Однако в конце концов сформировали Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац), и Сталин получил куда более громкий титул "народного комиссара", которым пришедшие к власти большевики, стремились подчеркнуть собственное отличие от министров буржуазных правительств. Но на первых порах никакого учреждения как такового не существовало, был лишь мандат на его образование. В этом деле Сталину помогал некий С. С. Пестковский, большевик польского происхождения, который обратился к нему с просьбой определить на работу в революционном правительстве и получил должность заместителя комиссара. Сначала они обосновались в одной из комнат Смольного, где Пестковский нашел свободный стол, придвинул его к стене и прикрепил над ним записку "Народный Комиссариат по делам национальностей". Когда Пестковский сказал, что им потребуются деньги, Сталин навел справки и отправил его к Троцкому со словами: "У него есть, он нашел их в бывшем министерстве иностранных дел". Пестковский получил у Троцкого три тысячи рублей, и комиссариат начал функционировать[3].

В первые лихорадочные месяцы большевистского правления Сталин мог уделять комиссариату только часть своего времени, так как вместе с другими ответственными работниками партии постоянно участвовал в обсуждении и принятии важных решений. На заседании 29 ноября 1917 г. Центральный Комитет предоставил четверке (Ленину, Сталину, Троцкому и Свердлову) право решать "все экстренные дела" с условием, что в этом будут непременно участвовать другие члены ЦК, в тот момент находящиеся в Смольном5. Ночи Сталин часто проводил в одной из комнат Смольного, где был установлен телеграфный аппарат, по необходимости связываясь с политическими функционерами в любой точке страны. Троцкий, оспаривая правомерность мнения Пестковского о Сталине как заместителе Ленина, тем не менее подтверждает, что он, являясь "членом штаба Ленина, выполнял разные поручения"[7].

В задачу Сталина не входило (если не считать Финляндии) руководить расформированием бывшей Российской империи. Напротив, под руководством Ленина он стремился сплотить как можно больше народностей в границах нового государства, названного в принятой в июле 1918 г. Конституции Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой (РСФСР). До принятия в январе 1924 г. второй Советской Конституции, в соответствии с которой страна стала официально именоваться Союзом Советских Социалистических Республик, Российская Федерация (РСФСР) состояла в договорных отношениях с формально самостоятельными Украинской, Белорусской и Закавказской республиками. В 1924 г. четыре союзные республики объединились в СССР. В подготовке обеих конституций участвовал и Сталин. Представляя Наркомнац в комиссии, созданной под председательством Свердлова для выработки Конституции 1918 г., он отстаивал разновидность федерализма, основанного на национально-территориальных формированиях9. Так сложилась национальная политика, которой в последующем было суждено воплотится в формуле советской культуры, "национальной по форме и социалистической по содержанию".

Главная задача Наркомнаца состояла в том, чтобы проводить в жизнь политику национально-территориальной автономии. С этой целью комиссариат был организован по национальным направлениям. В его рамках действовали польский, белорусский, латвийский, еврейский, армянский и мусульманский комиссариаты, а также отделы по делам небольших национальных групп, проживающих на территории России (эстонцев, немцев Поволжья, киргизов, калмыков и горцев Кавказа). После создания в 1918 г. в порядке эксперимента Татаро-Башкирской автономной республики мусульманский комиссариат получил такое же название. Наркомнац выпускал еженедельную газету "Жизнь национальностей" и различные печатные издания на языках всех других народностей. В результате проведенной в 1920 г. реорганизации национальные комиссариаты превратились в обычные отделы, а при Исполкомах областных Советов появились соответствующие секции. В том же году был создан Совет национальностей, который являлся совещательным органом Наркомнаца и в котором заседали представители всех, проживавших на территории РСФСР, народностей. В соответствии с положениями Конституции 1924 г. Совет национальностей стал второй палатой законодательного собрания СССР, а Наркомнац распустили, как выполнивший возложенную на него задачу[11].

Заместитель Сталина Пестковский проявил при создании Наркомнаца творческую инициативу, а поскольку Сталин не мог уделять этой работе много внимания, его заместитель, как видно, продолжал обеспечивать организационное руководство в течение 20 месяцев своей службы в комиссариате. Впоследствии Пестковский писал, что разделял взгляды работавших в Наркомнаце левых коммунистов. Они считали, что территориальное деление следует проводить по экономическому, а не по национальному признаку, как того хотел Сталин. Он также вспоминал, что Сталин осуществлял личный контроль за политикой в отношении восточных народностей, передоверив ему (т. е. Пестковскому) работу среди национальностей западной части страны: поляков, латышей и т. д.[13]. Этот способный и скромный человек, первый личный секретарь Сталина, позже стал и первым его биографом.

Начиная с июня 1918 г. повседневная деятельность Сталина в правительственном аппарате отошла примерно на два года на задний план и уступила место усилиям по преодолению кризиса, в котором оказалась новая власть. Как и многие другие партийные руководители, он отдавал все силы решению первостепенной задачи спасения революции в условиях военной конфронтации с белыми. Короче говоря, Сталин отправился на войну.

Хотя судьба большевистской революции во многом зависела от поведения крестьян, она главным образом опиралась на городское население. Захватить власть в Петрограде, Москве и других крупных городах удалось за несколько недель без большого кровопролития. Однако при наличии общественных сил, не примирившихся с революцией, а также в условиях царившего на большей части огромной страны хаоса, трудностей на транспорте и в средствах связи, существования очагов вооруженной контрреволюции, относительно спокойный начальный этап революции неизбежно должен был смениться и действительно сменился ожесточенной гражданской войной 1918 - 1920 гг.

Белые армии выступили под командованием бывших генералов царской России, таких как Деникин, Юденич, Врангель. Возникли местные антибольшевистские правительства, в том числе в Сибири, в Омске, во главе с адмиралом Колчаком. Военное вмешательство извне (главным образом со стороны Франции, Великобритании, Японии и Соединенных Штатов) не ограничилось поставками белым боеприпасов и снаряжения; была осуществлена и прямая вооруженная интервенция. У красных тем временем появился талантливый военачальник Троцкий, который оставил Наркоминдел, чтобы стать народным комиссаром по военным и морским делам и председателем Реввоенсовета Республики. В результате мобилизации (сначала проведенной среди рабочих Петрограда и Москвы) Красная Армия к концу 1918 г. уже насчитывала 800 000 бойцов, а через год их число выросло вчетверо.

Наиболее критическое положение сложилось летом 1918 г. Германская армия оккупировала Украину и другие территории, отторгнутые от России по условиям Брестского мира. На востоке и юго-востоке антибольшевистские силы контролировали часть Поволжья и Донскую область. Фактически власть Советов ограничивалась территорией исторически сложившейся центральной России - областями, примыкающими к Петрограду и Москве, а также к югу и юго-востоку от столицы. Кризисную ситуацию еще больше усугублял голод. Разруха в промышленности, инфляция нарушили нормальный обмен между городом и деревней. Практически отсутствовал всякий стимул, который мог бы побудить крестьян везти в город хлеб и другие продукты. В подобных условиях борьба за выживание нового строя стала, по существу, борьбой за хлеб. По деревням отправили вооруженные продовольственные отряды, которые силой отбирали хлеб. Желая при конфискациях заручиться поддержкой части крестьян, власти создали во многих деревнях "комитеты бедноты". В них вошли беднейшие крестьяне (часто сами голодавшие), которые должны были помочь Советам организовать изъятие хлеба у кулаков и у других лиц, подозреваемых в укрытии излишков зерна. За это члены комитетов получали установленную долю конфискованного хлеба. В итоге сама деревня превратилась в арену кровопролитнейшей классовой борьбы.

Таковыми были обстоятельства, при которых возникла система "военного коммунизма" и которые заставили декретом от 2 сентября 1918 г. объявить Советскую республику "военным лагерем". "Военный коммунизм" представлял собой соединение чрезвычайных военных мер с социалистическими догматами. Помимо изъятия зерна, его основными чертами являлись: крайняя централизация экономики, стремление государства почти полностью сосредоточить в своих руках промышленное производство и распределение, мобилизация трудовых ресурсов, попытки отменить деньги и перейти к прямому натуральному обмену[15].

Распоряжался Сталин со свойственной ему деспотичностью и быстротой. Позже Ворошилов вспоминал, что вскоре после прибытия Сталина в Царицын была проведена реорганизация воинских частей на фронте и "железной беспощадной метлой прочищен тыл". В отношении приехавших из Москвы инженера Алексеева и его двух сыновей заподозренных в контрреволюциониой деятельности, приказ Сталина был коротким: "Расстрелять". По одному лишь подозрению в заговоре против большевиков сразу же расстреляли не только Алексеева и его сыновей, но и ряд других лиц[17]. И она действительно не дрогнула.

В августе 1918 г. Троцкий выехал в бронепоезде на восток и расположился в небольшом городе Свияжске, на берегу Волги близ Казани. Здесь он объединил деморализованные части красных в боеспособную силу, которая в начале сентября после сражения, названного "Вальми русской революции"[19]. Такое дерзкое домогательство Сталина увенчалось успехом. 19 июля Реввоенсовет Республики создал Военный совет Северо-Кавказского военного округа во главе со Сталиным. Ему поручалось "навести порядок, объединить отряды в регулярные части, установить правильное командование, изгнать всех неповинующихся". На телеграмме о назначении имелась пометка: "Настоящая телеграмма отправляется по согласованию с Лениным"[21]. С прибытием специальной комиссии, расследовавшей обстоятельство дела, Снесарева освободили и перевели командиром на другой участок фронта. Штабным работникам, однако, повезло значительно меньше. Баржа по неизвестным причинам внезапно затонула вместе со всеми находившимися на борту[23]. В ответ Троцкий 4 октября телеграфировал Ленину:

"Категорически настаиваю на отозвании Сталина. На Царицынском фронте неблагополучно несмотря на избыток сил. Ворошилов способен командовать полком, а не пятидесятитысячной армией. Я оставлю его командующим царицынской армией на условии подчинения командующему Южным фронтом. До сего дня Царицын не посылает даже оперативных донесений на Козлов... Если завтра это не будет выполнено, я отдам под суд Ворошилова и объявлю об этом в приказе по Армии... Царицын должен или подчиниться, или же ответить за последствия. У нас колоссальное превосходство сил, но в верхах полная анархия. Я могу покончить с этим в 24 часа, если буду иметь твердую и ясную поддержку. Во всяком случае, это единственный путь, который я себе представляю"[25].

Хотя Сталин сделал все, что в его силах, чтобы доставить хлеб с юга, его первые шаги на военном поприще были с военной точки зрения неудачными. Изучив после смерти Сталина архивные материалы, советские военные историки пришли к выводу, что Сталин оказался не в состоянии понять значение военные специалистов, придерживался партизанских методов борьбы и не проявил должной инициативы и умения в деле оказания помощи Северо-Кавказской армии и войскам, сражавшимся в Баку. И он, и Ворошилов проявили недисциплинированность в отношении командования Южным фронтом. Его вмешательство в дела этого фронта "осложнило" организацию и обеспечение воинских частей, их действия на поле боя. При решении задач снабжения войск, защищавших царицынский сектор, Сталин обнаружил "местничество и сепаратизм". Переоценивая значение своего участка фронта, он все время стягивал туда лучшие силы и боевые средства, ослабляя при этом другие, не менее важные участки[27].

Бесславный конец военной миссии Сталина в Царицыне не имел серьезных последствий для его политической карьеры. 8 октября, перед самым отъездом в Москву, Сталина назначают членом Реввоенсовета Республики, вероятно чтобы успокоить его самолюбие. Не предавались гласности и весьма нелестные обстоятельства отзыва. По возвращении Сталин имел беседу с корреспондентом газеты "Правда", в ходе которой поделился своими впечатлениями о положении дел на Южном фронте. Он назвал Царицын пунктом особой заинтересованности противника ввиду важного стратегического значения города, находившегося между белыми войсками, дислоцированными в Донской области, близ Астрахани и на Урале. Он с похвалой говорил об умелых организаторах тыла, чья работа по мобилизации и снабжению способствовала спасению Царицына, и объяснил успехи армии "прежде всего ее сознательностью и дисциплиной"[29]. Комментируя это назначение, Троцкий впоследствии писал: "Ленин хотел дать Сталину известное удовлетворение за его удаление из царицынской Армии. Я хотел предоставить Сталину возможность открыто формировать свою критику и свои предложения, без подрыва порядка в военном ведомстве"31. Как бы там ни было, но зачинщиком вражды являлся Сталин. Более того, вопрос о военных специалистах, при всей его важности, не был причиной конфликта, а лишь одной из многих сфер, в которых он выплескивался наружу. Причем со стороны Сталина к конфликту привели побуждения психологического свойства. К нападкам на Троцкого его, по-видимому, толкало чувство сильнейшей неприязни к человеку, который в силу своей роли в революции, портил ему жизненный сценарий.

Еще будучи очень молодым, Сталин привык идентифицировать себя с героем в образе Ленина. Он мечтал стать вторым "я" и ближайшим сподвижником вождя. И вот, несмотря на все усилия, направленные на реализацию давней мечты, несмотря на особые отношения сложившиеся с Лениным в 1917 г., и на близость к нему, на все надежды и планы легла тень Троцкого - этого, как считал Сталин, выскочки и чужака среди большевиков, этого попутчика меньшевиков, противника Ленина в революционном движении и еврея, который появился в Петрограде в самый разгар революции, играл видную роль в последующих событиях и стал наркомом по военным и морским делам. Троцкий вторгался в особые отношения Сталина с Лениным. Короче говоря, он пытался отнять у Сталина принадлежавшие ему по праву привилегии, лишить его с таким трудом приобретенного статуса Ленина II в революционном движении. Ощущение непосредственной угрозы вызвали у Сталина не какие-то действия Троцкого, а тот факт, что наряду с Лениным он стал героем революции и знаменитостью. Поскольку же Сталин был не в состоянии привести свои честолюбивые помыслы в соответствие с собственными реальными достижениями и возможностями, то его реакцией стала ревность, чувство обиды и вражды к источнику этой угрозы. Сообщения Сталина из Царицына ясно показывают, что он вознамерился принизить Троцкого, прежде всего в глазах Ленина. Ничего не ведая о внутренних переживаниях Сталина и не проявляя к ним никакого интереса, Троцкий облегчал ему задачу реализации враждебных планов уже тем, что оставался самим собою, т. е. властно-непреклонным, не потакающим сталинскому самолюбию. Трудно, однако, представить, чтобы иная позиция Троцкого, серьезно повлияла бы на окончательный итог. Конфликт не был случайным.

Стремление Сталина ниспровергнуть Троцкого в какой-то мере имело и ретроспективную направленность. Ему хотелось принизить и дискредитировать не только действия Троцкого на посту военного комиссара, но и приуменьшить его роль в важнейших событиях предшествовавшего года. Возможность начать действовать в данном направлении появилась вскоре после возвращения из Царицына в Москву. К первой годовщине Октября, ставшей национальным праздником, Сталин написал небольшую статью "Октябрьский переворот (24 и 25 октября 1917 г. в Петрограде)", напечатанную в "Правде". В ней содержался абзац (исключенный из более поздних изданий сочинений Сталина), в котором автор отдавал дань уважения Троцкому. "Вся работа по практической организации восстания, - писал Сталин, - проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета, т. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом тов. Троцкому. Товарищи Антонов и Подвойский были главными помощниками товарища Троцкого" [33].

Как видно, после пережитого в Царицыне у Сталина проснулось желание сыграть совершенно определенную роль в войне; возможностей для этого было предостаточно. Прошло немного времени и он отправился в путь с новой миссией. В январе 1919 г. Сталин вместе с Дзержинским выехал в Вятку, чтобы по поручению ЦК расследовать причины сдачи уральского города Перми 3-й армией. А в мае его направили в Петроград, чтобы приободрить Зиновьева, запаниковавшего перед лицом опасных передвижений дислоцированной в Эстонии белой армии генерала Юденича, а также в связи с возникшей угрозой сдачи Петрограда и назревавшего мятежа в городе и его окрестностях. В Петрограде Сталин оставался весь июнь, действуя с привычной бесцеремонностью. После взятия 16 июня форта Красная Горка, гарнизон которого несколькими днями ранее взбунтовался, Сталин послал Ленину телеграмму со следующим текстом:

"Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных.

Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой"[35]. Вряд ли можно усомниться в том, что себя автор причислял к категории последних.

Завершив свою миссию в Петрограде, Сталин 3 июля 1919 г. вернулся в Москву. С середины июня на Петроградском фронте наступило затишье, которое длилось до самой осени, т. е. до того момента, когда Юденич предпринял крупное наступление. И тогда для осуществления общего руководства на место выехал Троцкий. Он сплотил защитников революции, помог превратить назревавшее поражение в победу и, возвратившись в Москву, принимал со всех сторон поздравления, как спаситель Петрограда. На заседании только что созданного Политбюро, членами которого являлись Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев и Крестинский, а кандидатами Бухарин, Зиновьев и Калинин, было решено вручить Троцкому, обеспечившему решающую победу под Петроградом орден Красного Знамени. По словам Троцкого, к концу заседания Зиновьев несколько смущенно предложил вручить такую же награду и Сталину. "За что?" - спросил Калинин. В перерыве Бухарин, разъясняя Калинину, в частном порядке, заметил: "Как ты не понимаешь? Это Ильич придумал. Сталин не может жить, если у него нет чего-нибудь, что есть у другого. Он никогда этого не простит". Через несколько дней на торжественном собрании в Большом театре Троцкий доложил о военном положении, и ему вручили награду. Когда к концу собрания председатель объявил, что Сталину также присужден орден Красного Знамени, Троцкий попробовал аплодировать, за этим последовало два-три нерешительных хлопка. "По залу прошел холодок недоумения, - вспоминал Троцкий, - особенно явственный после предшествовавших оваций. Сам Сталин благоразумно отсутствовал"[37] отдавал предпочтение плану, предусматривавшему продвижение с юго-востока через донские степи. С июля Троцкий высказывался против плана Каменева и защищал план наступления в южном направлении на центральном участке фронта. В ответ на соответствующее послание Троцкого, Серебрякова и Лашевича Политбюро 6 сентября еще раз подтвердило план главкома. Однако уже 14 сентября ввиду дальнейших успехов Деникина Политбюро уполномочило Троцкого передать главкому новую директиву о необходимости освобождения Курска и продвижения через Харьков и Донецкий бассейн39. Поскольку на основании данного письма Сталину позднее приписали авторство победоносной стратегии против Деникина, необходимо напомнить, что до него те же самые аргументы тщетно приводил в Политбюро Троцкий.

В мае 1920 г. в связи с оккупацией Украины и овладением Киева польскими войсками маршала Пилсудского Сталина назначают членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта. После того как Красная Армия отразила нападение поляков, советскому руководству нужно было решить, продолжать ли контрнаступление на польской территории. Троцкий, поддержанный Дзержинским и Карлом Радеком (хорошо знавшим Польшу), высказался против похода на Варшаву, полагая, что такая операция могла бы иметь успех только в случае восстания рабочих в самой Польше, которое, однако, казалось, маловероятным. Сталин также высказал свои опасения, но, в конце концов, вместе с большинством проголосовал в поддержку намерения Ленина через Польшу распахнуть дверь коммунистической революции в Европе[41].

Когда к концу июля стало ясно, что продвижение на Львов успеха не имеет, Политбюро 2 августа решило перебросить основные войсковые части Юго-Западного фронта, включая Конную армию Буденного, в район Бреста и Люблина (как я предусматривалось первоначальным планом), чтобы прикрыть опасно оголенный левый фланг Тухачевского. Оставшиеся части Юго-Западного фронта предполагалось передать вновь образованному Южному фронту, который противостоял сосредоточенным в Крыму войскам генерала Врангеля. Проинформированный Лениным Сталин не возражал против указанных выше директив, хотя в ответной телеграмме от 3 августа предостерег от сильной ломки органов управления и снабжения Юго-Западного фронта. В посланной на следующий день телеграмме он говорил (как оказалось, чересчур самонадеянно) об ослабленной войной Польше и о возможности разбить Врангеля в ближайшие дни43. Однако и после этого кавалерия Буденного (несомненно, по распоряжению Сталина) продолжала вести тяжелые бои в районе Львова. 17 августа Сталина) отозвали в Москву. Когда же через несколько дней Конная армия наконец-то отправилась на помощь Западному фронту, спасти положение было уже нельзя. Нанеся удар по незащищенной территории между двумя фронтами, польская армия 16 августа перешла в контрнаступление и войска Тухачевского стали отходить[45]. Такого же мнения, по-видимому, придерживались в 20-е годы многие большевики. При обсуждении на закрытом заседании X съезда партии в 1921 г. причин поражения Сталин взвалил всю вину на И. Смилгу, главного политического комиссара Западного фронта. Не выполнив обещания взять Варшаву в определенный день, сказал Сталин, Смилга тем самым обманул ЦК. Протестуя, Троцкий заметил, что "обещание" Смилги в действительности было не более чем выражением надежды и не могло учитывать непредвиденные обстоятельства. Позднее Троцкий вспоминал: "Съезд с угрюмым недоброжелательством слушал угрюмого оратора с желтоватым отливом глаз; Сталин своей речью повредил только самому себе. Ни один голос не под держал его"[47]. Так или иначе, данная точка зрения нашла выражение во многих произведениях советской военной литературы 20-х годов. В книге "Львов Варшава", вышедшей в 1929 г. и имевшей целью оправдать командование Юго-Западного фронта, Егоров сетовал на то, что в советской военной науке роковая по своим последствиям роль этого фронта считается безусловно доказанной. Но и он не отозвался положительно о деятельности Сталина в польскую кампанию.

Хотя в гражданскую войну Сталин и приобрел ценный опыт в военной области, тем не менее в партии он не пользовался репутацией первоклассного военного специалиста. Не принадлежал он и к главным организаторам Красной Армии и не обнаружил способностей выдающегося военного руководителя. Более того, Сталин представил достаточно доказательств наличия у него нежелательных личных качеств, которые упоминались в марте 1917 г., когда встал вопрос о его восстановлении в Русском бюро ЦК. Вражда Сталина к Троцкому стала непреложным фактом внутрипартийной политической жизни. Выезжая на фронт, он часто, бравируя своими полномочиями, действовал самочинно. Поведение Сталина в период польской кампании показало, что ради удовлетворения своей потребности сыграть роль героя он был в состоянии пренебречь самыми насущными интересами партии. Порой он грешил приступами крайнего раздражения. Так, 20 февраля 1920 г., отвечая на просьбу Ленина в срочном порядке ускорить переброску двух дивизий на Кавказский фронт, он писал: "Мне не ясно, почему забота о Кавфронте ложится прежде всего на меня... Забота об укреплении Кавфронта лежит всецело на Реввоенсовете Республики, члены которого, по моим сведениям, вполне здоровы, а не на Сталине, который и так перегружен работой"[49].

Это предложение, как видно, было одобрено Лениным, желавшим привлечь лиц пролетарского происхождения, особенно женщин, в советскую инспекцию, которая бы стала своего рода школой подготовки служащих правительственного аппарата. Возможно, поэтому Сталин принял участие в планировании, реорганизации и расширения Народного комиссариата государственного контроля - ведомства, созданного в 1918 г. для надзора за деятельностью советских хозяйственных органов, за исполнением распоряжений правительства в этой области и за расходованием денежных средств. Будучи председателем комиссии, Сталин в марте 1919 г. представил Совнаркому проект перестройки этого учреждения и вскоре был назначен народным комиссаром той самой службы, которую он помогал преобразовывать. Одним из первых официальных актов Сталина в новой должности явилась публикация в газете "Известия" извещения о создания при комиссариате Центрального бюро жалоб и заявлений. Переименованное в 1920 г. в процессе дальнейшей реорганизации в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции это учреждение приобрело известность под названием Рабкрин. Назначение Сталина на пост его руководителя свидетельствовало о значении, которое Ленин придавал данному органу, и о признании им сталинских способностей. Позднее ему представился случай открыто это подтвердить. На XI съезде партии, проходившем в начале 1922 г., Преображенский заявил, что многие руководящие партийные функционеры уделяют слишком много времени второстепенным административным обязанностям и, указывая в качестве примера на Сталина, спросил, в состоянии ли один человек работать сразу в двух комиссариатах и вдобавок выполнять ответственные партийные поручения. Признав, что подобная проблема действительно существует, Ленин, желая показать, что этого не избежать, сказал:

"Что мы можем сейчас сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомате, чтобы разбираться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Ведь это все политические вопросы!.. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей наций мог бы пойти и подробно рассказать, в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина.

То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах", в истории революционных движений выразителем, носителем, проводником диктатуры революционных классов...". В заключение Ленин писал: "Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата"[52]. Таким образом, эти годы явились периодом формирования сталинской фракции в партии. И если после войны слава Троцкого была большой, а власть маленькой, то у Сталина, наоборот, слава оказалась маленькой, но зато власть большой.

Между тем Сталин по-прежнему стремился к славе.

Согласно широко распространенному на Западе взгляду, Сталин в начальный период Советской власти был великолепным "организатором", вовсе не мыслителем, а человеком, отличавшимся от блестящих революционных творцов большевизма своею склонностью к тяжелой практической работе по строительству однопартийного государства. Как и у многих других исторических стереотипов, и у этого есть серьезные изъяны. В той мере, в какой данный стереотип вообще применим, он скорее подходит не к Сталину, а к его товарищу по ссылке Свердлову, который стоял у основ создания партийного аппарата и самой структуры Советского государства.

Некоторые интеллигенты из большевистского руководства (например, Бухарин и Радек) действительно не испытывали пристрастия к организаторской или административной деятельности. Но другие - и среди них Ленин, Троцкий и Каменев - продемонстрировали в этой области незаурядные способности. Сталин находился где-то посередине. Независимо от того, причисляют ли его к партийной интеллигенции или нет (а в те дни мало кто считал его таковым), он, как мы уже видели, хотел быть выдающимся теоретиком. С другой стороны, он не обладал особым талантом организатора и администратора, хотя и мог довольно эффективно и авторитетно улаживать критические ситуации. Ни одному из своих комиссариатов Сталин не обеспечил постоянного и творческого руководства, которого два таких новаторских по замыслу ведомства прежде всего заслуживали. Представление о рабоче-крестьянской инспекции, как общественной силе, направленной против "бюрократизма", исходило от Ленина, и Сталин, по всей видимости, не всегда был с ним согласен. В примечательном выступлении на совещании работников Рабкрина в 1920 г. Сталин заявил, что общественные контролеры должны отказаться от старого царского метода выискивания в управленческом аппарате преступников и стремиться к "совершенствованию" проверяемых учреждений54. Он мог работать с удивительной энергией, но и оставаться праздным. Его предрасположенность к мстительности стала в верхних партийных эшелонах притчей во языцех благодаря одному высказыванию, которое он себе позволил летом 1923 г. в беседе за бокалом вина с Каменевым и Дзержинским. Они затеяли разговор о том, что им нравится в жизни больше всего. Как Каменев позднее рассказал Троцкому, Сталин заявил: "Высшее наслаждение выявить врага, приготовиться, порядком отомстить и затем спокойно спать"[56]. Трудно представить себе, чтобы строгие к себе коллеги Сталина рангом пониже поступали подобным образом.

По правде говоря, административно-организационная сторона дела сама по себе не очень его интересовала. Не организационная работа (за исключением одного ее аспекта, о котором еще пойдет речь), а общее политическое руководство движением манило Сталина. В конце концов, таковой была главная функция Ленина в качестве вождя, а Ленин служил ему моделью. Сталин хотел повести партию к новым великим революционным свершениям как в самой стране, так и за рубежом. Но как он мог продвинуться к самой верхней ступени руководства? Ввиду отсутствия тех выдающихся качеств, которые помогли Ленину приобрести сторонников и доминировать в политическом движении в силу своей исключительной личности, своих идей и теоретических трудов, Сталину оставалась единственная возможность - добиться руководящего поста, вербуя своих политических сторонников. Обозначенные здесь различия не были абсолютными. Ленин не чурался силовой политики, а Сталин, как покажут последующие события, вполне мог привлечь сторонников, демонстрируя мастерство политического руководителя. Но в самом начале, в первые годы Советской власти, он шел по пути взращивания собственной политической клиентуры.

Такой курс в отличие от управленческих обязанностей был во вкусе Сталина. Рассказывали, что в последней сибирской ссылке он провел многие часы за чтением книги Макиавелли "Государь" - этого классического руководства для лиц, стремящихся к власти[58]. После февральской революции эти обязанности взяла на себя другая женщина: ветеран-большевик из дворян Елена Стасова. С переездом в марте 1917 г. партийной штаб-квартиры в особняк Кшесинской Центральный Комитет разместился на 2-м этаже, используя под склад партийной литературы просторную ванную комнату. Стасова, имея в качестве помощников двух-трех женщин, ведала перепиской, принимала посетителей, рассылала директивы, вела протоколы заседаний ЦК и распоряжалась финансами60. Возглавил Секретариат Свердлов, прекрасно справившийся с организацией только что закончившегося партийного съезда. Он разместил часть Секретариата - Стасову и ее помощников - в бывшем доме Сергиевского братства на Фурштадской улице, а другую часть Секретариата (названную Стасовой "оперативной частью"), находившуюся под его непосредственным руководством, - в Смольном. Позднее, в Москве Секретариат и его аппарат обосновались в здании ЦК, недалеко от Кремля.

Свердлов руководил партийной организацией без всякой посторонней помощи, одновременно выполняя множество обязанностей как председатель ВЦИК. Он лично назначал и перемещал партийных работников, делая соответствующие пометки в своих записных книжках. После того как он заболел испанкой и умер в марте 1919 г., накануне VIII съезда партии, потребность в реорганизации стала очевидной. Расширив Центральный Комитет до 19 членов и 8 кандидатов, съезд постановил образовать два рабочих органа (каждый из пяти членов ЦК): Политбюро и Оргбюро. Последнему поручалась "организационная работа", то есть партийные назначения, обеспечивавшие претворение в жизнь решений Политбюро и ЦК. Воссоздан был и Секретариат. Год спустя IX съезд партии своим решением определил, что Секретариат должен состоять из трех постоянно работающих членов ЦК, занимающихся текущими вопросами организационного и исполнительного характера. Общее руководство организационной работой оставалось за Оргбюро.

Секретариат, таким образом, становился коллегией членов ЦК, осуществлявшей надзор за центральным аппаратом партии, а через него за областными и другими партийными организациями иерархической структуры, вплоть до многих тысяч партийных ячеек, сформированных в советских учреждениях самого разнообразного профиля. Аппарат Секретариата в 1919 г. включал 30 человек, затем он увеличился до 150, (1920 г.), а в 1921 г. в штатах числилось уже 600 сотрудников, не считая охраны и работников связи. Так сложилось, что каждый из секретарей контролировал работу нескольких отделов. Основными являлись: учетно-распределительный (известный как Учраспред), занимавшийся кадровыми вопросами, а также мобилизацией партийных работников в чрезвычайных обстоятельствах; организационно-инструкторский, направлявший деятельность местных партийных организаций с помощью письменных указаний и корпуса разъездных инструкторов ЦК; пропаганды и агитации (Агитпроп), руководивший специальными школами и журналами, нацеленными на идеологическое воспитание членов партии, а также общей редакционно-издательской и пропагандистской работой среди населения, в том числе и особыми агитационными поездами под такими названиями, как "Красный Восток", "Советский Кавказ", которые несли революционное учение большевиков в отдаленные районы страны. При Секретариате были созданы: подотдел по работе среди женщин (входил в Агитпроп), секретно-директивная часть, административно-хозяйственный отдел и типография

.....енного коммунизма" к новой экономической политике. Между тем Троцкий предложил свой план преодоления кризиса путем милитаризации рабочего класса, и это обстоятельство ускорило развитие кризиса в партии[63]. Более того, за кулисами событий Сталин был одним из инициаторов антитроцкистской кампании. Недаром представитель оппозиционной группы "демократических централистов", выступая на X съезде, с иронией заметил, что кампания ведется в Петрограде под предводительством искусного полководца Зиновьева, а в Москве - под руководством "военного стратега и архидемократа т. Сталина"[65].

На X съезде Троцкий потерпел политическое поражение. Он проиграл спор о профсоюзах, а нэп явился откровенным осуждением открыто пропагандировавшейся им хозяйственной политики. Все это, в сочетании с ловким маневрированием в вопросах внутрипартийной политики, объясняет столь парадоксальный факт, что политическая звезда Сталина взошла на том самом съезде, который с молчаливой враждебностью выслушивал его попытки оправдать собственное поведение на польском фронте. Ряд лиц, объединившихся с Троцким в дискуссии о профсоюзах (в том числе Крестинский, Преображенский и Серебряков), не были избраны в новый Центральный Комитет, в то время как в него ввели некоторых сторонников Сталина; среди них оказались старые приятели: Ворошилов и Орджоникидзе, а также Валериан Куйбышев и Сергей Киров - два способных и подававших большие надежды молодых человека, принимавших активное участие, соответственно, в туркестанских и кавказских событиях и ставших ключевыми фигурами сталинской фракции. Союзник Сталина по фракции Молотов не только перешел из кандидатов в члены ЦК, но был избран кандидатом в члены Политбюро на место Зиновьева, который заменил Крестинского в качестве полноправного члена этого партийного органа. Вместо Крестинского, Преображенского и Серебрякова в Секретариат и Оргбюро ввели Молотова, Ярославского и Михайлова - людей, более подходящих, чем их либеральные предшественники, для проведения провозглашенной съездом политики жесткой внутрипартийной дисциплины. Первая крупномасштабная чистка партии советского периода произошла в последующие месяцы под руководством секретарского трио, и в марте 1922 г. Молотов доложил XI съезду, что за счет исключений и добровольных выходов количество членов партии сократилось с 660 тыс. до (примерно) 500 тыс. человек. "Теперь, - заявил он, - нет тех многочисленных течений и полуоформившихся фракций"[67]. Отныне весь вопрос сводился к официальному закреплению приобретенного Сталиным de facto контроля над партийной организацией. Это произошло при переизбрании Центрального Комитета на XI съезде. Сталина выбрали членом Секретариата и в знак признания старшинства в новом секретарском трио (остальными членами были Молотов и Куйбышев) присвоили ему титул Генерального секретаря. Таким путем он надежно завладел столь необходимой ему базой.

Центральной партийной машины Сталин не создавал. Когда он весной 1922 г. вступил на пост Генерального секретаря, то оказался во главе обширного, хорошо функционировавшего аппарата ЦК, сформированного за пять лет Свердловым, Крестинским и Молотовым. Но это уже не было, как при Свердлове, небольшое учреждение, действующее лишь в чрезвычайных обстоятельствах, а хорошо отлаженный механизм, выполнявший все административные функции правящей партии, включая надзор за губернскими, городскими и уездными партийными комитетами по всей стране. Массовые общественные организации (комсомол, профсоюзы и т. д.) работали под его опекой. Внутренняя структура аппарата претерпела ряд изменений. Учраспред занимался переписью членов партии и "ответственных работников" губернских и уездных центров. Его сотрудники заполнили карточки на 26 тыс. кадровых партийных функционеров, собрали отдельно сведения на 7 тыс. работников губернского масштаба для изучения Центральным Комитетом с целью определения еще более узкого контингента руководящих лиц[69]. Однако сталинская школа организационной работы отличалась от свердловской одним существенным аспектом, о котором Сталин умолчал. При отборе на выдвижение в партийной иерархии кандидатам предъявлялись определенные требования. И теперь было уже недостаточно продемонстрировать личные дарования, энергию и преданность делу большевиков. Помимо этого нужно было доказать свое одобрительное отношение к тому, как Генеральный секретарь управляет партией, свою полезность партийному аппарату Сталина. Одним из первых признаков важного значения данных качеств явилось избрание Сталиным своего горячего сторонника Лазаря Кагановича в качестве заведующего организационно-инструкторским отделом ЦК, который контролировал областные партийные организации. Бывший рабочий из бедной еврейской семьи с Украины и большевик с 1911 г., Каганович оказался на ответственном посту в Секретариате в 1922 г. в возрасте 29 лет и на следующий год стал кандидатом в члены ЦК[71].

Вместе с тем Надежда стала матерью двух детей и показала себя хорошей хозяйкой. Семья жила не по-пролетарски. Сохраняя квартиру в Кремле, Сталин и Надежда в 1919 г. получили просторную загородную дачу, недалеко от деревни Усово, в живописной местности на берегу реки Москвы, примерно в 20 милях от столицы. Дача называлась Зубалово, по имени нефтепромышленника, которому до революции принадлежала. В 20-е годы дом перестроили, и под наблюдением Сталина это место превратили в процветающую усадьбу с различными надворными постройками, цветниками, плодовым садом, полянкой для индеек и бассейном для уток. Чтобы выкроить время для активной работы вне дома, Надежде приходилось во многом полагаться на няней и домашних воспитателей для сына Василия и дочери Светланы. Но верховенство в Зубалове она сохранила за собой, превратив его в уютное место общения, центр гостеприимства для неиссякаемого потока гостей из числа друзей в высших партийных кругах[73]. После этого большевистская работа в Закавказье велась уже нелегально. Предпринять какие-либо решительные шаги без помощи извне было невозможно, а осажденное со всех сторон правительство Ленина не могло ее предоставить.

Ситуация изменилась с прекращением летом 1919 г. английской интервенции и с крушением в начале 1920 г. планов Деникина на юге России. Готовясь использовать вновь открывавшиеся возможности, группа закавказских большевиков обратилась в конце 1919 г. к Ленину за финансовой и другой помощью. К этой группе принадлежал молодой армянин Анастас Микоян, а также Стопани и азербайджанец Нариман Нариманов. Их взгляды на политику партии на Кавказе рассмотрело Политбюро и передало затем для заключения Сталину и Орджоникидзе, которые в то время находились на фронте. По предложению Сталина Политбюро решило пока ограничить сферу деятельности Кавказского революционного комитета территорией Северного Кавказа и преобразовать комитет в "Бюро для восстановления Советской власти на Северном Кавказе" под председательством Орджоникидзе. Его заместителем стал Киров, который из Астрахани направлял политическую работу на Северном Кавказе. Среди членов бюро значились А. Стопани, Нариманов, грузинский большевик Мдивани (Буду) и другие[75], в конце апреля получил из Москвы разрешение двинуть 11-ю армию в Азербайджан. В разгар операции правительство мусаватистов бежало, и 28 апреля 1920 г. Орджоникидзе, сопровождаемый Кировым и Микояном, въехал на бронепоезде в Баку. Армению захватили в начале декабря, сочетая вооруженную акцию с успешным давлением на правительство дашнаков, боявшегося турецкой оккупации сильнее, чем советской[77]. В результате одного из тех резких поворотов, характерных для политического стиля Ленина, Москва заключила договор, которым формально признала грузинское правительство во главе с лидером меньшевиков Ноем Жордания. По условиям договора грузинской коммунистической партии гарантировался легальный статус. После этого Киров отправился в Тифлис, но не как одержавший военную победу комиссар, а в роли дипломатического представителя РСФСР в соседнем государстве. Но такое положение сохранялось лишь короткий период .

[]Политикой Советской России на Кавказе руководил Орджоникидзе. Он возглавлял Кавказское бюро ЦК (Кавбюро), созданное в апреле 1920 г. как руководящий центр всех кавказских партийных организаций, и оставался в начале 20-х годов большевистским проконсулом Закавказья. Роль Сталина, хотя и важная сама по себе, была иного характера. Он функционировал при Ленине как начальник штаба, как главный советник по вопросам политики на Кавказе, и поддерживал связь с находившимися на местах Орджоникидзе, Кировым и другими. Не являясь членом Кавбюро, Сталин иногда участвовал в его заседаниях, а на главных большевистских совещаниях авторитетно выступал по проблемам Кавказа. Например, 18 ноября 1920 г. Ленин послал телеграмму (в то время Сталин находился во Владикавказе, совершая инспекционную поездку по Северному Кавказу и Азербайджану), в которой спрашивал его мнение о целесообразности военных действий против Грузии, рискуя при этом порвать отношения с Великобританией и начать "даже новую войну". Телеграмма заканчивалась следующими словами: "Ответьте, и я внесу в Политбюро". Мы не располагаем полным текстом ответа, но по возвращении через пять дней Сталина в Москву Политбюро заслушало его доклад о положении на Кавказе и постановило "принять по отношению к Грузии, Армении, Турции и Персии максимально примирительную политику, то есть направленную больше всего к тому, чтобы избежать войны". Все за дружную, все за боевую работу, достойную закаленного пролетарского бойца т. Сталина - первого организатора и вождя бакинского пролетариата"[80].

Мысли Сталина легко переключались с этого религиозного образа революционной России к взгляду на нее, как на силу в мировой политике, защищающую собственные интересы обычными для великой державы средствами. Например, через три дня после выступления в Совете, в частной беседе с бакинскими партийными лидерами он заявил: "Грузия сейчас в положении невесты, у которой много женихов - все с ней заигрывают, а она чванится. И мы с ней заигрываем, чтобы что-нибудь извлечь. Здесь Антанта хочет создать Союз против нас. Мы, конечно, Грузию на свою сторону не перетянем, но разложение в правительстве Грузии мы усилим и выдачей по капле нефти затормозим дело боевого союза между Грузией и Антантой. А потом факты покажут, как лучше"

...ба, Грузия, превратившаяся в основную базу империалистических операций Англии и Франции и потому вступившая во враждебные отношения с Советской Россией, - эта Грузия доживает ныне последние дни своей жизни". Предсказание приобрело особое значение на фоне только что происшедших или происходящих событий. Победа красных в Крыму над белой армией барона Врангеля, одержанная в середине ноября 1920 г., ознаменовала окончание гражданской войны. В тот самый момент, когда Сталин произносил приведенные выше слова, шла полным ходом советизация Армении. В это же время (и, несомненно, с молчаливого согласия Сталина) Кавбюро стало настаивать на вооруженной акции против Грузии. В середине декабря Орджоникидзе, председательствовавший на заседании Бюро в Баку, на котором присутствовали представители 11-й армии, телеграфировал Ленину о том, что совещание приняло постановление "о немедленном оказании помощи трудящимся Грузии и установлении Советской власти". Один из советских историков грузинского происхождения, комментируя в своем труде данное событие, заметил, что в постановлении "основное внимание было обращено не на внутренние условия немедленного взятия власти, а на XI армию"[84]. В ночь с 11 на 12 февраля возникли беспорядки в грузинской приграничной зоне, населенной частично армянами и русскими. И 15 февраля 1921 г. Красная Армия вторглась в Грузию.

На своем посту в Тифлисе Жордания явственно ощущал растущее в декабре и январе давление со стороны России. На основании информации из разнообразных источников у него сложилось впечатление, что в Москве шла борьба между сторонниками и противниками войны. Во главе первых стояли Сталин и Троцкий, а вторых возглавлял Ленин. И Жордания пытался предотвратить вторжение с помощью уступок, совместимых с национальным суверенитетом страны[86]. Для грузинского "самоопределения" потребовалась полномасштабная вооруженная интервенция. Тем временем Москва стремилась замаскировать свою неблаговидную грузинскую операцию от международного сообщества (и одновременно от советского народа) и представить ее как всего-навсего вмешательство в армяно-грузинский конфликт, в процессе которого якобы и произошли внутренние революционные перемены. Ленин, выступая 28 февраля в Московском Совете по поводу событий на Кавказе, сказал: "Столкновение Армении и Грузии не могло не волновать нас, и эти события привели к тому, что армяно-грузинская война перешла в восстание, в котором участвовала и некоторая часть русских войск. И кончилось тем, что замысел армянской буржуазии против нас, до сих пор по крайней мере повернулся против них и повернулся так, что в Тифлисе, по последним сведениям, которые еще не проверены, оказалась советская власть"[88]. В письме от 3 марта Ленин призывал Орджоникидзе искать приемлемого компромисса для блока с Жордания или подобными ему грузинскими меньшевиками, не высказывающими откровенной враждебности к мысли о советском строе в Грузии на известных условиях. Одновременно он просил грузинских коммунистов отказаться от "применения русского шаблона, а умело и гибко создавать своеобразную тактику, основанную на большей уступчивости всяческим мелкобуржуазным элементам"90. Желая как-то сдержать поток устремившихся в южном направлении политических коммивояжеров (иначе не назовешь), Ленин ввел особую процедуру утверждения на высоком уровне всех командируемых в Грузию представителей комиссариатов. Кроме того, он неустанно требовал от своих коллег осторожного подхода к Закавказью. В письме от 14 апреля 1921 г. к коммунистам всех закавказских республик Ленин указывал на отсутствие опасности интервенции со стороны Антанты, на то, что кавказские республики являются крестьянскими в еще большей степени, чем Россия, что Кавказ мог бы наладить товарообмен и сотрудничество с капиталистическим Западом быстрее и легче России. Требовалось больше мягкости, осторожности, уступчивости по отношению к мелкой буржуазии, интеллигенции и крестьянству. Более медленный, более осторожный и более систематический, чем в РСФСР, переход к социализму был возможен и необходим[92]. Согласно описанию одного советского историка, присутствовавшие на руках вознесли Рамишвили на трибуну, не дав говорить Сталину. Возмущенный этим эпизодом, Сталин в частной беседе потребовал проведения более жесткой политики и выразил недовольство слишком терпимым отношением к меньшевикам. Он также добился вопреки сильной местной оппозиции перемещения Махарадзе с поста председателя Революционного комитета Грузии на менее важную должность народного комиссара земледелия республики. Через несколько месяцев Махарадзе по просьбе Орджоникидзе отозвали в Москву и через Оргбюро определили на работу в аппарат ЦК[94]. Чтобы это послание достигло обширной местной аудитории, доклад через неделю, когда Сталин приготовился к отъезду, опубликовали в тифлисской партийной газете.

Как мы видим, Сталин в течение многих лет относился к Грузии с известным пренебрежением. Недавно пережитое унижение, должно быть, ожесточило его еще больше и одновременно усилило ощущение, что подлинной родиной является не маленькая Грузия, а великая Россия. К длительному отрыву от места рождения добавилось еще и мстительное чувство. Все это помогает понять его реплику, брошенную во время мятежа, случившегося в 1924 г. в шахтерском городе Чиатура и его окрестностях. Грузию, сказал Сталин, приходится "перепахивать заново".

1 Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства (1917 - 1918 гг.). М., 1964, с. 158.

3 Пестковский С. Воспоминания о работе в Наркомнаце. - "Пролетарская революция", 1930, N 6, с. 129 - 130.

5 "Пролетарская революция", 1930, N 6, с. 128.

7 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 24.

9 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 75 - 76. Обращение было напечатано в "Правде" 9 апреля 1918 г.

11 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 87 - 89.

13 О карьере Товстухи см. некролог в "Правде", 16 августа 1935 г. и статью "И. П. Товстуха" в: "Вопросы истории КПСС", 1969, N 4, с. 128 - 130.

15 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 116 - 117.

17 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 118, 420.

19 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 118 - 121. Второе письмо Ленину впервые было опубликовано в указанном томе в 1951 г.

21 Там же, с. 19.

23 Там же.

25 Там же.

27 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 127. Столь прочувственная концовка явно объясняется тем, что накануне на Ленина совершила покушение эсерка Ф. Каплан.

29 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 455.

31 Там же, с. 270.

33 Trotsky L. Stalin: An Appraisal of the Man and His Influenc e, p. 291.

35 Сталин И. В. Соч., т. 1, с. 132 - 137. Впервые статью опубликовали в июле 1905 г.

37 Его не следует путать с лидером большевиков Львом Каменевым. Бывший царский офицер С. С. Каменев являлся при военкоме Троцком главнокомандующим Красной Армией.

39 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 275 - 277. Здесь письмо датировано 15 октября 1919 г. Однако советский военный историк Кузмин Н. Ф. продемонстрировал ("Вопросы истории", 1956, N 7, с. 30 - 32), что в действительности письмо должно было быть написано 15 ноября. Он сообщает, что хранящееся в архиве подлинное письмо явно ошибочно помечено 15 октября. Этот вывод подтверждает и высказанное Маркиным предположение о том, что "Сталин написал свое критическое письмо где-то в начале ноября и уж никак не ранее этого срока...". (Stalin and the Red Army, p. 226).

41 Материалы всесоюзного совещания заведующих кафедрами общественных наук. М., 1958, с. 166. В них профессор Найда С. Ф. ссылается на помощника Ленина В. Д. Бонч-Бруевича, как на автора указанной реплики. Впервые Бонч-Бруевич привел ее в 1931 г. в своей книге "На боевых постах Февральской и Октябрьской революций" (М., 1931, с. 175).

43 Там же, с. 165 - 166; Жилин П. А. (гл. ред.) Очерки по историографии советского общества, с. 167 (прим.). Сначала Берзин не хотел подписывать приказ на том основании, что сфера его деятельности - тыловая служба, и что он не в курсе военных операций.

45 Trotsky L. Stalin: An Appraisal of the Man and His Influence, p. 329.

47 Тухачевский М. Н. Избр. произведения, 1919 - 1927. М., 1964, т. 1, с. 154.

49 Сталин И. В. Соч., т. 4, с. 190 - 224.

51 Там же, т. 36, с. 190, 195, 196, 198 - 199, 208.

53 Сталин И. В. Соч., т, 4, с. 367. Относительно различий в подходе Ленина и Сталина к общественному контролю см. Константинов А. П. Ленинские традиции партийно-государственного контроля. Л., 1963, с. 11, 18; Донской В., Иконников С. Развитие ленинских идей о партийно-государственном контроле. "Коммунист", 1962, в"-- 18, с. 32.

55 Trotsky L. Trotsky's Diary in Exile, 1935. N. Y., 1963, p. 64.

57 Из личной беседы автора в 1965 г. с Николаевским Б. И., который слышал эту историю от Каменева Л. Б.

59 Стасова Е. Д. Воспоминания. М., 1969, с. 133 - 134, 136.

61 Источники сведений: доклад секретаря партии Крестинского Н. по организационным вопросам на X съезде (Десятый съезд Российской Коммунистической партии. Стенографический отчет. М., 1963, с. 805 - 813) и статья о Коммунистической партии в Большой Советской Энциклопедии (т. 60, М., 1934, с. 552).

63 Сталин И. В. Соч., т. 5, с. 8 - 10.

65 Там же, с. 564, 571 - 573.

67 Там же, с. 46, 47.

69 Сталин И. В. Соч., т. 6, с. 277 - 278.

71 "Правда", 10 ноября 1932. Эти сведения указаны в некрологе в связи со смертью Надежды, которая, как полагали, покончила с собою. В некрологе не сообщалось, работала ли она в Царицыне в тот 3-месячный период, когда там находился Сталин.

вhъгhIвh°в,--гhIгЪiеH жNoчвГNoжS'ж...ъж`Ъдн жIIжS вNoIеh ж ЁдE ж з` 75 Дубинский-Мухадзе И. М. Орджоникидзе. М., 1963, с. 283.

77 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 51, с. 424; Жвания Г. К. В. И. Ленин, ЦК партии и большевики Закавказья, с. 238 - 239. По словам автора (с. 240), в ответе, присланном через два дня, Орджоникидзе и Киров выразили свое согласие, но указали на пять причин для безотлагательного вмешательства. Они доказывали, что несоветская Грузия станет пунктом сосредоточения контрреволюции на юге, что план с незначительными изменениями повторит успешную операцию в Азербайджане и что, "владея Грузией, мы вышибаем англичан с восточного берега Черного моря".

79 Заявление было опубликовано в бакинской газете "Коммунист", 4 ноября 1920 г. Оно цитируется в: "Историк-марксист", 1940, N 11, с. 12; Pipes Richard. The Formation of the Soviet Union, p. 230.

81 Хармандарян С. В. Ленин и становление закавказской федерации, 1921 - 1923, с. 47.

83 Жвания Г. К. В. И. Ленин, ЦК партии и большевики Закавказья, с. 261 - 268. Мое описание процесса принятия решения, которое привело к интервенции в Грузии в феврале 1921 г., во многом базируется на книге Жвания, использовавшего архивные материалы, а также на его же статье "В. И. Ленин и партийная организация Грузии в период борьбы за Советскую власть" ("Заря Востока", 21 апреля 1961 г.).

85 Жордания Н. Моя жизнь, Стэнфорд, 1968, с. 109, 112. Жордания ошибался относительно роли Троцкого, который, по-видимому, занимал в этом вопросе умеренную позицию. Как впоследствии вспоминал Троцкий, он стоял на той точке зрения, что мир с Польшей и разгром Врангеля позволяли отложить неизбежную советизацию Грузии, провести "в Грузии определенную работу, чтобы подготовить восстание и затем прийти ему на помощь". (Stalin: An Appraisal of the Man and His Influence, p. 268). Более того, хотя Троцкий и был комиссаром по военным делам, его полностью обошли при планировании вторжения. Поэтому 21 февраля 1921 г. он из Екатеринбурга (Урал) послал своему заместителю в Москве Склянскому следующую телеграмму: "Пожалуйста, составьте для меня короткую записку о военных операциях против Грузии, когда эти операции начались, по чьему приказу и т. д." (Mejer Jan M. (ed.). The Trotsky Papers 1917 - 1922. The Hagu e, 1971, vol. 2, p. 385).

87 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 356.

89 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 367. В приписке указывалось: "Сталину. Прошу отправить, а если возражаете, то поговорить по телефону". Письмо было опубликовано 6 марта в тифлисской большевистской газете "Правда Грузии".

91 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 43, с. 198 - 200. Письмо было опубликовано в газете "Грузинская правда", 8 мая 1921 г.

93 Хармандарян С. В. Ленин и становление закавказской федерации, 1921 - 1923, с. 238 - 239. От должности председателя Революционного комитета Махарадзе освободили 7 июля.

95 Trotsky L. Stalin: An Appraisal of the Man and His Influence, p. 268.