Глава 11

Великокняжеские и княжеские домениальные владения

Области, в которых княжили Рюриковичи, имели очень сложные структуры. Часть территорий, входивших в них, представляла собой домениальные земли, находившиеся в личном владении князей. Они включали в себя волости, замки, погосты, села, поля, лесные, охотничьи и рыболовные угодья. Население домена было пестрым по социальному составу. Здесь проживали придворная челядь, члены княжеской администрации, крестьяне различных категорий, имевшие собственные земельные наделы, ремесленники и торговцы, чьи мастерские и дома также располагались на княжеской земле. Производительное население домена приносило князьям ренту в виде натурального и денежного оброков или в виде отработок (например, закупы). Оно выплачивало князьям многочисленные налоги. Б. Ф. Поршнев убедительно обосновал положение, согласно которому налоги тоже представляли собой реализацию земельной собственности феодалами. Он писал: «Среди доходов любого феодала немалую долю составляли те поборы и „права“, которые он брал с населения не прямо как земельный собственник, а как государь данной территории. Таковы, например, пошлины и поборы за проезд по его территории, пошлины, собираемые на рынках и ярмарках, и т. д. Многие феодальные барщинные повинности, например строительство замков, укреплений, дорог, мостов и многие поборы продуктами или деньгами, мотивировались военно-оборонительными нуждами и тем самым выступали как непосредственные государственные службы населения, как налоги в широком смысле. Однако все это было по существу феодальной рентой»^{1}.

Наряду с домениальными владениями князей внутри княжеств существовали домениальные владения бояр и церковников. Церковные и монастырские владения, очевидно, не приносили князьям никаких материальных доходов. Напротив, князья сами давали церквам дотации в виде десятины, собиравшейся со всех земель, входивших в состав княжеств, и налогов от суда и торговли. Церковники имели право судить не только священнослужителей и людей, находившихся под покровительством церкви (вдовиц, калек, прощеников), но и остальных жителей русских областей за преступления особого рода (умыкание, пошибание и др.).

Бояре часто выступают в источниках в качестве временных держателей отдельных волостей, данных им князьями; доходы с этих держаний делились в определенных пропорциях между боярами, их военными слугами и князьями, давшими им земли^{2}. В эпоху феодальной раздробленности, по-видимому, многие бояре превратили свои условные временные держания в безусловные, с которых они по выплачивали никаких податей.

Хорошо прослеживается княжеский статус в Новгородской земле по трем договорным грамотам Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем. Хотя эти грамоты датируются 60-ми годами XIII в., однако в каждой из пих имеется оговорка, свидетельствующая о том, что нормами, указанными в документах, князья руководствовались в Новгородской земле с давних пор. В конце текста второй грамоты прямо говорится: «Тако, княже господине, пошло от дед и от отець и от твоих и от наших, и от твоего отчя Ярослава»^{3}.

По данным грамотам Новгородская земля была разделена на 13 волостей. Став новгородским князем, Ярослав Ярославич получил в качестве домениальных земель половину Волоцкой волости и часть волости Новоторжской, в которых он имел право держать своих тиунов-управителей. Ему были отведены и специальные охотничьи угодья в районе погоста Озвадо, расположенного при впадении Ловати в Ильмень. Его осетрник и медовар имели право ездить в Ладогу, вероятпо, с целью сбора податей рыбой и медом. Самому князю разрешалось «на третюю зиму» съездить в Русу, где производилась разработка соли. Очевидно, данная поездка также была связана с получением им определенных натуральных поборов с населения. Князь выступал в Новгороде в роли верховного судьи. Некоторые княжеские люди также производили суд в Новгородской земле. Доходы от судебных процессов поступали в княжескую казну.

11 новгородских волостей, а также половина Волоцкой и часть Новоторжской находились в держании новгородских мужей-бояр. Князь имел право назначать держателей волостей с согласия посадника — доверенного лица Новгородской республики. Дать волость в держание он мог новгородцу и ни в коем случае — своему человеку. Князь имел также право лишить волостителя держания, но только при условии, что тот совершил какое-то преступление, а не по собственному произволу. Со всех волостей в княжескую казну поступали доходы в виде «дара». «А дар имати тобе от тех волостей», — говорится во второй грамоте^{4}. Эта же фраза с некоторыми модификациями повторяется и в других грамотах^{5}.

Князю, его жене и его дружинникам (боярам и дворянам) категорически запрещалось принимать закладников, выводить людей из волостей, держать, покупать или принимать в качестве дара села, а также основывать слободы на территории Новгородской земли. Во время княжения в Новгороде Александра Невского, по-видимому, происходило расширение княжеского домена. Александр отнял у новгородцев какие-то пожни. Принимая к себе Ярослава Ярославича, новгородцы поставили такое условие: «А что твои брат отъял был пожне у Новагорода, а того ти, княже, отступитися; что новгородцев, то новгородцем; а что пошло князю, а то княже»^{6}.

Князю полагалось также взимать в свою пользу торговые и проездные пошлины — «мыта»^{7}.

Таким образом, доходы новгородских князей, по всей видимости, были немалыми, и складывались они из разнообразных поступлений. Быть может, князья из-за частой их смены новгородцами не успевали обзавестись барской запашкой, и домен они эксплуатировали посредством полюдья — самого древнего способа эксплуатации подвластного населения. Княжеское полюдье существовало в Новгородской земле уже в 20-е годы XII в., о чем свидетельствует грамота Мстислава Великого и его сына Всеволода новгородскому Юрьеву монастырю^{8}.

Ежегодно князья вместе с семьями и охранными отрядами отправлялись в объезд своих домениальных владений — в полюдье. Князья, естественно, делали остановки не в каждой деревне, а только в определенных центрах, куда жители окрестных сел свозили продукты своего хозяйства. Такие центры назывались повостами. С. М. Соловьев и И. И. Срезневский переводили термин «повост» на современный язык, как погост, усадьба, стан, становище, место остановки князей во время полюдья^{9}.

С. М. Соловьев писал: «Для большего удобства эти места княжеской стоянки, гощения, эти погосты могли быть определены навсегда, могли быть построены небольшие дворы, где могли быть оставлены княжеские приказчики (тиуны) и, таким образом, эти погосты могли легко получить значение небольших правительственных центров и передать свое имя округам, впоследствии здесь могли быть построены церкви, около церквей собирались торги и т. д.»^{10}.

Часто князья делали остановки в городах, куда также свозились продукты, произведенные сельскохозяйственной округой. В Лаврентьевской летописи рассказывается о полюдье князя Всеволода Большое Гнездо, проходившем зимой 1190 г. в Северо-Восточной Руси. 8 февраля у Всеволода родился сын Ярослав-Феодор, «тогда сущю князю великому в Переяславли в полюдьи». 25 февраля того же года Всеволод встречал в Ростове прибывшего из Киева епископа Климента, «тогда сущю великому князю Ростове в полюдьи, а в Суждаль вышел месяца марта в 10 день»^{11}.

Некоторое время князь вместе с семьей и свитой проживал в определенном городе или погосте, потребляя все, что доставлялось туда сельской округой, и производя суд, а затем князь и его окружение перемещались в соседний город или погост. По свидетельству Константина Багрянородного, русское полюдье начиналось обычно в ноябре и заканчивалось в апреле^{12}.

Княжеские домениальные владения на Руси прослеживаются со времен княжения в Киеве княгини Ольги. Мы уже писали о создании Ольгой в 946 г. в Древлянской земле становищ-погостов и установлении ею мест для великокняжеской охоты. Читателю также известно, что Ольге принадлежал город Вышгород. Термином «город» летописцы часто обозначали укрепленное валом, рвом и частоколом (или более серьезными деревянными сооружениями) поселение. Вероятно, Вышгород в 40-е годы X в. представлял собой замок — резиденцию великой княгини.

Под 947 г. автор «Повести временных лет» сообщает, что Ольга отвела себе домениальные земли и в пределах Новгородской земли. Они располагались по рекам Мсте и Лузе, где княгиня основала свои «повосты» и установила дани в свою пользу.

Летописец пишет: «И ловища ея суть по всей земли, знаменья и моста и повосты, и сани ее стоять в Плескове (возможно, что Псков также входил в состав домениальных владений Ольги. — О.Р.) и до сего дне, и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село ее Ольжичи и доселе»^{13}.

Как видно из этого перечисления, домениальные владения княгини Ольги были весьма внушительными. Однако автор «Повести временных лет» отметил далеко не все ее владения. Так, из Никоновской летописи известно, что ей принадлежало село Будутино, которое она, умирая, передала в собственность церкви Богородицы^{14}. Известно также, что Ольга имела два двора в Киеве. Один располагался на Старокиевской горе, другой — за городской стеной, то есть фактически находился уже в подгородьи. На этом загородном дворе стоял каменный терем, в котором жила княгиня^{15}.

Вполне возможно, что замки, находившиеся в личном распоряжении феодальной знати, существовали и в более ранние времена. Так, в Древлянской земле на р. Ирше стоял город Малин: народные предания связывают его с именем князя Мала. П. Н. Третьяков, проводивший там археологические изыскания, обнаружил на городище культурные остатки VIII–X вв.: он доказал, что это городище имело в древности укрепления в виде валов и рвов. Площадь его была весьма скромной — около 2000 м². Городище было построено на высоком берегу Ирши и контролировало прилегающую к нему местность^{16}.

В договоре Игоря с Византией 944 г. упоминается князь Фаст^{17}. Имя это очень редкое. Нам неизвестно больше ни одного случая его употребления на Руси. Быть может, этому князю принадлежал город Фастов. Современный Фастов расположен в 64 км от Киева.

Время от времени русские летописцы упоминают княжеские города, села, дворы, резиденции и прочие «месты», находившиеся в личном пользовании Рюриковичей. Так, в «Повести временных лет» неоднократно говорится о селе Берестове под Киевом, где имелся княжеский двор, принадлежавший великому князю Владимиру Святославичу. Берестово было наследственным домениальным владением великих князей и обычно переходило по наследству от одного великого князя к другому^{18}.

В состав домениальных владений Владимира Святославича входили усадьбы, находившиеся в Вышгороде и Белгороде: здесь располагались дворцовые комплексы с гаремами^{19}. Жена Владимира Святославича Рогнеда владела имением на Лыбеди, вблизи Киева. Впоследствии на этом месте, как сообщает летописец, располагалось село Предславино^{20}. Известно, что у Владимира и Рогнеды была дочь Предслава. Возможно, что имение Рогнеды после ее переселения в Изяславль перешло по наследству к дочери и по ее имени получило такое название. Под Изяславлем в Полоцкой земле имеется озеро, которое, по народным преданиям, в древности носило наименование «Рогнедь» и тоже принадлежало жене Владимира Святославича^{21}.

В личной собственности Ярослава Мудрого находились дворы: в Новгороде, на правой стороне Волхова (Ярославово дворище), в Киеве на Старокиевской горе, недалеко от Десятинной церкви (Ярославов Великий двор)^{22}. Под Новгородом недалеко от озера Ильмень в селе Ракомо находился загородный дворец Ярослава Мудрого^{23}.

В XI–XIII вв. в Киеве имелось множество княжеских дворов. Так, в «Повести временных лет» под 1068 г. упоминается двор полоцкого князя Брячислава. В том же источнике под 1096 г. говорится о Красном дворе великого князя Всеволода Ярославича, расположенном на Выдубицком холме. В Ипатьевской летописи под 1146 и 1151 гг. рассказывается об Угорском княжеском дворе — резиденции князя Изяслава Мстиславича, а под 1147 г. говорится о Мстиславовом дворе, расположенном на территории «города Владимира». Вначале этот двор принадлежал князю Мстиславу Владимировичу Великому, а после его смерти — вдове покойного. В том же источнике под 1149 г. упоминается княжеский двор на острове, напротив Выдубицкого монастыря. Здесь останавливался князь Изяслав Мстиславич, здесь же, вероятно, жил после взятия Киева монголами великий князь Михаил Всеволодич. В середине XII в. под Киевом существовал загородный Теремной двор на Василевской дороге. После смерти Юрия Долгорукого в Киеве были разграблены два его двора: Красный и «Рай», а также двор его сына Василька (1157 г.). В конце XII в. на территории Киева возник еще один княжеский двор, называвшийся «Новым». Он принадлежал великим князьям Святославу Всеволодичу и Рюрику Ростиславичу. Рюрик построил на «Новом» дворе церковь св. Василия^{24}.

М. К. Каргер писал: «На княжеских дворах, кроме парадных приемных помещений и жилых хором, размещалось немало служебных и хозяйственных построек. Письменные источники упоминают „погреба“, „медуши“, „бретьяницы“, „скотницы“, „бани“»^{25}.

Летописцы изредка упоминают княжеские дворы в других городах. Так, в Ипатьевской летописи под 1159 г. говорится, что восставшие дручане разгромили двор князя Глеба Ростиславича, а под 1175 г. рассказывается о том, как боголюбские горожане грабили дом и двор убитого боярами князя Андрея Боголюбского, изъяв оттуда большое количество золотых и серебряных изделий, драгоценных камней, одежд и других вещей^{26}.

Во время княжеских междоусобиц соперники стремились нанести максимальный ущерб «жизни» друг друга, то есть тем землям., которые приносили князьям доходы.

В 1134 г. Ярополк, Вячеслав и Юрий Владимировичи ходили в поход на Всеволода Ольговича и разорили его села, расположенные около Чернигова^{27}.

В 1141 г. «пойма Всеволод (Ольгович. — О.Р.) городы Дюргеве (Юрия Долгорукого. — О.Р.), коне, скот, овце и кде чьто чюя товар»^{28}.

В 1142 г. князь Изяслав Мстиславич «еха ис Переяславля вборзе в землю Черниговьскую и повоева около Десны села их (Ольговичей. — О.Р.) и около Чернигова. И тако, повоевав волость их, възвратися въсвояси с честью великою»^{29}.

В 1146 г. князья Давыдовичи ограбили под Новгородом-Северским местечко Порохно, принадлежавшее Игорю (или Святославу) Ольговичу, где забрали 3000 кобыл и 1000 коней. Затем они послали своих дружинников в княжеские села, где те «пожгоша жита и дворы»^{30}.

Те же Давыдовичи захватили сельцо Игоря Ольговича под Путивлем, «идеже бяше устроил двор добре. Бе же ту готовизни много в бретьяничах и в погребех, вина и медове, и что тяжкого товара всякого до железа и до меди не тягли бяхуть от множества всего того вывозити. Давыдовича же повелеста имати на возы собе и воем, потом повелеста зажечи двор и церковь святаго Георгия и гумно его, в нем же бе стогов 9 сот…»^{31}.

В том же году киевский князь Изяслав Мстиславич захватил город Путивль, принадлежавший Святославу Ольговичу. В Путивле был разграблен княжеский двор, забран весь скот, множество «тяжкого товара», «иже, бе немочно двигиути», а из погребов было извлечено 500 берковцов меду и 80 корчаг вина, а также масса других всевозможных припасов. Со двора увели 700 человек княжеской челяди. Изяслав Мстиславич не пожалел даже княжеской церкви, находившейся при дворе. Из нее были взяты драгоценные сосуды, серебряное кадило, евангелие, церковные книги в роскошных переплетах и даже колокола^{32}.

Эти отрывочные данные, конечно, позволяют нам далеко не в полной мере оценить размеры сеньориальной части домена северских князей.

В 1148 г. Изяслав Мстиславич киевский и Ростислав Мстиславич смоленский вошли с войсками в волость своего дяди Юрия Долгорукого и «начаста городы его жечи и села»^{33}.

В 1149 г. все тот же Изяслав Мстиславич повоевал земли черниговских Давыдовичей и сжег их задеснинские города^{34}.

В 1152 г. князь Святослав Ольгович, пытаясь задержать отступающие войска своего союзника Юрия Долгорукого, послал к нему грамоту, в которой говорилось: «Ты хощеши прочь поити, а мене оставив, а тако еси волость мою погубил, а жита еси около города (Рыльска. — О.Р.) потравил…»^{35}.

Свои собственные города и села имели и русские княгини. В Ипатьевской летописи под 1158 г. упоминается 5 сел, населенных челядью жены князя Глеба Всеславича^{36}. У В. Н. Татищев а под 1159 г. говорится, что половцы захватили в плен 800 жителей городов Котельницы и Шеломыи, принадлежавших вдове владимиро-волынского князя Мстислава Изяславича^{37}. В 1170 г. князь Владимир Мстиславич послал к жителям Дорогобужа гонцов со словами: «Целую к вама крест и к княгини вашей (вдове князя Владимира Андреевича. — О.Р.), якоже ми на вас на позрете лихом ни на ятровь свою, ни на села ее»^{38}.

Иногда княжны получали волости и города в виде свадебного дара. В начале XI в. шведская принцесса Ингигерд, выходя замуж за Ярослава Мудрого, получила от него в подарок Ладожскую волость^{39}. В 1149 г. князь Изяслав Мстиславич подарил жене брата Владимира город Тилог, «где для нее всяких запасов и дом довольный было приуготовлено»^{40}. В 1188 г. Рюрик Ростиславич дал на содержание снохе Верхуславе Всеволодовне город Брягин^{41}.

Источники неоднократно упоминают об основании князьями домениальных городов.

Под 991 г. в Воскресенской и Супрасльской летописях говорится о создании Владимиром Святым на Клязьме «ветшаного города», который князь назвал своим именем^{42}.

Лаврентьевская летопись под 1128 г. сообщает о том, что Владимир Святославич в конце X в. «воздвиг» отчину своей жене Рогнеде и сыну Изяславу в Полоцкой земле, где он «устрои город и да има и нарече имя городу тому Изяславль»^{43}.

В «Повести временных лет» под 1030 г. записано, что Ярослав Мудрый основал в земле чуди опорный пункт, названный им Юрьевом. Как известно, христианское имя Ярослава было Георгий, которое в XI столетии произносилось как Гюргий, Юрги, Дюрги, Юрий.

В том же источнике под 1032 г. рассказывается о том, что Ярослав Мудрый «поча ставить городы по Роси». Один из этих городов тоже получил название Юрьев.

Под 1095 г. автор «Повести временных лет» сообщает: «Святополк же (сын Изяслава Ярославича, киевский князь. — О.Р.) повело рубити город на Вытечеве холму, в свое имя нарек Святополчь город».

У В. Н. Татищева под 1102 г. имеется известие о закладке князем Борисом Всеславичем города Борисова в Полоцкой земле, названным «во свое имя» и населенным людьми^{44}.

В Никоновской летописи под 1153 г. сообщается об основании рязанским князем Ростиславом Ярославичем города также «во свое имя» — Ростиславля на Оке^{45}.

В том же источнике под 1155 г. говорится: «Родися великому князю Юрью Долгорукому Владимеричю Мономашу сын Дмитрой, и отецъ его прозва его Всеволодом, и заложи отенъ ого князь Юръи Долгорукий град на реце на Яхроме, и нарече имя ому Дмитров, по имени сына своего Дмитреа, глаголемого Всеволода, понеже тамо родися»^{46}.

В. Н. Татищев добавляет, что Юрий Долгорукий был на Яхроме на охоте, когда у него родился сын Всеволод^{47}. Таким образом, город был поставлен на домениальной земле, там, где находились княжеские охотничьи угодья.

В кратком летописце XV в. сообщается о том, что смоленский князь Мстислав Ростиславич создал город Мстиславль на реке Вехре^{48}.

Источники сообщают и о многих других городах, носивших княжеские имена. По-видимому, все они представляли собой домениальную собственность князей, их основавших.

Довольно часто упоминаются в летописях и места княжеских ловов. Мы уже говорили выше об убийстве великокняжеского дружинника Люта Свенельдича древлянским князем Олегом Святославичем около 975 г. за охоту в лесах, принадлежавших князю. В Ипатьевской летописи под 1144 г. рассказывается об охотничьих угодьях князя Володимерко Володаревича под городом Тисмяничем в Галицкой земле^{49}. В том же источнике под 1180 г. говорится о рыбных ловах князей Святослава Всеволодича киевского и Давыда Ростиславича вышгородского. Оба занимались рыбной ловлей на Днепре: один ловил рыбу на его правой стороне, а другой — на левой^{50}. Рыбные угодья были строго разграничены.

Князья уделяли огромное внимание своему домениальному хозяйству. Владимир Мономах с гордостью писал: «Еже было творити отроку моему, то сам есмь створил, дела на воине и на ловех, ночь и день, на зною и на зиме, не дая собе упокоя. На посадники не зря, ни на биричи, сам творил что было надобе, весь наряд и в дому своемь то я творил есмь. И в ловчих ловчий наряд сам есмь держал и в конюсех и о соколех и о ястребех.

Тоже и худого смерда, и убогые вдовице не дал есмь сильным обидети, и церковнаго наряда и службы сам есм призирал».

Он завещал детям: «В дому своемь не ленитеся, но все видете, не зрите на тивуна, ни на отрока, да не посмеются приходящии к вам ни дому вашему, ни обеду вашему…»^{51}.

Русские князья всемерно стремились к увеличению числа зависимого от них населения. В 1173 г. смоленский князь Роман Ростиславич совершил поход в литовские земли и захватил в плен большое число литовцев. Возвратившись домой, он «роздал пленников по селам в работы, повелев на них пахать, от чего пословица хранится: „Зле Романе, робишь, что литвином орешь“»^{52}. Из этого факта видно, какие жестокие формы принимала иногда эксплуатация подвластного населения в древней Руси. Пленников нередко приравнивали к скоту.

На съезде князей, состоявшемся между 1054 и 1073 гг., было принято специальное законодательство («Правда Ярославичей»), которое должно было охранять княжеское хозяйство от живущего поблизости населения. Из этого законодательства ясно вырисовывается феодальный характер сеньориальной части княжеского домена.

«Правда Ярославичей» начинается со статьи: «Аще убьють огнищанина в обиду, то платити за нь 80 гривен убиицы, а в подъездном княжи 80 гривен»^{53}. Огнищанин — человек, ведавший княжеским дворцом и прилегающими к нему пристройками. Княжеские дворцы имелись не только в центрах княжеств, но и в периферийных городах, а также в погостах, где останавливались князья в период полюдья. Убийство этого высшего должностного лица дезорганизовывало дворцовые службы и отрицательно сказывалось в целом на хозяйстве князя. Поэтому-то оно и каралось повышенным штрафом. Если же огнищанина убивали разбойники, грабившие княжеские клети или уводившие княжеских коней ж скот, то убийцу полагалось казнить на месте преступления^{54}.

Князья не всегда могли объехать свои обширные владения и часто посылали вместо себя для сбора налогов и ренты особых должностных лиц — подъездных, которых сопровождали дружинники-вирники. Таким подъездным, например, был Ян Вышатич, собиравший дань князю Святославу Ярославичу с Белозерской волости^{55}. Убийство подъездного лишало князя полагавшихся ему поступлений, поэтому насильственная смерть подъездного также каралась повышенным штрафом.

Вирой в 80 гривен серебра каралось и убийство княжеского тиуна — должностного лица, ведавшего хозяйством всего княжеского замка или погоста^{56}. Под его началом находились сельские и «ратайные» старосты; их жизнь охранялась вирой в 12 гривен^{57}. Эти лица организовывали работу в сеньориальной части княжеского домена и рекрутировались из несвободного населения (убийство свободного человека — мужа или людина — каралось штрафом в 40 гривен серебра)^{58}.

В княжеских хозяйствах выращивались кони, необходимые для ведения войны, полевых работ, всевозможных перевозок. Кража коня из княжеского табуна каралась штрафом в 3 гривны^{59}. Табунами, пасшимися на территории домена, ведали «старые конюхи», убийство которых наказывалось вирой в 80 гривен — «яко уставил Изяслав (Ярославич. — О.Р.) в своем конюсе, его же убиле Дорогобудьцы»^{60}.

За уничтожение межевых знаков — «знамений», которыми обозначались границы княжеских полей, полагался штраф в 12 гривен^{61}. Различными штрафами наказывали людей, воровавших княжеских волов, коров, телок, баранов, коз, свиней, голубей, кур, уток, гусей, журавлей, лебедей, охотничьих собак, ястребов, соколов, а также дрова и сено^{62}.

В княжеском домене имелись и пасеки. «А в княже борти 3-гривне, любо пожгуть, любо изодеруть»^{63}.

Главными производителями в княжеском хозяйстве были смерды и рядовичи. Смерды имели свои земельные наделы, на которых располагались их дома, поля, скотные дворы, где находились принадлежащие им лошади, волы, коровы, телки, овцы. За порчу смердьего имущества полагались различные штрафы^{64}.

Смерда можно было бить и наказывать только с княжеского разрешения. Его убийство каралось вирой в 5 гривен серебра^{65}. В «Уставе Владимира Мономаха» записано, что после смерти смерда его имущество должно перейти к князю, «аще будуть дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будуть замужемь, то не даяти части им»^{66}.

Термином «рядович» в Киевской Руси обозначали человека, попавшего в личную зависимость от господина посредством заключения с ним договора — ряда. Рядовичи часто выступали в качестве мелких административных агентов. За их убийство полагался штраф в 5 гривен серебра^{67}. Разновидностью рядовичей можно считать закупов — некогда лично свободных людей, задолжавших господину какую-то «купу» — ссуду семенами, живым или мертвым инвентарем или деньгами. Закуп оставался прикрепленным к своему хозяину до тех пор, пока не отрабатывал долга. Так же, как и смерд, он имел собственное хозяйство, работал как на своей, так и на барской пашне^{68}.

Применялся внутри княжеского домена и труд холопов-рабов. Однако, по-видимому, в большинстве своем холопы не были заняты в сфере материального производства, а выполняли роль мелких дворцовых слуг. За убийство холопа полагался такой же штраф, как и за убийство смерда и рядовича^{69}.

Имелись в домене рабы, чья жизнь защищалась более высокими штрафами. Ими были кормилицы и кормильцы, заботам которых поручались княжеские дети (их вскармливание, воспитание, обучение). Убийство таких рабов могло нанести ущерб княжескому ребенку, поэтому оно каралось штрафом в 12 гривен^{70}. Кража княжеских холопов и рабынь расценивалась как нанесение обиды господину и также наказывалась штрафом^{71}.

Хорошо организованные княжеские хозяйства существовали уже в начале XI в. Отдельные из перечисленных выше категорий княжеских людей упоминаются в договоре Владимира Святославича с волжскими болгарами, записанном В. Н. Татищевым под 1006 г. Некоторые исследователи считают этот договор выдумкой историка^{72}. Однако с этим нельзя согласиться, ибо политические воззрения В. Н. Татищева никак не связаны с текстом договора. Этот документ разрешал болгарским купцам торговать только в русских городах со свободными людьми, но категорически воспрещал вступать в торговые сделки со смердами и администрацией княжеского домена: «А по селам не ездить, тиуном, вирником, огневщине не продавать и от них не купить»^{73}. Введение данного пункта в договор было продиктовано боязнью, как бы управляющие и смерды не разбазарили, княжеское имущество.

Неоднократно великие князья давали в держание на различные сроки частным лицам земли, которые входили в состав великокняжеского домена. Так, в 1015 г, Вышгородом владел боярин Путьша^{74}, в 1072 г. этот город «держал» боярин Чюдин^{75}, в 1073 г. Вышгород стал владением князя Бориса Вячеславича^{76}, а в 1078 г. в Вышгороде «кормился» князь Ярополк Изяславич^{77}. Позднее этот город вновь вошел в состав великокняжеских владений. В «Повести временных лет» под 1091 г. отмечается, что князь Всеволод Ярославич «ловы дающю звериные за Вышгородом». В 1113 г. там заболел и «преставился» Святополк Изяславич^{78}, а в 1115 г. Владимир Мономах проводил в своей вышгородской резиденции съезд князей — своих «подручников»^{79}.

Уже в X в. киевские князья в больших масштабах проводили наделение землями и городами верных им людей.

Около 980 г., когда Владимир Святославич захватил Киев, участвовавшие в этом походе варяги потребовали, чтобы новый великий князь разрешил им взять контрибуцию с горожан. Владимир обещал заплатить им, звонкой монетой, однако денег от него они не получили. Тогда обманутые варяги попросили у Владимира, чтобы он отпустил их в Константинополь. В ответ на их просьбу великий князь произвел отбор среди наемников. «И избра от них мужи добры, смыслены и храбры, и раздая им грады…»^{80}. Остальные наемники были отправлены в Византию.

Какие города мог раздавать варягам Владимир? Те, которые рапыне принадлежали его врагам — приверженцам брата Ярополка, а также великокняжеские города.

Великие киевские князья многократно привлекали к себе на службу крупных военачальников иностранного происхождения, наделяя их землями и городами. Так, в 979 г. (?) к Ярополку Святославичу на службу поступил печенежский князь Илдея, которому великий князь дал города и волости^{81}.

В «Саге об Олафе Святом» говорится о прибытии на Русь около 1029 г. бывшего норвежского короля вместе с дружиной. Ярослав Мудрый и его жена Ирина (Ингигерд) «предложили конунгу Олафу остаться у них и взять управление той страной, что называется Булгария. Эта страна — часть Гардарики (Руси. — О.Р.) и народ в ней языческий. Конунг Олаф обдумал это предложение, но когда он изложил его своим людям, то они не захотели поселиться там и стали убеждать конунга вернуться в Норвегию, чтобы отвоевать обратно свое государство»^{82}.

Раздавали свои домениальные земли не только великие князья, но и удельные владетели. Так, например, около 1159 г. военачальники берендеев предложили волынскому князю Мстиславу Изяславичу принять их вместе с конными отрядами к себе на службу. Они послали сказать князю: «Аже ны хощеши любити, якоже ны есть любил отець твои, и по городу ны даси по лепшему, то мы на том отступим от Изяслава (Давыдовича, которому до этого служили. — О.Р.)»^{83}. Летописец отмечает, что Мстислав Изяславич был рад этому предложению, принял их к себе на службу, скрепив договор «ротою», и дал им то, что они просили. Тудор Сатмазович, Каракоз Мнюзович, Крас Кокей — военачальники берендеев, которые получили города в держание^{84}.

Таких примеров можно привести много.

Принятие Русью христианства привело к возникновению в самых различных районах страны христианских церквей и монастырей. Искоренение древней языческой религии на Руси было делом нелегким. Низы русского общества христианство встречали враждебно, поэтому создаваемые храмы не могли полностью основываться на подаяниях мирян. Для поддержания новой религии требовались материальные дотации государства.

Источники содержат сведения о том, что Владимир Святой, «создавше церковь матери божии архиепископью, и подаваша грады, погосты, села, винограды, земле, борти, озера, рекы, волости с всеми прибыткы, и десятое изо всего царства и княжения»^{85}.

Политику раздач земель и получаемой от населения ренты церквам и монастырям проводили и другие великие и удельные князья. Известно, что Ярослав Мудрый «церкви ставиша по градом и местом, поставляя попы и дая им от именья своего урок»^{86}. Сыновья Ярослава — Изяслав и Святослав — дважды отводили Киево-Печерскому монастырю земли под постройки^{87}. Князь Изяслав Ярославич выделил земли для постройки Дмитровского монастыря в Киеве, а его брат Всеволод пожертвовал земли для создания киевских Выдубицкого и Андреевского монастырей^{88}.

В грамоте киевского князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода говорится о пожаловании новгородского Георгиевского монастыря селом Буицы с данями, вирами и продажами, а также осенним полюдьем^{89}.

Примерно в то же время новгородский князь Всеволод Мстиславич подарил Георгиевскому монастырю рель по Волхову, а также погост Ляховичи с прилегающими землями, лесами, бортями, ловищами, людьми и конями^{90}.

Особый интерес представляет церковный устав 1136 г. смоленского князя Ростислава Мстиславича, возникший в связи с основанием смоленской епископии. Я. Н. Щапов, детально проанализировавший данный памятник, справедливо заметил, что создание такого устава делало Смоленское княжество независимым в церковном отношении от переяславского епископа^{91}.

Князь Ростислав Мстиславич решил создать в своей земле церковную организацию, которая бы полностью от него зависела. С этой целью он пригласил в Смоленск епископа и выделил ему и его людям содержание с земель, доходы с которых поступали до появления данного документа только в княжескую казну. Как показал Я. Н. Щапов, эти доходы складывались из разнообразных платежей: полюдья, гостиной дани, перевоза, торгового, передмера, собираемого с истужников, мыта, «корчмиты», вир, продаж и т. д.^{92}.

В грамоте 1136 г. обозначены земли, приносившие доходы князю: 9 вержавлявских погостов, Врочницкая, Торопецкая, Жижицкая, Касплийская, Хотшинская, Жибачевская, Воторовичская, Шуйская, Дешнянская, Ветская, Былевская, Бортницкая, Битринская, Жидицкая, Басейская, Мирятичская, Добрятинская, Доброчковская, Бобровницкая, Дедогостичская, Зарубская, Женийская, Пацинская, Солодовницкая, Путтинская, Беницкая, Дедицкая, Копыская, Прупойская, Кречютская, Лучинская, Обловская, Ископская, Лодейницкая волости^{93}.

Из этого перечисления видно, какими огромными земельными ресурсами располагали смоленские князья в первой половине XII в. Земли давали им возможность быть независимыми в политическом отношении и успешно бороться за киевский великокняжеский стол.

Некоторые из упомянутых в грамоте населенных пунктов впоследствии стали собственностью различных князей — потомков Ростислава Мстиславича. Так, например, Торопцом и Торопецкой волостью владели последовательно его сын Мстислав Храбрый и внук Мстислав Удатный. Лучин принадлежал Рюрику Ростиславичу, а затем он подарил его сыну Ростиславу.

Согласно уставу Ростислава Мстиславича, смоленскому епископу полагалась 1/10 часть «от всех даней смоленских (собираемых в пользу смоленского князя. — О.Р.), что ся в них сходит истых кун, кроме продажи и кроме виры и кроме полюдья»^{94}.

В дополнение к этому князь дал смоленской епископии: прощеников «с медом, и с кунами, и с вирою, и с продажами», село Дросенское, населенное изгоями, село Ясенское «з бортником, и з землею, и с изгои»; землю Мошнинскую в Погоновичах; озера Нимикорские с сеножатями; сеножати на Сверковых луках; озеро Колодарское. Со своего двора князь дал кафедральному собору Богородицы и епископу 8 капий воску^{95}.

Епископу же переходил и «на горе огород с капустником и с женою и з детми, за рекою, тетеревник с женою и з детми»^{96}.

Епископ получал право суда «тяж» морально-бытового порядка («роспуст», «аж водить кто две жоне», «кто поиметься через закон», «аже кто уволочет девку» и т. д.)^{97}.

Из подтвердительной грамоты смоленского епископа Мануила, датированной 30 сентября 1151 г., видно, что кафедральный собор Богородицы еще во времена княжения в Смоленске Владимира Мономаха получил от него какой-то холм, чтобы «строити наряд церковный и утверженье»^{98}.

Отдавая церковникам существенную часть своих доходов, смоленские князья в то же время прочно привязывали их к себе. Практически они создавали внутри Смоленского княжества церковное землевладение. Церковная организация облегчала князьям проведение в жизнь их внутренней и до некоторой степени внешпей политики.

В грамоте киевского князя Изяслава Мстиславича (правил в Киеве в 1146–1154 гг.) говорится о передаче новгородскому Пантелеймонову монастырю села Витославцы со смердами, а также Ушкова поля и других угодий. Эта грамота полностью обеспечивала монастырский иммунитет и ограждала имущество Пантелеймонова монастыря от посягательств не только светских, но и духовных феодалов самого высокого ранга^{99}.

В Никоновской летописи подробно рассказывается под 1160 г. о создании Андреем Боголюбским церкви Успения Богородицы во Владимире на Клязьме: «…и многим имением и стяжанием изобильствова, и села, и слободы, и власти и из дани дал есми, и в торгех десятина недели, и в житех, и в страдех и во всем десятое, и с пуды и с весы, и мерила…»^{100}.

В некрологе Всеволода Большое Гнездо летописец отметил, что князь создал во Владимире на Клязьме монастырь св. Дмитрия, а «в нем же церковь Рожество пречистыя Богородици, и всем удовли: „седы, и бортми, и озеры, и реками, и многим имением…“»^{101}.

Но князья не только раздавали свои домениальные земли церквам и монастырям, но иногда и отбирали у них земельные богатства. Так, после убийства Андрея Боголюбского его враги-бояре, передавшие Северо-Восточпую Русь в руки Мстислава и Ярополка Ростиславичей, посоветовали им секуляризировать церковное имущество, принадлежавшее храму Богородицы во Владимире: «А князь Ярополк Ростиславичь подъучеп от них зле окаянне, яко пречистыя Богородицы Володимирскиа отъять грады и власти, и села, и дани, и пошлины, церковныа…»^{102}. Так ростовские и суздальские бояре пытались мстить церковникам за поддержку ими внутренней политики великого князя, направленной на искоренение оппозиционного ему боярства.

Сила каждого феодала зависела от того, какое число воинов он мог выставить. Великие и удельные князья расплачивались со своими воинами по-разному: одним они давали в держание земельные наделы, других (придворных дружинников и наемников) содержали за счет средств, получаемых с подвластных им территорий, и в первую очередь с домениальных земель. Домениальные земли были главным источником существования всех феодалов. Доходы, поступавшие с них в «скотницы» землевладельцев, представляли собой прибавочный продукт, созданный производительным населением и изъятый у него хозяйственными агентами собственников земли. За счет этого прибавочного продукта существовали сам князь, его семья, придворная челядь, управленческий аппарат и войско. С помощью двух последних институтов князья могли проводить самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, осуществлять внеэкономическое принуждение и эксплуатацию феодально-зависимых крестьян и ремесленников.

Как видно из источников, в X в. в состав великокняжеского домена входили земли, расположенные в различных уголках Руси. Великокняжеские владения имелись в Киевской, Древлянской, Новгородской, Ростово-Суздальской, Черниговской («перевесища по Десне») землях. Вполне вероятно, что они существовали также и в других областях. Однако практика раздач населенных территорий родственникам, боярам, мужам, церквам и монастырям привела к резкому сокращению размеров великокняжеской земельной собственности. В 30—40-х годах XII в. великие князья уже не владели землями, лежавшими за пределами Киевщины. А во второй половине XII в. многие киевские города стали центрами самостоятельных княжеств. Все это способствовало упадку власти князей, занимавших, киевский великокняжеский стол.

Примечания:

Глава 11

¹ Б. Ф. Поршнев. Феодализм и народные массы. М., 1964, стр. 68, см. также стр. 109.

² О. М. Рапов. К вопросу о боярском землевладении на Руси в XII–XIII вв. В кн.: «Польша и Русь». М., 1974, стр. 193–404.

³ ПРП, вып. II. М., 1953, стр. 138.

⁴ ПРП, вып. II, стр. 137.

⁵ ПРП, вып. II, стр. 134, 139.

⁶ ПРП, вып. II, стр. 138.

⁷ ПРП, вып. II, стр. 136, 138, 140.

⁸ ПРП, вып. II, стр. 102.

⁹ С. М. Соловьев. История Российская с древнейших времен, кн. 1. М., 1969, стр. 157; И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. II. СПб., 1902, стб. 1017–1018.

¹⁰ С. М. Соловьев. Ук. соч., кн. I, стр. 157.

¹¹ ПСРЛ, т. I. М., 1962, стб. 408–409.

¹² Хрестоматия по истории средних веков, т. I. М., 1962, стр. 363.

¹³ ПВЛ под 6455 (947) г.

¹⁴ ПСРЛ, т. IX. М., 1965, стр. 35.

¹⁵ ПВЛ под 6454–6455 (946–947) гг.

¹⁶ П. П. Третьяков. Древлянские грады. В кн.: «Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия». М., 1952, стр. 65.

¹⁷ ПСРЛ, т. I, стб. 46.

¹⁸ ПВЛ под 6488–6559 (980–1051) гг.; ПСРЛ, т. I, стб. 348.

¹⁹ ПВЛ под 6488 (980) г.

²⁰ ПВЛ под 6488 (980) и 6523 (1015) гг.

²¹ М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, стр. 371.

²² НПЛ. М.-Л., 1950, стр. 50; ПСРЛ, т. II. М., 1962, стб. 321.

²³ ПВЛ под 6523 (1015) г.

²⁴ Подробнее о княжеских дворах см.: М. К. Каргер. Древний Киев, т. I, М.-Л., 1958, стр. 275–279.

²⁵ М. К. Каргер. Ук. соч., стр. 277.

²⁶ ПСРЛ, т. II, стб. 493, 592.

²⁷ ПСРЛ, т. II, стб. 295.

²⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 309.

²⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 311.

³⁰ ПСРЛ, т. II, стб. 331–332.

³¹ ПСРЛ, т. II, стб. 333.

³² ПСРЛ, т. II, стб. 334.

³³ ПСРЛ, т. II, стб. 371.

³⁴ ПСРЛ, т. II, стб. 377.

³⁵ ПСРЛ, т. II, стб. 458.

³⁶ ПСРЛ, т. II, стб. 493.

³⁷ В. Н. Татищев. История Российская, т. III. М.-Л., 1964, стр. 69.

³⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 547.

³⁹ Е. А. Рыдзевская. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе. КСИИМК, вып. XI. М.-Л., 1946, стр. 21.

⁴⁰ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 21.

⁴¹ ПСРЛ, т. II, стб. 658.

⁴² ПСРЛ, т. VII. СПб., 1856, стр. 313; т. XVII. СПб., 1907, стб. 1.

⁴³ ПСРЛ, т. I, стб. 301.

⁴⁴ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II. М.-Л., 1963, стр. 123.

⁴⁵ ПСРЛ, т. IX, стр. 197.

⁴⁶ ПСРЛ, т. IX, стр. 198.

⁴⁷ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 51.

⁴⁸ М. Н. Тихомиров. Ук. соч., стр. 356.

⁴⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 316.

⁵⁰ ПСРЛ, т. II, стб. 614.

⁵¹ ПВЛ под 6604 (1096) г.

⁵² В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 98.

⁵³ Правда Русская, т. II. Под ред. Б. Д. Грекова. М.-Л., 1947, стр. 162.

⁵⁴ Правда Русская, т. II, стр. 154.

⁵⁵ ПВЛ под 6579 (1071) г.

⁵⁶ Правда Русская, т. II, стр. 154, 159.

⁵⁷ Правда Русская, т. II, стр. 164.

⁵⁸ Правда Русская, т. II, стр. 15.

⁵⁹ Правда Русская, т. II, стр. 185.

⁶⁰ Правда Русская, т. II, стр. 161.

⁶¹ Правда Русская, т. II, стр. 205.

⁶² Правда Русская, т. II, стр. 212, 214, 219, 220.

⁶³ Правда Русская, т. II, стр. 197.

⁶⁴ Правда Русская, т. II, стр. 185.

⁶⁵ Правда Русская, т. II, стр. 171.

⁶⁶ Правда Русская, т. II, стр. 600.

⁶⁷ Правда Русская, т. II, стр. 166.

⁶⁸ Правда Русская, т. II, стр. 489, 503, 506, 516, 520, 526.

⁶⁹ Правда Русская, т. II, стр. 171.

⁷⁰ Правда Русская, т. II, стр. 181.

⁷¹ Правда Русская, т. II, стр. 189.

⁷² См., например: С. Л. Пештич. О «договоре» Владимира с волжскими болгарами 1006 года. ИЗ, т. 18. М., 1946.

⁷³ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 69.

⁷⁴ ПВЛ под 6523 (1015) г.

⁷⁵ ПВЛ под 6580 (1072) г.

⁷⁶ В. Н. Татищев. Ук. соч… т. II, стр. 90.

⁷⁷ ПВЛ под 6586 (1078) г.

⁷⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 279.

⁷⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 280–282.

⁸⁰ ПВЛ под 6488 (980) г.

⁸¹ ПСРЛ, т. IX, стр. 39.

⁸² Хрестоматия по истории средних веков, т. I, стр. 675.

⁸³ ПСРЛ, т. II, стб. 501.

⁸⁴ ПСРЛ, т. II, стб. 501.

⁸⁵ НПЛ, стр. 478.

⁸⁶ ПВЛ под 6545 (1037) г.

⁸⁷ ПВЛ под 6559 (1054) г.; Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911, стр. 51.

⁸⁸ ПВЛ под 6559 (1051), 6578 (1070), 6601 (1093), 6618 (1110) гг.; ПСРЛ, т. II, стб. 197.

⁸⁹ ПРП, вып. II, стр. 102.

⁹⁰ ПРП, вып. II, стр. 103–104.

⁹¹ Я. Н. Щапов. Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича. В кн.: «Археографический ежегодник за 1902 год». М., 1963, стр. 39.

⁹² Я. Н. Щапов. Ук. соч., стр. 41.

⁹³ ПРП, вып. II, стр. 41–43.

⁹⁴ ПРП, вып. II, стр. 39.

⁹⁵ ПРП, вып. II, стр. 39, 41.

⁹⁶ ПРП, вып. II, стр. 41.

⁹⁷ ПРП, вып. II, стр. 41.

⁹⁸ ПРП, вып. II, стр. 43.

⁹⁹ ПРП, вып. II, стр. 104–105.

¹⁰⁰ ПСРЛ, т. IX, стр. 223.

¹⁰¹ ПСРЛ, т. X. М., 1965, стр. 65.

¹⁰² ПСРЛ, т. IX, стр. 254.

Заключение

¹ В. Н. Татищев. История Российская, т. II. М.-Л., 1963, стр. 182.

² В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III. М.-Л., 1964, стр. 89.

³ История СССР с древнейших времен до наших дней, т. I. М., 1966, стр. 575.

Глава 11

¹ Б. Ф. Поршнев. Феодализм и народные массы. М., 1964, стр. 68, см. также стр. 109.

² О. М. Рапов. К вопросу о боярском землевладении на Руси в XII–XIII вв. В кн.: «Польша и Русь». М., 1974, стр. 193–404.

³ ПРП, вып. II. М., 1953, стр. 138.

⁴ ПРП, вып. II, стр. 137.

⁵ ПРП, вып. II, стр. 134, 139.

⁶ ПРП, вып. II, стр. 138.

⁷ ПРП, вып. II, стр. 136, 138, 140.

⁸ ПРП, вып. II, стр. 102.

⁹ С. М. Соловьев. История Российская с древнейших времен, кн. 1. М., 1969, стр. 157; И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. II. СПб., 1902, стб. 1017–1018.

¹⁰ С. М. Соловьев. Ук. соч., кн. I, стр. 157.

¹¹ ПСРЛ, т. I. М., 1962, стб. 408–409.

¹² Хрестоматия по истории средних веков, т. I. М., 1962, стр. 363.

¹³ ПВЛ под 6455 (947) г.

¹⁴ ПСРЛ, т. IX. М., 1965, стр. 35.

¹⁵ ПВЛ под 6454–6455 (946–947) гг.

¹⁶ П. П. Третьяков. Древлянские грады. В кн.: «Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия». М., 1952, стр. 65.

¹⁷ ПСРЛ, т. I, стб. 46.

¹⁸ ПВЛ под 6488–6559 (980–1051) гг.; ПСРЛ, т. I, стб. 348.

¹⁹ ПВЛ под 6488 (980) г.

²⁰ ПВЛ под 6488 (980) и 6523 (1015) гг.

²¹ М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, стр. 371.

²² НПЛ. М.-Л., 1950, стр. 50; ПСРЛ, т. II. М., 1962, стб. 321.

²³ ПВЛ под 6523 (1015) г.

²⁴ Подробнее о княжеских дворах см.: М. К. Каргер. Древний Киев, т. I, М.-Л., 1958, стр. 275–279.

²⁵ М. К. Каргер. Ук. соч., стр. 277.

²⁶ ПСРЛ, т. II, стб. 493, 592.

²⁷ ПСРЛ, т. II, стб. 295.

²⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 309.

²⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 311.

³⁰ ПСРЛ, т. II, стб. 331–332.

³¹ ПСРЛ, т. II, стб. 333.

³² ПСРЛ, т. II, стб. 334.

³³ ПСРЛ, т. II, стб. 371.

³⁴ ПСРЛ, т. II, стб. 377.

³⁵ ПСРЛ, т. II, стб. 458.

³⁶ ПСРЛ, т. II, стб. 493.

³⁷ В. Н. Татищев. История Российская, т. III. М.-Л., 1964, стр. 69.

³⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 547.

³⁹ Е. А. Рыдзевская. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе. КСИИМК, вып. XI. М.-Л., 1946, стр. 21.

⁴⁰ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 21.

⁴¹ ПСРЛ, т. II, стб. 658.

⁴² ПСРЛ, т. VII. СПб., 1856, стр. 313; т. XVII. СПб., 1907, стб. 1.

⁴³ ПСРЛ, т. I, стб. 301.

⁴⁴ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II. М.-Л., 1963, стр. 123.

⁴⁵ ПСРЛ, т. IX, стр. 197.

⁴⁶ ПСРЛ, т. IX, стр. 198.

⁴⁷ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 51.

⁴⁸ М. Н. Тихомиров. Ук. соч., стр. 356.

⁴⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 316.

⁵⁰ ПСРЛ, т. II, стб. 614.

⁵¹ ПВЛ под 6604 (1096) г.

⁵² В. Н. Татищев. Ук. соч., т. III, стр. 98.

⁵³ Правда Русская, т. II. Под ред. Б. Д. Грекова. М.-Л., 1947, стр. 162.

⁵⁴ Правда Русская, т. II, стр. 154.

⁵⁵ ПВЛ под 6579 (1071) г.

⁵⁶ Правда Русская, т. II, стр. 154, 159.

⁵⁷ Правда Русская, т. II, стр. 164.

⁵⁸ Правда Русская, т. II, стр. 15.

⁵⁹ Правда Русская, т. II, стр. 185.

⁶⁰ Правда Русская, т. II, стр. 161.

⁶¹ Правда Русская, т. II, стр. 205.

⁶² Правда Русская, т. II, стр. 212, 214, 219, 220.

⁶³ Правда Русская, т. II, стр. 197.

⁶⁴ Правда Русская, т. II, стр. 185.

⁶⁵ Правда Русская, т. II, стр. 171.

⁶⁶ Правда Русская, т. II, стр. 600.

⁶⁷ Правда Русская, т. II, стр. 166.

⁶⁸ Правда Русская, т. II, стр. 489, 503, 506, 516, 520, 526.

⁶⁹ Правда Русская, т. II, стр. 171.

⁷⁰ Правда Русская, т. II, стр. 181.

⁷¹ Правда Русская, т. II, стр. 189.

⁷² См., например: С. Л. Пештич. О «договоре» Владимира с волжскими болгарами 1006 года. ИЗ, т. 18. М., 1946.

⁷³ В. Н. Татищев. Ук. соч., т. II, стр. 69.

⁷⁴ ПВЛ под 6523 (1015) г.

⁷⁵ ПВЛ под 6580 (1072) г.

⁷⁶ В. Н. Татищев. Ук. соч… т. II, стр. 90.

⁷⁷ ПВЛ под 6586 (1078) г.

⁷⁸ ПСРЛ, т. II, стб. 279.

⁷⁹ ПСРЛ, т. II, стб. 280–282.

⁸⁰ ПВЛ под 6488 (980) г.

⁸¹ ПСРЛ, т. IX, стр. 39.

⁸² Хрестоматия по истории средних веков, т. I, стр. 675.

⁸³ ПСРЛ, т. II, стб. 501.

⁸⁴ ПСРЛ, т. II, стб. 501.

⁸⁵ НПЛ, стр. 478.

⁸⁶ ПВЛ под 6545 (1037) г.

⁸⁷ ПВЛ под 6559 (1054) г.; Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911, стр. 51.

⁸⁸ ПВЛ под 6559 (1051), 6578 (1070), 6601 (1093), 6618 (1110) гг.; ПСРЛ, т. II, стб. 197.

⁸⁹ ПРП, вып. II, стр. 102.

⁹⁰ ПРП, вып. II, стр. 103–104.

⁹¹ Я. Н. Щапов. Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича. В кн.: «Археографический ежегодник за 1902 год». М., 1963, стр. 39.

⁹² Я. Н. Щапов. Ук. соч., стр. 41.

⁹³ ПРП, вып. II, стр. 41–43.

⁹⁴ ПРП, вып. II, стр. 39.

⁹⁵ ПРП, вып. II, стр. 39, 41.

⁹⁶ ПРП, вып. II, стр. 41.

⁹⁷ ПРП, вып. II, стр. 41.

⁹⁸ ПРП, вып. II, стр. 43.

⁹⁹ ПРП, вып. II, стр. 104–105.

¹⁰⁰ ПСРЛ, т. IX, стр. 223.

¹⁰¹ ПСРЛ, т. X. М., 1965, стр. 65.

¹⁰² ПСРЛ, т. IX, стр. 254.