Глава четвертая. Великие читатели поэмы

В одном из эпизодов многосерийного телевизионного фильма «Карл Маркс. Молодые годы» режиссера Льва Кулиджанова Генрих Гейне читает в квартире Карла Маркса в Париже на улице Ванно отрывки из поэмы «Германия. Зимняя сказка». Его с интересом слушают Карл и Женни Маркс и их друзья: русский революционер-анархист Михаил Бакунин, руководитель тайного общества немецких рабочих в Париже доктор Эвербек, журналист Арнольд Руге и другие. Поэма встречена с воодушевлением, и тогда Гейне предлагает печатать стихи в социалистической прессе — они сыграют не меньшую роль в мобилизации общественного сознания, чем любая политическая брошюра.

Этот эпизод не придуман создателями фильма, все примерно так и происходило в начале 1844 года, когда Гейне, только что вернувшийся в Париж, постоянно бывал в доме Маркса. Карл Маркс с юных лет увлекался литературой, мечтая стать поэтом, в пору страстной влюбленности в Женни фон Вестфален он исписал три тетрадки лирическими стихами, к которым сам впоследствии относился весьма критически. Гейне рано сделался его любимым современным поэтом. «Рейнская газета», которую редактировал молодой Маркс, вступилась за Гейне, когда после появления «Атта Тролля» либералы стали уличать поэта в измене делу свободы. Маркс не раз использовал сатирический образ героя этой поэмы для критики догматизма и краснобайства. Строки из других произведений Гейне также зачастую цитировались в статьях «Рейнской газеты». Встретившись, поэт и молодой политический мыслитель стали друзьями. Период дружеского общения Гейне с Марксом стал высшим этапом развития его политической лирики. «Маркс мог влиять на Гейне потому, что его слова упали на хорошо подготовленную почву, — верно подметил критик А. Лежнев. — Интерес к коммунизму был подготовлен у Гейне его сенсимонизмом. Уже задолго до встреч с Марксом он внимательно приглядывается к выступлениям французского и английского пролетариата, жадно вслушивается в то, о чем говорят в рабочих кварталах и что возвещают проповедники нового общества»^{12}.

Гейне не только читал стихи Марксу и выслушивал мнение о них; друзья вели нескончаемые споры о будущем Германии, обсуждали многие философские вопросы. Антонио Грамши в свое время обратил внимание, что мысль о том, что «французский политический язык эквивалентен языку немецкой классической философии», содержится как в «Святом семействе» К. Маркса, так и в работе Гейне «К истории религии и философии в Германии». Она выражена в ярком сопоставлении: Иммануил Кант «обезглавил» бога, Максимилиан Робеспьер — короля^{13}.

У Гейне и молодого Маркса в ту пору на многое были, очевидно, общие воззрения. Это касается отношения к литераторам того времени, прежде всего к Берне, к «Молодой Германии». Литературные и философские беседы с Марксом отразились и в поэме «Германия. Зимняя сказка». Биографы Маркса отмечают: «Среди парижских друзей Маркса Гейне в тот период был едва ли не самым близким и дорогим»^{14}.

В конце 1843 — январе 1844 года (как раз тогда Гейне создавал свою поэму) Карл Маркс написал одну из важнейших работ — «К критике гегелевской философии права. Введение». В поэме «Германия. Зимняя сказка» и в философском труде — одном из краеугольных камней марксизма — обнаруживается перекличка идей, прежде всего яростное отрицание религии. В самом начале труда Маркса в афористически отточенных фразах звучит критика религиозной идеологии. «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа» — эта фраза Маркса стала крылатой. И далее здесь же: «Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которой является религия» (т. 1, с. 415).

В первой главе поэмы, едва заслышав на границе с Германией немецкую речь, как мы помним, поэт выводит на авансцену девочку-арфистку, поющую фальшивую песнь о скорбной земной юдоли, взамен которой на небесах ожидает блаженство рая. Вдумаемся в эти строфы поэмы, сопоставим слова Маркса, особо важные и выделенные им курсивом, и увидим, что поэт и молодой политический мыслитель в сходных выражениях говорят о том, как насущно необходимо освобождение от религиозных догм, от утешительной веры в потустороннее блаженство, оправдывающее нищету и страдания земной жизни. Политическая сатира Гейне призвана высмеять несостоятельность утешительных иллюзий, направить усилия народа на борьбу за свободу здесь, на земле, и не в отдаленные времена, а сегодня. Для Гейне упования на загробную жизнь — старая реакционная песня отречения. Автор «Зимней сказки» высмеивает проповедь смирения, временами почти текстуально приближаясь к размышлениям Маркса о вреде религии.

Мы не знаем конкретного содержания постоянных, почти ежедневных бесед Маркса и Гейне в то время. Но можно предположить, что суждения Маркса о политическом неустройстве Германии, о ее задавленности религией в какой-то мере повлияли на автора поэмы.

Карл Маркс в работе «К критике гегелевской философии права. Введение» впервые высказал идею неразрывной связи революционной теории с практической борьбой за освобождение человечества. Молодой Маркс смело утверждал: «Подобно тому как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие, и как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву, совершится эмансипация немца в человека» (т. 1, с. 428).

В главе VI Гейне на свой лад провозглашает аналогичный тезис о том, что вслед за поэтическим словом непременно должно последовать действие, к которому призывает поэт. Автор «Германии. Зимней сказки» утверждает, что поэзия и деяние взаимосвязаны и оплодотворяют друг друга. Поэт создает символический образ двойника, который всюду неотступно следует за путешественником. Загадочный незнакомец предстает взору поэта в минуты душевных волнений, когда художник пытается осмыслить вселенские вопросы бытия. Таинственный двойник, прячущий под полой плаща сверкающий топор, в ответ на вопрос  Гейне, почему он следует за ним, как тень, так характеризует себя:

По складу я практик, я делец,
На все спокойно взираю,
Но все, до чего додумался ты.—
Я делаю, я совершаю.

И пусть проходят дни и года,
Я не спешу — превращу я
В действительность все, что надумал ты;
Ты мыслишь, a я — вершу я.»

Судьею — ты, я — палачом
И, словно раб молчаливый,
Исполняю я каждый твой приговор.
Даже несправедливый.

В переводе В. Левика мысль поэта выражена в сжатой формуле, произнесенной двойником: «Я мысли твоей деяние…» Гейне понимает, что в современных условиях слово только тогда становится силой, когда оно неразрывно связано с революционным действием. И в этом Гейне снова выступает как последователь Маркса. В заключительных строфах главы VI он сравнивает двойника с древнеримскими ликторами, в обязанности которых входило выносить наказания осужденным. По мысли Гейне, суда заслуживает обветшавшее средневековое устройство Германии.

В главе VII Гейне продолжает тему двойника. Поэту снится, что, прикладывая руку к кровоточащей сердечной ране, он метит двери домов, заслуживающих суровой кары. Как пояснял в комментариях к поэме Н. Я. Берковский, этот образ Гейне отозвался у Маркса. Выступая на юбилее чартистской народной газеты, Маркс рассказал о том, что в средние века в Германии правящим классам мстило за их злодеяния «тайное судилище» — «суд Фемы». Если на каком-нибудь доме появлялся красный крест, то знали уже, что хозяин его отмечен Фемой. Ныне этот таинственный красный крест начертан на всех домах Европы. Теперь уже Маркс использовал гейневский образ и придал ему конкретное социально-политическое звучание (см. т. 12, с. 5).

Понимая, какую важную роль в борьбе с отживающей феодальной идеологией сыграет «Зимняя сказка», Гейне послал из Гамбурга, где наблюдал за изданием поэмы, только что отпечатанные корректурные листы Марксу, предлагая напечатать их в газете «Форвертс» («Вперед»).

До нас дошло единственное письмо Гейне адресованное Марксу. Оно целиком посвящено судьбе его будущей книги и было отправлено 21 сентября 1844 года вместе с корректурными листами. Вот что писал поэт, обращаясь к Марксу с дружескими просьбами: «Я снова страдаю моей роковой болезнью глаз и с трудом царапаю Вам эти строчки. Однако все важное, что мне нужно вам сообщить, я смогу сказать устно в начале будущего месяца, поэтому готовлюсь к отъезду, напуганный знаком, поданным свыше; мне не хочется, чтобы меня сцапали, у ног моих нет таланта носить железные кандалы, как носил их Вейтлинг (он показывал мне их следы). Меня подозревают в более деятельном участии в газете «Вперед», чем то, которым я на самом деле могу похвалиться, и, по чести говоря, газета эта свидетельствует о том, что она — величайшая мастерица в деле подстрекательства и компрометации. В чем тут дело? Даже Мойрер вышел из берегов. При встрече скажу больше. Если бы только в Париже не готовили козней! Книга моя отпечатана, но ее выпустят в свет только недели через полторы-две, чтобы не сразу забили тревогу. Корректурные листы политической части книги, именно те, где напечатана моя поэма, я посылаю вам сегодня бандеролью с троякой целью. А именно: во-первых, чтобы они позабавили Вас, во-вторых, чтобы Вы сразу начали действовать в пользу книги в немецкой прессе и, в-третьих, чтобы вы, если найдете целесообразным, могли напечатать в газете «Вперед» лучшее из новой поэмы.

Мне кажется, что до конца шестнадцатой главы поэмы все годится для перепечатки; только позаботьтесь, чтобы вся та часть, где говорится о Кельне, то есть главы четыре, пять и семь, были напечатаны не раздельно, а в одном номере. Так же обстоит дело и с частью, где идет речь о старом Барбароссе, то есть с главами четырнадцатой, пятнадцатой и шестнадцатой, — они тоже должны быть напечатаны вместе, в одном и том же номере. Пожалуйста, напишите несколько вступительных слов к этим отрывкам. Начало книги я привезу вам в Париж. Оно состоит лишь из романсов и баллад, которые понравятся вашей жене. (Дружеская моя просьба — передайте ей сердечный привет; я счастлив, что скоро увижу ее снова. Надеюсь, что будущая зима будет для нас менее печальной, чем прошлая.)

Кампе сейчас делает еще отдельный оттиск поэмы, в которой цензура вычеркнула некоторые места, но к которой я написал предисловие, весьма недвусмысленное; в нем я решительнейшим образом бросаю вызов националистам».

Заканчивается письмо так: «Не могу перечитать написанное — но ведь нам-то довольно одного знака, чтобы понять друг друга» (т. 10, с 170–172). Доверительное письмо поэта к Марксу говорит о взаимопонимании между ними. Гейне не сомневается, что его новая поэма будет понята и принята. Он уверен, что ему будет оказана дружеская услуга и в публикации поэмы, и в воздействии на журналистскую братию. Гейне чрезвычайно ответственно подходил к публикации каждой своей строки. Письмо к Марксу проникнуто заботой о читателе: поэт стремится к тому, чтобы отрывки, публикуемые в каждом номере, отличались законченностью и правильно воспринимались.

В газете «Форвертс» Маркс вынужден был сотрудничать из-за того, что не было другого органа, обращенного к демократической немецкой публике. Маркс писал передовые статьи для этой газеты, фактически редактировал большинство материалов, и под его влиянием газета заметно полевела. Маркс привлек и Гейне к сотрудничеству в этой газете, где были напечатаны многие политические стихи, в том числе «Силезские ткачи», «Новый Александр», «Доктрина» и др.

Выполняя просьбу Гейне, Маркс передал корректурные листы поэмы в редакцию газеты «Форвертс», и там с 23 октября по 30 ноября из номера в номер печатались отрывки из «Зимней сказки».

В трудах Карла Маркса цитаты из Гейне встречаются чрезвычайно часто, а из всех его произведений «Германия. Зимняя сказка» упоминается чаще всего. В одних случаях Маркс приводит несколько строк Гейне, а в других просто отсылает читателя к широко известным высказываниям поэта. В большинстве примеров дается ссылка на авторство Гейне, но нередко указания на источник цитаты нет, ибо Маркс приводит фразы Гейне, превратившиеся в поговорки. Некоторые наиболее яркие строки из поэмы Маркс цитировал по нескольку раз.

Так, в «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс, характеризуя национализм и косность немецкого мещанства, вспоминают стихи из главы VII: «Французам и русским досталась земля…» (т. 3, с. 473). И далее рассуждение авторов о национальном бюргерском чванстве немецких торгашей и ремесленников воспринимается как прекрасный комментарий к сатире Гейне: «Немцы с огромным чувством самоудовлетворения противопоставляют другим народам это воздушное царство снов, это царство «сущности человека», объявляя его завершением и целью всемирной истории; на всех поприщах они рассматривают свои фантазии как окончательный приговор, который они выносят деятельности других народов, и так как они повсюду способны быть только зрителями, наблюдателями, то они считают себя призванными вершить суд над всем миром, утверждая, что весь исторический процесс достигает своей конечной цели в Германии» (т. 3, с. 473). То, что у Гейне выражено эмоционально, в «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса сформулировано строго логично и доказательно.

К. Маркс и Ф. Энгельс особенно ценили антимонархическую направленность поэзии Гейне. В их работе «Программы радикально-демократической партии во Франкфурте и Франкфуртской левой» процитированы строки, высмеивающие миф о Фридрихе Барбароссе:

Ведь если обдумать вопрос хорошо,
Император нам вовсе не нужен (т. 5, с 40).

Слова эти прекрасно характеризовали политическую ситуацию революционного 1848 года.

Говоря же о несбывшихся революционных преобразованиях «майских дней 1848 года», Маркс вновь вспоминает строки из поэмы, на этот раз из главы VIII:

В ту пору стояло все в пышном цвету.
Ликовали солнечно дали,
И птицы томно пели там,
И люди надеялись, ждали,—
Мечтали… (т. 6, с. 211).

В уста одного из пустопорожних болтунов Франкфуртского парламента К. Маркс вкладывает, слегка изменяя, слова Гейне из главы XII поэмы:

Сегодня, судари, средь вас
Я счастлив пребывать
И этот незабвенный час
Век буду вспоминать.

От вас я слышу в этот миг
Сочувствующий вой;
Бессилен описать язык
Восторг безмерный мой (т. 5, с. 167).

В другой статье, также посвященной пустопорожним парламентским дебатам, К. Маркс заставляет оратора вновь говорить словами Гейне из поэмы «Германия. Зимняя сказка»:

Порядок тут и благонравье,
Цветами же скромных забав и у нас
Ты наслаждаться вправе (т. 5, с. 185).

В 1848 году, насыщенном революционными событиями, которые германские псевдодемократы норовили обратить себе на пользу, К. Марксу в боевых публицистических статьях постоянно служат оружием полюбившиеся ему саркастические строфы поэмы. Характеризуя депутатов-карьеристов Бранденбургского собрания, Маркс назвал их

«пройдохами бледными
с видом святым любви, надежды, веры»
(т. 6, с. 26).

В статье «Законопроект об отмене феодальных повинностей» К. Маркс произносит иронический панегирик по случаю возможного ниспровержения некоторых давно изживших себя фeoдальных предписаний. Маркс направляет свой гнев на те же националистические мифы и легенды, которые высмеял в своей поэме Гейне: «И все же сними обувь твою с ног твоих, немецкий патриот, ибо ты стоишь на священной земле! Все эти варварские обычаи — это обломки христианско-германской славы, это последние звенья цепи, которая тянется через всю историю и связывает тебя с величием твоих предков вплоть до самых лесов, где жили херуски! Этот затхлый воздух, этот феодальный ил, которые мы вновь обнаруживаем здесь в классически натуральном виде, являются продуктами, издревле свойственными нашему отечеству, и всякий истый немец должен воскликнуть вместе с поэтом:

Ведь это же воздух отчизны! Он жжет
Своею живительной силой
Мне щеки. Вся эта дорожная грязь —
Навоз моей родины милой!» (т. 5, с. 294–295).

Публицистическая проза Маркса и сатирическая поэзия Гейне здесь удивительно органично дополняют друг друга, образуя стилистическое и идейное единство. А отношение к националистической легенде о победе Арминия над римлянами в Тевтобургском лесу совпадает во всем вплоть до деталей оценки этого события ранней немецкой истории.

Маркс чаще всего использовал иронические обличения Гейне. Но в статье «Новая военно-полевая хартия» он, говоря о революционном возмущении народа, цитирует пророческие строки из главы VIII — о грядущей расправе народа со всеми угнетателями: «…Он отомстит этому лживому, трусливому отродью мучителей страны, и Рейнская провинция уж во всяком случае не упустит долгожданного часа, когда мы воскликнем: Ça ira!

К нам рыцарей жалкая рать
Свой обратит затылок.
Мы ж на прощанье их угостим
Из длинных железных бутылок! (т. 6, с. 542).

К поэме «Германия. Зимняя сказка» нередко обращался и Ф. Энгельс. Так, Энгельс называет Прудона «личным врагом Иеговы» (т. 6, с. 610), заимствуя эту формулировку из той же поэмы Гейне.

В статье «"Кельнише Цайтунг" об Италии», опубликованной в «Новой Рейнской газете» 22 августа 1848 года, Ф. Энгельс приводит стихи Гейне из поэмы «Германия. Зимняя сказка», дабы разоблачить немецких националистов из Кельна, которые приветствовали жестокое подавление национально-освободительного движения в Северной Италии австрийскими войсками под командованием фельдмаршала Иозефа Радецкого. Ф. Энгельс напомнил о сражениях австрийцев с французами в период французской буржуазной революции XVIII века: «"Славный германский двуглавый орел"! То самое геральдическое чудовище, которому вооруженная революция повыщипала перья при Жемапе, при Флерюсе, при Миллезимо, при Риволи, при Нейвиде, при Маренго, при Хоэнлиндене, при Ульме, при Аустерлице, при Ваграме…» (т. 5, с. 395). Напомним, что это Гейне в главе III грозил выщипать перья зловещей двуглавой птице.

Далее, высмеивая притязания немцев вести Италию на завоевание свободы, Ф. Энгельс в той же статье напоминает уже не раз цитированные К. Марксом крылатые строки Гейне: «Французам и русским досталась земля…»

Когда через десять лет вновь возник лозунг «Рейн надо оборонять на реке По», Энгельс, чтобы еще раз показать абсурдность фантазий агрессивных германских псевдопатриотов, в брошюре «По и Рейн» (т. 13, с. 237) привел те же строки Гейне о немецком царстве воздушных мечтательных грез.

Столь частое обращение К. Маркса и Ф. Энгельса к произведениям Гейне и особенно к его поэме «Германия. Зимняя сказка» говорит не только о том, что они прекрасно знали поэму, многие строфы помнили наизусть, но и о том, что они воспринимали поэта как своего политического союзника. Для основоположников научного коммунизма поэма Гейне «Германия. Зимняя сказка» была произведением политическим.

Как и всякое значительное поэтическое творение, «Германия. Зимняя сказка» жила в сознании современников, а затем и потомков во множестве запомнившихся крылатых строк и выражений, она разошлась на пословицы и поговорки, в какой-то мере, может быть, утратив цельность и отдалившись от конкретных обстоятельств, ее породивших. Поэма раздробилась на множество выразительнейших афоризмов, которые всегда оказывались уместными, когда речь шла о развенчании политического и религиозного лицемерия, националистических мифов и графоманства. Не случайно поэтому строки из Гейне звучат постоянно в политических, философских и литературных дискуссиях.

Вильгельм Либкнехт напомнил слова Гейне в своей книге «Германия полвека тому назад», написанной к юбилею революции 1848 года. Охарактеризовав период господства Священного союза и процитировав лицемерное постановление Ахенского конгресса — обещание европейских правителей охранять мирное развитие своих народов и оживить их нравственные чувства, В. Либкнехт комментирует словами Гейне: «Мы знаем мелодию, мы знаем слова…» В подлиннике поэмы не «мы», а «я». Вряд ли Либкнехт запамятовал точный текст, скорее, он сознательно слегка изменил его, подчеркнув тем самым, что слова поэта теперь уже принадлежат всем, они превратились в поговорку. Вслед за цитатой Либкнехт высказывается вполне в духе Гейне: «Когда властители говорят о мире и благосостоянии своих народов, этим последним следует опасаться всегда самого худшего»^{15}.

К тексту поэмы «Германия. Зимняя сказка» обращались в дальнейшем В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, Клара Цеткин, Морис Торез и другие выдающиеся политические деятели. В том, что аргументы Гейне оказываются насущно необходимыми и спустя десятилетия и даже столетие после создания поэмы, — доказательство того, что «Германия. Зимняя сказка» принадлежит не только прошлому, но настоящему и будущему.

В фильме «Карл Маркс. Молодые годы» рассказ о дружбе великого поэта и гениального мыслителя завершается грустно. Телезритель снова видит знакомую квартиру на улице Ванно. Упакованы чемоданы, связаны книги. Маркс и Женни готовятся к отъезду. Рядом — Гейне. Вещи выносят из комнаты, квартира пустеет. Время действия — январь 1845 года. По требованию прусского правительства французские власти высылают Маркса из Парижа. Сидя в кресле, печальным голосом, чуть отрешенно поэт читает:

Прощай, Париж, прощай, Париж.
Прекрасная столица.
Где асе ликует и цветет,
Поет и веселится!
В моем немецком сердце боль.
Мне эта боль знакома».
Пер. В. Левика

Эти вступительные строфы к поэме — у Гейне они гак и называются «Прощание с Парижем» — совсем недавно принадлежали одному только Гейне, выражая его чувства, его боль, столь неизбежную при прощании с городом, с которым он сроднился. Но поворот в судьбе Маркса сделал эти строки созвучными и ему, и Жен ни, стихи как нельзя точнее передают их мысли и чувства, вызванные столь внезапной разлукой с французской столицей, где завершился один из важных этапов биографии молодого Маркса.

Прощаясь с Гейне, Маркс произносит с улыбкой: «Если говорить честно, мне жалко здесь оставлять только вас, дорогой друг…» Авторы фильма и здесь правдивы. Отступление допущено самое малое: эти слова были написаны Марксом в прощальном письме к Гейне.

Из Брюсселя 24 марта 1845 года Маркс сообщал Гейне о таможенных и полицейских мытарствах, о появлении «Зимней сказки» в Брюсселе: «Ренуар и Бернштейн напечатали в Париже Вашу «Зимнюю сказку», указав Нью-Йорк как место издания, и направили ее для продажи сюда, в Брюссель» (т. 27, с. 387).

Карл Маркс понимал, что для Гейне всякое известие о распространении его поэмы было чрезвычайно важно, так как на ее пути к читателю уже при выходе ее в свет реакционерами было возведено немало барьеров.