ДИТЯ СНОВИДЕНИИ

Итак, согласно учению Парацельса человеческие существа можно создавать и без участия женщины. Если эта теория справедлива, то из этого следует, что женщины могут производить детей на свет способом, отличным от естественного.

И у нас есть тому доказательство, к тому же в форме судебного приговора![171]

Случилось в городе Монпелье, благородный сеньор по имени Ожемер поступил на службу к кардиналу Валеттуи и удалился вместе с ним в Эльзас. После четырех лет на чужбине он усоп. По различным причинам супруга его не могла сопровождать мужа ко двору монсеньора кардинала, а оставалась в их замке во Франции и провела четыре года в честном одиночестве.

Очень удивились младшие братья усопшего, господа Де Ла Форж и Де Бурж-ле-Монт, когда через некоторое время после смерти своего брата они узнали, что госпожа Маделина, вдова, имеет находиться в благословенном положении. Удивление их переросло в возмущение, когда им сообщили о наступлении радостного события, что вдова дала жизнь мальчику. Конечно, они бы недолго разбирались с нравственностью своей невестки, да только мальчика записали в книгу как законного сына покойного господина Ожемера, а затем, как тому положено быть, ввели в права законного наследования всех благ, оставленных усопшим господином.

Этого проглотить уже было нельзя. Оба брата начали процесс о признании незаконности рождения. Результат можно было предвидеть. Когда подтвердилось, что вдова четыре года в глаза не видела мужа, суд постановил, что муж не может быть отцом, а потому ребенка признал незаконным и лишил права наследования.

Вдова не успокоилась этим приговором. Она подала жалобу в гренобльский парламент[172]. Она жаловалась, что во время отсутствия мужа вела чистую и добродетельную жизнь, не допуская мужчин близко, поэтому абсолютно исключено, что отцом ребенка был чужой мужчина. В противоположность тому случилось, что незадолго до своей смерти муж навестил ее. Но не в действительной жизни, а во сне. Однако во сне все происходило так, как то обычно бывает промеж супругами. Вскоре сказались и последствия, и тогда она тут же рассказала этот случай многим свидетелям. Она потребовала допросить свидетелей, а также специалистов.

И тут последовал поворот, от которого у многих трезво мыслящих людей отвалился подбородок.

Гренобльский парламент потребовал доказательств.

Заслушали свидетелей, а именно Элизабет Дельбериш, Луизу Накард, Мари де Салле и других благородных дам. Они клятвенно показали, что госпожа Маделина уже на самой ранней стадии своего положения рассказала им чудесный сон свой и заверила их, что никогда не имела дела с чужими мужчинами, стало быть ребенок, которому предстояло родиться, может быть только плодом чрезвычайно ясного сна.

Этот ценный материал доказательств подтвердили четыре акушерки: Жильметта Гарнье, Луиза Дарто, Пьеретта Шуфаж и Мари Ламен. Четыре ученые дамы единогласно показали, что вещь эта в самом деле возможная, они имеют сведения о нескольких подобных случаях.

Суд был добросовестен. Он не удовлетворился показаниями армии женщин. Были вызваны в качестве экспертов четыре авторитетнейших врача: Дени Сардин, Пьер Меро, Жак Гафье, Аленор де Беллевиль, подробно аргументированное мнение экспертов было таково, что случай не столь уж невероятен. Один из самых веских аргументов им представили турецкие гаремы, где по словам экспертов часто случается, что, хотя женщины в нем совершенно закрыты от внешнего мира, да и муж не всегда исполняет по отношению к ним свои супружеские обязанности, все же бывает, его одаривают плодами односторонней к нему любви. Эта аргументация, как сказал Харшдерффер "не годится для скромного уха". Гренобльский парламент положил эти веские доказательства на чашу весов, и они тут же потянули в пользу мадам Маделины. Беспримерное постановление суда гласило так:

"Принимая во внимание доказательства, соображения и аргументы, представленные врачами разных орденов города Монпелье, акушерками и другими должностными лицами по поводу возможности и достоверности означенного факта, суд постановляет объявить означенного ребенка законным сыном и наследником господина Ожемера. Далее, суд обязывает господ Де Ла Форж и Де Бурж-Ле-Монт, как истцов, означенную женщину Ожемер объявить честной и добродетельной госпожой, а по вступлении настоящего постановления суда в силу составить письменное подтверждение тому. Подписано 1637 года, февраля, 13 дня".

Это уже более, чем много. Еще куда ни шло, пусть ребенок носит имя, пусть владеет имуществом, но составлять удостоверение о нравственности распутной невестки и потом годы сносить насмешки общества города Монпелье — это уж нет. Совершенно очевидно, город сговорился в интересах вдовы. Отец во сне умер, не мог вмешаться, но только настоящий отец сидел себе в каком-то высоком чине и дергал оттуда нити этой странной марионеточной игры.

Оба брата, огорченные, подали кассацию в суд третьей ступени. В те времена это был по закону парижский верховный суд. Сюда руки монпельерских и гренобльских заговорщиков не достигали. Верховный суд скоренько навел порядок. Он отменил гренобльский приговор, как в высшей степени ошибочный, объявил дитя сновидения незаконным и лишил наследства.

Венгерская поговорка по поводу решения монпельерского парламента и компетентного мнения врачей сказала бы: из пустой дыры пустые ветры дуют. И попала бы в точку, потому что в те времена крепко придерживались одного старинного научного суеверия, согласно которому ветер имеет оплодотворяющую силу.

Уже в который раз мы наталкиваемся среди трудов классических авторов на источники своеобразной физиологической теории. Вергилий[173] в "Георгиконе" (III, 217) поет задумчивые стихи западному ветру Зефиру, который оказывается способен взять на себя отцовскую роль в табунах, неся материнство кобылам без участия жеребцов. Это чудо Плиний облекает в научную форму и с присущей ему лапидарностью говорит так:

"Известно, что в Португалии в окрестностях Лиссабона и Тахо кобылы поворачиваются к западному ветру и от животворящей силы его зачинают. Такой жеребенок будет очень скор, но не проживет более трех лет"[174].

Бейль странные любовные обычаи португальских кобыл нашел достойными подробного изучения[175]. Еще несколько латинских авторов приняли за чистую монету любовные заигрывания Зефира (Варрон, Солинус, Колумелла), что само по себе и не было б бедой, но шаловливый ветер и в XVI веке не хотел остепениться. Бейль среди многих других упоминает Луиса Карриона, преподавателя лувенского университета, как убежденного сторонника Отца-ветра. Ветреная сплетня вообще характерна для образа мыслей кабинетного ученого: он не выходит из-за своего письменного стола и скорее верит букве, чем путешественникам, побывавшим в Португалии и бесплодно выспрашивавшим там про жеребых кобыл. Не видел такого там никто, у тамошних жеребят у всех есть законные отцы.

Мало-помалу выяснилось, что же составило основу этой легенды. Когда-то очень давно финикийские мореходы объехали тогда еще неизвестные края на западном берегу Иберии и вернулись домой с вестью, что там теплый океанский ветер делает землю плодотворной и, в частности, там, на пышных лугах пасутся лошади, скорые как ветер, будто бы отцом их был сам ветер. Кто-то подобрал оброненные крохи вестей, замесил их, полил научным соусом и подал.

Гренобльский парламент, возможно, и не посмел бы выступить с таким лихим приговором, если бы в те времена все еще не пережевывалось классическое жаркое допотопных новостей. Если португальские кобылы вырвались за пределы законов природы, почему бы того же не сделать французской благородной даме, особенно если она это проделала с собственным мужем или, по крайней мере, с его образом во сне.

Будто бы сто лет спустя, в середине XVIII века лондонское научное общество, то есть сама английская академия наук занималась подобным случаем. Подробных сведений об обсуждении и о результате мы не имеем, но что-то, по-видимому, должно было быть, это подтверждается колючей сатирой Сэра Джона Хилла, лондонского врача, лютого врага академии, изданной под псевдонимом Абрахам Джонсон. Ловкая научная насмешка стала ходким чтивом, ее перевод на французский был даже в библиотеке Марии-Антуанетты. Она называлась "Lucina sine concubitu"[176].

Она исходит из модного тогда научного воззрения, что в воздухе кишит множество так называемых анималькулъ, то есть невидимых простым глазом существ. Попадая в женский организм, они пускаются в рост, и при благоприятных условиях из них может развиться настоящий человек. Этим-де и объясняется благоприятное размножение португальских кобыл, поскольку западный ветер наполнен такими анималькулями. Он, Абрахам Джонсон, и изобрел прибор цилиндрико-катоптрико-ротундо-конкаво-конвекс. С его помощью он отфильтровал от западного ветра целую кучу анималькуль, разложил их на бумаге, как грены шелковичного червя. Под микроскопом было хорошо видно, что это совершенно развитые мужчины и женщины. В научных целях он продолжал экспериментировать с ними — дал их в питье служанке, и та от них впала в обычное интересное положение.

Злорадная насмешка вконец общипала у Зефира павлиньи перья отцовства. Французы продолжали плести нить насмешки, и уже в следующем году по рукам ходила сатира под щекотливым заголовком "Concubitus sine lucina, ou plaisir sans peine" (Лондре, 1752).

Кстати, самым милым эпизодом успеха книги про Луцине было то, что Халлер воспринял ее совершенно серьезно и внес в свою работу "Biblioteca anatomica" ("Анатомическая библиотека". 1774-77).

Пример португальских кобыл оплодотворил фантазию составителей анекдотов. Только у нас не ветер выступал в роли отца, а снег. "Cent nouvelles nouvelles" ("Сто новых новелл") — под таким заголовком в 1432 году вышедший сборник новелл рассказывает, впрочем уже много раз пересказанную, историю о том, как один купец возвращается домой после десятилетнего отсутствия и находит дома одним ребенком больше, чем оставил, уезжая. У жены готово объяснение:

"Клянусь, кроме тебя, не знаю другого мужчины, но случилось так, что как-то поутру вышла я в сад набрать щавелю, да один листик разжевала и проглотила. К щавелевому листу пристала свежая снежинка. Как только я ее проглотила, тут же почувствовала, как тогда, когда другими детьми тяжелела. Конечно же, ясно, что и этот красивый ребенок наш с тобой сынок". Муж был человек торговый, осторожный, сделал вид, будто поверил удивительной истории. Обождал года два, как мальчик подрос, тогда и взял его с собой в путь торговый, а в Африке и продал его за сто золотых. Как вернулся он домой, стала его жена пытать: где сынок? "Ох, дорогая, — вздохнул муж, — а то и случилось, как вышли мы на берег африканский, жара стояла великая, и стал наш сынок, который ведь от снега рожден, стал вдруг таять, не успели мы прийти к нему на помощь, как он от южного солнца прямо на глазах у всех и растаял".

Анекдот, во всяком случае, указывает на то, что и в те времена такое отцовство не считали возможным. Позднее Грекур[177] взял этот сюжет для своего стихотворения "L'enfant de neige" ("Ребенок от снега"). В Венгрии Шамуэль Андрад переделал снег в сосульку, должно быть, заснеженную щавелинку не счел вероятной. В шутливом рассказе "Гашпар-сосулька" у него жена оправдывается так: "Как-то зимой вышла я в сад пройтись и с таким великим желанием думала о тебе, будто наяву была с тобой. Там в саду сняла я с застрехи большую сосульку да и съела; и стал от этого этот беловолосый ребенок, окрестила я его в память о том Гашпаром-сосулькой".)

Наиболее яркий сюжет о случившемся в отсутствии мужа прибавлении семейства обработал Йокаи в романе "Прожженный авантюрист XVII века". Конечно, с пера Йокаи история сошла куда интереснее, чем ее оригинальный источник "Rheinischer antiquarius", который излагает ее буквально в нескольких словах: авантюриста, который в Голландии сумел жениться на богатой, тщеславная жена уговорила вступить в военную службу в Ост-Индии и добыть себе офицерский чин. Проходят годы, когда офицер возвращается домой и т. д. Жена объясняет, как-то ночью думала о муже с великим желанием, и тогда он чудесным образом "отнес ее в Ост-Индию", а оттуда после краткого супружеского свидания "перенес назад домой". Муж повел себя мудро: сделал вид, будто поверил, только вскоре заманил жену на прогулку да и столкнул в зыбучие пески.

Этим свиданием во сне круг легенд возвратился ко сну монпельерской вдовы. Чтобы совсем замкнуть круг, скажу только, что про голландского курьера во сне рассказывает и ученый Мартин Зайлер. Его книга называется "Miscellanea oder Allerley zusammen getragene politische, historische und andere denckwurdige Sachen" ("Мисцелане, или всякого рода политические, исторические и прочие памятные дела", Нюрнберг, 1661). Ульмский профессор располагает более широкими сведениями об этом случае. "В 1657 году в Виссингене случилось, — пишет он, и так произошло, что соломенную вдову добрые духи доставили к мужу в Ост-Индию".

Судя по заглавию книги, этого романтического воздушного курьера автор включил в свое собрание как правдивую историю, достойную внимания.

Примечания:

171

Текст приговора сообщает Б. Варэ в книге "Curiostes judiciaires" (Париж, 1859, с.390). В немецкой литературе XVII века случай также часто цитируется. Я встречал его в следующих книгах: Г. Ф. Харшдерфер "Der Grosse Schauplatz etc." (Гамбург, 1649-52), Э. Г. Хаппель "Relationes curiosae" ("Особые приговоры". Гамбург, 1683-91), М. Абеле "Metamorphosis telae judiciariae" ( "Метаморфозы суда". Нюрнберг, 1684).

172

Парламент в то время означал верховный суд

173

Вергилий (Virgil), Публий Вергилиос Марон (70-19 гг. до н.э.) великий римский поэт (прим. ред.)

174

"Constat in lusitania circa olisiponem oppidum et tagum amnem equas, favonio flante, obversas animalem conlipere spiritum, idque partum fieri, et gigni pernicissimum ita: sed triennium vitae поп excedere" (т. VIII, с. 42).

175

"Hippomanes", среди заметок в этой работе.

176

Немецкий перевод появился в 1751 году во Франкфурте. Его полное название "Lucina sine concubitu, d.i. ein Brief an die Konige. Societal der Wissenschaften, worinn auf eine unwidersprechliche ein Frauenzimmer ohne Zuthun eines Mannes Schwanger, werden und ein Kind zur Welt bringen konne".

177

Грекур (Grecourt), Жан Батист Жозеф Виллар де (1683-1743) французский поэт (прим. ред.)