Послесловие

Жанр этой книги — не научная история, не мемуары, а просто повествование участника и очевидца событий. Может, рассказанное мной ближе к "свидетельским показаниям"? Или к исповеди? Я рассказал (написал), вы, если у вас хватило терпения, выслушали (вернее, прочитали). После того, как я высказался, любезный читатель, считайте, что меня уже нет. Теперь вы — судья, вы даете оценку. Мои близкие друзья, прочитавшие мой рассказ первыми, сказали, что я сам выставляю себя неудачником в политике, ибо показываю, как постоянно уступал и проигрывал. Я отвечаю им, что я — не политик. Политик — человек, который стремится к власти, должности, хочет управлять, принимать решения, вершить судьбами людей. В Азербайджане такие люди, дабы преуспеть, обязаны быть аморальными. Быть таким я не умею. Всю жизнь я был чужд честолюбию, никогда не стремился повелевать. Моя задача была — учить, советовать, указывать путь. А уж дело других — принимать или отвергать. Как видно из моего рассказа, мой народ все время отвергал мои советы. Поэтому он там, куда пришел. Если он счастлив этим, то, видимо, это его удел. Если нет, то есть веская причина задуматься и провести тяжкую работу по переоценке "национальных ценностей".

Я не думаю, что сейчас, когда многие виновники трагедии народов Южного Кавказа все еще действующие лица на политической арене, можно написать обоснованную архивными документами историю. Но много мемуаров. Много заявлений о собственной роли различных деятелей. Много живых свидетелей. Их рассказы совокупно воссоздают общую картину. Мой рассказ тоже служит этой цели. Я не претендую на самую объективную историю. Моя История — субъективна. Это моя история. Я видел события таковыми. По мне, официальная и оппозиционная версия истории этих лет, ныне скармливаемые населению, просто мифы с сугубо утилитарной целью — еще раз обмануть народ и воспользоваться им для взлета на политический Олимп.

Мой рассказ разрушает «табу»: нельзя писать о зверствах, чинимых толпой и преступниками из «наших». Ответ прост: толпа преступна (это — научное определение), а у преступника нет национальности. Посмеют ли написать о зверствах, совершенных армянской толпой и «своими» боевиками армянские историки? Если мы хотим выбраться из заколдованного круга враждебности, то обязаны сделать это.

По мне, «национальность» должна нести в себе созидательный потенциал. Если же этим понятием прикрываются преступники, то какая разница, преступления совершаются человеком, считающим себя армянином, или азербайджанцем? Он — преступник, это его главная и единственная характеристика. Национальность преступника не имеет абсолютно никакого значения.

Читатель заметит, что в моей жизни в описываемый период были невзгоды и опасность. Я выстоял потому, что у меня были крепкие тылы. Были живы любящие меня родители. Жена и дети оберегали меня. Я в неоплатном долгу перед ними. У меня были верные друзья, которые точно так же стойко переносили общие наши тяготы. Я беспредельно признателен им.

Наконец, помогали мне выстоять все те писатели и ученые, которых я читал и полюбил, у которых я учился и поклоняюсь им. Их пример вдохновлял меня все эти годы, был камертоном моего самого строгого судьи — моей совести.