Бессменный часовой

(Пока еще легенда)

Эта давняя и полулегендарная история в отличие от других рассказов, собранных в настоящей книге, не имеет отношения к Великой Отечественной войне, — она произошла почти сорок лет назад. Но ее историческая судьба, как и судьба тех подвигов, о которых пойдет речь дальше, сложилась несправедливо. И само событие, удивительное, единственное в своем роде, и имя героя, совершившего этот подвиг, до сих пор неизвестны народу. И не столько соблазн рассказать необычный случай, сколько желание помочь исправить эту несправедливость заставляет автора познакомить читателя с историей бессменного часового.

Впервые я услыхал ее от одного человека в Бресте в те дни, когда разыскивал героев Брестской крепости. Хотя он уверял, что это не легенда, а действительное происшествие, я не поверил ему тогда — слишком уж фантастическим казался его рассказ.

Но потом несколько человек, встретившихся или писавших мне, рассказали ту же самую историю. Одни знали о ней понаслышке, а другие даже читали сообщения о таком происшествии в советских и иностранных газетах и журналах в двадцатых годах. Наконец, в Западной Белоруссии в разное время я встретил двух бывших солдат польской армии Пилсудского, которые вспоминали, что в дни их службы — тоже в середине двадцатых годов — офицеры читали им вслух варшавские газеты с описанием подвига бессменного часового.

Сейчас у меня нет никаких сомнений в истинности самого события. Оно остается легендарным, поскольку я пока еще не могу сообщить имени героя. Для этого предстоит провести нелегкие и, видимо, долгие розыски. Я до сих пор не смог заняться ими, но надеюсь сделать это в близком будущем.

Еще одна оговорка. Я не могу со всей точностью указать место, где произошел этот случай Те, кто первым мне о нем рассказывал, говорили, что это было в Бресте, но потом другие называли старые русские крепости Осовец и Ивангород, находящиеся ныне на землях народной Польши. Исходя из первоначальных свидетельств, я буду вести повествование так, как если бы все это происходило в Бресте, но должен предупредить читателя, что дальнейшие исследования могут внести поправку в место действия описанного ниже события.

Вот какова, по рассказам тех, кто о ней помнит, удивительная история бессменного часового.

Было лето 1915 года, второго года первой мировой войны. В середине июля германские войска предприняли наступление на Восточном фронте. Под сильным натиском противника русские армии начали отходить. Была оставлена Варшава, за ней Люблин. В августе немцы подошли к городу и крепости Брест-Литовск.

Удержать Брест русские армии не могли. Правда, Брестская крепость в то время уже не имела серьезного военного значения, но в ней и в окружавших ее фортах находились многочисленные армейские склады, и надо было сделать все, чтобы запасы, хранившиеся там, не попали в руки врага. Кое-что успели вывезти в тыл, а остальное перед эвакуацией города было приказано взорвать, как и часть крепостных и фортовых укреплений, которые противник мог бы использовать в своих интересах.

Среди прочих остался невывезенным и большой интендантский склад, находившийся где-то в окрестностях города. Он был расположен вблизи одного из фортов крепости в глубоких подземных казематах, и в нем хранились обильные запасы продовольствия, солдатского обмундирования и белья.

Складом этим ведал некий полковник интендантской службы. Получив приказ взорвать подземные казематы с запасами, он заявил командованию, что этого не следует делать. Полковник объяснил, что окрестное население ничего не знает о существовании склада и достаточно будет лишь взорвать вход в подземелье, чтобы скрыть от противника местонахождение этих богатых запасов. Зато потом, если русские войска снова отвоюют Брест, вход в склад легко будет раскопать и запасы удастся использовать.

Предложение полковника было принято. Саперы поспешно заложили динамит, и взрыв надежно завалил вход в подземелье, не оставив снаружи никаких следов склада. Теперь все эти подземные богатства могли спокойно дожидаться того момента, когда за ними вернутся их хозяева.

Через несколько часов в Брест вступили немцы. Сражения на Восточном фронте продолжались, но ожиданиям полковника так и не суждено было оправдаться — русские войска не успели отвоевать Брест — два года спустя произошла Октябрьская революция, и Советская Россия вышла из войны. А затем началась долгая и жестокая гражданская война.

В этой борьбе интендантский полковник, о котором шла речь, оказался по ту сторону баррикад — в рядах белогвардейских войск. И когда Красная Армия наголову разбила врагов, он вместе со многими своими соратниками очутился где-то на задворках заграницы и, видимо, влачил там незавидное существование. И вот тогда, вероятно, в поисках средств к жизни он вспомнил, что владеет тайной взорванного в Бресте склада, и подумал, что на этой тайне можно неплохо заработать.

Именно по этим причинам в 1924 году, то есть спустя девять лет, бывший полковник приехал в Варшаву — Столицу панской Польши, на территории которой в то время находился Брест.

Неизвестно, за какую цену удалось ему продать свою тайну, но для Пилсудского и его генералов богатый подземный склад был лакомым куском. В Брест, на место, точно указанное полковником, была послана воинская команда, и солдаты принялись раскапывать заваленный вход в подземелье.

Полковник оказался памятливым человеком — уже вскоре солдаты наткнулись на каменный свод подземного тоннеля. Была пробита широкая дыра, и в темноту склада спустился с факелом унтер-офицер.

И тогда произошло нечто невероятное.

Прежде чем унтер-офицер успел сделать несколько шагов, откуда-то из темной глубины тоннеля гулко прогремел твердый и грозный окрик:

— Стой! Кто идет?

В наглухо засыпанном подземном складе, куда в течение девяти долгих лет не ступала нога человека, охраняя его, стоял на посту часовой.

Унтер остолбенел. Мысль о том, что в этом заброшенном подземелье может быть живой человек, казалась совершенно невозможной, и он решил, что имеет дело с чертовщиной. Перепуганный, он поспешил выбраться наверх, к ожидавшим его товарищам, где получил должную взбучку от офицера за трусость и дурацкие выдумки Приказав унтеру следовать за ним, офицер сам спустился в подземелье.

И снова, едва лишь поляки двинулись по сырому и темному тоннелю, откуда-то спереди, из непроницаемо-черной мглы так же грозно и требовательно прозвучал окрик часового:

— Стой! Кто идет?

Вслед за тем в наступившей тишине явственно лязгнул затвор винтовки. Часовой стоял на посту и нес свою службу в строгом соответствии с воинским уставом.

Подумав и справедливо рассудив, что нечистая сила вряд ли стала бы вооружаться винтовкой, офицер, хорошо говоривший по-русски, окликнул невидимого солдата и объяснил, кто он и зачем пришел. Ответ был совершенно неожиданным: часовой заявил, что его поставили сюда охранять склад и он не может допустить никого в подземелье, пока его не сменят на посту. Тогда ошеломленный офицер спросил, знает ли часовой, сколько времени он пробыл здесь, под землей.

— Да, знаю, — последовал ответ. — Я заступил на пост девять лет назад, в августе тысяча девятьсот пятнадцатого года.

Это казалось сном, нелепой фантазией, но там, во мраке тоннеля, был живой человек, русский солдат, простоявший в карауле бессменно девять лет.

Начались долгие переговоры. Часовому объяснили, что произошло на земле за эти девять лет, рассказали, что царской армии, в которой он служил, уже не существует, и назвали фамилию его бывшего начальника — интендантского полковника, указавшего местонахождение склада. Только тогда он согласился покинуть свой пост.

Солдаты помогли ему выбраться наверх, на летнюю, залитую ярким солнцем землю. Прежде чем они успели рассмотреть этого человека, часовой громко закричал, закрывая лицо руками. Лишь тогда поляки вспомнили, что он провел девять лет в полной темноте и что надо было завязать ему глаза, перед тем как вывести наружу. Теперь было уже поздно — отвыкший от солнечного света солдат ослеп.

Его кое-как успокоили, пообещав показать хорошим врачам. Тесно обступив его, польские солдаты с почтительным удивлением разглядывали этого необычного часового.

Густые темные волосы длинными, грязными космами падали ему на плечи и на спину, спускались ниже пояса. Широкая черная борода спадала до колен, и на заросшем волосами лице лишь выделялись уже незрячие глаза. Но этот подземный Робинзон был одет в добротную шинель с погонами, и на ногах у него были почти новые сапоги. Кто-то из солдат обратил внимание на винтовку часового, и офицер взял ее из рук русского, хотя тот с явной неохотой расстался с оружием. Обмениваясь удивленными возгласами и качая головами, поляки рассматривали эту винтовку.

То была обычная русская трехлинейка образца 1891 года. Удивительным был только ее вид. Казалось, будто ее всего несколько минут, назад взяли из пирамиды в образцовой солдатской казарме: она была тщательно вычищена, а затвор и ствол заботливо смазаны маслом. В таком же порядке оказались и обоймы с патронами в подсумке на поясе часового. Патроны тоже блестели от смазки, и по числу их было ровно столько, сколько выдал их солдату караульный начальник девять лет назад, при заступлении на пост. Польский офицер полюбопытствовал, чем смазывал солдат свое оружие.

— Я ел консервы, которые хранятся на складе, — ответил тот, — а маслом смазывал винтовку и патроны.

И солдат рассказал откопавшим его полякам историю своей девятилетней жизни под землей.

В день, когда был взорван вход в склад, он стоял на посту в подземном тоннеле. Видимо, саперы очень торопились — немцы уже подходили к Бресту, и, когда все было готово к взрыву, никто не спустился вниз проверить, не осталось ли в складе людей. В спешке эвакуации, вероятно, забыл об этом подземном посту и караульный начальник. А часовой, исправно неся службу, терпеливо ожидал смены, стоя, как положено, с винтовкой к ноге в сырой полутьме каземата и поглядывая туда, где неподалеку от него, сквозь наклонную входную штольню подземелья, скупо сочился свет веселого солнечного дня. Иногда до него чуть слышно доносились голоса саперов, закладывающих у входа взрывчатку. Смена задерживалась, но часовой спокойно ждал.

И вдруг там, впереди, раздался глухой сильный удар, больно отозвавшийся в ушах, землю под ногами солдата резко встряхнуло, и сразу же все вокруг окутала непроглядная, густая тьма.

Что испытал этот человек, когда весь страшный смысл происшедшего дошел до его сознания? То ли кинулся он, спотыкаясь и ударяясь в темноте о стены, туда, где был выход, пока не наткнулся на свежий завал, только что плотно отгородивший его от света, от жизни, от людей? То ли в отчаянии и в бешенстве он кричал, зовя на помощь, посылая проклятия тем, кто забыл о нем, заживо похоронив в этой глубокой могиле? То ли уравновешенный, закаленный характер бывалого солдата заставил его более спокойно отнестись к тому, что произошло? И, быть может, убедившись в непоправимости случившегося, он привычно свернул солдатскую козью ножку и, затягиваясь едким махорочным дымком, принялся обдумывать свое положение.

Впрочем, если даже солдат на какое-то время поддался понятному в таких условиях отчаянию, он вскоре должен был понять, что сделать уже ничего нельзя, и, конечно, прежде всего стал знакомиться со своим подземным жильем.

В складе были большие запасы сухарей, консервов и других самых разнообразных продуктов. Если бы вместе с часовым тут, под землей, очутилась вся его рота, то и тогда этого хватило бы на много лет. Можно было не опасаться — смерть от голода не грозила ему. Здесь оказались даже махорка, спички и много стеариновых свечей.

Тут была и вода. Вокруг Бреста немало болотистых, сырых мест, и грунтовые воды здесь находятся недалеко от поверхности земли. Стены подземного склада всегда были влажными, и кое-где на полу под ногами хлюпали, лужи. Значит, и жажда не угрожала солдату. Сквозь какие-то невидимые поры земли в склад проникал воздух и дышать можно было без труда. А потом солдат обнаружил, что в одном месте в своде тоннеля пробита узкая и длинная вентиляционная шахта, выходящая на поверхность земли. Это отверстие, по счастью, осталось не совсем засыпанным, и сквозь него вверху брезжил мутный дневной свет.

Итак, у замурованного в подземелье солдата было все необходимое, чтобы поддерживать свою жизнь неограниченно долгое время. Оставалось только ждать и надеяться, что рано или поздно русская армия возвратится в Брест и тогда засыпанный склад раскопают, а он снова вернется к жизни, к людям. Но в мечтах об этом он, наверно, никогда не думал, что пройдет столько лет, прежде чем наступит день его освобождения.

Но, быть может, за эти годы солдат делал какие-нибудь попытки самостоятельно выбраться наружу, прокопать себе ход на поверхность земли? Говорят, будто у него были щтык и нож, и, судя по тому, что мы знаем о нем, он обладал деятельным и, упорным характером. Вряд ли он сидел сложа руки в течение девяти лет и пассивно ожидал, когда придет помощь. Были ли такие попытки и почему они потерпели неудачу — пока остается неизвестным.

Самое живое воображение было бы бессильным представить себе, что перечувствовал и передумал подземный узник за эти девять лет. В вечном мраке его темницы время должно было тянуться нестерпимо медленно. А он был наедине с собой, со своей памятью, хранившей, видимо, лишь немногочисленные события сравнительно небогатой биографии еще совсем молодого человека. Сколько бессчетных раз за эти годы должна была снова и снова пройти перед ним прожитая жизнь, во всех своих мельчайших подробностях — и тех, что помнились, и тех, что, будучи забытыми, вспоминались ему лишь теперь! С какой яркостью в этой кромешной тьме вставали в его представлении дорогие ему лица родных и близких людей, товарищей-солдат! Как, боясь забыть живую речь, часами разговаривал он вслух с этими призраками своей памяти или с самим собой! Как в глубокой могильной тишине подземелья, куда не проникал ни один отзвук великих исторических событий, свершавшихся на земле, он порой мучительно старался представить себе, что произошло за это время там, наверху. Но какие бы предположения ни приходили на ум солдату, он не мог предугадать главного, что случилось в мире, и не знал, что на третий год своей подземной жизни он стал советским человеком, гражданином нового, социалистического государства.

Однако в его подземной жизни были свои события, нарушавшие однообразное течение времени и подвергавшие его иногда нелегким испытаниям.

Как уже говорилось, на складе хранились запасы стеариновых свечей, и первое время солдат мог освещать свое подземелье. Рассказывают, что однажды ночью горящая свеча вызвала пожар, и, когда часовой проснулся, задыхаясь в густом дыму, склад был охвачен пламенем. Ему пришлось вести отчаянную борьбу с огнем. В конце концов, обожженный и полузадохшийся, он все же сумел потушить пожар, но при этом сгорели оставшиеся запасы свечей и спичек, и отныне он был обречен на вечную темноту.

А потом ему пришлось начать настоящую войну, трудную, упорную и изнурительно долгую. Он оказался не единственным обитателем подземелья — на складе водились крысы. Сначала он даже обрадовался тому, что здесь, кроме него, были другие живые существа. Но крысы плодились с такой ужасающей быстротой и вели себя так дерзко, что вскоре возникла опасность не только для складских запасов, но и для него самого. Тогда он стал истреблять крыс.

В непроницаемой темноте подземелья борьба человека с быстрыми, проворными хищниками была слишком неравной и трудной. Но человек научился различать своих невидимых врагов по шороху, по запаху, невольно развивая в себе острое чутье животного, и ловко подстерегал крыс, убивал их десятками и сотнями. Но они плодились еще быстрее, и эта война, становясь все более упорной, продолжалась в течение всех девяти лет, вплоть до того дня, когда солдат вышел наверх.

Говорит, что у подземного часового был свой необыкновенный календарь. Каждый день, когда наверху, в узком отверстии вентиляционной шахты, угасал бледный лучик света, солдат делал на стене подземного тоннеля зарубку, обозначающую прошедший день. Он вел счет даже дням недели, и в воскресенье зарубка на стене была длиннее других. А когда наступала суббота, он, как подобает истому русскому солдату, свято соблюдал армейский «банный день». Конечно, он не мог помыться — в ямах-колодцах, которые он вырыл ножом и штыком в полу подземелья, за день набиралось совсем немного воды, и ее хватало только для питья. Его еженедельная «баня» состояла в том, что он шел в отделение склада, где хранилось обмундирование, и брал из тюка чистую пару солдатского белья и новые портянки.

Он надевал свежую сорочку и кальсоны и, аккуратно сложив свое грязное белье, клал его отдельной стопой у стены каземата. Эта стопа, растущая с каждой неделей, и была его календарем, где четыре пары грязного белья обозначали месяц, а пятьдесят две пары — год подземной жизни. Когда настал день его освобождения, в этом своеобразном календаре, который уже разросся до нескольких стоп, накопилось больше четырехсот пятидесяти пар грязного белья. Вот почему часовой так уверенно ответил на вопрос польского офицера, сколько времени он провел под землей.

Обо всем этом и, конечно, о многих других подробностях своей девятилетней жизни в подземелье солдат рассказал откопавшим его полякам. Говорят, из Бреста его отвезли в Варшаву. Там осмотревшие его врачи установили, что он ослеп навсегда. А потом подземного часового атаковали журналисты, и его история появилась на страницах варшавских газет. И, по словам бывших польских солдат, офицеры, читая тогда вслух газеты своим жолнерам, говорили им:

— Учитесь, как надо нести воинскую службу, у этого храброго русского солдата.

Солдату якобы предложили остаться в Польше, но он нетерпеливо рвался на родину и вскоре уехал — то ли на Украину, то ли на Дон. На этом и оборвались его следы.

Если читатель спросит меня, как могло случиться, что подвиг этот забыт, а имя героя никому не известно, ответить будет нетрудно. Лишь за два года до того, как солдат вышел из своего подземного заточения, окончилась гражданская война, в которой старая армия была нашим злейшим, смертельным врагом. Все, что касалось этой армии — от погон до ее исторического прошлого, — было тогда глубоко чуждо и враждебно советскому народу. А бессменный часовой совершил свой подвиг, будучи в рядах этой старой армии. Вот почему его история пришлась в те годы как бы не ко времени и осталась забытой до наших дней.

Сейчас иное дело. Минули годы и десятилетия, мы спокойнее и мудрее смотрим в прошлое и справедливо считаем себя законными наследниками всего лучшего, благородного, героического в истории нашего народа и нашей, армии. И подвиг подземного часового может занять достойное его место в этой славной и богатой истории. Надо только постараться найти следы этого человека, а возможно, и его самого. Если, по счастью, он жив до сих пор, ему должно быть по крайней мере около семидесяти лет. Если же нет, то, во всяком случае, где-то на нашей советской земле живут и здравствуют его потомки, близкие или дальние родственники, которые, наверно, не раз слышали из уст старого солдата волнующую повесть о его подземной жизни.

Все, что здесь описано, было напечатано в 1960 году на страницах «Огонька». Я надеялся, что опубликование этой истории в таком распространенном журнале заставит отозваться многих читателей, которые знают что-нибудь о бессменном часовом. И мои надежды оправдались.

Читатели сразу же и горячо откликнулись на мой рассказ. Нужно признаться, тут много помогла и наша местная печать. Дело в том, что историю бессменного часового перепечатали из «Огонька» многие газеты Советского Союза — республиканские, областные, районные, и таким образом круг читателей расширился еще больше. В редакцию «Огонька» пошли письма со всех концов нашей страны. И не только нашей. Отозвались читатели из Чехословакии, Польши, Румынии, из Вьетнама, где рассказ был переведен на вьетнамский язык и напечатан в Ханое. Одно письмо пришло даже из города в далекой Австралии. Словом, писем оказалось больше тысячи.

Можно смело сказать, что будущие поиски значительно облегчаются благодаря многочисленным новым данным, которые сообщили читатели. Пока что я успел лишь изучить и систематизировать присланные мне письма да найти некоторые печатные материалы о бессменном часовом, указанные читателями. Вот об этих письмах и материалах я и хочу теперь рассказать, тем более что рассчитываю и дальше на помощь читателей в розыске следов бессменного часового.

Характерно, что сама рассказанная мной история при всей ее необычности почти ни у кого не вызвала сомнений. Лишь в трех или четырех письмах выражено недоверие моему рассказу и случай с бессменным часовым объявляется невероятным и невозможным — этакой литературной небылицей. Что ж, сейчас у меня в руках достаточно материала, чтобы доказать этим скептикам их неправоту.

Уже тогда, когда я писал свой рассказ, я верил, что бессменный часовой лицо реальное, хотя мог в то время опираться на показания всего лишь нескольких человек. Я допускал, что те или иные обстоятельства этой истории могут оказаться иными, но был убежден в реальности ее основы — в девятилетней подземной робинзонаде русского солдата. Теперь же в моем распоряжении свидетельства сотен людей, которые читали сообщения об этом случае в газетах и журналах двадцатых годов, а также и кое-какие печатные источники. Наконец, среди тех, кто мне написал, есть люди, утверждающие, что они лично видели бессменного часового или даже разговаривали с ним. И сейчас у меня нет ни малейшего сомнения, что история эта не легенда, а самое истинное происшествие.

Перейду к фактам.

Во-первых, оказалось, что в 1924 году, когда бессменный часовой вышел из своего подземного заточения, о нем широко писала польская печать. Многие из людей, которые в то время жили на территории Польши, сообщают мне, что они узнали эту историю из газет «Курьер варшавски», «Курьер поранны» и из газеты Войска Польского. К сожалению, точные даты появления статей не указаны в письмах, что, конечно, затрудняет поиски. Но я обратился к нескольким польским товарищам — писателям и журналистам — с просьбой навести справки в архивах, где хранятся эти газеты.

Выясняется, что и наша печать того времени довольно много писала о бессменном часовом. Десятки людей сообщают, что они читали заметки о нем в «Правде» и в «Известиях», в «Крестьянской газете» и в «Бедноте», в ленинградской «Красной газете» и в «Вечернем Ленинграде». Майор в отставке А. М. Луганский и его жена персональная пенсионерка Ю. П. Луганская, живущие сейчас в Орле, читали сообщение о бессменном часовом в 1926 или 1927 году в ростовской газете «Молот», когда солдат вернулся из Польши на родину. Сагит Хафизов из Уфы вспоминает, что встречал краткую заметку о подземном Робинзоне в 1925 году в уфимской татарской газете «Яна аул» («Новая деревня»). Монтер связи Александр Статыкин ссылается на газету «Советская Сибирь» за 1924–1925 годы. По его словам, читателей очень заинтересовала заметка о бессменном часовом, помещенная тогда в этой газете, и они засыпали редакцию письмами. А. Статыкин говорит, что «Советская Сибирь» потом во многих номерах печатала ответы на вопросы читателей, подробно рассказывая о солдате, который якобы тогда жил где-то на Кубани, вернувшись к своей семье.

Инвалид первой мировой войны И. М. Гуров из города Котельникова Волгоградской области читал в начале 1925 года в одной из курских газет рассказ об этом случае. По его словам, в статье указывался адрес солдата деревня Белый Колодезь (или Сигаевка) Тимского уезда Курской губернии, а также фамилия и имя бессменного часового, которые он сейчас уже забыл Москвич Александр Павлов, отдыхавший в санатории «Белоруссия» в Сочи, прочтя рассказ в «Огоньке», тотчас же сообщил, что в 1925 году, живя в Севастополе, видел в местной газете «Маяк коммуны» заметку о русском солдате, отрытом в подземном складе крепости Осовец. С. Дубовцев из Ивановского района Одесской области пишет, что в 1925 году, будучи подростком, читал пространную статью о бессменном часовом в газете «Новая деревня», издававшейся тогда в городе Гомеле в Белоруссии.

А пенсионер Андрей Евграфович Гурков, который живет в Смоленске, прочтя мой рассказ, вспомнил, что в двадцатых годах видел заметку о бессменном часовом в смоленской газете «Рабочий путь». Тов. Гурков — бывший солдат первой мировой войны, и история подземного узника так взволновала его, что он решил включиться в розыски. К счастью, оказалось, что старые комплекты «Рабочего пути» хранятся в областном архиве. А. Е. Гуркову пришлось тщательно просмотреть все газеты за 1922, 1923 и 1924 годы, и только в Номере от 13 февраля 1925 года в разделе «Смесь» он нашел заметку, которую искал. Сообщение занимает всего несколько строк:

«В крепости Осовец, в заваленном землей каземате найден живым русский солдат, пробывший под землей девять лет. В каземате были большие запасы пищи и свечей, но последних хватило только на четыре года, а остальные пять лет солдат жил в темноте. Сейчас это седой старик».

Больше никаких сведений в заметке не было. Но А. Е. Гурков не оставил дела на этом. Он написал письмо работникам варшавского радио и телевидения, прося их обратиться за помощью к своим слушателям и зрителям. Он обещал сообщить мне, как только получит какой-нибудь ответ из Варшавы.

Итак, многие газеты писали о бессменном часовом и, по словам читателей, сообщали его фамилию, имя и местожительство. Однако остается неизвестным, в каких именно номерах тех или иных газет были напечатаны эти статьи и заметки. Предстоит добывать старые комплекты газет в библиотеке и внимательно просматривать их месяц за месяцем и год за годом. Этим я и собираюсь заняться в будущем.

Но не только газетчики писали о бессменном часовом. Эта удивительная история не могла не заинтересовать и писателей. Как сейчас выясняется, она легла в основу нескольких произведений советской литературы и искусства. В свое время по экранам страны прошел с успехом фильм «Обломок империи», который мне лично, к сожалению, не пришлось посмотреть. Несколько читателей и моих друзей литераторов сообщили мне, что в основе сюжета этого фильма лежит история человека, на много лет замурованного под землей и после освобождения попавшего в новый для него мир нашей советской жизни, то есть история бессменного часового.

Тот же сюжет, оказывается, использовал в своей поэме «Товарищ Ардатов» ныне покойный поэт Николай Адуев, Полковник запаса Е. Е. Ефремов из Волгограда сообщает, что он много лет назад читал рассказы известного советского писателя Пантелеймона Романова и один из них был посвящен истории бессменного часового. А рабочий Омельченко из Чимкента пишет, что якобы создал на эту тему рассказ и Алексей Толстой. Герой этого рассказа, по словам Омельченко, был татарином по национальности, а дело происходило в крепости Перемышль.

Кстати говоря, хотя большинство читателей подтверждает, что бессменный часовой был донским казаком, в целом ряде писем указывается иная версия. Читатели из Татарии и Башкирии утверждают, будто в местных газетах того времени печатались статьи о бессменном часовом и там сообщалось, что он был татарином и вернулся в родное село где-то около Уфы, а по другим сведениям близ Казани. Т. Алюков из Уфы прислал мне письмо, в котором указывает, что в 1926 году издательство «Башкнига» выпустило на татарском языке рассказ башкирского писателя Имая Насири «Живьем в могиле», где описана та же история, что и у меня. При этом якобы на титульном листе книги писатель сделал примечание: «Сюжет взят с русского». Тем не менее герой его рассказа носит татарское имя Шарафий, и трудно сказать, взял ли автор с русского лишь историю, героем которой на деле был татарин, или он по своей воле изменил имя бессменного часового на татарское. Об этой же книге пишут мне П. Игуш из поселка Бишбуляк Башкирской АССР и корреспондент областной газеты «Кузбасс» Григорий Умнов из Анжеро-Судженска, который, в свою очередь, узнал о ней от пенсионера Хабиба Саитова. Ха-биб Сайтов хорошо помнит брошюру «Девять лет под землей», выпущенную лет тридцать назад в Башкирии. Он, по его словам, запомнил все, что там сообщалось о бессменном часовом. Солдата, как он утверждает, звали Сабир Садыков, он был родом из Башкирии, и в 1924 году, когда его извлекли из подземелья, ему исполнилось 29 лет. Возвратившись на родину, он якобы поселился на Урале, в городе Карабаше.

Вскоре после опубликования рассказа в «Огоньке» мне позвонил бывший проездом в Москве' капитан Советской Армии М. Козин, который служит в одной из воинских частей на Украине. Он сказал, что у него хранится экземпляр «Чтеца-декламатора», выпущенного Военным издательством в 1941 году, и в этой книге есть рассказ о бессменном часовом. Он обещал прислать мне этот рассказ по возвращении в часть и выполнил свое обещание.

Рассказ называется «Забытый» и снабжен небольшим примечанием:

«Летом 1925 года при восстановлении Ивангородской крепости, расположенной на территории б. Польши, в заваленном форту был найден живым солдат царской армии. Он пробыл в форту 10 лет со дня поспешного оставления крепости войсками. Рассказ „Забытый“ написан на основе этого факта».

Героем этого рассказа является солдат — татарин Мустафа Муссатдинов. Его забыли в подземных казематах его товарищи, отступившие и взорвавшие вход в форт в то время, когда он спал, вернувшись из очередной разведки. Автор описывал, что передумал и перечувствовал подземный узник в первые дни своего заточения и как все больше копилась в его душе ненависть к царской власти, к своему офицеру, который, бывало, презрительно звал Мустафу «гололобым» и который, как подозревал солдат, нарочно оставил его в этой каменной могиле. Рассказывается, как жил солдат все эти годы, упоминается его война с крысами, которые уничтожали запасы пищи. А когда через десять лет поляки, раскопав форт, вошли в каземат, Мустафа, увидя офицера в погонах, плюнул ему в лицо, думая, что это вернулся бывший командир — виновник его заточения.

Автором этого рассказа, к моей радости, оказался, ныне здравствующий писатель москвич Казимир Ковалевский. Я сразу же позвонил ему по телефону и спросил: где те материалы, на основе которых он. написал своего «Забытого». Но оказалось, что Ковалевскому в свое время лишь подробно рассказали об этой истории с солдатом-татарином, а сам он не видел никаких документов и, когда сочинял рассказ, придумал имя для своего героя, как это обычно делают писатели в художественных произведениях. Таким образом, рассказ его не мог пригодиться в моих поисках — эта «нитка» безнадежно оборвалась.

Примерно тогда же несколько читателей позвонили мне по телефону или прислали письма, советуя разыскать э 4 журнала «Всемирный следопыт» за 1925 год. Я нашел его в одной из библиотек и, открыв, тотчас же увидел большой рассказ, озаглавленный «Девять лет под землей». Рассказу было предпослано следующее примечание:

«Во время расчистки фортов Осовецкой крепости в заваленном обвалом земли каземате найден живым русский солдат из Донской области — участник русско-немецкой войны, остававшийся под землей в течение девяти лет. Взрывом большого снаряда солдат заживо был замурован в каземате большим пластом земли. В течение года он кормился хлебом, который затем от сырости испортился. Все остальное время он питался мясными и молочными консервами, которых оказалось в изобилии в каземате. Там же был большой запас свечей, которых хватило на четыре года, после чего несчастному человеку в течение пяти лет пришлось жить в темноте. Нашли его всего обросшего волосами и седым стариком. Первые лучи света ослепили его зрение, но затем оно снова вернулось. Местными властями найденный солдат отправлен в Варшаву, а оттуда, по всей вероятности, его направят на родину — в Донскую область (из газет)».

На этом газетном сообщении и был построен рассказ — история канонира Иванова, заживо погребенного в глубоком фортовом каземате. Главное место автор уделил описанию переживаний и мыслей солдата; причем сделал это с изрядной долей того, что мы сейчас называем «литературщиной». Но все же в рассказе присутствует и много бытовых подробностей. В обширных подземельях, где оказался канонир Иванов, были обильные запасы- провианта, но не было складов обмундирования. Там же находился большой подземный водоем, из которого солдат пил. Запас свечей, бочки с пушечным салом, которым он наполнял котелки, делая к ним фитили из пакли, дали ему возможность долго освещать свое подземелье. При этом свете он построил из ящиков леса и день за днем долбил проход в потолке каземата. В конце концов он попал… в подвал, находившийся этажом выше, но выход из этого подвала был завален огромными глыбами бетона, развороченного взрывом, и расчистить завал оказалось невозможным. Он попытался пробивать дыру в другом месте, но однажды леса его развалились, а сам он упал в водоем, и тяжелая болезнь, последовавшая за этим, окончательно надломила его силы и волю. К тому же в подземелье произошел пожар — сгорели все запасы пушечного сала. Солдат при этом уцелел, но с тех пор очутился в темноте. Зато пожар спас его от крыс, которые угрожали его жизни. Углекислота затопила весь низ его подвала, и крысы погибли.

Постепенно солдат одичал, превратился в странное, обросшее волосами существо и в таком виде девять лет спустя был обнаружен поляками.

Таково содержание рассказа «Всемирного следопыта», и, как вы видите, он во многом отличается от описанной мной истории бессменного часового, хотя в основе обоих лежит один и тот же случай. И пока трудно сказать, какой из этих вариантов является правильным, это покажут дальнейшие розыски. Рассказ во «Всемирном следопыте» — безыменный, он не подписан именем автора, и сейчас очень трудно установить, кто его писал. Мы не знаем, располагал ли автор каким-либо фактическим материалом, кроме короткой газетной заметки, или же все обстоятельства подземной робинзонады канонира Иванова, как и его фамилия, выдуманы писателем. И этот рассказ, судя по всему, не может служить мало-мальски достоверным документом.

Описывая историю бессменного часового, я исходил из того, что случай этот происходил в одном из фортов Брестской крепости. Но при этом, как, возможно, помнят читатели, я сделал оговорку, сказав, что не могу в точности ручаться за место действия, ибо некоторые из людей, рассказавших мне эту историю, ссылались на другие русские крепости — Осовец и Ивангород. Сейчас дело обстоит еще хуже — число крепостей, где мог произойти этот случай, сильно выросло благодаря письмам читателей.

Правда, подавляющее большинство читателей с уверенностью называют Осовец, и я сейчас думаю, что это наиболее вероятное место действия. Впрочем, есть и другие варианты.

А. Колесников из села Пудино Томской области и А. Кузьмин из города Николаева на Украине утверждают, что дело происходило в Бресте. Учитель И. Д. Буянов из села Колхозное Чечено-Ингушской АССР заявляет, что солдат найден в крепости Ивангород, пенсионер М. Т. Темник из города Сосновки Черкасской области называет крепость Дубно, тов. Якушенков из Саранска пишет, что местом действия был Ковенский форт (город Каунас в Литве). Эту версию подтверждают в своем письме Анна и Вацлав Колар, живущие в Харькове. Они сообщают, что в 1925 или 1926 году получили письмо от своих родственников из Литвы, которые писали им:

«У нас интересная новость. При раскопке Каунасской крепости в подземелье был найден живой русский'солдат родом с Дона. Он был в подземелье в течение девяти лет, весь оброс длинными волосами».

А. и В. Колар советуют мне запросить об этом случае старожилов Каунаса.

Председатель колхоза «Патанга» Укмергского района Литовской ССР Эдуард Шемета нашел в старом литовском журнале «Кривуле» в э 5 за 1925 год заметку «Девять лет под землей», сделал ее перевод и прислал мне. Вот что в ней написано:

«Недалеко от Вильнюса во время империалистической войны были большие продовольственные склады, которые были взорваны при отступлении русской армии в 1915 году. В 1925 году польские власти, обследуя эти места и производя раскопки, обнаружили в одном подвале русского солдата, который был в полной форме и у него были длинные волосы, которые доходили до пояса. Когда его вывели на свежий воздух, он сразу ослеп. Он мало разговаривал и только сказал, что был поставлен на пост и ждал, когда его сменят.

Русский воин прожил недолго — когда он попал на свежий воздух и на солнце, он сразу заболел и через несколько дней скончался. Никому больше не удастся узнать, откуда он был и как его звали, — свою тайну он унес в могилу. Это был русский воин, верный своей присяге».

Как видите, появляются все новые и самые различные версии Конечно, многие из них с неизбежностью отпадут, но сознаюсь, что при всей необычности истории бессменного часового я невольно думаю о том, что вполне мог быть не один подобный случай.

Такое же разнообразие вариантов возникает сейчас и по поводу фамилии и местожительства подземного часового. Опять-таки большинство читателей с определенностью указывают, что это был донской казак, причем некоторые сообщают его адрес более точно. Петр Целютин из города Шахты пишет, что солдат призывался в Каменской округе, а после освобождения из подземелья вернулся на родину — в станицу Ешинскую (возможно, он имеет в виду Вешенскую). К. Рожков из Харькова также помнит, что солдат был родом из одного хутора станицы Каменской (ныне город Каменск). Житель хутора Садки Зверевского района Ростовской области Яков Пахаев тоже говорит, что бессменный часовой был из станицы Каменской и даже указывает его фамилию Галушка (он читал о нем в газете в 1927 году). Михаил Челня из Тбилиси уведомляет меня, что по его сведениям солдата надо искать в селе Грушевка Ростовской области, около Новочеркасска. Председатель Ковалевского сельсовета Ростовской области Василий Медведев пишет, что солдата звали Иван Шаповалов, он был уроженцем станицы Вольно-Донской Морозовского района.

Но три письма, пришедших из трех совершенно разных районов Союза, уверенно указывают на один и тот же адрес — станица Николаевская бывшей Донской области. Этот адрес сообщают В. П. Лукьянов со станции Краснодонецкая Ростовской области, И. Д. Межинский из Махачкалы и И. Матиссен из Красноярска. Все они в свое время читали об этом в газетах и запомнили адрес, а И. Матиссен помнит даже фамилию солдата — Николаев. Это совпадение адреса в трех письмах заставляет насторожиться — быть может, прежде всего следы бессменного часового следует искать именно в станице Николаевской.

Однако есть и другие свидетельства. Г. Дворников со станции Алга Актюбинской области утверждает, что солдат был рабочим из Иваново-Вознесенска и вернулся впоследствии туда. Из редакции газеты «Колхозная правда», которая выходит в Бесединском районе Курской области и которая перепечатала мой рассказ, переслали мне письмо читателя Г. Алтухова. Он помнит, что солдат был родом из Иркутской губернии. Ф. Сергеев из Днепропетровска считает его уроженцем Тамбовской губернии Анастасия Говорунова из Пянджского района Таджикистана сообщает, что, по слухам, солдат, пробывший девять лет под землей, проживал в селе Красавке Саратовской области и фамилия его была Грушин. Редакция «Камчатской правды» переслала мне письмо своего читателя А. Румынова, указывающего, что бессменного часового надо искать по адресу — село Веригино Бугурусланского района бывшей Самарской губернии. И. Буянов из города Грозного заявляет, что солдат был жителем Пензенской губернии. Восьмидесятилетний В. П. Волков из Оренбурга адресует меня в город Сорочинск Оренбургской области. А. Ахметов из Башкирии указывает на село Слак Алышевского района Башкирской АССР. Наконец, недавно умерший украинский ученый-историк Павел Константинович Федоренко вспоминал, что лет тридцать назад ему рассказывали, будто солдат, просидевший девять лет в подземелье, был жителем города Сновска (теперь Щорс) Черниговской области. В то же время редактор районной газеты «Путь Ленина», выходящей в селе Красная Гора Брянской области, переслал в редакцию «Огонька» один из номеров этой газеты, где напечатано адресованное мне открытое письмо пенсионера О. Подвойского «Это не легенда!». О. Подвойский в свое время читал статью о бессменном часовом в клинцовской газете «Труд» и хорошо помнит — там указывалось, что солдат был уроженцем Сосницкого уезда Черниговской губернии. Редактор «Пути Ленина» А. Балалаев попытался разыскать старые комплекты газеты «Труд» через Клинцовский краеведческий музей, но оказалось, что весь архив района был уничтожен во время фашистской оккупации.

Все эти люди по большей части сообщают то, что они когда-то читали в газетах. Есть также целая группа читателей, которые, так сказать, из вторых рук передают рассказы тех, кому якобы довелось видеть бессменного часового и говорить с ним. Михаил Зорин из города Бердска Новосибирской области пишет, что его жена, уроженка поселка Александровский Коченевского района той же области, заявила ему, будто все это произошло с ее односельчанином Тимофеем Гурко. Сам Гурко, вернувшийся домой слепым, умер только в 1955 году, и М. Зорин сообщает мне адреса его родственников. И. А. Никулин из города Мелеуза в Башкирии передает мне интересный рассказ бывшего начальника Зилаирского райвоенкомата БАССР И. Ф. Тулякова, В тридцатых годах Туляков ездил на лошадях в командировку в город Белорецк и, вернувшись оттуда, с волнением рассказал своим сотрудникам, среди которых был и тов. Никулин, об удивительной встрече со слепым башкиром или татарином. По дороге в Белорецк ему пришлось заночевать в одной из деревень. Его привели спать в избу, где на нарах сидел слепой человек с совершенно седыми волосами, причем седина была какая-то необычная — с зеленоватым отливом. Узнав, что к нему пришел военный, слепой принялся рассказывать Тулякову свою историю, полностью совпадающую с историей бессменного часового. При этом старый солдат сказал, что поляки оказали ему воинские почести и что в Варшаву его доставили торжественно, в сопровождении духового оркестра. И. А. Никулин пишет, что Туляков был человеком серьезным и уважаемым и что рассказ его не вызывал сомнений. К сожалению, он впоследствии погиб на фронте, но тов. Никулин советует мне навести сейчас справки у старожилов Усменского, Абземиловского и Белорецкого районов, через которые пролегал тогда путь И. Ф. Тулякова.

Заведующий промышленным отделом Тернопольского городского Совета депутатов трудящихся Н. А. Диордиенко прислал мне письмо, где сообщает, что в 1944 году, будучи на фронте и попав в крепость Осовец, он встретился с одним польским железнодорожником, который был свидетелем освобождения бессменного часового из подземелья. По его словам, солдат за девять лет одичал, оброс волосами и почти разучился говорить. Железнодорожник даже показал тов. Диордиенко вход в эти подземные многоэтажные казематы, где находился часовой. Таиса Мелентович из Брестской области пишет, что она знает шестидесятилетнего старика Лаврентия Цамока из деревни Обры Каменецкого района, который якобы своими руками в 1924 году откапывал вход в подземный склад в Брестской крепости, видел обнаруженного там солдата и даже разговаривал с ним. И. И. Вербицкий из города Калининграда, который в 1923 году жил в Польше около крепости Модлин близ Варшавы (раньше она называлась Новогеоргиевской крепостью), вспоминает рассказ своего брата. Брат его служил тогда в польских войсках и работал в команде, расчищавшей и раскапывавшей крепостные сооружения. Самому И. Вербицкому тогда было тринадцать лет, и он ежедневно носил брату в крепость обед, который посылали ему родители. Однажды, это было в ясный сентябрьский день 1923 года, мальчик застал у ворот крепости огромную толпу народа, и жандармы никого не пускали внутрь. В толпе говорили, что в этот день под землей нашли русского солдата, прожившего там девять лет. Потом к мальчику вышел его брат с другими польскими жолнерами, и они подтвердили этот слух и рассказали, как выглядел найденный солдат. А потом, как вспоминает И. Вербицкий, в польских газетах и журналах печатались портреты этого солдата, подробные рассказы о его жизни под землей, и даже была выпущена брошюра о нем. Сейчас И. Вербицкий послал в Польшу письмо своим знакомым с запросом об этом случае и обещает сообщить мне о результатах.

А. Колесников из Томской области, о котором я уже упоминал, передает мне краткий рассказ своего сослуживца бухгалтера Пудинского совхоза Андрея Герасимчука.

«Я видел человека, о котором написано в „Огоньке“, — сказал ему Герасимчук. — Было это в 1924 или 1925 году, когда я служил в армии на станции Шепетовка, На эту станцию польские военные власти привезли русского солдата, пробывшего много лет под землей, для передачи его нашим властям. Человеку было лет под тридцать, он был белый как лунь, подстриженный и побритый. Он видел, но плохо. Он кратко рассказывал о жизни в подземелье, и мне помнится, что он был завален в Брестской крепости. Он житель Донской области. Наши принимали его с оркестром. Куда он потом уехал, я не знаю».

Особенно интересное письмо прислал мне старый железнодорожник, ныне пенсионер из города Вильнюса Д. И. Бурый. В нем он подробно излагает то, что когда-то рассказывал ему его сослуживец, ныне работник Вильнюсского отделения Литовской железной дороги Михаил Сухорукое, человек, по словам тов. Бурого, солидный и вполне заслуживающий доверия.

Это было примерно 25 сентября 1925 года, когда Михаил Сухорукое служил на пограничной с Польшей советской станции Негорелое. Стало известно, что из Варшавы прибывает поездом русский солдат, пробывший девять лет под землей, которого поляки будут передавать в Негорелом советским властям.

Курьерский поезд из Варшавы прибыл около семи часов вечера, и пассажиры прямо пересаживались с него на поезд, идущий в Москву. Но таможенная и пограничная проверка все же занимала минут сорок, и за это время М. Сухоруков и другие работники станции успели рассмотреть бессменного часового и поговорить с ним.

Оказалось, что его встречали в Негорелом родные — старушка мать, брат, жена и отец — еще бодрый и бравый донской казак с крупной золотой серьгой в ухе и в старых шароварах с лампасами. Вместе с ними приезжего ждали фотографы и рабкоры из газет.

Солдат оказался плотным здоровяком лет сорока пяти, довольно высокого роста, с двумя георгиевскими крестами на груди и тоже с серьгой в ухе. С головы его спускались ниже пояса густые седые волосы. Такими же седыми были его борода и усы. На казаке были новые казацкие шаровары с лампасами, и на боку висела сабля.

Он долго обнимался с родными, а потом газетчики хотели его сфотографировать, но он просил не делать этого, видимо стесняясь своей внешности. Ему принялись задавать вопросы, и он охотно рассказал свою историю, почти полностью совпадающую с основным вариантом этого случая, хотя некоторые детали в его рассказе были иными. Он, по его словам, действительно не сразу допустил поляков в склад и приготовился стрелять, если в подземелье войдут немцы. Только после того, как ему объяснили, что произошло, он согласился покинуть пост. При этом ему плотно завязали глаза, чтобы сохранить зрение. Хотели даже связать руки, чтобы он, забывшись, не сбросил своей повязки, но он обещал, что сумеет сдержаться. Потом его доставили в военный госпиталь, поместили в темной комнате, и в течение трех или четырех месяцев он ходил в темных очках, постепенно приучая глаза к свету. Он заявил польским властям, что хочет уехать на родину, и в госпитале его навещал советский консул, который теперь сопровождал его в Москву. Сухоруков спросил у казака, как случилось, что поляки оставили ему саблю. Тогда солдат вынул из ножен клинок и показал его собравшимся вокруг него.

«Это подарок отца», — сказал он.

На клинке была выгравирована надпись: «Смелым бог владеет».

Он объяснил, что поляки с уважением отнеслись к нему и, оценив мужество и стойкость подземного часового, разрешили ему оставить свое оружие.

Такова история, которую со слов М. Сухорукова сообщает мне тов. Бурый. Он советует обратиться к архивам Министерства иностранных дел СССР, где должны быть какие-то документы, связанные с передачей бессменного часового на родину.

Кстати, такой же совет дает мне С. Фейнберг из города Бобруйска, которому помнится, что в те годы народный комиссар иностранных дел тов. Чичерин дважды (обращался с нотами к польскому правительству, потому что поляки якобы затягивали отправку солдата на родину. А Григорий Любченко из поселка Новый Свет Донецкой области пишет, будто бы в 1927 или 1928 году читал в газетах сообщение о том, что Советское правительство наградило солдата, проведшего девять лет под землей, орденом Красного Знамени, и рекомендует мне обратиться туда, где хранятся сведения о награжденных.

Но, конечно, особенно интересным было для меня получить письма от людей, которые, по их словам, сами видели бессменного часового и разговаривали с ним. Таких писем несколько.

Александр Лебедев из Ленинграда сообщает, что много лет назад его односельчанин, вернувшийся домой с войны только в 1924 или 1925 году, подробно рассказывал ему историю своего девятилетнего пребывания под землей в крепости Осовец. А. Лебедев был тогда секретарем волостной ячейки ВЛКСМ и жил в селе Старая Ка-литва Новокалитвенского района Воронежской области. Фамилию подземного узника он помнит хорошо — Журавлев, но имя его забыл. Журавлев, по его словам, видел, но недостаточно хорошо, хотя и ходил без сопровождающего, да и слух его был расстроен. В то время Журавлев работал в качестве пастуха общественного стада, а его сын Петр батрачил у кулаков. Сам Лебедев в 1929 году уехал из родного села и с тех пор ничего не знает о семье Журавлевых.

Читательница Витковская из города Кривой Рог пишет, что в 1925 году, когда она жила на станции Гришине, там однажды появились листовки, выпущенные местной газетой, где рассказывалась история бессменного часового. В листовках сообщалось, что солдат, возвращаясь на родину, проедет через Гришино, и указывался час прихода поезда. Вместе со многими другими жителями Гришина тов. Витковская пришла на станцию посмотреть на этого удивительного человека. Она помнит, как на площадку вагона вышел человек с очень длинной белой бородой и, отвечая на вопросы людей, много рассказывал о своей жизни под землей. Он сказал, что после освобождения он долго лечился, а теперь едет на родину в Донбасс. Куда именно, тов. Витковская забыла, как забыла и фамилию этого человека. Она говорит, что старожилы станции Гришино должны помнить этот случай.

Из Волгоградской области из города Новоанненска пишет мне Алексей Балычев. Он вспоминает, что в 1924 или 1925 году встретил на станции Филонове почти совсем слепого человека, которого сопровождал санитар. Он рассказал Балычеву свою историю, и она в точности была историей бессменного часового. Человек этот ехал, как он сказал, из Минска, где лечился в госпитале, и добирался до родного хутора. Как назывался хутор, Балычев забыл, но вспоминает, что слепой сказал, что от Филонова до его родных мест остается сто тридцать километров. Он рекомендует мне искать следы этого человека в районе станиц Глазуновской и Роскопенской.

А вот что рассказывает в своем письме работник совхоза имени Тимирязева из Октябрьского района в Северном Казахстане Николай Субботенко. Работая в двадцатых годах на сахарном заводе близ Умани на Украине, он, как активный комсомолец, участвовал в волостной комсомольской конференции. Проходила эта конференция в Умани, и во время перерыва на обед было объявлено, что делегаты приглашаются в городской цирк, где будет выступать находящийся здесь проездом на родину солдат, который прожил в подземном каземате Новогеоргиевской крепости девять лет. Вместе с товарищами Н. Субботенко побывал в цирке, видел человека в форме солдата царской армии, но без погон, с темными очками на глазах и с лицом, густо заросшим длинными волосами, и слышал его волнующий рассказ. Он пишет, что родом этот солдат из Черниговской губернии. Уманские газеты, по словам Субботенко, потом печатали подробные рассказы о бессменном часовом.

А вот короткое письмо жителя Барнаула Андрея Власенко:

«Уважаемые товарищи! Я прочитал в „Огоньке“ очерк „Бессменный часовой“ и был взволнован, так как в 1943 году встречал подобного человека. Возможно, это был сам герой очерка. В августе — сентябре 1943 года, будучи в резерве 46-й армии, я со штабом армии находился в одном из донских сел в радиусе 100–150 километров от Миллерово. Возможно, это было в Чеботаревке, Митя-кино, Ср. Митякино, Волховом Яре или на хуторе Шевченко. Однажды вечером, выйдя из хаты, я увидел на завалинке старика лет 65–70. Старик плохо видел. Рядом с ним стояла жена. Я разговорился с ним и был чрезвычайно удивлен, услышав его рассказ. Находясь в армии во время германской войны в Польше, он вместе с другими солдатами охранял подземный склад с обмундированием и продовольствием. Однажды, когда он стоял в карауле, выход был завален взрывом, и дед в одиночку просидел в складе около 10 лет. Словом, это был случай, описанный Смирновым.

Посылая письмо в редакцию, я надеюсь, что оно поможет писателю в розысках неизвестного героя».

Осенью 1960 года мне позвонил инженер Ростовского опытного завода П. П. Плахтюрин, приехавший в Москву. Мы повидались с ним, и он рассказал мне, как в 1947 году ему пришлось заночевать в избе слепого старика — солдата первой мировой войны. П. П. Плахтюрин служил тогда в армии, и его часть стояла в районе города Вольска Саратовской области. Однажды зимой их подразделение перебросили на машинах куда-то к границе Саратовской и Ульяновской областей, а потом солдаты двинулись на лыжах к месту назначения, где им предстояло заготовлять лес. В пути один из лыжников вывихнул ногу, и командир поручил Плахтюрину сопровождать его до ближайшей деревни. Оба солдата, отстав от своих, к вечеру добрались в село, и им порекомендовали остановиться на ночлег в избе, где жили слепой дед и его жена-старуха, работавшая сторожем при магазине сельпо. Им сказали, что дед, как старый солдат, примет военных особенно радушно.

Так и случилось. Они разыскали в магазине сторожиху, и та повела их к себе, сказав: «Дед меня со свету сживет, если я вам откажу». По пути она рассказала солдатам, что ее дед большой герой, что он много лет охранял военные склады под землей и что за то, что он сделал, могла бы ему быть большая награда. «А ведь сейчас ему даже и не верят, когда рассказывает, пожаловалась старуха. — Думают, что выдумал все. И глаза-то он зря потерял забыли ему завязать глаза, когда наверх выводили из-под земли, — он без света много лет пробыл и, как вышел на свет, сразу ослеп. Наши бы не забыли глаза завязать», — вздохнула она.

Дед оказался еще совсем крепким. На вид ему было лет шестьдесят. Глаза у него были чистые и ясные, и не сразу можно было догадаться, что он слеп, так свободно он двигался по комнате, мгновенно и уверенно находя любой нужный ему предмет.

Принял он гостей с радостью. Были трудные и голодные послевоенные годы, но они с бабкой выставили на стол всю небогатую снедь, которая у них оказалась, и достали даже бутылку водки. И вот в разговоре за столом дед, как бы неохотно и между прочим, отвечая на вопросы гостей о себе, рассказал целый ряд подробностей своей истории, полностью совпадающих с деталями подземной жизни бессменного часового. Плахтюрину показалось, что старик рассказывал о себе с такой неохотой потому, что до этого всегда встречал недоверие со стороны слушателей, считавших его рассказ небылицей. Впрочем, тогда и он и его товарищ усомнились в истории старика и из вежливости не стали расспрашивать его подробнее. Только теперь Плахтюрин, прочтя мой рассказ, сразу же вспомнил ту встречу и поспешил сообщить мне о ней.

Он не помнил фамилии деда и не помнил даже названия деревни, хотя с уверенностью называл мне многие соседние села и даже по памяти чертил приблизительный маршрут, по которому они тогда шли вдвоем с товарищем. Не хватало только подробной карты тех мест, чтобы точно определить, в какой деревне произошла эта встреча.

Тогда я обратился в Госгеокартфонд, где хранятся самые подробные топографические карты нашей страны. Работники фонда любезно согласились помочь и, когда мы приехали, показали нам нужные карты. И тотчас же, сопоставив карту со схемой, начерченной по памяти П. П. Плахтюриным, мы уверенно нашли этот населенный пункт. То была деревня Андреевка Павловского района Ульяновской области. Теперь мне предстоит навести там справки об этом старике.

Пусть не смущает читателя разноречивость сведений, собравшихся сейчас у меня. Это довольно обычное дело, когда идешь по следам какой-нибудь удивительной, почти легендарной истории. Поразительный факт (а иногда и не один) превращается постепенно в легенду, разветвляется, обрастает новыми подробностями, деформируется и с годами видоизменяется настолько, что человек, поставивший перед собой цель доискаться до первоисточника, сначала чувствует себя подобно археологу, который обнаружил засыпанные землей развалины и еще не знает, что здесь было — дворец, храм или гробница какого-нибудь древнего владыки. И предстоит осторожно, слой за слоем, удалять слежавшуюся землю, прежде чем обнажатся стены постройки и станут ясными ее назначение и происхождение.

Так и тут. Нельзя пока по наитию отвергать ни одну из версий истории бессменного часового, и я знаю по своему собственному прошлому опыту, что иной раз тот вариант, который на первый взгляд показался самым невероятным, вдруг начинает оправдываться и неожиданно становится непреложной истиной. Каждое из этих сообщений требует тщательной проверки и изучения. Только тогда выявится, какие из свидетельств были основаны на фактах, а какие являются плодом неточности, небрежности, ошибки, путаницы, провокации памяти или даже правдоподобной мистификацией.

К сожалению, такие мистификации случаются Иногда это делают просто по неумному легкомыслию человека, желающего «подшутить», а иногда с более низменными целями — со стремлением примазаться к какому-нибудь хорошему делу, получившему широкую огласку, и использовать это в личных целях.

Вот, например, передо мной письмо некоего Николая Антонова из Баку. Он заявляет, что бессменный часовой — это его родной брат Александр, недавно умерший, и рассказывает, якобы с его слов, дикие небылицы о жизни солдата в подземелье. Весь его рассказ представляет из себя беспардонную ложь, которая, впрочем, сразу же ощущается. Но я, читая это письмо, сразу же вспомнил, что передо мною мой «старый знакомый». Этот самый Антонов (называвшийся тогда Антоновым-Бариновым из Мичуринска) уже пытался несколько лет тому назад втереть мне очки, выдавая себя за участника обороны Брестской крепости. Все «воспоминания» о Брестской обороне, которые он тогда мне присылал, были таким же хитрым, но в общем неуклюжим сочинением небылиц, и опытному глазу довольно легко можно было увидеть за этими «мемуарами» лицо афериста. Сейчас к этому «лицу» — только добавились новые красноречивые черты. Увы, есть и еще несколько писем, в которых уже с первого взгляда ясно видишь ложь. К счастью, таких писем очень немного, и эти люди являются досадным исключением среди сотен читателей, искренне и горячо старающихся помочь разыскать неизвестного героя.

Мне остается рассказать еще об одном любопытном варианте истории бессменного часового. Я слышал о нем раньше, но тогда счел его преувеличением, недостойным упоминания. Теперь же в нескольких письмах защищается именно этот вариант.

Утверждают, что в 1930 году или даже позже в Польше был отрыт в крепостном подземелье русский солдат, проживший под землей не девять, а пятнадцать лет. Об этом мне пишет генерал-лейтенант в отставке А. К. Купреев из Москвы. Он вспоминает, что в 1945 или в 1946 году в «Правде» была напечатана подвальная статья «Крепость Осовец» и там рассказывалась история бессменного часового, освобожденного поляками не в 1924, а в 1930 году. Статью в «Правде» вспоминает и житель Калуги, бывший участник гражданской войны И. В. Муханов, также утверждающий, что подземный часовой был найден в тридцатых годах. Об этом же пишут мне М. И. Чулков из Кишинева и В. Ф. Лотоцкий из города Кизела Пермской области.

Более подробно сообщает об этом М. С. Денисюк из города Кобрина Брестской области. Он, живя на территории Польши, читал в 1930 году в местных газетах статьи и заметки о солдате, обнаруженном именно в то время при раскопке крепости Осовец. Как сообщали газеты, часовой долго не пускал поляков в склад, заявляя, что его может снять с поста только разводящий, а если его нет, то «государь император». Когда ему объяснили, что уже нет и царя, а крепость принадлежит Польше, он спросил, кто в Польше главный, и, узнав, что президент, потребовал его приказа. Лишь когда ему прочитали телеграмму президента, он вышел наверх и сразу ослеп. Солдат оказался якобы рядовым 15-го Сибирского полка Иваном Ивашиным и пробыл под землей пятнадцать лет.

Кстати, этот рассказ почти полностью совпадает с другим рассказом, опубликованным в 1938 году в Риге в русском журнале «Для вас», издававшемся какими-то русскими эмигрантами. Номер этого журнала случайно где-то обнаружил мой товарищ, известный советский композитор Никита Богословский и, наткнувшись на знакомую историю, перепечатал ее для меня. Кстати, любопытно, что рассказ этот назывался так же, как и мой, — «Бессменный часовой». Он написан в несколько разухабистом тоне старых «солдатских» рассказов, но во всех деталях совпадает с тем, что сообщает в своем письме Денисюк из Кобрина. Совпал даже номер полка — 15-й Сибирский. Только зовут солдата в рижском рассказе не Иван Ивашин, а Иван Иваныша.

Словом, доводя до сведения читателей этот вариант, я пока что не могу ничего сказать ни в его защиту, ни в опровержение. Все выяснится в дальнейших розысках.

Любопытно, что похожие на историю бессменного часового случаи известны и в других странах. Так, профессор Словацкого политехнического института в Братиславе А. Георгиевский пишет мне, что в 1922–1923 годах в одной из французских крепостей был обнаружен солдат, проживший под землей около пяти лет. Другой читатель указывает, что когда-то французская печать писала о солдате, замурованном в подземных складах крепости Верден и освобожденном оттуда спустя девять лет.

Но самое интересное то, что, оказывается, подобные случаи были и во время Великой Отечественной войны. Одна читательница сообщила мне, что будто бы при восстановлении Воронежа после войны из-под развалин каких-то складов извлекли солдата, который с двумя товарищами был засыпан там в 1942 году. Товарищи его за это время умерли, а он дожил до освобождения. Другой читатель сообщает о подобном случае в городе Правдинске Калининградской области. Там уже в 1950 году, по его словам, были отрыты из глубокого подземного склада четверо советских воинов, засыпанных в подземелье в 1945 году, в дни боев за Кенигсберг при одной из сильных бомбежек.

Наконец, три письма посвящены одному и тому же случаю Тов. Голубев из Ленинграда, В. В. Перерва из города Дзержинска Донецкой области и И. Ф. Тимченко из города Богородска Горьковской области передают рассказ о том, что во время боев в Крыму двое или трое советских людей (по двум свидетельствам — матросов-севастопольцев, по одному — партизан) были засыпаны взрывом в подземном складе и пробыли там несколько лет. Их отрыли якобы уже после войны, они обросли за это время длинными волосами и бородами, но сохранили и речь и разум. По одной версии, они даже с криком «ура!» бросились в свою последнюю атаку, будучи уверенными, что их откапывают немцы.

Как бы то ни было, я, не принимая пока на веру ни одной из этих версий, обращаюсь с просьбой ко всем, кто знает что-нибудь о таких «бессменных часовых» Отечественной войны, то ли в Севастополе, то ли в других местах, сообщить мне все, что о них известно.

Я обрываю пока на этом историю бессменного часового. Но она еще не окончена. Занятый поисками неизвестных героев Великой Отечественной войны, я в последние годы, к сожалению, не сумел выбрать достаточно времени, чтобы довести до конца розыски следов подземного Робинзона. Оправданием перед читателями для меня может служить только один довод: история бессменного часового — это очень любопытный, но давний случай, а всякий поиск неизвестного героя Отечественной войны связан с судьбами живых людей — то ли отыскивается он сам, этот герой, то ли его родные и близкие. Именно это соображение и заставляет меня отдавать предпочтение более животрепещущему материалу нашей недавней борьбы против гитлеровцев.

Но вот прошло уже около четырех лет, с тех пор как я впервые рассказал на страницах «Огонька» о бессменном часовом, а до сих пор я получаю письма, в которых меня запрашивают, чем кончились поиски, и об этом же постоянно задают вопросы читатели на публичных встречах с ними. Видимо, история эта вызвала настоящий интерес у многих людей, и надо, не откладывая надолго, доводить дело до конца.

Я надеюсь, что мне удастся окончательно разрешить эту загадку в 1964–1965 годах. Вероятно, придется около месяца провести в архивах, листая старые подшивки газет, которые указаны мне читателями, чтобы из них узнать, наконец, точно фамилию и местожительство героя. А потом надо выезжать и отыскивать следы бессменного часового на месте, опрашивая старожилов, беседуя со стариками. Полагаю, что поможет мне и намечаемая в конце 1964 года поездка в Польскую Народную Республику, где в архивах могут оказаться нужные мне комплекты газет.

Будем надеяться, что в одном из последующих изданий этой книги мне удастся рассказать читателю, какой была в действительности история бессменного часового, и назвать его настоящее имя, которое, я не сомневаюсь, навсегда войдет в летопись боевой славы нашего народа.