Мы обещали встречаться в «шесть часов вечера после войны…» И так каждый год. 5 августа. В любую погоду на площади Свердлова в Москве. «Мы» – это воины-интернационалисты, как теперь принято называть тех, кто работал в военное время во Вьетнаме. А 5 августа – потому что в ту ночь 1964 года начались бомбардировки Северного Вьетнама, была развязана американская агрессия против Вьетнама, распространившаяся затем на весь Индокитай – Лаос и Камбоджу. «Мы» были там… Теперь поседевшие воины-интернационалисты, очевидцы и участники событий тех далеких времен.

Вот уже несколько лет, как место встречи, которое, казалось бы, «изменить было нельзя», переселилось с площади Свердлова (ее больше нет) в здание Комитета ветеранов войны или перемещалось по другим Домам столицы. Оставались же неизменными дата и смысл встречи боевых друзей. С годами нас остается все меньше и меньше, а наши рассказы (от времени и снятия грифа «совершенно секретно», а также послабления некоторых норм) становятся более откровенными, полными. Все или почти все за тридцать пять минувших лет рассекречено: и люди, и оружие, применявшееся в 60–70-х годах во Вьетнаме, и многие события, и даже отношения между людьми, и опасные боевые рейды, составлявшие тогда государственную тайну. Ее держали в строжайшем секрете и охраняли спецслужбы. Теперь все ждут откровений.

Знали ли в Ханое, Москве, Пекине, в других столицах о том, что в августе 1964-го готовилось начало американских бомбардировок Демократического Вьетнама? Да, знали. Об этом, например, говорил мне бывший итальянский генерал Нино Пасти. Он был в течение двух лет заместителем командующего войсками НАТО в Западной Европе. Но мало кто тогда мог поверить в возможность такой военной авантюры. Однако уже к лету 1964 года ЦРУ и Пентагон рекомендовали Белому дому санкционировать бомбардировки. Сенатская комиссия США по иностранным делам вынуждена была признать: «Тонкинский инцидент, послуживший сигналом к агрессии, был инспирирован ЦРУ для получения Белым домом неограниченных полномочий на расширение войны в Индокитае». Но тогда эти строки составляли тайну, государственный секрет США.

Тонкинский «инцидент». Как он подготавливался? 23 июля 1964 года из японского порта Йокосука вышел американский эсминец «Мэддокс» с заданием следить за действиями военно-морского флота Северного Вьетнама в Тонкинском заливе. Секретная операция носила шпионский шифр «34-А».

В одном из тайваньских портов эсминец принял на борт «черный контейнер «с электронным приспособлением, предназначенным для обнаружения северовьетнамских радарных установок в прибрежной и континентальной зонах Вьетнама.

Затем в подкрепление «Мэддоксу» подошел другой эсминец, «Тэрнер Джой». Началось боевое патрулирование уже группы кораблей. Под одним общим кодовым названием: «71–2». 4 августа в 19 часов 40 минут радары «Мэддокса» обнаружили присутствие пяти северовьетнамских торпедных катеров и открыли огонь трассирующими снарядами. Об инциденте капитан Джон Герри – командир патруля срочно радировал в Гонолулу, в штаб Тихоокеанского флота США.

«Имел ли место бой? Можете ли вы подтвердить, что вас атаковали? Доказуемо ли потопление северовьетнамских торпедоносцев?..» – запрашивал адмирал Шарп из Гонолулу.

Утвердительного ответа от капитана Герри не поступило, но военная машина США уже была приведена в действие. Отдан приказ произвести «ответное нападение «на Северный Вьетнам. 64 боевых самолета с авианосцев «Тикондерога» и «Констеллейшн» обрушили бомбовые удары на пять целей в Северном Вьетнаме. Так был спровоцирован Тонкинский инцидент.

Так США начали воздушную войну против ДРВ, длившуюся до 27 января 1973 года. Более восьми лет. Мне было точно известно, что 4 августа в темную ночь северовьетнамские катера атаковали американские эсминцы. Писать об этом было тогда нельзя. Инцидент произошел в территориальных водах ДРВ; значит, американцы совершили вторжение, и потому смолчал капитан Герри. В ДРВ факт боя тоже не афишировали. Тогда еще не было сильной журналистской международной поддержки. А каждое неловкое слово дипломатов, журналистов и военных могли бы представить события в ложном для ДРВ свете. Тогда, в августе 1964-го, Ханой лишь сообщил о факте боя, но без комментариев. Страна же быстро одела военную форму.

Во Вьетнаме каждый человек стал солдатом – мужчины и женщины, старики и дети, крестьяне, рабочие, писатели, художники, поэты, дипломаты… Здесь во Вьетнаме были отрыты сотни тысяч километров траншей. Ими можно было десятки раз опоясать земной шар. Вьетнам выдержал многие тысячи налетов, бомбардировок с воздуха, обстрелов с моря. Иногда воздушные тревоги объявлялись по тридцать раз в сутки. И мы, журналисты, военспецы и другие, были тому свидетелями.

Восемь миллионов тонн бомб обрушили американские самолеты на вьетнамскую землю, Вашингтон истратил свыше 352 миллиардов долларов, использовал 32 процента тактической и 50 процентов своей стратегической авиации, пропустил через Вьетнам 68 процентов своей пехоты, 60 процентов морской пехоты. А это – миллионы солдат. Более полутора миллионов убитых вьетнамцев. Миллионы людей изувечены осколками бомб и снарядов, обожжены напалмом, отравлены ядовитыми веществами…

Более четырех тысяч американских самолетов были сбиты только в небе Северного Вьетнама, сотни летников попали в плен и были переданы американской стороне (все, включая Альвареса – первого, сбитого 5 августа 1964 года, и переданного последним в 1975 году после подписания 27 января 1973 года в Париже Соглашения о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме).

В ходе боевых действий в Индокитае погибли свыше сорока тысяч американских солдат и офицеров. Их имена высечены на стене Арлингтонского кладбища в Вашингтоне. Но на 1 января 2000 года не обнаружены еще 1072 пропавших без вести американца. Для них и их семей война остается не оконченной. Розыск останков продолжается.

…На моем римском корпункте раздался звонок. На другом конце провода капитан первого ранга, бывший сотрудник ЦРУ Джеймс Г. Коннелл, директор управления по поддержке совместной российско-американской комиссии по делам военнопленных и без вести пропавших.

– Вас мой звонок, наверное, удивил, – сказал, представившись, Джеймс. – Просил бы о встрече в Риме, Москве, в любой точке Земли. Мы разыскиваем останки американцев, погибших во Вьетнаме, всех без вести пропавших. В общем, мечтаем закрыть XX век без пробелов в истории каждой американской и других семей в разных странах мира…

…Мы встретились в Риме у стен фешенебельной гостиницы «Эден», и Джеймс ввел меня в курс дела:

– Соединенные Штаты разыскивают, выясняют судьбы 78 тысяч американских военнослужащих, пропавших без вести во время Второй мировой войны, 8 тысяч солдат и офицеров в Корее; 2130 – во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже; 90 военнослужащих – экипажей 39 американских самолетов, сбитых над СССР во времена «холодной войны» с 1950 по 1965 год. Теперь до конца века и второго тысячелетия осталось считанное время, а имена многих еще не вписаны в число погибших, не внесены в список павших, что на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне.

Россия же разыскивает своих военнослужащих, пропавших без вести в Афганистане, в Чечне, готовы помочь. Помогите и вы нам!

Совместная российско-американская комиссия (создана в марте 1992 года под эгидой двух президентов США и РФ) ставит перед собой гуманитарные, а не разведывательные цели, занимается сбором и обработкой архивных данных и документов, И достигнуты уже немалые результаты. Из находок последних лет – документы о советских военнослужащих, пропавших без вести во времена финской кампании 1939–1940 годов и во Второй мировой войне. Американская сторона передала России свыше 8 тысяч страниц архивных документов о судьбе 475 тысяч перемещенных лиц во времена Второй мировой войны, документы о летчиках и подводниках, погибших во времена «холодной войны», а также о пропавших без вести и погибших в Афганистане. Российская сторона передала комиссии свыше 12 тысяч страниц некогда сверхсекретных документов, которые тщательно изучены в США. Сделан важный вывод, и я повторю его: ни один американский гражданин не удерживается в России против своей воли. Во взаимном информировании стороны пользуются полным доверием, соблюдаются принципы благоприятствования и взаимопонимания, какие бы критические оттенки эта информация ни приобретала. Итак, найден общий «знаменатель» во взаимоотношениях юридических органов, но при обсуждении гуманистических ценностей стороны остаются чаще всего на своих прежних позициях. Они сближаются, но еще нужны соответствующие определения, от которых как от точек отсчета начнется новое движение в XXI веке. Без конфронтации, с взаимной ответственностью за судьбы мира, с возданием справедливого, должного тем, кто служил своему Отечеству и когда-то мог считаться «врагом» в других государствах, в стане бывшего военного, политического, идеологического противника. Герои одних народов могли быть врагами других. Отрабатываются единые критерии в отношении понятий «патриот», «мыслитель», «полководец» и т.д. В каждой стране – свои знаменитые личности. Их признает мир. Но это о высших эшелонах. Были и свои герои на «общем народном уровне». В каждой «отдельно взятой индокитайской стране». И о них почти ничего не известно.

И здесь тоже важны свои морально-этические ориентиры, свои точки отсчета. Например, пришло время пересмотреть многое, в частности, даже отказаться от того, что десятилетиями считалось в Америке «аксиомой», и во всеуслышание заявить: ни один советский военный или гражданское лицо, журналист или медицинский работник, люди военных и мирных профессий не принимали участия в допросах американских военнопленных. Этим заявлением перечеркивается многое: десятки произведений литературы, кино, выпущенных в США. Но на место американских «Рэмбо» пока не пришли реальные «Антирэмбо», тоже остросюжетные эссе и романы, где противоборствуют американо-советские противники на фоне разных войн: в Корее, Вьетнаме, в Африке, Латинской Америке, Афганистане, в различных регионах и странах мира. Но литературная фантазия не должна больше искажать подлинную картину, не должна порождать взаимную ненависть. Мы были по разные стороны баррикад, но без прямого соприкосновения. Шла так называемая «бесконтактная война». Авиация США бомбила Вьетнам, где находились и мы, советские люди. Но не только мы, вместе с нами были представители многих стран и народов. В Ханое в посольствах и представительствах находились сотрудники из всех государств бывшего социалистического лагеря, представители Международной комиссии по контролю (МКК) и наблюдению за выполнением Женевских соглашений по Индокитаю 1954 года (в то время Канады, Индии, Польши), посольства и миссии Франции, Алжира, Швеции, Финляндии, ОАР, позже Англии, Италии, Ирака. Среди погибших от бомбежек не только тринадцать граждан СССР, но и индийский сержант из МКК, посол Франции и гражданка из ОАР, журналист из Колумбии и другие.

Российские литераторы неоднократно предлагали американским коллегам сотрудничество в создании книг и фильмов о войне США с новых позиций. Без идеологических и пропагандистских нагрузок. Ответа пока нет. И в этом одна из разгадок того, почему многие «тайны» до сих пор остаются тайнами.

Да, американцы пытались выполнить роль «мирового жандарма», спасти Южный Вьетнам от «северного агрессора», воспрепятствовать объединению Вьетнама. Одновременно Вашингтон проводил проверку в боевых условиях всех видов современного оружия, только без употребления главного – ядерного. Это был большой полигон.

СССР выполнял и выполнил свой интернациональный долг помощи Вьетнаму и тоже проверял свое и изучал чужое оружие.

Около 60 процентов помощи (в стоимостном выражении) ложились на плечи советского народа; 35 процентов – на Китай и 5 процентов на все остальные социалистические страны, мировое прогрессивное человечество. Помощь эта была бескорыстной, но Москва также рассматривала Вьетнам как своеобразное экспериментальное «поле». За время войны во Вьетнаме работали 22 тысячи советских специалистов. Советских военных специалистов не могло не интересовать американское боевое оружие. Советские военные врачи во Вьетнаме, например, впервые столкнулись с шариковыми бомбами, с осколочными «параллелепипедными» зарядами и другими «изобретениями» американской военной мысли. Военврач – москвич, полковник Карл Табатадзе в полевых условиях без рентгена первым стал проводить хирургические операции по спасению людей при ранении шариковыми бомбами.

Капитан ракетчиков Валерий Куплевахский одним из первых рассчитал, как поражать цели – самолеты США и спасать свои радарные установки. Аппарат военного атташе Героя Советского Союза боевого летчика, в то время полковника Алексея Ивановича Лебедева (позже генерал-лейтенант), определил, что «Миги-19 и 21» с вьетнамскими летчиками были способны воевать наравне с любыми типами американских самолетов. А «непобедимые» в 50-х годах «В-52», как и истребители-бомбардировщики с меняющейся геометрией крыла «F-111А» – новинки авиации США 60-х годов, – «щелкались» ракетными дивизионами. И зачем сейчас американцам об этом вспоминать?! Не выигрышная «реклама» на рынке оружия. Да и удар по чувствам американского патриотизма.

А каков был баланс в области СМИ? В начале американской агрессии в Сайгоне работали более 2,5 тысячи американских и западных журналистов. В Ханое были аккредитованы лишь пять московских корреспондентов. Писать о войне было трудно. Засекречивалось многое. Требовались визы военной цензуры. Без нее не публиковалась, например, ни одна фотография с боевых позиций. Не сообщались имена большинства погибших. О них ничего не знали. А таковых среди работавших во Вьетнаме советских граждан было, повторю, тринадцать.

Теперь нам, журналистам, задают много разных, некогда деликатных вопросов. Например, позволяли ли вьетнамские власти иностранным журналистам брать интервью у американских пленных летчиков? Встречи с пленными регулярно организовывал МИД Демократического Вьетнама. Конечно, настоящих интервью в нашем сегодняшнем представлении не было и не могло тогда быть. Прежде всего, это не дозволяется международными конвенциями. Летчик находился после поражения самолета, катапультирования в шоковом состоянии. Пилотов показывали, позволяли фотографировать, но о вопросах и ответах чаще всего не могло быть и речи. Но всегда присутствовало главное: номер на форменном комбинезоне пилота. Наши репортажи, в которых приводились личные номера «пилотов в пижамах», служили, с одной стороны, свидетельством того, что военного преступника постигло наказание, а с другой – были доказательством, что военный летчик США жив и в будущем есть кого искать, наводить и уточнять справки, добиваться возвращения на Родину. И в этом была наша как бы «двойная миссия»: мы и разоблачали факты агрессии, информировали мировое общественное мнение, но и сообщали Пентагону о судьбе американских пилотов, сбитых над Вьетнамом. И МИД ДРВ это знал и учитывал.

Одним из таких пилотов был капитан Питерсон, сбитый в 60 километрах под Ханоем февральской ночью 1968 года. Он просидел затем во вьетнамском лагере шесть с половиной лет, вернулся в США, дослужился до звания полковника, вышел в отставку, стал конгрессменом, а затем… первым послом США во Вьетнаме. Уникальный случай, но бывает и такое! Теперь, после смерти жены Шарлотты, он даже женился на вьетнамке, правда, с австралийским гражданством.

Но не о всем и не всегда было можно тогда писать. А теперь? Рамки раздвинулись, но и поредели наши ряды. В военное время погиб в Ханое завкорпункта АПН Веня Никольский, и только траурный военный оркестр выдал его принадлежность еще и к Главному разведуправлению (ГРУ) Министерства обороны СССР. Не стало правдистов Ивана Щедрова, Александра Серикова-Алабина (Сербина), радиста Николая Солнцева, «апээновца» Бориса Шумеева. Очень тяжело продолжать этот теперь уже длинный список. А скольких не стало военных, включая генерал-полковника Владимира Абрамова.

Я претендую на большую степень информированности. С полной ответственностью подчеркиваю: каждую сообщаемую информацию пропускаю через сердце, память, мысль, «сито» сознания и времени. И вот главные «ориентиры»:

– Никогда никаких «спец. групп», отрядов «спецназа» в джунгли Южного Вьетнама не забрасывали ни КГБ, ни ГРУ для ведения разведывательной и диверсионной деятельности.

– Весной 1975 года, когда на юге Вьетнама началась финальная боевая операция «Хо Ши Мин», советские разведорганы, как и ЦК КПСС, не были о ней заблаговременно информированы, и никто не предсказывал падения Сайгона 30 апреля 1975 года. Потом, конечно, ВСЕ знали ВСЁ.

– Советские военные советники не сопровождали танковые колонны на юге Вьетнама, в Лаосе или Камбодже.

– Советская военная и политическая разведки в Индокитае встречали сразу несколько преград: особенности военного времени, режимность передвижений, трудности в контактах с вьетнамскими гражданами. Стремление вьетнамцев не дать возможности русским и китайцам сталкиваться на вьетнамской территории – в портах Хайфона, потом Сайгона и Дананга… Вьетнамцы тонко учитывали советско-китайское противоборство, сокращали любые возможности нежелательных «контактов».

– Военный атташе Алексей Иванович Лебедев (говорят, что родился в рубашке. «Шрайк» – ракетный снаряд попал в первый этаж его дома в мае 1967-го, он брился на втором этаже и даже не обрезался) готов был залить спиртным каждого (деньги были не в моде), кто принесет ему хоть какую-либо электронную деталь от сбитого американского самолета. У Лебедева было тогда три помощника – подполковники Евгений Легостаев, Иван Шпорт и Илья Рабинович. Последний, как говорили, неудавшийся журналист, мог положить на бумагу, не выходя из кабинета, все, что добывали его коллеги. (Жив из них только генерал-лейтенант в отставке москвич Иван Петрович Шпорт, позже военный атташе в Вашингтоне и Праге.)

– Советская разведка во Вьетнаме (и это следует признать с большим сожалением) не была готова к началу войны. Если идеологические службы СССР, соцстран, международного рабочего и коммунистического движения, национально-освободительные силы с огромной скоростью и мощью развернули антивоенные манифестации, то средства внешней разведки за ними явно не успевали. Партийные общественные «рычаги» оказались гораздо сильнее.

В 1964–1965-х годах в посольстве, в резидентуре разведки Первого главного управления КГБ СССР в Ханое работали лишь четыре кадровых разведчика (включая шифровальщика) под дипломатическим прикрытием. И лишь один разведчик (дипломат), выпускник МГИМО 1962 года, в то время лейтенант Георгий Сергеевич Пещериков владел вьетнамским языком (остальные были словно «сапожники без сапог»). Ему «ассистировал» будущий ученый и «чистый» дипломат Александр Петров. В ГРУ во всех подразделениях спецслужбы не было ни одного специалиста, знавшего вьетнамский. (Первый лейтенант-переводчик появился в 1967 году.) А язык – не последнее оружие в арсенале разведчика. К концу войны в Ханое от ГРУ и КГБ работали уже более десятка специалистов-вьетнамистов. Но это было уже к концу войны. А в начале войны Георгию Сергеевичу Пещерикову (ушел из жизни 7 августа 1996 года) дорого давались его первые боевые ордена и медали. С некоторыми агентами он встречался по нескольку раз в неделю. Это было перенапряжение нервов, испытание силе, воле.

…В советской или российской исторической и «детективно-шпионской» литературе, в художественных или документальных фильмах я не припомню даже небольшого сюжета о Вьетнаме, в котором бы перед нами предстал советский супергерой – хотя бы «тень» Рэмбо. Почему? Излишняя советская скромность? Просто была не нужна «советско-патриотическая тема» в Индокитае, когда более мощно и эффективно звучала и действовала сила «планетарного» антиамериканизма, антиимпериализма, так называемой интернациональной солидарности народов, которая стала наряду с мужеством Вьетнама одной из главных составляющих победы над агрессией США. Была проблема и с цензурой, с суперсекретностью. Но главный цензор жил в нас самих. В журналистах, писателях, историках. Даже в геологах и геофизиках. Нет уже литераторов Михаила Луконина, Константина Симонова, Евгения Долматовского, Леонида Соболева, Юлиана Семенова, других «писавших и снимавших»… Нет ученых Зеленцова, Ворожцова, Эйдлина, Кожевникова, Исаева… Все они в нашей памяти, все они заочные вечные участники встречи воинов-интернационалистов 5 августа в Москве. Но их теперь «вечное отсутствие» – не оправдание тому, что из-под нашего пера не появились «тихие русские» и другие герои серьезных остросюжетных произведений.

И теперь мы подводим итоги, Вьетнам в своей политике оказался полностью последовательным. Он понес колоссальные потери, но выполнил поставленные стратегические задачи, сформулированные в Завещании Хо Ши Мина: страна добилась победы, объединения Севера и Юга в государственном плане. И не свернула со своего пути в 90-е годы. Верность клятве, могилам погибших – великое дело, которое мы стремимся нести.

Не изменился Вьетнам, несмотря на все, что произошло в мире в 90-х годах XX века, не забыл о чувстве благодарности советскому народу за помощь и поддержку. Один из немногих.

«5 августа» приобрело для нас, интернационалистов Индокитая, символическое значение. И это не просто день памяти. Это – день боли. И не только для нас. До сих пор по Вашингтону и Нью-Йорку, по улице Пенсильвании и по Пятому авеню несутся разбитые американские джипы с расчехленными пулеметами ветеранов вьетнамской войны. Они требуют недопущения новых военных авантюр в любом уголке планеты, в Европе, Азии, Латинской Америке, Африке, хранят память о прошлом.

Воспоминания – это то многое из всего малого, что у нас осталось… Мы прожили свою «Испанию 30-х», свою Великую Отечественную, свой Карибский кризис, свой Индокитай – Вьетнам, Лаос, Камбоджу, позже – Афганистан, теперь – Чечню…

Моя история любопытна тем, что я многое позволил себе увидеть и узнать. В мае 1945-го, когда уже кончилась война, я успел взорваться на бочках с бензином во дворе московского дома на Третьей Мещанской. Оперировали меня два брата Филатовых. Спасли. Лицо, глаза… Примерно через двадцать лет, закончив МГИМО по специальностям референта по странам Востока с вьетнамским языком, отправился в Индокитай открывать корпункт «Известий» после начала американских бомбардировок Вьетнама. Там прошли долгие почти девять лет войны. Там я стал свидетелем китайско-вьетнамского военного конфликта в феврале – марте 1979 года, напомнившего мне во многом военные события 1969 года на советско-китайской границе. Затем в 1980-м – Афганистан. Сегодня на Земле нет другого собкора – спецкора, который бы прошел в этом качестве и Вьетнам, и Афганистан, советско-китайскую и китайско-вьетнамские границы. Был еще Иван Михайлович Щедров («Правда»), но он умер в Париже (1987). Уникальный был журналист.

Мы, интернационалисты, на разных континентах, протянули друг другу руки, но не забыли о прошлом. Нам предстоит теперь взглянуть на прошлое исторически точно, без политических и идеологических предвзятостей, без априори «правых» и «виноватых». Ведь все действовали по своим законам, правам и обычаям. Поэтому попробуем теперь набраться гражданского мужества и откровения и признать стойкими бойцами тех, кто защищал небо Ханоя, и тех, кто сквозь огонь ПВО рвался к дельте Красной реки, бомбил объекты и тоже рисковал жизнью в военном кошмаре. (Более 4 тысяч самолетов было сбито только над Северным Вьетнамом.) В секретной военной сводке, датированной 1971 годом, указывалось, что на территории ДРВ находилось 735 американских военнопленных. Погибшие – не в счет. В другом документе от 1972 года значились 1205 человек – пилотов и других американцев. Это число значительно превышало 591 – именно столько было возвращено в США в начале 1973 года в ходе миротворческой операции «Возвращение на Родину». За кулисами этой операции шел большой военно-политический и дипломатический торг между США, Северным и Южным Вьетнамом при участии их союзников и партнеров.

Но если живых, хоть и трудно, но можно найти, то намного сложнее с погибшими и захороненными в джунглях, горах, на морском побережье. Для Вашингтона пилоты были героями; для Ханоя – врагами, презренно называемыми «зяк» или «бон». Аналогичное отношение было ко всем, кто участвовал в войне на стороне США. И наоборот: в Южной Корее, Таиланде, на Филиппинах, в Новой Зеландии и Австралии к тем, кто отправлялся во вьетнамское военное пекло, относились как к героям. Так или иначе эти люди тоже шли на фронт, почти на верную смерть. Порой не задумываясь, за чьи интересы, во имя чего. Они лишь знали, сколько стоили в год, месяц, в день их страх, их жизнь… У «Лиенсо» все было наоборот: знали, за что боролись, но без чека в банке. «Мы с собой везем лишь из пробки шлем и кусок крыла «Ф-105»!..» – пели тогда сегодняшние воины-интернационалисты.

Теперь мы знаем пролог и эпилог многих событий. Ненависть во время войны венчала многое. Девочка с ружьем конвоировала сбитого гиганта – американского пилота – и не стреляла в него даже при попытке к бегству. Это был приказ: летчик нужен был живым… Для послевоенного решения многих проблем.

Вьетнамка-мать в бомбоубежище прижимала к груди младенца и шептала: «Плачь громче, сынок! Пусть враг слышит, что мы живы! Вопреки всему!» И они жили, сражались и выжили. Теперь, почти тридцать лет спустя, ненависть – как ушедшая в песок времени полая вода… Ненависть – это эмоции, но это – и «фон» истории.

Бродим мы по дорогам Вьетнама,
В мокрых джунглях клубится туман.
В русском сердце глубокая рана.
Боль твоя в моем сердце, Вьетнам.

(Слова этого нашего гимна, написанного Валерием Куплевахским.)

«Учет жизни и деятельности» всех «советских вьетнамцев» вел ушедший от нас в 1998-м году генерал-полковник Владимир Никитович Абрамов, командовавший в 60-х годах военными специалистами во Вьетнаме. Ушел из жизни генерал Алексей Иванович Лебедев. Герой Советского Союза. Его подвиги помнят коллеги. И один из них – заместитель Лебедева – тогда, в мае 1967-го, подполковник Иван Петрович Шпорт. Сколько раз рисковал он жизнью! Однажды вышел из дома, и американский «шрайк» угодил прямо… в его кровать…

«Храни нас, Россия и Бог». И они сохранили нам Ивана… Все говорили: «Шпорт родился в рубашке и со шрайком в кровати»…

Тридцать лет спустя… Но и сейчас все словно перед глазами. Все друзья тех лет. Георгий Пещериков, институтский товарищ и друг по вьетнамской группе МГИМО и всему Индокитаю. Он рано ушел в отставку. С трудом получил пенсию и почетное звание ветерана, воина-интернационалиста. Умер 7 августа 1996-го. Он мог бы послужить прообразом российского, советского «Рэмбо». Человек огромной физической силы, выносливости, мужества, честности и открытости. В день в Ханое проводил до 3–5 оперативных запланированных встреч и столько же незапланированных, выпивал в сутки не поддающееся счету количество рюмок водки и пива. Когда в гостинице «Метрополь» («Тхонгнят») поселили (под охраной солдат) первых трех американских летчиков-дезертиров, которых переправляли в Швецию, Георгий умудрился передавать им по веревке бутылки водки на третий этаж и получать взамен нужную ему информацию. Закончил жизнь Георгий Сергеевич печально, в госпитале КГБ. Кремация, похороны в Переделкино. Очень скромная могилка, над которой склонится лишь дочь Марина, последняя супруга Тамара и… малая горстка оставшихся на земле друзей по Индокитаю. Как мало их… А Анатолий Балашов, Ефим Георгиевич Иванов, «жертва эпохи» Виктор Дубограй… Владимир Поспехов, Александр Петров…

Жизнь многих советских «Рэмбо» в Индокитае складывалась непросто во время и после вьетнамской войны. Но это были личности. Колос Борисович Трегубенко. Полковник. Резидент. Работал в Ханое, когда войска патриотов освобождали Южный Вьетнам. Чистый, светлый, яркий человек. Был женат на Людмиле – дочери генерала армии Епишева. После Вьетнама он уехал советником в Индонезию. Там выяснилось, что его подчиненный (полковник Владимир Пигузов) завербован американской разведкой еще со времен работы в Лаосе, арестован и расстрелян. Колос Борисович ушел в отставку и вскоре умер от инфаркта.

…Я открывал первый корпункт «Известий» в военном Индокитае, видел, как началась и завершилась война, был свидетелем всех главных событий, знаком с ведущими политическими и военными лицами. Я счастлив, что встречался с президентами Хо Ши Мином и Тон Дык Тхангом, брал с десяток интервью у Фам Ван Донга, Ле Зуана, Нгуен Хыу Тхо, жил в Лаосе в гротах «красного принца» Суфанувонга, Кейсона Фомвихана, Нукхака, встречался с Суванна Фумой; в Камбодже – с Сиануком, Лон Нолом, Кхиеу Самфаном и самыми разными другими кхмерами – революционерами и реакционерами. Многое знал о Пол Поте.

Эту книгу я пишу о всем Индокитае во временных рамках – с 1939 по 1979 год. О тайнах и пружинах четырех войн.

Вьетнамцы называют свою страну «государством ста сражений и ста побед». На долю XX века «достались» четыре исторические победы народов Индокитая. О них мой рассказ – журналиста, свидетеля и участника событий, историка.