Феодальная система в Англии, как ее преподают в школе, кажется довольно простой и последовательной, результатом навязывания относительно небольшой группой захватчиков [115] системы, уже развившейся за пределами английских берегов и начавшей развиваться лишь после того, как эта система была навязана. Но даже в Англии это явление было исключительно сложным. С момента появления феодальная система стала развиваться исключительно быстро, изменяясь под влиянием обычаев англосаксов и перемены ситуации внутри королевства. Даже в наши дни это сложное явление вызывает споры по многим вопросам. На континенте феодальная система в разных странах серьезно различалась — в зависимости от обстоятельств, в которых осуществлялось ее развитие. В тех районах, которые были изучены, обычаи и феодальное право весьма сильно отличались от страны к стране, и было бы довольно неразумно пытаться рассказать о европейском феодализме в целом, кроме как в самых общих чертах. За пределами Северной Франции и тех стран, которым такой феодализм был насильственно навязан (например, Англия, Сицилия и Южная Италия, Иерусалимское королевство и др.), можно найти множество различий. Почти повсеместно, даже во Франции к югу от Луары, остались свободные земли, не имевшие никакого господина, в остальных же землях количество вассалов и сложность вассальных отношений менялись от места к месту. К примеру, в некоторых частях Южной Франции вассальные отношения устанавливались лишь клятвой верности, обещанием ни в каком виде не наносить вреда господину и его интересам; вопрос о принятии феодальной присяги при этом не ставился. Достаточно было, не прибегая к церемониям, простого пожатия рук, выражения воли стать вассалом и согласия на это господина. В Северной Италии клятва верности господину исчезла в XII столетии, и вассальные отношения устанавливались только клятвой верности вассала феодалу. Особый класс несвободных рыцарей, которые носили название ministeriales, существовал в Германии, Голландии, Бельгии и Люксембурге, но эти рыцари не давали клятвы верности господину, поскольку уже считались собственностью своего господина.

В России, Скандинавии, Кастилии и Леоне можно найти определенные феодальные обычаи, но в этих странах феодальная система никогда не была развитой в полной мере. Даже феодальная терминология была в разных европейских странах разной. К примеру, слово vavassor относилось во Франции к зависимому от сеньора вассалу низкого ранга, иногда служившему с неполным комплектом защитного вооружения; в Северной Италии этим словом обозначался вассал короны, а в Англии это слово могло означать свободного человека, являющегося военнообязанным — но не обязательно вассала. В Северной Италии система управления и организация больших торговых городов и традиции городской жизни, восходящие к римским временам, всегда брали верх над феодализмом, который был институтом, основанным исключительно на земельной собственности и сельских общинах. Богатство городов было много большим, чем богатство феодальных владений. Итальянское дворянство, значительная часть которого занималась торговлей, стремилось жить в городах и иногда имело там укрепленные дома. Примером города с такими домами является имеющий множество башен Сан-Джиминьяно [116]. В Германии тоже развилась довольно своеобразная социальная система, поскольку эта страна сравнительно меньше подвергалась опустошительным набегам норманнов [117], а на троне сменяли друг друга достаточно сильные монархи, способные защитить свое государство и не допустить междоусобиц, в которые погрузилась, например, Франция после распада империи Каролингов [118].

В целом, как мы уже говорили, сутью феодальной системы была служба в обмен на защиту. Даже в столь поздний период, как XIV век, между рыцарями и крестьянами существовал своего рода обмен — охрана за работу, — из которого, собственно, и развился феодализм. В книге «Пирс-землепашец» крестьянин говорит, что будет работать в поте лица своего на рыцаря, который, в свою очередь, будет защищать его и Святую Церковь от злодеев и охранять землю от преступников. Во Франции, колыбели феодализма, можно было добавить к этой фразе «нет земли без господина, нет господина без феодального поместья».

Вся земля рассматривалась как принадлежащая королю, который служит Богу. Высшее дворянство, сеньоры, имели наделы, которые теперь назывались fief, «лен, феодальное поместье», а не benefice, «поместье», в обмен на auxillium и consilium — обязанность служить королю с оговоренным числом рыцарей (этих рыцарей называли servicium debitum) и помогать королю советами во всех случаях, когда это требуется. Земельный собственник, в свою очередь, делил свой лен между более мелкими собственниками, в соответствии с числом рыцарей, которых он должен был предоставить королю для военной службы. Если земельное владение рыцаря было большим, он, в свою очередь, раздавал участки, чтобы получить дополнительное число рыцарей. Сеньор, в свою очередь, должен был защищать своих вассалов, — на континенте это означало участие в войне при угрозе владениям вассала и защита вассала в суде, даже в королевском суде. Сеньор также должен был давать советы вассалу и предоставлять необходимое обеспечение, которое обычно заключалось в том, что вассалу даровался лен. Согласно записям, во Франции имелось много вассалов, у которых был очень маленький лен; от них требовалась военная служба, которая уступала службе рыцаря, причем эти вассалы могли иметь неполный комплект доспехов. В XII столетии еще были вассалы, которые все еще не имели лена, их содержали в поместье господина, но число таких было невелико и постоянно сокращалось. Во Франции при слабых королях центробежные силы были столь велики, что герцоги и графы смогли вынудить множество вассалов короля служить в своих поместьях. К XI веку герцоги Бургундские были способны к возведению замков на аллодах [119] в своей сфере влияния, и аллоды преобразовывались в лены герцога до того, как он получал на это разрешение.

Землю вассал получал «на содержание» [120], как собственность она оставалась во владении сеньора. После смерти вассала земля передавалась наследнику, но, если вассал умирал без наследника или не выполнял своих феодальных обязанностей, лен возвращался сеньору, который мог либо оставить землю у себя, либо передать ее другому вассалу. Сеньор имел право опеки, которая заключалась в праве управления леном и получения прибыли в случае, если наследник или наследница не достигли совершеннолетия, а также права отвергать избранников при женитьбе наследника или наследницы. Он также мог отклонить кандидатуру жениха в случае желания вдовы вассала вновь выйти замуж. Две статьи в Великой хартии вольностей [121] (1215) предусматривают меры против нарушения прав несовершеннолетних владельцев земли, а также меры против принуждения вдовы к браку против ее воли. В Иерусалимском королевстве наследнице большого феодального владения разрешалось выбрать из трех кандидатов на ее руку, отобранных королем. На части территории Франции опека была заменена системой, по которой близкий родственник наследника назначался опекуном, поселялся в доме и занимался леном в период несовершеннолетия истинного собственника. В Германии опекун больших ленов получал большое содержание, которое устанавливалось произвольно, но за опекунство в случае малых ленов плата за службу часто составляла коня и доспехи, которые выдавались только на время жизни, — это было отражением практики возвращения подарков господина в эпоху военных отрядов ранних времен. К концу XII столетия во Франции содержание было установлено как доход с лена в течение одного года. В Англии Великая хартия вольностей устанавливала содержание графу в 100 фунтов стерлингов, а рыцарю — в 100 шиллингов.

Поначалу господин имел право получать с вассала услуги в то время и в том объеме, в котором захочет, но постепенно эти права были сокращены до трех традиционных «обязанностей»: господин мог потребовать от вассала, чтобы его старший сын служил ему рыцарем; господин мог в первый раз выдать старшую дочь вассала по своему выбору; господин мог рассчитывать на плату вассалом выкупа, если попадет в плен во время войны. Но даже эти три обязанности не были приняты повсеместно в Италии и Германии. Аналогичные обязанности, налагавшиеся на несвободных людей, назывались tallage.

Вассалы короля и вассалы на более низких ступенях имели обязанности перед крестьянами на своих землях, заключавшиеся в осуществлении правосудия в местных судах и в защите крестьян от налетчиков, бандитов и прочих врагов — людей и зверей. За это крестьянин работал на собственных землях господина, перевозил его товары и платил налог продуктами питания и произведенными товарами. Право осуществлять правосудие происходило от древнего обычая свободного человека судить своих рабов, а также диктовалось необходимостью поддерживать порядок на землях господина и тем, что вассалы после распада империи Каролингов узурпировали многие права короля. Средневековое правосудие, основанное в основном на штрафах, было весьма выгодно для тех, кто его осуществлял. Для тех же, кого судили, такой суд был лучше, чем полное отсутствие порядка.

Многие звания, такие как герцог, граф (а в Германии порой и епископ), даровались тем, кто имел лен, но наряду с этим существовали и меньшие по важности должности, которые не были связаны с земельной собственностью: к примеру, мэр города, коннетабль замка или чиновник, собирающий налог на тех, кто переправляется через реку или переезжает через мост.

Денежное содержание или рента с земельного надела были средством, при помощи которого должностное лицо могло поддерживать свое существование, в обмен на что было обязано являться на военную службу — не за лен, а за ежегодное фиксированное жалованье. Самым известным примером такого содержания является соглашение с графом Фландрским по содержанию войск англонормандских королей. Подобная разновидность вассальной службы — в обмен на ежегодное жалованье — получила много большее распространение позднее, ее нашли особенно полезной Эдуард III и его союзники бургундцы (на территории современных Голландии, Бельгии, Люксембурга и др.).

В Германии феодализм установился позже, чем во Франции. Норманны нападали только на районы низовий Рейна, и время этих нападений было относительно коротким. Большую угрозу представляли венгры и славяне, располагавшиеся на восточных границах. Хотя их рейды ускорили развитие вассальных отношений и феодализма еще даже до реформ Генриха Птицелова (919–936), только после междоусобных войн Генриха IV (1056–1106), мятежей крупных феодалов в XII столетии и ослабления королевской власти «борьбой за назначение епископов» [122] власть дворянства значительно усилилась и многие свободные крестьяне попали в крепостную зависимость. В Германии со времен междуплеменных войн сохранилось название военного вождя герцог; власть герцогов, вместе с властью отцов церкви, не позволяла стране погрузиться в окончательный хаос даже при таких слабых королях, как Людвиг Дитятя (899–911) и Конрад I (911–918). Хотя Карл Великий сильно ущемил институт герцогов и заменил их своими собственными представителями-франками, ко времени Генриха Птицелова они снова начинают набирать власть в районах своего происхождения — Франконии, Швабии, Баварии и Саксонии. Племенное происхождение великих герцогств не позволяло феодализму принять столь жесткие организационные формы, как, к примеру, во Франции. Герцоги признавали, что должны служить королю, но считали, что их земля не является в конечном счете собственностью короля. В пределах своего герцогства они чеканили монету, созывали ассамблеи, осуществляли правосудие и контроль над деятельностью церкви — как во времена Меровингов.

Дворянство всегда включало в себя множество людей, которые считали, что они имеют право делить свои земли по собственному усмотрению, не испрашивая разрешения короля. Поначалу эти наделы назывались солнечными ленами (Sonnenlehen), поскольку этими землями распоряжались независимо от воли земных господ, а позднее — знаменными ленами (Fahnlenen), поскольку при пожаловании лена использовалось знамя. Поначалу такое пожалование осуществляли только герцоги, позднее — маркграфы, и в конце концов все самые ценные лены были розданы таким образом. Пожалование при помощи знамени можно видеть на иллюстрации в Sachsenspiegel [123] примерно 1360 года, точно так же, как пожалование при помощи перчатки, упоминание о котором можно найти в памятнике французского героического эпоса «Песнь о Роланде». Sachsenspiegel также позволяет познакомиться с актом предоставления защиты как одному человеку, так и группе лиц и содержит соответствующую клятву на священных реликвиях (Земельная библиотека Саксонии, Дрезден).

Феодализм во французском стиле, союз института вассалитета с институтом дарования поместий и ленов, принятие принципов защиты и клятвы верности появились позже и всегда были больше распространены в землях, примыкающих к Франции. Развитие феодализма повсеместно задерживалось существованием королевских чиновников, герцогов, графов и сотников. Оттон I Великий (912; германский король, 936–973, с 962 император Священной Римской империи) ввел в иерархию епископов и аббатов, назначенных короной. Вормский конкордат 1122 года частично подтвердил это тем, что по нему императору на территории Германии было предоставлено право ограниченного вмешательства в выборы епископов и аббатов и передачи им в лен земельных владений перед посвящением их в сан папой. Таким образом, церковные феодалы были одной из главных опор короля. Вассалам, в отличие от герцогов, было запрещено вести свои войны, они не имели права и чеканить монету, однако им позволялось вершить правосудие в несложных вопросах. При Оттоне I даже герцоги подлежали королевскому суду. К феодальной анархии, что царила во Франции, в Германии относились с презрением, и попытки Генриха II ввести Божий закон были сочтены несправедливым отражением общественного закона.

Лены не были наследственными до XI столетия, и, хотя графы стали получать лен по наследству ко временам Генриха II (973; германский император в 1002–1024), даже звание великого герцога не являлось полностью наследственным до правления Генриха IV (1050; германский император в 1056–1106). Рыцари и рыцарство, по всей видимости, не существовали до XII века. Первая письменная запись, в которой упоминается рыцарство в Германии, относится к посвящению в рыцари венгерского короля германским королем Конрадом III в 1146 году, возможно, в подражание французской практике, которую германцы могли видеть во Втором крестовом походе.

В Германии осталось очень много свободных людей, которые не подчинялись какому-либо сеньору. До XI века частым явлением были вассалы без лена, и Heerban — войско, основанное на обязанности всех свободных людей защищать королевство, — сохранилось в Германии дольше, чем где бы то ни было. В битве при Бувине (1214), где французы во главе с королем Филиппом II Августом одержали победу над войском германского императора Отгона IV, много свободных саксов сражалось в пешем строю. Эти свободные люди (Fregebur), которые чаще всего встречались в Саксонии и Баварии и намного в меньшем числе в Швабии и Франконии, имели такой же вергельд, как и рыцари (Ritter), давали клятву, как в Англии, и формировали Heerban.

Главной особенностью, отличавшей немецкий феодализм от феодализма в других странах, была ministerialis, «несвободные рыцари». Хотя в Англии и Франции вассалы могли быть проданы, отданы или дарованы волей своего господина, они по закону считались свободными, тогда как ministerialis свободными не были. Они, похоже, произошли из высшего слоя крепостных, осуществлявших услуги, а не работавших на земле и во времена Каролингов поднявшихся до должностей управляющих. Поначалу их служба была совершенно невоенной, и в 789 году Карл Великий постановил, что «несвободные рыцари», которые оказывали важные военные услуги, должны получить свободу. По прошествии времени они становились должностными лицами — как у дворян, так и при королевском дворе, поскольку их должность при вассале свидетельствовала об их умении вести хозяйство, а также о преданности вассала, который не потерял свой земельный надел из-за обвинения в неверности. Слуга привык повиноваться, у свободного вассала подобной привычки не было. К XII веку, когда класс, в который входили «несвободные рыцари», полностью сформировался, его представители стали регулярно выполнять военные обязанности, а их статус стал наследственным — если не по закону, то фактически. Итальянские военные кампании показали, что «несвободные рыцари» очень нужны армии, поскольку немецкие феодалы неохотно служили столь далеко от дома. В воинских контингентах из Южной Германии, которые посылали в эти кампании, число вассалов сократилось с 71 процента в 1096–1146 годах до 3 процентов в 1191–1240 годах. Место отсутствующих заполнили «несвободные рыцари». Они составили большую часть армии Конрада III во время Второго крестового похода. Их срок службы неизвестен, но, по всей видимости, он был больше, чем у рыцаря, который служил шесть месяцев без оплаты и мог быть призван на следующий срок после перерыва в шесть недель.

При Генрихе IV (р. 1050, император в 1056–1106) почти все должностные лица были «несвободными рыцарями». Их от всей души ненавидели за их грубые манеры, гордость и мелочную тиранию. В XII веке они начали получать рыцарское звание и присваивать себе титулы дворян в соответствии с количеством пожалованной им земли, так что к концу столетия эти два сословия, свободное и несвободное дворянство, стали практически неразличимы. В Италии «несвободные рыцари» иногда занимали высокие административные посты, как Марквард из Анвейлера, который был регентом Сицилии и после освобождения от зависимости в 1197 году стал герцогом Равеннским и маркизом Анконы.

В Германии разделение общества на социальные слои заняло больше времени, чем, к примеру, во Франции, — в частности, из-за того, что «несвободные рыцари» занимали самые разные по рангу посты, а частично из-за большого числа свободных крестьян, что препятствовало росту числа крепостных, которых было много во Франции. Лишь небольшое число феодалов низшего ранга не имело каких-либо вассалов, и место вассалов у них занимали «несвободные рыцари». Те феодалы, у кого вассалы были, редко даровали им наделы. Низшие феодалы жили с доходов со своих поместий в неукрепленных особняках, что было возможно только в сравнительно безопасных условиях сельской местности. Замки обычно принадлежали королевским наместникам и часто имели гарнизон, содержавшийся за счет короля. Во время правления Генриха IV мятежными феодалами и стремящимися к независимости «несвободными рыцарями» было воздвигнуто множество замков, на строительство которых они не имели разрешения. Продолжительное несовершеннолетие этого короля и его последующая ссора с папой римским по поводу пожалования епископских званий ослабили королевскую власть, способствовали усилению центробежных сил, всегда сопровождающих феодализм, и лишили короля поддержки церкви, которой добивался Конрад II (1024–1099), чтобы противопоставить церковь баронам. Этот король сделал все, что мог, чтобы подорвать растущую мощь крупнейших баронов, установив твердую, основанную на происхождении собственность на лены, принадлежавшие вассалам вассалов в Германии, и легализовав систему ленов в Италии. Благодаря этому он получил поддержку и симпатии субвассалов [124] и ослабил хватку сеньоров, но это, в свою очередь, способствовало распаду Германии.

В конце XI века Бенцо из Альбы предложил, чтобы Генрих IV заменил феодальную военную службу налогом, сравнимым со «щитовыми деньгами», и стал использовать наемную армию. Такое же предложение было сделано после битвы при Бувине в 1214 году, но наемники, похоже, никогда не играли значительной роли в германских армиях до конца Средних веков. Вместо этого монархи, такие как Генрих V (р. 1081; император в 1106–1125) и Фридрих I Гогенштауфен Барбаросса (р. ок. 1125, император в 1152–1190), полагались на свои личные владения и семейные связи, чтобы обеспечить себя вассалами и союзниками. Падение Генриха Льва, герцога Саксонии и Баварии [125], в 1180 году ослабило традиционную власть древних герцогств и привело к появлению многих небольших феодальных государств. Падение дома Гогенштауфенов в XIII веке не позволило появиться в Германии сильному государству, какими стали Франция и Англия. Центробежные силы феодализма взяли верх. Вассалы получили независимость от своих господ, и положение в Германии стало напоминать положение во Франции при поздних Каролингах.

Завоевание нормандцами Англии принесло на эти острова феодализм, но с несколькими своеобразными чертами. По всей видимости, нормандцы, попав в Англию, стремились улучшить систему, существовавшую в Нормандии. Кроме того, возникший английский феодализм адаптировал существовавшие у саксов методы управления. Приблизительно из 5 тысяч рыцарей, которые сформировали экспедиционные силы Вильгельма Завоевателя, только примерно половина были нормандцами, тогда как остальные являлись французами, бретонцами, аквитанцами и фламандцами, которые служили в качестве наемников или были искателями удачи. Собственные вассалы герцога Вильгельма отказались следовать за ним, поскольку феодальная служба не делала обязательной службу за пределами Французского королевства и только обещание получить во владение завоеванные земли могло побудить вассалов двинуться в дорогу. Поскольку Вильгельм не имел никаких прежних обязательств по отношению к своим воинам, а все прежние крупные англосаксонские феодалы после завоевания были лишены земли, Вильгельм мог начать с чистого листа и ввести более или менее единообразную систему для всей страны, а также отказаться от тех существовавших на континенте обычаев, которые он считал опасными. Поскольку преданность людей Вильгельма гарантировалась пониманием этими воинами того, что их надежды стать земельными собственниками зависят от мощи войска короля, Вильгельм мог установить для них правила, которые считал необходимыми. Частные войны между баронами, ограниченные в Нормандии, в Англии были запрещены, все спорные вопросы следовало теперь выносить на суд короля. Во Франции же частные войны были подавлены только в правление Людовика Святого (р. 1215; король в 1226–1270). Вильгельм разделил всю землю среди чуть меньше 200 сеньоров, многие из которых были его главными вассалами в Нормандии, в обмен на предоставление определенного количества рыцарей, причем это число часто представляло собой число пять, умноженное в несколько раз. Церковь получила землю в обмен на военную службу примерно 780 рыцарей, располагавшихся при аббатствах, соборах, монастырях, точно так же, как если бы они проживали у землевладельцев. Квота рыцарей была большей, чем в Нормандии, и целиком определялась королем, в отличие от традиций Нормандского герцогства, где только часть рыцарей, получивших наделы в поместье, должна была служить герцогу и даже еще меньшее число — верховному владыке, королю Франции. Дознание в Байё 1133 года показало, что из рыцарей, обязанных состоять на военной службе у епископа Байё, только шестая часть должна была обязана служить герцогу, и только одна двенадцатая — королю Франции. Принятый в Нормандии обычай произвольно менять время службы рыцарей, имеющих неполные доспехи, в Англии был совершенно неизвестен. Король лично владел крупнейшими участками земли в стране, и он ставил самых доверенных заместителей на ключевые посты. Его сводный брат епископ Одо из Байё, к примеру, был назначен в Дувр, главный порт на Канале [126], а Вильгельм фитц-Осборн получил пост в Херефорде для охраны границы с Уэльсом.

Сеньоры короля получили множество поместий, разбросанных по всей стране. Для этого, похоже, было три причины: во-первых, из-за того, что страна была только что завоеванным, разделенным на части государством, во-вторых, потому, что в первую очередь конфискации подверглись только те земли, которые принадлежали саксам, сражавшимся под Гастингсом или слишком медлившим с выражением преданности (только после крупного восстания в 1069 году произошла полная конфискация земель саксов), в-третьих, из-за того, что в некоторых случаях один нормандец мог получить землю сакса, у которого не все земельные владения располагались в одном шире. Жоффрей Алселин получил все земли тэна Токи, сына Оути, разбросанные по всей области «датского права». Эти земли Жоффрей получил за выполнение таких же обязанностей, которые Токи выполнял у короля Эдуарда, а также за военную службу. Очень редко бывшим владельцам земли из числа саксов позволяли выкупать обратно свои земли, другие же могли стать вассалами нормандского землевладельца. Иногда земельные владения сеньора, которому принадлежал весьма значительный замок, группировались вокруг этого замка для того, чтобы создать castellaria для содержания замка, хотя другие земельные наделы, принадлежащие тому же сеньору, могли быть разбросаны по всей Англии. Примером этого является земляной надел Генри де Феррарса для содержания замка Тутбери на границе Дербишира и Стаффордшира, со 114 участками земли в Дербишире и восемью в Стаффордшире, а также меньшего числа участков, раскиданных в 12 других ширах. Лены крупнейших континентальных баронов также были разбросаны, хотя в данном случае из-за того, что они приобретались в случайном порядке на протяжении длительного времени, а не по плану, установленному их монархом. Поместье нормандца обычно называлось леном, fee, то есть землей, которым его наделяли; если большой участок имел нормандец, эту землю называли честью, honour. Хотя новых поселенцев обычно называли нормандцами, многие из них, принадлежавшие ко всем рангам, были французами, фламандцами или бретонцами.

По всей видимости, не существовало никакой определенной системы, по которой сеньор осуществлял servicium debitum [127]. Некоторые нанимали рыцарей, когда король этого от них требовал, из числа безземельных младших сыновей землевладельцев, ищущих свою удачу и надеющихся получить за службу собственный рыцарский лен. У других феодалов рыцари были постоянно, чтобы сопровождать при переездах из поместья в поместье (как в Англии, так и в Нормандии) и охранять замки. Когда население завоеванных земель было умиротворено [128] и угроза восстаний в Англии уменьшилась, необходимость в содержании большого числа рыцарей отпала. В этих условиях подавляющее число сеньоров даровали части своих владений баронам меньшего ранга или отдельным рыцарям в обмен на их военную службу. Даже в столь позднее время, как 1166 год, Cartae Baronum [129] упоминает некоторые феоды с недостаточным числом наделенных землей рыцарей, показывая, что рыцари поместья или простые наемники могли быть приняты на службу, чтобы получить требуемое число положенного для данного крупного землевладения. Для церковных высших должностных лиц было, должно быть, обременительным, когда грубые рыцари постоянно ссорились в принадлежащих церкви залах, но одновременно с этим они не хотели терять контроль над землей, наделяя рыцарей феодами. Поначалу эти дарования земли были, по всей видимости, ненаследственными; три самые ранние хартии, подтверждающие наделение феодами такого вида — все в правление Вильгельма I, — оговаривают, что дарование земли распространяется только на срок жизни, хотя в более позднее время лен передавался сыну умершего владельца, и это особое владение стало наследственным. К правлению Генриха I рыцарский лен обычно переходил к наследнику без возражений.

Вассал сеньора, владевший несколькими рыцарскими ленами, конечным владельцем которых был сеньор, находился в том же положении к своему господину, как господин относился к королю. Вассал сеньора осуществлял управление в своем поместье, служил в подчиненных барону учреждениях в качестве управляющего, оберцеремониймейстера, дворецкого или коннетабля, то есть выполнял те же обязанности, которые сам барон выполнял при дворе короля. Также вассал вассала был советником в суде чести и осуществлял свою собственную servicium debitum, чтобы присоединиться к своему сеньору с отрядом рыцарей, когда это потребуется. По всей видимости, именно из этого класса, как и из слоя сеньоров, появились должностные лица, которые в XIV веке получили название баннерет [130].

Во многих документах говорится о том, что военная служба рыцарей Франции, Нормандии и Северной Италии составляла сорок дней в году, как во время мира, так и во время войны. Однако в Англии только один документ упоминает продолжительность службы для рыцарей. Это дарование, сделанное примерно в 1140 году (не кем иным, как королевским церемониймейстером Джоном фитц-Гилбертом), лена в обмен на службу рыцаря на протяжении двух месяцев во время войны и сорока дней во время мира. Форма изложения заставляет думать, что такие условия были обычными. Поскольку обычно срок службы не оговаривался, он мог быть столь хорошо известен, что не нуждался в упоминании, и вышеупомянутое дарование лена могло, таким образом, относиться к исключительному случаю. Однако время службы до завоевания нормандцами составляло также два месяца, и если этот срок сохранился после завоевания, то он вполне мог устраивать рыцарей. Известно, что гарнизон в замке Ричмонд в Норт-Йоркшире также служил по два месяца. Позднее, в XII столетии, это время было, по всей видимости, сокращено до сорока дней, такой срок, судя по всему, стал повсеместно принятым, поскольку сержанты и пехота служили именно такое время. Во Франции — но, по всей видимости, не в Англии — тот, кто получал надел как часть лена рыцаря, иногда служили за это сорок дней; тот, кто владел половиной лена, обычно служил двадцать дней.

В 1086 году, в конце своего правления, Вильгельм I приказал землевладельцам всех рангов явиться в Солсбери и принести клятву личной преданности королю. Он понял, что обычная клятва вассала своему сеньору исключает службу королю и приводит к тому, что вассалы сеньоров следуют за своим сеньором, когда он решается на мятеж. Но не похоже на то, что рыцари того времени, все еще незначительные фигуры в социальном плане, считались достаточно важными фигурами, чтобы у них брали клятву; по всей видимости, для клятвы были вызваны только крупнейшие вассалы сеньоров.

Эта личная клятва королю повторялась в дальнейшем много раз. Самой важной была клятва 1166 года, когда Генрих II приказал сделать обзор состояния рыцарства в своем королевстве, чтобы все рыцари, которые еще не принесли ему присягу, могли сделать это к определенной дате. Он спросил своих крупнейших землевладельцев, сколько рыцарей имели наделы в их землях за время после смерти Генриха I, сколько имели на момент переписи и сколько рыцарей нуждаются в наделах для выполнения своей servicium debitum. Результаты обзора были записаны в Cartae Baronum. Результатом обзора стало увеличение квоты в 1168 году. Фактически землю получило много большее число рыцарей, чем это требовалось. Еще в 1135 году епископ Дарема предоставил землю 64 рыцарям, хотя servicium debitum требовала от него только десять; однако это могло диктоваться необходимостью защищать границу от набегов скоттов (шотландцев).

Наряду с владениями рыцарей существовали также владения сержантов (in sergentaria) — владения за какую-нибудь особую службу, меньшую, чем служба рыцаря, и очень часто оказываемую сеньору лично. Это могла быть чисто гражданская служба, такая как содержание охотничьего сокола или гончих для короля, обеспечение настольными скатертями специфического зрелища с животными или приготовление королю блюда из жареной свинины, когда он охотился в Уичвуде. С другой стороны, это могла быть военная служба, такая как несение королевского флага во время кампании в Уэльсе или командование силами округа [131], в котором сержант проживал. Некоторые арендаторы среди сержантов осуществляли рыцарскую службу в армии, но это были исключительные случаи. Характерным для этой службы было то, что разные сержанты выполняли разные обязанности, и при даровании им земли эти обязанности оговаривались полностью. Где служба была военной, она обычно составляла сорок дней и проходила за счет сержанта, хотя в записях упоминается и более короткое время. Один сержант должен был предоставлять пехотинца для службы в Уэльсе, снабдив его куском копченой свиной грудинки; когда грудинка съедалась, пехотинец получал право вернуться домой. Некоторые сержанты были обязаны снабжать всадников, другие — пехотинцев, зафиксированы также случаи снабжения лучников и арбалетчиков. В 1213 году собранная английским королем Иоанном Безземельным в Дувре армия включала в себя сержантов; подразумевалось, что они должны служить верхом, но сержанты французских владений, записанные в Prisia Servientum под 1202–1203 годами, были пехотинцами. Сержанты сравнительно раннего времени были способны служить по доверенности, а к XIII веку они очень часто выполняли свою службу за денежное вознаграждение.

Средневековые летописцы часто называют представителей нижних рангов армии сержантами (servientes), но к этому слою относятся не только те, кто получал землю как представители слоя сержантов. Последние, без сомнения, присутствовали в армии; военные сержанты выполняли свои обязательства, налагаемые при получении земли, остальные же служили из-за обязанности свободных людей нести военную службу. Иоанн Ибелинский пишет, что города и церкви в Иерусалимском королевстве имели на службе 5025 сержантов в критические для королевства периоды. В некоторых случаях из сержантов могли формировать подразделения легковооруженных всадников и конных лучников. Уильям из Тира, писавший примерно в 1170–1180 годах, повествует о легкой коннице.

Относительно конных сержантов обычно считается, что они были несколько легче вооружены, чем рыцари. Иногда они принимали участие в военных кампаниях, осуществляя разведку — традиционное занятие легкой кавалерии. В документах более позднего времени часто военные обязанности одного рыцаря сравниваются с военными обязанностями двух сержантов. Жалованье сержанта колебалось в среднем около половины жалованья рыцаря, а жалованье рыцаря иногда уравнивалось с жалованьем двух сержантов. К примеру, из списка для переклички для военной кампании в Уэльсе в 1245 году видно, что на военную службу можно было принимать вместо одного рыцаря двух сержантов. Однако в летописях говорится, что сержанты принимали участие вместе с рыцарями в действиях конницы, а это значит, что, возможно, они были экипированы практически одинаково.

Servientes armorum (тяжеловооруженные сержанты) возникли, по-видимому, при Филиппе II Августе, как телохранители против ассасинов [132] во время Третьего крестового похода. Позднее такой институт телохранителей был скопирован большинством европейских королей. Представителей этого сословия легко можно отличить на средневековых рисунках по булавам, которые они несли. Хотя поначалу они были телохранителями, их постоянное присутствие при короле означало, что они неизбежно становились посланниками для доставки приказов, а также лицами, выполнявшими приказы. Во времена, когда читать умели немногие, королевский герб на булавах этих людей стал средством их идентификации, и, таким образом, это оружие стало знаком королевской власти. К XIV веку булавы французских королевских сержантов стали изготовляться из серебра, и на них эмалью стал наноситься королевский герб.

Привнося в завоеванную Англию инновации от нормандов, Вильгельм 1 использовал также и саксонские институты правления, более высокоразвитые, чем на континенте. [133] Здесь были и официальные послания короля с указаниями и сеть судов в ширах и округах, саксонская чеканка монеты, система ежегодного сбора налогов, данегельд. Нормандские бароны получили посты шерифов, и до восстания 1069 года многие англосаксы занимали посты высокого уровня, как, к примеру, граф Моркар Нортумбрийский. Самым важным институтом, который использовал Вильгельм, была дофеодальная военная организация, при которой во время войны на службу призывались все свободные мужчины, а те, кто оставался дома, помогали в экипировке и платили жалованье тем, кто служил от их имени. Военные силы при этом созывались по распоряжению шерифа. Эти силы, позднее известные как набор рекрутов шира, вместе с набором рекрутов из городов, составляли феодальную армию и могли быть использованы против чересчур усилившихся сеньоров даже в том случае, если они собирали против короля собственных вассалов.

Хотя Вильгельм запретил своим баронам воевать друг с другом, они были столь склонны к насилию, что подобный запрет помешать им не мог. Как правление Вильгельма, так и правление его сыновей постоянно омрачались междоусобными войнами баронов и мятежами. Саксонские тэны и свободные люди воевали вместе с лояльными королю феодалами во время мятежей баронов, таких как мятежи Ёсташа (Евстахия) де Булонь [134] в 1067 году, графа Хиефорда и баронов Восточной Англии в 1075 году. В 1068 году англичане воевали против сил сыновей Гарольда, и командующим силами Сомерсета в этом случае был Иднот, который являлся одним из придворных короля Эдуарда. В следующем году воины из Лондона, Солсбери и Уинчестера были задействованы в подавлении мятежей в Солсбери и Дорсете. Англо-нормандский хронист XII века Ордерикус Виталис много раз описывает, как англичане воюют на стороне короля против мятежников. Сохранение военных институтов, существовавших до Нормандского завоевания, можно видеть, к примеру, в «Земельной переписи», которая в некоторых местах упоминает о военной службе, которую несли обычные мелкие землевладельцы во время смерти короля Эдуарда и продолжали нести во время переписи. В переписи есть множество ссылок на обязанность служить на земле или море, что заставляет предположить, что Вильгельм сохранил существовавшую у саксов обязанность служить в морских силах. Право собирать fyrdwite, штраф за неявку на службу в войско, упоминается и в документах, относящихся ко времени после Нормандского завоевания. Большое число мелких землевладений, принадлежавших сержантам, было даровано за обязанность командовать местными силами или нести знамя своего округа. Большое число англичан, призванных на службу в 1094 году, стало пехотинцами. Почти наверняка это было результатом отбора в фирд, поскольку у каждого было 10 шиллингов, — известно, что король собрал у них эти деньги. Эти 10 шиллингов, как предполагается, составляли их прожиточный минимум, упомянутый в переписи в абзаце про Беркшир. Англичане, которых следует отличать от англо-нормандского войска, определенно служили во Франции во время кампании 1078 года против Фулка Анжуйского, когда Ордерикус говорит о Normannos et Anglos [135]и упоминает имя одного из них, Токи, сына Вигота из Уоллингфорда, участвовавшего в осаде Жерберуа. Присутствие людей из фирда объяснено в Leis Willelmi начала XII века, где постановляется, что свободные люди обязаны служить за морем. Исчезновение системы отбора для службы не отмечено в записях, но основа территориального войска — обязательство всех свободных людей служить королю во время войны — осталось в Assize of Arms от 1186 года. На развитие англо-нормандской феодальной армии более позднего времени англосаксонская военная система повлияла достаточно сильно.

Хотя несколько похожая организация, arriere-ban, которую могли использовать в случае войны, существовала на Европейском континенте, на Вильгельма не могло не оказать впечатление качество созданного на основе отбора фирда саксов под Гастингсом. [136] Во Франции arriere-ban, похоже, использовалась от случая к случаю, и потому плохо обученная и, по всей видимости, плохо вооруженная пехота, вероятно, не могла эффективно бороться с конницей. (Автор дает неверную информацию. В битве при Бувине (1214), например, масштабы которой на порядок превосходят бой при Гастингсе, французская пехота во многом решила исход сражения, опрокинув фланговым ударом сомкнутой колонной сначала фламандских рыцарей на правом фланге, а затем немецких рыцарей в центре [137] Королю Франции приходилось полагаться на воинов из своих наследственных земель и из земель тех вассалов, которые сохраняли ему преданность во время мятежей.

Свидетельством того, что англичане продолжали сражаться в рядах пехоты и что их метод повлиял на нормандцев, является то, что при Тиншебре (Тиншебра) (1106) нормандцы для боя сошли с лошадей, а при Стандарде (1138) жители Северной Англии и нормандские рыцари стояли плечом к плечу в пешем строю, почти как армия Гарольда при Гастингсе. [138]

К середине XI столетия некоторые вассалы имели земли, дарованные им несколькими сеньорами, и, поскольку было невозможно давать клятву верности нескольким сеньорам, появилась новая концепция клятвы вассала. Клятва вассала давалась главному господину, в некоторых районах — первому сеньору, который даровал землю, в других — тому, кто даровал самый большой надел земли. Клятва преданности остальным сеньорам предусматривала, что выше всего стоит клятва, данная главному из них. Поскольку личная служба всем сеньорам была невозможна, неизбежной становилась служба за деньги. К правлению Генриха I (р. 1068; правил в 1100–1135) каждый договор на вассальные отношения в Англии оговаривал преданность королю, так что в конечном счете клятва вассала стала клятвой королю, к чему во Франции пришли лишь в XIII столетии. [139] В Германии Фридрих Барбаросса (правил в 1152–1190) безуспешно пытался ввести клятву вассала, однако феодалы сохраняли независимость, и это стало одной из причин раздробленности Германии.

Хотя земельный надел обычно делился между наследниками, особо важные наделы как правило полностью переходили во владение главного наследника по мужской линии или, в некоторых областях, к члену семьи, назначенному сеньором. В Нормандии и остальной Франции существовала система, называемая parage [140]; лен делился между наследниками, но землевладельцем становился старший в роду, который действовал в интересах прочих наследников, помогая им обеспечить servicium debitum, но он сам не приносил клятвы верности. В Германии землю получали все наследники и на всех налагались определенные обязанности. Обе системы испытания временем не выдержали из-за большой раздробленности земельных наделов через несколько поколений. Известны случаи, когда наследник получал одну девяностую часть поместья, а также когда вассал подчинялся девяти сеньорам. В Англии юстициарий (верховный судья и наместник королей нормандской династии) Ранульф Гланвилль постановил, что земли, участвующие в поддержке армии, должны целиком переходить старшему сыну. Статут quia Emptores 1290 года [141] был призван остановить дробление феодальных наделов; земля, отчуждаемая свободным человеком, должна была приобретаться новым владельцем земли непосредственно у господина последнего владельца земли.

На континенте было несколько различных форм службы рыцарей. К примеру, в то время, как граф Геннегау (Эно), как вассал епископа Льежа, должен был служить со всеми своими людьми, верховыми и пешими, во Франции, и в частности в Нормандии, доля людей, обязанных выполнять servicium debitium, была довольно мала в сравнении с размером земельной собственности. Во Франции (в том числе в герцогстве Нормандия) были землевладельцы, получившие часть своей земли от короля за обязательство сорокадневной службы в армии (in exercitu или service d'host); и несколько большие доли за службу на такой же срок они получали от своего непосредственного господина. При этом число земельных наделов, как от монарха, так и от непосредственного господина, было много меньше, чем число наделов, которыми владели рыцари. «Дознание в Байё» 1133 года свидетельствует, что эти оставшиеся земли даровались за счет всего рыцарства и, таким образом, появлялись не за счет земель землевладельцев или верховного владыки. (Аналогичная система была в Англии, в которой произошло как бы возвращение к системе отбора в фирд, когда часть военнообязанных помогала экипироваться остальным. К примеру, сохранилась запись, что четыре рыцаря, служившие аббатству Ридинг, получали поддержку всех других землевладельцев аббатства.) Все рыцари, получившие землю от епископа Байё, служили только при мобилизации на войну (pro bello nominato или nomine belli), то есть когда arriere-ban (ополчение), полный состав рекрутов из числа свободных людей, призывался на службу в случае общенациональной опасности. Призванные при этом служили как свободные люди, а не как землевладельцы.

По крайней мере, в теории главный землевладелец мог призвать всех наделенных им землей рыцарей для довольно ограниченной службы (service de chevauchèe), если только он не должен был осуществлять призыв по приказу короля; и, согласно «Дознанию в Байё», призыву на службу подлежали все землевладельцы епископа, которые, как утверждается, подлежали службе, когда епископ этого требовал, и служили они за счет епископа. Поскольку междоусобные войны в Англии были запрещены, подобный тип службы, видимо, ограничивался эскортированием и охраной самого барона или его семьи. Нет сомнения, что в случае мятежа главный землевладелец противозаконно использовал рыцарей для своих целей. Английские крупные землевладельцы, по всей видимости, имели также право призывать на службу своих вассалов in exercitu [142], поскольку им могла понадобиться помощь для отражения набегов.

«Дознание в Байё» также упоминает службу землевладельцев, имеющих 50–60 акров и больше, которые служили во время общенациональной опасности, верхом и вооруженные копьем, щитом и мечом. Их земельные наделы были меньше, чем у рыцарей, и, таким образом, они не считались способными купить кольчугу, так что при упоминаниях о них не говорится ни о каких доспехах. Когда в средневековом указе оговаривалось оружие и доспехи, то давалось описание минимального снаряжения. Возможно, многие из этих землевладельцев стремились приобрести хотя бы кольчугу. Именно эти люди, возможно, упоминаются летописцами как верховые сержанты (servientes), это слово имело широкое значение и использовалось для обозначения конных воинов, стоявших по рангу ниже рыцарей; часто оно применялось также по отношению к обычным пехотинцам.

Хотя в документах XIV века увеличивается число упоминаний о единообразно экипированных войсковых формированиях, возможно, что намного раньше некоторые контингенты баронов были одеты в костюмы, обозначающие принадлежность к их господину. К 1218 году относится упоминание о главаре банды разбойников, покупающем на 100 марок серебром [143]одежду, в какую одевались бароны или графы.

Помимо службы в полевых условиях рыцари также были обязаны осуществлять гарнизонную службу в конкретном замке короля или барона. Поначалу эти обязанности были довольно независимы друг от друга. Замок особо нуждался в охране именно в те времена, когда собиралась наземная армия. Естественно, рыцарь не мог выполнять обе обязанности одновременно. Можно определенно сказать, что в Германии, в некоторых областях Франции, в частности в Нормандии, обязанность охраны замков ложилась на социальную группу, которая по статусу была ниже, чем рыцарство. В Англии тоже, как свидетельствуют записи, охрана замков осуществлялась городскими жителями, как в Порт-Честере [144]; часто эту обязанность выполняли землевладельцы из числа сержантов. Конечно, в большинстве случаев не было нужды иметь гарнизоны во всех замках. Во время кампании в Уэльсе только пограничные крепости нуждались в пополнении людьми, так что рыцари, обязанные охранять замки, далекие от мест сражений, могли служить в полевой армии. В опасные времена для усиления гарнизонов могло быть послано дополнительное число рыцарей и сержантов. Необходимость уменьшить охрану замков ради создания достаточно большой, чтобы противодействовать вторжению, армии особенно была характерна для Иерусалимского королевства. Когда Балиан из Ибелина прибыл в замок Ла-Фев во время набега сарацин на этот район, он смог в нем найти только двух воинов (оба были больными). После катастрофы у Хиттина (1187) [145] Балиан, вызванный организовать защиту Иерусалима, нашел в городе только двух рыцарей.

Свидетельства очень неполны, но относительно Англии установлено несколько случаев, когда оговаривались обязанность служить в войске и охрана замка. Рыцари аббатства Бери-Сент-Эдмундс размещались в замке Норуич (Норидж), а позднее в замке Бери, одновременно с этим они не были освобождены от обязанности служить в армии. Повсеместно охрана замка исключала любую другую военную службу, если только за нее не платили отдельно, как, к примеру, 60 рыцарям графа О, когда тот формировал гарнизон гастингского замка. Но в этом случае служба не осуществлялась за пределами страны, если только граф за нее не платил отдельно. Иногда большой земельный надел мог облагаться большой квотой рыцарей для охраны какого-либо определенного замка и меньшей квотой для службы в войске; иногда соотношение было обратным. К примеру, граф Солсбери должен был предоставить 40 рыцарей для службы в армии, но только 20 для гарнизонной службы в замке Солсбери. Некоторые различия в числе служивших при замке могли объясняться тем, что обычно служба в собственном замке барона нигде не записывалась, тогда как служба в замке короля фиксировалась. Возможно, двойные обязанности вызывали недовольство, и в Великой хартии вольностей было оговорено, что «рыцарь, взятый или посланный на военную службу, должен быть освобожден от охраны замка на время равное времени военной службы».

Продолжительность службы различалась от замка к замку. В нескольких случаях раннего времени на континенте эта служба, похоже, была постоянной, но в Англии служба осуществлялась попеременно, сроком от трех месяцев (как у рыцарей Бери-Сент-Эдмундса и графа О) до пятнадцати дней, как у рыцарей, обязанных служить в Дувре. В некоторых случаях эта служба осуществлялась чаще одного раза в год. В прочих местах рыцарь был обязан служить сорок дней; иногда в записях говорится, что этот срок устанавливался только во время войны. Постоянная смена гарантировала, что некоторая часть рыцарей будет на службе постоянно; к примеру, 40 рыцарей из Бери служили в замке Норуич (Норидж) по 10 человек в одно время на протяжении четверти года. Обязанность служить в этом замке имели в общей сложности 200 рыцарей.

Свидетельство о наемной охране замка упоминается при правлении Генриха I и получает повсеместное распространение к концу XII века, хотя Великая хартия вольностей постановляет, что желающий служить рыцарь не должен принуждаться к тому, чтобы его заменили наемником. Есть свидетельства, что плата за службу позволяла нанять вместо себя наемника, при этом упоминания о замещающих наемниках в замках встречаются чаще, чем о замещающих наемниках в армии. Плата за ежегодную пятнадцатидневную службу в Дувре составляла 10 шиллингов, а за два пятнадцатидневных периода — 20 шиллингов. Этих денег хватало, чтобы заплатить замещающему наемнику по 8 пенсов в день, и именно такую сумму, как известно, получали рыцари, служившие в дуврском замке в 1165 году. К сожалению, сохранившиеся цифры для других замков противоречивы, и, возможно, они определялись из соглашений между сеньором и вассалами в разные периоды времени.

Сейчас трудно определить численность гарнизонов в военное время. В мирное время гарнизон Норуича (Нориджа), похоже, имел примерно 50 рыцарей, но в 1075 году в нем было 300 рыцарей и сержантов с некоторым дополнительным числом лучников. Оба года относятся ко времени мятежей, но в 1075 году этот замок был только что взят королевскими войсками. Когда в 1216 году сдался Фрамлингем [146], его гарнизон включал в себя 26 рыцарей, 20 сержантов и 7 арбалетчиков. В Ричмонде в Норт-Йоркшире список жалованья для охраны замка позволяет сделать вывод, что гарнизон состоял из 186 рыцарей, разделенных на 6 групп, каждая из которых имела от 26 до 42 человек, служивших по два месяца. Меньшие группы служили зимой, когда нападения были редки, большие — летом, когда рейды налетчиков случались чаще. Гарнизон в гастингском замке в мирное время насчитывал 15 рыцарей. Замок Одигем в Хэмпшире в 1216 году удерживался против высадившихся французов [147] 3 рыцарями и 10 сержантами.

По мере того как владения рыцарей становились наследственными, они стали попадать к женщинам или в руки тех, кто был слишком молод для службы; эти владения могли быть и поделены между наследниками. Кроме того, наступало время, когда рыцарь [148] становился слишком старым, чтобы нести службу. Потому в конце концов стало обычным явлением, что вместо личной военной службы с земельного владения платился налог, названный scutage (то есть «щитовые деньги»), чтобы король мог взять на службу наемников. Примерно в 1125 году упоминается налог в третью часть доходов с рыцарского надела в Уорикшире, что составляло 20 шиллингов ежегодно. Эти выплаты следует отличать от штрафов, налагавшихся на тех, кто отказывался служить в arriere-ban или фирде [149], что было обязательным для всех свободных людей, а не только рыцарей. К концу правления Эдуарда Исповедника (правил в 1042–1066) несколько городов, таких как Малмсбери, уже откупались от военной службы за денежную плату. Откуп от военной службы зафиксирован в Германии в XI веке, а во Франции — в XII. «Щитовые деньги» определенно выплачивались в Англии во времена правления Генриха I (правил в 1100–1135) и упоминаются в указе, направленном в монастырь Льюис (Восточный Суссекс) в 1100 году, в то время как из указа 1130 года видно, что «щитовые деньги» выплачивались уже во времена Вильгельма Рыжего (правил в 1087–1100). К концу XII столетия в Англии и Нормандии это считалось уже совершенно естественным и требование выдачи денег объявлялось при начале приготовлений к войне. В правление Иоанна Безземельного (правил в 1199–1236) землевладельцы из числа сержантов в Англии также посылали вместо себя на службу наемников. К концу XIII столетия «щитовые деньги» стали всеобщим явлением и во Франции. Это не был ежегодный налог, как данегельд, деньги взимались королем, только когда ему требовались войска для военной кампании. Обязательная служба рыцарей в мирное время, похоже, исчезла ко второй половине XII века, и, по всей видимости, к услугам наемников не прибегали. «Щитовые деньги» король получал от крупнейших землевладельцев, которые собирали их у своих вассалов, не только относящихся к классу рыцарей, но со всех, кто имел хотя бы небольшой надел земли. К правлению Стефана Блуаского [150] относится упоминание о человеке, которого обязали платить 24 пенса, тогда как с обычного надела земли требовали 20 шиллингов. Поскольку «щитовые деньги» взыскивались по разным расценкам, то и вклад отдельного человека был разным. Этот вид «щитовых денег» — с людей, которые не подлежали военной службе феодалу — стал быстро распространяться, и «щитовые деньги» превратились в обычный налог, потеряв свой характер денежных сборов во время войны. «Щитовые деньги» платили не только рыцари, которые должны были осуществлять servicium debitum, но также и прочие «дополнительные» рыцари, имеющие земельные наделы; но похоже на то, что некоторое время этому налогу многим удавалось успешно сопротивляться.

Государственный казначей Ричард фитц-Нигел, писавший в правление Генриха II (правил в 1154–1189), особо отмечал, что «щитовые деньги» собирались для выплаты жалованья солдатам, но из его слов неясно, поступали ли они только на жалованье. Хотя точно известно, что при французском короле Филиппе III Смелом (1245; король в 1270–1285) в 1274 году была произведена оценка имущества для обложения налогом на «щитовые деньги», даже столетием позже об Англии ничего определенного в этом отношении сказать нельзя, поскольку за столетие жалованье рыцаря возросло с 6 пенсов до 1 шиллинга в день, а «щитовые деньги» собирались в разных случаях в разных размерах, изменяясь от 2 марок (26/8 [151] пенса) до 1 марки в течение времени правления Генриха II. Кроме того, время службы в военное время английских рыцарей в XII столетии точно неизвестно. К концу столетия выплаты «щитовых денег» стали меньше, хотя цены постоянно повышались, и к этому времени уже не было возможности послать в армию вместо себя наемника.

Наемные войска (stipendiarii или solidarii), солдаты, служащие за плату без каких-либо связей с феодалом, имеющие племенные отношения со своим командиром или не имеющие их вовсе, составляли важную часть большинства англо-нормандских армий. Сами нормандцы пришли в Англию как наемники. После завоевания много саксов отправились в Византию (Восточную Римскую империю), чтобы поступить на службу к императору. Армия, которую в 1066 году вел герцог Вильгельм, включала большое число наемников, многие из которых оставались на службе до 1070 года, когда была подавлена первая волна английских восстаний и герцог, как говорят источники, щедро с ними расплатился. В данном случае, как и во многих других, воины должны были обязательно получать плату, поскольку служба за пределами королевства (в данном случае Французского) не являлась обязательной. Временное ограничение, установленное на servicium debitium, делало неизбежным привлечение наемников для продолжительных военных кампаний, поскольку единственным ограничением на их службу была толщина кошелька нанимателя. Почти во всех случаях, когда рыцарь получал земельный надел, он начинал постепенно терять свое мастерство, занимаясь хозяйственными делами и управлением на своей территории, так что профессиональные солдаты, по всей видимости, действовали во время военных кампаний более успешно.

В Англии, где люди не желали служить за морем и где для успешной высадки на другом берегу Ла-Манша надо было собрать много кораблей на момент сбора армии, использование наемников для военных действий на континенте стало очень распространенным. Продолжающееся обложение данегельдом, ежегодным налогом, не имеющим аналогов в Западной Европе и составляющим 2 шиллинга со стандартного земельного надела (hide), давало английскому королю возможность брать на службу наемников в очень больших количествах. Во время мятежей такие короли, как Генрих I и Иоанн Безземельный, полагались в основном на наемников, поскольку они были не уверены в лояльности даже тех вассалов, которые прежде воевали на их стороне. То, что Иоанн предпочел наемников, стало причиной ропота баронов, а Великая хартия вольностей поставила условие, чтобы все наемники покинули государство. Данегельд был отменен во время правления Стефана и только на короткое время был восстановлен Генрихом II.

Наемники могли быть поделены на три типа. К первому относились рыцари и бароны, находящиеся в непосредственных земельных владениях короля; причем бароны имели в этих землях собственные наделы. Епископ Вустера, к примеру, предпочел иметь большое количество, так сказать, «домашних» рыцарей — возможно, из-за того, что он боялся, раздав наделы, потерять над ними контроль. Рыцари в собственных землевладениях английского короля стали особенно многочисленными в XIV веке, не только составив небольшой кавалерийский отряд, увеличенный за счет сержантов королевских владений, но также став командным составом при организации военных кампаний и командным резервом, из которого отбирались полевые командиры. Кроме того, у короля были профессиональные солдаты — как местные, так и из-за рубежа, — которых нанимали на время военных кампаний. В Северной Европе пехота «низменных земель» [152], особенно из Брабанта, ценилась особенно высоко. Утверждается, что люди из этой провинции показали себя особенно доблестно при Бувине в 1214 году [153]. В XII столетии важным резервом для набора рекрутов для англо-нормандской армии стал Уэльс. Наемники брались на службу также и баронами — либо для борьбы с королем, либо для независимых военных экспедиций за море, как, к примеру, экспедиции Стронгбоу [154] в Ирландии, в которой было использовано много ирландских лучников-пехотинцев. В некоторых случаях в конце кампании наемники могли получить наделы земли, как те из аббатства в Питерборо (Кембриджшир), кто был поначалу нанят, чтобы сместить Херварда [155]. По мере того как проходило время, все рыцари начали получать плату, если им приходилось служить больше обусловленного периода феодальной службы. К концу XII века короли на части Нормандии и Франции начали платить рыцарям даже за сорокадневную службу. К 1208 году надел земли в Пиблшире (юг Шотландии) давался за службу в королевской коннице; при этом с земли платился налог в 12 пенсов в Мартынов день. При этом конному воину лошадь и пищу предоставлял даритель земли, причем в случае, если лошадь погибала в сражении, он должен был ее компенсировать. Кроме рыцарей и наемников, была еще и третья группа — солдаты из армий союзников. Эти армии субсидировались королем, но поддержка могла иметь или не иметь феодального характера. В 1100 году было заключено соглашение на службу 1000 рыцарей за вознаграждение в 500 фунтов стерлингов в год. Решающая кавалерийская атака под Тиншебре (1106) (где английский король Генрих I разбил своего брата Роберта, объединив Англию и Нормандию) была произведена отрядами с Мэна и Бретани, которыми командовали их собственные графы. Граф Бретани был вассалом Генриха I, но граф Мэна, вероятнее всего, вассалом не являлся.

Наемные войска, вместе с рыцарскими орденами, образовывали костяк сил Иерусалимского королевства после его создания, поскольку в этих землях не было достаточно феодальных собственников, чтобы защищать страну. Браки приводили к объединению земель, высокая детская смертность не позволяла иметь достаточно воинов, а постоянные набеги врагов опустошали земли — все это не давало возможности создать сильное феодальное войско. Иоанн Ибелин, граф Яффы, оценивает общее число рыцарей в Иерусалимском королевстве во времена Балдуина IV Прокаженного (р. 1161, правил в 1174–1185, умер от проказы) в 577 человек, исключая рыцарей военных орденов. Местное население, за исключением армян, не давало особо хороших солдат. Таким образом, основную часть армии Иерусалимского королевства составляли наемники. Большая часть армии, разбитой у Тивериадского озера (1187), была нанята на деньги, присланные английским королем Генрихом II.

Оплата солдат со временем менялась, согласно качеству войск и его экипировке. Жалованье рыцарей в начале XII века в Англии составляло, по всей видимости, 6 пенсов в день. В период 1162–1168 годов они определенно получали 8 пенсов в день, а в 1173 году жалованье поднялось до 1 шиллинга. К 1205 году оно составляло 2 шиллинга в день, хотя Ричард I Львиное Сердце утверждал в 1198 году, что наемные рыцари стоят ему 3 шиллинга в день. В 1136 году конный сержант получал 3 пенса в день (в то время, когда рыцари, по всей видимости, получали 6 пенсов). Поскольку сержанты получали половину жалованья рыцаря, надо думать, что эта пропорция сохранилась на протяжении всего столетия. Ричард I платил своей уэльской пехоте во время кампании во Франции 2 или 3 пенса в день, а уэльская легкая кавалерия получала 4 или 6 пенсов в день.

Самые важные военные посты короны — сенешали, коннетабли и маршалы — имеют своим происхождением должности в домовладениях королей ранних времен. Первоначальное значение слова «сенешаль» — «старый слуга». Позднее это слово стало выглядеть в переводе на латинский как dapifer (тот, кто переносит блюда на пиру), а на английский — steward. Со временем так стал называться человек, который имел наследственное право управлять королевскими владениями и действовать в качестве королевского представителя, выполняющего обязанности монарха в королевском суде. В XI столетии сенешаль становится главнокомандующим войсками французской короны, но злоупотребление своими обязанностями семейством Гарланд привело к ограничению прав сенешалей в 1127 году Людовиком VI. Впоследствии назначение сенешалей производилось только на пожизненный срок и даровалось лишь крупнейшим феодалам, имеющим тесные кровные связи с королем. После смерти Тибо де Блуа в 1191 году этот пост оставался вакантным, кроме отдельных назначений, производимых для церемоний коронации. Некоторые из крупнейших феодалов Франции имели собственных сенешалей, и в нескольких случаях этот институт пережил возвращение земельных наделов к королю, как это, к примеру, имело место в Пуату.

«Коннетабль» появился от «графа конюшни» (comes stabuli), это название было позаимствовано франками в Византии. В XI веке этот пост занимал командующий войсками под общим руководством сенешаля, и, когда сенешали исчезли, коннетабли взяли на себя большую часть их функций. К XIII веку коннетабль Франции вел авангард королевской армии, а в следующем столетии стал командующим. У короля Франции этот пост никогда не был наследственным, но порой являлся таковым у вассалов — к примеру, семейство Креспен давало наследственных коннетаблей Нормандии. Этот пост был введен в Англии англо-нормандскими королями, но, в отличие от французского коннетабля, английский не был выше по рангу, чем маршал. Хотя иногда встречаются упоминания о коннетаблях, возглавлявших английские армии, этот пост поначалу не был наследственным, коннетабли командовали потому, что они были еще и баронами. Их официальной задачей, как это до сих пор имеет место в Шотландии, было поддержание порядка в районе двора, при котором они служили, а также защита королевской персоны и двора. Военные обязанности более позднего времени, по всей видимости, появились оттого, что коннетабль выполнял свои обязанности в королевском лагере. Когда Эдуард III установил рыцарский суд, лорд верховный коннетабль и граф-маршал председательствовали в суде при разборе преступлений, совершенных рыцарями. Занимались они также и другими делами, такими как организация судебных поединков и турниров. Граф-маршал председательствовал, как он это делает и в наши дни, в случаях, связанных с геральдикой.

Слово marshal, «маршал», поначалу означало всего лишь «конный слуга». Во времена Меровингов это слово относилось к королевскому конюшему — чиновнику, который был ниже коннетабля по рангу. Позднее, возможно, это слово стало ассоциироваться только с военной службой, как и коннетабль, из-за обязанности маршала поддерживать порядок в лагере. К XII веку маршал, по всей видимости, взял на себя обязанности коннетабля на войне и в походе, по крайней мере в Англии. Здесь звание маршалов стало наследственным, во Франции же оно не было наследственным никогда. По указу 1386 года звание маршала превратилось в звание граф-маршал. Существовало также звание marescalci campi, оно относилось к непосредственным подчиненным маршала, которые шли впереди армии, чтобы подобрать удобное место для лагеря и самые лучшие места для установки палаток (шатров) командования.

В целом, насколько можно судить по сохранившимся документам, армия того времени была разделена в полевых условиях на отдельные отряды крупных землевладельцев, которые возглавлялись либо ими лично, либо замещающими их лицами из числа подчиненных баронов. Армии первых крестоносцев обычно делились на отряды, состоящие из солдат одной нации, что было всего лишь развитием идеи отрядов одного землевладельца. Пехота, состоявшая из коренных жителей Англии, по всей видимости, иногда возглавлялась землевладельцами (теми, которым их земельный надел за выполнение службы даровал король). Отряды, предоставленные церковью, иногда организовывал и возглавлял коннетабль, если только, как Одо из Байё и Адемар из Ле-Пюи, он не руководил всеми войсками. Несмотря на постановление синода Венстминстерского аббатства от 1175 года, что духовенство не должно носить оружие и надевать доспехи, большое число аббатов вели свои servicium debitum лично при осаде Виндзора в 1193 году, и летописцы много лет с возмущением писали про воюющих священников. В 1369 году Эдуард III собрал всех солдат своего королевства, как священников, так и мирян, чтобы отразить французское вторжение. Даже в столь позднее время, как 1513 год, молодой архиепископ из Сент-Андруса оказался среди убитых при Флодцене.

Фактически титул коннетабль (constable) применялся очень вольно — по отношению к командующим войсками, комендантам замков и даже капитанам кораблей, но к концу XII столетия слово «коннетабли» (constabulary), похоже, стало применяться только лишь по отношению к войскам в условиях войны и похода. Сохранились упоминания о штрафах, которые приходилось платить рыцарям за неявку в войска, подчиненные коннетаблям. Под 1196 годом упоминается Уильям Мариско, как коннетабль 500 солдат уэльской пехоты, — и это, похоже, является обычным размером воинского формирования этого времени. Зафиксированы также конные отряды неизвестной численности, руководимые коннетаблями. 40 рыцарей из аббатства Бери-Сент-Эдмундс, обязанные служить в охране замка в Норидже (Норуиче), были разделены на четыре группы по 10 человек в каждой. Это не доказывает, что отряд под командой коннетабля составлял 10 человек и что, если бы число рыцарей было большим, численность коннетаблей пропорционально возрастала. Существовали коннетабли бургов и округов, в 1205 году в Англии им было приказано формировать в своих районах отряды «тяжеловооруженных сержантов», причем каждый отряд возглавлялся коннетаблем шира (графства).

В Англии приказ о мобилизации, по всей видимости, посылался письменно главным землевладельцам, как церковным, так и светским, и шерифам, которые осуществляли мобилизацию мелких землевладельцев и тех, кто был обязан нести службу в фирде.

«Правила рыцарей-тамплиеров» предписывают, чтобы рыцарю на поле боя помогали два оруженосца, один из которых ехал перед рыцарем и держал его копье, в то время как другой находился позади и вел его запасную лошадь. Перед началом битвы запасных лошадей отводили в тыл, где владелец лошади вручал ее должностному лицу, носившему звание gonfanonier. Ни один из оруженосцев не принимал участия в битве. Вайс, писавший примерно в 1170 году, утверждал, что запасную лошадь вел воин, несший и запасное копье. Поначалу оруженосцу, по всей видимости, запрещалось носить кольчугу и шлем; он мог пользоваться только легкой пикой. В Англии сохранилось два самых ранних ясных изображения людей, ведущих рыцарских коней. Они представляют собой небольшие фигуры в нижней части гробниц, одна из которых находится в соборе Эксетера и относится примерно к 1320 году, а вторая, относящаяся примерно к 1330 году, расположена в Минстере на острове Шеппи. На первой гробнице оруженосец не вооружен, на второй облачен в толстый позолоченный стеганый гамбезон [156], а не в кольчугу.

Для того чтобы поддерживать дисциплину в армии, особенно в лагере, по всей видимости, перед военной кампанией вырабатывались правила, которые объявлялись по всей армии. Самый ранний опубликованный устав этого типа принадлежит Фридриху Барбароссе; устав был выпущен в 1158 году, когда Барбаросса вел военные действия в Италии. В 1155 году Барбаросса запретил носить мечи в лагере. Любой, кто не соблюдал это правило и ранил своего товарища, лишался руки и даже головы. Тремя годами позже Барбаросса потребовал от всего своего войска сохранять в армии мир. Если вспыхивали ссоры, никто не должен был присоединяться к ним, кроме как пытаться разнять дерущихся деревянными шестами. За нанесенную товарищу рану наказывали увечьем, а за убийство — смертью. В обоих случаях требовалось два свидетеля, не связанные с жертвой. Если свидетелей не находилось, спорящие стороны должны были выяснить отношения при помощи поединка. Солдат, ограбивший купца, должен был заплатить ему две стоимости отнятого и поклясться, что он не знал, что ограбленный — купец. Если грабитель был слугой, его остригали наголо и ставили клеймо на щеку, если только его хозяин не платил за него выкуп. Правила предусматривали, что любой, кто видит, что его товарищ грабит церковь или рынок, должен по возможности ему помешать, но без борьбы, или должен объявить о нем властям. Это правило типично для кодекса Барбароссы, целью которого было предотвратить преступления с минимальным пролитием крови.

Инфляция на протяжении XII столетия делала лошадей, оружие и доспехи все дороже и в то же время уменьшала сумму, выплачиваемую как «щитовые деньги», хотя по мере того, как шло время, король, похоже, пытался требовать все большую плату. Земля, дарованная рыцарям, заставляла их заниматься своими наделами, и по мере того, как они все больше углублялись в хозяйство и все больше занимались делами гражданской администрации поместья или шира, они все меньше желали выполнять военные обязанности. К примеру, в большом количестве судов право вести дела имели только рыцари, и это могло означать, что, как и во многих других делах шира (графства), рыцарь должен был участвовать в работе пяти-шести судов во время проведения всего одного судебного разбирательства. Поскольку деньги становились все доступней — еще в правление Генриха I плата продуктами питания в королевских владениях была заменена на денежную плату, — стало проще платить «щитовые деньги», чем тратить деньги на вооружение и подготовку и проходить обряд посвящения в рыцари с сопутствующими ему празднованиями. В результате все меньшее число людей становилось рыцарями.

Долгий период внутреннего мира при Генрихе I означал, что всеобщая мобилизация объявлялась очень редко, а ее чисто военное значение уменьшилось. Похоже на то, что местные войска приняли лишь небольшое участие в гражданской войне во времена короля Стефана Блуаского, хотя закаленные крестьяне севера страны показали свою способность воевать в битве при Стандарде (1138) против шотландцев, а мобилизованные горожане из Лондона и Данвича (на современных картах — Данич, графство Суффолк), согласно записям, хорошо сражались в начале следующего правления.

Генрих II, один из самых выдающихся правителей Англии, понял, что настало время для полной реорганизации военной системы. По указу 1166 года он потребовал от всех своих главных землевладельцев вернуть все дарованные когда-то рыцарям наделы и предоставить новые наделы для того, чтобы число рыцарей соответствовало определенным квотам. Крупные землевладельцы должны были также назвать имена всех своих рыцарей, чтобы все рыцари, которые не смогли получить наделы, дали к определенной дате присягу верности лично ему. В 1169 году все рыцари, свободные граждане, землевладельцы, если им исполнилось пятнадцать лет, должны были дать королю личную клятву. Простая оценка земельного имущества теперь уже устарела, и на некоторое время были установлены налоги на доход с земли и движимое имущество. Великий Ассиз о вооружении (Assize of Arms) 1181 года распространяет эту систему также на военное имущество. Чтобы восполнить нехватку рыцарей, каждый владелец рыцарского надела, независимо от того, действительно ли он являлся рыцарем, должен был иметь кольчугу, шлем, щит и копье — то есть вооружение рыцаря. Каждый сеньор, который не даровал достаточно земли, чтобы рыцари могли выполнять свою servicium debitum, должен был приобрести вооружение и доспехи для всех рыцарей, которые у него были. Каждый свободный гражданин с доходом в 16 марок от ренты или продажи товаров должен был экипироваться так же, как и владелец рыцарского надела. Свободные горожане с доходом в 10 марок должны были приобрести haubergeon (упрощенная форма кольчуги), легкий железный шлем, называемый capelet [157] и копье. Все горожане и все свободные крестьяне должны были служить в стеганой куртке, железном capelet и с копьем. Правила относительно свободных граждан предусматривали реорганизацию фирда, хотя Ассиз о вооружении в целом объединил феодальные и дофеодальные элементы в единую систему. Давать военную клятву могли теперь только свободные граждане, — это ограничение отсутствовало в несколько более ранних правилах, выпущенных для Анжу. Первое упоминание о вилланах (то есть крепостных), давших военную клятву, появилось в Англии в приказе на сбор налогов в 1225 году. С начала XIII века приказ на мобилизацию, посылаемый шерифам, определенно включал не только владельцев феодальных наделов, но также и «тяжеловооруженных сержантов», то есть тех, кто дал военную клятву в соответствии с Ассизом о вооружении 1181 года. В критическом 1205 году все, кому было больше двенадцати лет, давали военную присягу и поступали под командование коннетаблей бургов, городов или округов, в зависимости от того, где они находились. Коннетабли широв были обязаны экипировать всех для защиты королевства. Тот, кто не являлся на службу, терял свои земли или — в случае, если он не имел земли, — платил штраф в 4 пенса. Коннетабли широв просуществовали до 1230 года, когда их обязанности перешли к шерифам.

К 1224 году нехватка настоящих рыцарей стала так велика, что все лица, имевшие рыцарские наделы, получили приказ получить посвящение в рыцари до 1225 года. Это почти наверняка обязывало их экипироваться подобно рыцарям, так же как и после аналогичного приказа 1234 года. Через определенные интервалы подобный приказ повторялся на протяжении всего столетия, часто перед важной кампанией, обычно под угрозой описи имущества. Это был не просто метод получения денег, как, к примеру, указ 1242 года, предписывающий, что штраф должен платиться тем, кто служит в армии. К концу правления Генриха, по всей видимости, примерно четыре пятых из тех, кто могли стать рыцарями, ими стали.

В течение второй половины XII века в некоторых случаях король просил своих крупнейших землевладельцев служить с уменьшенным числом рыцарей — особенно часто для службы за границей королевства, во Франции или Уэльсе. К примеру, Генрих II мобилизовал одну треть servicium debitum для уэльской кампании 1157 года для того, как утверждалось, чтобы не налагать слишком большое бремя на рядовых рыцарей, жителей городов и свободных крестьян. В 1177 году Генрих попросил своих главных землевладельцев послужить за рубежом один год с таким числом рыцарей, которое они могут привести с собой, не причиняя себе тяжелый финансовый урон. Похоже на то, что, если «щитовые деньги» платились регулярно, военная служба имела менее обязательный характер, а возможно, не была обязательна вообще. К примеру, в 1197 году рыцари аббатства Бери-Сент-Эдмундс заявили, что они не обязаны служить во Франции. Сохранилось большое число записей о штрафах, наложенных на тех, кто отказывался отправиться воевать в Нормандию, и эти штрафы были больше, чем собранные «щитовые деньги». В 1197 году, когда «щитовые деньги» составляли 20 шиллингов с надела, с аббата аббатства Святого Августина в Кентербери было взыскано 40 фунтов стерлингов на servicium debitum 15 рыцарей. Возможно, эта дополнительная сумма представляла собой стоимость экипировки и посылки его рыцарей во Францию. Многие из крупнейших главных землевладельцев Англии имели земли по обеим сторонам Ла-Манша, так что присутствие важного английского барона во французской армии не доказывает, что он служил с servicium debitum от своего английского государства.

Аналогичное сокращение числа мобилизованных рыцарей продолжалось в правления сыновей Генриха. Когда Ричарду I Львиное Сердце понадобились войска для продолжительной кампании во Франции в 1196 году, он обратился к архиепископу Кентерберийскому Хуберту Вальтеру с письменной просьбой, чтобы главные землевладельцы Англии прибыли в Нормандию по крайней мере с семью рыцарями, но чтобы они могли служить продолжительный период. Те, у кого были лены на церковных землевладениях и кто был военнообязанным, получили просьбу оказать такую поддержку, «чтобы доставить удовольствие королю». Землевладельцы-нормандцы должны были служить со всеми, кто имел наделы на их землях. Двумя годами позже король снова обратился с письменной просьбой к сеньорам, чтобы они либо предоставили ему в обшей сложности 300 рыцарей на один год, либо прислали ему денег, которые бы позволили нанять рыцарей из расчета 3 шиллинга вдень. В 1205 году Иоанн Безземельный приказал главным землевладельцам предоставить одного рыцаря из каждых 10 военнообязанных для службы по крайней мере в 80 дней. Каждому должны были платить 2 шиллинга в день, и эти деньги предоставлялись оставшимися 9 рыцарями.

Итог борьбы вокруг Великой хартии вольностей сильно ослабил короля и поощрил баронов на попытки увеличить свои привилегии за счет прав короны. Указы о мобилизации на феодальную службу в первой половине XIII века показывают, что становятся обычными уменьшенные квоты, и на эти уменьшенные квоты теперь стали смотреть как на законное право.

Поначалу рыцарь был всего лишь конным воином, и саксы, используя для обозначения рыцаря слово cniht, имели в виду молодого человека на военной службе или вассала в данном землевладении. Использование саксонского слова показывает, что люди с этим статусом принадлежали к завоеванному народу. Мы ничего не знаем о предшественниках первых рыцарей, получивших феодальные наделы в Англии, но, без сомнения, как только их наделы стали наследственными, должна была появиться определенная гордость предками. В «Земельной переписи» время от времени используется слово miles, обычно переводимое как «рыцарь», относительно некоторых владельцев очень небольших феодальных наделов, из чего можно предположить, что рыцари жили немногим лучше крестьян. И в самом деле, на континенте (во Франции) есть записи раннего времени о том, что в рыцари посвящали крепостных крестьян. Ассиз о вооружении 1181 года, похоже, уравнивает рыцарей со свободными гражданами, имеющими 16 марок ренты или движимой собственности. К XIII веку рыцарский феодальный надел, похоже, оценивался в 20 фунтов стерлингов в год, поскольку во многих случаях человек, владеющий землей с таким доходом, был обязан быть посвященным в рыцари.

Изменение статуса рыцаря с простого кавалериста в члены наследственной касты очень хорошо иллюстрируют «Законы рыцарей-тамплиеров». Хотя рыцари и сержанты, подпадающие под эти изданные в 1130 году законы, различались по цвету их одежд — белая для рыцарей, коричневая для сержантов, — о социальном составе рыцарства нельзя сказать ничего определенного. В 1250 году, однако, появилось правило, что рыцарь-тамплиер должен стать рыцарем до вступления в орден и быть сыном рыцаря или, по крайней мере, являться потомком рыцаря по отцовской линии. Ни один из рыцарей не мог служить в ордене как сержант, даже для выражения смирения, — и если он делал это тайком, его ждало наказание.

Матвей Парижский (Мэтью Пэрис) оставил запись о произведенном в 1250 году посвящении в рыцари человека, «не имевшего предков из рыцарей или дворян», — но ясно, что такие случаи были редкостью. В столь раннее время, как 1140 год, король Рожер II Сицилийский [158] постановил, что только выходцы из рыцарских родов могут получить рыцарское достоинство; в последующие полтора века вслед за этим указом было издано множество других законов. Указ Фридриха Барбароссы запрещал крестьянам пользоваться рыцарским оружием — копьем и мечом. Но это правило явно не распространялось на остальную Европу. Во Франции не было указов как таковых, но при Людовике IX Святом (р. 1215; правил в 1226–1270) королевские суды установили правила, сходные с законами Барбароссы. Фактически же, как это всегда случается, состоятельные горожане, приобретавшие земельную собственность во Франции, через несколько поколений постепенно уже входили в круг дворянства. К концу XIII века для богатых горожан Прованса стало обычным принимать посвящение в рыцари. Однако идея наследственного дворянства глубоко впечаталась в общественном сознании, если судить по словам Леона Готье, что, если в рыцарском романе крепостной крестьянин показывает какие-либо благородные черты, он наверняка является давно потерянным сыном короля или барона.

В Европе же на этот счет не было каких-то правил. [159] По всей видимости, для того, чтобы подвинуть не желающих этого вассалов принять рыцарское звание, короли, начиная с Генриха III, похоже, предприняли решительные попытки сделать это звание более привлекательным путем введения пышности в церемонию посвящения в рыцари. Много рыцарей получили посвящение в особо важных случаях, как, к примеру, группа рыцарей, получивших посвящение вместе с братом короля, Ричардом Корнуоллским, в 1225 году. Какие бы причины для этого ни были, но в результате рыцарское звание поднялось много выше звания сержанта кавалерии.

Рыцарство никогда не было наследственным, кроме как для самых важных принцев в поздний период существования рыцарства. Баронеты (титул введен королем Великобритании Иоанном I в 1611 году) получили обращение «сэр», как и рыцари, но фактически не были рыцарями, хотя они обычно имели право обращаться с просьбой о принятии в рыцарское достоинство. Несколько ирландских титулов, таких как «рыцарь Керри» и «белый рыцарь», по наследству передавались из глубокой древности, хотя обладатели этих титулов не были рыцарями.

В XI веке рыцарей с детства учили искусству войны и обращения с оружием. Они должны были владеть мечом, копьем, топором (секирой), палицей и луком, а также умело пользоваться щитом, знать приемы борьбы — но самым главным было искусство держаться в седле и управлять лошадью. Лошадь приучалась повиноваться командам своего хозяина немедленно и точно, стоять, если надо, неподвижно среди всеобщей свалки и в шуме сражения, поворачивать или двигаться вперед или назад по команде, останавливаться без команд поводьями и послушно идти на стену из людей и других лошадей не сворачивая, тем более не отступая назад. Почти наверняка можно сказать, что эти требования не могли быть достигнуты в ранние времена; по всей видимости, они оказались достижимы лишь в XVI столетии, когда искусство тренировки лошадей впервые было описано в книгах. [160] Летописец Монстреле в 1410 году написал об изумлении рыцарей Северной Франции, Фландрии и Брабанта способностью войск Ломбардии и Гаскони поворачивать лошадей на полном скаку — этот маневр они тогда еще не освоили. Тем не менее лошадь и ее тренировка были столь важны для рыцарства, что французское слово, обозначающее управление лошадьми, chevalerie, стало названием, относящимся ко всему понятию рыцарства, тогда как в других странах, кроме Британии, обозначение рыцаря — caballero, chevalier, Ritter — означает всадника.

Рыцарство имеет своим происхождением германскую традицию [161], когда юноша вступал в мужское сословие во время церемонии, в которой отец, родственник или племенной вождь дарил ему оружие. Этот обычай был позднее одобрен церковью и несколько изменил свои цели, а позднее получил окончательный вид и романтический характер после схваток с сарацинами в Испании (маврами) и Святой земле (турками, египтянами и др.). Главной в идее рыцарства была преданность — для Роланда было бы немыслимо лишиться чести, оставив позицию, доверенную ему императором (что описывает «Песнь о Роланде»). Считалось не по-рыцарски даже воспользоваться предательством в лагере неприятеля: Уильям Маршал осудил Филиппа II Августа (французского короля) за то, что он воспользовался предательством командиров одного из замков Иоанна [162] в Нормандии. Рыцарь не мог также показать трусость: «Лучше погибнуть, чем быть названным трусом». У рыцарства культивировался подвиг. Можно прочесть о многих битвах, которые были проиграны из-за безрассудных атак, от которых предостерегали самые опытные рыцари, получавшие за это насмешки и обвинения в трусости от некоторых более безрассудных рыцарей. В 1187 году Герард Ридфортский, гроссмейстер ордена тамплиеров, насмехался над своими собственными маршалом и магистром госпитальеров за их предостережения и вынудил их к безнадежной бешеной атаке. Маршал погиб одним из последних, но Герард бежал с двумя рыцарями, причем из всего войска спаслось только 130 человек. Притом что импульсивные действия — неистовство в битве или внезапное великодушие — ценились высоко, обычно среди рыцарей поддерживалась строгая дисциплина. Законы ордена тамплиеров устанавливали строгие правила относительно подчинения рыцарей с разным рангом, и любой, нарушивший субординацию перед лицом противника, мог быть исключен из ордена.

Церковь изменила эти примитивные идеалы, введя христианские ценности и добавив стремление к бедности и чистоте к свойственной тевтонской традиции щедрости. Готфрид Бульонский (Годфруа Буйонский) (один из главных командиров Первого крестового похода) прославлялся за предоставление еды и помощи бедным и за то, что всегда разделял невзгоды своих солдат. Щедрость и стремление раздавать богатые подарки принадлежали к числу главных добродетелей, прославляемых поэтами и летописцами. Гуго де Мери в сочинении «О победе Христа над Антихристом» писал: «Если щедрость умрет, мы все будем страдать от бедности и нищеты». Без сомнения, подобное замечание странствующего менестреля имеет определенный интерес. Церковь наложила на рыцарство обязанность защиты слабых, вдов и сирот, а также призвала брать под свое особое покровительство женщин благородного происхождения. Как бы близок к смерти ни был Людовик IX Святой, он всегда разделял невзгоды своих самых бедных воинов. Идея того, что рыцарь имеет особые христианские обязательства, впервые ясно была произнесена Иоанном из Солсбери в его «Поликратике» (Polycraticus), законченном к 1159 году. Иоанн считал, что рыцари должны дать религиозную клятву при вступлении в рыцарство и что перед церемонией их оружие должно быть положено на алтарь. Эта концепция была подробнее развита Стефаном из Фужера, который в своей «Книге о манерах» примерно 1170 года впервые отозвался о рыцарстве как об ордене и о возможности понижения рыцаря в звании, если он показал себя бесчестно. Истинный рыцарь должен вести себя так, чтобы о нем нельзя было сказать, что он утратил доверие, или оставил без зашиты хорошего человека, или допустил, чтобы вдова или маленький ребенок голодали.

Наиболее сильным образом концепция рыцарства выражена в книге «Жизнь Людовика Святого» [163] Жана де Жуанвиля (1224–1319). Он писал во времена, когда, будучи пленником в руках египтян, получил возможность вернуться на родину. Он отказался под предлогом того, что у него нет денег, но в действительности по той причине, что ему сказал его двоюродный брат, Буленкур, когда Жуанвиль собирался отплыть [164]: «Ты отправляешься за море, но подумай о том, что будет, когда ты вернешься назад, поскольку ни один рыцарь, богатый или бедный, не может вернуться, не потеряв чести, если он уедет по милости сарацин и оставит пленными воинов, попавших в плен из-за затеянной им войны».

Возможно, тема идеализированной любви к прекрасным и благородным дамам, столь типичная для рыцарства позднего периода, была вызвана особым почитанием Богородицы Девы Марии в XI веке, особенно в Нормандии. Этот аспект идеологии рыцарства был усилен «труверами» при дворе Алиеноры Аквитанской и ее дочери Марии, супруги одного из самых богатых и влиятельных принцев, Анри, графа Шампани и Брие. Собственный «трувер» Марии, Кретьен де Труа, писал под ее влиянием «Ланселот, или Рыцарь телеги» — историю о совершенном рыцаре-возлюбленном Ланселоте и королеве Гвиневере.

Церковь приказывала рыцарству защищать христианство и обращать меч против неверных — без жалости и перерыва. Рыцарь воевал за вознаграждение на небесах, куда его отнесут ангелы, как иногда изображалось на гробницах рыцарей. Совершенный рыцарь должен был, подобно Людовику IX Святому, быть на мессе каждый день. Рыцарь был обязан избегать низких поступков и ставить правду выше всего, защищать право и карать за несправедливость, а также быть со всеми галантным и скромным. К вымышленным героям, таким как Роланд [165] и Огир Датчанин, церковь добавила собственных героев, святого Георгия и святого Михаила, в качестве примеров военной доблести, а также таких людей, как Готфрид Бульонский, отказавшийся носить земную корону в городе, где его Господь носил корону из терний. Готфрид Бульонский в рыцарских романах стал одним из «девяти героев».

Церковь также повлияла на рыцарство тем, что способствовала усилению феодальных связей и повысила преданность тем, что объявила клятву священной. Рыцарские романы часто повествуют о преданности рыцарей своим боевым товарищам или сеньору, в чьем владении они получали военную выучку [166].

Нет нужды говорить, что эти очень высокие идеалы достигались очень редко — если вообще достигались. Еще в 1100 году Жильбер Ногентский сетовал на то, что рыцарство не соблюдает тех норм, которые должно было соблюдать. Моралисты на протяжении всех Средних веков писали о том же самом. Святой Бернар из Клерво в своей Laude novae militae [167] порицает погрязших в мирских делах рыцарей и отмечает, как низко они пали, забыв о рыцарских идеалах и предавшись гордыне, жадности и блуду. Тем не менее эти идеалы давали какую-то цель обществу, которое не было полностью церковным. Они являлись идеальным кодексом поведения, который определенно изменил грубые и бессердечные манеры раннего Средневековья. Контакты с сарацинами оказали на христиан два противоположных действия. В Испании и Святой земле христиане [168] обнаружили, что живут много беднее культурных народов с много более высокими жизненными стандартами, чем их собственные. [169] В своих сочинениях сарацинские писатели часто выражали страх перед нашествием «христианских варваров. Переняв у сарацин привычку к роскошной жизни, комфортабельным домам, местную одежду, приспособленную для жаркого климата, наняв хорошо обученных докторов и слуг из числа местных жителей, рыцари также переняли и некоторые учения. А с пониманием сарацин пришла и терпимость. Ненависть борьбы с неверными частично сменилась любовью к комфортабельной жизни и растущему интересу к прибыли от торговли. В 1236 году папа Григорий IX вынужден был выпустить буллу, запрещающую госпитальерам и тамплиерам вступать в союз с ассасинами, которые показали себя великодушными врагами. Определенное милосердие [170], проявленное сарацинами к населению Иерусалима после его занятия в 1187 году, разительно отличалось от кровавой бойни, устроенной крестоносцами, когда они штурмом взяли город (1099). Поведение Саладина всегда было великодушным. Он посылал подарки христианским принцам, осаждавшим Акру, а позднее и Ричарду I, когда тот был болен. Осаждая Керак в 1183 году, он приказал расчетам осадных орудий не целиться в башню, в которой находились только что женившийся владелец замка и его супруга. Все западноевропейские рыцари желали быть не менее благородными, чем Саладин, их заклятый враг. Ни один герой в рыцарском романе не нападал на невооруженного человека, а во многих случаях упавшего врага не пронзали копьем.

Рыцарство стало своего рода орденом, для которого не существовало национальных границ. В 1389 году английские рыцари в португальском лагере, болея дизентерией и ослабленные голодом, были способны выздороветь только благодаря их противникам, французам, которым была предоставлена безопасность для оказания помощи раненым. Позднее военные действия возобновились. В противоположность этому, когда какой-либо город был взят, его по законам войны грабили, иногда через промежуток в несколько дней, в который победитель торжественно въезжал в город. Очень часто при этом горожане и пленные подвергались истреблению. Фруассар несколько раз пишет о рыцарях, патрулирующих улицы для защиты высокородных дам во время подобного рода оргий, но летописец Ангерран де Монстреле с ужасом рассказывает о случае, когда несколько французских рыцарей присоединились к изнасилованиям, производимым сержантами. Этот случай служит демонстрацией одного из самых неприглядных аспектов рыцарства: придерживаясь показных принципов помощи бедным и слабым без надежды на награду, они презирали все, что находилось за пределами замка. Такой контраст между теорией и практикой, похоже, был типичным для многих аспектов средневековой жизни. Король имел право заниматься государственными делами во время богослужения, а епископ не колебался, когда ему надо было прервать короля, чтобы обсудить срочное дело. Правители Иерусалимского королевства более позднего времени использовали союзников-сарацин для усиления своих армий.

Хотя с ранних времен в землях германцев вступление юноши в военный отряд всегда сопровождалось определенными церемониями, сейчас невозможно определить, когда впервые появилась церемония посвящения в рыцари. В 791 году Карл Великий официально опоясал перевязью с мечом своего тринадцатилетнего сына Людовика, что символизировало переход во взрослое состояние. Обычаи германцев включали подарки из оружия во время церемонии; церемония посвящения в рыцари неизменно включала в себя возложение пояса с мечом покровителем или господином рыцаря, а также пристегивание рыцарских шпор — второго из самых важных атрибутов рыцарства. Иоанн Солсберийский, писавший до 1159 года, описывает новый обычай, получавший все большее распространение: молодой человек, чей возраст приближался к рыцарскому, направился в церковь, положил свой меч на алтарь и смиренно предложил себя Богу. Со временем этот символизм усилился: рыцарь совершал омовение, очищая себя в церемониальном бассейне, после чего облачался в новые одежды. В 1204 году английский король Иоанн (Безземельный) потратил 33 фунта стерлингов на три алых и три зеленых одеяния, два балдахина, матрас и другие вещи, чтобы стать безымянным рыцарем. Рисунки Матвея Парижского в «Жизнеописании двух Офф» (Британский музей) показывают посвящение в рыцари молодого Оффы. В одной сцене, когда два человека застегивают на нем шпоры, король Вармунд опоясывает молодого рыцаря перевязью с рыцарским мечом.

В следующей сцене показано, как Оффа получает свое оружие и доспехи. Пока он надевает кольчугу, рядом стоит слуга — со щитом и флагом рыцаря со знаменем Оффы; на том и другом гербе изображен золотой Андреевский крест. Поскольку церемония посвящения в рыцари была дорогой, посвящение старшего сына сеньора было одним из тех случаев, когда он был вынужден обращаться за денежной помощью к своим вассалам. Сама церемония в разных местах и в разные времена была разной. К примеру, бдение в церкви, похоже, не было известно в Германии. Обычно для посвящения в рыцари выбирался либо один из самых больших праздников церкви, Рождество, Пасха, Троицын день (и так далее), либо какое-то важное семейное событие, такое как женитьба, как в случае с Александром III Шотландским в 1252 году. Поначалу любой рыцарь мог посвятить в рыцари претендента на это звание, но в Германии по традиции будущий рыцарь мог предпочесть, чтобы посвящение произвел его отец или брат отца. В «Песнях» многие кандидаты выбирают посвящение в рыцари каким-нибудь важным сеньором или их королем в масштабной церемонии, в которой в рыцари одновременно посвящаются множество людей, которым при этом даруются лошади, оружие, одежды, а иногда даже наделы. Когда Александр III получил посвящение от брата своего отца, Генриха III Английского, для большей чести вместе с ним рыцарское звание получили еще 20 человек. Со временем короли стали стремиться, чтобы посвящение осуществлялось только ими, но по крайней мере до XVI века все еще имели место случаи, когда в рыцари посвящали либо те, кто замещал короля на поле боя, либо особенно известные рыцари, вроде Баярда [171], который посвятил в рыцари самого Франциска I (французский король из династии Валуа, р. 1494, правил в 1515–1547, ум. 1547).

Непосредственное посвящение происходило после облачения кандидата в одежды и повязывания перевязи с мечом, путем приложения меча плашмя к плечу или же сильным ударом кулака. Это сопровождалось фразой вроде «Будь хорошим рыцарем», на что новый рыцарь мог ответить: «Так я буду, с Божьей помощью». Ничего подобного, похоже, не было во время посвящения в рыцари Жоффрея Анжуйского в 1127 году, если судить по описанию Жана Турского, который писал гораздо позже. Однако сильный удар определенно описан в церемонии посвящения в рыцари Арнула II, графа Ардрского на Троицын день 1181 года. После посвящения рыцаря обычно обнимал человек, который оказывал ему эту честь. Во многих случаях новоиспеченный рыцарь поднимался на свою лошадь и демонстрировал умение на столбе с мишенью для ударов копьем, на изображавшем противника чучеле или на рыцарском турнире, нанося удары в полную силу. Хотя церковь играла свою роль (в бдениях и благословении оружия), оружие рыцарю вручалось мирским человеком, не священником. Однако позднее церковь разработала свою церемонию, согласно которой производилось посвящение в рыцари. Священники всех рангов, начиная с папы римского, могли посвящать в рыцари.

Молодой человек, который готовился стать рыцарем, обычно неустанно практиковался как владеть оружием, так и управлять лошадью. De re militari [172] Вегеция (написал около 390–410 годов н. э.), одна из самых популярных в Средние века римских книг, описывала, как практиковались римские воины, нанося удары мечом по толстому столбу, врытому в землю на поле для упражнений. При этом упражняющийся воин должен был все время тщательно прикрываться щитом. Рисунки на полях манускрипта XIV века «Роман об Александре» в Бодлеианской библиотеке в Оксфорде показывают юношей, практикующихся в использовании копий в пешем строю, целящихся в щит, который держит товарищ, или верхом на деревянной лошади на колесах, направляемой товарищами на столб с квадратной мишенью. Один мальчик бежит на толстый столб для упражнений, имеющий поворачивающуюся верхнюю перекладину. На одном конце перекладины укреплен щит, с другого конца свисает противовес. Когда по мишени наносят удар, перекладина поворачивается и противовес может нанести сильный удар, если тренирующийся достаточно быстро не нагнется. Если при этом тренирующийся находится на лошади, он может даже с нее упасть. В завершающий период обучения идут уроки борьбы и владения различными видами оружия. При этом поединки ведутся как против товарищей по обучению, так и против более опытных людей. Этот тип обучения был направлен не только для обретения умения обращаться с оружием и управлять лошадью, но также приучал к острой физической боли и к трудностям битвы. Средневековый писатель Ховеден писал: «Рыцарь не может блистать на войне, если он не приготовился к этому на турнирах. Ему надо видеть, как течет его кровь, как хрустят его зубы под ударами кулаков. Ему необходимо быть сброшенным на землю, чтобы чувствовать тяжесть тела своего неприятеля. Необходимо, чтобы, выбитый двадцать раз из седла, он двадцать раз поднимался вновь, еще более ожесточенный для боя. Только таким образом он может вступить в серьезную войну с надеждой быть победителем» [173]. Английский король Ричард I, похоже, считал турниры важным элементом подготовки, а отсутствие турниров в Англии — причиной того, что англичане не столь неистовы в бою, как французы, которые привыкли принимать участие в турнирах.

Относительно времени появления турниров предполагаются разные даты, а относительно их изобретателя — разные имена. Однако учебный бой между двумя бойцами или группами бойцов может иметь такую же древность, как и сама война, а турниры, по всей видимости, возникли именно из этих учебных боев. В германских землях они часто происходили в начале и конце военных кампаний и, по всей видимости, идут от варварских времен. Летописец Нитхарт описывает дружеский поединок, имевший место во время встречи Людовика Баварского и Карла Лысого в 842 году. Возможно, участников поединка подвиг на него классический прецедент в троянских играх, описанный Вергилием в «Энеиде» (книга V, с. 553–587). На протяжении всех Средних веков происходили дружеские поединки между отрядами кавалерии — что было «правильным» турниром, отдельными всадниками — что называлось «рыцарским поединком», и между спешившимися рыцарями «у барьеров» арены, где происходили бои. Поединки пеших обычно происходили по очереди, гораздо реже между группами из двух или трех человек и совсем редко между достаточно большими группами. Точные значения различных названий, использовавшихся писателями того времени для боев разного вида, еще не совсем ясны. На протяжении XI и XII столетий турниры были исключительно опасны, поскольку использовалось стандартное боевое оружие и порой участники поединка гибли. Папа Иннокентий II выпустил запрет на турниры во время собора в Клермоне в 1130 году из-за вызываемых ими смертей, и это запрещение было повторено в 1139 и 1179 годах. Церковь плохо относилась к турнирам, поскольку рыцари, которые могли бы отправиться в Крестовые походы, тратили на них время и деньги. В 1148 году папа Евгений III издал указ, запрещающий турниры, и призвал рыцарей принять участие в Крестовом походе. Аналогичные обращения повторялись при последующих походах. Иннокентий III в 1206 году сделал послабления в запрете, отдав право разрешать турниры местным епископам, но в обмен на денежные взносы на Крестовый поход. Письмо епископа Тура, датированное тем же годом, показывает, как успешно это нововведение сказалось на сборе средств. Кроме развлечения, турниры давали довольно простую возможность покрыть себя славой на глазах обожаемой дамы (поскольку женщины к концу XII века начали посещать рыцарские турниры), причем без множества неудобств и затрат на долгие военные кампании в местностях, где знатные дамы, как мы понимаем, встречались очень редко. Некоторые рыцари, такие как Уильям Маршал, граф Пемброкский (ум. 1219), получали через турниры возможность приобрести определенное благосостояние за счет выкупов от побежденных рыцарей и продажи их лошадей и вооружения (которые, по правилам, доставались победителю). Граф Пемброкский, как утверждается, за свою жизнь победил во время турниров около 500 рыцарей. Погибших на турнирах нельзя было хоронить по христианскому обряду, и в некоторых случаях это правило соблюдалось даже для лиц высокого ранга. Однако рост образования постепенно ослабил тягу к острым ощущениям и уменьшил желание тратить жизнь на езду верхом. Писатели позднего Средневековья, такие как доминиканец Хумберт Романский, обвиняли турниры в греховности, считая причиной их проведения гордыню, а их результатом — еще большую гордыню. Хумберт полагал, что турниры поощряют жадность, любовь к азартным играм и блуд. Широкое распространение последнего достаточно пространно иллюстрируется летописцами того времени.

Весьма слабые короли Франции раннего времени были не в состоянии ввести в силу запрет на проведение турниров [174], но между 1200 и 1348 годами только в одной Англии было выпущено примерно сто сорок королевских эдиктов против турниров. Рыцари, принимавшие участие в турнирах, должны были быть арестованы, а земли тех, кто отправился за море, чтобы принять участие в турнирах, должны были быть конфискованы. Для королей турниры были не только нежелательной потерей хороших бойцов, но и возможностью для недовольных баронов собираться вместе и замышлять заговоры. Кроме того, ссора во время турнира могла разгореться в гражданскую войну. Согласно Матвею Парижскому, турнир, на котором, помимо прочего, был убит Жильбер (Гилберт), граф Эссекский, начался как шутка и завершился смертельным поединком. Ричард I, отчаянно нуждаясь в деньгах, продавал разрешения на турниры, которые проводились в пяти специально отведенных для этого местах под внимательным надзором королевских чиновников. Ричард был поклонником всего французского и считал турниры нормальной и желаемой частью жизни. Все, кто принимал участие в турнирах, должны были подписать документ, в котором обязывались, отправляясь на турнир, сохранять мир. Турнир проводился под наблюдением судьи и двух его рыцарей, а также двух чиновников, записывавших имена участников. В 1260 году французский король Людовик IX Святой запретил проведение турниров в своем королевстве из-за Крестового похода, и в нескольких случаях позже короли Франции повторили это запрещение.

Согласно Матвею Парижскому, к середине XIII века обычным стало употребление тупоконечной пики для некоторых разновидностей поединков. Часослов Джеффри д'Аспермона примерно 1290 года показывает копье с тремя наконечниками, что уменьшало возможность проникновения в тело (Национальная галерея, Мельбурн). Этот тип наконечника рыцарского копья назывался коронель из-за его сходства с короной. Lances enrochies, то есть копья с коронелями, упоминаются в поэме «Турниры в Шовенси» 1284 года. К концу столетия обычные турниры стали проводиться в соответствии с определенными правилами, в которых оговаривались тип доспехов, которые необходимо было надевать на себя, и используемое оружие. Набор этих правил, выпущенный в Англии не позднее 1295 года, предусматривал, что используемый меч не должен иметь заостренный наконечник. В этих правилах есть упоминания — едва ли не одни из самых ранних — о легковооруженных оруженосцах, которые сопровождали рыцарей и несли их флаги. Те, кто приходил посмотреть турнир, не имели права иметь при себе оружие (и даже приносить камень) под угрозой семилетнего заключения.

Хотя турниры начинались как упражнения, они скоро превратились в публичный спектакль, проводившийся по таким случаям, как свадьба и посвящение в рыцари, в результате чего участники турнира несли большие расходы на пышные одеяния, изысканное оружие и экипировку своих спутников. От совершенного рыцаря требовалась щедрость, а это означало, что платить надо было даже менестрелю, который воспевал подвиги рыцаря и его богатство. Совершенный рыцарь должен был отказываться от выкупа за плененных рыцарей и возвращать их оружие и лошадей или даже давать лучшее взамен прежнего. Таким образом, все могли видеть его презрение к материальным приобретениям, что не в последнюю очередь было призвано оказать впечатление на даму, которая, хоть и была недоступным образом чистоты в придворной любовной лирике, фактически являлась призом, что иногда вполне ясно можно видеть у поэтов и иллюстраторов. Рыцарь нес на себе какой-нибудь подаренный дамой сувенир — ее рукав или шарф; после того как турнир заканчивался, этот сувенир (в крови и порванный) могли вернуть даме, чтобы она его носила. Поскольку браки обычно заключались из соображений сохранения и увеличения имевшихся владений и никакого отношения к турнирам не имели, да и к тому же рыцари были в основном женатыми людьми, можно понять, что этот элемент рыцарской жизни являлся лишь частью замысловатой игры, довольно мало связанной с реальностью.

Типичным является турнир, произошедший примерно в 1200 году, описанный в поэме «Морис фон Краон». Турнир проводился французским рыцарем Морисом де Краоном в честь супруги его соседа, виконтессы де Бомон. Сам бой и потраченные на него деньги служили доказательством его преданности ей: только отважные и щедрые могли заслужить эту красавицу. Де Краон прибыл на поле боя в большом корабле на колесах и после формальной демонстрации удали показал свою щедрость, отпустив побежденного им рыцаря без выкупа и даже подарив ему собственную кольчугу. После этого не было вопросов о благосклонности виконтессы; она стала наградой Морису.

Доспехи, разработанные специально для использования на турнирах, по всей видимости, начали видоизменяться в середине XIII столетия. Жуанвиль описывает, что, когда он лежал на палубе своего корабля в приступе лихорадки, его люди защищали его от нападавших египтян, положив на него haubert a tournoier [175]. Список доспехов, приобретенных для турнира, проводившегося в Виндзорском парке в 1278 году, включал кожаные шлемы («galée de cor») по 16 пенсов каждый. Некоторые из этих шлемов были посеребрены, а другие, для лиц более высокого ранга, позолочены. Кожаные кирасы (quiretis) по 3 шиллинга каждая, кожаные наплечники и кожаные наголовники конских доспехов были предоставлены Мило ле Куирье. Деревянные щиты были куплены у Стивена-столяра за 5 пенсов каждый; позднее на них был нарисован герб владельца щита, точно так же, как герб был нанесен на одеяние бойца и попону его лошади. Питер Фурбиссер предоставил мечи из пергамента и китового уса за 7 пенсов каждый; они позднее были посеребрены, а ножны и головки рукояти позолочены. Поскольку не было предоставлено никакого другого оружия, этот турнир, по всей видимости, приобрел форму простой mêlée (свалки) с их относительно безвредными мечами из китового уса.

Крестовые походы имели как военный, так и религиозный характер, а в Святой земле эти стороны средневековой жизни нашли свое логическое воплощение в создании братств рыцарей-монахов великих военных орденов.

Место, которое считали Латинским приютом, основанным в Иерусалиме Карлом Великим, было приобретено в 1070 году купцами из Амальфи, Италия [176]. Здесь был основан госпиталь [177] для христианских паломников. Постепенно здесь образовалось братство по уходу за больными и ранеными. После взятия города в 1099 году Готфрид Бульонский и много других дворян даровали госпиталю земли как в Святой земле, так и в Европе. В то время госпиталь возглавлял один лишь Жерар, которого в папской булле более позднего времени назвали учредителем ордена госпитальеров. В 1113 году папа Пасхалий II объявил госпитальерам папскую протекцию. Постепенно госпитальеры получили полную независимость от юрисдикции местного духовенства, подчиняясь только папе. Их самые ранние законы, очень похожие на законы каноников-августинцев, связывали братьев клятвой бедности (имуществом ордена они владели сообща), чистоты (женитьба была запрещена) и послушания (подчинение правилам сообщества и старших по рангу). В самых ранних известных законах «ордена всадников госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского» нет упоминаний ни о военных обязанностях, ни о разделении на рыцарей и сержантов. Однако правило, что оружие должно применяться только для защиты королевства или для нападений на города сарацин, был упомянут в папской булле Александра III (1178–1180) как «соответствующее обычаю Раймонда», то есть Раймонда де Пюи, который стал Великим магистром, первым гроссмейстером ордена после Жерара, и скончался примерно в 1160 году. Госпитальеры определенно были организованы как военный орден примерно к 1135 году, когда им был дарован замок Бетгемлин [178] в 1142 году, которой они владели до 1271 года. Европейские организации ордена состояли из провинций (позднее их назвали «лангами», то есть «языками») и из групп приоров, которые сами делились на командорства из нескольких рыцарей или сержантов.

Пример рыцарей-тамплиеров, возможно, привел к изменению целей госпитальеров. Они никогда не теряли из виду свою первоначальную задачу, уход за больными и ранеными, и поддержка больниц и госпиталей остается главным видом деятельности ордена вплоть до настоящего времени. Женщин впервые стали принимать в этот орден со времени повторного взятия Иерусалима, но, конечно, жили они в отдельных общинах. Со временем святой покровитель основателей ордена святой Иоанн Милостивый постепенно сменился на более важного святого Иоанна Евангелиста. Одеяние рыцарей поначалу было черным с белым крестом, концы которого расходились в стороны надвое, — эта разновидность ныне известна под названием мальтийского креста, поскольку после оставления Святой земли рыцари-госпитальеры долгое время находились на Мальте. [179] В 1259 году цвет военного облачения рыцарей сменился на красный, но белый крест на нем остался. Вместе с рыцарями-тамплиерами орден госпитальеров образовывал своего рода щит Иерусалимского королевства, предоставляя гарнизоны для многих его крупнейших крепостей и давая большое число дисциплинированных, умелых и опытных рыцарей для военных кампаний короля. Каждое поколение рыцарей приходило из Европы. Оно не росло в нездоровом климате Востока или под влиянием расслабляющих обычаев. Поскольку феодалам становилось все труднее находить рыцарям земельный надел, наделы стали раздаваться орденами. После потери последней крепости в Святой земле госпитальеры перебрались на Кипр, а в 1310 году [180] на Родос. Назначение одного из них «адмиралом галер» в 1299 году и последующие аналогичные назначения показывают, что госпитальеры нашли для себя новую сферу деятельности. Впоследствии они стали патрулировать воды Восточного Средиземноморья, подавляя пиратство и сопровождая пилигримов, тогда как их консулы в городах сарацин следили за соблюдением интересов паломников.

Орден рыцарей Храма (храмовники, или тамплиеры) был чисто военным и был основан в 1118–1119 годах Гуго де Пейнсом, простым рыцарем из Шампани, и фламандцем Годфруа де Сен-Омером для патрулирования дороги в Иерусалим и защиты пилигримов от бандитов и налетчиков. Название орден получил из-за того, что дарованные им Балдуином I помещения частично находились на месте, где, по преданию, располагался храм Соломона. Законы ордена были составлены самим святым Бернаром и утверждены папой Гонорием II в 1128 году на совете в Труа. Подобно госпитальерам, тамплиерам был дарован полный иммунитет от внешнего контроля, и они отвечали только перед папой. В 1145 году папой Евгением III им было даровано право носить белую мантию с красным крестом, но это право касалось только рыцарей; сержанты и прочие носили черное или коричневое одеяние, также с красным крестом. Флаг тамплиеров, с верхней черной половиной и белой нижней, «они называют Beauséant из-за того, что они учтивы и дружелюбны к друзьям Христа, но с врагами суровы и враждебны». Женатым рыцарям было разрешено вступать в этот орден пожизненно или на годичный срок, но они должны были обещать завещать ордену половину своей собственности. Однако им не выдавалась белая мантия. Внутри ордена существовала строгая иерархия: гроссмейстер, тамплиеры высших рангов, сенешали, маршалы и провинциальные маршалы, Командор Земли и Королевства Иерусалимского, ниже их — командующий флотом в Акре (современная Акка, Галилея, север Израиля). Эта иерархия существовала в учреждениях тамплиеров во всей Европе, где собственностью, подаренной ордену, управляли командоры провинций и приоры крупнейших владений и настоятели отдельных домов. Организация постоянно направляла деньги и новых рекрутов в Святую землю. Многие сеньоры, которые не могли принять участие в походах лично, давали вместо этого земли рыцарям; поскольку управление ордена было успешным, они становились все богаче; еще при Вильгельме Тирском [181] орден стали подозревать в том, что его истинной целью является овладение богатствами всего мира. В середине XIII века Матвей Парижский утверждал, что тамплиеры имеют 9 тысяч поместий. После потери крестоносцами Святой земли тамплиеры, в отличие от госпитальеров, не нашли новой официальной сферы деятельности. Они превратились в своего рода международных банкиров и стали ссужать деньги, и именно в Темпле (Храме), штаб-квартире тамплиеров в Лондоне, Губерт де Бург, к примеру, хранил свои богатства. Огромное состояние тамплиеров и их фактическая независимость от всех властей внутри королевства не могли не вызвать желания захватить их деньги. Секретность в их ритуалах и организации привела к слухам о том, что тамплиеры совершают ритуалы, о которых даже страшно говорить. В конечном счете французский король Филипп IV Красивый в своих попытках усилить власть короны решил наполнить собственную сокровищницу и в то же время восстановить контроль над землями, которыми орден владел во Франции. Ему удалось найти информатора, некоего Эскю де Флорана, бывшего рыцаря-тамплиера. С одобрения профранцузского папы Климента V король обвинил тамплиеров в богохульстве, поклонении идолам, убийствах, предательстве Святой земли и содомии. Под ужасными пытками многие рыцари признали обвинения и стали выдавать своих товарищей. В 1310 году, после двух лет расследований инквизиции, 44 рыцаря были сожжены в Париже, в Пор-де-Сен-Антуане. В 1312 году орден был полностью разгромлен (юридически упразднен Климентом V), и его земли были переданы — по крайней мере, теоретически [182] — госпитальерам [183]. Сколько бы ни содержалось правды в первоначальных обвинениях, признания, сделанные под пытками, не могут считаться надежным свидетельством.

Хотя эти два великих ордена в эпоху Крестовых походов преобладали, существовало много и других орденов, даже в Святой земле. Тевтонский орден берет свое начало от госпиталя, устроенного на корабле, вытащенном на берег какими-то германскими купцами во время осады Акры (1189). [184] В отличие от упомянутых двух орденов, которые имели приорства в каждой стране, рыцари-тевтонцы были исключительно немцами. Их одеяние было белым с черным крестом. Князь Фридрих Швабский позднее утвердил их статус как духовного ордена (1190). В 1191 году папа Климент III утвердил их своей буллой как духовно-рыцарский орден, подобный госпитальерам. [185] В начале XIII века орден действовал в Трансильвании. В 1226 году произошла большая перемена в судьбе Тевтонского ордена, когда польский князь Конрад Мазовецкий предложил ему провинцию Кульм на Висле, к югу от современного Гданьска (Данцига) на условии, что орден будет защищать земли Конрада от язычников пруссов [186]. Гроссмейстер ордена, Герман фон Зальца, друг Фридриха II (из Швабии, имевшего титул «короля Иерусалима»), убедил последнего даровать Кульм ордену с целью последующего завоевания Пруссии. Первые рыцари прибыли в Пруссию в 1230 году. Орден начал быстро увеличивать свои земли и строить замки на территориях, которые он завоевал. Позднее орден стал доставлять на эти земли переселенцев из Германии. В 1237 году орден формально объединился с небольшим орденом меченосцев [187], основанным в 1202 году епископом Риги для обращения в христианство населения Ливонии (современные Южная Эстония и Северная Латвия). В 1309 году штаб-квартира и резиденция гроссмейстера Тевтонского ордена окончательно переместились в Мариенбург (современный Мальборк на севере Польши), и орден занялся расширением своих владений за счет балтийских стран, поначалу во имя церкви, но позднее во имя германского императора. В Португалии уничтожение ордена тамплиеров привело к созданию в 1318 году ордена Христа королем Динишем I (правил 1279–1325), действовавшим по согласию папы. И король и папа имели право посвящать в рыцари этого ордена.

В XII веке в Испании существовали три отдельных военных ордена, чьей задачей было проведение Крестовых походов. Рыцари Калатравы и рыцари Сан-Хулиан-де-Перейро принадлежали к цистерианцам (Цистерианский орден — католический монашеский орден, основан в 1098 году во Франции монахами-бенедиктинцами). Первый орден был основан Санчо III Кастильским в 1158 году для удержания города-крепости Калатрава, освобожденного от мавров Альфонсо VII около 1146 года и отданного ордену цистерианцев. Рыцари Калатравы получили свою конфирмацию как военный орден в 1164 году. Орден Алькантары восходит своими корнями к братству рыцарей Святого Хулиана де Перейро, основанному в 1156 (или 1166) году двумя братьями рыцарями де Барриентос. Они получили конфирмацию у папы Александра III в 1177 году. В 1213 году ордену была доверена защита Алькантары, после чего орден получил известность как орден Алькантары. Рыцари обоих этих орденов носили багряно-красный крест на белой мантии.

Третий орден, рыцарей Святого Иакова (Сантьяго) Кампостелского, по традиции считают основанным Рамиро II Леонским (931–950), но конфирмация ордена была осуществлена папой Александром III в 1175 году. Отличительной особенностью рыцарей этого ордена был красный меч Святого Иакова с цветками лилии на навершии рукояти и концах поперечного перекрестья.

Турки-сельджуки были одним из многих племен тюркских кочевников, которые кочевали в Центральной Азии в X–XI веках в поисках новых земель для кочевий и завоевания. Они представляли собой свободную конфедерацию племенных групп, объединенных жаждой власти и наживы. Свое название они получили от князя Сельджука, который, как утверждали племенные вожди, был их общим предком. Упадок халифата Аббасидов с центром в Багдаде [188] привел турок, наряду со многими другими народами, на Ближний Восток, сначала в качестве наемников. В 1040 году сельджуки, кочевавшие с разрешения Газневидов на Копетдаге, разгромили государство Газневидов, захватив Хорасан и другие области. В 1055 году главный князь сельджуков Тогрул-бек захватил Исфахан, а между 1040 и 1055 годами весь Иран. В 1055 году он двинулся на Багдад, где заставил халифа Кайма дать Тогрул-беку титул султана. По мере того как силы сельджуков увеличивались, они все чаще стали совершать набеги и походы на христианские земли в Армении, Грузии и Восточной Римской (Византийской) империи. В 1065 году сельджуки взяли, разрушили и сожгли столицу Армении — Ани. Нуждаясь в больших безлюдных пространствах для кочевий, сельджуки разрушали города и селения, беспощадно истребляли оседлое население завоеванных территорий (или продавали людей в рабство). Затем настал черед Византийской империи. Империю в это время ослабляла борьба с нормандцами в Италии и на западе Балканского полуострова. В середине XI века империю потрясали феодальные усобицы, ожесточенная борьба за престол. С 1057 по 1081 год сменилось пять императоров.

В 1070 году новый (с 1068) император Роман Диоген, понимая важность возвращения захваченных турками армянских земель, отправился в поход с самой большой армией, которую только смог собрать. В ней, по всей видимости, было около 100 тысяч человек. Для этого император был вынужден набрать множество наемников, среди которых были и куманы [189], французы и нормандцы. Император, похоже, по природе был порывист и из-за того, что его приход к власти произошел благодаря его женитьбе на овдовевшей императрице, имел множество личных врагов, причем одним из самых ярых был один из его командиров, Андроник Дукас, племянник умершего императора. Роман быстро провел войско мимо озера Ван (около восточной границы современной Турции) и здесь с удивлением обнаружил, что к нему приближается войско султана Алп-Арслана. Куманы (тоже тюрки) поспешили дезертировать из византийского войска, а Руссель де Байель, командовавший французскими наемниками, так и не присоединился к битве.

Трудно сказать, в чем была причина несчастья, случившегося с Базилакесом, командиром отряда из Феодосиополя [190], — плохая подготовка, отсутствие дисциплины или обе эти причины. Столкнувшись с конной разведкой турок, Базилакес позволил заманить свой отряд в засаду далеко от византийского лагеря. (Кстати, «Тактика», хорошо известный труд императора Льва VI, достаточно выразительно описывает угрозу подобного рода действий.) И отряд Базилакеса был истреблен.

Роман построил свою армию перед лагерем согласно советам императора Льва относительно использования конницы. Фланги византийского войска были прикрыты двумя отрядами конницы, возможно несколько выдвинутыми вперед для того, чтобы нарушить порядки противника на флангах. Сильный резерв, которым командовал Андроник Дукас, Роман поставил во вторую линию, позади главных сил. Надо сказать, византийская конница не являлась идеальным средством против легковооруженных верховых лучников турок и должна была сопровождаться лучниками. Согласно «Тактике», если под тюрком-кочевником убивают лошадь, он почти беззащитен, так как не приучен сражаться в пешем строю. Поскольку византийцы имели меньше лучников, турки могли перемещаться вдоль боевых порядков византийцев, пуская в них тучи стрел. Мечи и булавы турки пускали в ход лишь тогда, когда видели, что ряды противника расстроены. В этих условиях правильным было бы, если бы византийцы сразу пошли на сближение, поскольку турки не смогли бы выдержать удара византийской тяжелой конницы, — но при этом требовалось, чтобы фланги и тыл были прикрыты рекой или болотом, чтобы не допустить окружения.

В этом сражении турки получили возможность воевать так, как они привыкли. Византийские конные лучники пробовали отвечать на турецкие стрелы, но, поскольку их было значительно меньше, эти стрелы не нанесли ощутимого урона, а вот потери среди самих византийцев были значительны. Императорская армия начала терять лошадей, и в конце дня Роман был вынужден двинуться вперед, что было сделано в прекрасном порядке. Турки, однако, начали медленно отходить, отказываясь от ближнего боя. К вечеру византийцы прошли место турецкого лагеря и остановились, усталые и испытывающие жажду. Роман приказал армии развернуться и вернуться в лагерь. По всей видимости, приказ не был понят всеми подразделениями, и, когда начался отход, на флангах появились разрывы, которыми турки не замедлили воспользоваться. В конечном счете Роман приказал войскам остановиться, развернуться и отбить нападение. В наши дни историки соглашаются с тем, что продолжение отступления византийского резерва после приказа остановиться было вызвано предательством его командира, Андроника. Хотя оставшиеся на месте войска отважно защищались, сражаясь спина к спине против окружившего их противника, а часть фланговых отрядов византийцев смогла вырваться из окружения, сам император был захвачен в плен, а воины центральной части его войска истреблены.

Империя (и особенно ее армия) так и не смогла оправиться от этой катастрофы, от последовавшей за разгромом междоусобицы и от полного опустошения провинций Малой Азии, которые на протяжении многих лет давали основную часть воинов для византийской армии. Когда позже крестоносцы шли по этим некогда цветущим землям, вокруг них простиралась пустыня. Турки прошли по Малой Азии почти не встречая серьезного сопротивления, поскольку в империи шла борьба за престол, и к 1082 году вся Малая Азия была захвачена сельджуками. Окончательный контроль над Малой Азией был установлен сельджуками в 1084 году, когда великий город Антиохия, важный опорный пункт у основания полуострова, пал из-за предательства командующего гарнизоном города Филарета.

Экономика Византийской империи после Манцикерта [191]пошатнулась, доля драгоценных металлов в монетах уменьшилась наполовину относительно ее предшествующего уровня. Остатки империи, на которые нападали с севера славянские государства и кочевники из причерноморских степей, с запада нормандцы из Южной Италии, а с востока турки-сельджуки, были спасены только блистательными дипломатическими интригами императора Алексея Комнина и благодаря распрям (которые он вызвал) между различными группами сельджуков. Убийство султана Мелик-Шаха в 1092 году и последующая усобица между его сыновьями, начавшаяся во время, когда Алексей снова наполнил казну, перестроил флот и твердо обосновался на троне, дали возможность византийцам проводить наступательную политику. Для этого императору требовались надежные, преданные наемники.

Хотя Первый настоящий крестовый поход начался в 1096 году (после того, как эмиссары императора обратились к папе Урбану II с просьбой отвоевать провинции Малой Азии, а папа в 1095 году на Клермонском соборе выступил с призывом отправиться в Крестовый поход для освобождения Гроба Господня), идея «священной войны» давно не была чужда Западной Европе. Еще в середине IX века папа Лев IV объявил, что того, кто умрет ради защиты христианства, ожидает награда на небесах. Реконкиста по возвращению территорий, захваченных мусульманами в Испании, начавшаяся в начале XI века [192], была энергично поддержана клюнийскими монахами (от монастыря Клюни), ведущим религиозным движением того времени. В 1064 году папа Александр II предложил индульгенции всем, кто воевал с неверными в Испании. Папа Григорий VII был особенно воинственным. Еще будучи кардиналом, он убедил Александра II поддержать агрессию нормандцев Вильгельма против Англии. Став папой, он обратился к императору Генриху IV в 1075 году с предложением послать экспедицию для того, чтобы восстановить владения Восточной Римской империи, утраченные после поражения при Манцикерте. Он, по всей видимости, намеревался лично ее возглавить, возможно полагая, что успешная военная кампания может дать ему преимущества в споре о верховенстве с патриархом Константинопольским. Григорий VII также поощрял походы, призванные отвоевать у мавров Испанию.

Мотивы церкви имели самый разный характер. Без сомнения, самым главным было желание распространить христианство, но важным соображением было направить агрессивную энергию западных рыцарей на какую-нибудь полезную цель и тем самым прекратить постоянные междоусобицы между крупными феодалами и королями, которые опустошали Европу. Кампания, призванная ограничить кровопролитие между христианами, началась на соборе в Шарру в 989 году. В 1054 году собор в Нарбоне попытался установить «божественное перемирие» [193] с «божественным миром», который защищал имущество церкви и бедных во время войны. После большого первоначального энтузиазма это движение разделило судьбу всех последующих идеалистических движений по ограничению войн, поскольку всего через несколько лет его покинули некоторые из самых ярых некогда его сторонников. В таких условиях следовало поддерживать любой план направить насилие в сторону от Центральной Европы. Третьей причиной было то, что отвоеванные земли в Испании стали принадлежать освободившим их христианским воинам, как вассалам престола святого Петра (престол святого Петра — престол римского папы, поскольку святой Петр был первым римским епископом, а все папы — его преемники). Этой системы стали придерживаться во всех последующих Крестовых походах.

Мотивы тех, кто присоединился к крестоносцам, тоже были разными. Без сомнения, многие горели желанием нести христианство, раз к этому призывала церковь, и вернуть «святые места» христианству, убивая неверных, которых они считали оскорбителями церкви и угнетателями своих братьев-христиан. Эти чувства были, однако, отнюдь не повсеместными. Свирепость крестоносцев по отношению к мусульманам в Испании разительно отличалась от толерантности, проявленной ими по отношению к коренным испанцам. [194] Мусульманский эмир Севильи был союзником Альфонсо VI Кастильского (ум. 1108), а Сид Кампеадор, герой испанских легенд, как король Артур в Англии, был в реальности наемником, готовым, если заплатят больше, перейти на сторону мусульман [195].

Некоторые рыцари, без сомнения, отправились в Крестовый поход в надежде получить прощение своих грехов. Другие же, безземельные рыцари (младшие сыновья в семье и «солдаты удачи»), присоединялись к этим походам в надежде приобрести землю и высокое положение за морем, и папа римский в своих обращениях довольно откровенно использовал эти надежды. Даже некоторые из лидеров Первого крестового похода, такие как Балдуин, брат Готфрида Бульонского, были, можно сказать, безземельными. Других в поход, видимо, посылали любовь к войне или страх правосудия. Очень малое число крестоносцев представляли, сколь большие расстояния придется пройти или насколько трудным окажется выполнение поставленных задач. Без сомнения, зная, что Бог на их стороне, они не сомневались в успешности своей миссии.

Урбан II, один из самых выдающихся дипломатов своей эпохи, смог уменьшить все более расширяющийся раскол между восточной (православной) и западной (католической) церквями. Он с энтузиазмом воспринял идею «священной войны» для освобождения страдающих христиан на Востоке и снова открыл маршруты паломников к «святым местам», закрытые из-за анархической сумятицы в Малой Азии и Святой земле, вызванной набегами [196] сельджуков. Призыв Урбана прозвучал на соборе в Клермоне 27 ноября 1095 года перед большим количеством собравшихся на поле за границами города. Урбан описал собравшимся страдания братьев-христиан и трудности, переживаемые паломниками, после чего призвал своих слушателей, богатых и бедных, перестать воевать друг с другом и посвятить свои мечи службе одному лишь Богу. Он предложил им награду в виде новых земель и отпущение грехов тем, кто погибнет.

Папа распространил свой призыв с помощью синодальных писем ко всем епископам, а также, возможно, писем к королям, князьям и другим правителям западного мира. Отклик был колоссальным по масштабам и полным энтузиазма. Пока папа римский занимался приготовлениями, подыскивая для того, чтобы возглавить поход, соответствующих великой цели командиров, создавал флот для снабжения крестоносцев (через Геную), подготавливал церковников к тому, чтобы церковь защищала земли всех, принявших христианство, к нему шли обещания поддержки со всех направлений.

Наиболее успешными, похоже, оказались призывы странствующих проповедников, таких как Петр Амьенский, которые породили надежды у крестьян, чья жизнь казалась им особенно мрачной из-за притеснений феодалов, нехватки земли из-за роста населения и ряда сильнейших неурожаев. Призрачные обещания проповедников, казалось, предоставляют сельским жителям, чьи надежды на землю казались безнадежными, верную дорогу к лучшей жизни и спасению души. Петр Амьенский, двигавшийся по Франции и Северной Германии, собрал вокруг себя огромную массу людей, почти совершенно неорганизованную и недисциплинированную, по большей части людей из беднейших классов, как сельских жителей, так и горожан, а также множество преступников, желавших избежать наказания, и лишь небольшое число мелких, в основном германских, дворян. Многие шли вместе с семьями. Долгий и катастрофический марш через Центральную Европу этого народного Крестового похода был неожиданным для Восточной Римской (Византийской) империи, которая готовилась встречать крестоносцев по проходящим через Адриатику маршрутам паломников. Этот Крестовый поход провалился вскоре после того, как прибывшие достигли Малой Азии. [197] С чисто военной точки зрения этот Крестовый поход не имел никакого значения. Не имел значения и так называемый германский Крестовый поход, который начался с погромов и истребления евреев в Рейнланде, Мозеле и всех городах по пути движения крестоносцев, но не продвинулся много дальше венгерской границы, где был рассеян венгерскими войсками. Однако оба Крестовых похода увеличили недоверие в Константинополе к приближавшимся армиям крестоносцев. Опыт византийских купцов, как до Манцикерта, так и позднее, и контакты с нормандцами в Южной Италии научили византийцев не доверять «франкам», как безбожным, алчным варварам, бесстрашным в атаке, но потому и особенно опасным сейчас, когда они подходят все ближе, причем не в виде желанных наемников, а в виде больших армий под командованием высокородных дворян.

Император дал указание создать базы снабжения вдоль маршрутов, по которым, как ожидалось, должны были двигаться крестоносцы. Он послал должностных лиц высокого ранга для встречи и приветствия лидеров крестоносцев и спешного препровождения их в столицу с эскортом императорской армии — для того, чтобы не допустить, разграбления «франки» сельской местности, через которую должны были пройти. Алексей I Комнин понимал, что главным мотивом крестоносцев было желание получить землю (на что он лично не имел возражений, если крестоносцы создадут буферные государства между турками и отвоеванными территориями империи). Для того чтобы установить контроль над деятельностью крестоносцев, император решил заставить каждого лидера прибывших войск дать клятву преданности по принятому на Западе образцу, после чего этих опасных и непредсказуемых союзников он собирался переправить на кораблях в Малую Азию — раньше, чем крестоносцы уступят искушению разграбить Константинополь. Император стремился к тому, чтобы крестоносцы ждали прибытия остальных отрядов именно в Малой Азии.

Большая часть отрядов Первого крестового похода возглавлялась крупными феодалами и дворянами с опытом войны и умевшими ждать, пока все необходимые приготовления будут сделаны. За князьями, герцогами и графами следовали их вассалы, а следом за ними — добровольцы, большая часть которых, по всей видимости, финансировалась ими самими за счет продажи или залога их недвижимости. Боэмунд, нормандский князь Тарентский [198], сын Роберта Гюискара [199], по всей видимости, сам финансировал всех, кто за ним последовал. Роберт, герцог Нормандии, заложил свое герцогство брату, королю Англии Вильгельму II Рыжему, за 10 тысяч марок для оплаты своей доли в Крестовом походе. Финансирование Первого крестового похода, как только он начался, осуществлялось также императором Восточной Римской империи и на богатства, захваченные в ходе кампании.

Первым западным лидером, достигшим Константинополя, был Гуго, граф Вермандуа, брат Филиппа I Французского. Его сопровождал относительно небольшой отряд французских рыцарей. Прибытие графа в Диррахий (Драч) на адриатическом побережье было не очень торжественным, поскольку его выбросило на берег на обломках корабля, но графа Вермандуа снова экипировал губернатор Иоанн Комнин, и он был отправлен в сопровождении сильной охраны к императору. Император Алексей I встретил Гуго радушно и осыпал подарками. Хотя Гуго фактически был узником, он был ослеплен роскошью, а лестью его удалось уговорить дать клятву на верность императору. Вторым прибыл Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, которого сопровождали два его брата, Евстахий III, граф де Булонь и Балдуин, а также армия, включавшая в себя много видных рыцарей из Фландрии и Нижней Лотарингии. Они также выбрали путешествие по традиционному маршруту немецких паломников через Венгрию. Кроме отдельной вспышки мародерства при приближении к Константинополю, дисциплина на протяжении всего марша поддерживалась на высоком уровне. Гуго Вермандуа был послан для того, чтобы подтвердить клятву Готфрида императору. Готфрид — возможно, из-за того, что он уже был вассалом императора Западной Римской империи Генриха IV, и, вероятно, из-за того, что он уже слышал искаженные рассказы о плохом обращении от выживших последователей Петра Амьенского, — отказался императора даже посетить. Ему разрешили раскинуть лагерь за стенами Константинополя и обеспечивали фуражом и провизией на протяжении всей зимы. Только когда наступила весна и подход остальных крестоносных отрядов был близок, Алексей начал предпринимать попытки избавиться от Готфрида, постепенно уменьшая посылаемое ему снабжение. Это поначалу привело к набегам «франков» на окружающие земли в поисках фуража, а затем, в четверг на Страстной неделе (последняя неделя перед Пасхой), к атаке на одни из городских ворот. На следующий день завязалась стычка крестоносцев с местным ополчением, в которой крестоносцы одержали верх, хотя император и послал на помощь имевшиеся под рукой войска. После этого Готфрид и его главные последователи дали требуемую клятву, пообещав вернуть империи все отвоеванные у неверных территории и владеть всеми новыми землями как вассалы восточноримского (византийского) императора.

Таким образом, неопределенность положения осталась. Только используя исключительный такт и огромные взятки, Алексей был способен убедить крестоносцев дать клятву. Нормандец Боэмунд Тарентский был единственным, кто дал ее без вопросов. После нескольких лет военных действий против империи он не недооценивал ее военную мощь и ресурсы и понимал, что без сотрудничества с византийцами добиться чего-либо невозможно. Поскольку Боэмунд также надеялся получить руководство экспедицией, он не желал вызывать недовольство императора. Алексей, по всей вероятности на радостях, что его самый внушительный и лучше всего экипированный союзник оказался столь сговорчивым, пообещал снова наладить снабжение, компенсировать все материальные затраты и послать вместе с крестоносцами отряд войск империи, но в то же время он оставил неясным вопрос о том, кто будет осуществлять командование.

Самым важным из французских крестоносцев и первым дворянином высокого ранга, решившим стать крестоносцем, был Раймунд (Раймонд) IV, граф Тулузский. Именно с ним папа Урбан впервые обсудил идею экспедиции, и, поскольку графа Тулузского сопровождал папский легат Адемар, епископ Jle-Пюи, Раймунд надеялся получить командование всей армией. Поскольку это командование могло быть даровано только папой, он очень не хотел себя компрометировать, давая клятву императору. Его поведение также диктовалось ревностью по отношению к Боэмунду, который был явным претендентом на пост командующего. Только с большими трудностями Раймунда удалось убедить дать несколько измененную клятву о непринесении ущерба; это означало, что он не сделает ничего, что бы могло нанести ущерб правам императора или нанести вред его персоне.

Все эти предварительные переговоры между крестоносцами и императором не вели к взаимному доверию. Мнение византийцев о «франках», как о склонных к грабежу варварах, получило подтверждение в поведении новоприбывших — они не подчинялись дисциплине и совершали рейды на окрестности. Их действия во время Страстной недели вызвали особое к ним неприятие.

Хотя крестоносцы были ошеломлены великолепием Константинополя, они отнеслись к нему враждебно, частично из-за того, что это великолепие подчеркивало их собственный жалкий вид, отсутствие у них блеска и культуры, а частично из-за того, что они презирали роскошь как проявление изнеженности. Такой двойной взгляд проявлял себя и раньше; к примеру, его можно видеть в докладах Лиутпранда, епископа Кремоны, о двух его посещениях Константинополя. В 949 году, когда его приняли недружелюбно, Лиутпранд написал о грязи и нищете в огромном городе, о его неудобствах, о презрении к слабым, недобросовестности в делах и алчности римлян. [200] «Франки» (то есть западноевропейские крестоносцы) чувствовали себя униженными тем, что им пришлось давать клятву, а также неудачами в стычках с императорскими войсками. Писатели более позднего времени, описывавшие Крестовые походы, такие как Вильгельм Тирский, считали, что «франки» чувствовали себя обманутыми, думая, что у них отняли роль защитников христианства и мстителей за поражение при Манцикерте. Когда началась военная кампания, между союзниками начали расти противоречия. Дисциплинированные византийцы стремились достичь стратегических интересов не столько в сражениях, сколько путем дипломатии и даже подкупа. Недисциплинированные «франки», с презрением относящиеся ко всякого рода закулисным операциям (считая это чем-то близким к трусости и предательству), были готовы с радостью забыть свою клятву императору.

Количество воинов, принимавших участие в Первом крестовом походе, дается разными летописцами по-разному, от 100 тысяч человек у Раймона Акуилерского [201] до 600 тысяч у Фульхерия Шартрского. Оба этих летописца сами принимали участие в кампании. Письмо, написанное папе после взятия Иерусалима, сообщая о состоянии армии, говорит о 5 тысячах конных воинов и 15 тысячах пехотинцев [202]. Количество участвовавших в отдельных сражениях могло быть много меньше; в победе крестоносцев в сражении под Антиохией все силы, как утверждается, из-за нехватки лошадей состояли только из 700 кавалеристов.

Крестоносцы хотели двинуться маршем прямо на Иерусалим, но это можно было сделать только после того, как дорога по Малой Азии будет очищена от турок. Поскольку это было именно то, чего желал император, обе стороны смогли договориться. По крайней мере, в начале кампании крестоносцы были склонны прислушиваться к советам греков, и Анна Комнин много раз пишет, что император, ее отец, предостерегал крестоносцев относительно методов военных действий турок и давал им советы относительно наилучшей тактики.

Первой целью крестоносцев была Никея, столица султаната турок-сельджуков, лежащая на византийской военной дороге через Малую Азию. Затем, пройдя Малую Азию, необходимо было взять Антиохию, перед тем как двигаться в Палестину. До того как на выручку осажденного крестоносцами города прибыли войска султана, Никея была окружена со всех сторон большей частью армии крестоносцев — при помощи византийских военных инженеров под командой Мануила Бутимитеса. Когда к городу подошли войска султана, их рассеяли отряды графа Тулузского и воинственного епископа Ле-Пюи, который возглавлял атаку лично, с помощью только воинов герцога Нормандского Роберта (он же граф Фландрский), поскольку остальная часть армии должна была перекрывать выходы из города во избежание неприятельских вылазок. Величественные укрепления города (построенные до турецкого завоевания византийцами) подверглись штурму — с отвагой и с использованием всех осадных орудий, которые союзники смогли подвезти и соорудить на месте. Защитники города сражались с такой же отвагой и за ночь восстановили поврежденные укрепления башни, на которую был направлен основной удар штурмующих и осадных средств, а также ликвидировали все подкопы, которые смогли определить. Провизия все еще продолжала поступать в город через озеро, лежащее перед западной стеной города, и крестоносцы, таким образом, были вынуждены просить императора прислать корабли для установления полной блокады. Согласно Анне Комнин, Алексей I надеялся на обращение подобного рода, чтобы показать крестоносцам, что они от него зависят. Он послал не только корабли, но и несколько отрядов своей армии, которые анонимный автор Gesta Frankorum [203] называет Turcopoles, «туркополи», что означает легкую кавалерию, возможно — конных лучников. Тем временем, чтобы не допустить разграбления города и ненависть к нему его будущих подданных, император приказал Бутимитесу тайно обсудить с гарнизоном условия сдачи. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно и готовится решительный штурм, гарнизон согласился сдаться, и утром, на которое был назначен штурм, крестоносцы увидели развевающийся над городом флаг империи. Лишившись славы, ожидаемой добычи и возможности выкупа, крестоносцы пришли в ярость, проклиная тайную дипломатию своего союзника, хотя их лидеры и могли быть информированы об этом плане заранее. Однако императору удалось утихомирить крестоносцев щедрыми подарками из золота и ювелирных изделий для их командиров, изысканной и обильной едой для простых воинов. И все же большая часть рыцарей была недовольна великодушным обращением с турецкими пленниками благородного происхождения.

После того как эта крепость уже не угрожала линиям коммуникаций, крестоносцы могли свободно двигаться по Малой Азии к Иконию (сейчас — Конья) и Антиохии (сейчас Антакья на самом юге современной Турции). Тем временем султан собрал вместе все силы сельджуков (вплоть до отрядов из Антиохии, Тарсуса, Алеппо и др.). Он затаился у низких холмов около места, где старая византийская военная дорога, вьющаяся меж гор, выходит на равнину около Дорилеи (сейчас — Эскишехир), примерно в 100 км (по прямой) к юго-востоку от Никеи.

Христианская армия двигалась двумя колоннами, возможно, для того, чтобы улучшить продовольственное снабжение и обеспечить себя достаточным количеством воды, а также чтобы сделать менее громоздким огромный обоз, состоявший из мирных жителей, священников, членов семей и разного рода спутников. Первый отряд, состоявший из французских и сицилийских нормандцев, северных французов и фламандцев, находился под командой Боэмунда и был усилен отрядом византийских войск. Колонна Боэмунда 29 июня 1097 года расположилась на отдых в долине Гаргона, недалеко от Дорилеи. Расположение крестоносцев с тыла было прикрыто рекой Бафус, переправа охранялась двумя конными отрядами. Вагенбург (временное укрепление, составленное из повозок) вокруг лагеря охранялся пехотой. Резерв под командованием самого Боэмунда находился на соседней высоте. Турки-сельджуки подошли со стороны Дорилеи, атаковали конницу Боэмунда и опрокинули ее. Затем турки ворвались в лагерь, оборонявшийся пехотой, и начали резню. Боэмунд отправил гонца в правую колонну Готфрида, а сам предпринял ряд контратак. Надежда почти угасла, пишет Фульхерий, когда подоспела колонна второго отряда под командованием Готфрида Бульонского. Турки отступили в исходное положение. Возглавивший войско крестоносцев Готфрид построил боевой порядок, расположив в центре пехоту, на флангах конницу и выделив резерв. Крестоносцы атаковали турок и обратили их в бегство.

Победа была одержана благодаря тому, что помощь подоспела вовремя. Если бы не подоспели войска Готфрида Бульонского, об исходе боя нельзя было бы сказать ничего определенного. До этого колонна Готфрида шла вместе с колонной Боэмунда, а затем ушла вправо, и некоторое время обе колонны двигались по параллельным маршрутам, сходившимся у Дорилеи. Вторая колонна в момент начала боя находилась в нескольких километрах. Через три дня после этого сражения крестоносцы продолжили свой марш по направлению к Сирии по возможности одной колонной [204]. Это заставило турок воздержаться от новых попыток ввязаться в большой бой. Турки теперь пытались помешать маршу крестоносцев, превращая страну, по которой двигались крестоносцы, в пустыню, лишив врага пищи и фуража. К тому же турки занимали эти земли уже на протяжении целого поколения и успели привести в упадок некогда цветущий и густонаселенный край. Мосты и дороги пришли в негодность либо из-за того, что не ремонтировались, либо из-за того, что намеренно разрушались, а все крупные емкости с водой были турками разбиты или отравлены. Вся информация о дорогах устарела, даже византийцы не могли сказать, что их ожидает на еще недавно имперской, а теперь вражеской территории, а немногие выжившие местные жители не всегда могли оказать помощь. Несколько последующих походов крестоносцев, похоже, игнорировали все советы, что приводило к их срыву [205]. Едва ли не самыми страшными врагами крестоносцев стали жажда и голод, косившие как людей, так и лошадей. Усталость, вызванная трудностями пересечения гористой местности, вместе с тяжелым климатом, отягощавшие войско большие обозы снижали боеспособность крестоносцев. Хотя местность и климат не позволяли содержать лошадей в надлежащем виде, тяжеловооруженный опытный христианский рыцарь мог довольно легко одолеть в рукопашной схватке почти любого сарацинского (то есть мусульманского) всадника, но, если противник быстро отступал, его редко можно было догнать. Атака рыцарской конницы в то время представляла собой не ту, что появилась позже [206], когда всадники неслись колено к колену с определенной скоростью; это был яростный, не знающий порядка порыв в полном галопе, который почти невозможно было контролировать после того, как она началась. На Анну Комнин атака конных рыцарей произвела столь глубокое впечатление, что она написала, что эти конники способны проделать брешь в стене Вавилона. [207] В Западной Европе долго не было пехоты с сопоставимой коннице выучкой.

Крестоносцы более позднего времени избегали опасных наземных маршрутов по Малой Азии благодаря тому, что итальянские торговые города, Пиза, Генуя и Венеция, торговавшие с Левантом, добились военно-морского господства в Восточном Средиземноморье, и после Второго крестового похода подавляющее большинство паломников и воинов двигалось в Святую землю по морю. К тому же византийцы воспользовались победой над турками-сельджуками для того, чтобы отвоевать Лидию, Фригию и другие земли в Малой Азии. Это открыло сухопутную дорогу в Сирию, которая теперь могла охраняться византийскими армией и флотом.

Следующая большая битва крестоносцев произошла у стен Антиохии в 1098 году. Этот город, который являлся одним из самых святых для христиан, турки-сельджуки захватили в 1084 году. Крестоносцы, измученные долгим маршем по гористой Малой Азии и сильно поредевшие, в октябре 1097 года начали долгую, семимесячную, осаду города. Мощные высокие стены и множество башен не позволяли взять город штурмом. Зимой 1097/98 года крестоносцы сами оказались на краю голода. Не все крестоносцы выдержали тяжелые условия и вернулись (надо думать, с позором) домой. Только когда наступила весна и прибыли инженеры и необходимые материалы из Константинополя, крестоносцы получили возможность начать правильную осаду.

Боэмунд, вдохновленный успехом графа Балдуина, которому удалось завоевать для себя Эдесское графство, решил стать хозяином Антиохии. Он настоял на своем желании на встрече с другими лидерами крестоносцев и использовал отъезд представителя императора. Приходилось торопиться, поскольку Кербога, эмир Мосула, готовился прийти на выручку Антиохии, а летом мог прибыть самолично сам византийский император (с армией), и тогда Антиохия стала бы принадлежать ему. Решив использовать византийскую тактику, Боэмунд, ничего не сказав своим товарищам, начал переговоры с одним командиром гарнизона, армянином по имени Фируз, который был недоволен своим турецким начальством. Армянский командир согласился сдать Боэмунду свой участок обороны, включавший огромную Башню двух сестер, ключевую башню южной стены города. Ночью нормандцы тайно вошли в башню, пробежали по стене, чтобы захватить соседние башни, и открыли двое ворот города, чтобы впустить в город своих боевых товарищей. После этого началась резня мусульман (турок и арабов) — мужчин и женщин — и грабеж. Только цитадель, расположенная высоко на горе рядом с городом, оставалась в руках турок-сельджуков.

Через пять дней эмир Кербога подошел к стенам города, только что взятого крестоносцами. Войско Кербоги значительно превосходило по численности измученных и оголодавших крестоносцев. Единственной надеждой, казалось, было теперь прибытие византийского императора, но он был слишком далеко.

На военном совете было решено, что единственной надеждой является крупная вылазка. Боевой дух армии сильно вырос после обнаружения под полом собора наконечника копья, которым, как считалось, был пронзен бок Христа. [208]

У крестоносцев погибло столь много лошадей, что большое количество рыцарей и сержантов были вынуждены присоединиться к пехоте, которой было суждено принять важное участие в сражении. Армия формировалась на улицах города, только несколько сот человек было оставлено для блокады цитадели — под командой графа Раймунда, слишком больного, чтобы покинуть свое ложе. Летописи совершенно по-разному описывают, как армия была разделена, но, по всей видимости, она состояла из шести отрядов, разбитых по национальностям. В первом были французы и фламандцы под командой Гуго Вермандуа. Вторым отрядом, из воинов Лотарингии, руководил Готфрид (Годфруа) Бульонский. Третий отряд, из французской Нормандии, возглавлял герцог Нормандский.

Четвертый, из Южной Франции, был под командой епископа Адемара. Пятый и шестой отряды, нормандцев Сицилии и Южной Италии, возглавлялись Танкредом и Боэмундом.

Крестоносцы начали марш на равнину, простирающуюся к северо-западу от города через реку Оронт (современная Аса), которая текла рядом со стенами, при этом они выстроились так, чтобы создать шеренгу, идущую от реки до горы. Река и гора были естественными препятствиями, мешавшими противнику зайти в тыл с флангов. Крестоносцы обнаружили преимущества этой позиции с защищенными флангами еще в первых боях под городом несколькими месяцами ранее. Сначала реку перешел самый правофланговый отряд, который после этого остановился, чтобы прикрыть переправу следующего. Затем на охрану вставал второй отряд — и так далее, пока не переправились все отряды. В первый раз во время похода пехота была выдвинута перед кавалерией, возможно, для того, чтобы турецкие конные лучники не могли достать своими стрелами лошадей крестоносцев.

По всей видимости, один из подчиненных Кербоги убедил его начать атаку на христиан в то время, как они будут пересекать реку. Но с нападением Кербога опоздал. Епископ Адемар с отрядом не успел достичь гор до того, как несколько тысяч турок пронеслись мимо головной части его колонны, чтобы напасть на отряды Танкреда и Боэмунда, находившиеся в резерве. Эти отряды не дали туркам выйти в тыл христианам. При этом им пришлось принять на себя удар главных сил турецкой армии. Пехота христиан начала двигаться вперед, а поскольку турки не могли обойти ее с фланга или пробиться сквозь нее, они начали отступать. В критический момент сражения несколько важных эмиров дезертировали с поля боя. Отход турки решили замаскировать, поджигая траву. При этом не только образовалась дымовая завеса, но и разгорелся огонь, который почти невозможно было преодолеть на лошадях.

Поскольку в этот день войсками командовал Боэмунд, именно ему следует приписать изобретение нового тактического приема совместных действий пехоты и кавалерии, который позднее в Иерусалимском королевстве станет стандартной практикой. Византийцы использовали кавалерию и пехоту вместе, но обычно ставили пехоту во второй линии, для подкрепления конницы, если та отступала. Тактика Боэмунда, похоже, уже использовалась в некоторых сражениях его отца в Италии и определенно не была совсем отлична от той, что использовалась нормандцами при Гастингсе.

Антиохия была спасена. Цитадель сдалась Боэмунду по предварительному тайному соглашению, ее командир отказался встать под знамена Раймунда Тулузского и позднее поступил на службу к Боэмунду. Это привело к длительным ссорам между теми, кто (как граф Раймунд и епископ Адемар) желал хранить верность клятве императору, и теми, кто по разным причинам поддерживал Боэмунда. К сожалению, епископ Адемар внезапно скончался — по всей видимости, от тифа. Он не только давал мудрые советы и проявлял отвагу на поле боя, но был хорошим дипломатом при общении с Восточной (православной) церковью и никогда не заявлял о превосходстве своей, Римско-католической церкви [209] и ее главы, папы римского. На него смотрели как на неофициального лидера Крестового похода не только из-за его личного авторитета, но и как представителя папы. Последующие разногласия среди крестоносцев усилились, когда встал вопрос, когда следует продолжить поход на Иерусалим [210].

С военной точки зрения прекрасным примером успешного применения хорошо разработанной тактики Иерусалимского королевства является битва при Арсуфе в 1191 году, во время Третьего крестового похода. Она не окончилась полной победой, поскольку Саладин (Салах-ад-Дин) на следующий день был в состоянии сражаться снова, но она сильно подняла боевой дух крестоносцев после ужасного поражения у Тивериадского озера в 1187 году и потери Иерусалима. То, что Саладину не удалось прийти на подмогу защитникам Акры, нанесло сильный удар по его престижу.

Феодальное Иерусалимское королевство с великим княжеством Антиохия и графствами Эдесса и Триполи получили возможность существовать только из-за того, что исламские правители действовали по отдельности после распада Сельджукского султаната и из-за соперничества турок-сельджуков и властей Египта [211]. Как все феодальные государства, Иерусалимское королевство раздирали ссоры между близкородственными семьями феодалов, которые к тому же враждовали и с королем. Королевство было ослаблено еще и тем, что на троне сменяли друг друга слабые правители, неспособные утвердить королевскую власть или приструнить своих вассалов. Король не мог действовать без оглядки на своих могущественных вассалов, поскольку его власть была ограничена государственным советом — так называемой Высокой палатой, состоявшей из крупнейших феодалов. Вдобавок к прочим несчастьям, число колонистов из Европы было невелико, да и те были отделены религией от своих подданных — мусульман, христиан-монофиситов (армян) и тем более иудеев. Смешанные браки между представителями правящего класса и местным населением были крайне редки, хотя являлись обычным явлением среди сержантов, составлявших опору армии. Коренные жители, за исключением, пожалуй, армян, были плохими солдатами. Еще одним негативным фактором было то, что Восточная Римская (Византийская) империя порой была антагонистом по отношению к Иерусалимскому королевству.

Главной силой королевства были военные ордена, которые являлись к концу XII столетия самыми большими земельными собственниками и организовывали постоянный приток рекрутов из Европы. Рыцари военных орденов выросли в странах Европы, не были истощены нездоровым местным климатом и не были испорчены контактами с привыкшими к роскоши южными народами. Эти люди давали клятву защищать свою религию, и их не обременяли феодальные амбиции. Они составляли основную часть регулярной армии (рыцари и сержанты) и, имея долгий непрерывный срок службы и хорошо владея воинским искусством, постоянно находились в Святой земле, в отличие от множества воинов из паломников, которые оставались только на одну-две военные кампании, после которых возвращались назад.

Закат Иерусалимского королевства начался с объединения мусульман Сирии с мусульманами Египта при Саладине (Салах ад-Дин), курде, который начинал в свите Ширкуха, военачальника сирийского султана Нур-ад-Дина. Участвовал в военных экспедициях в Египет, в 1169 году захватил там фактическую власть и управлял им в качестве везира. В 1171 году принял титул султана Египта (после того, как юный халиф из рода Фатимидов скончался, не оставив после себя наследника). Смерть его номинального господина, Нур-ад-Дина, и почти одновременная смерть Амальрика I (правил в 1163–1174), возможно последнего великого короля Иерусалима, сделала Саладина самой могущественной фигурой на Среднем Востоке. В 1176 году император Мануил I Комнин был разбит при попытке уничтожить остававшийся в руках турок-сельджуков Иконийский султанат. Это был удар, сравнимый с катастрофой под Манцикертом столетием ранее. Когда Саладин завоевывал земли сирийских мусульман, он пытался заключить мир с христианами, но оба раза, в 1181 и 1186 годах, эти договоры были нарушены из-за алчности Рейнальда Шатильонского, сеньора Заиорданского. Его баронство простиралось через пустыню Негев от Мертвого моря до залива Акаба, и здесь шли караванные тропы, специально охраняемые по мирным договорам. В обоих случаях Рейнальд, беспечно относясь к политическим последствиям подобных действий, захватил мусульманские караваны и отверг все обращения, даже своего короля, освободить пленников или вернуть награбленное.

В 1187 году Саладин, ставший, помимо Египта, хозяином Мосула, Дамаска и Алеппо, решил наказать Рейнальда (и не только его) за жестокость и за крупный морской набег в Красном море. Султан объявил «священную войну» крестоносцам в Палестине. Две армии — одна из самых сильных, которыми командовал Саладин (около 20 тысяч), вторая — из почти всех сил Иерусалимского королевства из примерно 1200 рыцарей, многочисленной легкой кавалерии и примерно 10 тысяч человек пехоты (всего около 20 тысяч), встретились при Хаттине у Тивериадского озера. Здесь почти все силы христиан, измученных переходом через знойную пустыню, были уничтожены, и только 200 рыцарей сумели пробиться назад. Король и большинство крупнейших феодалов королевства были захвачены в плен. Саладину после взятия Иерусалима достался и Святой крест. Все пленные члены военных орденов по приказу Саладина были подвергнуты смерти. К концу 1188 года почти все крепости и города королевства были захвачены без особого сопротивления, поскольку их гарнизоны были взяты в армию, потерянную 4 июля 1187 года у Тивериадского озера (у холма Хаттин). В руках христиан оставались только Триполи и Антиохия, Крак-де-Шевалье и еще две крепости удерживались рыцарями военных орденов. Держался также Тир.

Когда вести о падении Иерусалима и потери Святого креста дошли до Западной Европы, это вызвало всеобщий ужас. Папа Григорий VIII обратился с воззванием организовать новый Крестовый поход. Помощь была послана почти немедленно Вильгельмом Сицилийским, и своевременное прибытие решительного командира высокого ранга в лице Конрада, маркиза Монферратского спасло Тир, который стал плацдармом для всех, кто стал прибывать позже. Английский король Генрих II и французский король Филипп II Август заключили мир и приготовились идти маршем под знаменем Святого креста. На оплату экспедиции стал взиматься специальный налог, «десятина Саладина». В данном случае англичан повел Ричард I Львиное Сердце, поскольку его отец скончался, не успев отплыть. Английский и французский короли, однако, скоро снова поссорились, в результате чего смогли двинуться в путь только в 1190 году, но и при этом никак нельзя сказать, что они торопились. Когда летом следующего года они прибыли в армию христиан, она осаждала Акру, а эту армию саму осаждал Саладин. Ричард прибыл с английским флотом примерно из 100 кораблей, которые прошли через Гибралтарский пролив и взяли на борт английскую армию в Марселе, а самого короля — в Мессине, где английский и французский короли пережидали зиму и ссорились. По дороге в Акру Ричард захватил Кипр, что дало ему много дополнительных средств для финансирования своей кампании. Позднее Кипр стал надежной базой для крестоносцев. Буйный характер Ричарда, высадившегося на берег Святой земли, вдохнул новую жизнь в войска, осаждавшие Акру, и к июлю город снова был в руках христиан. Король Франции Филипп после этого вернулся домой, но при этом оставил значительную часть своей армии под командой Гуго III, герцога Бургундского и Генриха (Анри) Шампанского, графа Труа. После отплытия французского монарха вся наземная армия находилась под командованием английского короля.

22 августа Ричард повел свои войска из Акры по прибрежной дороге к порту Яффа (ныне в черте Тель-Авива) в 100 км к югу, где он планировал создать базу для наступления на Иерусалим. Этот марш, похоже, был неплохо организован, поскольку в нем не было ошибок, которые привели к провалу других экспедиций, — хотя мы не знаем, чем объяснялся успех марша: собственным вдохновением Ричарда или советами опытных рыцарей Иерусалимского королевства [212]. Женщинам не разрешили сопровождать армию (за исключением прачек). Чтобы избежать голода, который стал причиной неудач столь большого числа предыдущих экспедиций крестоносцев, армия регулярно снабжалась специальным флотом, особенно потому, что в данной экспедиции вьючных лошадей не хватало, а Саладин проводил политику выжженной земли. Армия была вынуждена делать короткие переходы, отправляясь в путь прохладным утром и останавливаясь на отдых каждый второй день, когда провизия сгружалась на берег. Самый большой одиночный переход, похоже, составлял 21 км между Атлитом и Эль-Мелатом, а весь марш занял 19 дней [213]. Надо принять во внимание, что армия была под почти непрерывными наскоками легких сил Саладина и что боевые порядки движения на марше предусматривали быстрое разворачивание в боевой порядок. Бесценная в этих условиях кавалерия должна была двигаться одной колонной, разделенной на 12 отрядов, с королевским штандартом на повозке в центре. Для того чтобы не допустить вражеских конных лучников на расстояние выстрела из лука, колонна конницы имела на флангах колонны пехоты, также разделенные на 12 отрядов. В этой пехоте было много лучников. Держась берега, армия получала гарантию того, что ее не окружат. Можно сказать, что использовалась тактика второго сражения при Антиохии, приспособленная к движению колонны на марше. Два самых опасных места в походном порядке, авангард и арьергард, попеременно занимали опытные воины — конные рыцари тамплиеры и госпитальеры. Нехватка вьючных животных означала, что значительная часть пехоты была вынуждена нести поклажу на себе и что эта группа вынуждена была двигаться между берегом и отрядами кавалерии. Согласно одному свидетелю-мусульманину, эти пехотинцы несли поклажу по очереди, чтобы иметь возможность отдохнуть.

Армия Саладина состояла не только из турецких конных всадников, но имела также силы из Египта: большой отряд нубийских пеших лучников и отряд тяжелой кавалерии, которая, как сообщает один мусульманский очевидец, была вооружена и экипирована не хуже крестоносцев, так что иногда их трудно было различить. Саладин выбрал тактику постоянных атак частью своих сил, скрывая в то же время остальные войска за холмами, идущими вдоль узкой равнинной прибрежной полосы. Атаки производились в основном по тылам колонны крестоносцев в надежде, что продвижение арьергарда удастся замедлить, он немного отстанет от основной колонны и это позволит мусульманам его разбить. Была надежда также на то, что рыцарей удастся втянуть в стычку и, оторвав от пехоты, окружить, после чего конные лучники Саладина смогли бы перебить лошадей крестоносцев. Анна Комнин пишет, что «франки» были непобедимы верхом, но становились бессильными спешившись».

Не знающая границ энергия Ричарда и его командирские качества вызывали столь большое доверие, что, хотя экспедиция и состояла из людей разных народов, все они держались вместе, и это помогло отразить множество атак. В конце концов Саладин был вынужден вступить силами всей своей армии в ближний бой, когда экспедиция уже почти дошла до небольшого городка Асруф, где лес из толстых дубов тянулся на 5 км вдоль берега и где сарацины могли до самого последнего момента таиться в засаде.

С ужасающими военными кличами, под музыку литавр, труб и цимбал сарацины обрушились на крестоносцев, направив особенно большие силы на арьергард, который в тот день прикрывали госпитальеры. Христианская армия медленно пробивала себе дорогу; тамплиеры авангарда с трудом смогли дойти до рощ и фруктовых садов Асруфа; прикрывавшие арьергард силы постоянно были вынуждены оборачиваться и отбивать атаки, все время теряя лошадей и изнемогая от жары под высоко стоящим в небе сирийским солнцем. Сарацины сблизились с госпитальерами, чтобы начать ближний бой на мечах и булавах. Магистром госпитальеров было послано несколько сообщений Ричарду — с просьбой ввести в бой все силы армии, но король хотел выждать, пока все войско Саладина построится в боевой порядок. В конечном счете госпитальеры не могли больше стоять на месте и под командой маршала и Балдуина де Карью начали сражение. Их примеру стали по очереди следовать соседние отряды конницы. Почти в это же время Ричард I дал сигнал к атаке, который был отдан звуками шести труб, после чего пехота открыла проходы для отрядов конных рыцарей. Четыре конных отряда левого фланга обрушились на пехоту сарацин, заставив ту бежать, но, поскольку остальная часть армии Саладина успела выстроиться в линию, бежавшие смогли за ней укрыться раньше, чем христиане смогли их догнать. Очевидец из армии сарацин, секретарь Саладина, описывает быстрый распад боевого порядка его армии.

Преследование было коротким и хорошо управляемым. Крестоносцы хорошо усвоили предыдущие уроки и больше не преследовали врага, чтобы не расстроить свои боевые порядки и чтобы лошади не устали. Они вернулись обратно и еще два раза произвели короткие атаки, чтобы прогнать противника с поля боя.

Грамотная защита Ричардом Яффы, которую перед этим он захватил практически сразу, дает нам пример новой тактики использования пехоты. Король использовал отряд всего в две тысячи человек пехоты — по большей части из Италии, — а также 50 рыцарей и 15 лошадей. Он выстроил свои силы за низкой оградой из кольев, что использовались для установки палаток, и эта пехота смогла отразить атаку кавалерии; также Ричард разделил своих солдат так, чтобы каждого лучника сопровождал копьеносец. Вражеская кавалерия не могла пробить строй копейщиков, в то время как лучники поливали ее градом стрел. Обоих при этом защищал большой щит копьеносца, установленный на землю так, чтобы вместе с соседними щитами образовывать непрерывную стену.

Была ли эта тактика создана Ричардом или она пришла из Италии, мы сейчас судить не можем. Известно, что законы города Флоренции 1259 и 1260 годов описывают пехоту города разделенной на отряды арбалетчиков и лучников. Командиры копейщиков должны были следить, чтобы мулы, перевозящие щиты, всегда двигались близко к лучникам; если это правило не соблюдалось, то платился штраф минимум в 100 солидов для командира и 10 для солдата. В данных законах тактика очень близка к той, что была использована при Яффе. В Библии Мациевского (Мацейовской Библии) около 1250 года (Библиотека Пьерпонта Моргана, Нью-Йорк) показаны арбалетчики, укрытые щитами и прикрываемые другими солдатами (фото 7).

Сам Ричард так и не достиг Иерусалима, но его успех под Асруфом серьезно подорвал репутацию Саладина, а захват Кипра надолго продлил существование владений крестоносцев в Палестине, поскольку Кипр стал промежуточной базой, с которой можно было наступать на сарацин. Саладин (Салах-ад-Дин) скончался через два года (1193), и среди его наследников, Айюбидов, возникли усобицы. Это дало крестоносцам временную передышку.

Примечания:

1

Тем более что сохранялась Восточная Римская империя со столицей в Константинополе. — Ред.

2

Самый мелкий дворянский титул, ниже баронета. — Пер.

11

Алеманны — одно из германских племен. — Пер.

12

В 451 году франки участвовали на стороне римлян (во главе с Аэцием) в грандиозном сражении на Каталаунских полях, где гунны и их союзники, ведомые Аттилой, были разбиты. — Ред.

13

Отсюда династия Меровингов. Под его руководством и верховным командованием римского полководца Аэция франки сражались в 451 году на Каталаунских полях. — Ред.

14

Mattingly Н. Tacitus on Britain and Germany. Penguin Books, 1948. P. 105, 106, 112–113, 118.

15

Изменились, и сильно — после службы «федератами», битвы на Каталаунских полях и др. — Ред.

16

Авторство «Стратегикона» долго приписывалось императору Маврикию (582–602). Однако позже было доказано, что Маврикий не автор этого трактата. В исторической литературе автора называют Псевдо-Маврикием. — Ред.

17

То есть в данных двух случаях в армии Восточной Римской империи (в 395 году Римская империя окончательно разделилась на Западную и Восточную). — Ред.

18

Пилум использовался аналогично, лишая противника щита. — Ред.

19

Франциска могла быть с одним и двумя лезвиями, к ней привязывалась веревка, за которую франкский воин мог подтягивать секиру после метания на близкую дистанцию. — Ред.

20

Pirling R. Germania. XLII. 1964. P. 188–216.

21

Так называемых речных. — Пер.

115

Воинов Вильгельма Завоевателя — офранцуженных норманнов и французов. — Ред.

116

Городок в Тоскане, в 37 км на юго-юго-запад к Флоренции. — Ред.

117

Зато полвека, вплоть до битвы на реке Лех в 955 году, Германию терзали венгры. — Ред.

118

Который произошел в 843, во Франции Каролинги продолжали править до 987. — Ред.

119

У германских племен и в раннефеодальных государствах Западной Европы свободно отчуждаемая наследственная индивидуально-семейная собственность, как движимая, так и недвижимая, свобода отчуждения которого была ограничена родовым обычаем. Позже, когда обычаи утратили силу, аллодом стали называть полную земельную собственность. — Ред.

120

В России говорилось «на кормление». — Ред.

121

Даровавшей и подтверждавшей некоторые права и привилегии рыцарства и горожан. — Пер.

122

Борьба, в которой папа-реформатор Григорий VI требовал от Генриха IV отказаться от своих прав над церковью на территории Германии. — Пер.

123

«Саксонское зерцало» — сборник германского феодального права. Составлен в конце XII — начале XIII века анхальтским судьей Э. фон Репковом. — Ред.

124

То есть вассалов вассалов. — Ред.

125

1129–1195; в 1139–1180 герцог Саксонии, в 1156–1180 Баварии. — Ред.

126

Пролив Ла-Манш, который в Англии называют Английским каналом. — Пер.

127

То есть обязанность служить королю с оговоренным числом рыцарей. — Пер.

128

Весьма жесткими, иногда зверскими методами — были случаи, когда завоеватели сжигали восставшие деревни полностью, поголовно убивая всех жителей. — Ред.

129

«Книга баронов» (лат.). — Пер.

130

От фр. banniere, знамя — рыцарь, имеющий право вести в бой группу (отряд) воинов, часто также рыцарей под собственным знаменем. Статус баннерета не обязательно означал принадлежность к дворянскому сословию, хотя, как правило, баннереты были дворянами. Рыцарь-баннерет стоял выше в иерархии, чем рыцарь-бакалавр (который мог сражаться только под чужими знаменами), но ниже, чем барон или баронет. — Ред.

131

Часть графства в Англии. — Пер.

132

Тайная организация мусульманской (шиитской) секты исмаилитов, основанная иранцами в конце XI века для борьбы против династий Сельджуков, господствовавших в Иране с середины XI века. С начала XII века действовали также в Сирии и Ливане — против крестоносцев и др. — Ред.

133

Автор преувеличивает. Англия была тогда периферией и экономически и политически, а «институты правления» носили ярко выраженный отпечаток родо-племенной организации. — Ред.

134

Именно он при Гастингсе топором отрубил голову Гарольду; прямым потомком Ёсташа де Булонь является знаменитый путешественник Ранульф Файнес, в 1979–1982 годах осуществивший (со спутниками) первое в истории кругосветное путешествие через оба полюса Земли, в основном придерживаясь Гринвичского меридиана. — Ред.

135

Нормандцы и англичане (фр.). — Пер.

136

Опять преувеличение. При Гастингсе значительная часть саксов не имела защитного вооружения и была вооружена… каменными топорами. — Ред.

137

При этом спасла сбитого с коня короля Филиппа II Августа. — Ред.

138

Для нормандцев привычно было сражаться в пешем строю всегда. — Ред.

139

В основательно зачищенной Англии все было на порядок проще! — Ред.

140

Устар. «род», «происхождение» (фр.). — Пер.

141

Третий Вестминстерский статут, позволяющий каждому свободному человеку продавать свою землю или ее часть, но так, чтобы тот, кто получил ее в феод, держал бы эту землю от того же главного сеньора и за те же службы и обычные повинности, что и предыдущий владелец феода. — Пер.

142

В случае крайней необходимости (лат.). — Пер.

143

Одна марка после Нормандского завоевания была равна ⅔ фунта. — Пер.

144

В современной Англии не существует. — Ред.

145

Имеется в виду разгром крестоносцев у Тивериадского озера Салах-ад-Дином (Саладином). — Ред.

146

Графство Суффолк. — Ред.

147

Мстивших за вторжение англичан в 1214 году, когда французы их разбили при Ларош-о-Муане и (вместе с немцами и фламандцами) при Бувине. — Ред.

148

Если доживал. — Ред.

149

Французском и англосаксонском войске соответственно. — Пер.

150

Стефан Блуаский, 1097–1154; английский король в 1135–1154 — до этого французский феодал граф Блуа, племянник Генриха I, в 1139–1153 вел борьбу за власть с дочерью Генриха I Матильдой. — Ред.

151

Так в тексте. — прим. редактора fb2

152

Современные Бельгия, Нидерланды и Люксембург. — Пер.

153

700 пеших наемников-брабантцев графа Булонского, сражавшихся на стороне войска Оттона IV, были французами полностью перебиты. — Ред.

154

Экспедиции графа Пемброка по прозвищу Стронгбоу (Сильный Лук) по завоеванию Ирландии, начиная с 1169–1170 годов. — Ред.

155

Hereward the Wake, боролся с нормандцами Вильгельма Завоевателя. — Ред.

156

Стеганая защитная куртка, надевавшаяся также под доспехи. — Ред.

157

Головной убор (фр.). — Пер.

158

Р. ок. 1095; правил в 1130–1154, первый сицилийский король, объединивший нормандские владения в Сицилии и Южной Италии в одно весьма сильное государство. — Ред.

159

Были, и очень строгие. Еще в 1137 году французский король Людовик VI Толстый издал указ, по которому у всех посвященных в рыцари нерыцарского рода были отбиты шпоры на навозной куче. Рыцарями не могли стать сыновья духовных лиц, купцов, ремесленников и крестьян. Автор же приводит в пример Прованс, где сложились особые условия (альбигойская ересь катаров), существовавшие до 1209–1229 годов, когда в ходе альбигойских войн сектанты на юге Франции были в основном истреблены. — Ред.

160

Искусство управления лошадью достигло совершенства уже в глубокой древности, начиная с киммерийцев и скифов, а в дальнейшем совершенствовалось незначительно. — Ред.

161

Автор весьма наивен. Эта традиция древняя, и начало ее теряется в глубине веков. А тяжелая конница — изобретение негерманское. Настоящая, закованная в доспехи (всадник и лошадь) конница была характерна для иранцев (Персидская, затем Парфянская империя), хотя и Александр Македонский имел гетеров — тяжелую конницу. А традиции тяжелой конницы (и все, что ей сопутствовало) принесли, видимо, в Западную Европу ираноязычные сарматы и аланы. — Ред.

162

Английский король по прозвищу Безземельный. — Ред.

163

Если точнее, «Мемуары Жана сира де Жуанвиля, или История и хроника христианнейшего короля Людовика Святого» (1547). — Ред.

164

В Седьмой крестовый поход (1248–1250) в Египет, закончившийся пленением возглавлявшего его Людовика IX Святого. — Ред.

165

Роланд вполне реальное историческое лицо, франкский маркграф, префект бретонской марки, погибший в 778 году в Ронсевальском ущелье, прикрывая отход франкских войск Карла Великого из Испании. — Ред.

166

И посвящались в рыцари. — Ред.

167

«Похвальное слово» (лат.). — Пер.

168

Западноевропейские. — Ред.

169

Автор ничего не пишет о Восточной Римской (Византийской) империи, которая вплоть до погрома, учиненного в 1204 году крестоносцами Западной Европы, в полном объеме хранила и развивала наследие Античности и на голову превосходила в культурном отношении как диковатых западных крестоносцев (недавних варваров), так и «сарацин» — мусульман (арабов, турок-сельджуков и др.), вся культура которых основывалась на том, что было усвоено кочевниками-арабами (и, позже, турками в Иране и на Ближнем Востоке) в ходе завоевания, погрома и геноцида Сасанидского Ирана (включая Среднюю Азию) и восточноримских провинций Египта, Сирии, Северной Африки, а также вестготской (недавней римской) Испании. — Ред.

170

За выкуп: 10 золотых динаров (1 золотой динар — около 2,4 г золота) за мужчину, 5 золотых динаров за женщину, 1 динар за ребенка. Кто не внес выкуп — был обращен в рабство. — Ред.

171

Известный французский рыцарь Пьер дю Террайль Баярд (1476–1524; пал в бою в Италии), имел звание «рыцарь без страха и упрека». — Ред.

172

«Кратное изложение основ военного дела». — Ред.

173

Hoveden. Ed Stubbs. Т. II. London, 1876. P. 166.

174

Они и не хотели этого делать, считая турниры важным, если не важнейшим, средством повышения воинской выучки. — Ред.

175

Кольчуга для турнира (фр.). — Пер.

176

Купец Мауро. — Ред.

177

От слова hospitalis, гость по-латыни; первоначально слово «госпиталь» означало «странноприимный дом», то есть приют. — Ред.

178

Современный Бет-Гуврин (Бейт-Джибрин) на дороге из Аскалона (современный Ашкелон) в Хеврон (Эль-Халиль). Впоследствии они принимали участие в каждой военной кампании Иерусалимского королевства и получали в дар все больше ключевых замков. Им была отдана крепость Крак-де-Шевалье (ныне в Сирии, близ границы с Ливаном — чуть к северу. — Ред.

179

После того как в конце XII века крестоносцев выбили из Палестины, госпитальеры (иоанниты) обосновались на Кипре, а затем в 1307–1309 годах заняли остров Родос. Здесь они героически оборонялись от турок в 1440, 1444, 1480 и 1522 годах, но вынуждены были эвакуироваться, получив от императора Карла V Мальту. Здесь в 1565 году иоанниты вместе с местным населением и немногочисленной подмогой из Сицилии сумели устоять в ходе героической четырехмесячной обороны против турок. В 1798 году Наполеон Бонапарт изгнал рыцарей с Мальты, а англичане, захватившие остров в 1800 году, не собирались возвращать его рыцарям. — Ред.

180

1307–1309. — Ред.

181

Вильгельм, архиепископ Тирский с 1174 года. — Пер.

182

За выкуп. — Ред.

183

А движимое имущество — в пользу государей. — Ред.

184

Предшественником ордена был госпиталь в Иерусалиме (с 1120–1128) немецкоязычных паломников, разрушенный в 1187 году после падения Иерусалима. — Ред.

185

В 1199 году папа Иннокентий III подтвердил это своей буллой и определил задачи ордена, в частности борьбу с врагами католической церкви. — Ред.

186

Считается, что пруссы были близки к литовцам, однако с большой долей славянского и кельтского компонентов. — Ред.

187

Разгромленным в 1236 году литовцами. — Ред.

188

А затем государств, наследовавших халифату. — Ред.

189

В России они известны под названием половцы. — Пер.

190

Карин, ныне Эрзурум. — Ред.

191

Манцикерт (Маназкерт) — город, около которого турки разгромили войско императора Романа Диогена. — Пер.

192

Неверно. Реконкиста началась в 718 году, после разгрома арабов и иже с ними при Ковадонге на севере Испании, и продолжалась до 1492 года. — Ред.

193

Прекращение враждебных действий в дни, установленные церковью. — Пер.

194

Автор необъективен. Эта «толерантность» привела к тому, что уже в середине X века количество мусульман и иудеев в Испании превзошло число угнетаемых христиан. — Ред.

195

В отличие от выдуманного, чтобы прикрыть брешь в английской истории, Артура Сид Кампеадор (от арабского sidi, мой господин, и испанского campeador, воитель) — реальный испанский рыцарь Родриго Диас де Бивар, р. ок. 1040–1099, храбрейший, но часто алчный и жестокий воитель, прославившийся своими подвигами в ходе отвоевания родной земли. — Ред.

196

А также грабежами и геноцидом. — Ред.

197

В первом же бою плохо (или никак) вооруженные крестьяне были разгромлены турками-сельджуками и большей частью истреблены; оставшиеся проданы в рабство. Петр Амьенский, однако, сумел убежать и достиг Константинополя. — Ред.

198

Современный Таранто на юге Италии. — Ред.

199

Или Увискара, одного из предводителей нормандцев, овладевшего к 1072 году (совместно с братом Рожером) Южной Италией и Сицилией. — Пер.

200

Византийцы называли себя ромеями, то есть римлянами, будучи наследниками Римской империи. — Пер.

201

Примерно столько воинов действительно переправилось в Малую Азию. — Ред.

202

Действительно, столько осталось к концу похода от огромного войска, высадившегося в Малой Азии. — Ред.

203

«Деяния франков». — Пер.

204

Хотя и не всегда. — Ред.

205

Например, в Третьем крестовом походе (1189–1192) германский император Фридрих I Барбаросса, который вел свое войско отдельно, утонул во время переправы через одну из небольших рек Малой Азии. — Ред.

206

Например, атака рыцарского клина в начале Ледового побоища 5 апреля 1242 года, когда немцы врезались в русский боевой порядок и завязли в нем. — Ред.

207

Византийская тяжелая конница была, пожалуй, лучше. — Ред.

208

Многих голодных крестоносцев начали посещать видения. Священнику Петру из Прованса явился святой Андрей, указавший, где зарыт наконечник копья. И святыня действительно была найдена. — Ред.

209

Незадолго до Крестовых походов, в 1054 году, церковь раскололась на православную и католическую. — Пер.

210

Поход был продолжен только в ноябре 1098 года. В июне 1099 года, после трудных осад и взятия городов Марра и Акра, крестоносное войско (около 20 тысяч) подошло к Иерусалиму и осадило его. В это время египетский флот истребил или захватил весь генуэзский флот, который вез осадные средства и снабжение для крестоносцев. Только один корабль с осадной техникой прорвался, и это позволило довершить дело. А за несколько дней до штурма армия крестоносцев совершила крестный ход. После этого с невиданным энтузиазмом крестоносцы, используя доставленные осадные орудия, подготовили условия для отчаянного штурма 15 июля 1099 года, в ходе которого оборона мусульман не устояла. После кровавой бани внутри города крестоносцам еще хватило сил разбить 12 августа высадившееся у Аскалона египетское войско. — Ред.

211

Халифата Фатимидов (до 1171), затем Айюбидов (до 1250), позже мамлюков. — Ред.

212

Или тем, что он был таким коротким — 100 км против тысяч километров у других крестоносцев, которые не были англичанами и которым автор симпатизирует меньше. Впрочем, Ричард I был офранцуженным нормандцем и говорил только по-французски. — Ред.

213

! — Ред.