ДОВЕРЧИВЫЕ НЕВЕРУЮЩИЕ

Великий Химик, который взвешивает, смешивает и переливает жидкое вещество человеческого головного мозга, иногда как-будто приходит в шутливое настроение: он смешивает разнородные частички и ехидно радуется, какую странную массу ему удалось слепить.

Человек с таким перемешанным мозгом усваивает глубочайшие знания, разбирается в самых сложных ходах науки, раскрывает самые сокровенные тайны природы. Но он не может распознать сплетенную обыкновенным мошенником паутину лжи и с удивительной наивностью позволяет, чтобы ему буквально вдели кольцо в нос и заставили танцевать, как это делают ярмарочные комедианты с неуклюжим медведем. А ведь речь идет о таком же блестящем ученом, являющемся таким же украшением академий и университетов, как его коллеги-скептики, установившие скрипящие тормоза на колеса телеги прогресса.

Мы знаем академиков, которые позволяли обманывать себя так, как это не позволили бы не только бессмертные старцы, но и сообразительные школяры.

Героем из героев был Мишель Шазль, всемирно известный математик, достойный член Академии наук, автор новаторских научных трудов, обладатель золотой медали лондонского Королевского общества, зарубежный член Берлинской, Петербургской, Брюссельской, Римской, Стокгольмской, Мадридской и других академий. В течение восьми лет, с 1861 по 1869 годы, ученого дурачил один полуграмотный мошенник. За солидные деньги он продавал ему фальшивые письма знаменитостей мировой истории. Не десяток-другой, не сотню-другую, даже не тысячу-другую. За восемь лет он продал 27345 (двадцать семь тысяч триста сорок пять) писем. По основной научной специальности академика в его коллекции хранилось 1745 писем Паскаля, 622 письма Ньютона и 3000 писем Галилея. Великолепно разбиравшийся в математике ученый, не считая, выбрасывал деньги на эти письма. За восемь лет мошенничества он выплатил жулику 140000 (сто сорок тысяч) франков.

Паук не в состоянии так ловко оплести паутиной муху, как ловко сделал это мошенник по имени Врэн-Люка с потерявшим голову ученым. Вот сказка, которой он пользовался:

Граф Буажурден, бывший сторонник короля, бежал от революции. Он сел на корабль и направился в Америку. Поблизости от берегов корабль попал в шторм, утонул, а граф погиб в волнах. Спасательная экспедиция среди обломков корабля обнаружила сундук, в котором хранилась бесценная коллекция рукописей, принадлежавшая графу. После разгрома революции наследники получили драгоценный сундук, хранили его как семейную реликвию, но второе поколение уже не испытывало того почтения к памяти предков; разорившись, оно нуждалось в деньгах и было согласно продать несколько писем. Естественно, в тайне, чтобы самолюбие родни не было оскорблено. Несколько писем постепенно разрослись до 27345 штук, а ученый с голодной жадностью коллекционера бросался на письма, предлагаемые во все увеличивающихся количествах.

Письма были написаны на бумаге, вырванной из старых книг, старинным шрифтом. Автор подделки позаботился даже о том, чтобы выдержать бумагу несколько дней в соленой воде. Это соответствовало сказке о кораблекрушении и должно было помочь развеять возможные подозрения.

О бесконечной наивности великого математика свидетельствует тот факт, что он даже не поинтересовался: существовал ли вообще эмигрант по имени граф Буажурден? Правда ли, что он погиб в море? Кто его наследники? Где они живут? Возможно ли лично встретиться с кем-нибудь из них и осмотреть всю коллекцию? Все сомнения были рассеяны нахальным трюком фальсификатора: он продал ученому несколько редких писем, получил за них солидные деньги, а спустя несколько дней явился с грустным выражением лица и заявил, что просит вернуть письма, вот полученные за них деньги; дело в том, что один из наследников, генерал старого закала, страшно разозлился, узнав о случившемся. Он запретил продажу других писем и потребовал возвращения этих. Если и были в душе ученого какие-то сомнения, они тут же развеялись, как облака в летний день. Он сам умолял посредника, чтобы тот успокоил старого генерала, ведь у него, академика, письма находятся в надежном месте. Врэн-Люка взял на себя эту сложную задачу, уговорил старого ворчуна, и сокровища потекли из сундука в шкаф господина Шазля. Было, однако, в этой истории одно слабое место. Паскаль и Ньютон писали письма на французском языке, и ловкая фальшивка могла обмануть неопытный глаз. Но вот Александр Великий-то как мог переписываться на французском языке с Аристотелем, а Клеопатра на французском языке писать письма Юлию Цезарю? Ибо в первой сотне писем, извлеченных из сундука, были и такие редкости. И даже еще более странные, как это выяснится в дальнейшем.

Мошенник, не спотыкаясь, вел нить своего сказания. С удивительной ловкостью он продолжал ткать полотно рассказа. "Эти старые письма — не оригиналы, а переводы, сделанные в XVI веке, — говорил он. — Нет никаких сомнений, что оригиналы в то время еще существовали и переводы достоверны. Собрание оригиналов хранилось в Турском аббатстве, в архиве, там и были сделаны переводы. Оригиналы, правда, с тех пор затерялись, но сам Людовик XIV считал эти переводы достоверными и включил их в свое собрание рукописей. Вместе с мадам Помпадур он расширил коллекцию, которая в числе других королевских сокровищ сохранилась до Людовика XVI. Этот несчастный король в период революционных бурь подарил коллекцию графу Буажурдену, чтобы она не попала в недостойные руки якобинцев".

Ученый сохранял полное спокойствие.

И до самого заката своей жизни он мог бы наслаждаться созерцанием своей в тайне хранимой коллекции, если бы тщеславие не толкнуло его на то, чтобы с частью экспонатов выйти перед публикой. Руководили им не собственные амбиции, а национальная гордость француза.

Приобретенными им за большие деньги письмами он хотел доказать, что закон всемирного тяготения открыл не англичанин Ньютон, а француз Паскаль. Заслуга принадлежит французскому гению, и в империи физики он должен быть возвращен на трон, с которого его вытеснили англичане без всяких на то оснований.

15 июля 1867 года состоялась знаменательная сессия Академии наук, на которой Мишель Шазль выступил с заявлением и предоставил доказательства: переписку Паскаля с юным студентом Ньютоном, приложенные к письмам заметки, в которых излагался закон всемирного тяготения, и адресованные Паскалю письма матери Ньютона, в которых она выражает благодарность за проявленную в отношении ее сына доброту.

Это было как взрыв! Древнее сравнение с взбудораженным муравейником не в состоянии выразить наступивший после заявления переполох. Большинство аплодисментами приветствовало Шазля, ученого-патриота, вернувшего французскому гению утраченную славу, похищенную чужеземцем. Больше того, нашелся один известный химик, который подверг анализу чернила, использованные при написании одного из писем, и авторитетно заявил, что чернила изготовлены именно в тот период, к которому относится письмо. Но некоторые скептики кривили-таки рты. "Что-то тут не чисто, — говорили они, — ибо, судя по дате написания первого письма, Ньютон в то время был 12-ти летним школяром, так что невероятно, чтобы Паскаль доверил свое великое научное открытие такому мальчугану". Бросались в глаза и другие мелкие неточности, анахронизмы, которые ставили под сомнение подлинность писем. Включился в дискуссию и англичанин — сэр Дэвид Брюстер, знаменитый биограф Ньютона. Он прямо заявил, что вся эта переписка фальсификация, и, вообще, всем известно, что Ньютон начал заниматься физикой намного позже, а закон гравитации во время переписки Паскалю не мог даже сниться.

Профессор Шазль не потерял равновесия духа. Французским скептикам он ответил так, как принято в таких случаях: вы — плохие патриоты, не помогаете, а мешаете. Против английского ученого он бросил в бой свежую партию боеприпасов: письма от Галилея. Итальянский ученый адресовал их юному Паскалю и затрагивал в них, в частности, теорию гравитации. Следовательно, Паскаль занимался гравитацией уже тогда, когда Ньютон не родился.

Напрасно его убеждали в том, что Галилей в то время, когда якобы писались письма, был слеп. Через несколько дней он представил подлинное письмо Галилея на итальянском языке. Старый итальянец с радостью сообщал, что состояние глаз у него улучшилось и он вновь может брать перо в руки. В ответ противники нанесли решающий удар: одно из писем Галилея дословно переписано из вышедшей в 1764 году, то есть спустя более чем сто лет, французской книги. Книга называется "История современных философов", написал ее Саверьен. "Ха-ха, ответил упрямый академик. — Все было наоборот. Саверьен украл текст письма Галилея". И положил на стол письмо, адресованное Саверьеном мадам Помпадур. В нем автор выражает благодарность за то, что маркиза предоставила в его распоряжение из своей коллекции письма Паскаля, Ньютона и Галилея, оказав тем самым большую помощь в подготовке труда о современных философах.

Конечно, и говорить не надо, что все эти новые доказательства также были извлечены из мастерской Врэн-Люка.

Кто ж такой был этот Врэн-Люк?

Сын провинциального садовника, он окончил только начальную школу, но, оказавшись в Париже, проводил все свободное время в библиотеке, проглотил множество книг и, как все самоучки, нахватался абсолютно бессистемных знаний. Он стал конторщиком у одного парижского специалиста по генеалогии, который за большие деньги составлял родословные. Там он научился основам фальсификации документов. Случайность свела его с по-детски наивным академиком, он осознал возможность и начал грандиозную фальсификационную операцию, о которой вначале и сам не думал, что она пройдет с таким наполеоновским триумфом.

Два полных года бились волны приливов и отливов научного спора. Шазль категорически отказывался рассказать, как ему достались эти письма. Он тактично хранил тайну семьи Буажурдена. Когда его совсем прижали к стене, он открыл свои шкафы перед несколькими коллекционерами автографов и представил им все свои сокровища. С помощью фантастических редкостей он хотел доказать подлинность их происхождения.

Коллеги-коллекционеры с изумлением смотрели на открывшиеся перед ними чудеса. Там хранились 27 писем Шекспира, 28 — Плиния, по 10 — Платона и Сенеки, 6 — Александра Великого, 5 — Алкивиада и сотни писем Рабле. Отдельными пачками лежали в ящиках написанные много столетий назад письма влюбленных: некоторые из них были адресованы Абеляром Элоизе, 18 — Лаурой Петрарке, а одно — жемчужину коллекции — сама жемчужеподобная Клеопатра написала Юлию Цезарю. И когда казалось, что этим все интересное уже было исчерпано, старый академик с легкой улыбкой достал письмо Аттилы, затем — письмо Понтия Пилата императору Тиберию, а в заключение продемонстрировал письмо Марии Магдалины, адресованное воскресшему Лазарю!

Это уникальнейшее послание гласило:

"Мой горячо любимый брат, что касается Петра, апостола Иисуса, надеюсь, что мы скоро увидим его, и я уже готовлюсь к встрече. Наша сестра Мария также рада ему. Здоровье у нее довольно хилое, и я поручаю ее твоим молитвам. Здесь, на земле галлов, мы чувствуем себя так хорошо, что в ближайшее время домой возвращаться не собираемся. Эти галлы, которых принято считать варварами, совсем не являются ими, и из того, что мы здесь наблюдаем, можно сделать вывод, что свет наук разольется отсюда по всей земле. Мы хотели бы видеть и тебя и просим Господа, чтобы он был милостив к тебе.

Магдалина".

Только такой фанатичный патриот Франции, как Шазль, мог не заметить бросающейся в глаза тенденциозности. Размахивающие светящимися факелами науки предки галлов нужны были в письме, чтобы французское сердце Шазля вздрогнуло, и он не жалел денег на документ, с огромной силой доказывающий гениальность галлов.

Но для других его соотечественников это уже было слишком. Марию Магдалину переварить они не смогли и обратились к профессору с просьбой разрешить ученым и экспертам по почеркам исследовать коллекцию. Профессор был неумолим. Свой отказ маниакальный безумец с хитрым упорством мотивировал так: "От этой проверки ждать нечего, ибо ученый не является экспертом по почеркам, а эксперт по почеркам — не ученый".

Он и в этот раз не поддался и о самой явной фальшивке готов был доверчиво дать клятву, что это подлинник.

Лавину обрушила случайность. Маэстро Врэн-Люка смошенничал и в своих отношениях с имперской библиотекой и попал в руки полиции. Там заинтересовались и другими его делами и распутали нити сказки о Буажурдене. Признание жулика сломило профессора. На состоявшейся 13 сентября 1869 года сессии Академии наук он с раскаянием признал, что его крепко обманули и слава открытия гравитации по праву принадлежит Ньютону.

Врэн-Люка в суде цинично защищался. Он не нанес ущерба господину Шазлю, ибо восторг, доставленный подделками, стоит 140 тысяч франков. Кроме того, он оказал услугу родине, направив всеобщее внимание на ее славную историю.

Родина оказалась неблагодарной. Врэн-Люка был осужден на два года тюремного заключения.

Смех не убил Мишеля Шазля. Он переварил боль разочарования, позор судебного заседания. Не смог он переварить только паштет, который тяжким грузом лег на его желудок, когда профессору было восемьдесят восемь лет. От этого он и скончался 8 декабря 1880 года.

Стоило бы составить антологию случаев с обманутыми учеными. Ее название, правда, было бы неудачным; вместо цветочной гирлянды получилась бы гирлянда из овощей.

К разряду невинных относится шутка Фонтенеля. Почтенный старец, который вообще-то дожил до ста лет и был генеральным секретарем Академии наук, пригласил к себе на обед коллег из академии. После обеда все вышли прогуляться в сад, где хозяин обратил внимание гостей на странное явление. "Потрогайте, господа, этот стеклянный шар. На него сейчас прямо светит солнце, а он вопреки этому в верхней части холодный, а в нижней — теплый. В чем может быть причина этого?" Ученое общество щупало шар и размышляло. Звучали мудрые и обоснованные мнения. Наконец Фонтенелю надоели объяснения. "Думаю, что я смогу правильно объяснить явление. Я перед этим выходил в сад, и тогда шар был теплым сверху и холодным снизу. Я перевернул его, и сейчас, когда господа вышли в сад, он теплый снизу и холодный сверху".

Более злую шутку сыграл с лондонской Академией сэр Джон Хилл (1716-1775). После-того, как он безуспешно штурмовал ученое общество, а его упорно не принимали в члены Академии, он замыслил месть. В один прекрасный день секретариат Королевского Общества /получил сенсационное письмо. Оно было зачитано на ближайшей сессии. Автором послания был провинциальный врач, который сообщал, каких удивительных результатов ему удалось добиться с помощью дегтярного раствора. Один матрос сломал ногу; он сложил сломанные куски, смазал их дегтем, наложил повязку, и через пару дней обе части полностью срослись. Матрос мог пользоваться ногой, как будто никогда не ломал ее.

В те времена много говорилось о лечебных свойствах дегтя; особые чудеса рассказывали о содержании дегтя в египетских мумиях. Верящим в деготь ученым весть была на руку, она служила еще одним доказательством правоты их теории. Нашлись и скептики; они сомневались в том, что нога матроса была сломана полностью; провинциальный врач, может быть, преувеличил, и исцеление не было таким быстрым. Дискуссии еще продолжались, а провинциальный врач объявился вновь. "В своем предыдущем письме я забыл упомянуть одну вещь, — писал он. — Я забыл написать, что сломанная нога матроса была из дерева".

Жертвой еще более грубого розыгрыша стал французский ученый-естествоиспытатель Бори де Сен-Винсан (1780-1846). С его именем связана знаменитая история о хоботных крысах. Отставной зуав[347] по имени Бриньон обратился к нему с предложением купить несколько удивительных невиданных животных. Это были крысы, но не такие, как их обыкновенные европейские сородичи. Хвост у них был короткий, а нос переходил в хобот длиной в несколько сантиметров. Это так называемые сахарские хоботные крысы, — сказал он (Rats a trompe du Sahara). За триста франков ученый приобрел самца и самку. Крысиная пара не заставила себя ждать с семейными радостями, вскоре на свет появились крысята, но ни у одного из них хобота не было. Выяснилось, что зуав раньше прислуживал в прозекторской и, применив приобретенные там навыки, ампутировал крысам хвосты и пересадил им на носы.

В научных кругах Германии большой переполох вызвало открытие, сделанное профессором Вюрцбургского университета, герцогским советником Я. Б. А. Берингером. Во время прогулки он нашел в заброшенной каменоломне интересные вещи: окаменевших пауков, гусениц, червяков и им подобных. Профессор заинтересовался этим и повел в каменоломне регулярные поиски. Количество находок увеличивалось. Окаменевшие змеи, лягушки, ящерицы извлекались им на поверхность, а однажды — какое чудо! — он нашел паука вместе с паутиной, в которую как раз попала муха. Сенсация обретала все большие размеры. На некоторых из извлеченных камней можно было увидеть изображение солнца и луны, везучий ученый нашел даже изображение кометы. Наиболее ценную часть находки составляли неповрежденные камни, на которых на иврите было начертано имя Иеговы. И все это было не выбито в камне, а вырезано рельефным шрифтом!

Все терялись в догадках. По мнению одних, эти камни являются творением Lusus naturae, игры природы. Как если бы мы вылили ведро воды на землю, а вода впитывалась бы в нее, приобретая самые причудливые очертания. Все это так, — рассуждали другие, — но если мы даже выльем тысячу ведер, все равно мы не увидим поймавшего муху паука или безошибочно написанное имя Иеговы. Тут можно думать только об одном, что эти камни появились не случайно, они сознательно созданы пронизывающим со всех сторон природу мыслящим и действующим всемирным духом, anima mundi.

У профессора Берингера было иное мнение, и он в соответствующей блестящей форме представил его научному миру. Вместе со своим учеником по имени Георг Людвиг Хюбер он систематизировал материал, описав его в виде докторской диссертации, приложив к ней в качестве иллюстраций великолепные гравюры на меди. Книжечка была издана в 1726 году в Вюрцбурге; из ее длинного названия мы возьмем лишь два первых слова: "Lithographiae Wirceburgensis etc." ("Вюрцбургские надписи на камне"). В те времена это был научный трактат, сегодня это лакомство для библиофила; очень немногие библиотеки могут похвастаться его наличием[348].

Профессор не согласился с авантюрными мнениями. Серьезный ученый, он с первого взгляда понял, что об окаменении и речи быть не может. Эти изображения созданы рукой человека. Причем произошло это тогда, когда древние германцы еще переживали времена язычества. То есть это были идолы, предметы языческого культа, и, как таковые, представляют собой бесценное сокровище для изучающих древне-германскую культуру. В вюрцбургскую каменоломню они попали, видимо, когда германские племена приняли крещение. Ясно, что первые христианские епископы не потерпели предметов языческого культа, и по их приказу население стащило в кучу и закопало их в землю. Подобные камни скрываются, видимо, и в других местах в земных глубинах; провидение помогло научному миру: в результате случая в Вюрцбурге они поднялись на поверхность земли.

Разгадка была простой и понятной, ее можно было принять. Так же просто ответил профессор и тем скептикам, которые не могли совместить надпись "Иегова" с языческими богослужениями. Среди населения Германии были и евреи, и вместе с остальными они тоже приняли христианство, они тоже закопали в землю предметы своих религиозных церемоний.

Книжонка попала в руки саксонскому королю. Его заинтересовало открытие, он написал профессору, чтобы тот прислал для знакомства несколько предметов из знаменитой находки. В Дрездене камни исследовали и сделали вывод, который по своей простоте даже превосходит решение, найденное профессором.

Эти изображения нанесли на камни вюрцбургские студенты, проявив при этом терпение, достойное более высокой цели. Они закопали камни в каменоломне и позаботились о том, чтобы профессор постепенно находил их. Это был смелый хулиганский поступок, но он принес результат. Виновники упорно хранили свою тайну, и разоблачить хохочущий за спиной профессора хор не удалось.

Говорят, сам профессор скупил и уничтожил все экземпляры прославлявшей его книги, поэтому она и стала библиофильской редкостью.

Примечания:

347

Зуав (фр. zouave), зуавы — части легкой пехоты во французских колониальных войсках. Эти части комплектовались командованием главным образом из жителей Сев. Африки и добровольцев-французов (прим. ред.)

348

На один экземпляр я наткнулся в Венской Национальной библиотеке, в разделе 44. В. 5.