Внешнее положение России в конце XIX века

Ранее мной были изложены выводы по внешней деятельности государей России за весь исторический период созидания и укрепления Руси до XIX столетия.

Эти выводы заключаются в следующем.

С XIV до XIX столетия русские государи держались национальной политики и вели многочисленные войны с соседями с целями, вполне определенными: для освобождения русского племени от татарского ига, для объединения русского племени и для расширения пределов России до ее естественных рубежей — морей Каспийского, Черного и Балтийского[79].

В XVI столетии на приглашение государей Европы принять участие в борьбе с турками русские государи отвечали отказом. Своих русских дел на Руси было и тогда так много, что вмешательство в чужие дела представлялось невыгодным для России. Иван III мотивировал свой отказ участвовать в союзе против турок «дальностью расстояния» до Балканского полуострова.

Дела этого полуострова хотя и интересовали наших государей XVI и XVII столетий, но лишь платонически. Братьям по религии посылались небольшие церковные дары, небольшая денежная помощь, но об улучшении быта балканских христиан более серьезным способом, о войне с султаном не возникало и предположений. Напротив того, когда Ивана III приглашали идти против турок, он не только отказался, но отправил посольство к султану с целью снискать его расположение и этим надежнее закрепить свой союз с Менгли-Гиреем, крымским ханом. Кроме дальнего расстояния, владения Турок в XVII столетии отделялись от владений России местностями, подчиненными в то время Польше.

В XVIII столетии вместе с продолжением и окончанием задач, поставленных русскому племени московскими великими князьями и царями (по объединению русского племени и выходам к морям Каспийскому, Балтийскому и Черному), русские государи, под иноземным влиянием, начинают вмешиваться в европейские дела без соображения с интересами русского племени. Русские войска попадают дважды на Рейн, борются вместе с Австрией против Пруссии, потом соединяются с прусскими войсками против австрийских; русские войска борются в Италии, Швейцарии и Бельгии против французов. В войнах с Турцией, не довольствуясь достижением целей, важных для укрепления русского племени, начинается забота «о блаженстве» народов Балканского полуострова. Являются для сего разнообразные проекты, в том числе знаменитый «греческий проект».

Вмешательство в XVIII столетии в чужие дела, независимо от ослабления сил русского племени, становилось опасно для России и потому, что возрастание военного могущества России уже при Петре I составляло предмет тревоги для европейских государств. Первой начала тревожиться Англия. Каждая из европейских держав, приобретавшая господствующее в Европе положение, неизменно тем самым вызывала Англию на борьбу с ней.

Ослабив Испанию, потом Францию, Англия в победах Петра I над шведами усмотрела опасное для себя возвышение России среди северо-восточных держав Европы. Потому Англией принимается ряд мер, чтобы уменьшить выгоды России от победы ее над Швецией. Англия заключает союз со Швецией, помогает Пруссии заключить отдельный, без посредства России, мир со Швецией и производит военную демонстрацию в водах Балтийского моря.

В царствование Екатерины I, когда возникли неудовольствия на Данию и Россия начала готовиться к разрыву с ней, английская эскадра демонстративно выступила против Ревеля.

Победы в веке Екатерины II и ее замыслы по отношению к Балканскому полуострову особенно сильно тревожили Англию, ибо ее экономические интересы по отношению к владениям султана уже и в XVIII столетии были значительны. Союз России с Австрией против Турции имел, между прочим, цель объединить всю левантскую торговлю в русских руках, что нанесло бы ущерб торговле Англии и Франции. Когда в 1787 году началась война с Турцией, Англия заключила соглашение с Пруссией с целью оспаривать у России плоды ее побед.

Когда турецкие войска были разбиты русскими и союзными австрийскими войсками и Россия могла приступить к мирным переговорам, английское правительство сделало заявление русскому правительству, что оно не допустит изменения границ Турции и воспротивится всякому территориальному приращению России. Такая угроза поддерживалась союзом Англии с Пруссией и согласием Голландии, Испании и королевства обеих Сицилий участвовать в этом союзе. Уже тогда, в конце XVIII столетия, Англия предлагала Екатерине II передать решение вопроса о мире России и Австрии с Турцией особому конгрессу. Екатерина Великая твердо воспротивилась сему, и общий пожар готов был вспыхнуть. Только начавшаяся во Франции революция заставила Англию оставить Россию временно в покое, с целью воспользоваться ей для борьбы со вновь возникшим военным могуществом Франции.

Сложные отношения Австрии к России в XVIII веке с достаточной подробностью изложены в предыдущих главах. Напомним, однако, еще раз, что уже в самом начале XVIH века Австрия ревниво относилась ко всем действиям России на Балканском полуострове, как только они касались земель, населенных сербским племенем. Так, когда Петр Великий, предпринимая Прутский поход, послал Милорадовича побудить к восстанию сербское население турецких областей, то были встречены затруднения со стороны венецианцев и особенно австрийцев. Милорадович доносил: «Латины гораздо враждебнее делу его, чем турки, ибо латины надеялись, что земля будет вся их». Дело шло о Боснии, Герцеговине и Македонии.

Уже 200 лет тому назад австрийцы глядели на эти земли как на свое будущее наследие.

В войнах с турками XVIII столетия австрийцы неизменно надеялись на овладение местностями с сербским населением. В войну 1739 года, хотя австрийцы и были в союзе с нами, но их войска действовали отдельно, были несколько раз разбиты турками и поспешили заключить с ними отдельный мир, по которому уступили туркам Белград, Оршову, Валахию.

Победы России в войну 1769—1774 годов с Турцией и условия заключенного ей Кучук-Кайнарджийского мира не могли не встревожить Австрию. В особенности приобретенное Россией право вмешиваться в дела турецко-подданных христиан грозило осложнениями России с Австрией из-за вмешательства со стороны России в дела сербского населения.

В следующую войну России с Турцией в 1787—1791 годах австрийские войска действовали вместе с русскими и, под начальством Суворова, одержали громкие победы, но и на этот раз австрийцы ничего не выиграли от своего участия в войне. Согласившись предоставить решение вопроса об условиях мира с Турцией соглашению держав, Австрия сохранила лишь свои прежние границы. В то же время действия России в княжествах, описанные в XIV главе, в особенности привод к присяге жителей Молдавии и Валахии, а также различные планы по отношению к этим владениям, наконец, появление греческого проекта — все это с основанием представлялось Австрии противным ее интересам и ставило Австрию уже в конце XVIII века из-за балканских дел в ряды пока еще тайных недругов России.

Переговоры между Пруссией, Австрией и Россией по поводу трех разделов Польши не могли улучшить это настроение. Россия стремилась получить ненужную ей Молдавию, что представлялось для Австрии опасным. В свой очередь Австрия ставила получение Сербии с Белградом выше присоединения к ней Галиции. Россия, которая могла облегчить ей достижение этой цели за присоединение к пределам России восточной Галиции с русским населением, противилась усилению Австрии за счет Турции и сама упустила случай присоединить не Молдавию, которая только ослабила бы ее, а земли с коренным русским населением.

Участие русских войск вместе с австрийскими в 1799 году в войне с Францией в Италии и Швейцарии не сблизило между собой эти державы. Напротив того, относя со значительным основанием неудачи, постигшие русские войска в Швейцарии, к вине австрийцев, император Павел, вместе с русским войском, негодовал на австрийцев и разорвал союзные с ними отношения. Австрийцы не оставались в долгу и относились к русским не только недоверчиво, но и враждебно.

Отношение России к Австрии в XVIII столетии, как указано в предыдущих главах, было различно. В первую половину столетия Петр I и его ближайшие преемники с полным основанием держались союза с Австрией, который был полезен России, занятой борьбой со Швецией, для удержания Турции от нападения на Россию. Эти союзные отношения наиболее энергичным образом выразились в царствование Елизаветы Петровны, когда русские войска вместе с австрийскими приняли участие в семилетней войне против Фридриха Великого. Но со смертью Елизаветы Петровны вступивший на русский престол Петр III, из чувства личного почитания Фридриха, присоединил часть русских войск к прусским, а остальные отозвал в Россию и стал во враждебные отношения к Австрии. Со вступлением на престол Екатерины II, великая государыня сделала попытку установить с соседями России очень сложные отношения: дружить с Австрией по турецким делам и дружить с Пруссией по польским делам. Такая двойственность и неопределенность русской политики в XVIII столетии привела к тому, что, как указано выше, выдающийся государственный деятель Австрии Кауниц боялся полагаться на Россию, «так как политика этого государства истекает не из действительных его интересов, но зависит от индивидуального расположения отдельных лиц».

Таким образом, вследствие неопределенности и неясности русской политики, особенно по отношению к Балканскому полуострову, Россия и Австрия вступали в XIX столетие, находясь не в одном дружеском лагере.

Наши отношения в XVIII столетии с Пруссией несколько раз изменялись. Когда Фридрих Великий, пользуясь средствами, созданными его отцом, начал расширять Пруссию, прежде всего, за счет Австрии, и завоевал Силезию, русские войска вместе с австрийскими воевали против пруссаков. Продолжись война, вероятно, Пруссия была бы побеждена, настолько к концу царствования Елизаветы Петровны все силы Пруссии были истощены. Прекращение войны Петром III спасло Пруссию. Уже во время семилетней войны «Россия признавала себя заинтересованной в вольности и равновесии Европы». С восшествием на престол Екатерины II в отношениях к Пруссии, как указано выше, происходит перемена: русское правительство держится по отношению к польским делам соглашения с Пруссией, чем Фридрих II мудро пользуется, усиливая Пруссию за счет Польши. Россия, по мнению Фридриха, должна была помогать Пруссии продвинуться до р. Варты, затем помочь захватить Торн и другие важные пункты. Но и в то время усиление России не отвечало интересам возвышавшейся при помощи России Пруссии. В особенности опасным для Пруссии представлялся союз сильной России с Австрией. Поэтому, когда в войну с турками в 1789 году русские в союзе с австрийцами начали под начальством Суворова одерживать успехи (Фокшаны, Рымник), Пруссия заключила соглашение с Англией и Польшей для действий против России и Австрии и выставила две значительные армии: одну для действий в Галиции, другую для действий в Лифляндии. Выставление этих армий было тем опаснее для России, что одновременно с войной с Турцией велись военные действия и со Швецией.

По соглашению Пруссии с Англией обе эти державы должны были оспаривать у России плоды ее побед в Турции. Пользуясь смертью императора австрийского Иосифа II, Пруссия расстроила союз России с Австрией. Преемник Иосифа II немедленно отозвал австрийские войска и предоставил решение вопроса о мире с Турцией соглашению европейских держав.

Наконец, Пруссия заключила договор с Турцией, по которому обязывалась объявить войну России и Австрии.

Таким образом, в конце XVIII века Пруссия, как и другие державы, готовилась объявить России войну. 80 тыс. пруссаков, сосредоточившись в Силезии, готовы были к действию, когда успехи революционных войск во Франции вынудили Пруссию, как и Англию, перенести свое внимание с Востока на Запад и, вместо враждебных действий по отношению к России, начать уверять ее в опасности успехов французского оружия и для России.

Таким образом, XVIII столетие, не будь французской революции, могло окончиться войной России с Пруссией. Поэтому к началу XIX столетия отношения России к Пруссии не были дружественными, и никаких особых оснований помогать пруссакам против французов Россия не имела.

Отношения к Франции, отделенной от России несколькими государствами, в течение XVIII столетия могли быть самыми дружескими, ибо интересы России и Франции нигде серьезно не сталкивались. Посылка русских корпусов дважды на Рейн, в целях враждебных Франции и без всякой выгоды для России, поставила Францию в число противников России.

Когда, после войны с Турцией в 1739 году, Россия заключила Белградский договор, Франция через своего представителя в Константинополе приняла все меры, чтобы условия этого договора были менее выгодны для России, и добилась того, что Россия, несмотря на ее победы, не получила права иметь на Черном море свой флот. Когда, после побед Суворова в войну с Турцией 1787—1791 годов, образовалась коалиция европейских держав против России, Франция, объятая революционным движением, в этой коалиции не участвовала.

XVIII век оканчивался для России и Франции под гром орудий и ружей на полях Италии и Швейцарии. По прихоти Павла I к и без того многочисленным врагам России был прибавлен еще один — французы.

Турция в XVIII столетии из-за войн с Россией была ослаблена и лишилась значительной части своей территории в Европе. Никакого прочного соглашения в конце XVIII столетия между Россией и Турцией не состоялось, и поэтому в начале XIX столетия подталкиваемая Францией, ставшей в ряды врагов России, Турция открыто выступила против России в самое трудное для нее время, когда Россия напрягала все свои усилия в борьбе с Наполеоном.

Наконец, Швеция хотя и была ослаблена войнами с Россией в XVIII столетии, но в руках других держав могла служить и действительно служила орудием для отвлечения русских сил от других театров военных действий.

При желании руководствоваться опытом истории, русские государственные люди XIX столетия могли бы принять в основание своей деятельности по отношению к делам Европы следующие указания:

1) Интересы Пруссии, Австрии и Англии в течение всего XVIII столетия были противны интересам России и объединялись в одной общей цели: не давать России усиливаться за счет турецких областей.

В то же время Пруссия и Австрия стремились за счет побед России усиливаться: Пруссия — польскими землями, Австрия — владениями Турции, населенными сербским племенем.

2) В XVIII столетии вполне обозначилось важное для Австрии значение на Балканском полуострове местностей, населенных сербским племенем. Поэтому при действиях на Балканском полуострове в XIXстолетии, для избежания столкновения с Австрией, России надлежало бы ограничиться действиями в восточной части Балканского полуострова, признав, что западная его часть находится в сфере влияние Австрии.

3) В XVIII столетии обозначилось бесцеремонное отношение Австрии и особенно России к устройству судьбы населения дунайских княжеств. Часть этих княжеств то присоединялась к Австрии, то опять возвращалась Турции. Русские проекты относительно княжеств отличались большим разнообразием, включая расселение всех жителей княжеств по территории России. Важный урок для деятельности России в XIX столетии на Балканском полуострове дали представители княжеств в конце XVIII столетия, заявив, что чем более Россия заботится о блаженстве их страны, тем им становится хуже.

4) Неопределенность целей, которые стала преследовать Россия уже в XVIII столетии на Балканском полуострове (то мы добивались присоединения к России княжеств, то образования из них и из Бессарабии особого государства, то создавали греческий проект), вооружила против России Пруссию и Австрию уже во второй половине XVIII столетия, главным образом, из-за балканских дел. Воюя с турками, Россия вынуждена была держать свои главные силы на западной границе против Австрии и Пруссии. Располагая сильной армией, Россия в войну с турками в 1768—1774 годах выставила под начальством Румянцева слабую армию, главные силы которой составляли лишь 17 тыс. человек.

В последующие войны 1787—1792 годов Россия также выставила недостаточные силы. Если вспомнить, что Пруссия в конце этой войны готовилась напасть на Россию, то расположение главных сил на западе не было излишним даже в то время.

5) Франция в XVIII веке принимает враждебное по отношению к России положение только после того, как русские корпуса войск в первой половине XVIII столетия дважды появляются на Рейне, бесцельно для России (в XIX столетии за ненужный для России поход русских войск в Париж французы отплатили без выгоды для себя визитом в Севастополь; за визит их в Севастополь русские без выгоды для себя не препятствовали пруссакам увести все свои войска со стороны русской границы на западе в 1870 году).

6) Наиболее поучительным и важным указанием для государей России и русских государственных людей на XIX столетие из опыта войн, веденных Россией в XVIII столетии, должно было служить следующее: пока Россия добивалась вполне ясных и важных для нее целей — объединения русского племени и выходов к Балтийскому и Черному морям — и держалась твердо союза с Австрией, другие державы Европы не объединяли своих усилий, чтобы препятствовать России достижению этих жизненных для нее цепей. Напротив того, великий Фридрих сам помог России в объединении русского племени, указав Екатерине II на большую выгоду присоединения к России белорусского племени, чем Молдавии, чего она добивалась. Но когда Россия начала мешаться в чужие дела и задаваться целями, ненужными для русского племени и в то же время нарушавшими интересы других держав (например, присоединением к России Молдавии, устройством из княжеств и Бессарабии самостоятельного государства и в особенности осуществлением греческого проекта или захватом торговли Леванта в русские руки) державы Европы объединились против России в защиту своих интересов на Ближнем Востоке, и в конце XVIII века России грозила война с сильной коалицией держав. Нарушение союза с Австрией, неуважение австрийских интересов в княжествах сформировало мнение, что на политику России нельзя полагаться. Даже Франция, за вмешательство в ее дела с Австрией и посылку русских корпусов на Рейн, стала в ряды противников России. Вмешательство в дела, неважные для России и для русского племени, уже в конце XVIII века восстановило против России Англию, Пруссию, Австрию, итальянские владения, Голландию и Францию.

7) Войны, веденные Россией в XVIII веке, закончились с успехом. Исторические задачи России, переданные ей с XVI столетия — по объединению русского племени и выходу к Балтийскому и Черному морям — были выполнены. Можно было признать, что Россия на западе вошла в свои естественные границы и не нуждается более в территориальных приобретениях от Пруссии, Австрии и Турции.

Такое признание, облеченное в определенную форму, дало бы России возможность в XIX столетии спокойно сосредоточить деятельность правительства и населения на приведении в порядок неустроенных еще внутренних дел как русского, так и окраинного населения, присоединенного в XVIII веке к России.

Таким образом, внешнее положение России к концу XVIII столетия не могло признаваться благоприятным: союзников мы не имели. Пруссия недоброжелательно относилась к усилению России и пыталась даже вовлечь ее в войну с коалицией; с Австрией после похода 1799 года мы были почти в открытом разрыве; с Францией находились в войне; с Англией Павел I тоже разорвал сношения и отправил казаков с Дона для нанесения удара ее могуществу в Индии.

Вступивший в 1801 году на престол Александр I немедля восстановил дружеские отношения с Англией. Донские казаки, двигавшиеся в Индию, были возвращены домой. С Австрией и Пруссией по наружности восстановились добрососедские отношения.

Казалось бы, обстановка, при которой молодой государь начинал царствование, была особо благоприятна, чтобы обеспечить России долгий и прочный мир. Действительно, ценой тяжких усилий и жертв в течение нескольких веков русское племя, наконец, достигло поставленных ему исторических задач. Но вновь занятые Россией обширные пространства на юге и юго-востоке еще были пустынны, возвратившиеся в русскую семью малороссы и белорусы угнетены, само великорусское племя ослабело от тяжких непосильных при его бедности жертв, принесенных им для создания Руси, — все это требовало долгой, упорной устроительной работы. Уже тогда в интересах русского племени, создавшего ценой огромных жертв русское государство, надлежало вести устроительную работу по увеличению материальных и духовных сил русского народа, руководствуясь во всех направлениях одним основным принципом — «Россия для русских».

Но иная доля ждала русское племя. Под влиянием иноземцев и иноземных идей русская национальная политика была оставлена, и заботы об устройстве судьбы других народов Европы за счет сил русского народа заняли главное место в царствовании императоров Александра I и Николая I. Лишь со вступлением на престол императора Александра III раздался его мощный голос, восстановивший девиз «Россия для русских».

После первых важных для России мер по восстановлению дружеских отношений с Англией и Францией, молодой император Александр I сразу дает себя увлечь на путь вмешательства в такие европейские дела, которые совершенно не касались интересов русского народа. Уже 10 октября 1801 года между Россией и Францией заключается договор, по которому Россия должна была участвовать в устройстве дел в Испании, в вознаграждении короля сардинского, курфюрста баварского, герцога виртембергского, марграфа баденского.

Через два года, в 1803 году, дружба с Францией кончается и, по наущению Чарторыжского, Александр I образовывает коалицию против Наполеона I. Когда Пруссия медлит присоединением к этой коалиции, Александр I грозит ей войной и собирает для этой цели у Гродны и Бреста армию в 90 тыс. человек.

В 1805 году Россия втягивается во вторую войну с Францией. В указе Сенату целью войны выставляется желание государя «водворить в Европе на прочных основаниях мир». Это вмешательство в чужие дела повело к десятилетней почти непрерывной борьбе на материке Европы, стоившей жизни сотням тысяч людей и разорившей многие местности на долгие годы. Для России этот первый опыт юного императора вмешательства в чужие дела приводит к Аустерлицу и не только не к улучшению, а к ухудшению положения Австрии. Как в XVIII веке великий Фридрих повернул мысли Екатерины II от Молдавии к белорусам, от вмешательства в чужие дела к делам русским, так и в начале XIX столетия великий Наполеон, накануне Аустерлицкого боя, посылает сказать Александру I знаменательные, но оставшиеся тогда не услышанными, слова: «России надо следовать советам другой политики и помышлять о собственных выгодах». Эти слова сохраняют свой цену и ныне при определении политики России на XX столетие.

Не согласившись на уговоры Александра I вступить в союз против Франции, Пруссия 3 декабря 1805 года заключает оборонительный и союзный договор с Францией, приняв от нее в дар Ганновер (принадлежавший Англии). Но союз этот длился всего несколько месяцев. В 1806 году Наполеон I разбивает прусские войска и быстро овладевает Берлином и большей частью Пруссии. Александр I снова является с предложением своих услуг несчастному королю, вспоминая чувства нежнейшей к нему дружбы.

После нескольких боев, славных для русской армии, 14 апреля Александр I заключает с королем прусским так называемую Бартенштейнскую конвенцию.

С. Татищев пишет, что в этой конвенции была проявлена заботливость о восстановлении законного порядка в Германии, Италии, Голландии, Швейцарии, заботливость об усилении Австрии и Пруссии, при полном умолчании о существенных интересах России.

Суровая действительность скоро временно разрушила надежды Александра I благодетельствовать другие народы за счет сил и средств России. После поражения русских войск под Фридландом, 12 июля 1807 года был заключен Тильзитский мир.

Напомним, что по проекту прусского министра Гарденберга, который должен был лечь в основу переговоров с Наполеоном, за счет России и Турции вознаграждались прочие государства. От России по этому проекту вновь отторгались области с русским населением, присоединенные к ней по трем разделам Польши, и отдавались саксонскому королю. Взамен Россия получала от Турции Молдавию, Валахию, Болгарию и Румелию, что только обессилило бы ее.

Наполеон снова подтвердил Александру I верную мысль, что воевать России с Францией не из-за чего, «что у России, как и у Франции, должна быть своя национальная политика, следуя коей, обе державы никогда не столкнутся»[80].

К сожалению, эти глубоко верные мысли были восприняты только через 80 лет великим русским человеком и государем Александром III и с тех пор, в течение скоро четверти века, оправдываются прочным союзом России с Францией.

Усилия врагов России увенчались успехом, но война 1812 года и участие России в борьбе с Наполеоном в 1813—1815 годах подняли Россию на такую высоту, что те же державы, которые подталкивали ее на борьбу с Наполеоном, непрерывно в течение последующих 40 лет работали, чтобы привести Россию к унизительному для нее миру 1856 года.

Несмотря на все ненужные для России жертвы, которые были принесены ей в период увлечения Александра I заботами об устройстве Европы в ущерб России, этот государь навсегда оставил глубокую и благодарную память в истории русского государства необычайной твердостью, проявленной им в борьбе с Наполеоном в пределах России в 1812 году.

В советах наиболее близких к трону лиц заключить мир, когда Наполеон находился еще в Москве и мог считать себя победителем России, недостатка не было. Но государь остался непреклонен. Он сознавал, что весь русский народ поддержит его решимость не вкладывать меча, пока хотя один неприятельский солдат будет находиться на русской земле.

Армия Наполеона погибла. Только жалкие остатки ее перешли за пределы России. Казалось бы, настало время выполнить данное русскому народу слово и вложить меч в ножны. Кутузов смело напоминал об этом государю, но Александр I опять вернулся к прежним планам благодетельствовать Европе за счет России. Но в этих планах прибавилось и нечто новое: «Наполеон или я, — говорил Александр I, — я или он, но вместе мы не можем царствовать».

Припомним, что кроме иностранцев, толкавших Александра I на продолжение войны за пределами России, был и швед Армфельд, которому для устройства финляндских дел было выгодно отвлечь внимание государя от русских дел к делам европейским.

Н. Шильдер, говоря об усилиях Кутузова удержать императора Александра I от перенесения войны в Германию, выражается так:

«Все помыслы фельдмаршала клонились только к спасению отечества, а не Европы, как того желали англичане и немецкие патриоты, свыкшиеся уже с мыслью смотреть на Россию, как на удобное орудие для достижения своих политических целей»[81].

Наши дипломаты, по мнению С. Татищева, не помогали Кутузову в этом деле и, напротив того, вместе с Чарторыжским увлекали Александра I к борьбе с Наполеоном для восстановления порядка в Европе. Сознание необходимости национальной политики для России отсутствовало.

У русских дипломатов установился взгляд, «что цель и назначение дипломатии состоит не в том, чтобы отстаивать интересы отечества, а дабы доставить, хотя бы в ущерб им, торжество отвлеченным началам европейского порядка и законности»[82].

Император Александр I, под влиянием окружавших его лиц и общего перед ним преклонения, искренно уверовал в свое призвание устраивать за счет сил и средств русского народа благополучие держав Европы.

Вместе с сим, в понятиях Александра I, русская армия получает значение «одной из дивизий армии порядка в Европе».

После победы над Наполеоном под Лейпцигом заботиться об одной Европе показалось императору Александру мало. Мечты его понеслись еще шире. В 1814 году, при вступлении русских войск в пределы Франции, Александр I отдал приказ, в котором между прочим значилось пожелание водворить на всем шаре земном спокойствие и тишину, чтобы все правительства управляли своими народами благополучно, чтобы в каждой стране процветали: вера, язык, науки, художества, торговля…

С заключением 16 мая 1814 года Парижского мира, после ссылки Наполеона на остров Эльбу и вступления Людовика XVIII на французский трон, казалось бы, борьба с Наполеоном была закончена, и цель — водворить во Франции законный порядок — достигнута. Но неожиданно, как изложено в XVIII главе, Александр I начинает резко осуждать Людовика XVIII и поддерживать представителей семьи Наполеона.

В результате войн 1813 и 1814 годов Россия, освободившая Европу, становится в глазах держав, которым помогла, опасной своим могуществом.

Начинается деятельность разных дипломатов с целью принизить международное значение России. Венский конгресс дает к тому первый случай.

На конгрессе в Вене в 1814 году император Александр I, под влиянием Чарторыжского, потребовал присоединения к России герцогства Варшавского с населением, хотя и родственным русскому племени по происхождению, но чуждым по религиозным верованиям. Борьба великорусского племени с поляками за освобождение белорусской и малороссийской народностей и тяжкие удары, нанесенные Россией Польше в XVIII столетии, делали поляков враждебными России.

Европейские державы не соглашались на требование Александра I относительно герцогства Варшавского, признавая опасным допустить Россию проникнуть своими границами в глубь Европы. Представитель Пруссии — Гумбольд уговаривал представителей других держав словами: «благоразумно ли противиться, когда это присоединение принесет только вред самой России». Но убедить их не мог, и против России составилась коалиция. Война не вспыхнула только потому, что возвращение Наполеона с острова Эльбы заставило европейские державы снова направить свои усилия против грозного полководца.

Важно напомнить, что на Венском конгрессе интересы России защищали Чарторыжский и русские дипломаты не русского происхождения: Нессельроде, гр. Стакельберг, Поццо-ди-Борго, Каподистрия, Анштейн.

С 1818 года либерализм Александра I, под влиянием Меттерниха, переходит в реакцию. Аахенский конгресс имел целью поддержание Священного союза «для борьбы с революционным движением, проникшим в Европу».

Император Николай I держится во внешних делах политики своего брата и направляет все усилия к борьбе с революционным движением, все более и более охватывавшим европейские государства. Как изложено в предыдущих главах, император Николай I был охранителем строго консервативных начал в управлении народами Европы и своим суровым вмешательством в дела европейских правительств с начала своего царствования поддерживал и усиливал враждебное отношение лично к себе и ко всей России в правительстве и населении держав, выступивших на путь либеральных реформ. Отношение императора Николая I к делам Ближнего Востока, которые он ошибочно считал делами, касающимися только России и Турции, вызвало противодействие держав, имевших экономические интересы на Балканском полуострове. Против России росло в Европе общее недоброжелательство. Особенно враждебно настроенными к ней были Англия и Франция.

Первоначально правительства Пруссии и Австрии в своей реакционной деятельности черпали нравственную поддержку в императоре Николае и оставались верны основам Священного союза, но когда в Пруссии возникла сильная либеральная партия, то и Пруссия более не представляла надежного члена этого союза.

Остается одна Австрия. В этой стране, наиболее энергичное из населяющих ее племен — венгры — восстали в 1848 году против немецкого владычества и нанесли ряд поражений правительственным войскам. Молодой император Франц-Иосиф обратился за помощью к могущественному соседу. Император Николай ввел в Венгрию сильную армию, которая победила храбрые, но недостаточно организованные войска восставших, упрочил в Австрии Габсбургский дом, но в результате этого вмешательства поставил на долгое время венгерскую народность в ряды врагов России.

В делах Ближнего Востока, пока существовала вера в военное могущество России, европейские государства переносили, хотя и с внутренним раздражением, деятельность русского правительства, направленную к освобождению христианских народностей Балканского полуострова и в то же время к приобретению господствующего положения не только в княжествах Молдавии и Валахии, но и в Сербии.

России за время царствования императоров Николая I и Александра II три раза пришлось воевать с Турцией в целях освободительных.

На XIX столетие перешли права России, приобретенные ей в XVIII столетии по Кучук-Кайнарджийскому миру, — вмешиваться во внутренние дела Турции в целях защиты христианского населения, входившего в состав турецкой империи. Уроки истории в конце XVIII века, которые должны были указать русскому правительству, что и другие европейские державы, особенно Австрия, имеют жизненные интересы на Балканском полуострове, были нашими дипломатами забыты. В особенности скоро забылось, какое огромное значение еще с XVII столетия придавала Австрия местностям Балканского полуострова, населенным сербским племенем.

Уже в первых годах XIX века, по почину нескольких сербских главарей, явившихся в Петербург, возник проект создания на Балканском полуострове славяно-сербского государства с одним из русских великих князей во главе.

В 1807 году русский дипломат Паулуччи заключил с сербскими вождями договор, по которому сербы признают покровительство России и ввод в сербские крепости русских гарнизонов.

Ведя войну с турками в 1806—1812 годах, Александр I задавался в 1807 году, между прочим, целью присоединить княжества Молдавию и Валахию к России. На это присоединение было даже получено согласие Наполеона, хорошо понимавшего, что такой шаг России поставит против нее Австрию.

Когда в 1821—1824 годах восстали греки, русские дипломаты сочинили проект образования из Греции трех автономных княжеств. Греки просили Англию избавить их от мнимых благодеяний России.

Когда греческое восстание и зверства турок в борьбе с восставшими вызвали вооруженное вмешательство европейских держав — Англии, Франции, к которым примкнула и Россия, — то последствия этого вмешательства отразились, главным образом, на России, ибо на нее обратилось возбуждение турок после уничтожения турецкого флота под Наварином.

Император Николай I, по-видимому, легко мог или уклониться от войны или вести ее в союзе с другими державами. Он предпочел действовать один. Ближайшим предлогом к войне было несоблюдение турками условий Бухарестского мира 1812 года. Начиная войну, император Николай I заявил, что считает себя совершенно самостоятельным во всех делах Востока, непосредственно касавшихся России.

Нессельроде писал, что мы начнем войну с готовым трактатом, по которому придунайские княжества и Сербия получат увеличение своих привилегий, а Россия получит Анапу и Поти вместе со свободой плавания по Черному морю. Мы действительно преследовали эти ничтожные для России цели, но европейские державы не верили нам и готовы были от слов перейти к враждебным против России действиям. Формируя недостаточной численности армию против Турции, пришлось формировать одновременно армию и против Австрии. Получались известия, что Пруссия также готовится к войне с Россией.

Европа, очевидно, не могла согласиться, чтобы вопросы румынский и сербский «непосредственно» касались только России и решались ей единолично.

В предыдущих главах приведены мнения фельдмаршала Дибича по некоторым вопросам Ближнего Востока. Он высказывал соображение, «что Англия, Франция или Австрия охотно возьмут на себя покорение Албании или Боснии». Он же был сторонником присоединения княжеств к России.

Историк войны 1828—1829 годов, знаменитый впоследствии Мольтке, высказал мнение, что пока за Россией сохранялось право покровительства христианам Балканского полуострова, до тех пор Россия могла вызвать войну с Турцией, когда того пожелала бы.

В 1830 году, оказав помощь султану против победоносного его вассала Мехмет-Али, Россия упустила редкий случай занять часть Босфора. Это вмешательство в турецкие дела вызвало новые опасения европейских держав и послужило одной из причин заключения с Австрией в 1833 году так называемого Мюнхенгрецкого соглашения. Это соглашение имело целью поддержать Оттоманскую империю и согласные действия Австрии и России по всем делам Ближнего Востока.

Но в действительности таких согласных действий не было, когда в 1848 году Россия снова вмешалась в турецкие дела. На этот раз потребовалось смирить румын, тоже охваченных: стремлением к более свободному существованию, император Николай I, чтобы прекратить такое движение, обратился к Турции и ввел русские войска, совместно с турецкими, в княжества. В манифесте, 14 марта 1848 года, между прочим значилось: «Преступные обольщения проложили себе путь и на восток — в сопредельные нам, подвластные турецкому правительству, княжества Молдавию и Валахию. Одно присутствие там наших войск восстановило и удерживает там порядок».

Манифест этот оканчивался словами: Россия исполнит свое призвание.

В 1849 году Россия, помимо Австрии, заключает с Турцией Балта-Лиманский договор, по которому получает права в княжествах, почти равные турецким. В результате действий России в 1848— 1849 годах по отношению к княжествам, Австрия не без основания признала свои интересы в княжествах нарушенными, а население княжеств отшатнулось от России, признав ее врагом своей свободы и независимости.

Восточная война 1853-1856 годов в значительной степени возникла вследствие того, что ближайшие сотрудники императора Николая I, в середине XIX столетия, совершенно ошибочно оценивали:

1) военно-сухопутные и морские силы России;

2) положение Турции, которая представлялась им близкой к распадению;

3) отношение к делам Балканского полуострова Австрии, которая, по их мнению, благодарная за помощь в 1849 году, преследует на Ближнем Востоке те же цели, что и Россия.

Император Николай I, не посвященный в огромную отсталость нашей армии и флота, уверовавший в близость распада Турции и возможность не считаться с интересами на Балканском полуострове Австрии, решил взять в свои руки раздел наследства «больного человека», при этом он искренно желал наилучшего разрешения этого жгучего вопроса, но по отношению к России не признавал нужным или возможным преследовать определенную цель — занятие части Босфора.

Устраняя в своих расчетах Пруссию как не имевшую, по его мнению, интересов на Ближнем Востоке, устраняя Францию вследствие личного неприязненного отношения к новому главе французского правительства — Наполеону III, — Николай I признал необходимым сговориться относительно будущего устройства судьбы различных турецких местностей только с Англией. Но и переговоры с Англией Николай I вел в таком командном тоне, как будто вся турецкая империя уже была побеждена русскими войсками и занята ими, и значительная часть Европы должна была принимать мнения императора России без возражений.

В труде немецкого ученого Зибеля «Основание германской империи» указано, что в 1852 году «император Николай I смотрел на западную часть Европы как на устроенную по его указанию и теперь снова направил взор назад — на турецкий восток».

В 1853 году император Николай I, начав переговоры с английским послом при нашем дворе Сеймуром-Гамильтоном, заявил ему, что из наследства «больного человека» требует для России только протектората над Молдавией, Валахией и Сербией, а Англии соглашается отдать Египет и Кандию. При упоминании Сеймуром о роли Австрии император Николай I возразил: «Если я говорю — Россия, то это значит и Австрия, так как на востоке у нас одни и те же интересы». О Пруссии в переговорах не было упомянуто вовсе, а о Франции — с резкой враждебностью. При повторении этих переговоров было прибавлено, кроме независимости Сербии, еще требование независимости Болгарии.

В Англии лучше, чем в России понимали истинное положение дел и отклонили предложения русского императора. При обсуждении этих предложений, заявления о протекторате над Молдавией, Валахией и Сербией, а потом и Болгарией, понимались как переход к присоединению этих местностей Турции к Российской империи. Протекторат над Крымом и Грузией, быстро окончившийся присоединением этих местностей к России, еще не был забыт.

Несмотря на неудачу этих переговоров, император Николай I, по относительно маловажному поводу, приказал двинуть войска для занятия княжеств.

Начатый с Турцией спор о святых местах император Николай I продолжал признавать внутренним делом России. В манифесте 14 июня 1853 года ставилось требование, чтобы Порта обязалась свято соблюдать неприкосновенность православной церкви. При несоблюдении сего войска должны были идти вперед «за веру православную». Это был крестовый поход.

Но европейские державы, своевременно ознакомленные Англией с ходом переговоров с Сеймуром, не доверяли бескорыстию русского правительства и отнеслись к вступлению наших войск в княжества враждебно.

Австрия была задета игнорированием ее интересов и не могла не тревожиться планами России. Протекторат над княжествами и Сербией создавал серьезную угрозу границам Австрии с юга. Наполеон III считал себя лично оскорбленным отношением к нему императора Николая I и потому энергично принялся за образование коалиции против России.

В Англии опасались существования более обширных планов России, чем протекторат над княжествами и Сербией. В Лондоне горячо обсуждались заветы, приписанные Петру I: о занятии Россией Константинополя и Индии. Сделанный нами в 1853 году важный шаг в Средней Азии — утверждение на низовьях р. Сыр-Дарьи — очень тревожил Англию: расстояние от русских границ до Индии уменьшилось на тысячу верст. Но, кроме этих причин, Англию располагало к борьбе с Россией более всего то господствующее положение, которое заняла Россия с 1815 года среди других европейских держав.

Тучи скоплялись со всех сторон, но Николай I, твердо веря в военную мощь своей армии и в благодарность Австрии, спокойно относился к грядущим событиям.

Чрезвычайный посол в Константинополе кн. Меньшиков имел инструкцию, данную Нессельроде, в которой значилось, что между Россией, Австрией и Германией существует совершенное тождество видов и прочность соглашения во всех главных вопросах европейской политики. Имея такое указание, Меньшиков принял вызывающий тон — и русский ультиматум был отвергнут.

Тяжелые разочарования ожидали рыцаря-государя. Предполагаемые союзники отвернулись от него. Вместо направления сильной армии в пределы Турции, главные силы русских войск пришлось собрать на западной границе, на случай враждебных действий Австрии и Пруссии.

Начали приходить неутешительные вести и о действиях русских войск, об их недостатках.

В особенности горькие минуты должен был переживать русский монарх, когда обнаружилось, что все державы Европы явно или тайно были настроены к России и лично к нему недоброжелательно.

Упорство в неисполнении требований европейских держав об очищении княжеств повело к открытому разрыву с ними. Наполеон III, к которому император Николай I относился не иначе, как презрительно, стал во главе сильной коалиции и перенес войну в пределы России. Геройство русских войск под Севастополем все же не могло скрыть отсталости наших армии и флота, сравнительно с военными силами других держав.

Парижский мир 1856 года лишил Россию права иметь флот на Черном море.

Понесенное Россией поражение вместе с утешением, что наша армия и моряки доблестно сражались с неприятелем, лучше нас вооруженным и обученным, дало возможность ясно увидеть слабые стороны России в ведении дел внешних, внутренних и военных. Вступивший на престол император Александр II плодотворно занялся усилением внутреннего и военного положения России и достиг значительных результатов.

Но во внешних делах существенных перемен не произошло. Переход к русской национальной политике в этих делах еще не совершился. «Коварная», как ее называли, политика Австрии по отношению к России в 1853—1856 годах, неопределенность наших отношений к делам Балканского полуострова и враждебное отношение венгров к русским мешали дружественному и выгодному для обеих сторон соглашению по всем внешним делам между Россией и Австрией, населенной наполовину родственными нам по происхождению племенами. Идеи реванша по отношению к Франции, независимо от того, что французы и русские сражались под Севастополем совершенно случайным образом, мешали установлению дружеских отношений к Франции. Наши быстрые с 1863 года успехи в Средней Азии заставляли Англию тревожиться возможностью похода русских в Индию и создавали препятствие к прочному соглашению с Англией.

Унизительные для России условия Парижского трактата, лишившие великую державу права иметь на Черном море военный флот и отторгнувшие от России часть Бессарабии, носили сами в себе зародыш будущих осложнений на Ближнем Востоке.

Оставалась Германия, на которую Россия и полагала возможным, основываясь на неизменной дружбе между собой двух монархов, прочно опереться. Великий Бисмарк умело воспользовался изолированностью России и, при содействии ее, привел в исполнение свои грандиозные планы последовательного разгрома Дании, Австрии и Франции с целью создания Великой Германской империи. Но в возобновившейся дружбе России с Германией не было равенства.

Сближению России с Германией способствовали отношения европейских держав к восстанию в Польше в 1863 году.

Англия, Франция и Австрия допустили дипломатическое вмешательство в это внутреннее дело России, предложив посредничество. Последствием этого вмешательства было охлаждение русского двора к лондонскому, парижскому и венскому дворам и одновременное скрепление связи его с двором берлинским[83].

Интересное по этому вопросу мнение высказал 20 лет тому назад С. Татищев[84]:

«Ни одной державе в мире не давала Россия столько непрерывных и несомненных доказательств искреннейшей дружбы и благорасположения, как стоящей ныне во главе объединенной Германии — Пруссии. Государство Гогенцоллернов выросло, возмужало, окрепло под спасительной сенью и покровом России. Все свои последовательные земельные приращения получило оно не только с нашего согласия, но прямо из наших рук. Не раз государи наши имели возможность отодвинуть западную границу России до устьев Немана и даже Вислы и отказались от нее из нежной любви к Пруссии и отеческой попечительности о ней. А сколько пролито русской крови для защиты ее и освобождения? На быстрый политический рост ее, на честолюбивый замысел восстановить в свой пользу германскую империю русский двор не только взирал без малейшей зависти, но и усердно помогал ей в достижении заветных целей. Противно природе человеческой питать чувство злобы или ненависти к тому или к тем, кто облагодетельствован нами. Россия не желает Германии зла, не помышляет о завладении хотя бы пядью немецкой земли и хочет жить в мире, согласии и дружбе с соседкой, которую уважает, но которой и не боится, считая себя и в нравственном, и в материальном отношении отнюдь не слабее ее, а несравненно устойчивее и могущественнее.

Так же ли относится Германия к России? О чувствах немецкого народа к русскому мы лучше умолчим. Что же касается до германского правительства, то. будучи уверено, что с нашей стороны новосозданной империи не грозит ни малейшей опасности, оно усиленно вооружается, вступает в союзы с заведомо враждебными нам державами и, продолжая на словах уверять нас в неизменной дружбе, на деле потворствует и содействует предприятиям, имеющим целью подорвание благосостояния, ослабление могущества России, воздвижение ей преград на пути, коим она шествует к осуществлению своего всемирно-исторического призвания…

Удовольствовать Германию Россия может, только отдав себя снова в полное ее распоряжение, став, по-прежнему, покорным орудием в руках ее для достижения политических целей. Самобытная политика русского двора уже сама по себе предмет неудовольствия для двора берлинского. Нужды нет, что она нимало не направлена во вред Германии. Пробуждение русского самосознания, чувство самосохранения почитаются немцами за кровную обиду.

Первая обязанность государства—заботиться о собственной безопасности. Отсюда — меры, принимаемые русским правительством для укрепления за собой северо-западных окраин империи. В Пруссии любят вспоминать, что нынешнее Царство Польское с Варшавой и даже Белостокский округ не далее как восемь—десять лет назад были прусскими областями. В Германии учат, что Прибалтийский край — исконная немецкая земля, наследие меченосцев, часть общего отечества, грань которого совпадает-де с крайними пределами распространения немецкой речи. Можно ли сказать, что германская дипломатия чужда этим вожделениям? В 1863 году нынешний имперский канцлер серьезно помышлял о занятии Царства Польского, разумеется, под видом оказанной России услуги, но с тем, чтобы никогда уже более не выводить оттуда прусских войск. Два года спустя он же дерзко и назойливо выговаривал нашему послу за мнимое преследование протестантства в Прибалтийском крае. С тех пор он перестал упоминать в переговорах с нами об этих щекотливых предметах и раза два или три гласно заявил даже, что и не помышляет об обладании ими. Но как же ему и было поступить иначе в такое время, когда одного слова России было достаточно, чтобы ниспровергнуть в прах воздвигаемое им с таким трудом здание немецкого единства?»

Россия допустила разгромить в 1866 году Австрию, а в 1870—1871 годах — Францию. Создалось в соседстве с Россией могущественное государство, сильное культурой, патриотизмом своего народа и своей отличной военной системой. Многое в Германии заслуживает глубокого уважения и подражания, но нельзя отвергать, что такое чрезмерное возвышение Германии совершилось не к выгоде России. Сводя относительно мелкие счеты с Австрией и Францией по эпохе 1853—1856 годов, мы способствовали, к невыгоде для России, возвышению Германии.

Возможность быстрого сосредоточения и вторжения в пределы России огромной немецкой армии, уже доказанная Германией в 1870 году, заставила русское правительство признать полную недостаточность мер, принятых до 1870 года, для обороны наших западных границ. Пришлось быстро усиливать нашу армию, возводить крепости и строить железные дороги, чтобы не остаться беззащитными в случае, если бы Германия объявила России войну.

В 1872 году была сделана попытка возродить союз России, Германии и Австрии на почве совместного действия против «международного союза рабочих», но выгод России это соглашение не принесло. Оно облегчило только переселение немцев в пределы России и устройство немецких поселений в пунктах западной границы, важных в военном отношении.

Тем не менее, когда в 1875 году на Балканском полуострове началось восстание славянских народностей и снова представилась вероятность вооруженного вмешательства России в дела Турции, германское правительство с императором Вильгельмом и Бисмарком во главе отнеслось вполне доброжелательно к планам России по отношению к Турции и не препятствовало даже особому соглашению России с Австрией в Рейхштадте. Казалось, обстановка снова начинала складываться благоприятно для России, чтобы поставить определенно цели, преследуемые Россией в делах Ближнего Востока, и добиться совместного с Австрией действия против Турции.

Первоначально, в 1876 году, предполагалось, что одновременно с русскими войсками будут двинуты в пределы Турции и австрийские войска. К сожалению, как изложено в XXVII главе, неопределенность целей, которые ставились Россией, и взаимное недоверие между Россией и Австрией относительно этих целей повели к тому, что Австрия отказалась от совместных действий с Россией, выговорив себе, в случае победы России над Турцией, право занятия Боснии и Герцеговины и обязательство со стороны России, при заключении мирного договора с Турцией не создавать обширного славянского государства на Балканском полуострове. Россия также обязалась не действовать своими войсками на сербской территории.

Несмотря на доброжелательный нейтралитет Германии и соглашение с Австрией, императору Александру II, для успокоения встревоженной Англии, пришлось дать неисполнимое обещание — не переходить Балканы и не занимать Константинополя. Одновременно Англии дано уверение, что со стороны России не имеется никаких планов движения к Индии.

При такой политической подготовке император Александр II, долго противившийся войне, но увлеченный движением, созданным славянофилами, после непринятия Турцией предложений России, объявил в 1877 году войну Турции. Результаты этой войны еще свежи в памяти русского народа. Геройскими усилиями русских войск на европейском и азиатском театрах войны турецкая армия была разбита и почти рассеяна, путь к столице — Константинополю — и Босфору открыт; но все эти победы завершились постановкой нашей армии в такое положение, что ей могла предстоять борьба с коалицией из Англии, Австрии, Румынии и Турции. Причины такого, по-видимому, непонятного явления изложены выше. Повторим только, что главная опасность нам угрожала со стороны Австрии, причем мы сами поставили ее в число своих врагов несоблюдением условий заключенного с ней соглашения.

Сан-Стефанский договор игнорировал соглашение в Рейхштадте. На Балканском полуострове создавалось, противно рейхштадтскому соглашению, обширное болгарское государство, захватывавшее и часть земель с сербским населением, закрывавшее в будущем выход Австрии к Салоникам. Босния и Герцеговина, которые по соглашению в Рейхштадте должна была занять Австрия, оставлялись под властью Турции с проведением в них реформ. Представляется возможным предположить, что, если бы условия Сан-Стефанского договора были выработаны по соглашению с Австрией, с соблюдением условий предварительного с ней соглашения, то Россия избежала бы Берлинского конгресса и, что еще важнее, могла бы игнорировать угрозы Англии и прочно занять в 1878 году Босфор.

Война 1877—1878 годов принесла христианским народам Балканского полуострова огромные блага: кровью русского народа Сербия и Румыния получили полную независимость, создалось болгарское государство. Силы Турции были надломлены. Освободительная миссия России на Балканском полуострове закончилась, но собственно Россия вышла из этой войны обессиленная огромными расходами, обессиленная потерей 260 тыс. человек убитыми, ранеными и больными, вышла без утверждения на Босфоре и, после одержанных побед, пережила унижения берлинского судилища. Представители России на этом судилище слабо и неумело защищали русские интересы. Не пролившие ни капли крови Австрия и Англия получили: одна—Боснию и Герцеговину, другая — Крит. Болгария была разделена на две части.

Относительно роли нашей дипломатии во время войны 1877—1878 годов С. Татищев 20 лет тому назад писал:

«Совершалось великое историческое таинство. В челе мужественного и самоотверженного войска, при единодушном ликовании народа, русский царь предпринял довершить святой освободительный подвиг, завещанный ему державными предками. Ценой неимоверных усилий, побеждая всевозможные препятствия, русская рать перешла через Дунай, перешагнула через Балканы и, одолев отчаянное сопротивление храбрых противников, водрузила победоносный стяг свой на берегах Мраморного моря, в виду Константинополя. Еще один шаг, и заветная цель была бы достигнута: Животворящий Крест снова воссиял бы над Святой Софией!

Прямая обязанность дипломатии — обратить на благо России беспримерное торжество русского оружия. Что же делала, как поступала она? Глубокая скорбь проникает в душу, сердце обливается кровью при одном воспоминании о том смятении, о той неурядице, что в эту знаменательную эпоху царила в наших дипломатических рядах. Сначала дипломаты всеми силами старались предотвратить борьбу, потом — елико возможно сузить ее поле, уменьшить наши боевые силы. Долго противились они приступлению к союзу с нами румын, сербов и греков, намечали предел нашему поступательному движению, принимали в этом смысле обязательства перед чужеземными дворами. Когда же в последний период похода решительные наши победы на обоих театрах войны далеко превзошли и опасения наших противников, и собственные наши надежды, дипломаты окончательно растерялись. Не было более единства в руководстве и направлении; каждый из местных представителей России в иностранных столицах действовал на свой страх и за свой голову, не только не ища согласовать своих поступков с действиями товарищей, но во всем переча один другому. Так, в Лондоне разделывалось то, что было улажено в Вене, Вена пререкалась с Берлином, переговоры в Сан-Стефано велись в полном разногласии с Петербургом. Венцом всего явился Берлинский конгресс, на котором уполномоченные наши отложили всякое попечение о нуждах и пользах России, чтобы отстоять независимость Румынии и Сербии, свободу и самостоятельность болгар. Этой цели они достигли, хотя и дорого заплатили за нее предоставлением всем прочим участницам конгресса разных преимуществ, от коих заранее отреклась Россия. Таков был, в общей сложности, результат, из-за которого отечество наше истощило свои производительные силы на многие годы и принесло в жертву жизнь сотен тысяч своих сынов.

Первый долг государства — промышлять о самом себе. Призвание наше освобождать наших восточных единоплеменников и единоверцев было бы просто бессмысленным, если бы не могло осуществиться иначе, как нам во вред. Но в том-то и дело, что от нас зависело предотвратить зло, заручившись надежными гарантиями. Мы этого не сделали тридцать лет назад и ныне несем за то суровую, но вполне заслуженную кару»[85].

Внешнее положение России в 1879 году, несмотря на победоносную войну, снова оказалось неопределенным и тяжелым.

Бисмарк по-прежнему протягивал России свой железную руку, «но сомнения в искренности Пруссии уже зародились в среде русской дипломатии тотчас по заключении Сан-Стефанского мира, и возразителем их по возвращении с Берлинского конгресса явился князь Горчаков»[86].

Когда Россия уклонилась от подначальной в политическом и экономическом отношениях роли, предназначенной ей при союзе с Германией, Бисмарк в 1879 году предложил эту роль Австро-Венгрии. Несмотря на противоположность самых существенных, особенно экономических, интересов Германии и Австро-Венгрии, несмотря на опасность отторжения от Австрии областей с немецким населением, Австрия приняла сделанное ей предложение. Распря, возникшая в 1878 году между Россией и Австрией, чуть не разразившаяся войной, оставила чувство враждебности в правительствах обеих держав, к которому со стороны Австрии примешивались опасения быть атакованной Россией. И эти опасения имели свои основания: наши отношения в 1878 году и в начале 1879 года к Австрии были так натянуты, что легко могли вызвать вооруженное столкновение. В видах безопасности в Петербурге принимались меры, чтобы не быть захваченными врасплох. Окончись Русско-турецкая война в полном соглашении нашем с Австрией, это соглашение легко обратилось бы после войны в прочный союз, естественный по племенному составу австро-венгерской монархии. Напротив того, нарушив Сан-Стефанским договором соглашение с Австрией, заключенное до войны, мы сами в 1879 году толкнули Австрию в объятия Германии. Защищая в Сан-Стефанском договоре вполне неудачно босняков и герцеговинцев от передачи их в управление Австро-Венгрии, мы содействовали худшему для славян результату: договором 1879 года Австро-Венгрии с Германией закрепилось управление, а затем и эксплуатация немцами из Берлина и Вены всех славянских племен, входящих в состав Австро-Венгрии.

Естественная по племенному составу союзница России Австрия, таким образом, очутилась не в одном с Россией лагере.

Россия ко времени вступления на престол императора Александра III оказалась в политическом отношении одинокой.

Но уже с первых дней царствования обозначился резкий поворот во взглядах на внешнюю политику России нового императора с его предшественниками, начиная с Павла I. Русские интересы были поставлены на первый план.

С. Татищев в 1890 году писал: «За последние 10 лет и немцы, и русские успели свыкнуться с несомненной истиной, что политика чувства, а тем более чувствительности, не ведет к добру».

Эта политика чувства и чувствительности мощной волей императора Александра III была заменена возвратом к русской национальной политике.

По отношению к внешней политике в программе государя значилось:

Освободить нашу внешнюю политику от опеки иностранных держав.

Это освобождение было в особенности необходимо по отношению к Германии. Пользуясь дружескими отношениями России, немцы после франко-прусской войны начали заселение нашей пограничной полосы земледельческим населением и захватили часть русской промышленности в свои руки.

В 1884 году только в одном Царстве Польском пришлое немецкое население уже составило до 400 тыс. человек. На железных дорогах Царства Польского оказалось 1830 человек служащих немцев[87], из которых большинство были ландверисты[88] с несколькими десятками офицеров во главе.

С целью обойти покровительственный для русской промышленности тариф, немцы начали основывать промышленные предприятия на русской территории: в Сосновицах с окрестностями оказалось 25 немецких заводов, рабочие которых ежедневно два раза переходили нашу границу.

В циркуляре министра иностранных дел русским дипломатическим представителям при иностранных дворах, от 4 марта 1881 года, между прочим значилось:

«Внешняя политика императора будет вполне мирной, Россия останется верной друзьям своим; она сохранит в неизменности свои симпатии, освященные преданием, и будет отвечать взаимностью на дружественное расположение всех других государств. Она удержит подобающее ей значение в ряду прочих держав и озаботится поддержанием политического равновесия. Соответственно своим интересам, Россия не отступит от призвания, в согласии с прочими правительствами, охранять основанный на уважении права и договоров всеобщий мир. Долг России заботиться, прежде всего, о себе самой. Одна только обязанность защищать свой честь или безопасность может отвлечь ее от внутренней работы. Наш Августейший Государь напрягает свои усилия к утверждению могущества и благосостояния России, на благо ей и никому во вред»[89].

В 1883 году к союзу Германии с Австрией присоединилась Италия. Ближайшей причиной поворота Италии в сторону своей традиционной соперницы — Австрии — было занятие Францией Туниса, обострившее отношения между Францией и Италией. Между тем, ранее эти отношения начали приобретать настолько дружественный характер, что возможно было ожидать союза между Францией и Италией. Наконец, в 1890 году к тройственному союзу примкнула Англия. Германия добилась соглашения с Англией, уступив ей обширные владения в Восточной Африке и получив взамен небольшой, ранее бывший немецким, остров Гельголанд.

При такой изолированности России император Александр III решился открыто сблизиться с Францией. При посещении в 1891 году французской эскадрой Кронштадта император приказал играть Марсельезу, выслушал ее стоя и послал президенту республики депешу, в которой говорилось «о глубоких симпатиях, соединяющих Францию и Россию».

При ответном посещении русской эскадрой Тулона наших моряков встретили восторженно. Русские моряки с судов прибыли в Париж, где в честь их устраивались овации и празднества. Наш государь снова обменялся с президентом депешами, в которых говорилось об «узах, связывающих оба государства».

Англия скоро возвратила себе свободу действий, и в Европе до начала XX века действовали два союза: тройственный из Германии, Австрии и Италии и ответный ему двойственный из России и Франции.

Эти два союза, уравновешивающие в известной степени значение вооруженных сил главнейших держав Европы, вызвали то положение в ней, которое называется «вооруженным миром».

Автор «Политической истории современной Европы» Ш. Сеньобос следующими верными строками очерчивает значение и тягости вооруженного мира:

«Со времени окончательного объединения Германии и Италии, в течение четверти века, в Европе не было нигде, кроме полуварварских балканских стран, никакой войны, ни большой, ни малой. Европа первый раз пережила такой продолжительный период полного мира. Но этот мир прикрывает постоянную враждебность»[90].

Между Германией и Францией вражда из-за вопроса об Эльзас-Лотарингии, оставшегося невыясненным в общественном мнении Франции, но возникшего вследствие непримиримого противоречия между двумя противоположными понятиями о праве, между верховной властью правительства по праву завоевания — принципом германской монархии, и верховной властью народа, из коей вытекает право населения располагать своей принадлежностью к государству — принципом французской демократии.

Между Австрией и Россией идет старый спор по поводу восточного вопроса, борьба за влияние в балканских странах.

Страх войны, ставшей гораздо более ужасной, чем прежде, останавливает враждебные действия; все народы с таким ужасом относятся к войне, что правительства не смеют даже больше угрожать ей для поддержания своей политики. Все согласились принять сохранение мира за основное правило политики.

Но этих единогласных заявлений недостаточно, чтобы внушить общественному мнению полную уверенность в прочности мира; в продолжение пятнадцати лет постоянно раздаются голоса, что война возгорится в следующую весну. Взаимное недоверие государств так глубоко, что каждый народ отказывается верить в искренность своего соседа и принимает его миролюбивые заявления за маневр, долженствующий усыпить соседа перед нападением. Кроме того, в новой войне мобилизация производится так быстро, преимущества нападающего такие решительные, что для того, чтобы иметь возможность оказать надлежащее сопротивление, надо быть всегда готовым к войне. Быстрый прогресс в военном искусстве побуждает каждое государство часто перевооружаться и увеличивать число своих солдат, чтобы не отстать от своих соседей; наличный состав войска на мирном положении равняется в настоящее время прежнему составу на военном положении.

Тягость вооруженного мира особенно ощутительна для отставшей в культурном отношении России. Ей приходится равняться по Германии, непрерывно увеличивающей и совершенствующей свои силы, а на это средств у России не хватает.

Так как готовность к войне армии в настоящее время более всего зависит от хорошо развитой сети железных дорог, то в этом отношении мы ранее хотя и отставали от Германии, но могли равняться с Австрией. К началу же XX века мы стали в тревожной степени отставать и от Австрии.

Антимилитаристское движение, получившее большое развитие во Франции, стремление принять сроки службы, приближающие армию к народным ополчениям, если этим явлениям не будет положено предела, грозят ослаблением военной мощи нашей союзнице — Франции.

Когда в первых годах XX века неожиданно разразилась война России с Японией, в результате русской политики XIX столетия Россия оказалась без союзников, которые могли бы действительно помочь ей, а главные и наиболее готовые в боевом отношении силы русских войск были оставлены на западной границе.

Огромные расходы, произведенные Россией на развитие ее вооруженных сил с 1871 года, могли быть использованы в войне с Японией лишь в малой степени, причем в составе войск, принимавших участие в военных действиях, значительная часть принадлежала к наскоро сформированным резервным войскам, а в полевых войсках, двинутых на подкрепление из Европейской России, около двух третей их состава были запасные нижние чины.

Внешнее положение России к концу XIX столетия, сравнительно с внешним положением в конце XVIII столетия, несомненно ухудшилось.

Отсутствие в течение XIX столетия вполне определенной и национальной внешней политики, вмешательство в чужие дела, неясность целей, преследовавшихся в разное время русским правительством на Балканском полуострове, — все это вместе с опасением могущества России создало общее по отношению к России и ее планам недоверие.

В конце XVIII века непосредственные соседи России в Европе Пруссия и Австрия были значительно слабее ее в военном отношении. Турция победами России была ослаблена. Соседи в Азии были слабы или миролюбивы настолько, что ничтожные силы, содержавшиеся нами в Оренбургском крае и в Сибири, признавались достаточными, чтобы поддерживать спокойствие в наших пределах. В течение XIX столетия, при содействии России, на западной ее границе возникла германская империя с могущественной военной организацией. Усилилось военное значение и Австро-Венгрии и Турции. В Азии произошла перемена, тоже неблагоприятная для нас: вместо слабых киргизских орд мы ныне в Туркестане стоим против Афганистана с воинственным населением. Миролюбивый Китай, разбуженный японцами и европейцами, в том числе и нами, начинает заводить многочисленную армию.

Япония, сохранив свои национальные особенности, завела сильные армию и флот, стоящие на уровне современных требований и, после одержанных ей побед в войнах против Китая и России, требует места среди первостепенных держав всего мира.

Своими действиями на Ближнем Востоке мы в XIX столетии испортили свои отношения с Австрией, Турцией и отчасти Румынией. Своими действиями в начале XX века на Дальнем Востоке мы испортили свои отношения с Китаем и Японией. Не преследуя в Средней Азии никаких воинственных против Англии замыслов, мы не успели убедить ее в этом и неизменно, всю вторую половину XIX столетия, имели Англию против себя.

Содействовав достижению Германией объединения, Россия готова была поддерживать с ней «традиционную» дружбу, но не могла при этом согласиться занять подначальное к ней положение. Тогда, 30 лет тому назад, взамен дружбе с Россией, Германия предложила свой покровительственный союз Австрии, который и был принят. В результате в Европе образовалось, с целями поддержания европейского мира, два союза: тройственный из Германии, Австрии и Италии и двойственный из России и Франции. Настало время «вооруженного мира», при котором все державы усиленно вооружались на суше и на море. Державы, более сильные культурой и богатые, легче, чем Россия, выдержали это положение.

В то же время в Европе огромные культурные успехи, сделанные нашими западными соседями, привели в военном отношении к результату, невыгодному для России: пользуясь несравненно более развитой сетью железных дорог, наши западные соседи могут в случае войны с нами значительно быстрее, чем мы, сосредоточить огромные армии на нашей границе, что дает им огромные преимущества.

Итак, внешнее положение России в конце XIX века стало более угрожаемым, чем было в конце XVIII века.








Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх