|
||||
|
|
Глава 27«Нам никогда не вернуться с войны» Гражданская война медленно затухала, подобно пожару. На территории советских республик к концу 1922 года она в общем и целом прекратилась. Однако для многих из тех, кто оказался в эмиграции, война продолжалась. Они так и не смогли остановиться… Армия без страны
Эта песня стала своеобразным «гимном» галлиополийцев. Впоследствии они называли друг друга «кунаками». Но все по порядку. …С 18 ноября 1920 года в течение пяти дней в Константинополь прибыло из Крыма 150 тысяч эмигрантов, из них примерно 70 тысяч офицеров и солдат врангелевской армии. Шли они в очень невеселых условиях. И, как это принято было у белых, — в очень разных.
За помощь Врангель передал союзникам все корабли, среди которых 2 линкора, 2 крейсера, 10 миноносцев, 4 подводные лодки, 12 других судов. …В Константинополе пути военных и штатских расходились. Штатские, хотя и с большими трудностями, имели возможность попасть на пароходы, которые отправлялись в Европу. Что же касается военных, то они были размещены в лагерях — на Галлиополийском полуострове, на острове Лемнос и в районе Чаталджи, в 50 километрах к западу от Константинополя. Однако самым крупным и известным был именно Галлиополийский лагерь, название которого стало нарицательным. Этот полуостров, расположенный между Эгейским морем и проливом Дарданеллы, в двухстах километрах от Константинополя, был в то время широко известен. С февраля по август 1915 года здесь разворачивалась так называемая Дарданелльская операция. По инициативе морского министра Великобритании Уинстона Черчилля (того самого) союзники пытались высадиться на полуострове с целью прорваться на Константинополь. (От русских там отметился крейсер «Аскольд».) Операция проводилась исключительно бездарно и закончилась полным провалом. В 1920 году на этой обильно политой кровью земле оказались бойцы Русской Армии. Главную задачу Врангель видел именно в сохранении армии. А для чего? Барон заявлял направо и налево, что до 1 мая 1921 года он собирается снова высадиться на Черноморском побережье России. Дело, конечно, хорошее, да вот возникает вопрос: а каким образом Врангель планировал это сделать? Судов у него больше не было — ни боевых, ни транспортных. Не имелось у Русской Армии и тяжелого вооружения. Следовательно, вернуться белогвардейцы могли лишь в случае прямой агрессии западных стран — то есть занять такое же место, какое занимал Петлюра при поляках. Даже хуже — все-таки Петлюра находился на своей земле, а не на турецкой. Впрочем, Врангель не ждал у моря погоды. Для начала он сформировал «Русский Совет», который объявлялся преемственным «носителем законной власти». Затем попытался действовать.
Заметим, что при этом в «галлиополийский период» Врангель всячески уклонялся от контактов с различными политическими деятелями, которые шли к нему рядами и колоннами. В ноябре 1920 года он ответил отказом известным российским политикам В. Л. Бурцеву, А. В. Карташеву, А. С. Хрипунову, которые активно лезли в друзья:
Объяснять это можно как кому хочется: и нежеланием барона лезть в эмигрантскую политическую помойку, и стремлением сохранить единоличный контроль над реальной антибольшевистской силой… Но факт есть факт. В лагерях было нездорово. Вставал главный вопрос: что делать? Не в глобальном смысле, а в повседневном. Старая офицерская мудрость гласит: «Солдат, который ничем не занят — потенциальный преступник». Так оно и есть. Если начальство не напрягает рядовых что-то делать, бойцы сами найдут себе занятия — как правило, весьма сомнительного свойства. А если учесть, что в Галлиополи и в других лагерях сидели ребята, прошедшие войну, никого и ничего не боявшиеся… Врангель попытался проводить учения. Как ехидно отмечал Слащев, которого уже выперли в отставку «без права ношения мундира», «проводили артиллерийские учения без пушек и кавалерийские без лошадей». Всерьез бывалым бойцам воспринимать это было трудно. Одновременно командование поощряло создание своего рода «исторических обществ», которые писали историю своих полков. Это, с одной стороны, отвлекало офицеров от тяжелых мыслей, с другой — поддерживало боевой дух воспоминаниями о прошлых победах. Однако вспоминались не только победы. Начались стычки между полками — тем более что пили, конечно, много, несмотря на довольно жесткий контроль. Но, как известно, русский человек найдет выпивку и в Сахаре. Особенно сильно враждовали корниловцы и дроздовцы — они всегда друг друга недолюбливали, но серьезная неприязнь началась после Заднепровской операции — когда в начале августа 1920 года белые двинулись в обход Каховского плацдарма. В ходе боев корниловцы под напором красных стали отступать и не сумели прийти на помощь дроздовцам. Те понесли большие потери и тоже вынуждены были отступить. Вот теперь и вспоминали: «Что ж вы, сволочи…» Были у белогвардейцев и более интересные развлечения. Из приказа по Донскому лагерю от 4 марта 1921 года следует, что казачки шатались по окрестностям группами по 30–40 человек и немножко грабили всех, кто не успел убежать. Были и еще более любопытные распоряжения. Начальник врангелевского штаба генерал П. Н. Шатилов требовал: «Принять все меры к тому, чтобы не нашлось бы желающих возвратиться в Совдепию…» Донской атаман генерал А. П. Богаевский объявил: «Решительно запрещаю всем офицерам и казакам, способным носить оружие, записываться для отправки в Советскую Россию». Если такие приказы издавались, значит, были случаи… …Впрочем, многие верили, что «вот-вот — и двинем на Совдепию». Когда до Галлиополя дошли слухи о восстании в Кронштадте, такие господа очень возбудились. Как вспоминал очевидец:
Подобных слухов ходило множество, причем все «самые достоверные». Однако бесконечно продолжаться это сидение не могло. Никакого похода на Советы в начале 1921 года, разумеется, не состоялось. Кроме того, стали высказывать недовольство союзники. По данным бывшего министра Временного правительства А. В. Карташева, к апрелю 1921 года французское правительство израсходовало на содержание врангелевской армии 200 миллионов франков. Так вот, французы стали намекать: ребята, пора и честь знать. С 1 февраля 1921 года Франция объявила, что прекращает всякую финансовую и материальную помощь. В официальном сообщении из Парижа говорилось:
Англичане ничего не заявляли — а просто прекратили платить еще раньше. Но и до этого паек в лагерях был весьма скудным:  Это, что называется, впроголодь. Особенно интересно с дровами: выдавали меньше полена на человека в сутки. А зимой в Турции совсем не жарко… Еще одной проблемой была начавшаяся революция Мустафы Кемаля, который поднял восстание против марионеточной власти султана, создав альтернативное правительство в Анкаре[167]. Большинство турок его поддержало. Советское правительство, как уже говорилось, также поддерживало Кемаля. К середине 1921 года его войска стали приближаться к Константинополю. Было понятно, что Кемаль не станет ссориться с РСФСР из-за каких-то эмигрантов. В общем, идея турецких лагерей себя изжила. Нужно было искать другое место. Тем не менее 10 мая 1921 года Врангель писал своим представителям: «Армия будет существовать в полускрытом виде, но она должна быть сохранена во что бы то ни стало». Новое место нашлось в Восточной Европе, прежде всего — в Болгарии. В ней и до этого, еще с января 1920 года, сидело около 10 тысяч человек белых, оказавшихся там после поражения Деникина. Теперь врангелевцы подписали соглашение со штабом болгарской армии. Болгария давала согласие на размещение на ее территории белых частей. Зачем это было нужно болгарам? Так все просто. Эта страна воевала на стороне Германии. После поражения ей было запрещено иметь армию на основе всеобщей воинской повинности, так что численность болгарской армии вместе с полицией составляла 6,5 тысячи человек. После Первой мировой войны все страны Восточной Европы имели друг к другу территориальные претензии, да и внутри страны было нехорошо. А тут появляются веселые ребята, которые в случае чего могут и подмогнуть… (И подмогнули, кстати. Врангелевцы участвовали в перевороте 9 июня 1923 года, в результате которого к власти пришло правое правительство.) Переезд войск из турецких лагерей закончился в основном к середине декабря 1921 года. В Болгарии разместилось примерно 23 тысячи человек. Еще 11 тысяч, в основном казаки, оказались в Югославии. Бывший российский посол в США Б. А. Бахметьев перевел 400 тыс. долларов на их устройство. Чехи поступили хитрее.
Тем временем армия расползалась. Становилось понятно — Запад не спешит начинать прямые военные действия против советских республик. Офицерам деваться было особо некуда, но рядовые, умевшие работать руками, растворялись среди местного населения. Мало того: в 1921 году, в связи с четырехлетием Советской власти, была объявлена амнистия для рядовых участников Белого движения. Только из Болгарии уехало 11 тысяч человек. А всего в 1921 году на Родину вернулось 121 843 человека. На этом фоне становилась видна старая беда белогвардейцев — отсутствие внятной идеи. Тезис: «главное разбить большевиков, а там поглядим» худо-бедно действовал на войне. Но сидя в лагерях, люди начинали задумываться: а ради чего все? Кроме того, их со всех сторон атаковали разнообразные политики. В этой ситуации Врангель делает ход, наделавший много шума в эмигрантских кругах. 16 декабря 1923 года в предписании № 04109 барон заявил:
Человек, обладавший в эмиграции единственной реальной силой, поднял монархическое знамя. Почему Врангеля понесло в монархизм? Потому как другого выбора просто не было. Главным вопросом являлись финансы. «Под великого князя» барон рассчитывал найти финансирование. Врангель вообще искал деньги всюду, где мог. Так, в 1923 году он обратился к маркизу Сильвеле, испанскому комиссару в Марокко, с предложением помочь разобраться с тамошними повстанцами. Не сошлись в цене. Но, как бы то ни было, монархическая идея появилась на горизонте… Два претендента на призрачный тронЧто представляла собой русская эмиграция? Точное число эмигрантов неизвестно. Газета правых эсеров «Воля России», располагавшая неплохой информационной сетью, приводила следующие данные. На 1 ноября 1920 года в Европе находилось около двух миллионов эмигрантов с территории бывшей Российской империи. В Польше — один миллион, в Германии — 560 тысяч, во Франции — 175 тысяч, в Австрии и Константинополе — по 50 тысяч, в Италии и Сербии — по 20 тысяч. В ноябре из Крыма подтянулись еще 150 тысяч человек. В Маньчжурии, но разным сведениям, в 20-е годы жило более 100 тысяч русских. Правда, не все из них являлись эмигрантами в строгом смысле слова, многие служили на КВЖД еще до революции. Впоследствии эмигранты оттягивались из Польши и других стран Восточной Европы во Францию, а многие и в обе Америки. Путь у всех был разный. Одни воевали против большевиков на фронтах Гражданской войны, другие сидели по тылам белых и других антибольшевистских формирований. Множество людей уехали сразу после Октябрьского переворота, а были и те, кто сделал это сразу же после Февральского. Кое-кто выехал и позже — непосредственно из Советской России. В начале двадцатых годов Советская власть желающих уехать особо не удерживала. Далеко не всех из них интересовала политика. Кто-то устраивался на чужбине по мере сил, кто-то мечтал вернуться обратно. Но нас интересуют прежде всего те, кто намеревался продолжать борьбу. А вот здесь царили полный хаос, разброд и шатание. Дело было не только в различных политических взглядах, но и разном опыте. … Одним из главных вопросов был: а почему все вышло так, как вышло? С анализом недавних событий получилось неважно. В эмиграции преобладало мнение, что Советская власть держится исключительно на насилии, а значит — надо только поднажать, и она рухнет. Немецкий автор К. Барц писал в своей книге о Советской России: «Начиная с 1918 года через определенные промежутки времени провозглашается конец большевистского эксперимента в России… Публикуются "сообщения" достойных всякого сочувствия эмигрантов, основанные, разумеется, на "достоверных" источниках». Положение усугублялось бесчисленными межпартийными и просто личными склоками. Писать об этом скучно, так что я в качестве иллюстрации приведу ряд эмигрантских газет, которые в начале двадцатых расходились и читались. Кадетская газета «Последние новости». Первый номер ее вышел в апреле 1920 года под редакцией адвоката М. Л. Гольдштейна. В марте 1921 года во главе газеты стал П. Н. Милюков и оставался на этой работе вплоть до оккупации Франции немцами. В числе авторов были И. Бунин, И. Шмелев, Б. Зайцев, Н. Тэффи. «Общее дело», выходила в Париже, редактор-издатель — В. Л. Бурцев, в прошлом эсер, знаменитый «охотник» за провокаторами. Впоследствии он «поправел», но тем не менее активно ругался с Милюковым. «Руль», выходила в Берлине. Ее создали тоже бывшие кадеты, поссорившиеся с Милюковым и критиковавшие его «справа» — И. В. Гессен, А. И. Каминка и В. Д. Набоков. «Воля России», издавалась в Праге, затем в Париже — орган правых эсеров, в редколлегии состоял А. Ф. Керенский. «Свобода», варшавская газета. Редактор — Б. В. Савинков, в ней активно работали известные символисты Д. С. Мережковский и 3. Н. Гиппиус. «Двуглавый орел», Берлин. Орган ортодоксальных монархистов. «Социалистический вестник», выходил с 1921 года в Берлине. Издавался меньшевиками под руководством Ю. О. Мартова. Я назвал только наиболее известные издания, как-то влиявшие на общественное мнение. Хотя осведомленность о событиях в России была та еще… Во время кронштадтского восстания газеты сообщали:
Во всех этих изданиях разнообразные политические деятели не столько боролись с большевизмом, сколько поливали грязью друг друга. Вообще-то в политических эмигрантских разборках дело не ограничивалось словесной перепалкой, иногда шли в ход и более серьезные аргументы. 29 марта 1922 года монархисты П. Шабельский-Борг и С. Таборицкий совершили покушение на Милюкова. Правые считали его главным виновником крушения Российской империи. Милюков не пострадал, но был убит В. Д. Набоков (отец известного писателя). Оба террориста были тесно связаны с Высшим монархическим советом, о котором речь пойдет ниже. Хотя, возможно, покушение было их личной инициативой. Итак, перейдем к монархистам. Во время Гражданской войны эти идеи были у белых не слишком популярны. Однако среди тех, кто еще в 1917 году рванул за кордон, имелось достаточное количество сторонников монархии. Но что самое главное — монархизм становился все более привлекательным для широких эмигрантских кругов. Потому что болтовня разномастных политиков начинала надоедать, и к тому же людям, не зашоренным всякими-разными «измами», было очевидно — России в любом случае потребуется твердая власть. Поэтому многие эмигранты, в частности Савинков, увлекались идеями итальянского фашизма. Но Муссолини среди них не находилось. Так что нужен был Символ — простой и понятный. В мае 1921 года в баварском курортном городе Рейхенгалле сторонники царя-батюшки собрались на съезд. Был избран Высший монархический совет (ВМС) во главе с Н. Е. Марковым, знаменитым в прошлом черносотенным депутатом. Великого князя Николая Николаевича провозгласили местоблюстителем престола. Забавно, вообще-то, сложилась жизнь великого князя. Ничего особо значительного он так и не совершил — но зато всю жизнь являлся каким-либо символом. Съезд принял резолюцию, где высказывалась уверенность, что уцелевшие части белых армий станут основой «будущей императорской русской армии», и направил приветственные телеграммы Врангелю и атаману Семенову. До 1923 года это была очередная тусовка. Но вот когда на их сторону перешел Врангель… Впрочем, барон оставался несколько в стороне. Маркову очень не нравился сильный конкурент. Дело тут не только в личных амбициях, аив разном опыте. Врангелевцы воевали в России, они знали, что не все так просто. Представители ВМС этого опыта не имели — и не очень представляли, какой страшной силой являются большевики… Что же касается самого Николая Николаевича — то он так и оставался символом. Да и вообще великий князь держался осторожно, заявив, что «не предрешает будущего образа правления России». Заявление Врангеля он тоже встретил без особого энтузиазма и «покровительствовать» не спешил. Видимо, ему не очень хотелось лезть в серьезные игры. … Но тут начались новые проблемы. Великий князь Кирилл Владимирович (двоюродный брат Николая II) тоже объявляет себя «блюстителем российского трона». С точки зрения законов Российской империи, никаких прав на это он не имел. Но ему-то что до того! В газете «Вера и верность» был опубликован приказ Кирилла о формировании корпуса императорской армии. Блюститель № 2 заявил, что в течение года вернется в Россию. Кирилл Владимирович объявил также, что принимает на себя руководство всеми белогвардейскими формированиями. Но тут вышло как в анекдоте: «Съест-то он съест, да кто ж ему даст?» Императрица Мария Федоровна (вдова Александра III) предложила Кириллу Владимировичу не позориться. Еще бы! Представителю императорского дома, который в феврале 1917 года бегал с красным бантом на груди и всячески декларировал восторг от наступившей «свободы», демонстрировать верность монархическим принципам просто неприлично. Однако дело было сделано. Кирилла поддержала не только часть эмигрантов, но и определенные финансовые круги в США. А претендента понесло. Через некоторое время он провозгласил себя императором. Началась долгая и нудная свара двух монархических тусовок. Разумеется, над ней глумилась не только советская, но и западная левая печать. Помните, как в «Двенадцати стульях» Остап Бендер, создавая «Союз меча и орала», спрашивает слесаря Полесова: «Вы Кирилловен?» Тем не менее монархическая идея оказалась одним из «центров притяжения» наиболее активных эмигрантов. Хотя были и другие. Последний выход террориста
И снова речь пойдет о нашем старом знакомом — Борисе Савинкове. После провала восстания в Ярославле он подался на восток, в Уфу, под крылышко Директории. Председатель которой Н. Д. Авксентьев отправил его от греха подальше с миссией во Францию. Некоторое время Савинков болтался в Париже (считалось, что он ведет переговоры с представителями Антанты), а с началом советско-польской войны перебрался в Варшаву. Благо с Пилсудским он был знаком еще по гимназии. В это время Савинков ухватился за идею «третьей революции». Кроме того, в Польше он спелся с С. Н. Булак-Балаховичем. Отступление. Человек войныОб этом персонаже стоит рассказать особо. Потому как это был типичный «человек войны», которому решительно всё равно, за кого и за что воевать. Во время Мировой войны Булак-Балахович занимался диверсионными кавалерийскими рейдами в тыл немцев, был награжден тремя солдатскими Георгиевскими крестами и шестью орденами, закончил ее в чине штаб-ромистра[168]. В ноябре 1918 года начал воевать в составе Красной Армии. Воевал он лихо, но красные смотрели на него все более косо. Ладно бы его отряд просто грабил всех подряд — так ведь командир отличался еще и любовью к казнокрадству. И Булак-Балахович двинул к белым, где стал самым главным начальником во Пскове. В городе его отряд прославился реквизициями, расстрелами и еврейскими погромами — причем Булак-Балахович принимал во всех этих развлечениях личное участие. Заодно он баловался и печатанием фальшивых керенок (благо это было нетрудно). Но, с другой стороны, отличался он и смелыми рейдами в тыл красных — правда, вся добыча, включая денежные суммы, оставалась в его отряде. В конце концов белые попытались его арестовать, но Булак-Балахович (к тому времени уже генерал) сбежал в Эстонию. Широко прославился он тем, что 27 января 1920 года, находясь в Эстонии, попытался арестовать Юденича. Версии насчет причин тут разные. По одной из них, генерал собирался снова переметнуться к большевикам, а Юденича привезти в качестве «подарка» — чтобы прошлое не теребили. По другой версии — собирался получить крупную сумму денег со своего бывшего начальника… В январе 1920 года Булак-Балахович попросился на службу к полякам, где снова занялся любимым делом — рейдами по тылам красных. Там-то он и сошелся с Савинковым, который возглавлял в Варшаве Российский политический комитет (РПК). Осенью 1920 года отряды Булак-Балаховича были развернуты в Народно-Добровольческую армию (НДА). В лучшие свои времена численность НДА составляла, по разным оценкам, от 8 до 15 тысяч бойцов. Генерал (или атаман?) позиционировал себя как «зеленый». По крайней мере, ни о каком Врангеле он слышать не хотел — в отличие от Пилсудского и Савинкова, которые горой стояли за союз с «черным бароном». Стоит отметить, что во время партизанских рейдов антисемитизм Булак-Балаховича перешел в чисто утилитарную плоскость. Он расплачивался с крестьянами за продовольствие и лошадей имуществом, отнятым у евреев. Все были довольны (кроме евреев, конечно). Чтобы отвести от себя обвинение в антисемитизме, атаман объявил об организации в составе НДА еврейского батальона. В этом грозном формировании состояло… три человека. После заключения мира между РСФСР и Польшей Савинков и Булак-Балахович решили продолжить веселье. Они установили контакт с националистическим Белорусским политическим комитетом (БПК), у которого были свои отряды — организация «Зеленый дуб». Уши польской разведки торчали из этого комитета на полметра — но теперь Булак-Балахович числился белорусским националистом. Что касается Савинкова, то он комментировал свои действия следующим образом:
Однако когда Булак-Балахович снова двинулся по красным тылам, местные повстанцы (с 17 октября по 19 декабря с районе Слуцка проходило восстание под сепаратистскими лозунгами) отнеслись к НДА как к врагам. Борцы за счастье белорусского народа друг друга не поняли. Интересно, что слуцкие повстанцы и НДА с удовольствием сдавали друг друга чекистам. Как-то Савинков в беседе с Пилсудским назвал Булак-Балаховича бандитом. На что глава Польши ответил:
Однако особо побороться не получилось. Красные вытеснили НДА в Польшу. Далее Булак-Балахович совместно с польской разведкой весь 1921 год продолжал совместно с Савинковым готовить и засылать террористические отряды на советскую территорию. Именно террористические, а не диверсионные. Разница в том, что диверсанты уничтожают военные объекты, а эти (часто одевшись в красноармейскую или милицейскую форму) убивали всех, кто попадется под руку. Впоследствии Булак-Балахович сражался против немцев в 1939 году и попытался развернуть партизанскую борьбу. Точных сведений о его гибели нет. Наиболее распространенная версия — 10 мая 1940 года агенты гестапо застрелили его в центре Варшавы. * * * Что же касается Савинкова, то летом 1921 года он предпринял попытку возродить «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРиС). Штаб союза разместился в роскошной варшавской гостинице «Брюль». В одной из резолюций НСЗРиС отвергалась какая-либо возможность соглашения «с Врангелями прошедшего, настоящего и будущего». Хотя что на самом деле представлял из себя этот союз, понятно из письма, направленного Савинковым начальнику польского генштаба генералу Сикорскому 25 мая 1921 года.
Однако в октябре 1921 года Савинков был выслан из Польши. Поляки пошли на это не от хорошей жизни. Дело в том, что красные не только защищались, но и атаковали. На территорию Западной Белоруссии, находившейся под властью Польши, переходили чекистские группы, вокруг них собирались многочисленные партизанские отряды, так как польские порядки очень быстро довели белорусов до желания взять в руки оружие. Эти отряды доставляли полякам множество неприятностей. Возможно, между ВЧК/ГПУ[169] и польской разведкой было достигнуто негласное соглашение о взаимном прекращении этих развлечений. Так это или нет, но Савинкова выслали, а Петлюру и Булак-Балаховича приструнили. … Тем временем чекисты не сидели сложа руки. Они увлеченно громили савинковскую агентурную сеть. К концу 1922 года был ликвидирован западный областной комитет НСЗРиС со всеми его периферийными организациями, юго-восточный областной комитет, организации в Самаре, Саратове, Харькове, Туле, Киеве и Одессе. В Москве чекисты вскрыли и обезвредили 23 савинковские резидентуры, на территории Петроградского военного округа — несколько ячеек, в состав которых входило свыше 200 членов. Разумеется, отловили не всех. Но все же Савинков оказался в роли генерала без армии. Да и идея «третьей революции» догорела и начала чадить, ее озвучивали только немногочисленные левые эмигранты, которые оказались безнадежно задвинутыми на обочину. А вот что Савинков терпеть не мог — так это пустую политическую трескотню. Зато в финансовых вопросах особой принципиальностью он никогда не отличался. Он стал искать деньги где только можно. В этом ему помогал знаменитый Сидней Рейли (Соломон Розенблюм) — авантюрист такого же масштаба, как и Савинков. Они близко сошлись еще в Польше, причем Рейли лично принимал участие в рейде Булак-Балаховича. Деньги искали всюду. К примеру, после прихода в 1922 году к власти Муссолини Савинков пытался установить с ним контакт. Впрочем, Борис Викторович искренне восхищался итальянским диктатором. Контакт, кстати, установили, поговорили… Муссолини выслушал комплименты, но денег не дал. Россия его никогда не интересовала никаким боком[170]. У Рейли тоже дела шли не ахти. 28 августа 1923 года он писал Савинкову из США:
Причина такой жадности проста как штопор: за Савинковым никого не было. Ни организации на Западе, ни агентуры в РСФСР. Казалось бы, Савинков смирился. Он пишет повесть «Конь вороной», которую многие назвали «реквиемом по Белому движению». Впрочем, и предыдущие его художественные произведения написаны во времена «простоя». Это интересно с психологической точки зрения. При чтении его книг создается впечатление, что политический деятель Савинков и писатель Савинков — два разных человека. Из его произведений — повестей «Конь бледный» и «Конь вороной», романа «То, чего не было» — следует: вооруженная борьба, как революционная, так и контрреволюционная, бессмысленна. Но… дописав свои покаянные книги, Савинков снова бросался с головой в эту борьбу. Видимо, спокойно жить он был уже не в состоянии. Тоже человек, не сумевший вернуться с войны… Вот он снова, закончив книгу, ринулся в бой. И… угодил в чекистскую подставу… Чекистам Савинков представлялся наиболее опасным деятелем эмиграции. На то были основания. Именно он имел огромный опыт, контакты с разными разведками, а о его связях на советской территории чекисты могли лишь догадываться. Тем более Савинков в поисках денег пускал пыль в глаза, утверждая, что у него всё схвачено… А с агентами большевиков на Западе было все хорошо. ГПУ решило не ждать, пока «великий террорист» устроит еще что-нибудь, а сыграть на опережение. Так началась операция «Синдикат-2». Савинкову подкинули очень вкусную наживку — была создана легенда о якобы имеющейся в РСФСР крупной и разветвленной подпольной организации — партии «Либеральных демократов». От этой мифической структуры прибыл чекист А. П. Федоров. Выдавая себя за члена ЦК, он побывал в Вильно, Варшаве, Париже, встречался с Савинковым и его сподвижниками — Д. В. Философовым, Е. С. Шевченко, М. П. Арцыбашевым, и вошел к ним в доверие. По словам Федорова, среди «Либеральных демократов» было два течения — «накописты» и «активисты». Первые якобы стояли за то, чтобы накапливать силы, вторые выступали за активные действия — дело совершенно обычное для подпольных организаций. Федоров выдавал себя за активиста и пояснял: дескать, Савинков должен приехать и сказать свое веское слово… В ходе довольно сложной игры удалось выманить Савинкова на советскую территорию. 18 августа 1924 года он был арестован в Минске на конспиративной квартире, а уже 27 августа в Москве начался судебный процесс. Процесс был публичным, отчеты о нем печатали все центральные газеты. Тому была причина. Савинков полностью раскаялся и рассказал много не слишком красивых фактов из деятельности эмиграции. В сентябре 1924 года он выпустил статью «Почему я признал Советскую власть».
… Суд над Савинковым вызвал в эмиграции шок. Мало того, что такой упрямый враг Советской власти публично раскаялся — так он еще и грязное белье вывернул. Поэтому стали озвучивать версии, что, дескать, Савинков заранее обо всем договорился с ГПУ. Хотя сегодня документы по «Синдикату-2» доступны — и оказывается, что это и в самом деле была операция чекистов. Что же касается Савинкова, то он получил 10 лет. В тюрьме он написал несколько рассказов, в которых едко высмеивал «борцов с большевизмом». 7 мая 1925 года в здании ВЧК на Лубянке он бросился в лестничный пролет. Разумеется, Солженицын озвучил версию, что его сбросили. Правда, как это всегда у Солженицына, она построена на том, что кто-то ему рассказал, что знает людей, которым рассказали… Разумеется, чекисты ведь как вампиры — без крови жить не могут! А на самом-то деле зачем им это нужно? Савинков был им нужнее живым. Скорее всего, он просто понял, что жить дальше незачем… Орден непримиримыхМежду тем у Деникина дела шли не очень. Особых средств «под Николая Николаевича» добыть не удалось. Запад не планировал в ближайшем будущем прямую войну против РСФСР. Причин тут много, и одна из — нэп. Многим казалось, что Советская власть попросту переродится — тем более что Москва стала активно раздавать концессии зарубежным фирмам. Это была не только прямая возможность заработать, но и застолбить экономические позиции мирным путем. Внутри эмиграции тоже было неблагополучно. Возникло два «примирительных» течения — сменовеховство и возвращенчество. Первое получило название от вышедшего в 1922 году сборника «Смена вех». Его авторы придерживались достаточно разных позиций, но сходились в том, что Советскую власть необходимо рассматривать как данность. Так уж вышло — и ничего не поделать.
Сменовеховцы стали издавать журнал «Накануне», литературным приложением к которому руководил будущий советский классик граф А. Н. Толстой. Эта была единственная эмигрантская газета, разрешенная к ввозу на советскую территорию. В ней печатались и советские авторы — например, Михаил Булгаков и Борис Пильняк. Организовывали сменовеховцы и встречи эмигрантов с людьми «с той стороны». В частности — с наркомом просвещения А. В. Луначарским, который был, кроме всего прочего, прекрасным оратором. Более радикальным течением было возвращенчество. Суть его понятна из названия. Символом течения стал «красный граф» Алексей Толстой, который уже в то время был известной фигурой. В 1923 году он вернулся в РСФСР. «Союзы возвращения» возникли во многих городах. Честно говоря, они не столько способствовали реальному возвращению эмигрантов, сколько мутили воду. Все это вызвало очень большой шум. Тем более никто не сомневался, что за возвращенцами стояло ГПУ. Так оно, скорее всего, и было. Альтернативой этим течениям стал созданный приказом Врангеля от 1 сентября 1924 года Русский общевоинский союз (РОВС). Он был образован на базе ряда уже существовавших офицерских организаций. Союз представлял из себя нечто напоминающее орден иезуитов. Кроме легальных структур, в нем имелось множество людей, которые не выпячивали свою принадлежность к РОВС, но были тесно связаны с организацией. В двадцатых годах в нем было зарегистрировано около 100 тысяч человек — правда, позднее их количество неуклонно снижалось. Руководителем РОВС стал генерал Врангель. Что касается идеологии, таковой стал принцип «непримиримости». Это была уже борьба не «за Россию», а «против большевиков». Любыми средствами. Как было сказано в одном из документов союза:
Разумеется, все это неизбежно вело к сотрудничеству со всеми возможными разведками. А уже в 1933 году генерал фон Лампе вступил от имени РОВС в переговоры с представителями НСДАП «по вопросу о совместных действиях против большевиков». Трудно представить, что хотя бы верхушка этой организации не была знакома с «Майн кампф». Но какая разница… То есть, по сути, РОВС оказался зеркальным отражением партии большевиков до 1917 года. Главное — повалить ненавистную власть. С одной лишь разницей: большевики рассчитывали на мировую революцию, с помощью которой они смогут переиграть временных союзников. На что рассчитывали «непримиримые» — непонятно. Дело было развернуто серьезно. Существовали разнообразные учебные курсы — как для повышения квалификации бывших офицеров, так и для обучения эмигрантской молодежи военному делу. Цель — «следить за развивающимся военным делом, по возможности, за военной техникой, изучая наиболее интересную военную литературу Запада и Советской России». Что касается методов, то РОВС отметал «савинковщину» — то есть «бессистемные покушения, нападения на советские учреждения и поджоги складов». В беседе с корреспондентом газеты «Возрождение» генерал Миллер (тот самый, что драпанул, бросив армию, из Архангельска) говорил, что деятельность РОВС сводится к «организации и подготовке крупных выступлений, к согласованности действий всех подчиненных ему сил». Тут же нарисовался неугомонный Сидней Рейли. Он заявлял:
Однако у РОВС имелись и слабые места. Одна их них — страсть к игре в солдатики. Так, например, 23 марта 1931 года была учреждена должность начальника кавалерии и конной артиллерии РОВС, на нее назначили генерал-лейтенанта И. Г. Барбовича — хотя у союза не было ни коней, ни тем более артиллерии. Или возьмем приказ, по которому члены РОВС постоянно должны были носить с собой членские карточки организации. Зачем? Чтобы чекистам и агентам Коминтерна было удобнее их выслеживать? Да и с конспирацией у них обстояло не очень. Но еще более серьезным недостатком было слабое влияние РОВС на советской территории. Именно на этом и сыграло ГПУ, начав свою знаменитую операцию «Трест». Ход этой замечательной провокации достаточно хорошо известен. Например, фильм «Операция «Трест», дает достаточно правдивое представление о ходе событий. Так что я отмечу лишь основные вехи. По сути, «Трест» был повторением «Синдиката-2», только в более серьезных масштабах. ОГПУ создало фальшивую организацию — «Монархическое объединение Центральной России» (МОЦР), и на какое-то время чекисты убедили радикальные эмигрантские круги в ее реальности. Точно неизвестно, сколько именно агентов белых были задержаны непосредственно в ходе этой операции, а сколько попались без нее. Главной же добычей стал Сидней Рейли. С помощью МОЦР (то есть чекистов) он перешел границу, участвовал в «заседании политсовета», после чего 27 сентября 1925 года был арестован и впоследствии расстрелян. Интересно, что в деле заманивания Рейли видную роль сыграла племянница генерала Кутепова (отвечавшего в РОВС за разведку) М. В. Захарченко-Шульц, которую ОГПУ «играло втемную». Кроме того, в результате операции три года удавалось сдерживать террористические порывы эмигрантов. Дескать, не время пока… Еще один успех пришел с неожиданной стороны. К «руководству» МОЦР обратился В. В. Шульгин, являвшийся одним из главных идеологов «непримиримых». Он захотел нелегально посетить СССР для поисков сына, пропавшего без вести в годы Гражданской войны. Ему дали такую возможность. Шульгин «тайно» побывал в Ленинграде, Киеве и Москве. В отчете он указал, что «глубоко потрясен всем тем, что ему пришлось увидеть на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении». Чекисты через своих людей подвигли его на написание книги о поездке. Она вышла в 1927 году и вызвала в рядах эмиграции страшный шум. Дело в том, что Шульгин достаточно объективно описал, что происходило в СССР. Отрицательного отношения к Советской власти он не поменял, но его книга не походила на те ужасы, которые описывались в эмигрантских газетах. … Ничто не может длиться бесконечно — и в конце концов «Трест» был разоблачен. Но и это сыграло ОГПУ на руку. Руководство РОВС оказалось в очень некрасивом положении. Как и западные разведки, которые всадили уйму денег непонятно во что. И что самое главное — было непонятно, кому «с той стороны» теперь можно доверять? Итогом стал возврат Кутепова к «савинковщине» — то есть к засылке мелких террористических отрядов, которые наносят тот вред, который удастся. Другого выхода просто не было, потому что «спонсоры» требовали конкретных дел. Об этом Кутепов говорил в марте 1927 года на совещании террористических групп. Впрочем, планы были наполеоновские. Из сообщения ИНО ОГПУ:
Хотя кое-что у террористов и получилось, но совсем не в том масштабе. Так, в июне 1927 года в Москве оказалось две группы. Одной руководила Захарченко-Шульц, которой удалось скрыться после операции «Трест». Она жаждала мести за то, что ее использовали в своих играх смертельные враги. В ее задачу входил взрыв общежития работников ОГПУ в Москве. Однако назначенный на 4 июня теракт сорвался в последний момент. Уже подожженный бикфордов шнур был обнаружен одним из чекистов, вышедших ночью по малой нужде. Террористы двинули в направлении западной границы, но в конце концов чекисты их загнали. Захарченко-Шульц покончила жизнь самоубийством. Другой группе повезло больше. 7 июня 1927 года трое боевиков забросали гранатами зал ленинградского Центрального партийного клуба на Мойке. Интересно, что в это время там читали лекцию… об американском неореализме. Было ранено двадцать шесть человек. Боевики сумели уйти. В тот же день на главном варшавском вокзале был убит полпред СССР в Польше П. Л. Войков. Больше всего пользы эти акции принесли лично Кутепову. Он сумел восстановить свою репутацию и после смерти Врангеля в 1928 году возглавить РОВС. Но вскоре ОГПУ нанесло ответный удар… Чекисты решили, что бороться с засылаемой в СССР агентурой — дело муторное, и открыли «огонь по штабам». В результате операции, разработанной 1-м отделением ИНО ОГПУ, чекистом Я. И. Серебрянским был похищен генерал Кутепов. Операция прошла не совсем удачно — по пути из Марселя в Новороссийск Кутепов скончался от сердечного приступа. А ведь если его похитили, а не убили, значит, он был нужен живым. Этим похищением принято возмущаться. А, собственно говоря, почему? РОВС и Кутепов налево и направо заявляли, что организуют теракты на советской территории, то есть — что они продолжают военные действия иным способом. А на войне как на войне. И если ОГПУ применяло по отношению к террористам более крутые методы, чем царское Охранное отделение, так кто ж виноват? Интересна реакция на эту спецоперацию. Чекисты сработали чисто, не оставив никаких следов. (Подробности всплыли лишь в конце 80-х годов.) Исчез человек — и исчез. Так что поднятая в эмигрантской и правой французской прессе шумиха не имела под собой фактов. Но главной бедой являлось то, что подобную шумиху поднимали уже неоднократно, причем на пустом месте. К примеру, после смерти Врангеля очень долго муссировалась версия, что его отравили агенты ОГПУ — и так далее. Так что французское общественное мнение на истерику антикоммунистов реагировало вяло: дескать, скоро вы большевиков будете обвинять в плохой погоде. Левая печать выдвинула контрверсию: мол, это конкурирующие группировки эмигрантских «ультра» деньги не поделили… На пост главы РОВС заступил генерал Е. К. Миллер. Тем временем белогвардейский «активизм» стал медленно, но верно заходить в тупик. Причин тут много. Международная обстановка сделала очередной зигзаг. В конце двадцатых, то есть в период расцвета террористической деятельности РОВС, отношения СССР и Великобритании были крайне напряженными. В 1927 году англичане разорвали дипломатические отношения с Москвой. В воздухе снова запахло войной. Одной из причин этого демарша была разухабистая деятельность Коминтерна. В данной организации окопались сторонники разжигания мирового революционного пожара. Причем формально Коминтерн стоял выше, чем ВКП(б) — последняя в него входила. Да и в реальности советское правительство не слишком-то контролировало деятельность пламенных революционеров. Первую половину двадцатых коминтерновцы пытались раскочегарить социалистическую революцию в Германии, когда поняли, что не выйдет — переключились на Великобританию. Там как раз разразилась грандиозная забастовка горняков, и сторонники мирового пожара старались всеми силами ее радикализовать. На этом фоне деятельность РОВС была очень даже к месту. Но в 1929 году началась Великая депрессия. «Эпицентр» катастрофы находился в США, однако Англии и Франции тоже мало не показалось. Что такое депрессия? Это сокращение производства, безработица, а значит — рост социальной нестабильности, которая в ту пору вела трудящиеся массы под красные знамена. СССР же провозгласил курс на индустриализацию. Советский Союз покупал станки и прочее оборудование, приглашал на работу инженеров и квалифицированных рабочих. С ним оказалось выгоднее сотрудничать. К тому же в Советском Союзе появились иные оппозиционные течения — троцкисты, «заговор военных» (они не были выдумкой Сталина, а реально существовали). Эти ребята в плане тайной войны оказались куда перспективнее, нежели РОВС. Кроме того, белая эмиграция, в том числе и РОВС, была буквально нафарширована агентами ОГПУ. Таковым был, к примеру, один из высших руководителей союза Н. В. Скоблин. Парижская штаб-квартира РОВС полностью прослушивалась — об этом позаботился домовладелец С. Н. Третьяков (родственник основателя картинной галереи), который сдавал одну из квартир РОВС. Третьяков тоже много лет был советским агентом… Причины того, что эмигранты шли на вербовку, разные. Одни разочаровались во всей этой возне, которая в тому времени имела не антисоветскую, а антироссийскую направленность. Тем более что РОВС и другие «непримиримые» теперь с большой надеждой смотрели на Гитлера. Изложенные в «Майн кампф» светлые мысли по поводу России их не смущали[171]. Хоть с чертом, лишь бы против большевиков… Кто-то просто хотел денег, кто-то рассчитывал на иную помощь. К примеру, есть версия, что чекисты рассчитывали пропихнуть Скоблина на место командующего РОВС. И тут мы плавно переходим к наиболее скандальному мероприятию чекистов — похищению генерала Миллера 27 сентября 1937 года. Главную роль в этом сыграли Скоблин и его жена, известная певица Надежда Плевицкая. Причины этого похищения — дело темное. РОВС к тому времени уже не представлял серьезной опасности. Но как в стране, так и в мире шли тогда такие безумные игры… Но они выходят за рамки данной книги[172]. …Как бы то ни было, Миллер был похищен и на пароходе «Мария Ульянова» вывезен в СССР. 11 мая 1939 года его расстреляли. Судя по всему, в промежутке на Лубянке из генерала вдумчиво вытаскивали всю имевшуюся у него информацию. Похищение было проведено достаточно топорно. Скоблин «засветился». Так что французская полиция довольно быстро раскрутила ход операции, вплоть до погрузки Миллера на пароход. Однако прямых доказательств того, что за Скоблиным стояло ОГПУ, найти не удалось. Точнее, шанс-то был. Имелась техническая возможность перехватить «Марию Ульянову» в море — однако на это не пошли. Не те были времена. Официальные советские круги, разумеется, все отрицали, и французы сделали вид, что поверили. Плевицкая в итоге получила 20 лет тюрьмы и умерла в заключении. Скоблин скрылся. Существуют разные версии относительно его смерти. Наиболее вероятная — он погиб на Гражданской войне в Испании, куда был направлен НВКД. Кстати, на этой войне русские эмигранты воевали как на стороне Франко, так и на стороне республиканцев. Отступление. Белогвардейская победа в сельвеУже в конце Гражданской войны многим белогвардейцам становилось понятно, что из их затеи никакого толку не выйдет. Не все из них хотели переходить к красным, но и играть в игры Врангеля и иже с ним этим ребятам не очень хотелось. Люди начинали разбредаться по миру. Среди разнообразных эмигрантских историй отдельно стоит война в Чако Бореаль между Боливией и Парагваем (1932–1938). …Начну с предыстории. Эти два государства являлись, скажем так, не слишком могучими — даже по латиноамериканским меркам. Особенно Парагвай. На границе государств находилась обширная область Чако Бореаль, представлявшая из себя массив девственной сельвы (тропического леса). Площадь Чако — 300 тысяч квадратных километров, то есть лишь немногим меньше территории Финляндии. Места были совершенно неосвоенные. Белых на этой территории практически не было, обитали лишь индейские племена, жившие по законам предков. Некоторые из них не имели вообще никакого контакта с цивилизацией. Соответственно, ни о какой четкой границе между Боливией и Парагваем и речи не шло. Но в Чако нашли нефть… Понятно, что обе стороны сразу же заявили претензию на эту территорию. Многочисленные попытки решить вопрос миром — при посредничестве Бразилии, а потом и США, ни к чему не привели. Начала назревать война, за которой с обеих сторон стояли различные нефтяные воротилы. Назревала она долго, поскольку ни одна из сторон не имела серьезной армии. Долгое время противостояние сводилось к мелким стычкам, однако было ясно, что рано или поздно страны схлестнутся всерьез. Преимущество имела Боливия, которая не только в три с половиной раза превосходила Парагвай по количеству населения, но и была богаче, так что у боливийцев было больше возможностей закупать оружие. Мало того: еще до Первой мировой войны страна имела прочные контакты с Германией. Иногда ее даже называли «Южноамериканской Пруссией». Так что, когда возникла необходимость, в Боливии появились немецкие офицеры с опытом мировой войны. (Кстати, с 1928 по 1932 год там находился знаменитый Эрнст Рём, которого в этот период Гитлер сместил с должности командира штурмовиков.) К началу активных военных действий главнокомандующим боливийской армии являлся германский генерал Ганс Кундт, дослужившийся на Мировой войне до командующего бригадой. Под его началом служили еще 120 немецких офицеров. У Парагвая дела обстояли куда хуже. Страна могла покупать только устаревшее оружие, да и на него денег не хватало. Так, против 60 боливийских самолетов у парагвайцев было лишь 17, да и то — старый хлам. Боливия имела даже бронетехнику: 3 легких танка «Виккерс» (на основе этого танка создан советский Т-26) и несколько пулеметных танкеток. У Парагвая танков вообще не было. Так что исход боевых действий казался очевидным. Но… Но вмешался непредвиденный фактор в лице русского генерала Ивана Тимофеевича Беляева. Этот человек прошел Мировую войну, потом воевал во ВСЮР, где дослужился до инспектора артиллерии. Там он осознал бесперспективность белой борьбы, так что из Новороссийска отправился не в Крым, а сразу в эмиграцию. Сначала генерал оказался в Аргентине, где пытался пробить идею «патриотической эмиграции» — то есть создания компактной русской колонии. Впоследствии он писал: «Я верил, что эта закваска, когда совершится полнота времен, когда успокоится взбаламученное море революции, сохранит в себе здоровые начала для будущего». В Аргентине власти смотрели на эту затею без всякого восторга — у них хватало иммигрантов, которые не ставили никаких условий. Беляев перебрался в Парагвай. Там к нему отнеслись куда лучше, и в страну начали перебираться русские. Все понимали, что в ближайшем времени будет война — но Беляев и его товарищи были не теми ребятами, которых могла испугать подобная перспектива. Они стали по мере сил готовить армию и привлекать русских эмигрантов. К 1932 году в армии Парагвая служили 80 русских офицеров. Кроме того, Беляев начал изучать театр будущих военных действий. Он принял участие в тринадцати экспедициях в Чако. Там генерал, неплохо зная немцев, просчитал направления предстоявших боевых действий и стал укреплять стратегически важные пункты. Кроме того, он установил дружеские связи с местными индейцами, которые знали сельву как свои пять пальцев. …Война началась 10 мая 1932 года. Кундт был на 100 % уверен в успехе. Однако постепенно начала сказываться разница в боевом опыте. Немцы были хорошими вояками — но они-то сражались на «правильной» войне! А русские имели опыт Гражданской, когда часто приходилось воевать черт-те как и черт-те чем, с плохо обученными солдатами, в обстановке полного бардака. То есть ситуация войны в Чако им была очень даже знакома. К примеру, упомянутые боливийские танки либо вязли в бесчисленных болотах, либо просто стояли без дела, потому как постоянно ломались из-за неправильной эксплуатации. Да и авиация чаще всего бомбила пустую сельву. Во время одного из ключевых эпизодов войны — двух штурмов форта Нанава в 1933 году, Кунд в лучших традициях Первой мировой двинул войска в лоб на укрепления парагвайцев. За два штурма он положил около 4000 тысяч человек из наиболее боеспособных частей боливийской армии. Оба раза парагвайцы выстояли. Не последнюю роль в этом сыграла практика диверсионных рейдов, ударов по коммуникациям и всего такого прочего, благо с проводниками у Беляева все было отлично. Отбившись, парагвайцы перешли в наступление. К середине 1935 года Боливии стало просто нечем воевать, и в том же году было подписано перемирие. Мир заключили аж на три года, Парагвай отхватил 3/4 спорной территории. Только в этом не оказалось никакого смысла. Выяснилось, что сколько-нибудь серьезных запасов нефти в Чако нет… А вот русские офицеры в Парагвае устроились хорошо — хотя план Беляева полностью провалился. Этому способствовали прежде всего парижские лидеры эмиграции. Они-то собирались совместно с Гитлером воевать с коммунистами, и парагвайский проект в их планы не влезал. Но в отличие от других стран русские вросли в местную жизнь, заняв в Парагвае очень неплохие места. Даже когда в 1954 году к власти пришел президент (а реально — диктатор) Альфредо Стресснер, который в методах не стеснялся. Дело в том, что Стресснер в Чакскую войну служил под командованием Александра Андреева и немало рому с ним выпил, так что никаких проблем русским его диктатура не прибавила. Можно еще добавить, что Беляев до конца жизни возился с индейцами, отстаивал их права, создал для крупнейших племен письменность. До сих пор он является у индейцев кем-то вроде святого. За Россию или против коммунистов?
Начало Великой Отечественной войны поставило эмигрантов перед очень жестким и непростым выбором: а за кого вы, ребята? Россия, в верности которой вы клялись все эти годы, ведет смертельную войну, и ведет ее под руководством ненавистных коммунистов. Выбор был разным. … Еще 21 мая 1941 года глава РОВС в Германии, генерал фон Лампе, послал письмо главнокомандующему сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршалу фон Браухичу. Лампе просил использовать русских белогвардейцев в войне против СССР. 3 августа, то есть уже после начала войны, фон Лампе заявил: «Надеюсь, что немцам мы понадобимся». Бывший «белый партизан» генерал Шкуро высказался еще лучше:
Наиболее полно отразил эти настроения архимандрит Иоанн (Шаховской), впоследствии епископ Сан-Францисский. 29 июня 1941 года в газете «Новое Слово» он приветствовал нападение Германии на СССР:
Если отвлечься от «христианского» словоблудия, то мотивы вполне понятны. Это желание отомстить. Лелеемая многие годы ненависть просто мешала соображать. Надо сказать, что многие деятели Русской Православной церкви за рубежом (РПЦЗ) сочувствовали фюреру. Еще 12 июня 1938 года митрополит Анастасий (Грибановский) обратился к Гитлеру с благодарственным адресом, где писал:
У сегодняшних защитников предателей есть такой аргумент: дескать, они рассчитывали, что после разгрома большевиков Россия возродится. Когда-нибудь. Но так ли это? Вот генерал Краснов. В начале войны он носился с популярной среди эмигрантских «ультра» идеей, что после начала войны в советском тылу начнется восстание, и в результате на той территории, которую не оккупируют немцы, возникнет нечто вроде французского правительства маршала Петена (более известного как «правительство Виши»), «которое заключит мир с немцами, приняв все их условия». Заметим, что в этом случае пришлось бы заключать мир и с японцами — тоже на их условиях. Но это уже мелочи. Как оказалось позже, Краснов думал совсем не об этом. Вот его обращение, опубликованное летом 1942 года — то есть когда никаких иллюзий по поводу того, что несут немцы нашей стране, уже не было.
Вот так. И где тут Россия? Краснов попросту возвратился к своим идеям 1918 года — получить собственный кусочек территории под отеческим покровительством Германии. Кстати, план «Барбаросса» предусматривал такой вариант. Предусматривали немцы и возможность попыток самостоятельных телодвижений русских формирований — поэтому все эти части очень плотно опекались СД. Так что первая попытка сделать хоть что-то, что не понравилась бы немцам, стала бы и последней. Краснов не знать об этом не мог. Но тем не менее… Заметим, что красновские формирования на фронте особо не прославились. В конце 1942 года они были вообще убраны с территории СССР. (Правда, тут сыграла роль организованная П. А. Судоплатовым операция по дискредитации перед немцами казачьего руководства.) Потом казачки Краснова занимались карательными операциями против партизан в Югославии, где прославились разухабистым грабежом. Но не все придерживались подобных взглядов — тем более что иллюзии по поводу неизбежного восстания против большевиков рассеялись очень быстро. Конечно, Красная Армия в 1941 году терпела страшные поражения. Однако по сравнению с Францией, которая рухнула в шесть недель, это была иная война. Многим ее начало несколько прочистило мозги. Рухнул базовый тезис эмиграции — что большевики держатся на голом насилии, а народ только и мечтает о том, чтобы свергнуть «красную власть». Например, Шульгин до войны придерживался типичных для его среды взглядов:
Но уже осенью 1941 года для него стало ясно, что «своей родиной эти люди считают Советский Союз, а Советскую власть считают своей властью». Стоит привести еще один малоизвестный эпизод. В начале 1943 года генерал Власов озаботился следующей проблемой. Он рассчитывал привлечь в РОА эмигрантов, но понимал, что для них он — не авторитет. Нужно было громкое имя. В поисках такового он нанес визит князю Феликсу Юсупову (участнику убийства Распутина). Тот через своего лакея велел передать, что «с предателями Родины разговаривать не о чем». Вроде бы не такой уж большой героизм — но Юсупов был уже пожилым человеком, а гестапо имелось и в Париже… Некоторые эмигранты пошли дальше и включились в активную борьбу. К примеру, бывший полковник генерального штаба Ф. Е. Махин. В годы Гражданской войны он воевал против красных в составе армии атамана Дутова. Правда, с колчаковской властью у полковника отношения не сложились, и он убыл в эмиграцию, оказавшись в итоге в Югославии. В апреле 1941 года, то есть еще до начала войны Гитлера с СССР, Махин ушел в горы к партизанам, где, используя свой опыт, немало сделал для организации партизанского движения. Он состоял советником при штабе Иосифа Броз Тито, что забавно — потому что Тито во время Гражданской войны воевал на Восточном фронте на стороне красных. Впоследствии Махин был награжден орденом Ленина и одной из высших наград Югославии, орденом Белого Орла. Западнее столь ярких имен не было. Но стоит учитывать, что вообще движение Сопротивления в Западной Европе было слабеньким. Точнее, что-то серьезное оно стало из себя представлять лишь в конце 1943 года, когда всё уже было ясно. Но можно вспомнить княгиню В. А. Оболенскую, которая занималась вербовкой добровольцев для армии де Голля и в конце концов попалась. Арестованная с ней В. Н. Носович (дочь сенатора Российской империи), которой удалось выжить, рассказывала:
Оболенская была казнена. А. Н. Флейшер, выпускник кадетского корпуса, оказавшийся в эмиграции в 17 лет, участвовал в организации побегов советских пленных и переправке их в партизанские отряды. Другой участник Сопротивления, А. В. Коляскин, писал о нем:
Впоследствии Флейшер вернулся в СССР. В начале этой главки я упоминал высказывания иерархов РПЦЗ. Но не все священники, оказавшиеся в эмиграции, были такими. Интересна биография экзарха[173] Православной церкви в США митрополита Вениамина. Он являлся убежденным противником Советской власти. Так, в 1921 году он стал одним из организаторов Карловацкого собора. Это было чисто политическое мероприятие.
Фактически этот собор расколол Православную церковь. Однако впоследствии Вениамин объявил о своем подчинении Московской патриархии. Когда началась Великая Отечественная война, он обратился к верующим с патриотическим посланием, участвовал в работе комитетов по сбору пожертвований, разъезжал по стране, выступая с речами и проповедями. И наконец, приведу выдержки из открытого письма Деникина. Бывший командующий РОВС занимал в эмиграции своеобразную позицию. Он, оставаясь непримиримым антикоммунистом, уже со второй половины тридцатых годов стал подчеркивать, что Запад выступает против России, а не против СССР. И уж тем более не поддерживал идею об участии в войне против своей страны. Очень показательный документ…
Деникин знал, о чем писал. И после этого кто-то плачет о судьбе Краснова, Шкуро, Штефана и прочей подобной сволочи? Вместо заключенияГражданская война нанесла чудовищный ущерб нашей стране. Точное число ее жертв неизвестно. Приводимые разными авторами цифры крайне недостоверны. Но в любом случае речь идет о нескольких миллионах. Причем большинство составляют не погибшие в боях и даже не жертвы белого, красного и всех прочих терроров. Люди гибли от болезней — например, от тифа, который с успехом переносили перемещавшиеся по стране воинские массы. Тем более что с санитарией во всех армиях ситуация была просто аховая. Умирали от голода и прочей неустроенности. Прибавьте к этому разваленную экономику, а также сформировавшуюся многочисленную прослойку людей, которые привыкли все гордиевы узлы рубить шашкой. На последнем обстоятельстве стоит остановиться подробнее. На многих сегодняшних читателей произведение Исаака Бабеля «Конармия» производит жутковатое впечатление — но сам автор ничего ужасного в своих героях не видел. А вот как относились к «Конармии» буденновцы:
А вот он же о чекистах:
Писатель прекрасно знал, что такое ЧК — он там служил во время Гражданской войны, как и в продотрядах. Такая вот у людей сформировалась психология. Да и те, кто, вроде Савинкова, понимали, что они делают что-то не то, все равно остановиться уже не могли. И это все аукалось еще очень долго… Могло ли сложиться иначе? Вот если бы Россия не влезла в мировую войну, если бы был другой император, если бы… Все знают избитую фразу, что история не терпит сослагательного наклонения. А знаете, почему не терпит? Нам известны произошедшие в реальной истории ошибки и роковые стечения обстоятельств. Но не случись этих — могли бы произойти другие… К примеру, революция грянула бы в тридцатые годы. Лучше бы это было или хуже? При том, что Вторая мировая войны была неизбежна — каковы бы ни были итоги Первой. И так далее до Петра I… И ведь в реальной истории имел место не самый худший вариант. Страшный — но другие еще страшнее. Победа белых привела бы или к развалу государства, или к диктатуре латиноамериканского типа — жесткой власти в центре и полному беспределу в провинции. А представьте, если бы случилось то, чего так ждали белые в 1920 году — Советская власть рухнула бы под напором крестьянских восстаний? Результатом стала бы многолетняя всеобщая атаманщина. После такого даже вороны бы боялись на российскую территорию залетать… Как это ни парадоксально, вытащили страну из ямы большевики. Вполне возможно, помимо своего желания. А потом возродившаяся империя раздавила пламенных революционеров. Так что вышло не так уж плохо… Примечания:1 Кстати, именно оттуда пошли сказки про «Николая Палкина». 16 Тут я не могу удержаться от ехидного комментария по поводу нынешних поклонников этой дурацкой организации. Интеллигенты, хоть либеральные, хоть патриотические, никогда не в состоянии отличить слова от дела. 17 Фон Клук — командующий 1-й германской армией, воевавшей в начале Первой мировой войны на правом фланге немецких войск. Совсем немного не дошел до Парижа. План Шлиффена — план германского командования, предусматривавший разгром Франции за 42 дня. Идея блицкрига выдумана не при Гитлере. 167 С тех пор столицей Турции является Анкара, а не Стамбул. 168 «На сегодняшние деньги» — капитан. 169 ВЧК упразднено постановлением ЦИК от 6 февраля 1922 года. Его место заняло Главное политическое управление (ГПУ) при НВКД РСФСР. 170 Во время Великой Отечественной войны итальянские части были посланы в 1942 году на Восточный фронт только под грубым нажимом Гитлера. К этому времени Италия фактически являлась вассалом Третьего Рейха. 171 Примечательно, что первым изданием книги Гитлера на русском языке был гак называемый «шанхайский перевод», который осуществила Русская фашистская партия. Фюрера в этом издании изрядно подредактировали, убрав из книги антироссийские пассажи. 172 Об этом можно прочесть: Е. Прудникова. А. Колпакиди «Двойной заговор». 173 Экзарх — старший епископ отдельного церковного округа (экзархата), расположенного за пределами страны основной юрисдикции данной поместной церкви (патриархата). |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
