ГЛАВА XVII Индейское гостеприимство

Попытка охотников обратиться в бегство не только не могла быть названа безнадежной, но, напротив, имела очень много шансов на успех. Когда апачи становятся лагерем на виду у неприятеля, они не имеют обыкновения принимать какие бы то ни было меры к охране этого лагеря, они делают это только в том случае, когда силы противника значительно превышают их собственные, да и тогда ограничиваются лишь тем, что расставляют в нескольких пунктах часовых, которые до такой степени невнимательно относятся к своим обязанностям, что ничего не стоит снять их с постов. Следствием всего этого является то, что апачи очень часто подвергаются неприятельскому нападению, что, однако же, не делает их более осторожными.

В том случае, о котором мы повествуем, апачи были всего на несколько верст удалены от своего селения и имели в своем распоряжении более восьмисот отборных воинов, и им в голову даже не могло прийти, чтобы те пять человек, которые укрывались на острове, не имея в своем распоряжении средств для переправы, предприняли попытку вырваться из ловушки. А потому, после того как они оказались обманутыми в своем расчете застать бледнолицых врагов спящими, они сами улеглись — кто вокруг костров, а кто в палатках — и стали терпеливо ждать утра, чтобы атаковать врага, напав на него со всех сторон.

Тем временем охотники, окутанные, как саваном, густым туманом, медленно приближались к берегу и вскоре увидели при свете угасавших костров своих врагов спящими.

Орлиное Перо по приказанию Солнечного Луча направил лодку к большой скале, отстоявшей от лагеря апачей ярдов на тридцать и господствовавшей над местностью. Там они смогли беспрепятственно пристать к берегу. Высадившись, охотники в сопровождении индейской женщины, как волки, стали пробираться через лагерь, держа ружья наготове и останавливаясь время от времени, чтобы прислушаться к малейшему подозрительному шуму. Тот, кто не испытал ничего подобного, не может представить себе тех чувств, которые волновали охотников, когда они крались мимо спавших индейцев. Даже самый энергичный и твердый человек не вынес бы такой душевной пытки больше нескольких минут. Стоило только одному из их врагов проснуться — и они пропали; охотники знали, что если их увидят, то они должны будут погибнуть под ужаснейшими пытками.

В ту минуту, когда охотники дошли уже почти до конца лагеря, один из индейцев вдруг пошевельнулся, затем встал на колени и инстинктивно схватился за копье.

Один крик — и все погибло!

Курумилла вместе со своими товарищами пошел прямо на индейца, совершенно ошеломленного видом этой зловещей и фантастической процессии. Суеверному индейцу вдруг показалось, что люди эти не шли, а точно плыли по воздуху, не касаясь земли. Он страшно испугался, воображению его представилось, что он видит перед собой сверхъестественные существа. Он сложил руки на груди, опустил голову и дал им пройти мимо, не произнося ни слова, не сделав ни одного движения. Когда охотники скрылись за поворотом дороги, индеец осмелился наконец поднять глаза и, решив, что ему представилось видение, не вдаваясь ни в какие дальнейшие рассуждения по этому поводу, улегся снова на землю и спокойно заснул.

Тем временем охотники наконец вышли из лагеря.

— Теперь, — сказал Валентин, — самое главное сделано.

— Напротив, — возразил на это дон Пабло, — положение наше далеко не надежно, мы находимся среди врагов и не имеем лошадей.

— Пусть брат мой вооружится терпением, — сказал Курумилла, положив ему руку на плечо. — Скоро он будет иметь лошадей.

— Неужели? — спросил молодой человек.

— Солнечный Луч должна знать, где находятся лошади этого племени.

— Я знаю, — коротко ответил та.

— Отлично! Сестра моя проводит меня туда.

— Стойте! Карамба! — воскликнул Валентин. — Я не позволю вам одному подвергаться этой новой опасности — честь белого в таком случае будет посрамлена.

— Пусть брат мой идет со мной.

— Вот это правильно. Дон Пабло останется здесь, так же как Шоу, Орлиное Перо и донья Клара; а мы предпримем эту вылазку. Что вы об этом думаете, дон Пабло?

— Я придерживаюсь того мнения, мой друг, что план ваш никуда не годен…

— Вы так полагаете?

— И вот почему именно: мы находимся в двух шагах от апачей, и кто-нибудь из них может проснуться каждую минуту. Только что мы успели спастись почти чудом. Кто знает, чем может кончиться ваше предприятие? Если мы разойдемся, то, может быть, уже не сможем сойтись снова. Мне кажется, нам лучше всем вместе отправиться на поиски лошадей, это, по крайней мере, избавит нас от лишней потери времени — нам не понадобится тогда бродить по этому осиному гнезду, отыскивая друг друга.

— Вы правы, — сказал Валентин. — Так отправимся все вместе.

Солнечный Луч возглавила маленький отряд. Но вместо того, чтобы возвратиться в лагерь, как это предполагали охотники, она пошла вдоль него на близком расстоянии и, сделав им наконец знак остановиться, отправилась одна на поиски.

Отсутствие ее было непродолжительным. Не прошло и пяти минут, как она уже возвратилась.

— Лошади там, — сказала она, указывая рукою на темную точку в тумане, — они спутаны, и их сторожит один индеец. Что станут делать мои бледнолицые братья?

— Мы убьем этого человека и захватим лошадей, которые нам нужны, — сказал дон Пабло. — Теперь не время миндальничать.

— Зачем же убивать этого несчастного, если мы можем иным способом завладеть лошадьми, — возразила на это донья Клара.

— Правда, — подтвердил Валентин, — мы ведь не дикие звери, карамба!

— Воин не будет убит, — с важностью сказал Курумилла, — пусть мои бледнолицые братья подождут.

И, взяв в руки лассо, которое всегда находилось при нем, он лег на землю и вскоре ползком исчез в тумане.

Индеец-часовой довольно беспечно прохаживался неторопливыми шагами вперед-назад, как вдруг Курумилла точно вырос из-под земли позади него, схватил его за шею и так сжал ее, что апач не имел времени даже вскрикнуть. В один миг он был брошен на землю и скручен. Нападение было совершено так неожиданно, что он не успел даже издать ни одного звука.

Вождь взвалил своего пленника себе на плечи, принес его к своим товарищам и положил у ног доньи Клары со словами:

— Желание моей сестры исполнено — человек этот цел и невредим.

— Благодарю вас, — сказала на это молодая девушка, улыбнувшись ему своей очаровательной улыбкой.

Курумилла даже покраснел от удовольствия. Охотники, не теряя времени, завладели семью отличными лошадьми, оседлали их, обернули им копыта бизоньей кожей, чтобы они не стучали, и каждый из них вскочил на лошадь. На этот раз Валентин стал во главе отряда, и с той минуты, когда лошади помчались во весь дух, надежда снова воскресла в сердцах охотников. Они очутились наконец на свободе. Перед ними раскинулось бесконечное безлюдное пространство. У них было с собой оружие, и они имели в своем распоряжении хороших лошадей, — словом, они теперь считали себя спасенными. Да так оно и было, до известной степени: враги их спали, не подозревая о смелом бегстве.

Прошло уже полночи. Туман скрывал беглецов. У них было в запасе часов шесть времени, чем они и воспользовались. Лошади мчались со скоростью десяти миль в час. При первом проблеске дня туман рассеялся. Охотники инстинктивно огляделись. Все было тихо кругом, ничто не нарушало торжественного безмолвия прерии. Только стадо бизонов вдали пощипывало траву, что служило доказательством того, что поблизости не было индейцев — эти умные животные чувствуют их присутствие на далеком расстоянии.

Желая дать отдых лошадям, а также и себе, Валентин умерил быстроту аллюра своей лошади, и все спутники последовали его примеру. Местность, по которой проезжали охотники, совершенно не походила своим видом на ту, которую они покинули несколько часов назад. Монотонность пейзажа там и сям нарушалась группами высоких деревьев, и по обеим сторонам от всадников поднимались высокие холмы. Иногда им случалось переезжать вброд те бесчисленные речки без названия, которые стремительно бегут с гор и после самых причудливых изгибов наконец сливаются с Рио-Хилой.

Часов в восемь утра Валентин заметил слева легкое облако дыма, спиралью поднимавшееся к небу.

— Что это такое? — спросил дон Пабло с беспокойством.

— По всей вероятности, это лагерь каких-нибудь охотников, — ответил Валентин.

— Нет, — возразил Курумилла; — это дым не от огня бледнолицых, это индейский огонь.

— Как же вы можете различить это, caspita? Мне кажется, что дым от какого бы то ни было огня одинаков, — сказал дон Пабло. — Почему вы думаете, Курумилла, что дым этот от огня краснокожих?

Курумилла вместо всякого ответа только плечами пожал, и за него ответил Орлиное Перо.

— Бледнолицые, желая развести огонь, — сказал он, — берут какие попало дрова, поэтому им часто попадаются сырые, от которых дым беловатый и густой и его в прерии легко заметить, тогда как индейцы пользуются только совершенно сухими дровами, и потому дым их имеет синеватый цвет и незаметно поднимается к небу.

— Надо сознаться, что индейцы в прерии гораздо смышленее нас, и мы никогда не научимся их ловкости, — сказал дон Пабло.

— Да, поживите с ними некоторое время, — сказал Валентин, — и вы у них еще много чего узнаете.

— Смотрите! Что я вам говорил? — воскликнул Орлиное Перо.

В продолжение этого разговора охотники продолжали скакать вперед и теперь оказались не более чем в ста шагах от того места, где горел огонь, который они заметили издали.

Перед охотниками очутилось двое индейцев в полном боевом вооружении. Они размахивали бизоньими шкурами в знак мира.

Валентин задрожал от радости, узнав их. Индейцы эти были команчами, то есть друзьями и союзниками охотников, так как Валентин и Курумилла были приемными детьми этого племени.

Приказав всем остановиться, Валентин беспечно закинул ружье за плечо и, пришпорив лошадь, помчался навстречу индейцам. Те остановились и стали поджидать его.

Обменявшись с ними несколькими вопросами, как это бывает обыкновенно в тех случаях, когда люди встречаются в прерии, охотник спросил индейцев, к какому племени они принадлежат.

— Мы команчи, — ответил с гордостью один из воинов. — Мы — цари прерии.

Валентин почтительно поклонился.

— Я знаю, — сказал он, — что команчи непобедимые воины. Кто может сопротивляться им?

На этот комплимент команчи, в свою очередь, поклонились Валентину.

— Брат мой вождь? — спросил Валентин.

— Я — Петониста 26, — сказал индеец, глядя на охотника с видом человека, убежденного, что слова его произвели глубокое впечатление.

Он не ошибся. Петониста был одним из самых почитаемых вождей племени команчей.

— Я знаю моего брата, — ответил Валентин. — Я счастлив увидеть его.

— Пусть брат мой говорит, я его слушаю. Великий бледнолицый охотник — не чужой для команчей, которые его усыновили.

— Как?! — воскликнул охотник. — Значит, вы меня знаете, вождь?

Воин улыбнулся.

— Единорог — один из самых главных вождей команчей, — сказал он. — Покидая двенадцать часов тому назад селение, он предупредил Петонисту, что ожидает великого бледнолицего воина, усыновленного нашим племенем.

— Это правда, — сказал Валентин. — Единорог — частица меня самого. Когда я его вижу, сердце мое трепещет от радости. Мне нечего добавить от себя, вождь, так как брат ваш уже сказал вам обо мне. Но со мной друзья и две женщины, одна из них Солнечный Луч, другая — Белая Лилия.

— Мы рады видеть Белую Лилию. Сыновья мои сочтут за честь ей служить, — сказал индеец с благородством.

— Благодарю вас, вождь. Я иного и не ожидал от вас. Позвольте мне возвратиться к моим товарищам и сообщить им о той счастливой встрече, которая выпала мне на долю по милости Владыки Жизни.

— Хорошо, пусть брат мой возвратится к своим друзьям. Я поеду вперед в селение, чтобы предупредить молодежь о приезде сына моего племени.

Валентин улыбнулся на эти слова.

— Брат мой здесь хозяин, — сказал он.

И поклонившись индейскому вождю, он поскакал к своим товарищам, которые не знали, чему приписать его долгое отсутствие.

— Это друзья, — сказал им Валентин, указывая на Петонисту, быстро ехавшего на своем мустанге по направлению к селению. Затем он объяснил им, что Единорог предупредил воинов своего племени об их приезде.

— Слава Богу! — воскликнул дон Пабло. — Наконец-то мы отдохнем в безопасном месте. Скорее едем!

— Боже упаси торопиться, друг мой. Мы, напротив, должны ехать как можно медленнее: команчи, без сомнения, готовят нам встречу, и если мы приедем раньше времени, мы расстроим их планы.

— Ну что ж, в сущности, это для нас безразлично, — сказал дон Пабло, — нам бояться теперь нечего, мы можем ехать шагом. Возблагодарим Бога за то, что Он даровал нам спасение, — добавил он, молитвенно поднимая глаза к небу.

И маленький отряд мелкой рысцой двинулся к индейскому селению.