Валерий Данилов

Сталинская стратегия начала войны: планы и реальность

Политический спор об ответственности за начало германо-советской войны разгорелся с первых ее часов. Обе противоборствующие стороны дали свои толкования происшедшего в правительственных декларациях 22 июня 1941 г.

Из заявления Берлина:

«…Части русских все более и более продвигаются к границам Германии, несмотря на то что немецкой стороной не предпринимается никаких военных мер, которые могли бы оправдать такие действия русских».

Из заявления Москвы:

«…Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора».

Несмотря на то что этот спор, перейдя из области злободневной политики в сферу идеологии и отчасти науки, не утих до настоящего времени, очевидно, что виновность Германии как агрессора не может быть поставлена под сомнение. Напомним кредо Гитлера, сформулированное им еще в 20-х годах в книге «Mein Kampf»: «Если мы сегодня говорим о новых землях и территориях в Европе, мы обращаем свой взор в первую очередь к России, а также к соседним с ней и зависимым от нее странам».

С 1933 г., когда нацисты пришли к власти, эта, казалось бы, бредовая идея стала краеугольным камнем внешней политики Германии. Весной 1940 г. по указанию Гитлера Генеральный штаб вермахта начал разработку плана войны против СССР. 18 декабря 1940 г. Гитлер утвердил директиву № 21 — план «Барбаросса».

Развернулась крупномасштабная подготовка войны против Советского Союза. Первоначально готовность нападения на СССР намечалась на 15 мая 1941 г. Позже этот срок был уточнен. В директиве командования сухопутных сил вермахта от 10 июня 1941 г. говорилось: «Днем «Д» предлагается считать 22 июня… В 13.00 21 июня в войска будет передан… сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня в 3 часа 30 минут: начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу».

Нелишне напомнить и о морали Гитлера как политика. За десять дней до нападения на Польшу он заявил своим генералам: «Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, все равно, достоверен он или нет. У победителя потом не спрашивают, сказал он правду или нет. В начале и в ходе войны важно не право, а победа».

Именно этот сценарий Гитлер использовал при нападении на Советский Союз. Таковы достаточно известные факты. Но они касаются лишь планов и действий германского руководства. В то же время остаются недостаточно выясненными вопросы: как виделось предстоящее военное столкновение с Германией из Кремля? Насколько удовлетворительна традиционная советская версия мотивов поведения Сталина в предвоенные месяцы, недели и дни? Чем объяснить разительное несоответствие между много раз доказанным фактом длительной и разносторонней подготовки СССР к большой войне и сокрушительными поражениями наших войск в течение ее первых месяцев? Какую войну планировал Сталин? Общий ответ на последний вопрос, на мой взгляд, уже дан на страницах второго номера журнала «Отечественная история» за 1995 г. Но там речь идет главным образом об идеологии будущей войны в ее пропаганд дистском отражении. Опубликованная в третьем номере за 1994 г. статья М.И. Мельтюхова является удачной попыткой критического осмысления историографической дискуссии, связанной с оценкой намерений советского руководства в отношении Германии накануне войны. К сожалению, автор не привлек новых архивных документов по теме статьи для аргументации своих выводов. Статья много теряет и от того, что в своих суждениях автор совершенно не использует зарубежную историографию, имеющую, как известно, богатый опыт «критического осмысления одной дискуссии».

Работая в последние годы с документами из архива Политбюро ЦК КПСС, личного архива И.В. Сталина, а также Историко-архивного и военно-мемориального центра Генерального штаба Вооруженных Сил России, автор настоящей статьи имел возможность познакомиться с довольно обширным кругом новых материалов, связанных с историей преддверия и начала Великой Отечественной войны. На их основе был подготовлен ряд публикаций в отечественной и зарубежной печати.

Сейчас уже можно вполне определенно вести разговор о комплексе документов и материалов по обсуждаемой теме. Прежде всего — это рассекреченные весной 1992 г. «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» (название условное, по описи архива, далее — «Соображения»). Они позволили пробить брешь в стене, воздвигнутой режимом секретности перед исследователями. Опубликованные выдержки из этого документа сразу же привлекли к себе внимание общественности. К сожалению, многие комментарии не лишены существенных недостатков. Так, профессор Д.А. Волкогонов и писатель В.В. Карпов практически ограничились лишь незначительной цитатой из документа, не анализируя его и не высказывая к нему своего отношения. В публикациях «Военно-исторического журнала», на мой взгляд, сделана определенная попытка нащупать некоторые верные направления анализа «Соображений». Однако гриф секретности документа, по-видимому, сковывал авторов и не позволил им сделать весомые научные оценки событий преддверия войны. В частности, сам документ приведен с большими купюрами. Дело в том, что из текста «Соображений» были исключены весьма важные для научного анализа положения и сведения о составе и соотношении сил и средств сторон в целом и по отдельным фронтам, возможном направлении главного удара противника, вероятных союзниках Германии, обеспеченности имеющимися запасами развертывания и боевых действий войск и другие данные.

В «Соображениях» упоминаются еще шесть документов (допуск к ним все еще не разрешен):

План стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на случай войны с Германией;

План намечаемых боевых действий на случай войны с Германией;

Схема развертывания, на карте 1:1 000 000, в 1 экз.;

Схема развертывания на прикрытие, на 3 картах;

Схема соотношения сил, в 1 экз.;

Базирование ВВС на Западе, 3 карты.

Сохранился также ряд директив (в том числе рукописных) Генштаба о перегруппировке и стратегическом развертывании войск по оперативным, организационным и другим вопросам.

На сегодняшний день основным документом, который дает основание по-новому ставить вопрос о намерениях советского военно-политического руководства, являются «Соображения». Этот документ адресован Председателю Совета Народных Комиссаров И.В. Сталину. Он представляет собой рукопись объемом 15 страниц стандартной бумаги для пишущей машинки, написанную черными чернилами генерал-майором A.M. Василевским (с 1943 г. — Маршал Советского Союза), тогдашним заместителем начальника Оперативного управления Генштаба. Первая страница — на бланке с угловым штампом наркома обороны СССР.

На нем помечено: «…мая 1941 г.» (число не указано). В правом верхнем углу гриф: «Совершенно секретно. Особо важно. Только лично. Экземпляр единств.».

По тексту рукописи имеются уточнения и исправления оперативно-стратегического, статистического и редакционного характера, внесенные простым карандашом первым заместителем начальника Генштаба генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным. Сведения об организационном составе и количестве войск противника и Красной Армии приведены по состоянию на 15 мая 1941 г. Под документом указаны места для подписей наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и начальника Генштаба генерала армии Г.К. Жукова. Однако документ ими не подписан. Дата разработки документа не указана. Тем не менее, учитывая, что: а) в «Соображениях» отражены некоторые положения из выступления И.В. Сталина 5 мая перед выпускниками военных академий; б) Сталин назначен Председателем СНК СССР 6 мая; в) данные о силах и средствах сторон приведены по состоянию на 15 мая, — вполне вероятно, что работа над документом была завершена по крайней мере между 7 и 15 мая 1941 г.

О характере этого документа предельно лаконично и выразительно говорит следующее установочное положение из него: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтс?бы предотвратить это и разгромить немецкую армию, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск». Обосновывая целесообразность нанесения упреждающего удара, Генштаб исходил не только из благоприятной военно-политической и военно-стратегической обстановки (Германия увязла в войне с Англией), но и выгодного соотношения сил.

Предполагалось, что из имевшихся у нее 284 дивизий Германия сосредоточила на границах СССР 120 дивизий. Всего же в случае войны она могла выставить до 137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийские и 5 воздушно-десантных дивизий, т. е. 180 дивизий. Остальные силы ей необходимо было держать в центре страны, на западных границах, в Норвегии, Африке, Греции и Италии. Всего же, по расчетам Генштаба, Германия вместе с союзниками могла развернуть против Советского Союза до 240 дивизий.

Сухопутные силы Красной Армии насчитывали 303 дивизии, в том числе 198 стрелковых, 61 танковую, 31 механизированную, 13 кавалерийских и 74 артиллерийских полка резерва Главного командования (РГК). Из них в составе Северного, Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов — 210 дивизий, в том числе 136 стрелковых, 44 танковых, 23 механизированных, 7 кавалерийских и 53 артиллерийских полка РГК. При этом в составе резерва Главного командования за Юго-Западным и Западным фронтами находилось 27 стрелковых, 14 танковых и 7 механизированных дивизий. По уточненному расчету, подготовленному лично Н.Ф. Ватутиным 14 июня 1941 г., в полосе Юго-Западного фронта (Киевский Особый военный округ — КОВО), т. е. там, где намечалось нанести упреждающий удар, было сосредоточено 58 дивизий (32 стрелковые, 16 танковых, 8 механизированных, 2 кавалерийские), а также 5 противотанковых бригад и один воздушно-десантный корпус. Кроме того, с начала военных действий этот фронт получал усиление — 45 стрелковых дивизий (19 — из Одесского, 5 — из Московского, по 7 дивизий из Орловского, Харьковского и Приволжского военных округов). Таким образом, к началу войны Юго-Западный фронт мог располагать мощным ударным кулаком в составе 103 стрелковых, 16 танковых, 8 механизированных и 2 кавалерийских дивизий, а также 5 противотанковых бригад и воздушно-десантного корпуса (без учета резерва Главного командования). Для сравнения укажем, что другие военные округа имели: Ленинградский — 21, Прибалтийский — 25, Западный — 44 дивизии. В «Соображениях» подчеркивается: «Таким образом, Красная Армия начнет наступательные действия с фронта Чижев, Лютовиска силами 152 дивизий против 100 дивизий германских. На остальных участках госграницы предусматривается активная оборона».

Основной стратегической целью Генштаб считал разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест, Демблин, и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью являлся разгром крупных сил центра и северного крыла германского фронта и овладение территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии. В качестве ближайшей предлагалась задача разгромить германскую армию восточнее р. Вислы и на Краковском направлении выйти на реки Неман, Вислу и овладеть районом Катовице. Для достижения этих целей Генштаб предлагал:

«а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезая Германию от ее союзников;

б) вспомогательный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Седлец, Демблин с целью сковывания Варшавской группировки и овладения Варшавой, а также содействия Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника;

в) вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии и Румынии и быть готовым к нанесению удара против Румынии при благоприятной обстановке».

Общим стратегическим замыслом обусловливались и задачи фронтам. Северный, Северо-Западный (кроме его левого крыла) должны были вести активные оборонительные действия. Юго-Западному фронту ставилась задача:

«а) концентрическим ударом армий правого крыла фронта окружить и уничтожить основную группировку противника восточнее р. Висла в районе Люблин;

б) одновременно ударом с фронта Сенява, Перемышль, Лютовиска разбить силы противника на Краковском и Сандомирском направлениях и овладеть районом Краков, Катовице, Кольце, имея в виду в дальнейшем наступать из этого района в северном или северо-западном направлении для разгрома крупных сил северного крыла фронта противника и овладения территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии;

в) прочно оборонять границу с Венгрией и Румынией и быть готовым к нанесению концентрических ударов против Румынии из района Черновцы и Кишинев с ближайшей целью разгромить северное крыло румынской армии и выйти на рубеж р. Молдова, Яссы».

Таковы основные положения предлагающегося Генштабом Красной Армии стратегического плана нанесения упреждающего удара против вермахта.

Почему Генштаб избрал юго-западное направление для нанесения упреждающего удара против вермахта? Это обусловливалось, по-видимому, следующими соображениями. Во-первых, создавалась возможность отсечь Германию от ее южных союзников, во-вторых, отрезать ее от мощной военно-экономической базы, какую представляли собой Балканы, прежде всего Румыния с ее богатейшими запасами нефти; в-третьих, лишить вермахт весьма выгодного в военно-стратегическом отношении плацдарма для наступления на богатый промышленно-аграрный район Советского Союза — Украину.

В интервью «Красной звезде» один из руководителей российского Генштаба генерал-полковник А.Н. Клейменов заявил по поводу вышеизложенного документа следующее: «Видимо, это один из многочисленных черновых рабочих проектов, которых в любом оперативном органе разрабатывается немало, прежде чем рождается план, директива или иной документ».

Отсутствие подписей высоких должностных лиц или пометок Сталина на документе служит иногда основанием для того, чтобы ставить под сомнение его ценность как источника, позволяющего реконструировать действительные планы советского военно-политического руководства в канун войны. Хотя при этом совершенно не учитывается тот факт, что по условиям времени оперативные документы такого масштаба могли разрабатываться исключительно с ведома Сталина и на основе высказанных им военно-стратегических концепций. В таком деле всякая инициатива исключалась, ибо могла быть расценена как групповое выступление против «линии партии», т. е. Сталина, со всеми вытекающими последствиями. Маршал Г.К. Жуков в этой связи говорил: «Надо реально себе представлять, что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке общеполитической обстановки. У всех в памяти еще были недавно минувшие годы; и заявить вслух, что Сталин неправ, что он ошибается, попросту говоря, могло тогда означать, что, еще не выйдя из здания, ты уже поедешь пить кофе к Берия».

Вполне естественно, что каждый предпочитал пить кофе в своем кабинете.

Необходимо учитывать и то, что Сталин нередко давал «добро» на проведение того или иного мероприятия, формально не оставляя «следов» на представленном ему документе. Не исключено, что именно так и произошло с «Соображениями». Дело в том, что в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС сохранилось отправленное туда на согласование письменное интервью маршала A.M. Василевского от 20 августа 1965 г., в котором речь шла о том, что во второй половине мая 1941 г. Василевский лично привозил в Кремль документы и материалы по планируемому упреждающему удару. В приемной Сталина он передал эти документы в руки Г.К. Жукову, который вместе с С.К. Тимошенко докладывал их Сталину.

Анализ «Соображений» и других документов, связанных с подготовкой нападения на Германию, приводит к заключению, что это были «действующие» документы. На их основе развернулись крупномасштабные мероприятия. А так как подготовка к упреждающему удару в определенном отношении являлась не чем иным, как перенацеливанием армии с обороны на наступление, то, во-первых, нельзя представлять это дело так, что такая подготовка началась с сегодня на завтра. Скорее наоборот. Мероприятия по подготовке нападения проводились в определенном отношении в рамках осуществляемых ранее мероприятий по укреплению обороны и конкретных оборонительных действий. Во-вторых, некоторые из мероприятий начавшегося перенацеливания армии с обороны на наступление получили отражение прежде всего в «Соображениях». Для того чтобы обеспечить выполнение изложенного плана, подчеркивалось в них, необходимо провести следующие мероприятия, без которых, по мнению Генштаба, невозможно было нанесение внезапного удара по противнику как с воздуха, так и на земле. Вот эти мероприятия:

1. Произвести скрытое отмобилизование войск под видом учебных сборов запаса. (Весной 1941 года начался призыв 793 тыс. человек для «прохождения больших учебных сборов» — БУС. — В.Д.)

2. Под видом выхода в лагеря произвести скрытое сосредоточение войск ближе к западной границе, в первую очередь сосредоточить все армии резерва Главного командования. (С середины мая началось выдвижение четырех армий и стрелкового корпуса из внутренних округов к рубежу Днепра и Западной Двины. В приграничных округах соединения подтягивались на расстояние 20–80 км от госграницы. — В. Д.)

3. Скрыто сосредоточить авиацию на полевые аэродромы из отдаленных округов и теперь же начать развертывать авиационный тыл». (В середине июня только из Забайкалья и с Дальнего Востока началось перебазирование в европейскую часть страны нескольких авиационных дивизий.)

В «Соображениях» подчеркивалось: «Для того, чтобы обезопасить себя от возможного удара противника, прикрыть сосредоточение и развертывание наших войск и подготовку их к переходу в наступление, необходимо:

4. Организовать прочную оборону и прикрытие госграницы, используя для этого все войска пограничных округов и почти всю авиацию, назначенную для развертывания на Западе.

5. Разработать детальный план противовоздушной обороны страны и привести в полную готовность средства ПВО.

По этим вопросам мною отданы распоряжения, и разработка планов обороны госграницы и ПВО полностью заканчивается к 1.06.41 г.» (подчеркнуто мной. — В.Д.).

В пользу того, что эти планы стали выполняться, говорят директивы наркома обороны и начальника Генштаба, направленные в западные приграничные округа в мае-июне 1941 г. В них были даны следующие указания командующим округами: «С целью прикрытия отмобилизования и развертывания войск… к 30 мая 1941 г. лично Вам с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа разработать:

а) Детальный план обороны государственной границы…

б) Детальный план противовоздушной обороны…

6. План прикрытия вводится в действие при получении шифрованной телеграммы за моей, члена Главного Военного совета и начальника Генерального штаба Красной Армии, подписью следующего содержания: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года».

7. Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии и управления стрелковых корпусов с корпусными частями вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия…

8. Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их на границу в назначенные им районы в случае необходимости будет произведен по особому приказу.

9. Вывод указанных войск закончить к 1 июля 1941 г.»

Со второй половины мая мероприятия по перегруппировке и стратегическому развертыванию войск заметно активизировались.

27 мая западные приграничные округа получили указания о строительстве в срочном порядке фронтовых полевых командных пунктов. С середины июня выдвижение войск к западной границе еще более ускоряется. В течение 14–19 июня командующие западными приграничными округами получили директивы о выводе с 21 по 25 июня фронтовых управлений (создавались на базе штабов и управлений военных округов) на полевые командные пункты. 19 июня последовал приказ о маскировке аэродромов, воинских частей, важных военных объектов, окраске в защитный цвет танков и машин, рассредоточении авиации.

Итак, в Красной Армии развернулась лихорадочная подготовка к нанесению упреждающего удара против вермахта. И это, пожалуй, один из наиболее весомых аргументов против утверждений традиционной историографии относительно подготовки страны и армии к отпору агрессии. Точнее, были попытки проведения некоторых мероприятий по прикрытию и обеспечению готовившихся наступательных действий. Недавно стали достоянием гласности итоги анкетного опроса, проведенного Военно-научным управлением Генштаба в конце 40-х — начале 50-х годов. С целью обобщения опыта сосредоточения и развертывания войск западных приграничных округов по плану прикрытия государственной границы участникам первых боев было задано пять вопросов. Вот как ответили они на первый вопрос — был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

Генерал-лейтенант П.П. Собенников (бывший командующий 8-й армией Прибалтийского Особого военного округа):

«Командующим я был назначен в марте 1941-го… Ни в Генеральном штабе, ни по прибытии в Ригу в штаб ПрибОВО я не был информирован о наличии такого плана. В документах штаба армии, который располагался в г. Елгава, я также не нашел никаких указаний по этому вопросу… Лишь 28 мая 1941 г. я был вызван в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф.И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планом обороны…! Примерно через 1,5–2 часа после получения плана, не успев еще с ним ознакомиться, я был вызван к генерал-полковнику Ф.И. Кузнецову, который принял меня в затемненной комнате и с глазу на глаз продиктовал решение».

Генерал-полковник Л.М. Сандалов (бывший начальник штаба 4-й армии Западного Особого военного округа):

«В апреле 1941 г. командование 4-й армии получило из штаба ЗапОВО директиву, согласно которой надлежало разработать план прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания на брестском направлении».

Генерал армии И.Х. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа):

«План обороны государственной границы был доведен до войск в части, их касающейся, следующим образом: войска, непосредственно осуществлявшие прикрытие… имели подробно разработанные планы и документацию до полка включительно; остальные войска… имели хранимый в сейфе соответствующего начальника штаба соединения опечатанный конверт с боевым приказом и всеми распоряжениями по боевому обеспечению поставленных задач».

Приведенные свидетельства дополняют воспоминания маршала К.К. Рокоссовского. Будучи накануне войны командиром 9-го механизированного корпуса (КОВО), он не мог понять смысла проводимых командованием округа мероприятий. По словам маршала, полевая поездка, проведенная накануне войны командующим округа, не давала возможности определить, что преследовалось ею. Он писал: «Последовавшие затем из штаба округом распоряжения войскам о высылке артиллерии на артполигоны, находившиеся в приграничной зоне, и другие нелепые в той обстановке распоряжения вызвали полное недоумение. «…» Судя по сосредоточению нашей авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперед, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали. «…» Во всяком случае, если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке».

Недоумение К.К. Рокоссовского вполне понятно. Ведь нарком обороны маршал С.К. Тимошенко и начальник Генштаба генерал Г.К. Жуков специальной директивой предупредили командующего Киевским Особым военным округом, что о проводимых мероприятиях по подготовке упреждающего удара «никто, кроме Вас, члена Военного совета и начальника штаба округа, не должен знать».

Естественно возникает вопрос о намечавшихся сроках упреждающего удара по вермахту. Конечно же, несостоятельны утверждения о конкретных сроках нападения на Германию. Ни в «августе-сентябре», ни тем более «6 июля». Красная Армия, да и сам Генштаб к такого рода акции не могли быть готовы. Но политическое решение о нанесении упреждающего удара по Германии при наличии благоприятной для этого военно-стратегической обстановки в Европе могло быть принято Сталиным и без учета способности Красной Армии к наступательным действиям. Остается предположить, что упреждающий удар мог быть нанесен примерно после 10 июля 1941 г. — срока, который указан в директиве Генштаба, к которому должно было завершиться развертывание войск в западных приграничных округах.

Выявленные в тайниках военных архивов документы и материалы властно диктуют, как мне представляется, необходимость уточнения некоторых концептуальных положений истории преддверия и начального периода Великой Отечественной войны. В противном случае нашей историографии, как говорили предки, придется «противу рожна прати». Эта проблема, на мой взгляд, требует самостоятельного рассмотрения. Здесь хотелось бы обратить внимание лишь на некоторые кричащие противоречия в историографии, которые никак не вписываются в логические рамки действительного развития событий преддверия и начала войны.

Обратимся к языку цифр и фактов, характеризующих начало войны.

К середине июля 1941 г. из 170 советских дивизий, принявших на себя первый удар германской военной машины, 28 оказались полностью разгромленными, 70 дивизий потеряли свыше 50 % своего личного состава и техники. Особенно жестокие потери понесли войска Западного фронта. Из общего числа разгромленных на советско-германском фронте дивизий 24 входили в состав этого фронта. В катастрофическом положении оказались и остальные 20 дивизий этого фронта. Они потеряли в силах и средствах от 50 до 90 %.

За первые три недели войны Красная Армия лишилась огромного количества военной техники и вооружения. Только в дивизиях (без учета усиления и боевого обеспечения) потери составляли около 6,5 тыс. орудий калибра 76 мм и выше, более 3 тыс. орудий противотанковой обороны, около 12 тыс. минометов и около 6 тыс. танков. Военно-Воздушные Силы за это время потеряли 3468 самолетов, в том числе значительное количество машин новых конструкций. Уже к полудню 22 июня в ходе бомбардировок советских аэродромов немцы уничтожили 1200 самолетов, из них свыше 800 — на земле. Потери советского Военно-Морского Флота составили: 1 лидер, 3 эсминца, 11 подводных лодок, 5 тральщиков, 5 торпедных катеров, ряд других судов и транспортов.

К концу 1941 г. Красная Армия потеряла практически весь первый стратегический эшелон — наиболее подготовленные кадровые войска. Только военнопленными, как это теперь установлено, потери за это время составляли около 3,9 млн человек. К 10 июля немецкие войска продвинулись в глубь советской территории: на главном, западном направлении — на 450–600 км с темпом продвижения 25–35 км в сутки, на северо-западном направлении — на 450–500 км с темпом 25–30 км в сутки, на юго-западном направлении — на 300–350 км с темпом 16–20 км в сутки. Для сравнения: потери вермахта за этот период составили около 40 % танков от первоначального состава, из них 20 % — боевые потери; 900 самолетов; на Балтике — 4 минных заградителя, 2 торпедных катера и 1 охотник. В личном составе потери вермахта, по немецким данным, составили около 100 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Такие потери немцев, хотя и превышали значительно их потери в предыдущих боях в Западной Европе, ни в какой мере не были сопоставимы с потерями советских войск.

В связи со всем сказанным возникает законный вопрос: в чем причина трагедии 22 июня? Среди многих факторов обычно называются «ошибки» и «просчеты» советского военно-политического руководства. Но при более внимательном рассмотрении некоторые из них оказываются вовсе не наивными заблуждениями, а следствием вполне продуманных мероприятий с целью подготовки упреждающего удара и последующих наступательных действий против Германии. Этому стратегическому замыслу и был подчинен принцип оперативного построения войск первого стратегического эшелона. На деле же войну пришлось начинать в условиях мощного неожиданного удара со стороны противника неорганизованными оборонительными действиями. К тому же войсками, практически повсеместно застигнутыми врасплох.

Другой факт. Генштаб с учетом нанесения главного удара по противнику на юго-западном направлении наметил сосредоточить здесь группировку войск, которая в полтора раза превышала группировку войск противника. Да и задачи, поставленные фронту на этом направлении, преследовали наступательные, а не оборонительные цели. Следовательно, не из мифических ожиданий главного удара противника, а исходя из наших расчетов на успех на Украинском направлении именно здесь была сосредоточена соответствующая группировка войск. Противник же нанес главный удар на западном, Белорусском направлении, где наш Генштаб предполагал вести в основном активные оборонительные действия.

Как уже отмечалось, для Генштаба Красной Армии не был тайной немецкий план нападения на СССР — план «Барбаросса». Через 10 дней после утверждения этого плана Гитлером, т. е. 28 декабря 1940 г., его основные положения находились в руках советской военной разведки. А это означает, что советское Главное командование располагало информацией относительно немецких планов нанесения главного удара по советским войскам севернее Припятских болот, а также о наступлении особо сильными танковыми клиньями из района Варшавы и севернее ее с задачами разбить силы русских в Белоруссии и т. д. Почему же советский Генштаб сосредоточил довольно сильные группировки войск в Белостокском и Львовском выступах? Не надо быть стратегом, чтобы ответить на этот вопрос. Даже беглый взгляд на конфигурацию советско-германской границы (линии будущего фронта) показывает возможность использования Белостокского и Львовского выступов для нанесения здесь многообещающих концентрических ударов по немцам. Генштаб не мог не использовать такой шанс. Но, как известно с времен сражения при Каннах (216 г. до н. э.), манящий выступ при определенных условиях может превратиться в пожирающий котел. Именно в таких котлах оказались войска Красной Армии. Триумф германского командования стал одновременно трагедией сотен тысяч советских воинов.

В военно-исторической литературе утверждается, что Генштаб якобы допустил крупный просчет, разместив основные запасы материальных средств вблизи государственной границы. Как известно, они с первых часов войны оказались в зоне огневого воздействия противника. Через две недели войны около 200 складов с горючим, боеприпасами и вооружением оказались на территории, захваченной немцами. Положение усугублялось еще и тем, что значительное количество материальных средств войска, отступая, вынуждены были уничтожать. Из 700 вагонов боеприпасов, находившихся на артиллерийских складах во Львове, 160 были уничтожены. За первые три недели войны Юго-Западным фронтом было уничтожено 1933 вагона боеприпасов и 38 047 т горючего. Как это ни прискорбно признавать, размещение материальных средств вблизи границы не было простым просчетом, а диктовалось необходимостью эффективного обеспечения наступающих войск, точнее, планировавшегося наступления.

Исходя из предполагавшихся наступательных действий, Генштаб, по-видимому, считал, что не было необходимости создавать капитальные кабельные подземные линии связи. Связь с фронтами намечалось обеспечивать в основном по общегосударственной сети, узлы и линии которой сосредоточивались в крупных городах. Действовавшие узлы связи размещались в помещениях, не защищенных от воздушного нападения. Запасных узлов связи и обходов крупных населенных пунктов не было. Воздушные линии связи проходили вдоль железных и шоссейных дорог.

Такая организация связи привела к тому, что буквально с первых минут войны связь Генштаба с фронтами, а фронтов с подчиненными войсками была нарушена.

«Наступательная» стратегия привела к тому, что ни для Генерального штаба, ни для командований видов вооруженных сил заранее не были подготовлены командные пункты с соответствующими системами связи, управления и жизнеобеспечения. Вот и пришлось офицерам Оперативного управления Генштаба с началом войны из-за угрозы бомбежек работать в не приспособленном для этих целей подвале здания Генштаба, а позже — на каждую ночь перебираться в зал станции метро «Белорусская». Генерал армии СМ. Штеменко вспоминал: «Теперь мы каждый вечер собирали документы в чемоданы и ехали к Белорусскому вокзалу. В течение всей ночи на одной половине метрополитеновского перрона функционировал центральный командный пункт, тогда как другая половина, отгороженная от первой только фанерной перегородкой, с наступлением сумерек заполнялась жителями Москвы».

Надо ли доказывать, что в таких условиях руководить операциями многомиллионной армии было не так-то просто. Лишь в августе 1941 г. для Верховного Главнокомандующего и операторов было оборудовано помещение с узлом связи и другими комнатами на станции метро «Кировская».

19 июня 1941 г. Киевский Особый военный округ получил приказ о сформировании на базе штаба и управлений округа фронтового управления и переброске его в Тернополь (Тарнополь). Очевидно, организация командного пункта фронта вблизи от госграницы также обусловливалась намерением быть как можно ближе к наступающим войскам и, уж во всяком случае, не в интересах эффективного управления оборонительными действиями войск фронта. Ведь в случае нападения противника этот командный пункт оказывался (и действительно оказался) в зоне огневого воздействия противника. Так, утром 22 июня в Бродах, т. е. в 60 км от Тернополя, автоколонна управления Юго-Западного фронта во главе с полковником И.Х. Баграмяном подверглась бомбежке. Акогда автоколонна прибыла на командный пункт фронта в Тернополь, его связь с войсками уже была нарушена.

Думается, что и так называемый просчет Сталина в определении срока нападения Германии предопределялся его необоснованным убеждением, будто инициатива находилась в его руках. Он не допускал мысли, что, не закончив войну с Англией, Гитлер решится ввязаться в войну с СССР, так как ему в таком случае придется вести войну на два фронта, что обречено на неизбежное поражение. Возможно, именно этими обстоятельствами объяснялось упорное игнорирование Сталиным практически всех сигналов о конкретной дате готовящейся агрессии Германии против СССР.

В ходе подготовки упреждающего удара Генеральный штаб провел многие мероприятия, которые, по его расчетам, обеспечивали успех намеченной акции. И, уж конечно, ни Сталин, ни Генштаб не предполагали, что Гитлер не только упредит их в нанесении мощного удара, но также использует проводимые советской стороной военные мероприятия в качестве основания для оправдания своей агрессии. Однако между желанием нанести упреждающий удар и способностью Красной Армии выполнить такую задачу была, выражаясь словами грибоедовского героя, «дистанция огромного размера». Видимо, Сталин стал понимать это, особенно с начала июня 1941 г. Во всяком случае, после 10 июня, получив достоверные данные о сосредоточении немецких войск в полосе западной границы, а не исключено, и убедившись в возможности нападения немцев в начале 20-х чисел июня, Сталин предпринял отчаянные попытки оттянуть начало войны. С этой целью появляется известное заявление ТАСС от 13 июня, активизируются бесплодные попытки втянуть Берлин в переговорный процесс, пунктуально выполняются поставки в Германию стратегического сырья, продовольствия и т. п. Однако ситуация была такова, что уже никакая сила не могла остановить меч Германии, занесенный над Советским Союзом. В то же время Красная Армия оказалась не готовой ни к нападению на Германию, ни к обороне своей страны.

Сталинская стратегия победоносной наступательной войны в 1941 г. обернулась тяжелыми поражениями Красной Армии. Вместо «прыжка» на Запад был осуществлен «бросок на Восток». Бремя оборонительной патриотической войны, не той войны, которую планировал Сталин, легло на плечи народа. Именно народ ценой невероятных потерь и одержал Победу в 1945 г.

В заключение хотелось бы привести две «свежие» цитаты из архивных источников, характеризующие Сталина как Верховного Главнокомандующего в трудные дни уже наступившей войны. Одна из цитат несколько противоречит сложившемуся у нас за годы гласности образу «вождя», другая же вполне ему соответствует.

27 мая 1942 г. после неоднократных просьб руководства Юго-Западного фронта (С.К. Тимошенко, Н.С. Хрущев, И.Х. Баграмян) о подкреплениях в его адрес был передан ответ Сталина, в котором, в частности, говорилось: «Имейте в виду, что у Ставки нет готовых к бою новых дивизий, что эти дивизии сырые, необученные и бросать их на фронт — значит доставлять врагу легкую победу. «…» Не пора ли вам поучиться воевать малой кровью, как это делают немцы? Воевать надо не числом, а умением».

13 ноября 1941 г. из Москвы в осажденный город руководству Ленинградского фронта было передано следующее указание Сталина: «Из опыта знаю, что немцы, когда они переходят на оборону, как, например, у вас перед Ленинградом, они обычно устраиваются под домами и избушками населенных пунктов в подвальных помещениях, которые они обычно углубляют. Без сомнения, перед вашим фронтом немцы обосновываются таким же образом. Поэтому мой совет — при продвижении вперед не задаваться целью взять тот или иной населенный пункт вроде 1-го городка Синявино и т. д., а поставить себе задачу разрушить до основания населенные пункты и сжечь их, похоронив под ними укрывающиеся немецкие штабы и части. Откиньте всякую сентиментальность и разрушайте дотла все населенные пункты на вашем пути. Это лучшее средство пробить дорогу на восток».

В первом из приведенных высказываний Сталин рассуждает так, как и должен был рассуждать в условиях дефицита подготовленных к бою людских ресурсов любой трезвомыслящий военачальник. Интересен в связи с этим его призыв «поучиться у немцев». Ведь за таким призывом — признание того, что неумение воевать малой кровью было характерной чертой советской военной школы.

Второе высказывание Сталина слегка приоткрывает завесу над не исследованной у нас темой: судьбы гражданского населения в условиях ожесточенных боевых действий периода Великой Отечественной войны. Огромные жертвы в этом случае имплицитно признавались историками в качестве неизбежной платы за военный успех. Отчасти это, видимо, действительно было так. Но Сталину в этом, как и во многом другом, решительно не хватало меры.