Глава шестая. Самый популярный чужеземный поэт

Если собрать все русские переводы из Гейне, получится огромное собрание сочинений, в несколько раз превосходящее самые полные издания на языке оригинала. И неудивительно. Ведь на русском языке более десятка вариантов «Лорелеи», а «Германия. Зимняя сказка» известна в восьми версиях. Многие другие произведения Гейне переводились по многу раз еще сто лет назад. Не случайно И. С. Тургенев называл Гейне самым популярным чужеземным поэтом.

Но путь Гейне к русскому читателю был не таким уж гладким. Перед нами письмо, написанное в начале 40-х годов XIX века поэтом-переводчиком, познакомившим российского читателя со многими шедеврами немецкой музы. Обращаясь к Н. В. Гоголю с посланием «О поэте и современном его значении», В. А. Жуковский не желает даже называть Гейне по имени: «Но что сказать о… (я не назову его, но тем для него хуже, если он будет тобою угадан в моем воображении), что сказать об этом хулителе всякой святыни, которой откровение так напрасно было ему ниспослано в его поэтическом даровании и в том чародейном могуществе слова, которого, может быть, ни один из писателей Германии не имел в такой силе! Это уже не судьба, разрушившая бедствиями душу высокую и произведшая в ней бунт против испытующего бога, это не падший ангел света, в упоении гордости отрицающий то, что знает и чему не может не верить, — это свободный собиратель и провозгласитель всего низкого, отвратительного и развратного, это полное отсутствие чистоты, нахальное ругательство над поэтическою красотою и даже над собственным дарованием ее угадывать и выражать словом, это презрение всякой святыни и циническое, бесстыдно-дерзкое противу нее богохульство, дабы, оскорбив всех, кому она драгоценна, угодить всем поклонникам разврата, это вызов на буйство, на неверие, на угождение чувственности, на разнуздание всех страстей, на отрицание всякой власти — это не падший ангел света, но темный демон, насмешливо являющийся в образе светлом, чтобы прелестию красоты заманить нас в свою грязную бездну»{23}.

Вряд ли русский поэт в ту пору был знаком с «Зимней сказкой», которая только что вышла в свет. Но Жуковский уже на основе ранних стихов Гейне размышлял о том, сколь опасен его талант для «непорочных душ» читателей. Письмо к Гоголю написано под впечатлением только что прочитанных «Выбранных мест из переписки с друзьями». Он пытается вторить Гоголю, и оттого поэзия Гейне оказывается самым подходящим аргументом, доказывающим необходимость веры, мерзость богохульства и отрицания мирских авторитетов. В письме Жуковского обнаруживается не просто непонимание, а неприятие творчества Гейне. Талант Гейне под сомнение не ставится, но гнев вызывает обращение к низким темам и насмешливость автора. Жуковский не приемлет иронию Гейне, которая пришла на смену гармонии Гете. Для Жуковского и многих иных ниспровергателей Гейне в разных странах было неприемлемо то, что Гейне находился в оппозиции к существующему мироустройству во всех его политических, религиозных и эстетических проявлениях. Впервые русский читатель встретился с Гейне в конце 20-х — начале 30-х годов, прежде всего благодаря усилиям Ф. И. Тютчева, долгие годы жившего в Германии. В 30-е годы Гейне переводили редко и случайно. Пушкину и поэтам пушкинской поры Гейне не был особенно близок.

Конец 30-х — начало 40-х годов — время резкого поворота в отношении русских поэтов к Гейне. Это связано с новым общим пафосом русской поэзии, и шире — русской литературы. Сороковые годы — эпоха «натуральной школы» с ее критическим изображением действительности, с ее отталкиванием от романтических шаблонов. Революционно-демократическая критика, опираясь на творчество художников 40-х годов, увидела в Гейне автора, родственного им по своей позиции.

Гейне стал популярен в 40 — 60-е годы благодаря переводам М. Ю. Лермонтова, А. А. Григорьева, М. Л. Михайлова, А. Н. Плещеева, Л. А. Мея, А. Н. Майкова, А. А. Фета, а также многих второстепенных литераторов. Рецензенты даже возмущались, что переводить Гейне сделалось каким-то повальным недугом, всякий посредственный стихотворец полагает, что способен переводить Гейне.

Однако круг переводимых произведений Гейне был не столь уж обширен. Переводили в основном лирические «пиесы» из «Книги песен», зачастую одни и те же, по многу раз. Фельетонист Д. Минаев в журнале «Русское слово» (1863, кн. 11–12) высказал язвительную гипотезу: стихотворцы-графоманы публикуют переводы не «из Гейне», а из уже опубликованного сборника переводов М. Л. Михайлова.

Никто из дореволюционных авторов не переводил гейневских циклов целиком, редко публиковались и политические сатиры. Зачастую переводы были весьма далеки от оригинала. Гейне приспосабливали к злобе дня. излишне русифицировали, что дало повод выдающемуся знатоку и переводчику Гейне Ю. Н. Тынянову шутливо заметить, что Гейне «одевали в косоворотку нигилиста и народника»{24}.

Гейне долго оставался в России самым любимым иностранным писателем, его образ притягивал и поэтов, и критиков, и читателей. В этом есть своя логика. Скептический строй мышления Гейне-лирика, раскованность его чувствований привлекали к нему, заставляли подражать ему в поэзии и в жизни. Образ Гейне на основе его стихов рисовался удивительно обаятельным, ярким. Русского демократического читателя волновали и политические произведения Гейне, во многом из-за прямых ассоциаций между злободневными проблемами Германии и России. Отсталая, бюрократически скованная Россия… По отношению к ней язвительные определения Гейне звучали остро и попадали прямо в цель. Творчество Гейне предоставляло благодатный материал для размышлений о бесправии народа в ту эпоху и о его будущей свободе.

Вместе с тем в популярности Гейне в России этих лет было немало парадоксального. Русских читателей смущали насмешливые концовки многих стихов Гейне, они порождали вопрос: «Уж не пародия ли он?» В русской поэзии всегда существовало самостоятельное комически-пародийное направление. В 30—40-е годы это была поэзия создателя «госпожи Курдюковой» Ивана Mятлева, в последующие десятилетия возник Козьма Прутков, рождением своим отчасти обязанный и Гейне, так как его придумали поэты, любившие его и сочинявшие иной раз «гейнеоб-разные» произведения. Однако в русской поэзии, в отличие от прозы, смешения лирики с пародийной стихией не происходило, пародия была формой критики поэтических излишеств. Гейне поэтому зачастую ставил в тупик даже образованного читателя: было трудно порой разобрать, когда Гейне говорит всерьез, а когда шутит. По русским переводам нетрудно проследить, кто из переводчиков отдавал свои симпатии романтической лирике, а кто — романтической иронии.

Еще сложнее обстояло дело с произведениями политического характера. Стихи и поэмы Гейне связаны с очень конкретными политическими обстоятельствами; более того, они порой обращены к конкретным лицам. А реальная почва политических стихотворений Гейне была, в общем-то, неведома многим ценителям его поэзии. Все это создавало трудности, толкало к упрощению. Прежде всего это относится к поэме «Германия. Зимняя сказка», которая длительное время оставалась неизвестной читателю по разным причинам, в том числе и по цензурным. В конце концов отдельной книгой на русском языке поэма была издана за границей. Но чрезвычайно интересно, что обращение к поэме, ее журнальные переводы становились очень серьезным поводом для дискуссий по актуальнейшим политическим и нравственным проблемам. Такого не происходило ни в одной стране.

Поэма «Германия. Зимняя сказка» предъявляла высокие требования к мастерству переводчика, заставляла овладеть непривычной для русской поэтики стихотворной формой. Поэт-переводчик, взявшийся передать смысл «Зимней сказки» по-русски, обязан был знать множество реалий, связанных как с жизнью автора, так и с атмосферой Германии 40-х годов.

Критически оценивая феномен Гейне — его фантастическую популярность у русских поэтов и читателей и вместе с тем отсутствие или несовершенство переводов его некоторых произведений, — будущий переводчик «Зимней сказки» поэт Д. Минаев писал в уже упомянутом фельетоне в журнале «Русское слово»: «Кажется, уже более пятнадцати лет русские поэты стали знакомить нашу публику с песнями Гейне, а между тем по милости этих же самых русских поэтов публика мало знакома с поэтическою личностью немецкого юмориста. Автор «Германии» с его убийственным юмором, от которого мороз подирает по коже и в то же самое время вырывается неудержимый хохот, по милости наших переводчиков выходит чем-то вроде Ф. Берга, воспевающего зайчиков и цветочки. Ту сторону огромного таланта Гейне, где только выражается один его каприз, минутная лирическая шалость, наши переводчики возвели в общий тип поэзии Гейне и начали взапуски переводить его песенки вроде следующей:

Превратились, дитя, мои слезы
Для тебя в полевые цветы,
То не вздохи мои раздаются:
Соловья там заслушалась ты.
***
Полюби меня только — цветами
Я б усыпал малютки постель,
И всю ночь тебя стала б баюкать
Соловьиная нежная трель.

Подобного рода песни не только переводить, но и самому писать нетрудно, пользуясь приемом Гейне. Это ведь не то что перевести его зимнюю сказку «Германию», для чего нужно и переводчику иметь известную силу».

Любопытно, что, как и во Франции, русская «Зимняя сказка» начиналась с прозаических переводов.

Поэт-революционер М. Л. Михайлов, который опубликовал на русском языке свыше 120 стихотворений Гейне, был самым страстным пропагандистом творчества Гейне в середине прошлого века. В июльском выпуске журнала «Библиотека для чтения» в том же 1858 году он поместил большую статью о жизни и творчестве Гейне. Сожалея, что русскому читателю еще не знакома «самая блестящая сатира во всей германской литературе», Михайлов, дабы хоть как-то восполнить пробел, включил в статью прозаический перевод главы IX из «Германии. Зимней сказки»:

«Вот он, Тевтобургский лес, описанный Тацитом; вот оно, классическое болото, в котором засел Вар.

Здесь разбил его вождь херусков, благородный витязь Герман; немецкая национальность одержала победу в этом навозе.

Если бы Герман, со своими белокурыми дружинами, не выиграл сражения, то не было бы и немецкой свободы, и все мы превратились в римлян.

В отечестве нашем господствовали бы римские нравы и римский язык; даже в Мюнхене были бы весталки, и швабы назывались бы квиритами…

Слава Богу! Герман выиграл сражение, римляне были отражены, Вар пал со своими легионами, и мы остались немцами.

Мы остались немцами, и говорим по-немецки, как и прежде говорили; осел по-нашему все осел, а не asinus, швабы все швабы…

О Герман! Тебе обязаны мы всем этим! И поэтому-то воздвигается тебе монумент в Дет-мольде… и я пожертвовал на него свою лепту».

Несомненно, что М. Л. Михайлов собирался перевести поэму на русский язык, однако арест по доносу другого «пропагандиста» Гейне — Всеволода Костомарова, судебный процесс, ссылка и преждевременная смерть помешали поэту осуществить этот замысел.

Через год, в 1859 году, в журнале «Полярная звезда», издаваемом в Лондоне А. Герценом и Н. Огаревым, под заголовком «Из Wintermärchen» Гейне был опубликован небольшой отрывок из поэмы. Появление его в «Полярной звезде» не было случайным. Известно, какой огромный интерес вызывал Гейне у Герцена, десятки раз вспоминавшего о нем на страницах «Былого и дум», которые печатались в том же самом номере журнала. «Полярная звезда» предлагала читателям неизвестное произведение хорошо известного поэта.

Неизвестный переводчик весьма искусно перевел главу XIII (за исключением первых трех строф), где сын божий изображен врагом церковников и банкиров. Переводчик подчеркнул, что Иисус Христос у Гейне лишен канонического обличья, да и сам поэт обращается к нему не с молитвой, а с весьма дерзкими вопросами, которые уязвляют профессиональных христопродавцев. Этот первый поэтический перевод из «Германии. Зимней сказки» печатался потом всего один раз в 1859 году в Лейпциге в бесцензурном сборнике стихов «Лютня».

Переводчик всюду довольно точно воспроизводит гейневский текст. Любопытно одно отступление. Поэт из «Полярной звезды» в уста Иисуса Христа вкладывает лозунг Великой французской буржуазной революции, которого у Гейне нет. Но, вероятно, идея равенства и братства прозвучала тут вполне осознанно.

Собор фарисейский коварно, безбожно
На гибель тебя осудил.
Зачем же так смело, так неосторожно
Ты равенству, братству учил?

Во второй половине XIX века появляется целый ряд переводов поэмы. Выбор её для перевода и степень приближения к подлиннику зависели не только от дарования переводчика, но и от того, насколько он разделял идеи поэта.

За «Зимнюю сказку» брались переводчики, которым был чужд пафос гейневской политической сатиры. В. Водовозов и особенно Вс. Костомаров постоянно прибегали к автоцензуре, всячески приглаживая антимонархические и антиклерикальные выпады поэта.

В 1863 году под редакцией Ф. Н. Берга начало выходить первое «Полное собрание сочинений Г. Гейне в русском переводе» (Вс. Костомарова). Двойственное отношение к Гейне сквозит в предисловии Аполлона Григорьева. Известный русский поэт и критик по-своему ценил Гейне. Увлечение «Книгой песен» пришло к нему в юности. Вместе с другом студенческих лет, А. Фетом, он зачитывался стихами Гейне, некоторые мастерски перевел на русский язык. В предисловии поклонник поэзии Гейне словно спорит с самим же собою теоретиком. Он упрекает Гейне за излишнюю насмешливость. В этом он видит явную измену романтизму. Причины следует искать в эстетике Ап. Григорьева, который, как и Гейне, считал себя  «последним романтиком», но не был, а отличие от немецкого поэта, «первым критиком романтизма». Он признавал нормой цельность драматических переживаний, потому не мог не упрекнуть Гейне за постоянную ироничность: «Страстные движения в его душе никогда не дорастают до трагического и остаются чем-то болезненным». По сути, Ап. Григорьев критиковал не столько Гейне, сколько себя, когда был молод и безраздельно ему поклонялся.

В предисловии есть тонкие наблюдения. Ап. Григорьев, например, верно ощутил дистанцию между поэтом и создаваемым им портретом родины: «Здесь, в его поэме, вы чувствуете на каждом шагу, что не сын ругается тут над родной матерью, а вечный пришелец и вечный скиталец над страною, когда-то бывшею его местопребыванием; вы слышите, кроме того, судорожно-болезненный хохот юмориста, которому подчас жаль как поэту того, что он разбивает как мыслитель». Аполлон Григорьев правильно почувствовал: то, над чем смеется Гейне, ему в то же время и дорого.

Русская революционно-демократическая критика единодушно осудила недобросовестный перевод Вс. Костомарова. После выступлений Д. И. Писарева и M. Е. Салтыкова-Щедрина, В. А. Зайцева и Д. Д. Минаева «Зимняя сказка» уже не выходила в этом переводе.

Самобытный сатирический поэт и публицист Д. Минаев не только высмеивал косноязычные переводы Вс. Костомарова и В. Водовозова, но и сам переводил «Зимнюю сказку». К сожалению, произведение Гейне для русского читателя несколько утратило новизну. К тому же и сам Д. Минаев, переведя поэму в 1863 году, публиковал долгое время только отрывки в периодических изданиях и в собственных стихотворных сборниках. Целиком перевод Д. Минаева увидел свет лишь в 1881 году в тринадцатом томе Собрания сочинений Гейне под редакцией П. Вейнберга.

Перевод Д. Минаева, несомненно, очень талантлив, хотя местами и неточен. Переводчик Данте, Байрона, Гюго, Мицкевича, он обладал прекрасным даром стихотворца. У Минаева всюду живая непосредственная интонация, в его переводе впервые читатель почувствовал подлинное остроумие создателя поэмы. Русским переводчикам «Зимней сказки» было тем труднее, что в отечественной литературе поэм хоть сколько-нибудь близких этой не было. А ведь поэт, переводя иноязычное произведение, вольно или невольно опирается на традиции национальной поэзии, ищет аналогии в отечественной литературе. Переводы Вс. Костомарова и В. Водовозова оторваны от российской словесности, они никакие, это просто ознакомительные переводы. Д. Минаев, обратившись к «Зимней сказке», почувствовал родство ее с гражданской лирикой Н. А. Некрасова.

Д. Минаев в своем творчестве как оригинальный поэт принадлежал к «некрасовской школе». И как переводчик Гейне он иногда пользовался некрасовской лексикой, временами бывал по-некрасовски патетичен. Вот, например, как Минаев перевел известные стихи из главы I:

Будем счастливы все — пусть голода стон
Не коснется до нашего слуха;
Пусть, что добыто силою рук трудовых,
Не проглотит ленивое брюхо.

Д. Минаев в переводе «Германии», безусловно, нашел «стиль, отвечающий теме». Открытие это, думается, произошло благодаря своеобразному мысленному наложению гейненского текста на поэзию Некрасова. Например, говоря о Рейне, Минаев явно помнил о волжских мотивах в лирике Некрасова:

Я стоял светлой ночью на Рейнском мосту,
И с него в этот час предо мною
Открывался старинный приятель мой Рейн,
Озаренный полночной луною.
— Здравствуй, батюшка Рейн! Как живешь ты теперь?
Я давно уж с тобой не видался
И не раз в одиночестве, с тайной тоской
Я к твоим берегам прорывался.

То, что ключ к переводу «Германии. Зимней сказки» подсказала Минаеву поэтика Некрасова, было важно и для читателя: новое и неожиданное, что предлагал читателю Гейне, тем самым усваивалось легче.

Исследователь читательских интересов M. М. Ледерле в 1891 году разослал вопросник известным русским писателям, художникам, профессорам, спрашивая, какие книги оказали на них наибольшее воздействие. Среди 25 названных иностранных авторов Гейне встречается несколько раз. Любопытно, что есть ответы, в которых имена Гейне и Некрасова стоят рядом{25}.

«Германия. Зимняя сказка» в России печаталась либо в периодике, либо в собраниях сочинений поэта. Отдельной книгой поэма в России не могла выйти из-за цензурных запретов. В ряду других публикаций с неизбежными купюрами или в отрывках цензура дозволяла печатать. Но отдельным изданием — нет. Это показал опыт поэта В. М. Михайлова (он переводил Гейне наряду с М.Л.Михайловым). Не сумев напечатать свой перевод в России и не желая подвергать текст Гейне искажениям, он издал его в Германии. Так появилось первое отдельное издание книги Гейне на русском языке. На титульном листе значилось:

Германия. Зимняя сказка.

Г. Гейне

(написана в 1844 г.)

Перевод Заезжего,

Просмотренный И. С. Тургеневым

и исправленный по его замечаниям.

Лейпциг

Э. Л. Каспрович

1875.

Э. Л. Каспрович — известный лейпцигский издатель и владелец книжного магазина.

Заезжий — псевдоним В. М. Михайлова, в судьбе которого немалое участие принял Тургенев. Весной 1873 года он получил рукопись перевода от самого автора. Перевод понравился Тургеневу, который очень любил Гейне и сам, как известно, перевел несколько его стихотворений, положенных на музыку Полиной Виардо. Тургенев хотел напечатать поэму в «Вестнике Европы». Из Парижа он 5 мая 1873 года писал редактору журнала M. М. Стасюлевичу: «Я могу рекомендовать этот перевод как весьма добросовестный и удачный труд, который бы украсил страницы «Вестника Европы». Я два раза вместе с переводчиком прошел всю поэму от стиха до стиха, сверяя ее с подлинником, — и, кажется, результат был достигнут вполне удовлетворительный. Во всяком случае, этот новый перевод далеко превосходит водовозовский, — напечатанный несколько лет тому назад, — за это я могу поручиться. Одна беда: что скажет цензура, в наше время чуть ли не более строгая, чем в блаженные николаевские времена. Переводчик не желал бы подвергнуться слишком сильным искажениям — ив таком случае предпочтет взять рукопись назад»{26}.

Как и предвидели Тургенев и Михайлов, «Вестник Европы» отказался печатать новый перевод. Тогда переводчик задумал напечатать отдельное бесцензурное издание в Лейпциге, где в то время выходили многие русские книги, которые не могли быть напечатаны в царской России. По настоятельной просьбе Михайлова Тургенев написал предисловие:

«Позволяем себе рекомендовать русским читателям предлежащий перевод «путешествия в Германию», одного из самых замечательных произведений гениального Генриха Гейне. Распространяться о достоинствах этой поэмы — нечего: кому же она неизвестна и кто не знает, что именно теперь Гейне едва ли не самый популярный чужеземный поэт у нас в России? — Пересадить этот яркий, душистый — иногда слишком душистый цветок на родимую почву — было задачей не легкой, — но насколько мы можем судить, переводчик исполнил ее и добросовестно и счастливо, что не всегда совпадает, заметим кстати.

Мы не сомневаемся, что труд нашего соотечественника будет встречен единодушным одобрением всех любителей истинной поэзии, юмора и ума.

Иван Тургенев.

Париж декабрь 1874».

Мы процитировали предисловие И. С. Тургенева полностью. Обратим внимание на то, какую высокую оценку дает он немецкому поэту. Немногие из современников Тургенева решились бы назвать Гейне гениальным.

Перевод «Германии. Зимней сказки» точен, ритмика поэмы отличается динамичностью. Упрекнуть переводчика можно лишь за некоторое пристрастие к возвышенной псевдоромантической лексике. Вот как выглядит начало поэмы в переводе Заезжего:

Печальной ноябрьской порою, когда
День кратче, мрачней становился
И ветер рвал листья последние, — я
К пределам родным возвратился.
И только на землю отчизны ступил,
Как сердце сильнее забилось,
И, помнится, даже невольной слезой
Нежданно лицо оросилось.
Когда же коснулся ушей моих звук
Вновь речи германской, родимой.
Растаяло сердце в груди моей вдруг
От сладости неизъяснимой.

Перевод Заезжего неоднократно переиздавался в Лейпциге, а затем и в России, но всегда под псевдонимом с сохранением титульного листа первого издания.

В 1906 году, в период ослабления царской цензуры на волне революции 1905 года, поэма в переводе Заезжего была издана «Всеобщей библиотекой» — периодическим литературно-политическим журналом. Здесь состоялась еще одна — уже заочная — встреча Гейне с Марксом: поэма была напечатана в том же номере, где были опубликованы работы К. Маркса «Революция и контрреволюция в Германии» и «Классовая борьба во Франции в 1848–1850 гг».

Перевод Заезжего заинтересовал А. М. Горького. В 1906 году, находясь на Капри, он писал старому нижегородскому другу И. П. Ладыженскому, который руководил за границей всей партийной печатью большевиков: «…очень прошу Вас — выпишите! «Германия» Гейне есть у Каспровича»{27}.

Гейне стал одним из любимых поэтов А. М. Горького еще в юности. В повести «В людях» он поставил рядом два имени: Тургенева и Гейне. Увлеченному открывателю книжных сокровищ Алеше Пешкову казалось, что никто так не прославлял женщину, как эти два писателя. Уже в более поздний период творчества Горький сравнил отношение к народу у Лескова и Гейне, назвав поэта одним «из лучших демократов Германии»{28}.

На рубеже XIX–XX веков поэзия Генриха Гейне прочно входит в обязательный круг чтения русской демократической публики.

В 1901 году Общество распространения полезных книг издало рекомендательный указатель произведений Гейне и книг, посвященных жизни и творчеству немецкого поэта. Указаны в списке и переводы «Германии. Зимней сказки».

В этот период под руководством известной деятельницы народного просвещения X. Д. Алчев-ской издавались библиографические рекомендательные списки «Что читать народу?» с подзаголовком «Критический указатель книг для народного и детского чтения». Составители, рекомендуя народу произведения Генриха Гейне, уделяют ему заметное место как «любимому поэту широких народных масс Германии, нежному, болезненно чуткому к горестям и тяготам трудящегося люда, певцу-демократу»{29}.

Н. А. Рубакин в свой труд «Среди книг» — пособие для самообразования и для общеобразовательных библиотек — включил «Германию. Зимнюю сказку». Известный русский библиограф остановил свой выбор на издании 1906 года в переводе Заезжего. Н. А. Рубакин указывает и статьи, которые помогут читателю разобраться в содержании поэмы, работы Д. Писарева, Н. Шелгунова, Н. Михайловского, опубликованные лекции профессоров Д. Овсянико-Куликовского, А. Кирпичникова, А. Шахова и других.

Крупнейшие русские ученые, читая лекции по новейшей зарубежной литературе в российских университетах, а также на Высших женских курсах, не забывали о Гейне. Немецкий поэт интересовал их и как незаурядная личность, и как историк и критик немецкой идеалистической философии, и как тончайший и остроумнейший лирик. Меньше внимания все-таки уделялось «Зимней сказке». Вот выдержка из публичной лекции, прочитанной в 1886 году известным тогда профессором А. Кирпичниковым: «В 1844 г. Гейне приехал в Гамбург с Матильдой, чтобы показать ее родным и набраться новых впечатлений в покинутом отечестве. Последствием этой поездки был ряд остроумных политических сатир в стихах, известных под именем «Зимней сказки». «Зимняя сказка» произвела фурор в Германии и в особенности между либеральною молодежью, и Гейне сделался снова модным поэтом»{30}.

Это все, что было сказано о самом значительном творении Гейне. Видимо, ценность поэмы была не вполне понята в ту пору университетскими умами России. На эту мысль наводит и знакомство с лекциями приват-доцента А. А. Шахова, которые он читал в Московском университете и на Высших женских курсах. Человек исключительного дарования, он покорял аудиторию красноречием и блеском эрудиции. После его смерти (Шахов умер в 1877 году от чахотки, прожив всего 27 лет) его лекции были собраны и изданы. Читая их сегодня, нельзя не заметить, что он очень любил Гейне, восхищался его поэтическим даром, но молодого ученого чуть-чуть смущала его ироничность. «Наиболее удачное его произведение, наиболее злое и остроумное, — «Зимняя сказка» — тоже своего рода путевой дневник, — говорит Шахов с университетской кафедры в 1873–1874 учебном году. — Все фрагменты, эскизы, очерки, арабески. Один за другим перебирает он перстами артиста все лады действительности, не останавливаясь долго ни на одном явлении, метаясь от одной фигуры к другой, раздавая щелчки направо и налево, не будучи в состоянии вынашивать свои образы, а отдавшись неудержимому потоку представлений и наслаждаясь оригинальными комбинациями событий, лиц, чувств и понятий. Он не обдумывает материала, не вживается в явления, а хватает все, что навертывается на глаза, что попадает под руку, и обдает всю эту пестроту шипучим нектаром своих острот»{31}. Думается, А. Шахов размышлял о поэзии с позиции человека, воспитанного русской классической литературой и прежде всего русским романом. Он предъявлял к Гейне требования, которые может выполнить скорее прозаик. Гейне со своей импровизационной манерой был странен для читателя, привыкшего к другой художественной системе. Но это вовсе не значит, что самое значительное произведение Гейне не имело в России истинных ценителей. Их было немало, и среди них Г. В. Плеханов, который прекрасно знал его поэзию и нередко использовал его стихи в полемике. Так, полемизируя с Д. Мережковским, Плеханов в статье «Евангелие от декаданса» замечает: «Свою характеристику психологии голодного пролетария наш автор заимствовал у тех господ, о которых еще Гейне говорил, что:

Sie trinken heimlich Wein
Und predigen öffentlich Wasser.

Это старая песня. Каждый раз, когда «голодный пролетарий» предъявляет известные экономические требования сытому буржуа, этот последний обвиняет его в "грубом материализме"»{32}.

Крылатые слова из поэмы:

Они потихоньку пьют вино,
А вслух проповедуют воду

Г. В. Плеханов цитирует здесь по-немецки, но добавляет по-русски: «это старая песня» — это тоже цитата из главы I, только строфой выше.

Но, может быть, самое убедительное свидетельство того, насколько широко распространились стихи Гейне в России, как «обрусели» многие его строфы, — то, что известные по многочисленным русским переводам стихи Гейне часто использовались в большевистских листовках в начале 900-х годов. Например, в листовке, выпущенной 13 декабря 1901 года Киевским комитетом РСДРП, «Ко всем киевским столярам и мебельщикам» говорилось: «Живей же, братья, за дело! Будите спящих, сейте сознание социализма среди пробудившихся, теснее сомкните ряды, сознательные борцы за рабочее дело! Напишем на своем знамени: «Жить — так в борьбе» — и выступим на борьбу с правительством и хозяевами за свободное слово и свободный союз, за лучшую долю, словом, за политическую свободу и свободу труда.

Ленивому брюху мы есть не дадим,
Что создали дельные руки.
И царство небесное здесь создадим.
Жизнь без слез и без муки»{33}.

Эта цитата в листовке — чуть измененные популярные стихи из главы I «Германии. Зимней сказки». Скорее всего, автор листовки даже не стремился «переделать» Гейне, он просто процитировал по памяти (и потому неточно) полюбившиеся строки немецкого поэта.

Генрих Гейне принадлежал к числу любимых поэтов Владимира Ильича Ленина. По воспоминаниям Н. К. Крупской, в сибирской ссылке в Шушенском рядом с русскими классиками были «Фауст» Гете и томик стихов Гейне. На дружеских вечерах Владимир Ильич иногда декламировал стихи Некрасова, Беранже, Гейне и даже пел романс на его слова: «У тебя есть алмазы и жемчуг…». В библиотеке В. И. Ленина в Кремле имелись Полное собрание сочинений Гейне (приложение к журналу «Нива» на 1904 год) и два тома произведений Гейне, вышедшие под редакцией Ал. Блока.

«Германия. Зимняя сказка» была, несомненно, хорошо известна Ленину. В ответ на открытое письмо германского либерального политического деятеля Германа Фернау, требовавшего скорейшего заключения мира в Европе, председатель Совета Народных Комиссаров процитировал это произведение Гейне: "Wir sind ja alle Gottesgeschöpfe" («Ведь все мы божьи твари». — В. П.), сказал ваш великий Гейне. Мы одного мнения с Вами, и мы хотим для всех поражения милитаризма, т. е. мира, радости»{34}. В постановлении Совета Народных Комиссаров «О постановке памятников великим деятелям социализма, революции и проч.», подписанном В. И. Лениным, в список писателей и поэтов был включен и Генрих Гейне.

Памятник великому немецкому поэту был открыт в самый разгар гражданской войны, 17 ноября 1918 года. Он был поставлен возле главного подъезда Петроградского университета со стороны Менделеевской линии. Автором монумента Гейне был скульптор В. А. Синайский. К сожалению, материал был непрочный, скульптура не сохранилась. Но сохранилось много фотографий, на которых запечатлено торжественное открытие памятника. Поэт изображен печальным, фигура поставлена на низкий постамент, казалось, что немецкий поэт запросто беседует с А. В. Луначарским, который выступил с речью, и со всеми студентами, красногвардейцами и матросами, пришедшими на митинг. Многие из них наверняка впервые встречались с поэтом, имя которого было для них пока еще непривычным.

А в это время в Германии предшественники нацистов скромный гамбургский монумент в честь Гейне вымазали красной краской. Пролетарская молодежь, только что вернувшаяся с фронтов первой мировой войны, очистила и украсила памятник поэту. Однако бесчинства повторялись вновь, и тогда «высокомудрый» осторожный гамбургский сенат распорядился заколотить памятник досками. Никто не предполагал поначалу, как долго гранитного поэта придется прятать за временным забором.








Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх