Кроме открытой войны шла одновременно и война тайная. Которая иногда переходила в явную, а иногда и нет…

О деятельности большевиков я уже кое-что рассказывал в главе о Колчаке. При приближении противника они привычно уходили в подполье, благо у них имелся опыт и, что еще важнее, — жесткое руководство. Там они занимались, чем могли — саботажем, агитацией и пропагандой, организацией восстаний.

Так, на юге России лучше всего у них получилось в Одессе, имевшей давние революционные традиции. Большевистское подполье сыграло очень большую роль в разложении французских оккупационных частей. Оно действовало внаглую и с размахом. К примеру, в городе выходила подпольная большевистская газета на французском языке.

Уже в феврале 1919 года солдаты французского 58-го полка отказались участвовать в боях, а затем произошло восстание на французских кораблях. Команды линейных кораблей «Мирабо», «Жюстис», «Жан Барт», миноносцев «Фоконно» и «Мамелюк», крейсера «Брюи» и даже флагманского корабля «Вальдек Руссо» подняли красные флаги.

Это было одной из причин, по которой французы стали сворачивать интервенцию. Тут было уже не до нее. Опыт России и Германии стоял у французского руководства перед глазами.

4 апреля 1919 года одесские подпольщики перешли на более серьезный уровень. В городе началось восстание. Вооруженные отряды одесских рабочих захватили основные и стратегически важные объекты в городе, в том числе здания контрразведки и полиции. С высот Молдаванки и Пересыпи они начали обстреливать из пулеметов порт и стоявшие там пароходы. В городе началась паника, что значительно облегчило атаману Григорьеву взятие Одессы.

Но лучше всего вышло на Дальнем Востоке.

Зимой 1918 года было образовано Сибирское бюро ЦК РКП(б), на правах отдела. Его целью была прежде всего организация подпольной борьбы. На Дальний Восток направили товарищей, которые понимали толк в конспиративной работе.

В августе 1918 года состоялась первая Омская городская партийная конференция, на которой присутствовало около 40 делегатов от 25 ячеек и групп. Был заслушан доклад «О текущем моменте и задачах омской организации» — и вот тогда-то все и началось.

Я упоминал о первом восстании в Омске, которое попытались поднять 21 декабря 1918 года. Тогда оно закончилось провалом — за исключением освобождения заключенных из тюрьмы.

Вслед за ним произошли восстания:

— Канско-Иланское (27 декабря 1918 года);

— Бодайбинское (26 января 1919 года);

— Тюменское (13 марта);

— Кольчугинское (7 апреля);

— Красноярское (12 августа 1919 года).

И многие другие. К концу лета 1919 года восстания стали считать на десятки.

Проходили они примерно одинаково. Красные наносили колчаковцам максимальный вред и подавались в партизаны. Но бывало и по-другому. Как мы помним, 22 декабря большевики совместно с эсерами подняли восстание в Иркутске, что закончилось арестом Колчака.

Один из крупных местных партизанских отрядов решил штурмовать Канск, довольно крупный для тогдашней Сибири город[145]. Но только они собрались разворачиваться в цепи, как навстречу вышли парламентеры с белым флагом и заявили, что в городе уже сидит ревком.

Развлекались большевики и организацией забастовок. Осенью 1918 года начали бастовать омские рабочие. Самой значительной была октябрьская стачка железнодорожников. Причем рабочие не только бастовали, но и уничтожали паровозы (самый страшный дефицит времен Гражданской войны) и все остальное, что попадется под руку.

Хватало у большевиков и откровенных авантюр, которые устраивались неизвестно зачем.

В качестве примера можно вспомнить знаменитое восстание в Екатеринославе, которое в ноябре 1918 года большевики организовали совместно с махновцами. Точнее, красные начали, а потом подошли ребята батьки. Восстание закончилось полным позором. Главной причиной было несоответствие целей союзников. Большевики хотели захватить город и попытаться продержаться до подхода частей Украинской Красной армии, Махно же интересовал прежде всего городской арсенал — у батьки было плохо с оружием, а еще хуже с боеприпасами. Ну, а заодно, понятное дело, его хлопцы рассчитывали немного пограбить. Собственно, такие налеты были одной из форм «материальной стимуляции» его бойцов. Не за голую идею же воевать…

Махно и не скрывал, что намерен после захвата города загрузить оружие в вагоны и отбыть в родное Гуляй-Поле.

Вообще-то намерения большевиков явно отдавали авантюрой — потому что поддержать восстание на тот момент у красных просто не было сил. Видимо, их прельстила традиционная страсть к халяве. Как же! Получить в союзники того, кто на власть и не претендует. Что делать, когда анархисты уйдут — красные повстанцы не задумывались. Вышло очень плохо. Восставшие встретили сильное сопротивление, а основная ударная сила, махновцы, в городе сражаться просто не умели.

Тем более что ребята батьки вели себя очень уж разухабисто. К тому же анархисты выпустили всех заключенных из городской тюрьмы. Чем те начали заниматься — понятно. Поэтому большинство рабочих восстание не поддержали. Дело закончилось тем, что подошли петлюровские части — и всем участникам пришлось драпать. Да так быстро, что махновцам не удалось вывезти уже погруженное в вагоны оружие.

У противников большевиков выходило по-разному — и тоже весьма интересно…

В следующих главках я буду основываться во многом на следственных материалах ВЧК, а потому приводить очень много цитат. Пусть участники событий говорят сами за себя.

…В деле постановки антибольшевистского подполья большую роль сыграл наш старый знакомый Борис Савинков. После Октябрьского переворота он подался на Дон и развил там бурную деятельность. Правда, особых успехов не достиг. И это понятно: для одних он являлся бывшим революционером-террористом, другие, к примеру Корнилов, относились к нему очень настороженно из-за его непонятной роли в августовском выступлении. А Савинков между тем отчаянно рвался в число «самых главных».

«За кулисами продолжалась работа Савинкова. Первоначально он стремился во что бы то ни стало связать свое имя с именем Алексеева, возглавить вместе с ним организацию и обратиться с совместным воззванием к стране. Эта комбинация не удалась. Корнилов в первые дни после своего приезда не хотел и слышать имени Савинкова. Но вскоре Савинков добился свидания с Корниловым. Начались длительные переговоры между генералами Алексеевым, Корниловым с одной стороны и Савинковым — с другой, в которых приняли участие, как посредники, Милюков и Федоров. Савинков доказывал, что "отмежевание от демократии составляет политическую ошибку", что в состав Совета необходимо включить представителей демократии в лице его, Савинкова, и группы его политических друзей, что такой состав Совета снимет с него обвинение в скрытой реакционности и привлечет на его сторону солдат и казачество; он утверждал, кстати, что в его распоряжении имеется в Ростове значительный контингент революционной демократии, которая хлынет в ряды Добровольческой армии…

…

Участие Савинкова и его группы не дало армии ни одного солдата, ни одного рубля и не вернуло на стезю государственности ни одного донского казака; вызвало лишь недоумение в офицерской среде».

(А. И. Деникин)

Осознав, что на Дону у него ничего не выйдет, Савинков стал пробивать иную идею. Он решил вернуться к тому, с чего начинал — то есть к подпольной борьбе. Создать, так сказать, тайную армию на территории большевиков, которая потом развернется в настоящую. В результате Савинков выбил-таки у генерала Алексеева удостоверение, подтверждающие его полномочия.

«Удостоверение за подписью Алексеева открывало ему новые возможности. Его именем он начал собирать офицерство, распыляя наши силы, и организовывать восстания, которые были скоро и кроваво подавлены большевиками».

(А. И. Деникин)

Справедливости ради стоит отметить, что Деникин писал это после того, как все закончилось. А в 1918 году он, возможно, относился к этой идее несколько иначе. Савинков, кроме всего прочего, обладал способностью убедить кого угодно и в чем угодно. Тем более что ехать-то он собрался не в Париж (куда многие рвались «представлять» еще не существующую Добровольческую армию), а к большевикам…

Как бы то ни было, получив нужное удостоверение и некоторую сумму денег, Савинков отправился в Москву. А там в среде тех, кто категорически не принимал большевиков, творились веселые дела…

«Немедленно после Октябрьского переворота, которому офицерские и юнкерские силы, руководимые Александровским училищем, сопротивлялись в Москве и долго и не бесславно, и в Москве, и в разных других городах России возникли во множестве тайные военные, почти исключительно офицерские, организации сопротивления. В Москве их насчитывалось до десятка. Среди них были совершенно независимые организации, руководимые ранее сложившимися офицерскими союзами и обществами. Другие образовались при политических партиях под руководством кадетов, социалистов революционеров и социал-демократов меньшевиков (запомните хорошенько! — А. Щ.), монархистов и др. Наконец, так как в это же время возникли политические новообразования, состоявшие из обособленных до того времени общественных групп, новообразования, ставившие себе целью борьбу с большевиками и возрождение России, то некоторые офицерские элементы сгруппировались около них. Наблюдалось, таким образом, чрезвычайное дробление сил и распыление их. Казалось бы, что общая цель должна была объединить все усилия, направленные к ее достижению, и всех людей, любящих свою родину. Но сильны еще были и не изжиты политические секты, и потому вместо единой и мощной организации существовали разрозненные кружки. Было много попыток объединить их, но попытки кончались ничем, главным образом потому, что за дело объединения и организации брались или люди, не обладавшие организаторским талантом, или партийные, или недостаточно известные.

В это время развала и полного разброда сил прибыл в Москву с Дона Б. В. Савинков, и как член Гражданского совета при генерале Алексееве, — с определенным поручением последнего организовать и, по возможности, объединить офицерские силы Москвы без различия партий и направлений на единой патриотической основе, а также связаться с московскими общественными элементами. Во исполнение этого общего поручения Б. В. Савинковым и основан тайный "Союз защиты родины и свободы", имевший ближайшей целью свержение большевистской власти.

Момент для образования такой тайной организации был исключительно трудный. С полдюжиной людей в качестве помощников, с пятью тысячами рублей основного и организационного капитала было так же трудно вести серьезную работу в Москве, как и в песчаной пустыне.

Единственным элементом, искренне и безоглядно пошедшим на зов борьбы за родину, за позабытую Россию, было все то же истерзанное, измученное и оскорбляемое русское офицерство. Организация сразу же приняла исключительно военный характер, ибо пополнялась и расширялась почти одними офицерами. Неожиданная крупная денежная помощь со стороны позволила сразу повести дело на широкую ногу. В середине марта пишущему эти строки пришлось в первый раз присутствовать на собрании штаба организации.

К этому времени уже удалось создать большой и сложный аппарат, работавший с точностью часового механизма. В учреждениях штаба, начальником которого был полковник А. П. Перхуров, было занято от 150 до 200 человек, обслуживающих и объединявших до пяти тысяч офицеров в Москве и некоторых провинциальных городах. Имелись отделы формирования и вербовки новых членов, оперативный и иногородний отдел, разведка и контрразведка, террористический отряд и т. д. — целое сложное боевое хозяйство, подчиненное единой, приводившей его в движение и направлявшей воле.

Организация вскоре приняла название "Союз защиты родины и свободы" и, почувствовав свою все растущую силу, приступила к выработке плана восстания и свержения власти большевиков.

Летом 1918 года "Союз" достиг наибольшей силы и развития, каких только можно достигнуть в порядке тайного сообщества, при наличности полицейского сыска разных "комиссий по борьбе с контрреволюцией", постоянных угроз обысков, арестов и расстрелов. Наступил тот психологический момент в жизни, когда организация эта должна или проявить себя немедленно из подполья на свет божий, или же начать неизбежно внутренне разлагаться. С технической стороны все обстояло прекрасно: были деньги, были люди, были возможности вложить в общее русское дело и свою долю боевого участия.

"Русские себе добра не захотят, доколе к оному силой принуждены не будут", — писал ученый сербин Юрий Крижанич про наших прадедов еще в смутные дни Московского государства. В наши смутные дни для нас, внуков тех, "силой принужденных строить землю русскую", рецепт добра прежний. Необходимо было вооруженное открытое выступление. К подготовке его велись все усилия "Союза защиты родины и свободы"».

(А. Дикгоф-Деренталь «Отечественные ведомости», № 13, от 24 ноября 1918 года).

Савинков взялся за дело очень серьезно. Все-таки, в отличие от офицеров, он кое-что знал про конспирацию и про подпольную борьбу. А царское Охранное отделение было противником посильнее, чем ВЧК образца 1918 года. Правда, и задачи перед ним стояли гораздо более масштабные, чем убийство нескольких высокопоставленных чиновников. Но Савинков со свойственной ему энергией взялся задело.

Одним из основных принципов, провозглашенных им, был принцип «надпартийности». По большому счету, он повторял идеологию Добровольческой армии. Собственно, савинковцы часто и называли себя Северной Добровольческой армией. Вот программный документ «Союза защиты Родины и свободы»:

«Основные задачи

А. БЛИЖАЙШЕГО МОМЕНТА

1. Свержение правительства, доведшего родину до гибели.

2. Установление твердой власти, непреклонно стоящей на страже национальных интересов России.

3. Воссоздание национальной армии на основах настоящей воинской дисциплины (без комитетов, комиссаров и т. п.). Восстановление нарушенных прав командного состава и должностных лиц. Некоторым изменениям должны быть подвергнуты только уставы внутренней службы и дисциплинарный.

4. Продолжение войны с Германией, опираясь на помощь союзников. Б. ПОСЛЕДУЮЩЕГО МОМЕНТА

Установление в России того образа правления, который обеспечит гражданскую свободу и будет наиболее соответствовать потребностям русского народа.

Примечание. Учредительное собрание первых выборов считается аннулированным.

Положение

1. Задачи, к выполнению которых мы готовимся, являются делом защиты жизненных интересов не отдельного класса или партии, а делом общенациональным, делом всего народа.

2. Поэтому активное выступление для осуществления намеченных задач может последовать лишь после всесторонней тщательной подготовки не только в техническом отношении, но и в политическом, путем объединения всех государственно мыслящих слоев населения.

3. Начатая активная борьба для осуществления поставленных задач прекращена быть не может и будет продолжаться, несмотря ни на какие трудности и неудачи.

4. Людям, ищущим только личной выгоды, людям слабым духом, колеблющимся, рассчитывающим на легкость достижения успеха и отказывающимся от продолжения дела при неудачах и трудностях, — не место в наших рядах.

5. Каждый должен твердо помнить, что при создавшемся хаосе русской жизни работа для достижения поставленных задач крайне тяжела. Потребуется крайнее напряжение всех моральных и физических сил, и напряжение продолжительное.

6. Несомненно, что вся тяжесть первого удара в начале выступления неизбежно ляжет на плечи наиболее идейных людей, обладающих, кроме того, технической подготовкой и твердой решимостью жертвовать собой до конца в борьбе за желанные результаты. Таким элементом в первую голову является офицерство, в массе подтвердившее свою самоотверженность в деле служения интересам родины; затем идейное гражданское население, обладающее некоторой технической подготовкой и спаянное идейной дисциплиной. Все остальные, готовые жертвовать собой, но технически мало или вовсе неподготовленные, послужат резервом для закрепления и развития успеха первоначального удара.

7. Во всяком случае, степень дисциплинированности, такта и выдержки каждого участника во многом облегчит скорейшее достижение успеха.

8. Начальствующим лицам озаботиться:

а) ознакомлением подведомственных им чинов с основами этого положения и предложить отказаться от участия в деле тем, кто чувствует себя слабым духом и неспособным выдержать тех испытаний, которые неизбежны в решительной, активной борьбе. От отказавшихся требуется только одно — сохранение полной тайны о всем, что им стало известным об организации за время состояния в таковой. Отказы принимаются до 25 мая (время поступления в Центральный штаб). После этого всякие уклонения от обязанностей и отказы будут считаться сознательной изменой, равно как и разглашение тайн организации, и караться до лишения жизни включительно;

б) строго конспиративной, но тщательной регистрации всех лиц, состоящих у них на учете;

в) чтобы никто из членов организации не выдавал другого, наказывать изменников расстрелом».

Организован был «Союз» по-военному, с конспирацией тоже все обстояло хорошо. А вот в политических пристрастиях царил полный плюрализм.

Создатель московской организации Союза А. Пинка на следствии показывал:

«Принимались только лично знакомые и по личным рекомендациям кого-либо из нашей организации. Более или менее старший по чину назначался начальником группы или полка. Всех вновь прибывших людей не направляли к нему лично, а давали только адреса ихнего местожительства, а обязанность каждого начальника была самому его найти, это делалось для конспирации, причем записи никакие не велись (кроме адресов, большей частью тоже шифрованных, тех, которые должны были войти в боевую группу). Каждый командир полка составлял схемку, на которой кружками изображались боевые единицы, то есть: как только кто-нибудь прибыл, то к имеющейся схемочке прибавлялся новый кружок. Такие схемочки каждую неделю представлялись в штаб организации, с которым поддерживал связь только один человек, и то встречались только на бульварах и около памятников.

В случае ареста кого-либо из командиров полков никогда не возможно было найти Главный штаб.

…

Ввел меня в организацию Гоппер Карл Иванович. Наша организация придерживается союзнической ориентации, но существует еще и немецкая ориентация, с которой мы хотели установить контакт, но пока это не удавалось. Эта немецкая ориентация самая опасная для Советской власти. Она имеет много чиновников в рядах советской организации.

Во главе этой организации стоит от боевой группы генерал Довгерт. В курсе дела инженер Жилинский.

По данным, исходящим из этой организации, Германия должна была оккупировать Москву в течение двух недель (к 15 июня).

В этой же организации работает князь Кропоткин, ротмистр и полковник генерального штаба Шкот. Эта организация имеет связь с Мирбахом.

Она устраивает регулярно смотр своим силам, выделяя своих членов условными знаками, как-то: в шинелях нараспашку, красными значками в условленных местах и т. п. Смотр происходит на улицах и на бульварах.

Цель этой организации — установить неограниченную монархию. Наша организация называлась "Союзом защиты родины и свободы". Цель — установить порядок и продолжать войну с Германией. Во главе нашей организации стоит Савинков. Он побрился, ходит в красных гетрах и в костюме защитного цвета. Начальник нашего штаба — Перхуров. Савинков ходит в пальто защитного цвета и во френче, роста высокого, брюнет, стриженые усики, без бороды, морщинистый лоб, лицо темное. Сильное пособие мы получали от союзников. Пособие мы получали в деньгах, но была обещана и реальная сила».

Правда, как мы увидим дальше, в савинковском Союзе было куда больше «игры в конспирацию», нежели ее самой…

… Надо сказать, что члены «Союза» работали не только за идею. Им платили деньги.

Расценки были такие: командиры полков и батальонов — 400 рублей; командиры роты — 375 рублей; командиры взвода — 350.

Солдатам — 300 рублей.

Хотя рядовых в организации Савинкова не имелось. И не потому, что большинство вступивших были офицерами. У Корнилова-то офицеры служили рядовыми.

Такая была задумка. Первоначально предполагалось, что «Союз» — не просто подпольная организация, это костяк будущей армии. То есть в «час икс», армия выходит на свет и разворачивается, как заархивированный компьютерный файл, обрастая солдатами.

Чтобы понять, какие это были деньги, приведу выдержку из еще одного документа «Союза». Дело в том, что командиры частей (отделений «Союза») в разных городах обязаны были предоставить в штаб отчет о положении дел в их населенных пунктах, в котором указывались буквально все аспекты. Делалось это для того, чтобы в случае «передислокации» члены организации имели полное представление, куда они едут.

В отчете из Казани указаны цены на продукты и расценки на жилье:

«Хлеба сколько угодно 1 руб. 80 коп. фунт черного

3 руб. белого

Яйца — 2 руб. 20 коп.

Колбаса вареная — от 3 руб. 60 коп. фунт.

Крупы почти нет. Сахар у спекулянтов 15 руб. фунт. Масло сливочное — 12 руб. фунт, русское — 9 руб. фунт.

Квартирный вопрос. Квартирное бюро. Комнаты можно получить сразу (подается заявление). Квартир две недели ждать через знакомых.

Гостиницы в городе сильно заняты. Меблированные комнаты на Устье (пристань) можно получить [неразборчиво] 150 до 250 руб. №, на 2–3 дня от 3 до 12 руб.»

В Москве, конечно, все было дороже. Но жить, если не шикуя, можно.

И вот тут-то начались интересные вещи. Достаточное количество офицеров, которые больше ничего не умели делать, а Советской власти служить не желали, записывались в «Союз защиты Родины и свободы» исключительно из-за денег! Соответственно, такие люди представляли из себя не слишком надежную силу.

Современному читателю может показаться диковатым, что люди ввязались в такие опасные игры из-за не слишком большого «навара». Но, во-первых, ЧК еще не развернулась в полный рост, так что не все понимали, чем может закончиться подобная деятельность. А во-вторых — наш русский «авось». А вдруг как-нибудь обойдется! Допустим, большевики сами по себе рухнут, или еще что-нибудь произойдет.

С финансовыми интересами членов «Союза» было связано и наличие «мертвых душ» в полках. При существующей системе конспирации проверить реальное положение дел было непросто. Так что потом, во время следствия всплывали интересные вещи. Допустим в «полку» числилось 50 человек, а оказывалось, что на самом деле 10…

То же самое случалось и с закупкой оружия (кстати, купить его тогда было довольно легко). Вот замечательный образец слезного признания в ВЧК в стиле «да ничего я не делал плохого, гражданин начальник, просто кушать хотелось».

Иван Иванович Попов:

«Насколько скудна была поддержка денежная, оказываемая организации, и, следовательно, насколько мало было доверия к ее серьезности со стороны коммерсантов, можно судить по тому, что за 5 месяцев было получено всего на все несколько более 50 000 рублей, когда в организации состояло около 450–460 лиц. Конечно, и сам я нисколько не заблуждался в серьезности организации, и других мотивов, кроме указанных мною выше (то есть исключительно денежной помощи буквально голодающим офицерам), для ее создания у меня не было. Для отчета я был обязан все же разбить организацию на взводы и роты и плату сообразовал с появившимся в Казани объявлением от генерала Алексеева, то есть рядовой офицер получает 150 рублей, взводному 200 и ротному 300. Таким образом, в месячной выдаче на взвод приходилось выдавать не более 1500 рублей, и не хватало не только всем, но очень малой части. Что касается оружия, то его, по докладу мне лиц, получивших разновременно деньги на покупку 5–6 штук (больше нельзя было доставать), — этого оружия собралось всего 180 винтовок и один ящик ручных гранат.

По местным условиям проверять наличность оружия я не имел возможности, да и вообще не придавал никакого боевого значения своей организации и мало интересовался как самим оружием, так и его помещением. Когда я сообщил обо всем изложенном производящему следствие следователю Владимирову и он командировал людей для привоза этого оружия, то оказалось, что в складе было всего лишь 55 винтовок, а гранат совсем не оказалось. Это для меня было такой же неожиданностью, как и для производящего следствие, и объяснить это обстоятельство я могу лишь тем, что лица, получавшие деньги на непосредственную покупку, таковой в действительности не выполняли, а делали мне ложные доклады, которые я принимал к учету».

Интересная картина. Как видим, господин командир пытался вышибать деньги с коммерсантов, а те давали очень вяло, потому что всерьез организацию не воспринимали. Как и не воспринимали ее многие члены, если экономили на покупке оружия. Согласитесь, люди, которые готовятся всерьез сражаться, так не поступают.

Однако основные деньги шли не оттуда.

«Сильное пособие мы получили от союзников. Пособие мы получали в деньгах, но была обещана и реальная сила. Союзники ожидали, чтобы мы создали правительство, от лица которого бы их пригласили официально».

(А. Пинка)

Но помощь выражалась не только в денежных суммах.

Так, например, Савинков одно время укрывался в английском консульстве у Красных Ворот. Начальник кавалерийских частей и казначей «Союза защиты родины и свободы» А. А. Виленкин состоял юрисконсультом английского правительства — через него и снабжалась деньгами военная организация.

Теперь перейдем к планам «Союза». Первоначально планировалось захватить Москву — однако от этого быстро отказались.

«Выступать к Москве значило заранее обречь все предприятие на неудачу. Захватить наиболее важные стратегические пункты страны, арестовать Совет Народных Комиссаров и т. д. не представляло особых трудностей именно в тот момент. Но, захватив город, нужно еще было в нем суметь продержаться; сделавшись хозяевами положения в центре с миллионным населением, нужно было взять на себя обязательство прокормить все эти сотни тысяч голодающих ртов. Первое было чрезвычайно трудно ввиду присутствия в Москве значительного числа организованных и вооруженных германских военнопленных, негласно находящихся под командой германских офицеров, и особенно ввиду возможности немедленного движения на Москву регулярных германских войск с германско-большевистского фронта. Второе представлялось почти невозможным благодаря полному развалу транспорта и предварительному разгрому большевиками всех продовольственных и общественных организаций. Новая власть не смогла бы, таким образом, удовлетворить связанные с нею надежды населения на улучшение жизни и тем самым неизбежно должна была бы опорочить то дело, во имя которого был бы произведен переворот.

На квартире у командира одного из полков, благодаря его собственной неосторожности, внезапно был произведен обыск. Были найдены документы, указывающие на существование «Союза» и его цели, и, что всего важнее, был найден план эвакуации штаба в Казань, открывший советским властям не только подготовлявшийся против них заговор, но и место его выполнения»

(Деренталь. «Отечественные ведомости», № 13 от 24 ноября 1918)

На самом-то деле все было совсем не так. От плана захвата Москвы отказались еще до того, как чекисты вышли на подпольную организацию. Восстание решили поднять в Казани. Савинковцам было уже известно о чехословацком мятеже, и они надеялись облегчить жизнь союзникам. Просто не успели перебазироваться…

Кстати, на самом-то деле и московская организация была раскрыта совсем по другой причине, нежели указано в откровенно «рекламной» статье Деренталя. В середине мая один из савинковцев, юнкер Иванов, находился на излечении в больнице Покровской общины. Он влюбился в медсестру и сообщил, что скоро в Москве ожидается восстание, и восставшие будут жестоко расправляться с большевиками и им сочувствующими. Медсестра была как раз из сочувствующих, так что Иванов умолял ее уехать из города, чтобы не попасть под раздачу.

Но девушка поступила по-другому. Она пошла к командиру латышского стрелкового полка в Кремле, с которым была как-то знакома, и все ему рассказала. Тот, разумеется, сообщил куда надо, благо заместителем Дзержинского был латыш М. И. Лацис.

И чекисты взялись за дело. Ничего особо трудного в этом не было. За Ивановым стали следить и выяснили, что он часто ходит в квартиру, где постоянно собирается много народа. Затем вломились туда и обнаружили у одного из присутствующих программу «Союза защиты Родины и свободы», опознавательный знак — вырезанный из визитной карточки, с буквами ОК, пароль и адреса в Казани.

Вот уж конспираторы! Разве что вывеску на дверь не повесили…

Чекисты начали раскручивать дело. Многих арестовали, взяли и весь штаб в Казани, чем порушили планы «Союза». Правда, с профессионализмом у тогдашних чекистов было плохо, поэтому многие подпольщики успели скрыться. Впрочем, до большинства провинциальных городов люди Дзержинского так и не добрались, не говоря уже о Савинкове, которого вообще изловить было непросто. После провалов и арестов в Москве и Казани штаб организации был перенесен в Ярославль.

Так что «Союзу» был нанесен ощутимый, но не смертельный удар. Может быть, чекисты раскопали бы и побольше, однако на это требовалось время. Между тем савинковцы перешли в наступление.

Новый план был интересным. Предполагалось устроить восстания в Ярославле, Рыбинске, Муроме и в ряде городов помельче. Дело в том, что из английского посольства стало известно, что планируется высадка союзников в Архангельске — с точными датами. При этом Савинков получил из того же посольства заверения о поддержке выступления.

И началось.

Восстания произошли 6 июля в Ярославле и Рыбинске, 8 июля — в Муроме. Но я буду рассказывать о них не хронологически, а по мере нарастания «крутизны».

Выступление в Рыбинске было тесно связано с ярославским. В этом городе, расположенном от Ярославля в 70 километрах, располагались огромные артиллерийские склады, которые прежде всего и были нужны повстанцам. Но один из членов местной организации выдал план восстания большевикам. История умалчивает, почему он так поступил — может, раскаялся, а может, испугался. Так или иначе, но явившихся к складам савинковцев ожидала теплая встреча. Тем не менее некоторыми им удалось овладеть — но что толку-то, если их все равно было не удержать? После вялой перестрелки, длившейся пять часов, члены «Союза» частично сдались, а частично разбежались.

Зачем было устраивать Муромское восстание, не очень понятно. Разве что причина в том, что выступления готовились еще в мае, до провалов. При «казанском варианте» оно имело некоторый смысл — дабы перекрыть железную дорогу Москва — Казань. При новом варианте действий никакого смысла в выступлении не было. Но тем не менее…

Началось восстание вечером 8 июля. Из красных сил в городе имелась лишь караульная рота. В полночь повстанцам удалось ее разоружить. В этом им помогли савинковцы, внедрившиеся на должность инструкторов Красной Армии. Военный комиссар был тоже их человеком, как и начальник милиции.

Поэтому граждан, которых знали как сочувствующих большевикам, довольно быстро арестовали — но всего лишь посадили под стражу. Убежать сумел только местный чекист.

Сколько было повстанцев изначально, точно неизвестно. Они являлись как местными, так и приехавшими специально для выступления. Главной ударной силой савинковцев были три грузовика с поставленными на них пулеметами.

На следующий день повстанцы вышли на белый свет. Многие надели погоны. Прежде всего они начали вербовку добровольцев в местную белую гвардию. Записывающимся выдавали винтовку и белую повязку.

Вербовка шла довольно бодро, но контингент подбирался сомнительный. В значительной степени это были местные бездельники и ученики реального училища. К примеру, по улицам бегал местный учитель астрономии, народный социалист[146] по партийной принадлежности, и уговаривал своих учеников записываться. Ну, а подростков-то легко подбить на такую вот романтику.

Забавно, но в белую гвардию целиком вошла еврейская община. (В городе было много евреев, в основном из числа беженцев из западных областей, где в Первую мировую войну шли военные действия). Как потом поясняли евреи, они хотели просто получить оружие, опасаясь погромов. Некоторые основания к этому были, кое-кто из жителей порывался под шумок затеять погромчик.

Восстание благословил епископ Муромский Митрофан и даже передал повстанцам некоторое количество денег — хотя у них и своих было полно. Противники большевиков бурно радовались происходившим событиям, но недолго музыка играла. Уже на следующий день, 11 июля, к Мурому подошли вооруженные рабочие железнодорожных мастерских и окрестных заводов и без особого труда выбили повстанцев из города, а потом догнали и разбили вдребезги.

Кстати, на состоявшемся впоследствии суде большинство участников восстания были оправданы.

А вот в Ярославле дело обстояло очень серьезно. Именно там располагались главные силы «Союза». К тому же восстание в этом городе являлось основным, а остальные — только вспомогательными.

Итак, в ночь с 5 на 6 июля в Ярославле начал действовать отряд полковника Перхурова. Работали ребята грамотно. Центром заговора было окружное артиллерийское управление. С помощью своих людей, внедрившихся в это учреждение, савинковцы сумели захватить единственный в городе броневик. Впоследствии откуда-то у них появился и второй, откуда он возник — осталось неизвестным. Эти бронемашины и оказались решающим фактором.

Были у повстанцев и еще свои люди в советских учреждениях. К примеру, комиссар губернской гражданской милиции бывший прапорщик Фалалеев, командир летучего конного отряда бывший прапорщик Баранов, начальник команды мотоциклистов бывший юнкер флота Ермаков, инспектор уголовной сыскной милиции Греков, командир автопулеметной роты Супонин. Ничего так ребята подготовились.

Поэтому повстанцы довольно быстро подавили сопротивление большевиков (которое, впрочем, было достаточно вялым) и взяли город под контроль. В том числе — местный арсенал, где имелось много пулеметов.

Затем они не только стали разбираться с деятелями Советской власти и захваченными большевиками (хотя этим, конечно, тоже занимались) — но и начали укреплять город. Полковник Перхуров оказался на высоте. Вокруг города вырыли окопы и построили проволочные заграждения, окраинные дома превратили в огневые точки. То есть с налету Ярославль было теперь не взять. Выполнив все эти работы, повстанцы приготовились ждать союзников.

Надо сказать, что поддержали савинковцев далеко не все. К примеру, секретарь профсоюза печатников меньшевик Богданов в первый день восстания явился на собрание железнодорожников. Он приветствовал рабочих с падением власти большевиков и предложил послать своих дружинников для охраны города (на самом-то деле это означало присоединиться к восставшим). Но когда его спросили, какая же будет новая власть, он стал мямлить что-то невнятное. Так что большинство рабочих предпочли не связываться. Удалось набрать лишь 100 человек — остальные железнодорожники, как и вся Корзинкинская фабрика, решили остаться в стороне. Зато в монастыре вооружились все монахи. Восставшие издали следующий документ:

«ПОСТАНОВЛЕНИЕ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИИ

КОМАНДУЮЩЕГО ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ СЕВЕРНОЙ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ ЯРОСЛАВСКОГО РАЙОНА

Объявляю гражданам Ярославской губернии, что со дня опубликования настоящего постановления в целях воссоздания в губернии законности, порядка и общественного спокойствия:

I. Восстанавливаются повсеместно в губернии органы власти и должностные лица, существовавшие по действовавшим законам до Октябрьского переворота 1917 года, то есть до захвата центральной власти Советом Народных Комиссаров, кроме особо установленных ниже изъятий.

II. Признаются отныне уничтоженными все законы, декреты, постановления и распоряжения так называемой "Советской власти", как центральной, в лице Совета Народных Комиссаров, так и местных в лице рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, исполнительных комитетов, их отделов, комиссий, когда бы и за чьей бы то ни было подписью означенные акты ни были изданы.

III. Упраздняются все органы означенной "Советской власти", где бы в пределах Ярославской губернии таковые ни находились и как бы ни именовались, как коллегиальные, так и единоличные.

IV. Все находящееся у них имущество, все дела и делопроизводства в Ярославле переходят в распоряжение Управления Главноначальствующего по гражданской части, а в прочих городах губернии — в распоряжение начальников уездов, коими и распределяются по подлежащим учреждениям и лицам.

V. Отменяются действия положений Временного правительства:

а) о губернских и уездных комиссарах, б) о милиции и в) о губернских, уездных и волостных земельных комитетах. Дела означенных комитетов временно передаются в ведение губернского и уездных земств и волостных старшин по принадлежности.

VI. Приостанавливается действие постановлений, изданных Временным правительством:

а) о производстве выборов городских гласных,

б) губернских и уездных земских гласных, в) временные положения о волостных земских самоуправлениях, г) о поселковом управлении, правила о волостном обложении, о волостных сметах, раскладках и о волостных сборщиках и д) положение о судах по административным делам.

VII. Все могущие возникнуть на практике вопросы и недоумения о применении приостановления или отмены действовавших законов разрешаются в срочном порядке распоряжением Управления Главноначальствующего по гражданской части Ярославской губернии.

VIII. Судебная власть в Ярославской губернии восстанавливается в лице окружного суда и мировых установлений, причем мировые судьи в первой инстанции решают все дела, как гражданские, так и уголовные, единолично и институт членов мирового суда упраздняется. Все выбранные в 1917 году уездными земскими собраниями, Ярославской городской думой мировые судьи восстанавливаются в своих правах, причем устранение их и председателя мирового съезда от занимаемых должностей принадлежит Главноначальствующему Ярославской губернии. Назначение новых мировых судей до полного их комплекта по закону, изданному Временным правительством, временно производится Управлением Главноначальствующего из кандидатов по представлении общим собранием отделений Ярославского окружного суда, по предварительному избранию земскими и городскими совещаниями по принадлежности.

Также восстанавливается прокурорский надзор, судебно-следственная власть и вообще все органы судопроизводства.

IX. Органами земского и городского самоуправления временно являются управы с председателями и городскими головами, во главе с земскими и городскими совещаниями при них из местных лиц, назначаемых по представлению управ Управлением Главноначальствующего по гражданской части в числе, определяемом особым распоряжением.

X. В волостях все полномочия по делам местного управления переходят к волостным старшинам, назначаемым властью начальников уезда. Последние в случае надобности могут назначать помощников волостных старшин. При старшине состоит волостной секретарь, назначаемый той же властью.

XI. Все должностные лица губернии, в случае несоответствия их деятельности пользе дела, могут быть временно отстранены и замещены властью Главноначальствующего губернии.

XII. Все функции общей полиции ведают органы уездной и городской стражи, во главе коих стоят назначаемые властью помощников Главноначальствующего по гражданской части и начальника уезда начальники уездные, городские, районные и участковые, а также их помощники и нижние чины стражи, назначаемые по особо установленному расписанию.

Примечание: пп. IX, X, XI, XII вводятся лишь временно, до восстановления общего государственного порядка в пределах государства Российского.

Главноначальствующий Ярославской губернии, командующий вооруженными силами Северной Добровольческой армии Ярославского района.

13 июля 1918 года

Полковник Перхуров».

Как водится, не обошлись савинковцы и без вранья. В одной из листовок говорилось:

«Москва окружена теперь тесным кольцом. Еще немного усилий, и предатели, засевшие в Кремле, разорившие страну и морящие народ голодом, будут сметены с лица русской земли».

На самом-то деле все обстояло далеко не так красиво.

Восставшие, как я уже говорил, начали расправляться с большевиками — и, понятное дело, не слишком разбирались, кто виноват, а кто не очень. Впрочем, не так уж и много их арестовали — около 200 человек. Одних расстреляли, а других, в количестве 109 человек, переправили на дровяную баржу, которая потом получила название «баржа смерти». Это было стоявшее на Волге полузатопленное плавсредство.

Зачем туда большевиков посадили — не очень понятно. Потому что их не кормили. Вообще. Стреляли даже по тем, кто пытался зачерпнуть воды. В итоге эти забавы обернулись против восставших. Посаженным на баржу удалось пустить ее по течению и добраться до осаждавших город красных. Их вид и рассказы во многом способствовали тому, что товарищи немного озверели…

Что же касается действий красных, то вначале они были достаточно топорными. Ярославль атаковали несколько разрозненных отрядов, которые никак не могли скоординировать свои действия (кстати, на красной стороне сражался и отряд левых эсеров). Начался артиллерийский обстрел города, в нем возникли пожары.

Тем не менее Перхуров легко отбивал все атаки.

Но постепенно положение стало меняться. Начали подтягиваться подкрепления. Город плотно обложили. А что самое главное — подтянули дополнительную артиллерию и бронепоезда..

«ПРИКАЗ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ШТАБА ЯРОСЛАВСКОГО ФРОНТА

Чрезвычайный штаб Ярославского фронта объявляет населению города Ярославля:

Всем, кому дорога жизнь, предлагается в течение 24 часов, со дня объявления сего, оставить город и выйти к Американскому мосту. Оставшиеся после указанного срока в городе будут считаться сторонниками мятежников. По истечении 24 часов пощады никому не будет, по городу будет открыт самый беспощадный, ураганный артиллерийский огонь из тяжелых орудий, а также химическими снарядами. Все оставшиеся погибнут под развалинами города вместе с мятежниками, с предателями, врагами революции рабочих и беднейших крестьян».

Кто-то вышел. Но савинковцам отступать было некуда. А по городу начали долбить всерьез… Участвовала в подавлении восстания и авиация, которая сбросила на город около 200 килограммов динамитных бомб. Хотя, скорее всего, бомбардировка была рассчитана на моральный эффект (чтобы было понятно: 200 килограммов динамита — это одна средняя бомба времен Второй мировой). Но от артиллерийских обстрелов в городе начались массовые пожары.

И все же восставшим удалось продержаться 17 дней. Город был взят только 23 июля.

Напоследок савинковцы предприняли интересный финт. Они спешно вооружили находившихся в городе немецких военнопленных и… объявили, что сдаются им. Свои действия они объяснили так. Дескать, повстанцы считают себя в состоянии войны с Германией, и раз уж надо сдаваться, то они сдаются немцам. Расчет понятен — спровоцировать конфликт между германцами и Советской властью.

Правда, из их хитрости ничего толкового не вышло. Немецкие пленные в этих играх участвовать не захотели и при подходе красных тут же сложили оружие. Руководителям восстания удалось скрыться, как и некоторому числу рядовых участников. Кто-то пробрался к чехам. Кто-то — на Север, к союзникам.

Характерно, что самого Савинкова в Ярославле не было. Он остался верен себе — посылал на смерть других. Во время своей принадлежности к Боевой организации эсеров «великий террорист» поступал точно так же.

После взятия Ярославля оторвались уже большевики. 57 человек были расстреляны на месте, около 350 — по приговору Особой следственной комиссии. Характерно, что после дополнительного расследования, которое проводила Ярославская ЧК уже в более спокойной обстановке, приговорили к расстрелу еще 10 человек.

Что касается города, то он получил чудовищные разрушения. Вся деревянная часть сплошь выгорела, почти все памятники старины разрушены или изувечены.

Кстати, советские историки этого факта никогда не скрывали — наоборот. Только они возлагали вину на восставших. Дескать, те начали это бессмысленное дело, а что оставалось красным? И в чем-то они правы. Потому что штурмовать укрепленные позиции без артиллерии означает бессмысленно класть бойцов. А ведь ни о каких переговорах речь не шла.

Стратегический результат Ярославского восстания был нулевым. Точнее, даже отрицательным для савинковцев. Союзников они так и не дождались, да и не могли дождаться — те высадились в Архангельске только 2 августа, и то не особо рвались двигаться в глубь России. Что же касается «Союза защиты Родины и свободы», то его песенка была спета. В течение нескольких месяцев чекисты выловили большинство его членов в Москве и других городах. Правда, Савинков скрылся — но «Союз» как организация прекратил свое существование.

Савинков надолго перестал быть самостоятельной фигурой. Через некоторое время он всплыл в Самаре, а после перебрался в Омск — но там его к серьезным делам не подпускали. На новый заход он пошел лишь с помощью Пилсудского…

Стоит упомянуть и о моральном факторе. После Ярославского восстания большевики по-настоящему осознали, что с ними будет, если они проиграют. Так что они стали руководствоваться принципом — победить надо любыми средствами.

Что же касается белых — несмотря на то, что Савинков называл свою организацию Северной Добровольческой армией, их отношение к «Союзу» было не слишком хорошее. Деникин считал всю эту возню бессмысленной и вредной авантюрой. По его мнению, лучше бы Савинков наладил переправку офицеров в белые армии. Чем, кстати, с успехом занималась конкурирующая организация — «Национальный центр», создавшая систему переправки офицеров на Север.

Примечания:

1

Кстати, именно оттуда пошли сказки про «Николая Палкина».

14

Речь идет о развернутой ультраправыми кампании против Столыпина.

145

Население Канска составляло 15 тысяч человек. Для сравнения: население Иркутска — 60 тысяч.

146

Небольшая правосоциалистическая партия. Была популярна исключительно среди интеллигенции.