НЕЖНОЕ ПИСЬМО НАПОЛЕОНА МАРИИ-ЛУИЗЕ СТАЛО ПРИЧИНОЙ ПАДЕНИЯ ИМПЕРИИ

«Никогда не пишите писем!»

(Марсель Пруст)

Вечером 22 января 1814 года Наполеон получил весьма тревожные известия. Союзники миновали Туль и приближались к Бар-ле-Дюку. Наполеон, верный своим привычкам, принял горячую ванну — это помогало ему сосредоточиться — и через полчаса, красный как рак, в халате, вошел к императрице.

— Папа Франц ведет себя не благородно, — сказал он, держа в руках военные карты и недовольно качая головой. — Его армия движется по направлению к Парижу. Что вы на это скажете?

Мария-Луиза опустила голову. На императора ее замешательство подействовало возбуждающе. Он взял ее на руки, отнес на кровать и тотчас же, со свойственной ему пылкостью доказал, что измена Франца I нисколько не повлияла на его чувства.

Эта ночь прошла под знаком франко-австрийского союза…

На следующее утро император узнал от курьера, что австрийцы и русские приближаются к Сен-Дизье. Дело принимало драматический оборот, и Наполеону не осталось ничего иного, как только разыграть следующую эффектную сцену.

Приказав маршалам и офицерам национальной гвардии к 10 часам собраться в Тюильринском дворце, он вышел в сопровождении Марии-Луизы и римского короля и патетически воскликнул:

— Господа! Часть территории Франции оккупирована неприятелем; я покину вас, чтобы встать во главе армии. С Божьей помощью и благодаря моим доблестным солдатам я надеюсь отбросить противника за пределы наших границ. — Затем, взяв за руку императрицу и сына, продолжал: — Я поручаю вам тех, кто мне дороже всего на свете. Если враг подойдет к стенам Парижа, помните, это продлится не больше двух-трех дней, и я незамедлительно поспешу на выручку. Не теряйте мужества и не верьте слухам.

Глубоко взволнованные офицеры поклялись в верности императору и, если это потребуется, отдать за него жизнь. Затем один за другим все подходили и обнимали его.

В тот же день вечером Наполеон получил с нарочным сообщение, что отряды казаков подходят к Монтеро. Известие было пренеприятное, и император отошел ко сну в скверном расположении духа.

24 января, понимая, что дела совсем плохи, Наполеон решил взять на себя командование военными действиями. Но перед тем как выехать в действующую армию, он закрылся в своем кабинете и предусмотрительно сжег все секретные бумаги. Целый час в камине горели компрометирующие его письма, списки тайных агентов, проекты договоров.

Покончив с этим, он призвал к себе брата, короля Жозефа, недавно изгнанного из Испания и назначенного сегодня утром генерал-лейтенантом Империи.

— Если я не вернусь из этого похода, — сказал он, — позаботься об императрице и моем сыне. — Подбросив в огонь очередную порцию бумаг, он прибавил: — Если на этот раз я одержу победу, то больше никогда не буду воевать. Война внушает мне отвращение… Все мои помыслы и дела будут направлены на благо моего народа…

Через несколько минут он вошел к императрице.

— Дорогая Луиза, я отбываю в Витри-ле-Франсуа, чтобы остановить наступление противника. На этот раз нам предстоит сражаться на французской, земле.

Мария-Луиза бросилась ему на грудь.

— Когда же вы вернетесь? — с глазами, полными слез, прошептала она.

После короткой паузы Наполеон значительно сказал:

— А это, дорогой друг, известно только одному богу!

Поцеловав наследника и крепко обняв в последний раз императрицу, он поспешно вышел из комнаты.

Больше ему никогда не суждено было их увидеть…

А спустя еще несколько минут Наполеон уже покинул Тюильрийский дворец. К вечеру он был в Шалоне. 27-го выбил противника из Сен-Дизье; 29-го счастливо избежал смерти при встрече с казачьим патрулем; 30-го вынужден был защищать Бриен, маленький городок, где когда-то он во дворе военного училища с азартом играл в снежки.

Несмотря на превосходящие его армию в десять раз силы противника, Наполеон в феврале одержал победы под Монмпрайлем, Шампобером, Шато-Тъери и Вошаном. 20 февраля в битве при Монтеро Наполеон узнал об измене Мюрата.

Со своей армией, которая уменьшалась, как шагреневая кожа. Наполеон бился в Лане, Реймсе, Арси-сюр-Об. Но скоро ему стало ясно, что, продвигаясь на юг, он попадет в окружение, и путь на Париж будет открыт.

Тогда он задумал следующий маневр: вновь повернуть на север, увлекая за собой врага и, тем самым, отводя его от столицы. В восторге от своего замысла провести неприятеля, Наполеон захотел посвятить в него дорогую супругу и отправил ей письмо, которое сыграло роковую роль в его дальнейшей судьбе.

«Друг мой, все последние дни я провел в седле. 20-го мы взяли Арси-сюр-Об, а в шесть часов вечера противник атаковал нас. Но в тот же день я выиграл сражение, а противная сторона потеряла 400 человек убитыми. Мы захватили два артиллерийских орудия и противник тоже — два. Итак, мы квиты. 21-го неприятельская армия перешла в наступление, чтобы обеспечить продвижение своих обозов по направлению к Бриену и к Бар-сюр-Об. Я принял решение идти к Марне, напасгь на их коммуникации и отбросить неприятеля подальше от Парижа и Сен-Дизье. Прощай, друг мой. Поцелуй сына».

И, не позаботившись зашифровать письмо, Наполеон передал его с нарочным.

Только любовью можно объяснить такую непростительную неосторожность.

«В тот день, — пишет Жюль Бертран, — Наполеон вел себя как безумно влюбленный, которому необходимо посвятить обожаемую супругу в свои планы и тем самым как бы ощутить ее близость. Этот миг слабости, скорее всего, и погубил его».

Несколько дней спустя императрица вызвала в Тюильри герцога де Ровиго.

— Есть какие-нибудь известия от императора? — спросила она.

— Нет, ваше величество.

— Вот как! Ну тогда я вам их сообщу. Я получила сегодня утром письмо.

— Но ведь курьер не приезжал, — удивился министр полиции.

— Да, это так, — ответила Мария-Лунза. — И сейчас вы удивитесь еще больше, ибо письмо от императора мне переслал маршал Блюхер. Он сообщает, что оно найдено среди прочих писем у курьера, когда тот попал в плен. Признаться, я просто места себе не нахожу при мысли о последствиях, к которым это может привести. Император всегда зашифровывал свои письма, и они благополучно доходили до меня. И надо же, чтобы именно это, в котором император впервые сообщает мне о своих планах, оказалось незашифрованным и попало в руки неприятеля! Это какой-то рок, и я очень обеспокоена.

У Марии-Луизы были все основания для беспокойства. Письмо Наполеона, перехваченное союзниками, перевели Блюхеру, и он его прочел.

Теперь, зная тайные планы императора, союзникам достаточно было, изменив направление, двинуться на Париж, путь к которому был открыт.

Итак, письмо, написанное в порыве нежности, стало причиной гибели Империи…

Кончался март 1814 года, и армия союзников приближалась к Парижу.

По осунувшемуся лицу Наполеона было видно, что он страдает. Временами, прислонясь спиной к дереву и обхватив руками голову, он замирал в этой позе, являя собой олицетворение глубочайшего горя. Старые солдаты смотрели на него с искренним состраданием, считая, что император угнетен успешным продвижением противника. Вечерами на бивуаке, сидя у костров, они с гордостью говорили о своем императоре, который разделяет страдания своего народа.

Но они ошибались. Дело в том, что страдания Наполеона объяснялись не столько военными неудачами, сколько неким венерическим заболеванием, так некстати подхваченным им перед самым отъездом из Парижа.

Но, несмотря на мучительную болезнь, Наполеон старался оттянуть на себя войска союзников, не зная, что его замыслы раскрыты. И он стремительно двигался от Дульвана в Сен-Дизье, из Сен-Дизье — в Витри, из Витри — в Мароль…

Но, увы, тщетно.

В это время в Тюильри царило смятение. Собирали вещи, жгли документы, укладывали короны, скипетр и прочие атрибуты королевской власти. Царь между тем находился уже в Бонди, а французские войска бились под Роменвилем, в Сен-Дени и у заставы в Клиши.

Вечером 28 марта созвали совет под председательством Марии-Луизы, чтобы решить, настало ли время регентше и наследнику, римскому королю, покинуть Париж. Первым взял слово военный министр Кларк. Крайне взволнованный происходящим, он высказался за срочный отъезд в Блуа.

Его предложение вызвало неодобрение большинства членов совета. Как бы резюмируя общее мнение, Талейран заявил, что отъезд Мария-Луизы равнозначен сдаче Парижа роялистам, и коалиция, пользуясь случаем, совершит династический переворот.

Князь Беневентскнй был прав. Если бы императрица осталась в столице и собственной персоной встретила отца, это существенно затруднило бы реставрацию Бурбонов. Положение регентши вынудило бы союзников относиться к ней как к представительнице законной власти. В то время как за пределами Парижа она была просто королевой в изгнании.

Кроме того, отъезд императрицы глубоко разочаровал бы парижан. Ведь национальная гвардия, а это те же парижане, поклялась императору защищать ее.

Потом взял слово государственный министр, Буле де ла Мёрт и сказал:

— Ваше величество, возьмите на руки римского короля и выйдите с ним к народу. Пройдитесь по улицам, по бульварам, побывайте в предместьях, зайдите в ратушу и явите пример героической решимости. И тогда весь Париж поднимется на врага…

Мария-Луиза, со слезами на глазах, заявила о своей готовности остаться в Париже.

Совет почти единогласно проголосовал против отъезда императрицы и римского короля.

Но тут Жозеф, который панически боялся оказаться в руках у казаков, прочел письмо Наполеона, полученное им 8 февраля.

«…Если в силу непредвиденных обстоятельств я окажусь на берегах Луары, — писал Наполеон, — императрица с сыном не должны находиться вдалеке от меня, ибо как бы события ни развивались, дело кончится тем, что их насильно увезут в Вену. Конечно, вероятней всего, это произойдет, если меня не будет в живых. О моем поражении (если таковое случится) или смерти вам станет известно раньше, чем министрам. Позаботьтесь отправить императрицу с римским королем в Рамбуйе. А Сенату, Совету и всем войскам прикажите идти к берегам Луары. В Париже пусть останется префект, или верховный комиссар, или мэр… Но, главное, сделайте все, чтобы императрица и римский король не попали в руки неприятеля. Уверяю вас, если это произойдет, Австрия будет удовлетворена и, отправив императрицу с ее очаровательным сыном в Вену, под предлогом ее счастья, заставит французов принять все условия, продиктованные Англией и Россией. Мы же заинтересованы как раз в противоположном, а именно: чтобы императрица и римский король не оставались в Париже, поскольку их участь неотделима от участи Франции. Я не знаю ни одного случая в истории, чтобы монарх добровольно сдался на милость победителей, оставшись в незащищенном городе. Итак, если мне суждено остаться в живых, я сам за всем прослежу. Если же я умру, то мой царственный сын и императрица-регентша во имя чести Франции не должны позволить захватить себя. Пусть они удалятся в самый отдаленный захолустный городок в сопровождении горстки моих солдат… В противном случае скажут, что императрица добровольно оставила трон сына и, позволив увезти себя в Вену, развязала союзникам руки. Странно, что вы сами этого не поняли. Мне кажется, в Париже от страха все потеряли голову. Что касается меня, то я предпочел ба, чтобы мой сын был убит, чем воспитан в Вене как австрийский принц. Я высокого мнения об императрице и уверен, что и она тоже не желает этого. Хотя матери и вообще женщине трудно принять такое решение. Когда я смотрел в театре „Андромаху“, я всегда жалел Астьянакса, оставшегося жить в своем доме, и считал, что ему лучше было бы не пережить своего отца».

Письмо всех взволновало. Всех занимал вопрос: следует ли подчиняться приказу почти двухмесячной давности? Часть членов Совета умоляли императрицу не считаться с письмом и оставаться в Париже.

Тогда Жозеф, потребовав тишины, прочел другое письмо Наполеона, датированное 16 марта, в котором, в частности, говорилось следующее:

«…Если неприятель приблизится к Парижу настолько, что сопротивление станет невозможным, отправьте регентшу с моим сыном по направлению к Луаре… Помните, я предпочитаю, чтобы он утонул в Сене, чем попал в руки врагов Франции…»

Теперь сомнений не было: нужно подчиняться.

В полночь, когда императрица, вся в слезах, следила за тем, как упаковывали вещи и закрывали дорожные сундуки, Талейран веселым тоном объявил в кругу друзей:

— Вот и конец всей этой истории!

Затем сел в карету и отправился к себе — ждать, когда он сможет преклонить колено перед Людовиком XVIII…

Всю ночь во дворце царила страшная суматоха. Сокровища, коронационные одежды и то, что представляло особую ценность, грузили в фургоны, которые должны были следовать за дорожной каретой императрицы.

К восьми часам утра кареты стояли перед павильоном Флоры, По Парижу распространился слух, что Мария-Луиза покидает город. На площадь Карусели сбежались зеваки. Но императрица, все еще надеясь на появление Наполеона, медлила с отъездом. Наконец, в 10 часов пришлось двинуться в путь: казаки были уже в Клиши…

Мария-Луиза пошла за сыном. Понимал ли трехлетний ребенок, что он теряет Империю? Вцепившись ручонками в свою кроватку, он кричал:

— Я не хочу в Рамбуйе, в этот противный замок! Давай останемся здесь! Я не хочу отсюда никуда уезжать!

Дежурный берейтор де Канизи взял его на руки. Тогда римский король стал хвататься за стулья, двери, за лестничные перила и продолжал кричать:

— Не хочу отсюда уезжать! Раз папы здесь нет, значит, всем распоряжаюсь я!

Его не без труда усадили в карету к матери, и кортеж тронулся в путь.

И взорам удивленных парижан предстала карета, покачивавшаяся из стороны в сторону на неровной мостовой под тяжестью королевских сокровищ.

Империя рушилась.

Пока Мария-Луиза держала путь в Рамбуйе, объятый страхом Жозеф тоже бежал, уполномочив маршалов вести переговоры с неприятелем.

31 марта была подписана капитуляция. Впервые со времен Столетней войны предстояло сдать Париж…

Казаки уже готовились пройтись парадным маршем по Елисейским полям, в то время как ничего не знавший о последних событиях Наполеон мчался галопом в Париж.

В резиденции королевского двора, близ Жювизи, он повстречался с генералом Бельяром, который вел кавалерию в Фонтенбло. Это обеспокоило его и, остановив карету, он окликнул Бельяра:

— Послушайте, что все это значит? Что тут делает ваша кавалерия? Где находится неприятель?

— У ворот Парижа, сир.

— А наша армия?

— Она следует за мной.

— Кто же охраняет Париж?

— Париж эвакуируется. Завтра в девять часов утра неприятель вступит в город. Ворота охраняет национальная гвардия.

— А моя жена и сын? Что с ними?

— Императрица с сыном и весь двор третьего дня выехали в Рамбуйе. Я полагаю, оттуда они проследуют в Орлеан.

Помолчав, император объявил, что едет в Париж. Бельяру удалось доказать ему нелепость подобного шага: ведь все равно уже ничего нельзя было спасти. И тут Наполеон не выдержал:

— Стоит мне отлучиться, как все делают глупости! — Наполеон был в ярости. — Жозеф — идиот, Кларк — бездельник… или предатель!

Немного успокоившись, он решил вернуться в Фонтенбло. Всеми покинутый император уединился в своем любимом замке и стал ждать Марию-Луизу.

И к нему вскоре, действительно, приехала женщина. Но это была не Мария-Луиза.