Империя Рюриковичей, возникшая в X в. благодаря грандиозной победе Святослава над Хазар...

Империя Рюриковичей, возникшая в X в. благодаря грандиозной победе Святослава над Хазарией и последующим военным успехам Владимира и Ярослава, была в начале XI в. наиболее сильной и процветающей державой не только Европы, но и Внутренней Азии. Хозяйство страны было на подъеме, так как подсечное земледелие при неполной оседлости [1, с.76-93] населения давало баснословные урожаи. Уцелевшие памятники архитектуры указывают на расцвет градостроительства и ремесла. Торговля с соседними странами протекала беспрепятственно, культура и письменность распространялись успешно, а искусство находилось на уровне, который рассматривается ныне как серия шедевров. В «Слове о законе и благодати» митрополит Илларион рассматривает русичей как молодой народ, которому по праву принадлежит будущее.

Прошло двести лет, за которые Русь ни разу не подверглась иноземному нашествию... и серия поражений потрясла страну. В 1221 г. русская рать была разбита сельджукским десантом в Крыму. В 1223 г. монголы в арьергардном бою разгромили русско-половецкое войско на Калке. В 1224 г. ливонские немцы взяли Юрьев, где не пощадили ни одного русского: с тех пор на месте русского города возник немецкий Дерпт. Литовцы вышли из своих лесов и опустошили русские земли до стен Москвы, а заволочская чудь стала уничтожать отряды новгородцев, двигавшихся к отрогам Урала. Трагичность положения страны была столь ясна современникам, что отразилась в огненных строках «Слова о полку Игореве» и в «Слове о погибели русской земли». Подумаем и мы над тем, как могла произойти такая страшная перемена, которая в XIV в. повела к фактическому разделу Руси. Польский король Казимир без боя овладел Червонной Русью, превратив ее в Галицию. Гедимин, Ольгерд и Витовт подчинили себе исконные русские города: Минск, Пинск, Киев, Чернигов, Смоленск, Вязьму. Новгород стал неполноправным членом Ганзы. Шведы утвердились в Финляндии, а остальная часть Руси платила дань золотоордынским ханам, защищавшим ее от западных захватчиков. Плохо стало на Руси, но не надолго.

В конце XIV в. обнаружился новый, еще более грандиозный подъем: от Куликова поля русские войска дошли до стен берлинского рейхстага. И тут можно поставить вопрос: как все это произошло? Почему подъем Киевской Руси сменился жутким упадком, а из упадка возник новый подъем? То, что это диалектический путь этнической истории, – ясно, но ведь надо понять и механизм смены явлений. Это можно сделать только последовательно. Сначала опишем период с 945 по 1225 г. – этой теме посвящена предлагаемая статья; потом надо было бы разобраться в сложной коллизии XIII-XIV вв. до Куликовской битвы, а остальное будет читателю ясно и без дополнительных объяснений, лишь бы он усвоил принцип анализа этногенеза, постоянно идущего процесса, в котором все люди жили, живут и будут жить.

Когда наука (любая) накапливает большее количество сведений, нежели способна вместить обычная память, она вынуждена искать приемы и способы систематизации материала; в противном случае она захлебнется в неорганизованной информации. Дробление науки на все умножающееся число отдельных отраслей – не выход, так как координация их практически невозможна. Следовательно, надо искать способы интеграции знаний, т.е. принципы обобщения разрозненных сведений в системе. На этот путь встали естественные науки.

В XX в. появились кибернетика – наука об управляющих и управляемых системах – и системология – наука о системах неуправляемых. В 1937 г. биолог Л. фон Берталанфи предложил «теорию открытых систем и состояний подвижного равновесия», где «система есть комплекс элементов, находящихся во взаимодействии» [2, с.12]. Здесь первичным элементом информации является не отдельный факт, а совокупность фактов, обретающая особые свойства в силу наличия характерных связей между ними. Сама «большая система» не монолитна, а обобщает в себе системы 2-го, 3-го и т.д. порядков, что объясняет внутреннее разнообразие, эластичность и динамичность (т.е. историзм) системных образований [3].

Для нашего анализа системный подход важен как способ систематизации огромного и разнообразного исторического материала[прим. 1]. Применяя его для X-XIII вв., мы находим смысл в таких понятиях, как «Christientum» (Христианский мир), включающий в себя католическую Западную Европу, но не Византию, Болгарию, Русь; «Мусульманский мир», тоже являющийся системой, а не исповеданием веры, так как в Египте господствовали Фатимиды, коих сунниты не признавали, и вполне правильно, за мусульман; Индия, не только полуконтинент, но и культурная целостность; Китай, не считавший в то время «своими» ни чжурчжэней, ни тангутов, ни монголов. А эти последние, вместе с кипчаками, составляли тоже особую систему, несмотря на жестокие межплеменные войны, которые, как ни странно, являлись для этой эпохи одним из средств общения. Ведь французские феодалы и русские удельные князья тоже постоянно воевали друг с другом, но это не нарушало единства королевства Франции или Великого Киевского княжества.

Изучение этно-социальной системы целесообразно лишь в целом. Даже если нас интересует только какая-нибудь деталь, то все равно надо окинуть взором всю систему, найти место этой детали, установить ее соподчиненность в системной иерархии, взаимосвязи, а уж потом говорить о той части, которая заставила поставить проблему.

Переведем эти соображения на почву исторической географии и этнографии. Сочетание зональных и азональных ландшафтов Евразии через типы хозяйства разных народов определило возникновение системной целостности, включавшей в себя как славян-земледельцев, так и охотничьи племена финно-угров, рыболовов низовий Волги – хазар и Дона – бродников, а также кочевых скотоводов степной зоны. Эта целостность противостояла на востоке – Китаю, на юге – мусульманским странам Ближнего Востока, на западе – романо-германской Европе, перенесшей в XIII в, колониальную агрессию из Палестины на Русь и Прибалтику. Эта картина, очевидная в равномерном приближении, нарушена одним только сочинением – «Словом о полку Игореве», где незначительный пограничный инцидент дан крупным планом, т.е. вне масштаба. Естественно, что в таких случаях требуется внести коррективы и привести степень приближения к единому масштабу. После этого все сомнения отпадают [4].

Сначала условимся о значении терминов. Существует мнение, что этносфера создалась при появлении человека, причем именно этот момент именуется этногенезом, а потом этносы лишь меняются местами, как карты в пасьянсе. Эту точку зрения я не принимаю, как не объясняющую ни одного сложного вопроса этнической истории. Наоборот, я считаю этногенез, понимаемый как возникновение и уничтожение этноса, постоянно идущим творческим процессом, а видимые и известные в истории этносы – фазами этногенеза. Но поскольку этносы возникают и исчезают отнюдь не синхронно, то надо счесть этническую историю серией дискретных этногенезов, постоянно взаимодействующих друг с другом.

Этносы имеют системную природу. Это значит, что в основе этноса лежит не похожесть особей, его составляющих, а связи, цементирующие коллектив и простирающиеся на природные особенности населяемого данным коллективом ландшафта. Наряду с пространственными связями этнос формируется связями временными, т.е. традицией.

Как всякая системная целостность, этнос бесконечно делим на субэтнические единицы: подсистемы, звенья, блоки и, наконец, элементы[прим. 2] [5, с.92] Группы этносов, возникшие одновременно и противопоставляющие себя всем прочим,– суперэтносы, целостности, стоящие на порядок выше этносов, наблюдаемых непосредственно. Суперэтносы[прим. 3] реальны, но столь велики, что, как правило, умопостигаемы. Однако именно этот уровень исследования дает нам возможность разобраться в поставленной задаче, подобно тому как для обозрения готического собора надо отойти настолько, чтобы он был виден весь на фоне неба.

Предлагаемый подход принципиально исключает качественные оценки явлений, но зато позволяет установить механизм процессов этногенеза, что и является нашей задачей.

Итак, системный подход, давая возможность широких обобщений, отнюдь не мешает точности изучения деталей. Так, на пейзажах старинных мастеров второстепенные фигуры только кажутся цветными пятнами. Будучи увеличены путем фотографии, они предстают перед зрителем как законченные, вырисованные до мелочей. Все на них верно, но в композицию они входят лишь постольку, поскольку они нужны.

Установив это, мы можем вернуться к соперничеству суперэтнических систем, наложивших отпечаток на политическую, экономическую, социальную и религиозную историю XI-XII вв., когда ойкумена Евразийского континента с добавлением Северной Африки вмещала в себя не «Восток» и «Запад», а пять больших суперэтнических систем, каждая из коих обладала собственной силой и слабостью. Западная Европа, носившая в то время название «Христианского мира», выбрасывала на восток храбрых рыцарей и предприимчивых купцов, сооружала замки и монастыри, совершенствовала науку, но страдала от соперничества пап с императорами и одних областей с другими. Последнее усугублялось тем, что средневековых наций было намного больше, нежели современных, и все они ревниво отстаивали свою самобытность друг от друга.

Так, на территории современной Франции, кроме бретанских кельтов и гасконских басков, жили аквитанцы, связавшие свою судьбу с Англией после того, как они посадили там свою династию – Плантагенетов; Арелатское королевство, нынешний Лангедок, подчинялось Священной Римской империи, а не Парижу; на берегах Средиземного моря жили провансальцы и каталонцы, которых поделили арагонская и французская короны. Политические границы не совпадали с этническими, что способствовало ожесточению при столкновениях, но войны велись не на истребление, а победа никогда не была полной, потому что ни папы не могли обойтись без светской власти, ни императоры не уничтожали института папства как такового. И наоборот, выступая против внешних врагов: пруссов, полабских славян, арабов, европейцы доводили войну до порабощения или истребления противника. Те же приемы войны они стихийно применяли против греческих и русских «схизматиков» и кельтов, если те не соглашались на церковную унию. Но в то время это означало морально-интеллектуальное подчинение, что вызывало отчаянное сопротивление, остановившее средневековый натиск на восток.

«Мусульманский мир» был столь же разрознен политически и даже религиозно. Шииты, карматы, исмаилиты оставались мусульманами только на словах. Багдадские халифы пытались укрепить свой трон покупкой тюркских гулямов (рабов-воинов), но те взяли власть в свои руки, что открыло дорогу на запад туркменам-сельджукам. К концу XII в. сельджукский султанат распался на ряд мелких соперничавших княжеств, но по отношению к «гяурам» мусульмане выступали как нечто целое, включая даже камских булгар. Эти последние находились в зоне контакта с православной Русью и языческой Великой Пермью. По способу адаптации к ландшафту они не отличались от своих соседей. Однако торговые и культурные системные связи города Булгара с Ираном были действеннее, нежели воздействие географической среды. Они-то и сделали Волжскую Булгарию форпостом «мусульманского» суперэтноса и противником владимирских князей.

Византия вместе с Грузией, Болгарией и Сербией составляли особый суперэтнос, умело отстаивавший себя от ударов с запада и востока. Здесь были слабы политические связи, но зато и не было такого ожесточения, как в католической Европе. Распри русских удельных князей или греко-болгарские столкновения далеко уступали по размаху войне гвельфов с гибеллинами и даже подавлению альбигойцев, вызвавшему организацию первой инквизиции. Но зато против внешних врагов византийцы XI-XII вв. только оборонялись.

В Азии были два больших суперэтноса – Индия, постоянно захватываемая мусульманами, и Китай, политически разделенный на северную (чжурчжэньскую) империю Кинь и Южную Сун, включавшую в себя много тибето-бирманских, тайских, малайских и других народов, обитавших в джунглях бассейна Хуншуйхэ. На этих мы останавливаться не будем.

Но мы можем сказать о Великой степи, тянувшейся от Китайской стены до Карпат. В XII в. западная ее часть, как будет показано ниже, была объединена с Русью. Тюрки, принявшие ислам,– карлуки, канглы, ягма, чигили и др,– вошли в сферу мусульманского суперэтноса. А монголы, караиты и найманы? Вспомним, что три четверти этих кочевников еще в XI в. стали христианами-несторианами; монголы-митраисты, захватившие в 1200-1206 гг. гегемонию в степи, оказались вынуждены считаться со своими многочисленными подданными, превратившимися в соратников. В результате там создалась сложная этнокультурная химера – христианский народ под управлением языческой династии. Просуществовала она только до середины XIII в. и распалась в жестокой войне между пекинским ханом Хубилаем, опиравшимся на наемное войско, и его народом, возглавлявшимся Аригбугой и Хайду, причем западные монголы стали называть себя ойратами.

Изоляция на Европейском континенте была возможна лишь для циркумполярных народов Сибири и побережья Белого моря[прим. 4], да и то она часто нарушалась, то эвенками, то якутами. Отметив это общее деление, перейдем к нашему главному сюжету – Древней Руси

Как известно, при своем появлении в Восточной Европе славяне делились на племена, которые уже в начале XII в. сохранились только в памяти авторов «Начальной летописи». Это естественно. Этническая интеграция шла интенсивно вокруг больших городов, где прежние племенные различия в новых условиях теряли значение. А.Н. Насонов описывает Русь XI – XII вв. как систему «полугосударств» [6], стоящих на порядок ниже, нежели «Русская земля»: 1. Новгородская республика с пригородами; 2. Полоцкое княжество; 3. Смоленское княжество; 4. Ростово-Суздальская земля; 5. Рязанское княжество; 6. Турово-Пинская земля; 7. Русская земля, включавшая три княжества: Киевское, Черниговское и Переяславское; 8. Волынь; 9. Червонная Русь, или Галицкое княжество. К этому списку надо добавить завоеванную Владимиром Мономахом половецкую степь между Доном и Карпатами, но Великий Булгар, задонские кочевья половцев, аланские земли на Северном Кавказе и Волжская Хазария лежали по ту сторону русской границы.

Внешнеполитическое положение Древней Руси было исключительно благоприятно. Южные империи – Византия и Арабский халифат – находились за морем, были заняты войной друг с другом и поэтому не были опасны для Руси. Запад был с XI в. агрессивен, но барьер из авар и венгров на Дунае, славян – на Эльбе и балтов сдерживал аппетит немцев до XIII в. Викинги были опаснее, но славяно-россы сумели парализовать их поползновения. Открытой была юго-восточная граница, за которой возникали коллизии, иногда очень опасные для Киевского государства, основанного задолго до Рюрика. Б.А. Рыбаков предполагает, что Кий, как историческое лицо, был современником Юстиниана и, следовательно, историю Руси следует вести с VI в. [7, с.42 и след.]. Соглашаясь с этой гипотезой, отметим, что за VI-X вв. Руси пришлось бы вести две большие войны: одну с аварами (обрами), другую с Хазарским каганатом. Так оно и было, но летопись об этих событиях рассказывает нарочито скупо. Как быть историку?

По нашему мнению, разделяемому не всеми, задача науки не только в том, чтобы констатировать известные факты, но еще и в том, чтобы путем анализа и синтеза устанавливать факты неизвестные и в источниках не упомянутые. Одним из наиболее эффективных способов исторического синтеза является применение системного подхода, осуществляемого следующим образом.

Представим себе автора литературного произведения или источника и того читателя, к которому автор адресует свой труд как простую систему односторонней информации. Иными словами, автор убеждает читателя в том, что тот не знает или чему тот не верит, но может узнать или поверить при достаточно талантливом рассказе. Проходят годы, а иногда века. Автор и читатель умерли, но произведение осталось. Значит, сохранилась его направленность, благодаря чему мы можем сообразить, что читатель-современник, который держался иных взглядов, нежели автор, был либо переубежден и зачарован его талантом, либо остался при своем мнении. В любом случае это незаписанное мнение читателя восстанавливается с известной степенью точности. Последняя может быть повышена, если нам известна историческая обстановка и события, актуальные для изучаемой эпохи.

Применим этот подход к занимающему нас сюжету. В древнерусской литературе сохранилось много религиозных произведений, поучений, житий, молитвенников и т.п. Значит ли это, что с 988 г. на Руси не было язычников? Скорее наоборот. Их было много, и потому проповедь православия была для авторов-монахов необходима. С этим, пожалуй, никто спорить не станет, но другая тема – необходимость борьбы с половцами и монголами – принимается большинством историков как трюизм. А ведь обилие летописных и поэтических призывов к этой борьбе должно указывать на то, что необходимость ее осознавалась далеко не всеми читателями. По-видимому, среди русичей XII-XIII вв. было немало таких, которые не разделяли взглядов автора «Слова о полку Игореве». Так попробуем отыскать их окольным путем – через историю.

Прежде всего необходимо установить, в какие эпохи Степь была настолько сильна, что угрожала самостоятельности Руси, начав обзор с IX в. Согласно летописи, поляне, северяне и вятичи платили дань хазарам [8], т.е. были их подданными. Это подчинение, видимо, произошло после 839 г., когда в Бертинских анналах, у Ибн Русте, Гардизи и в «Хулуд Аль-Алам» упоминается «каган Рос» как самостоятельный государь [9, с.366, прим. 5], В 882-885 гг. Олег освободил от хазар славянские племена, кроме вятичей, но затем в летописи идет хронологический пробел, что показывает на отсутствие успехов на хазарском фронте. В 932 г. хазары начали войну с Византией, а в 939-940 гг. разгромили вождя русов Хельги (т.е. Игоря) и заставили его в 941 г. выступить против греков. В этой войне он был разбит [10, с.119-120]. Это хорошо известный поход Игоря, закончившийся катастрофой, ибо русский флот был сожжен греческим огнем.

Опасность для Руси была налицо. Перевес сил был у врага, так как наличие сильного Хазарского каганата на Волге, естественно, сказывалось на консолидации как кочевых, так и оседлых племен Восточной Европы. Хазарский царь, глава правительства, опирался на наемную мусульманскую гвардию [9, с.406-408], вербуемую в Хорезме и оплачиваемую за счет доходов от транзитной торговли. Один караванный путь шел через Хазарию из Китая в Прованс[прим. 5], а другой из Персии в Великую Пермь [11]. Благодаря этому в X в. Хазария была гегемоном Каспийско-Черноморского бассейна и состояла в союзе с мусульманскими правителями Ближнего Востока, направленном против Византии. Историей зафиксировано несколько походов русов на Каспий через Волгу, причем русы выступали как неравноправные союзники Хазарии в войне против шиитов Дейлема, нарушивших нормальную торговлю Итиля с суннитским Багдадом [12, с.164-174]. В 913 г. русы, направленные против шиитов в Гилян, были отбиты, но на обратном пути ограбили побережье Азербайджана, где располагались владения Саджидов, суннитов и союзников Хазарии. За это хазарский царь разрешил своим мусульманским воинам перебить русов, остановившихся на отдых около Итиля и переславших царю долю добычи. Предательство осталось неотмщенным.

Второй поход был в 943 г., после вышеотмеченной победы хазар. Русы захватили город Бердаа, но, ослабленные эпидемией и оставленные без помощи, пробились к морю и ушли назад. Судьба этих русов неизвестна.

Положение дел резко изменилось после гибели последнего варяжского конунга – Игоря Старого, убитого древлянами. А.А. Шахматов убедительно показывает участие в перевороте группы оппозиционных дружинников, базировавшихся в Вышгороде [13, с.109, 365]. Можно думать, что здесь играло главную роль соперничество славянороссов с пришлыми варягами. Но так или иначе, как только киевский престол занял младенец со славянским теофорным именем – Святослав, политика Киева резко изменилась: был заключен союз с Византией и возобновлена война с Хазарией, закончившаяся в 965-966 гг. полной победой русов.

Изображать поход Святослава как набег славянского викинга неправильно, несмотря на то что он не пытался закрепить за Русью Поволжье. Для безопасности Киевской державы достаточно было сломать систему, объединявшую степные народы. Население Прикаспия осталось этнографически неизменным, но лишилось общественной структуры и координации. Став разобщенными, малочисленные племена асов, черкесов, аланов, готов-тетракситов, печенегов и торков не могли быть угрозой для самостоятельности Киевского каганата, объединившего под своей державой не только славян, но и финские племена севера, что дало князьям Рюриковичам огромные богатства, а следовательно, увеличение военной силы. Вражда русов с Хазарией лежала не в этнической, а в социальной плоскости. Это было сопротивление купеческой верхушке Итиля.

В X в. Хазария лишилась и своей сельскохозяйственной базы. Дельта Волги в X в. была почти на две трети залита водами Каспия, поднявшего свой уровень на три метра [14], [15], [16], [17]. Население Хазарии было вынуждено отступать в степи, интенсивно усыхавшие, потому что трансгрессия Каспия совпадает с аридизацией степной зоны Евразии [18]. Хазары, потеряв не только торговую столицу, но и область, ее кормившую, превратились в мелкие народы, разделенные религией. Волжские хазары обратились в ислам, а донские стали православными и впоследствии стали называться «бродниками». Историческая судьба определила их этническую дивергенцию [19, с.175-178].

Русские князья господствовали над Причерноморьем, опираясь на крепости Белой Вежи и Тьмутаракани вплоть до середины XI в., когда сюда вторглись половцы. Тогда положение Руси несколько осложнилось, но не слишком и не надолго. Чтобы избежать банальных ошибок, надо учесть некоторые особенности кочевого быта.

Кочевые народы Евразии в средние века выработали две формы социального устройства: орду и племенной союз. Орда – военная организация, где мужчины служили хану. Племенные союзы объединяли свободных кочевников, управлявшихся родовыми старейшинами, и число родовичей не могло расширяться свыше членов рода. Поэтому межплеменная координация была невозможна и силы каждого племени ограничены [20, с.60-63]. Таковыми были торки, печенеги и половцы. Именно поэтому они стали жертвой монголов, создавших в 1206 г. орду, т.е. военную организацию, пополнявшуюся за счет покоренных народов. Только в XIII в. объединенная Степь перешла в наступление против могучих оседлых соседей: Китая, Хорезма и Тангута. Аналогичная ситуация наблюдается в Восточной Европе.

Степные просторы Северного Причерноморья всегда были удобны для развития скотоводства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочевники: печенеги, торки, половцы и, наконец, монголо-татары. Разумеется, эти миграции были связаны со столкновениями с местным населением – славянами, хозяйство которых базировалось на лесных массивах. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческим, потому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. Поэтому мы наблюдаем, наряду с военными столкновениями, постоянные примеры симбиоза. Печенеги осели в Добрудже, где на короткое время, стали союзниками Византии. Торки поселились в правобережье Днепра и поставляли пограничную стражу для киевских князей.

Половцы, наиболее сильный и воинственный народ, после первых столкновений с русичами сделались союзниками черниговского княжества. Даже монголы постарались найти опору в Северо-Восточной Руси. Батый заключил союз с Александром Невским, который стал побратимом его сына Сартака.

И это не случайно. Экономико-географическое единство региона, в котором сочетаются зональные и азональные (речные долины) ландшафты [21], определяло необходимость создания целостной системы, где части не противостоят друг другу, а дополняют одна другую. Разумеется, это не исключало столкновений, подчас кровавых, и это-то бросалось в глаза современникам событий. Авторы XII-XVI вв. фиксировали свое внимание на событиях экстраординарных, посвящали им яркие страницы. Но было бы ошибочно не замечать общего фона, который для летописцев и их читателей был настолько очевиден, что они не уделяли ему внимания. Именно поэтому самое пристальное изучение летописных сведений может дать только искаженную картину событий. Однако привлечение широкого материала из истории окрестных стран позволило А.Ю. Якубовскому отнестись критически к банальному пониманию истории Руси и половецкой степи как вечной войне не на жизнь, а на смерть. Еще в 1932 г. он писал: «Русская буржуазная историография, заполненная рассказами о военных столкновениях с половцами, не сумела заметить того факта, что для отношений между русскими княжествами и половецкой степью более характерными и нормальными являются не войны и набеги, а интенсивный товарообмен» [22, с.29].

Действительно, только такая концепция соответствует несомненным фактам, что с X по XII в. функционировали торговые пути из Киева к Черному и Азовскому морям и посреди степи стояли русские города: Белая Вежа на Дону и Белгород в низовьях Днепра. Что же касается постоянных военных столкновений, то они имели место внутри самой Руси, как княжеские междоусобицы [23].

Что же касается политического единства степных народов X-XII вв., то это миф. Постоянные столкновения из-за пастбищ усугублялись институтом кровной мести, не оставлявшей места для примирения, тем более объединения. Степной хан мог скорее найти компромисс с русским князем, считавшим, что «за удаль в бою не судят», нежели с другими степняками, полностью связанными родовыми традициями. Поэтому-то покинули родную степь венгры, булгары и аланы, уступившие место азиатам: печенегам и торкам, которых в Сибирских и Аральских степях теснили куманы (половцы),– именно в то время, когда в Русской земле креп могучий Киевский каганат. Так можно ли думать, что этому суверенному государству могли угрожать разрозненные группы беглецов, тем более что кочевники не умели брать крепости? А набеги и контрнабеги – это малая война, характерная для всех стран Средневековья.

Племенная вражда между печенегами и торками, а также постоянные войны кочевников с Болгарией и Венгрией повели к ослаблению этих нестойких племенных союзов. В 992 г. печенежский набег на Русь кончился их поражением. В 1036 г. Ярослав Мудрый разгромил их так, что западное объединение печенегов распалось. В 1060 г. Всеволод, Изяслав и Святослав Ярославичи, а с ними Всеслав Полоцкий пошли походом на торков, которые, «убояшася, побегаша» на Дунай, и вернулись оттуда с просьбой принять их в подданство, что и было осуществлено.

Несколько более серьезно было появление половцев, но главным образом потому, что оно совпало с обострением междукняжеских усобиц. Действительно, в 1068 г. половецкий отряд в 12 тыс. всадников нанес поражение дружине князей Изяслава Киевского, Святослава Черниговского и Всеволода Переяславского. Святослав Черниговский месяц спустя, имея всего 3000 ратников, разбил этот отряд половцев [24, кн. I, с.354]. Отсутствие на Руси сильной власти, способной координировать огромные силы богатой страны, задержало достижение победы над мобильным, но тоже плохо организованным врагом. Когда же Владимир Мономах навел порядок на Руси и в 1115-1116 гг. перенес войну в степь, половцы были разбиты, расколоты на несколько племенных союзов и нашли себе применение в качестве союзников тех князей, которые нанимали их за плату. «Дикие» половцы остались за Доном и стали союзниками суздальских князей.

Решающую роль в ослаблении половцев сыграло, с одной стороны, их слишком широкое распространение, от Алтая до Карпат, а с другой – широко практиковавшаяся эмиграция: например, в Грузию по приглашению Давида IV уехал хан Атрак в 1118 г. с 20 тыс. воинов. Не реже появлялись половцы в Болгарии, Венгрии и Византии, а множество их продавалось на невольничьих базарах Ирана и Египта, где их превращали в гулямов – гвардейцев-невольников мусульманских султанов. Там они делали карьеру и даже достигали царской власти, как, например, Ильдегиз, основавший собственную династию.

С.А. Плетнева отмечает, что «в условиях почти ежегодно заключавшихся миров и брачных договоров многие половцы начали уже в середине XII в. переходить (часто целыми родами) в христианство. Даже сын и наследник Кончака Юрий был крещен» [25, с.461]. В.Т. Пашуто подсчитал, что, несмотря на рознь русских князей, половецкие набеги коснулись лишь 1/15 территории Руси [26, с.213], тогда как русские походы достигали до Дуная и Дона, приводя половецкие коши к покорности.

Действительно, если бы половцы не капитулировали своевременно, а продолжали бы войну против Руси, то они были бы начисто уничтожены. Телеги, запряженные волами, движутся по степи со скоростью 4 км в час, а по пересеченной местности еще медленнее. Зато русская конница на рысях могла проходить 15 км, а хлынцой (быстрым бегом) – 8-10 км в час. Значит, кочевья были фактически беззащитны против русских ударов, тем более что легкая половецкая конница не выдерживала натиска тяжеловооруженных русских, а маневренность не имела значения при обороне жен и детей на телегах. Наконец, половецкие зимовья не были ни мобильны, ни укреплены, тогда как русские крепости надежно защищали их обитателей, а лес – всегда надежное укрытие для беглецов.

Половецкие ханы были бы глупцами, если бы они не учитывали всех этих обстоятельств. Но они были умны и предпочитали союзы с князьями черниговскими, галицкими и суздальскими против киевских, поскольку те опирались на торков, с которыми у половцев была вражда. Именно поэтому набег Игоря Святославича в 1185 г. оказался для Кончака и Гзы полной неожиданностью, но эта авантюра не меньше удивила русских князей и вызвала всеобщее осуждение за непродуманность и бесперспективность [27].

Лаврентьевская летопись была написана в 1377 г., перед грандиозным разрывом Руси с Поволжьем, который имел следствием Куликовскую битву. Тогда соотношение сил и этно-культурных доминант резко изменилось: православная партия, представленная на Руси Сергием Радонежским, а в Византии – Иоанном Кантакузином и афонскими старцами, выступила против католическо-мусульманского блока, представленного в Литве – Ягайлом, в Константинополе – Палеологами, в Золотой Орде – Мамаем, противником Тохтамыша. Мних Лаврентий учитывал политическую конъюнктуру, но мы постараемся извлечь из его летописи крупицы достоверной информации.

При подборе сведений о русско-половецких столкновениях по Лаврентьевской летописи оказывается, что за 180 лет (1055-1236 гг.) половцы нападали на Русь – 12 раз; русичи на половцев – 12 раз и совместных русско-половецких операций в междоусобных войнах было 30.

Но если мы рассмотрим период после похода Мономаха, завоевавшего степи от Дона до Карпат, то характер столкновений изменится значительно, причем уместно разобрать и проверить примеры, приводимые как доказательство «жестокой вражды» между «своими погаными» и русскими князьями [28, с.83-84].

1120 год – «Ярослав ходи на половци за Дон и не обрете их воротися» (стб. 292). Так можно ли пройти по вражеской земле 1000 км без столкновения с неприятелем?

1125 год – «Битва с половцами Ярополка» (стб. 295-296) на самом деле – набег половцев «на торкы проклятью», кровных врагов половцев, которым Ярополк Владимирович оказал помощь.

1152 год – «Тогда же Мстиславу Изяславичу поможе Бог на половци: самех прогна, а веже их пойма, и коне и скоты их зая и множество душ христьяных отполони» (стб. 339). Это «тогда же» происходило во время похода Юрия Долгорукого на Изяслава, когда в 1149 г. Юрий призвал на помощь половцев (стб. 331, 323-4, 328). В 1152 г. сын Изяслава, Мстислав, нанес удар союзникам своего противника, т.е. налицо обычное участие половцев в междоусобице (стб. 330-335, II, 787).

1153 год – «Посла Изяслав сына своего Мстислава на половци к Песлу, зане пакостяхуть тогда по Суле, он же не нашед их и възвратися вспять» (стб. 340).

1154 год – «Тое же весны пришедше половци воеваша по Роси» (стб. 345). На самом деле их привел Глеб Юрьевич, «вборзе» разбил волынских князей (стб. 342-3), но берендеи разбили половцев, которые поссорились с Юрием Долгоруким и уехали в степь (там же).

1169 год – «Поход половцев на Киев и Переяславль» (стб. 357-361). Не было похода! 3 тыс. половцев пришли заключать договор с Глебом Юрьевичем, но часть их по пути произвела грабежи и была разгромлена 1500 берендеев. Учтем, что средние армии того времени – 50 тыс.; значит, половцев в этот раз было 6% от нормального войска.

1171 год – «Тое же зимы придоша половци на Киевьскую сторону и взяша множество сел» (стб. 362). При отходе половцев изрубили торки и берендеи и освободили полон – 400 чел. (стб. 363).

Историками правильно отмечается жестокость половцев как активной силы в междоусобицах. Не буду их хвалить, но были ли русские дружинники добрее? И имеет ли это отношение к политическим коллизиям, когда русские князья использовали не только половцев, но и торков, ливов, ятвягов как наемные войска? Надо думать, что вопрос об их добросердечии князей не интересовал.

Но, пытаясь опереться на цитату, иногда совершают очередной промах. Под 1223 г. есть запись: «Много бо зла створиша ти окаяннии половци Рускои земли, того ради всемилостивый Бог хотя погубити и наказати безбожныя сыны Измайловы куманы, яко да отомстять кровь христьяньску, еже и бысть над ними безаконьными» (стб. 446). Этот же текст имеется в более внятной форме в том же томе ПСРЛ (стб. 505), но здесь это теологическое обоснование звучит из уст татарских послов: «...мы вашей земли не заяхом, ни городов ваших, ни сел, ни на вас приидохом, но приидохом Богом попущени на холопи наши и на конюси свои на поганыя половци, а возмите с нами мир, а нам с вами рати нет» (стб. 505). Как известно, князья убили послов и выступили в защиту половцев против отходящей армии монголов. Как это объяснить? И почему в рукописи, переписанной монахом Лаврентием для Дмитрия Константиновича Суздальского в 1377 г. (с.IV), мотив осуждения половцев перекочевал из уст монгола в уста летописца? И, наконец, так ли уж было на самом деле справедливо осуждение половцев, остававшихся союзниками Руси во время войны с Батыем в 1237-1240 гг.?

Если же взять текст целиком, то получится, что монголы несли в мир справедливое воздаяние грешникам, а русские князья выступили в защиту жестоких преступников. Принимать этот тезис целиком – абсурд. Но все объяснимо, если вместо цитат за единицу исследования принять системы взаимосвязанных фактов и учитывать их естественную логику, что ныне называется моделированием исторической ситуации. При этом получается, что Русская земля, в широком смысле слова, была комплексом многих этносов, населявших монолитную территорию Восточной Европы. Славяне, среди прочих, были ведущим этносом, наиболее инициативным и восприимчивым к византийской культуре, позволявшей им противостоять другим суперэтническим целостностям, весьма агрессивным и потому опасным. Границы древнерусского суперэтноса были очерчены в XII в. четко.

Булгары в это время относились к «левантийскому» или «мусульманскому» суперэтносу; крымские готы – к византийскому; литовцы, латыши и ятвяги – к балтийскому; поляки и венгры уже вошли в западноевропейский суперэтнос, а победа немецких крестоносцев над полабскими славянами превратила Западную Европу в монолитную культурно, хотя и мозаичную этнически, целостность, которая в XII в. находилась на подъеме и неустанно, хотя и не всегда удачно, расширяла свой ареал, что в XIII в. привело к кризису.

Итак, раздробленность восточных соседей Руси, и отдаленность западных сводили внешние конфликты в XI-XII вв. к минимуму. Подлинным бичом страны были междоусобицы, которые мы теперь называем «феодальными войнами». Но, к несчастью, они были не только феодальными.

Война всегда дело дорогое, а удельные князья собственных доходов имели мало. Для того чтобы содержать 50 тыс. ратников и в более позднее время требовались ресурсы большой страны[прим. 6]. А ведь с таким войском Андрей Боголюбский шел на Киев в 1169 г. и столько же выставил против него Мстислав Волынский[прим. 7]. Эта большая война была немыслима без участия населения Суздальской земли и Волыни. И не случайно, что в историографии спор старшей и младшей линии Мономашичей считался началом разделения Руси на Северо-Восточную и Юго-Западную. Однако, дело обстояло еще сложнее.

Обратим внимание на то, что во второй половине XII в. традиционная вражда Мономашичей и Ольговичей отступает на второй план, а обособленное Полоцкое княжество почти не принимает участия в «феодальных войнах», хотя там княжила линия потомков Рогнеды и ее сына – Изяслава, не входившая в «ряд Ярославль»[прим. 8].

Спросим себя, откуда брали средства для походов изгои,– т.е. люди, лишенные не только власти, но и имущества? То, что они хотели получить свою долю наследства отцов, понятно, но ведь одного желания мало. Очевидно, они имели мощную поддержку, но от кого? Вот тут-то и ключ к загадке.

Просмотрим, для примера, биографию Олега Святославича, исключенного из престолонаследной очереди (лествицы) на том основании, что его отец умер раньше старшего брата Изяслава, вследствие чего его место в лествице занял Владимир Мономах.

В 1076 г. осиротевший, но еще не обиженный Олег дружил с Владимиром Мономахом и даже крестил его сына Мстислава. В 1077 г. он получил стол в Чернигове, но был вынужден уступить его дяде – Всеволоду Ярославичу. Это не привело к ссоре, так как он жил у своего дяди и крестил другого сына Мономаха. И вдруг 10 апреля 1078 г. Олег бежал от Всеволода в Тьмутаракань и 25 августа пришел с Борисом Вячеславичем и половцами отбивать Чернигов. Поход кончился битвой на Нежатиной Ниве, в которой погиб великий князь всей Руси Изяслав Ярославич. Ну можно ли думать, что вся война была затеяна из-за Олегова каприза?[прим. 9]. И откуда добыл он средства для столь большого похода?

Далее, после смерти великого князя Всеволода (13 апреля 1093 г.) Олег должен был, согласно «лествице», занять черниговский стол, так как его старший брат Давыд сидел в Смоленске. И он его занял с боями, вытеснив оттуда Владимира Мономаха, который не посчитался с родовым старшинством. Черниговское население четко высказалось в пользу Олега. Отсюда и пошла вражда Олега с Владимиром, обострившаяся из-за того, что Олег отказался выдать на смерть гостившего у него половецкого князя. Спор князей решили симпатии населения.

Здесь успехи Олега окончились. Он перешел к обороне, но черниговскую землю для своих сыновей сохранил. Однако попытка Ольговичей овладеть Киевом в 1135 г. кончилась катастрофой 1146 г., ибо киевляне заявили: «Ольговичей не хотим». Игорь Ольгович был зверски убит, не своим победителем Изяславом Волынским, а толпой киевлян. Давидовичи (дети Давыда Святославича) предали Ольговичей, но те удержались потому, что, видимо, черниговцы так же не хотели Мономашичей, как киевляне – Ольговичей. Но если так, то здесь не только феодальная война, а и соперничество двух субэтносов: киево-волынского и чернигово-северского, причем в основе тех и других лежат разные этнические субстраты.

Конечно, приравнять киевлян XI-XII вв. к полянам, а черниговцев – к северянам нелепо, но нельзя не отметить, что на месте племен, т.е. этносов, исчезнувших вследствие этнической интеграции и превратившихся в единый древнерусский этнос, снова возникают субэтносы, на этот раз с территориальными наименованиями, но с аналогичной функциональной нагрузкой. Пусть суздальцы сложились из кривичей, мери и муромы, новгородцы – из словен, кривичей и веси (вепсов), рязанцы из вятичей и муромы, полочане – из кривичей, ливов и леттов, но эти новые этносы, даже утеряв традиции предков, несли функциональную нагрузку: поддерживать целостность большой этнической системы – Руси – способами, для них привычными, в том числе междоусобицами.

Звучит это пародоксально, но вдумаемся. Постоянные вмешательства в дела друг друга исключают равнодушие, а только последнее ведет к отчуждению. Именно благодаря постоянному взаимодействию, по тем временам не мыслившемуся без борьбы, изолированные этнические группы поддерживали свой этнос, а на базе его и суперэтнос, ибо в понятие «Русская земля» входили угорские, финские (меря, мурома), балтские (голядь) и тюркские племена (гужи, куманы), являвшиеся компонентами суперэтнической целостности. Например, союз с торками был традицией киевских и волынских князей, а союз с половцами – князей черниговских [29]. Последних осуждает за это не летописец, а поэт – автор «Слова о полку Игореве». Это он назвал Олега Святославича – Гориславичем и приписал ему вину за «обиду» русской земли. Думается, что его мнение было пристрастным, что я постарался показать в своей книге, рассмотрев вопрос на почве фактов [30, с.309-310].

Но если так, то инициаторами междоусобиц были не князья Рюрикова дома, а их окружающие, кормящие их и требующие с них за это вполне определенной работы, т.е. войны с соседями, с которыми они соперничали и боролись за власть в своей области и за гегемонию во всей Руси. А ведь так оно и было. И не только в Новгороде и Галиче, где подчиненное положение князей зафиксировано историей, но и во всех других полугосударствах Древней Руси. Инициатива действий принадлежала не князьям, а безымянным представителям различных социальных групп, объединявшихся по принципу «землячеств», вследствие чего увеличивались различия между отдельными городами. Во Владимире на Клязьме бояре убили, а холопы предали Андрея Боголюбского; толпа киевлян растерзала Игоря Ольговича; смоляне не дали в обиду своих Ростиславичей киевлянам и вместе с черниговцами расправились с «матерью городов русских», отдавшей предпочтение волынскому князю Роману, что отметил автор летописи: Рюрик... 2-го января 1203 г. в союзе с Ольговичами и «всею Половецкою землею» взял Киев. «...И сотворися велико зло в Русстей земли, якого же зла не было от крещения над Киевом... Подолье взяша и пожгоша ино, Гору взяша и митрополью святую Софью разграбиша и Десятинную (церковь)... разграбиша и монастыри все и иконы одраша... то положиша все себе в полон». Далее говорится, что союзники Рюрика – половцы – изрубили всех старых монахов, попов и монашек, а юных черниц, жен и дочерей киевлян увели в свои становища [8, т. 1, стб. 418-419].

Конечно, это ужасно, но кто виноват? Половцы, которым вместо платы позволили грабить, князь Рюрик Ростиславич или его вдохновитель Всеволод Большое Гнездо? И ведь кроме половцев, Киев брали черниговцы, приведенные Ольговичами: так что же, они не грабили?

И самое неожиданное тут то, что создание антикиевской коалиции, дипломатическая подготовка войны, наем половцев на службу за обещание разрешить им разграбить «мать городов русских» осуществил сам Игорь Святославич, ставший из новгород-северского князя черниговским князем, герой «Слова о полку Игореве», о чем пространно и убедительно повествует Б.А. Рыбаков [27, с.288-290]. Этот факт говорит, что древняя традиция межплеменной вражды полян и северян, возродившаяся как соперничество Киева и Чернигова, оказалась еще в XIII в. настолько живучей, что по сравнению с ней померкли пограничные стычки между русичами и половцами.

И с другой стороны, Роман Мстиславич для защиты Киева привлек торков, которые мужественно отстаивали столицу Руси, сражаясь со своими заклятыми врагами – половцами. Это показывает, что Русь и завоеванная ею Степь составляли в XII в. единое, хотя и не централизованное государство, находившиеся в XIII в. в состоянии глубокого кризиса, выражавшегося в ожесточении междоусобных войн[прим. 10].

Война между Правобережьем и Левобережьем Днепра продолжалась даже после битвы на Калке. В 1235 г. черниговские князья Михаил и Изяслав взяли Киев у Даниила Галицкого и держали три года, после чего обескровленный и полуразрушенный город, снова доставшийся галицкому князю, был взят в 1240 г. Батыем. Тогда Киев уже не был столицей Руси, и даже не первостепенным городом, резиденцией князя Даниила, бросившего свою страну и бежавшего в Польшу.

Но не все население Русской земли было в равной степени втянуто в междоусобные войны. В болотах Полесья и глухих чащах муромских лесов продолжали жить привычным бытом потомки вятичей[прим. 11], дреговичей[прим. 12] и древлян[прим. 13], которых соперничество Ольговичей и Мономашичей не волновало. В социальном аспекте их можно назвать «отсталыми», а в этническом – реликтовыми этническими группами. По сравнению с горением страстей в городских центрах, жизнь этих реликтов можно уподобить тлению; но впоследствии они-то и сказали свое слово.

Неравномерность развития и разнообразие элементов являются обязательным условием устойчивости любой системы, в том числе и этнической. Следовательно, полиэтничность и разноукладность не разрушали, а укрепляли Дневнерусскую суперэтническую целостность, так ярко и красочно описанную авторами XIII в. в «Слове о погибели Русской земли» [31, с.182-184]. Но в середине XIII в. все переменилось. Так, значит, события второй четверти XIII в. рассматривались современниками как «погибель». В чем же она заключалась и почему произошла?

Как было показано, междоусобицы княжеств в XI -XII вв. мы должны рассматривать как «болезнь роста», фазу этногенеза, мучительную, но не угрожающую жизни этноса. Но столкновение с иными суперэтническими системами сулило куда более грозные последствия. В начале XIII в. вмешательство Запада в русские дела ограничивалось установлением военных союзов. Поскольку Польша и Венгрия находились в гвельфском блоке, Волынь выступила за гибеллинов, причем пал в бою князь Роман в 1205 г., а его соперники – черниговцы и суздальцы – установили контакты с папой и поддержали Новгород в его борьбе с Ливонским орденом, стоявшим на стороне Гогенштауфенов. Папа, воспользовавшись ситуацией, послал на Русь доминиканских миссионеров, но Юрий II выслал их из пределов своего княжества, так что от этих союзов большого вреда не возникло.

Но гораздо более сильной была травма 1223 г.– битва на Калке и 1224 г.– падение Юрьева, где ливонские рыцари пощадили пленных эстов, но не оставили в живых ни одного русского. С этой даты начались столкновения на суперэтническом уровне, так как балтский барьер был сломан немцами, а половецкий амортизатор – монголами. На месте «своих поганых», не угрожавших самостоятельному существованию полиэтнической «Русской земли», появились народы чужие. Ситуация приобрела небывалую остроту, при которой междоусобицы превратились из привычного порядка в губительное явление. Половцев в XIII в. русичи считали «своими». Именно эта ситуация повела к тому, что в 1223 г. русские князья выступили в защиту половцев против монголов и сложили свои головы на Калке. Злейших врагов не защищают ценой своей жизни.

Надо признать, что в XIII в. на Руси чего-то не хватало. Об этом прямо говорит автор «Слова о полку Игореве»: «Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: «Се мое, а то мое же». И начаще князи про малое «се великое» мльвите, а сами на себя крамолу ковати. А поганый всех стран прихождаху с победами на землю Русскую». И правильно, ведь только ослепление непомерным эгоизмом лишило князей Рюрикова дома воли к сопротивлению иноземным вторжениям. Только их полная неспособность объединиться, даже при изменившихся условиях, позволила татарам взять поочередно Рязань и Владимир, Киев и Чернигов, литовцам – Полоцк, а ливонским рыцарям – разорить Псков. Автор «Слова о полку Игореве» все время подчеркивает, что храбрых и сильных воинов достаточно, военная техника – на уровне требований. Мы знаем, что и денег в торговых городах было в избытке. Не хватало лишь, как теперь бы сказали, творческой инициативы на широком общественном уровне. А это уже явление социальное: воздействие этногенеза на общественные процессы.

А ведь в конце X в. эта инициатива была в избытке. Ее хватило на освобождение от хазарского господства, на воссоединение Червонной Руси с Киевом, на походы новгородцев в «Каменному поясу» и на победу муромцев над мордвой в низовьях Оки, где князь Глеб основал Нижний Новгород. Так куда же она девалась?

Так как бесспорно установлено, что природные условия Восточной Европы, определяющие возможности и перспективы натурального хозяйства, были в XI – XII вв. стабильны, а социальная система консервативна, то причину столь резких изменений следует искать в характере этногенеза, процесса, идущего параллельно социогенезу [32]. При постоянном взаимодействии «истории природы и истории людей» [33, с.16, 19] неизбежно меняется и социальная и этническая психология, т.е. мотивы поведения и цели, на которые направлены усилия участников событий.

Этногенез – природный процесс, развивающийся по схеме: 1. Вспышка творческой активности и создание этносоциальной системы; 2. Акматическая фаза, кончающаяся кризисом, иногда фатальным для этноса; 3. Инерционная фаза, называемая «цивилизацией»; и 4. Персистирование (переживание), т.е. переход динамического процесса в гомеостаз. Вариабельность этой схемы определяется экзогенными воздействиями, которые сообщают каждому отдельному процессу неповторимый облик [34]. Последующие процессы связаны с прежними культурными традициями, но то и другое проходит на фоне социального развития, не ограниченного узкими рамками этнической истории.

Применим эту схему к нашему сюжету. Б.А. Рыбаков правильно указал, что история древних русов началась задолго до Рюрика. Ранняя ее фаза имела место в VI в., когда русы и анты (славяне) победили готов и поддержали гуннов. Акматическая фаза началась во время Кия и закончилась надломом, выразившимся в гибели Аскольда в 882 г. При Святославе надлом был преодолен, и русский этнос вступил в фазу постепенного угасания страстей, забвения идеалов и торжества себялюбия как социального императива поведения. Творческая энергия отдельных людей находила выход в составлении литературных произведений, сооружении храмов с дивными фресками, в выполнении шедевров ремесла, доходивших до степени искусства, и т.д. Но большая часть населения стала руководствоваться эгоистическими интересами, а не идеалами. Через несколько поколений наступила дезинтеграция этноса и кризис XIII-XIV вв. Однако новый взлет в конце XIV в. преодолел этот гибельный процесс: с Куликовской битвы 1380 г. начался новый подъем России. Но по этому поводу надо писать не статью, а книгу.

Итак, в явлениях, описанных нами и последующих, требующих особого анализа и выходящих за пределы намеченной темы, просматривается стихийный процесс этногенеза в сочетании со спонтанным социальным развитием, вследствие которого в XIII в. возник кризис феодализма не только на Руси, но и в Западной Европе, и на Ближнем (мусульманском) и Дальнем (китайском) Востоке, в Византии и Грузии. Именно этот кризис объясняет грандиозные успехи монголов, но это новая тема, требующая специального изучения и выходящая за хронологические рамки нашего исследования.

Примечания:

Примечания

id="n_1p">

Литература затронутых ниже вопросов столь велика, что целесообразно давать отсылочные сноски на новые обобщающие работы, а при цитировании – на первоисточники.

Под подсистемами понимаются субэтносы; блоки – конвиксии; звенья – консорции; элементы – части целого, не могущие существовать вне целого,-люди.

Суперэтносы – группа этносов, возникших вследствие пассионарного толчка в определенном географическом регионе (Гумилев Л.Н. Этнология и историческая география. (Ландшафт и этнос: XIII).– «Вестник ЛГУ», 1972, №18, вып. 3, с.70-80).

Самодийцы, ненцы и угры, пришедшие в эти районы в III-V вв. из степей, подвергшихся засухе (Гумилев Л.Н. Этно-ландшафтные регионы Евразии за исторический период.– В кн.: «Доклады на ежегодных чтениях памяти Л.С. Берга», XIII – XIV, Л., 1968, с.118-134).

В X в. благодаря деятельности еврейских купцов-рахдонитов («знающих пути», перс.) не только в Китае узнали о Хазарии, но в самом Итиле стал известен китайский язык (см. Гумилев Л.Н. Соседи хазар.– «Страны и народы Востока», 1965, вып. IV, с.131).

Эдуард III высадился в Нормандии в 1346 г., имея тысячу рыцарей, 4 тыс. всадников и 10 тыс. англосаксонских и валлийских стрелков. С этими силами он выиграл битву при Креси (Laufer B. Uber ein tibetisches Geschichtswerk der Bonpo.– «T'oung Pao». Leiden, 1901, vol. 2, №1, 1937, р.222). Генрих V в 1415 г. повторил операцию, имея 2500 ратников и 8000 стрелков; с обслугой и транспортом – около 30 тыс. человек... и выиграл битву при Азенкуре (там же, р.262). А ведь это крупнейшие операции целого королевства Англии.

В.В. Каргалов оценивает численность русских военных сил в начале XIII в. в 100-110 тыс. человек (см. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. М., 1967, с.79).

В то время еще не было деления на великорусов, украинцев и белорусов. Это были столкновения внутри единого древнерусского этноса.

«Олег надеялся на свою правду, потому что он был прав» (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I, II. М., 1960, кн. 1, с.380).

И здесь я опираюсь на книгу Б.А. Рыбакова, анализирующего текст «Слова о погибели Рускыя земли по смерти великого князя Ярослава» – «А в ты дни болезнь крестянам...». Эта «болезнь», по мнению Б.А. Рыбакова, «не связана ни с половецкой угрозой, ни с татарским нашествием; болезнь, ведущая к погибели,– внутренний разлад, разъедающий «светло-светлую и украсно украшенную землю Русскую» (см. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с.80).

Города вятичей упомянуты под 1196 г. (см.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I, II. М., 1960, кн. 1, с.676).

Земля дреговичей отнята Юрием Долгоруким у Изяслава Давидовича в 1149 г. (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I, II. М., 1960, с.462).

Краниологический тип древлян, а не полян и северян, лег в основу современного украинского типа (Алексеев В.П. В поисках предков. М., 1972, с.299-300).

Литература

id="n_1">

Шенников А.А. Земледельческая неполная оседлость и «теория бродяжничества».– Этнография народов СССР. Л., 1971.

id="n_2">

Садовский В.Н., Юдин Э.Г. Задачи, методы и приложения общей теории систем.– В кн.: Исследования пообщей теории систем. М., 1960.

id="n_3">

Гумилев Л.Н., Эрдейи И. Единство и разнообразие степной культуры Евразии в средние века.– «Народы Азии и Африки», 1969, №3.

id="n_4">

Гумилев Л.Н. Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником?– «Русская литература», 1972, №1.

id="n_5">

Гумилев Л.Н. Этнос – состояние или процесс? (Ландшафт и этнос: XI).– «Вестник ЛГУ», 1971, №12, вып. 2, с.86-95.

id="n_6">

Насонов А.Н. «Русская земля» и Образование территории древнерусского государства. М., 1951.

id="n_7">

Рыбаков Б.А. Древние русы.– «Советская археология», т. XVIII, 1953.

id="n_8">

Полное собрание русских летописей, т. I. М., 1962.

id="n_9">

Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.

id="n_10">

Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932.

id="n_11">

Ковалевский А.П. Книга Ахмеда ибн-Фадлаха о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Статьи, переводы, комментарии. Харьков, 1956.

id="n_12">

Гумилев Л.Н. Сказание о хазарской дани.– «Русская литература», 1974, №3.

id="n_13">

Шахматов А.А. Разыскание о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

id="n_14">

Гумилев Л.Н. Хазария и Каспий (Ландшафт и этнос: I).– «Вестник ЛГУ, сер. геологии и географ.», 1964, №6, вып. 1.

id="n_15">

Гумилев Л.Н. Хазария и Терек (Ландшафт и этнос: И).-»Вестник ЛГУ», 1964, №24, вып. 4.

id="n_16">

Grousset R. L'Empire des steppes. Paris, 1960.

id="n_17">

Grunwedel A. Mythologie du Buddhisme au Tibet et en Mongolie. Leipzig, 1900.

id="n_18">

Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии.– «Народы Азии и Африки», 1966, №4, с.85-94.

id="n_19">

Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М., 1966.

id="n_20">

Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., «Наука», 1967.

id="n_21">

Гумилев Л.Н., Гаель А.Г. Разновозрастные почвы на степных песках Дона и передвижения народов за исторический период.– «Изв. АН СССР, сер. географ.», 1966, №1.

id="n_22">

Якубовский А.Ю. Феодальное общество Средней Азии и ее торговля с Восточной Европой в X – XV вв.– материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР. Вып. 3, ч. I. Л., 1932.

id="n_23">

Белявский В.А. По поводу извечного антагонизма между земледельческим и кочевым населением Восточной Европы.– В сб.: Славяно-русская этнография. Л., 1973.

id="n_24">

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I, II. М., 1960.

id="n_25">

Плетнева С.А. Кочевые народы VII – XIII вв.– В кн.: История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1966.

id="n_26">

Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.

id="n_27">

Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971.

id="n_28">

Дмитриев Л.А. К спорам о датировке «Слова о полку Игореве» (по поводу статьи Л.Н. Гумилева).– «Русская литература», 1972, №1.

id="n_29">

Гумилев Л.Н. Нужна ли география гуманитариям? – В кн.: Славяно-русская этнография. М., 1973.

id="n_30">

Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.

id="n_31">

Бегунов Ю.К. Памятники русской литературы XIIIв. М.-Л., 1966.

id="n_32">

Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера.– «Природа», 1970, № 1, 2.

id="n_33">

Маркс К, Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 3.

id="n_34">

Гумилев Л.Н. Монголы и меркиты в XII в.– Ученые записки Тартусского гос. ун-та. Тарту, 1977.

Литература

id="n_1">

Гумилев Л.Н. Этнос – состояние или процесс? (Ландшафт и этнос: XI).– «Вестник ЛГУ», 1971, №12, вып. 2, с.86-95.

Насонов А.Н. «Русская земля» и Образование территории древнерусского государства. М., 1951.

Рыбаков Б.А. Древние русы.– «Советская археология», т. XVIII, 1953.

Полное собрание русских летописей, т. I. М., 1962.

Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.

Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932.

Гумилев Л.Н. Сказание о хазарской дани.– «Русская литература», 1974, №3.

Шахматов А.А. Разыскание о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

Гумилев Л.Н. Хазария и Каспий (Ландшафт и этнос: I).– «Вестник ЛГУ, сер. геологии и географ.», 1964, №6, вып. 1.

Гумилев Л.Н. Хазария и Терек (Ландшафт и этнос: И).-»Вестник ЛГУ», 1964, №24, вып. 4.

Grousset R. L'Empire des steppes. Paris, 1960.

Grunwedel A. Mythologie du Buddhisme au Tibet et en Mongolie. Leipzig, 1900.

Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии.– «Народы Азии и Африки», 1966, №4, с.85-94.

Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М., 1966.

Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., «Наука», 1967.

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I, II. М., 1960.

Плетнева С.А. Кочевые народы VII – XIII вв.– В кн.: История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1966.

Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.

Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971.

Гумилев Л.Н. Нужна ли география гуманитариям? – В кн.: Славяно-русская этнография. М., 1973.

Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.

Бегунов Ю.К. Памятники русской литературы XIIIв. М.-Л., 1966.

Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера.– «Природа», 1970, № 1, 2.

Маркс К, Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 3.

Гумилев Л.Н. Монголы и меркиты в XII в.– Ученые записки Тартусского гос. ун-та. Тарту, 1977.

Примечания

id="n_1p">

id="n_2p">

id="n_3p">

id="n_4p">

id="n_5p">

id="n_6p">

id="n_7p">

id="n_8p">

id="n_9p">

id="n_10p">

id="n_11p">

id="n_12p">

id="n_13p">

Литература

id="n_1">

id="n_2">

id="n_3">

id="n_4">

id="n_5">

Гумилев Л.Н. Этнос – состояние или процесс? (Ландшафт и этнос: XI).– «Вестник ЛГУ», 1971, №12, вып. 2, с.86-95.

id="n_6">

Насонов А.Н. «Русская земля» и Образование территории древнерусского государства. М., 1951.

id="n_7">

Рыбаков Б.А. Древние русы.– «Советская археология», т. XVIII, 1953.

id="n_8">

Полное собрание русских летописей, т. I. М., 1962.

id="n_9">

Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.

id="n_10">

Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932.

id="n_11">

id="n_12">

Гумилев Л.Н. Сказание о хазарской дани.– «Русская литература», 1974, №3.

id="n_13">

Шахматов А.А. Разыскание о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

id="n_14">

Гумилев Л.Н. Хазария и Каспий (Ландшафт и этнос: I).– «Вестник ЛГУ, сер. геологии и географ.», 1964, №6, вып. 1.

id="n_15">

Гумилев Л.Н. Хазария и Терек (Ландшафт и этнос: И).-»Вестник ЛГУ», 1964, №24, вып. 4.

id="n_16">

Grousset R. L'Empire des steppes. Paris, 1960.

id="n_17">

Grunwedel A. Mythologie du Buddhisme au Tibet et en Mongolie. Leipzig, 1900.

id="n_18">

Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии.– «Народы Азии и Африки», 1966, №4, с.85-94.

id="n_19">

Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М., 1966.

id="n_20">

Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., «Наука», 1967.

id="n_21">

id="n_22">

id="n_23">

id="n_24">

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I, II. М., 1960.

id="n_25">

Плетнева С.А. Кочевые народы VII – XIII вв.– В кн.: История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1966.

id="n_26">

Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.

id="n_27">

Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971.

id="n_28">

id="n_29">

Гумилев Л.Н. Нужна ли география гуманитариям? – В кн.: Славяно-русская этнография. М., 1973.

id="n_30">

Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.

id="n_31">

Бегунов Ю.К. Памятники русской литературы XIIIв. М.-Л., 1966.

id="n_32">

Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера.– «Природа», 1970, № 1, 2.

id="n_33">

Маркс К, Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 3.

id="n_34">

Гумилев Л.Н. Монголы и меркиты в XII в.– Ученые записки Тартусского гос. ун-та. Тарту, 1977.

Оглавление