Об авторе

Куропаткин Алексей Николаевич (17.03.1848—16.01.1925) — генерал от инфантерии (1901), генерал-адъютант (1902), почетный член академий: Императорской Николаевской военной, Михайловской артиллерийской, Александровской военно-юридической и Императорской военно-медицинской; почетный старик и почетный казак многих станиц казачьих войск: Семиреченского, Сибирского, Оренбургского, Донского, Амурского и Терского; почетный гражданин города Плевны. Кавалер всех российских орденов — до Св. Александра Невского, с бриллиантовыми знаками включительно, в том числе Св. Георгия 3-й и 4-й степеней и многих высоких иностранных наград. Родился в Холмском уезде Псковской губернии (ныне Торопецкий р-н Тверской обл.) в дворянской семье — его отец был отставной капитан. Воспитывался в 1-м кадетском корпусе, затем поступил в Павловское военное училище, которое окончил в 1866 году с производством в подпоручики. В 1866—1871 годах служил в Туркестане, участвовал в завоевании Средней Азии. За отличие при штурме Самарканда и в других сражениях награжден орденами Св. Станислава и Св. Анны 3-й степени с мечом и бантом и произведен в чин поручика. В 1869 году назначен ротным командиром, а в 1870-м за отличия по службе произведен в штабс-капитаны.

В 1871-м поступил в Николаевскую академию генерального штаба, которую окончил в 1874 году первым, получив научную командировку в Германию, Францию и Алжир. Находясь в Алжире, принял участие в экспедиции французских войск в Большую Сахару и за отличия награжден кавалерским крестом ордена Почетного легиона. В 1875—1877 годах снова служил в Туркестане, участвовал в Кокандском походе, при взятии Уч-Кургана во главе небольшого отряда ворвался в укрепление противника, за что награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

Во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов — офицер для поручений при штабе действующей армии, а затем начальник штаба 16-й пехотной дивизии, где стал ближайшим помощником М. Д. Скобелева. Отличился в сражениях под Ловчей, Плевной и при переходе через Балканы. В бою под Плевной получил сильную контузию, его посчитали убитым. Газета «Московские ведомости» в № 220 даже опубликовала некролог. В ноябре 1877 года А. Н. Куропаткин был произведен в подполковники. За боевые отличия в эту кампанию его наградили орденами Св. Станислава и Св. Анны 2-й степени, Св. Владимира 3-й степени с мечом и следующим чином полковника, а также золотой саблей с надписью: «За храбрость».

В 1879—1883 годах он снова служил в Туркестане, где, участвуя во 2-й Архангельской экспедиции, являлся одним из ближайших помощников ее руководителя генерала М. Д. Скобелева. В январе 1882 года за отличия в боевых действиях против текинцев 34-летнего А. Н. Куропаткина произвели в генерал-майоры с утверждением в должности начальника Туркестанской стрелковой бригады.

В 1883—1890 год служил при Главном штабе. В 1886 году был отмечен царем Александром III за «особые труды» по разработке проектов «Об особых правах и преимуществах гражданской службы в отдельных краях Империи» и «Об устройстве управления в Туркестанском крае». В 1888 году успешно командовал сводной дивизией в лагерном сборе Одесского военного округа и в Варшавском округе — отрядом войск во время маневров. В марте 1890 года произведен в генерал-лейтенанты.

В 1890— 1897 годах Алексей Николаевич являлся начальником Закаспийской области. За время его управления этот пустынный край, не имевший ни дорог, ни городов, со слабыми зачатками промышленности, с полудиким кочевым населением, промышлявшим более всего грабежом и разбоем, стал более благоустроенным, здесь успешно развивалось земледелие, торговля и промышленность, появились крупные селения и города. Возникли школы, проведена реформа судебной части, привлечены многочисленные переселенцы из внутренних губерний. В 1895 году Куропаткин был послан во главе чрезвычайного посольства в Тегеран для сообщения персидскому шаху о вступлении на престол Николая II.

С января 1898-го до февраля 1904 года Куропаткин возглавлял военное министерство. Со второй половины XIX века русская армия значительно отстала в боевой готовности от армий европейских стран. Переустройство армии, начатое еще Д. А. Милютиным, требовало колоссальных денежных средств, выделить которые в короткий срок не представлялось возможности из-за проводимых одновременно широких неотложных реформ всего государственного строя страны. Ко времени, когда Куропаткин стал военным министром, Россия по росту затрат на оборону государства шла впереди других держав. Однако и эти значительные ассигнования являлись далеко не достаточными для устранения долголетней запущенности русской армии, тем более что и соседние государства продолжали непрестанно развивать свои вооруженные силы.

При отпуске кредитов военному ведомству незадолго до Куропаткина начал применяться так называемый предельный бюджет, по которому средства на расходы военного ведомства не отпускались ежегодно, но распределялись по смете на 5 лет. Последняя в своем окончательном виде неизбежно урезывалась по финансовым соображениям. Так, на пятилетие (1899—1903) сверхсметный расход на наиболее неотложные мероприятия исчислялся предшественником Куропаткина генералом Ванновским в 455 млн рублей, а было отпущено всего 160 млн рублей.

Став военным министром, Куропаткин нашел много начатых и незаконченных мероприятий, а также новых, вполне подготовленных, но не проведенных из-за недостатка средств. Таким образом, собственно по военной части имелась масса ценного материала, достаточного для составления плана дальнейшей деятельности военного министра. С другой стороны, общей политической программы для согласования с ней деятельности военного министерства не существовало; напротив, между военным министром и его коллегами по другим ведомствам имелись существенные разногласия во взглядах на очередные задачи военного ведомства. Общности программ военного и морского министерств также не было.

При таком положении Куропаткин решил при постановке задач для дальнейшей работы министерства опереться на исторические исследования деятельности русских вооруженных сил в XVIII и XIX веках, определив, как выводы из этого исследования, задачи русской армии в XX столетии. Сделанные таким образом выводы легли в основание составленного в министерстве плана мероприятий по дальнейшему усилению армии в 1899—1903 годах. Ввиду недостаточного ассигнования на сверхсметные расходы этого пятилетия (всего 160 млн рублей) военное министерство должно было проявить особую осторожность при удовлетворении многочисленных нужд армии, и поэтому естественно, что удовлетворение многих потребностей первостепенной важности не могло подвигаться с желаемой быстротой.

Военный министр Куропаткин был убежденным сторонником системы своих предшественников, ставя на первый план скорейшее усиление нашего военного положения на западной границе. Однако до этого генерал Ванновский не мог не считаться с новой обстановкой, сложившейся на Дальнем Востоке после Японско-китайской войны (1894—1895), последствием чего явилось усиление военного положения России на дальневосточной окраине. Усиление это вошло и в план мероприятий на 1899—1903 годы.

В Европейской России увеличение армии ограничилось завершением начатой Ванновским организации резервных войск. А военное министерство при Куропаткине занялось улучшением личного состава и быта армии, увеличением ее мобилизационной готовности, переустройством некоторых органов управления, развитием материальной части в пределах отпущенных на это средств.

Главные мероприятия, проведенные Куропаткиным, сводились к следующему. Были поставлены задачи улучшения командного состава армии, а также условий его службы и быта: значительно увеличено денежное содержание строевым офицерам, возросли квартирные оклады; улучшена работа офицерских собраний и экономических обществ; приняты меры к омоложению армии установлением пределов возраста для строевых офицеров и для кандидатов на высшие должности; введены новые правила чинопроизводства, что внесло большую справедливость и равномерность прохождения службы; значительно расширены права офицеров на отпуска. Для поднятия общего уровня образования офицерского корпуса двухлетний курс юнкерского училища был преобразован в трехлетний; открыто 7 новых кадетских корпусов; учреждены курсы для подготовки офицеров-воспитателей для кадетских корпусов; переработано положение об Академии генерального штаба с обращением ее в специальную Школу офицеров генерального штаба (прежде она занималась комплектованием офицеров генерального штаба и выполняла роль военного университета), внесены изменения в ее программу; переработан штат академии и возведены новые здания. Увеличены сроки прикомандирования офицеров генерального штаба к строевым частям. В общем все меры по улучшению укомплектования и быта офицерского состава поглотили более половины всей 160-миллионной прибавки к пятилетнему бюджету.

Военный министр Куропаткин обратил внимание и на нижние чины армии. Русский солдат в отношении пищи, одежды, жилища и содержания был обделен по сравнению с солдатами других армий: даже предметы первой необходимости он приобретал за свой счет. Удовлетворить все нужды солдатского состава армии оказалось невозможным из-за недостатка средств. Проведенные Куропаткиным мероприятия были направлены главным образом на поднятие нравственного уровня солдат: по удовлетворению религиозных нужд, отмене телесных наказаний, организации бесед, чтений, игр. Было улучшено казарменное положение, введены чайное довольствие и походные кухни, дано большее развитие солдатским лавочкам и чайным, утверждена новая табель довольствия в военное время. Были повышены требования по приему новобранцев, чтобы в армию набирались физически здоровые и крепкие люди. Меры к привлечению сверхсрочнослужащих унтер-офицеров оказались малоуспешными из-за недостатка средств.

В мобилизационном отношении: увеличена готовность войсковых частей, улучшена подготовка чинов запаса, увеличен запас офицеров, обеспечено формирование ополченских частей, издано новое положение о военно-конской повинности; впервые произведена фактическая проверка призыва запасных и поставки лошадей. В отношении обучения войск: увеличено число войск, привлекаемых в подвижные сборы (пехота — на 25 %), расширено применение больших маневров, выделено свыше 1,5 млн рублей на покупку земельных участков для учебных целей. В организационном отношении: штабы Петербургского, Московского, Одесского, Киевского, Туркестанского и Приамурского военного округов преобразованы по образцу западных пограничных округов.

Главный штаб также переформировали для согласования с преобразованными штабами округов; в его составе были сформированы управления: генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, военных сообщений и военно-топографическое. Толчком для этого мероприятия послужили военные действия в Китае 1900 года, руководимые из Петербурга и потребовавшие организации оперативной и статистической части на более широких основаниях, чем прежде.

Преобразованы управления азиатских военных округов: Омский и Иркутский округа соединены в Сибирский; а Закаспийская и Семиреченская области присоединены к Туркестанскому округу; в Сырдарьинской, Самаркандской и Ферганской областях войска изъяты из ведения военных губернаторов; сформированы управления 8 армейских корпусов и во всех учреждены должности корпусных интендантов; из арендованной у Китая части Ляодунского полуострова образована Квантунская область с управлением, близким к военно-окружным. Упразднены особые финские войска, кроме гвардейского батальона, входившего в состав гвардейской стрелковой бригады; при этом для Финляндии проведен новый устав о военной повинности.

В войсках Европейской России продолжалось постепенное введение конных ординарцев; образованы команды штабных самокатчиков. По артиллерийской части: закончено перевооружение ручным огнестрельным оружием и выполнено перевооружение полевой артиллерии скорострельными пушками (за счет особого ассигнования); началось испытание пулеметов и сформированы первые пулеметные роты, продолжалось постепенное снабжение новыми образцами орудий крепостей и осадной артиллерии. Ввиду огромной потребности в крупных орудиях всех крепостей удовлетворение ее шло медленно, тем более что Обуховский завод работал исключительно для флота. В ожидании новых орудий с других крепостей снималось вооружение для Порт-Артура.

По инженерной части: продолжалось усовершенствование существующих крепостей в пределах отпущенных на это средств; сооружены новые крепости — Порт-Артур, предмостные укрепления у Рожан и Ломжа (закончено ядро крепости, форты же остались невозведенными); спроектировано укрепление Влодавы и усиление восточного фронта Висло-Наревского плацдарма. В общем, Куропаткин имел в виду создать огромный, недоступный вторжению укрепленный район на нашем передовом театре: Новогеоргиевск, Варшава, Ивангород (по р. Висле) — западный фронт; Иван-город, река Вепрж, Коцк-Влодавский озерно-болотистый район — южный фронт и, наконец, северный фронт — по Нареву с крепостями Новогеоргиевск, Зегрж, Пултуск, Рожаны, Остроленка, Ломжа — крепость Брест-Литовск; продолжалась постройка стратегических шоссе; значительно продвинуто казарменное строительство; увеличено число воздухоплавательных частей; производилось испытание автомобилей.

По интендантской части: впервые применен опыт закупки провианта у производителей (помещиков и земств); введено широкое производство консервов; издано положение о полевых хлебопекарнях; учрежден интендантский офицерский курс.

По отношению к казачьим войскам: улучшено материальное положение офицеров; облегчен денежным пособием исправный выход на службу казаков; спроектирован и начат ряд мер, направленных к поднятию благосостояния казаков, в частности по земельному устройству.

Особый интерес представляют меры по увеличению боевой готовности русской армии на Дальнем Востоке. Вступив в управление министерством убежденным сторонником усиления в первую очередь военного положения на западном фронте, Куропаткин остался верен этой идее даже и в то время, когда явно надвигавшаяся угроза на Дальнем Востоке приковывала внимание правительства в эту сторону. Данное обстоятельство не могло не отразиться на интенсивности мероприятий военного ведомства на дальневосточной окраине. Усиление войск на Дальнем Востоке шло под давлением развивавшихся событий и велось не присылкой организованных соединений, а путем переформирования существующих частей с добавлением укомплектований, выделенных войсками Европейской России (свыше 30 тыс. чел.). Даже события 1900 года (Боксерское восстание), собравшие в Китае 100-тысячную русскую армию, не были использованы для усиления нашего восточного фронта и привезенные войска были быстро эвакуированы.

Незадолго до Русско-японской войны 1904—1905 годов по настоянию местного начальства на Дальний Восток было направлено по одной бригаде от X до XVII корпуса, но без обозов, т. е. части , не готовые к походу. Склонность к импровизации и нерешительность Куропаткина проглядывали уже в этих мерах. Только в конце 1903 года военное министерство решило потребовать на новые формирования сверхсметный кредит, но вместо просимых 30 млн рублей получило всего 3 млн. С 1899 по 1904 год общее усиление войск в Приамурском округе, Маньчжурии и на Квантуне составило около 40 тыс. человек; кроме того, на 18 тыс. человек увеличена охранная стража Восточно-Китайской железной дороги. В начале 1904 года в Европейской России было начато формирование батальонов для восточно-сибирских пехотных полков, но эти части начали прибывать уже после объявления войны. Всего в 1903 году дальневосточные владения имели 128 батальонов, за которыми в Сибирском округе стояло 40 резервных батальонов. В подкрепление им из Европейской России намечались 2 полевых и 2 резервных корпуса. Назначение в состав будущей армии большого числа резервных войск явилось следствием недостаточной оценки противника, но исправить эту ошибку во время войны было уже не во власти Куропаткина. Создание крепости в Порт-Артуре, рассчитанное на 10 лет, в силу особо неблагоприятных условий шло медленно. На составление и утверждение проекта крепости ушло два года; китайская смута 1900—1902 годов и холерная эпидемия оказали свое неблагоприятное влияние на ход работ, а отпускаемые ежегодно кредиты были урезаны, что препятствовало развитию работ в полном объеме.

Тем не менее, возвратившись в 1903 году из поездки на Дальний Восток и в Японию, Куропаткин был вполне удовлетворен результатами личной проверки нашего стратегического положения. «Мы можем быть вполне спокойны за участь Приамурского края, мы ныне можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура, и мы вполне надеемся отстоять Северную Маньчжурию, — докладывал он. — Ныне можно не тревожиться, если даже большая часть, например, японской армии обрушится на Порт-Артур. Мы имеем силы и средства отстоять Порт-Артур, даже борясь один против 5—10 врагов».

В таких бодрых выражениях обрисовал Куропаткин обстановку на Дальнем Востоке за несколько месяцев до начала войны. Уверенность его в достаточности принятых мер находит подтверждение в плане мероприятий на пятилетие (1904—1909), по которому из 130 млн рублей, отпущенных вдобавок к бюджету, на нужды Дальнего Востока предназначалось только 7 млн. Последовавшие события показали, что оптимистичные расчеты Куропаткина были весьма верны: ко времени сосредоточения маньчжурской армии (к сражению под Ляояном) силы противника не превзошли ее численность. Порт-Артур же пережил два генеральных сражения, из которых каждое могло привести к его освобождению.

Ошибся генерал в другом: он просмотрел решимость Японии воевать и почти втрое преуменьшил то напряжение сил, на которое оказалась способна эта страна. Последнее не имело бы существенного значения, если бы Ляоянское сражение было выиграно. Что касается первой ошибки, то она имела роковое значение, так как помешала сделать все возможное для избежания войны. В этой ошибке Куропаткин несет значительную долю ответственности и как военный министр (недостатки военной агентуры), и как член особого комитета по делам Дальнего Востока. Конвенция об уступке нам Порт-Артура и Даляньваня заключена 15 марта 1898 года; следовательно, Куропаткин имел еще возможность выступить с возражениями, но взамен этого предложил занять и всю южную часть Ляодунского полуострова.

В маньчжурском вопросе Куропаткин в разное время держался различных взглядов. До Боксерского восстания он полагал нужным ограничиться экономическим подчинением Маньчжурии; с 1900 по 1903 год энергично проводил мысль о необходимости задержать очищение этой провинции и присоединить в той или иной форме ее северные части, взамен чего в конце 1903 года предлагал поступиться Квантунской областью и Южно-Маньчжурской железной дорогой.

В корейском вопросе взгляды Куропаткина также не отличались ясностью и устойчивостью. Во всяком случае, в журналах Порт-Артурских совещаний, подписанных им, не видно его возражений против рокового Ялуцзянского предприятия. В конце 1903 года начались осложнения с Японией, приведшие к войне.

Общественное мнение единогласно указывало на Куропаткина как на желаемого вождя. За ним были туркестанские походы; за него говорил боевой опыт Русско-турецкой войны 1877—1878 годов и Ахал-Текинской экспедиции под руководством незабвенного «Белого генерала» — М. Д. Скобелева; за ним прочно установилась репутация талантливого администратора.

Озаренный лучами скобелевской славы, Куропаткин казался естественным наследником скобелевского умения владеть людьми и бросать их в бой на смерть или победу. Искусные действия Куропаткина на Курских маневрах 1902 года в роли командующего Южной армией подтверждали возлагавшиеся на него надежды[2].

8 февраля 1904 года последовало назначение его командующим Маньчжурской армией при следующем всемилостивейшем рескрипте: «Алексей Николаевич. С 1898 г ., состоя во главе военного ведомства, Вы, со свойственным Вам трудолюбием и настойчивостью, усердно работали над выполнением целого ряда одобренных Мною преобразований в деле усовершенствования армии и ее управления и были на страже боевой готовности вооруженных сил России, обеспечивающих преуспевание государства. Труд Ваш еще не закончен. Но пробил час, когда Мне суждено было призвать часть Моей доблестной армии на защиту достоинства России и ее державных прав на Дальнем Востоке. Зная Ваши блестящие военные дарования, стратегическую подготовку и выдающуюся боевую опытность, Я признал за благо вверить Вам ответственное командование Моей армией, действующей в Маньчжурии против японцев, освободив Вас для сего от обязанностей военного министра. Да поможет Вам Бог успешно совершить возлагаемый мною на Вас тяжелый, с самоотвержением принятый Вами подвиг. Расставаясь с Вами и желая выразить Вам Мою глубокую признательность за шестилетний просвещенный труд Ваш на пользу Моей дорогой армии, жалую Вам бриллиантовые знаки ордена Св. благоверного великого князя Александра Невского, кои повелеваю Вам носить по установлению. Напутствуя Вас на Дальний Восток в действующую армию, поручаю Вам передать Моим доблестным войскам Мой царственный привет и Мое царственное благословение. Да хранит Вас Господь!»

Задача Куропаткина как полководца была нелегкой. Высокому напряжению материальных и духовных сил японского народа Россия противопоставила армию, недостаточную по численности и с серьезными недочетами в качественном отношении. Из этой армии мы имели на месте сравнительно ничтожные силы, находившиеся притом в периоде переформирования. Увеличивать эти силы мы могли лишь путем подвоза за 10 тыс. верст по единственной железнодорожной колее, тогда как в распоряжении противника были все морские пути и средства.

Очевидно, что столь неблагоприятные условия для русской армии могли быть сглажены только крупным полководческим талантом. «Только бедность в людях заставила Ваше Величество остановить свой выбор на мне», — телеграфировал Куропаткин после своего назначения 13 октября 1904 года главнокомандующим вместо генерал-адъютанта Алексеева, отозванного в Санкт-Петербург. Эта неуверенность в себе, неуверенность в армии, недочеты которой ему, как военному министру, были лучше других известны, и сознание трудности обстановки, по-видимому, тяготели над духом Куропаткина.

Для роли полководца ему, вероятно, недоставало творчества, величия духа, умения быстро оценить обстановку, смелости в решениях, непреклонности воли в достижении поставленной цели. Судя по взгляду, выраженному Куропаткиным в его указаниях войсковым начальникам 15 апреля 1904 года, выжидательная позиция и пассивность генерала объяснялись принятым им решением не вступать в бой ранее, чем будут собраны вполне определенные и полные сведения о противнике. Такое решение не могло не породить чрезмерной осторожности и не убить дух смелого почина. Разработке плана наступательной операции предшествовал обыкновенно запрос мнений старших начальствующих лиц с принятием затем среднего решения, в котором за робко поставленной целью не видно было твердой решимости достигнуть ее. И действительно, первый натиск врага тушил наступательный порыв и приводил к обычной пассивности. «От Ляояна не уйду, Ляоян моя могила», — говорил Куропаткин перед первым генеральным сражением. «Пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей воле», — гласил приказ перед сражением на реке Шахе. Но за Ляояном и Шахе последовали Сандепу и Мукден.

По справедливости можно сказать, что во всех этих боях не упорство русской армии было сломлено японцами, а дух ее вождя. Боязнь поражения как бы заглушила в нем жажду победы. Нерешительность Куропаткина отражалась и в его директивах частным исполнителям; достаточно припомнить его сбивчивые указания генералу Стесселю относительно обороны Цзиньчжоу, явно двусмысленную директиву генералу Штакельбергу перед Вафангоу («овладеть Цзиньчжоуской позицией», «не доведя дело до решительного столкновения») или изменчивую задачу генералу Зарубаеву у Дашичао (то решительный бой, то арьергардный). При выполнении операций инициатива не только корпусных командиров, но и командующих армиями была стеснена. Армии управлялись общими диспозициями, а если и получали особую директиву, то все же сильно связывались в ее выполнении: «…чтобы операция не приняла более значительных размеров, что желательно» (Сандепу). Постоянно увлекаемый деталями, в ущерб главному, Куропаткин не мог воздержаться даже от непрерывных мелочных указаний, распоряжаясь передвижением батальонов, охотничьих команд и орудий.

Нерешительность в постановке цели и склонность к преувеличению сил противника ни разу не дали Куропаткину осуществить принцип сосредоточения превосходящих сил на театре войны. В ударе у Вафангоу из 100 батальонов армии участвуют только 36; в период боя у Дашичао войска распределяются поровну между восточной и южной группами, оказываясь везде слабыми для достижения решительного результата; при наступлении у Сандепу из трех армий активно действует только одна. Накануне генеральных сражений взамен суворовского «снимай посты, опорожняй коммуникации» десятки тысяч бойцов выделялись из армии для охраны тыла или на второстепенный театр (перед Мукденом 16 батальонов с артиллерией, 34 сотня и 10 тысяч укомплектований).

Излишняя впечатлительность Куропаткина к слухам и демонстрациям приводила его в бою к быстрому израсходованию резервов. В минуту действительной необходимости приходилось их создавать выдергиванием частей со всего фронта армии, образуя случайные отряды со случайными же начальниками. В Мукденском сражении отряд генерала Лауница состоял из 53 батальонов, принадлежавших 43 пехотным полкам, 16 дивизиями 11 корпусам всех трех армий. Естественно, что эти импровизированные резервы, составленные притом из войск, уже бывших в бою, не всегда были способны проявить требуемую от них энергию. Склонность к импровизации проходит вообще через всю кампанию: названиями «отрядов» пестрит все описание войны, которая без преувеличения может быть названа «войной отрядов».

А. Н. Куропаткин не уделял внимания моральному состоянию армии. Он не объезжал позиции перед решительным сражением, не говорил с войсками, не появлялся перед солдатами в критические моменты боя. Даже в своем известном приказе о переходе в наступление на реке Шахе он не воздержался от некоторого выражения сомнения в успехе («Если окажется недостаточным присланных уже полков» и т. д. ). Кроме этого приказа не было ни одного хотя бы письменного обращения к армии, потрясенной небывалым ходом войны.

Невниманием к моральному аспекту была проникнута вся система ведения войны с ее девизом «терпения». Обычное чередование приказов «упорно обороняться» и «отступать» систематически подрывало в войсках веру в собственные силы, в своего вождя и в возможность успеха. Далекие от понимания стратегической или технической обстановки, солдаты инстинктивно сознавали бесполезность понесенных жертв. По убеждению Куропаткина, войска наши «крепли в неудачах», по мнению иностранных военных агентов, только историческая выносливость русского солдата могла выдержать многие месяцы столь своеобразную школу.

Несмотря на это, в каждом большом бою солдаты горели высоким воодушевлением, которое, по-видимому, мало учитывалось Куропаткиным в его решениях. Приказ об отступлении от Ляояна служит наиболее ярким показателем того, насколько мало было духовного общения между русской армией и ее вождем. В своих трудах после войны А. Н. Куропаткин указывал на недостаток инициативы и энергии у старших начальников, из которых часть явно не соответствовала назначению. Однако сама система Куропаткина в управлении операциями не могла способствовать развитию самодеятельности в ее исполнителях. С другой стороны, Куропаткин был облечен всей полнотой власти для устранения несоответствующих начальников, но в применении этой меры он использовал то излишнюю мягкость в явный ущерб делу (вопрос об отозвании генералов Стесселя, Случевского, Гриппенберга), то очевидную несправедливость (отрешение генерала Штакельберга от командования корпусом после Сандепу).

При оценке деятельности А. Н. Куропаткина как полководца необходимо, конечно, иметь в виду, что полная власть главнокомандующего принадлежала ему всего 4,5 месяца из 16; кроме того, ему приходилось считаться с указаниями из Санкт-Петербурга. Впрочем, эти указания были, скорее, попытками вывести Куропаткина из его пассивности и ничем не напоминали печальной памяти венского «гофкригсрата», с которым приходилось бороться А. В. Суворову. Если Тюренчен и Вафангоу можно еще считать до некоторой степени навязанными Куропаткину, то в остальных операциях он располагал полной свободой действий. Трагедия Куропаткина заключалась не в том, что ему дали задачу, непосильную для полководца, а в том, что его духовные силы оказались слабыми, чтобы справиться с ней. Призванный уравновесить своим талантом недостаток боевых средств, он вынужден был ожидать нарастания этих средств, чтобы возместить ими отсутствие полководческого таланта.

Судьба не дала Куропаткину второго испытания — с новой армией и при новой обстановке; она обманула и его надежду на продолжение борьбы. Отрицательное отношение народных масс к войне отняло и у правительства решимость продолжать борьбу. Высокие администраторские дарования Куропаткина выразились в отличном обеспечении продовольствием и медикаментами армии. Несмотря на слабую пропускную способность сибирских путей, подвоз с базы был урегулирован; кроме того, в широкой мере были использованы местные средства. Благодаря заботам Куропаткина, русская армия во все время кампании была сыта и хотя и некрасиво, но одета. Широко были привлечены экономические общества, при их содействии офицер мог достать себе все необходимое. Несмотря на затруднительность эвакуации больных и раненых, санитарная часть была настолько хорошо поставлена, что впервые за все войны, веденные Россией, умерших от болезней было меньше, чем убитых и умерших от ран.

После войны Куропаткин был назначен членом Государственного совета. Он поселился в своем имении Псковской губернии Холмского уезда. Как военный писатель А. Н. Куропаткин был широко известен в России и за границей. Первые его литературные труды относятся ко времени пребывания в Алжире, откуда последовал ряд его корреспонденции в «Военный сборник» — «Письма из Алжирии», «Очерки Алжирии» и «Верблюжий обоз» (Военный сборник, 1875); затем как результат командировки появился «Военно-статистический обзор Алжирии» (Военный сборник, 1876) и «Пища французских войск в Алжирии» (1877). Впоследствии все эти статьи вошли в одну книгу «Алжирия» (1877), в которой рассказывалось о новой французской колонии и содержалось много практических сведений, полезных для наших туркестанских войск.

Путешествие А. Н. Куропаткина в Кашгарию вызвало появление книги «Очерки Кашгарии» (1878), в которой в числе других сведений впервые была рассмотрена военная организация этой страны. Переизданная в 1897 году под названием «Кашгария», книга удостоена Императорским русским географическим обществом малой золотой медали. По возвращении с Русско-турецкой войны 1877—1878 годов в Туркестан Куропаткин в небольшой книге «Туркмения и туркмены» (1879) описал край, ставший через год театром военных действий.

Опыт Русско-турецкой войны вызвал появление в 1881—1883 годах ряда статей в «Военном сборнике» под заглавием «Ловча, Плевна и Шейново». В 1885 году исправленное и дополненное собрание этих статей вышло отдельной книгой — «Ловча и Плевна». В этом труде дано талантливое описание действий отряда генерала М. Д. Скобелева и раскрыты причины наших неудач под Плевной. Поход генерала Скобелева в Ахал-Теке получил описание в труде «Завоевание Туркмении», помещенном первоначально в «Обзоре войн» Г. А. Леера и вышедшем отдельным изданием в 1899 году.

После Русско-японской войны появился четырехтомный труд «Отчет генерал-адъютанта Куропаткина» (1906), составляющий свыше 125 печатных листов, с несколькими атласами. Первые три тома заключают описание трех главных сражений войны: Ляояна, Шахе и Мукдена; том 4 озаглавлен «Итоги войны». Лично им написаны только два последних тома. Причиной появления «Отчета» было стремление автора скорее изучить опыт войны и отчасти желание оправдаться от обвинений, возводимых на него как на военного министра и полководца. Несмотря на неполноту (объясняемую спешностью издания) и некоторую односторонность изложения, труд представляет большой интерес из-за обширности материала и высокого авторитета автора, столь близко стоявшего к событиям. Последний том заключает весьма ценные выводы из войны, дающие готовый план переустройства русской армии. Этот том переведен на немецкий язык. Труд А. Н. Куропаткина «Задачи русской армии», в котором им дается своеобразная трактовка исторических путей России и будущих задач русской армии, вышел в 1910 году и вскоре завоевал большую популярность у широкого круга читателей. Рассуждения автора о внутреннем и внешнем положении России в конце XIX века, изобилующие яркими фактами, аргументами и статистическими данными, а также его выводы о положении русской армии в XV—XIX столетиях и предложения по усилению России в XX веке не только остаются интересными, но и во многом актуальны для настоящего времени.

Сохраняя номинальную должность члена Государственного совета Российской империи, А. И. Куропаткин был не у дел вплоть до Первой мировой войны. С сентября 1915 года — командир гренадерского корпуса, с февраля по июль 1916 года — командующий войсками Северного фронта. С июля 1916-го по март 1917 года — генерал-губернатор Туркестанского края. Под давлением Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Куропаткин был отстранен от должности и последние годы жизни провел в родовом имении Шешурино, учительствуя в местной школе, построенной когда-то на его деньги, и занимаясь приведением в порядок своих записей и дневников. В 1918—1919 годах отверг предложение французского посла в Петрограде эмигрировать, а белогвардейцев — выступить против Советской власти.