ГДЕ БЫЛО СПРЯТАНО ПИСЬМО

Ивер вошел в людскую; лицо его побагровело и взмокло от жары, но в особенности всех поразил его напряженный, немигающий взгляд, а еще больше — сверток с одеждой, который он по-прежнему держал под мышкой.

Ни слова не говоря, он бросился к столу и, схватив обеими руками кувшин с пивом, осушил его до дна. Казалось, только после этого он пришел в себя. Отняв кувшин от губ, он оглядел присутствующих, и рот его растянулся в приветливую и довольную улыбку, обнажившую два ряда белых зубов. Кивнув Свену, Ивер воскликнул:

— Я угадал! Сегодня вечером лиса задумала прокрасться в курятник и перегрызть горло цыплятам. А вообще-то ленсман просил меня передать, что он приглашает тебя в горницу. У него к тебе важное дело.

Свен вышел из людской, Ивер последовал за ним, но в дверях обернулся и, обратившись к обоим работникам, составлявшим всю прислугу Тюге, сказал:

— Не будете ли вы столь любезны, добрые люди, передать домоправительнице приказание ленсмана, чтобы она выставила мне угощение, самое лучшее, какое есть у нее в кладовой? Да только поживей, мне пора в дорогу!

С этими словами Ивер вышел к Свену, поджидавшему его в коридоре.

— Так ты, значит, кое-что выведал, — прошептал Свен.

— Я слышал весь их разговор. Они знают, кто ты, и догадались о наших замыслах. Ленсман написал письмо шведскому полковнику в Юнгсховед — просит прислать солдат, чтобы тебя схватить. Купец уже ушел с этим письмом.

— Вот проклятье! Купец, говоришь?

— Он самый, но заботу о нем я беру на себя! — ответил Ивер, сопроводив свои слова многозначительным жестом. — А как только я уйду, ты должен взять лошадь и как можно быстрей уехать отсюда. Ехать можешь любой дорогой, скажи только, где нам встретиться.

— Я поеду к лесу у Леккинде и буду поджидать тебя на опушке. Если ты меня не найдешь, пойди по санному следу…

— С богом, значит! Скорей вытребуй у ленсмана лошадь и уезжай отсюда! Он не посмеет тебе отказать, ведь при нем всего два работника.

Пожав Свену руку, Ивер вернулся в людскую, где между тем выставили на стол обильное угощение.

Ивер наелся до отвала и, осушив большую кружку меда, поднялся из-за стола.

— Благодарствуйте, добрые люди! Теперь я должен идти!

— Неужто вы уйдете в такую темень? — спросила домоправительница, которой разговор и обращение Ивера пришлись весьма по душе.

— Да, мне надобно сходить в Лундбю — договориться о постое. Кланяйтесь моему другу ленсману и поблагодарите его за угощение. Да, кстати о ленсмане, совсем было позабыл: он ведь велел, чтобы кто-нибудь из вас взял фонарь и посветил мне, пока я буду идти садом.

Работники зажгли фонарь и вдвоем проводили Ивера до садовой ограды. Здесь он перезарядил свои пистолеты и, спрятав их под курткой, перелез через забор и выбрался в поле.

— Не забудьте поклониться от меня моему другу ленсману! — крикнул он и скрылся из виду.

Тем временем щуплый купчишка брел по дороге в Юнгсховед, опираясь на толстую палку, которую для этой цели выдернул из плетня и обстругал. Он уже жалел, что предложил ленсману отнести письмо. Ему вспоминались рассказы про грабежи и убийства, в ту военную пору столь часто случавшиеся в округе. Местные жители почти всегда приписывали их Свену-Предводителю.

Купец то и дело озирался по сторонам; резкий порыв ветра, шорох падающих листьев — все заставляло его сердце биться так громко, что казалось, каждый мог бы его услышать. К тому же он понимал, что для нападения удобнее места не найти.

Докуда хватало глаз, не видно было ни единой постройки, ни следа какого-либо жилья. Вдоль проезжей дороги с обеих сторон тянулась изгородь из кустов орешника и ивняка, а непроглядная тьма, благоприятствовавшая любым вражеским проискам, еще умножала опасность.

Весь во власти охватившей его тревоги, Эспен услыхал шаги Ивера, который шел к нему через поле. Купец остановился и опасливо оглянулся назад, но было слишком темно, чтобы он мог разглядеть путника: он увидел лишь силуэт рослого, широкоплечего человека, который приближался к нему быстрым шагом, вполголоса напевая про себя какую-то песню.

Ивер предусмотрительно подвязал саблю чуть повыше, чтобы она своим звоном не оповещала всех прохожих о том, что он при оружии.

— С миром, добрый человек! — пронзительно крикнул купец, когда Ивер еще находился на расстоянии нескольких шагов.

— Спасибо! — ответил Ивер и улыбнулся, заметив, что в голосе Эспена звучал неподдельный страх.

— Сдается мне, нам по пути! — торопливо добавил купец. — Так давайте составим друг другу компанию!

— Ладно! — ответил Ивер.

Эспен, обрадовавшийся было встрече, после этих немногословных ответов заметно приуныл. Прежний страх овладел им с новой силой, и купец торопливо подался в сторону, чтобы держаться на некотором расстоянии от Ивера. Но, поскольку разговор заглох, он набрался смелости и начал:

— По правде говоря, в такую темь не дело пускаться в дальний путь!

— А далеко вам идти?

— Да нет, отсюда до моего дома рукой подать. Вот только мне еще в Юнгсховед наведаться надо. Но позвольте узнать: вам со мной по пути?

— Выходит, так.

— Отлично! — продолжал Эспен. — Значит, мы пойдем туда всей компанией, со мной ведь приятели.

— Приятели, говорите? — переспросил Ивер тоном, который должен был еще больше напугать купчишку.

— Да, со мной несколько человек! Они, бог свидетель, вперед ушли!

— Ах вот что, — уже спокойнее отозвался Ивер, — оно и правда негоже так поздно отправляться в путь одному, когда злые люди и разбойники рыщут по округе. Видите за оградой высокий дуб? На нем недавно вздернули человека, перво-наперво сорвав с него всю одежду!

— Боже, спаси и помилуй! — прошептал купец, у которого от страха подогнулись ноги: не будь у него палки, он наверняка рухнул бы на землю.

— А еще, — продолжал Ивер, — чуть подальше к северу, у дороги, — засада. Свен-Предводитель со своими людьми не пропускают ни одного путника, не обыскав его самым дотошным образом.

— А зачем им обыскивать путников?

— Да чтоб увериться, не несет ли кто с собой записки или письма для передачи шведам. Помилуй бог того несчастного, кого на этом поймают. Хоть панихиду по нем справляй.

Против ожидания, эта угроза, произнесенная с должной выразительностью, не произвела на купца особого впечатления. Он невозмутимо ответил:

— При мне нет никакого письма!

— И при мне тоже нет! — отозвался Ивер.

— А вам доводилось встречаться со Свеном-Предводителем и его людьми?

— Раз-другой доводилось, но меня они не тронут.

— Это по какой же причине?

— Как-то раз я выручил Свена из беды, и он открыл мне такой знак, чтобы его люди отпускали меня с миром.

— Какой же это знак?

— Он для меня одного, не для других. Так где же ваши приятели?

— Уж, верно, сидят вон в том трактире, — сказал Эспен, показывая на дом, стоявший чуть поодаль у самой дороги. — Если вы не прочь туда зайти, я попрошу хозяина налить нам по кружке меда, и мы выпьем за доброе знакомство.

— Будь по-вашему, — отвечал Ивер. — Ступайте вперед, я следую за вами, — добавил он, когда они подошли к дому.

Дверь в трактире была совсем низкая, даже Эспену пришлось пригнуться, чтобы войти. Ивер, сначала заглянул внутрь через слюдяное окошко, затем, отстегнув саблю, спрятал ее под соломенной крышей, стянул на груди куртку так, чтобы не было видно пистолетов, и лишь после этого последовал за купцом.

В трактире за картами сидели двое шведов: барабанщик и старый седой артиллерист. У стойки дремал трактирщик. Эспен подошел к нему, тронул за плечо и попросил налить две кружки меда.

Ивер между тем расположился на скамье в некотором отдалении от шведов. Солдаты, бросив карты, уставились на пришельцев. Один из них, обернувшись к Иверу, спросил:

— А вы что за люди?

Ивер улыбнулся и, показав на Эспена, прошептал:

— Вон тот человек богач! Он всех угощает медом!

Это разъяснение чрезвычайно воодушевило шведов. Один из них тотчас поднялся и подошел к стойке.

— Эй, ты! — крикнул он трактирщику. — Чего зеваешь? Не слыхал, что ли? Господин этот велел тебе налить по кружке крепкого меда солдатам его величества шведского короля!

Эспен и трактирщик с одинаковым изумлением воззрились на солдата. Купец первым овладел собой; обернувшись к седому артиллеристу, он сказал:

— Верно говорите, господин солдат! Я охотно угощу вас кружкой меда!

— Так поворачивайся, же, хозяин! — крикнул барабанщик из-за стола. — Слышишь, что сказал тебе этот добрый человек? А кто сказал раз, тот скажет и два — посему подай нам две кружки!

Рот у Эспена искривился горькой улыбкой, но он ответил:

— Бог свидетель, у меня только и есть при себе, что вот эти две марки! Но я согласен потратить их для вашего удовольствия.

Трактирщик поставил на стол четыре оловянных кружки и полный до краев кувшин с медом.

Началась попойка. Эспен оказался между обоими шведами, которые принуждали его осушать кружку за кружкой. Ивер смирно и молча сидел в другом конце комнаты, где устроился с самого начала.

Наполнив кружки, артиллерист встал и, подмигнув своему приятелю, воскликнул:

— За здоровье шведского короля Карла Густава! Да пошлет ему бог славный аппетит, чтобы он поскорей проглотил Данию!

Эспен чокнулся со шведами, и те протянули ему руки через стол. Недоумевая, что бы все это значило, Эспен ответил на рукопожатие.

— А ты что же? — обернулся к Иверу седой артиллерист.

— Ох, господин солдат, — жалобно отозвался Ивер, — какая польза великому королю от того, что какой-то нищий крестьянин выпьет за его здоровье? Сегодня у меня и без того с утра голова гудит, не гожусь я вам в собутыльники.

С этими словами Ивер уронил голову на руки, показывая, что хочет вздремнуть.

— Бог с ним! — воскликнул артиллерист. — Нам больше меда достанется, только и всего!

Эспен скоро сообразил, что в этой попойке ему несдобровать. Мед уже начинал ударять ему в голову, а шведы все подливали и подливали ему, заставляя его всякий раз осушать кружку. Он решил, что самое верное — притвориться пьяным, и потому начал распевать и горланить еще громче самих солдат.

— Таким хватом, как ты, мы еще будем гордиться! — сквозь смех прокричал артиллерист.

«Что он хочет этим сказать?»— подумал Эспен.

— А какое было прежде у тебя ремесло?

— Почему это «прежде»? Я и сейчас торгую вразнос мелким товаром!

— Тьфу, так ты, значит, лоточник, — хорош из тебя стрелок, ничего не скажешь!

Эспен улыбнулся и подумал: «Кажется, артиллерист уже хватил лишнего, он заговаривается».

— А ты с охотой берешься за новое ремесло? — продолжал солдат, разливая остаток меда по кружкам.

— Вы, наверно, хотели сказать — за старое ремесло? — со смехом переспросил Эспен.

— Нет, черт побери! Я толкую с тобой о твоем новом ремесле!

— Ты же четверть часа назад вступил в новую должность! — пояснил барабанщик.

«Что один, что другой, — подумал Эспен, — оба уже пьяны. Тем лучше для меня!..»

— Я торгую два с лишним десятка лет, — добавил он уже вслух.

— Оно, может, и так, но в солдатах ты всего-навсего двадцать минут!

— В солдатах?! — повторил Эспен, оторопело уставившись на собутыльников.

— Нечего сказать, хорош купчишка! — воскликнул артиллерист. — Сперва пил с солдатами за здоровье короля, а ведь это значит, что ему по душе наш мундир! Потом мы ударили по рукам в знак того, что он завербован, а теперь он вдруг вздумал отпираться!

У Эспена затряслись руки и ноги. В эту минуту он охотно променял бы шумное общество в трактире на темную пустынную дорогу, еще недавно казавшуюся ему такой зловещей.

— Да что вы, господин военный! — простонал он чуть не плача. — Я старый человек, какой из меня солдат? К тому же у меня подагра и ноги плохо ходят.

— Это твое дело, — прогремел артиллерист, — не стану же я таскать тебя на руках!

— Говоря по правде, — вмешался барабанщик, — солдат из него и впрямь никудышный!

— Видит бог, — со слезами подтвердил Эспен, — совсем никудышный!

— Так уж, видно, придется ему выставить за себя кого-нибудь другого!

— Да, иного выхода нет, разве что он откупится деньгами!

Эспен уже начал понимать, куда клонят шведы. От этого страх его несколько поубавился, и он спросил со вздохом:

— Во сколько же мне это встанет?

— Да самое малое пятьдесят ригсдалеров серебром.

— Пятьдесят ригсдалеров серебром! — повторил купец, закатывая глаза к темному дощатому потолку. — Да я таких денег отродясь в руках не держал!

— Что ж, коли так, нашему королю Карлу будет больше пользы от доброго воина, чем от каких-то пятидесяти монет. А по тебе, купец, видно, что со временем ты станешь отличным солдатом.

— Делайте со мной, что хотите, но клянусь, нет у меня таких денег!

— Как ты полагаешь, дружище, может, снизойдя к бедности нашего купца, скостить эту сумму до тридцати ригсдалеров?

— Пожалуй, — отвечал артиллерист, — но уж больше не уступай ни одного скиллинга!

— Постойте, добрые люди! — воскликнул Эспен. — Я выслушал ваше предложение. Теперь выслушайте мое.

— Давай выкладывай!

— У меня нет таких больших денег, каких вы требуете, но сейчас я держу путь в замок Юнгсховед, что в одной миле отсюда, там живет мой приятель, который, может статься, ссудит мне эти деньги. Так что, если кто из вас согласен проводить меня в замок, он и деньги получит, и еще кое-что заработает за свой труд.

— Не худо придумано, — ответил барабанщик, поднимаясь со скамьи. — Пошли в Юнгсховед! А то ведь уже и впрямь поздно.

На какое-то мгновение Эспен заколебался. Затем, подойдя к Иверу, тронул его за плечо:

— Готовы вы идти дальше, приятель?

— Готов, — отвечал Ивер, поднимаясь с места.

— Я подожду тебя здесь, в трактире, — сказал артиллерист, располагаясь ко сну на скамье.

Эспен плотно застегнул ворот камзола, натянул на уши шапку, затем взял свою палку и вместе с барабанщиком вышел из трактира. Ивер задержался в комнате. Подойдя к трактирщику, он шепнул:

— Живо, Якоб, наполни-ка мне трехчетвертную бутыль медом и водкой — того и другого поровну. Завтра на обратном пути я с тобой расплачусь.

Трактирщик бросился к стойке.

— Не беспокойся, Ивер, — прошептал он в ответ, смешивая напитки, как его просили, — расплатишься со мной, когда сможешь.

Получив бутыль, Ивер вышел из комнаты, вытащил из-под соломенной крыши саблю и бросился догонять своих попутчиков.

Эспен заметно приободрился оттого, что теперь его сопровождал шведский солдат, который был заинтересован в его благополучном прибытии в Юнгсховед.

Ивер молча следовал за ними, размышляя о том, каким способом отделаться от барабанщика. Когда они отошли на изрядное расстояние от трактира, он вынул из кармана бутыль и крикнул:

— Прошу вас, господин купец! Отпейте глоток из этой бутыли! Очень полезно от холода!

— Эй ты, мужичье! — воскликнул барабанщик. — Ты, значит, носишь с собой водку? А ну, дай пригубить!

Ивер протянул ему бутыль.

— Ух ты! — крякнул швед, отхлебнув из бутыли сколько было можно. — Глотку жжет хуже огня, но ты верно сказал: от холода это большая подмога.

Отпив из бутылки еще несколько глотков, он заткнул ее пробкой и крикнул Иверу:

— Я сам ее понесу, чтобы тебе легче было!

Сунув бутылку в карман, он зашагал дальше. Эспен подозрительно покосился на Ивера, но тот только улыбнулся в ответ. Теперь он добился того, чего хотел.

Крепкий напиток скоро возымел свое действие. Швед все время жаловался на холод и всякий раз отпивал из бутыли большой глоток. Скоро он затянул песню и начал пошатываться, ноги у него заплетались. Эспен попытался было выманить у него бутыль, но барабанщик лишь еще отчаяннее вцепился в нее. Скоро ноги и вовсе перестали его слушаться. Его шатало из стороны в сторону, а потом он свалился на землю. Эспен тщетно пытался его поднять.

— Брось ты это, приятель! — сказал Ивер. — Шведа нам все равно на ноги не поставить.

— Это все ваша вина! — сердито отозвался купчишка. — Зачем вы дали ему бутыль?

— Нет уж, господин купец! Это твоя вина! А теперь давай потолкуем с глазу на глаз!

— О чем это вы? — спросил Эспен, весь дрожа от страха.

— Куда ты спрятал письмо, которое обещал отнести в Юнгсховед шведскому полковнику?

— Письмо? Полковнику? — пробормотал Эспен. — Нет у меня никакого письма.

— Зря отпираешься! Я ведь был в горнице, когда Тюге Хёг его писал, а потом вышел тебя проводить.

— Господи помилуй и спаси меня, бедного! — простонал купец, опускаясь перед Ивером на колени и воздевая руки к небу. — И не совестно вам возводить на меня напраслину? В Вордингборге у меня жена и трое безвинных крошек.

— Письмо! Давай письмо! — приказал Ивер, вынимая из-за пазухи пистолет.

— Да нет у меня никакого письма! — всхлипывая, уверял Эспен. — Раз уж вы слышали все, что говорилось у ленсмана, так уж, верно, знаете, что Тюге Хёг напоследок передумал и не стал посылать письмо, решив, что сам поедет в Юнгсховед завтра утром. Он сказал мне это, когда провожал меня, а сегодня я иду в Юнгсховед по своим делам.

— А ну-ка, покажи свои карманы! — распорядился Ивер, не зная, чему верить.

— Извольте! — отвечал Эспен, вытянувшись перед ним.

Ивер тщательно обыскал одежду купца, посмотрел в карманах, в рукавах, ощупал подкладку, но письма не нашел.

— Теперь вы мне верите? — спросил Эспен.

— Как видно, придется поверить, — удрученно отозвался Ивер.

Они пошли дальше, впереди — купец, а за ним — Ивер, недоумевая, куда же могло деться письмо.

— Стой! — спустя минуту окликнул он купца. — Давай-ка я загляну в твои ботинки.

— Глядите, — отвечал Эспен и, опираясь на палку, снял сначала один, затем другой ботинок,

Письма в них не было.

И снова путники зашагали дальше. И снова Ивер остановил купца:

— Я забыл осмотреть твою шапку!

Сняв шапку, Эспен протянул ее Иверу, и по губам его скользнула легкая, едва заметная улыбка. Однако острый, проницательный взгляд Ивера тут же ее уловил, — участь Эспена была решена.

За поворотом уже виднелась конечная цель их пути — замок Юнгсховед теперь отчетливо выступал на фоне леса, темной полосой тянувшегося по снежному покрывалу. Купец облегченно вздохнул; с каждым шагом он все дальше уходил от грозящей ему опасности. Он уже различал черные силуэты часовых на валах; на башенных шпилях, поскрипывая, вертелись флюгера. Путники подошли к подъемному мосту. Силы Эспена были на исходе, однако теперь он шагал шире и быстрее прежнего. И вдруг Ивера осенила догадка. Он ухватился за палку Эспена, но купчишка резко дернул ее к себе. Тогда Ивер схватил купца поперек туловища и, подняв его над перилами моста, сбросил в ров.

Он услышал сдавленный крик, затем слабый стон. С вала грянул ружейный залп, но Ивер метнулся в сторону и убежал.

Сбрасывая купца в ров, Ивер выхватил у него палку — бузинный сук. Сердцевина у него была выскоблена, и в образовавшееся отверстие Эспен спрятал письмо.