Глава 4

ПЕРВЫЙ ВРАГ ЕВЫ

Прогресс – возможно из-за того, что он постоянно регистрировался мужчинами, – как оказалось, проявлялся исключительно в их собственной деятельности, без помощи женщин.

Вынужденной ролью женщины испокон веков было оставаться на заднем плане, вынашивая коварные замыслы, вдохновляя и очень часто ворча. Но любое изучение поступательного движения цивилизации от пещер к небоскребам говорит нам, что практический вклад женщин был просто огромным.

То, что женщины уступают мужчинам в физической силе, компенсировалось активной и изобретательной умственной деятельностью. Легенды, традиции и множество примитивных рисунков и скульптур указывают на то, что, кроме изобретения искусства приготовления пищи, одомашнивания животных и хранения съестных припасов, женщина научилась молотить и веять зерно, а также размалывать его в порошок – это стало еще одним шагом вперед в искусстве приготовления пищи.

Необходимость создания крова для ее малышей наверняка стимулировала искусство строительства, несмотря на то что первобытная мамаша сама не конструировала жилище.

Необходимость прикрыть наготу подтолкнула женщину к экспериментам с шерстью и первым попыткам вязания; некоторые ученые утверждают, что именно женщина изобрела ткацкий станок, но определенно, искусство производства ткани принадлежало именно ей и осталось таковым даже в век синтетических волокон.

Мужчина всегда подозрительно относился к умной женщине.

Охотника определенно беспокоила и впечатляла изобретательность, с какой его подруга обрабатывала дичь, которую он приносил домой. Он чувствовал, что смелые идеи женщины во многих отношениях превосходят его мужские достоинства и силу. Мужчина, который знал, что его физическое превосходство позволяет ему одолеть животных и что победа над окружающей средой зависит от скорости его ног, от силы мускулов его рук и выносливости тела, был раздражен, когда оказалось, что гораздо более физически слабое существо может сделать вклад, равный, а может быть, даже больший, в обеспечение комфорта и безопасности существования.

Для практичного представителя мужской половины человечества подобное казалось бессмысленным. Наверняка тут имеет место еще какой-нибудь фактор. И он, очевидно, имеет отношение к потустороннему. Женщина обладает дарованной ей свыше сверхъестественной силой!

Возможно, женщина и сама придерживалась такого же мнения, поскольку не всегда была в состоянии справиться с самыми обычными и постоянными опасностями, которые ее подстерегали. Ей приходилось зависеть от вдохновения.

Не трудно представить, какая мешанина из страха и изумления перед явлениями природы, рождения и смерти была обращена женщиной в безоговорочную веру в существ, которые могли регулировать эти явления. Мужчины всегда устанавливали и направляли религиозные верования, но женщины однозначно всегда были самыми искренними их приверженцами.

Наделив природные блага и катастрофы сверхъестественной силой, женщина находила в этом определенное успокоение. Она утвердила в умах мужчин веру в то, что и она сама наделена некоторого рода магическими силами.

Родоначальница Мать-Земля – источник жизни – определенно стала более значимой, воплотив в себе силы рек, деревьев, облаков, солнца, луны и звезд. А кто, как не женщина с ее магическими силами лучше всего может объяснять ее действия, вымаливать их и приносить за них благодарность? Она была не просто жрицей – она была ведьмой.

Некоторые антропологи полагают, что первой всемирной религией было ведовство.

Его остатки, до сих пор существующие в шабаше некоторых ищущих острых ощущений домашних хозяек в пригороде Калифорнии или в до сей поры полудиких областях Африки, Южной Америки и Полинезии, имеют многочисленные общие черты – белая магия, привороты, обереги, культ преклонения перед луной и солнцем, внимание к факторам плодородия. Были и до сих пор есть и мужчины-колдуны, но культ этот в основном женский.

Ведовство изначально не было злом. Оно почитало жизнедающие силы земли и, естественно, приписывало сверхъестественное влияние некому существу, обитающему в ее недрах.

Англосаксы, судя по Г. Уилльямсу, верили в это полубожество.

«Их Нехе, – сообщает он, – как оказалось, наполовину божество, наполовину дьявол, принцесса ведьм, которая черпает свое вдохновение как из божественных, так и из дьявольских источников».

Церковь ввела в религию фигуру мадонны с младенцем, и для Девы Марии возникла опасность потерять свою девственность, поскольку во многих местах она представляла собой богиню плодородия и в молитвах, обращенных к ней, просили о восстановлении утраченной половой функции.

Если девственница олицетворяла чистые и благие добродетели матери, то подразумевалось, что кто-то должен олицетворять собой и нечистые и разрушительные помыслы. И эта роль предназначалась ведьме.

В начале было лишь объявлено, что ведьмы занимаются черной магией. Но в 1400 году гражданский суд признал связь с дьяволом, в которой были обвинены все ведьмы, преступлением, карающимся смертью.

В отчаянном приступе страха епископ Женевы сжег 500 ведьм, епископ Бамберга – 600, а епископ Вюртсбурга – 900. Сто пятьдесят лет спустя Святая церковь сожгла на кострах по крайней мере 30 тысяч ведьм.

Через несколько веков испанская инквизиция силой заставляла так называемых ведьм сознаваться в своих мерзостях, закручивая у них на головах веревки, вбивая под ногти гвозди и иглы, обливая им ноги кипящим маслом и подвешивая за ребра.

Но несмотря на то, что вряд ли можно назвать хорошим обращением, физического соблазнения ведьмами опасались до такой степени, что, чтобы защитить судей, осужденной выбривали голову и лобок и тащили обнаженной в зал суда задом наперед, чтобы ее взгляд не смог околдовать мужчину, который ее судил. Несмотря на многие годы гонений то одной, то другой религией, вера в ведовство сохранилась по сей день. В деревнях Англии до сих пор почитают и побаиваются так называемых «мудрых женщин» – фей, а женщин из обителей в Глазго и сегодня просят погадать на чайных листьях и приготовить лекарства из трав. Их клиенты в основном тоже женщины.

В США астрология, предсказание судьбы и хиромантия – большой бизнес, и наиболее удачливы в нем женщины, чей возраст перевалил уже за средний, которых в нашу технологическую эру называют «старыми мудрыми старушками» прошлого века.

А непримиримым врагом ведьм всегда были мужчины. Средневековая охота на ведьм продолжалась с ужасающей жестокостью, пытками и несправедливостью, и велась она мужчинами, в обычной жизни мудрыми и терпимыми.

Настоящие же ведьмы – слабоумные и сумасшедшие среди тысяч женщин всех возрастов, преданные смерти в выплеске садизма охоты на ведьм, – были, по большей части, безобидными. Просто им ставилось в непростительную вину то, что они пользовались загадочными и магическими силами женщины, чтобы перехитрить мужчин.

Отношение мужчин к женщинам в средние века способствовало культу ведовства.

Женщины были порабощены, несчастны и не уверены в будущем. И это была их инстинктивная реакция на ситуацию, в которой они оказались, и попытка изменить ее путем возврата матриархата, в котором почивали на лаврах их далекие предшественницы.

Причиной, которая ослабила влияние живой матери и разрушила преклонение перед ней среди членов семейства, был культ поклонения умершим.

После ведовства, став одной из основных религий человечества, поклонение умершим предкам сохранилось до настоящего времени на Востоке, в Полинезии, Африке и среди американских индейцев. Кроме того, этот культ был силен у древних римлян и оставил след по всей Европе, Азии и Африке, где влияние Рима было особенно велико.

Преклонение перед предками сменило отношение к смерти – со страха, презрения и забвения на аккуратную заботу о покойнике ради расположения его духа. Смерть не считалась уходом умершего из его семьи и племени.

Мудрые люди оставляли свою мудрость, врачеватели – свои навыки, воины – силу для защиты и возмездия.

В культе почитания предков больше внимания уделяется личности умершего, а не похоронному обряду и попыткам сохранить останки усопшего. Чтобы дух умершего человека продолжал приносить пользу семье и племени, как делал его владелец в течение жизни, требуются молитвы и жертвы.

Благоговейный трепет перед могущественным главой семьи рос через ритуальную память о нем. Его дух будет умиротворятся поколение за поколением, и около него будет собираться все больше и больше ушедших, которым тоже требуется умиротворение.

Через несколько десятилетий этот главный дух станет предком множества взаимосвязанных семейств, поэтому поклонение ему уже больше не будет частным семейным делом, а делом целого общества. Таким образом, фигура матери стала не столь важной, как прежде.

Ей даже могли запретить участвовать в отправлении религиозного ритуала умиротворения и совета с духом предка, переговоры с которым были исключительной привилегией глав семейств мужского пола, которые сами в положенное время присоединятся к духам предков.

Как эта мужская религия силой удалила женщину на задний план, видно в современной Японии, где синтоизм основывается на почитании предков. Жена там не принимает никакого участия и не имеет никакого значения в отправлении семейного религиозного ритуала.

В Японии мужчина может оскорбить или даже избить свою мать, не страдая от невыносимого позора, в то время как даже воображаемое несоответствие стандартам, налагаемым предком семейства, может стать причиной самоубийства – как единственного достойного выхода из этого положения.

Поклонение предку рода не только опустило мать с ее высокого положения, оно обеспечило более низкое положение каждой рожденной девочки по сравнению с мальчиком.

Дух ушедшего предка постоянно требовал своей копии для того, чтобы жизнь семейства продолжалась, в свою очередь, члены семейства мужского пола обеспечивали себе возможное место среди духов предков, производя наследников, которые будут возносить молитвы после его смерти.

Следовательно, ребенок мужского пола стал необходимым не только для материальной выгоды в этом мире, но и для обеспечения надлежащего места в будущем. Дети женского пола не имели такого значения, если не считать того, что они были средством производства в будущем представителей мужского пола.

Любое исследование истории женщины наверняка вызовет мистическое восхищение и удивление ее судьбой. Как будто бы существовал некий легкомысленный и универсальный тайный сговор представителей мужского пола подавлять женскую изобретательность и амбиции. Кто знает, может, так оно и было.

Лишь ничтожное меньшинство мужчин считало, что «воспитывать женщину так, чтобы она знала свое место», – несправедливая и безответственная политика. Как писал св. Джон Христосом: «Среди всех диких зверей нет ни одного столь вредоносного, как женщина» – и продолжал в неистовстве неприязни, что она – «необходимое зло, природный соблазн, соблазнительное бедствие, домашняя опасность, смертельная привязанность и лицемерное зло».

Секретным оружием в войне против женщин всегда была религия. Возможно, нельзя оправдать взгляда, что женщина занимает положение ниже мужчины, но посылка о том, что так уж предначертано Судьбой, гораздо безопаснее.

В религиозных верованиях, стремящихся объяснить необъяснимое, женщина была чем-то вроде предмета бесконечных споров. Иногда она возносилась выше самого высокого алтаря, иногда ей запрещалось даже входить в храм. Почти всегда она вовремя переступает высшие запреты, налагаемые на нее религией.

Маятник качнулся от почитания Матери-Земли к почитанию предков. Однако еще были отклонения маятника в сторону женщины.

Большинство древних религий имело более мощный сексуальный оттенок, чем современный ислам и иудейство. Они автоматически наделяли женщину большей властью. Власть ее творить добро или зло была настолько сильна, что мужчина стал проявлять чрезвычайную осторожность, предпринимая первый шаг. В Древнем Египте, например, женщина могла первой завязать знакомство, проявлять свои симпатии, писать о них в записке, предлагать место свидания и первой делать дружеские жесты при встрече.

Секс и религия, конечно, тесно связаны, несмотря на суровые законы последней. В действительности аскетизма в провозглашении важности секса столько же, сколько его в храмовой проституции.

Периодические тайные победы женщины над ее врагом мужчиной должны включать способ, который она изобрела, чтобы превратить самые земные сексуальные отношения в таинство, настолько важное, что для миллионов и миллионов людей обряд брака стал единственным обрядом, который влиял на их дальнейшую жизнь.

И не важно, насколько устали представители мужской половины человечества менять брачные обряды и законы, женщина всегда приспосабливалась к ситуации, основательно переделывая ее себе на пользу. Часто для этого требовалось довольно длительное время, но результат никогда не вызывал сомнений.

Во всех культурах, где практиковалось многоженство, появлялась любимая жена, которая удерживала свое положение и наслаждалась тем, что именно ее сыновья будут главными наследниками. Это говорит о том, сколь неунывающей может быть Ева во время превратностей судьбы.

В брачных обычаях всегда сохранялась примитивная вера в женскую силу. Вклад мужчин в основном касался практической экономики, вклад женщины – таинство и красота. Мужчины писали брачные законы, женщины привносили в них религиозное влияние.

В Древней Греции престиж невесты как равноправного партнера сохранился, несмотря на мошеннические законы наследования и необходимость согласия семьи на брак. Теоретически никакой мужчина не может завоевать невесту, если он не совершит героический поступок, не проявит изобретательность или не пожертвует ради нее чем-нибудь, чтобы возбудить ее эмоции.

Поэтому брачная церемония всегда включала символическое похищение невесты недовольными родственниками или друзьями, чтобы жених мог продемонстрировать свою непоколебимую любовь. После чего процессия в сопровождении друзей жениха и невесты направлялась с песнями, восхваляющими храбрость жениха и красоту невесты, в храм.

Женщины Греции, несмотря на их законное более низкое положение, чем у мужчин, оставили свой след в истории поступком Лисистраты, жены одного из почетных горожан Афин. Вознамерившись положить конец войне, она созвала всех жен и возлюбленных вечно враждующих греков, и Аристофан, который всегда использовал реальных людей и реальные ситуации в своих комедиях, донес до нас ее слова:

«Давайте подождем дома с накрашенными лицами, а потом выйдем встретить их в одних коротких туниках… а потом, когда наши мужья станут тяжело дышать от желания, если мы ускользнем от них, вместо того, чтобы уступить, они быстренько заключат перемирие, это я вам говорю…

А если они станут брать вас силой, вам придется подчиниться, но делайте это с явной неохотой. Поскольку нет никакого удовольствия в этом, когда это делается насильно… Не волнуйтесь, им скоро надоест, потому что мужчина не получает никакого удовольствия, если не имеет контактов со своей женой».

Это была самая основательная попытка наложить женский контроль, известная в истории. Жаль, что сегодня все больше и больше женщин не следуют «примеру Лисистраты. Современная женщина может достичь гораздо большего этим способом, чем с помощью освобождения и так называемого равенства полов.

А ведь ей нужно лишь воспользоваться своей сексуальной неотразимостью!

Но голос Лисистраты был всего-навсего криком вопиющего в пустыне. В Греции мальчики начинали ходить в школу на седьмом году жизни и учились грамматике, поэзии, музыке, арифметике, а также занимались различными видами спорта в гимнастических залах. Девочка была приговорена сидеть дома от рождения до свадьбы и не училась ничему, кроме ведения домашнего хозяйства.

Когда Фидий работал над статуей Афродиты в Элиде, посвященной брачному обряду, он изобразил ее одной ногой стоящей на черепахе, чтобы показать, что добродетельная женщина должна тихо сидеть дома.

Заключение брака стало настолько непопулярным в Греции, что в VI веке до нашей эры великий законодатель Салон решил сделать его обязательным. Мужчины были вынуждены жениться по закону, который гласил, что только женатые мужчины могут стать ораторами или генералами.

Писатели и поэты изображали женщин как неверных и развратных, пьющих, интригующих, вздорных и завистливых.

Несколько веков спустя поэт Палладий суммировал все эти качества в одной из самых жестоких эпиграмм в литературе:

«Брак приносит мужчине только два счастливых дня: день, когда он укладывает свою невесту в постель, и день, когда он укладывает ее в могилу».

Как сильно не любили греческие мужчины своих жен, так же сильно они искали новых любовных отношений с женщинами. Они жаждали любви, но думали заполучить ее подарками. Они преследовали и умоляли женщин и неизбежно разочаровывались в своих завоеваниях.

Афиняне показывают нам в своих книгах, что греки боялись любящих женщин, считающих любовь страстью, которая заставляет сдержанных мужчин совершать неконтролируемые поступки и получать наказание от богов за высокомерие и гордость.

Софокл суммировал этот страх следующим образом:

Любовь – не только любовь,
В имени ее таится много имен;
Потому что она – Смерть, вечная Сила,
Чистое Желание, дикое Безумство, Плач…

И поэтому греческие мужчины начали искать любви юных мальчиков.

Практичные римляне обращали свое внимание лишь на экономическую сторону брачного союза. Самая формальная церемония, которая, как предполагается, была изобретена римлянами, называлась confarreatio.

Поскольку эта церемония была доступна только членам семейств патрициев, она эффективно предотвращала неравные браки между представителями различных социальных групп.

Так римская правящая верхушка обеспечивала то, чтобы собственность оставалась внутри очень ограниченного круга семейств. Амбициозной дочери из невыдающейся фамилии удача не светила, но поскольку она была женщиной, то нашлись обходные пути, хотя на их поиски ушло несколько столетий.

Простолюдины считались женатыми, если пара жила вместе в течение года или прошла ритуал фиктивной продажи женщины мужчине на церемонии, называемой coemptio.

Рабов поощряли к совместному проживанию, потому что их дети тоже становились рабами. Некая церемония, подтверждающая брачный союз между рабом и рабыней, была названа contubernium. Это слово означало всего-навсего беспорядочную связь, которую можно разорвать по собственному желанию или приказу рабовладельца.

Все эти церемонии Римской империи в годы ее расцвета были лишь признанием узаконенных факторов собственности. Изначально они были предназначены подтвердить, что женщина находится в полном подчинении у мужчины.

Они не имели никакого отношения к действительной связи между двумя людьми, а поскольку она могла быть удостоверена, любая сторона могла эту связь разорвать без всякой судебной процедуры при условии, что собственности и состоянию, полученному при браке, не будет нанесен ущерб.

Подобные брачные церемонии принижали человеческие чувства, что неизбежно привело к тому, что к бракам стали относиться с легкостью. К 44 году до нашей эры барьеры, запрещающие патрициям жениться на женщинах более низкого социального положения, были сняты.

К началу эры христианства любой гражданин Римской империи мог жениться на любой свободной женщине, будь она римлянка или иностранка.

Такая легализация того, что уже стало реальностью, даже если и помогла женщинам, ничего не сделала для поднятия статуса брака. Брачный союз был нестрогим соглашением, где партнеры оставались вместе по обоюдному желанию, что на деле означало столько, сколько пожелает муж, за исключением тех браков, где жена была очень высокого социального положения.

Ювеналий9, сановный фельетонист времен Рима, цинично писал о браке Семпоринии, сестры Тиберия Гракха: «Этот брак распался, потому что, как любая женщина, она потеряла свою красоту».

Так испытай его! И жизнью я клянусь,
но ты увидишь,
Что красоту он любит, не жену.
Едва лишь на лице заметны станут
Морщинок слабые следы,
Едва упругость потеряет кожа
И время затуманит светлый взор,
Едва утратят зубы блеск, а щеки будут впалы,
Тогда мужчина, хоть и муж, но все же
Произнесет жестокий приговор:
Ушла твоя краса, спеши и ты в дорогу.
Не плачь, обид своих не излагай,
И видом горестным, столь неугодным богу,
В дальнейшем жизнь мою не осложняй.

Однако римская матрона была сущностью Империи. Бывшие племена скотоводов-воинов зависели от жен, которые вели хозяйство, пока мужчины воевали, но могли в случае необходимости и взять в руки оружие.

По мере расширения территорий Римской империи мужчины проводили в военных походах все больше и больше времени. Родная земля процветала, потому что женщины сохраняли ее и поддерживали плодородие.

Типичная римская жена того времени была, возможно, довольно скучной личностью, столь же унылой, как и жены пионеров Дикого Запада Америки, буров в Южной Африке и женщины австралийского буша. Но уныние было лишь поверхностным грехом. Для своих мужчин они были предметом гордости.

Эти женщины не получали похвалы, однако умело вели дела своих мужей, что следует из эпитафий на их могилах. Одна из них гласит: «Поскольку превратности женской судьбы имеют гораздо меньше значения, нежели превратности жизни мужчины, трудно найти что-нибудь новое, чтобы сказать в похвалу женщине».

В то время как другая эпитафия вдовца своей жене смело заявляет:

«Мне не на что было пожаловаться».

Как все огромные военные и торговые империи, Римская издавала законы, направленные исключительно на защиту прав мужчин и собственности. Жены имели мало законодательных привилегий. Но римские женщины были закулисной силой, символизирующей, что в действительности, как и в половых контактах, женщина всегда была сверху.

К тому же все без исключения признавали, что за дверями дома жена была главной. И именно из Рима система моногамных отношений распространилась по всему миру. Как обычно, действовали неписаные законы Евы!

Гай Валерий Катулл, величайший лирический поэт Рима, резюмировал типичное отношение римлян к женщине: «Odi et amo» – «Я люблю, и я ненавижу».

Нет сомнений в том, что причиной такой ненависти к женщине было опасение ее растущих привилегий. Катон Старший10 в 195 году до н.э. предсказывал, что, если подобное будет продолжаться, произойдет катастрофа.

«Если каждый из нас, граждан, решил бы защищать свои права и достоинство как мужа по отношению к своей супруге, у нас было бы меньше неприятностей с сексом в целом, поскольку наша свобода, погубленная дома, даже здесь, на Форуме, попирается и топчется ногами… Пересмотрите все законы, с помощью которых ваши прародители сдерживали их злоупотребление вседозволенностью, и заставьте их подчиняться своим мужьям, но даже со всеми этими узами вряд ли вам удастся их контролировать. И что с того? Если вы позволите им завладеть этими ограничениями одним за другим и оказаться свободными… неужели вы думаете, что вы сможете их терпеть? С того момента, как они почувствуют себя равными вам, они тут же станут показывать собственное превосходство».

Несмотря на все эти разговоры о привилегиях, муж мог карать, пороть или поправлять жену по своему усмотрению, отправлять ее на работы как рабыню и забирать предназначавшуюся ей плату, приговаривать ее к смерти за тяжкое преступление и даже убить ее собственными руками, если поймает ее на прелюбодеянии.

В Британии, как и во всех странах в границах Римской империи и вне ее, дочь была обязана выйти замуж за того мужчину, которого выберет для нее отец, а он неизменно выбирал ей мужа ради финансовой или политической выгоды для себя.

До XVII столетия муж мог оставить жену, если она была бесплодна, увечна, имела дурной запах изо рта, глупа, слишком страстна, груба, обжорлива, любительница выпить, сварлива или обидчива.

Нужно было проделать тысячу миль на еще неизвестный Восток, чтобы обнаружить, что там брачный союз считался священным.

В Китае представление о том, что каждый человек судьбой привязан к одному партнеру, которое греки и жители стран Запада считали очаровательным мифом, не вызывало сомнений.

Если верить китайской религии, Богиня Луны привязывала каждого новорожденного невидимым шелковым шнурком к другому. Медленно, год за годом, шнурок сжимался до тех пор, пока они не встречались друг с другом. Ничто не могло предотвратить этого окончательного союза.

В то время как родители сохранили за собой абсолютное право выбирать брачных партнеров своим детям, их судьба, олицетворяющая шелковый шнурок, влияла исключительно на практическую выгоду, которую можно было извлечь из брака. Личность партнера, благоприятное время для заключения брака и расположение нового дома – все это определялось прорицателями и советами в храмах.

Поскольку брачные обычаи отдельных личностей прошлого известны из упоминаний о них в исторических документах, они, конечно, были разнообразны. История обычно фиксирует только деятельность выдающихся людей. Миллионы обыкновенных людей следовали своим неустаревающим обычаям, на которые не влияли ни политические, ни экономические факторы.

Погрязшие в бедности семьи крестьян имели множество детишек и мало собственности. Невнимание и недостаточное лечение дополняли бремя тяжелой жизни жены крестьянина, хотя в юности ее сексуальная привлекательность давала ей преимущества при заключении брачной сделки.

Хорошенькая девушка, очевидно, могла выбирать себе партнера или, по крайней мере, думать, что ее красота и личные достоинства были единственной причиной интереса к ней поклонника. Следы того, что представляли собой брачные союзы обыкновенных людей, сохранились в Британии по сей день в наименее населенных местах, таких, как Шотландия и Уэльс.

В Шотландии заявление о взаимном желании вступить в брак в присутствии любого взрослого свидетеля считалось брачным обязательством, и никого не беспокоили ни возраст, ни согласие родителей, ни оглашение в церкви или другие приготовления для брачного союза, которые становились не личным делом каждого, а делом групповой ответственности.

Еще приятнее для романтической девушки и нетерпеливого юноши были ярмарки обручения на юге Шотландии и на границе с Англией. Эти ярмарки, проводимые сначала как рынки для обручения служанок, подмастерьев, сельскохозяйственных рабочих и шахтеров, постепенно становились местом, где одинокие люди могли встретиться и тут же начать совместную жизнь.

Это был пробный брак продолжительностью один год. Если к концу этого срока один из партнеров, не важно кто, захочет разорвать союз, он вправе сделать это, хотя ответственность за содержание ребенка, родившегося к тому времени, ложилась на плечи инициатора расторжения брака. Если союз длился больше года, то он становился законным браком.

Верующие люди получали подобие благословения от священника, но в тех отдаленных районах старые языческие обряды погружения в ручей с последующим похлопыванием руками по поверхности воды считались единственными ритуалами, необходимыми для благословения браков и для того, чтобы они принесли потомство.

В Уэльсе брачные узы были неотъемлемой составляющей последующего экономического подчинения жены мужу. Они были известны как свадьбы кошелька и пояса, когда за день до начала совместной жизни семейство невесты приносит разменные монеты и оставленную девушкой одежду в дом жениха.

Тот, кто мог себе позволить, увеличивал ценность приданого дубовым сундуком, полным постельного белья, и кошельком, содержащим довольно кругленькую сумму.

Браки детей вызывали шок и раздражение в западном мире, поскольку они всегда воплощали в себе презренное подчинение жены воле мужа. В позднем средневековье идеальным браком считался тот, где возраст невесты составлял одну треть от возраста жениха, это означало, что совершеннолетний мужчина в возрасте двадцати одного года мог взять себе в жены девочку семи лет.

В Марокко матери берберов до сих пор выдают своих дочерей замуж в десять-двенадцать лет обычно за пожилых мужчин, которые могут обеспечить им больше свободы, чем молодые мужчины. Для того чтобы брачная ночь была удачной, они стараются достать для детей наркотики.

В противном случае, жаловались они, девчонки часто отбивались, как дикие кошки, и после нескольких неудачных попыток провести брачную ночь неудовлетворенные мужья возвращали их родителям.

В настоящее время институт брака, несомненно, находится в продолжительном и жестоком кризисе.

Для большинства в мире брачные узы больше не являются бременем, освободить от которого может только смерть. Легкий развод дает возможность тысячам мужчин и женщин, обычно богатым и влиятельным в своей стране, в действительности жить в полигамном браке.

Неверность среди мужчин, возможно, осталась на прежнем уровне, но определенно она стала отдыхом, удобством или предлогом для гораздо большего числа женщин, чем за целые века. Несмотря на то что большинство народов на словах считают узы брака священными и благословенными Церковью, люди свыкаются с нарушениями брачных обетов по дюжине причин – от несовместимости характеров до жестокости, от измены до отказа выполнения супружеских обязанностей.

Подобное положение вещей неприемлемо, если уважать права личности. Но, похоже, невозможно сделать так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Брак – это состояние человека, а человек – существо несовершенное.

В любом браке кому-то приходится поступаться своей индивидуальностью, пусть даже немного. И если поставить цель – сделать жизнь личности совершенной, трудно понять, как достичь такой цели в двойной узде брака.

Однако для оптимизма основания есть. Нарушение брачных обязательств мужчинами ослабевает. Браки все реже заключаются по экономическим соображениям, хотя до • сих пор берутся в расчет социальные выгоды. Все меньше и меньше молодых пар женятся не по собственному желанию.

Возможность для представителей обоих полов зарабатывать себе на жизнь выбранной профессией помогла снизить необходимость для подавляющего большинства женщин выбирать – выходить замуж или жить в бедности и зависимости от родственников.

Заставить же мужчину жениться против его воли на женщине, у которой в руках находятся все экономические тузы, практически невозможно.

В действительности брак становится делом беспрепятственного и взаимного соглашения, где нет других причин, кроме постоянного желания любить и быть любимым. Мужчины все еще могут следовать своей традиционной осмотрительности в принятии на себя ответственности за дом и семью, тогда как более побудительный стимул – потребность в сексе – может быть легко утолен услужливой и любящей женщиной, не требующей ничего взамен.

Но история Евы несет утешение. Она нуждается в браке столь же сильно, сколь нуждается в любви.

Она благоразумно неразрывно соединила романтические отношения с браком и вознамерилась сделать их совместимыми друг с другом. Более того, она верит всем своим сердцем, что найдет себе партнера, друга, свою другую половинку, которую выбрала ей Судьба.

В каждой девушке есть некая безоговорочная, почти детская вера, что «шелковый шнурок» соединит ее с суженым.