15. Послесловие

Итак, наше исследование раскрыло последние загадки", «мифы» и «легенды», существовавшие в биографии Сталина и создаваемые вокруг его личности.

Теперь в биографии этого государственного деятеля, этой исторической личности, нет уже совершенно никаких неясностей или неизвестностей.

Мы знаем ныне о Сталине все, в том числе и то, что не может быть сообщено ни одним архивом, ни одним официальным документом – мы проникли в строй его мыслей, в его психологию, в его душевный мир. Мы знаем теперь, что это был человек, которому не было чуждо ничто человеческое: в том числе, ошибки, слабости, чувство ненависти и отчаяния.

Но знаем также и то, что он умел управлять, подчинять воле свои чувства, мог идти наперекор всему, к своей заветной цели, проявлять настойчивость, решимость, мужество и мудрость. Знаем, что он был широко образован, обладал знанием науки и жизни.

Именно теперь, когда прошло полвека со дня его смерти, когда о нем высказались все его враги, недоброжелатели, завистники, явные и скрытые политические противники, а также его друзья, его последователи, не говоря уже о его вульгарных приверженцах, для которых он лишь «маршал», «генералиссимус» в военном мундире, и которые, собственно, его не знают и судить о нем недостойны, когда, наконец, открыты и переворочены все архивы и не осталось больше никаких «скрытых уголков» его личной и государственной жизни, – теперь, имея перед собой и необходимую историческую ретроспективу и опыт прошедшего без Сталина исторического развития мира и нашей собственной страны за полвека, – теперь мы можем с полным правом поставить перед собой вопрос: был ли Сталин великим человеком, или его культ был просто раздут при его жизни беззастенчивыми подхалимами или дрожавшими от страха – трусами и шкурниками?

Думаю, что несмотря на наличие обеих упомянутых выше категорий неумеренных «придворных» славословов в аппарате партии и государства, и даже скорее вопреки им и складыванию при их содействии пресловутого антуража «почитания вождя» в 30-40-х годах, «почитания», доходившего порой до гротескных форм демонстративного выражения верноподданических чувств, – реальное воздействие этих искусственных следствий «народной любви к вождю» на массы рабочих и крестьян, а также на привыкшую становиться пассивной партийную интеллигенцию, – было, по сути дела – ничтожным.

Вместе с тем подспудное убеждение в «мудром сталинском руководстве» присутствовало у всех т.н. советских людей, независимо от уровня их образования, социального положения и общественного статуса, а отсюда и проистекало уважение к Сталину, и молчаливое согласие даже с самыми нелепыми проявлениями культа, на который, в то же время, серьезно не обращали внимания, считая это просто каким-то принятым незаметно «новым обрядом».

Здесь, разумеется, играли роль психологические особенности русского народа, формировавшиеся веками: привычка к почитанию монарха, или того, кто его заменял конкретно в народном сознании и представлениях[32];

привычка к искусственной, фальшивой обрядности, как к чему-то официально неизбежному, но в общем-то терпимому, общепринятому, в чем русский народ убедила за тысячелетие православная церковь;

и наконец, – но не в последнюю очередь по значению, – привычка, поддаваться на людях общему чувству единения, бурно выражать свои симпатии к правителям или к знаменитым артистам, героям и т.п., являвшимся собственной персоной перед народом. Отсюда и неподдельные, подлинные бурные аплодисменты и неумолчные, длившиеся по четверть часа овации, которые стихийно овладевали массой, увидевшей вождя вблизи, слышавшей его голос и приобщавшейся тем самым «к государственности».

Конечно, такие настроения могли возникнуть лишь в обстановке 30-40-х годов, когда и страна и народ ощущали себя сплоченными, когда трудности, горе и счастье, поражения и победы – были общими, – или по крайней мере подавляющим большинством рассматривались, как общие.

Для людей конца XX века, для нынешнего поколения, не знавшего вообще социализма, а отождествляющего эту систему в основном с брежневским временем, разумеется, не только не понятно, но и никак не может быть понято то состояние умов нашего народа, какое существовало в 30-40-х годах.

«Грудью готовы защищать Советский Союз!» – вот какие чувства преобладали и в необразованных массах, и в партийных, гораздо более образованных в то время в политическом отношении кругах.

Защищать от всего: от внешних врагов, фашистов и империалистов, от шпионов и диверсантов, от вредителей и кулаков, от троцкистов и других оппозиционеров.

Антисталинские и притом чисто враждебные, «лагерные» настроения, сформировавшиеся после 1956 г., в 30-40-х годах были неизвестны и никак не проявлялись. Это – исторический факт, который ныне, в 90-х годах XX в. усиленно и настойчиво фальсифицируется. Людям хотят ныне привить ложные представления о советской истории, советском довоенном времени.

Но историю нельзя опрокидывать, производя субъективные хронологические смещения, подменяя тогдашние реальности сегодняшними чувствами и игнорируя подлинные исторические факты, приписывая задним числом тогдашнему периоду оценки нынешней либерально-буржуазной, антисоветской интеллигенции.

Самым критически настроенным слоем по отношению к Сталину и его политике были в 20-40-е годы самые твердые, настоящие большевистские партийные кадры и особенно – старые большевики и политкаторжане, видевшие во многих сталинских мерах и в новых порядках – отступление от марксизма и ленинизма.

Именно они, старые большевики, были недовольны введением в Сталинскую Конституцию 1936 г. различных демократических новшеств, вроде прямых, всеобщих выборов при тайном голосовании. Именно этот факт считался в большевистских оппозиционных кругах – главной ошибкой Сталина в 30-х годах, а вовсе не репрессии, которые велись против троцкистов и правых в партии. Истинные большевики подвергали Сталина и сталинизм критике слева, считая, что Сталин просто поторопился объявить о ликвидации антагонистических классов в СССР, и что его вариант Конституции – открывает путь к постепенной реставрации буржуазного строя.

Но таких людей даже в партии было в то время крайне мало по количеству, ибо это были коммунисты с дореволюционным стажем, вступившие в партию до Октябрьской революции, в подполье.

Они прекрасно знали историю партии, помнили все важнейшие решения ее руководящих органов, были знакомы со стенограммами Съездов партии, и считали, что Сталин «еще молодой для вождя», ибо он вошел в руководство партии лишь с 1912 г., в то время как еще были живы люди, имевшие опыт партийной работы с конца XIX в. или во всяком случае – до первой русской революции 1905-1907 гг. Так что даже сам термин «сталинизм» обладал в 20-30-х годах совершенно иным значением, и поэтому «объединять» под именем антисталинистов" людей 30-40-х, 60-х и 80-х годов, – не только нельзя, но и является вопиющей исторической безграмотностью, а вернее – сознательным софизмом современных советско-буржуазных фальсификаторов истории.

Говоря об отрицательном отношении к Сталину, как к личности и руководителю партии нельзя рисовать критику «сталинизма», как некую общую, единую, продолжающуюся «все 70 лет» линию критики и недовольства, скрывая то важнейшее обстоятельство, что критерии этой критики и политическое положение разных групп «критиканов» было не только абсолютно различным, но и в большинстве случаев, как правило, диаметрально противоположным.

Историческим же фактом остается то, что линия Сталина, будь то во внешней или внутренней политике, никогда не воспринималась любыми политическими средами – равнодушно. Она вызывала немедленно ту или иную реакцию всего общества. И именно этот факт является убедительным подтверждением того, что сталинская политика всегда была жизненной, она затрагивала самые чувствительные точки общественной жизни, она побуждала всех к деятельности, она заставляла определять к этой политике свое отношение – всех. Ибо эта политика не была плодом «штабных», «бумажных», «канцелярских» расчетов, а вытекала из обстоятельств самой жизни и развития страны и народа, и, главное – всегда была ясно нацелена в будущее.

Это, так сказать, одна сторона вопроса о том, как оценивать «сталинизм» как историческое явление.

Но существовал и другой аспект общественной жизни, связанный с понятием «сталинизма» в 30-х годах, который условно можно было бы назвать «бытовым сталинизмом».

Дело в том, что для народа, т.е. для большинства беспартийных масс города и деревни, отгороженных и не посвященных в настроения внутри партии, отголоски критики Сталина партийцами, а тем более аргументы, выдвигаемые ими, были чужды по ряду причин:

во-первых, они не обладали тем, что называлось политической сознательностью, т.е. не умели сами разбираться в политических событиях, которые, в сущности, их не интересовали;

во-вторых, родившись незадолго до революции, во время ее, или вскоре после нее, они провели годы становления советской власти детьми, и стали взрослыми, сознательными людьми лишь в сталинскую эпоху. Это были люди совсем иного поколения и психологического склада, чем ленинская гвардия старых большевиков. Большинство их чувствовало себя «строителями социализма» и привыкло доверять Сталину, а отчасти даже боготворить его, как «организатора всех советских побед». Именно на эту новую «породу» советских людей и были рассчитаны все мероприятия Сталина во внутренней политике, поскольку «критичность» у этого поколения была – минимальной. Именно эта категория советских и партийных работников оказалась способной взамен отсутствовавших у нее твердых, обоснованных марксистских убеждений, имитировать свою «политическую сознательность» всевозможными внешними, демонстративными или грубыми, вульгарными средствами. Отсюда, из этой «новой породы» выходили «честные», добровольные доносчики на любых инакомыслящих, в том числе и на старых большевиков, отсюда пошла «мода» аплодировать любому оратору не в силу смысла его речи, а лишь по одному формальному признаку в виде упоминания имени Сталина.

Тут уж не надо было думать о содержании, можно было вообще не слушать всю речь, но в то же время – никогда не ошибиться в реакции на нее, поскольку слово «Сталин» звучало как сигнал к аплодисментам, овациям и другим демонстративным проявлениям своей советскости и благонадежности.

Именно такое стихийное развитие создало то, что можно было спустя ряд лет назвать «культом личности». Но истоки этого культа были не наверху, а в самом, что ни на есть низу – они шли от бескультурья, от лени, нежелания думать, при желании пользоваться благами социализма и они шли от той части народа, которая была прежде в феодальную эпоху – дворней.

После отмены в России крепостного права и с началом развития капитализма из дворни, как из более грамотной и менее связанной с сельскохозяйственным производством прослойки, к тому же не всегда приспособленной к какому-либо специальному виду труда или ремесла, стала выходить та категория непроизводительных слоев капиталистического общества, которую Маркс и Энгельс называли плебеями-прохвостами.

Именно плебеи-прохвосты, бывшие крестьяне или мелкие купчишки, составили во второй половине XIX в. самый низший, но и самый дикий, самый зверский слой «русского чумазого капитализма», – по выражению М.Е.Салтыкова-Щедрина. Именно из этой среды рекрутировались те новые, реальные эксплуататоры трудового народа, которые заменили бывших бар, помещиков-дворян и крупных землевладельцев, став деревенскими кулаками-мироедами, жидоморами, купцами-перекупщиками и прасолами, умевшими лучше помещиков пользоваться нуждой крестьянской массы для ее закабаления, и скупавшими за бесценок все, что давало и могло дать крестьянское хозяйство: скот, шкуры, меха, пеньку, лен, деготь, продукты животноводства и земледелия.

Именно все эти кулаки, перекупщики, сводчики, маклаки, барышники, тарханы, переторговщики, офени, коробейники, прасолы и факторы, т.е. все те, кто жил за счет посреднического обмана, или обвеса, обсчета и обмера при базарной торговле, кто торговал чужим сырьем и готовыми продуктами, – все они оказывали сдерживающее, консервирующее, регрессивное воздействие на развитие русской деревни, на развитие русской капиталистической экономики, являясь паразитическим, деструктивным слоем с точки зрения здорового народного хозяйства.

В годы революции и гражданской войны этот крайне живучий и беспощадный даже к своим «братьям по классу» слой не только испытал дальнейшую социальную дифференциацию, пополнив собой уголовный мир, но и проявил поразительную способность к приспособлению к новым советским условиям и к дальнейшей трансформации.

Именно отсюда стали выходить работники советской торговли и потребкооперации, обслуга коммунальных хозяйств крупных городов, работники транспорта, связанные с обслугой пассажиров и грузов (кассиры, билетные контролеры, кондуктора, проводники, кладовщики, багажные весовщики, сопровождающие грузов и т.п.), завскладами, палатками, лавочками, магазинами, торг – и продбазами, служащие гостиничного, банно-прачечного и пошивочного хозяйства.

Короче говоря, в такой огромной стране, как Россия, все представители и потомки бывшей помещичьей дворни, – нашли себе скромные, но обеспеченные места и начали «мирно врастать в социализм», не утрачивая при этом, не меняя нисколько своей исторически разлагающей, реакционной общественной сущности.

Подобно тому, как при капитализме они тормозили развитие цивилизованных, капиталистических отношений, так и при социализме они с еще большей энергией вставляли палки в колеса нарождавшимся с трудом социалистическим отношениям в обществе.

Трагично и парадоксально, что все чистки советского общества от идеологии мелкобуржуазной стихии, оказались направленными против членов партии, мало повинных в подобной идеологии, но зато нисколько не затронули самой этой живучей идеологии в стране, и совершенно не коснулись самих главных носителей этой идеологии, формально ставших по советской статистике трудящимися.

Более того, после Великой Отечественной войны и XX партсъезда согласно переписи 1959 г. все работники торговли и обслуги были переведены в категорию – рабочих[33], одним росчерком пера, что фактически было равнозначно тайному совершению контрреволюции, ибо непроизводительные слои, составлявшие уже 38% занятых в народном хозяйстве, т.е. люди получавшие зарплату вне зависимости от реального трудового вклада, приравнивались к настоящим рабочим металлистам, машиностроителям, металлургам, шахтерам! И это искажало не только статистику, но и извращало всю картину социалистического общества, его классовую структуру, являлось по своей сути – отрицанием и насмешкой над этим обществом, которое становилось фикцией в силу извращения, искажения его социальной структуры и экономического смысла, как общества должного быть обществом высокой производительности труда.

Это было, таким образом, искажением марксизма, равноценным контрреволюционному действию, направленному на подрыв и гибель социалистического строя.

Эти факты говорили о марксистской некомпетенции и буржуазном перерождении верхов, но они одновременно свидетельствовали о чрезвычайной социальной и физической живучести потомков дворни, разложившей вначале феодально-крепостнический строй, затем – русский раннекапиталистический и, наконец, тихой сапой, изнутри подрывавшей, подгрызавшей, подтачивавшей социалистический строй, на котором они преспокойно и непрерывно паразитировали.

Не удивительно, что такие «трудящиеся», такие «рабочие и колхозники», из карьерных соображений проникая в партию, наводняли ее организации, лезли и долезали наверх, в номенклатурные и сверхноменклатурные должности, пока, наконец, к середине 80-х годов не оказались непосредственно в правительственных кругах, в руководстве партии.

Всех этих процессов, развернувшихся особенно резко после 1950-х годов, Сталин, разумеется, не мог предвидеть, и, кроме того, не просчитал их теоретически, заранее, в чем и состоит его настоящая большая историческая ошибка, хотя он делал все возможное в свое время, чтобы уничтожить кулаков, как класс, совершенно правильно видя в этом социальном слое главную опасность для существования социализма. Но кулаки, как клопы, между тем уцелели, а их потомки оказались в числе руководителей нынешнего российского государства, явив собой наглядную иллюстрацию обрисованному выше процессу выживания прохвостов-плебеев при всех формациях, в том числе и при социализме.

Увлеченный борьбой с оппозицией внутри партии, Сталин не учел, что основная опасность грозит партии со стороны того временно «безгласного», «тихого, послушного», мелкобуржуазного слоя, который потихоньку пролезал в партию после изгнания из нее активных оппозиционеров, и который буквально хлынул в партию после смерти Сталина и XX съезда КПСС, когда все сдерживающие рогатки были отменены. Конечно, основная вина за это ложится на эпигонов Сталина, на людей полностью являвшихся мелкобуржуазными по своей сути – т.е. на Брежнева и особенно – на Горбачева и его сплошь «деревенское» окружение (из рабочих в Политбюро был только один Щербицкий, не принявший участия ни в перестройке, ни в других безобразиях горбачевской «кодлы»).

Итак, если объективно рассматривать те социальные и политические изменения, которые происходили в СССР за период 20-90-х годов, т.е. на протяжении более 70 лет, если оценивать ту эволюцию, которую советское общество проделало за этот период, то можно констатировать, что по крайней мере до смерти Сталина, т.е. в целом до середины 50-х годов, происходил процесс целеустремленного строительства социализма, несмотря на то, что из 34 полных лет этого периода (1918-1952 гг.) почти 9 лет были заняты войнами (гражданской, советско-финской и Великой Отечественной), и 8 лет ушло на послевоенное восстановление разрушенного хозяйства (1922-24 гг. и 1945-1949 гг.).

Таким образом на производительные годы пришлось лишь половина данного периода – всего 16-17 лет.

Тем не менее за это время были достигнуты поразительные, небывалые еще в мировой истории успехи в хозяйстве, в культуре и во внешней политике СССР. Только теперь мы с особой остротой можем видеть, что не будь в этот период в руководстве страной Сталина, вряд ли все это могло бы быть осуществлено. И именно этот факт особенно хорошо был виден из-за рубежа. Один из виднейших представителей капиталистической Европы, президент Финляндии Ю.К.Паасикиви, человек, активно участвовавший в руководстве своей страны с 1918 по 1956 г. (в 1918 г. он был премьер-министром Финляндии, в 1946-56 гг. – президентом), принадлежавший к людям старшего поколения (род. в 1870 г.), лично прекрасно знавший Сталина, как противника (вел с ним переговоры в 1939, 1940, 1944, 1945 и 1948 гг.) сделал после смерти Сталина следующий вывод о его исторической роли для России.

"Сталин – одна из величайших фигур современной истории. Он прочно вписал свое имя не только в историю Советского Союза, но и во всемирную историю. Под его руководством старая Россия изменилась, обновилась, помолодела и превратилась в теперешний Советский Союз. Он поднял СССР до уровня могущественной мировой державы – сделал его могущественнее, чем когда-либо была и могла быть Россия.

Сталин – один из величайших созидателей государства в истории. В отношении Финляндии Сталин проявлял симпатию и дружественность. Поэтому его уход из жизни вызывает искреннюю скорбь нашего народа. Я имел возможность много раз встречаться с генералиссимусом Сталиным и вести с ним переговоры. Об этих встречах я сохраняю самые наиприятнейшие воспоминания"[34].

История Советского Союза без Сталина насчитывает 37 лет, т.е. чуть больше, чем «сталинская эпоха», причем за эти почти четыре десятка лет практически не было войн. Единственное применение военных сил СССР в Афганистане с 1979 по 1989 гг. ни по своим масштабам, ни по зоне своего действия, не может идти ни в какое сравнение с настоящей войной, поскольку в отличие от последней, оно все развертывалось вне территории СССР, и ограничивалось, как узким, зарубежным театром военных действий, так и ограниченным контингентом войск, занятых в этих действиях. Оно не наносило ущерба ни территории, ни народу нашей страны, и затрагивало только семьи тех, кто в качестве солдат или офицеров принимал участие в сражениях на территории Афганистана. Поэтому ни проблема разорения, ни проблема ущерба и восстановления разрушенного войной, не стояла в этот период, не говоря уже о том, что война эта отвлекала людей не 17, а 9 лет.

Казалось бы и технически, и экономики СССР был во вторую половину XX века в несравненном более благоприятном положении, чем в первую. Наследникам Сталина не приходилось бороться внутри страны ни с враждебными классами, ни с оппозицией в партии. Они получили в наследство экономически, технически и в военном отношении передовую державу.

Но как распорядились они с этим наследством? Они продули, продали, расхитили и распылили его.

Сталин создал богатую державу из разоренной, нишей, отсталой страны. Его же «наследники» своим нерадивым и бездарным правлением превратили богатую страну в нищую.

Как же можно после этого не видеть и скрывать тот непреложный исторический факт, что один лишь отход от социалистических принципов государства привел к ликвидации всех достижений сталинской эпохи, к утрате всего нажитого народным трудом, к предательству усилий нескольких предыдущих поколений и к обречению на капиталистическое рабство всех последующих.

Как же после всего этого, вопреки ясным историческим фактам, у нынешних русских лакеев американского империализма поворачивается язык осуждать Сталина и Советскую власть за разорение страны, когда в этом исключительно виноваты те, кто отошел от сталинских принципов руководства, кто всячески поносил их в течение почти 40 лет, прошедших после смерти Сталина, кто стал ренегатом партии и предателем страны и трудящегося народа?

По мере того, как после смерти Сталина стали осуществляться различные изменения социалистического строя, по мере этого страна слабела, нищала и теряла мировой престиж. Вначале это привело к стагнации, к застою. Затем, когда активность в проведении буржуазных реформ усилилась – это привело к катастрофе, к краху социалистического государства и к расколу, к распаду СССР. Надо быть поистине слепым, или заведомо циничным, бесстыдным лжецом, как нынешние политики, чтобы отрицать достижения сталинской эпохи и скрывать гибельность отказа от сталинской политики сохранения социализма в СССР.

Если в чем и можно обвинять Сталина, то только в том, что с его стороны были некоторые отступления от ортодоксального социалистического курса. Но такие отступления во-первых носили тактический характер, были продиктованы необходимостью учета международной обстановки, а во-вторых, поддавались исправлению, изменению, корректировке, так как имели не органический, а функциональный характер. И не они ли указывали преемникам Сталина на то, что надо в первую очередь исправлять такие ошибки, а не углублять их, не отходить все дальше и дальше от социализма? Как в большом, так и в малом, по мере того, как мы можем оглянуться на сталинскую эпоху ретроспективно, и сравнить ее достижения в СССР с тем что стало после Сталина и с тем, что наступило теперь, в конце XX века, мы четко видим, как отпадают, лишаются всякого основания обвинения в адрес Сталина в неправильном руководстве государством.

Исторического деятеля оценивают не по словам, а по делам, а главное – по основным конечным результатам его политической и государственной деятельности. И эти результаты в смысле построения и укрепления государства – экономически, внешнеполитически, и в военном отношении у Сталина могут оцениваться только высшим баллом, чего никак нельзя сказать ни об одном из его преемников.

Все остальное отрицательное, инкриминируемое Сталину, не более, как безответственная болтовня, мелочь или фальсификация истории, не имеющее никакого подлинно исторического значения для общей оценки Сталина, как деятеля мирового масштаба.

Репрессии? Но какое классовое, капиталистическое в том числе государство, не ведет борьбы и не ограждает свой строй от классовых противников?

Но и в этом, казалось бы ясном вопросе фальсифицируется его суть.

Ведь вина Сталина состоит в том, что ведя классовую борьбу со своими противниками в партии он погубил заодно с врагами и много своих, бывших товарищей-коммунистов, марксистов, преданных делу социализма. Именно за это достоин он осуждения. Но осуждения только от партии, которая признает такие действия за серьезную политическую и тактическую ошибку. Но ведь нынешние «демократы» ни словом не сожалеют о погибших коммунистах. Они рады этому обстоятельству, но, скрывая это злорадство, демагогически вопят о каких-то абстрактных, вне политических «жертвах сталинского режима», рисуя Сталина, как некоего злодея, уничтожавшего «вообще народ». Эта заведомая ложь, причем двойная и циничная. Она замалчивает гибель кадров партии, понесшей основной урон от сталинских репрессий, и, следовательно, имеющей основания быть недовольной Сталиным. В то же самое время этот факт используется для очернения всех коммунистов, всех идей, мыслей и принципов социализма, для вызывания ненависти к коммунизму и партии, которые, собственно, являются единственно пострадавшей стороной в 30-е годы и поэтому судить об этом периоде могут объективно только они, а не их нынешние классовые противники.

Возьмем другой вопрос, также являющийся объектом гнуснейшей фальсификации. Вопрос о насаждении «культа личности».

Современных людей всячески стараются убедить, что «культ» насаждал сам Сталин, хота есть десятки его выступлений, и статей, где он ясно и четко клеймил тех, кто действительно насаждал этот культ.

Но оставим сталинскую эпоху, обратимся ко времени, когда культ был уже 20 лет, как осужден, Сталин давным-давно сгнил в могиле, и шел 1978 г., год новой, брежневской Конституции.

И вот, на одном из торжественных заседаний в одной из республик, где принималась новая республиканская Конституция, присутствовал, прибывший на пару дней из Москвы, лично Леонид Ильич Брежнев.

Посидев минут 30 в президиуме, Леонид Ильич как-то незаметно отлучился. Первыми заметили это ораторы, поднимавшиеся на сцену. Они почувствовали себя неуютно из-за того, что будут принуждены говорить заготовленные для генсека комплименты в его отсутствие. Поэтому, в президиуме начался торг, кому выступать; это заметили в зале, и пристально вглядываясь в президиум обнаружили, что там нет Леонида Ильича! В зале заволновались: в чем причина исчезновения, не случилось ли чего в Москве? Шепот обсуждения этой темы на время даже заглушил и спутал речи ораторов. Прошло минут 20-25 и так же неожиданно, как он и исчез, в президиуме вновь возник Л.И.Брежнев. Собственными бровями!

Что тут было! Зал, в едином порыве встал и оглушительными, радостными, долго-долго не смолкающими аплодисментами приветствовал возвращение Леонида Ильича из … туалета.

Спрашивается – кто-нибудь приказывал этим людям столь бурно выражать свой восторг? Была ли, наконец, какая-нибудь причина для восторга? Подумал ли хоть один-единственный человек из присутствовавших 3000 душ, не глупо ли так реагировать, так поступать?

И вообще – задумался ли хоть один человек, куда вполне естественно может исчезнуть на несколько минут человек?

В джентльменских, цивилизованных средах, кругах, обществах подобных «исчезновений» не замечают, а у нас в стране, даже среди партийной, избранной публики, а не только среди простого народа – из этого не стыдятся делать событие, это по-дикарски подчеркивают, не сознавая даже, не давая себе времени осознать, всю глупость, пошлость и карикатурность подобного положения.

Почему?

Потому, что восторжествовали плебеи-прохвосты, восторжествовала и выжила дворня, потому, что плодами революции воспользовалась мелкая буржуазия, извратившая социализм при помощи такой же мелкобуржуазной интеллигенции, «разрывающейся» всю жизнь между подхалимством и страхом перед сильной властью и поношением слабой власти.

Кто же в таком случае виноват в «культе» и в других извращениях?

Сталин?

И вам не стыдно, господа!?

Виноваты вы сами, вы и только вы одни, и те, кого вы – по глупости или из страха и подхалимства выдвигаете во власть и поддерживаете во власти.

Вся вина за ход истории в отсутствии Сталина ложится на продажный госаппарат, который забыл о своей стране и позволил временщикам, не годящимся Сталину даже в подметки, диктовать народу свою злую, недобрую, своекорыстную волю.

Да, народ, к сожалению, безмолвствует в этой ситуации.

Но, сколь долго?

Умирая, в августе 1918 г, Г.В.Плеханов сказал, что русский народ очень даровит, но храбр только из-под палки.

При крепостном строе он может самоотверженно защищать свое отечество и царя, но получив свободу, обнаруживает полное равнодушие к родине и к ее общим интересам.

Сталин говорил в 1945 г. о необычайном терпении русского народа, как о его, самой характерной черте, но говорил уважительно, подчеркивая что терпение это связано с ясным умом и стойким характером, и потому проявляется в зависимости от оценки народом исторической ситуации, это значит, что народ не всегда одинаково терпелив.

Сталин признавал, что русский народ является руководящей силой всех народов страны – и на эту роль его объективно поставила и определила как история так и география! Для такого народа, если им правильно руководят настоящие большевики, а он доверяет им, «безвыходных положений не бывает».

Нынешняя власть за какие-нибудь 5-6 лет, ограбив народ, и разграбив страну тем не менее сделала еще и долги: внутренних долгов более чем на 300 млрд. долл., а внешних долгов почти на 150 млрд. долларов[35].

Этих долгов народу России не выплатить весь XXI век. Придется отдать иностранным инвесторам заложенные под эти долги железорудные, угольные, нефтяные, газовые и другие недра страны.

Вот что скрывают нынешние власти и вот чего не знает и не понимает народ.

Выход из этой ситуации лишь один – полный отказ от уплаты иностранных долгов, которые от имени России сделали нынешние правители-временщики. Но отказаться от американских долгов (как в 1917 г. отказались от царских) могут только большевики.

P.S. Однако вывод этот чисто теоретический. Чтобы ясно представлять себе ту историческую обстановку, в которой мы очутились. Такой вывод обязан сделать всякий добросовестный и уважающий своих читателей историк, не желающий пичкать их байками с дешевыми утешениями и преподносить им туфту.

Что же касается реальных, практических условий его осуществления, то их нет, и не будет по крайней мере в ближайшие полтора-два десятилетия.

Ибо – отсутствуют как объективно-исторические условия (в силу сложившейся международной обстановки, неравноправного военного и внешнеполитического положения России), так и не существует пока субъективно-исторических факторов, поскольку массы (т.н. «народ», население) абсолютно разобщены, дезорганизованы и пассивны, а политические лидеры крупного исторического масштаба, способные к правильным решениям и действиям, совершенно отсутствуют в стране.

Таким образом, вопрос о том, что будет с Россией, как сложится ее дальнейший исторический путь, вовсе не решен. Он неясен, запутан и исторически остается открытым.

В.В.П. 9 августа 1996 г.