Через океан с котом и попугаем

Уильям Уиллис родился 19 августа 1893 года в Гамбурге. Отец его был по национальности немец, мать чешка. С детства он интересовался всем, что было связано с морем. Первое путешествие он осуществил в 1908 году — ему тогда исполнилось всего лишь 15 лет, — нанявшись, чтобы подработать, на парусное судно «Генриетта», которое плыло в Санта-Росалию (на берегу Калифорнийского залива в Мексике). Из Санта-Росалии на английском судне «Бермунда» он поплыл в Южную Америку, а затем в родной Гамбург.

Почти годичное путешествие не погасило жажды приключений у шестнадцатилетнего юнги. Он отправляется в Галвестон в Техасе, вербуется там и остается работать. В течение трех лет, надрываясь от непосильного труда, он экономил каждый цент, пока не смог, наконец, скопить достаточно денег, чтобы в 1912 году привезти в США мать и трех младших братьев.

В 1920 году он переехал в Сан-Франциско. Работал, экономил, совершенствовался и читал днем и ночью. Вот как вспоминает об этом периоде сам Уиллис в одной из своих книг:

«Я много раз пересекал континент. Вынужден был работать во всех штатах — от Аляски до Мексики, от Калифорнии до атлантического побережья. Раздетый по пояс, работал с лопатой или топором в руках, рубил гигантские деревья в лесах северо-запада, разгружал тысячи судов, собирал урожаи на бескрайних полях от Сан-Хосе до Дакоты. Возводил буровые вышки, когда в Техасе вспыхнула нефтяная лихорадка.

Работал в поте лица. Это глубоко врезалось в мою память. Но я всегда возвращался к морю…»

Уиллис провел на море много лет и пережил тысячу приключений. Огибал на крупных парусных судах мыс Горн, в шторм и ураганы, в безнадежной тишине океана без страха смотрел в глаза любой опасности.

Трудно даже просто перечислить все профессии этого удивительного человека. Он был охотником на Аляске, лесорубом, фельдшером, рабочим-металлистом, докером, дорожным обходчиком, а также автором нескольких поэтических сборников.

Все, что связано с личностью Уильяма Уиллиса, который дважды — в шестидесятилетнем и семидесятилетнем возрасте — отправлялся в одиночку на плоту, чтобы пересечь Тихий океан, а на семьдесят пятом году жизни трижды бросал вызов Атлантическому океану, неизменно ассоциируется с риском, отвагой и победами.

Не менее важной чертой его характера, чертой, по вине которой, несмотря на совершенные подвиги, он оставался почти неизвестным, была необычайная скромность.

Сейчас, когда его уже нет среди нас, когда Капитан Больших Морей принял вечную вахту, он остается в нашей памяти одним из несгибаемых мореплавателей-одиночек. Таких, как Блекберн, Слокум или Пиджин.

Когда Уильям Уиллис решился наконец осуществить мечты своей молодости, ему шел уже 62-й год. В таком возрасте люди обычно удовлетворяются пенсией и ищут покоя, отдыха. Иначе было с Уиллисом, который, несмотря на то, что всю свою жизнь тяжело работал и переплыл почти все моря и океаны мира, отнюдь не собирался отдыхать или поддаваться апатии.

Уиллиса буквально заворожил рейс «Кон-Тики». Быть может, он сам вынашивал идею воспользоваться плотом, чтобы пересечь океан, но Хейердал опередил его. Сам он никогда не говорил об этом, но многое указывает на то, что все было именно так. В то время он плавал моряком на углевозе «Чарльстон».

В 1953 году Уильям Уиллис принял бесповоротное решение совершить океаническую экспедицию на плоту. Все спрашивали его: «Зачем? Ведь это безрассудно». А Уиллис попросту любил море и, кроме того, считал, что мужчина должен постоянно испытывать себя в самых трудных условиях.

Уиллис, кроме жажды приключений, видел в своей экспедиции и практическую цель. Он считал, что его рейс, подобно экспедиции Алена Бомбара на «Еретике», позволит проделать ценные наблюдения, которые помогут разработать инструкции для потерпевших кораблекрушение.

Первую победу Уиллис одержал еще на материке: ему удалось убедить своих ближайших друзей, и прежде всего жену, в реальности намеченного им огромного предприятия.

Сама по себе трасса, как и выбор плота, не вызывали особых возражений. Всех беспокоило то, что Уиллис твердо решил осуществить это большое путешествие — пройти 10 000 миль — в одиночку. Напрасно шестидесятилетнему мореплавателю напоминали о том, что экипаж «Кон-Тики» из шести человек с трудом справлялся с задачей поддержания курса плота, хоть все это были молодые, сильные люди. Уиллис заупрямился, и его друзьям не оставалось ничего другого, как помочь в приготовлениях, чтобы, соответственно оборудовав и оснастив плот, обеспечить Уилли-су как можно большую безопасность во время рейса.

С невероятной для его возраста энергией Уиллис взялся за организацию необычной экспедиции. В январе 1954 года он вылетел из Нью-Йорка в Южную Америку, чтобы в далеком Эквадоре, в Гуаякиле, начать строительство плота.

На протяжении двух месяцев Уиллис бродил по лесам Эквадора, облетал их на самолете в поисках соответствующих деревьев бальсы. К сожалению, ему не удалось найти деревья диаметром ствола в один метр, которые он хотел использовать для постройки плота.

Добывание стройматериала было не единственной заботой Уиллиса. Действуя в принципе в одиночку, он должен был заботиться об обеспечении необходимых денежных средств, улаживать десятки порой весьма обременительных формальностей, комплектовать снаряжение и т. п.

Началось сооружение плота — дело далеко не простое, если принять во внимание, что одно бальсовое бревно весило более тонны.

После многих дискуссий и конструктивных изменений окончательный вариант плота выглядел так.

Семь больших бальсовых бревен были уложены параллельно и связаны ма-нильскими канатами диаметром в 4 сантиметра. Для того чтобы сделать прочнее всю конструкцию, поперек были уложены три мангровых ствола — очень твердого тропического дерева, которые, в свою очередь, покрыли бревнами бальсы диаметром около 50 сантиметров. Сложенную таким образом основу укрепили канатами диаметром 2,5 сантиметра и покрыли настилом из бамбуковой плетенки. Вокруг плота в качестве фальшборта укрепили четыре бальсовых ствола. Самая трудная часть работы была позади. Окончательные размеры плота составляли в длину 10 метров, в ширину 6 метров. Это было произведение фантазии, воображения, настойчивости и труда.

В мае неутомимый Уиллис приступил к оснащению плота. Он отдавал себе отчет в том, что при одиночном плавании использование рулевого весла невозможно, поэтому заменил его обычным навесным штурвалом. Подобное новшество он ввел и в парусном оснащении. Видя, что применение одного лишь реевого паруса, как это было на «Кон-Тики», не обеспечивает плоту особой маневренности, он решился снабдить его второй, установленной на корме, мачтой с бермудским вооружением. Главная мачта имела высоту 9 метров и была выполнена из двух мангровых стволов, нижние концы которых упирались в борта плота, верхние же перекрещивались, что давало возможность укрепить рею главного паруса. Кормовая одноствольная мачта имела высоту 6 метров. Общая парусность, включая и кливер, установленный на двойном бушприте длиной в 4 метра, составляла 50 квадратных метров.

Уиллис просто-таки излучал радость. По мере того как продвигалось строительство плота, росли воодушевление и силы мореплавателя, казалось, он молодеет на глазах. Еще до старта можно было предвидеть, что его плот во многих отношениях превзойдет «Кон-Тики» Хейердала, и прежде всего — в скорости.

Под личным наблюдением Уиллиса на палубе был сооружен домик площадью в 6 квадратных метров и высотою 2 метра, предназначенный служить убежищем для мореплавателя, складом снаряжения и продовольствия.

Плот был уже почти готов, когда Уиллис, изучив карты течений, изменил свои планы. Опасаясь, что плот не сможет преодолеть Перуанское течение, влияние которого простирается вплоть до Галапагосских островов, он решил начать свое плавание с Кальяо, лежащего в 700 милях южнее. Ведь оттуда начинал свою экспедицию Хейердал, достигший острова Рароиа в Полинезии, следовательно, система течений тут должна быть чрезвычайно благоприятной.

В сложившейся ситуации не было иного выхода, как погрузить плот вместе со снаряжением на корабль и перевезти в Кальяо.

Насколько навигационное снаряжение плота не вызывало возражений, настолько выбор продовольственных запасов казался спорным. Уиллис, как приверженец системы йогов, не употреблял мяса и поэтому не взял мясных продуктов. Зато обеспечил себя овощными консервами, банками с фруктовым соком и молоком, молоком порошковым, ячменной мукой, нерафинированным тростниковым сахаром, а также, что вызывало особые возражения, канигуа —сушеным и молотым зерном злака, произрастающего в Андах на головокружительной высоте, которым якобы воины древних инков подкреплялись перед битвами.

Воду Уиллис поместил под настилом в металлических бидонах, которые для предохранения от коррозии были покрыты толстым слоем краски.

Чтобы уменьшить дрейф, возникающий при плавании в галфвинде, Уиллис по примеру перуанских мореходов, столетия назад использовавших на плотах кили, соорудил добротный деревянный киль. Это была доска из мангровой древесины толщиной 6 сантиметров, длиной 5,5 метра и шириной 0,6 метра.

Плот совершил пробный рейс, в котором приняла участие жена Уиллиса. Результатом этого рейса было подтверждение хороших мореходных качеств плота, а также решение… сократить намеченную ранее трассу рейса Кальяо — Австралия до Кальяо — Самоа. Причиной последнего были настойчивые просьбы госпожи Уиллис.

Когда наступила минута торжественного присвоения плоту названия, Уиллис в честь семи огромных бальсовых стволов, которые должны были нести его в океан, решил назвать плот «Семь маленьких сестер».

Тут же перед стартом на борт плота были препровождены как полноправные члены экипажа большая черная как ночь, но весьма благочестивая кошка Мики и пестрый злющий попугай Экки.

Днем 24 июня 1954 года почти все жители Кальяо прибыли в порт, чтобы поглазеть на десятиметровый плот, на котором шестидесятилетний человек намеревался переплыть чуть ли не весь Тихий океан.

Этот человек, которого пресса попеременно называла то «героем», то «безумцем», вел себя чрезвычайно непринужденно, когда на глазах у толпы пытался разнять дерущихся на борту плота членов экипажа — кошку и попугая.

Звучат прощальные приветствия, и военно-морской буксир «Сан-Мартин» выводит «Семь маленьких сестер» из порта.

Спускаются сумерки. Буксируемый плот плывет все дальше на запад.

Впереди — 6000 миль океана. За какое время небольшой плот сможет пройти это расстояние? Как он сам перенесет одиночество в течение долгих недель? А вдруг заболеет, станет слабым или упадет за борт?

Все это в мечтах выглядело иначе. В действительности Уиллиса ждала тяжелая борьба. Но не к этому ли он стремился — «к постоянному контакту с океаном»? Ведь жаждал же он «непосредственной схватки»?

Первые дни проходят в непрерывной работе: необходимом налаживании, ремонте и усовершенствовании оснащения, но прежде всего Уиллис учится управлять плотом. Потому что даже такой прекрасный штурвальный, как он, проводивший парусные суда около мыса Горн, с трудом управляется с тяжелым и неповоротливым плотом. Первые измерения координат показывают, что сильное в этом районе течение Гумбольдта сносит «Семь маленьких сестер» на север. В последний день июня плот, пройдя 500 миль, находится приблизительно в положении 8°17' южной широты и 82°20' западной долготы.

Холодное течение Гумбольдта было причиной того, что Уиллис одевал столько теплых вещей, сколько мог на себя натянуть, и, несмотря на это, во время ночных вахт мучительно мерз. К счастью, керосинка позволяла разогреть чашку кофе, иногда находилось несколько минут, чтобы соорудить скромную трапезу — кашу из ложки муки канигуа, замешанной на воде. Немало людей верило в то, что такая пища была для инков источником неиссякаемых сил. Нерафинированный сахар служил приправой и вместе с тем способствовал быстрому восстановлению сил.

Погода с самого начала рейса была не наилучшей. Высокие зеленые валы накатывали на плот, беспрерывно тормоша его, но каждый раз ему удавалось взобраться на их вершину. Вокруг абсолютно пустынно, ни следа какого-нибудь судна.

Уиллис заметил, что уже на протяжении нескольких дней имеет постоянного попутчика за бортом. Это была красивая, крупная акула, которая не отставала от плота, плывя то рядом, то под ним. Мореплаватель привык к ней и назвал Длинным Томом…

Уиллис был заядлым рыболовом и скромные запасы продовольствия собирался пополнять рыбной ловлей. Утром того дня он спустил за борт канатик с большим крючком, на котором в качестве приманки была насажена летающая рыба. Внезапно последовал резкий рывок — и канат выскользнул из рук Уиллиса; однако он успел схватиться за его конец и постепенно, метр за метром стал вытягивать. По натяжению каната он пришел к выводу, что поймал акулу. Действительно, двухметровый хищник вскоре метался возле борта. В конце концов ему удалось почти полностью вытащить акулу на палубу. Но тут он неожиданно потерял равновесие на скользкой поверхности и упал в воду. Последнее, что он запомнил, прежде чем погрузиться в воду, был вид страшной пасти уже несколько дней сопровождавшей его огромной акулы: то был Длинный Том.

«Когда моя голова показалась над водой, плот был уже довольно далеко. Я окинул его взглядом и мгновенно оценил ситуацию. Возвышаясь над голубым океаном с надутыми ветром парусами, золотой плот, товарищ облаков, удалялся наперегонки с ними без меня…

Это был конец. Я начал лихорадочно плыть, но скоро остыл. К чему эти бесполезные усилия? И в этот момент я заметил, что на моей правой руке остался намотан канатик, точнее его стальной конец с крючком. Другой конец был укреплен на поперечном бревне плота.

Я отчаянно вцепился в этот стальной тросик, потом ухватился за сам канат, который натянулся, буксируя меня в воде. Итак, у меня были шансы выбраться. Если канат выдержит, можно будет возвратиться на борт. Тем временем плот несся, как яхта, волоча меня за собой.

Перебирая руками канатик, я продвигался вдоль него все ближе к «Семи маленьким сестрам». Только бы выдержал! Это был старый, изношенный канат, подаренный мне одним шкипером тунцеловного судна в Кальяо.

Еще шестьдесят метров! Хватит ли у меня сил, подтягиваясь, преодолеть это расстояние? Плот плыл быстро, волнение было умеренным. Одежда, шерстяные носки, сапоги — все тянуло меня в глубину…

Пораненная левая рука оставляла кровавую полосу, окрашивая воду вокруг и отмечая пурпуром мой след. Куда девался Длинный Том? Я задавал себе этот вопрос, думая одновременно и о других чудищах, замеченных вчера, которым достаточно было раз хлопнуть пастью, чтобы отхватить мне ноги.

Я перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть. Сказал себе: никаких рывков, хорошенько осмотреться, прежде чем сделать следующее движение. Нужно следить за канатом, натягивающимся в такт движениям плота.

Никаких рывков. Тянуть осторожно, как будто ведешь рыбу. Нужно плыть, работая ногами, чтобы уменьшить нагрузку на канат. Перехватывая его руками, не форсировать темпа. Снова перевернуться на спину, чтобы передохнуть, и потом взяться за дело, не глядя на плот…

Перехват за перехватом, еще небольшая передышка. Левая рука онемела; работай ногами, Уилл, не переставай двигаться вперед. Поднятый волною плот высился надо мной. Прежде чем соскользнуть с волны, он застыл на мгновение. Напряжение канатика ослабело. Я быстро воспользовался этим. Продвигаться вперед. Спокойно.

Я добрался до очень изношенной части канатика, перетертого в этом месте больше чем наполовину. На борту у меня были новехонькие канаты, купленные в Нью-Йорке, но что толку думать о них сейчас…

Внезапно я почувствовал себя ужасно тяжелым, но не мог отпустить канат, чтобы избавиться от свитеров и фланелевой рубашки, ведь левой, покалеченной рукой я и пошевельнуть не мог.

Еще раз позволил себе отдохнуть, при этом я был так близок к моей цели, что слышал, как ударяют в нее волны и вода плещется меж бревен. Прошел еще один, очень ветхий участок каната. Но ведь выдержал же он тяжесть акулы. Теперь канат шел наискось вверх, к кормовым, поперечным бревнам, до которых было всего лишь несколько метров. Я быстро ухватился за край металлического рулевого пера, потом за его цепь и стал пядь за пядью подтягиваться на край бревен туда, откуда был стянут акулой. Спасен! Я лег неподвижно на живот, отдыхая на омываемом волнами, покрытом водорослями бревне. Кружилась голова. Плот сделал поворот, и я почувствовал, что он развернулся в обратном направлении. Ухватившись за цепь руля, я взобрался на палубу. Мики была уже возле меня…»

Уиллис отдохнул, сшил покалеченную руку, подкрепился кофе и записал происшествие в бортовой журнал.

Через три недели после старта, 15 июля, наступил переломный момент в экспедиции. В тот день плот достиг 3° южной широты и, попав в поток южно-экваториального течения, двинулся под порывами пассата на запад, к Самоа.

Вычисленная долгота составляла 93° 30' W. Только теперь перед «Семью маленькими сестрами» открылись безбрежные просторы океана с его обилием дельфинов, летающих рыб и кружащих над плотом птиц с далеких Галапагосских островов.

Летающие рыбы обогатили скромное меню мореплавателя и стали чуть ли не единственной пищей для Мики.

С той минуты, что плот оставил порт, его курс не пересекло ни одно судно. Начало сказываться одиноче-стьэ…

Уиллис взял с собой на плот несколько книг, подаренных друзьями, однако никогда не читал их. Если погода была скверной, он все время проводил на палубе, напряженно работая. Если же океан был тих и белые облака медленно проплывали над его голубыми просторами — созерцание их было для мореплавателя наилучшим отдыхом.

На следующий день, 16 июля, ветер стал крепчать. Уиллис не покидал штурвала часами, вслушиваясь в свист вихря и грохот ударяющих по плоту волн. Лишь иногда мчался на нос возиться с парусами — то была чрезвычайно тяжелая борьба, ибо плавание на плоту, более сложное, чем на яхте, требует по крайней мере нескольких пар рук.

А океан все пытался смыть с палу бы тщательно закрепленные предметы. Ко всему еще добавлялись заботы о клетке с попугаем, мяукающей кошке и обессиливающая усталость. Так проходили дни и ночи: в напряжении нервов и мышц, в непрерывной борьбе с превратностями стихии. Наконец шторм утих…

На первом этапе путешествия связь с сушей не была столь необходимой. Но когда остались позади Галапагосские острова, функционирование радиопередатчика стало для Уиллиса вопросом жизни или смерти. Мореплаватель весьма экономно распоряжался запасами, и то, что он был вынужден ограничиться сырыми продуктами — обе керосинки не хотели работать, — не пошло ему на пользу. Правда, вначале организм Уиллиса хорошо переносил трудности, в том числе скудное питание, но вскоре напомнил о своих потребностях. В один из дней Уиллис почувствовал внезапную боль в области желудка, боль, которая не уменьшалась в течение часов и была необычайно острой. Не помогали никакие лекарства. Уиллис лежал, стонал от ужасной боли и никак не мог доискаться причины недомогания. Боль нарастала, и единственное, что ему оставалось, это регулярно проглатывать порцию соды. Кроме болей, не было никаких иных симптомов заболевания. Наступила ночь, холод которой не принес ожидаемого облегчения. Ветер усилился, и плот самостоятельно плыл на запад — одинокий, вдали от судоходных линий, с опущенным гротом, неся только фок и бизань…

Последним усилием воли мореплаватель дотащился до радиопередатчика и отправил в эфир отчаянный призыв: «SOS, SOS, SOS, …мои координаты… 3° 36' южной широты и 95° 31' восточной долготы. SOS, SOS, SOS… я 7 HTAS…».

Однако никто не спешил на помощь, и Уиллис в течение нескольких дней лежал в полубессознательном состоянии, ожидая смерти или избавления, в то время как плот был предоставлен воле волн и ветра… Не пришло ни то ни другое.

Почувствовав себя лучше, он снова включил передатчик, чтобы аннулировать просьбу о помощи: «Семь маленьких сестер»— всем, всем, всем. В помощи не нуждаюсь, все в порядке, все в порядке…»

Но и это сообщение, как и все предыдущие и последующие, никто не услышал.

Когда к мореплавателю настолько вернулись силы, что он смог встать на ноги и войти в домик, то увидел лицо глядящего на него старика, изборожденное сетью морщин и искривленное гримасой боли. Это было его собственное отражение в зеркале.

Прошло еще много часов, прежде чем он смог поднять главный парус, но плавание в океане не позволяет отдыхать; если он хотел благополучно закончить свое путешествие, то должен был успеть завершить его до того, как наступит пора ураганов. Снова началось настоящее плавание.

Понемногу, буквально по кусочку, Уиллис пробовал свои кушанья — из муки, сахара, овощей: он боялся возобновления болей, которые мучили его столько дней и ночей. Но все свидетельствовало об удовлетворительном состоянии здоровья. Вскоре он мог уже есть, как и раньше, сырых летающих рыб, которых хватало каждый день.

Одинокий человек на плоту не имел ни минуты передышки. Едва успел он прийти в себя после тяжкой болезни, как его уже ожидали новые трудности.

В тот день океан был бурным, а небо покрыто тучами. Плот бросало на волнах. Висящий на дверях домика календарь показывал 6 августа. Прошло уже шесть недель с тех пор, как «Семь маленьких сестер» вышли в путь из Кальяо. Вскоре после восхода солнца Уиллис сделал тревожное открытие: лежащие между вальсовыми бревнами бидоны с пресной водой были совершенно пусты. Очевидно, соленая вода повредила их, невзирая на предохранительный слой краски. С отчаянием доставал он один резервуар за другим — пусто, пусто, снова пусто. Он тщательно осмотрел все бидоны. Из них удалось добыть жалкие остатки воды — каких-нибудь 15 литров. Он разлил их по всяким пустым сосудам, какие только нашлись на плоту, а когда их не хватило, опорожнил для этого даже несколько бутылок рома. Собранного запаса воды при максимальной экономности расходования должно было хватить на месяц: положение еще не трагическое. Мореплаватель мог рассчитывать на дождевую воду, сок из рыб и в крайнем случае — на сокращение трассы до 4500 миль и высадку по примеру «Кон-Тики» на Маркизских островах.

Вначале Уиллис рассчитывал на 200-дневное путешествие с запасом воды в 450 литров. В настоящее время, по прошествии 45 дней, осталось 90 чашек воды. Впереди все еще всякие опасности, например, он может потерять паруса. Пожалуй, придется изменить курс и направиться к Маркизским островам…

Во всяком случае, воду следует экономить, пить понемногу. Но даже это не поможет растянуть ее на все путешествие. И вдруг пришла в голову мысль: морская вода, он будет пить соленую воду.

Плот сопровождали теперь прилетающие с Галапагосских островов птицы, которым удавалось преодолевать сотни миль воздушных дорог. Величественно и спокойно паря над плотом, они вносили некоторое разнообразие в монотонные будни рейса. Длинный Том, который чуть ли не с самого начала упорно плыл за плотом и рассеянности которого Уиллис был обязан жизнью, по-прежнему сопровождал путешественника. Кроме того, рядом или под «Семью маленькими сестрами» плыло всегда несколько его приятелей.

Ситуация казалась катастрофической. Чтобы достичь ближайшей суши — Маркизских островов, — надо пройти еще 1600 морских миль. В полдень он определил положение плота: 5° 31' южной широты и 114° 10' западной долготы. Вскоре Уиллис обнаружил, что неприкосновенный запас, тщательно упакованный в картонные коробки, тоже уничтожен. Соленая вода разъела жестяные банки, и содержимое их уже не годилось к употреблению. Выбрасывая все это за борт, он испытывал досаду и сожаление.

Снова потянулись однообразные, полные забот и усталости будни; долгие, холодные ночные часы, а днем — нескончаемый зной экваториального солнца, иссушающего организм до крайнего предела. Одиночество и однообразие приводили к тому, что Уиллис терял чувство времени. Не раз он задавался вопросом, сколько же длится его плавание: неделю, месяц или год? Бели и поглядывал на календарь, то делал это лишь исходя из нужд навигации. «Я жил как бы вне времени», — писал он позже.

«Семь маленьких сестер» проходили по 60, 70, а иногда и 90 миль в сутки. Уиллис упорно боролся за каждую милю, никогда не упускал случая поставить дополнительные паруса, если только он представлялся. Знал, что каждый день приближает время ураганов, с которыми ему не совладать.

22 августа. Два месяца плавания! «Семь маленьких сестер» покрыли уже расстояние в 3000 миль, но по меньшей мере еще столько же лежало впереди. Погода по-прежнему была хорошей, только с юго-запада набегали волны, очевидно рожденные далеким штормом. Жизнь на плоту шла своим обычным чередом. Вахта у руля, заботы о парусе, навигация. Длинный Том все еще держится поблизости от плота, с которого на него иронически поглядывает Мики. Уиллис здоров, хоть вынужден ограничиваться лишь чащкой воды ежедневно, употребляемой преимущественно в виде кофе, и столько же морской воды, выпиваемой чуть ли не торжественно.

29 августа. 3500 морских миль за кормой! Плот приближается к Маркизским островам, еще день, два — и они будут рядом. Одинокий мореплаватель решает, не прерывая рейса, плыть дальше. Он привык к морской воде, рассчитывает на дождь, преодолел психологически самый трудный период первых дней, когда пришлось внезапно сократить дневной рацион воды.

Уиллис приобрел громадный опыт в управлении плотом, несмотря на то что нелегко было орудовать большим гротом под порывами крепчавшего пассата. Каждый день он около часа посвящал маневрированию килями, чтобы обеспечить плоту наибольший суточный пробег. Обычно несколько килей он устанавливал перед мачтой и несколько — на корме.

Миновав Маркизские острова, Уиллис собирался повернуть несколько южнее и плыть по прямой к Самоа.

Последний день августа прошел спокойно, но вечером небо затянули тучи и ветер стал свежеть. С наступлением ночи плот уже поднимался на огромных волнах. Брызги обдавали мореплавателя с ног до головы, однако, съежившись возле руля, он старался поддерживать курс, борясь со штормом и сильным желанием спать.

На рассвете багровое солнце взошло среди тяжелых туч, что было несомненным признаком ухудшения погоды.

Вечером солнце заходит опять в окружении багровых туч. Ночь наступает так быстро, как это бывает лишь в тропиках. Слышится только мрачное завывание ветра, сквозь который пробивается плот с зарифленным!и парусами. В какие-то моменты управлять им становится совершенно невозможно, однако благодаря надежности конструкции бальсовые бревна успешно одолевают самые большие волны; только их гребни заливают палубу, время от времени попадая и на крышу домика.

Уиллис с утра борется со штормом, стараясь преодолеть наваливающуюся на него сонливость. Все сильнее становится желание стащить вниз разодранные штормом паруса, забраться в домик и, не снимая одежды, рухнуть на койку.

Тем временем океан все больше неистовствует. Огромные волны швыряют «Семь маленьких сестер», грозя их перевернуть. Ветер гнет мачту, на которой трепещут остатки оснастки. Уиллис имеет сейчас достаточно времени, чтобы мысленно возвратиться к тем дням, когда при сооружении плота взвешивал и обдумывал каждый элемент его конструкции; он полагается на «Семь маленьких сестер», веря, что они его не подведут. Временами, когда неодолимая усталость грозит свалить его с ног, одинокий человек, борясь с океаном, обращается к возносящим его над бездной семи бальсовым стволам, призывая их к борьбе или выражая им свое одобрение.

Наступает очередной рассвет: как и вчера, тучи обрамлены зловещим пурпуром. Не остается сомнений — шторм продлится. Когда светает. Уиллис может наглядно убедиться, как высоки волны. Сколько хватает глаз ветер гонит громадные стеклянные горы. Прозрачные, светло-голубые, они мчатся с невиданной скоростью. И к своему удивлению, в пенящейся вокруг плота воде мореплаватель иногда различает тела акул, с поразительным упорством следующих за плотом…

Временами особенно огромные волны грозят обрушиться на палубу и смыть все, что на ней находится, за борт. Но каждый раз «Семь маленьких сестер», вибрируя креплениями и поскрипывая такелажем, храбро вскарабкиваются на крутой склон, чтобы минутой позже начать головокружительный спуск вниз. И так на протяжении бесконечно долгих часов…

Когда океан немного поутих, Уиллис взялся снимать паруса, затем покормил вымокшего попугая и чихающую кошку.

Керосинки давно уже не работали, да и запасы топлива вытекли в море, так что мореплаватель был лишен возможности приготовить себе теплую пищу. Время от времени он съедал несколько ложек ячменной муки и сахара, заливая их смесью соленой и пресной воды.

Уиллису предстояло справиться с нелегкой работой — устранить нанесенные штормом повреждения. Он сидел на ящичке с компасом у ног — для контроля за курсом — и шов за швом, шов за швом, иногда для разнообразия немного поработав ножницами, чинил изорванные ветром паруса. Плот монотонно покачивался на все еще высокой волне, медленно продвигаясь вперед при уменьшенной парусности. Уиллис трудился без передышки, лишь изредка подкрепляясь чашкой кофе. После полудня, пользуясь тем, что распогодилось, мореплаватель определил положение «Семи маленьких сестер».

На 75-й день рейса (5 сентября) координаты плота были 6° 28' южной широты и 142° 40' западной долготы. Дневной пробег —42 мили. Уиллис был счастлив: «Семь маленьких сестер» пересекли 40-й меридиан, на котором в архипелаге Маркизских островов лежит остров Рароиа. С этой минуты пройденный им путь все более превышал трассу «Кон-Тики».

У мореплавателя были все основания испытывать удовлетворение. Ведь он проплыл в одиночку 4500 морских миль, преодоление которых доставило немало хлопот экипажу из шести человек, а он к тому же потратил на это на 28 дней меньше. Уиллис подсчитал, что если бы у него был на борту еще хотя бы один человек, который мог управлять плотом в то время, когда он сам вынужден был отдыхать или заниматься ремонтом, то время, необходимое для прохождения трассы Кальяо — Маркизские острова, сократилось бы еще на 14 дней.

Это достижение было результатом лучшей конструкции плота и плавания в пору более сильных ветров. Последнее требовало от одинокого мореплавателя особенно больших усилий.

Маркизские острова оставались все дальше за бортом. Плот пересекал сейчас район океана, часто навещаемый шквалами и бурями. Все больше давали о себе знать трудности почти трехмесячного плавания. Постепенно убывали силы, хоть Уиллис не хотел в этом признаваться даже самому себе. Быть может, сказывалась близость суши. Ведь достаточно было чуть раньше повернуть штурвал влево, чтобы назавтра оказаться на одном из Маркизских островов, среди людей и покоя…

Но упорный мореплаватель шел вперед. До сих пор у него был лишь один смертельный враг — приближающаяся пора ураганов, теперь же прибавился еще один — плот начал постепенно оседать. Почти с каждым днем семь бальсовых бревен, медленно, но неумолимо все больше погружались в океан. Кроме этих двух опасностей существовала еще одна постоянная угроза: подходили к концу и без того скудные запасы пресной воды. Несмотря на достигнутые в плавании успехи, Уиллис отдавал себе отчет в том, что рейс «Семи маленьких сестер» давно уже перестал быть романтическим путешествием в поисках приключений, превращаясь в драматическое соревнование — что покажется раньше: желанные острова Самоа или дно пустых посудин, в которых оставалось всего лишь несколько литров воды.

Уиллис невольно попал в положение затерянного в безбрежном океане потерпевшего кораблекрушение. Он вынужден пить морскую воду, выжимать еок из рыб и стараться уловить парусами каждое дуновение пассата, приближающее его к суше. Порой ему приходится рисковать, не зарифляя паруса во время сильных ветров, хоть таким образом он подвергает плот опасности потерять мачты, а это предрешило бы его судьбу.

Наконец небо смилостивилось над Уиллисом: одна из бурь, которые до сих пор ни разу не сопровождались осадками, приносит дождь. Плот заливает потоками воды, Уиллис как на зло в это время не может сдвинуться с места и оставить штурвал. К счастью, при кратковременном спаде силы ветра ему удается заскочить в домик и вынести на палубу всю посуду, которая имеется в его распоряжении. Теперь он спасен. Несколько позже ветер утихает и мореплаватель получает возможность воспользоваться дождем еще и для того, чтобы наконец искупаться в пресной воде.

Наступил период, в . котором порывистые ветры перемежались с упорными затишьями. Он длился несколько дней. А затем пришли столь необходимые Уиллису постоянные и мощные ветры. «Семь маленьких сестер» направлялись теперь прямо к Самоа.

9 сентября во время ремонта поврежденного такелажа (на высоте 5 метров над палубой) Уиллис потерял равновесие и свалился вниз — на палубный настил. И на этот раз необычайная выносливость этого шестидесятилетнего человека помогла ему выйти живым из переделки, которую наверняка выдержали бы немногие из его ровесников.

Лежа на палубе, Уиллис, когда к нему на какое-то время возвращалось сознание, отмечал, что неуправляемый плот все же сохраняет правильный курс. Мучила навязчивая мысль, что надо непременно зачеркнуть день в календаре, чтобы не сбиться со счета. Но слабость не позволяла сдвинуться с места, а здравый смысл подсказывал, что это следует отложить. Однако верх взяло чувство самодисциплины: моряк дополз-таки до домика и перечеркнул роковой день.

Ночью он то засыпал, то впадал в беспамятство; боли в спине, голове и апатия вынуждали бездействовать. Но на следующий день Уиллис почувствовал себя настолько лучше, что произвел измерения и определил местонахождение плота. Он двигался в нужном направлении и был в 1600 милях от Самоа. Прямо по курсу «Семи маленьких сестер», на расстоянии всего лишь около 300 миль лежал остров Флинт. Чтобы принять решение, стоит ли высаживаться на него, Уиллису оставалось еще несколько дней.

Снова потянулись однообразные будни; собранный запас дождевой воды понемногу исчерпывался, бревна все больше пропитывались водой, питание становилось все скуднее. Но Уиллис не сдавался, его железный организм благополучно справился с контузией, а недюжинная воля помогала переносить все превратности судьбы.

26 сентября «Семь маленьких сестер» отделяет от Самоа всего лишь 600 миль. Через две, самое большее три недели Уильям Уиллис будет на суше. Будет ли?

Время тянется нескончаемо; от постоянного высматривания земли болят глаза, все расплывается как в тумане. Мореплаватель настолько теряет остроту зрения, что не может уже ничего различить ни на карте, ни на компасе. Гигантский рейс подходит к концу, а Уиллис сидит в затемненном домике и лечит зрение, тем временем плот дрейфует с закрепленным рулем. Промывание глаз соленой водой не очень помогает: боль не проходит. Вдобавок ко всему снова наступает затишье. Плот движется очень медленно. Если 26 сентября суточный пробег, как и в предыдущие дни, составил 75 миль, то сейчас плот проходит в сутки едва 30 миль. 2 октября Уиллис убеждается, что почти полностью потерял зрение.

«Семь маленьких сестер» по очереди минуют атоллы Манихики, Тонга-рева, Суворова. За 100 дней плавания в океане Уиллис прошел огромную трассу в 6000 миль. До Самоа остается уже только 360 миль…

Долгий отдых в затемненном домике постепенно возвращает зрение к норме. Уиллис решает высадиться на восточном форпосте архипелага Самоа — острове Тау. 10 октября плот отделяет от него около 100 миль. Уиллис беспрерывно вызывает остров по радио, прося помощи при высадке. Однако он не получает ответа, а на горизонте, в который мореплаватель всматривается до рези в глазах, не видно ожидаемого судна. Уиллис не сомневается, что остров близок: ведь за последние сутки плот прошел 35 миль. На следующий день, как он и предвидел, с левого борта появляются вершины острова. Уиллис берет курс на них, продолжая передавать на частоте 4384 и 500 просьбу об оказании помощи, не будучи уверен, работает ли передатчик.

В тот день Уиллис пережил одно из очередных драматических приключений — он снова оказался за бортом, на этот раз по собственной воле. Все началось с плохого настроения кошки Мики: она мяукала и беспокойно металась по плоту. Быть может, как писал позже Уиллис, к ней опять задирался попугай Экки. Впрочем, предоставим слово Уиллису.

«Наконец пришел хороший ветер, однако довольно быстро он стал крепчать, затянутое тучами небо не позволило измерить высоту солнца в кульминации. Я занимался в домике навигационными вычислениями, как вдруг услышал душераздирающее мяуканье. Бросив карту и книги, я выбежал на палубу. Мики упала за борт. Волны тут же подхватили отчаянно мяукавшую кошку и начали сносить ее к корме, на расстоянии нескольких метров от плота. С того дня, как я сам упал за борт, у меня постоянно были наготове два конопляных каната, прикрепленных к плоту. Я только бросил взгляд на кошку, на скобу каната и прыгнул в воду. Через минуту отчаянно борющееся за жизнь животное уже было у меня в руках.

Мики немедленно взобралась мне на голову, вонзая когти глубоко в кожу под волосами. Держать ее, следовательно, не приходилось, так как было ясно, что ей ничего не сделается, если только уцелеет моя голова. Минутой позже, после недолгих усилий, я добрался до борта и, схватившись за ахтерштевень главной мачты, взобрался на палубу. Мики отряхнулась от воды и забилась в свой любимый уголок под брашпилем, где оставалась уже до конца дня».

12 октября в полдень плот находится в миле от острова Тау. Основательно потрепанные «Семь маленьких сестер», скрипя и вибрируя на каждой приличной волне, с реющими на мачтах флагами США, Эквадора, Перу и Великобритании, плывут на запад.

Уиллис вызывает Тау до тех пор, пока остров не остается за кормой сносимого течением плота. Поскольку Уиллис не заметил ни одного судна, катера или хотя бы яхты, которые могли бы отбуксировать его к берегу, он отказывается от намерения высадиться на Тау и начинает вызывать следующий остров — Тутуилу, но тоже безрезультатно. Теперь Уиллис опасается, что если не удастся доплыть до этого острова (после четырех месяцев плавания бревна сильно пропитались водой, плот глубоко погружен, и его способность маневрировать невелика); он будет вынужден продолжить путешествие, которое при отсутствии пищи, воды и при наличии шансов пройти мимо архипелага Самоа может закончиться трагически. Поэтому он решает доплыть до Тутуила или же другого острова в спасательной лодке.

13 октября Уиллис замечает Тутуи-лу на расстоянии 20 миль. Снова он настойчиво крутит ручку передатчика: «7HTAS 20 миль от Тутуилы, нуждаюсь в помощи при высадке. Уиллис». Никакого ответа. Плот плывет уже вблизи острова, но подходить к нему, принимая во внимание рифы и прибой, небезопасно…

Ночью он зажигает фонарь, освещая плот в надежде, что будет замечен. Напрасно. Сносимый течением плот несколько раз чуть не сталкивается с выступающими из воды рифами. Утром следующего дня, когда Тутуила остается за кормой, Уиллис решает взять курс на остров Уполу — он надеется достичь его завтра и высаживаться, невзирая на погоду. Он передает последнее сообщение и начинает переносить в лодку самые ценные вещи. И в этот момент совершенно неожиданно Уиллис замечает плывущее к нему патрульное судно. На палубе люди. Люди — после 115 дней одиночества! В ту же минуту мореплавателя охватывает обессиливающая усталость. Непрерывное напряжение, мобилизующее его силы в течение почти четырех месяцев, спадает. Уиллис вынужден ухватиться за мачту, чтобы не потерять равновесие. Патрульное судно «Мануа-Теле» подходит все ближе. Это происходит 14 октября в 11 часов.

— Как вы себя чувствуете, впервые за столько времени увидев людей? — спрашивают с палубы судна.

— Прекрасно, — отвечает мореплаватель, едва держась на ногах от слабости.

По спущенному на плот трапу сходят люди. Пожимают ему руки, похлопывают по плечу. Оказывается, ни одно из его радиосообщений не было принято. Уиллиса и плот считали погибшими. Только вчерашняя его передача была случайно услышана радиостанцией на Раротонге, за 700 миль от плота, и передана на Паго-Паго.

На следующий день Уиллис, которому не давали покоя, беспрерывно фотографируя и расспрашивая, был отбуксирован вместе с «Семью маленькими сестрами» в Паго-Паго, где мореплавателя ожидала торжественная встреча. Под аплодисменты собравшихся, держа под мышкой кота Мики, Уиллис ступил на землю — впервые после 115 таких долгих и трудных дней, в течение которых он и его надежный плот прошли 6700 миль над пучинами океана.

Пресса назвала экспедицию «Семи маленьких сестер» самым замечательным путешествием со времен Линдбер-га, а Уиллиса — самым крупным из мореплавателей-одиночек. Местные жители увенчали его цветами и присвоили ему звание Капитана Больших Морей. Плот был установлен перед правительственным зданием в Паго-Паго.