Джамиль Гасанлы

Основные направления советско-турецких отношений на первом этапе начала Второй мировой войны (1939–1941)

Заключение договора о ненападении от 23 августа 1939 г. между Германией и СССР стало последним пунктом подготовки Второй мировой войны. Газета «Йени Сабах» в своем номере от 28 августа, комментируя советско-германский договор, отмечает, что сторонники мира потеряли надежду на Советский Союз, что, если бы СССР встал на сторону миролюбивых сил, возможно, войны удалось бы избежать. Однако теперь опасность войны неумолимо возрастает.

Предположения газеты «Йени Сабах» оказались верными. Логическим продолжением пакта о ненападении стало объявление Германией 1 сентября войны Польше. Два дня спустя, 3 сентября, Англия и Франция, выполняя свои договорные обязательства перед Польшей, объявили войну Германии. Тем самым возникла новая военная, политическая, дипломатическая ситуация — началась Вторая мировая война.

Отправной точкой внешней политики Турции было уберечь страну от втягивания в войну и военные операции, создать прочную оборонительную систему для подавления возможной агрессии и укрепить ее путем заключения международных договоров. Турция внимательно отслеживала события в Польше. После капитуляции Польши члены турецкого диппредставительства в Варшаве во главе с послом Джемал Хюсню Тараем покинули страну вместе с польским правительством и переехали в Бухарест. После краткосрочного пребывания в Румынии турецкие дипломаты вместе с польским правительством отправились во Францию, а после капитуляции Франции вернулись в Анкару. Дж. Х. Тарай был одним из видных дипломатов Турции. В 1930–1936 гг. он был послом Турции в Швейцарии и одновременно представлял Турцию в Лиге Наций.

По поводу капитуляции Польши известный турецкий журналист Гусейн Джахид Ялчын писал 23 сентября 1939 г. в газете «Йени Сабах», что польское государство пало в результате интервенции русских. Г.Дж. Ялчын был известным настолько, что даже советский посол С. Виноградов предупреждал заведующего отделом печати Наркомата иностранных дел Палгунова и заведующего ближневосточным отделом Новикова о том, что с мнением Ялчына считается сам президент Турецкой Республики. Другой журналист — Ахмет Шюкрю Эсмер выдвигал в газете «Улус» идею о том, что политика СССР ошибочна и что война началась по вине Советов. Газета «Тан», вплоть до осени 1939 г. печатавшая статьи в пользу СССР, после советско-германского договора перешла в антисоветский лагерь и стала писать, что именно Советский Союз, подписав пакт о ненападении, сыграл главную роль в развязывании войны. Публикации в «Тан» были столь остры, что газете «Правда» пришлось выступить с памфлетом «В Анкаре базар, на базаре газета «Тан». Редактор «Тана» Зекерийе Сертел ранее симпатизировал СССР, однако с начала войны стал одним из первых, кто назвал внешнюю политику СССР империалистической. Такова же была позиция и турецкой газеты «Вакыт». В своих публикациях в «Вакыте» Асим Ус утверждал, что СССР является главным виновником идущей в Европе войны. Он считал, что Советский Союз хочет захватить Проливы, и добавлял, что Турция этого никогда не позволит. По сведениям советского посольства всего в Стамбуле и Анкаре выходили 42 ежедневные газеты и 169 журналов. Большинство из них клеймили Советский Союз как зачинщика войны.

Вторжение СССР в Польшу в сентябре 1939 г., оккупация Западной Украины и Западной Белоруссии, выдвижение территориальных претензий к Румынии, военная и политическая активизация на Балканах не могли остаться вне поля зрения Турции. Спустя некоторое время после начала мировой войны президент И. Иненю заявил в Великом Национальном Собрании: «Кризис в Европе, временами дававший возможность надеяться на спасение мира, разгорелся окончательно, превратившись в военную трагедию. Понимая искренность ваших чувств, знаю, что и вы испытываете смятение и горечь, как и я. Правительство страны все это время боролось за мир и за обеспечение безопасности, видя в этом свою главную задачу».

Советско-германский договор накануне войны вызвал большое смятение в политических кругах Турции, однако правительство по-прежнему держало курс на продолжение и углубление отношений с СССР. Подписание Турцией двусторонних деклараций с Англией и Францией в мае-июне 1939 года, гарантирование Великобританией территориальной целостности Турции в первые дни войны были положительно встречены не только в политических кругах, но и в общественном мнении. Но И. Иненю хотел получить такие гарантии от Советского Союза. Тому подтверждением являются попытки Турции заключить с СССР пакт о взаимопомощи. Известный исследователь советско-турецких отношений, историк Б.М. Поцхверия, вновь рассматривая эту тему после распада СССР, пришел к такому выводу, что Турция продолжала лавировать между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией и Италией, с другой стороны, отдавая предпочтение Англии, Франции и Советскому Союзу. Турция считала необходимым создание англо-франко-советской коалиции и заключение договора против агрессии. Впрочем, в советские времена Б.М. Поцхверия в срыве советско-турецких переговоров и в безрезультатности попыток подписать договор о взаимопомощи обвинял турецкую сторону. Такой подход был одинаково присущ всем советским исследователям советско-турецких отношений. Например, бывший советский историк Р.С. Корхмазян отмечает, что Турция ставила исход турецко-советских переговоров в зависимость от результатов англо-франко-советских переговоров, но, не дождавшись конца этих переговоров, поспешила сговориться с Англией и Францией. После распада СССР в научном обороте появились новые архивные материалы, разоблачавшие беспочвенность претензий к Турции. Выяснилось, что даже подписание советско-германского пакта от 23 августа не лишило Турцию надежд на заключение с Советским Союзом договора о взаимопомощи. Еще 10 августа в беседе с полномочным представителем СССР А. Терентьевым Ш. Сараджоглу заявил, что 8 августа кабинет министров вынес положительное решение о заключении двустороннего пакта о взаимопомощи и ведение переговоров поручено ему и в случае необходимости правительство командирует его в Москву. Сараджоглу попросил, чтобы В. Молотов прислал ему для ознакомления проект пакта и добавил, что правительство с нетерпением ждет этот проект. На уточняющие вопросы Терентьева Сараджоглу ответил, что «турецкое правительство крайне благоприятно относится к заключению двустороннего пакта; турецкое правительство ждет от советского правительства предварительного проекта пакта; после изучения проекта пакта и возможного обмена мнениями с Москвой турецкое правительство считает полезной мою (Сараджоглу — Дж. Г.) поездку в Москву».

Сараджоглу предложил базой переговоров о пакте считать переговоры, которые имели место во время пребывания в Анкаре В. Потемкина. Речь может идти о сотрудничестве в Черном море, в Проливах и в Средиземном море. Следовательно, турецкое правительство сможет заключить пакт с ограниченной ответственностью, то есть Турция не сможет принять на себя обязательства по северным и дальневосточным границам СССР. Для ведения переговоров на эту тему министр иностранных дел Шюкрю Сараджоглу 24 сентября направился в Москву и прибыл туда через два дня. В секретном донесении советского посольства в Анкаре Наркомату иностранных дел сообщалось, что Ш. Сараджоглу окончил факультет политико-экономических наук в Женеве, в период активного участия в национально-освободительном движении возглавлял министерства юстиции, образования и финансов. До прихода в МИД он пять лет был министром юстиции.

В справке советского посольства также отмечалось, что в 1923 году Ш. Сараджоглу в составе турецкой делегации участвовал в работе Лозаннской конференции, а в 1926 году принял участие в работе смешанной комиссии по обмену греко-турецким населением. Первый секретарь советского посольства А. Жегалова писала, что на посту министра образования Сараджоглу вместе с Махмудом Эсафом добился принятия закона о переводе Корана на турецкий язык. В 1932 году он представлял Турцию в Париже на переговорах о выплате Османских долгов и добился столь хороших результатов, что правительство И. Иненю получило благодарность Ататюрка. Назначение Ш. Сараджоглу министром иностранных дел воспринималось Советами как нежелательный факт. В справке указывалось, что Сараджоглу, придерживаясь линии И. Иненю, верно служил укреплению отношений с Англией и Францией в противовес Германии. А. Жегалова отмечала: «В своем отношении к Советскому Союзу Сараджоглу отражает не только недоброжелательные и недоверчивые чувства, питаемые к нашей стране большинством турецких руководителей, но сохраняет личную неприязнь и нелюбовь к нам…»

Как уже отмечалось, 26 сентября Ш. Сараджоглу прибыл в Москву, но советско-турецкие переговоры все не начинались. За день до этого в связи с договоренностью о разделе Польши Советская Армия завершила аннексию Западной Украины и Западной Белоруссии. Когда начались, наконец, переговоры, вовсю работали секретные протоколы к договору от 23 августа, и одновременно проходившие советско-германские переговоры окончательно юридически оформили раздел Польши. Очевидно, именно этим объясняется задержка переговоров с Сараджоглу.

Другая причина задержки была связана с тем, что советская сторона внимательно изучала союзнический англо-франко-турецкий договор, так как Сараджоглу привез проект этого договора о взаимопомощи в Москву. Это лишнее доказательство тому, что Турция не собиралась делать что-либо за спиной у СССР. Турция не только хотела согласовать с СССР свой договор с Западом, но и тщилась привлечь СССР к этому процессу. Об этом свидетельствуют и вновь открытые документы о переговорах министра иностранных дел в Москве.

1 октября в 18.00 И.В. Сталин и В.М. Молотов приняли Ш. Сараджоглу. С советской стороны в переговорах участвовали заместители наркома иностранных дел В.П. Потемкин и ВТ. Деканозов, советский посол в Анкаре Терентьев, а с турецкой стороны — посол в Москве Хайдар Актай. Али Хайдар Актай был профессиональным дипломатом, имел опыт работы в Болгарии и в аппарате МИД Турции. В 1933–1939 гг. руководил турецкими дипломатами в Югославии. В 1939 г. был назначен послом в Москву и на этом посту сменил Зекаи Апайдына.

Переговоры начались с того, что В. Молотов объяснил причину задержки. В свою очередь, Ш. Сараджоглу ответил, что с пониманием относится к этому и считает для себя честью, что переговоры будут продолжены с участием И. Сталина.

Молотов объявил, что советская сторона с интересом ознакомилась с проектом англо-франко-турецкого пакта о взаимопомощи: «Мы внимательно также старались изучить статьи этого договора и пришли к выводу, что для нас не совсем ясно назначение всего документа в целом, т. е. против кого именно будет направлен пакт о взаимопомощи, заключаемый Турцией с Англией и Францией. Мы хотели бы знать — насколько Турция связана необходимостью вести эти переговоры как с англичанами, так и с французами и как далеко Турция зашла в этих переговорах. Мы хотели бы знать также — насколько Турецкое Правительство считает для себя обязательным заключение этого пакта с англичанами и французами и не лучше ли было этого пакта не заключать». Далее Молотов объяснил, что обстановка настоящего времени и условия отличаются от обстановки и условий, которые имели место весной, когда начинались переговоры по этому пакту. Советскую сторону все это интересует по следующей причине: не может ли наступить такой момент, когда Турция очутится в положении недоброжелательном по отношению к СССР, тем более что симптомы опасения такого порядка имеются. Б.М. Поцхверия справедливо отмечает, что подобная постановка вопроса роднит советскую позицию с германской.

Отвечая на поднятые В. Молотовым вопросы, Ш. Сараджоглу заявил, что текст представленного проекта достаточно ясен. В тексте документов прямо указано, что они «не направлены ни против кого конкретно, но в то же время направлены против всякого агрессора, с оговоркой что эти пакты не могут быть использованы против СССР». К тому же Сараджоглу заметил, что три страны уже вышли на этап подписания пакта. Конечно, за время подготовки многое на свете поменялось, но что касается безопасности Турции, то в этом вопросе никаких перемен не произошло. Во всяком случае, учитывались обязательства, принятые Турцией, Англией и Францией на тот случай, если война возникнет на Средиземноморье или на Балканах. И добавил: «Что касается возможности неподписания пактов с Англией и Францией в том случае, если эти пакты уже парафированы, я лично сказать ничего определенного не смогу. Однако если эти пакты будут подписаны, то отказаться от них вряд ли мы сможем».

Конечно, идея пакта о взаимопомощи с Англией и Францией появилась в момент роста международной напряженности. Когда Румынии был предъявлен германский ультиматум, возникла Албанская проблема и угроза Корфу, англичане спросили у турок, что они собираются делать. О запросах англичан Турция поставила в известность советское правительство и поручила своему представителю в Москве, в свою очередь, спросить о том, что думает предпринять СССР. Три-четыре дня спустя Англия сделала Турции официальное предложение. Турция ответила, что ее позиция будет зависеть от ряда обстоятельств, но в качестве обязательных условий будут следующие:

1. Участие Советского Союза в пакте;

2. Ограниченный район действия пакта;

3. Экономическая помощь Турции со стороны Англии. Тогда же Потемкин посетил Анкару, где состоялся обмен мнениями. Турция намечала заключить пакт с Англией и Францией, если одновременно Советский Союз тоже заключит договор с англичанами и французами. Отдельные детали будущего пакта обсуждались между послом Терентьевым и МИД Турции. После этого Турция предложила СССР проект пакта, состоящий из трех статей. Советское правительство пригласило Ш. Сараджоглу в Москву, чтобы окончательно договориться обо всем.

На переговорах со Сталиным и Молотовым Сараджоглу подчеркнул: «По-моему, советско-турецкий пакт интересует не только нас, но и наших друзей, т. е. СССР. Даже с учетом 4-й статьи Советско-германского пакта о ненападении я все же думаю, что нет никакой помехи для подписания договора между СССР и Турцией… Пакт явится инструментом мира еще и потому, что в нашем соглашении с англичанами имеется просоветская оговорка, причем аналогичного рода оговорка, по-видимому, будет зафиксирована и в советско-турецком пакте о взаимопомощи». Сараджоглу добавил, что не хотел бы развивать тезис о пользе советско-турецкого пакта, поскольку советское руководство лучше его знает международную обстановку.

Пространные объяснения Сараджоглу требовали конкретного ответа со стороны Советов, и Молотов дал такой ответ: «Против кого этот советско-турецкий пакт будет направлен? Заключать пакт против Германии мы не можем, против Италии — она является союзницей Германии, против Болгарии — но она ведь не угрожает Турции!»

Известные русские историки А. Данилов и А. Пыжиков, касаясь вопроса о советско-турецких переговорах, справедливо пишут, что именно тогда выяснилось нежелание СССР давать Турции какие-либо гарантии в условиях начавшейся войны. Ясно видно, что В. Молотов не хочет подписывать пакт о взаимопомощи.

Молотовская постановка вопроса не удовлетворила Сараджоглу, и он задал уточняющий вопрос: «Если Германия или Италия подойдут к дверям Турции, то какая позиция будет занята Советским Союзом по отношению к Турции? Мы думаем, что для СССР это не будет безразлично». Молотов хотя и подтвердил, что судьба Турции ему не безразлична, но продолжал утверждать, что реальной угрозы для Турции нет. В ответ Сараджоглу подверг сомнению искренность Германии и Италии и даже своих нынешних союзников. «Почему, наконец, не допустить и такую возможность — желание Англии и Франции напасть на Турцию если не сегодня, то завтра. Наш пакт, не будучи направлен против какой-либо страны, будет в то же время иметь общий характер, и тогда Турция с Советским Союзом смогут быть гарантированы против общей эвентуальности».

В. Молотов, напротив, считал, что турецко-английский и турецко-французский пакты возлагают много обязательств на Турцию, которая должна нести ответственность даже за Румынию и за Грецию. Все эти вопросы должна решать только Турция, и если турецкое правительство не считает для себя возможным отступить от англо-турецкого пакта, то можно будет договориться в том виде, как это Сараджоглу разъяснял полпреду СССР в Анкаре. Таким образом, речь шла о «советской оговорке» в англо-франко-турецком пакте, которая устанавливает, что пакт немедленно теряет силу, как только Англия и Франция выступят против СССР.

В этом месте слово взял И. Сталин. Он посетовал, что турки его не спрашивали, но если бы спросили, то он, И. Сталин, не советовал бы им соглашаться на заключение этих пактов. Турции нужны и Англия, и Франция как государства, имеющие большой флот. «Турция считается средиземноморской державой. То, что Англия и Франция должны были бы дать туркам в Средиземном и Эгейском морях (в частности, возвращение островов), СССР сейчас не смог бы дать Турции. Поэтому я вполне понимаю намерение турок использовать противоречия между Англией и Францией, с одной стороны, и Италией — с другой, с тем чтобы получить за это то, что нужно Турции в Средиземном море, и защитить свои интересы в Додеканезе. Это правильно. И только таким методом можно получить острова. До этого пункта Турция в выигрыше. Дальше идет осложнение. Что касается Балкан, то здесь прицепили к Турции Грецию и Румынию. Здесь Турция может больше дать англичанам и французам, но не наоборот. Я думаю, как бы из-за этих тяжестей, которые взяла на себя Турция по Балканам, у нас с турками не вышло недоразумение, особенно из-за Болгарии. Помощь средствами и займом, которые дают англичане, по-моему, стоит меньше, чем войска, выставляемые Турцией. Обстановка, в которой очутится Турция, развязывает все на континенте: шевельнулась ли Болгария, напали ли венгры на румын, напала ли Италия на Грецию — турки должны втянуться в войну. Или вышло осложнение у СССР с Румынией из-за Бессарабии — мы не думаем на румын нападать, но и Бессарабию делить не будем — опять конфликт. По-моему, Румыния вроде Польши, как та нахапала много земель, так и Румыния. Кто связывается крепко с Румынией взаимной помощью, тот должен держать меч наготове: тут и Венгрия, и, может, еще кто-нибудь — невыгодно это для Турции».

Далее И. Сталин отметил, что это только часть вопросов, которые показывают, что лучше бы вовсе не было первого и второго пункта пакта с англичанами. Но есть и другая группа вопросов, которая создает новые трудности. «У событий есть своя логика: мы говорим одно, а события идут другим путем. Мы с Германией разделили Польшу — Англия и Франция нам войны не объявили, но это может быть. Мы с немцами пакта взаимной помощи не имеем, но, если англичане и французы объявят нам войну, нам придется с ними воевать. Как будет выглядеть этот договор? Вот в этом и заключается новое, в этом чувствуется логика событий».

Далее И. Сталин сделал очень важное заявление: «Господин Сараджоглу может ответить, что у нас имеется оговорка такого порядка, что турецкие обязательства прекратят свое действие или что Турция будет нейтральна. Тогда и нам придется внести оговорку, что в случае если Турция вовлечется в конфликт, то и наш пакт теряет свою силу. Мы против Германии не выступим. Что же тогда остается от пакта? Ничего. Хотим ли мы заключить пакт с турками? Хотим. Являемся ли мы друзьями Турции? Да. Но вот имеются обстоятельства, о которых я говорил и которые превращают пакт в бумажку. Кто виноват, что так повернулись дела, неблагоприятные для заключения с Турцией пакта? Никто. Обстоятельства, развития событий. Акция Польши сыграла свою роль. Англичане и французы, особенно англичане, не хотели соглашения с нами, считая, что могут обойтись и без нас. Если есть лица, виноватые, то мы тоже виноваты — не предвидели всего этого». Таким образом, 1 октября 1939 г. И. Сталин впервые признал свою вину за развязывание войны, что ход событий вышел из-под его контроля.

После столь подробного анализа ситуации, сделанного И. Сталиным, Сараджоглу выполнил поручение И. Иненю, который просил, если удастся увидеть И. Сталина, передать ему, что Иненю сохраняет в своей памяти незабываемые чувства и лучшие впечатления, вынесенные им от посещения Советского Союза и от встреч с товарищем И. Сталиным. (Речь идет о визите Иненю в СССР в 1932 г. в качестве главы правительства Турции. — Дж. Г.). И. Сталин ответил взаимной любезностью.

Этот эпизод несколько смягчил напряженность беседы, и Сараджоглу вновь вернулся к теме заключения пакта с СССР и объяснил, какую позицию займет Турция в случае войны Англии и Франции против СССР: «Когда советские войска вступили в Польшу, я пригласил к себе английского и французского послов и посоветовал их правительствам не толкать Советский Союз на военное соглашение с Германией, а также не создавать для Турции такие моменты во взаимоотношениях с Англией и Францией, которые поставили бы меня в Москве в трудное положение. Однако если возникнет война, то Турция останется нейтральной. Я уверен также, как думает товарищ И. Сталин, что Англия и Франция не хотели заключить соглашение с СССР. Однако теперь под влиянием жестокого урока я убежден, что англичане и французы склонны договориться с Советским Союзом. Советско-турецкий пакт может урегулировать все недоразумения. Он может явиться предвестником других более широких соглашений, имеющих значение не только для Турции, но и вообще для дела мира. Речь идет о полюбовном соглашении с Англией и Францией».

Чтобы уточнить позиции, И. Сталин спросил: «Несмотря на наши сомнения, Сараджоглу считает, что пакт может быть с нами заключен?» Министр твердо ответил: «Да, это мое убеждение!» А на вопрос, трудно ли будет что-либо поменять в турецко-английском и турецко-французском пактах, он ответил: «Если возникнет конфликт между СССР и Румынией, то Турция останется в стороне. Я согласен сделать об этом оговорку. Если Советское Правительство скажет, что какое-либо действие Турции может быть расценено нашими друзьями как недружественная акция, то Турция от этого воздержится. Что касается оговорки, то если со стороны СССР будет предложено что-либо адекватное, то он, Сараджоглу, ее примет. Эта оговорка содержится в принципе общей оговорки. Англичане сами взяли на себя инициативу внести оговорку, из которой вытекает, что Турция может отказаться от помощи Румынии, если из-за этой последней может возникнуть конфликт». И. Сталин напомнил, что когда имеешь дело с французами и англичанами, то нужно помнить, что это люди, выполняющие свои обязательства только тогда, когда им это выгодно, и не выполняющие обязательства, когда им это невыгодно, например в случаях с Чехословакией, Польшей и т. д.

Приведенные выше выдержки из протокола переговоров показывают, что, несмотря на все уступки со стороны Турции, советская сторона всячески пытается уклониться от подписания пакта о взаимопомощи и не брать на себя обязательства по ненападению на соседей.

Советское правительство, достигшее соглашения с Германией по поводу Восточной Европы, конкретно по Польше, Прибалтике и Финляндии, и заложившее основу такого же соглашения по балканским странам, пытается подвигнуть Турцию отказаться от всякой политики на Балканах. Поэтому И. Сталин «советовал» Турции не брать на себя серьезных обязательств по Балканам перед Англией и Францией. Хотя он объяснял это желанием сохранить «свободу рук» Турции, но в словах явно проглядывал интерес к Румынии и Болгарии. Дальнейший ход событий показал, что СССР и фашистская Германия были близки к политическому урегулированию вопросов касательно Болгарии и Румынии. Поэтому Советы старались из англо-франко-турецкого соглашения вывести третий пункт, касающийся Балкан, или же перевести его в раздел консультаций. Тем самым СССР добивался отстранения Турции в случае военных действий на Балканах и ограничения действий англичан и французов. И. Сталин заявил: «Если Болгария выступит против Турции, тогда ее бить. Но почему надо бить Болгарию в остальных случаях?» Сараджоглу, напротив, считал, что, если Италия нападет на Турцию или Болгария нападет на одну из балканских стран, Турция обязана будет воевать. По его мнению, оккупация Греции равносильна оккупации Турции. Греция является мостом для нападения на Турцию. Греция — жизненно важный для Турции вопрос.

Чтобы любой ценой отодвинуть Турцию от Балкан, И. Сталин выдвинул такой вариант — «пакт взаимной помощи в случае нападения непосредственно на Турцию в Проливах и Черном море, без Балкан, и консультация — если возникнет что-либо на Балканах. Сараджоглу, хорошо понимая, что стоит за этой формулировкой, переспросил: «Когда говорят о Балканах, Европейская Турция относится к балканским странам?» — и получил удовлетворительный ответ. Турция опасалась, что если ситуация осложнится и советское давление на Румынию возрастет, то Болгария с кем-либо объединится. Чуть позже это беспокойство Турции оправдалось. Стремление советского руководства отдалить Турцию от Балкан в первую очередь было связано с тем, что 23 августа в дополнение к советско-германскому пакту был подписан секретный протокол из четырех пунктов, в котором третий пункт касался как раз Бессарабии: с советской стороны подчеркивался интерес СССР к Бессарабии, германская сторона заявила о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

Наконец, после длительных дебатов были выявлены детали будущего советско-турецкого пакта. Молотов подвел черту под советскими условиями: в случае, если Англия или Франция нападут на СССР, все обязательства Турции перед ними прекращаются в ту же минуту; если Турция выступит против Германии, то СССР ее защищать не будет; если же Германия нападет на Турцию, то СССР постарается этому воспротивиться. И. Сталин уточнил: «Я понимаю оговорку так, что если возникнет конфликт, то Турция будет нейтральной. Но Турция не порывает с англичанами и французами, а помогает им в других местах». Сараджоглу принял все добавления в советскую оговорку, т. е. 1) обязательство, принимаемое Турцией по оказанию помощи Румынии и Греции, переносится в консультативную часть; 2) на время конфликта между Англией и Францией — с одной стороны, и СССР — с другой, обязательства Турции теряют свою силу. Сараджоглу обещал немедленно передать эту информацию в Анкару и после получения ответа продолжить переговоры. Эта встреча длилась 5 часов 15 минут и завершилась в 23.15.

В ходе московского визита Ш. Сараджоглу встретился с К. Ворошиловым и А. Микояном. Переговоры не дали положительных результатов. Тем не менее в коммюнике, подготовленном Молотовым и согласованном со Сталиным, отмечается важность визита и полезность переговоров. Особо подчеркивалось стремление обоих правительств к сохранению мира и к упрочению дружественного сотрудничества, особенно в условиях войны, происходящей ныне в Европе. В документе указывалось на желательность и впредь поддерживать тесный контакт для совместного обсуждения вопросов внешней политики, интересующих Советский Союз и Турецкую Республику.

Ш. Сараджоглу до 16 октября оставался в Москве, но дальнейшие переговоры оказались бесплодны. Советское правительство имело серьезные разногласия с Англией и Францией, а потому остерегалось, что турки выполняют их заказ, и «ко всему относилось с подозрением. С другой стороны, сотрудничество с Германией в этот период стало стержневой линией советской внешней политики. Поэтому Советы больше интересовал вопрос раздела вместе с Германией сфер влияния на Балканах или удовлетворение своих территориальных претензий к некоторым балканским странам, чем предоставление Турции неких гарантий. В конце концов Советы предложили, чтобы в случае войны Турция свела свою помощь Англии и Франции к минимуму и приняла характер консультаций, а в советско-турецком пакте следует написать, что если Германия нападет на Турцию, то СССР никак не вмешается, а Проливы СССР и Турция будут охранять совместно. Конечно, все это не отвечало интересам Турции. Турки прекрасно понимали, что принятие этих условий в будущей войне с Германией ослабит военные возможности их союзницы — Британии. Кроме того, предложение совместно охранять Проливы не только нивелировало бы успех Турции на конференции в Монтре, но и ставило под угрозу суверенитет Турции. Попытки СССР навязать совместную охрану Черного моря и Европейской части Турции, изменить режим Проливов объясняются не чем иным, как стремлением втянуть Турцию в войну.

Документы, переговоров показывают, что советское руководство очень осторожно относится к представленному турецкому проекту пакта, остерегается брать на себя какие-либо обязательства, придерживаясь статей договора от 23 августа и секретного протокола к нему, старается учитывать интересы Германии.

Узнав о визите министра иностранных дел Турции в Москву, правительство Германии стало давить на советское руководство, чтобы оно отговорило Турцию от заключения соглашения с Англией и Францией. В сообщении от 8 октября 1939 г. так прямо и сказано: вынудить Турцию отказаться от заключения соглашения с Англией и Францией и занять нейтральную позицию. Вместе с тем Германия остерегалась возможного заключения какого-либо советско-турецкого договора. В этом случае германская сторона настаивала на включении в договор условия, что СССР «не будет обязан оказывать помощь Турции против Германии». Такая оговорка, предлагаемая германскими представителями по поручению Риббентропа, говорила о будущих намерениях Германии в отношении Турции.

Еще Ш. Сараджоглу не покинул Москву, а В. Молотов уже принял германского посла Ф. Шуленбурга и полностью раскрыл ему суть переговоров с Турцией. Он сказал: «Я сомневаюсь, чтобы мы пришли к какому-либо соглашению с турками… Если мы и ведем переговоры с Турцией, то мы ведем их для выяснения позиции Турции. В этом смысле переговоры нам приносят пользу».

Таким образом В. Молотов хотел подтвердить слова И. Сталина, который, прощаясь с членами немецкой делегации 24 августа, сказал: «Советский Союз никогда не предаст своего партнера». Просьба Германии удержать Турцию на нейтральной позиции дала возможность советским руководителям объяснить длительный нейтралитет Турции в годы Второй мировой войны тем, что Турция служит интересам Германии. В реальности же в обстановке, угрожающей притяжением в сферу влияния одной из воюющих группировок, соблюдение нейтралитета служило интересам самой Турции.

Долгосрочный визит Ш. Сараджоглу не дал никаких результатов, и 16 октября он покинул Москву. Чуть позже, 5 ноября, Х.Дж. Ялчын в газете «Йени Сабах» справедливо писал, что, если бы наши советские друзья заранее поставили нас в известность о своих идеях, турки были бы избавлены от унизительных и бесплодных переговоров в Москве. Исмет Иненю, разочарованный провалом переговоров, в своей речи на открытии очередной сессии Великого Национального Собрания 1 ноября 1939 года заявил: «Как вам известно, наш министр иностранных дел провел в Москве три недели во встречах и переговорах. В этих переговорах с нашим старым другом — Советским Союзом — мы попытались продвинуться далее и надеялись на выработку нового соглашения. Чтобы прийти к желанному результату, мы приложили все старания и работали на совесть. К сожалению, результат, который, как мы считали, был одинаково выгоден и нам, и нашим партнерам, достигнут не был. Вместе с тем вы знаете, что дружба двух соседних государств имеет крепкую основу. Временные трудности и недочеты современного периода не должны повредить этой дружбе».

В конце сентября 1939 г. во время второго вояжа фон Риббентропа в Москву наряду с другими проблемами был затронут и вопрос о Проливах. Академик А.Н. Сахаров — директор Института российской истории РАН, — исследующий этот сложный период истории, отмечает, что СССР вел переговоры с Турцией, которую Англия и Германия подталкивали к конфронтации с СССР, а за спиной Турции СССР и Германия обсуждали проблему проливов. В таких условиях английские и французские официальные лица, внимательно следившие за ходом переговоров в Москве, перешли к решительным действиям с целью завершить начатые еще весной 1939 года переговоры. Наконец, 19 октября этот процесс завершился подписанием в Анкаре англо-франко-турецкого договора о взаимопомощи. В первой статье этого договора указывалось, что, если какое-либо европейское государство совершит акт агрессии против Турции и втянет ее в военные действия, Англия и Франция окажут ей всю возможную помощь. Статья вторая обусловливала действия Турции в аналогичной ситуации: если какая-либо европейская страна в районе Средиземноморья втянет Англию и Францию в войну, Турция обязана помочь им всеми силами. В дополнении ко второй статье указывалось, что если и Турция в указанном районе попадет в конфликтную ситуацию, то Англия и Франция окажут ей помощь. Третья статья касалась помощи Греции и Румынии — темы долгих обсуждений в Москве. По этой статье Турция помогала Греции и Румынии в том случае, если Англия и Франция, выполняя свои обязанности по договору от 13 апреля 1939 г., ввязывались в войну. Четвертая статья регулировала проведение консультаций с союзниками по поводу событий в стороне от Средиземного моря. По этой статье, если, кроме описанных выше случаев, какое-либо европейское государство своей агрессией втянет Англию и Францию в войну, тогда союзники должны срочно приступить к консультациям. Но в этом случае Турция должна была занимать позицию благожелательного нейтралитета. По пятой статье договаривающиеся стороны в случае войны принимают совместные решения о применении оружия или заключении мира.

Англо-франко-турецкий договор о взаимопомощи был заключен на 15 лет. За шесть месяцев до окончания срока любая из сторон могла заявить о прекращении его действия, в противном случае договор автоматически продлевался на 5 лет.

Дополнительный протокол к договору от 19 октября 1939 года устанавливал, что обязательства, взятые Турцией, ни в коем случае не могут толкнуть ее на вооруженное столкновение с Советским Союзом. Этот протокол был подписан по настоянию Турции. Тем самым Турция демонстрировала желание улучшить отношения с СССР и предотвращала любые возможные попытки втянуть ее в военные столкновения с СССР.

Одновременно с договором была подписана и военная конвенция, которая предусматривала право Англии и Франции использовать дороги, лиманы, аэродромы и другие объекты на территории Турции, а также строить военные базы на Мраморном море и на турецкой земле. Однако до самого конца войны Турция никому не разрешила использовать свою территорию, Проливы и прибрежные воды в военных целях.

Договор о взаимопомощи от 19 октября в случае необходимости мог превратиться из трехстороннего в двусторонний. То есть он мог стать англо-турецким или франко-турецким договором с сохранением тех же обязательств. На самом деле, с момента оккупации Франции в 1940 году договор превратился в англо-турецкий и продолжал сохранять свою силу. Таким образом, с 19 октября 1939 г. Турция превратилась в невоюющего союзника воюющих Англии и Франции. Договор с западными странами сыграл важную роль в осуществлении желания Турции остаться вне конфликта.

Президент И. Иненю 1 ноября 1939 года в своем выступлении в Великом Национальном Собрании высоко оценил договор от 19 октября. Он сказал: «В подписанном 19 октября договоре достигнута возможность, не выступая против какого-либо государства, всюду, где возможно, сохраняя международный мир и безопасность, обеспечить нашу собственную безопасность. Этим договором мы преследуем цель превратиться в островок безопасности в Европе, охваченной трагедией войны, и предотвратить расширение арены войны. Мы считаем своей главной обязанностью и завтра, как и сегодня, уберечь нашу страну и держать ее вне войны, при условии соблюдения безопасности и обязательств».

Спустя три недели после заключения договора от 19 октября, 10 ноября Коминтерн принял «Тезисы по турецкому вопросу». Сутью этого документа из 18 тезисов было поднять турецкий народ на борьбу с англо-французами. В связи с этим на турецкую Компартию возлагался ряд обязанностей. В этих тезисах высоко оценивался договор между СССР и Германией, а заключение договора между Турцией и Англией с Францией характеризовалось как попадание Турции в империалистическую ловушку. В документе утверждалось, что англо-франко-турецкий договор о взаимопомощи является не инструментом мира, а средством войны.

25 ноября Коммунистическая партия Турции подготовила документ «Первые плоды англо-франко-турецкого пакта» и направила его в Коминтерн, в Москву. В этом документе указывалось, что, подписав договор от 19 октября, кемалистская буржуазия жестоко обошлась с турецким народом. Турция, вовлеченная в империалистическую войну на стороне Англии и Франции, подставила свою национальную независимость под топор реакции. Анкарский договор о взаимопомощи готовился в течение 7 месяцев. По мнению коммунистов, именно подготовка этого договора подвигла министра иностранных дел Турции сорвать московские переговоры. В документе отмечалось: «Разоблаченный во время переговоров в Москве, турецкий министр сейчас выступает перед массами с ложной мотивировкой, как будто бы переговоры сорвались не по вине Турции, а по вине СССР».

Договор от 19 октября вызвал сильное недовольство Германии. Посол фон Папен даже угрожал руководству Турции, что покинет страну. Фашистская пресса развернула против Турции разнузданную кампанию. Берлинские газеты писали, что Турция перестала быть нейтральной страной и что она сильно пожалеет о том, что подписала договор.

После московских переговоров Советский Союз совершил акт агрессии против объявившей себя нейтральной Финляндии, тем самым увеличив беспокойство Турции и подтвердив важность договора от 19 октября. Советская агрессия против Финляндии не только обеспокоила политические круги Турции, но и вызвала бурю возмущения в турецкой прессе. Еще недавно пропагандировавшие дружбу с СССР газеты теперь называли его агрессором и захватчиком. Х.Дж. Ялчын в газете «Йени Сабах» писал: «…Москва знает лучше всех, что турки не являются чьими-нибудь вассалами. Она видит, как горсточка финнов, принадлежащих к турецкой расе, с честью защищает свою независимость». Два дня спустя в другой статье Ялчын отмечал, что «сегодняшний Советский Союз становится наследником царской империалистической России», и «если он будет продолжать проводить политику агрессии, то навсегда потеряет симпатии всех своих сторонников в разных концах земного шара». Советские спецорганы пытались объяснить подобного рода статьи тем, что, по слухам, Ялчын подкуплен англичанами за четыре тысячи фунтов стерлингов.

В период советско-финской войны еще одним из активных разоблачителей агрессивных устремлений СССР была газета «Сон Почта». На эту же тему достаточно жестко писал журналист Джамаледдин Сараджоглу в «Йени Сабах». Советская дипломатическая служба в Анкаре связывала активность прессы в первую очередь с позицией турецкого правительства и считала, что пресса отражает мнение политических кругов. В справке советского посольства отмечается, что в период советско-финской войны турецкое руководство заняло антисоветскую позицию.

Однако позволим себе не согласиться со столь категорической оценкой. Мы считаем, что турецкие политические круги в отношениях с СССР были крайне осторожны и осмотрительны. Когда началась «Зимняя война» и в Лиге Наций был поднят вопрос об исключении СССР, издатель газеты «Акшам» Неджметтин Садак, с 1936 года представлявший Турцию в Лиге Наций, участвовал в обсуждениях, однако не голосовал за исключение СССР. Об этом он сам, вернувшись из Женевы, информировал газету «Тан» 25 декабря 1939 г..

В связи с развязыванием советско-финской войны внимание исследователей привлекают два вопроса. Во-первых, Советский Союз был изгнан из Лиги Наций на основании Положения об определении агрессора, принятого в 1933 году по инициативе М. Литвинова. Во-вторых, теперь российские исследователи и сами признают, что эта война была порождением авантюризма советских руководителей и искать оправданий этой политике никоим образом нельзя.

Советский Союз проявил должную демонстративную сдержанность по поводу договора от 19 октября, однако вновь открывшиеся некогда секретные дипломатические документы показывают, что СССР был сильно обижен на Турцию за ее самостоятельную позицию по целому ряду вопросов. В справке, подготовленной заведующим отделом Ближнего Востока Наркоминдела Н. Новиковым, указывалось, что, прервав переговоры с СССР в октябре 1939 года и демонстративно подписав пакт с англо-французским блоком, Исмет Иненю всецело разоблачил себя как политика-англофила.

Советские дипломатические органы считали, что, став президентом, И. Иненю очень легко попал под влияние проанглийских сил, переориентировавших его с СССР на Англию. Советская сторона даже подозревала, что и президентом Турции Иненю стал с помощью англичан. И даже его окружение, будто бы подкупленное англичанами, доказывало ему, что единственный путь к спасению для Турции лежит через союз с Англией.

После визита в Турцию в январе 1940 г. Георгиев представил в Коминтерн обширный отчет «Мои впечатления о положении в Турции», в котором оценивает деятельность И. Иненю несколько иначе. Он писал: «Но в верхах управляющих нет единодушия по внешней политике. Перед моим отъездом я получил сведения, что существуют крупные разногласия среди правительственных кругов по внешней политике. И что председатель республики Исмет Иненю есть противник англо-французской ориентации. Насколько это верно, не знаю, так как не имел возможности проверить».

Наркомат иностранных дел СССР официально не демонстрировал жесткого отношения к англо-франко-турецкому пакту, но в статье, подготовленной в Наркоминделе для публикации в «Известиях», были затронуты некоторые моменты. Критические стрелы летели в адрес Англии и Франции, а в отношении Турции чувствовалась лояльность и осторожность. Отмечалось, что была сделана неудачная попытка при помощи параллельных пактов между СССР и Турцией, с одной стороны, и между Англией, Францией и Турцией — с другой, вовлечь СССР в комбинацию, направленную, главным образом, против Германии и эвентуальных противников Англии и Франции в бассейне Средиземного моря. Однако Советский Союз вовремя и правильно распознал дипломатические ходы англичан и французов в целях спекулировать на традициях советско-турецкой дружбы в своих интересах. «Ясная и решительная позиция Советского Союза расстроила «хитроумные» планы тех, кто пытался вновь разжечь вражду между Германией и Советским Союзом».

31 октября председатель СНК СССР и нарком иностранных дел В. Молотов выступил на заседании Верховного Совета СССР с докладом «О внешней политике Советского Союза», в котором сделал обстоятельный анализ событий осени 1939 года в Европе и в мире. Все тезисы доклада были направлены на оправдание советско-германского сотрудничества в августе-сентябре 1939 г. В. Молотов искусно переложил ответственность за начало мировой войны на англичан и французов, а раздел Польши между Германией и СССР назвал справедливым и законным актом. В. Молотов заявил, что отношения с Германией коренным образом улучшились. Это выразилось в укреплении дружественных отношений, расширении практического сотрудничества и оказании Германии политической помощи в ее мирных устремлениях. Этот доклад был опубликован 1–2 ноября в «Правде», «Известиях» и во всех республиканских газетах.

В этом докладе В. Молотов коснулся и московских переговоров с министром иностранных дел Турции в сентябре-октябре 1939 г. При этом, фальсифицируя ход событий, всю вину за неподписание союзного договора возложил на Турцию. По вопросу Черноморских проливов В. Молотов отметил, что Турция отвергла идею заключения пакта, и заявил: советско-турецкие переговоры не увенчались подписанием пакта, однако позволили прояснить или хотя бы определить ряд интересующих нас вопросов… В результате московских переговоров и по результатам политических актов турецкого правительства многое в политике Турции нам стало ясно. Как известно, турецкое правительство связывает свою судьбу с группой европейских стран, в данный момент участвующих в войне. Турция заключила пакты с Англией и Францией, уже два месяца как воюющих с Германией. Тем самым Турция отбросила политику осторожного нейтралитета и вошла в сферу расширяющейся европейской войны. Это очень обрадовало Англию и Францию, стремящихся вовлечь в войну возможно большее число нейтральных стран. Не будем гадать: пожалеет об этом Турция или нет. Мы только отмечаем эти новые моменты в политике нашего соседа и должны внимательно следить за ходом дальнейших событий. Если Турция в определенной мере связала себе руки и встала на сторону одной из воюющих сторон, хотя это и опасно для нее, видимо, турецкое правительство берет на себя эту ответственность.

Через неделю после доклада, 6 ноября 1939 г. в канун очередной годовщины Октябрьской революции В. Молотов вновь выступил с докладом и вновь коснулся вопросов, связанных с Турцией. При этом он сделал заявление, что уже нельзя закрывать глаза на то, что идет активный процесс втягивания нейтральных стран в войну. Таким образом расширяется арена военных действий. Например, известно, какие серьезные проблемы породили заключенные Турцией с Англией и Францией пакты о взаимопомощи.

В целом советское посольство в Анкаре оценивало события осени 1939 г. как результат быстрой, сбалансированной политики Турции, приспособленной к изменениям международной ситуации. Вдохновителем политики баланса между воюющими странами считался И. Иненю, но заслуга в ее осуществлении целиком принадлежала Ш. Сараджоглу. В документе указывалось: «Достаточно указать на тот факт, что Сараджоглу сумел при сохранении союза с Англией в качестве основы турецкой внешней политики и весьма дружеских отношений с здешним английским послом добиться установления дружеских отношений с противником Англии — Германией и с ее представителем в Анкаре фон Папеном». Советское посольство в своих донесениях связывало растущий антисоветизм Ш. Сараджоглу со срывом московских переговоров и неподписанием выгодного для Турции пакта. В документе указывается: «…Сараджоглу не скупится на внешние выражения любезности и дружбы к СССР в разговорах с советскими дипломатами…», но «именно он являлся организатором и исполнителем всех антисоветских акций турецкого правительства за последние годы».

Судя по советским донесениям, вокруг И. Иненю сплотились Кязым Карабекир, Февзи Чакмак, Хусейн Джахид Ялчын, Хусейн Рауф Орбай, Али Фуад Джебесой, Али Фетхи Окяр и другие «реакционные деятели», занимающие в правительстве и парламенте высокие должности, и поэтому в Турции торжествует политика сближения с Англией.

В связи с заключением союзного договора генерал армии Кязым Орбай в 1939 г. в качестве представителя Генерального штаба отправляется в Лондон для обсуждения с представителями Генеральных штабов Англии и Франции задач, вытекающих из военной конвенции. Советские дипломатические органы в свое время оценивали К. Орбая как одного из лучших командиров турецкой армии. Одновременно отмечали, что К. Орбай в качестве одного из опытнейших офицеров турецкого Генштаба некогда был направлен в командировку в Афганистан и в качестве начальника Генштаба афганской армии руководил там подавлением антиправительственного восстания.

В отличие от Орбая Фуад Джебесой — старый кадровый военный и политический деятель, — судя по секретным сведениям, был против пакта с Западом. В беседе с послом Терентьевым он заявил, что, если в Турции произойдет смена кабинета, не исключено, что произойдет пересмотр внешнеполитического курса страны. Советские органы считали Джебесоя близким, с одной стороны, к Германии, с другой стороны, к Советскому Союзу. Он был первым турецким послом в Советской России, он подписал договор от 16 марта 1921 г., неоднократно встречался с В.И. Лениным. Вместе с тем в информации советского посольства сообщалось, что Ататюрк на некоторое время отдалил Джебесоя от активной политической деятельности, но в 1939 г. И. Иненю вновь привлек его к руководящей работе. Советская сторона считала, что его, как старого германофила, турецкое правительство послало в составе турецкой делегации на юбилейные торжества в честь 50-летия Гитлера в 1939 г. Далее в справке указывается, что А.Ф. Джебесой является хорошим знакомым фон Папена и пользуется его симпатиями и доверием. Они знакомы еще по палестинскому фронту, где фон Папен работал в штабе генерала Фалькенгейма.

Попытки Турции мобилизовать балканские страны против германской или итальянской агрессии также не устраивали Советы. Горькая участь Польши, раздел ее территории между Германией и Советами не стали хорошим примером для Балкан. Поэтому 2 февраля 1940 г. на состоявшейся в Белграде встрече государств — членов Балканской Антанты Ш. Сараджоглу выступил с предложением принять обязательные для всех решения против общей опасности. Однако часть балканских государств опасалась Германии, а другая часть желала с ней сотрудничать, и поэтому попытки Турции создать систему защиты против Германии оказались тщетными.

С другой стороны, желание Советского Союза урегулировать свою балканскую политику со странами фашистского блока также создавало для Турции новые проблемы. Охладившиеся после нападения на Финляндию советско-итальянские отношения с лета 1940 г. снова вошли в режим сближения. В 1939 г., когда новый советский посол в Риме Н.В. Горелкин собирался вручить королю Виктору-Эммануэлю свои верительные грамоты, в связи с финской войной по Италии прошла столь сильная антисоветская волна, что В. Молотов вынужден был срочно вернуть Горелкина домой. И только после вмешательства Германии в июне 1940 г. оказалось возможным возобновить деятельность итальянского посла в Москве и советского — в Риме. Конечно, это было скорее реакцией на вступление Италии 10 июня в войну против Франции. В тот же день, выступая на палаццо Венеция, Муссолини объявил: «Я торжественно заявляю, что Италия не намерена вовлечь в конфликт те народы, которые имеют с нами сухопутные и морские границы. Пусть Швейцария, Югославия, Греция, Турция, Египет примут к сведению мои слова».

Прибывший в Москву 12 июня 1940 г. итальянский посол Россо на следующий день был принят Молотовым. 16 июня телеграммой Муссолини дал согласие Россо на ведение политических переговоров. По ходу июньских 1940 г. советско-итальянских переговоров об интересах обеих стран в Балкано-Дунайском регионе вновь проявилось недовольство советского руководства англо-франко-турецким договором о взаимопомощи. Молотов поощрял активизацию Италии в войне против Англии и Франции и заявлял о потере доверия к Турции, подписавшей договор с этими странами. «Это недоверие усиливается появившейся у Турции тенденцией диктовать Советскому Союзу свои порядки в Черном море, претендуя на единоличное господство в проливах и угрожая по привычке Советскому Союзу в южных зонах и к северо-западу от Батуми». В ответ на это советское руководство обещало всесторонне помочь Германии и Италии «прижать» Турцию в Средиземноморье. В. Молотов заявил: «Что касается других целей Турции, то СССР учитывает интересы Италии, равно как и Германии, и готов об этом договориться. Относительно Средиземноморья СССР считает абсолютно справедливым признание за Италией преимущественных прав на этом море. СССР надеется, что Италия будет учитывать его интересы, главным образом на Черном море». В ходе переговоров Молотов ответил согласием на ранее выдвинутое Италией предложение о тройственном соглашении (СССР, Германия, Италия) по Балкано-Дунайскому региону и Черноморью, но дальнейший ход событий оказался для СССР неожиданным. 5 июля из Рима от Чиано пришла телеграмма с рекомендацией избегать обсуждения расширенного перечня вопросов, поднятых Молотовым.

Следует напомнить, что еще на переговорах с Сараджоглу' Сталин интересовался: чего хочет Италия от Турции? Сараджоглу ответил, что Италия четко не формулирует свои претензии, но все время говорит о Римской империи. Италия хочет закрепиться на стратегически важных островах. Чтобы отвести подозрения Турции, Сталин тогда же заявил, что Италии нужен Египет. На что Сараджоглу ответил, что это может быть, но Египет сейчас в еще более крепких руках.

Вступление Италии в войну против Франции вывело на повестку дня проблему обязательств, взятых сторонами по договору от 19 октября. В связи с тем что военные действия распространились на район Средиземноморья, послы Англии и Франции встретились в Анкаре с Сараджоглу и генеральным секретарем МИД Турции Н. Менеменчиоглу и потребовали вступления Турции в войну в соответствии с союзным договором. Но пока шли переговоры, Франция капитулировала и вышла из войны. Сложилась беспрецедентная ситуация, когда страна, вышедшая из войны, заставляет другую страну воевать; эта проблема, а также возможные последствия вступления Турции в войну стали предметом обстоятельного анализа в политических кругах. Несмотря на то что в советских секретных документах Н. Менеменчиоглу характеризовался как германофил, а Ш. Сараджоглу — как англофил, обе эти ведущие фигуры турецкой внешней политики нашли нужные аргументы, чтобы избежать вступления Турции в войну. В упомянутой уже нами справке ближневосточного отдела Наркомата иностранных дел отмечается, что Н. Менеменчиоглу является ярым националистом, германофилом, главным сторонником экономического сотрудничества с Германией, хотя формально остается сторонником выполнения союзного договора с Англией. В то же время Н. Менеменчиоглу в случае необходимости всегда находит отговорки, чтобы избежать выполнения договора.

Чтобы выйти из кризисной ситуации лета 1940 г. и удержать Турцию в стороне от войны, МИД Турции заявил своим союзникам по договору, что, во-первых, обещанные по договору вооружения и боеприпасы до сих пор не переданы Турции, во-вторых, если Турция вступит в войну, то военные действия распространятся и на Средний Восток, и, в-третьих, по второму дополнительному протоколу к договору вступление Турции в войну может спровоцировать Советский Союз. На основании этих аргументов Турция приняла решение воздержаться от военных действий.

В принятии такого решения немалую роль сыграла и позиция высокопоставленных военных. В секретных донесениях советских спецорганов указывалось, что начальник Генштаба маршал Ф. Чакмак является противником войны. По советской информации, маршал Ф. Чакмак обладал большим авторитетом в армии, а потому имел возможность влиять на внешнюю политику Турции. Советская сторона объясняла миролюбие маршала Чакмака слабостью турецкой армии, хотя на самом деле активные настроения турецкого генералитета были результатом правильной оценки международной ситуации.

С другой стороны, сохранение Турцией нейтралитета после капитуляции Франции было выгодно и Англии. Она не была в состоянии обеспечить Турцию необходимым военным снаряжением, а нейтралитет Турции преграждал Германии путь через Балканы к Персидскому заливу. В свою очередь, и Советский Союз не был заинтересован во вступлении Турции в войну. Кроме союзнических интересов в отношении Германии, Советский Союз опасался, что военные действия на Ближнем Востоке создадут угрозу безопасности страны с юга, а заодно возникнут препятствия в реализации планов СССР в отношении Бессарабии и Северной Буковины.

Согласно условиям секретного протокола с Германией, Советский Союз 26 июня 1940 г. выдвинул требования к Румынии вернуть Бессарабию и отдать Северную Буковину. Через день румынское правительство выразило готовность дружески обсудить эту проблему. Кроме того, румынское правительство обратилось к Германии, Италии, Югославии, Греции и Турции, чтобы прозондировать их отношение к советским требованиям. Некоторые посоветовали решить спор с Советским Союзом мирным путем. Такую позицию, например, занимала Турция. Турецкий посол в Бухаресте Абдуллах Субхи Танриовер с 1931 г. руководил диппредставительством в Румынии и был хорошо известен в политических кругах Румынии. В советских секретных документах отмечается его особая близость к премьер-министру и министру иностранных дел Михаилу Антонеску. В информации, полученной по дипломатическим каналам, записано, что в приватной беседе с Антонеску Танриовер неоднократно указывал, что «война с СССР не в интересах Румынии, так как могущественная Россия всегда будет соседом Румынии, что Румынии следовало бы отказаться от своих претензий на Бессарабию и отыскать какой-либо путь для выхода из войны». Когда Советский Союз 27 июня повторно потребовал ясности в этом вопросе, Бухарест заявил о готовности передать СССР территорию в 51 тыс. кв. км с четырехмиллионным населением. Следует напомнить, что в отличие от Бессарабии Северная Буковина никогда ранее не входила в состав Российской империи.

Еще в феврале 1934 г., когда подписывался Балканский пакт, советское и турецкое правительства вели переписку по поводу Румынии. Целью этой переписки было предостеречь Турцию от принятия на себя каких-либо обязательств по защите Румынии и Бессарабии. Тогда же был подписан дополнительный протокол, в котором по рекомендации Советов Турция объявляла, что в случае русско-румынской войны не будет защищать Румынию.

Турецкий посол в Бухаресте А.С. Танриовер был одним из ярых сторонников Балканской Антанты. Он сожалел, что по вине ряда стран Балканская Антанта разваливается и не может противодействовать продвижению Германии на Балканы. А.С. Танриовер с досадой говорил о политике Румынии, Венгрии и Югославии, направленной на ослабление Балканской Антанты, и заявлял, что если бы все балканские страны проявили смелость и твердость, то с помощью Турции могли бы спастись от германской оккупации. В беседе с советским послом в Бухаресте Лаврентьевым Танриовер критиковал политику румынского короля и Антонеску и объяснял, что Германия оккупирует Балканы с единственной целью: создать плацдарм для нападения на Советский Союз и Турцию.

Чтобы нивелировать германское и итальянское недовольство советскими требованиями к Румынии, в июне 1940 г. советское правительство объявило послу Россо, что если Румыния удовлетворит требования СССР, то Советский Союз готов обсудить с Германией и Италией их интересы в других районах Румынии. В свою очередь, Германия, ни с кем не советуясь, 10 октября ввела свои войска численностью до двух дивизий в дельту Дуная и захватила район нефтедобычи. Эта акция объяснялась тем, что «Румыния занимала ключевые позиции на Балканах и контроль над нею мог оказать решающее влияние на взаимоотношения Германии с другими балканскими странами, Италией и особенно с Советской Россией». Муссолини негодовал, что Гитлер всегда ставит его перед свершившимся фактом. «Но на этот раз я ему отплачу той же монетой: он узнает из газет, что я оккупировал Грецию».

28 октября 1940 г. Италия напала на Грецию, и на повестку дня снова встал вопрос турецких обязательств по союзному договору. Военные действия уже распространились на Балканы. Участники Балканской Антанты гарантировали неприкосновенность внутренних границ. Нападение Италии или любого другого государства на одну из балканских стран, в том числе и Грецию, выходило за рамки пакта. Тем не менее нападение Италии на Грецию могло воодушевить и Болгарию. Поэтому Турция предупредила Болгарию, что если та вступит в войну против Греции, то Турция будет защищать Грецию. Об этом был информирован и посол Германии фон Папен. Твердая позиция Турции позволила Греции перебросить свои войска с болгарской границы на итальянский фронт.

Вопрос оказания помощи Греции был поднят еще год назад, на переговорах Ш. Сараджоглу в Москве. Тогда И. Сталин пытался отговорить Турцию брать на себя защиту Греции. Для выяснения позиции Турции он выдвинул идею, что защищать Грецию можно только в том случае, если они отдадут туркам острова. Напрасно Ш. Сараджоглу утверждал, что «мы не просим острова», И. Сталин продолжал настаивать, что «требовать надо острова. Они расположены у выхода в море. Положение у вас тяжелое». И добавил: «У нас тоже было такое положение. Англия гарантирует, а из-за Польши мы воюем».

1 ноября 1940 г. в своей речи в Великом Национальном Собрании президент И. Иненю раскрыл основные грани внешней политики Турции в условиях расширения мировой войны. Он отметил, что Турция не ищет ни пяди земли за пределами своих границ, не ущемляет ничьих прав. Нейтралитет Турции Позволяет строить нормальные отношения со всеми миролюбивыми странами. Наш нейтралитет не позволяет воюющим странам использовать нашу землю, воды и воздушное пространство друг против друга, и так будет всегда, если мы сами не вступим в войну. Касаясь агрессии против Греции, Иненю сказал, что в последнее время ход военных действий привлекает внимание новыми тенденциями. Греция, имеющая большое значение для нашей безопасности, к сожалению, втянута в войну. Эта новая ситуация тщательно анализируется нами и союзным английским правительством. Касаясь проблем мировой войны и перспектив англо-турецких отношений, Иненю предсказал, что цивилизацию ждет большой период мучений, и это неизбежно. В течение этого периода Турция, проявляя чуткость к своим жизненным интересам, останется верной своим дружеским и союзническим обязательствам: «Считаю нужным заявить, что наши союзнические связи с Англией, ведущей героическую борьбу в тяжелых условиях, остаются крепкими и нерушимыми».

В период бурного развития событий стремление И. Иненю удержать Турцию «в стороне от войны» устраивало все стороны, в том числе и ее союзницу Англию.

Расширение географии боевых действий осенью 1940 г., возникновение неожиданных коллизий в ходе войны, стремительное изменение ситуации на Балканах сопровождались активизацией дипломатической деятельности. Германия и Советский Союз путем усиления давления на Турцию пытались вырвать ее из сферы влияния Англии и включить в германский блок. После капитуляции Франции в руки немецкой пропаганды попали документы французского Генштаба. Немцы не замедлили опубликовать эти секретные материалы, в том числе и переговоры англо-франко-турецких Генеральных штабов по поводу ведения боевых действий в бакинском нефтяном районе. Факт публикации этих документов свидетельствует о попытках шантажировать Турцию. Однако эффект получился совершенно противоположный: публикация «компрометирующих документов», призванных унизить турецкое правительство, особенно министра иностранных дел Ш. Сараджоглу, начальника Генштаба маршала Ф. Чакмака, участника секретных переговоров генерала К. Орбая, ударила по самой Германии. Грязные методы германских спецслужб, попытавшихся таким образом противопоставить Турцию и СССР, вызвали отвращение правящих кругов и турецкой общественности, а германо-турецкие отношения стали ухудшаться. Эта провокация во многом укрепила позиции сторонников укрепления союзничества Турции с Англией.

В ноябре 1940 г. состоялся визит советской правительственной делегации во главе с В. Молотовым в Берлин. Накануне приезда Молотова распространилась такая информация, будто МИД Германии считает, что настала пора поделить между Германией и Россией Турцию, а заодно и весь Ближний Восток. Между ним и Гитлером, при участии Риббентропа, состоялись строго секретные переговоры по определению сфер влияния. По поводу секретности проводимых переговоров известный дипломат В. Бережков пишет, что Молотов запретил ему диктовать машинистке текст телеграммы о ходе переговоров. Он приказал все готовить бесшумно. «Представляете, сколько ушей хотело бы услышать, о чем мы с Гитлером говорили с глазу на глаз? Он обвел взглядом стены, потолок, задержался на огромной китайской вазе со свежесрезанными благоухающими розами. И я все понял. Тут в любом месте могли быть микрофоны с проводами, ведущими к английским, американским агентам или к тем немцам, которым также было бы интересно узнать, о чем Гитлер говорил с Молотовым».

Действительно было что скрывать. Переговоры в Берлине выявили, что Советский Союз рассчитывает увеличить сферу своего влияния. В инструкциях Сталина Молотову содержались целевые указания будущих изменений на карте мира. После свершившихся переделов в Восточной Европе осенью 1940 г. речь шла уже о Балканах (Румыния и Болгария), о Турции (черноморские проливы), об Иране.

Сталин предложил на берлинских переговорах поставить перед Гитлером вопрос о расширении сферы интересов СССР в Европе, а также на Ближнем и Среднем Востоке в Азии и закрепить решение этой проблемы соответствующим договором. Советские требования заключались во вводе войск в Болгарию, а также в предоставлении Советскому Союзу особых прав на Дунае и в его дельте. Что касается Турции, то здесь у Сталина были большие интересы, и он подтвердил, что турецкий вопрос и судьба Турции без участия Советского Союза решаться не могут. В своих директивах Молотову Сталин указал: «Если спросят о наших отношениях с Турцией — сказать о нашем ответе туркам, а именно: мы им сказали, что отсутствие пакта взаимопомощи с СССР не дает им права требовать помощи от СССР». Эта директива указывает на то, что турецкий посол А. Актай выразил НКИД СССР обеспокоенность своей страны по поводу роста напряженности на Балканах. На этот запрос 4 ноября был получен ответ, что СССР выражает «недоумение» на вопрос Анкары по поводу возможного оказания помощи Турции в связи с обострением ситуации на Балканах. Москва вспомнила, что между СССР и Турцией нет пакта о взаимопомощи. Но, видимо, советское руководство очень быстро забыло предложение Ш. Сараджоглу в сентябре-октябре 1939 г. и еще ранее предложение Турции 8 сентября 1939 г. обсудить проект такого договора. Поэтому известный русский историк Л.А. Безыменский назвал советский ответ Турции от 4 ноября не лишенным цинизма. Судьба Румынии и Венгрии интересовала Сталина, так как они граничили с СССР. В директивах Сталина Проливы отдельно не упомянуты. Зато советское руководство интересовалось, что думают Германия и Италия по поводу Греции и Югославии.

12-13 ноября речь шла в первую очередь о желании СССР присоединиться к Тройственному союзу (Германия, Италия, Япония), сформировавшемуся 27 сентября 1940 г., и разделе земного шара на сферы влияния между четырьмя союзниками. Советы желали взять контроль над Проливами. Соответственно они придавали большое значение договору с Болгарией, который поспособствует выходу советских войск к Проливам. На переговорах Молотов выпытывал у Гитлера его мнение по ряду проблем, в частности в вопросе о «Великой Азии». Он считал, что следует раскрыть проблему Турции, надо пересмотреть договор по Проливам в Монтре и разрешить советским военным кораблям свободный выход и возвращение в Черное море. Молотов предлагал позволить СССР за столом переговоров вернуть свои права на содержание военных баз в Проливах, регулярно представляющих угрозу ее безопасности. Также он считал необходимым обеспечить Болгарии выход к Эгейскому морю. Там же Молотов предлагал оказать давление на Турцию с целью исключить ее сотрудничество с Англией и привлечь к Тройственному союзу и выразил готовность немедленно подписать соответствующий протокол.

С начала войны власти Турции усилили контроль над Проливами, и это раздражало Советы. 14 июля 1940 г. катер «Москва» под советским флагом был остановлен у входа в Босфор, и СССР оценил это как дискриминацию. Когда советский посол С. Виноградов заявил, что нарушена статья четвертая договора Монтре, ему ответили, что Советам не подходит роль защитника этого договора.

В свою очередь, и Германия не была намерена допускать Советский Союз в Европу, в том числе и на Балканы. Соглашаясь с особыми привилегиями СССР в Черном море, Берлин был более заинтересован в том, что выход в океан для СССР пролегал через Персидский залив. После возвращения Молотова из Берлина советское руководство сделало ряд поправок к германскому проекту передела мира. По этому плану территории к югу от Баку и Батуми — Восточная Турция, Северный Иран, Ирак и вся территория вплоть до Персидского залива входили в зону советского влияния. А в Проливах на правах долгосрочной аренды предполагалось построить советские базы сухопутных и военно-морских сил. С этой целью Турция приглашалась присоединиться к Четверному союзу, и только после этого Германия, Италия и СССР давали ей гарантию территориальной целостности. В случае если Турция отклонит это предложение, все три государства для обеспечения своих интересов должны были предпринять соответствующие дипломатические и военные акции. Советская сторона предлагала, чтобы Болгария вошла в зону безопасности СССР и закрепила это подписанием обоюдного пакта о взаимопомощи. В своей беседе 25 ноября с германским послом фон Шуленбургом Молотов назвал заключение пакта Болгария — СССР и предоставление советским вооруженным силам права строить базы в Проливах важнейшим условием присоединения СССР к Тройственному союзу. В своем ультимативном заявлении германскому послу Молотов уточнил, что территория к югу от Баку и Батуми вплоть до Персидского залива должна рассматриваться как центр территориальных притязаний СССР. Это означало, что при изменениях статусов владений Британской империи СССР будет иметь право решающего голоса. В. Молотов требовал, чтобы пакт с Болгарией был заключен в ближайшие месяцы, и было предусмотрено строительство советских баз на Босфоре и Дарданеллах.

В секретной телеграмме, посланной вдогонку Молотову в Берлин, Сталин уточнял, что ввод советских войск в Болгарию задуман для охраны входа в Черное море и «этот вопрос особенно актуален теперь и не терпит отлагательства не только потому, что Турция связана с Англией, но и потому, что Англия своим флотом заняла острова и порты Греции, откуда она всегда может угрожать берегам СССР, используя свое соглашение с Турцией».

Как видим, в 1940 г. вокруг Турции закручивалась очень сложная дипломатическая игра с участием германского блока, Англии и СССР. В Берлине Молотов твердо потребовал у немцев поддержать интересы СССР в Турции. В первую очередь это было связано с Проливами, но не только. Из дополнительных инструкций Сталина видно, что Молотову давались полномочия обсуждать и раздел Турции. Нетрудно догадаться, что имелся в виду раздел Турции между СССР и Болгарией. И. Сталин считал, что мирное решение вопроса о Проливах невозможно без давления на Турцию в виде советских войск в Болгарии. Очень четко отражают ход мыслей И. Сталина слова, сказанные им Генеральному секретарю исполкома Коминтерна Георгию Димитрову 25 ноября 1940 г.: «Мы турок выгоним в Азию. Какая это Турция? Там два миллиона грузин, полтора миллиона армян, один миллион курдов и т. д^ Турок только 6–7 миллионов».

В дневнике Г. Димитрова есть и такая запись: «Сталин: Мы сегодня делаем болгарам предложение о заключении пакта взаимопомощи… Мы поддерживаем территориальные претензии Болгарии: линия Мидия — Энос, область западной Тракии, Дедеагач, Драма и Кавала… В отношении Турции мы требуем базы, чтобы Проливы не могли быть использованы против нас… Если такой пакт будет заключен, Турция не решится воевать против Болгарии, и все положение на Балканах иначе будет выглядеть». И. Сталин предложил Г. Димитрову посодействовать, чтобы это предложение дошло до самых широких кругов болгарского общества.

Также и В. Молотов, вернувшись из Берлина, послал временному поверенному в делах СССР в Софии А. Лаврищеву телеграмму с инструкцией, что если кто-то и сможет обеспечить безопасность Болгарии, так это только Россия. Молотов отмечал, что в новых советских предложениях будут даны заверения в сохранности нынешнего режима в Болгарии и удовлетворении территориальных требований Болгарии к Турции по поводу Восточной Фракии.

30 декабря 1940 г. в беседе с итальянским послом Россо Молотов вновь вернулся к проблемам, поднятым перед Шуленбургом. Советское руководство резко возражало против гарантий территориальной целостности Румынии, данных ей Италией и Германией. Молотов требовал у Россо объяснений. Заняв жесткую позицию по Проливам, Молотов желал знать: принимает ли Италия интересы СССР обеспечить свою безопасность в Черном море со стороны Проливов? И более того, готова ли Италия признать интересы СССР на Балканах и в Азии? Министр иностранных дел Италии Чиано провел соответствующие консультации со своим коллегой Риббентропом, который пояснил, что и Берлин и Рим считают Балканы сферой своих непосредственных интересов. Кроме того, Риббентроп поделился с послом Альфиери, «что у него сложилось впечатление, будто Молотов ведет двойную игру и хочет влезть в окно после того, как перед ним закрыли дверь». Поэтому он советовал занять гибкую позицию против русских и предлагал признать за русскими право считать Черное море внутренним морем России и других прибрежных государств, а также обещать им пересмотр конвенции, подписанной в Монтре. Но ни в коем случае не идти на уступки в Восточном Средиземноморье, учитывая возможную реакцию Турции.

Как известно, в середине декабря Германия уже спланировала нападение на СССР, а потому уже не было интереса вести какие-то переговоры. И хотя германо-советские переговоры в ноябре остались безрезультатными, но утечка определенной информации, иногда злонамеренно сливаемой Германией, заставляла Турцию с большим подозрением относиться к СССР.

В январе 1941 г. Германия предприняла попытки закрепиться на Балканах, особенно в Румынии и Болгарии; ответная реакция Англии не заставила себя ждать. 31 января У. Черчилль направил И. Иненю письмо, в котором обрисовал все неприятные для Турции результаты, которые сулит расквартирование в Болгарии германских войск, и попросил Турцию вступить в войну.

Возросшая угроза Балканам со стороны Германии привлекла внимание США к этому региону. С целью воодушевить балканские государства президент Рузвельт послал туда полковника Уильяма Донована, а 1 февраля 1941 г. его представитель прибыл в Турцию. Соединенные Штаты обещали оказать помощь Турции как стране, лицом к лицу стоящей перед германской опасностью. Однако Турция, заявив о своей приверженности Англии и США, тем не менее никаких конкретных обязательств на себя не взяла. Придание такого большого значения Балканам, и особенно Болгарии, было связано с тем, что эта страна находилась на главном направлении сухопутных дорог в Турцию и на Ближний Восток.

Чтобы предупредить германскую опасность и ослабить советское давление, Турция уделяла большое внимание отношениям с Болгарией. Турецкий посол в Болгарии Шевки Беркер вел напряженную работу по предотвращению немецкого вторжения в страну и наладил тесные связи с советской миссией в Софии. В секретном донесении советского посольства в Болгарии указано, что Ш. Беркера ни в коем случае нельзя причислять к сторонникам Германии. Идею создания «нового германского порядка» на Балканах Беркер оценивал как нарушение национального и государственного суверенитета народов. В советских донесениях указывалось, что Ш. Беркер очень близок с английским и американским послами в Софии. Таких отношений с представителями стран «оси» у него нет. Активная антигерманская позиция турецкого посла и его бурная деятельность завершились 17 февраля 1941 г. подписанием в Анкаре турецко-болгарской декларации, главным лейтмотивом которой была недопустимость использования территории Болгарии для нападения на Турцию. Немного погодя, 4 марта, фон Папен вручил И. Иненю личное послание Гитлера, который заверял президента, что не собирается нападать на Турцию.

Необходимость такого шага была вызвана тем, что 1 марта Болгария примкнула к Тройственному союзу и на ее территории стали накапливаться германские войска для нападения на Грецию. На всех советско-германских переговорах периода 1940–1941 гг. советские дипломаты подчеркивали, что Болгария входит в систему государственной безопасности СССР. Поэтому ввод немецких войск в Болгарию в марте 1941 г. был расценен Советами как «нарушение интересов безопасности СССР» и вызвал резкий протест советской стороны.

Нарастающее напряжение на Балканах подвигло министра иностранных дел Британии А. Идена в конце февраля провести в Анкаре серию переговоров в политических кругах Турции, в том числе и с Ш. Сараджоглу. В Анкару Идеи приехал через Афины, а затем продолжил переговоры на Кипре. По результатам этих переговоров и с целью создать единый антигитлеровский балканский фронт обратились к Югославии, однако Белград не только не ответил, но еще и 25 марта подписал в Вене договор, примкнув к Тройственному союзу. К договору был приложен и секретный протокол с обещанием при пересмотре границ на Балканах учесть и желание Югославии получить выход к Эгейскому морю и что даже, вероятно, будут признаны суверенные права Югославии в заливе и городе Салоники. Однако этот курс правительства вызвал в Югославии волну всенародного гнева, вылившуюся 27 марта в государственный военный переворот, и пришедший к власти генерал Д. Симович денонсировал Венский договор. В тот же день в Берлине было принято решение в ближайшие дни, как только позволят погодные условия, атаковать Югославию и Грецию. 6 апреля начались военные действия против Югославии, впрочем, недолго. 17 апреля Югославия и 21 апреля Греция капитулировали. Их территории были поделены на зоны оккупации между Германией, Италией и Болгарией.

После государственного переворота в Югославии в Великом Национальном Собрании Турции состоялись собрания фракций, на которых ряд депутатов настойчиво требовали немедленно вступить в войну на стороне Англии. А. Идеи также по ходу анкарских и кипрских переговоров оказал нажим на Ш. Сараджоглу с целью вступления Турции в войну уже весной 1941 г. Но начальник Генштаба Ф. Чакмак категорически воспротивился этому и заявил, что вступление Турции в войну в данный момент равносильно преступлению против турецкого народа.

У Турции возникли справедливые опасения, что Болгарию, как и Польшу, ожидает горькая участь быть разделенной между немцами и русскими. В прессе появились прогнозы развития событий, будто после Балкан наступит очередь Проливов, и тут уже Советы постараются не отстать от Германии. В этот тревожный, полный слухов и догадок момент Советский Союз объявил, что останется нейтральным в случае какой-либо агрессии против Турции. Турецкое правительство попросило письменно оформить это заявление, и 25 марта 1941 г. в Москве и Анкаре была опубликована советско-турецкая совместная декларация, в которой отмечалось, что в случае нападения какой-либо страны Турция может всецело быть уверена, что, исходя из имеющегося двустороннего договора, Советский Союз не воспользуется трудным положением Турции и останется нейтральным. Турция, в свою очередь, заверила, что, если СССР попадет в подобную ситуацию, можно быть уверенным в нейтральности Турции. Декларирование нейтралитета Турции сыграло большую роль в судьбе этого государства в годы Второй мировой войны.

Несмотря на декларированный нейтралитет, советские спецорганы продолжали собирать различные секретные сведения о Турции. Разведотдел Закавказского военного округа Красной Армии в апреле 1941 г. выпустил отдельной брошюрой с грифом «для служебного пользования» секретные материалы по внешней политике и внутреннему положению Турции. В ней указывалось, что в турецкой прессе звучат формальные изъявления дружбы с СССР. Но в Восточных вилаятах ведется устная антисоветская пропаганда. Деревенские старосты призывают ускорить ход работ на благо защиты родины и рассказывают о возможности скорой агрессии со стороны СССР. Там же приводятся разведсведения о размещенных в Эрзуруме, Сарыкамыше, Артвине и Восточной Анатолии частях турецкой армии, ее кадровом составе, вооружении, о мобилизации офицеров запаса и т. д..

А весной 1941 г. с целью усиления борьбы с турецким правительством были сделаны некоторые шаги по линии помощи Коминтерна турецким коммунистам. Только 10 апреля для работы среди молодежи Коминтерн выделил турецкой Компартии 600 долларов. Одновременно Совет Народных Комиссаров СССР принял решение, по которому Московский институт востоковедения запланировал на 1941 г. прием 120 слушателей на отделение турецкого языка, в то время как на арабское и фарсидское отделения было выделено гораздо меньше мест.

Интерес советских спецорганов к эмигрантским организациям выходцев с Южного Кавказа, выявление интересов германской разведки в соседних с СССР странах — Иране и Турции, расширение советской агентурной сети в этих странах говорит о раскручивании спирали борьбы за этот регион. Народный комиссар внутренних дел Азербайджанской ССР С. Емельянов в ноябре 1940 г. через резидентов германской разведки в Иране получил информацию, что слухи о нападении России на Турцию совершенно невероятны и что такая война сейчас произойти не может. По этой информации, Германия не может допустить, чтобы СССР расширялся в сторону Турции и Ирана.

Еще одно событие на Ближнем Востоке в апреле 1941 г. спровоцировало давление разных государств на Турцию. 5 апреля в Ираке германофил Рашид аль-Гайлани поднял восстание против англичан и захватил власть. Германия хотела послать ему помощь через турецкую территорию, но турецкое правительство отказало. Тогда же с подачи Германии французское правительство Виши пожелало вернуть утраченные позиции в Сирии, используя территорию Турции, но также получила отказ. Наконец, Турция отказала и Британии, намеревавшейся транзитом перевозить вооружения через ее территорию. Политика невмешательства в войну, невзирая на давление Германии, непредоставление никому своей территории в военных целях не только перекрыла странам «оси» путь на Восток, но и укрепила веру в действительный нейтралитет Турции.

Твердая позиция Турции косвенно способствовала тому, что в конце мая Британия смогла восстановить свой авторитет в Ираке. Ближневосточные проекты Германии потерпели фиаско, и Риббентроп дал команду вернуть переговоры с Турцией в рамки пакта о ненападении. 17 июня германский посол в Анкаре сообщил в Берлин, что текст германо-турецкого договора о дружбе и ненападении готов к подписанию. 18 июня министр Ш. Сараджоглу от Турции и фон Папен от Германии подписали этот договор. Стороны обязались уважать территориальную целостность и неприкосновенность национальных границ и отказаться от прямых или окольных попыток враждебной деятельности друг против друга. Договор от 18 июня не отменял обязательств Турции перед другими странами, и в первую очередь перед союзницей Англией. По требованию Турции это положение было включено в текст договора. Государственные деятели Турции, и особенно министр Ш. Сараджоглу, объясняли, что дружба Турции с Германией не противоречит ее союзничеству с Англией. По поводу подписания договора президент И. Иненю отметил, что отношения Турции и Германии в период балканских событий выдержали серьезные испытания: «Видя обеспокоенность Турции, фюрер Гитлер написал мне личное письмо с выражением дружбы к нашей стране, и я, по рекомендации правительства, ответил ему, и дальнейшая наша переписка создала атмосферу взаимного доверия, материализовавшуюся в турецко-германский договор 18 июня 1941 года».

Германо-турецкий договор вызвал недовольство США. Немедленно прекратились поставки оружия и снаряжения по ленд-лизу. В дальнейшем по настоянию Британии эти поставки были возобновлены, но уже в усеченном виде.

Не только США и Англия, но и Советский Союз с тревогой встретили этот рискованный шаг Турции. Известно, что в августе 1939 г. Советский Союз подписал такой же договор с Германией, и тогда этот акт вылился в мировую войну с разделом планеты на сферы влияния. Теперь мы можем оценить германо-турецкий договор как последнее мероприятие в процессе подготовки Германии к нападению на Советский Союз. В секретных дипломатических документах посольства СССР в Турции указывается, что «заключение 18 июня 1941 года пакта о дружбе с Германией, как хорошо было известно Сараджоглу, развязывало руки Германии для нападения на Советский Союз».

Однако надо учесть, что за четыре дня до заключения германо-турецкого договора, т. е. 14 июня, в газете «Правда» было напечатано заявление ТАСС, в котором отмечалось, что СССР и Германия неотступно выполняют условия пакта о ненападении и слухи о назревающей между ними войне абсолютно беспочвенны. В заявлении отмечалось, что СССР очень аккуратно выполняет поставки в Германию стратегического сырья, продовольствия и т. п. Столь успокаивающее сообщение официального Советского телеграфного агентства еще более подвигло турок на заключение с немцами договора о нейтралитете. Но спустя всего неделю после заявления ТАСС, 22 июня 1941 года, Германия напала на Советский Союз и мировая война вошла в новую стадию. Боевые действия на полях сражений сопровождались дипломатическими сражениями, в которых участвовали все страны — и воюющие, и нейтральные.