Глава 5

Глаза мои застилало отчаяние. Галера была безмолвна; вода лениво плескалась о корпус, но я был узником. Команда, за исключением нескольких человек, стерегущих меня и остальных рабов, отправилась на берег, в Кадис.

Все мои планы пошли прахом, и я лежал неподвижно, пытаясь придумать выход из положения. Потом сел и повел взглядом вдоль ряда спящих рабов. Не спал только Селим. Наши глаза встретились.

Вот человек, который знает, что такое надежда. Его глаза горят ярким пылким огнем, и это я дал ему надежду. Но что можно сделать в одиночку против четырех вооруженных людей?

С гранитных и зеленых Армориканских холмов в Бретани, с её вересковых пустошей и безлюдных берегов, от её менгиров и дольменов внешний мир казался полем яркой романтики, где я буду героически ступать широким шагом, повергая своих врагов. И что же? Вот я сижу здесь, узник шайки мелких воришек, на вонючей посудине…

Могу я стерпеть такое — я, сын Кербушара-Корсара?

Один из сторожей был финнведенец, у которого не имелось ни малейшего повода любить меня; в руке у него был лук со стрелой. И эта стрела прошьет мне кишки насквозь прежде, чем я успею хотя бы встать.

Быть безрассудным — не значит быть смелым; это значит быть всего лишь глупым. Осторожность и осторожность; но уж если действовать, то внезапно и решительно.

Другие стражники спят; но много ли я смогу против финнведенца?

Что там говорил мне давным-давно рябой моряк? «Доверяйся своей смекалке, парнишка…»

Может, у меня и не так много смекалки, но этот тупой бык с луком… Тупой… Может, я и умнее его, — но много ли стоит умник со стрелой в брюхе?

— А они-то забавляются на берегу вовсю, — раздумчиво проговорил я. — Жадина Вальтер, не даст нам даже осушить бутылку вина…

Финнведенец не ответил. Он не задал вопроса, на который я рассчитывал. Пришлось продолжать:

— По крайней мере, мог бы выделить бутылочку из своего запаса…

Финнведенец насторожился.

— Какого ещё запаса?

— Он-то вдоволь нахлебается вина на берегу. Почему он забыл сказать нам, мол, возьмите, ребята, бутылочку из тех, что лежат внизу?

— Что, внизу есть вино?

— Конечно. Оно хранится под оружейным рундуком, на котором спит Вальтер.

Его свиные глазки подозрительно обшарили меня. Это был человек, начисто обделенный доверием к ближнему. Он не верил мне ни на грош.

Селим прислушивался: он понимал наш разговор.

Финнведенцу потребовалось немало времени, чтобы принять решение, — туговато все-таки соображал этот широкоплечий северянин, весь заросший густым волосом, с нравом непостоянным, как у старого медведя с больным зубом.

В конце концов он разбудил остальных, и они долго шептались между собой. А потом вдруг набросились на меня всем скопом, повалили и связали по рукам и ногам. Есть одна хитрость, которой научил меня отец: когда тебя связывают, нужно глубоко вдохнуть, задержать дыхание и напрячь мускулы. Когда потом выдохнешь и расслабишься, веревки дадут слабину, с которой многое можно сделать.

Однако для этого ещё не пришло время.

Стражники спустились вниз, под ахтердек, а потом выбрались обратно на палубу с вином — оно действительно там было, я подсмотрел, как Вальтер прятал. И тут же принялись вытаскивать пробки зубами и пить. Один из них помахал надо мной бутылкой, презрительно расхохотавшись, когда вино выплеснулось мне на лицо.

Солнце поднялось выше. Вальтер и прочие скоро начнут просыпаться в борделях на берегу. А что, если смену часовым пришлют раньше, чем эти свиньи нахлебаются вдоволь?

Прикрыв глаза, я позволил солнцу согревать мне мышцы. Даже связанный, я наслаждался этим теплом, потому что с раннего детства полюбил простые телесные радости: тепло солнца, вкус холодной, чистой воды — и соленых морских брызг, влажное ощущение тумана на теле и прикосновение женских рук.

Лежа на спине, я воспринимал мягкое покачивание палубы подо мной, скрип отдыхающих весел, бормотание спящих рабов, лязг цепи, когда кто-то беспокойно шевелился во сне.

Наконец до моих ушей донесся желанный звук — пьяный смех.

Команда могла вернуться в любую минуту, но не стоит терзать себе душу тем, что может случиться. Человек делает, что в силах, и решает проблемы, когда они возникают…

Через какое-то время послышался тихий храп.

Финнведенец спал. Другие бессвязно болтали, растягивая последнюю бутылку вина. Для них это было время лени, время отдыха. Они были в порту и судно стояло на якоре…

Путы мои имели слабину, хоть ничтожно малую, но все же, сжавшись до последней возможности, пригнув плечи и до предела сблизив локти, я получил некоторую свободу действий.

Пока часовые разговаривали, я по-всякому шевелил пальцами и смог, наконец, дотянуться до узлов. К тому времени, как заснул второй сторож, у меня были свободны руки.

В нетерпении из-за задержки и в страхе перед возвращением команды я быстро освободил лодыжки. Рядом со спящим часовым лежал меч. Я осторожно поднялся на ноги. Селим наблюдал за мной, глаза его горели.

Прикинув расстояние до меча, я двинулся к нему. И тут один из сторожей повернулся и глянул мне прямо в глаза. Ошеломленный, он застыл на миг; а потом, когда он начал вставать, я ударил его ногой. Нам в Бретани давно был известен способ драки, в которой ногами пользуются не меньше, чем руками. Удар мой был резким, точным, нога попала ему прямо под челюсть, и голова его откинулась назад, словно была приделана на петлях.

Я схватил меч, когда второй стражник уже тянулся за ним. Отточенное как бритва лезвие скимитара взметнулось кверху, распоров ему одежду, и прошло сквозь подбородок, будто сквозь масло. Он свалился, силясь закричать, но тут же захлебнулся кровью.

Селим резко крикнул; я быстро обернулся и увидел, что финнведенец, ещё очумелый от сна и спиртного, неуклюже возится с луком и стрелой.

Расстояние было слишком велико для прыжка. Я подбросил меч, перехватил клинок пальцами и метнул его, как дротик. Тем временем лук поднялся, стрела повернулась ко мне, но в тот миг, когда он готов был уже спустить тетиву, брошенный клинок достиг цели и глубоко вонзился в грудь.

Схватка была быстрой, безмолвной, почти бесшумной. Взглянув в сторону берега, я не увидел в бухте ни одной лодки на плаву. Солнечный свет искрился на воде, но ничто не шевелилось. Спящий стражник оказался связан прежде, чем проснулся, а я бегом кинулся к рундуку оружейника, за инструментами.

Я сорвал ломом замки на цепях Селима, а потом мы побежали расковывать Рыжего Марка. Рабы хватали нас за одежду, просили освободить их, но первым на очереди был Рыжий Марк. И только отчасти потому, что мы с ним дружили; самое главное, мне требовался ещё хоть один сильный человек рядом, чтобы удержать дисциплину, необходимую для нашего спасения.

Неожиданно для меня самого, когда были освобождены Селим и Рыжий Марк, план мой вдруг созрел окончательно, и я понял, что надо делать.

Когда люди поднялись на палубу, я взял Рыжего Марка за плечо:

— Я хочу, чтобы галера была вычищена и вымыта — вся, от носа до кормы.

— Что? — он не верил своим ушам. — Нам бежать надо!

— Посмотри на них! На себя посмотри! Если вы заявитесь в Кадис в таком виде, все сразу поймут, кто вы такие, и вас закуют в цепи снова. Слушай меня! Я знаю, что делать! Сначала мы приведем в порядок галеру, потом себя. Среди награбленных товаров есть одежда, целые тюки одежды. Каждый из нас получит платье, каждый получит золото, а потом вы услышите, что я надумал… Но ни капли вина! Ничего не пить, кроме воды. Положитесь на меня!

Мы выставили вахтенных с заданием внимательно наблюдать за любой приближающейся лодкой. Люди работали быстро. Галеру тщательно прибрали, а палубу скатили соленой водой, которую черпали из-за борта ведрами на веревках.

Селим и ещё один человек по моему приказу спустились в трюмы, чтобы подсчитать стоимость груза. Он только-только успел подняться на палубу с докладом, когда мы заметили возвращающуюся лодку. В один миг рабы вернулись на свои места у весел. Двое заняли место стражников.

Лодка гулко стукнулась о борт. Матрос в ней крикнул, требуя трап. Не услышав ответа, выругался:

— Дрыхнут, собаки! Ну, подождите, услышит об этом Вальтер!

Они перелезли через борт — прямо к нам в руки. Внезапность была полная. Один предпочел драться, и меч Рыжего Марка проколол его, словно вертел фазана. Остальных двоих повалили и связали. Кто-то из рабов поднялся на палубу и всадил стрелу прямо в горло лодочнику.

Судно стало нашим так быстро, что я даже забеспокоился; воистину команда его была шайкой неотесанных чурбанов. Удивляюсь, как они вообще вспомнили, что надо сменить стражу. Возвращавшиеся полупьяные матросы думать забыли об осторожности и не были готовы к тому, что произошло.

Мой дальнейший план оставался неизменным, однако каждый миг мог навлечь беду. Почему бы не забыть о том, что я задумал, не разделить деньги и не позволить каждому идти своей дорогой?

Кадисские мавры вряд ли отнесутся приветливо к беглым рабам и, скорее всего, помогут Вальтеру отыскать и выловить нас по одному.

«Пусти в ход смекалку», — так говорил рябой моряк.

Мне мало спастись, мне надо свести счеты. Если мой план удастся, то я смогу отправить каждого раба домой в меру состоятельным человеком, а главное — преподать Вальтеру необходимый урок.

— Ты остаешься старшим, — сказал я Рыжему Марку. — Селим сойдет со мной на берег. Если кто-то из команды вернется на борт, берите их в плен.

Теперь мне нужен был нищий, но нищий не всякий, а с определенным лицом.