Не стоит путать соискательские состязания и призовые соревнования. Они существовали в разное время. Столетие, в которое процветали соискательские состязания, успело закончиться, и только тогда началось столетие призовых соревнований.

Как мы уже отмечали, в рыцарские времена фехтование было уделом низших сословий. Так что и люди, практиковавшие это искусство в том виде, в каком оно тогда существовало, были далеко не джентльмены и готовы были ради получения преимущества над противником пойти на самый грязный трюк, хоть в условном, хоть в серьезном поединке. Укротить буйство их духа было некому.

Впрочем, потребность в таком укрощении была налицо, и уже в правление Генриха VIII мы видим, как самые уважаемые представители этой профессии объединяются в организацию и вводят четкие правила честного и благородного поведения, а заодно — и систему штрафов и прочих наказаний за нарушение этих правил:

«Решено с согласия всех нас, вышеупомянутых магистров благородной науки фехтования, что если кто-то один, или двое, или более из нас нарушит правила и установления, относящиеся к Науке, то этот виновный или эти виновные будут оштрафованы в пользу остальных из нас вышеупомянутых магистров, и не будут заседать в совете, пока не выплатят вышеупомянутый штраф, а также не будут выполнять обязанностей магистра фехтования до выплаты вышеупомянутого».

Неизвестно, получили ли «магистры благородной науки фехтования» на самом деле хартию от короля Генриха (по крайней мере, документов на этот счет до сих нор не обнаружено), но то, что он признавал их как организацию, подтверждается документом, выданным в 1540 году:

«Рик. Бесте, Хампф. Бассетту, Роб. Полнорту, Джону Ледже, Питеру Уильямсу, Рис. Лорду, Джону Винсенту, Ник. де ла Хейджу, магистрам «науки фехтования», и Уилл. Ханту, Джону Фраю, Хен. Уайтфельду, Гилберту Беккету, Эдв. Пиннеру, Тосу Таунеру, Джеффри Гриффину, Тосу Хадсону, Тосу Темси, Ген. Тиклиппесу и Джонапу Райсу, провостам этой науки даются полномочия разыскивать по всей Англии, Уэльсу и Ирландии адептов вышеупомянутой науки фехтования, многие из которых (забыв про клятву, которую давали учителю, приступая к изучению вышеупомянутой науки, на перекрестье меча, символизирующем Распятье Господне) ради денежной выгоды или из-за профессиональной зависти, не получив на то лицензии, разбрелись по всем уголкам Англии, открыли там школы и собирают за свою работу немалую плату, хотя и учат при этом недостаточно, пороча тем самым как доброе имя магистров и провостов науки, так и ее похвальные правила и распорядки; а также — препроводить подобных нарушителей в ближайший мировой суд, где обязать их под должный залог не повторять более подобных преступлений против собственной клятвы и вышеупомянутых правил, а в случае отказа — бросить в тюрьму. Вестминстер, 20 июля, 1532 г. Генрих VIII».

В Британском музее есть одна очень интересная книга, составленная при королеве Елизавете, где содержится запись об этой ассоциации магистров, приводятся правила ассоциации, клятва верности, приносимая ее членами, заметки о разыгрываемых ими призах и много иных подробностей.

Членами ассоциации были, во-первых, «ученики» — новички на испытательном сроке, не считающиеся пока полноправными членами; затем — «свободные ученики», низший уровень иерархии; следующую ступень составляли провосты, помощники магистра; и наконец, высшим сословием ассоциации являлись магистры. Из магистров избирался управляющий совет ассоциации, известный как «Четверка старейших магистров благородной науки фехтования».

Чтобы стать членом ассоциации, «ученику» необходимо было сдать экзамен, который проходил, как правило, в школе одного из магистров. Экзамен состоял из серии поединков на различных видах оружия с определенным количеством уже прошедших подобное испытание молодых людей. Это действо именовалось «призовой игрой» и представляло собой фактически вступительный экзамен в ассоциацию; сдав его, ученик выходил из ворот «свободным учеником».

«Если некий провост поселяется в радиусе двадцати миль от Лондона, где должны проводиться все призовые состязания, то он несет все расходы; если же он проживает далее, нежели двадцать миль от Лондона, то на соискателя ложится половина расходов; то же относится к магистрам в случае состязаний магистров. Также каждый магистр должен присутствовать, чтобы сразиться с соискателем, за исключением его собственного магистра, под эгидой которого он выступает. Каждый провост и свободный ученик должен присутствовать, чтобы выступить, если укажут магистры. Самый молодой магистр должен выступать первым, и так далее, в том же порядке. Будь то турнир на звание магистра, провоста или свободного ученика. Тот, кто будет сражаться с соискателем и нанесет ему удар, а после этого сблизится так, что соискатель не сможет нанести следующий удар, не считается выигравшим бой, даже если при этом разобьет соискателю голову».

«Владычица наша королева Елизавета милостью Божией королева Англии и Ирландии, защитница веры и глава (под Богом) церкви Англии и Ирландии и прочая, по великой королевской милости дает право каждому магистру и провосту из англичан на всей территории Англии, Ирландии и Кале и в их провинциях держать школы и обучать в них джентльменов или йоменов, желающих изучать благородную науку фехтования двуручным мечом, копьем, мечом-бастардом, кинжалом, палашом, мечом и баклером, шестом и любым другим оружием, коим можно фехтовать, используя эту науку (если найдутся среди них желающие изучать упомянутую науку), то в знак того, что они являются учениками одной школы, должны знать и правила и постановления, ради чего я, Уильям Маклоу, как один из магистров все той же науки, имеющий право издавать приказы, и повелел написать данную таблицу. Чтобы могли они слышать и читать упомянутые правила, постановления и распоряжения своей школы в нижеследующем виде. Первое — каждый ученик вне зависимости от достатка и положения должен договориться с вышеупомянутым магистром или его помощником о том, владению каким оружием он будет обучаться. После этого вышеупомянутый ученик должен поклясться на перекрестье меча, символизирующего распятье, на котором Спаситель наш Иисус Христос принял смерть. По принесении клятвы он должен заплатить магистру 12 пенсов и внести вступительный взнос в 4 пенса. Также вышеупомянутый ученик должен оплачивать обучение в размере, обговоренном с магистром. Из обговоренной суммы половину ученик должен выплатить сразу, то есть если обговоренная сумма составляет 40 шиллигов, то сразу он должен выплатить 20, если же обговоренная сумма — 30 шиллингов, то сразу он должен выплатить 15, а оставшуюся половину ученик выплачивает по окончании курса. Также ученик должен принести с собой оружие, обговоренное с магистром или помощником магистра».

«Первое — каждый ученик перед своими первыми состязаниями должен известить своего магистра (которому он приносил клятву) о своем желании соискать первое звание, после чего магистр должен в свою очередь известить об этом старейших магистров. По общему решению старейших магистров в указанной ими школе соискатель должен сразиться с ее учениками хотя бы на длинных мечах и палашах в качестве испытания своего умения, чтобы видно было, достоин ли он состязания. Если магистры сочтут, что ученик сражается достойно, то назначат ему день и место состязаний, и, когда этот день придет, вышеупомянутый ученик будет сражаться на длинных мечах с тем количеством учеников, какое будет ему предоставлено. И будет ему назначен следующий день, чтобы сразиться на другом оружии с тем количеством учеников, какое укажут вышеупомянутые старейшие магистры. Должен он будет также и обещать соблюдать все приказы и распоряжения вышеупомянутых четырех старейших магистров и в дальнейшем соблюдать все обязанности ученика. Кроме того, пройдя соискательские состязания на звание ученика и получив звание «свободного ученика», в течение семи последующих лет он не имеет права заговаривать ни с одним магистром по поводу каких-либо следующих соискательских состязаний, пока эти семь лет полностью не истекут. Если по истечении этого срока он возжелает устроить себе соискательские состязания на звание провоста, пусть делает так, как указано далее».

В рукописи содержатся «Заметки обо всех свободных учениках», о том, как они все проходили свои соискательские состязания и с каким оружием. Кажется, что ученику необходимо было уметь владеть только двумя видами оружия, обычно это были двуручный меч и типично английский набор — меч и баклер. Некоторые отрывки из этих «Заметок» могут вызвать у читателя интерес:

«Грегори Грин проходил соискательские состязания на звание ученика в Ченфорде, графство Эссекс, выступая от Ричарда Донна с двумя видами оружия — двуручным мечом и палашом, провел 8 боев на двуручных мечах и 7 — на палашах; состоялось 18 апреля.

Джон Грин проходил состязания на звание ученика в «Быке», в Епископских вратах, с двумя видами оружия — двуручным мечом и мечом и шестом. И на том, и на другом оружии было проведено несколько боев. Выступал от Ричарда Смита, 2 июля.

Эдуард Харви проходил состязания в «Быке», в Епископских вратах, с двумя видами оружия — двуручным мечом и мечом и баклером. Провел 14 боев с двуручным мечом и 28 — с мечом и баклером, с участием двух свободных учеников по имени Рейсэн и Фрэнсис Кэверли. Выступал 2Я января от Ричарда Смита.

Уильям Мэттьюс проходил состязания в «Быке», в Епископских вратах, с двумя видами оружия — двуручным мечом и палашом. Провел 12 поединков с двуручным мечом и 16 с палашом, с участием одного свободного ученика по имени Фрэнсис Кэверли 6 мая и получил статус свободного ученика, выступая от Уильяма Томпсона, он же Гловер.

Роджер Хорн проходил состязания 25 мая в Оксфорде с двумя видами оружия, а именно — двуручным мечом и мечом и баклером. Провел пять поединков с двуручным мечом и 8 — с мечом и баклером с участием 4 свободных учеников — это были Джон Блинкинсопп, Фрэнсис Кэверли, Эдвард Харви и Уильям Мэттьюс, и получил звание, которого соискал, выступая от магистра Уильяма Маклоу.

Томас Нобль проходил состязания в «Быке», в Епископских вратах, на 9-й день февраля, с двумя видами оружия. А именно — с длинным мечом и мечом и баклером; с длинным мечом провел 10 поединков и два — со свободными учениками, а с мечом и баклером — 12, не считая все тех же свободных учеников, чьи имена были: Уильям Мэттьюс, который бился с оружием обоих видов, и Джон Грин, который бился только с длинным мечом. Вышеупомянутый Томас Нобль получил звание, которого соискал, выступая от мистера Грегори Грина (1578 год).

Роберт Блисс проходил состязания в «Быке», в Епископских вратах, на 5-й день июня с двумя видами оружия. А именно — с двуручным мечом и мечом и баклером. Провел три поединка с двуручным мечом и 16 — с мечом и баклером. С обоими видами оружия в поединках участвовали трое свободных учеников — Джон Харрис. Валантен Лонж и Джон Диуэлл; вышеупомянутый Роберт Блиссе получил звание свободного ученика, выступая от мистера Ричарда Смита (1581 год).

Джордж Маклоу договорился с магистрами и таким образом получил звание свободного ученика от мистера Грегори Грина 6 декабря 1591 года.

Джон Блинкинсопп проходил состязания, выступая от Уильяма Гловера в Бернтвуде, графство Эссекс, с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и мечом и баклером. и провел с длинным мечом 10 поединков, с палашом — 12 и с мечом и баклером — 18. Но он не получил звания, которого соискал, по причине нарушения дисциплины; звание свободного ученика он получил 10 июня в Кингс-Хед на Пай-Корнер от Уильяма Джойнора Рика, Донне Рика, Смита и Уильяма Маклоу».

«В первую очередь каждый свободный ученик, кто возжелает соискать следующей степени благородной науки фехтования — звания провоста, должен заручиться согласием своего магистра. После этого вместе с магистром он направляется к четырем старейшим магистрам и сообщает им, что желает соискать звания провоста. Если же магистр, некогда принявший его клятву при вступлении в свободные ученики, к настоящему моменту оказывается болен, то данный свободный ученик должен выбрать одного из старейших магистров, выступать от него и приносить ему клятву, как когда-то своему первому магистру. Далее, когда четверо старейших магистров согласятся принять просьбу соискателя, он обязан выполнять все их распоряжения и их волю в малейших подробностях. После этого четверо старейших магистров назначают ему день соискательских состязаний. Соискатель должен провести бои с двуручным мечом, с палашом и с шестом со всеми другими провостами, которые придут на состязания. Также вышеупомянутый свободный ученик должен за свой счет объявить о предстоящих состязаниях всем провостам, проживающим в радиусе шестидесяти миль от места, назначенного для проведения соискательских состязаний. За каждого провоста, который проживает в радиусе шестидесяти миль и не получит приглашения на соискательские состязания, вышеупомянутый свободный ученик должен заплатить старейшим магистрам по пять шиллингов законных денег Англии. Между объявлением и днем, назначенным магистрами, должно пройти самое меньшее 4 недели. За всех провостов, проживающих далее чем за двадцать миль от места проведения состязаний, данный свободный ученик должен заплатить половину их расходов. Сделав все вышеописанное, в назначенный день он приступает к самим состязаниям. Для того чтобы получить лицензию провоста, он должен заплатить четырем старейшим магистрам за ее выдачу и скрепление печатью, что входит в их обязанность. Кроме того, он обязуется перед 4 старейшими магистрами не открывать и не содержать школ в пределах семи миль от любого другого магистра без специального разрешения четырех вышеупомянутых магистров. А также обязуется не обучать ни одного ученика, пока тот не принесет клятву собственному магистру провоста, которому он сам ее когда-то приносил. И еще обязуется за каждого ученика, принимаемого на обучение, выплачивать вышеупомянутому магистру по 10 или 12 пенсов. Также провост обязуется, в случае, если в радиусе шестидесяти миль от места его жительства состоятся какие-либо соискательские соревнования на звание провоста, о чем он будет извещен соискателем, явиться для участия в них под страхом телесного наказания или штрафа в 6 шиллингов 8 пенсов в пользу четырех старейших магистров, от чего его может освободить только болезнь или дела на службе Королевы. И наконец, он клянется перед четырьмя старейшими магистрами исполнять все вышеперечисленное. Подавать прошение о соискательстве звания магистра он не имеет права в течение семи лет после получения звания провоста, и не должен чинить обид и посягательств на магистров своей Науки. Принеся вышеперечисленные обязательства, он получает свою лицензию провоста, скрепленную печатью четверых старейших магистров, и все атрибуты своего нового звания».

Для продвижения по иерархической лестнице свободный ученик должен был провести поединки с экзаменаторами — определенным количеством провостов, а также с молодыми людьми равного положения, на трех видах оружия.

Похоже, что иногда соискатель обходился без состязаний, поскольку нам встречаются примеры того, как кандидат получал свое звание «по договоренности» с магистрами.

Соискательские состязания на звание провоста проходили, как правило, на публике, обычно в какой-нибудь таверне или увеселительном заведении, самыми популярными из которых были «Бык» в Епископских вратах, «Белльсаваж» в Лудгейте, «Театр» и «Занавесь» в Холиуэлле.

«Джон Гудвин договорился с магистрами о проведении соискательского состязания на звание провоста с длинным мечом, мечом и баклером и шестом в Тауэр-Риалле, с участием двух провостов — Уильяма Маклоу и Ричарда Смита, и таким образом был провозглашен провостом. Свои соискательские состязания на звание ученика он проводил в Сафферн-Уолдене, графство Эссекс, с двумя видами оружия — длинным мечом и палашом, проведя девять боев с длинным мечом и двенадцать — с палашом, выступая от Уильяма Гловера.

Джон Эванес, он же Джеркинмейкер, проходил соискательские состязания на звание провоста, выступая от Уильяма Гловера, он же Томпсон, с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и мечом и баклером; в состязаниях участвовало двое провостов — Уильям Маклоу и Ричард Смит. Свои соискательские состязания на звание ученика он проводил в Бэлдоке, в Хартфордшире, с двумя видами оружия, проведя семь поединков с длинным мечом и шесть — с мечом и баклером.

Айзек Кеннард проходил состязания на звание провоста в «Быке», в Епископских вратах, 7 июня с тремя видами оружия — длинным мечом, мечом и баклером и шестом. С ним сражались двое свободных учеников, претендовавших на звание провоста, — Уильям Уилкс и Фрэнсис Кэлверт. Выступал он от Ричарда Смита в 1575 году.

Грегори Грин проходил состязания на звание провоста в пятнадцатый день октября в «Быке», в Епископских вратах, с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и мечом и баклером. В состязаниях принимали участие два провоста — Айзек Кеннард и Уильям Уилкс. У Айзека была повреждена рука, так что он сражался только длинным мечом, и, таким образом, вышеупомянутый Грегори был провозглашен провостом, выступая от Уильяма Маклоу.

Джон Блинкинсопп проходил состязания на звание провоста в девятый день июня в «Быке», в Епископских вратах, с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и шестом. В состязаниях участвовали Джон Гудвин, провост, и Фрэнсис Кэлверт, свободный ученик, к тому времени получивший лицензию провоста. Таким образом, Джон Блинкинсопп был провозглашен провостом, выступая от Уильяма Томпсона, он же Гловер.

Эдуард Харви проходил состязания на звание провоста в пятый и двадцатый дни августа в «Театре» с тремя видами оружия — двуручным мечом, палашом и мечом и баклером. Среди тех, кто сразился с ним, были один провост по имени Джон Блинкинсопп и один свободный ученик по имени Фрэнсис Кэлверт, к тому времени получивший лицензию провоста. Таким образом, вышеупомянутый Эдуард Харви был провозглашен провостом, выступая от магистра Ричарда Смита (1578 год).

Томас Иратт по договоренности с магистрами был провозглашен провостом в седьмой день июня от магистра Грегори Грина (1582 год).

Роберт Блисс проходил состязания в «Театре», в Холиуэлле, в первый день июля с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и мечом и баклером. Среди сражавшихся с ним было три провоста — Александр Рейсон, Томас Пратт и Валантен Лонж. Таким образом, вышеупомянутый Роберт Блисс был провозглашен провостом, выступая от Ричарда Смита (1582 год).

Валантен Лонж проходил состязания на звание провоста в Куртене, в Холиуэлле, на пятый день августа с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и мечом и баклером. Среди сражавшихся с ним было два провоста — Роберт Блисс и Эндроу Белло, а также Джон Диуэлл, получивший к тому времени лицензию провоста. Таким образом, вышеупомянутый Валантен Лонж был провозглашен провостом, выступая от магистра Грегори Грина (1582 год).

Джон Диуэлл проходил состязания в «Театре», в Холиуэлле, сразившись со всеми провостами и свободными учениками на трех видах оружия, которыми были длинный меч, меч и баклер и меч и кинжал. С ним сражались провосты Томас Пратт, Роберт Блисс и Эндроу Белло и свободные ученики Валантен Лонж, Джон Харрис, Уильям Отте и Джордж Маклоу. За нарушения вышеупомянутый Джон Диуэлл не был в тот раз провозглашен провостом. Однако он получил звание провоста по доброй воле магистров 10 августа, выступая от Уильяма Джойнера (1582 год).

«1. Клянитесь, и именем Господа и Церкви, с верой, данной Вам Господом, на перекрестье этого меча — символе Креста, на котором спаситель наш Иисус Христос принял мученическую смерть во искупление грехов наших, что будете хранить и исповедовать все пункты клятвы, которую я, ваш магистр и учитель, объявлю вам перед лицом всех моих братьев — магистров, к которым вы собираетесь присоединиться.

2. Будьте верны Католической Церкви и исповедуйте и проповедуйте истинную веру, как положено правоверному христианину.

3. Будьте верным подданным вашей правительнице леди Королеве Елизавете и ее преемникам — королям нашего английского королевства и не знать никаких измен, а если случится узнать о таковой, сообщить об этом самое большее в течение двадцати четырех часов, а если получится — то и быстрее, и служить своей Королеве и стране в борьбе против всех остальных стран изо всех своих сил.

4. Будьте верным провостом с этого дня и до последнего дня своей жизни, любите истину и служите ей, и ненавидьте ложь, никогда не чините обид ни одному магистру или провосту нашей науки, будьте послушны мне, своему магистру и учителю, как все провосты послушны своим магистрам и остальным членам братства магистров, как было испокон веку, в соответствии с древними положениями нашей науки.

5. Поклянитесь не брать в ученики людей, подозреваемых в убийстве, в воровстве или в пьянстве, не учить задир и забияк, держаться подальше от всех перечисленных людей и вообще с ними не общаться, если то будет возможно.

6. Поклянитесь не учить никого, кто не принесет сперва клятвы, какую предпишу вам я, ваш магистр, и прочие магистры, братья мои, и заставлять учеников приносить только эту клятву слово в слово.

7. Не бросайте вызова магистрам и не сравнивайте себя ни с кем из магистров, дабы посрамить его, а в особенности не сравнивайте себя со мной, своим магистром, от кого вы сегодня принимаете звание и у кого научились всем хитростям науки, ни бросанием вызова, ни недостойными словами, касающимися в какой-нибудь мере нашей науки.

8. В любом состязании или соревновании, где вам случится судить или просто наблюдать, говорите правду о том, что увидели, когда вас об этом спросят, но не раньше, если будет на месте хоть один магистр или провост старше вас. А когда спросят вашего мнения, дайте верное суждение о том, что вы видели, настолько точное, насколько это будет возможно, отбросив все пристрастия, не пытаясь хитрить, так же, как Господь будет судить вас на Страшном суде. Оказывая тем самым по своей доброй воле посильную помощь в выяснении победителя.

9. Будьте всегда великодушны, и если случится вам получить преимущество над своим противником, то есть поставить ему ногу на грудь, или оставить без оружия, или получить преимущество иное, то не убивать его, если он — верный подданный Королевы, а обойтись без напрасного убийства или увечья, как гласит ваша первая клятва, дав которую вы приступили к изучению науки.

10. Не давайте ученикам никаких званий без разрешения на то своего магистра, но можете, в случае нужды, назначить кого-нибудь своим помощником, и он не будет приносить иной клятвы, кроме этой. То есть в ваше отсутствие он может принимать клятвы будущих учеников такими словами: «Поклянитесь именем Господа и Церкви на перекрестье этого меча, что принесете должную клятву моему магистру или его провосту, когда он сможет ее принять». И после этого сможет взять его в ученики и дать ему первый урок.

11. Не принимайте на обучение учеников другого магистра без разрешения последнего, за исключением тех случаев, когда вышеупомянутый ученик уже отдал полный долг занятий своему предыдущему учителю. И далее — соблюдайте и заставляйте других соблюдать наши правила и порядки на всех состязаниях, каковую обязанность мы уже частично наложили на вас и наложим в полном объеме по мере того, как вы будете продвигаться в науке фехтования.

12. Поклянитесь соблюдать эту клятву провоста во всех перечисленных пунктах, объявленных вам мной, вашим магистром, перед моими братьями, магистрами этой науки, и да поможет вам Господь и ваша вера».

«Да будет известно всем, состоящим на службе нашей правительницы леди Элизаветы, милостью Божьей Королевы Англии и Ирландии, защитницы веры и прочая, то есть — мировым судьям, мэрам, шерифам, бейлифам, констеблям и прочим возлюбленным подданным Ее Величества. Нашей госпоже повелительнице с ее уважаемым Советом было угодно своей властью и специальным разрешением выдать нам, магистрам фехтования со всеми видами оружия, исключительное право на то, чтобы нам, магистрам и провостам, обучать и иметь опыт и знания, признаваемые достаточными в части профессионализма. Нами же, вышеуказанными магистрами нашей науки или большинством из нас, присутствующих на состязаниях, проводимых открыто, где соискатель проводит поединки со всеми учениками, которые явятся на них, после проведенных таким образом состязаний подавать заявку на соискательские состязания на звание провоста, рассылая оповещения за 21 день всем провостам, и пройти испытательные поединки с таким количеством провостов, которые явятся на них. После того как это было проделано открыто в городе Лондоне перед нашим, старейших магистров вышеупомянутой науки, лицом, мы, Ричард Уайт, Томас Уивер, Уильям Хирн, Уильям Гловер, он же Томпсон, Уильям Джойнер, Генри Нейлор, Ричард Донн и Эдмонд Дарси, проживающие в городе Лондоне, производим Уильяма Маклоу в провосты от магистра нашей вышеупомянутой науки Томаса Уивера, в 13-й день июня в год от рождества Господа нашего 1568, на десятый год правления нашей владычицы Ее Величества Королевы, поскольку вышеупомянутый Уильям Маклоу провел свои соискательские состязания в городе Лондоне в вышеуказанный день и год перед нашим, магистров вышеупомянутой науки, лицом. Мы, по всем этим пунктам, допускаем вышеуказанного Уильяма Маклоу, как достойного и образованного человека, обучать во владениях Ее Величества Королевы владению различными видами оружия, а именно — длинным мечом, палашом, рапирой и кинжалом, и шестом. И мы, магистры, признанные Королевой, величайшей правительницей и ее достойным Советом, как уже было указано, высказываем пожелание всем ее должностным лицам и верноподданным помогать вышеупомянутому Уильяму Маклоу в борьбе против всех посторонних и прочих, берущихся учить, не принеся соответствующую клятву верности правителю, обманывающих, таким образом, преданных подданных Ее Величества. И мы, Ричард Уайт, Томас Уивер, Уильям Хирн, Уильям Гловер, Уильям Джойнер, Генри Нейлор, Ричард Донн и Эдмонд Дарси, желаем, чтобы все должностные лица, находящиеся на службе Королевы и чтящие Господа и Ее Величество, не позволяли обучать и открывать школ фехтования никому, кто не имел бы документа, подобного данному. Выполнив наши пожелания, вы покажете себя верными и преданными подданными нашей великой повелительницы, Ее Величества Королевы. Слава Господу за возвышение верных. Настоящим удостоверяем».

«Если некий провост возжелает получить магистерскую степень, то для того, чтобы пройти соискательские состязания, он должен сначала сообщить об этом намерении своему магистру, тому, от которого он стал провостом, если тот жив, если же тот умер, то выбрать в качестве своего магистра одного из четырех старейших магистров по собственному усмотрению, выступать на состязаниях от него и принести ему клятву, как своему первому магистру. После чего он должен получить одобрение своего магистра на устроение соискательских состязаний на звание магистра, а также спросить на то одобрения четверых старейших магистров науки фехтования. И если четверо старейших магистров дадут свое согласие, соискатель может переходить к состязаниям, соблюдая при этом все правила, порядки и установления. И не изобретать при этом способов саботировать решений кого-либо из магистров этой благородной науки, а стараться выполнять все их распоряжения изо всех сил. Итак, вышеупомянутые магистры назначат ему день соискательских состязаний на звание магистра, в который он будет сражаться со следующим оружием: двуручным мечом, мечом-бастардом, копьем, палашом и рапирой и кинжалом. После чего вышеупомянутый провост должен известить о предстоящих состязаниях всех магистров, проживающих в пределах сорока миль от назначенного места состязания, самое меньшее за восемь недель до назначенного дня. После того как состязания пройдут, он должен изготовить себе лицензию магистра и заплатить старейшим магистрам за скрепление ее печатью, что входит в их обязанности, и взять на себя обязательства перед вышеупомянутыми старейшими магистрами выполнить все вышеперечисленное и предоставить себя в их распоряжение. После этого четверо старейших магистров примут от него клятву магистра со всем причитающимся».

«Ричард Уайт проходил соискательские состязания на звание магистра в Грей-Фрайерс, в Ньюгейте, с тремя видами оружия, а именно — длинным мечом, мечом-бастардом и палашом, с участием трех магистров, Уильяма Ханта, Питера Беста и Уильяма Брауна. Соискательские состязания на звание провоста он проходил в Лиден-Холл с участием двух провостов, Эдуарда Бриттена и Джона Барсетта, с тремя видами оружия, а именно — длинным мечом, палашом и шестом. Соискательские состязания на звание ученика он проходил в Лиден-Холл с участием 23 учеников на палашах и в Хэмптон-Корт с 24 противниками на длинных мечах.

Роберт Эдмондс проходил соискательские состязания на звание магистра в Уайтхолле перед лицом короля Филиппа и королевы Марии, с тремя видами оружия — длинным мечом, палашом и шестом. Против него сражались два магистра, Ричард Уайт и Томас Уивер.

Томас Уивер был произведен в магистры королем Эдуардом VI в Гринвиче.

Айзек Кеннард явился на свои соискательские состязания на звание магистра в «Бык», в Епископских вратах, на двадцать первый день апреля и провел их с четырьмя видами оружия, это были: двуручный меч, палаш, меч и баклер и рапира и кинжал. С ним сражались три магистра — Грегори Грин, Уильям Маклоу и Уильям Джойнер. Вышеупомянутый Айзек бился с этими тремя магистрами на длинных мечах, а на палашах был сражен Уильямом Маклоу, и, таким образом, не получил в этот раз искомого звания. В следующий понедельник вышеупомянутый Айзек провел поединки на остальных видах оружия, то есть — с мечом и баклером и с рапирой и кинжалом. С ним сражались три вышеупомянутых магистра — Грегори Грин, Уильям Маклоу и Уильям Джойнер, в 28-й день апреля. Так вышеуказанный Айзек был по соглашению произведен в магистры от Ричарда Смита в десятый день мая (1598 год).

Джон Блинкинсопп проходил соискательские состязания на звание магистра в первый день июня в Артиллерийском саду с оружием четырех видов. Это были: двуручный меч, палаш, меч и баклер и шест. В поединках с ним участвовали шестеро магистров — Ричард Питере, Энтони Фенрютер, Грегори Грин, Ричард Смит, Ричард Донн и Генри Нейлор. Вышеуказанный Блинкинсопп был провозглашен магистром от Уильяма Томпсона (1579 год).

Фрэнсис Колльер достиг соглашения с магистрами и был таким образом провозглашен магистром от Уильяма Джойнера (1581 год).

Уильям Мэттьюс проходил соискательские состязания на звание магистра в Кентербери на пятый день июня с оружием четырех видов, то есть — длинным мечом, палашом, мечом и баклером и рапирой и кинжалом. С ним сразилось восемь магистров — Фрэнсис Кэлверт, Джон Блинкинсопп, Джон Гудвин, Айзек Кеннард, Грегори Грин, Джон Эванс, Ричард Смит и Генри Нейлор. И таким образом он получил звание магистра от Ричарда Питера (1583 год).

Магистр Пол Уоррен получил свое звание 17 октября 1587 года, от магистра Ричарда Питера.

Магистр Карлтон получил свое звание 23 октября от магистра Джорджа Нейлора, в 1587 году, будучи слугой в палатах Ее Величества.

Джеймс Кренидж проходил соискательские состязания на звание магистра 21 ноября 1587 года в «Белльсаваже», в Лудгейте, с оружием четырех различных видов, а именно — длинным мечом, палашом, мечом и кинжалом и рапирой и кинжалом. С ним сражалось 9 магистров — Эндрю Беллоу на двух видах оружия — длинных мечах и палашах, а остальные 8 — на оружии всех четырех видов; это были Джон Диуэлл, Валантен Лонж, Ричард Флечер, Роберт Блисс, Уильям Мэттьюс, Джон Гудвин, Грегори Грин, Генри Нейлор, в присутствии членов своего братства, имена которых — Уильям Джойнер, Джон Эванс, Пол Уэран и Ричард Карлтон. Таким образом, вышеупомянутый Джеймс Кренидж был провозглашен магистром благородной науки фехтования.

Джон Мэттьюс проходил соискательские состязания на звание магистра в 31-й день января 1588 года в «Белльсаваже» с оружием четырех видов, а именно — длинным мечом, палашом, мечом и кинжалом и рапирой и кинжалом. С ним сражались 7 противников: Джеймс Кренидж, Джон Диуэлл, Валантен Лонж, Ричард Флечер, Роберт Блисс, Джон Гудвин и Грегори Грин перед лицом остальных магистров — Уильяма Джойнера, магистра-соискателя, Ричарда Питера, Уильяма Мэттьюса, Пола Уэрана и Ричарда Карлтона. Таким образом, вышеупомянутый Джон Мэттьюс был провозглашен магистром от Уильяма Джойнера благородной науки фехтования в 1588 году».

«1. Сперва поклянитесь именем Господа и всего святого, и христианством, данным вам Господом в основание всего, на перекрестье этого меча, символизирующего крест, на котором спаситель наш Иисус Христос претерпел смерть в муках, что будете свято хранить и соблюдать все нижеследующее, к чему вас призовут перед моим лицом и перед лицом моих собратьев.

2. Будьте верны католической церкви, исповедуйте и проповедуйте истинную веру Христову, как подобает всем правоверным христианам.

3. Будьте верным подданным нашей правительнице госпоже королеве Елизавете и ее наследникам — королям Англии, и не знать никаких заговоров и измен, а если узнаете о таковой, будь изменником хоть ваш родной отец, доложите об этом в течение 24 часов, или по возможности еще скорее, и будьте всегда готовы не пожалеть ничего, даже жизни, на службе Ее Величества, когда она прикажет сразиться с врагом.

4. Будьте истинным магистром с сего дня и до последнего дня своей жизни, стремитесь к правде и боритесь с ложью, не чините обид другим магистрам нашей науки и не нарушайте установленных порядков, кроме как с согласия трех других магистров и с целью улучшения порядков нашей науки. Всегда подчиняйтесь братству магистров нашей науки, особенно если речь идет о магистрах старше вас.

5. Не обучайте никого, кто подозревался бы в убийстве или воровстве, в пьянстве или задиристости, не водитесь с такими людьми, избегайте их, насколько возможно. Не принимайте в свою школу перебежчиков от других магистров, если таковое станет вам известно.

6. Если случится вам посетить какие-либо состязания или соревнования, касающиеся нашей науки, отбросьте любые предубеждения относительно той или иной стороны и выносите верное суждение о том, что увидели, даже судя себя самого, будьте как можно ближе к истине.

7. Не обучайте и не принимайте на обучение владению оружием учеников, не приняв у них должной клятвы, надлежащей ученику. Плату за уроки взимайте такую же, как и другие магистры, не берите меньше других, не бросайте тень на других магистров нашей науки, а делайте что должно.

8. Не бросайте вызова другим магистрам Англии, если те — англичане, и в особенности не бросайте вызова своему магистру, от которого вы научились всем премудростям и который представил вас к получению магистерской степени. И далее — данной магистерской клятвой обязуйтесь выполнять перед своим магистрам все обязанности и требования, которые он на вас наложит, и любите и почитайте его, как своего учителя и как старшего.

9. Будьте великодушны, и если случится вам повергнуть противника и поставить ногу ему на грудь, или оставить без оружия, или заставить показать спину, не убивайте его без нужды, если то не по королевской службе; а если случится услышать о размолвке между двумя магистрами, или магистром и провостом, или двумя провостами, или двумя свободными учениками, изо всех сил постарайтесь помирить их. И никогда не затевайте ссор сами.

10. Развивайтесь в своем мастерстве и помогайте всем магистрам и провостам своей науки, всем вдовам и сиротам, а если узнаете, что кто-то из магистров заболел и опустился в нищету, оповещайте об этом всех магистров, которые встретятся вам на состязаниях и иных собраниях, чтобы они могли навестить его и выполнить свой долг, и любой другой сделает это для вас, если вы окажетесь в таком положении.

11. Не способствуйте устраиванию состязаний и не держите школ, кроме одной лондонской, в течение двенадцати месяцев и одного дня после своих соискательских состязаний на звание магистра, и не обучайте и не способствуйте обучению учеников других магистров, кроме как с позволения их предыдущего учителя, если данный ученик не отдал предыдущему учителю сполна свой ученический долг.

12. Никогда не способствуйте устраиванию соискательских состязаний на звание провоста или свободного ученика, иначе как созвав других магистров и получив на то их одобрение. И только после их одобрения разрешайте проводить оповещение, как то положено, с указанным магистрами днем и местом проведения состязаний.

13. Ни в коем случае не проводите соискательских состязаний на звание провоста или свободного ученика без законных на то оснований и в отсутствие хотя бы двух магистров, кроме вас, и поклянитесь в этом. И на любых состязаниях, проводимых вами с ведома магистров, следите, чтобы каждый магистр и провост исполнил свой долг, как то полагается по нашим древним правилам и порядкам.

14. Не обещайте никому обучения, а учите или способствуйте обучению, как то положено магистру. Обучайте ученика как ученика, провоста — как провоста, а магистра — как магистра; не прячьте от них ничего, что им положено знать по праву. Принимайте их клятву и следите за ее соблюдением и за тем, чтобы не ложилось пятен позора на нашу Науку.

15. Не позволяйте никому званием ниже провоста принимать клятвы вашим именем, кроме своего инструктора, который будет вашим помощником, пока вам это будет угодно. Тот, кого вы назначите на эту должность, должен быть известен как вам, так и другим магистрам, как человек достойный и честный, поскольку на время своей службы у вас он будет иметь лицензию провоста.

16. Не выдавайте вышеописанных лицензий провоста иначе как с согласия хотя бы двух других магистров. И не объединяйте усилий с кем-либо, кто хотел бы открыть от вашего имени школу с целью получения дохода, который теряли бы таким образом другие магистры и провосты. Пресекайте все попытки других лиц вести обучение, не имея соответствующих лицензий или законного права, бросая тем самым тень на всю нашу науку».

«Да будет известно каждому из данного письма, кто его прочтет, заслушает или иным образом о нем узнает, а в особенности всем, кто находится на королевской службе нашей владычицы госпожи Елизаветы, милостью Божьей королевы Англии и Ирландии, защитницы веры Христовой и главе церкви Англии и Ирландии, то есть судьям, шерифам, бейлифам, констеблям и их помощникам, что нашей повелительнице, Ее Величеству Королеве, и ее достойному Совету угодно было наделить нас властью и особой задачей, подтвердив это королевской печатью, представляя нам, магистрам фехтования всеми видами оружия, право обучать своему искусству, и наделить этим правом всех магистров и провостов, имеющих достаточно умения и опыта и открыто подтвердивших это перед магистрами вышеупомянутой науки в городе Лондоне, разослав всем ученикам извещения за 14 дней до своего соискательского состязания, а затем — проведя поединки со всеми, кто на это состязание явится; а также разославших вызов всем провостам за 21 день и проведя поединки со всеми явившимися провостами за звание магистра; а также — разослав за месяц извещение всем магистрам и сразившись со всеми магистрами, кто явился на состязания. Все это происходит открыто в Лондоне, перед лицом всех магистров, со всеми обязанностями магистра. Тогда мы, вышеупомянутые магистры Р. У., Т. У., Г. Ф. и А. Р., будучи четырьмя старейшими магистрами вышеупомянутой науки фехтования в городе Лондоне, провозглашаем Е. Б. магистром вышеназванной науки в двадцать пятый день мая текущего года, поскольку вышеуказанный Е. Б. состязался за это звание перед нашим лицом. Также мы наделяем вышеупомянутого Е. Б. правом обучать владению различными видами оружия, такими как длинный меч, и так далее, в любом месте владений Королевы, как способного, хорошо обученного и опытного человека. И далее, мы, вышеупомянутые магистры, признанные Ее Величеством Королевой и достойным Советом, желаем, чтобы все Ее Величества верные подданные оказывали помощь вышеуказанному Е. Б. в борьбе против всех чужаков и лиц, ведущих обучение без законного на то права, идущих таким образом против Бога и Ее Величества Королевы, и долгое время обманывающих ее верноподданных. Мы, вышеупомянутые магистры Р. У., Т. У., Г. Ф. и А. Р., будучи четырьмя старейшими магистрами нашей науки в городе Лондоне, желаем, чтобы все верноподданные Ее Величества, чтящие Господа и нашу повелительницу, не позволяли открывать школ и обучать фехтованию никому, кто не имел бы документа, подобного тому, что вручается вышеупомянутому магистру Е. Б. Выполнив нашу просьбу, вы покажете себя верными и преданными слугами и подданными. Настоящим удостоверяем мы, магистры фехтования».

«Данный договор заключается в последний день октября на третий год правления нашего повелителя короля Эдуарда шестого милостью Божьей, между Уильямом Хантом, с одной стороны, Р. Г., с другой стороны, и У. Б., с третьей стороны, старейшими магистрами благородной науки фехтования в городе Лондоне. Сим удостоверяется, что вышеперечисленные стороны догозорились о нижеследующем:

Ни одна из сторон не будет проводить никаких соискательских состязаний на звание ученика без ведома и согласия на то двух прочих сторон.

Ни один из учеников какой-либо стороны не будет проходить ссискательских состязаний на звание провоста в течение 7 лет после соискательских состязаний на звание ученика.

Также вышеперечисленные стороны обещают друг другу, что ни один из их учеников не будет проходить состязаний на звание магистра в течение пяти лет после прохождения состязаний на звание провоста.

Далее, вышеперечесленные стороны договариваются о том, что каждый из них заведет отдельный денежный ящик и будет взимать в эту кассу с каждого своего ученика, включая учеников как уже имеющихся, так и будущих, по два пенса на нужды развития вышеупомянутой науки, а также будет честно вести учет этих дополнительно взимаемых денег в денежной книге. И два раза в год все эти деньги должно собирать воедино…»

Расцвет Ассоциации мастеров фехтования пришелся на период правления королевы Елизаветы, хотя до сих пор не удалось обнаружить документа, однозначно определяющего их хартию, даже за тот период. При следующем монархе, Якове I, мы можем обнаружить лишь след существования этой организации. Король Яков был не такого сорта человек, чтобы покровительствовать ассоциации бойцов. Рэндл Холм, весьма плодовитый писатель, современник Джозефа Суэтнама, приводит список видов оружия, с которыми сражались соискатели на своих состязаниях, и список этот внушителен:

одиночный меч, или палаш;

меч и кинжал;

одиночная рапира;

рапира и кинжал;

меч и рукавица (имеется в виду одиночная рукавица на левой руке);

меч и баклер (щит-мишень);

фальчион;

двуручный меч;

шест;

алебарда;

боевой цеп.

Настали дни Веселого Монарха [49]. Бурный период гражданской войны и пуританских войн такой респектабельной организации, как «Ассоциация мастеров благородной науки фехтования», с ее тщательно отрегулированной системой соискательских состязаний, пережить не удалось. Ее место заняло сообщество определенно храбрых и безусловно умелых людей, которые соревновались за призы. В отличие от состязаний времен Елизаветы, призом в которых служила слава и продвижение по карьерной лестнице, мотивация нынешних бойцов куда более меркантильна — они сражались за денежные ставки, да еще за монеты, которые зрителям угодно было швырнуть им на арену.

Двуручный меч, топор и длинная рапира к тому времени вышли из моды, на смену последней пришла малая шпага, но сообщество призовых бойцов не приняло этого нового оружия как слишком опасного для несмертельного фехтования. Шест и палаш сохранились в их обиходе и использовались как одиночное оружие, так и совместно с большой рукавицей или кинжалом с корзинообразным эфесом — это было солдатское оружие. Как писал об этом капитан Годфри, «малая шпага — оружие чести, палаш — оружие долга». Не стоит забывать, разумеется, и про обычную палку — она тоже заняла свое место на спортивной арене и, разумеется, в тренировочном фехтовальном зале.

^{Старинная кожаная защитная корзинка рукояти фехтовальной палки}

Фехтование на палашах стало традицией, передаваемой из поколения в поколение преподавателями, которые сами изучали его частично в теории, но в основном — на практике (ведь книг тогда было так мало!). Вплоть до конца XVIII века никаких изменений оно практически не претерпевало.

При Карле II публичные бои стали предметом интереса даже таких респектабельных джентльменов, как мистер Сэмюэл Пепис, который 1 июня 1663 года наблюдал один из подобных яростных боев:

«Я отправился вместе с сэром Дж. Миннесом на Стрэнд, там мы вышли из коляски и пешком прогулялись до Нового Театра, откуда в тот день все актеры перебрались в Королевский Театр, предоставив здание для соревнований фехтовальщиков. Там я впервые в жизни увидел призовой поединок. Это был бой между неким Мэттьюсом, который победил по всем пунктам, и неким Уэстуиком, который получил серьезные раны в голову и в ногу и был весь в крови. Оба вполне всерьез наносили и получали совершенно настоящие удары. Бойцы сражались на восьми видах оружия, по три раунда с каждым оружием. У них были друг к другу какие-то личные счеты, и бой шел всерьез; пощупав одну из шпаг, я убедился в том, что она почти такая же острая, как и обычные боевые шпаги. Странно было видеть, сколько денег летит на сцену им обоим в перерыве между раундами».

«27 мая 1667 года я был за границей и остановился в «Медвежьем саду», чтобы посмотреть призовой бой. Ко заведение было уже полно народу, и протиснуться внутрь было невозможно. Мне пришлось через пивную пройти в медвежью яму, и оттуда, встав на табуретку, я мог видеть поединок двух бойцов — мясника и лодочника. Первый с самого начала завладел инициативой, поскольку по ходу боя последний выронил меч, а мясник, возможно не успев это заметить, а возможно и умышленно, порезал ему запястье, так что лодочник драться уже не мог. И, Боже мой! Не прошло и минуты, как вся сцена была полна лодочниками, стремящимися отмстить за нечестный удар, и мясниками, решительно настроенными защищать своего товарища, хотя большинство из них и ругало его при этом последними словами — и все они сошлись во всеобщем побоище, избив и порезав много народу с обеих сторон. Посмотреть было интересно, но я стоял в яме и боялся, что и меня могут задеть в сутолоке. В конце концов все закончилось, и я ушел».

^{«Скъявона»}

«1 сентября 1667 года. Подхожу к «Медвежьему саду», двор которого полон народу. Большинство из столпившихся — моряки, силой пытающиеся ворваться внутрь. Я опять забрался в яму; и оттуда, закрыв лицо плащом, я смотрел на призовой бой, пока у одного из бойцов, башмачника, не оказались порезаны оба запястья, так что он больше не мог сражаться, и бой закончился. Поединок был хорош и вызвал много шуток среди собравшегося отребья».

«12 апреля 1669 года. Пришел в «Медвежий сад», где случилось сидеть рядом с сэром Фретчвиллем Холлисом, все таким же пустым и тщеславным болтуном. Шел там призовой бой между солдатом и обаятельнейшим деревенским парнем по имени Уоррел. Последний полностью завладел нашими симпатиями, демонстрируя и храбрость, и четкость движений, и очаровательную улыбку. Он одержал уверенную победу над солдатом, рубанув его по голове. Оттуда я направился обратно в Уайт-Холл, сохранив самые лучшие впечатления об этом месте, и особенно — об этом парне, как о необыкновенно яростном и одновременно расчетливом в бою человеке».

Во времена доброй королевы Анны, в дни расцвета призовых боев, жил-был один отважный солдат-горец по имени Дональд Макбейн, которого множество проведенных боев сделали первоклассным фехтовальщиком. В отличие от большинства своих собратьев он был в какой-то степени исследователем и оставил после себя труд под названием «Спутник специалиста по фехтованию», в котором приводится ряд уроков по владению как малой шпагой, так и саблей; но самая, наверное, интересная часть ^того произведения — это описание жизни автора во Фландрии на службе у великого герцога Мальборо. Стиль изложения автора несколько причудлив, и это придает некий дополнительный оттенок его любопытным рассказам о различных боях. Вся целиком эта автобиография конечно же не годится для салона гостиной, но отдельные отрывки мы здесь все же приведем. Истории, рисующие Макбейна не в лучшем свете, он передает тем не менее с таким же удовольствием, как и выгодные для него, так что предоставим слово ему самому.

«В 1690 году генерал Маккей и его армия выступили дальше, оставив полк полковника Хилла в форте Уильямс, а его самого — губернатором форта. Я остался там же, в роте полковника Форбса. В ту пору я еще не умел толком отрабатывать свое жалованье, так что ко мне был приставлен старый солдат, чтобы следить за мной и распоряжаться моим жалованьем по своему усмотрению. Он не давал мне практически ничего, а когда я просил у него денег, он отвечал мне, как правило, ударом, и так было несколько раз. Я пожаловался офицеру, но тщетно, потому что в те времена, если между двумя солдатами случалось какое-то недоразумение, они обязаны были решать его между собой на шпагах. Я же побаивался боя со своим старшим — он, будучи опытным старым солдатом, почти джентльменом, заслужил себе право носить шпагу, а у меня был только штык с деревянной ручкой, и как с таким оружием с ним сражаться, я не представлял. К счастью, мне удалось у одного из своих друзей получить немного денег, и я сразу же направился к сержанту, который учил джентльменов искусству владения малой шпагой, и попросился к нему в ученики. Он отказался принимать меня со словами, что у меня нет таких денег, но тогда я сказал, что хочу лишь четырнадцать учебных дней, и дал ему крону — на это он согласился. Я обучался тайно, и никто об этом не знал, а потом я набрался духу и решил не мириться больше с существующим положением дел, а сразиться со своим старым солдатом. Один из соседей одолжил мне шпагу, и, скрыв оружие под плащом, я отправился на кухню, где сидел мой старший. Я потребовал, чтобы он отдал мне мое жалованье, на что он ответил: «Ах ты, наглый мошенник! Если будешь еще выпрашивать деньги — я тебя просто поколочу, а деньги дам тогда, когда сам сочту нужным». Тогда я произнес: «Сэр, так не пойдет, либо выдайте мне деньги, либо я требую удовлетворения немедленно!» Он удивился: «Да не стоишь ты того, чтобы на тебя время тратить!» Я настоял на том, чтобы вечером мы с ним встретились за расположением части, где нас никто не увидит. Так и произошло. У меня была малая шпага, у него — широкая, большая и тяжелая, и после обмена парой атак он выбил шпагу у меня из рук, я бросился бежать, но он догнал меня, повалил и отвесил мне такой удар плашмя своей саблей, что я вынужден был сдаться. Шпагу мою он унес с собой и в кухне выменял на два галлона эля. Сосед мой был очень недоволен, когда увидел, что его шпагу выменяли на эль, но поделать уже ничего было нельзя.

На следующее утро я отправился к своему учителю, заплатил ему еще немного денег и спросил, какую защиту мне применить с малой шпагой против широкой; он показал мне нижнюю защиту с уходом от удара, выталкиванием широкой шпаги вверх, когда противник возвращается в стойку, и полууколом в руку, держащую оружие. На следующий день выдавали жалованье, и мой старший, как и раньше, забрал все себе. Я потребовал, чтобы он выдал мне мое жалованье, но в ответ услышал, что мясо и выпивку я и так получаю, так зачем же мне еще и деньги? Я заявил, что возьму их сам, тогда он ударил меня шпагой в ножнах. Я разобиделся и пошел искать себе шпагу, но не нашел; в конце концов мне пришлось тайком взять шпагу одного из моих товарищей, я спрятал ее под плащом и направился к старшему. Он был в роте, я подозвал его к двери и потребовал деньги немедленно, в противном случае отправиться снова на старое место с той же целью, что и в прошлый раз, что он и сделал. По дороге он все повторял: «На этот раз ты так легко не отделаешься», угрожая отрубить мне руку или ногу, но я был настроен решительно, и меня ничто не пугало. Когда мы пришли на место, он снял плащ, а я нет, в надежде, что плащ защитит меня от порезов. Мы осмотрелись, убедились, что никого вокруг нет, и сошлись. После обмена двумя или тремя атаками он нанес мне сильный удар по ноге, но я ушел от этого удара и проткнул его, пока он не успел вернуться в стойку. Поняв, что он ранен, мой противник яростно бросился в атаку и упал. Я проткнул ему ногу — больше он за мной, как в прошлый раз, не побегает. Затем я приказал отдать мне шпагу, что он и сделал; я положил шпагу в ножны и вернулся в часть, пошел к буфетчику, который продавал выпивку, и отдал ему шпагу моего старшего, получив взамен обратно ту, которую брал у друга. Шпагу эту я носил с собой, пока не увидел ее хозяина, шпагу же, которую позаимствовал в этот раз, положил туда, откуда взял. Моего противника к тому времени какие-то пастухи принесли в часть и привели врача, чтобы тот перевязал ему рану. К нему пришел офицер и стал расспрашивать, как такое случилось, но, будучи человеком мужественным, тот отказался отвечать. Так я сам стал распоряжаться своим жалованьем, а заодно — и его жалованьем, потому что полностью оправился от ран он только через полгода; к тому времени я уже стал что-то из себя представлять и купил себе шпагу. А этот случай стал моим первым поединком, и случилось все в 1692 году.

После этого я какое-то время жил мирно и продолжал уже открыто заниматься фехтованием еще два месяца, несколько раз проводил бои с учениками и, наконец, сделался мастером».

1697 год: «Я вернулся домой в Инвернесс, к родителям. Отец мой умер, и я какое-то время пожил с матерью. Но она, не желая кормить бездельника, стала настаивать, чтобы я нашел себе работу или возвращался к прежнему ремеслу. Я попросил у нее денег, чтобы отправиться на поиски удачи, и мать дала мне двадцать шиллингов, новый костюм и свое благословение. Я попрощался со всеми друзьями и отправился в Перт, где записался в полк графа Ангуса. Какое-то время я прослужил там копейщиком. Как-то раз я стоял в карауле, и случилось мне отлучиться с поста; по возвращении взбешенный моим отсутствием капрал заставил меня отстоять четырехчасовую вахту и избил меня за отлучку. От этого кровь горца во мне вскипела, и я решил отмстить ему, когда на следующее утро караул сменится. Я сообщил капралу, что за оскорбление, нанесенное мне во время караула, я требую удовлетворения, на что он охотно согласился и велел мне направляться в Саут-Инч (это недалеко от города Перта), сказав, что он вскоре последует за мной. Прибыв вслед за мной на место, он спросил, бьемся мы на жизнь или на смерть, я же ответил, что будь что будет. Мы сошлись, после нескольких атак он получил удар в грудину и упал на спину с криком: «Беги, негодяй, ты меня убил!» Я сказал, что хотел иного исхода, и подал ему руку, чтобы помочь встать, но он был уже не в силах и отбросил шпагу. Я спросил: «Вы правда умираете?» Он ответил, что правдивее некуда, распахнул одежду на груди, показал мне кровавую рану и снова велел мне бежать, потому что если меня поймают, то повесят. Я попросил дать мне денег, и он засунул руку в карман и достал оттуда три шиллинга, все его деньги, чтобы мне было, на что уехать. На прощание он взял меня за руку, сказал, что прощает меня, и крикнул: «Спасайся!» Милях в двух от Перта, по дороге в Стерлинг, я встретил своего офицера, и тот спросил, куда это я собрался. Я рассказал ему о своем несчастье и о том, что боюсь теперь стражей порядка, так что решил бежать. Командир выразил по этому поводу глубокое сожаление, дал мне полкроны, чтобы я мог доехать до Глазго, и написал некоему капитану Кокбурну, набиравшему солдат в Королевский полк шотландцев в Ирландии. При этом он пообещал не отправлять за мной погони. Я и не боялся, что меня могут догнать, — я был быстр, как горная лошадь, и примчался в Стирлинг, где наткнулся на двух солдат с барабанщиком. Они спросили, куда я направляюсь и кто я такой. Я ответил, что это не их дело. Они возмутились и сказали, что мне следовало бы ответить попочтительнее, один из них достал саблю и объявил мне, что я арестован. Я тут же перепрыгнул канаву и выхватил шпагу. Они бросились на меня. Одному я проткнул плечо, барабанщик бросил мне в лицо свою палочку и убежал, а второму я проткнул руку, так что тот испугался и запросил прошения. Они заторопились в свою часть, а я, опасаясь, что за мной пошлют погоню, отправился в Торвуд, где и переночевал, а на следующее утро явился в Глазго, нашел там капитана, к которому у меня были рекомендации и который тут же передал меня сержанту, который набирал в Солткоате рекрутов. Гак я попал на корабль и на следующее утро отплыл в Ирландию, где оказался в полной безопасности.

Там я нашел французского учителя фехтования и с месяц прозанимался у него, после чего поссорился с одним из собратьев-учеников. Он заявил мне, что мне с моей боевой шпагой не сделать того, что делает он со своей учебной, так что мы отошли на Оксментаун-Грин и сошлись. Я ранил его в трех местах, а потом мы пошли и вместе выпили по кружке, став после этого добрыми друзьями. В Лимерике мы стояли около восемнадцати месяцев, и все это время я продолжал заниматься, несколько раз проводил поединки с товарищами по школе и продолжал оставаться лучшим учеником. В городе было еще семь школ, с которыми у учеников моего мастера было несколько конфликтов, а в конце концов я поссорился с одним из учителей из-за его сестры, на которой я намеревался жениться. Вместо приданого мне досталась только дуэль с ее братом, после которой я сам сделался мастером и открыл школу, которую содержал, пока наш полк стоял в городе.

Дальше будет рассказ о моей жизни в Голландии. Наш полк расположился в Буше, под Брабином, и там я встретил сержанта, которого убил в Перте. Я спросил: «Вы, случайно, не были капралом в Перте?» Он ответил, что был, тогда я спросил дальше: «А не убили ли вас там, случаем, как вы сами то заявили?» Он ответил: «Да, было дело, чуть было не убил один мерзавец по имени Дэниел Бейн, и сдается мне, что это вы». Я протянул ему руку, и мы пошли и выпили по бутылочке.

Я открыл школу фехтования, и бизнес у меня шел очень хорошо. Но в городе уже было множество школ, которым наше присутствие очень не понравилось. Всеми способами они старались навредить мне, так что приходилось быть всегда начеку, и я дрался двадцать четыре раза прежде, чем все убедились, что это я здесь хозяин положения.

Школа продолжала работать, и вскоре я услышал о том, что в городе есть четыре хороших фехтовальщика, занимающиеся игорным бизнесом, который приносил им хороший доход. Я решил заполучить свою долю в этом пироге, по крайней мере, хотя бы честно попытаться. Я дрался со всеми четырьмя по очереди, последний оказался левшой. Мы забрались на крепостной вал, обыскали друг друга на предмет огнестрельного оружия, не нашли и начали поединок. Обменялись двумя-тремя честными атаками, и тут он поднял руку и достал пистолет из шляпы, положил его на руку и наставил на меня. Я потребовал остановиться, но в ответ он выстрелил в меня и пустился наутек. Одна из пуль пробила мой шейный платок, я решил, что ранен, и не бросился на него, как мне того хотелось. Потом я бросился за ним в погоню и звал стражу, но стражники были от нас в полумиле и меня не услышали; только уже добежав до стражников, я догнал его и проткнул ему ягодицы, а потом — сбежал в мясной рынок, где никто не мог меня достать, поскольку это было привилегированное место. Там я прятался до наступления темноты, а потом отправился в свое расположение; той же ночью я побывал у всех товарищей своего противника, и они согласились делиться со мной. Эта доля и доходы с моей школы позволили мне хорошо прожить ту зиму».

«В 1707 году мы перебазировались и встали лагерем в Пунг-Депери. В этот период я неплохо зарабатывал игорным и прочим бизнесом. Был у нас один злобный малый из голландской голубой гвардии, это был француз, гасконец, он задирался на всех фехтовальщиков, а мы с ним поссорились из-за дамы, и он тут же вызвал меня на дуэль. Мы встретились за старым рвом, и он показал мне пять могил, в которые уложил своих противников, и сказал, что я стану шестым (вокруг было много народу, как англичан, так и голландцев), если не уступлю даму ему, после чего я уже не мог не драться. Он обнажил шпагу и начертил ею линию со словами, что это будет моя могила. Я ответил, что для меня выйдет коротковато, да и сырости по ночам я не люблю, так что такая могила лучше подойдет ему самому. Мы сошлись в поединке, и он так яростно наступал, что мне пришлось чуть податься, я связал его шпагу и нанес полуукол ему в грудь, но он опередил меня и ранил меня в рот. Мы снова сошлись, теперь я вел себя чуть осторожнее и нанес сопернику удар в корпус, что его очень разозлило. Он смело пошел на меня, некоторые из зрителей стали кричать «Не отступай!», хотел бы я, чтобы они сами оказались на моем месте, и тут я провел ему удар в живот. Он швырнул в меня свою шпагу, я отбил ее, а он опустился на свой плащ и замолк. Я подобрал ножны и отправился в полк, и больше ничего не слышал о своем противнике, кроме того, что все его товарищи были очень рады исчезновению из их жизни этого смутьяна».

«В 1711 году мы снова снялись с места и перешли на равнины Довье, где остановились на несколько дней в ожидании, когда соберется вся наша армия. Затем мы перешли в Левард, что между Довье и Башайном, где простояли несколько недель. Я занимался там своим старым ремеслом, так же как и в Голландии и в Мальборо. Нашлись два голландца, недовольные тем, что я имею свою долю на их территории, и поклявшиеся прекратить это; они пришли к моему игорному шатру, срезали его, избили моего слугу, а мне послали вызов встретиться с ними на следующее утро. В это время предстоял приезд генерала, и я никак не мог прийти, и мое отсутствие обидело их еще больше. Так что они явились ко мне, когда я лежал в постели, и заявили, что, если я не встану и не пойду драться с ними, меня зарежут прямо здесь и сейчас. Я посоветовал им идти в шатер позади моего жилища и выпить там по стаканчику вина, а я через минутку подойду. Тем временем я послал за товарищем, англичанином по имени Джозеф Борроу, он пришел, и мы вместе явились в шатер, где нас ждали. Я спросил: чего они хотят? Они ответили, что хотят драться перед расположением нашей армии и что взяли с собой фургон, чтобы увезти наши трупы. Хозяин шатра обыскал нас всех перед выходом на предмет огнестрельного оружия, нашел два пистолета у одного из голландцев и один — у второго, а у нас — ничего, и мы отправились на назначенное место перед расположением нашей армии. Голландцы разделись, мы тоже; они дали друг другу выпить, на просьбу дать и нам выпить мы получили отказ, после чего я сошелся со своим соперником, а мой товарищ — со своим. Бой продлился недолго — один из голландцев остался лежать на площадке, второго увезли в приготовленном для нас фургоне. Мы же вернулись я свой лагерь и притихли на день-другой».

«В 1712 году, пребывая в Дюнкерке, я был хозяином школы и неплохо зарабатывал себе на хлеб, но в конце концов я подхватил лихорадку, и полковник отослал меня в Англию с рекомендацией в Колледж Удачи. Через некоторое время я выздоровел, женился, открыл в Лондоне пивную и школу и жил счастливо. Тридцать семь раз я дрался на призовых боях в «Медвежьем саду».

^{Фальчион}

«В 1726 году в Эдинбурге я подрался с одним чистеньким молодым человеком. Я нанес ему семь ран и сломал ему руку фальчионом по просьбе нескольких джентльменов и дворян. Теперь же, в возрасте шестидесяти трех лет, я решил больше никогда не драться и раскаиваюсь в своей былой жестокости».

^{Бой на фальчионах}

Макбейн, должно быть, был не просто одним из крутых парней. Он служил герцогу Мальборо во всех его кампаниях в Нижних Землях, где принял участие в шестнадцати битвах и пятидесяти двух осадах, не считая бесчисленных стычек. Двадцать семь раз он был ранен, не считая того случая, когда подорвался на собственной ручной гранате. В отставку он ушел в возрасте сорока девяти лет, унося с собой на память две мушкетные пули в бедре и серебряную пластину в черепе. Это не стало для него помехой к тому, чтобы начать карьеру бойца в «Медвежьем саду» (где он провел, по собственному признанию, тридцать семь боев) в возрасте пятидесяти лет, когда большинство бойцов считают за лучшее уже заканчивать с активной деятельностью. Последний его подвиг, когда в возрасте шестидесяти трех лет он побил «чистенького молодого человека» в Эдинбурге, был восславлен в стихах:

В любом из открытых и тайных боев
Он непобедимо сражал всех врагов,
Но старость пришла, от войны на покой
Из дальних краев возвратился домой,
Закончить с боями решив наконец.
Но некий ирландец, спесивый наглец,
В ту пору шотландцев вдруг стал поносить.
С уходом от драк он решил погодить
И издалека на ирландца того
Взглянуть поспешил, чтоб не вышло чего.
Приехал и вызов принять поспешил,
Назвав день и место для пробы их сил.
Сошлись. И ирландец, свирепо рыча,
Метнулся вперед, словно мастер меча,
Но вскоре упал. Он поднялся, и вновь
Лилась на арену ирландская кровь —
То доблестный Бейн с бесстрашием льва
Противника шпагой своей разрывал.
Семь ран он нанес, оставаясь сам цел —
Так храбрый шотландец врага одолел.

Так капитан Джон Годфри назвал Джеймса Фигга, знаменитого профессионала призовых боев. Но перед тем, как представить вам последнего, расскажем сперва немного о самом Годфри.

Этот джентльмен принадлежал к числу энтузиастов — любителей искусства фехтования, как и Джордж Сильвер, автор «Pallas Armata», сэр Уильям Хоуп из Бэлкоми, и другие, кто донес до нас в печатном виде современные им способы владения оружием. «Трактат о полезной науке защиты», написанный капитаном Годфри в 1747 году по просьбе множества друзей, содержит в себе не только основательные идеи о практике малой шпаги и сабли, где видно четкое пристрастие автора к последней, но и интересные рассказы о многих ведущих профессиональных бойцах и учителях того времени, а в предисловии он приводит имя своего любимого мастера — Джеймса Фигга.

«Мне кажется, что я немного знаком с теорией и практикой владения шпагой — самонадеянность мою в этом вопросе можно извинить по нижеизложенным причинам. Если я ошибаюсь, то, значит, никто еще в мире на был так жестоко обманут собственными иллюзиями; ведь мне много лет говорили в городе, что у меня получается все, что я делаю, и что по части владения шпагой я превосхожу многих, в том числе тех, кто куда выше меня по званию, и вряд ли мне так уж беззастенчиво льстили. Кроме того, я достаточно долго поддерживал свою репутацию, не отказывая никому из желающих ее оспорить. Владение саблей стоило мне не раз разбитой головы и множества ушибов по всему телу. Я предпочитал по большей части заниматься с Фиггом — отчасти потому, что считаю его самым лучшим мастером, а отчасти потому, что это был суровый человек и не жалел никого, от мала до велика, кто поднимал против него палку. Я сносил его строгое обращение с решительным терпением и так долго следовал ему, что в конце концов, убедившись, что победы надо мной даются ему уже не так дешево, Фигг не стал получать удовольствие от общения со мной. Это подтвердят многие выдающиеся джентльмены, которые имели удовольствие видеть нас вместе.

^Палаш

После Фигга я пробовал заниматься у многих выдающихся мастеров и, кажется, всех убедил в своих способностях. Я подтвердил их настолько публично, насколько только мог, и, кажется, никто не сможет отрицать этого факта.

В основном я практиковался с саблей, поскольку в поединке на палках в сабельном стиле иллюзии отбиваются куда быстрее, чем в стиле малой шпаги: перенести укол учебной шпагой еще можно, а вот получив рубящий удар палкой, который сбивает с ног, сложно потом встать и сказать «только чуть-чуть задело». Именно из этих соображений я выбрал саблю».

Джеймс Фигг родился в Тэйме, графство Оксфордшир. Он не происходил из знатного рода, как Роб Рой Макгрегор, не был честным солдатом на службе своего повелителя, как Дональд Макбейн. Простой профессиональный фехтовальщик, он, несомненно, был первым в своем ремесле, как среди «гладиаторов», так и среди учителей. Годфри пишет о нем:

«Фигг был Титаном со шпагой, его можно сделать символом гладиаторов. Идеальное сочетание силы, решительности и небывалой рассудительности делали его мастером, не имеющим равных. Его самообладание было поистине величественным, и это величие проглядывало во всех его поступках, во всем его поведении. Его правая нога была резка и тверда, а левая, которую ничто не могло смутить, предоставляла ему удивительное преимущество в бою, повергая противников в отчаяние и панику. Он замечательно умел идти на сближение во время парирования; он тонко чувствовал момент, когда надо двигаться, и был твердо уверен в каждом своем действии, и ни один удар противника не мог пройти через его парирование. Это был величайший мастер из всех, кого я видел, и самый тонкий судья при определении места и меры».

Фигг провел на сцене около трехсот боев. По сравнению с тридцатью восемью боями Макбейна это огромная цифра, но не будем забывать о том, что первый начал свою карьеру в «Медвежьем саду» в том возрасте, когда наш горец сражался во Фландрии на королевской службе, а на гладиаторскую арену Макбейн вышел в том возрасте, в котором могучий Фигг уже подумывал об уходе из дела.

Как и у других великих, у Джеймса Фигга было множество соперников, одним из которых был пожилой ирландец по имени Перкинс, своим успехом в ремесле обязанный в основном своей нестандартной защите, которую он идеально приспособил под свои индивидуальные особенности, — мы сейчас называем эту защиту «секстой». Вот что пишет о нем Годфри:

«Это был хороший боец, но в силу возраста он уже потерял гибкость и скорость, и движения тела уже не поспевали за верными решениями рассудка. Впрочем, он и сам уже это понимал и нашел способ компенсировать отсутствие подвижности, выработав себе особую стойку, широко открытую с опущенным вниз острием шпаги, обращаясь к противнику «внутренней» стороной так, что «внешняя» сторона оставалась полностью недосягаема; при этом опущенный вниз клинок шпаги так быстро поднимался легким движением запястья, что никто не знал, что с ним в такой стойке делать. Я видел, как Фигг, сражаясь с ним, приходил в некоторое замешательство, не зная, куда двигаться, к тому же старик двигался так осторожно, в ожидании-контакта оружия, что расстраивал большинство планов любого соперника».

Старый «Медвежий сад», куда так любил захаживать Сэмюэл Пепис, находился в Хокли-в-Дыре, а на Мэриле-Бон было открыто другое, новое увеселительное заведение под тем же названием. Оба этих кабака прославились в начале XVIII века проводимыми там гладиаторскими боями. Однако Фигг, процветая за счет своего ремесла, построил свой собственный амфитеатр на Оксфорд-роуд, куда сразу же устремилась вся элита покровителей фехтовальных представлений. Иногда здесь на арену с мечом в руках выходили даже женщины. В них не было той романтики, что в случае нашей красавицы «Длинной Мег из Вестминстера». Мег шалила просто из озорства; эти же амазонки сражались на сцене только за презренный металл, и более ни за что. Мы читаем: «В августе 1725 года произошел конфликт из-за развлечения посетителей амфитеатра мистера Фигга на Оксфорд-роуд, известного жестокостью своих представлений. Там состоялся бой между Саттоном, чемпионом Кента, и некоей храброй героиней из того же графства; тому, кто нанесет противнику больше порезов шпагой, будь то мужчина или женщина, должно было достаться 40 фунтов, и 20 фунтов — тому, кто нанесет больше ударов шестом; это не считая кассовых сборов».

Годфри пишет: «Саттон был гибкого сложения, и суставы его были очень подвижны, но голова была тяжелой. Это был решительный и прямолинейный фехтовальщик; но при стремительных ногах и мощно вторгающихся в чужую оборону руках суждения его были беспорядочны. Фигг прекрасно с ним управлялся, в своей очаровательной манере выбирая правильные время и меру, доказывая тем самым, что именно в них корень мастерства фехтования».

^{Призовой бой}

Саттон был самым главным соперником Фигга, и в тот период, когда их считали равными, провели два боя с разным результатом. Для того чтобы раз и навсегда выяснить, кто лучше, они договорились о третьем сражении, сначала на шпагах, а потом, если это будет возможно, на шестах. До нас дошло поэтическое описании этого поединка того же автора, что и пастораль в эддисоновском «Наблюдателе», начитающееся словами: «О музы, я время удачно провел». Это стихотворение столь живо описывает подробности боя, что заслуживает быть приведенным целиком:

Среди тех, кто с детства сражаться привык,
Не знающим равных считался лишь Фигг.
И слава его, грохоча вдалеке,
Из Тейма в Грейвсенд добралась по реке.
Где трубочник Саттон тогда проживал,
И вызов он в Тейм чемпиону послал.
(Услышав про Фигга могучий клинок,
Решил он оттяпать той славы кусок.)
Два боя прошли, и неясен исход.
Бой третий на среду назначен. И вот
Собрался народ, посмотреть, покричать,
Набились битком, аж руки не поднять.
На сцене сперва, в ожидании все ж,
Друг друга лупила дубьем молодежь.
Но тут вся толпа, утомившись с утра,
Всерьез заорала: «Ну где мастера?»
Тогда первым Саттон на сцену забрался.
Приветствовал всех, приготовился драться.
Затем вышел Фигг — он наголо брит
И злостью холодной, как видно, кипит.
Их шпаги пометили, чтоб было ясно:
Фиггу — лентой синей, а Саттону — красной.
И ленточки те повязали еще
На локоть каждому и на плечо.
Подобных удобств для зрительских глаз
У нас не бывало еще отродясь!
И местная знать, и обычный народ —
Все, вытянув шеи, смотрели вперед.
И солнце бросало на них, в изумленьи,
Загадочный свет — полусвет-полутени.
Видать, сами боги следили за боем,
Решая, кто больше победы достоин.
Фигг первым ударил и в ярости сил
На две половины клинок преломил.
И если б другой не отбил, то увы,
Остался бы тут же без головы.
Взяв новую шпагу, Фигг вновь на ногах —
И вот уже Саттон с обломком в руках.
И с новым оружьем сошлись храбрецы —
Ломаются шпаги, но стойки бойцы!
В ударах их сила такая, что странно,
Как нет ни на ком до сих пор еще раны.
Но силы равно, и бойцы до сих пор
Еще невредимы, как мельничный вор.
Победа смотрела, не в силах решиться,
На сторону чью же сегодня склониться.
В атаку бросается Саттон так рьяно,
Что Фигг получает кровавую рану,
Казалось, на этом и кончится дело;
Но Фигг показал, что его лишь задело:
То шпага сломалась его пополам,
Но дух не сломить ранам и синякам
В бою, честь которого столь велика!
А рана — случайна, обломком клинка.
И, выпив, герои вернулись к сраженью,
И снова клинки их мелькают на сцене.
И вот уже Саттона кровь пролилась —
То в руку шпага Фигга впилась.
Похоже, им бой не закончить никак,
И крики раздались: «Довольно с нас шпаг!
Берите шесты!» Выпив снова, герои
Уже на шестах возвращаются к бою,
Столь мастерски бились герои шестами,
Что люди осыпали сцену деньгами.
Был Саттона каждый удар так велик,
Что смял бы любого, будь это не Фигг.
Вот следующий раунд искусных бойцов,
Но где же развязка, в конце-то концов?
Юпитер решил завершать постепенно:
Пусть Саттону Фигг пробьет по колену.
И Саттон не сможет вести дальше бой,
Сраженный своей невезучей судьбой.
Что ж, так и случилось, закончился бой
И Фигг с победой вернулся домой.

Джеймс Миллер начал свою карьеру солдатом и одновременно — профессиональным бойцом. По армейской карьерной лестнице он поднялся до звания капитана и хорошо послужил в 1745 году в Шотландии герцогу Камберлендскому. Это был, очевидно, образованный человек, поскольку оставил после себя симпатичный альбом с рисунками гладиаторов, который и натолкнул мистера Анджело на мысль о великолепном труде последнего, который был опубликован лет на тридцать пять позже. Годфри пишет о Миллере: «Мистер Миллер был джентльменом среди бойцов. На сцене его выступления представляли собой прекрасное зрелище, а его поведение не могло не вызывать симпатии. Его движения были так легки, поведение так непосредственно, а улыбка так притягательна, что невозможно было не стать предвзятым в его пользу».

^{Поединок на шпагах с кинжалом}

В «Наблюдателе» приводится интересное описание боя между Миллером и неким Тимоти Баком, которого Годфри описывает как «вполне основательного мастера».

В выпуске «Наблюдателя» от 21 июля 1712 года Стил рассказывает: «Неутомимое любопытство завело меня в прошлую среду в широко известное среди храбрецов из низших классов британского общества заведение — «Медвежий сад», что в Хокли-в-Дыре. Как я узнал из листовки, отпечатанной на коричневатой бумаге, там в два часа должно было состояться соревнование в мастерстве между двумя мастерами благородной науки фехтования. Торжественность вызова меня просто очаровала:

«Я, Джеймс Миллер, сержант, недавно прибывший с португальской границы, мастер благородной науки фехтования, во многих местах, где мне довелось побывать,

слышал славное имя Тимоти Бака из Лондона, мастера вышеупомянутой науки, и приглашаю его встретиться со мной и сразиться на следующем оружии:

Сабля

Шпага и кинжал

Меч и баклер

Одиночный фальчион

Парный фальчион

Шест».

Если пыл Джеймса Миллера в оспаривании репутации Тимоти Бака несколько напоминает стиль романтических героев древности, то ответ Тимоти Бака, приведенный в той же листовке, хоть и схож по форме, но несет на себе отпечаток раздражения фактом вызова и оттенок снисходительности к бою с Джеймсом Миллером — не к самому Миллеру, а к тому факту, что тот успел сразиться с Паркесом из Ковентри. Выглядел ответ так:

«Я, Тимоти Бак из Клер-Маркет, мастер благородной науки фехтования, прослышав, что мой предполагаемый противник провел бой с мистером Паркесом из Ковентри, не могу, с позволения Господня, отказаться от встречи с таким соперником в назначенное время в назначенном месте, для честного боя».

Бой «проходил в строгом порядке. Сначала появился Джеймс Миллер, перед которым шли два инвалида-барабанщика, видимо для того, чтобы показать, что боец не боится увечий. Вместе с Миллером на сцену вышел некий джентльмен, чьего имени я не расслышал, но который явно был недоволен тем, что бьется сегодня не он. На правой руке у Миллера была повязана голубая лента.

Рост Миллера — шесть футов восемь дюймов, выглядит он добрым, но храбрым, модно одет, бодр и подтянут — видна военная выправка.

Нетерпение зрителей достигло крайней точки. Толпа напирала, и несколько активных молодых людей, решив, что места надо занимать как повезет, а не как положено, устремились из ямы, куда пускали бесплатно, на галереи. Началась драка, к которой присоединились многие, и продлилась минут десять, пока не вышел Тимоти Бак, и все собравшиеся, забыв о ссорах, устремили свое внимание к бойцам. Каждый из зрителей определился в своих симпатиях. Один, рассудительного вида джентльмен возле меня, сказал: «Я мог бы быть сейчас секундантом Миллера, но хотел бы быть на стороне Бака». Миллер выглядел весьма дерзко, Бак — спокойно и хладнокровно. Бак вышел на сцену в простом плаще и не снимал его до начала боя; когда был подан сигнал, он разделся до рубашки, и стала видна алая повязка на его плече. Возбуждение, охватившее публику, описать невозможно. Самая беспокойная в мире публика замерла, следя за происходящим, как будто от первого удара зависела их жизнь. Бойцы встретились посреди сцены, пожали друг другу руки и разошлись на противоположные стороны. Оттуда они стремительно сошлись, уже направив друг на друга оружие: Миллер — полный решимости, Бак — невозмутимо-спокойный. Миллер все усилия прилагал к тому, чтобы вывести противника из равновесия, а Бак сосредоточился исключительно на обороне. Нелегко описать все уходы и непроницаемую оборону двух мужчин, чьи глаза остры, а тела — легки, но горячность Миллера заставила его открыться перед более спокойным Баком, и тот рубанул его по лбу. Кровь залила глаза бойца, а свист из толпы несомненно усугубил его боль. Зрители разделились на две партии в зависимости от предпочтения стиля одного или второго бойца, совершенно различных между собой. Несчастная девочка в одной из галерей разрыдалась, очевидно сопереживая Миллеру. Как только его рану перевязали, он снова вышел в бой, еще более разъяренный, чем прежде. Это понятно, ранение еще никого из храбрецов не делало спокойнее и терпеливее. Тут же последовала горячая атака, закончившаяся тем, что Миллер получил удар в левую ногу. Рану видели все, кому было интересно, и зашили ее прямо на сцене».

Этот герой был лучшим учеником знаменитого мистера Фигга, инструктором в его школе, преданным товарищем в боях. Вот что пишет о нем Годфри:

«Уильям Гилл, как фехтовальщик, был собственноручно создан Фиггом, и с таким примером перед глазами ученик вышел на славу. Я никогда не видел ни у кого таких ног, как у Гилла. Его стиль заключался в атаках с внутренней стороны — я ни разу не видел, чтобы он атаковал с внешней. Он наносил такие короткие атаки в нижний уровень, что практически всегда попадал противнику в ногу, а режущие удары ухитрялся так протягивать точным движением кисти с помощью правильного хвата оружия, что нанесенные им порезы всегда были глубокими и тяжелыми. Сам я не был свидетелем таким порезам, как он нанес, например, некоему Батлеру, храброму ирландцу, оказавшемуся не очень ловким фехтовальщиком. Он практически разделал тому ногу, так что икроножная мышца повисла на лодыжке. Хирург пришил мышцу, но оказался плохим врачом: развилось заражение; послали за мистером Чесельденом, чтобы он провел ампутацию, но было уже слишком поздно, и врач отказался браться за слишком запущенный случай. Послали за другим врачом, менее ученым, но имевшим хорошую репутацию, и тот ампутировал ногу выше колена, но заражение к тому моменту поднялось уже выше, и Батлер умер».

Интерес к подобным гладиаторским боям у публики уже ослабевал. Фехтовальщиков с публичных арен потихоньку вытесняли боксеры, а происшествие с несчастным Батлером поставило точку в истории призовых боев фехтовальщиков.

Этого знаменитого фехтовальщика принято представлять разбойником и угонщиком скота. Он, конечно, занимался в какой-то степени подобными делами, но не стоит забывать, в те времена (он был современником Дональда Макбейна, чьи рассказы развлекали нас несколько выше) угон скота был обычным делом на севере Шотландии, так что Роб не сильно отличался в этом от своих соседей. По крайней мере, он усердно помогал и в возвращении украденных стад. В начале прошлого столетия доктор К. Маклей опубликовал очень интересный рассказ о жизни Роба.

«Хоть Роб Рой и обладал всеми качествами, необходимыми для военной службы, занятия он себе выбирал всегда более домашние. В то время принято было среди собственников и арендаторов земли разводить скот, и именно скотоводству предался Роб Рой. Выбрав для этих целей полоску земли в Балкьюхиддере, он несколько лет получал со своего бизнеса неплохой доход. Но скот его, как и стада его соседей, часто угоняли наводнившие край бандиты, так что для защиты от грабителей ему пришлось содержать отряд охраны, и, может быть, именно в ту пору он и обрел свои воинственные привычки.

В последние дни жизни своего отца Роб Рой во всем помогал ему, особенно в сборе оплаты за охрану, а после смерти старика продолжал вести тот же образ жизни, взимая дань со многих своих соседей и осуществляя подобное вымогательство решительнее и эффективнее, чем когда-либо. Впервые доблесть его проявилась именно в погоне за бандой угонщиков с западного побережья Росса. Совершив набег на владения Финларига, разбойники угнали пятнадцать голов скота. Для Роба Роя это был первый стоящий случай, и, когда его известили о случившемся, он, не теряя времени, собрал своих людей числом двенадцать человек, и они бросились в погоню. Два дня и одну ночь они шли по следу, пока он не стал определеннее, чем просто периодически попадавшиеся отпечатки копыт скота. На вторую ночь, устав от погони, они прилегли на вересковой пустоши отдохнуть до утра, и вдруг один из членов отряда увидел вдалеке костер. Он рассказал об этом своим спутникам; отправившись на разведку, они увидели там группу бродячих ремесленников, которые разбили шатер и пировали. Однако веселье их сменилось ужасом, когда они увидели Роба Роя с его людьми — они никак не ожидали кого-либо встретить в таком безлюдном месте, впрочем, вскоре они узнали Макгрегора.

Ремесленники рассказали, что видели угонщиков, что они тут, неподалеку; двое согласились проводить отряд Роба Роя, облагодетельствованные настолько, насколько позволяли кошельки охранников. Грабители остановились в узкой долине, окруженной полукругом скал, где удобнее всего было спрятать добычу; люди Макгрегора настигли их, как раз когда те собирались выступать. Роб Рой приказал мародерам остановиться, но те попытались бежать, охранники набросились на них и шестерых уложили сразу. Оставшиеся одиннадцать стали держать оборону, и только когда еще пятеро из них были ранены, а двое убиты, они сдались. Из людей Роба Роя четверо оказались тяжело ранены, а один убит; самого же Роба Роя вожак бандитов ранил в руку. Отбитую добычу охранники отогнали домой и вернули законному владельцу. Робу Рою этот случай принес славу, и те, кто до того времени еще не платил ему, поспешили перейти под его крышу».

В период правления несчастного фанатика Якова II вражда, как светская, так и религиозная, достигла крайних масштабов. Под маской благочестия творилась ужасная жестокость. При некоторых из таких случаев Робу Рою довелось лично присутствовать, сожалея, что он, будучи сильным мужчиной, все же не способен сокрушить чужаков.

Как-то раз, возвращаясь через Моффат из Карлисла, куда он ездил забрать причитающиеся ему деньги, Роб Рой наткнулся на офицера с отрядом солдат, которые вешали на дереве четырех крестьян, объяснив, что это фанатики, приверженцы ковенанта и нонконформисты; дочь одного из несчастных была привязана к тому же дереву. Закончив с повешением, солдаты отвязали девушку, связали ей руки и ноги и потащили к краю обрыва, явно собираясь бросить в реку, несмотря на все ее вопли и просьбы о пощаде. Вот этого Роб уже не мог стерпеть: он шагнул вперед и потребовал объяснений такому варварскому обращению с беспомощной женщиной. Офицер надменно бросил:

— Ступай отсюда, презренный, а то и с тобой будет так же за препятствование выполнению воли его величества.

Это разозлило Роба; он набросился на солдат, которые подтащили жертву уже к самому обрыву, и сбросил восьмерых в реку, где быстрое течение унесло их, и они утонули. Затем он достал нож и перерезал веревки, которыми была связана девушка. Пока офицер и оставшиеся солдаты не пришли в себя от изумления, Роб Рой обнажил клеймор [50] и уложил офицера наповал. Солдаты попытались окружить Роба и отомстить за своего командира, но могучий горец так яростно орудовал своим оружием, что вскоре отправил еще троих нападавших вслед за офицером. Оставшиеся бросились наутек, не останавливаясь, пока не добрались до гарнизона Моффата, где доложили, что на них, честно исполнявших свой долг, набросился не кто иной, как сам сатана с палашом, которого не берет никакое земное оружие; что он убил офицера и одиннадцать солдат и что все, что оставалось выжившим, — это как можно быстрее спасаться.

Однажды осенним вечером Макгрегор в одиночестве бродил по Гленетиву и присел отдохнуть. Красота пейзажа и солнечная погода разморили его, но от блаженной дремы его пробудили далекие голоса и женские крики. Солнце уже садилось, наступала ночь, но Роб решил идти туда, потому что был твердо уверен, что это несчастная женщина зовет на помощь. В конце концов, он направился на голоса. Не успел он выйти на поляну, как из лесу появилось двое мужчин. Роб спрятался в высокой траве, а они приближались к нему, ведя разговор.

— Что теперь скажет ее отец о нашем неблагородном поведении? — говорил более молодой.

— Меня, — отвечал старший, — мало волнует, что скажет отец, когда в наших руках теперь дочь!

— Но ты же не собираешься, — насторожился первый, — причинять ей зло? Она так прекрасна!

— Попридержи язык! — огрызнулся второй. — Ты мне помог? Ну вот и все, и не указывай мне, что делать.

На это молодой возразил:

— Сэр Джеймс, я имею право настаивать на честном поведении и буду этим правом пользоваться!

— Ну ладно, ладно! — ответил сэр Джеймс. — Не время сейчас ссориться. Давай-ка поскорее унесем нашу добычу из этой глуши. Старик небось уже сбился с ног и прекратил поиски, так что мы можем спокойно убираться.

«Ну не так уж спокойно, как вам кажется», — подумал Роб и тихонько последовал за ними до разрушенного замка феодальных времен, где они скрылись. Ворота были полностью завалены обвалившейся кладкой, так что войти через них было невозможно. Роб стал искать пролом в стене среди густых кустов, которыми она заросла, и нашел, наконец, проход вовнутрь крепости. Осторожно направился он внутрь с кинжалом в руке, пока не дошел до комнаты, где услышал голоса ссорящихся мужчин. Было темно, но Роб заметил слабый лучик света, пробивающийся из-за закрытой двери. Он осторожно приоткрыл дверь и при свете пламени из разрушенного камина увидел женскую фигуру, лежащую на куче сена. При виде Роба запуганная девушка решила было, что пришла ее смерть, но он быстро успокоил ее:

— Мэм, ваши крики достигли моих ушей, и я пришел помочь вам. Но кто вы и что привело вас в это ужасное место? Что до меня, то я — Роб Рой Макгрегор, и я хочу вас спасти, но скажите мне, кто вы?

— Я дочь начальника… — ответила она («Моего самого жестокого врага», — подумал Роб). — Меня заманил в ловушку и силой похитил один из гостей моего отца, сэр Джеймс, злобный и жестокий англичанин.

— Ладно, — сказал Роб. — Верьте мне и оставайтесь здесь, пока я не вернусь. А я поищу вашего англичанина.

Звуки ссоры возобновились. Он оставил девушку, взял клеймор на изготовку, и тихо направился к двери, откуда доносился шум.

— Хорошо же ты со мной поступаешь, Перси, ты бросаешь меня в беде! — кричал один.

— Нет, сэр Джеймс, — отвечал второй. — Я приехал в этот замок, как ваш друг. Вы же втянули меня в заговор против хозяина и заставили бесчеловечно поступить по отношению к его дочери. Я не хочу иметь к этому отношения.

Услышав это, Роб Рой смело вошел в комнату, по которой расхаживали двое спорящих; с ними находились еще трое мужчин. Все были вооружены, но свирепый вид нежданного гостя настолько ошеломил их, что они забились в угол, приняв его за злого духа этих мест. Однако они быстро обнаружили, что сделан вошедший из более плотного материала.

— Кто вы такие? — строго спросил Роб Рой. — Что шумите здесь в столь поздний час? Здесь не место для ссор смертных!

Сэр Джеймс, оправившись, наконец, от изумления, робко произнес:

— Сэр, у нас нет с собой денег, правда! Мы — путники, сбившиеся с дороги; мы никому не причиняем зла!

— Никому не причиняете зла? — нахмурился Роб. — А как насчет начальника? Послушайте меня, сэр Джеймс, как видите, я вас знаю; я не разбойник, и не за деньгами вашими явился я, а за вами самим. Вы отправитесь вместе со всей вашей бандой в замок, чтобы начальник смог дать вам свое горское благословение, от которого вы так преждевременно улизнули.

Видя, что Роб все еще один, разбойники собрались с духом. Двое из них яростно бросились на него, но двумя взмахами клеймора он уложил обоих замертво и переключился на сэра Джеймса, который фехтовал получше своих соучастников, и с ним Робу пришлось помучиться, но в результате тот получил несколько серьезных ударов клеймором, последний из которых вывел его из строя. Перси, мудро воздержавшийся от участия в бою, теперь умолял Роба пощадить сэра Джеймса, на что тот согласился со словами, что кровь этого трусливого негодяя только осквернила бы его клеймор, который следует сохранить для более унизительного наказания.

Между тем дела сэра Джеймса на самом деле плохи. Роб Рой оставил его на попечении Перси и последнего оставшегося в живых помощника, а сам отправился прямо к юной леди, страшно встревоженной звуками боя, и сообщил ей, что бояться больше нечего, что сэр Джеймс сполна поплатился за свою грубость и на дальнейшие злодейства уже не способен, а ее незамедлительно вернут друзьям. После этого Роб нашел лодку, посадил на весла сэра Джеймса со слугой, а Перси, юная леди и сам Роб, взявший на себя роль рулевого, удобно разместились на корме.

По пути девушка рассказала Робу все, что с ней произошло. Сэр Джеймс и Перси — два англичанина из хороших семей, которых представили начальнику, и тот пригласил их в гости в свой замок. Оба они, но совершенно по-разному, влюбились в дочь хозяина, и сэр Джеймс разработал план ее похищения, не посвящая при этом товарища в свои намерения. Как-то вечером они уговорили ее пойти покататься на лодке; подготовил ее сэр Джеймс, а управляли ею нанятые им головорезы. Отплыв от берега на значительное расстояние, он признался девушке в своих чувствах и в намерении увезти ее в свою страну. Тут Перси понял, что единственное, что теперь в его силах, — молчать и оставаться со всеми в ожидании случая, когда удастся спасти девушку. Не зная местности, они несколько дней блуждали по округе, пока, наконец, не нашли разрушенный замок, где спрятались и где их в конце концов нашел Роб Рой.

Пугаясь своей предстоящей участи, сэр Джеймс по пути несколько раз просил высадить его на берег, но на это Роб Рой отвечал неизменным отказом, обещая лишь попросить начальника сохранить злодею жизнь. Когда они добрались, Роб Рой обратился к старому начальнику со словами:

— Возвращаю вам вашу дочь, рискуя своей жизнью, ибо хорошо понимаю, на чьей земле я стою. Пусть никто больше не смеет заявлять, что Макгрегор не способен на великодушные поступки, даже по отношению к человеку, который причинил ему столько зла.

Тронутый таким поведением, начальник пожал ему руку со словами:

— Доблестный Макгрегор, я перед вами в неоплатном долгу; с сегодняшнего дня я ваш верный друг!

Взглянув затем на лодку, он увидел там сэра Джеймса и Перси и бросился на них со шпагой наголо. Однако Роб остановил его:

— Удержитесь! Ваш гнев справедлив, но я обещал сохранить этому человеку жизнь, и я сдержу свое обещание. Перси же оставался верным вам и охранял честь вашей дочери. Знайте, что он ваш друг. Что же до сэра Джеймса, то делайте с ним, что хотите, только не убивайте.

Роб Рой был могучим мужчиной; он мог удержать оленя за рога, а руки у него были такие длинные, что он мог не нагибаясь дотянуться кончиками пальцев до подвязок, что давало ему преимущество в фехтовальных поединках. Макнейл из Барры прочувствовал это на своей шкуре, хотя долгое время гордился своим умением фехтовать. Прослышав о славе Макгрегора на этом поприще, он решил так или иначе сразиться с ним. Однажды он приехал для этого в Бученен, где вероятность найти нужного человека была самой большой; ему сообщили, что Роб уехал на рынок в Киллеарне, куда Макнейл сразу же и отправился. Встретив там нескольких джентльменов верхом, которые только что окончили дела, он спросил, на рынке ли Роб Рой Макгрегор.

— Он здесь, — ответил один из джентльменов, — а что вам от него надо?

— Я его никогда не видел, а хотелось бы, — был ответ.

Тогда Роб выступает вперед со словами:

— Я тот, кого вы ищете. Что у вас ко мне?

Пришедший ответил:

— Я Макнейл из Барры. Я вас никогда раньше не видел, но очень много слышал о вашем мастерстве и пришел выяснить, кто из нас лучше фехтует, я или вы.

Наглость помещика из Барры рассмешила большую часть компании, но Роб ответил:

— Господин из Барры, я совершенно не собираюсь оспаривать ваши умения в фехтовании. Имейте в виду, что я не призовой боец, не задира и никогда не дерусь без должной причины.

— Что ж, — ответил прибывший, — тогда я предоставлю вам такую причину. Вы боитесь драться со мной; вы трус, и вся ваша хваленая слава — дым!

Это для Роба было уже чересчур, и он ответил:

— Ладно, все присутствующие подтвердят, что не я зачинщик драки. Раз уж вы зашли столь далеко в поисках причины для ссоры, негоже отправлять вас домой без должного удовлетворения. Слезайте с коня.

Тот слез, и начался поединок, в ходе которого Макнейл получил страшный удар по правой руке, чуть не оставивший его вообще без нее. В результате еще три месяца после этого несчастный не мог оправиться настолько, чтобы выбраться из деревни Киллеарн.

В «Личных записках о своих временах» сэр Иона Баррингтон приводит интересный рассказ о дуэли «в старинном стиле» между своим дедом, полковником Баррингтоном, и неким мистером Гилбертом — верхом, с саблями, парой пистолетов и большими кинжалами.

«В старину в Ирландии на дуэлях сражались, как правило, верхом. Дуэлянты галопом неслись друг на друга до расстояния, предварительно отмеченного шестами. В любом месте от начала до шестов они могли выстрелить, но снижать скорость было нельзя. Пистолеты их были заряжены одинаковым количеством пуль, по договоренности.

С незапамятных времен в поместье моего деда, сэра Джона Берна, существовала площадка, на которой я в свое время часто занимался. Она находилась в красивом месте, возле Стредбелли, и там, по легендам, встречались благородные люди для решения своих споров. Часто я ходил по ней, измеряя шагами. Границы этой площадки до сих пор четко видны: в длину она около шестидесяти или семидесяти шагов, а в ширину около сорока. На ней до сих пор лежат большие камни, думаю, что они служили барьером. Они разбросаны на расстоянии восьми-девяти ярдов друг от друга, обозначая собой расстояние, ближе которого нельзя было сходиться для стрельбы. Стрелять можно было в любой момент сближения, которое происходило, как уже сказано, галопом. Если с первого схождения решить дело не удавалось, то бойцы повторяли его; если же было решено продолжать после того, как пистолеты разряжены, то бой заканчивали либо на коротких саблях конными, либо на малых шпагах пешими. Но по традиции для сражения на малых шпагах они перемещались к Донамезской скале, древней крепости О'Муров и принцев Оффели. Сейчас это самые красивые развалины в Ирландии. Там, посреди старой крепости, на плоской зеленой лужайке, до сих пор видны глубоко отпечатавшиеся следы дуэлянтов, сражавшихся на малых шпагах, и их секундантов. Каждый новый посетитель ступает по тем же следам, и, вероятно, через сто лет они станут еще глубже и отчетливей.

Мой дед, полковник Иона Баррингтон из Кулленгафмора, очень любил слушать и рассказывать истории о былых временах, особенно о дуэлях и сражениях, что происходили либо по соседству, либо с его родственниками, а на лице его на всю жизнь осталось наглядное свидетельство того, что сам он не был простым наблюдателем за современными ему сражениями. Бой моего дедушки в 1759 году я запомнил лучше всего потому, что слышал о нем чаще всего и из множества источников. У него случилась непримиримая ссора с мистером Гилбертом (причину я не помню, но она была какой-то пустяковой). С каждым днем напряженность между ними все возрастала, и родственники обеих сторон пришли к выводу о необходимости решить все поединком, потому что если бы эта вражда продлилась еще, то могла бы перерасти из частной в семейную. Поэтому было сочтено за благо покончить с этим делом раз и навсегда. Решили, что драться они будут верхом на лужайке в Мальборо, что размеры площадки будут равняться ста ярдам галопа и восьми ярдам дистанции. В качестве оружия были выбраны два пистолета, широкие, но не очень длинные сабли (дедову я часто видел) с корзинообразными эфесами и длинные, широкие кинжалы. Пистолеты решено было зарядить одной пулей и дробью.

Вся округа со многих миль сбежалась посмотреть на бой, о котором было объявлено за шесть месяцев. Присутствовал даже герольд графства, который помогает судьям на судебных заседаниях. Секундантом моего деда стал мистер Льюис Мур из Креморгана, которого я хорошо помню. Секундант Гилберта был из числа его родственников, кавалерийский капитан.

По окончании всех предварительных действий, когда все зрители собрались и расселись, как на скачках, а по краям поля встали на страже конные охотники, дуэлянты поскакали навстречу друг другу. Оба выстрелили, не доскакав до барьера, и оба промахнулись. Стали сходиться второй раз — теперь большая часть дроби из пистолета Гилберта попала моему деду в лицо, но дробинки не пробили кости, а большая пуля, на счастье, прошла мимо. Раны оказались неопасными и лишь пуще разозлили старого Иону Баррингтона. Противник его жаждал дальнейшей крови, и началась яростная рукопашная битва. Правда, я не думаю, что бой был действительно такой уж плотный, иначе непонятно, как они остались живы.

Дед получил три раны, которыми любил хвастаться: один шрам у него был на правом бицепсе, второй — на запястье, а третий — на тыльной стороне левой ладони. Шляпа, которую он хранил до самой смерти, тоже была пробита в нескольких местах, но у обоих под шляпами были каски, что, возможно, спасло их мозги от того, чтобы быть разбросанными по траве.

Гилберт получил от деда два удара — в бедро и в бок, но его эти раны не вывели из строя. Подозреваю, что он выглядел лучше в бою, будучи таким же сильным, как мой дед, но более спокойным; мне кажется, дед слишком уж эмоционально подошел к делу, потому что, сблизившись, он вместо того, чтобы ударить Гилберта, начал как можно чаще наносить удары его коню, пока животное не упало, подмяв под себя седока. Тогда дед спрыгнул с коня, отбросил саблю, достал кинжал и, приставив его к горлу Гилберта, приказал просить пощады. Тот ответил, что готов просить пощады только при том условии, что они безо всяких извинений или разговоров пожмут друг другу руки и станут в дальнейшем добрыми товарищами, не позволяя молодому поколению продолжить былую вражду отцов. Деду такие условия показались вполне приемлемыми, поскольку от них веяло здравым смыслом, так что с того момента они стали близкими друзьями и добрыми соседями».

Примечания:

4

Круг фехтовальщиков (фр.). (Примеч. пер.)

5

«Меч сквозь столетия» (фр.). (Примеч. пер.)

49

Прозвище короля Карла II. (Примеч. пер.)

50

Тяжелый палаш шотландских горцев. (Примеч. пер.)