Дмитрий Хмельницкий

Танки за хлеб. Американские корни советской военной промышленности

«…Нельзя забывать и того факта, что правители современной России, это — запятнавшие себя кровью низкие преступники, это — накипь человеческая, которая воспользовалась благоприятным для нее стечением обстоятельств, захватила врасплох громадное государство, произвела дикую расправу над миллионами передовых интеллигентных людей, фактически истребила интеллигенцию и теперь, вот уже скоро десять лет, осуществляет самую жестокую тиранию, какую когда-либо только знала история».

Попробуйте угадать автора этого страстного и вполне справедливого антисоветского пассажа. Не Солженицын, не Авторханов, не Оруэлл… Это Гитлер, «Моя борьба».

Цитата иллюстрирует характерную особенность тоталитарной идеологии. Друг про друга нацисты и коммунисты писали, в общем-то, правду, а врали в первую очередь про себя, про свои действия и намерения. Из книг, изданных в советское время, можно узнать много достоверного о нацистской Германии и ее преступлениях и совершенно ничего правдивого о советском режиме. Приблизительно так же выглядела и нацистская пропаганда. Обе стороны выдавали себя за спасителей человечества от смертельного врага, и обе были более или менее правы только в моральной оценке противника.

В этом состояла в первую очередь идеологическая опасность нацистской пропаганды в СССР. Безумная расовая теория вряд ли могла увлечь кого-либо из представителей «низших рас» за пределами Рейха, но открыть глаза советским гражданам на собственный режим она вполне могла. Поэтому никакая нацистская литература не была доступна в СССР даже ученым.

Только в одном-единственном случае советские ученые традиционно ссылались на мнение Гитлера — когда речь шла о причинах нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года. На очевидный вопрос, зачем Гитлеру, захватившему к 1941 г. половину Европы, втянутому в затяжную и бесперспективную войну с Англией, за которой маячила зловещая перспектива скорой войны с США, понадобилось нарушать союзный договор с СССР и открывать второй фронт на востоке, — на этот вопрос следует традиционный ответ: он же сам написал, что нападет на Россию. Вот и напал.

Как раз этому объяснению и не стоит верить с ходу. Потому что в «Майн Кампф» Гитлер написал не только это. И даже не совсем это.

Гитлер писал свою печально знаменитую книгу в тюрьме в 1923–1924 гг. после провала путча. О грядущей победе он тогда мог только мечтать. Строго говоря, его книга — не пропагандистская литература, а партийная теория, которая должна была в будущем лечь в основу массового движения. Это искренние размышления потерпевшего на тот момент поражение крайне правого экстремистского политика о судьбе Германии.

Главная цель Германии видится ему в отказе от борьбы за колонии в пользу завоевания новых земель в Европе: «Пока нашему государству не удалось обеспечить каждого своего сына на столетия вперед достаточным количеством земли, вы не должны считать, что положение наше прочно. Никогда не забывайте, что самым священным правом является право владеть достаточным количеством земли, которую мы сами будем обрабатывать. Не забывайте никогда, что самой священной является та кровь, которую мы проливаем в борьбе за землю».

Гитлер планирует завоевательные войны, но при всем отвращении как к большевистскому режиму, так и к западным демократиям им двигают не политические мотивы, а сугубо меркантильные — поднятые, правда, на уровень высоких духовных ценностей. Вести завоевательную войну одновременно на Западе и на Востоке для Германии невозможно физически. Война возможна только при условии союза либо с Западом против СССР, либо с СССР против Запада. Оба варианта допустимы, если ведут к успеху.

Гитлер обдумывает варианты и высказывается в пользу первого — союз с Западом против СССР — по сугубо практическим соображениям: «С чисто военной точки зрения война Германии—России против Западной Европы (а вернее сказать в данном случае, против всего остального мира) была бы настоящей катастрофой для нас. Ведь вся борьба разыгралась бы не на русской, а на германской территории, причем Германия не могла бы даже рассчитывать на сколько-нибудь серьезную поддержку со стороны России…» Россия, по мнению Гитлера, — слабый, плохо вооруженный союзник. «Прибавьте к этому еще тот факт, что между Германией и Россией расположено Польское государство, целиком находящееся в руках Франции. В случае войны Германии—России против Западной Европы Россия, раньше чем отправить хоть одного солдата на немецкий фронт, должна была бы выдержать победоносную борьбу с Польшей. В такой войне дело вообще было бы не столько в солдатах, сколько в техническом вооружении».

Военный союз с СССР грозит Германии, по мнению Гитлера, повторением Первой мировой войны. Не менее опасен и союз с Россией, не преследующий немедленных военных целей: «Обыкновенно на это возражают, что союз с Россией вовсе не должен еще означать немедленной войны или что к такой войне мы можем предварительно как следует подготовиться. Нет, это не так! Союз, который не ставит себе целью войну, бессмыслен и бесполезен. Союзы создаются только в целях борьбы… Одно из двух: либо германско-русская коалиция осталась бы только на бумаге, а тем самым потеряла бы для нас всякую ценность и значение; либо такой союз перестал бы быть только бумажкой и был бы реализован, и тогда весь остальной мир неизбежно увидел бы в этом предостережение для себя. Совершенно наивно думать, будто Англия и Франция в таком случае стали бы спокойно ждать, скажем, десяток лет, пока немецко-русский союз сделает все необходимые технические приготовления для войны. Нет, в этом случае гроза разразилась бы над Германией с невероятной быстротой».

И еще один, второстепенный, но важный аргумент: «Современные владыки России совершенно не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили».

Гитлер делает вывод — договор с Россией против Запада бессмыслен и опасен, а «действительно полезным и открывающим нам крупные перспективы союзом был бы только союз с Англией и Италией». Такой союз Германии выгоден: «Я признаюсь открыто, что уже в довоенное время считал, что Германия поступила бы гораздо более правильно, если бы, отказавшись от бессмысленной колониальной политики, от создания военного флота и усиления своей мировой торговли, она вступила бы в союз с Англией против России».

Итак, попытки завоеваний на Западе бесперспективны из-за отсутствия сильного союзника, а путь на Восток открыт, так как потенциальный сильный союзник на Западе имеется, а Россия слаба.

Резюме: «Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе. Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены».

Если учитывать только последнюю фразу, то да, советские историки правы, Гитлер сам предсказал свое нападение на Россию. Если же знать весь комплекс рассуждений Гитлера, то получается, что ничего подобного он не предсказывал. В «Майн Кампф» он обосновывал необходимость союза с сильной стороной против слабой. Выбор союзника определялся не политическими или национальными симпатиями, а его, союзника, военными возможностями.

Нападение на сильную Россию не только без поддержки Запада, но и в состоянии войны с ним, с точки зрения Гитлера времен «Майн Кампф», — безумие. И история подтвердила правильность этой оценки. Тогда что же могло заставить его пойти на этот шаг, кроме отчаяния?

Стоит иметь в виду, что начал Гитлер Вторую мировую войну в полном соответствии со своими рассуждениями времен «Майн Кампф» — он заключил союз с сильной стороной. Поменялась только расстановка сил. Советский Союз из слабой страны без единого собственного грузовика превратился в мощную военную силу, в страну с нищим и полностью бесправным населением, но вооруженную до зубов.

А Запад вовсе не проявлял желания поддерживать Германию в ее стремлении на Восток. Союз с Западом против России оказался невозможен, зато союз с Россией против Запада стал соблазнительной реальностью. Пакт Молотова — Риббентропа, заключенный в 1939 г., был прямой реализацией теоретических разработок Гитлера пятнадцатилетней давности. Это был союз, который вел к немедленной победоносной войне за завоевание жизненного пространства. Тем более что вопрос с Польшей был быстро решен к обоюдному удовлетворению сторон.

Эффект этого союза превзошел все, о чем Гитлер мог мечтать в 1924 г. Летом 1940 г. он был хозяином большей части Европы. Франция разгромлена и захвачена, часть европейских стран оккупирована, часть — надежные союзники-сателлиты. Жизненного пространства для освоения его германской нацией — выше крыши.

На западе — еще сопротивляющаяся, но блокированная и изолированная от континента Англия.

А на востоке — Сталин…

Обычно, когда рассуждают о причинах Второй мировой войны, все крутится вокруг намерений Гитлера. Намерения и политика его партнера Сталина остаются в тени, как будто действия СССР были только механической реакцией на действия и планы Гитлера. Предложил Гитлер заключить пакт — заключили. Предложил поделить Польшу и Прибалтику — поделили. А дальше?

У Сталина был, однако, свой взгляд на развитие событий в Европе. Очень похожий на гитлеровский. Только, в отличие от Гитлера, Сталин не публиковал свои тайные замыслы миллионными тиражами.

В последние годы появились архивные публикации, иллюстрирующие принципы сталинского мышления, а следовательно, и всей советской политики тридцатых годов.

Второго сентября 1935 г. Сталин пишет Кагановичу и Молотову: «Калинин сообщил, что Наркоминдел сомневается в допустимости экспорта хлеба и других продуктов из СССР в Италию ввиду конфликта в Абиссинии. Я думаю, что сомнения Наркоминдела проистекают из непонимания международной обстановки. Конфликт идет не столько между Италией и Абиссинией, сколько между Италией и Францией, с одной стороны, и Англией — с другой. Старой Антанты нет уже больше. Вместо нее складываются две антанты: антанта Италии и Франции, с одной стороны, и антанта Англии и Германии — с другой. Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем и другим, чтобы они могли драться. Нам вовсе невыгодно, чтобы одна из них теперь же разбила другую. Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой».

Речь идет о частной ситуации 1935 г., но тезис, который Сталин внушает своим соратникам, выражает его принципиальный взгляд на европейскую политику и роль в ней СССР. «Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой». Почему выгодно? Потому что возникнет возможность вмешаться в драку в удобный момент, когда все ослабнут.

Отсюда вопрос — кто из партнеров был больше заинтересован в нарушении пакта Молотова — Риббентропа после лета 1940 г.? Гитлер, захвативший в Европе больше, чем он мог переварить, и увязший в войне на Западе? Или Сталин, быстро исчерпавший к тому времени возможности для завоеваний, оговоренные советско-германским пактом, ничем не ограниченный в своих действиях и начавший сосредоточение на западной границе гигантской армии?

Нападение на Сталина сулило Гитлеру в 1941 г. безнадежную войну в одиночку против всего мира. Как раз то, против чего он предостерегал в «Майн Кампф». Нападение Сталина на Гитлера сулило Сталину блестящие перспективы завоеваний в Европе при поддержке, по крайней мере на первых порах, западной коалиции. При том, конечно, условии, что Сталину удалось бы напасть первым.

На немецкой карте, изображающей расположение немецких и советских войск 21 июня 1941 г., хорошо видно — ситуация совершенно симметричная. Обе армии сосредоточены в выступах границы, обе готовы к нападению и не озабочены обороной. В битве на границе побеждает тот, кто ударит первым…

Шестнадцатого июня 1941 г. Геббельс записал в дневнике: «Москва хочет остаться вне войны до тех пор, пока Европа не устанет и не истечет кровью. Вот тогда Сталин захотел бы действовать. […] Россия напала бы на нас, если бы мы стали слабыми, и тогда мы имели бы войну на два фронта, которую мы не допускаем этой превентивной акцией (планом «Барбаросса». — Д.Х). Только таким образом мы гарантируем свой тыл».

Дневниковая запись — не пропагандистский материал. Геббельс и Гитлер действительно именно таким образом рассматривали позицию Сталина. Они только вовремя не поняли, что такой она была и до заключения пакта. Можно поверить Хрущеву, который вспоминал, как Сталин после подписания пакта радостно восклицал в кругу соратников: «Обманул, обманул Гитлера!» В 1924 г. Гитлер так описывал перспективы войны против Западной Европы в союзе с Россией: «Ну, а говорить о России как о серьезном техническом факторе в войне совершенно не приходится. Всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, мы не могли бы противопоставить почти ничего. Сама Германия в этой важной области позорно отстала. Но в случае такой войны она из своего немногого должна была бы еще содержать Россию. Ибо Россия не имеет еще ни одного своего собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик. Что же это была бы за война? Мы подверглись бы простому избиению».

В речи 3 октября 1941 г., через три месяца после начала германо-советской войны, Гитлер заявил, что захваченные советские территории представляли собой «не что иное, как единую фабрику по производству оружия, построенную за счет снижения уровня жизни населения», и что он даже не представлял себе, как далеко зашла подготовка СССР к войне против Германии и Европы. Цифры уничтоженной или захваченной в результате внезапного нападения техники говорят сами за себя: 18 тыс. танков, 22 тыс. орудий, 14,5 тыс. самолетов. Плюс два с половиной миллиона пленных. Легко понять потрясение Гитлера, начавшего поход на Восток с тремя с половиной тысячами танков.

Возникает естественный вопрос — откуда это все взялось?

В 1929 г. в СССР приехал высокопоставленный представитель компании «Форд» Чарльз Соренсен. Посетив Путиловский завод в Лениграде, американец с изумлением обнаружил, что здесь выпускаются — причем без всякой лицензии! — тракторы «Фордзон» под названием «Красный путиловец». Без лицензии, но и без особого успеха. С помощью нескольких фордовских механиков на заводе попытались воспроизвести купленные и разобранные на части американские машины. Но секреты технологии производства отдельных деталей раскрыть не удалось, и качество советских копий было гораздо хуже американских оригиналов.

Вплоть до начала тридцатых годов в СССР не существовало собственной тракторной промышленности. А следовательно, и танковой. Через 12 лет, к июню 1941 т., в Красной Армии на вооружении находилось 24 тыс. танков собственного производства.

Главную, необыкновенно таинственную и до сих пор совершенно не изученную роль в этом чуде сыграла одна американская фирма, носящая имя своего основателя — Альберта Кана. Именно этому человеку европейская история XX века в большой степени обязана тем, что протекала именно так, а не иначе.

Альберт Кан (1869–1942) известен в истории архитектуры как один из крупнейших промышленных архитекторов XX века, как «архитектор Форда». Он был специалистом по проектированию больших заводов, в первую очередь автомобильных. Кан разработал технологию работы, позволявшую проектировать сложнейший завод за несколько месяцев. И так же стремительно строить.

В книгах, посвященных творчеству Кана, как правило, очень скупо, на 2–3 страницах, рассказывается невероятная история сотрудничества Альберта Кана с советским правительством.

В апреле 1929 г. фирма «Альберт Кан Инк.», расположенная в Детройте, получила заказ от советского правительства на проектирование Сталинградского тракторного (танкового) завода. Переговоры велись через советскую фирму «Амторг» — формально частное акционерное предприятие, а в действительности неофициальное торговое и дипломатическое представительство СССР, а также советский шпионский центр на Американском континенте.

В тот момент между СССР и США не существовало дипломатических отношений. США были врагом СССР. Заводы, которые должен был проектировать Кан, были, по существу, военными, и скрыть это было крайне трудно.

Ситуация выглядела весьма двусмысленно. В условиях экономического кризиса Кан был остро заинтересован в заказах из СССР, но также был заинтересован в максимальной конфиденциальности своего сотрудничества с советскими партнерами.

Уже после окончания советской эпопеи Кан, рассказывая детройтскому журналисту Малькольму Бингэю о своих сомнениях, заключил: «…глубоко в своем сердце я был убежден, что русский народ — неважно, под чьим правлением, — после столетий царистского подавления имеет право на помощь».

Кан, несомненно, лукавил. То, чем он занимался в России, «помощью народу» нельзя было назвать ни при каких обстоятельствах.

Американец Джон Скотт провел пять лет на промышленных стройках Урала. В книге, выпущенной в Стокгольме в 1944 г., он писал: «В 1940 г. Уинстон Черчилль объявил английскому народу, что ему нечего ожидать, кроме крови, пота и слез. Страна воюет, находится в войне. […] Однако Советский Союз уже с 1931 г. находился в состоянии войны и его народ исходил потом, кровью и слезами. Людей ранило и убивало, женщины и дети замерзали, миллионы умерли от голода, тысячи попали под военные суды и были расстреляны в боевом походе за коллективизацию и индустриализацию. Готов поспорить, что в России борьба за производство чугуна и стали привела к большим потерям, чем битва на Марне в Первую мировую войну. В течение всех тридцатых годов русский народ вел войну — промышленную войну».

Эта война велась на территории, подготовленной Альбертом Каном.

Фирма Кана спроектировала между 1929 и 1932 гг. 521 (по другим данным — 571) объект. Это в первую очередь тракторные (то есть танковые) заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Томске; самолетостроительные заводы в Краматорске и Томске; автомобильные заводы в Челябинске, Москве, Сталинграде, Нижнем Новгороде, Самаре; кузнечные цеха в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберецке, Магнитогорске, Нижнем Тагиле, Сталинграде; станкостроительные заводы в Калуге, Новосибирске, Верхней Сольде; прокатный стан в Москве; литейные заводы в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберецке, Магнитогорске, Сормове, Сталинграде; механические цеха в Челябинске, Люберецке, Подольске, Сталинграде, Свердловске; теплоэлектростанция в Якутске; сталелитейные и прокатные станы в Каменском, Коломне, Кузнецке, Магнитогорске, Нижнем Тагиле, Верхнем Тагиле, Сормове; Ленинградский алюминиевый завод; Уральскую асбестовую фабрику и многие другие.

По списку объектов хорошо видно, что Кан спроектировал (и оснастил оборудованием) едва ли не всю советскую военную промышленность.

Эти данные взяты из западных источников. В Советском Союзе список объектов первой пятилетки не публиковался никогда, а имя Кана практически никому не известно. Это тем более странно, что «Альберт Кан Инк.» — единственная иностранная архитектурная фирма, спроектировавшая для СССР сотни реализованных объектов.

Для сравнения — деятельность западных архитекторов, построивших в СССР в те годы по одному зданию или даже просто участвовавших в конкурсном проектировании (Ле Корбюзье, Мендельсон, Эрнст Май, Ханнес Майер и др.) изучена достаточно хорошо и на Западе, и в СССР.

В 1931 г. на строительстве Челябинского тракторного завода побывал американский журналист Г.Р. Кникербокер. Он писал в книге «Угроза красной торговли», посвященной первому пятилетнему плану: «Стоя посредине быстро растущих к небу стен самой большой тракторной фабрики мира, невольно вспоминаешь фразу из «Известий», официального органа советского правительства, о том, что «производства танков и тракторов имеют между собой очень много общего.

Даже артиллерию, пулеметы и пушки можно успешно производить на гражданских промышленных предприятиях». […] По твердому убеждению большевистских пессимистов строящаяся сейчас тракторная фабрика в Челябинске может почти моментально быть переориентирована на военные цели для отражения ожидаемого нападения капиталистического мира. Планируемый выпуск 50 000 штук десятитонных 60-сильных гусеничных тракторов в год, очень сильно напоминающих танки, означает, что речь идет о производстве одного из типов танков».

Несомненно, что, опираясь именно на программу строительства тракторных заводов, запроектированных Каном, М.Н. Тухачевский, назначенный в 1931 г. руководителем Управления вооружений Красной Армии, планировал довести количество стоящих на вооружении в РККА танков до 40 тыс. штук к концу 1932 г… А в ноябре 1930 г. полагал, что «танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности и большего габарита… А это значит, что такой танк может являться бронированным тракторо».

Реализация подобных программ предполагала резкое снижение уровня жизни населения СССР и преимущественное использование принудительного труда, о чем Кан не мог не знать.

В 1931 г. сотрудник фирмы Кана инженер Уильям X. Брасс по возвращении в США поделился своими впечатлениями от работы в СССР с журналистом детройтской газеты. Он рассказал о черном рынке, о невозможности покинуть страну, о дикой судебной системе, о тайной полиции и жилищной проблеме. И о том, чего больше всего боялись в США, — о превращении гражданской промышленности в военную. Еще серьезнее было предположение Брасса о том, что контракт Кана с СССР включал пункт о содействии распространению коммунизма в США. Альберт Кан немедленно выступил с опровержением в прессе, но сомнений по поводу деятельности своей фирмы в СССР развеять не смог.

Конструкции для Сталинградского тракторного завода были изготовлены в США, перевезены в СССР и смонтированы в течение шести месяцев. Следующим заказом стал проект гигантского Челябинского тракторного завода. В феврале 1930 г. был подписан договор с фирмой «Каной», которая становилась главным консультантом советского правительства по промышленному строительству. Кану был предложен пакет заказов на строительство промышленных предприятий стоимостью в два миллиарда долларов. Это сумма, эквивалентная приблизительно 220 миллиардам долларов в 2004 г.

Все следующие проекты разрабатывались филиалом фирмы Кана в Москве под руководством брата Альберта Кана Морица Кана. Этот филиал существовал до 1932 г. и носил русское название «Госпроектстрой». В нем работали 25 американских инженеров и около 2,5 тыс. советских сотрудников. В то время это было самое большое архитектурное бюро мира. Через «Госпроектстрой» прошло в общей сложности около 4 тыс. советских архитекторов, инженеров и техников.

В российской научно-исторической литературе упоминания о «Госпроектстрое» и его деятельности практически отсутствуют. Как, впрочем, и любая информация о том, как, кем и когда осуществлялось проектирование объектов первой пятилетки.

Скорее всего, что фирма Кана разрабатывала не только сами промышленные предприятия, но и соответствующую инфраструктуру. Известно, что вместе с проектом Сталинградского тракторного завода поставлялись и проекты домов для рабочих. По крайней мере, в самом начале. Потом это было сочтено излишним.

Опубликовано крайне интересное письмо Менжинского Сталину от 14 февраля 1931 г.: «Строительство Челябтракторостроя находится сейчас в следующем состоянии: ведется широкое жилищное строительство, совершенно неувязанное со сроками вступления завода в эксплуатацию, в то время как для строительства промышленных цехов произведены только подготовительные работы, и ни один цех в течение года готов не будет.

Кроме произведенных арестов, из аппарата Управления строительством вычищено 40 чел. и приняты меры к удалению со строительства остального негодного элемента. Полностью же разработанного проекта Челябтракторостроя не имеется».

Из текста очевидно, что строительство, как обычно делается, началось с жилья для рабочих (возможно, по готовым проектам фирмы Кана). И что существовал приказ Сталина по прекращению строительства жилья. Строить следовало сам завод, но никак не жилые дома, роль которых должны были играть палатки, землянки или, в лучшем случае, бараки.

Крайне интересен вопрос об источниках финансирования промышленного строительства времен первой пятилетки.

Сталин писал Молотову в августе 1930 г.: «Микоян сообщает, что заготовки растут и каждый день вывозим хлеба 1–1,5 млн. пудов. Я думаю, что этого мало. Надо поднять теперь же [норму] ежедневного вывоза до 3–4 млн. пудов минимум. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов… Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба».

Оба упомянутых Сталиным завода спроектированы Каном. Из текста письма ясно, что валюту для оплаты деятельности Кана Сталин получал, продавая в США хлеб в самый разгар массового голода в СССР. Можно с большой долей уверенности утверждать, что миллионы жертв страшного голода 1931–1933 гг. — это результат стремления Сталина как можно быстрее оплатить заказы по поставкам оборудования для объектов, проектировавшихся в первую очередь Альбертом Каном.

Фирма Альберта Кана играла роль координатора между советским заказчиком и сотнями западных (поначалу преимущественно американских) фирм, поставлявших оборудование и консультировавших строительство отдельных объектов. По сути, через Кана в СССР тек мощный поток американской и европейской военно-промышленной технологии. Те несколько тысяч иностранных специалистов, которые в начале 30-х годов работали в СССР, представляли различные западные фирмы, которые в основном строили и налаживали заводы, спроектированные фирмой Кана.

В 1932 г. контракт с фирмой «Albert Kahn Inc.» был разорван, точнее, не продлен. Попытка Альберта Кана лично добиться продления контракта успеха в Москве не имела, и сотрудники фирмы покинули Москву.

Это было связано с тем, что в августе 1931 г. Сталин счел более выгодным заказы на оборудование для всех строящихся промышленных предприятий по возможности переместить из Америки в Европу.

Сталин писал Кагановичу 25 августа 1931 г.: «Ввиду валютных затруднений и неприемлемых условий кредита в Америке высказываюсь против каких бы то ни было новых заказов на Америку. Предлагаю воспретить дачу новых заказов на Америку, прервать всякие уже начатые переговоры о новых заказах и по возможности порвать уже заключенные договора о старых заказах с переносом заказов в Европу или на наши собственные заводы. Предлагаю не делать никаких исключений из этого правила ни для Магнитогорска и Кузнецстроя, ни для Харьковстроя, Днепростроя, ЛМО и Автостроя». Здесь перечислены практически только объекты Кана (за исключением Днепростроя).

В письме от 11 сентября 1931 г. Каганович информирует Сталина: «Выяснилось, что 80–90 % заказов для Челябстроя можно разместить в Англии». Это означало конец сотрудничества с Каном. К этому времени Кан выполнил свою задачу в глазах Сталина.

Советская система проектирования в целом была реорганизована по образцу конвейерного производства проектов, принятому в фирме Кана.

Спроектирована и заложена сеть новых промышленных предприятий, заказы на технологическое оборудование сформированы и могут быть переданы в любые другие западные фирмы, тысячи советских специалистов прошли обучение.

Объекты, спроектированные Каном, продолжали строиться и представляли собой значительнейшую часть планов второй и третьей пятилеток. Но первую скрипку в сотрудничестве с СССР стали играть не американские, а европейские, в первую очередь немецкие, фирмы. В 1935 году на советских промышленных предприятиях работали 1719 немцев, 871 австриец и только 308 американцев (в 1931 г., когда заводы только начинали строиться, а Гитлер еще не пришел к власти, американцев было 172 чел., немцев — 146 чел., австрийцев — 13 чел.).

Поразительно, но годы тесного сотрудничества СССР с немецкими и австрийскими промышленными кругами падают как раз на время крайнего политического охлаждения между Советским Союзом и Третьим рейхом. Похоже, что это сотрудничество осталось незамеченным и гитлеровской разведкой.

Во всяком случае, в книге мемуаров знаменитого немецкого диверсанта Скорцени есть такой эпизод. В 1943 г. Скорцени получил приказ готовить диверсии на военных заводах в уральском промышленном районе. Он быстро выяснил, что о советской военной промышленности на Урале неизвестно практически ничего. Кое-что удалось узнать, как пишет Скорцени, только от сотрудников работавших там немецких фирм. Но физической возможности причинить какой-то вред тамошним заводам у немцев уже не оставалось. Как и времени.

С 1932 г. деловые контакты советских властей с Альбертом Каном не возобновлялись. Советские заказы помогли фирме пережить тяжелые годы промышленного кризиса и инфляции в Америке, а потом, когда кризис прошел, опять занять ведущее положение в промышленной индустрии США.

Альберт Кан умер в 1942 году. Его вдова получила соболезнующее письмо от знаменитого архитектора-конструктивиста Виктора Веснина. То есть авангардистом и конструктивистом Виктор Веснин (как и его еще более знаменитый брат Александр) был в 20-е годы. А в тридцатые братья руководили едва ли не всем глубоко засекреченным промышленным строительством в СССР. Надо полагать, что именно Веснины курировали всю советскую деятельность фирмы Альберта Кана.

Фирма Альберта Кана существует до сих пор, а ее основатель вошел в историю как самый значительный и прогрессивный промышленный архитектор XX века. Вот только о его советских приключениях мало кому известно. Хотя они заслуживают интереса.

Виктор Суворов считает днем фактического вступления СССР во Вторую мировую войну 19 августа 1939 г., когда, по его расчетам, Сталиным был отдан приказ о тайной мобилизации: «С этого дня при любом развитии событий войну уже остановить было нельзя».

С не меньшим основанием можно отсчитывать участие СССР во Второй мировой войне с 23 августа 1939 г. — дня, когда был подписан пакт Сталина — Гитлера. И уж тем более — с 17 сентября 1939 г., с нападения СССР на Польшу, уже атакованную к тому времени Германией с запада.

Но все эти события были бы вряд ли возможны, если бы в феврале 1930 г. в Детройте без всякой публичности не был подписан договор между американским архитектором Альбертом Каном и президентом Амторга Саулом Броном.

Очень уж велика вероятность того, что, не сторгуйся Кан со Сталиным в 1929 году и не спроектируй он вождю крупнейшие в мире танковые заводы, то, может, и не хватило бы у Сталина решимости заключить в 1939 г. пакт с Гитлером, чтобы совместно начать мировую войну за передел мира.