Связь и последовательность событий

И вот в 909 г. на Каспии появились корабли русов. Норманские пираты, пополнившись в покоренных славянских землях, выступили на защиту купцов Итиля. Сначала они имели успех: разграбили остров Абаскун и сожгли город Сари в Мазендеране, но дейлемиты не уступали русам в храбрости и в 913 г. сбросили русский десант в море. Дабы компенсировать себя после неудачи, русы разграбили Ширван и Баку, где сидели Саджиды, сунниты и, следовательно, друзья хазарских купцов[13, с. 40]. После этих «подвигов» русы вернулись в Итиль, послали хазарскому царю долю добычи и остановились на отдых[1, с. 371, приведена литература].

У хазарских купцов было правило — казнить воинов, потерпевших поражение[10, с. 147]. С их точки зрения, это было логично: платили им за то, чтобы они побеждали, а не за поражения. Поэтому царь позволил своим свежим мусульманским наемникам расправиться с усталыми русами. Бой длился три дня; в плен не брали. Было убито 30 000 русов; остатки их бежали вверх по Волге, но были перебиты булгарами и буртасами. Домой никто не вернулся; видимо, поэтому рассказ об этом походе в летописи не попал. Но невозможно представить, что родственники погибших совсем не интересовались их судьбой. Так или иначе, с 913 по 939 г. об отношениях между Хазарией и Русью нет никаких сведений. Может быть, это потому, что ничего достойного упоминания действительно не происходило?

Следующее столкновение русов с хазарами описал неизвестный еврейский автор XII в. В 939 г., во время обострения греко-еврейских отношений, русский князь Х-л-гу нечаянным нападением захватил Крепость Самкрай (ныне — Тамань), но был побежден полководцем «достопочтенным Песахом», который принудил русского князя напасть на «македона», т. е. Византию. В этой войне русский флот был сожжен греческим огнем в 941–942 гг., а остатки русов были брошены на Каспий[11, с. 117–120], где в 943–944 гг. захватили город Партав (Бер-да). Победа, одержанная русами, не была реализована, так как в их войске вспыхнула эпидемия и им пришлось вернуться на Волгу, в Итиль[1, с. 376]. Дальнейшая судьба их неизвестна. Видимо, их постигла та же участь, что и первую экспедицию. Поистине это была дань кровью, которую норманские конунги, засевшие в Киеве, платили царям Хазарии.

Но, кроме этого, дань приходилось выплачивать мехами. Только этим можно объяснить, что Игорь Старый во время полюдья у древлян отпустил часть дружины, остался с малым отрядом и продолжал грабить своих славянских подданных. Это стоило ему жизни, но, видимо, он не мог поступить иначе, потому что войска достопочтенного Песаха уже в 940 г. доходили до стен Киева[11] и в 944 г. они могли повторить поход на русскую землю за невыплату дани. Игорю при большой дружине неоткуда было бы добыть достаточно мехов, потому что добытое пошло бы на оплату воинов[12, с. 294]. Все вместе говорит о том, что купеческая община Хазарии в первую половину X в. была гегемоном Восточной Европы.

От сложившегося порядка больше всего страдало население Приднепровья и Поволжья. Мало того что у них брали меха, мед и воск, но хватали юношей и девушек для продажи в Омейядский халифат[21, с. 22–26], куда каролингские императоры пропускали караваны из Хазарии, потому что нуждались в доходах от таможенных сборов. Но пока хазарский царь имел гвардию из гурганцев и помощь киевских конунгов, славянское [прим. 2], печенежское[1, с. 356] и аланское[1, с. 364] население оставалось в лапах этого купеческого спрута. Жестокая расправа над древлянами должна была послужить уроком прочим славянам.

Но княгиня Ольга была псковитянкой, т. е. славянкой [прим. 3], и относилась к своему народу иначе, чем ее супруг. И у нее были сторонники — славяно-русы, т. е. та часть потомков древних россомонов, которые породнились с потомками полян и образовали единый этнос — «поляне, яже ныне зовомая русь»[Комментарии к этому тексту см.: 12, с. 238–241]. После гибели Игоря славяно-русы захватили власть в Киеве и политика Киевского каганата потекла по новому руслу.

Ольга, взяв власть, в 945 г. немедленно заключила торговый договор с Византией, что означало разрыв с Хазарией. В 949 г. послала русских воинов в Константинополь для отвоевания Крита, в 957 г. крестилась и начала войну против Хазарии. В 965 г. юный князь Святослав в союзе с печенегами[9, с. 66–68] и торками взял Итиль и другие хазарские крепости: Семендер (на Тереке) и Саркел (на Дону). Успехам русского оружия содействовала природа: повышение уровня Каспия на 5 м. Плоский берег был залит морем[6]. И эта последняя трагедия произошла на берегу Каспийского моря.

Но завершение ее произошло далеко на западе. Связанные с Хазарией русы «ушли в Рум и Андалус», т. е. в Византию и Испанию [прим. 4]. В Византии они растворились в многоэтническом населении империи, а в Испании высадились в Галисии в 968 г., разграбили Сантьяго, убили епископа и только в 971 г. были прогнаны графом Гонсало Санчесом[2]; [14]. Остатки их, видимо, поглотили волны либо бурного Бискайского залива, либо Атлантического океана.

Избавившись от опеки рахдонитов и их пособников, Древняя Русь обрела монолитность, позволившую ей создать блестящую, неповторимую культуру, одним из памятников коей является летопись «Повесть временных лет».

Итак, следуя версии «Повести временных лет», мы постоянно натыкаемся на неразрешимые противоречия, начиная от «призвания варягов» до рассказа о расправе Ольги над древлянами.

Похоже на то, что летописец дает заведомо ложную схему событий. По его намекам, варяги и хазары были злейшими врагами, а никак не союзниками. Собранные нами факты говорят об обратном, и я предпочитаю не верить летописцу. Нестор писал свой труд в 1100–1113 гг., будучи сторонником князя Святополка II, друга немецких и датских феодалов, противника греческой митрополии и ее защитника Владимира Мономаха и врага истребителя последних хазарских иудеев — черниговского князя Олега Святославича. Кроме того, описываемые им события отстояли от него более чем на 200 лет. Может ли историк, наш современник без особой специальной подготовки изложить историю царствования Екатерины II с учетом нравов, мод и личных взаимоотношений? Даже при обилии источников это трудно. А помимо этого, Нестор, подобно М. Н. Покровскому, понимал историю как «политику, обращенную в прошлое», защищал интересы своего монастыря и своего князя, ради чего грешил против истины.

Д. С. Лихачев охарактеризовал «Повесть временных лет» как блестящее литературное произведение, в котором исторические сведения либо преображены творческим воображением автора, как, например, легенда о призвании варягов, либо подменены вставными новеллами, некоторые из коих восходят к бродячим сюжетам. Он весьма критично разбирает соображения А. А. Шахматова, и это дает возможность на основе обеих работ установить последовательность и связь событий древнерусской истории, пусть не в деталях, но в том приближении, которое для нашего сюжета необходимо и достаточно. Поэтому целесообразно рассматривать «Повесть временных лет» как блестящее литературное произведение, характеризующее настроения того десятилетия, в которое оно написано, а не как учебное пособие, как было предписано считать в гимназиях прошлого века. А для восстановления подлинной картины прошлого необходимо сопоставление данных летописной версии с всемирной историей X в. Широкий охват — дедукция — столь же необходим для истории, как и индукция — углубленное изучение отдельных сведений. Оба подхода равно правомерны, ибо они дополняют друг друга.

Примечания:

2

О постепенном слиянии русов (ругов) и славян (полян) см.: Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VІ-ІХ вв., 1965, с. 355–419.

3

Славянское имя ее неизвестно. Ольга — скандинавский титул Х-л-гу; славянское произношение, как в мужском роде, — Олег. Немецкие хронисты называют ее крещеным именем «Елена, царица ругов» (Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХІІ вв. СПб, 1913, с. 12–15).

4

Локализация топонима «Андалус» некоторые время вызывала сомнения, но историю вопроса здесь можно опустить (см.: Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 95 и 140).