Вверх по коричневой лестнице

В виду тяжести преступления все подсудимые, обвиненные в содействии ему, подлежат суровому наказанию... Именем рейха Мартин Борман, родившийся 17 июня 1900 года, уроженец города Хальберштадт, приговаривается...

Эти строки были зачитаны не во Дворце юстиции Нюрнберга в 1946 году, а за два с лишним десятилетия до того октября 46-го, в Имперском суде Лейпцига — одного из крупнейших центров Веймарской Республики.

Двадцатичетырехлетний управляющий поместьем крупнейшего мекленбургского помещика Г. фон Трайенфельза, впоследствии рейхсляйтер НСДАП Борман, и сельскохозяйственный работник Рудольф Гесс, в будущем комендант концлагеря в Освенциме, обвинялись в убийстве учителя Вальтера Кадова...

Итак, свою политическую карьеру Борман начинал с уголовного преступления. Отделался он тогда, надо сказать, легким испугом и мягким приговором: в счет положенного ему судом года с небольшим(!) тюрьмы были отнесены месяцы предварительного заключения и следствия.

Впрочем у уголовного дела Бормана была тогда не только чисто криминальная, но и политическая подсветка. На сей счет имеется документ, подписанный не кем иным, как самим рейхсляйтером. Без всяких комментариев — они здесь просто излишни — привожу официальное письмо Бормана. Вот оно:

Ведомство кадров                                                                                        31 декабря 1938 года рейхсфюрера СС [1]

Берлин,

Принц Альбрехт штрассе, 8

Касательно: награждение Орденом крови.

В соответствии с новыми предписаниями за пребывание в течение более 13 месяцев в тюрьме фюрер вручил мне Орден крови.

Хайль Гитлер!

М. Борман».

Мартин Борман — не только зловещая, но и в высшей мере загадочная фигура на политической сцене фашистской Германии. Почти непроницаемым покровом тайны окружена его карьера в годы репетиций нацистских вожаков в середине 20-х — начале 30-х годов.

Тем не менее кое-какие (я бы сказал, вехового порядка) подробности удалось установить. Так, летом 1926 года Бормана видели в Веймаре среди участников съезда «национал-социалистской рабочей партии» (НСДАП). К этому времени, считается, относится его знакомство с Адольфом Гитлером, который после выхода из тюрьмы за попытку «пивного путча» приступил к восстановлению потерянных за период «отсутствия» ведущих позиций в набиравшей энергию НСДАП.

Любопытно, что формально Борман вступил в нацистскую партию лишь в 1927 году, когда костяк НСДАП уже оформился (партийный номер Бормана 60 508). Приверженность же фюреру от начала выказывать еще в 1925 году, когда в Ганновере на совещании руководителей «северного крыла» партии Гитлер одержал победу над своими конкурентами — братьями Отто и Грегором Штрассерами. А через несколько месяцев после решающего сражения на сборище гауляйтеров (руководителей партийных округов) в Бамберге Борман становится (и надолго, вплоть до 45-го) верноподданнейшим слугой бывшего ефрейтора-дезертира, а отныне главаря германского фашизма.

Усердие и преданность Бормана были замечены и отмечены. Вскоре после веймарского съезда Гитлер назначает его шефом службы печати в земельной организации национал-социалистов в Тюрингии. Надо сказать, что печатной пропаганде Гитлер, прокладывая себе путь к власти, уделял особое внимание. Пресс-бюллетень «Национал-социалистские тетради», «Письма национал- социалистов», «Фёлькишер беобахтер», ставший впоследствии официозом НСДАП,— все эти пропагандистские удобрения призваны были унавоживать идейную почву фашистов, вербовать в их стан все новых и новых поборников.

Трудно, конечно, догадываться, по каким соображениям Гитлер выдвинул Бормана, не отличавшегося, мягко говоря, «пропагандистским искусством» (шесть классов есть шесть классов). Скорее всего, решающее значение имела фанатичная преданность Бормана идеям «движения» и лично его вождю.

Впрочем, в должности тюрингского идеолога НСДАП Борман пробыл всего два года (1927—1928). В канун 1929 года он переезжает в Мюнхен, где разместился «коричневый дом» — официальная резиденция Гитлера. Как раз тогда будущий рейхсфюрер СС Гиммлер предлагает своему боссу создать нечто вроде партийной жандармерии — охранные отряды. Те, что вскоре стали наводить ужас сначала в Германии, а затем в Европе,— СС.

В эсэсовском генеральном штабе Борман пробыл недолго — до августа 1930 года. А затем...

Затем начинается просто головокружительная карьера гитлеровского паладина. Дело в том, что у бывшего управляющего имением прусского ландскнехта обнаружились и были высоко оценены финансовые способности. Ему было поручено руководить «кассой взаимопомощи».

Под столь знакомым и привычным для любого читателя названием нацистская верхушка начала создавать механизм финансирования НСДАП. Безобидное название и официальное предназначение «кассы» — оказание денежной помощи семьям погибших штурмовиков стали той «крышей», под которой бюджет НСДАП накачивали сильнодействующими экономическими инъекциями промышленные и финансовые воротилы Германии. «Касса» пополняла свои авуары под эгидой штаба заместителя Гитлера по партии (этот второй в иерархии пост позднее займет сам Борман) тридцатилетнего Рудольфа Гесса.

На чем строились и как складывались отношения экономических тузов и нацистов, отношения, в развитие и укрепление которых внес немалый вклад сгинувший рейхсляйтер? Проясним это на достаточно свежем и любопытном материале, ставшем известным в связи с аферой Флика, как окрестили скандал, потрясший Западную Германию в середине 80-х годов.

Изучая обстоятельства, связанные с финансированием концерном Флика правых партий и политических деятелей сегодняшней ФРГ, историк и публицист Клаус Науман в 1985 году приводит, по его выражению, «хронику скандалов», сопутствующую жизненному пути семейства Фликов.

Так, одна из преступных сделок в расследовании политических махинаций Фликов значится как «Скандал № 2: финансирование НСДАП, СС и гитлеровцев» или Как концерн может создать «правильное» для себя правительство?»

Впрочем, пусть об этом расскажет сам автор. «Флик,— детализирует Науман,— довольно поздно установил контакты с нацистской партией и ее политическими деятелями... через свою «правую руку» в руководстве концерна Отто Штейнбрика. Процесс сближения, который в 1932 году перешел в отношения взаимопомощи, был разоблачен на Нюрнбергском процессе по делу Флика.

Штейнбрик много лет спустя писал, что с 1931 года между концерном Флика и рейхсфюрером СС (сиречь Гиммлером.— В. И.) существовало «соглашение» о прямых отчислениях руководству СС. В 1932 году Штейнбрик оказался среди основателей так называемого кружка Кепплера, через который НСДАП устанавливала контакты с промышленными кругами и который служил «руководящим центром» политики союзов крупного капитала. 18 мая 1932 года Гитлер провозгласил в этом кружке свою программу: «Роспуск профсоюзов и роспуск партий за исключением НСДАП». «Никто,— сообщил Кепплер в 1946 году на заседании Нюрнбергского трибунала,— не выдвинул никаких возражений». У Флика, по-видимому, тоже не было никаких возражений, так как весной 1932 года он передал Гитлеру свои первые крупные пожертвования в размере 100 тыс. рейхсмарок...

Понятно, Флик был не единственным монополистом, поддерживавшим нацистов еще до января 1933 года, то есть до их прихода к власти.

В высшей степени убедительным и впечатляющим примером взаимоотношений воротил большого бизнеса и нацистской верхушки мне представляется история «главного оружейника» рейха, крупнейшего промышленного магната Круппа. Это он был среди тех, кто осенью того же 1932 года, отбросив всякие колебания, окончательно поставил на Гитлера, в котором увидел «человека в седле». Через три недели после прихода нацистов к власти Крупп на совещании 25 крупнейших монополистов выразил фюреру от имени «Имперского союза германской промышленности» единодушную поддержку и призвал (с подачи Геринга) своих коллег финансировать нужды гитлеровцев.

«Призыв» сработал: по свидетельству ежемесячника «Блеттер фюр дойче унд интернационале политик» (1984. № 12), было собрано свыше 3 миллионов марок.

Забегая вперед, отметим, что монополистический и финансовый капитал, вложивший немалые средства в фашистское движение, не остался внакладе. Годы фашизма явились для него весьма прибыльными. Так, если в 1933—1934 годах концерн Круппа получил 6,65 миллиона рейхсмарок чистой прибыли, то в 1938—1939 годах — уже 21,11 миллиона, то есть его доходы возросли более чем в 3 раза. Другой немецкий концерн — «ИГ Фарбен индустри» за семь предвоенных лет увеличил прибыли более чем в 9 раз. Доходы одного из крупнейших банков того времени — «Дрезденербанк» с 1,6 миллиона рейхсмарок в 1933 году выросли до 9 миллионов марок в 1940-м...

Но до этого вожделенного для Круппа, Шахта, Кеттгена и прочих периода деньги текли в ином направлении— от них в «кассу взаимопомощи» НСДАП, которой заведовал Мартин Борман. Взаимоотношениям нацистских верхов и промышленно-финансовой олигархии, делавшей ставку на Гитлера, главбух НСДАП старался придать характер перманентного оброка (со стороны последних, конечно).

Вскоре после упомянутого совещания летом 1933 года «брак по расчету» был официально узаконен. Магнаты, кровно заинтересованные в технической подготовке войны, промышленники, восторженно воспринимавшие гитлеровский принцип «социализации» — сиречь резкое усиление государственно-монополистического регулирования экономики,— охотно пошли на создание специального общегерманского фонда вспомоществования фашизму. Социальная бухгалтерия учрежденного «фонда немецкой экономики имени Адольфа Гитлера (!)» выглядела следующим образом — четыре раза в год перечислять на счет НСДАП как минимум 5 процентов от суммы заработной платы, выплаченной за предыдущий, 1932 год.

Сколько усердия, старания и педантичности вкладывал Борман в порученное ему фюрером дело! Архив «фонда» до наших дней не дошел. Но вот в мюнхенском Институте современной истории известному историку и писателю Льву Безыменскому (он, кстати, автор первой, и единственной, в СССР книги о Бормане, вышедшей в 1964 году) удалось найти нечто любопытное. «Фонд» (по-немецки ФАГ: «Fond Adolf Hitler»), отмечает писатель, имел положение исключительное. Так, различные нацистские инстанции были не прочь собирать деньги по собственному разумению, превращая эту процедуру в «ленные поборы». Однако Мартин Борман навел здесь порядок, выпустив от имени Гесса такую вот директиву:

«Настоящим категорически запрещаю всем членам и инстанциям партии, всем ее организациям собирать денежные пожертвования у тех предприятий, которые могут документально подтвердить свое участие в ФАГ. я отдал распоряжение всем этим фирмам докладывать мне о тех организациях, которые, несмотря на запрет сбора денег у участников ФАГ, продолжают подобные действия.

Инструкции о практическом применении этой директивы издаст начальник моего штаба.

Рудольф Гесс.

Мюнхен, 1 июля 1936 года».

Ретивый главбух, казначей и «начальник моего штаба» Мартин Борман в тот же день издает соответствующую инструкцию, которая делает исключение только для так называемого «фонда зимней помощи». Все же остальные сборы должны уступить место ФАГ. Фирма, внесшая деньги в «фонд», получала удостоверение и так называемую «красную марку» (в разные годы фашистского правления марка была красного, синего или другого цвета).

Когда же руководство ФАГ пожаловалось в ноябре 1937 года Гессу на нарушение этого запрета, тот отдал директиву за № 163/37, в которой подтвердил, что «запрет иных сборов в пользу сборов для ФАГ отдан по личному указанию фюрера». В директиве указывалось: «Средствами ФАГ лично распоряжается сам фюрер для финансирования важных мероприятий».

Борман, как верный паладин Гитлера, со свойственной ему скрупулезностью следил за тем, чтобы гауляйтеры вовремя собирали дань в ФАГ. Так, 2 августа 1938 года гауляйтер Бюркель получил от Бормана самый настоящий нагоняй: «Я, как управляющий ФАГ, не могу отказаться ни от одного взноса». И затем: «ФАГ не является обычным фондом, а действительно находится в личном распоряжении фюрера».

Было бы нелепо предполагать, что внакладе остались сами вожаки нацистского движения. Нет, они имели прямое отношение к тем поистине гигантским доходам, которые поступали в кассу взаимопомощи М. Бормана.

Мне доводилось беседовать по интересовавшим меня аспектам диффузии капитала и нацизма с видным теоретиком революционного движения, членом Политбюро ЦК СЕПГ Альбертом Норденом. Главари нацистского рейха с первых лет существования последнего становились крупными монополистами. А. Норден указывал, что наиболее доказательным примером был Герман Геринг, который стал владельцем созданного в 1937 году крупнейшего военно-промышленного концерна, объединявшего 177 заводов, 69 горнопромышленных и металлургических предприятий, 15 строительных фирм и т. д.

Итак, «касса» Мартина Бормана процветала. Он и Гесс оказались чрезвычайно нужными в то еще неустойчивое для нацистского движения время. Нужными и капиталу, и нацизму.

Чтобы понять перипетии дальнейшей карьеры «героя» нашего повествования, его место и роль в судьбе фашистского рейха до и после его крушения, необходимо хотя бы бегло прочитать страницы биографии наиболее крупных фигур на нацистской сцене. Сделать это надо, думается, по двум причинам. Прежде всего, молодой читатель располагает достаточно отрывочными сведениями о бонзах «третьего рейха», что объяснимо: ключевым персонажем фашистской Германии был Гитлер и о нем у нас знают довольно много[2]

А вот какую роль играл каждый из его приближенных, каков характер их связей — это менее известная страница. И во-вторых, познакомиться — хотя бы в общих чертах — со столпами рейха следует по причинам, которые помогут в политическом поиске рейхсляйтера Бормана...

Свою «команду» Гитлер начал набирать еще в 20-е годы, задолго до похода на Берлин. В нее, по его разумению, должны были войти люди, беспрекословно преданные «идеям» каннибала XX века.

Из книги Гитлера «Майн кампф»:

«..Все, что не является полноценной расой на этой земле,— плевелы. Мы должны развить технику обезлюживания. Если вы спросите меня, что я понимаю под обезлюживанием, я скажу, что имею в виду устранение целых расовых единиц... Конечно, я имею право устранить миллионы низшей расы, которые размножаются, как черви!»

Перед тем как развязать агрессию, эти каннибальские идеи превращались в детальные инструкции, подробные распоряжения, методические указания, а затем в массовые репрессии.

Особое внимание Гитлер уделял политическому оболваниванию масс. Из опубликованных стенограмм бесед главного редактора крупной и влиятельной консервативной газеты того времени «Лейпцигер нейстен нахрихтен» Р. Брайтинга с фюрером НСДАП становится ясным, к чему и как готовил Гитлер Германию.

В стенограмме Брайтинга читаем[3]:

«Гитлер (с надеждой): «И у нас когда-нибудь будут большие газеты. Но сейчас все дело в том, чтобы нашлись разумные редакторы, которые бы разъяснили нашей интеллигенции и буржуазным кругам, в чем суть борьбы НСДАП за новую Германию. Мы ведь стоим на пороге эпохи, ничего похожего на которую в истории Германии не было. Мы переживаем поворотный момент, когда буржуазии надо решить, выбирает ли она большевистский хаос в Германии, а затем и в Европе, или же национал-социалистскую Германию и новый порядок на нашем континенте. Чтобы легче было принять решение, нашей интеллигенции, буржуазии и армии необходимо разъяснить некоторые меры, касающиеся нашей социальной структуры и нашей исторической борьбы».

«Разъяснить некоторые меры» Гитлер поручает Йозефу Геббельсу, ставшему главным глашатаем рейха и оставшемуся им вплоть до позорного конца обоих. Из второй беседы фюрера с Брайтингом процитируем слова Гитлера о Геббельсе и пропаганде[4].

«Когда речь зашла о Геббельсе и его выступлениях, Гитлер сказал: «Выступления д-ра Геббельса — не пустословие. Мой руководитель пропаганды — это вождь психологической войны. Если я приду к власти, я создам министерство пропаганды, которое займет столь же важное место в правительстве, как и МИД или в армии — генеральный штаб».

Тем, кому довелось впоследствии знакомиться с личностью и «наследием» «вождя психологической войны», не могли не удержаться от крепких эпитетов — маньяк и фанфарон, игрок и позёр, бабник и карьерист. Самые разоблачительные данные о «цицероне» фашистского рейха в... дневнике самого Геббельса, найденном в последние часы войны советскими войсками.

Военная переводчица, а впоследствии писательница Е. Ржевская проделала спустя годы золотарскую работу, копаясь в откровениях «вождя психологической войны». Это был, по свидетельству писательницы, десяток толстых тетрадей, убористо исписанных прямыми с нажимом буквами, тесно наседающими одна на другую, неразборчивыми. Первые тетради дневника относились к 1932 году, последняя оканчивалась серединой 1941 года.

Особый интерес, на мой взгляд, представляют записи Геббельса, датируемые июнем 1941 года. Они восстанавливают атмосферу пропагандистских провокаций в канун разбойничьего нападения на СССР.

Из дневника Геббельса:

«20 июня.

...Обращение фюрера к солдатам восточной армии отпечатано, упаковано и разослано. Но подлежит переделке из-за неточного объяснения сути германо-русского пакта.

21 июня.

...Испытывал новые фанфары. Теперь нашел нужные.

После обеда работал в Шваненвердере. Там я более спокоен и сосредоточен.

...В Лондоне теперь правильно понимают в отношении Москвы. Войну ожидают каждый день.

...Фюрер очень доволен нашими фанфарами, он приказывает еще кое-что добавить. Из песни «Хорст Вессель»...»

Из записей, сделанных в роковое воскресенье 22 июня, видно, с какой методичностью Геббельс описывает, как всегда, истекший день. И хотя в те часы, когда он это пишет, мир уже потрясен известием о нападении на Россию и поступают новые сведения с Восточного фронта, он долго болтает в дневнике о том и сем — о прослушивании новых фанфар, о беседе с актрисой, приглашенной сниматься в новом военном фильме, о завтраке в честь Паволини, об обеде, устроенном им для итальянцев у себя в Шваненвердере,— прежде чем подойти к главному:

«В 3 ч. 30 м. начнется наступление. 160 укомплектованных дивизий. Фронт в 3 тысячи километров. Много дебатов о погоде. Самый большой поход в мировой истории. Чем ближе удар, тем быстрее улучшается настроение фюрера. С ним так всегда бывает. Он просто оттаивает. У него сразу пропала вся усталость...»

К отношениям Геббельса с Борманом.

Маниакальная преданность фюреру, жгучая ревность заставляла Геббельса в каждом из окружающих коричневого монарха видеть конкурента такого же коварного и злобного каким был он сам. Это в полной мере относится к Борману, уверенно шагавшему вверх по фашистской лестнице. «Закулисная фигура»,— напишет о нем Геббельс в своем дневнике 14 июня 1941 года. Добавим, что Борман, сосредоточивший в своих руках практическое руководство всей финансовой системой рейха, не останавливался и перед вмешательством в дела Геббельса, давая ему и его ближайшему сподручному Фриче «ценные указания».

(Впрочем, Бормана ненавидела и боялась вся нацистская верхушка. «Он вызывал отвращение у всех, кто его знал»,— укажет впоследствии начальник личной охраны фюрера и — одновременно — начальник СД имперской канцелярии Раттенхубер.)

Другим ближайшим «коллегой» Мартина Бормана суждено было стать Герману Герингу. Еще до прихода Гитлера к власти он нашел в нем своего «фюрера», участвовал в известном провалившемся мюнхенском путче, был ранен и бежал за рубеж. Вернулся он в Германию в конце Двадцатых годов и спустя несколько лет организовал поджог рейхстага, принял участие в разгроме германской компартии, хвалился преданностью нацизму. Лестница его карьеры густо отмечена следами преступлений.

Каких только титулов не давал Гитлер этому политическому интригану! (Справедливости ради отметим, что некоторые из нижепоименованных званий Геринг присвоил себе самолично.) Итак: рейхсмаршал «Великой германской империи», преемник фюрера, главнокомандующий военно-воздушными силами и министр авиации, главный имперский лесничий и охотничий, имперский уполномоченный по делам четырехлетнего плана, действительный член имперского тайного совета, почетный обергруппенфюрер СС, министр-президент Пруссии, председатель Прусского государственного совета, президент рейхстага… Не достаточно ли?

Если «цицерон» Геббельс отвечал за пропаганду в «третьем рейхе», то на Геринга были возложены функции по управлению экономикой фашистской Германии. Заниматься, однако, делами государственными у отставного летчика времени не было. Обогащение! Вот и кредо, и девиз рейхсмаршала, уполномоченного и проч., и проч., Геринг становится главой гигантского концерна «Герман Геринг-верке». Основу этого концерна составляли рудники, шахты, сталелитейные, машиностроительные, военные заводы, захваченные в оккупированных странах. Его страсть к обогащению не имела границ. Он копил золото, картины знаменитых художников, скупал драгоценности.

«Мне нечего больше добиваться от жизни. Моя семья обеспечена»,— заявил Геринг еще осенью 1944 года. А обогащался он, надо сказать, со страстью необыкновенной, используя свою власть для прямого грабежа, сначала в самой Германии, в Италии, потом в оккупированных странах. Дни войны он проводил в своих дворцах в Каринхолле и Берхтесгадене среди награбленных, свезенных отовсюду ценностей, принимая посетителей в розовом шелковом халате, украшенном золотыми пряжками.

Как ни в чем не бывало он по-прежнему выезжал на охоту. О том, какая это была охота, рассказал старший егерь в охотничьем замке Геринга. В лесном парке, где высаженные рядами деревья образовывали прямые аллеи, насквозь просматриваемые, в конце одной из таких аллей устраивалась кормушка для оленя, которого приучали являться сюда в определенное время. Приезжавший охотиться наманикюренный Геринг, в красной куртке и зеленых сапогах, усаживался в открытую машину и двигался по аллее, в конце которой его уже поджидает жертва…

Что касается политических убеждений рейхсмаршала и проч., и проч., то о них он любил сам рубить с прямотой римлянина: «У меня нет совести,— повторял он,— мою совесть зовут Адольф Гитлер... Я не собираюсь соблюдать справедливость,— я должен лишь уничтожить и истребить,; и ничего более!» Вряд ли можно удивляться, что воспитанные на таких принципах гитлеровцы совершали преступления, перед которыми содрогнулся мир.

(Впрочем, оговоримся. «Свою совесть» — Адольфа Гитлера — Геринг решил тоже продать: 23 апреля 1945 года он шлет в осажденный Берлин телеграмму обожаемому фюреру с извещением, что принимает на себя в заданных обстоятельствах его функции. Полупомешанный фюрер отдает распоряжение об аресте «этого предателя» и всего его имущества...)

К отношениям Геринга и Бормана.

Рейхсмаршал, подобно Геббельсу, люто ненавидел Бормана. «Маленький секретарь», «большой интриган», «грязная свинья» — так обзывал своего ближайшего «партайгеноссе» плененный в 1945 году Геринг. Впрочем, и он на допросах признавал исключительное положение Бормана при Гитлере.

Всякому авторитарному государству, а фашистскому наиболее, необходим мощный аппарат репрессий. Еще до захвата власти, но уже предчувствуя ее приближение, Гитлер откровенничал, обращаясь, как он полагал, к единомышленникам из фашистской стаи:

— Мы будем приказывать. Любое сопротивление будет подавляться в зародыше. Мы признаем только полное подчинение. Низы слушают, верхи правят. Я вообще не потерлю никаких возражений. Скажите германской буржуазии, что ее я обуздаю быстрее, чем справлюсь с марксизмом.

Нужно было найти человека, который преданно и фанатично исполнял бы эти и другие указания фюрера. Им стал Генрих Гиммлер. Этот напоминавший, по свидетельствам современников, изголодавшуюся мышь юнкер-неудачник пришелся ко двору Гитлера. Он подсовывает фюреру идею: наконец-то взять под контроль этих неуправляемых штурмовиков из СА. Наживка была проглочена, и в течение 16 лет, вплоть до агонии и смерти рейха, Гиммлер являлся шефом СС. С благословения фюрера он в короткий срок превращает Германию в мрачную комбинацию казармы и концлагеря.

Гиммлер круто взялся за дело.

Не прошло и двух месяцев после прихода Гитлера к власти, как на одну из окраин небольшого городка Дахау зачастили визитеры из Берлина. Зачем? С какой Целью? Конец догадкам жителей Дахау положила газета «Мюнхенер нойсте нахрихтен», сообщившая читателям об открытии 22 марта 1933 года на территории бывшего °Ружейного завода первого в Германии концентрационного лагеря. Короткая заметка гласила: «Лагерь рассчиТан на 5 тысяч человек и предназначен для изоляции Коммунистов и врагов рейха».

Лагерю в Дахау Гиммлер отводил значительную роль в реализации идей Гитлера по уничтожению людей в массовом порядке. На правах первого он являлся «высшей школой СС в концентрационных лагерях», в нем отрабатывались изощренные методы физического и морального уничтожения людей. Именно отсюда опытные «кадры» гиммлеровских палачей направлялись в Освенцим, Бухенвальд, Заксенхаузен.

Вместе с министром по делам восточных оккупированных территорий Розенбергом Гиммлер — соавтор идеи расчленения Советского Союза — плана «Ост» («Во сток»), официальная цель которого цинично и откровенно формулировалась как «создание немецкого протектората и германизация расово пригодных элементов для включения в Великогерманскую империю».

«Каждый завидовал другому из-за его влияния на Гитлера»,— напишет впоследствии об отношениях между Гиммлером и Борманом личный шофер фюрера.

Действительно, между ними сложились странные отношения, к анатомии которых мы еще вернемся.

...Истерична и аморальна, бесконечно лжива и жесток была челядь Гитлера: «цицерон» Геббельс, фанфарон и тупица Геринг, «кровавый мясник» Гиммлер, «теоретик современного варварства» Розенберг, дипломат-палач Риббентроп...

Однако в паноптикуме соратников Гитлера и Бормана была бы пустая клетка, если бы мы не обратили внимания на фигуру Рудольфа Гесса. Знакомство с ним не толькс завершает обзор высшего нацистского эшелона, но \ помогает еще более приблизиться к кровавой сути Map тина Бормана — его преемника на посту заместител5 Гитлера по партии, начальника его партийной канцеля рии, рейхсляйтера.

Обожавший, как и все бонзы нацистского рейха мемуаристику, бывший начальник генерального штабг сухопутных войск Ф. Гальдер в дневниковой записи от 18 июня 1940 года назвал Гесса «бесцветной личностью».

Что ж, давайте посмотрим на «бесцветную личность: поближе. И предоставим слово человеку в высшей сте пени компетентному — помощнику Генерального прокуро ра на Нюрнбергском процессе М. Рагинскому. Ему-тс доподлинно известны обстоятельства жизни и деятельности Гесса, подготовившего в еилу обстоятельств соот ветствующую почву для карьеры Мартина Бормана.

«Бесцветная личность» обладала в предгитлеровской Германии после узурпации власти фашистами огромной властью и уникальными полномочиями. Самое доверенное лицо Гитлера еще в 20-е годы, Гесс в 1932 году становится председателем Центрального политического комитета нацистской партии, с апреля 1933 года — заместителем фюрера, а 1 сентября 1939 года, в день нападения на Польшу, Гитлер назначает его своим преемником после Геринга. О функциях Гесса в качестве заместителя Гитлера в официальном издании НСДАП официально сообщалось:

«Декретом фюрера от 21 апреля 1933 года заместитель фюрера получает полную власть принимать решения от имени фюрера по всем вопросам, касающимся партийного руководства. Таким образом, заместитель фюрера является представителем фюрера с полной властью над всем руководством НСДАП. Канцелярия заместителя фюрера, таким образом, является канцелярией самого фюрера. В сущности, обязанностью заместителя фюрера является руководить основными политическими мероприятиями, давать директивы...»

1 декабря 1933 года Гесс был назначен имперским министром без портфеля, 4 февраля 1938 года — членом тайного совета, а 30 августа 1939 года — членом совета министров «по обороне империи».

По мере реализации агрессивных планов германского империализма росла и власть Гесса. Выступая перед генералитетом с планами захвата «жизненного пространства» на Востоке, Гитлер еще 3 февраля 1933 года подчеркнул, что «борьба внутри страны — дело не их, военных, а национал-социалистских организаций». Возглавлялся же широко разветвленный партийно-государственный механизм насилия и террора не только Гитлером, но и Гессом.

Из «Ежегодника НСДАП за 1941 год»:

«В дополнение к обязанностям партийного руководителя заместитель фюрера обладает широкими полномочиями в делах государства. Этими полномочиями являются: во-первых, участие в национальном и государственном законодательстве, включая подготовку приказов фюрера; во-вторых, заместитель фюрера утверждает кандидатуры на посты руководителей официальных учреждений, Трудового фронта...»

25 мая 1940 года Гимлер представил Гитлеру свои соображения «об обращении с местным населением восточных областей». «Соображения» Гиммлера были одобрены Гитлером и означали начало реализации фашистских планов «обезлюживания» оккупированных террриторий. Ганс Франк при вступлении на должность «генерал-губернатора» Польши объяснял задачи своим подчиненным следующим образом: «Отныне политическая роль польского народа закончена. Он объявляется рабочей силой, больше ничем... Мы добьемся того, чтобы стерлось навеки самое понятие Польша».

Такая политика была согласована с высшим генералитетом, о чем, в частности, свидетельствует запись в дневнике Ф. Гальдера: «Польша — немецкий плацдарм на будущее...»

Итак, тогдашнюю «восточную политику», последствия которой после Нюрнберга стали известны всему миру помогал формировать заместитель фюрера Рудольф Гесс В мае 1941 года — в разгар войны с Великобританией — происходит событие в высшей степени загадочное и до сих пор толком не проясненное. Ранним утром 11 мая британское радио оповестило, что Гесс в одноместном самолете прибыл в Англию. Цель перелета объяснялась намерением вступить в переговоры о прекращении войны с Лондоном.

Гитлер, судя по записям летописца внеслужебных монологов и бесед Гитлера, известных как «Застольные беседы», Генри Линкера, был в этот день в крайнем замешательстве. Пошли повальные аресты всех, кто осмеливался говорить вслух о полете Гесса. За решеткой оказался довольно значительный круг лиц, близко связанных с заместителем фюрера. В конце концов объяснение его экстравагантному поступку было «найдено».

Из сообщения газеты «Фёлькишер беобахтер» от 12 мая 1941 года:

«Партайгеноссе Гесс, которому фюрер по причине прогрессирующего уже много лет заболевания строжайше запретил всякого рода полеты, не так давно (!) нарушил этот приказ и вновь завладел самолетом. В субботу 10 мая (!!) ... партайгеноссе Гесс опять ушел в полет, из которого он до сих пор не вернулся. Письмо, оставленное им, настолько сумбурно, что, к сожалению, показывает следы душевного расстройства...»

Хотя поведение Гесса было официально признашя говоря языком психиатров, неадекватным, взятые поя стражу люди Гесса оставались за решеткой. «Фюрер,— пишет Г. Пинкер,— решительно отклонил все ходатайства освободить из-под ареста лиц, посвященных в замыслы Гесса, хотя Борман регулярно передавал эти ходатайства Гитлеру».

Приказав считать своего заместителя сумасшедшим, фюрер передал его функции Мартину Борману.

Видимо, помимо сугубо деловых мотивов назначения на вторую по значимости ступень в нацистской партии, у Гитлера существовали и личные соображения. Укреплению их симпатий способствовал тот факт, что оба в один и тот же год (1924) находились под судом и, следовательно, испытывали одинаковую ненависть к Веймарской республике и царившим в ней порядкам. (Кстати, так же, как и Борман, Гитлер отделался менее чем годом тюрьмы. Причем в приговоре отмечалось, что Гитлер и другие главные участники, начавшие было свой путч в пивной «Бюргербройкеллер», действовали якобы из «национальных побуждений».)

И еще один момент. Гитлер был близок с целым рядом офицеров кайзеровского рейхсвера (некоторые из них были участниками упомянутого «пивного путча»). В личной дружбе Гитлера с бывшим воякой империи Вильгельма II неким В. Бухом Борман увидел возможность закрепить знакомство с фюрером.

Из досье Вальтера Буха:

Родился в 1879 году. До распада кайзеровской империи служил в армии. Воинское звание — майор. По личному распоряжению Гитлера еще в 20-е годы возглавил «комиссию по расследованию и улаживанию (УШЛА)» — нацистский партийный суд, организовавший расправу над противниками фюрера внутри НСДАП.

Галантное ухаживание 27-летнего Бормана за дочерью будущего председателя верховного суда НСДАП Гердой сделало свое дело: посаженым отцом за свадебным столом восседал Адольф Гитлер...

Примечания:

1

Рейхсфюрером СС с января 1929 года был Генрих Гиммлер.

2

К наиболее глубоким исследованиям последних лет относится книга ветерана антифашистского движения Курта Бахмана «Правда о Гитлере», выпущенная в ФРГ издательством «Вельткрайз». У нас в стране она опубликована в журнале «Новый мир» (1980. № 10-11)

3

Беседа состоялась в «Коричневом доме» 4 мая 1931 года

4

Беседа состоялась 31 мая 1931 года. Место ее проведения не Установлено