ЛЕГКОМЫСЛИЕ ПОЛИНЫ БОНАПАРТ СТАНОВИТСЯ ПРИЧИНОЙ КАТАСТРОФЫ В САН-ДОМИНГО

Если бы она была серьезной женщиной, ее мужа никогда, не отправили бы в Сан-Доминго.

(Г. Флейшман)

После 9 термидора Петиция с детьми лишились покровительства Наполеона, смещенного со своего поста, и вынуждены были вернуться в Марсель, в маленький грязный гостиничный номер.

Полина вновь встретилась с подростками Старого порта, их жадными горячими глазами и нескромными жестами. Очень скоро она забыла красивых офицеров, ухаживавших за нею в замке Салле…

Но после Вандемьера все опять переменилось. За подавление бунта парижан Бонапарт был назначен главнокомандующим внутренней армией Парижа и снова мог посылать деньги семье. Теперь Полина получила возможность сменить свои поношенные платья и рваные чулки на более элегантные туалеты.

Именно в этот момент в Марсель в качестве комиссара Директории прислали некоего гражданина Станисласа Фрерона, за два года до этого наводившего ужас на Канебьер.

Этот человек, о котором даже революционеры говорили, что «он обессмертил преступление», был самым омерзительным негодяем и прохвостом. Что не мешало ему изображать щеголя и бегать за юбками с видом самодовольного хлыща.

Фрерон навестил семью Бонапартов, с которыми познакомился еще в 1793 году, и ему легко удалось покорить Полину и стать ее любовником. Фрерона восхитили неисчерпаемые возможности темперамента молодой девушки. И он решил жениться на ней.

Обезумев от радости, Полина перестала скрывать их связь, чем шокировала даже самых отпетых скептиков. Вот что писал об этом Баррас: «Она жила с Фрероном как супруга. Они вместе появлялись на публике, в театре, и их близость казалась не совсем уместной даже при наших довольно вольных нравах».

Однако у Наполеона были насчет сестры совсем другие планы. И он отверг Фрерона, как прежде отставил Жюно.

Узнав о решении брата, Полина пережила тяжелый нервный срыв. Потом она решила убедить драгоценного Станисласа, что ничто никогда не сможет их разлучить. Исполнению задуманного мешало то, что она не умела ни читать, ни писать. Девушка решила эту проблему, попросив своего брата Люсьена написать письмо под ее диктовку.

Вот это письмо:

«Нет, Поллет не может жить вдалеке от своего нежного друга. Пиши мне часто и изливай свое сердце нежной и верной возлюбленной… Ах, мое сокровище, свет моих очей! Как я страдаю в разлуке с тобой! Моя драгоценная надежда, мой кумир, я верю, что судьбе в конце концов надоест преследовать нас. Все, что я делаю, я делаю только ради тебя. Люблю тебя навсегда, навсегда, божество мое: ты мое сердце, мой нежный друг, Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю, мой драгоценный возлюбленный».

Станислас был сыном того самого Фрерона, о котором Вольтер написал свое знаменитое четверостишие:

Прогулкой по долине увлечен,

Змеею был укушен Жан Фрерон.

И как вы думаете, что затем случилось?

Змея подохла — отравилась.

Фрерон показал этот «крик любви» Наполеону. Но Корсиканец остался непреклонным, и Полина вынуждена была отказаться от мысли стать женой «своего нежного Станисласа»…

Как остроумно заметил Анри д'Альмерас: «Она страдала несколько месяцев, а утешалась всю жизнь…»

Чтобы помочь Полине забыть горе, Наполеон пригласил ее в Милан, где был их первый с Жозефиной двор. Девушка приехала в Ломбардию в начале 1797 года и в компании молодых офицеров окунулась в атмосферу балов, праздников и музыки. Ухаживания молодых людей были скорее земными, чем утонченными.

«Однажды вечером, — свидетельствует автор „Скандальной хроники“, — во время приема во

дворце Сербеллони, какой-то лакей, привлеченный движением за занавеской и считавший, по-видимому, что виной тому был сквозняк, решил закрыть окно… Он был поражен, обнаружив в амбразуре окна Полину с задранным подолом и молодого пылкого лейтенанта, доказывавшего ей свою страсть…»

Эта история вызвала маленький скандальчик и привела в ярость Бонапарта.

Безудержный темперамент Полины начинал беспокоить его, и он решил срочно выдать сестру замуж.

Одно событие ускорило приведение в исполнение его плана.

В Милане Полина вновь встретилась с Виктором-Эммануилом Леклерком, молодым офицером генерального штаба, с которым была когда-то в Антибе в весьма близких отношениях.

Она немедленно стала его любовницей. Безумно увлеченная этим мальчиком, который к тому же внешне очень напоминал Наполеона, она улучала любой момент, чтобы затащить его под лестницу, за живую изгородь, в стенной шкаф, кладовую для инструментов или просто в кусты, чтобы «кое-чем там заняться»…

Как-то вечером Бонапарт весело беседовал с ними в своем рабочем кабинете, и в этот момент секретарь принес ему пухлую папку с документами.

— Прошу меня извинить, — сказал будущий император, — но это очень срочно. — И он погрузился в бумаги.

Несколько минут любовники сидели молча. Потом Полина, всегда испытывавшая зуд «в самом неудобном месте», жестом позвала Леклерка за ширму, стоявшую в углу комнаты. Молодой офицер согласно кивнул, и они на цыпочках исчезли за ширмой.

Бонапарт, совершенно поглощенный работой, ничего не заметил. Внезапно он поднял голову: странный шум, доносившийся из глубины комнаты, привлек его внимание. Он подбежал к ширме, потянул ее на себя и нашел сестру с лейтенантом «лежащими на ковре и с упоением предающимися любви».

На этот раз Наполеон даже не рассердился.

Надо заметить, что Леклерк был вполне подходящей для Полины партией. Сын богатого владельца мельниц из Понтуаза, он получил прекрасное образование, и его военный талант давно привлек внимание Наполеона.

— Раз вы так любите друг друга, что ж, вы поженитесь, — сказал корсиканец.

Несколько смущенные, любовники поднялись и отправились готовиться к свадьбе…

Обручение ничуть не изменило поведения Полины. Девушка вела себя так же вызывающе, как прежде, и друзья ее будущего мужа пользовались этим, совершенствуя любовное образование Полины.

Кокетливая, озорная, импульсивная и очаровательная — все мужчины обожали ее. А она, снедаемая настоящей жаждой удовольствий, позволяла ласкать себя всем и каждому…

Поэт Антуан-Венсан Арно, будущий член Французской академии, оставил нам весьма выразительный портрет Полины того времени. Послушаем, что он пишет:

«За обедом меня посадили рядом с Полетт. Она помнила меня по Марселю и вполне мне доверяла, зная, что я близок с ее будущим мужем. Вела она себя со мной, как со старым знакомым. Эта женщина соединяла в себе почти совершенную красоту с весьма сомнительными моральными качествами, она была самым очаровательным, но и самым неразумным существом на свете. Воспитанная хуже любой пансионерки, она без конца болтала обо всем и ни о чем, перебивала самых важных гостей, показывала язык своей невестке, когда та не могла этого видеть, толкала меня коленом, если ей казалось, что я не оказываю ей достаточного внимания. Ее брат бросал на нее время от времени убийственные взгляды — именно так он обычно призывал к порядку провинившихся. Но на Полетт это не производило ровным счетом никакого впечатления — минуту спустя все начиналось сызнова, так что весь авторитет генерала Итальянской армии разбивался о взбалмошность девчонки».

Маленькой девчонки с ослепительной улыбкой, которая превратит свою жизнь в самую неистовую вакханалию.

Венчание состоялось 14 июня 1797 года в часовне в Монтебелло.

Полина была безумно влюблена в своего мужа и так радостно улыбалась после венчания, что добрые граждане предсказывали им безоблачное счастье.

И конечно, как всегда, ошиблись. Обосновавшись в Париже, на улице Виль-л'Эвек, новоиспеченная госпожа Леклерк, восхищенная знакомством со столицей, начала так нежно и пылко посматривать на молодых щеголей, что нетрудно было догадаться о ее аппетитах.

«Она смотрела на них из окна, оценивая любовные таланты, воображая каждого в самой пикантной ситуации, и провожала их глазами несчастной привязанной кошки, видящей, как ускользает от нее мышка-добыча…»

Леклерк, недавно произведенный в генералы, но не лишившийся здравого смысла, довольно быстро заметил, что его молодую супругу терзают похотливые мысли. Так что, когда Директория отправила его председателем генерального штаба в Ренн, он принял некоторые меры предосторожности. Под тем предлогом, что Полине — а ей было к тому моменту семнадцать лет, — необходимо учиться орфографии, он отправил ее в школу госпожи Кампан.

Однако занятия правописанием не могли отвлечь маленькую корсиканку от ее навязчивой идеи.

Впрочем, свора обожателей, следовавшая за ней из одного салона в другой, вряд ли возбуждала в Полине желание предаваться простым радостям начального образования… А вот успех нашей корсиканки в свете — и это надо признать — был весьма заметен. Никто не мог сказать, что встречал женщину красивее, даже весьма злая на язык госпожа д'Абрантес вынуждена была признать это в своих «Мемуарах»: «Многие говорили о ее красоте. Об этом свидетельствуют ее живописные и скульптурные портреты; однако ни одна картина, ни одна статуя не передают совершенства красоты этой удивительной женщины».

Эта красота вызывала, естественно, ревность окружающих. И первой женщиной, достаточно зло продемонстрировавшей это Полине, была Жозефина.

Затаившая злобу Полина стала называть свою невестку не иначе, как «старой кошелкой», и с удовольствием сообщала брату о всех изменах супруги.

Однако то были лишь легкие семейные трения. Еще одна женщина публично и громко выместила на Полине свою ненависть и зависть. Эту женщину звали мадам де Контад.

Однажды вечером, на приеме у мадам де Пермон, матери будущей мадам д'Абрантес, она подошла к Полине, стоявшей в окружении обожателей, и воскликнула:

— О, Бог мой, какое несчастье! Вы так прекрасны, мадам, но неужели никто до сих пор не заметил этого недостатка? Господи, какое невезение!

— Но что вы видите, мадам де Контад? — удивленно воскликнул один из гостей.

— То есть как, что я вижу?! Разве вы сами не замечаете эти два огромных уха по бокам очаровательной головки? Да если бы у меня были такие уши, я согласилась бы даже отрезать их! Может быть, мне стоит посоветовать госпоже Леклерк сделать это? Правда, такой совет можно дать только в крайнем случае…

«Мадам де Контад еще не успела закончить, — пишет герцогиня д'Абрантес, — как взгляды всех присутствующих обратились на мадам Леклерк, но на сей раз в них было не восхищение, а только жгучее любопытство и страстное желание увидеть ее уши.

К несчастью, природа действительно никогда еще не приставляла более странных ушей справа и слева от очаровательного лица: это были два кусочка белого тонкого хряща, очень некрасивые. Конечно, хрящи были совсем не так огромны, как утверждала мадам де Контад, но действительно очень уродливы…

Эта сцена заставила мадам Леклерк пролить много слез; ей стало дурно, и она была вынуждена уехать к себе еще до полуночи».

Пережив подобное оскорбление, Полина, не обладавшая достаточным умом, чтобы отомстить язвительной остротой, решила погубить своих недоброжелательниц, «утопив их в собственной злобе» и доказав всесильное влияние своей красоты на всех окружающих мужчин. Для начала она сменила прическу, искусно скрывавшую ее некрасивые уши, и завела сразу трех любовников…

«Этот факт, — пишет Бернар Набонн, — свидетельствовал одновременно о темпераменте молодой восемнадцатилетней матери и о ее полной бесчувственности».

Любовниками Полины стали три генерала, причем все трое были друзьями ее мужа: Бернонвиль, Моро и Макдональд.

Какое-то время ситуация забавляла Полину. «Игра, — свидетельствует все тот же Бернар Набонн, — заключалась в том, чтобы ни один из любовников не догадался, что у него есть соперник, что было довольно трудно сделать, ведь мужчины были близкими друзьями. Полина попыталась поссорить их, рассказав каждому о неблаговидном поступке другого, порочащем мужскую дружбу. Однако замысел ее провалился: друзья объяснились, все поняли и решили одновременно порвать с общей любовницей, хотя Моро только что провел с ней два дня за городом.

Три письма, сообщающие о разрыве, выпало нести Бернонвилю, который, однако, предпочел в последний момент отослать письма товарищей с курьером, а сам объяснился с Полиной лично».

Их свидание прошло совсем не так, как он планировал. Он не успел даже рта раскрыть, чтобы высказать свои претензии, как красавица корсиканка увлекла его на постель, раздела и — одним мановением руки — привела в самое блаженное состояние… Зацелованный, укрощенный, превратившийся в ручного медвежонка, генерал, хотя и был человеком долга, вынужден был вести себя как галантный кавалер.

Разрыв был отложен на несколько дней.

В следующий раз осторожный Бернонвиль отослал Полине письмо…

Конечно, женщина! Госпожа Леклерк!

Говорят, что в порт ее принесли на руках мужчины — словно на носилках!.. Если бы король Пруссии, великий Фридрих был жив, он еще раз проклял бы «юбки». Да, «юбки» часто вредят делу, они и на этот раз навлекли на нашу армию много несчастий».

Именно легкомыслие Полины погубило французские войска на Сан-Доминго…

Лемонье-Делафос (бывший офицер армии Сан-Доминго). Второй поход на Сан-Доминго, а также краткие исторические воспоминания о первой кампании, 1846.