20. Врачевание и погребение. На что способен кремневый скальпель?

«Я расплачиваюсь за то, что не закрылся щитом». Некоторые время он стоял на второй гоне и рассматривал оставшуюся культю. Потом Кольскеггр сказал: «Тут не на что смотреть. Дело ясное: ноги нет».

Сага о Ньяле

Кольскеггр? Вероятно, вымышленное с большой долей преувеличение лицо, в лучшем случае идеал поведения героя, имеющий мало общего с реальной действительностью. Приблизительно так оценивает большинство из нас этот эпизод из исландских саг, повествующих о жителях этого острова в X веке. Но ведь саги описывают события деловито, строго, беспристрастно, без малейшего стремления что-то добавить, убавить либо приукрасить — они производят впечатление репортажа, фиксирующего события точно так, как они происходили. Поэтому они дают уникальную возможность заглянуть в духовный мир доисторических людей. В их представления о добре зле, времени и пространстве, жизни и смерти, которые блестяще раскрыл прежде всего Михаил Иванович Стеблин-Каменский.

В сагах нет ни одного эпизода, изображающего страх перед болью или смертью. Напротив, постоянно с непреложностью, исключающей иные возможности, в них говорится о случаях, где нет ни намека на страх. Обычно речь идет о насильственной смерти в бою или при нападении, потому что смерть естественная — результат болезни либо старости — как правило, вообще не описывается, о ней лишь иногда мельком упоминается. Такая смерть не есть событие для персонажей саг. Последние слова человека перед лицом неотвратимой смерти носят обыкновенно чисто деловой характер либо содержат информацию о каких-нибудь повседневных вещах. Для тех, кому недостаточно примера с Кольскеггром, мы можем привести другой из этой же саги. Торгримр, которому Гуннар нанес смертельный удар копьем из окна, на заданный ему вопрос. Дома ли Гуннар, отвечает: «В этом вы должны убедиться сами. Я знаю лишь, что его копье дома.» И падает замертво. Поведение Атли, интересующегося модной формой наконечника копья, которым его только что смертельно ранил Торбьерн, кажется нам просто невероятным.

Возможно ли это? Откуда проистекает такое хладнокровие, столь разительно отличное от нашего поведения? Это обусловлено верой в судьбу и посмертную жизнь, рожденной особым восприятием, пониманием времени, решительно не имеющим ничего общего с нашим пониманием. Вера в судьбу уже явно проявляется в наскальных рисунках позднепалеолитических охотников. Нарисованный зверь тем самым отмечен перстом неизбежной судьбы и станет их добычей. Изображая человека, который будет убит в предстоящем сражении, как бы призывают словно уже существующую где-то его будущую смерть. Женщина, прикасаясь руками к мужу, уходящему на битву, может угадать те места, куда он будет ранен. Его раны уже реальные. Меч, которым в ближайшей схватке будет убит враг, своим бряцанием сообщает об этом, ибо смертельный удар, который он нанесет, уже является чем-то реальным.

После смерти человек продолжал свое существование. Каким образом? Представления об этом в разные эпохи и в разных местах были различными. Чаще всего покойник жил в могиле в своей телесной оболочке. Он видел, слышал, ел, пил, радовался, предавался гневу и печали. У него были все свойства живых. По другим, более абстрактным представлениям, умерший существовал в виде бесплотной души. Таких взглядов, вероятно, придерживались люди, сжигавшие покойников. Стеблин-Камнский пишет: «Общим для всех этих представлений о смерти является только одно: для индивидуума время не исчезает со смертью, оно постоянно. И это постоянство времени наиболее наглядно отражено в представлениях о том, что человек после смерти остается по сути своей таким же, каким был при жизни. Вера в загробную жизнь является не причиной. А следствием представлений о постоянстве времени. Отношение человека к смерти определяется не теми или иными представлениями о посмертной жизни, а его представлениями о времени. Если время едино и постоянно и не кончается дли индивидуума смертью, то смерть не так уж и страшна.

Такое понимание времени и хода жизни помогало переносить и «врачебные» вмешательства, вероятно не менее болезненные, чем недуги и страдания, от которых они должны были избавить. «Жертвоприношения» на Бычьей скале, в Великой яме смерти в Уре и во многих других местах, связанные с гибелью десятков людей, являются варварством, кровавой бойней. Но только для нас, отнюдь не для людей того бесконечно далекого прошлого!

Хотя смерть не была для доисторических людей из ряда вон выходящим событием, они стремились избавиться от недугов хвороб. Каков же был уровень врачевания в доисторическую эпоху? Охотники и собиратели умели вправлять вывих, фиксировать сломанную кость, вынуть из раны наконечник копья или другое инородное тело. Они ценили благодатное воздействие тепла или — наоборот — охлаждающей воды, лечебный эффект некоторых растений и минеральных источников. Но на этом, пожалуй, перечисление заканчивается. Остальное уже зависело от шаманов и сверхъестественных сил. Детская смертность была огромной. А продолжительность жизни составляла от двадцати до тридцати лет.

Средняя продолжительность жизни возросла у земледельцев. Однако продукты питания из зерна наряду с качественными белками, жирами, минеральными солями и витаминами содержали и мелкие камешки, выкрашивавшиеся во время помола. Это было одной из причин роста (в сравнении с палеолитом) заболеваний кариесом, разумеется, в масштабах, ничтожно малых в сравнении с нынешними. Много страданий доставляли, как и в палеолите. Заболевания суставов, межпозвоночных дисков и соединительной ткани в области позвоночника, опухоли и воспалительные процессы.

Вы спросите, из каких историй болезней мы узнали об этих заболеваниях? Болезни вызывают в скелетной конструкции изменения, мимо которых дилетант пройдет, но их легко разгадает антрополог или врач. Впрочем, и неспециалист не пропустит круглые либо прямоугольные отверстия в черепах, относящихся к неолиту и более молодым эпохам, — так называемую трепанацию. О чем они говорят?

Когда в 1973 году французский врач Прунье впервые обнаружил в долине реки Лозеры черепа людей позднего палеолита со следами трепанации, это вызвало в тогдашней антропологии, археологии и медицине огромное смятение. Ведь в то время почти половина пациентов при такой операции умирала. В 1948 году один немецкий хирург писал о трепанации: «В большинстве случаев это надежный способ отправить больного на тот свет». Тогда мало кто поверил, что в примитивных доисторических условиях кто-то мог успешно перенести такую операцию. Более того, в этом же месте кроме трепанированных черепов обнаружили и пластиночки из черепных костей, которые, бесспорно, использовались как амулет либо украшение. Поэтому победила та точка зрения, что трепанация проводилась посмертно и была связана с какой-то формой магии. Это, казалось, подтверждали и эксперименты, проведенные еще в конце XIX века. Обломком стекла удалось вырезать из детского черепа кружок за четыре минуты, но из черепа взрослого человека уже только за пятьдесят минут. Цивилизованный человек не в состоянии представить себе, чтобы кто-нибудь мог выдержать на протяжении почти часа такие страдания: даже значительно более короткий срок, нужный для операции ребенка, не вызывает достаточного доверия.

Но археология и этнография знают многочисленные находки черепов (в том числе неолитических) с зажившими ранами, неопровержимо свидетельствующими о том, что пациент после операции продолжал жить. На одном доисторическом черепе археологи даже насчитали рекордное число дисков — семь. Этот человек после последней, седьмой операции еще некоторое время жил!

Новейшие эксперименты показали, что кремневым резцом можно провести трепанацию черепа взрослого человека и в более короткие сроки — за тридцать минут. Некоторые примитивные племена еще в XIX веке с успехом использовали обсидиановые отщепы, зубы акулы и каменные шлифованные инструменты. Совокупность этих фактов утвердила мнение о том, что трепанацию «хирурги» проводили и до внедрения более производительных металлических инструментов и что задача их была та же, что и в древнем мире и средневековье: лечением переломов черепа, головных болей, психических расстройств и т. д. После обстоятельных исследований, проведенных в последнее время, некоторые ученые утверждают, что неолитическую трепанацию переносило приблизительно девять человек из десяти. Истины ради мы, однако, должны отметить, что трепанация могла проводиться и с иной. Нежели хирургическая, целью — при удалении мозга перед мумификацией, для изготовления трофея…

Если же бессильно было врачевание, исчерпаны магические чары колдунов и пациента не удавалось возвратить к жизни, то, по мнению доисторических людей. Ничего ужасного в этом не было. Прекращалась лишь земная жизнь, и начиналась жизнь посмертная, которая, как правило, была значительно лучше предшествующей. Но на пути в загробный мир покойника подстерегали всевозможные ловушки, поэтому члены семьи умершего снабжали его пищей, оружием, инвентарем или по крайней мере их символическими заменителями — глиняными копиями каменных артефактов, необожженной посудой. Одним из последних отзвуков этой веры является, например, золотая византийская монета, вложенная в IX веке в рот покойнику на микульчицком городище, чтобы он мог расплатиться с Хароном, перевозчиком через подземную лету, реку забвения. Забота скорбящих о покойнике не была, однако, совершенно бескорыстной. Они полагали, что благородные предки будут помогать им в трудные минуты их земного существования.

По некоторым обычаям мертвых укладывали на землю или на низкий постамент либо привязывали их к кронам деревьев. Это одна из возможных причин того, почему археологи — особенно в пластах, относящихся к неолиту, — обнаруживают в плодородных областях доисторические стоянки на территории почти каждого современного населенного пункта, тогда как могил, не говоря уже о могильниках, ничтожно мало. А ведь особенно усердно ищут именно могилы, призывая на помощь самые современные геофизические приборы и методики. И все-таки самым привычным и самым распространенным способом стало положение мертвого тела в гроб или, к великому огорчению для археологов и антропологов, предварительно сожжение тела на костре с последующей укладкой остатков костей и пепла в гроб. Почему же археологи и антропологи так не любят сожженные кости?

Вы только вспомните, сколько информации может дать сохранившийся скелет: пол, возраст, болезни, местный житель или переселенец из другой области и еще очень многое. Но ученые не опускают руки даже и в таких, казалось бы, безнадежных случаях. Благодаря экспериментам они в состоянии «снять информацию» даже с остатков сожженных костей.

Сжигание (кремацию) можно имитировать и при этом наблюдать, каким изменениям подвергаются человеческие кости. Некоторые эксперименты были осуществлены в условиях современного крематория с газовой печью, в других был воспроизведен кремационный способ, близкий к доисторическому. Последние, разумеется, приносят больше пользы. Первый такой опыт (на костре из дубовых поленьев) был поставлен уже сорок лет назад.

Недавно крупные сравнительный эксперимент осуществил польский антрополог Януш Пёнтек. Он сжигал части человеческого скелета — плечевую, бедренную и радиальную кости и фрагменты черепной коробки — на костре из 0,3 куб. м сосновых дров, переложенных хворостом. Через полтора часа, когда костер сгорел, он обнаружил кости в довольно хорошем состоянии, фрагменты черепной коробки подверглись лишь частичному разрушению — спеканию. Правда, от высокой температуры несколько изменилась их форма, но структура осталась неизменной. Равным образом и суставные головки длинных костей после сжигания полностью сохранились, произошло лишь уменьшение их общего объема. Длина костей сократилась в сравнении с первоначальной на 10–17 процентов.

Окраска и степень деформации сожженных в экспериментальных условиях костей соответствовали как находкам из доисторических могил, так и костям, прошедшим через печь современного крематория.

После сжигания размеры мужских костей приближаются к размерам несожженных женских костей. Некоторые исследователи, не знавшие об этом эффекте, высказывали гипотезу о том, что родственники сжигали только женщин. Какие выводы отсюда следовали, лучше не спрашивайте!

Польский археолог, продолжая свой эксперимент, сжег на костре, длина и высота которого была два метра, а ширина свыше метра, полный человеческий скелет. Процесс — начиная с разведения костра и кончая извлечением остатков костей из остывшего пепла — продолжался около десяти часов. Выяснилось, что длительность сжигания зависит от сорта дров, ветра и других факторов. При извлечении костей из пепла исследователь одновременно проверял гипотезу о возможности их обнаружения и размещения в анатомической последовательности. Дело в том, что археологи обнаружили несколько таких случаев в доисторических могильниках. Поскольку кости н подверглись значительной трансформации или перемещениям, с этой задачей легко бы справился не только специалист, но и любитель.

Состояние скелетных останков остается неизменным и в том случае, если сжигается не только скелет, но и все тело. Это доказал опять-таки Януш Пёнтек, сжигая две части обезьяны — одну, освобожденную от мягких тканей, вторую с мягкими тканями.

Весьма важным результатом этих экспериментов является констатация того факта, что изменения костей при сжигании на костре соответствуют изменениям, возникающим при современной кремации в газовой печи. Так, например, брненский анатом и антрополог Милан Докладал обнаружил, что все основные изменения костей происходят в температурном промежутке 500–600 °C, обычно достигаемом как в печах крематория, так и кострах. Дальнейшее повышение температуры — в пределах возможностей печи и костра — уже не оказывает практически никакого воздействия на изменение костей. Это открытие позволяет взять на вооружение при оценке сожженных доисторических костей обширный набор методик, разработанных к настоящему времени судебными медиками и антропологами. Вы наверняка не однажды читали о том, как подробно они могут описать жертву, которую убийца сжег, наивно полагая, что он уничтожил все следы.

Подведем итоги: по сожженным костям можно достоверно определить возраст, пол и некоторые болезни индивида. Берлинскому антропологу Кристиану Мюллеру достаточно знать размеры и форму сожженной суставной головки лучевой кости, чтобы определить рост человека.