историческое время, о котором как-то можно судить по имеющимся археологическим и письменным источникам), первая относится к III–IV тысячелетиям до н. э. и связана с неожиданным, т. е. пока необъяснимым, появлением цивилизаций Шумера и за ним Египта, и вторая связана с гибелью Древнего мира в середине I тысячелетия до н. э. и рождением основ, прежде всего духовных, Нового мира, свидетелями гибели которого являемся уже мы. В этом мире все непостоянно, и загадкой является, собственно, синхронность глобальных перемен на всей территории Евразии, их синхронность по времени со сменой зодиакального восхода Солнца в весеннее равноденствие. В эзотерике мы видим смену стихий, земля (телец) — огонь (овен) — вода (рыбы), или изменение цвета Энергии с зеленого на красный и на голубой, и неизбежная в связи с этим смена поколений богов и отсюда проистекает реформация духовных основ цивилизации.

Карл Ясперс обозначил как «ось мирового времени» знаковые события IV–VI веков до н. э. Это закат Египта и рождение из его недр Моисея, это упадок ведической цивилизации и рождение реформаторов Будды в Индии и Заратустры в Персии, новых учителей Конфуция и Лао-Цзы в Китае, в Элладе время философов Гераклита, Платона, Пифагора, Демокрита. Необъяснимые и глобальные перемены почти одновременно на протяжении нескольких столетий и независимо друг от друга на всем пространстве Евразии. Произошел великий перелом от мифического к рациональному, но кто перевел эту стрелку? «От поколения к поколению люди претерпевают изменения, одинакового рода и в одинаковом направлении, а в поворотные моменты истории однотипные изменения охватывают гигантские пространства и совершенно чуждые друг другу народы», — это описание немецкого философа Кайзерлинга одной из самых главных загадок разума. Возможно, решение нам до конца недоступно, но мы точно знаем, где его искать — для этого надо обратиться к Солнцу.

Еще одна великая тайна: кто нам указал на звездные часы, на космическую магию чисел 12, 72, 144? Почему это так важно: когда и где восходит Солнце в весеннее равноденствие? Никто не знает, почему именно созвездия названы Овен, Близнецы или Стрелец? Кто играет этими символами и стихиями? Кто дает установку, что в эру Тельца боги обретают бычьи атрибуты (Апис в Египте, Ра на бычьей колеснице, Индра на быке) и происходит зарождение великих земледельческих цивилизаций и воздвижение крупнейших за всю послепотопную историю земляных мегалитических сооружений, а Овен дает божественный импульс скотоводческим племенам и рождает Зевса в козлиной шкуре, Баала, Моисея и Тора с козлиными рогами, и главным оружием всех верховных богов становится молния, небесный огонь, и, наконец, Рыбы возникают на первых христианских храмах и новая метка, крещение, инициация водой, открывает следующую стихию?

Очевидно, что такое глобальное самопрограммирование невозможно внутри самой замкнутой системы Земли. Не зря подчеркнуто, что смена стихий — это смена энергий, но любая энергия на Земле — это энергия Солнца, исключением является лишь радиоактивный распад тяжелых элементов. Солнце излучает во всем спектре электромагнитного излучения, мы с рождения до смерти (и после смерти тоже) находимся в зримом и незримом энергетическом солнечном поле, и ночью, когда мы закрыты толщей всей Земли, нас пронизывает гравитационное и нейтринное поле Солнца. Регулярно Солнце дует на нас «солнечным ветром» — потоком заряженных частиц, который модулирует наше магнитное поле. О влиянии Солнца на поведение человека написано достаточно, оно попросту всеобъемлюще. Физическое состояние человека напрямую зависит от состояния и «настроения» Солнца, от его активности, его пятен и вспышек, в конечном смысле любая погода на Земле — это продолжение или следствие солнечной «погоды». Все ледниковые периоды и глобальные потепления, потопы и землетрясения, и прочие малые бедствия и большие катаклизмы на Земле программируются в недрах Солнца. И нынешняя история с «парниковым эффектом» в том числе, суть которой в том, что за последние столетия Солнце значительно увеличило мощность излучения. Но это грубая физика, то, что лежит на поверхности, а есть и более тонкие нити. Что есть просто хорошее настроение? Это ласковое солнечное утро, это необъяснимый подъем жизненных сил вместе с восходом Солнца. Биоритмы человека жестко связаны с солнечным ритмом, строго говоря, они есть модуляция солнечного поля. Биополе человека есть терминальная точка солнечного поля. Есть тривиальные вещи, которые не имеют внятного объяснения. Почему человек должен спать ночью и даже не может не спать? А если он вынужден бодрствовать, то это слабое, почти бессильное состояние, живое лишь за счет инерции дня. Человек засыпает, потому что темно? Верно, как и то, что сна нет при свете дня. Древние верили, что человек ночью «умирает», путешествует в «царство мертвых». Действительно, человек, отрезанный от Солнца, одной ногой уже там. Еще один медицинский факт: в подавляющем большинстве люди умирают ночью. Гениальна догадка Станислава Лема, что мы можем существовать только в силовом поле нашего «Соляриса», ночью это поле экранирует Земля и мы «умираем».

Ритмы более высшего порядка, например энергоритмы этносов или кривая пассионарности по Л. Н. Гумилеву также модулируются энергополем Солнца. В замкнутой системе «человек — Земля» каких-либо причин к внутренним структурным изменением, в частности, для эволюции, попросту не существует, хотя бы из-за антиэнтропийных принципов, более того, невозможно существование какой-либо замкнутой системы вне Солнца. И самый принципиальный, хотя и очевидный, вопрос, насколько человек самостоятелен и независим? Например, можно ли представить человека за пределами Солнечной системы в некоем космическом корабле, где он будет лишен и энергетического и информационного поля Солнца? Человек как энергосистема существует только благодаря фотонам, солнечным квантам. Любая пища, которую мы потребляем, есть продукт фотосинтеза, будь это просто листья салата или бифштекс с кровью, который есть вторая производная от этого салата, и все энергетические процессы в живой клетке, в ее ядре, в РНК производятся гамма-квантом, который прилетел от Солнца. Не просто гамма-квантом с электрон-вольтами, а солнечным, с неким солнечным духом-спином, который и заставляет жить живую материю, вновь рождаться и вновь бороться со всеобщей космической энтропией. Теоретически на том корабле можно расщеплять уран или синтезировать водород и получать стерильную энергию, тепло и свет, но достаточно ли этого для синтеза аминокислот, белков и деления хромосом? К тому же понятие стерильной несолнечной энергии просто некорректно, поскольку невозможно получить атомную и термоядерную энергию, не имея начальной энергии. Как любой двигатель мертв без стартера и аккумулятора, так и атомная и ядерная реакция невозможна без первого плодотворящего энергетического импульса, и эта цепочка приведет опять к животворящим солнечным фотонам. Ничего и никогда не происходит с человеком без ведома, без ока и воли того, что мы видим и понимаем под Солнцем. Что касается информационной связи или, точнее, зависимости от Солнца, то человек без этих нитей попросту сходит с ума.

Собственно, эти истины были давно очевидны, приведем два древних откровения, Востока и Запада: «Только небо осуществляет наблюдения за народом, ведает справедливостью, посылает устойчивые или неустойчивые неурожаи. Без неба погибнет народ. От милости неба зависит его судьба» — Книга «Шу цзин». И более конкретно: «Солнце — демиург, управляющий вселенной, низводящий сущность и возводящий материю. Оно носитель мыслимой сущности, путем лучей проникающей в людские умы» (Асклепий).

Живое живо потому, что поглощает энергию, все живое на Земле, от плесени до человека, существует потому, что есть Солнце. Надо понимать, что любая энергия на Земле, будь то полет бабочки, тайфуна или ракеты — это солнечный огонь. Любой свет на Земле от свечки до лампочки — это солнечный свет. Если кто-то возразит против солнечной природы атомной энергии, то известно, что уран и все тяжелые элементы это остатки погибших звезд, то есть солнц с маленькой буквы.

Всё на земле суть четыре стихии, но есть пятый элемент, дух животворящий, и это дух солнечного огня. Мы все состоим из мертвых атомов, и тот божественный дух, который вдохнул в нас жизнь, есть солнечный огонь, фотоны, плоть Солнца, и нет у нас другого бога и другого начала.

Еще одна из главных загадок северной традиции есть свастика, которая, безусловно, является стержневым символом Севера. Попыток объяснить этот символ великое множество, но это все кабинетные изыскания, тогда как (и это еще одна загадка), те, кто изображают этот символ, уже не понимают смысл и значение свастики. По всей Руси еще встречается она на вышивках, на резьбе, на орнаменте, но ни одна вышивальщица, ни один резчик толком вам не объяснит, зачем и почему они это делают. В прошлом веке еще рисовали свастику в крестьянских домах Северной Руси и Литвы, но не зная ее значения, а изображая лишь как некий охранительный талисман. На севере Индии свастика до сих пор повсеместно распространена и используется во многих ритуалах, но единственное объяснение, которое можно получить как от крестьян, рисующих ее на полу, стенах, посуде, так и от брахманов, пользующих свастику в своих требах, это что свастика — благоприятный знак. Есть некая затабуированность и определенная подсознательная, генетическая потребность в этом знаке, и не столь важно объяснение самого символа, сколь сам факт его существования.

Разгадка этого факта — ключ к пониманию северной традиции. В Ведах, источник которых несомненно Север, свастика уже закрыта и лишь местами указывается как знак первоначально Агни, затем Индры, Брамы, Вишну, Рудры (Шивы), и дальше как по эстафете она переходит к Зевсу, Артемиде, Ваалу, Юпитеру, Тору и другим верховным индоевропейским богам. Свастика как символ Бога, именно верховного, с большой буквы? Близко к этому понимание свастики как солярного символа, то есть символа не просто бога, а солнцебога, что для традиции Севера почти тождественно.

Одно из пониманий свастики связано с Солнцем, а еще точнее, с движением Солнца по небосклону, но если левостороннюю свастику можно как-то связать с движением солнечного колеса слева направо, то есть с востока на запад, то для правосторонней свастики приходится искать некое ночное, якобы обратное движение светила, ненаблюдаемое и физически неверное. И почему у символа Солнца вообще должны быть загнутые концы?

Ошибочно мешать в кучу два разных и одинаково начальных символов, саму четырехстороннюю свастику и четырехлучевой крест в круге. До конца непонятно, почему надо разрывать круг, чтобы получить свастику, тем более что свастика это всегда прямоугольные концы. Сам крест (четырехугольный) в круге — символ не менее закрытый и древний, чем свастика, признано считать его безусловно солярным символом, но есть все-таки одно «но». Прежде всего, в шумерской традиции он однозначно считается символом планеты Земля (ER-ED). В Ветхом Завете этот символ появляется как печать Каина, который сам символизирует земледельческую цивилизацию. И очень важно добавить, земледельческую цивилизацию Севера, крест в круге — это символ Арктиды, буквально совпадающий с формой материка.

В северной, и прежде всего русской, традиции солярный символ это восьмиконечный крест — коловорот, в круге или без него. В традиции Ра Древнего Египта знак Солнца — это уже шестиконечная звезда, и оттуда символ вошел в иудейскую традицию, но уже в зеркальном отражении и значении.

В самом санскритском слове «сва-стика» нет прямой этимологической связи с Солнцем, указывается лишь на «благо, свет, удачу», отсюда и русское «счастие», в старорусской транскрипции «суастие, свастие». Конечно, его тоже может дать Солнце, но не только оно, но и огонь, вспомним, что первый ведический бог со свастикой был именно Агни. В нем еще одно возможное начало свастики, которую можно представить как две деревянные палочки, в центре перекрещения которых добывался священный огонь. Но это объяснение именно креста, а не свастики, именно «крест» восходит к огню от древнерусского «крес». То, что в северной традиции земной огонь имел прямую связь с солнечным, еще не означает прямой связи креста и свастики. Существуют еще попытки связать свастику с небом, светом и даже молнией, но это еще более умозрительно. В одном всё сходится — всё указывает куда-то «вверх» — на Солнце, небо и даже спиралевидные галактики. К этому близко еще более общее понимание свастики как эмблемы вечного кругового движения, абсолютно универсального движения вокруг центра, которое наблюдается в макро- и микрокосмических явлениях природы, от движения электрона вокруг ядра до вращения галактик. Но это слишком общее и чересчур глобальное объяснение, особенно для наскальных рисунков неолита.

Характерным для свастики являются прямоугольно загнутые концы и равноценность или, лучше сказать, равно распространенность лево- и правосторонней свастики. Если это символ солнечного колеса и вообще кругового движения, то почему только прямой угол, почему не дуга, не часть круга? Только потому, что проще чертить прямую линию, чем выводить кривую? Но мы видим с древнейших времен того же неолита рядом со свастикой и четкие круги, и сложные кривые в изображениях животных. И в общем-то необъяснимая симметричность свастик не находит внятного объяснения в окружающем мире. Свастика как символ вечного кругового движения? Мы действительно живем в крутящемся, цикличном мире, но крутимся по сути лишь в одном направлении, как во времени, так и в пространстве, мы существуем в некоем левостороннем, точнее, левоасимметричном мире. То, что лежит в основе всего живого под Солнцем, ДНК-спираль — почему-то только левосторонняя. Спиралевидные галактики, а их подавляющее большинство во Вселенной, также закручены влево. Хотя мы каждый день видим, что Солнце ходит по кругу слева направо, но это только потому, что Земля крутится справа налево.

Объяснение лево- и правосторонней свастики в ведической традиции тоже весьма туманно и по-книжному мудрено, но важно, что обе свастики несут положительное значение, если левосторонняя символ удачи и счастья, то правая это сила, потенция мира. Свастика это всегда «хорошо», симметричность свастики и в божественном, сакральном смысле говорит больше, чем сами ее интерпретации.

К загадке свастики примыкает и загадка четверичности первобогов Севера, вспомним Световида и Браму. Это бог с четырьмя лицами или четыре бога в едином лице? Или четыре царя на четыре рукава Арктиды? Четверка всегда была числом Севера, как и все последующие священные числа кратные четырем 8, 12, 16, 40, …72, …108, …432 000, которые определяли космическую историю Земли.

Четверка, или свастика, это еще и символ эпохи Дракона, Золотого века на Земле, времени «счастья» и «удачи». Отметим, что именно в русском языке, прямом наследнике гиперборейского, сохранился гиперборейский корень и смысл «счастье» от древнерусского «свастие». Русское «счастье» это память о Золотом веке свастики. Когда-то, еще до падения Денницы и великой битвы богов, Арктида была Раем, царством Ра на земле, его же лики Сва-Рог, Род, Брама. Не было смерти и кровь была священна и чиста, потому что люди не убивали себя и тех, кого мы называем тварями, ибо любая кровь священна. В ту эпоху Полярная звезда, Ета Дракона, была центром созвездия Сва, имевшего вид левосторонней свастики, огромного на полнеба рога, буквы Г.

Протосвастичный орнамент, меандр, это древнейший рукотворный знак, печать той эпохи, печать дракона. Свастика как годовой цикл дракона, это источник и более позднего общеиндоевропейского мифа о вечной борьбе дракона или змея с Солнцем, сформировавшегося уже после исхода из Арктиды.

В ведической традиции свастика также является эмблемой Змеиного царства, согласно Вайюпуране змеи носят ее на своих капюшонах, и по ведической космологии свастика соответствует планете Сани (Сатурну). А латинский Сатурн это и есть Крон, который в греческой традиции связывался с огнедышащим змеем и, опять же, с Золотым веком и Севером (греческая битва богов, титаномахия, происходила на далеком севере, там же, над Молочным океаном, царствует до сих пор Крон).

Почему для индоевропейцев так важен змей, дракон? Может, небесные змееподобные всполохи полярного сияния, как будто торжествующие после исчезновения, или поглощения, Солнца, и есть великий Дракон? В китайской традиции дракон — самый главный и самый архаичный персонаж и изображался летящим с разинутой пастью, старающийся схватить огненный шар, излучающий лучи, то есть солнце. Сохранившийся в Китае праздник в честь дракона представляет именно этот сюжет. В северной традиции два основных мифа: пожирание или похищение змеем-драконом Солнца и борьба бога-героя (Индра, Яр, Святой Георгий) со змием и освобождение Солнца.

В северной традиции мифология Дракона занимает особое и противоречивое место, в ней смешаны два противоположных пласта, поздний змееборческий, возникший после исхода из Гипербореи на север Евразии^[36], и самый архаичный пласт, чисто полярный, указывающий на непосредственную связь Дракона и Солнца. До сих пор эта связь явно прослеживается в китайской, в одной из наиболее консервативной земледельческой традиции, где Драконы — солярные существа, несущие благо и удачу. Еще более тесную связь Змея и Солнца мы видим у цивилизаций инков, ольмеков, майя и других земледельческих традиций Южной Америки.

Лингвисты дают реконструкцию слова, обозначающего змею, дракона в индоевропейском языке, как слогему К-Р, которая является коренной для логоса нашего Солнца. Она чисто гиперборейская и явно древнее западной, атлантической или среднеширотной традиции, это смутно запомнили греки, для которых Крон был отцом богов, олицетворением Золотого века и Ледовитого океана — Кронидова моря. А еще запомнили греки его солнечную корону, откуда, собственно, и пошла западная традиция носить корону как признак королевской власти. Греки ушли с севера одними из первых, этот исход, или бегство, было результатом титаномахии, битвы титанов с олимпийцами, старого и нового поколения богов. И хотя у греков, естественно, Теос-Зевс победил Крона, на самом деле все было наоборот, коль им пришлось бежать на юг в поисках новой родины. А также новой горы Меру — Олимпа, куда они по старой привычке поместили новых богов. Крон у греков еще связан со змеем и драконом, и в этом та самая парадоксальность основы К-Р, которая в праиндоевропейском языке несет логос Змия-Дракона, столь же древнего, как Солнце и небо.

Дракон в северной традиции это особая тайна, настолько древняя, что потеряны уже все нити и ключи. Очевидно одно и это главное, что изначально он имел солярную природу и как-то был связан с Солнцем. В славянской мифологии солнце иногда представляется как «Царь-Змей». Цивилизация драконов, летающих «посланников» Солнца? Змей везде символ мудрости и изначальности мира. Славянский змей Яша, ведический Ахи, держащий мир. По библейской версии Змей «соблазнил» Еву, дав начало Каинову роду, и он неформально настоящий прародитель земледельческого племени. В русском «пращур» явно указывает на предка ящура и в русской памяти также остался образ Змея Горыныча, причем еще вполне свежий, с ним еще борются былинные, даже не мифологические, богатыри. Он непременно трехглавый, вспомним, что славянский Триглав, ведический Тримурти относятся к старейшему слою богов, даже можно утверждать к первому поколению небожителей. По ветхозаветной традиции змей параллельная, независимая категория от Яхве и, что очень важно, противостоящая ему. На солнечную природу змея-дракона есть достаточно косвенных указаний. В русской мифологии змей не просто змей, а именно Горыныч, странное на первый взгляд отчество, которое уже само по себе в русской традиции показывает уважительное отношение и принадлежность к роду, никогда не применявшееся к чужакам, и тем более к врагам. Змей Горыныч это архаика, сохранившая нам память о том, что Змей-Дракон был из рода Гора-Хора-Хорса-Сола. У китайцев дракон всегда имеет эпитет «солнечный», и главное свойство всех драконов — они огнедышащие, а огонь всегда считался детищем, продолжением Солнца на Земле.

И все-таки, почему на протяжении всех тысячелетий в северной традиции свастика являлась символом и самым древнейшим артефактом, неразрывно связанным с Солнцем?

Возможно, ответ надо искать на Солнце.

Известно, что в основе каждого солнечного пятна лежит структура, очертания которой совпадают со свастикой, и, что важно, пятна на Солнце могут нести как лево- так и правостороннюю направленность свастик. Пятна как лики Солнца. Далее, солнечный ветер за счет вращения Солнца имеет спиралевидную форму, причем количество лопастей — 4, 6 или 8, и при удалении от Солнца струи выгибаются до прямоугольных изломов, и в результате языки или лучше руки Солнца образуют структуру свастики. «Многоликое и многорукое» божество? Еще один факт — удар лопастей солнечной свастики по Земле происходит каждые 7 дней, а весь оборот свастики за 28 дней. Человеческий ритм — день, неделя, месяц, год — просто следствие солнечного ритма. В общем-то, странное для Земли совпадение земных суток (24 часа) и солнечных (25 часов), причем известно, что Земля из-за «противоборства» с Луной замедляет свое вращение, и в древние времена, когда спутника-чужака еще не было, совпадение было точным. За время существования Солнечной системы направление свастики солнечного ветра не раз менялось, сначала происходило торможение и постепенное распрямление свастики до креста, а затем раскручивание в другую сторону. Эта смена эпох лево- и правосторонних свастик вела к грандиозным катаклизмам на Земле, они и определяли ступени развития Земли. Интересно, что в традиции вишнуизма свастика трактуется как «колесо времени» и как символ текущей кальпы, длящейся 5000 лет.

Бесспорный факт, что солнечная активность — вспышки, пятна, ветер — прямо влияет и на гео- и биофизику Земли, вплоть до эго отдельного человека. Этому созвучна идея Гумилева о всплесках пассионарности и вообще рождениях этносов и их угасании. Кроме солнечной энергии и солнечной материи, заряженных частиц, пятна на Солнце генерируют на Землю мощные потоки нейтрино, которые биллионами просвечивают каждого из нас. Можно признаться, что мы живем в «океане Соляриса» нашей звезды благодаря нейтринному полю Солнца. Только это внешнее поле может объяснить жизнеспособность жизни на Земле и главной ее загадки, эволюции.

Что есть эволюция? Последовательность мутаций. Что есть мутация? Изменения в нуклеотидах, кирпичиках жизни, под действием излучения Солнца и Космоса. Но космические лучи — это миллионные доли процента по сравнению с излучением Солнца во всем электромагнитном диапазоне, известно, что на Землю каждую секунду падает 8 тонн солнечного вещества, «… вкушайте плоть мою и кровь мою…»

То есть мутации и сама эволюция в источнике своем есть Солнце. То, что мутации не случайны и эволюция целенаправленна, говорит о том, что Солнце «разумно», что Солнце есть Бог.

Какая-то страшная древняя тайна в том, что никакая традиция внутри себя не объясняет и даже не пытается объяснить смысл четырех отрезков с поломанными концами. Есть странное ощущение, что это нечеловеческий знак, не придуманный разумом и не созданный воображением, есть в нем что-то слишком абстрактное и абсолютное, вневременное. А если это и не символ вовсе, а оператор, матрица? К этому близка гениальная догадка Востока, где существует понимание свастики как символа жизненной силы, некой космической, неземной, энергии. Свастика как животворящий знак, руки Создателя, нашего Солнца.

Инстинктивное, интуитивное, бессознательное понимание значения Солнца с самых начальных времен выразилось в изображении светила как точки или креста в центре круга. Как можно еще проще и доступнее изобразить центр, сердце, начало мира?

На пирамиде Аменехтете III: «Аменехтет видит красоту Солнца».

Анаксагор: «Я пришел в этот мир, чтобы увидеть Солнце».

Возможно, физика попытается когда-нибудь найти волновое уравнение Человек — Солнце, но это уже детали, наши предки давно знали решение, очевидное и простое: мы дети, точнее, внуки (Даждьбожьи) Солнца.

Чем занимается Солнце? Оно пожирает материю и выделяет энергию (превращает материю в энергию). Каждую секунду оно жертвует 4 миллиона тонн своего тела, чтобы было светло и тепло во Вселенной, чтобы была жизнь на Земле, чтобы был человек. Человечество дитя Солнца, истинные «Даждьбожьи внуки», и они продолжают, как и должно, дело предков. Земной Разум, так же как и Солнце, пожирает материю, превращая ее в энергию, это то, ради чего его создал солнечный разум, он передал эстафету своему дитя, и Солнце не умрет, даже если погаснет через 5 миллиардов лет. Разум родился тогда, когда человек возжег Огонь, разум — это человеческий огонь. Он давно и ненасытно пожирает материю, которую ему передало Солнце — растительность, нефть, газ, и уже научился поджигать остатки сверхновых из далеких галактик в атомных реакторах, его уже не остановить, и придет время, и он зажжет новую звезду и так возродится в своем прародителе. Это и есть вечное возвращение.

Первое, что рисует ребенок в своей жизни, в 9 случаях из 10 есть солнце. «Солнечный круг, небо вокруг, это рисунок мальчишки…» — это и есть главное, в русском мальчишке продолжает жить «коллективное бессознательное» Севера. «Пусть всегда будет Солнце» — в детской песенке альфа и омега Разума, его цель, его родовая программа, наследованная от Рода=Солнца.

Раньо Неро (XIV в.), францисканский монах и астролог: «Религия Огня и Солнца в XXI веке познает победное шествие. Опору себе она обретет в северной стране гипербореев, где будет явлена в новом качестве».

Парацельс (XVI в.), знаменитый средневековый врач и алхимик в своих знаменитых «Оракулах»: «Есть один народ, который Геродот называет гипербореями. Нынешнее название этого народа — Московия. Нельзя доверять их страшному упадку, который будет длиться много веков. Гипербореи познают и сильный упадок, и огромный расцвет. У них будет три падения и три возвышения. Знамя креста будет водружено на одной из горных вершин этой страны. В этой самой стране гипербореев, о которой никто никогда не думал как о стране, в которой может случиться что-то великое, над униженными и отринутыми воссияет Великий Крест. Воссияет Божественный Свет с горы гипербореев, и его увидят все жители Земли».

Монах Авель (в миру Василий Васильев, XVIII век): «Россия вернется к истокам древней жизни своей…Великая судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…

Ванга (XX век): «В мир вернется самое древнее учение… О нем напечатают новые книги, и их будут читать повсюду на Земле… Точно белым цветом оно укроет землю, и, благодаря ему, люди спасутся. Новое учение придет из России. Она первая очистится».

Примечания

¹ Мандейцы, или иоанниты, одна из самых древних и закрытых сект иудаистического течения, не знают сюжета гибели Авеля, и сам Авель благополучно здравствует в пантеоне рядом с Адамом. Еще любопытная деталь, при молитве лицо их обращено к Полярной звезде.

² У Ефрема Сирина и в «Берешит раба» есть знаменательное: «Каин умер во время потопа». Его «умерли», потому что вся послепотопная, ветхо-новозаветная история — это история плотоядных, это Традиция Авеля.

³ Ученые предполагают, что у человека, возможно, и существовал орган, отвечающий за выработку аскорбиновой кислоты, и в 1994 году даже был найден псевдоген, отвечающий за выработку витамина С, аналогичный тому, что есть у свиней. Но ученые не в состоянии объяснить, почему у современного человека эта функция отключена на генетическом уровне. Если это эволюционный шаг, то нет никакого внятного объяснения — зачем? Для эволюции это минус, поскольку сужает адаптивные способности человека. Но если человек подобие, или даже сын Божий, то, значит, человек изначально действительно был создан в раю и для рая божественной волей был запрограммирован на «не убий».

⁴ Потрясающе, но «они» до сих пор не могут остановиться! Разве можно понять, что кто-то способен (чисто физиологически) совокупляться с козлами, лошадьми и т. п. И слава Всевышнему, что на этот раз бесплодно, в отличие от неандертальцев, которые до конца никуда не исчезли, они лишь растворились. Генетики установили, что «рыжая аномалия» в белой расе и есть плод того скотоложества. Возраст гена «рыжести» от 50 до 100 тысяч лет, он и есть наше «неандертальское». Еще один медицинский факт: «рыжие» почти стопроцентно имеют группу крови 0, как и положено расе охотников. Но известно, что у русских, как и у славян в целом, процент рыжих самый ничтожный среди белой расы, тогда как максимальный процент у англосаксов, обитателей Британских островов, осколков Атлантиды.

⁵ Этимология «ар» универсальна, в столь же древних, как и язык Вед, финикийском и угаритском языках «ar» также «земля», и это подтверждает, что «арии» не этнос, не племя, а род «земледельцев». «Арийцы» — земледельческая раса, и в этом смысле — «высшая раса».

⁶ До абсурдного, к примеру, выражение «я увидел(встретил) девушку», в английском и немецком будет «I had seen(met) the girl», «Ich habe das Madchen gesehen (getroffen)» — «я имел девушку увиденной (встреченной)». Русский язык формально тоже допускает перфектные формы на основе глагола «иметь», но он именно их не принимает.

⁷ Показательно, что у скандинавов, наиболее «северных» и «чистых» германцев, а вернее сказать нор(д)маннов, «-er» наименее заметен, явно преобладают «-son», «-man». Скандинавия самая однородная зона в Европе, подавляющее большинство имеет фамилию с окончанием — «son», и это сближает ее с Россией, с нашими «-ов», поскольку наш Иван-ов и есть «Иванов сын», но приставка «сын — son» со временем отпала, возможно, по той же лености. Слово «однородная» надо понимать буквально, как «одного Рода».

⁸ В Индии арии до сих пор сохранили праздник Коли (Холи), праздник весеннего Солнца, хотя в индийских широтах повода для такого праздника нет, Солнце разгорается так, что сжигает посевы и приносит засуху. Причем праздник сохранился именно в северо-западных штатах, больше всего в Пенджабе, в первоначальном месте расселения ведических ариев, которые и принесли с Севера священную память о молодом Солнце. «Коли» очевидно согласуется с «Коло», с одним из древнерусских имен Солнца.

⁹ О «полярности» прародины достаточно говорится в Ведах и Авесте, но самый убедительный аргумент, как и самый простой, в пользу Севера в том, что белый человек южнее, скажем северного тропика, перестает быть белым. Можно сколько угодно говорить о происхождении рас в Африке или на Ближнем Востоке, но меланин от этого не побелеет.

¹⁰ Вплоть до членовредительства: «Встречи со священником или с покойником нужно избегать, потому что после этого будет несчастие: или ногу переломишь, или руку вывернешь — вообще пострадаешь физически», — писал этнограф П. С. Ефименко еще в 1877 году в «Обычаях и верованиях крестьян Архангельской губернии».

¹¹ На другом полюсе древнерусский «муж» и русский «мужчина», производное которых «мужик» всегда означало также «земледелец, пахарь».

¹² Матка, старорусское название Новой Земли, так «коллективное бессознательное» сохранило память о том, что когда-то эта земля была частью рая, Матери-Гипербореи.

¹³ «Ч» в этимологии то же, что и «с», поэтому можно добавить, что «человек» это «село-век» — «селянин», то есть опять земледелец, и «соло-вик» (укр. «чоловик»), то есть опять солнцепоклонник.

¹⁴ Ни сала, ни свинины: «В пищу не употребляют медвежины, зайца, козла, свинины; из птиц кур и петухов» (Из «Материалов по этнографии русского населения Архангельской губернии». П. С. Ефименко, 1877 год).

¹⁵ По статистике в 2008 г. в России 38 кг против 185 кг в США.

¹⁶ В русской обуви нет еще одной характерной детали — каблука. Что естественно: пешему земледельцу только мешает это чисто индоевропейское изобретение, придуманное всадником в дополнение к стремени. И то, как каблук захватил индоевропейцев, говорит о силе конника-кочевника в коллективном бессознательном индоевропейца.

¹⁷ Из «Быта великорусских крестьян-землепашцев» В. Н. Тенишева: «Почти в каждом доме есть кошки, собак же 2–3 штуки на все село»

¹⁸ Опять параллель с Египтом, кошка по египетски (b-s-t) бас-тау, что означает дух, душа (ба) дома (тау — жилище, стоянка).

¹⁹ Феномен русского пьянства еще одно великое достижение Петра. То, что он построил пару заводов, знают все, но умалчивается, что во сто крат больше понатыкал по всей Руси питейных заведений, где стали продавать водку. При нем обнищание народа достигло угрожающего состояния для казны, были введены какие только возможно дополнительные налоги, даже с бань, но платить стало некому и нечем. С каким просвещенным героизмом Петр сгноил в болоте сотни тысяч крестьян для постройки своей химеры, с таким же упорством он погнал народ в кабаки, чтобы отобрать последнее. Царская грамота наказывала: «Питухов бы с кружечных дворов не отгонять… искать перед прежним прибыли», даже законной жене под страхом порки запрещалось уводить домой мужа-пьяницу, «пока он не пропьется до креста».

²⁰ Точнее, в каждой севернорусской деревне. Южнее Рязани бани исчезают, более того, в Малороссии и в большей части Белой Руси она неизвестна, как и во всех других славянских землях. В землях, где «любовь к свинкам», скотоводство становится почти индоевропейским.

²¹ Пространство русской печи практически совпадает с пространством русской бани, она также затухает к Южной Руси, ее уже нет в Малороссии и во всем остальном славянском мире. Это еще раз показывает, что «русское» ядро, Северо-Восточная Русь, остается ядром всей земледельческой традиции Севера.

²² Однако все не так просто. По официальным данным Всемирной продовольственной организации человек съедает в среднем 40 кг плоти в год, общее потребление около 250 миллионов тонн, из них две трети говядина. Учитывая, что в пищу используется треть живого веса, то в год на заклание идут более полутора миллиардов голов так называемого «крупного рогатого скота», видимо, человечеству до сих пор неловко признать, что оно пожирает «священную корову», молоком которой было вскормлено. Причем, пожирается только взрослый приплод, само стадо должно быть стабильным, и в итоге получается, что человечество содержит исключительно для своей утробы не менее 4 миллиардов коров и быков. По прогнозу той же организации потребление мяса, а значит и стадо, к 2050 году возрастет в 4 раза. Эта весьма внушительная биомасса (добавим сюда еще свинок, кур и прочее), которая как биосистема и тепловая машина поглощает кислород и выделяет углекислоту и мегаватты энергии. А для этого она уничтожает огромную биомассу растительности (минимум 5 тонн на корову в год, итого 20 миллиардов тонн), которая есть единственный механизм на планете, связывающий атмосферный углерод и обеспечивающий нас кислородом. Если земледелец работает на фотосинтез и создает растительность, если Каин «создающий», питается ее плодами, сохраняя само тело, зеленую массу, то плотоядный ее уничтожает, и ему нужно все больше и больше, он превращает леса в степи, степи в пустыни, чтобы прокормить свое стадо. Плотоядная система смертоносна и ведет к самоуничтожению. Нынешняя индоевропейская цивилизация уже начинает понимать, что процесс пошел, но пытается себя успокоить, точнее, обмануть, внушая себе, что парниковая проблема возникла из-за материальных аппетитов цивилизации. Эти аппетиты можно еще как-то умерить, придумав электромобиль, но голодать они себя не заставят. И вот что примечательно: парниковое потепление в самом простом приближении приведет к следующему результату — исчезнут, прежде всего, «атлантические территории», Англия, Скандинавия, Франция, Италия и все Средиземноморье, также самая населенная часть Северной Америки, то есть ядро Индоевропы, где как раз потребление мяса не «средние» 40 кг, а самые верхние в мире (160 кг — 180 кг на человека в год). Цитадель скотоводческой цивилизации Ближний и Средний Восток превратится в пустыню. Не то что космос, сама планета выносит им приговор.

²³ Как-то стоя у огня на Марсовом поле, я услышал «How stupid!». Это была, что называется, «респектабельная» английская пара. Действительно, сжигать круглосуточно и круглогодично газ, сжигать буквально деньги — это глупо, и в этой правде все «коллективное бессознательное» индоевропейца, точнее, вся пропасть, за которой он оказался. Мы для него за той же пропастью, и наш огонь для него это наше варварское, «глупое».

²⁴ В масонской традиции известна и перевернутая пятиконечная звезда, и называют ее «звездой Дьявола». Она указывает «вниз» — на юг.

²⁵ В Ригведе есть река Раса, в Авесте Ранха, Раха и «ее берега бывают схвачены сильными морозами, бичом этой страны». У греков Волга Рха или Ра. Зороастрийцы называют Ранху и как Ардви-Сура — «река-богиня Ардви». У Волги есть приток Сура. Гимн Ардви-Суре: «Числом неисчеслимым ей сыплют снег и град… Молюсь горе Хукарья… с которой к нам стекает благая Ардви-Сура». Кама (явно арийское имя) в древности считалась продолжением Волги, и она стекает с Тимерель, главной вершины Южного Урала. Куру-кшетра — «поле Куру», народ Куру, или кауравы Махабхараты, победители «Великой битвы», в результате которой индоарии во главе с пандавами покинули Святую землю. Земли Бхараты, лежащие на Куру-кшетре, в Ригведе назывались Священной или Святой, Светлой землей, на санскрите «Руса» — «светлая». Куряне снова упоминаются в «Слове о полку Игореве». Ригведа говорит о воинственном народе Криви. Латыши и литовцы до сих пор называют русских «криви». Летописные кривичи жили к востоку и югу от балтов, в районе курской магнитной аномалии.

²⁶ Именно здесь, под Царицыном, произошло единственное крупное сражение во время Гражданской войны, и тогда русские «красные» разбили «белых» — русскоговорящих индоевропейских кшатриев.

²⁷ В песне о «священной» и «народной» войне «с фашистской силой темною, с проклятою ордой» последние слова не просто слова песни, в русском родовом сознании, «коллективном бессознательном», «темная сила» всегда будет «ордой» кочевников и скотоводов.

²⁸ «Обряд трупосожжения появляется почти одновременно с обособлением славян от индоевропейского массива в XV веке до н. э. и бытует у славян 27 столетий, вплоть до эпохи Владимира Мономаха, когда для окраин Руси современники отмечали, что так «творят вятичи и ныне» (Рыбаков Б.А. «Язычество Древней Руси»).

²⁹ Задолго до Христа и даже Митры 25 декабря праздновали рождение ближневосточного солнцебога Аттиса, а в Древнем Египте в этот день Исида рождает солнцебога Гора.

³⁰ Есть феномен удмуртов, среди которых рыжих 15 %, максимум на территории России. Они, как и полагается, «чистые охотники», узнали земледелие, только столкнувшись с русскими.

³¹ И это не издержки текущего момента, так было всегда. Запись из «Материалов по этнографии русского населения Архангельской губернии, собранные П. С. Ефименко», 1877 год: «Крестьяне редкие переживают 80 лет. Замечено, что женщины здесь живут до глубокой старости, до какой не доживают мужчины».

³² В самой дальней от Запада Стране восходящего солнца, где жители считают себя потомками богини Солнца Аматерасу, отсутствует в языке звук «л».

³³ В сравнении, на русском полюсе богатье или збожье называли хлеб нового урожая. В словаре Даля «богатье, збожье это добро, богатство; особенно зерновой хлеб»

³⁴ Новые индоевропейские аристократы, «феодалы» = «богачи-скотоводы».

³⁵ Интересно, что великанов знают и русская и западная традиция, но «карлы»-карлики известны только в западной, в русском языке не было даже своего термина-эквивалента.

³⁶ Этапы исхода и календарь Севера: один день и одна ночь богов, в Вендидаде «солнце, луна и звезды всходили над ними только один раз в году, и год казался им как один день и одна ночь»; далее в Авесте указывается десяти-, пяти- и двухмесячная зима. В Ведах семь, семь с половиной, восемь, десять Адитьев, как месяцев Солнца — движение на юг от полюса. Римляне еще помнили десятимесячный (декабрь) год.