Вольфганг Акунов

Тамбовский волк и красные дворяне

Материалы, собранные исследователями истории гражданской войны 1917-22 гг. в России, однозначно свидетельствуют об одном — из примерно 20 (а то и более) миллионов, погибших в годы Гражданской войны русских людей, максимум два миллиона были убиты непосредственно в ходе боевых действий между красными и белыми (даже если относить к числу последних, как это часто делалось, в первую очередь, советскими историками, воинские формирования новых национальных государств, образовавшихся на обломках Российской Империи). Остальные пали жертвами бесчисленных карательных экспедиций против русских крестьян. Исторические свидетельства не позволяют нам допустить и тени сомнения в том, что эти антикрестьянские карательные экспедиции в подавляющем большинстве случаев (за исключением, пожалуй что, войны между Деникиным и батькой Махно, но махновщина — особая тема, требующая специального изучения!) снаряжались не белыми, а красными (хотя и — ради соблюдения марксистско-ленинской «невинности»! — именовались большевицкими карателями не антикрестьянскими, а АНТИКУЛАЦКИМИ — но об этих языковых тонкостях мы расскажем чуть позже).

Этот факт заставляет любого непредвзятого человека, сбросившего с себя совковские шоры, по-иному смотреть на многое. И, прежде всего, на то, что роль играет не проповедуемая «граду и миру» сущность коммунистической «идеологии освобождения угнетенных масс пролетариата и трудового крестьянства», а то, что ее проповедники и приверженцы (или люди, считающие себя таковыми, а то и просто маскирующиеся под таковых!) оказались способными на поистине инквизиторские зверства в отношении тех, кого на словах стремились «освободить». Дорвавшись до власти (обманув крестьян украденным у своих политических конкурентов-эсеров обещанием дать мужикам «землю и волю»), большевики обрушили на народ все свои комплексы, все свои инстинкты и желание, чтобы «освобожденные» русские люди ходили теперь только по их, большевицкой, струночке, осуществляя их безумные, заведомо неосуществимые планы «планетарного масштаба» — желая сами в то же время жить роскошно во что бы то ни стало, решать все проблемы как бы «по щучьему веленью» (употребляя, впрочем, вместо «щуки» вещи пострашнее — «товарищ маузер» и наган). Но на пути безумных красных доктринеров встали именно крестьяне, мужики, простые русские люди. Погибшие в схватке с красным драконом за спасение русских людей. Положившие, по слову Святого Евангелия, жизнь свою за други своя. Их память обязывает нас вспомнить, как и за что они пали в смертельной схватке с Коминтерном.

Одной из самых героических страниц русского народного движения против красного геноцида явилась партизанская война на Тамбовщине — так называемая «Антоновщина». Тамбовские мужики издавна славились своей неуступчивостью, твердостью нрава и духа. Со времен Императора Петра Великого экономика России покоилась на эксплуатации крестьянства государством. В отличие от духовенства и дворян, крестьяне относились к «податному сословию» — то есть, платили налоги. Именно на этом, в первую очередь, основывалась их включенность в рыночную систему.

Но при Царском правительстве к началу ХХ века в России все же сформировалась достаточно развитая промышленность, во все большей степени разворачивавшаяся и в сторону удовлетворения крестьянских нужд и все более эквивалентного товарообмена между городом и деревней. Большевики же, захватив власть над Россией, поспешили всю отечественную промышленность развалить (в интересах своей нанимательницы — кайзеровской Германии, заинтересованной в скорейшем выводе России из войны — а без промышленности вести войну невозможно!) и начали отбирать у села все подчистую, ничего не давая селу взамен. Желая полностью подчинить себе и городское, и сельское население, Ленин с присными вознамерились использовать для этого «абсолютное оружие» в виде хлебной карточки. Денежное обращение в стране было отменено, банки разгромлены, все городское население (конечно, за исключением представителей «эксплуататорских классов!) посажено на пайки. «Кто не работает (на большевиков и «мировую революцию», разумеется!), тот и не ест!». Чтобы не дать голодным людям возможности пойти на рынок обменять оставшееся дома после обыска «золотишко» или вещи приехавшему из деревни на базар поторговать мужичку на хлеб или сало, большевики под страхом смерти запретили частную торговлю хлебом и другими продовольственными товарами, как «контрреволюционную».

Приезжавших в город торговать крестьян, объявленных «спекулянтами хлебом», «мешочниками» и «врагами мирового пролетариата» расстреливали «пачками», без суда, чем сохранилось немало ленинских письменных указаний. Крестьяне перестали ездить в город. Тогда большевики стали натравливать страдающих от ими же организованного голода городских пролетариев на село, клеветнически утверждая, что-де «контрреволюционное по самой сути своей крестьянство» специально не ездит в город торговать продуктами, а «придерживает хлеб», чтобы «уморить голодом нашу родную Советскую власть». Поэтому всякий сознательный представитель «революционного пролетариата» обязан вступить в «продовольственный отряд» и ехать с оружием в руках из города в деревню отбирать хлеб у «сельских спекулянтов».

Именно к этой нехитрой формуле (чуть измененному большевицкому лозунгу «экспроприации экспроприаторов», или, еще проще: «Грабь награбленное!») сводилась, по сути, провозглашенная красными политика «продразверстки», представлявшая собой не что иное, как систему насильственного, вооруженным путем, изъятия у крестьян не каких-то там «излишков», а всего урожая, за исключением некоего «прожиточного минимума». При этом сей «минимум» определялся не в соответствии с какими-то научными нормами, а исходя из «плантов» и «прожектов» красных прожектеров. Они планировали не сегодня-завтра провозгласить «земшарную республику Советов», поход в Иран, Афганистан, Тибет и Индию — с целью подрыва британской колониальной империи (по проекту товарища Троцкого) — «но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще умрем в боях!» (комсомольский поэт Павел Коган), а там — и к берегам Янцзы и Хуанхэ — «Рычи, Китай!» (это уже Всеволод Мейерхольд) — а оплачивать все это красное безумие должен был русский мужик…

Даже в советское время со временем пришлось официально (хотя и скрепя сердце и скрипя зубами) признать злоупотребления и бестолковость «продотрядов», непосредственно взыскивавших этот чудовищный хлебный налог. И в изданиях «трудов» Ленина сохранилось немало записок, в которых он прямо призывал к расстрелу тех, кто сгноил отнятый у крестьян хлеб на станциях, и т. п. Однако иного результата трудно было бы и ожидать — систему гораздо легче разрушить, чем создать. Кроме того, из бесчинств большевицких комиссаров делали свои выводы и рядовые исполнители их приказаний. В самом деле — если эта «народная» власть расстреливает людей почем зря, почему они не могут делать то же самое?

В докладной записке уполномоченного большевицкого Совета Обороны товарища Озаровского о положении в Козловском уезде Тамбовской губернии от 22 апреля 1919 г. ярко обрисован именно этот всеобщий разгул красного насилия. «Правда, на устроенном…в Иловай-Дмитровской волости празднике бедноты были выкинуты плакаты-девизы «Смерть кулакам-буржуям», были произнесены буквально погромные речи: «Бей, громи, отбирай все!»…результатом всего этого в деревне началась полная анархия, власть советов была аннулирована и созданы ячейки из отбросов общества (заметьте — это признает сам автор докладной записки — большевик! — В.А.), бывших конокрадов, хулиганов, спекулянтов. Они стали творить суд и расправу», «…местные власти — сельские члены ячеек, комиссары по борьбе с контрреволюцией брали взятки, пили самогон (который гнали и употребляли безо всякой меры — благо отнятого у крестьян зерна было хоть завались! — В.А.), допускали игру в карты (конечно, на награбленное! — В.А.), реквизировали для себя…» (выделено нами — В.А.). В-общем, «жрали на полный рот» (по выражению «пролетарского поэта» Владимира Маяковского)!

Товарищ Гольдин на объединенном заседании губернских и уездных советских, партийных и профсоюзных организаций по продовольственному кризису от 21 июля 1919 г. с высокомерием «нового человека» выговаривал тамбовчанам: «…губерния дала лишь 22 % нормальной ссыпки» (т. е. хлебного оброка, причитавшегося кремлевской клике).

Вывод ясен. Драть, драть и драть с русского мужика, выдавливать из него хлеб по зернышку. Мужик — что конопля, чем больше жмешь — тем больше выжмешь! При этом тов. Гольдин и знать не желал, что до октябрьского переворота большую долю товарного хлеба в исконно хлебородной Тамбовской губернии давали т. н. «культурные» помещичьи хозяйства. Их владельцы были убиты или изгнаны большевиками, а сами поместья — реквизированы Советами и сразу же доведены до полного разорения. А что из всего этого вышло, со всей наглядностью явствует из докладной записки товарища А.М. Большакова о положении дел в Шацком уезде Тамбовской губернии от 11 января 1920 г.:

«1)в прошлый 1919 г. площадь земли, засеянная земотделом, была большей частью не убрана, так, например, в районе Нижне-Мальцево Агдинской вол. не убрано около 120 десятин овса, нужного для корма лошадей и племенного скота. Около 30–40 десятин семян тоже не убрано. Все вышеуказанные посевы оказались под снегом;

2)знаменитый племенной рассадник бывш. графа Воронцова-Дашкова наполовину вымер вследствие ненормального питания и заболевания заразой-чесоткой;

3)разбросанность в разные концы уезда сельскохозяйственного инвентаря, и если он и собирался, то как раз постарались поставить в ветхие помещения, которые обвалились, и этим уничтожили дорогие сельскохозяйственные орудия, например, в имении Стахеева Агишевской вол… близ Шацка. Считаю необходимым высылку инструктора от Наркомзема для точной ревизии и т. д….

По порядку достопримечательностей следующий пункт: винокуренный завод при ст. Нижне-Мальцево. Это гнездо алкоголиков, болото, которое засасывало многих советских сотрудников. В свое время нашумевшее дело (кражи, утечки из бака спиртового 692 ведра спирта), до моего прихода находилось в последней стадии следствия для передачи в архив, было затушевано местной властью (как будто не в 1920 году написано, не правда ли? — В.А.)»…

И т. д. и т. п. Таких документов не счесть. Многие из них вошли в документальный сборник «Антоновщина», изданный в Тамбове в 1994 г. Казалось бы, первейшими действиями «народной (да, по большому счету, и всякой другой!) власти» в подобных случаях должно было быть приведение казенных хозяйств хоть во сколько-нибудь приличный вид…Но…налицо совсем другое. А именно — выступление председателя Тамбовского губисполкома товарища Шлихтера А.Г. от 8 августа 1920 г. Хотя на Тамбовщине уже вовсю полыхало крестьянское восстание под руководством Антонова и Токмакова, товарищ Шлихтер все еще талдычит о «зажатии в кулак» якобы «контрреволюционного» крестьянства и т. д. Судя по тексту выступления, товарищ Шлихтер полагал, что в Тамбовской губернии» среди крестьян «преобладал (!) кулацкий элемент».

Следует заметить, что само понятие «кулак» (как и тождественное ему понятие «мироед»), заимствованное из крестьянского языка, восходит еще к XIX веку. Первоначально крестьяне обозначали этим словом не просто разбогатевшего мужика (таких было немало еще в дореформенной России, в уж тем более после отмены крепостного права в 1861 г.!), а богатого крестьянина, который путем предоставления ссуд (первоначально даже не в денежной, а в натуральной форме — например, хлебом до нового урожая, и т. п.) со временем установил в деревне своего рода натуральную ростовщическую кабалу и потому держит всех своих односельчан как бы у себя «в кулаке». Уже из одного этого обстоятельства со всей очевидностью следовало, что «кулаков» (как бы ни расценивать это явление) в деревне было крайне мало, да и никак не могло быть много.

Так что утверждать о хлебородном регионе, что среди проживающих в нем крестьян «преобладают кулаки», было все равно, что утверждать о крупном городе, что большинство его населения составляют ростовщики. Если для товарища Шлихтера подобное утверждение могло казаться истинным, то это только свидетельствует об уровне его мышления…В итоге словечко «кулак», уже обкатанное либеральными публицистами XIX века как сугубо отрицательное, оказалось в качестве негативного ярлыка приклеено большевиками к большей части российского крестьянства.

А в дальнейшем, в советском «раю», как известно, «кулаками» клеймили не только зажиточных крестьян, «крепких сельских хозяев», на которых делал основную ставку премьер-реформатор П.А. Столыпин, а кого ни попадя (для врагов большевизма из среды однозначно небогатых и даже безлошадных крестьян, которые ну никак не подходили под стереотип «кулака-мироеда», коммунистические «акулы пера» со временем изобрели особый термин «подкулачник», или «кулацкий подголосок»). Но все эти пышные всходы советского словоблудия проросли из крохотного зернышка, содержавшегося в докладах, подобных шлихтеровскому…

Впрочем, главное даже не в этом. Товарищ Шлихтер в своем докладе ровным счетом ничего не говорит о казенных советских хозяйствах. Ибо большевицким лидерам налаживание казенного (по идее, их же собственного, советского и социалистического!) хозяйства оказалось, на поверку, абсолютно не нужным и даже не интересным. Они уже успели возомнить себя новыми барами, «красным дворянством», хозяевами жизни до скончания века. Тов. Гольдин призывал бойцов продовольственных отрядов не жалеть даже родную мать, выколачивая хлеб из «контрреволюционных» мужиков. Давайте же зададимся вопросом — из кого же состояло продотрядовское красное воинство, не возмутившееся в ответ на подобные призывы? Правильно — из «отбросов общества, хулиганов, алкоголиков и конокрадов» (см. выше).

В год от Рождества Христова 1920 лето выдалось на редкость засушливым и жарким. Урожай в 12 пудов оказался просто ничтожным. Крестьянину и без «продразверстки» трудно было бы прожить на него, да еще с семьей. Ничтоже сумняшеся, товарищ Гольдин с присными назначили на этот год разверстку …в 11 с половиной пудов! Как говорится, хоть стой — хоть падай! А если мужик не сдаст «своей родной» власти все, что «положено» — значит, он — враг мировой революции и пособник международной буржуазии (с которой сами-то большевики, между прочим, прекрасно договаривались о хлебных концессиях, безмерно обогащавших западных «хлебных королей» — вроде пресловутого Дрейфуса!). Выколачивание зерна из русских мужиков шло под угрозой расстрела на месте. Как это там было у Блока в «Двенадцати»?

Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в святую Русь!
В кондовую, в избяную, в толстозадую!

Не давали кому-то покоя Святая Русь и крестьянские избы! В общем, тамбовским крестьянам оставался один выбор — умереть или от голода, или от пуль продотрядовцев. Но в последнем случае оставалась еще возможность погибнуть в бою — так сказать, умереть стоя, а не на коленях…

В отличие от другого «крестьянского вождя» времен гражданской войны — «батьки» Нестора Махно — Александр Степанович Антонов был не анархо-коммунистом, а убежденным, с большим стажем (с 1905 г.) членом партии социалистов-революционеров (эсеров, как их сокращенно называли), считавших себя, прежде всего, выразителями интересов крестьянства (составлявшего в то время подавляющее большинство населения России) и потому руководствовавшихся в своей борьбе лозунгом «Земля и Воля» и девизом «В борьбе обретешь ты право свое!». За участие в революционной деятельности Антонов был сослан при Царе в Сибирь на каторгу. Большевики позднее обвиняли его в том, что он был арестован и сослан за «уголовные преступления». Но это верно только отчасти.

Антонов был осужден за участие в «эксах» — то есть грабежах, средства от которых шли в партийную кассу эсеров на осуществление «революционной работы» («общего дела», по старинному выражению, идущему еще от первых русских «бесов» — «нигилистов», нечаевцев, народников и народовольцев). Однако ведь и сами-то большевики не гнушались заниматься тем же самым, по принципу «деньги не пахнут», еще до 1917 г. Именно большевики вступали в фиктивные (а то и освященные Церковью) браки с богатыми наследницами-сиротами, чтобы присвоить их приданое и состояние, регулярно «доили» фрондирующих фабрикантов (вроде Николая Шмита или Саввушки Морозова) и «властителей умов» (вроде Максима Горького), грабили не только частных лиц, но и банки — так, известный большевицкий боевик Тер-Петросян («Камо») ограбил Тифлисский, а не кто иной, как будущий «гений всех времен и народов» генералиссимус товарищ Сталин (тогда еще просто Иосиф Джугашвили) — Кутаисский банк. А захватив власть в октябре семнадцатого, большевики «развернулись» по-настоящему и «экспроприировали» (а попросту — ограбили!) всю Россию. Так что кому-кому, но не им пристало обвинять эсера Антонова в «уголовщине»!

После февральского переворота 1917 г. Антонов вновь появился в своей родной Тамбовской губернии и был назначен начальником кирсановской уездной милиции. Его главными сподвижниками были Баженов, Зоев, Лощинин и Махневич, также члены партии эсеров с большим стажем. Одновременно на Тамбовщине был создан Союз Трудового Крестьянства. Поначалу Антонов, как революционер, не имел ничего против идеи «власти Советов» как таковой (хотя и отвергал манипулирование лозунгом «советской власти» как ширмы для прикрытия безраздельного господства большевиков над Россией, что, в тогдашних условиях, означало в первую очередь их господство над русским крестьянством). В зародыше первые отряды антоновской «милиции» были организованы еще в 1918 г. Антонов не раз призывал засевшую в Москве «Советскую власть» (Ленина и иже с ним) к совместной работе и заявлял о своей готовности «подать ей руку».

Антонов неоднократно помогал большевицким совдепам (например, разоружал эшелоны Чехословацкого корпуса в 1918 г.). Но, будучи радетелем прав «трудового крестьянства» Тамбовщины, он не мог смириться с политикой большевиков, расправившихся летом 1918 г. со своими бывшими союзниками — левыми эсерами, после того, как те, по их мнению, «сделали свое дело», нейтрализовав, в отношении большевиков, крестьян, в по преимуществу симпатизировавших эсерам (обещавшим им землю и волю), а не большевикам, с самого начала стремившимся не раздать крестьянам, а национализировать (превратить в государственную собственность) всю — то есть не только бывшую помещичью, но и крестьянскую землю! — и обрекших русское крестьянства на голод и вымирание ради какой-то «земшарной республики Советов».

Поэтому невозможно представить себе, чтобы Антонов, подобно Махно, заключил с большевиками военный союз и согласился принять от них орден боевого Красного Знамени. Несмотря на обычное (подмеченное, в частности, кровавым большевицким карателем, а по совместительству — детским писателем Аркадием Гайдаром, очень любившим, по свидетельству современников, сдирать с врагов мировой революции и трудового народа заживо ШКУРКУ!) пристрастие тогдашних эсеров к красным рубахам (как у тогдашних русских анархистов — к черным), сам Антонов даже и к красным знаменам, нашивкам и бантам относился крайне сдержанно (хотя их нередко использовали не только большинство антоновцев и махновцев, но и петлюровцы и даже некоторые «белые» генералы — например, Бакич, сражавшийся в Сибири с красными под красным знаменем с крохотными белой и синей полосками в правом верхнем углу; состоявшие сплошь из потомственных рабочих военных заводов Ижевская и Воткинская дивизии армии Адмирала Колчака, шедшие в штыки на красных под пение «Варшавянки» и также первоначально под красными знаменами; участники казачьего Вешенского восстания против красных на Дону, носившие на шапках две перекрещенные ленты — белую и красную — список подобных примеров можно было бы продолжать почти до бесконечности!) — по воспоминаниям современников, многие антоновцы предпочитали носить на шапках не красные, а зеленые ленты. Были у них и знамена, в том числе нередко и красные, обычно с эсеровским лозунгом «Земля и Воля», идущим еще от народовольцев.

С начала 1920 г. А.С. Антонов вступил в открытую борьбу с коммунистами. Его отряды росли быстро, как грибы. Крестьяне, вдоволь натерпевшиеся всякого лиха от разнузданных продотрядовцев, исполнителей зверских директив московских комиссаров, охотно шли к своему заступнику. Антонов сразу проявил себя как талантливый военный организатор. На территории Кирсановского, Борисоглебского, Тамбовского уездов с центром в с. Каменка образовалась настоящая крестьянская республика (фактически охватывавшая не только собственно Тамбовскую, но и Воронежскую и Саратовскую области России). Освободив от красных какой-либо населенный пункт, антоновцы сразу же приступали к формированию нового отряда. Эти отряды быстро увеличивались и сводились в полки численностью до 1000 бойцов. По воспоминаниям маршала СССР Г.К. Жукова, главной ударной силой у Антонова были кавалерийские полки общей численностью от 1 500 до 5 000 сабель.

Причем, вопреки как бы нехотя оброненному маршалом Жуковым замечанию, что, мол, «крестьяне ненавидели бандитов» (в своих воспоминаниях будущий маршал СССР вообще довольно сдержан в осуждении антоновцев и, в общем, пишет о них с некоторой долей уважения, как о достойных противниках — в отличие от дышащих невыразимым, высокомерным презрением к «темному мужичью» приказов и воззваний «красного барина» Тухачевского, другого обер-палача — Какурина — и засевших в московском Кремле женевских эмигрантов), окрестные села встречали антоновцев колокольным звоном и молебнами (что, в свою очередь, вызывало ответные репрессии красных против церквей и сельских батюшек).

К концу 1920 г. повстанцы были объединены уже в 2 армии (21 бригаду), составлявшие вместе Объединенную (Единую) Партизанскую Армию Тамбовского Края. Знаками различия ее бойцов, вопреки сдержанного отношения лично Антонова к красному цвету — служили красные нарукавные полоски. Согласно приказа № 1 от 14 ноября 1920 г. младший командный состав и работника штабов антоновских армий носили 1, командиры полков и начальники штабов армий — 2, Начальник Штаба Единой Армии (т. е. сам А.С. Антонов) и командующие повстанческими армиями — 3 узкие красные нарукавные полоски, а Главнокомандующий Единой Повстанческой Армией — 1 широкую красную полоску. Позднее, приказом № 5 Главного Оперативного Штаба Единой Партизанской Армии Тамбовского Края от 10 января 1921 г. были введены новые знаки различия:

— для младшего командного состава — по-прежнему красные нарукавные полоски, носившиеся на левом рукаве (1 — для отделенных командиров, 2 — для взводных командиров, 3 — для вахмистров);

— для старшего командного состава — красные нарукавные нашивки в форме треугольника углом вниз (1 треугольник — для эскадронных командиров или начальников отдельных команд, 2 — для командиров дивизионов и полковых адъютантов, 3 — для командиров полков и их помощников, начальников пулеметных команд и штабов дивизий);

— для комендантского состава — красные нарукавные треугольники углом вверх (1 — для комендантов полков, 2 — для комендантов при Главном Оперативном Штабе);

— для высшего командного состава — красные нарукавные ромбы (1 — для командиров и начштабов дивизий, 2 ромба — для командующих армий и их помощников). Над этими знаками различия чины Главного Оперативного Штаба, начсвязи и адъютанты при Главном Оперативном Штабе носили на левом рукаве красные нарукавные ленты с соответствующей надписью белыми буквами (например: Н-к связи). Приказом Главного Оперативного Штаба Антонова № 6 от 12 января 1921 г. в знаки различия были внесены новые изменения:

— для командиров полков — красные нарукавные ленты с соответствующей надписью белыми буквами (например: К-р 1 полка);

— для начальников пулеметных команд — 2 красных треугольника углами вниз, а над ними — красная узкая лента с надписью белыми буквами «Н-к П.К.»;

— для командиров батарей — 2 красных треугольника углами вниз, а над ними — красная лента с надписью белыми буквами «К-р Б.».

В Главный Оперативный Штаб Объединенной Партизанской Армии антоновцев входили старые эсеры — Гусаров, Богуславский, Токмаков и Митрофанович. Командующим был избран офицер с большим боевым стажем — Георгиевский кавалер поручик П.М. Токмаков (позднее возглавивший в качестве председателя Союз Трудового Крестьянства и даже считавшийся многими подлинным руководителем Тамбовского восстания), начальником штаба — Антонов. Наряду с ними, крестьянская масса выдвинула своих собственных талантливых партизанских командиров — братьев Матюхиных, атамана Ваську Карася, атаманшу Маруську — новую Василису Кожину, прозванную «тамбовской Жанной д’ Арк».

К началу 1920 г. численность антоновцев достигла 40 000 штыков и сабель. Конечно, «штыков» и «сабель» весьма условных — вооружение, как, впрочем, и воинская подготовка крестьянских повстанцев оставляли желать много лучшего, но, с другой стороны, у большинства русских крестьян за плечами был опыт четырехлетней Великой войны, и многие прихватили с фронта домой свои винтовочки (а то и пулеметики). Согласно жуковским «Воспоминаниям и размышлениям», повстанческие части были вооружены пулеметами, винтовками, револьверами и шашками. Во всяком случае, ни артиллерии, ни бронетехники, ни авиации у антоновцев не было.

Самым излюбленным видом ручного огнестрельного оружия антоновцев (как, впрочем, и махновцев, и прочих крестьян-партизан) являлся стократ проклятый красными борзописцами «кулацкий обрез» — винтовка с отпиленным почти напрочь стволом, которую легко было спрятать под тулупом или поддевкой, чтобы потом в упор «гасить» комбедовцев, чекистов, комиссаров, «заградителей» и прочую красную саранчу, слетевшуюся на крестьянский хлеб и отнимавшую его у хлеборобов вооруженными налетами, расстрелами, поджогами сел и тотальным террором. В-общем, воевали по-мужицки. Тем не менее, об эту «сермяжную» силу одна за другой разбивались бесчисленные волны большевицких карателей. Отряд за отрядом бросали кремлевские стратеги на непокорную Тамбовщину. Но антоновская армия не только держалась, но и стремилась непрерывно нападать, вопреки огромному неравенству противоборствовавших сил.

Согласно маршалу СССР Г.К. Жукову, политическую организацию «эсеро-кулацкого» восстания на Тамбовщине (а фактически — во всем Поволжье) возглавлял ЦК партии эсеров. Своей главной задачей он считал повсеместное свержение советской власти. Ближайшие же задачи антоновцев заключались в следующем:

— срыв выполнения продразверстки и других повинностей, налагаемых на крестьян Советской властью,

— уничтожение представителей РКП(б) и Советской власти на местах,

— нападение на отдельные отряды Красной Армии с целью их разоружения (но отнюдь не поголовного истребления, что был вынужден признать даже сам Жуков!),

— порча железных дорог, уничтожение складов и баз.

Исходя из этого, антоновцы применяли следующую тактику:

1) уклонение от боя с крупными частями Красной Армии,

2) вступление в бой при полной уверенности в победе и по возможности при превосходстве собственных сил.

3) в случае необходимости — выход из неудачно сложившейся боевой обстановки небольшими группами и в разные стороны с последующим сбором в заранее условленном месте.

Как писал об Антонове Роман Гуль — «опять жжет совхозы, налетает на станицы, вырезает чекистов, а когда надо — рассыплет отряды по селам, и снова пашут, молотят антоновцы, как ни в чем ни бывало, чтобы потом по знаку батьки снова взяться за зарытые в огородах винтовки и пулеметы и опять идти в бой против ненавистной советской власти» («Ледяной поход», М, 1992, с. 208).

Окончание польской авантюры и позорное замирение со свежеиспеченной «Речью Посполитой Польской» позволили красной Москве спешно перебросить часть своих наиболее боеспособных войск на покорение пылавшей восстанием Тамбовской губернии. На начало 1920 г. силы созданного советским правительством Командования войск Тамбовской губернии по борьбе с бандитизмом составляли 32 500 штыков, 7 948 сабель, 463 пулемета и 63 артиллерийских орудия. Через 2 месяца эти силы были увеличены еще на 5 000 штыков и 2 000 сабель.

А затем на подмогу им были переброшены бронепоезда, бронеавтомобили, пехотные и кавалерийские части «интернационалистов» (мадьярские «красные гусары», китайцы, части латышских стрелков), красные курсанты, железнодорожные батальоны. «Только дым стоял от сгоревших восставших сел. Чекисты церемониться не стали: села поджигали по-татарски, с четырех сторон, расстреливали без суда и следствия, обстреливали мятежные хутора химическими снарядами» (Р. Гуль).

Тем не менее, Антонов постоянно производил налеты на гарнизоны частей Красной Армии. Так, в начале апреля 1921 г. отряд антоновцев дерзким рейдом наголову разгромил красный гарнизон, занимавший Рассказово, взяв в плен целый батальон красных войск (об этом, в частности, писал в своих мемуарах маршал Г.К. Жуков). Еще раньше под селом Злотовкой, антоновцы столкнулись с отборным революционным «Отрядом имени товарища Троцкого», который разбили в пух и прах — по выражению Романа Гуля («Ледяной поход», М., Воениздат, 1992, с. 209) — «пропоров вилами брюхо красным курсантам и заградителям». Насчет «вил» белогвардеец-эмигрант, конечно, выразился фигурально, имея в виду скорее всего крылатое выражение «вилы народного гнева».

Во главе большевицких карателей стоял крайне честолюбивый «красный дворянин» М. Н. Тухачевский (его заместителем был другой бывший царский офицер — И. П. Уборевич, одновременно возглавлявший действия сводной кавалерийской группы красных, но сам — видимо из осторожности! — предпочитавший, если верить Жукову, передвигаться в бронеавтомобиле!). Но в лице Антонова будущий красный маршал нашел себе достойного противника. Красным не помогли ни броневики, ни артиллерия, ни самолеты. Уходя от них в одном месте, неуловимый Антонов наносил им жесточайшие удары в другом. Тогда товарищ Тухачевский словно бы задался целью перещеголять — по зверству! — товарищей Шлихтера и Гольдина вместе взятых. Вот, к примеру, один из приказов, изданный «красным Наполеоном» в соавторстве с другим «пламенным большевиком» — тоже Антоновым (но с приставкой Овсеенко):

«1.Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте без суда.

2.Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссии или райполиткомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3.В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4.Семья, в доме которой укрывается бандит (то есть повстанец — В.А.), подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда.

5.Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, а старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

6.В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставляемые дома сжигать или разбирать.

7.Настоящий приказ проводится в жизнь сурово и беспощадно».

Надо сказать, что приказ товарища Тухачевского был составлен «красным барином» не без знания тонкостей психологии русского крестьянина и с явным намерением не только запугать крестьян неумолимой жестокостью, но и повязать их всех круговой порукой и сделать соучастниками преступления против своих же односельчан, превратив в своих «подельников» всех тех, кто не пошел служить Антонову.

В большинстве случаев расстрел красными карателями «старшего работника в семье» (а в немалом количестве крестьянских семей и был-то всего один работник!) означало для семьи невозможность справиться с тяжким крестьянским трудом. В былые времена крестьянская семья, лишившись кормильца, пошла бы по миру с сумой и не померла бы с голоду (прокормиться в царской России можно было и нищенствуя). Но в новых, советских условиях, когда весь крестьянский хлеб выгребался «родной народной властью» под чистую, да вдобавок «за бесплатно», нищим мало кто был в состоянии подать милостыню — у самих, почитай, ничего не было. И семьи, в которых был убит или расстрелян красными единственный работник, были все обречены на голодную смерть на дороге. Сразу видно, как любил мужика товарищ Тухачевский! Впрочем, все это были еще «цветочки» по сравнению с его же приказом от 13 июня 1921 г.:

«Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена Советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на местных жителей (?! — В.А.).

Для немедленной очистки лесов приказываю:

1.Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми удушливыми газами, точно рассчитывая, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.

2.Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов.

3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ.

4. О принятых мерах донести мне.

Командующий войсками

Тухачевский.

Какое же бесчеловечное, истинно «барское» презрение в русским крестьянам дышит из каждой строчки людоедского приказа! Но мало того! В то время (да и не только!) приказы писались не слишком грамотными людьми; впрочем, Тухачевского к их числу не отнесешь. Конечно, ожесточение против непокорных «мужиков» достигла в большевицком штабе страшного накала. Не только Тухачевский, но и другие «красные герои» любили при случае «пальнуть в Святую Русь» не только пулей, но и химическими снарядами.

В «Музее Чапаевской дивизии» в поселке Красный Яр (Башкирия) и ныне выставлен приказ легендарного Василия Ивановича Чапаева, из которого явствует, что при обстреле Уфы, где еще оставалось мирное население, каждый третий снаряд, выпускаемый красными по беззащитному городу, был снаряжен отравляющими газами. Как говорится, гулял по Уралу Чапаев-герой… И все же вернемся к приказу «красного барина» товарища Тухачевского. Что означает выражение «все, что в нем пряталось»? Всех людей, что в нем (лесу) прятались? Но нет, написано: «…все, что в нем пряталось». Это прячущееся от него в лесу «все» краском товарищ Тухачевский явно за людей не считает. Так, «навоз истории», в лучшем случае — «сор и пыль старого мира». Подобная жестокость к русским мужикам не мещала ему, впрочем, проявлять поистине трогательную заботу о сохранности социалистической собственности, требуя в приказе:

Во всех операциях с применением удушливого газа провести исчерпывающие мероприятия по спасению находящегося в сфере действия газов СКОТА (выделено нами — В.А.).

ЛЮДИ — женщины, крестьянские детишки, старики, его нисколько не интересуют…

Конечно, крестьянское восстание в Тамбовской, Воронежской и Самарской губерниях не было свободным ото всех отрицательных черт былых мужицких бунтов. Конечно, крестьяне-повстанцы не могли уйти далеко от родных домов. И в этом А.С. Антонов был бессилен что-либо изменить. Он мог одержать — и одержал! — немало блестящих побед над многократно превосходящими силами красных карателей (в одном из таких боев антоновцы чуть было не положили конец блестящей военной карьере будущего красного маршала Г.К. Жукова — он даже через много десятилетий уделил этому эпизоду место в своих мемуарах «Воспоминания и размышления»!), но мобильность отрядов повстанцев была крайне ограниченной. И потому уже в марте 1921 г. красные приступили к планомерному разгрому «кулацко-эсеровских» армий Антонова. Правда, для разгрома 40 000 (весьма уловных и нередко сокращавшихся вдвое!) антоновцев Ленину и Троцкому потребовалось более 100 000 красноармейцев с артиллерией, бронетехникой, авиацией и боевыми отравляющими веществами.

Особенно ожесточенные бои между красными и антоновцами развернулись в конце мая 1921 г. в районе реки Вороны, населенных пунктов Семеновка, Никольское, Пущино, Никольское-Перевоз, Тривки, Ключки, Екатериновка и реки Хопер. Здесь антоновцы доблестно выдержали натиск безудержно восхваляемой большевицкими борзописцами за свою — якобы! — непобедимость кавлерийской бригады еще одного «красного дворянина» — Г.И. Котовского и 14-й отдельной кавалерийской бригады, в которой командиром 2-го эскадрона 1-го кавполка был Г.К. Жуков. Как он писал позднее в мемуарах, «…полностью уничтожить банду в то время все же нам не удалось».

Интересным представляется содержание «увещевательных» воззваний большевиков к восставшим крестьянам Тамбовщины. В них откровенная ложь причудливо смешана с презрением «нового человека» к «не своим», «не коммунистам» (то есть как бы и «не людям»). Вот, к примеру, приговор, вынесенный Кирсановской участковой политической комиссией населению Калугинской волости (вынести приговор всему населению волости для «великих экспериментаторов» — раз плюнуть!):

«1.В трудную годину, когда Красная Армия вела упорную борьбу с напавшими на нас белополяками и белогвардейскими войсками барона Врангеля, враги трудового народа затеяли нанести ей удар в спину, и им удалось в августе прошлого года поднять в Тамбовской губернии злодейский мятеж против власти Советов, вы поддержали этот мятеж»

(С начала до конца — характерная для коммунистов во все времена беспардонная ложь и выворачивание фактов наизнанку! Красные дерутся с поляками, а тамбовский мужик почему-то должен отдуваться! И что это за «враги трудового народа»? Явный намек на «связь с бароном Врангелем»! Но никакой подобной связи у эсера Антонова, к величайшему сожалению для России, не было, да и быть не могло!).

…«4.Тяжкие злодейства совершили бандитские шайки в Тамбовской губернии и вы — соучастники этих злодейств.

Вы ответственны за разрушение железных дорог — вы помешали подвозу подкреплений Красной Армии на фронт, подвозу продовольствия голодающим труженикам (?! — В.А.), подвозу семян недостаточным крестьянам (!? — В.А.)».

Интересно, каким таким «недостаточным крестьянам» и каким образом товарищи шлихтеры и иже с ними собирались подвозить семена в то же самое время, когда тт. гольдины ругались, что Тамбовская губерния сдала всего 22 % от обычного оброка и внушали продотрядовцам, чтобы те, выбивая из крестьян зерно, даже «мать родную не жалели»!? Этой «матери родной», что ли, «комиссары в пыльных шлемах» собирались «семена» подвозить?

«5.Советская власть, когда пришла победа на фронтах, направила свои усилия на устроение крестьянской жизни. Все основные пожелания крестьян удовлетворены — продразверстка упразднена и заменена вдвое меньшим продналогом, взимаемым без продотрядов и без круговой поруки».

Ага… «Еще бы ситцу и гвоздей немного», как писал Сергей Есенин. И как сильно сказано — «Советская власть направила свои усилия»!

Она их «направила», когда антоновщина допекла товарища Ленина с товарищами, а вовсе не по завершении «разборки» красных с «белополяками» (во главе последних стоял, между прочим, недавний социалист Юзеф Пилсудский, проходивший в свое время по одному делу со старшим братом товарища Ленина — А.И. Ульяновым, но пощаженный царским судом и отделавшийся, по молодости лет, ссылкой в Сибирь, откуда вскорости благополучно сбежал — впрочем, при проклятом царском режиме из сибирской ссылки не бежал, кажется, только ленивый)! Причем озабоченность «вождя мирового пролетариата» была направлена именно на Тамбовщину. В отличие от большинства своих товарищей по партии, В.И. Ленин быстрее трезвел от революционной горячки — после очередного холодного душа, разумеется.

И таким холодным душем послужил на этот раз Антонов со своими двумя крестьянскими армиями. Разумеется, увещеваемые мужички не могли знать тогда всего коварства «кремлевского мечтателя». Но они чувствовали фальшь в увещеваниях потомственного дворянина Владимира Ульянова (раз барин — значит, беспременно норовит мужика обмануть!). Сохранился поистине блестящий ответ крестьянского вождя А.С. Антонова на подобное большевицкое словоблудие:

«Я удивился, когда получил от Вас письмо, а славное, Вы начинаете такими словами: «если Вы сознательный», то прийти к Вам с повинной головой и сдать Вам оружие. Еще даже смешно стало, какое Вы оружие просите у нас, то, которое мы добыли кровью трудового крестьянства, для защиты своего существования, против таких насильников, как Вы. Если Вы подумали раз, что сдадим Вам оружие, то больше лучше и не думайте, а иначе Вас признают умалишенным.

Мы пролили кровь, а Вы не пролили!

У Вас хватает нахальства сказать, что мы грабители и насильники. Вы оглянитесь назад, что Вы сделали за эти четыре года Вашей власти: только насилие, грабеж и уничтожение неповинных людей; это после Ваших неистовых криков на всех улицах, переулках, площадях: «Долой смертную казнь!». Если собрать все те жертвы, которые уничтожены подлой рукой коммунистов и всех ваших монархов вместе с кровожадными властями иностранных держав и положить на весы, то чашка с жертвами погибших от руки коммунистов с треском упадет на стол.

Теперь посмотрите как следует и одумайтесь, что происходит от Вас — кругом только стон, грабеж и смерть. От кого летят в щепки сундуки, двери у амбаров и льется невинная кровь? Только от Вас, только от этих извергов коммунистов, а после всего этого называете нас бандитами; не мы, а Вы бандиты.

Кого мы обидели, кого лишали жизни и взяли имущество, только этих вампиров коммунистов, но невинных стариков и женщин тронули ли мы где хотя одним пальцем?

Вы прислали к нам представителей от граждан с. Пановы Кусты. Если Вы желаете, чтоб Вам пояснить, за что мы боремся, то прошу прислать двух или трех представителей от Красной Армии, отнимать у них жизнь и насилия над ними никаких не будет.

Если Вы будете забирать семьи партизан и отправлять их на голодную смерть (в устроенные красными концентрационные лагеря для стариков, женщин и детей — В.А.) — это невинных жен, отцов, матерей и детей, то помните, что то же самое будем делать и мы, т. е. выгонять из пределов своего партизанского края все семьи коммунистов и красноармейцев».

Это всего лишь небольшая выдержка из эпистолярного наследия Антонова. Из таких документов предводителя повстанцев явствует многое: и то, что сын кирсановского мещанина и крестьянский вождь А.С. Антонов старается произвести впечатление грамотного человека, хотя в действительности он не слишком грамотен (что и понятно при четырех неполных классах — реальное училище ему закончить не удалось!); и то, что он, при всем при том, прекрасно разбирается в обстановке, и умеет вести пропаганду.

Вообще говоря, Антонов предстает каким-то удивительным универсалом. Он ухитряется сохранить свой отряд до октября 1920 г. — до момента решительного выступления против большевицкой диктатуры, но ведет при этом ловкую политику, не выступая, в принципе, против лозунга Советской власти. Он умело использует ситуацию, сложившуюся в октябре 1920 г. — и его отряд разрастается до громадных размеров. И Антонов — что, прямо скажем, необычно для командира партизанского отряда с четырьмя неполными классами образования — умело организует и эту огромную силу.

Он четко разграничивает типы повстанческих отрядов: существует собственно армия (с характером боевых действий, близких регулярным), а наряду с армией — вооруженная охрана («вохра»), действующая исключительно в партизанско-диверсионной манере. И всегда и везде Антонов умеет обращать даже поражения в победы — как в военном, так и в иных отношениях. Не раз его крестьянские отряды бывали крепко биты красными карателями — но Антонов, с потрясающей подвижностью, снова и снова уходит из-под, казалось бы, смертельного удара «красного меча» — и нападает на большевиков в другом месте.

Отчаянные записки красных командиров наглядно рисуют невозможность справиться с ним. Вновь и вновь против него применяют отравляющие газы, иприт и фосген, травя ими не только леса, но и многолюдные, объявленные «бандитскими», села (см. Приложение 1 к данной статье). Но достигнутая с помощью отравляющих веществ победа оказывается «пирровой» — тамбовские партийные органы ополовиниваются; многие прежние большевицкие холуи на местах — частью из страха, частью повинуясь голосу сердца, не желают больше иметь дела с красными душегубами. И в партийных органах Тамбовщины остаются либо присланные из центра «стальные рыцари революции», либо, как на Урале говорят, «сор да мышьи говны». Именно они заседали в пресловутых «комбедах» («комитетах бедноты»), помогавших продотрядовцам грабить своих односельчан, получая за это от красных грабителей «крохи с барского стола». Как это у Маяковского:

Чем хуже моя Нина?
Барыни сами!
Тащь в хату пианино,
Граммофон с часами!

Большевики сосредоточили против Антонова и Токмакова огромное количество штыков и сабель, но сама необходимость бросить на него столько сил и средств послужила очередным ведром холодной воды для «вождя мирового пролетариата», в очередной раз — временно! — протрезвевшего… Фактически Антонов одержал победу над Антоновым-Овсеенко и Тухачевским — в 1921 г. обоих горе-полководцев, как обозливших народ излишними жестокостями, но конечной цели так и не достигших, отозвали обратно в красную Москву.

К концу марта 1921 г. антоновские части начали таять. Этому способствовали провозглашенная большевиками «новая экономическая политика» (в очередной раз «красные мудрецы» обдурили мужиков — впрочем, не только их одних, но даже часть русской белой эмиграции!), и не менее широко провозглашенная амнистия повстанцам. Трагическая судьба кронштадтских «мятежников» могла бы, конечно, заставить насторожиться наиболее дальновидных, но — что возьмешь с неграмотного мужичка, уставшего бесконечно лить кровь, свою и чужую? Так или иначе, неистовства шлихтеров, гольдиных, какуриных и тухачевских ушли в прошлое — казалось, навсегда.

Крестьянскому вождю Антонову удалось ухватиться а героическом порыве за Красное Колесо и на миг приостановить его разрушительный бег — пусть даже ценой собственной жизни. Но и здесь он выступает перед нами в полном блеске своей трагически-героической славы. Корявое, написанное казенным, суконным языком «воспоминание» М.И. Покалюхина о том, как красные пытались взять Антонова, читается как песня, как сказание о подвиге народного героя. Семеро большевиков окружили всего двоих — Антонова и его брата. На дворе уже июнь 1922 г., и из семерых четверо (!) сами — бывшие бойцы армии Антонова, прошедшие его школу партизанской борьбы.

«Антонов — старый волк, снискавший себе славу «неуловимого» — вынужден признать сам Покалюхин. Не отсюда ли идет любимое большевицкими «органами» выражение «тамбовский волк тебе товарищ»?

Братьев обложили в доме, как волков. Швырнули в них ручную гранату — мимо (хорошо, хоть своих не покалечили!). Подожгли дом, где засели братья Антоновы. Перед тем Покалюхин приказал местному милиционеру Кунакову следовать за собой. И вот, в ходе ожесточенной перестрелки, вдруг выяснилось, что Кунаков…самовольно оставил свой пост. Якобы патрон в маузере пошел на перекос. А скорее всего — «медвежья болезнь» разыгралась от страха перед Антоновыми. Покалюхин поспешил закрыть собой образовавшуюся в кольце осады брешь.

«Только я выбежал из калитки, как увидел, что Антоновы уже на улице, стоят рядом и с руки, с локтя стреляют по нашему посту, пробивая путь к бегству. Я обстрелял Антоновых из своего пистолета «кольт», и они направили огонь в мою сторону. Они оказались между мной и нашими постами, так что последние не могли продолжать стрельбу, рискуя попасть в меня.

Бандиты были вооружены лучше, чем я; у них было два маузера и два браунинга, а у меня только один кольт, поэтому мне пришлось податься обратно во двор Иванова. Антоновы последовали за мной, но тут на помощь мне подоспели сперва Ярцев, а потом и Санфиров, и мы прижали бандитов на задворках».

Вы только вдумайтесь — Антонов с братом пробивают себе путь, как в революционной песне:

В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе!

Они идут на превосходящего противника, блестяще применяют маневр в ближнем бою, заставляют бежать тех, кто пришел взять их живыми, преследуют их — и только их же ренегаты, прошедшие их же школу партизанской войны, помогают красным убийцам спасти положение. В одном разбирательстве — постановлении по делу 788/813/815 — уполномоченный по борьбе с бандами товарищ Кореньков раскрывает тактику Антонова в следующих выражениях:

«Облавы на Антонова в 1919 и 1920 гг. свидетельствуют о том, что в самую трудную минуту, будучи окружен довольно тесным кольцом красного отряда, Антонов выходил из западни (какого-либо крестьянского дома) с самым невозмутимым видом, с маузером на колодке и начинал отстреливаться, стараясь больше поразить атаковавших его, и, когда убивал несколько человек, чем наводил вмешательство в отрядах, только тогда уходил».

В отличие от современных Шварценеггеров и Рэмбо — вооруженных арбалетами с атомными стрелами и прочими «прибамбасами» героев голливудского кинобалета — Антонов просто выходил, всего лишь с маузером на колодке — и не только, как в тире, разил из него нападающих на «избяную» Русь «апостолов нового мира», но и обращал их в бегство. Так случилось бы и в последний момент — но испокон веку сразить героев врагам помогают ренегаты. Но и в тот раз дело было не кончено. Братья Антоновы все же вырвались из красного кольца, хотя самого Антонова ранило. И только меткость его бывшего соратника — Санфирова — решила дело. Так погиб герой, сумевший на краткий миг сдержать вращение Красного Колеса и повернуть его в сторону русского крестьянства, которому он беззаветно служил до последнего вздоха. Вечная ему память!

Отрывок из мемуаров Маршала Советского Союза Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления» (М, АПН, 1971, с. 65–65) о том, как повстанцы-антоновцы чуть было не положили конец его стремительной карьере на «службе трудовому народу» в рядах РККА:

«…С антоновцами было немало трудных боев. Особенно запомнился мне бой весной 1921 года под селом Вязовая Почта, недалеко от станции Жердевка…Пройдя не более пяти километров, эскадрон столкнулся с отрядом антоновцев примерно в 250 сабель…Развернув орудие, пулеметы и эскадрон, мы бросились в атаку…Во время рукопашной схватки один антоновец выстрелом из обреза убил подо мной коня. Падая, конь придавил меня, и я был бы неминуемо зарублен, если бы не выручил подоспевший политрук Ночевка. Сильным ударом клинка он зарубил бандита и, схватив за поводья его коня, помог мне сесть в седло…Бой был для нас крайне тяжелым…Спасло то, что при эскадроне было…4 станковых пулемета с большим запасом патронов и 76-мм орудие.

Маневрируя пулеметами и орудием, эскадрон почти в упор расстреливал атакующие порядки противника. Мы видели, как поле боя покрывалось вражескими трупами, и медленно, шаг за шагом с боем отходили назад. На моих глазах свалился с коня тяжело раненый командир взвода, мой товарищ Ухач-Огорович.

Это был способный командир и хорошо воспитанный человек. Отец его, полковник старой (т. е. царской — В.А.) армии, с первых дней перешел на сторону Советской власти, был одним из ведущих преподавателей на наших рязанских командных курсах… (Вот и еще одного «красного барина» настигла мужицкая пуля! — В.А.)

Предполагавшаяся контратака полка не состоялась: не выдержал весенний лед на реке, которую надо было форсировать, и нам пришлось отступить до самой Вязовой Почты.

Уже в самом селе, спасая пулемет, я бросился на группу бандитов. Выстрелом из винтовки подо мною вторично за этот день была убита лошадь. С револьвером в руках пришлось отбиваться от наседавших бандитов, пытавшихся взять меня живым…

В этом бою мой эскадрон потерял 10 человек убитыми и 15 ранеными. Трое из них на второй день умерли, в том числе и Ухач-Огорович».