Глава 10

К вопросу о мобильности князей на Руси в XI — первой половине XIII в. и о порядке владения ими землями

Многие историки отмечали поразительную мобильность русских князей в XI–XIII вв. В своем широко известном «Курсе русской истории» В. О. Ключевский уделил этой проблеме целый раздел (лекцию). Пытаясь установить закономерность в передвижениях князей, В. О. Ключевский отправной точкой своих рассуждений сделал генеалогию, связав ее с «торговой теорией». По его мнению, после смерти Ярослава Мудрого сыновья последнего установили на Руси особый порядок владения землей.

«Князья-родичи, — писал он, — не являются постоянными, неподвижными владельцами областей, доставшихся им по разделу: с каждой переменой в наличном составе княжеской семьи идет передвижка, младшие родичи, следовавшие за умершим, передвигались из волости в волость, с младшего стола на старший. Это передвижение следовало известной очереди, совершалось в таком же порядке старшинства князей, как был произведен первый раздел (Ярославом Мудрым. — О.Р.). В этой очереди выражалась мысль о нераздельности княжеского владения Русской землей: Ярославичи владели ею, не разделяясь, а переделяясь, чередуясь по старшинству»^{1}.

В. О. Ключевский отмечал, что трое старших Ярославичей получили после смерти отца наиболее доходные области. Доходность земель, по В. О. Ключевскому, зависела не от численности проживавшего на них населения и не от плодородности почв, а от их близости к южным морским побережьям или, вернее, к южным торговым рынкам. Историк указал также, что приморские южные земли отличались одной важной особенностью. Они были наиболее «угрожаемыми извне», поскольку соприкасались с Половецкой степью, и были доступны для вторжений кочевников. Поэтому старшие Ярославичи, принимая в держание наиболее доходные земли, как бы брали на себя обязательство оборонять полученные ими территории от внешних врагов^{2}.

Следует сразу же отметить некоторые неувязки данного положения В. О. Ключевского.

Наиболее близкими к южным морям и к Половецкой степи в XI в. были Тмутараканская, Теребовльская и Переяславская земли. Если исходить из концепции В. О. Ключевского, то в них-то и должны были находиться на княжении старшие Ярославичи. Однако фактами это не подтверждается.

Тмутараканская земля, как показывают источники, особой ценности для Ярославичей не представляла. Князь Святослав Ярославич, которому она досталась по завещанию отца, отдал ее в держание сыну Глебу, а когда Ростислав Владимирович выбил его из Тмутаракани в 1065 г., Глеб не стал предпринимать серьезных попыток, чтобы вернуть ее. В 1067 г. после смерти Ростислава монаху Никону Великому пришлось даже упрашивать Святослава вновь назначить своим наместником в Тмутаракань Глеба. Во второй половине XI в. князья иногда посылали управлять Тмутараканской землей бояр (вроде Ратибора). Таманский полуостров никогда не привлекал Рюриковичей, имевших более цепные уделы в центральных районах Руси. По летописям, Тмутаракань в XI в. проходит как некий «перевалочный пункт», куда обычно бежали и где обосновывались младшие Рюриковичи, лишенные доли в центральных районах Руси. Причем они рассматривали Тмутаракань как место, где можно временно остановиться, собраться с силами, нанять половцев, хазар, печенегов, а затем вновь устремиться в более северные районы Руси с целью их захвата.

Теребовльская волость вряд ли была густо населена во второй половине XI в. Она представляла собой нечто вроде «буферной зоны» между Венгрией и степными кочевниками и была весьма «угрожаема извне». Разве в ней сидел кто-нибудь из старших Ярославичей в XI в.? Нет! Великий князь Всеволод дал ее в держание самому младшему и неавторитетному впучатому племяннику Васильку Ростиславичу.

Третьим, наиболее близким к морю, а также к Степи русским княжеством была Переяславская земля. Когда в 1054 г. половцы впервые подошли к границам Руси, они заключили договор о мине не с киевским и не с черниговским, а с переяславским князем. Их первое нападение на Русь в 1061 г. ознаменовалось вторжением в пределы Переяславщины. Тем не менее по завещанию Ярослава Мудрого Переяславль достался его самому младшему из старших сыновей — Всеволоду.

В. О. Ключевский уверял, что порядок, установленный в 1054 г., существовал на протяжении жизни всего поколения Ярославичей. Но как же в таком случае расценивать захват великокняжеской власти в 1068 г. Всеславом полоцким, а также изгнание в 1073 г. за пределы Руси великого князя Изяслава Ярославича и узурпацию великокняжеского стола Святославом Ярославичем?

Удовлетворительного ответа на эти вопросы В. О. Ключевский не дал, хотя и упомянул об этих событиях.

В. О. Ключевский утверждал, что мысль «о нераздельности княжеского владения» продолжала существовать и в XII в. «Это была целая теория, постепенно сложившаяся в политическом сознании Ярославичей, с помощью которой они старались ориентироваться в путанице своих перекрещивающихся интересов и пытались исправить практику своих отношений, когда они чересчур осложнялись»^{3}.

В качестве иллюстрации применения данной теории к практике русскими князьями В. О. Ключевский привел два примера. Первый — договор 1077 г. между Изяславом и Всеволодом Ярославичами, по которому Всеволод уступал Изяславу великокняжескую власть «как старшему»^{4}. Второй — отказ Владимира Мономаха от великокняжеского стола в 1093 г. в пользу Святополка Изяславича, якобы потому, что отец последнего сидел на том столе прежде его отца^{5}.

В связи с этими примерами возникают вопросы: почему в 1073 г. Всеволод Ярославич, позабыв о правиле старшинства, способствовал лишению Изяслава верховной власти, и почему в 1113 г. Владимир Мономах узурпировал великокняжеский стол, хотя были живы Давыд, Олег и Ярослав Святославичи, чей отец сидел в Киеве прежде отца Мономаха?

Чтобы объяснить возникшие противоречия, В. О. Ключевский был вынужден весьма расплывчато сформулировать свой конечный вывод: «…в продолжение более чем полутора века со смерти Ярослава он (порядок владений землями по принципу старшинства в роде. — О.Р.) действовал всегда и никогда — всегда отчасти и никогда вполне»^{6}.

А дело заключалось в том, что ни в 1077 г., ни в 1093 г., ни раньше, ни позже князья не руководствовались теорией «нераздельности княжеского владения». Эта теория придумана В. О. Ключевским. И это мы попытаемся доказать.

27 декабря 1076 г. умер князь Святослав Ярославич. Его брат Всеволод немедленно захватил великокняжескую власть, а Черниговскую землю, которой он владел ранее, передал сыну Владимиру Мономаху. Остальные держатели ничего не получили в дополнение к своим владениям после вокняжения Всеволода в Киеве. Это вызвало их недовольство. Между тем к западной границе Руси подошел с польскими войсками князь-изгнанник Изяслав Ярославич. По сведениям В. Н. Татищева, Изяславу «Ростиславичи (сыновья Ростислава Владимировича. — О.Р.) обесчали в помочь их полки прислать»^{7}. Всеволод Ярославич был также вынужден выступить с войсками к западной границе. Тем временем в тылу у него создалась опасная ситуация. 4 мая 1077 г. князь Борис Вячеславич захватил Чернигов. Правда, спустя 8 дней он бежал оттуда в Тмутаракань к князю Роману Святославичу. У В. Н. Татищева записано, что его выгнал из Чернигова Владимир Мономах, пришедший из Киева, где он замещал великого князя^{8}. И это, скорее всего, соответствует действительности, так как по своей воле Борис, конечно, не ушел бы из Черниговской земли. Бегство Бориса в Тмутаракань не было случайным. Там он мог получить помощь от Романа Святославича, находившегося в дружеских отношениях с половецкими ханами. Там, на юге, создалась коалиция, которая могла использовать отсутствие великокняжеских войск в центре Руси в своих интересах. От столкновения Изяслава и Всеволода Ярославичей на западной границе выигрывали их племянники. Всеволод по достоинству оценил обстановку и сделал очень хитрый ход. Он отказался от Киева в пользу старшего брата, но взамен его получил обширное Черниговское княжество, а его сын Владимир Мономах тогда же получил от Изяслава Смоленскую землю. Данное соглашение пошло на пользу обоим Ярославичам, а их племянники остались «внакладе».

Если бы Всеволод с самого начала руководствовался той теорией, которую «выявил» В. О. Ключевский, он бы после смерти Святослава послал гонца на запад и позвал бы Изяслава на Русь для занятия великокняжеского стола. Но Всеволод сам хотел закрепиться на великокняжеском столе, поэтому он отказался от верховной власти только под сильнейшим нажимом, как извне, так и изнутри, а не потому что он исходил из права старшего.

Сходная ситуация сложилась на Руси и в 1093 г. после смерти Всеволода Ярославича.

Как хорошо известно из летописей, Мономах был верным помощником своего отца, проводником его политики. За это он и получил от него в 1078 г. Черниговскую землю, а Мстислав — сын Мономаха — в 1088 г. Новгородскую. Также хорошо известно, что в последние годы княжения Всеволода Ярославича в Киеве возникли конфликты между ним и его старшими дружинниками, некогда помогшими ему утвердиться на великокняжеском столе. Всеволод начал ими пренебрегать и стал опираться на «уных», которые грабили и продавали свободных людей в рабство. Возмущение внутренней политикой Всеволода было настолько велико, что это отметил автор «Повести временных лет», а его позднейший редактор — ставленник Мономаха — почему-то не снял данного текста из летописи. Приход Владимира Всеволодича к власти в Киеве означал продолжение политики его отца, ненавистной киевскому боярству. Поэтому Мономах в 1093 г. не мог рассчитывать на помощь влиятельных боярских верхов, а также свободного населения города, пострадавшего от злоупотреблений великокняжеской администрации.

Более того, у Мономаха были серьезные противники и в других областях Руси. Наиболее непримиримыми из них являлись Святославичи, чья отчина — Черниговская земля — находилась во владении Владимира Всеволодича. Олег Святославич княжил в Тмутаракани, и за его спиной стояли многочисленные половецкие орды. В Турове — княжил Святополк Изяславич, который также домогался великокняжеского стола. Враждебную силу для Мономаха представляли и братья Ростиславичи, которых Всеволод Ярославич лишил отчины и наделил «угрожаемыми извне» пограничными волостями. На помощь новгородцев Мономах также не мог рассчитывать, так как его сына Мстислава Новгороду Великому навязал Всеволод Ярославич, а такого вмешательства жители Приильменья не терпели с давних пор. Таким образом, если бы Владимир Мономах решил захватить великокняжеский стол, он должен был столкнуться с сильнейшей оппозицией. Мономах прекрасно разобрался в обстановке и повторил маневр отца 1077 г. Он поддержал претензию Святополка на верховную власть в Руси, за что Святополк признал за ним право владеть Черниговской, Переяславской, Ростово-Суздальской и, по-видимому, Смоленской землями. Возник довольно сильный союз, направленный против Святославичей. Так и была решена проблема великокняжеской власти в 1093 г.

В 1113 г. возникла совершенно иная ситуация. Союз, заключенный Мономахом со Святополком в 1093 г., принес ему огромную пользу, несмотря на то что он лишился в 1094 г. Черниговской земли. Владимиру Всеволодичу удалось организовать с помощью киевского князя несколько победоносных походов против половцев, и он основательно подорвал их силу. Тем самым Владимир Мономах не только оградил пределы Переяславщины и Киевщины от разграблений кочевниками, но и лишил своего главного противника Олега Святославича серьезной опоры. С помощью Святополка он и Святославичей заставил постоянно участвовать в походах против «поганых», что способствовало расстройству их союза с Половецкой степью. Такая политика содействовала подъему авторитета Мономаха на Руси. Несколько ранее, в 1095 г., его сына Мстислава новгородцы вновь пригласили на княжение в Новгород, где он проявил храбрость, умение в организации военных предприятий и в судопроизводстве. Недаром летописец после смерти Мстислава отметил, что он был «великим правосудием»^{9}. Таким образом, Владимир Всеволодич мог рассчитывать на поддержку «Господина Великого Новгорода». Другие сыновья Мономаха Ярополк, Вячеслав, Святослав и Юрий Долгорукий прочно закрепились на Смоленщине, и в Ростово-Суздальской земле. Ярополк и Вячеслав имели испытанные в боях с половцами дружины. Они, конечно, также могли оказать поддержку Владимиру Мономаху. К 1113 г., очевидно, большинство бояр — противников Всеволода Ярославича уже умерло, а «уные», к которым он благоволил, превратились в зрелых мужей, имевших политический вес в Киеве. Они также были готовы поддержать притязания его сына на великокняжеский стол.

Когда Святополк Изяславич умер 16 апреля 1113 г. и началось восстание киевлян, Владимир Мономах стал самым реальпым претендентом на верховную власть в Руси. Его постоянный противник Олег Святославич уже не мог больше рассчитывать на половецкие орды, а Мономах имел возможность выставить против него переяславские, смоленские, ростово-суздальские и новгородские войска. За него стояли киевские бояре и духовенство, чьи земли Владимир Всеволодич на протяжении 20 лет оборонял от половцев. Они считали, что Мономах и на этот раз сможет отстоять их имущество от разъяренного киевского люда. Таким образом, обстановка, сложившаяся на Руси в 1113 г., была очень благоприятной для Владимира Мономаха, и он ею воспользовался.

Анализ источников свидетельствует в пользу того, что даже князья из первых поколений Ярославичей никогда не руководствовались принципами старшинства при занятии княжеских столов. Захваты Киева, Чернигова, Смоленска и других городов теми или иными феодалами предопределялись реальной расстановкой сил на Руси. Держатели небольших волостей и городов стремились увеличить размеры своих владений за счет земель родственников. Держатели крупных областей и городов первостепенной важности добивались для себя верховной власти в государстве. Эти стремления князья осуществляли с помощью собственных вооруженных дружин. Жажда обогащения и власти толкала князей на междоусобицы, порождала мобильность.

Княжеская мобильность уменьшалась по мере того, как уменьшались людские ресурсы, которыми располагали князья. Чаще всего это было связано с потерей ими определенных земельных владений или с измельчанием их уделов в результате многократного деления дедин и отчин между представителями одного рода. Иногда княжеская мобильность снижалась из-за миграции населения или убывания жителей в результате войн. Это вело к снижению княжеских доходов, к сокращению числа дружинников, которых могли содержать князья. У них не хватало сил для серьезной борьбы за расширение своих владений. Такие князья были способны производить лишь небольшие операции локального характера.

На наш взгляд, В. О. Ключевский совершенно верно подметил, что абсолютно все князья Рюриковичи имели право на владение землей в пределах Руси. И наличие этого права, конечно, способствовало их мобильности при прочих благоприятных возможностях.

В начале процесса территориального сложения государства Русь обширные племенные земли находились во владении местных князей и старейшин (типа древлянского Мала, полоцкого Рогволода, дреговичского Тура), признавших верховную власть Киева. Такие властители, имевшие на местах свои собственные административные и военные аппараты, были крайне ненадежными и опасными вассалами, что и показали древлянское восстание 945 г. и многие другие племенные выступления X в. Перед киевскими князьями стояла задача: как можно прочнее закрепить за великокняжеским домом завоеванные земли. Чтобы это выполнить, было необходимо заменить местные органы управления своими. Уже с конца IX в. великие князья сажали в отдельных землях и крупных городах своих наместников мужей-бояр. Однако боярское правление, по-видимому, не вполне их удовлетворяло. Один из русских летописцев XII в. заметил, что боярский приказ не равносилен княжескому. Когда в 1151 г. Юрий Долгорукий бился за Киев с племянником Изяславом Мстиславичем, его союзники половцы напали на передовой отряд противника у Зарубинского брода, «сторожеве же Изяславли убоявшеся, бежаша, бе бо в то время послал сына своего Мстислава в угры, да тем и не тверд бе ему брод запе не бяше ту князя, а боярина не вси слушають»^{10}.

И действительно, бояре никогда не пользовались на Руси тем авторитетом, каким пользовались князья из дома Рюрика. Предводителями в военных походах, как правило, выступали князья, так как им были согласны подчиняться бояре всех родов, понимавшие, что родовитостью и знатностью им не сравняться с Рюриковичами. Когда же отдельные бояре захватывали верховную власть в крупных центрах (в Новгороде или Галиче), это всегда приводило к величайшему возмущению, особенно среди боярства, недовольного таким возвышением людей одного с ними ранга.

Таким образом, чтобы решить данную задачу, было необходимо посадить в племенные центры на княжение представителей великокняжеского рода, что и было сделано в конце X в. Владимиром Святым. Племенные земли превратились в собственность сыновей Владимира Святославича, получивших возможности для создания на местах собственных административных органов и дружин, с помощью которых они затем и стали разрешать территориальные споры, породив мобильность.

Взаимоотношения князей со своими дружинниками были сложными. У нас очень мало материалов относительно того, как русские князья комплектовали дружины. Несомненно, что эти организации состояли из воинов-профессионалов. Княжеская дружина делилась на «старейшую» и «молодшую». Первую представляли бояре и мужи, вторую — отроки, уные, детские. Верхушку дружины всегда составляло боярство, которое уже в период создания Киевского государства стало огромной силой, В XI–XIII вв. боярство прочно осело в городах и землях и представляло собой элиту древнерусского общества. Бояре имели свои собственные волости и села, хозяйства, многочисленных слуг (в том число и военных), свои дома-дворцы в городах и замки в пригородах^{11}. После смерти князя, которому они служили, бояре вместе с другими членами старшей дружины решали вопрос о том, какому князю служить дальше, что было равносильно решению проблемы: кого из Рюриковичей пригласить на княжение в Киев, Полоцк или Ростов. Боярство часто само оказывалось неподвижным, заставляя двигаться князей. В этом отношении показательным является боярство Великого Новгорода, с давних пор осевшее на землях и фактически определявшее как внешнюю, так и внутреннюю политику своей феодальной республики. Князья, которых приглашали в Новгород, должны были во всем угождать боярским верхам. В противном случае их изгоняли из города. В течение XI — первой половины XIII в. в Новгороде сменилось огромное число князей. Данная практика способствовала княжеской мобильности.

Боярство крупных городов всегда с большим недоверием относилось к княжеским авантюрам и потому редко поддерживало опасные предприятия князей. Оно предпочитало накапливать свои богатства дома в своих родовых гнездах, отлично сознавая, что война — дело рискованное. Князья могли рассчитывать на поддержку бояр лишь в тех случаях, когда те верили в успех задуманного предприятия. Поэтому Рюриковичи были вынуждены мириться с инертностью боярства и обращаться за помощью к младшим дружинникам. Отроки, уные, детские, надеявшиеся в случае успеха их князя разбогатеть и возвыситься, часто сами толкали Рюриковичей на захваты чужих территорий и всегда были готовы выступить с ними в военные походы. Именно их можно считать главной пружиной княжеской мобильности.

В 1167 г. князь Владимир Мстиславич решил лишить великокняжеского стола своего племянника Мстислава Изяславича. Он обратился к старшим, дружинникам, призывая их совершить поход на Киев. Однако те ему ответили отказом: «О собе оси, княже, замыслил, а не едем по тобе, мы того не ведали». Тогда, по словам летописца, «Володимир же рече, възрев на дьцкыя: „А се будут мои бояре“»^{12}. В данной сцене очень ярко отразились взаимоотношения князей с их дружинниками, существовавшие на Руси в XII–XIII вв.

Мобильность князей и часто связанные с ней княжеские междоусобицы приносили огромный вред Руси. Эти явления были порождены общественным строем древней Руси и бороться с ними было чрезвычайно трудно.

Примечания:

Глава 10

¹ В. О. Ключевский. Курс русской истории, ч. I. М., 1937, стр. 172.

² В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 178.

³ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 173.

⁴ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 172.

⁵ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 173.

⁶ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 188.

⁷ В. Н. Татищев. История Российская, т. II. М.-Л., 1963, стр. 92.

⁸ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 91.

⁹ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 143.

¹⁰ ПСРЛ, т. I. М., 1962, стб. 332.

¹¹ О. М. Рапов. К вопросу о боярском землевладении на Руси в XII–XIII вв. В кн.: «Польша и Русь». М., 1974, стр. 190–207.

¹² ПСРЛ, т. II. М., 1962, стб. 536.

Глава 11

¹ Б. Ф. Поршнев. Феодализм и народные массы. М., 1964, стр. 68, см. также стр. 109.

² О. М. Рапов. К вопросу о боярском землевладении на Руси в XII–XIII вв. В кн.: «Польша и Русь». М., 1974, стр. 193–404.

³ ПРП, вып. II. М., 1953, стр. 138.

⁴ ПРП, вып. II, стр. 137.

⁵ ПРП, вып. II, стр. 134, 139.

⁶ ПРП, вып. II, стр. 138.

⁷ ПРП, вып. II, стр. 136, 138, 140.

⁸ ПРП, вып. II, стр. 102.

⁹ С. М. Соловьев. История Российская с древнейших времен, кн. 1. М., 1969, стр. 157; И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. II. СПб., 1902, стб. 1017–1018.

¹⁰ С. М. Соловьев. Ук. соч., кн. I, стр. 157.

¹¹ ПСРЛ, т. I. М., 1962, стб. 408–409.

¹² Хрестоматия по истории средних веков, т. I. М., 1962, стр. 363.

¹³ ПВЛ под 6455 (947) г.

¹⁴ ПСРЛ, т. IX. М., 1965, стр. 35.

¹⁵ ПВЛ под 6454–6455 (946–947) гг.

¹⁶ П. П. Третьяков. Древлянские грады. В кн.: «Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия». М., 1952, стр. 65.

¹⁷ ПСРЛ, т. I, стб. 46.

¹⁸ ПВЛ под 6488–6559 (980–1051) гг.; ПСРЛ, т. I, стб. 348.

¹⁹ ПВЛ под 6488 (980) г.

²⁰ ПВЛ под 6488 (980) и 6523 (1015) гг.

²¹ М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, стр. 371.

²² НПЛ. М.-Л., 1950, стр. 50; ПСРЛ, т. II. М., 1962, стб. 321.

²³ ПВЛ под 6523 (1015) г.

²⁴ Подробнее о княжеских дворах см.: М. К. Каргер. Древний Киев, т. I, М.-Л., 1958, стр. 275–279.

²⁵ М. К. Каргер. Ук. соч., стр. 277.

²⁶ ПСРЛ, т. II, стб. 493, 592.

²⁷ ПСРЛ, т. II, стб. 295.

²⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 309.

²⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 311.

³⁰ ПСРЛ, т. II, стб. 331–332.

³¹ ПСРЛ, т. II, стб. 333.

³² ПСРЛ, т. II, стб. 334.

³³ ПСРЛ, т. II, стб. 371.

³⁴ ПСРЛ, т. II, стб. 377.

³⁵ ПСРЛ, т. II, стб. 458.

³⁶ ПСРЛ, т. II, стб. 493.

³⁷ В. Н. Татищев. История Российская, т. III. М.-Л., 1964, стр. 69.

³⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 547.

³⁹ Е. А. Рыдзевская. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе. КСИИМК, вып. XI. М.-Л., 1946, стр. 21.

⁴⁰ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 21.

⁴¹ ПСРЛ, т. II, стб. 658.

⁴² ПСРЛ, т. VII. СПб., 1856, стр. 313; т. XVII. СПб., 1907, стб. 1.

⁴³ ПСРЛ, т. I, стб. 301.

⁴⁴ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II. М.-Л., 1963, стр. 123.

⁴⁵ ПСРЛ, т. IX, стр. 197.

⁴⁶ ПСРЛ, т. IX, стр. 198.

⁴⁷ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 51.

⁴⁸ М. Н. Тихомиров. Ук. соч., стр. 356.

⁴⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 316.

⁵⁰ ПСРЛ, т. II, стб. 614.

⁵¹ ПВЛ под 6604 (1096) г.

⁵² В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 98.

⁵³ Правда Русская, т. II. Под ред. Б. Д. Грекова. М.-Л., 1947, стр. 162.

⁵⁴ Правда Русская, т. II, стр. 154.

⁵⁵ ПВЛ под 6579 (1071) г.

⁵⁶ Правда Русская, т. II, стр. 154, 159.

⁵⁷ Правда Русская, т. II, стр. 164.

⁵⁸ Правда Русская, т. II, стр. 15.

⁵⁹ Правда Русская, т. II, стр. 185.

⁶⁰ Правда Русская, т. II, стр. 161.

⁶¹ Правда Русская, т. II, стр. 205.

⁶² Правда Русская, т. II, стр. 212, 214, 219, 220.

⁶³ Правда Русская, т. II, стр. 197.

⁶⁴ Правда Русская, т. II, стр. 185.

⁶⁵ Правда Русская, т. II, стр. 171.

⁶⁶ Правда Русская, т. II, стр. 600.

⁶⁷ Правда Русская, т. II, стр. 166.

⁶⁸ Правда Русская, т. II, стр. 489, 503, 506, 516, 520, 526.

⁶⁹ Правда Русская, т. II, стр. 171.

⁷⁰ Правда Русская, т. II, стр. 181.

⁷¹ Правда Русская, т. II, стр. 189.

⁷² См., например: С. Л. Пештич. О «договоре» Владимира с волжскими болгарами 1006 года. ИЗ, т. 18. М., 1946.

⁷³ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 69.

⁷⁴ ПВЛ под 6523 (1015) г.

⁷⁵ ПВЛ под 6580 (1072) г.

⁷⁶ В. Н. Татищев. Ук. соч… т. II, стр. 90.

⁷⁷ ПВЛ под 6586 (1078) г.

⁷⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 279.

⁷⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 280–282.

⁸⁰ ПВЛ под 6488 (980) г.

⁸¹ ПСРЛ, т. IX, стр. 39.

⁸² Хрестоматия по истории средних веков, т. I, стр. 675.

⁸³ ПСРЛ, т. II, стб. 501.

⁸⁴ ПСРЛ, т. II, стб. 501.

⁸⁵ НПЛ, стр. 478.

⁸⁶ ПВЛ под 6545 (1037) г.

⁸⁷ ПВЛ под 6559 (1054) г.; Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911, стр. 51.

⁸⁸ ПВЛ под 6559 (1051), 6578 (1070), 6601 (1093), 6618 (1110) гг.; ПСРЛ, т. II, стб. 197.

⁸⁹ ПРП, вып. II, стр. 102.

⁹⁰ ПРП, вып. II, стр. 103–104.

⁹¹ Я. Н. Щапов. Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича. В кн.: «Археографический ежегодник за 1902 год». М., 1963, стр. 39.

⁹² Я. Н. Щапов. Ук. соч., стр. 41.

⁹³ ПРП, вып. II, стр. 41–43.

⁹⁴ ПРП, вып. II, стр. 39.

⁹⁵ ПРП, вып. II, стр. 39, 41.

⁹⁶ ПРП, вып. II, стр. 41.

⁹⁷ ПРП, вып. II, стр. 41.

⁹⁸ ПРП, вып. II, стр. 43.

⁹⁹ ПРП, вып. II, стр. 104–105.

¹⁰⁰ ПСРЛ, т. IX, стр. 223.

¹⁰¹ ПСРЛ, т. X. М., 1965, стр. 65.

¹⁰² ПСРЛ, т. IX, стр. 254.

Заключение

¹ В. Н. Татищев. История Российская, т. II. М.-Л., 1963, стр. 182.

² В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III. М.-Л., 1964, стр. 89.

³ История СССР с древнейших времен до наших дней, т. I. М., 1966, стр. 575.

Глава 10

¹ В. О. Ключевский. Курс русской истории, ч. I. М., 1937, стр. 172.

² В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 178.

³ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 173.

⁴ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 172.

⁵ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 173.

⁶ В. О. Ключевский. Ук. соч., ч. I, стр. 188.

⁷ В. Н. Татищев. История Российская, т. II. М.-Л., 1963, стр. 92.

⁸ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 91.

⁹ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 143.

¹⁰ ПСРЛ, т. I. М., 1962, стб. 332.

¹¹ О. М. Рапов. К вопросу о боярском землевладении на Руси в XII–XIII вв. В кн.: «Польша и Русь». М., 1974, стр. 190–207.

¹² ПСРЛ, т. II. М., 1962, стб. 536.