X. Павел I и Суворов или история одной провокации

Безусловной ошибкой Павла было только то, что реорганизуя русскую армию, он взял в основу ее реорганизации не гениальные принципы Суворова, а воинскую систему прусского короля Фридриха Великого. Но надо помнить, как воспитывали Павла, кто его воспитывал и какие политические идеи ему внушали. Хотя Екатерина и не любила сына, но она старалась воспитать его в духе близких ей европейских политических идей. В этом духе влияли на него и главный воспитатель масон и вольтерьянец гр. Никита Панин и все его другие воспитатели. Известно, например, что один из его воспитателей С. А. Порошин заставлял Павла читать сочинения Монтескье, Гельвеция, Д’Аламбера и других французских "просветителей". Хотя воспитатели и не достигли цели, и Павел не стал вольтерьянцем и атеистом, но они все же внушили ему мысль о превосходстве европейского над русским.

Павлу хорошо было известно неустройство русской армии в царствование его матери, а Фридриха II, как гениального полководца восхваляли в то время на все лады во всех странах Европы. Совершенно несомненно, что воинские принципы Суворова были на много выше принципов Фридриха II. Но, как известно, "несть пророка в своем отечестве". Если обвинять в отсутствии прозорливости Павла, не сумевшего должно оценить всю силу военного гения Суворова, то тогда за это же самое надо обвинять и Екатерину, при которой Суворов всегда играл только роль затычки в критических случаях, а его самобытные военные принципы не были применяемы во всей армии. Была еще и другая причина, почему Павел решил улучшать русскую армию на основе военной доктрины Фридриха Великого, а не Суворова: это недружелюбные отношения возникшие между ним и Суворовым.

Но в ненормальности отношений, которые сложились между Павлом и Суворовым, виноват не только один Павел; виноват в них также и сам Суворов. Но больше всего виноваты враги Павла и Суворова. Это они постарались вырыть пропасть между острым на словцо Суворовым и самолюбивым, с издерганными нервами Императором.

Какая была необходимость Суворову, выходя от Цесаревича Павла, и так уже оплеванного всеми вельможами Екатерины II, пропеть:

Prince aborable
Despote imperable,
то есть — "Государь восхитительный
Деспот сокрушительный".

Что это было: желание подделаться под господствующий тон сплетен, распускаемых окружением Екатерины или желание сострить, во что бы то ни стало, по адресу травимого всеми человека?

В зависимости от вкуса, эту шутку можно признать остроумной, но ее трудно признать умной и благородной. В ней трудно узнать умного и благородного Суворова.

Такая характеристика едва ли понравилась какому нибудь правителю. Больно ранила она, наверное, и Павла, всю жизнь третируемого матерью, ее фаворитами и вельможами. Но Суворов имел полное право сказать по поводу стремления Павла подражать военной системе Фридриха Великого: "...Я лучше прусского покойного великого Короля, я, милостию Божией, батальи и проигрывал. Русские прусских всегда бивали, что ж ту перенять... это де невозможно..."

Но Суворов уволен Павлом в отставку вовсе не за отрицательные отзывы о военных реформах Павла, как это обычно изображается.

Были и другие причины постигнувшей Суворова опалы. Графиня В. Н. Головина в своих воспоминаниях сообщает, что одной из основных причин ссылки А. В. Суворова в его имение Кончанское была пущенная графом Михаилом Румянцевым клевета, что Суворов будто бы волнует умы и готовит бунт.

"Во время коронации, — пишет графиня Головина — князь Репнин получил письмо от графа Михаила Румянцева (сына фельдмаршала), который служил тогда в чине генерал-лейтенанта, под командой Суворова. Граф Михаил был самый ограниченный человек, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник не хуже старой бабы. Суворов обращался с ним по заслугам: граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репину, будто Суворов волнует умы, и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю лживость этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии подслужиться и навредить Суворову, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил письмо графа Румянцева графу Ростопчину. Этот последний представил ему, насколько было опасно возбуждать резкий характер Императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на кн. Репнина: он сам доложил письмо Румянцева Его Величеству, и Суворов подвергся ссылке".

Увольнение Суворова состоялось 7 декабря 1796 года. 20 сентября 1797 года Суворов написал Императору просьбу о прощении.

12 февраля 1798 года князь Горчаков получил приказание ехать к Суворову и сообщить от имени Павла, "что если было что от него мне, я сего не помню; что он может ехать сюда, где надеюсь не будет повода подавать своим поведением к наималейшему недоразумению".

Но Суворов, приехав в Петербург, начал вести себя так, что вызвал законное недовольство у Павла. В ответ на намеки Павла, что он готов его снова принять в армию, Суворов, как сообщает его биограф Петрушевский, "не переставал «блажить», не упуская случая подшутить и осмеять новые правила службы, обмундирование, снаряжение — не только в отсутствии, но и в присутствии Государя". Павел I "...переламывал себя и оказывал Суворову необыкновенную снисходительность и сдержанность, но вместе с тем недоумевал о причинах упорства старого военачальника" (Петрушевский. "Генералиссимус князь Суворов". Т. I, стр. 390-391). Наконец, Павлу это надоело и он не стал удерживать Суворова, когда тот заявил, что хочет вернуться обратно в имение.

В данных случаях виноваты, конечно, оба, — несдержанный на язык Суворов и несдержанный в проявлениях своих чувств Павел. Фельдмаршал не пожелал считаться с самолюбием Царя, а Царь не пожелал считаться с самолюбием фельдмаршала. Если осуждается за несдержанность Павел, то почему за то же самое не осуждается Суворов? Своим резким ответом Суворов дал Павлу серьезный повод зачислить его в число фрондирующих военачальников Екатерининской эпохи.  

Когда же наступила необходимость в Суворове, как в опытном полководце, Павел I немедленно вызвал его и поставил во главе русского экспедиционного корпуса в Европе. Решив назначить Суворова командующим русскими войсками, отправляемых в Европу, Павел I написал ему следующий рескрипт, из которого видно все благородство его характера:

"Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит! Римский Император требует Вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на то согласиться, а Ваше — спасать их. Поспешите приездом и не отнимайте у славы Вашей время, у меня удовольствие Вас видеть.

Пребываю к Вам благожелательный Павел".

Павел знал характер такого же, как он, горячего, но не злопамятного Суворова. Суворов поцеловал рескрипт Павла, отслужил молебен и немедленно тронулся в Петербург.

При встрече с Павлом I, Суворов, благодаря Императора за назначение, поклонился ему в ноги. А, как известно, Суворов не принадлежал к числу придворных льстецов.

Павел поднял престарелого фельдмаршала и возложил на него большой крест Иоанна Иерусалимского.

— Господи, спаси Царя, — воскликнул Суворов.

— Тебе спасать царей, — ответил Павел.

— С тобою, Государь, возможно, — сказал Суворов.

За победы в Европе, как известно, Павел щедро наградил Суворова. Если Павел и не любил, может быть, Суворова, как человека, то он высоко оценил его как полководца. Суворов получил титул князя Италийского, звание Генералиссимуса, Павел приказал войскам отдавать ему такие же почести, как Императору. Решил при жизни воздвигнуть ему памятник. В рескрипте, написанном Павлом Суворову говорится, что все эти почести оказываются ему "за великие дела верноподданного, которым прославляется царствование наше". Павел хотел устроить Суворову небывалую триумфальную встречу в Петербурге.

Но тут снова начинают свои козни враги Павла — его будущие убийцы. Главный организатор убийства Павла I "Пален разрушил в глазах Императора репутацию прибывшего в столицу одного из величайших русских героев".[21] Боясь, что возвращающийся из Европы Суворов может помешать цареубийству, Пален постарался представить поведение Суворова так, как будто он все время систематически нарушает распоряжения Императора. Пален докладывал Павлу I, что во время походов в Европе, солдаты и офицеры неоднократно нарушали военные уставы: рубили на дрова алебарды, не носили ботинок, офицеры побросали понтоны и так далее.

Пален клеветал, что став кузеном сицилийского короля, Суворов зазнался и ни во что не ставит награды, которыми отличил его Император, и что при этом он намеренно не торопится в Петербург, где Павел хотел оказать ему триумфальную встречу и отвести покои в Зимнем Дворце. При каждом удобном случае Пален продолжал наговаривать Павлу о "вызывающем поведении" Суворова. Так, 19 марта, сделав скорбную физиономию, он доложил, что Суворов будто бы просит разрешения носить в Петербурге австрийский мундир.

Поведение австрийских генералов во время Итальянского похода Суворова глубоко возмутило Павла, и он пошел на разрыв с Австрией. И вдруг, Суворов, по донесениям которого Павел принял столь решительные меры, хочет ходить в Петербурге в австрийском мундире. Это мнимое желание Суворова вызвало вспышку гнева у Павла. Пален подогрел ее, сообщив Павлу о других дерзких "нарушениях" Царской воли со стороны Суворова.

Когда мы анализируем причины перемены отношения Павла к высоко вознесенному им Суворову, то нельзя забывать также, что дочь Суворова была замужем за Зубовым, одним из участников заговора против Павла. Павел мог подозревать, что муж дочери Суворова участвует в заговоре против него. Вполне возможно, что и Зубовы старались настроить Суворова на разные выходки против Павла, которые подтверждали бы вымыслы Палена о "вызывающем поведении" старого фельдмаршала.

Павел, чувствовавший, что дни его близятся к концу, может быть подозревал, что и Суворов состоит в числе тех, кто желает его лишить престола. 20 марта по совету Палена Павел издал приказ об отмене триумфальной встречи и потребовал от Суворова объяснений, почему он и его подчиненные нарушают военные уставы и приказы Царя.

Негодяй Пален и другие заговорщики торжествовали. Великому полководцу, недоумевавшему, чем он не угодил так обласкавшему недавно его Императору не было устроено никакой встречи.

По приезде в Петербург Суворову было заявлено от имени Императора, что тот не желает встретиться с ним.

Но имеются свидетельства современников, что во время похорон Суворова, Император поклонился его гробу, весь день был мрачен, а ночью плохо спал, часто повторяя: "Жаль, жаль".

Такова истинная историческая подоплека "нелепого" отношения Павла I по отношению к Суворову. Все было подстроено заговорщиками так, что ни Суворов не мог понять "странного" поведения Императора, ни Император не менее "странного" поведения знаменитого полководца.

Если внутренняя политика Императора Павла характерна стремлением повернуть Россию на исторический путь, то армию он, наоборот, старается перестроить на европейский лад. Русская военная доктрина сменяется прусской муштровкой: стали вводиться пукли, косы, парики, пудра, неудобные мундиры и штиблеты, начинается беспрестанная бездушная муштровка солдат.

"В общем же царствование Императора Павла I, — как правильно считает А. Керсновский, — не принесло счастья русской армии. ...Русская военная доктрина — цельная и гениальная в своей простоте — была оставлена. Мы покинули добровольно наше место — первое место в ряду европейских военных учений, чтобы стать на последнее мало почетное место прусских подголосков, каких-то под-пруссаков".  

Примечания:

2

Записки кн. Лобанова-Ростовского.

21

Г. Н. Богданович. "Аракчеев". стр. 21.