"Я не ворон, я вороненок, а ворон-то еще летает"[2]. Внешняя политика, например, определялась исключительно царем и министром иностранных дел или каким-либо другим лицом, с которым царь считал нужным проконсультироваться. Правительство как таковое не только не решало вопросов внешней политики, но даже и не обсуждало их. По словам Горчакова, одного из министров иностранных дел России XIX века: "В России есть только два человека, которые знают политику русского кабинета: император, который ее делает, и я, который ее подготавливаю и выполняю". Характеризуя собственную роль, Горчаков говорил, что "он только губка, которая впитывает в себя высочайшие указания"[4]. Если сегодня дать стране конституцию, заметил он по другому случаю, то завтра Россия распадется. По иронии судьбы, в тот самый момент, когда Александр II пересмотрел свои взгляды и готовился в 1881 г. даровать стране парламентскую хартию, он был убит революционерами. Этот террористический акт ознаменовал начало периода жестокой реакции и репрессий, характерных для правления Александра III. Потребовалась революция 1905 г., чтобы вырвать у несговорчивой царской власти конституционные свободы. Политические партии получили право на легальное существование, и появился в основном избираемый национальный парламент - Государственная дума. Но и тогда Николай II пытался, по-прежнему неумело и неэффективно, выступать в роли "неограниченного монарха", которого Основные законы провозгласили самодержавным императором Всероссийским. Подлинный парламентский государственный порядок так и не сложился, царизм сохранил свои позиции, чтобы быть сметенным революционным ураганом, который пронесся над русской землей в 1917 г.

Но даже народное восстание подобного размаха не в состоянии полностью все переменить. Ведь и в любой новой политической системе продолжают присутствовать, например, такие глубоко укоренившиеся элементы старой политической культуры, как отношение населения к правительству. Сотни лет царского самодержавия с его официальным культом правителя постепенно сформировали у значительной части простого народа, и особенно у крестьян, монархический склад ума. А гибель, уничтожение и бегство за границу в революционные годы многих представителей и без того немногочисленных высших и средних слоев населения позволили классу крестьян приобрести еще больший вес. Следует добавить, что промышленные рабочие, количество которых быстро возросло во второй половине XIX века (когда индустриализация в России набрала темп), во многих случаях сохранили тесные связи с родной деревней.

"Без царя - земля вдова", "без царя народ сирота". В этих пословицах нашел свое отражение миф о царе-батюшке. По-разному эту же самую мысль передают многие другие старые русские пословицы и поговорки ("Бог знает да царь", "Все во власти Божьей да государевой", "Богом да царем Россия сильна")[6].

Крупные народные бунты, которые время от времени сотрясали Россию на протяжении всей ее истории, свидетельствуют, что даже в самые мятежные периоды крестьянин обычно сохранял лояльность по отношению к царю или, во всяком случае, к идее царского правления. Известны восстания под руководством Ивана Болотникова и других крестьянских вождей в смутное время (1605-1613), бунт Степана Разина (1667-1671). Через столетие, во время царствования Екатерины II, вспыхнуло восстание под предводительством Емельяна Пугачева. Чернявский говорит о "царецентризме" этих повстанческих движений, подчеркивая тем самым тот факт, что они были направлены против помещиков и государственных чиновников, но под царским знаменем[8] призвали войска к выступлению от имени предполагаемого "истинного царя" великого князя Константина. История сохранила для нас и другие поучительные примеры. Когда в 70-е годы прошлого столетия представители радикальной интеллигенции "пошли в народ" и стали проповедовать крестьянам социализм в антимонархическом духе, последние заявили о многих из них в полицию. Таким образом, отсутствие в социалистической пропаганде молодых образованных радикалов идеи монарха помогает объяснить негативное отношение крестьянства к народникам. Положение изменилось лишь на рубеже нового столетия. К тому времени русские крестьяне, а также рабочие - выходцы из крестьян стали более восприимчивыми к революционной пропаганде немонархического характера.

Примечательно, что и в рассуждениях интеллигенции на первых порах присутствовали определенные монархические тенденции, несмотря на то что для нее было характерно довольно прохладное отношение к царизму. Эта тонкая прослойка критически мыслящих русских первоначально состояла из получивших образование отпрысков земельной аристократии. Однако уже к середине XIX века в нее стало вливаться все большее число разночинцев из числа тех немногих, которым посчастливилось получить высшее образование, Их волновал прежде всего "социальный вопрос", который до указа об освобождении 1861 г. в основном сводился к проблеме отмены крепостного права; но и здесь некоторые представители интеллигенции возлагали свои надежды на монархию как организатора этой важной реформы. Почему бы прогрессивному царю не отменить крепостное право, действуя сверху вопреки сопротивлению крепостников, которых Александр Герцен - выдающийся представитель интеллигенции 40-х и 50-х годов XIX столетия - назвал "плантаторами"? Таким образом, аболиционистски настроенная интеллигенция вместе с либеральными представителями русского общества из среды государственных служащих отдавала предпочтение не конституционной программе, осуществление которой, по их мнению, лишь усилило бы политическое влияние землевладельцев, а идее прогрессивного самодержавия. Виссарион Белинский, прогрессивный литературный критик и мыслитель 40-х годов, колебался между надеждой на всеобщее восстание крепостных крестьян и упованием на диктатуру царя, действующего во благо народа и против знати[10].

Проживавший в эмиграции в Западной Европе Герцен мыслил в том же направлении. Революция 1848 г. во Франции рассеяла его иллюзии и побудила пересмотреть прежнее увлечение Западом. Исходя из старого славянофильского представления о русских как о "социальном народе", он выдвинул идею о том, что русский крестьянин - это инстинктивный социалист, что мир (традиционная деревенская община в России) - это ядро будущего русского социалистического общества. Если, дескать, во Франции человеком будущего являлся работник, то в России человек будущего - мужик. И быть может, рассуждал он, именно экономически отсталой, еще не вступившей на капиталистический путь развития, но сохранившей старинные деревенские общины России предопределено самой судьбой повести весь славянский мир к социализму[13].

Представление о "якобинце Романове", осуществляющем из Санкт-Петербурга социалистические преобразования в России, было абсолютно утопическим, и радикалам со всей очевидностью пришлось бы испытать разочарование даже в том случае, если положения земельной реформы 1861 г. не оказались бы такими неудовлетворительными и не повлекли бы за собой серьезные крестьянские волнения. Последнее обстоятельство, однако, дало толчок росту революционного народничества 60-х годов. объявившего войну казенной России и видевшего в Александре II, которого сам Герцен раньше назвал "царем-освободителем", главного врага русского народа. Чернышевский и других революционные народники, отказавшись от всяких надежд на народного царя и прогрессивную автократию, стали утверждать, что российский монарх - это только верхушка аристократической иерархии и чем скорее она "погибнет", тем лучше. Серно-Соловьевич, например, стал одним из создателей революционного тайного общества "Земля и воля", предтечи организации "Народная воля", члены которой в конце концов убили Александра II. Перелом в умонастроениях нашел наиболее четкое отражение в прокламации студента Каракозова, в которой он разъяснял причины покушения (правда, неудачного) на царя в 1866 г. Русская история, говорилось в ней, показывает, что лицом, действительно виновным во всех страданиях народа, является не кто иной, как сам царь. Каракозов, в частности, писал: "Цари завели себе чиновников... и постоянное войско. Назвали их (чиновников) дворянами... и начали им раздавать земли... Сообразите это, братцы... и вы увидите, что царь есть самый главный из помещиков, никогда он не потянет на мужицкую руку, потому - он самый сильный недруг простого народа"[15]. Неудивительно, что в сложившихся условиях определенная часть интеллигенции оказалась восприимчивой к идеологии пролетарской социалистической революции, которую пропагандировали Карл Маркс и Фридрих Энгельс. К этому времени в ряде европейских стран уже существовали социал-демократические партии, исповедовавшие марксизм и действовавшие от имени промышленного пролетариата, своей главной опоры. В 1883 г. ставший марксистом народник Плеханов основал в Женеве, где он в то время проживал, группу "Освобождение труда" и тем самым положил начало русскому марксизму как организованному движению.

Первоначальным импульсом движения, наставником и организатором которого стал Плеханов, были поиски новых путей в русской революционной политике. В основу легли направленные против народничества труды Плеханова "Социализм и политическая борьба" и "Наши разногласия". В них он обрушился на "русских якобинцев". По его словам, концепция захвата власти тайной заговорщицкой организацией представляла собою "фантастический элемент" программы "Народной воли". Вызывала возражение уже сама идея "временного революционного правительства", выполняющего роль опекуна в отношении народа, который строит социалистическое общество. Диктатура революционной партии была ненужной и нежелательной; рабочие-де не захотят одну форму надзора заменить другой, и им не понадобятся наставники, когда они в будущем окончат революционную школу политического самовоспитания. Вместе с тем преждевременный захват власти какой-либо организацией вроде "Народной воли" (даже если предположить, что это осуществимо) неизбежно закончился бы крахом из-за отсутствия достаточной поддержки народа. А если такое правительство сохранило бы власть и попыталось бы ввести социализм сверху с помощью декретов, то результатом был бы "патриархальный и авторитарный коммунизм" или "перувианский (то есть иерархический и авторитарный) коммунизм". Поэтому революционному движению следовало отказаться от идей захвата власти в результате заговора и также от изобретения "социальных экспериментов и вивисекций" над русским народом с помощью диктатуры какой-либо революционной партии[17].

Вскоре после поступления осенью 1887 г. на юридический факультет Казанского университета Владимира исключили за участие в студенческой сходке. Затем полиция выслала его в имение дедушки, расположенное в Казанской губернии. В конце 1888 г. Владимир получил разрешение на проживание в Казани, куда к нему перебрались мать, сестры и младший брат. Через год семья переехала еще дальше вниз по Волге в Самару (ныне Куйбышев). В 1891 г. он сдал экстерном экзамены за юридический факультет Петербургского университета и затем недолго работал в Самаре помощником присяжного поверенного. В течение всего этого времени, однако, его целиком занимала и являлась предметом его читательского интереса вовсе не юриспруденция, а революция. Среди книг, в которые он погрузился с головой, были труды народников 60-х и 70-х годов. К любимым произведениям Александра, а теперь и Владимира, принадлежал социальный роман "Что делать?", который Чернышевский написал в 1862 г. в заточении в Петропавловской крепости в Петербурге.

В галерее портретов радикально настроенных мужчин и женщин, описанных в романе, особо выделяется легендарная личность Рахметова. По воле автора, он происходил из помещичьей семьи древнейшей аристократической фамилии. Вскоре после приезда в 16-летнем возрасте в Петербург для учебы в университете Рахметов, встретившись с молодым человеком радикальных взглядов, в корне меняется и всю дальнейшую жизнь посвящает делу революции. Он необычайно много читает. Путешествуя по Западной Европе, настаивает на передаче большей части унаследованного состояния выдающемуся, но бедному мыслителю и создателю новой философии ("какому-то немцу"). Занимаясь гимнастикой, соблюдая специальную диету (ветчина и черный хлеб) и даже работая бурлаком на Волге во время скитаний по России, он развивает в себе огромную физическую силу. Живет аскетически, не употребляет вина и отвергает любовь молодой женщины, на которой, возможно, охотно женился бы. Однажды он испытывает свою способность переносить боль, проведя ночь на ложе из острых гвоздей. О Рахметове и людях, подобных ему, Чернышевский писал: "Мало их, но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней - теин в чаю, букет в благородном вине, от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли".

Роман служил источником вдохновения нескольким поколениям русских радикалов. То, что роман вдохновил и Владимира Ульянова, подтверждается, помимо прочего, еще и тем фактом, что написанное им в 1902 г. революционное произведение - пожалуй, одно из наиболее исторически значимых - он озаглавил "Что делать?". Беседуя с друзьями в январе 1904 г. в одном из женевских кафе, Ленин подтвердил, что поступил так, памятуя о романе Чернышевского. Он с возмущением реагировал на пренебрежительный отзыв о художественных достоинствах романа и признал, что произведение оказало на него огромное влияние, особенно при повторном прочтении после казни брата. Ленин, в частности, сказал: "Он (роман) увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал. Это вещь, которая дает заряд на всю жизнь". Затем Ленин добавил: "Величайшая заслуга Чернышевского в том, что он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер, каковы должны быть его правила, как к своей цели он должен идти, какими способами и средствами добиваться ее осуществления"[19].

Многое можно сказать в пользу такой точки зрения. Хотя Ленин вначале и принял идею Плеханова о двух фазах революции в России, его мысль, однако, постоянно двигалась в направлении безотлагательного создания диктатуры революционной партии в целях преобразования российского общества на социалистических принципах, - той самой диктатуры, которую он учредил в 1917 г. Так, в 1905 г. Ленин выступил против меньшевистской тактики поддержки либералов в буржуазно-демократической революции, направленной на свержение царизма и придерживался плана слияния обеих фаз революции под "демократической диктатурой пролетариата и крестьянства"[21]. Следовательно, партия, захватив власть и управляя как диктатор в интересах построения социалистического общества в России, ни в коем случае не погрешила бы против марксизма. Таков был практический вывод, который проступал сквозь строки ленинского, на первый взгляд чисто теоретического сочинения, содержащего марксистскую концепцию государства

Революционная душа, которую Ленин вновь вдохнул в марксизм, была душой сугубо русской. Безусловно, учение о диктатуре пролетариата имеет важное значение в классическом марксизме. Правда, впоследствии марксисты социал-демократического толка, включая самого Энгельса (в конце своей жизни), предпочитали несколько преуменьшить значение этого учения. Но это учение не занимало того центрального места, которое отводил ему в марксизме Ленин. И диктатура пролетариата, которую имели в виду Маркс и Энгельс, не была диктатурой революционной партии, действующей в интересах пролетариата. Они вовсе не считали, что взявшим власть трудящимся для строительства новой жизни на социалистических принципах потребуется партия в качестве "учителя, руководителя, вождя". Возвышение диктатуры пролетариата до "сути" марксизма (как позднее сделал Ленин.

1 Пророческие слова, приписываемые Емельяну Пугачеву, казненному предводителю крестьянского восстания, которое в 1773 1775 гг. охватило Поволжье и было подавлено властями. (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М., 1950, т. 9, ч. 1, с. 78).

3 Нольде Б. Э. Петербургская миссия Бисмарка, 1859 - 1862. Прага, 1925, с. 39.

5 Даль В., Пословицы и поговорки русского народа. В 2-х тт. Т. 1. М., 1984, с. 189 - 191.

7 Chernavsky M. Tsar and People: Studies in Russian Ruler Myths. New Haven, 1961, р. 70.

9 Venturi Franco. Roots of Revolution. A History of the Populist and Socialist Movements in Ninteenth Century Rusisa. N. Y., 1960, р. 49.

11 Относительно подобных суждений см. статью "Русский народ и социализм" в: Герцен А. И. Избранные философские произведения. М., 1946, т. 2, с. 128 - 159. О самом Герцене и его взглядах см.: Malia Martin. Alexander Herzen and the Birth of Russian Socialism. Cambr., 1961. В начале 40-х годов Герцен являлся одним из главных участников дискуссий, которые велись в кругах московской интеллигенции между "западниками" (к ним принадлежал Герцен) и "славянофилами", видевшими в европеизации России трагическое разрушение древней русской культуры, основанной на русском православном христианстве и деревенской общине. Об этом см.: Hare. R. Pioneers..., ch. I - IV.

13 "Голоса из России". М., 1974, вып. 2, кн. 5, с. 32.

15 Keep J. L. H. The Rise of Social Democracy in Ru ssia. L., 1963, p. 6. В 1897 году население России насчитывало 129 миллионов человек. Крестьянство составляло 4/5 от общего числа.

17 Это вовсе не означает, что побудительные мотивы его дальнейшей жизни можно свести к столь простой формуле. Относительно реакции В.Ульянова на казнь Александра см.: Wolfe Bertram D. Three Who made a Revolution. Boston, 1948, р. 65 - 66. Об отношениях между братьями в детские годы, столкновениях их характеров см.: Valentinov Nikolai (Volsky N. V.) The Early Years of Lenin (Ann Arbor, 1969), p. 118 - 122. О преклонении Владимира перед казненным героем-братом см.: Fisher Louis. T he Life of Lenin. N.Y., 1964, p. 17. Фишер убедительно показывает, что потрясение и возмущение Владимира, вызванное случившимся с Александром, усилило сожаление, что он не был близок со своим героем-братом. Более поздние исследования, проливающие свет на ранние годы жизни Ленина, см.: Theen Rolf H. W. Lenin: Genesis and Development of а Revolutionary. Philadelphia, 1973.

19 Валентинов Н. Встречи с Лениным, с. 117.

21 Ленин В. И. Там же., т. 33, с. 26.