Мужество пограничников

Озеро Хасан… Тихое, теплое, в желто-зеленом одеянии густых 8арослей камыша и кустарника, с белыми кувшинками и алыми лотосами на сонной зеркальной глади воды, редко тревожимой даже всплесками весел, раскинулось оно привольно и просторно восточнее сопок Безымянная и Заозерная.

Как я уже отмечал выше, охрану этого участка государственной границы в 1938 году несли воины 59-го Посьетского пограничного отряда. Обычно для его охраны выделялись полевые дозоры из двух-трех пограничников в каждом, которые и располагались на пограничных сопках.

С июля 1938 года, когда стало ясно, что японцы замышляют какую-то провокацию в этом районе, советские пограничные посты усилили наблюдение. Было увеличено, хотя и незначительно, количество пограничных нарядов. 11 человек охраняли сопку Безымянная, а на Заозерной находилась группа пограничников численностью до роты. Группу пограничников на сопке Безымянная возглавлял помощник начальника заставы «Подгорная» лейтенант Алексей Махалин. По приказу начальника Посьетского погранотряда он уже несколько суток был на сопке, чувствовал приближение грозных событий: о них красноречиво говорили многие приметы. Вместе с ним находились командир отделения Трофим Шляхов, рядовые Степан Бигус, Давид Емцов, Степан Кобяков, Иван Кособокой, Михаил Кувшинов, Роман Лисняк, Василий Поздеев, Александр Савиных, Иван Шмелев.

В 3 часа дня 29 июля сквозь рассеивающийся туман пограничники увидели, что прямо на сопку, с которой они вели наблюдение, движется отряд японцев численностью до роты. Рота до зубов вооруженных самураев против одиннадцати пограничников, имевших на вооружении девять винтовок, два ручных пулемета да ручные гранаты.

— Не стрелять! Вез команды не стрелять! — придавал лейтенант Махалин и снял трубку полевого телефона, чтобы доложить о создавшейся обстановке на заставу.

Все ближе и ближе надвигались враги. Японцы шли открыто, не таясь. Впереди их неровного строя вышагивал худой, затянутый в ремни офицер. Было видно, как он, резко взмахнул рукой, и тотчас же по сопкам ударил японский крупнокалиберный пулемет. Пограничники, сжав зубы, ждали команды. Вот офицер, шедший впереди, снова взмахнул рукой. Цепь дрогнула и развалилась на две части. Махалин хорошо понял замысел врага. Ждать больше не имело смысла. Не скрывая тревоги, доложил на Заозерную:

— Японцы численностью до роты идут в атаку двумя группами. Будем стоять насмерть. Отомстите за нас!..

Между тем первая шеренга японцев перешагнула рубеж советской земли. Пора…

— По налетчикам — огонь!

Дружный залп пограничников был точен. Первая цепь нападающих заметно поредела. Уткнулся лицом в каменистую почву японский офицер, минуту назад браво вышагивавший впереди. Цепь японских солдат дрогнула, попятилась, но, понукаемая офицерами, снова двинулась вперед.

Окопы не очень надежно защищали пограничников, но сверху им было гораздо удобнее вести, огонь. Весь склон был усеян трупами японцев. Однако положение пограничников осложнялось. Боеприпасы кончались. Первым был убит пулеметчик Емцев. Зарядив последний оставшийся диск, Махалин сам лег за пулемет.

0 нападении японцев на сопку Безымянная было сразу же доложено в штаб фронта. В. К. Блюхер отдал приказ, в котором говорилось: «Японцев, наступающих на нашу территорию в районе севернее высоты Заозерная, немедленно уничтожить на нашей территории, не переходя границу… Обратить внимание на прочное удержание в наших руках этой горы и немедленно принять меры к установлению артиллерии на огневые позиции с задачей преграждения противнику какого бы то ни было продвижения на нашу территорию».[1]

…Японцы пытались прорваться на высоту справа и слева по лощинам. Беспрерывный ружейно-пулеметный огонь врага, казалось, не давал возможности поднять головы, но советские пограничники упорно сопротивлялись. Махалин выждал момент, когда японцы сомкнули свои ряды, и, прицелившись, длинной очередью прижал врагов к земле. И тут что-то горячее и острое обожгло ему левую руку. Рукав гимнастерки потемнел, пропитался кровью. Офицер огляделся: кажется, никто из бойцов не заметил его ранения. Но… ранен красноармеец Кувшинов, наскоро перевязывает голову Лисняк, на глазах разрастается багровое пятно крови на плече Савиных. Однако никто не прекращает огня.

Японцы, начав новую атаку, короткими перебежками вновь полезли на высоту. Достигнув крутизны, они скапливались за гранитными валунами, заходили во фланг, в тыл и ждали остальных, чтобы начать последний штурм позиции. Пограничники, экономя патроны, отвечали редкими выстрелами. Враг, поняв, что огневые возможности обороняющихся ограниченны, осмелел. С фронта донесся яростный крик «Банзай!», и густая толпа японцев лавиной устремилась на окопы.

На подступах к вершине пограничники забросали их гранатами. Атакующие залегли, кое-кто стал пятиться назад. Чтобы не дать врагу опомниться, лейтенант Махалин сжав в руке пистолет, пружинисто выскочил из окопа:

— За Родину, вперед!

С этим возгласом повел он бойцов в атаку. Пули, высекая искры из камней, поднимали белые фонтанчики у их ног. Лейтенант сделал шаг, другой и вдруг почувствовал резкий удар… Острая режущая боль пронзила грудь. Он упал и уже не поднялся. Перед смертью он успел сказать своим боевым товарищам, чтобы бились они до конца, а когда придет подкрепление — изгнали захватчиков с нашей советской земли.

Командование оставшимися в живых пограничниками взял на себя командир отделения комсомолец Трофим Шляхов. Его властный и твердый голос объединил бойцов, придал им новые силы. Они обступили своего командира, отражая наскоки набегавших с разных сторон вражеских солдат, и медленно продвигались по направлению к своей заставе.

Обстановку того боя можно представить по воспоминаниям его участников. Вот что вспоминал пограничник Роман Егорович Лисняк:

— Я выскочил из окопа по команде Махалина и вплотную столкнулся с вражеским солдатом. Он был намного ниже меня. Думал в упор выстрелить в него, но винтовка почему-то дала осечку. Мой удар штыком пришелся ему в шею. Тот уцепился за винтовку руками и потянул ее вниз. В это мгновение ко мне подскочил японец с саблей, по-видимому офицер. Он рубанул по моей левой руке, которой я инстинктивно прикрыл голову. Тут же мне удалось вырвать винтовку из рук обессилевшего противника, перезарядить ее и уничтожить офицера…

Рана моя оказалась пустячной. Мы продолжали отбиваться, пока не подошла помощь. А вот лечился я долго, в городе Уссурийске, вместе с бойцом Степаном Кобяковым…

Стремясь отомстить за гибель помощника начальник заставы лейтенанта Махалина, Лисняк вместе с Бигусом, Кобяковым, Кувшиновым и Кособоковым мужественно разили наступавшего врага. Даже не зная, что на помощь к ним спешили пограничники с заставы и воины одной из стрелковых рот 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии, каждый из них был уверен в том, что они выдержат.

Уже в этом первом бою с японцами сказались отличная боевая выучка, моральный перевес наших воинов. Снайпер Бигус, бывший тракторист, лишь год прослуживший на границе, с первых же выстрелов показал себя первоклассным мастером огня. Японский пулеметчик, едва успевший занять удобную позицию у валуна, был им сражен с первого выстрела. Обнаруженный противником и обстреливаемый из пулемета, Бигус продолжал уничтожать перешедшего в атаку врага.

Другой снайпер — Лисняк незадолго до описываемых событий был направлен по личной просьбе на курсы снайперов. Он первый же день своей учебы начал в бою и своими меткими выстрелами доказал право на высокое звание снайпера. Когда, приблизившись, японцы перешли в атаку, боец забросал их гранатами.

Пулеметчик Кобяков, будучи раненным, не прекращал огня, пока не потерял сознания. Первым его вопросом, когда он пришел в себя в госпитале, был: «Цел ли мой пулемет? Не захвачен ли он японцами?»

Когда по сопке повели огонь пришедшие на помощь пограничники, японцы поспешно начали отходить, унося своих убитых и раненых. А с двух сторон сопки, сливаясь в один могучий выдох, уже катилось дружное и грозное «Ура!».

В панике японцы переоценили силы, первыми, пришедшие на помощь отряду Махалина. С заставы «Пекшекори» в конном и пешем строю подошли взвод неполного состава с ручным пулеметом под командованием лейтенанта И. Ратникова и группа лейтенанта А. Ракитина. В их составе были помощник комвзвода И. Чернопятко и командир отделения Г. Батаршин, ставшие впоследствии Героями Советского Союза.

Майор в отставке И. В. Ратников, вспоминая те дни, писал, что к моменту его появления на Безымянной хозяевами высоты оставались махадинцы. Ни гранат, ни патронов у них уже не оставалось. Каждый был неоднократно ранен. Пятеро пограничников весле перевязки пришли на заставу сами. Для Степана Кобякова пришлось срочно вызывать подводу.

Бой за высоту Безымянная был ожесточенным. Бойцы Поздеев, Савиных, Шмелев, Емцов и выпускник Алма-Атинского погранучилища лейтенант Махалин пали смертью героев.

Пока шел неравный бой за сопку Безымянная, бойцы стрелковой роты 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии во главе со старшим лейтенантом Д. Левченко, направленной для помощи пограничникам, быстро приближались к месту ожесточенного боя. Когда сопка Безымянная была уже рядом, офицер поставил командирам взводов боевую задачу, и с ходу рота вступила в бой. Ее воины вместе с пограничниками очистили сопку от врага. Вспоминая эти события, их участник пограничник Степан Бигус рассказывал:

— Для нас, защитников Безымянной, этот уголок приморской земли был олицетворением всей советской земли. И когда на каждого из нас пришлось по двадцати озверелых японцев, мы не дрогнули, ибо за нашими плечами была Родина. Мысль об Отчизне и о том, что мы являемся ее передовым постом, сделала нас непобедимыми…

За мужество и героизм, проявленные в этом бою одиннадцать пограничников были награждены орденами Ленина, а лейтенант Алексей Махалин посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза. Сопка Безымянная получила его имя.

Сообщение о пограничном конфликте у озера Хасан в тот же день, 29 июля 1938 года, разнеслось по всей нашей стране. Наглая провокация японской военщины вызвала гнев и возмущение всех советских людей.

На многолюдных митингах, которые проходили в городах и селах, на заводах и фабриках, в колхозах, в воинских частях и подразделениях советские люди гнева осуждали провокацию японских войск, выражали свою готовность встать на защиту неприкосновенных границ нашей Родины.

«…Мы просим наше правительство, — заявил много тысячный коллектив Московского автозавода, носящей ныне имя его первого директора И. А. Лихачева, — не оставить провокацию японской военщины без последствий Пусть фашисты испытают на своей шкуре силу и могущество нашей Родины, пусть узнают крепость и морально-политическое единство советского народа».

А вот заявление колхозников сельскохозяйственной артели «Путь социализма» Ростовской области: «Мы заняты мирным трудом, но наши кони и клинки наготове и в любой час по зову партии и правительства выступим на защиту нашей социалистической Родины».

В различные государственные органы поступали и личные письма советских граждан. Так, комсомолец И. Самсонов из Новосибирской области писал: «Я хорошо помню слова Владимира Ильича Ленина, что «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский», и я буду крепко защищать этот город, все Приморье, весь Дальний Восток…»

Словом, советские люди гневно осуждали новую провокацию японской военщины. С небывалым энтузиазмом трудились они на своих рабочих местах, стремясь обеспечить воинов всем необходимым. Настоящие патриоты нашей страны, и молодежь, и ветераны гражданской войны мечтали об одном — дать отпор врагу. Молодые ребята и те, кому еще в 1919–1922 годах довелось участвовать в изгнании японских захватчиков с Дальнего Востока осаждали военкоматы, райкомы партии и комитеты комсомола, просили направить их на защиту дальневосточных границ нашей Отчизны.

Многие советские люди обращались с подобными просьбами и непосредственно в Центральный Комитет Коммунистической партии, в Президиум Верховного Совета СССР.

Не могу не привести строки из письма молодежи Ярославской области, с которым они обратились к Народному комиссару обороны СССР:

«Мы, комсомольцы и несоюзная молодежь села Стрелы Ростовского района Ярославской области, прочитав на собрании сообщение о новом провокационном выступлении японских агрессоров на Дальнем Востоке, с гневом протестуем против этой провокации и просим партию большевиков, правительство и нашу доблестную Красную Армию дать наглым захватчикам сокрушительный отпор. А мы еще сильнее и крепче сплотимся вокруг нашей партии Ленина.

Мы все как один с единодушием просим нашего Наркома обороны взять нас, комсомольцев и несоюзную молодежь, досрочно на военную службу».

Немало таких писем приходило и в воинские части Дальнего Востока, пограничникам. В этих письмах выражалось восхищение их мужеством, стойкостью и бесстрашием, давались родительские наказы стойко оборонять священные рубежи Родины.

А а границе у озера Хасан было неспокойно. Наследующий день, 30 июля, обстановка вновь резко обострилась.

…Ненастную и бурную ночь пришлось провести пограничникам на отбитой у врага высоте. Шел сильный дождь, резкий ветер пронизывал насквозь. В такие ночи нужна была особая бдительность. Но, основательно побитые, японцы не решились больше пробовать прочность советских рубежей. Однако при внимательном наблюдении можно было заметить, что японцы готовятся к новому нападению на более широком фронте и более крупными силами. Они подтягивали к границе воинские части, переправлялись через реку Туманган, сосредоточиваясь на подступах к сопкам Безымянная и Заозерная. Над Заозерной то и дело свистели пули «кукушек», как называли пограничники вражеских снайперов. Одна из них наповал сразила бойца, другая, прошив тонкий бруствер окопа, взорвала лежащую в нише гранату. Третья вдребезги разнесла снайперское приспособление винтовки.

Негодованию пограничников не было предела. Они кипели гневом и возмущением. Старшим начальникам приходилось буквально удерживать бойцов от немедленного открытия ответного огня.

Вечером 30 июля японцы начали артиллерийский обстрел наших высот. Снаряды ложились на южных скатах высоты Заозерная, рвались в камышах, зарослях кедровника, вдали от окопов пограничников. Следует отметить, что артиллерийский обстрел противника был малоэффективным. Большая часть снарядов была израсходована впустую: видимо, артиллерийская разведка велась слабо.

Ночью 31 июля японцы под прикрытием густого тумана предприняли новую атаку нашей границы и начале со всех сторон обходить высоты Заозерная и Безымянная. Противник рассчитывал быстро окружить высоты и уничтожить их защитников. Но это оказалось японцам не под силу. Упорный бой продолжался до утра, несмотря на численный перевес японцев. Четыре мощные атаки провел противник в течение ночи. И это не считая мелких отвлекающих вылазок и 15—20-минутных артналетов, чередующихся с атаками. Дав клятву умереть, но не отступить, советские пограничники вместе с воинами 2-й стрелковой роты 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии геройски защищали свои позиции.

Критическая ситуация сложилась около 2 часов ночи в районе высоты Заозерная. После сильного обстрела крупные силы японской пехоты двинулись на эту высоту одновременно с трех сторон. Им удалось потеснить резервную заставу лейтенанта С. Христолюбова и подняться по южному склону почти до вершины сопки. Пулеметчики, и в особенности расчет А. Тараторина, в упор расстреливали вражеские цепи.

Осколками разорвавшегося японского снаряда ранило Христолюбова, младшего командира И. Чернопятко и пулеметчика А. Зуева. Огонь советских воинов ослаб, и враг заметно усилил свой натиск. Японцы ринулись в стремительную атаку, забрасывая наших бойцов гранатами, обстреливая из пулеметов. Но советские воины стойко оборонялись. Раненый Христолюбов с криком «За Родину!» поднял своих бойцов в контратаку. И вновь враг не выдержал, откатился назад…

Всего 70 пограничников защищали Заозерную, которую атаковало около батальона японских солдат. Бой, жестокий и неравный, гремел до самого рассвета. Враг пытался обойти сопку, окружить наших воинов. Лейтенант Христолюбов получил еще два пулевых ранения. Истекая кровью, теряя сознание, он продолжал руководить боем. По нескольку раз были ранены другие бойцы, но все оставались в строю, продолжали вести огонь. Уже после рассвета Христолюбов получил еще одно ранение в голову. Только тогда он передал командование помощнику командира взвода И. Чернопятко. Когда спустя некоторое время Сергей Христолюбов был эвакуирован в тыл, военврач 1-го ранга Михаил Никифорович Ахутин, оперируя лейтенанта в Посьете, насчитал на его теле… сорок пулевых, штыковых и осколочных ран.

Приняв командование, Чернопятко старался во всем походить на своего командира, стремился использовать те же приемы. Подпуская атакующего врага на близкое расстояние, он давал команду, и дружный залповый огонь советских воинов разил врага. Была и контратака, завершившаяся рукопашной схваткой.

Коммунисты и комсомольцы были в первых рядах сражавшихся. Личным примером они увлекали бойцов на врага. «Особое восхищение бойцов, — писал пограничник В. Багров, награжденный впоследствии орденом Ленина, — вызвал коммунист Е. Сидоренко. Это подлинный герой, мужественный и решительный командир. Три раза он водил своих красноармейцев в атаку, уничтожая японские войска, отстаивая родную советскую землю. Сидоренко вел бойцов в бой с призывом: «Вперед, товарищи, на штурм японских захватчиков, докажем преданность Родине!» И бойцы громили врага смело и беспощадно».

В одной из контратак — яростной, ожесточенной — Сидоренко был убит наповал. Командование принял помощник начальника заставы лейтенант П. Терешкин. Вместе с бойцом А. Шмаковым они в упор расстреливали из станкового пулемета цепи атакующих. Но сил явно не хватало, японцы продолжали атаковать. Они забрасывали воинов гранатами. Одна из них разорвалась на огневой позиции пулемета. Терешкина и Шмакова осыпало землей. Осколком гранаты лейтенанта ранило в руку, но он не покинул поля боя, вел огонь из пулемета одной рукой.

Когда рассвело, японцы, начали методически обстреливать сопку из артиллерийских орудий. Разрывы снарядов образовали сплошную огненно-земляную стену. Казалось, ничего живого не должно было остаться на сопке. Но советские воины смогли выдержать и это. Осколком снаряда был ранен Шмаков. Второе ранение поручил Терешкин. Несмотря на жгучую боль, боец рванулся к офицеру, начал его перевязывать, но тут совсем рядом разорвалась вражеская граната, сразившая мужественного воина. Восемь осколочных ранений получил и лейтенант Терешкин, которого сумел вынести с поля боя командир отделения Г. Батаршин…

Гремел, ярился бой за сопку. Ожесточеннейшие перестрелки переходили в рукопашные схватки. Японцы несли большие потери, но, подгоняемые своими офицерами, упрямо шли вперед. Рядом с воинами-пограничниками бились с врагом саперы, возглавляемые начальником инженерной службы отряда лейтенантом В. Виневитиным. Они рыли окопы, закладывали фугасы, устанавливали проволочное заграждение. А когда враг подступал к нашим позициям — становились плечом к плечу со всеми воинами и отражали атаки самураев. В одной из контратак, в которой участвовали саперы, лейтенанта Виневитина ранило в голову. Тут же он был эвакуирован в госпиталь, но через некоторое время вновь появился в своем подразделении. Перевязанный, осунувшийся, он мужественно сражался с врагом и наотрез отказался вернуться в госпиталь, откуда сбежал после перевязки.

Только после введения в бой крупных сил японцам удалось оттеснить наших пограничников с сопки Заозерная.

Противник понес большие потери. Лазареты в корейских и маньчжурских поселках были переполнены ранеными. Из Хомоку и Дигашели японцы перевозили убитых к переправе на грузовиках, телегах, запряженных волами. Высота досталась нарушителям государственной границы СССР дорогой ценой. Это признавал и противник. «31 июля, — записал в свой дневник японский унтер-офицер, — в 3.00 рота вступила в бой. Противник перешел в наступление на наши позиции. К 4.00 бой принял ожесточенный характер. Потери нашей роты: убито 24 человека, тяжелораненых в четыре раза больше…» Общие потери врага в ту ночь составили свыше 400 человек.

«В том бою один пулемет противостоял батарее японских орудий, один наган — пулемету, один пограничник — взводу самураев», — писал о доблести защитников Заозерной Герой Советского Союза К. Е. Гребенник, который лично руководил обороной пограничников на Заозерной и Безымянной с 29 по 31 июля 1938 года. Правой рукой его был начальник штаба погранотряда Александр Дмитриевич Алексеев, приведший заставы хасанского направления до начала конфликта в полную боевую готовность.

Итак, японцам ценой больших потерь удалось преодолеть сопротивление пограничников и стрелковых подразделений 40-й стрелковой дивизии, прибывших для усиления и захвата сопки Заозерная. В последующем японские войска сосредоточили свой огонь на сопке Безымянная, все еще державшейся против яростных наскоков врага. Когда противник уже был готов к атаке наших позиций, по команде командира выделенной для поддержки пограничников стрелковой роты 40-й стрелковой дивизии старшего лейтенанта Д. Левченко советские воины сами атаковали его. Во врага полетели гранаты, частой дробью застрочили ручные и станковые пулеметы, защелкали винтовочные выстрелы. Под таким огнем японцы не смогли подняться в атаку. Чтобы не дать врагу опомниться, офицер повел роту вперед.

Штыками и гранатами советские воины отбросили первую цепь атакующих. За ней пошла другая. Японцы шли в полный рост, демонстрируя «неустрашимость самурайского духа». Но дружный огонь наших бойцов сбил с них спесь. Советские воины бились с врагом отважно, не щадя своей жизни. Казалось, героем был каждый. И все же были среди них такие, кто выделялся своей беспримерной храбростью и инициативой в бою, на кого равнялись остальные. Еще 29 июля, когда стрелковая рота с ходу вступила в бой, чтобы помочь пограничникам задержать сопку Безымянная, обратил на себя внимание пулеметчик А. Гольянов. Он очень умело выбирал огневые позиции для своего ручного пулемета и оказывал наступавшим бойцам заметную помощь. 31 июля, когда японцы после нескольких безуспешных попыток прорваться к позициям защитников сопки Безымянная вынуждены были залечь, Гольянов проявил воинскую хитрость и сноровку, которые не раз потом, в годы Великой Отечественной войны, использовали советские снайперы в борьбе с гитлеровцами. Укрывшись за грудой камней, он выставил свою каску, чтобы ее заметили японские солдаты, а сам со своим пулеметом залег в другом месте. Как только японцы открывали огонь по каске, Гольянов точно определял их местоположение и тотчас же метко бил по ним из своего пулемета.

Плечом к плечу с пехотинцами вели бой воины взвода противотанковых пушек лейтенанта И. Лазарева, приданного стрелковой роте в качестве усиления. Выкатывая свои пушки на открытую позицию и прямой наводкой уничтожая атакующего врага, их огневые точки, артиллеристы позволили роте развить успех.

Вместе с воинами-пехотинцами артиллеристы наносили врагу большой урон. Каждый метр советской земли доставался врагу ценою многих жертв. Интересно, что и сами японские солдаты не отрицали этого. Вспоминая свое наступление, один из них писал: «…рядом с нами падали то один, то другой. Обстановка была напряженной: не было времени оглянуться и выяснить, кто упал…»

Не считаясь ни с какими потерями, японское командование заставляло своих солдат идти вперед, на верную гибель. Но гибли и наши воины. Повторяю: силы были неравные, на стороне японцев был заметный перевес.

31 июля японские агрессоры после короткой, но мощной артиллерийской подготовки атаковали высоту Безымянная силами около двух полков и после упорного боя сумели ее захватить. Попытки наших войск вновь отбить высоты имеющимися к этому времени силами двух стрелковых батальонов 40-й стрелковой дивизии успеха не принесли.

Словом, используя численное превосходство, к исходу дня 31 июля японцам ценой огромных жертв удалось углубиться на нашу территорию до 4 километров. Надо отметить, что противник сразу же начал укреплять сопки. Отрывались окопы, устанавливались проволочные заграждения. Японские самураи, надеясь на свою безнаказанность, намеревались обосноваться здесь прочно и надолго…

Примечания:

1

Цит. по: Душенькин В. В. От солдата до маршала. М., 1961. С. 168.