Любой ценой…

6 августа 1942 года один из истребительных авиаполков «раздвоился»: одна часть осталась на месте, а две эскадрильи «отпочковались» и по тревоге в срочном порядке перебазировались на новую географическую точку. Двадцать «чаек» на виду у Казбека перелетели через Кавказский хребет и совершили посадку на удобном для работы, мягком травянистом поле близ Орджоникидзе.

Уже сам по себе перелет был строгим экзаменом для летчиков, проверкой их пилотажного мастерства и штурманской подготовки. От погоды можно было ждать любых сюрпризов: метеобстановка в горах изменчива, коварна. Идти надо было на большой высоте над суровыми заснеженными скалами и глубокими ущельями. Люди знали: на случай вынужденной посадки шансов на удачу нет. Авиаспециалисты тщательно готовили машины к перелету. Летчики еще и еще раз изучали маршрут.

И вот — посадка…

Эти две эскадрильи обрели полную самостоятельность и, получив «статус» новой боевой единицы, сохранили за собой прежний полковой номер, но получили в придачу индекс «А». И отныне эта двухэскадрильная боевая часть именовалась 84-А истребительным авиационным полком. Что-то здесь было теперь от обозначения классов в школе.

Здесь жила добрая и славная традиция: «старички» тепло принимали молодых летчиков, заботились о них, создавали условия для быстрого ввода в боевой строй, помогали, учили, наставляли. Здесь царил особый дух, создававший тот психологический настрой, при котором летчик-истребитель видит главное свое предназначение: помогать другу в бою, уничтожать врага!

С фронтов идут неутешительные вести: четырнадцатый месяц полыхает война, кровопролитная, тяжелая. Враг совсем близко…

Трудное, очень трудное было время. По дороге, пролегающей близ аэродрома, идут в тыл обозы, потом движется вереница за вереницей усталая пехота, громыхая колесами, катит артиллерия, снова пехота, опять пушки — уже на «дутиках», машины. Потные, вконец усталые бредут пехотинцы. Опустив головы, не поднимая глаз, покачиваются в седлах казаки. Измотались в боях и теперь отходят, тоже с боями. Даже кони, и те словно видом своим выражают вину за то, что совершают этот вынужденный марш совсем не в том направлении — на восток.

Суровые, какие-то виноватые лица у солдат и командиров. Но их никто не осуждает: вон какие идут — перебинтованные, огнем опаленные, пороховым дымом закопченные. Видно, дрались стойко. Да слишком уж силы неравны! Отходят, спешат на переформирование эти разрозненные отряды.

Авиаторы молча провожают их взглядом. В глазах — печаль, в душе — сочувствие и боль. Тяжко на сердце, когда видишь такое, да еще где — на родной земле!.. А с высоты ведь еще виднее. Сердце кровью обливается, когда взору предстают отходящие наши войска. Значит, туго дело!..

Трудно сейчас, очень трудно всем — и пехотинцам, и артиллеристам, и авиаторам. И особенно кавалерии. Физически и морально. Не приучены казаки отступать. Их лихие натуры, их горячие кони словно созданы для стремительного, всесокрушающего удара. А тут поди сразись с бронированной силой, подставь себя и коня своего под губительный огонь, сжигающий, сметающий все живое!..

Но ведь надо сражаться. Иного выхода нет. А как будет завтра? Не исключено, что будет еще труднее…

Мы, молодые, готовимся к боям. И наряду со старшими товарищами примем на свои плечи все тяготы и лишения войны, все трудности жестоких боев.

И мысленно каждый из нас задавал себе вопрос: «А могу ли я в трудную минуту поступить так, как Кубати Карданов, Николай Маслов, Виктор Кужелев?» Когда их самолеты были подбиты, они, не раздумывая, как и Николай Гастелло, направили их в гущу скопления вражеской техники…

«Чайки» взлетают, уходят на задание, возвращаются, «заряжаются» — и снова улетают навстречу врагу. Эскадрильям нашего полка поставлена задача прикрывать с воздуха железнодорожные магистрали Гудермес — Прохладная, Моздок — Кизляр — Астрахань и Грозный — Беслан — Орджоникидзе.

«Работа» кажется нам скучной, несерьезной. Многие поговаривают о фронте. Настоящее дело, мол, только там: что ни взлет — то сражение. А тут жди, когда появится вражеский разведчик или бомбардировщик! То, что мы рвались на фронт, это, разумеется, само по себе было хорошо. Но мы были, что называется, молоды-зелены, боевого опыта у нас еще никакого не было. А враг, между тем, имел очень значительное техническое преимущество.

Полк наш истребительный, но оснащен машинами, которые уступают вражеским истребителям и в скорости, и в вооружении. Да и обстановка требует от командования временно «переквалифицировать» полк большей частью на штурмовые действия, тем более, что «штатных» штурмовиков Ил-2 еще очень мало.

А повсюду шныряют «мессеры», набрасываются на наши самолеты, стремительно атакуют, уходят на недосягаемую высоту, снова идут в атаку. Ни догнать их, ни уйти. «Мессершмитт-109» — это скорость порядка 630 километров в час, это мощный двигатель, цельнометаллический корпус, сильное вооружение — 2 пушки и 2 пулемета.

А что такое «чайка»? Биплан, сотворенный из дерева и перкаля. Скорость — 440 километров в час. Вооружение — 4 пулемета калибра 7, 62 мм…

Но летчики не падали духом, жили в ожидании боев. Ночь проводили по-фронтовому, спали под самолетными плоскостями, под копнами невдалеке от аэродрома.

Над головой — звездное небо: хоть астрономию изучай! Легкий шепот трав создает иллюзию мирной тишины. А в полночь послышался нарастающий гул моторов: вражеские самолеты-разведчики прошли в направлении Грозного и Махачкалы. Вскоре тем же курсом проследовало несколько групп бомбардировщиков…

Прибывший в полк невысокий, худощавый бригадный комиссар, изредка подергивавший левым плечом, беседовал с несколькими авиаторами у школьного здания, где теперь разместился штаб полка.

Наш батя, майор Антонов, доложил комиссару, что полк состоит из двух эскадрилий, оснащенных двадцатью самолетами И-153, способными нести по 200 килограммов бомбового груза и по 8 — 10 реактивных снарядов калибра 82 мм, а также вооруженных четырьмя пулеметами. Летчики выпуска 1938 — 1939 годов летают все в любых метеорологических условиях, но боевого опыта еще не имеют…

— Да-а! — раздумчиво произнес Дмитрий Константинович Мачнев, и плечо его дернулось раз-другой. — М-да-а!..

Посмотрел куда-то вдаль, потом, склонив голову, взглянул на носки своих тщательно начищенных сапог, поиграл желваками на скулах и после небольшой паузы, взглянув на часы, сказал:

— В двенадцать сорок всем составом полк должен нанести удар по моторизованной колонне противника, которая, по предварительным расчетам, подойдет к тому времени к Минеральным Водам. После выполнения задания посадку произвести на аэродроме Терский, откуда будут совершаться последующие вылеты. На ночь возвращаться на основной аэродром базирования.

Это был приказ. Комиссар в ту пору обладал равной с командиром властью. Надо было выполнять поставленную боевую задачу.

Майор Гейко прикинул по карте — и закусил губу: запаса горючего на полет до цели и затем на Терский едва хватит. Но приказ не обсуждают — его выполняют!..

Экипажи получили задание. Авиаспециалисты приступили к подвеске бомб и реактивных снарядов. Что же касается пулеметов, то они уже были снаряжены боекомплектом.

Короткий митинг. Призывное слово комиссара полка Василия Барабанова, взволнованные речи коммунистов и комсомольцев, поклявшихся драться не щадя себя. И вот команда:

— По самолетам!..

«Чайки» взлетают, выстраиваются в боевой порядок и берут курс на Минводы. Техники, механики, мотористы долго провожают их взглядом, пока силуэты улетающих на первое боевое задание самолетов не растаяли вдали.

Томительны минуты ожидания. Напряжены предельно все. Насторожен слух. Заострено зрение. И каждый раз уточняется время, и все ведут отсчет истраченных секунд. Механики тревожатся: «Дотянули бы!.. Хватит ли горючего?»

…Пора уже «чайкам» сидеть на своем аэродроме. А их еще и на горизонте не видно. Сотни глаз пристально всматриваются в даль.

И вдруг:

— Идут!..

Радостный возглас подхвачен десятками голосов:

— Вон где! Правее… Точно, идут!..

И те же глаза считают далекие точки, пересчитывают:

— Десять… Только десять! А где же остальные?

Вскоре все выяснилось: половина самолетов не дотянула до своего аэродрома из-за нехватки горючего. Садились истребители на вынужденную километрах в десяти от места базирования. Потом им подбросили горючее, и «чайки» перелетели на новый аэродром.

Если бы они не слишком увлеклись штурмовкой вражеской колонны, затянувшейся почти на полчаса, все обошлось бы нормально… И все же, как бы то ни было, первый боевой вылет полк 84-А совершил, задание выполнил!

А было так. Мотомеханизированная колонна фашистов к 12 часам 40 минутам, как это и определено было штурманскими расчетами, миновав Кумагорскую, подползала к западной окраине Минеральных Вод. Ведущий — командир полка Герой Советского Союза майор Яков Иванович Антонов — уже отчетливо наблюдал длинную серую «змею», от которой протянулось далеко в степь бурое облако пыли.

Майор Антонов качнул свой истребитель на правое крыло: «Приготовиться к атаке!»

Противник не успел еще и развернуть стволы зенитных пушек и пулеметов навстречу внезапно появившимся краснозвездным самолетам, как в голове колонны рванулись первые бомбы. И пошло-поехало!

Отбомбившись, «чайки» угостили фашистов эрэсами, потом принялись поливать колонну свинцовым дождем. Истребители снижались до пяти метров, стремительно проносились почти над самыми вражескими танками, бронемашинами, автомобилями, строча из пулеметов. Пылали грузовики, взрывались, разбрасывая далеко вокруг смерчи огня, бензозаправщики, поджигая танки и бронемашины.

Около пятнадцати штурмовых заходов сделал каждый летчик. Колонна превратилась в груды изуродованного, искореженного металла. Сотни трупов фашистов были разбросаны по земле.

Так состоялось боевое крещение 84-А истребительного авиаполка, вооруженного старенькими «чайками». Но это и приободрило летчиков и техников: значит, и наша «старушка», хоть и не сравнить ее с «яком» или «мигом», но все-таки кое на что еще способна! Особенно на штурмовки вражеской техники.

14 августа наши истребители вновь с успехом штурмовали танковые и моторизованные колонны противника. И на следующий день, и еще несколько дней подряд враг испытал на себе мощь штурмовых ударов легкокрылых «чаек». На всем пути от Минвод до Моздока на многих участках — трупы гитлеровцев, разбитая и сожженная боевая техника. Противник, продвигавшийся вначале со скоростью сорок — пятьдесят километров в сутки, под воздействием наших летчиков снизил темп движения. Изменили фашисты и тактику: отказались от коммуникационных линий и, раздробив войска, стали двигаться по проселочным дорогам.

Конечно, остановить танковые армады врага, нацелившиеся на Моздок, Грозный и Баку, не хватило сил. Фашистское командование, сосредоточив крупные группировки моторизованных войск, 23 августа предприняло наступательную операцию в направлении Майское, стремясь прорвать на этом участке нашу оборону.

«Остановить продвижение танков противника!» — гласил приказ командарма. И летчики 84-А полка успешно выполнили поставленную перед ними задачу. Вместе с другими авиационными полками они помогли нашим наземным войскам остановить противника.

На следующий день фашисты попытались с ходу прорваться в Моздок, форсировать Терек, захватить Малгобек, что открывало бы им путь к Грозному. Но и здесь противника постигла неудача.

…Утро 25 августа выдалось ясным, после небольшого ночного дождя природа казалась тщательно умытой, краски как бы усилились, стали сочнее, видимость — прекрасная. Глаз радуют зеленые долины, синие горы с белыми снежными вершинами вдали. Ярко сияет солнце. Но гром артиллерийской канонады, рокот самолетов в небе напоминают: идет война.

Полку поставлена задача нанести бомбоштурмовой удар по вражескому аэродрому Дортуй, который расположен в 120 километрах от нашего аэродрома.

Группу возглавил командир полка Герой Советского Союза майор Яков Антонов.

Восьмерку «чаек» сопровождали девять истребителей И-16 из соседнего, 88-го истребительного авиаполка.

На подходе к объекту краснозвездные машины были атакованы тремя группами «мессершмиттов». Наши летчики стойко отражали яростные атаки двадцати вражеских истребителей и упорно пробивались к вражескому аэродрому.

«Чайки» — на боевом курсе! Ведущий подает сигнал, переходит в пике, бросает бомбы. От других машин тоже отделяется смертоносный груз, падает на вражеские стоянки. Несколько секунд спустя на земле вздымаются огненные всплески взрывов.

Облегчившись, «ишачки» и «чайки» вступают в отчаянную схватку с «мессерами».

Итог боя внушителен: на стоянках уничтожено двенадцать «мессершмиттов», разрушены служебные сооружения, горят склады.

Но и у наших тяжелая потеря: сбит командир — майор Яков Иванович Антонов… Его ведомый лейтенант Павлов отважно дрался, защищая своего командира. Он сбил два «мессера», но враг непрерывно атаковал головную машину и поджег ее. Командир выбросился на парашюте. Гитлеровцы пытались расстрелять его в воздухе, но летчики Павлов, Лавочкин, Гарьков тщательно оберегали командира и, снижаясь, кружились вокруг него до самой земли. Они видели, как он приземлился, но больше ничем помочь ему уж не смогли…

В этом бою отчаянно дрался младший лейтенант Николай Трофимов. Смело сражались и другие ребята. На выходе из атаки был подбит самолет, пилотируемый молодым летчиком комсомольцем младшим лейтенантом Виктором Макутиным. Он сбил «мессера», но и сам оказался в прицеле врага.

…Радость победы! Хваленый «мессершмитт» горит: очередь пришлась по кабине. Молодому летчику трудно удержаться от соблазна взглянуть на дело своих рук. И Виктор, чуть накренив «чайку», провожает взглядом падающий истребитель противника. Непростительная беспечность! Этих секунд было достаточно другому вражескому истребителю. Товарищи видят, как он коршуном падает с высоты. Николай Трофимов даже закричал:

— Витя, отверни!

Да разве услышит Макутин? Было бы радио — предупредили бы. И отсечь огнем невозможно: от «мессера» уже несутся длинные трассы к ястребку Виктора.

Вот она, расплата за неосторожность: истребитель Макутина горит.

Но летчик жив: он вываливается из поврежденного самолета, и вскоре в небе забелел купол раскрывшегося парашюта.

«Чайки» носились вокруг: друзья защищали Виктора от врага. Но самое страшное в ином: внизу территория, занятая противником, и Виктора несет прямо в лапы врагу. К тому же летчик ранен…

И все же Макутину удалось уйти от погони. Он дошел до Терека, сумел переплыть бурную реку, добрался до своей части.

Месяц с лишним лечился летчик в госпитале. Поправившись, вернулся в родную эскадрилью и продолжал громить врага.

Их снова видели вместе — трех очень похожих друг на друга летчиков, неразлучных товарищей — Николая Трофимова, Николая Карпова и Виктора Макутина.

4 сентября противник навел переправу западнее Моздока и предпринял попытку перебросить часть своих сил на удерживаемый нашими войсками южный берег Терека в районе станицы Луковская с целью захватить там плацдарм.

В полк поступил приказ командующего 4-й воздушной армией, требовавший, несмотря на плохие метеоусловия, установить место переправы и сорвать противнику оперативный замысел.

Задание сложное, особенно если учесть исключительно плохие погодные условия. Новоназначенный командир полка, впоследствии Герой Советского Союза, капитан Петр Середа собрал летчиков, коротко объяснил задачу и спросил:

— Добровольцы есть?

Добровольцы были. Но раньше других успели встать лейтенант Гарьков и младший лейтенант Павлов. Несмотря на низкую облачность, они пробились к цели и поразили ее.

Нелегкая судьба выпала молодому летчику Николаю Трофимову. Не оправившись еще от первого ранения, он вылетел снова на боевое задание. На этот раз ему было поручено сфотографировать результаты штурмовых ударов по переправе. Гитлеровцы сосредоточили плотный огонь на одиночном самолете, шедшем, как по ниточке. Зенитный снаряд, пройдя ниже бронеспинки, разорвался в кабине. Летчик почувствовал острую боль. Превозмогая ее, он продолжал следовать избранным курсом на высоте 400 метров со стабильной скоростью и фиксировать на фотопленку разбитую понтонную переправу, горящие танки и автомашины, мечущихся в панике гитлеровцев. Летчик сумел дотянуть домой. Полгода потом лечился в госпитале, а когда «подремонтировался», снова вернулся к своей боевой профессии, чтобы еще сильнее бить врага, драться с ним в воздухе. На груди Николая засиял тогда первый орден Красного Знамени — признание его заслуг перед Родиной. Ходил еще прихрамывая, с палочкой, но это не мешало ему занять свое место в кабине новейшего истребителя.

Авиаторов потрясла в эти дни весть о героическом поступке летчика из соседнего полка, входившего в состав нашей же дивизии, комсомольца сержанта Василия Вазиана, над Малгобеком вступившего в неравный поединок с тремя Me-109. Он сбил одного «мессера», храбро дрался с оставшимися двумя, а когда боекомплект оказался израсходованным, раненый летчик пошел на таран и свалил на землю еще одного фашистского стервятника.

…Месяц спустя, 28 сентября, накопив резервы и обнаружив в нашей обороне слабое место, противник на узком участке фронта силой более чем двухсот танков предпринял попытку опрокинуть боевые порядки советских войск, чтобы, прорвав фронт, создать угрожающее положение на юге.

В полк поступил приказ командарма К. А. Вершинина:

«Любой ценой остановить танки противника, движущиеся на станицу Вознесенскую».

Командир полка капитан Петр Середа еще и еще раз пробежал глазами текст телеграммы, протянул ее комиссару и вслух раздумчиво произнес два слова: «Любой ценой…»

Батальонный комиссар Василий Степанович Барабанов перехватил взгляд и нервно постучал пальцами по столу. Его можно понять: волнуется — задача очень сложная. И вот — сигнал боевой тревоги.

Через двадцать минут шестнадцать «чаек» уже пикировали на фашистские танки с черно-белыми крестами на бортах.

Летчики еще только возвращались из полета, а в полку уже была получена телеграмма с пометкой «Вручить немедленно и объявить всему летному составу». Вот ее текст: «Атака танков отбита. Военный совет армии объявляет благодарность всему летному составу, принимавшему участие в отражении вражеских атак. В районе развилки дорог, идущих из Псевдаха на Сагопшны „чайками“ уничтожено и подбито 16 фашистских танков».

Слава о героических делах «веселых ребят» разнеслась по всему Тереку. Наземные войска видели в них лучших своих боевых друзей.

Краснозвездные «чайки» наводили на фашистских вояк ужас. И не только на передовой, но и во вражеском тылу, куда они летали для нанесения штурмовых ударов по вражеским аэродромам, складам, скоплениям войск. И каждый вылет обогащал боевую историю 84-А полка примерами мужества и отваги крылатых витязей.

…Весь день 14 декабря летчики полка наносили штурмовые удары по вражеским аэродромам Солдатская, Моздок, Зайцево. Итоги дня оказались внушительными: сбито в воздухе и уничтожено на земле 27 фашистских самолетов!

Разведка донесла: на аэродроме Солдатская базируется 45 самолетов противника. Но штурмовать его сложно из-за мощной системы противовоздушной обороны.

Командир эскадрильи старший лейтенант Иван Федоров изучил эту систему и выбрал наиболее оптимальный вариант удара.

….Восьмерка «чаек», ведомая Федоровым, появилась над аэродромом совсем неожиданно для противника. И все же два «мессершмитта» помчались на взлет. Младший лейтенант Виктор Макутин, сбросив бомбы, стремительно атаковал одного из них и расстрелял фашистского стервятника почти в упор, еще на взлете.

Увидев, что второй «мессер», набирая высоту, быстро сближается с ведущим и уже открыл огонь по самолету Федорова, его ведомый Виктор Макутин, поняв, что не сможет отсечь врага огнем, тут же принял дерзкое решение: резко развернувшись, на встречном курсе ударил «мессершмитта» всей массой своей машины.

В небе раздался грохот. Самолеты в одно мгновение превратились в обломки, которые стали падать на аэродромное поле врага.

Любой ценой, а точнее говоря — ценой собственной жизни герой спас своего командира.

О чем думал Виктор в те минуты? Этого уже никто не узнает. Но известно абсолютно достоверно: он любил жизнь, был молод и весел, верил в свою счастливую звезду… В час суровых испытаний он выдержал с честью экзамен на гражданскую зрелость.

Многие летчики видели эту волнующую картину боя. Она не только потрясла их — она позвала на подвиг.

Когда через несколько дней наши войска освободили станицу Солдатскую, состоялось захоронение останков отважного юноши. Виктор Макутин был погребен в центре станицы, на площади.

Трудящиеся Кабардино-Балкарии в знак признательности и благодарности впоследствии воздвигли в станице Солдатской памятник герою и его боевым друзьям.

Однополчане мстили врагу за Виктора, за других ребят, не вернувшихся из боя, за поруганную землю, за все злодеяния фашистов. К новому, 1943 году полк докладывал в вышестоящий штаб: за четыре с половиной месяца боевых действий, то есть к началу наступательных действий наших войск, летчики полка нанесли противнику значительный урон: подбили и сожгли 319 танков, уничтожили 1087 автомашин с живой силой и грузами, сбили в воздушных боях и уничтожили на земле 112 самолетов, разрушили 24 переправы, подавили 222 зенитных орудия и пулемета.

В этот героический полк вез нас, молодых, не оперившихся еще пилотов, капитан Середа из 6-го УТАПа, куда вернули авиаторов из пехоты, кавалерии, артиллерии и танковых частей.

…Вышли из самолета. Осматриваем аэродром. По целому ряду признаков улавливаем близкое дыхание фронта: невдалеке видны зенитки. У боевых машин в капонирах копошатся механики и мотористы. Видим среди них и девчат: это оружейницы, они снаряжают истребители боекомплектами.

Капитан Середа поправил на себе ремень, фуражку, бодро распорядился:

— Курс — на столовую!

И летчики, оживленно переговариваясь, заторопились вслед за командиром.

Навстречу нам шел невысокого роста худощавый майор — начальник штаба Иван Гейко. Мельком взглянул на нас и с улыбкой заметил:

— Очень уж худые орлята… Ну, ничего: откормим!

Наперебой что-то говорим ему, отшучиваемся. На лице майора сияет добрая улыбка. Он понравился всем, и от его теплых слов, от душевного гостеприимства пропадает дорожная усталость. Сразу почувствовали, что попали в дружный коллектив, в крепко спаянную боевую семью.

А за обеденным столом совсем стало ясно, что боевому пополнению здесь искренне рады. В зале один за другим появляются «старики», только что возвратившиеся с боевого задания. Не без зависти и с восхищением глядим на них.

Нет, они не боги — они обыкновенные люди. Приветливо улыбаются, здороваются кивком головы, некоторые подходят ближе, расспрашивают: откуда кто родом, какое училище закончили, воевали уже или нет, все ли комсомольцы, есть ли среди нас коммунисты. Оказывается, среди тех, с которыми мы ведем диалоги, находятся все три комэска, которых, естественно, интересует многое, и информация, полученная от каждого новичка, обстоятельно учитывается ими. Нет, не из корысти, не из желания тут же отобрать себе лучших. И не из простого любопытства. Новички уже виделись комэскам воздушными бойцами.

Здесь можно было убедиться, какая это дружная семья — авиаторы. Фронтовики быстро сходятся и находят общий язык с новичками, умеют наладить отношения, создать хороший настрой, вселить в молодую душу веру в себя, в боевой успех. Нет, они ничего не скрывают — ни того, что воздушный бой — не прогулка, что противник силен и коварен, что нужно выработать в себе немало качеств, дающих право рассчитывать на успех.

Обед длился дольше обычного. Прикидываем: в какой эскадрилье придется служить? Еще в учебном полку мы с Виктором Жердевым условились: если попадем в одну часть, будем проситься и в одну эскадрилью.

Номер не прошел: меня назначили в первую, Виктора определили во вторую. И объяснили: так надо — Жердев в учебном полку окончил курсы командиров звеньев и теперь сразу пошел «на повышение».

На следующий день всех новоприбывших летчиков собрали в штабе, и командир полка представил каждого командирам эскадрилий.

В строй вводили по специально составленной программе. Изучали матчасть, тактику, район боевых действий. Учебных классов не было, занимались прямо на аэродроме — на самолетных стоянках, в землянке командного пункта

На седьмой день закончили теорию, сдали зачеты и приступили к летной подготовке на И-16. Нужно было налетать 6 — 8 часов по вводной программе, отработать групповую слетанность в составе пары, звена, эскадрильи, затем — воздушный бой одиночно и звеном, облетать район боевых действий и выполнить стрельбы по наземным целям.

Программа ввода в боевой строй весьма обширная, трудная и потребовала затраты времени. Но здесь распоряжалась война — она диктовала свои условия. Особенно тяжело приходилось «старикам». Возвращаются наши наставники из боя и нас обучают, вводят в строй.

Лучше всего заниматься под открытым небом: весна ведь, воздух чистый. В синем небе плывут легкие облака, сияет солнце над головой. Красотища! Порой отвлечешься — и вроде нет войны.

Да вдруг зазвенит, зальется тонкой медью снарядная гильза — команда «Воздух!». Приближается враг. Расчетам занять боевые места, остальным — в укрытия.

А однажды «мессеры» появились над нами совсем неожиданно. Но отпугнула их… «зенитная реактивная установка», сконструированная полковым умельцем инженером по вооружению старшим техником-лейтенантом Бородиным. Изготовил он из сварного металла треногу, укрепил на ней «пусковое устройство» с реактивным снарядом. Шутят ребята:

— «Катюшу» соорудил!

«Конструктор» даже не отшучивался, только улыбался: ладно, мол, смейтесь, издевайтесь…

А тут «мессеры». Хорошо, что заметил их вовремя. Нажал кнопку пуска, щелкнуло что-то, зашипело — и эрэсовский снаряд, оставляя белесый след, рванулся навстречу воздушным пиратам. Снаряд разорвался совсем близко от вражеских самолетов. Фашистские летчики решили не испытывать судьбу, предпочли уйти, пока не поздно.

Инженер ходил в этот день именинником. И командир похвалил его, и комиссар доброе слово сказал. Затем Бородин модернизировал эту установку, улучшил ее, усилил. А потом бригада умельцев — техники эскадрилий по вооружению техники-лейтенанты Царев и Тупицын во главе с Бородиным, проявив настойчивость и изобретательность, изготовили установки для подвески и пуска эрэсов на всех самолетах И-16.

Летчики рады — истребитель хорошо усилен огнем: берет теперь под плоскости по 4 — 8 реактивных снарядов.

…Сидим на низеньких скамеечках, слушаем своего комэска Михаила Саяпина. Еще два-три дня — и на И-16 будем участвовать в боевых вылетах. Как Виктор Жердев. Правда, у него и опыта побольше, и подготовка лучше. А мы с Сережей Никитиным и Иваном Руденко еще «зеленые», как и другие товарищи, которых взял в полк капитан Середа.

О Сергее. Хороший был парень. И летчиком стал хорошим. Да недолго суждено ему было летать и воевать. Он погиб в небе Донбасса. Сгорел в жаркой схватке нашей шестерки с численно превосходящей группой вражеских истребителей.

Собрания личного состава проводились под «небесным шатром». Партийные и комсомольские — тоже. И беседы агитаторов, и короткие — в промежутках между вылетами — политинформации. Как правило, о международном положении, событиях на фронтах, о делах в тылу. А выдастся передышка — тут тебе и концерт полковой самодеятельности. Талантов нашлось немало и среди летчиков, и среди техников — плясуны, певцы, чтецы. Ну а в БАО, где много было девчат, тем более. Как говорится, сам бог велел им быть и плясуньями, и певуньями.

Посидишь, послушаешь песни задушевные, того и гляди, сам еще спляшешь — и словно подзарядили тебя.

…Перед тем, как подписать приказ о вводе в боевой строй молодого пополнения, командир полка лично проверил многих из нас. Мы освоили полеты по кругу, в зону, строем, по маршруту, на учебный воздушный бой, стрельбу по наземным целям и облет района боевых действий. Но времени на все это отводилось чрезвычайно мало — около семи часов.

Со мной в зону полетел капитан Петр Середа.

— Не плохо! — похвалил в конце проверки Петр Селиверстович. Выше оценки у него не было.

О капитане Середе услышали удивительную историю. Это был один из ярких эпизодов. Рассказал его нам комиссар нашей дивизии Дмитрий Константинович Мачнев.

Без точных разведывательных данных командующему фронтом нельзя было разобраться в обстановке, сложившейся к 18 июля 1942 года на одном из важных участков — в районе Белая Калитва, Каменск-Шахтинский. Под сильным натиском превосходящих войск противника наши части отходили. Донесения о передислокации нередко либо запаздывали, либо вовсе не поступали в штаб. И тогда командующий сказал: «Необходимо послать лучшего, наиболее опытного разведчика. Надо определить положение сторон. Кроме того, следует отыскать окруженные противником части Девятой армии и установить с ними связь».

Приказ был передан командиру авиационного полка.

«Да, задание сложное и опасное, — размышлял он, думая о том, кого послать. — А не поручить ли его капитану Середе?»

И капитан полетел. Да не один — повел звено. Перед вылетом летчики изучили маршрут, наметили порядок действий в воздухе на случай изменения обстановки: противник совсем близко, «мессеры» охотятся за легкой добычей. Разыграли несколько вариантов, договорились об условных сигналах.

…Под крылья стремительно бежит земля, набегают терриконы, мелькают речушки, лесопосадки, дороги.

Ведомые строго держат место в боевом порядке, ведут наблюдение за землей, осматривают воздушное пространство. Летят уже пятнадцать минут, двадцать, меняют маршрут, профиль полета.

На дороге, пролегающей по берегу реки, показалась вереница машин. Истребители снизились немного — и вдруг заплясали вокруг самолетов огненные шарики. Ясное дело: зенитки.

Энергичный противозенитный маневр — и звено продолжает выполнять боевую задачу. Летчики действуют, как и оговорено командиром, исходя из конкретно складывающихся условий и обстановки.

Повернули на северо-восток, осмотрели складки местности, рощицы.и пошли на юг.

И вот уже через две-три минуты полета внизу увидели знакомые очертания полуторок. Они только-только прошли по мосту, переброшенному через речку, и теперь неторопливо катили по дороге, почти пополам разделившей зеленое поле.

В соответствии с договоренностью, ведомые повернули домой — сообщить сведения о противнике. А комэск продолжал полет. Его заинтересовали зеленые «полуторки» и идущая по дороге колонна пехоты. Движутся в сторону противника, форма на бойцах — советская… А что, если сесть невдалеке, выйти из самолета, подойти к дороге, расспросить, какой они части?..

Капитан снизился, прошел вдоль дороги, накренил истребитель. Наши! Да что-то никакой реакции. Обычно машут руками, приветствуют. А эти молчат. Видимо, устали, да и настроения нет: вон какая трудная обстановка на фронте!..

Истребитель планирует, садится. Не выключая мотора, а только переведя сектор газа на малые обороты, летчик выбирается из кабины, соскакивает с крыла на землю, спешит к дороге.

Подходит еще ближе. Тонко поет мотор берущего небольшой подъем автомобиля, за ним видна колонна. Бойцы идут тяжелым шагом. Устали, видать. Вдруг голос:

— Летчик, уходи!.. Беги отсюда! Немцы!.. Мы — пленные

Тут же рванула воздух автоматная очередь. Жгучей болью свело ногу. Прихрамывая, капитан Середа метнулся к самолету. А за спиной уже трещало и стрекотало, над головой, возле самого уха со свистом проносилось «фыоть», тут и там вырывались из земли черные фонтанчики.

Летчик добежал до тихо рокочущего самолета, прыгнул на крыло, уцепился за борт кабины и, превозмогая боль, в мгновение ока забросил свое натренированное тело на сиденье.

Не успел протянуть руку к приборной доске — ощутил сильнейший, обжигающий удар в лицо и резкую боль. И увидел кровь, сбегающую струйками на рукав.

Но нашел в себе силы дать газ. Новый удар. Будто стрелой пронзило грудь, сперло дыхание. Поплыл перед глазами горизонт, потускнели краски вокруг. Затихли звуки. От дороги что-то кричали, но капитан не мог взять в толк, что именно. У самолета — гитлеровцы, стреляют почти в упор.

А мозг работает. Трезво и расчетливо. Мозг диктует, что надо делать: «газ», «разбег», «ручку на себя»…

Усилием воли он собрался, погасил эту неимоверную боль и дал винту обороты. Мотор ревел, самолет, тронувшись с места, тотчас побежал быстрее и быстрее. Ослабевшей, но еще сильной рукой капитан взял ручку на себя…

Далеко-далеко впереди замаячил знакомый ориентир, и летчик взял на него курс.

Вдогонку взлетевшему самолету фашисты палили из винтовок и автоматов. Да это уже было бессмысленно. Немцы и сами это понимали, но остервенело вели огонь — от злости, от досады, что упустили добычу, которая сама, казалось, шла в их руки.

…Встречный ветер освежил летчика, пригасил боль. Капитан сквозь красноватую пелену, застилавшую глаза, смотрел вниз, вдаль, стараясь поточнее сориентироваться. И вдруг увидел тех, кого искал. Сбросил вымпел и довернул свою машину так, чтобы сесть в Новочеркасске, там штаб дивизии, и добытые сведения он изложит «в первые руки», и немедленно, потому что время не терпит.

Одного только опасался: хватит ли сил. Но он будет бороться, он должен продержаться еще немного. Еще чуть-чуть…

Ах, как трудно, как тяжко даются эволюции!.. Истребитель снижается, заходит на посадку на аэродром Хотунок, осторожно идет над землей, касается ее колесами, делает пробежку и замирает на месте. Мотор выключен. Летчик почему-то остается в кабине.

К истребителю спешит комдив. Рядом с ним бежит комиссар. Летчик — бледный, окровавленный, привстал, доложил командиру, что задание выполнено, и враз обмяк, рухнул без сознания. Друзья бережно уложили раненого на носилки и отправили в госпиталь.

Только через два дня Петр Середа пришел в себя и подробно рассказал о случившемся.

…7 марта 1943 года нас проверял на боевую зрелость сам командир полка капитан Петр Селиверстович Середа. Он повел на боевое задание шестерку, в составе которой было три опытных летчика и три новичка — Виктор Жердев, Сергей Никитин и я.

Итак, первый боевой вылет. Собран «солдат Сухов», сосредоточен. Накануне испытывал некоторое волнение. Сейчас, слушая приказ, ловлю каждое слово командира, запоминаю все элементы боевого задания.

Паша группа должна отштурмовать колонну вражеских войск на марше. Еще на земле мысленно представлялось, как она движется, а в душе уже заранее нарастала ярость: «Ох, и ударю, ох, и задам фашистам перцу!»

…Лечу замыкающим, и потому хорошо видны все наши самолеты. Хоть и «привязан» к хвосту ведущего звена старшины Ивана Похлебаева, а на землю да на карту временами поглядываю да и головой по сторонам ворочаю — осматриваю пространство, Курс: через Старонижнестеблиевскую и Красноармейскую — на Тамань. Вражеские колонны ползут где-то там.

Погода пасмурная, видимость плохая: туманы бродят по низинам, земля какая-то серо-черная. В просветы видны плавни. Прошли дожди, и уровень воды поднялся: то и дело тускло поблескивают зеркальца озер. А дальше — широкий разлив Кубани, вышедшей из берегов. Впечатление такое, будто Азовское море сместилось.

Слева летит младший сержант Сергей Никитин. Высокий, рыжеватый парень. Шинель на нем куцая, на ногах обмотки. Но ничего этого сейчас не видно: сидит в кабине летчик — меховой шлем на голове, квадратные очки на глазах. Тоже вертит головой, временами улыбается мне: доволен!

Виктор Жердев идет в первом звене справа. Он хоть и во второй эскадрилье, но сейчас командир полка взял его с нами для «усиления».

Левее, в командирском звене, идет старший лейтенант Николай Хоцкий. Он в полку — один из «старичков». Провел уже немало воздушных боев и штурмовок. На его счету есть даже сбитые «мессеры». Отлично ориентируется в воздухе, смело дерется, и командир полка не случайно взял его в группу.

Хоцкий на фронте с осени сорок первого года, был сбит, выпрыгнул из горящей машины, подлечил раны — и снова вернулся в эскадрилью. В ноябре 1942 года, имея на своем счету более двухсот боевых вылетов, был награжден орденом Красного Знамени, а теперь вот — и второй получил…

Ребята вернулись из боя хмурые, расстроенные. Слышим, ко-мэск спрашивает кого-то, что, мол, носы повесили.

— Похлебаева сбили.

— Который это? Из тех, что недавно прибыли — высокий такой, поджарый?

Во второй эскадрилье служил парень, скромный с виду, а летал здорово. И вот… Сбили и его. Чуть было не погиб: выбрасываясь из кабины, зацепился за ручку управления, обгорел, но все же сумел быстро сориентироваться — высвободил ногу и отделился от падающего самолета. Парашют раскрылся и невредимым донес его до земли. Вот когда пригодился довоенный опыт инструктора парашютного спорта!..

17 марта пятерка И-16, ведомая штурманом полка капитаном Александром Беркутовым, взлетела с аэродрома близ станицы Днепровской на разведку в район станиц Петровская и Черноерковская. Над Таманью встретились наши истребители с тремя группами «мессеров» общей численностью 14 самолетов и вступили с ними в бой. Ведущий атаковал в лоб «мессершмитта» и сразу же сбил его. Вскоре задымил и стал падать еще один Me-109, сраженный Михаилом Саяпиным. Но четверка «мессеров» стремительно атаковала сверху самолет лейтенанта Потеряева и сбила его…

Это уже был «наш», из тех, кого привез в полк капитан Петр Середа.

Бой длился уже 25 минут. Горючее было на исходе. Боекомплекты тоже почти израсходованы. «Мессеры» подожгли истребитель старшего лейтенанта Михаила Саяпина. Капитан Александр Беркутов через несколько мгновений поймал в прицел серое тело «мессера» и дал короткую очередь, еще один Me-109 будто вздрогнул, крутнулся и вошел в пике.

Два летчика коммуниста не вернулись из этого боя. Горькая, тяжелая это была потеря. Но и враг ощутил силу ударов наших ребят: четыре «мессера» догорали на земле.

Мы, новички, уже обжились в своих эскадрильях. Узнали много интересного из боевой истории полка, перезнакомились, подружились и со «стариками», и с такими же, как сами, молодыми пилотами, да и с техническим составом, хлопотавшим у самолетов и днем, и ночью.

Весь полк очень переживал гибель Михаила Саяпина. Был он веселым, задорным, хорошо пел, плясал. В общем — душа-человек. И хороший командир, отважный боец.

Они дружили давно — Николай Хоцкий и Михаил Саяпин. И вот не стало друга. Впервые вижу, как взрослый, мужественный, не знающий страха в бою летчик рыдает от боли, ударившей в самое сердце. Он лежит на самолетных чехлах в пустом капонире, где стоял истребитель комэска. И не стесняясь слез, плачет навзрыд. Знать, велика его боль, тяжела утрата. Его успокаивают механик и моторист, уже оплакавшие своего командира…

Он не простит врагу, он будет яростно мстить ему и за Михаила, и за других, он увеличит боевой счет на десяток вражеских машин…

Через день лейтенанты Александр Клубов и Юрий Чикин, младший лейтенант Сергей Иванов и старшина Виктор Жердев вылетели четверкой на штурмовку переправы через речку, наведенную противником близ станицы Черноерковской.

Удар был нанесен стремительно и точно. Эрэсы сделали свое дело — переправа перестала существовать. А там, где еще несколько минут тому назад виднелись вереницы боевых машин, пылали костры, тянулись ввысь столбы густого дыма.

Вскоре одиннадцать истребителей, ведомые Александром Клубовым, ушли на очередное задание. На пяти самолетах были подвешены 25-килограммовые бомбы и эрэсы. На шести И-16 — по 8 эрэсов.

Задача — отштурмовать артиллерийские позиция северо-западнее станицы Анастасиевская, с которых фашисты ведут сильный огонь по боевым порядкам наших войск.

— Надо помочь пехоте! — улыбнулся перед вылетом Клубов. Приняв доклад механика старшего сержанта Вадима Адлерберга, он забрался в кабину. «Молодец! — подумал Александр о своем механике. — Очень старательный и добросовестный парень. И дело свое отлично знает. Любит самолеты…» И еще раз улыбнулся товарищу, поднял приветственно руку над головой.

Вадим — высокий, худощавый — выпрямился и, сияя глазами, тоже вскинул вверх руку, желая удачи. Он летал в аэроклубе на У-2, мечтает стать летчиком.

Первым взлетает Александр Клубов. За ним следом выполняют разбег еще десять истребителей. У каждого перед глазами — яркое полыхание Боевого Знамени, что поставлено на старте, у каждого в сердце решимость драться за троих.

…Цель увидели еще издали: внизу, слева по курсу то и дело вспыхивали оранжевые огоньки. По четыре кряду. Поодаль — еще четыре одновременных выброса пламени. Что и гадать: две артиллерийские батареи.

Удар нанесли с пикирования. Вниз полетели бомбы. Лейтенант Юрий Чикин старался поточнее прицелиться, и это ему удалось: прямым попаданием бомбы уничтожено было орудие и его расчет. Еще два орудия подавили Клубов и Жердев.

Разворот… И тут заговорили «эрликоны». К самолетам потянулись дымные шнуры трасс. Вокруг истребителей заплясали огненные шарики разрывов. Вот длинная трасса настигла машину Юрия Чикина. Вспыхнуло пламя. Летчик бросил самолет вниз, попытался эволюциями сбить предательские желто-оранжевые язычки огня. Но они росли на глазах и уже подбирались к кабине.

В лицо ударило горячее дыхание костра, дым, горький и удушливый — мешает смотреть вперед.

Коммунист Юрий Чикин трезво оценивает ситуацию. Отдает себе полный отчет в том, что это — последнее решение, последние минуты жизни.

Покинуть машину — значит, попасть в плен. Нет, он поступит по-иному. Он даже гибелью своей нанесет противнику урон… Последнее, что Юрий вспомнил, слова командира: «Выполнить задание любой ценой!»

Пылающий ястребок, круто снижаясь, вонзается в землю там, где пилот разглядел скрытый камуфляжем большой склад боеприпасов.

И рванул воздух взрыв, эхом отозвавшись в сердцах друзей: «Любой ценой!..»